Вакансия попалась на глаза случайно — в разделе «Магический персонал» местной газеты, между объявлением о поиске укротителя гиппогрифов и срочной продаже зачарованного пылесоса.
«Требуется няня для особого случая. Опыт работы с огнеопасными существами обязателен. Проживание предоставляется. Страховка включена (но лучше ею не пользоваться)»
Страховка — это, конечно, насторожило. Но зарплата… Зарплата заставила сердце учащённо застучать.
После трёх собеседований (первое — по телефону, второе — у ворот особняка, третье — уже под присмотром охранного голема) её наконец допустили до самого хозяина.
Мистер Скорн изучал её резюме с таким видом, будто искал скрытый подвох.
— Вы понимаете, что «особый случай» — это не просто капризный ребёнок с искрами из пальцев?
— Если бы я боялась огня, я бы работала в аквариуме, — парировала она.
Уголок его рта дёрнулся — почти улыбка.
Контракт подписали в тот же вечер.
***
Дождь стучал по зонту так яростно, будто хотел пробить его насквозь. Я поправила сумку через плечо, ещё раз проверила адрес и скептически оглядела особняк в готическом стиле. Высокие чёрные шпили, витражи с переплетением теней внутри и массивная дверь с ручкой в виде змеи — ну конечно, мой новый работодатель обязан жить именно в таком месте.
— Вы опоздали на двенадцать минут, — раздался холодный голос, едва я нажала на кнопку звонка. Дверь открылась сама, и передо мной возник мужчина. Высокий, в идеально сидящем тёмном костюме, с глазами, напоминающими расплавленное золото. Красивый. Опасно красивый.
— Пробки, — пробормотала я, сжимая резюме в руках. — Вы мистер Скорн?
— Именно я. — Он окинул меня оценивающим взглядом. — Вы… моложе, чем я ожидал.
— Но опыт у меня серьёзный, — парировала я, протягивая ему папку. — Русалки, грифоны, даже пара юных оборотней.
Он пролистал резюме, не меняясь в лице.
— Вам придётся иметь дело с… сложным случаем.
— Я справлялась и не с такими.
— Сомневаюсь. — Его губы дрогнули в подобии улыбки. — Мой… подопечный плохо контролирует огонь. И ненавидит людей.
— Обычное дело для драконят, — махнула я рукой.
— Он не драконёнок.
В этот момент где-то наверху грохнуло, стены содрогнулись, а по лестнице скатился клубок дыма. Мистер Скорн стиснул зубы.
— Кажется, у него опять приступ.
Я уже открыла рот, чтобы спросить, что это значит, как вдруг второй этаж осветило багровое зарево, и чудовищный рёв потряс люстры.
— Так… где мой работодатель? — медленно переспросила я.
Золотые глаза вспыхнули в полумраке.
— Вы уже с ним разговариваете.
И тут я поняла: «няня для дракона» в вакансии значилось буквально.
Кабинет мистера Скорна напоминал логово – книги в кожаном переплете, тяжелые шторы, пропускающие лишь багровый свет заката, и массивный дубовый стол, на котором лежал... мой контракт. Я провела пальцем по пункту 4.1:
"Няня обязуется обеспечивать контроль, уход и эмоциональную стабильность Подопечного в периоды повышенной активности..."
— Вы не указали, что Подопечный — это вы сами, — голос мой звучал ровно, но пальцы сжали ручку так, что костяшки побелели.
Он стоял у камина, его профиль резко очерчивался на фоне огня.
— Технически, это не ложь. В состоянии трансформации я действительно... не совсем себя контролирую.
— То есть я должна успокаивать вас, когда вы начинаете дымиться, как перегретый самовар?
Уголок его губ дрогнул – почти улыбка.
— Если выражаться точно... да.
Я швырнула контракт на стол. Чернильница подпрыгнула.
— А пункт про "физическую безопасность няни"? Вы собирались предупредить, что могу превратиться в жареный зефир?!
Он резко развернулся. В камине с треском рухнули угли, и на секунду его зрачки сузились в вертикальные щелки – совсем как у рептилии.
— Во-первых, за последние пять лет я сжег только двух нянь.
— Это должно меня утешить?!
— Во-вторых, — он перекрыл мой голос, внезапно оказавшись в шаге от меня, — если бы я написал правду, вы бы пришли?
Запах дыма и дорогого виски. Глаза, в которых плавилось золото. Глупый, глупый вопрос.
— Нет, — прошептала я.
— Вот и ответ.
Где-то в доме треснуло стекло. Он вздрогнул, и по его руке пробежала волна перламутровых чешуек.
— Кажется, вам пора зарабатывать зарплату, мисс Няня.
Так она и попала в особняк, чтобы стать няней взрослому и очень опасному дракону.
***
Комнату ей выделили на третьем этаже, под самой крышей.
— Тут теплее, — сухо пояснил дворецкий (точнее, голем, исполнявший его обязанности). — И стены толще. На случай, если хозяин… задымится.
Комната оказалась уютной, но странной. Кровать с балдахином не для романтики, а чтобы искры не долетали до простыней. Камин, который не растапливали, очевидно, в этом доме хватало других источников тепла. В шкафу были огромные запасы кожаных перчаток и огнестойких фартуков — своего рода «рабочая форма». Окно с видом не на сад, а на тренировочный двор, где земля была выжжена до стекловидного состояния.
На столе лежала записка:
«Ужин в 7. Если услышите рёв — не выходите, это не ваша забота. Пока что.»
На кухне царил хаос.
Кастрюли передвигались сами, ножи чистили себя в воздухе, а посреди этого колдовского беспорядка стояла женщина с чешуйчатыми красными локонами и глазами, как у кошки.
— А, новенькая! — Она окинула её взглядом, от которого по спине пробежал холодок. — Я Марго. Готовлю, убираю, иногда туша хозяина, если он уж очень разойдётся.
— Тушите… мистера Скорна?
— О, милая, ты ещё не видела, как он в гневе фарфор плавит взглядом. Марго хрипло рассмеялась. — Я тут потому, что мы с ним одной крови. Ну, почти. Моя бабка была драконицей, а его прадед — чертовски упрямым магом. Вот проклятие и вышло кривоватым.
Ужин подавали в малой столовой — не в парадном зале с позолоченными канделябрами, а в уютной комнате с дубовым столом, где камин не пылал, а лишь тлел углями. Видимо, лишний огонь в этом доме был нежелателен.
Когда я вошла, мистер Скорн уже сидел во главе стола, склонившись над бокалом темно-красного вина. Его пальцы обхватывали стекло так, будто он боялся раздавить его в ладони.
— Садитесь, — сказал он, не глядя. — Марго сегодня экспериментирует с меню. Если еда начнёт двигаться — не пугайтесь.
Я осторожно опустилась на стул.
— А если она загорится?
Он впервые поднял глаза — золотистые, с едва заметным вертикальным зрачком.
— Тогда это моя вина. Но пока такого не случалось.
Марго внесла первое блюдо — суп, от которого поднимался пар, но… необычный.
— Бульон с фениксовыми травами, — пояснила она. — Если хозяин вдруг чихнёт — хоть не задохнётесь от дыма.
Я подняла ложку.
— Вы всегда так… предусмотрительны?
— Только с теми, кто не горит, — усмехнулся мистер Скорн.
Он отпил вина и наконец задал вопрос, который, видимо, давно крутился у него в голове:
— Почему вы выбрали именно эту профессию? Няня для магических существ — не самое безопасное занятие.
Я положила ложку.
— Потому что обычные дети меня не впечатляют. А вот, скажем, юный гиппогриф, который выклёвывает пуговицы у гостей — это уже интересно.
Его бровь дрогнула.
— И с чем вам приходилось иметь дело?
Я ухмыльнулась.
— Хотите полный список?
Он кивнул.
— За годы работы я убедилась: обычные дети — это скучно. Но стоит добавить немного магии, перьев и пламени — и вот уже каждый день превращается в испытание на прочность. Грифонята из Альпийского заповедника стали моим первым серьёзным вызовом. Три предыдущие няни уволились после того, как их платья внезапно задымились — малыши решили, что шелест юбок "оскорбляет их пернатое достоинство". Я быстро поняла: эти горделивые создания просто не знали, куда деть охотничий инстинкт. Решение пришло неожиданно — я сложила сотню бумажных журавликов и запустила их по ветру в вольере. С тех пор у нас был ритуал: каждое утро начиналось с "охоты", а вечером мы подсчитывали трофеи. Главное правило — гости должны были носить штаны.
Дракон усмехнулся, но не прокомментировал мое начало рассказа, дабы не мешать мне продолжить его.
— Следующими были два маленьких оборотня — лисица и волк, которые в полнолуние превращали особняк в филиал леса. Они грызли мебель, выли на луну прямо над кроватями и однажды даже закопали серебряные ложки в саду "про запас". После бессонной недели я договорилась с местным алхимиком — он построил в подвале зачарованный лабиринт с механическими зайцами. "Ночь охоты" стала их любимым временем: они носились по коридорам, пока не падали без сил, а утром просили добавки к завтраку.
Но настоящим испытанием стал русалёнок в частном особняке. Каждые двадцать минут пол под ним превращался в озеро — к ужасу паркету и моим ботинкам. После того как третий ковёр отправился в сушильную печь, я нашла компромисс: акварельные краски, растворяющиеся в воде. Он рисовал волны, замки из пены, а потом "нырял" в свои картины, растворяя их. Это было гипнотизирующее зрелище — словно наблюдаешь, как оживают детские фантазии.
Мне казалось, что я уже начала надоедать дракону, но он, к моему великому удивлению, облокотился на руку и продолжал меня внимательно слушать.
— А потом был молодой огненный саламандр, который воспринимал мир исключительно как материал для поджога. Его игрушки жили в среднем три минуты. В отчаянии я принесла мешок угольков — и неожиданно это сработало. Он часами строил башни, мосты, целые крепости... а потом с визгом радости рушил их в фонтан искр. Это научило меня главному: иногда нужно не запрещать, а просто дать разрушать правильно.
Сейчас, глядя на мистера Скорна, я понимала — всё это было лишь подготовкой. Ведь дракон, в отличие от моих прежних подопечных, прекрасно осознаёт, что он делает. И это куда опаснее.
Мистер Скорн слушал, не прерывая, но когда я упомянула саламандра, его пальцы слегка сжали нож.
— А были… неудачи?
Я вздохнула.
— Был один фениксёнок. Он решил, что я — идеальная жердь для его первого возрождения.
— И?
— Я месяц ходила с подпаленными волосами.
Вдруг — он рассмеялся.
Тихий, низкий звук, больше похожий на рык, но явно смех.
— Значит, дракон вас не испугает.
— Если только вы не планируете использовать меня как точилку для когтей.
Он откинулся на спинку стула, и впервые за вечер напряжение в его плечах ослабло.
— Знаете, мисс Няня… вы можете оказаться именно тем, кто мне нужен.
В этот момент Марго внесла десерт — пирог, который дымился, но не горел.
— Малиновый, с перцем чили, — пояснила она. — Чтобы привыкала к жару.
Я отломила кусочек.
— Справится ли с этим ваш "подопечный"?
Мистер Скорн потянулся к пирогу — и вдруг его ноготь на мизинце на секунду стал чёрным и острым, как коготь.
— Посмотрим.
Последние капли вина в бокале мистера Скорна казались гуще, чем должны быть – темно-рубиновыми, почти черными. Аврора наблюдала, как они медленно стекают по стеклу, пока кухонная дверь не захлопнулась за спиной Марго, оставив их в зыбком круге света от дымящихся свечей.
— Вы не доели десерт, — заметил он. Его пальцы слегка постукивали по столу, и при каждом движении Аврора улавливала едва заметное дрожание – будто под кожей что-то пульсировало, пытаясь вырваться.
— После истории с фениксёнком я осторожничаю с горячим, — я отодвинула тарелку с дымящимся пирогом, но не смогла удержаться от укола: — Хотя, полагаю, для вас это скорее комнатная температура?
Уголок его рта дёрнулся. Не улыбка – скорее оскал, обнаживший на мгновение слишком ровные, слишком острые зубы.
— Вы всё ещё проверяете границы, мисс Аврора.
— А вы всё ещё не сказали, где они проходят.
Я проснулась от того, что по моим щекам скользнуло что-то теплое и шершавое. Я резко открыла глаза и увидела в сантиметре от своего носа... огромный золотистый зрачок, суженный в вертикальную щель.
— Не двигайтесь, - прошептал голос из темноты. Это был мистер Скорн, но звучало это так, будто слова проходили сквозь слой горячего песка.
Я медленно отвела голову назад и увидела:
Половина его лица была покрыта черными чешуйками. Пальцы, впившиеся в край ее кровати, удлинились и завершались изогнутыми когтями. А из-за спины, разрывая ночную рубашку, выпирали...
— Крылья? - выдохнула я.
Он резко отпрянул, столкнув со столика флакон с духами. Стекло разбилось, и по комнате пополз терпкий аромат жасмина, смешанный с запахом гари.
— Вы не должны были это видеть, - его голос теперь звучал как два голоса - человеческий и тот, что напоминал скрежет камней.
Я вскочила, наступив босой ногой на осколок. Вскрикнула, и что-то в этом звуке заставило его вздрогнуть.
Чешуйки на его лице зашевелились.
— Не подходите! - прошипел он, но было поздно.
Я уже сделала шаг вперед, протягивая руку. — Вы же не...
Мои пальцы коснулись его щеки. В комнате стало тихо.
Чешуйки под моим прикосновением стали... теплыми. Не обжигающими, а просто горячими, как нагретый на солнце камень.
— Интересно, - прошептала я.
Он замер, не дыша.
За окном рассвет только начинал окрашивать небо, и в этом свете я увидела, как его зрачки снова стали круглыми.
— Вы... - он сглотнул. — Вы не боитесь?
Я вдруг рассмеялась. — Боюсь. Но не вас.
Я показала на разбитый флакон.
— Мои любимые духи. Вот за это я вас точно возненавижу.
И тогда случилось нечто невозможное.
Мистер Скорн... усмехнулся. Настоящей, человеческой усмешкой.
А из разбитого флакона вдруг поднялся тонкий дымок и сложился в воздухе в слово:
— Прости.
Я открыла рот, но в этот момент где-то внизу громыхнула входная дверь и раздался голос Марго:
— Хозяин! Они нашли нас!
Тень снова легла на его лицо. Но теперь это была не тень превращения. Это была тень войны.
— Одевайтесь, - сказал он, уже полностью человек. — Мы уезжаем. Прямо сейчас.
Я только кивнула, подбирая с пола осколки. Среди них я нашла маленькую чешуйку - черную, с золотым ободком.
Я сунула ее в карман. На всякий случай.
***
Я едва успела натянуть кожаные штаны и сапоги (спасибо Марго, которая предусмотрительно положила в шкаф "аварийный комплект"), когда в дверь врезался голем-дворецкий.
— Магический совет прислал следопытов, — прорычал он каменным голосом. — Они у ворот.
Мистер Скорн уже ждал внизу, закутанный в черный плащ. Его глаза в предрассветных сумерках светились, как тлеющие угли.
— Где Марго?
— Отвлекает их чаем с мандрагорой. У нас минут десять.
Он швырнул мне сверток:
— Одежда с защитными рунами. Надевай в дороге.
Я хотела спросить, куда они вообще поедут, но в этот момент со стороны ворот донесся оглушительный взрыв. Пламя вырвалось вверх, окрасив двор в багровый свет.
— Теперь пять минут, — скрипяще вздохнул голем.
Мистер Скорн схватил меня за запястье и потащил через черный ход. Его пальцы были обжигающе горячими.
Конюшня оказалась вовсе не конюшней. Вместо лошадей в стойлах стояли...
— Грифоны? — выдохнула я.
— Прокачанные, — коротко бросил он, расстегивая ошейник одного из них. — Без седел. Только хватка и баланс.
Животное ощерилось, когда она попыталась приблизиться.
— Он не любит...
— Я знаю, как обращаться с грифонами, — перебила я, резко вскинув руку.
Птицелев замер, учуяв запах ее ладони — все те же масла, что она использовала для альпийских малышей. Через секунду он уже тыкался клювом в ее карман в поисках угощения.
Мистер Скорн наблюдал за этим с странным выражением.
— Вы...
— Позже. Она уже вскочила на спину грифону. — Летите первым. Если что-то пойдет не так — я отвлеку их.
Он хотел возражать, но новый взрыв где-то у особняка заставил его стиснуть зубы.
— Держитесь за гриву. Если упадете — я не развернусь.
Они взмыли в воздух как раз в тот момент, когда трое магов в серебряных мантиях ворвались во двор.
— ВОЗЬМИТЕ ИХ!
Я пригнулась, когда над головой просвистела молния. Ее грифон взревел и рванул в сторону, но...
— Левее! — крикнула я, заметив, как мистер Скорн делает резкий разворот.
Он не услышал. Или проигнорировал.
А между тем прямо по курсу его грифона уже разворачивалась стальная сеть — ловушка для летающих тварей.
Я действовала на автомате. Резкий рывок вниз и мой грифон нырнул под сеть. Я швырнула кусок мяса из кармана прямо перед носом грифона мистера Скорна.
Птицелев инстинктивно рванул за едой — и вынес хозяина из под сети в последний момент.
Мы приземлились в лесу в пяти милях от поместья. Мистер Скорн соскочил с грифона и в три шага оказался перед ней.
— Вы...
— Сумасшедшая? Да. Я тяжело дышала. — Но живая. И вы тоже.
Он схватил меня за плечи — и тут я поняла, что он дрожит.
— Вы рисковали...
— Это моя работа, — я выдохнула. — Присматривать за буйными существами. Даже если они...
Мой голос прервался, когда он вдруг прижал меня к себе.
Не обжигающе. Просто тепло.
Где-то вдали кричали магические голоса. Но здесь, под сенью дубов, пахло только дымом и...
— Вы испачкали плащ, — пробормотала я, видя следы грифоньих когтей на дорогой ткани.
Он рассмеялся. По-настоящему.
— Теперь вы точно никогда не уволитесь.
Я стояла перед зеркалом в своей комнате, сжимая в кулаке ту самую черную чешуйку с золотым ободком. Она впивалась мне в ладонь, но я сжимала ее еще сильнее — боль помогала не кричать.
— Все это было... проверкой?
Мои пальцы дрожали, когда я поправляла порванный рукав. Внизу уже раздавались голоса — обычные, человеческие, без следов недавней паники. Смех Марго. Спокойные шаги мистера Скорна по мраморному полу.
Как будто не было никакого нападения. Ни взрывов. Ни погони.
Я глубоко вдохнула, глядя на свое отражение: растрепанные волосы, ссадина на щеке, глаза...
О, боги, глаза выдавали все.
Я резко плеснула ледяной воды в лицо.
Правило первое няни: никогда не показывать гнева подопечному.
Даже если этот "подопечный" только что устроил спектакль, из-за которого я чуть не сломала шею.
Внизу пахло кофе и свежей выпечкой.
— Ах, вот и наша героиня! — Марго махнула мне лопаткой для торта, как будто мы не мчались на грифонах от воображаемой угрозы два часа назад.
Мистер Скорн сидел во главе стола с газетой в руках. Совершенно обычный. Совершенно человеческий. Только когда он поднял глаза, я заметила — золотистые зрачки сузились, будто оценивая мое состояние.
— Вы хорошо держитесь в кризисных ситуациях, — произнес он, откладывая газету.
Кофе в моей чашке вдруг покрылось рябью. Оказывается, руки все еще дрожат.
Я медленно поднесла чашку к губам, прежде чем ответить:
— Спасибо. Хотя в следующий раз можно просто спросить о моих навыках.
Марго закашлялась.
Он наклонил голову — почти как грифон перед атакой.
— Справка из магического университета говорит одно. Реальность... другое.
Я откусила кусок круассана. Медленно. Потом аккуратно вытерла пальцы салфеткой.
— Значит, теперь я прошла аттестацию? — Голос не дрогнул. Отлично.
В углу комнаты голем тихо поскрипывал, вытирая пыль с вазы. Та самая ваза, что была "разбита во время нападения".
Мистер Скорн вдруг улыбнулся. По-настоящему.
— Более чем. Хотя... — он протянул руку через стол, — ...вы забыли кое-что.
На ладони лежал крошечный осколок стекла — от моих духов.
Значит, он заметил.
Я взяла осколок, стараясь не коснуться его пальцев.
— Взамен, — я вытащила из кармана чешуйку и положила ее рядом с его тарелкой, — ваша.
Марго резко встала, загремев посудой.
Но он только рассмеялся.
— Берегите ее. Такие... редкие.
Я подняла бровь:
— Как и хорошие няни.
Правило второе: если работодатель играет в игры — играйте лучше.
Я допила кофе, встала и, уже выходя, обернулась:
— Кстати, завтрак прекрасен. Особенно после такого утра.
Пусть гадают, что я имела в виду.
Но когда я поднялась в свою комнату и заперла дверь, только тогда позволила себе швырнуть подушку в стену.
Чешуйка в моей ладони была теплой.
Как живой.
***
Я сидела у камина, перебирая в руках ту самую чешуйку, когда в дверь постучали. Не резкий стук голема, не громыхающий удар Марго — легкое, почти человеческое прикосновение.
— Войдите.
Дверь открылась, и на пороге возник мистер Скорн. Без плаща, без привычной маски холодности. В простой темной рубашке с расстегнутым воротом.
— Вы не пришли на ужин, — сказал он.
Я подняла бровь:
— После сегодняшнего "испытания" у меня не было аппетита.
Он вздохнул и, к моему удивлению, сел в кресло напротив — не как хозяин, а как... гость.
— Я хотел извиниться.
Это было неожиданно.
Я отложила чешуйку:
— Искренне или потому что боитесь, что я уйду?
Огонь в камине вспыхнул ярче, осветив его лицо — золотистые глаза, резкие скулы, едва заметное напряжение в челюсти.
— И то, и другое.
Честно.
Я не смогла сдержать улыбку:
— Наконец-то что-то понятное в вас.
Он наклонил голову, изучая меня:
— Вы не похожи на других.
— Потому что не убежала при первом же "рыке"?
— Потому что смеетесь, когда должны бояться.
Я протянула руку к камину, позволив теплу обжечь пальцы:
— Я работала с огненными саламандрами. Ваше пламя... не самое страшное, что я видела.
Он резко встал, подошел к окну. Его силуэт на фоне лунного света казался почти... обычным.
— Вы знаете, как я получил это проклятие?
Я замерла. Наконец-то.
— Догадываюсь. Предательство?
Он рассмеялся — горько, беззвучно:
— Ирония в том, что я сам его заслужил.
Тишина.
Я ждала, зная — сейчас или никогда.
— Я был... другим. Холодным. Расчетливым. И когда мой друг оказался в беде, я выбрал выгоду вместо верности.
Его пальцы сжали подоконник, и я увидела, как дерево под ними потемнело — не от огня, а от внезапного холода.
— Он проклял меня, чтобы я узнал, каково это — гореть изнутри и не иметь контроля.
Я встала, подошла к нему. Не касаясь. Просто... близко.
— А теперь?
Он обернулся. В его глазах было что-то новое — уязвимость?
— Теперь я боюсь, что сожгу тех, кто мне дорог.
Я медленно подняла руку, давая ему время отстраниться. Не отстранился.
Мои пальцы коснулись его щеки — там, где сегодня утром была чешуя.
— Я не так легко горю.
Он закрыл глаза, прижался к моей ладони.
— Это опасно.
— Знаю.
Камин погас. Но в темноте его кожа под моими пальцами все еще была теплой.
Но сейчас... сейчас было только это.
Тишина. Тепло.
И два сердца, бьющихся в унисон — одно человеческое, другое... не совсем.
Замок напоминал музей, который забыли закрыть на реставрацию.
Я провела пальцем по подоконнику в библиотеке, и пыль легла толстым серым слоем на коже. Шторы когда-то были бордовыми, а теперь выцвели до грязно-розового. А кресла в гостиной... Боги, они выглядели так, будто в них умерло несколько поколения драконов.
Марго, увидев мой осуждающий взгляд, только фыркнула:
— Не смотри на меня. Он не разрешает ничего менять.
— Почему?
— Потому что это "нарушит его концентрацию", — передразнила она, размахивая шваброй, как мечом.
Я решила действовать.
Первая попытка была больше логической.
Я застала его в кабинете, где он изучал древний фолиант с обугленными краями.
— Мебель разваливается, — начала я.
— Меня это устраивает, — даже не поднял глаз.
— В библиотеке грибок.
— Я не читаю в библиотеке.
— В моей комнате кровать скрипит.
Тут он наконец взглянул на меня:
— Вы хотите новую кровать?
— Я хочу, чтобы весь замок не напоминал гробницу!
Он снова уткнулся в книгу:
— Привыкайте.
В этот момент я настолько разозлилась, но если бы я подала вид, то ничего бы в будущем не смогла бы решить и кардинально изменить. Поэтому я решила действовать осторожно и хитро.
Вторая попытка была уже с хитрецой. Я притащила в гостиную самый ветхий стул и уселась напротив него.
— Что вы делаете? — нахмурился он.
— Жду, когда он развалится у меня под пятой точкой. По расчетам — минут через пять.
Стул предательски скрипнул.
Мистер Скорн вздохнул:
— Вы упрямы.
— А вы консервативны.
Через десять минут стул действительно сломался. Я как могла грациозно шлепнулась на пол.
Он не сдвинулся с места.
— Вам больно?
— Только моей профессиональной гордости.
В третий раз я сменила тактику. Я нашла его в старом крыле, где он редко бывал. В комнате, заваленной детскими вещами — деревянным мечом, разбитой лютней, книжкой сказок... И поняла.
На ужин я надела платье, в котором приехала — единственное нарядное.
— Вы сегодня... — он замер.
— Особенная? Да. Потому что сегодня годовщина.
— Чего?
— Того дня, когда вы перестали жить.
Он застыл с бокалом у губ.
— Я не...
— Эта комната на третьем этаже. С игрушками. Вы запечатали себя вместе с ними, не так ли?
Бокал в его руке треснул.
— Не ваше дело.
— Теперь мое. Я встала, подошла к окну. — Я не прошу выбросить память. Я прошу... дать ей новую жизнь.
Молчание.
Потом:
— Делайте что хотите.
И он вышел.
На следующий день Марго ворвалась ко мне с криком:
— Что ты натворила?!
Я испугалась, что перегнула. Но нет. В коридоре стояли десять големов с тряпками и ведрами. А в библиотеке... Мистер Скорн сам снимал запыленные шторы.
— Только не трогайте западное крыло, — бросил он мне через плечо.
Я улыбнулась:
— Пока что.
Я проснулась от того, что по моему носу проползло что-то мягкое и пушистое. Открыв один глаз, я увидела, как по моей подушке марширует цепочка пылевых кроликов, увлеченно несущих кусочек паутины, словно знамя.
— Марго?!
За дверью раздался грохот, будто там пронеслось стадо каменных быков. Я накинула халат и выскочила в коридор — прямо в эпицентр хаоса.
Замок напоминал поле боя. Шесть големов-уборщиков, каждый размером с медведя, методично терзали многовековые наслоения пыли. Один драил люстру, с которой сыпались окаменевшие мухи времен прадеда. Двое выколачивали ковры, поднимая такие тучи, что в воздухе висела настоящая пылевая буря. Самый маленький (метра полтора) с энтузиазмом чистил книги, оставляя после себя аккуратные стопки… переплетов без страниц.
— СТОП! — я выхватила у него томик «Истории драконьих родов». — Ты же стираешь текст!
Голем склонил «голову», его каменные пальцы виновато поскрипывали:
— Чисто. Должно быть чисто.
— Боги, да ты же вандал!
Из-за угла выкатилось облако серой пыли, в центре которого маячила фигура Марго. Ее рыжие волосы теперь напоминали седое облако, а в руках она сжимала швабру, как алебарду.
— Ну что, няня, довольна? — она чихнула, и из ее ноздрей вырвались две искры. — Триста лет пыли! Теперь мы все задохнемся!
В этот момент с верхнего этажа донесся глухой удар — и вниз по лестнице покатился… диван. Нет, то, что ОСТАЛОСЬ от дивана после встречи с големом-энтузиастом.
— ЭТО АНТИКВАРИАТ! — завопила Марго, бросаясь спасать обивку.
Я прислонилась к стене (и тут же отпрыгнула — на камне остался четкий отпечаток моего халата)…
И увидела Его.
Мистер Скорн стоял на галерее второго этажа, в идеально чистом черном костюме, в то время как вокруг бушевала пылевая буря. Его золотые глаза следили за големом, который с упоением отдирал обои с фамильным гербом.
— Вы… довольны? — крикнула я, прикрывая рот рукавом.
Он медленно спустился, чудесным образом оставаясь чистым, и остановился в шаге от меня.
— Это был ваш план.
— Я не знала, что они такие… старательные!
Внезапно его рука мелькнула перед моим лицом — и сняла с моей головы что-то пушистое. Огромный комок пыли, принявший форму короны.
— Поздравляю, — его губы дрогнули. — Вы официально королева хаоса.
Где-то наверху с грохотом рухнул шкаф. Марго завопила. Големы запели (да, у них оказались скрипучие голоса).
А он… смеялся. Тихим, глухим смехом человека, который впервые за долгие годы увидел, что его дом — живой.
— Продолжайте, — сказал он и… погладил меня по голове, оставив за собой дорожку из чистых пятен в моих пыльных волосах.
Я чихнула.
— Это приказ?
— Приглашение.
И когда он ушел, я поняла — пыль на его ботинках все же осталась.
Маленькая победа. А в той самой запертой комнате… Дверь приоткрыта еще на дюйм.
Марго стояла посреди гостиной, сжимая в руках образцы ткани так крепко, что из-под ее пальцев шел легкий дымок.
Я нашла Марго в винном погребе, где она с нездоровым усердием перебирала бутылки. Ее руки дрожали, а из уголков глаз сочился едва заметный дымок — верный признак волнения у полукровок.
— Он спросил про мать? — бросила она, не оборачиваясь.
— Нет. Но я видела, как ты смотрела на эти шторы.
Бутылка в ее руках издала звонкий стук о каменный пол. Марго не стала ее поднимать.
— Она сшила их для его шестнадцатилетия, — голос кухарки звучал так, будто рвался сквозь горло, обжигая его. — Из своего свадебного платья. Смеялась, что теперь драконы будут охранять его сны.
Тень промелькнула в дверном проеме. Я обернулась — никого. Но в воздухе повис терпкий запах гари.
Он слушал.
Марго выпрямилась, будто сбросив с плеч невидимый груз:
— Магический совет убил ее. Не мечом, нет.
Она резко развернула рукав своей блузы — под ним, среди обычных веснушек, змеились ожоги в виде рун.
— Они объявили ее "нестабильной". Говорили, что драконья кровь делает полукровок опасными. Провели "обряд очищения".
Я почувствовала, как по спине пробежал холодок.
— Он видел?
— Весь двор видел.
Из темноты раздался хруст — будто кто-то сжал в кулаке стекло.
Марго не дрогнула:
— Она держалась, пока не услышала его крик. Тогда... тогда выпустила пламя. Последнее.
В погребе стало так тихо, что я услышала, как где-то капает вино из разбитой бутылки.
— Почему он не...
— Не превратился? — Марго горько усмехнулась. — Мать закляла его человеческую форму перед смертью. Последний подарок.
Тут тень в дверях зашевелилась.
— На десять лет, — раздался его голос. — Заклятие действовало до моего двадцать шестого дня рождения.
Он вышел на свет — совершенно человеческий, если не считать глаз. Они горели так, что на стенах плясали отражения драконьих силуэтов.
— А потом мой лучший друг, — он сделал паузу, — помог совету наложить новое "проклятие". Чтобы я никогда не смог...
— Отомстить, — закончила я.
Тишина.
Марго вдруг швырнула в стену другую бутылку.
— Черт бы побрал их всех! Она была добрейшей из нас!
Осколки дождем посыпались на пол.
Мистер Скорн впервые за все время подошел к Марго и положил руку ей на плечо.
— Теперь ты можешь повесить ее портрет в гостиной.
И ушел, оставив нас среди битого стекла и невыплаканных слез.
***
Позже я нашла его в той самой комнате — он сидел на полу, сжимая в руках детскую рубашку, а вокруг в строгом порядке были разложены игрушки.
— Она... — он не поднял головы, — шила их сама. Говорила, что драконы тоже должны уметь держать иголку.
Я села рядом, не касаясь, просто была там.
За окном новые шторы колыхались от ветра, и золотые драконы будто оживали в лунном свете. Охраняя сны. Но главное — дверь в детскую больше не закрыта. И впервые за много лет... В замке пахнет не пылью, а живыми цветами. Теми самыми, что она любила.
Марго застала нас на кухне в три часа ночи.
Я сидела на столе, болтая ногами, в пижаме с единорогами (подарок от предыдущих подопечных), а мистер Скорн — о боги, мистер Скорн — стоял у плиты и... жарил блины.
— Ну конечно, — кухарка уперла руки в бока, и ее драконьи глаза сузились в щелочки. — Как только я отлучаюсь на пять минут, вы уже тут в халатиках и с кулинарными подвигами.
Блин на сковороде вспыхнул синим пламенем.
— Это не... — начал он.
— Мы не... — попыталась я.
Марго громко хлопнула дверью и принялась рыться в шкафу.
— Ладно, признавайтесь. Кто первый заговорил о проклятии?
Мы переглянулись.
— Он, — указала я.
— Она догадалась, — сказал он одновременно.
Марго достала бутыль с жидкостью цвета крови и три бокала.
— Значит, пришло время.
Она налила нам по полному бокалу. Запах ударил в нос — мед, перец и что-то... живое.
— Пейте. Это не для веселья, а чтобы не упасть в обморок.
Я сделала глоток — горло тут же сжалось, будто обожженное.
— Что это?!
— Правда, — усмехнулась Марго.
И начала рассказ.
— Ваш род, хозяин, никогда не был просто людьми.
Она провела пальцем по краю бокала, и в воздухе возникло изображение — древний замок, окруженный горами.
— Ваши предки были драконьими всадниками. Но не рабами — партнерами. Они делились кровью, чтобы стать сильнее.
Картинка сменилась: люди с чешуйчатой кожей и горящими глазами.
— Но потом пришли охотники. И ваш прадед сделал выбор — спрятать силу, запечатать ее в потомках. Чтобы выжить.
Мистер Скорн сжал кулаки — по коже пробежали черные прожилки.
— Так почему же сейчас...?
Марго вздохнула:
— Потому что проклятие вашего "друга" не создало ничего нового. Оно просто... разбудило то, что спало веками.
Она повернулась ко мне:
— А ты, девочка, тут вообще не случайно.
Я поперхнулась:
— Что?
— Твой род — из тех самых хранителей, что помогали драконьим всадникам. У тебя в крови есть защита от огня.
Вот почему я не обжигалась.
Мистер Скорн встал так резко, что стул упал:
— Ты знала?
Марго пожала плечами:
— Догадывалась. Но проверка это подтвердила — когда она коснулась тебя в форме дракона и не получила ожогов.
Я смотрела на свои ладони. Во мне есть... что?
— Но зачем мне это знать сейчас? — прошептала я.
Кухарка налила себе еще вина:
— Потому что магический совет не просто так нас ищет. Они чувствуют пробуждение крови. И если поймают его...
Она посмотрела на мистер Скорна:
— Они попытаются повторить эксперименты твоего прадеда. Только теперь не для защиты. Для войны.
Тишина. За окном завыл ветер.
Мистер Скорн первым нарушил молчание:
— Значит, мое проклятие...
— Не проклятие, — перебила Марго. — Наследство.
Я допила свой напиток до дна.
Я проснулась от того, что по моей щеке скатилась капля воска. Над кроватью плясали отражения пламени — слишком живые, слишком беспокойные.
Камин в его кабинете горел всю ночь.
Я нашла его сидящим перед огнем с обнаженной спиной. В свете пламени я разглядела то, что было скрыто под одеждой все это время — сеть бледных шрамов, складывающихся в сложную руну.
— Это не проклятие, — он не обернулся, но его голос обжег сильнее огня. — Это клеймо.
Я подошла ближе. Теперь руна была видна четко — переплетение линий, напоминающее клетку.
— Они... запечатали тебя?
— Мой "друг" был специалистом по драконьей магии. — Его пальцы сжали подлокотники кресла, оставляя вмятины. — Он знал, что пробужденная кровь требует выхода. И создал клапан.
Пламя в камине вспыхнуло ярче, осветив две тонкие цепи из черного металла, висящие над очагом.
— Эмоции открывают шлюзы. Но только частично. Настоящую силу...
— Они держат взаперти, — закончила я.
Он резко встал, и в этот момент шрамы на его спине вспыхнули синим — будто отвечая на ярость.
— Они боялись, что я стану как мать. Что выпущу пламя и сожгу их проклятый совет дотла.
Я протянула руку, но не коснулась шрамов. Еще нет.
— А теперь?
Он повернулся. В его глазах бушевала буря, которую ничто не могло унять.
— Теперь они боятся, что я узнал правду. Что их печать...
Внезапно его голос прервался. Где-то в замке звякнуло стекло.
Марго ворвалась без стука, ее лицо было белее известки:
— Следопыты у ворот. На этот раз... с серебряными сетями.
Он закрыл глаза — и по всей комнате затрещали швы книжных переплетов от внезапного жара.
— Значит, пора показать им...
Шрамы на его спине засветились так ярко, что стали видны даже сквозь рубашку.
— ...что клетка сломана.
Кабинет наполнился густым дымом, когда мистер Скорн разорвал на груди рубашку. Я впервые увидела полную картину — не просто фрагменты шрамов, а цельный магический символ, опоясывающий его тело как змея, кусающая собственный хвост.
— Они называют это Узы Драконоборца, — его голос звучал хрипло, будто сквозь слои пепла. — Древняя магия, созданная для укрощения королевских особей.
Я шагнула ближе, несмотря на волну жара. Теперь при свете пламени стало видно — тончайшие серебряные нити, вплетенные в шрамы, мерцали неестественным светом.
— Твой друг...
— Был главным исследователем Совета, — он оскалился, и в этот момент чешуя проступила вдоль линии челюсти. — Всю нашу дружбу он документировал, как я реагирую на стресс, на боль, на...
Громовой удар потряс замок. Где-то внизу Марго кричала что-то о "порохах" и "арбалетах".
— Он знал, что делал, — продолжал он, будто не слыша хаоса. Пальцы впились в стол, оставляя борозды в дубе. — Эта печать не просто сдерживает превращение. Она направляет силу в определенное русло.
Я вдруг поняла:
— Ты не можешь сжечь их.
— О, могу, — его смех прозвучал как предсмертный хрип. — Но только себя.
Вот почему он боялся близости. Новый удар — на этот раз дверь в холле вылетела с петель. Послышались металлические шаги — не големов, а рыцарей в зачарованных доспехах.
Мистер Скорн схватил меня за плечи. Его глаза полностью стали золотыми, без следов человеческого.
— Аврора, последняя правда: печать связана с моей волей. Если я... если потеряю контроль полностью...
— Ты сгоришь изнутри, — закончила я.
Он кивнул. Где-то внизу раздался взрыв.
— Тогда мы ее снимем, — я схватила со стола ритуальный кинжал, который он когда-то показывал мне как экспонат. — Прямо сейчас.
— Ты не понимаешь! — он впервые закричал, и стекла в окнах треснули. — Без ограничителя я стану тем, чего они боятся!
Я встала на цыпочки, чтобы быть с ним на одном уровне.
— Хорошо.
— Что?
— Стань.
Тишина. Потом... Печать на его груди вспыхнула алым. А за дверью раздался первый крик умирающего мага. Но самое важное — Аврора только что дала ему разрешение убить их всех.
И печать начала распадаться.
Последняя серебряная нить печали лопнула с звуком рвущегося пергамента. В тот же миг комната взорвалась ослепительным светом.
Я зажмурилась, чувствуя, как горячий ветер бьет по лицу. Когда же открыла глаза...
Он стоял, окруженный золотым сиянием. Не монстр. Не обезумевший дракон. Король.
Его кожа мерцала перламутровыми чешуйками, крылья — огромные, переливающиеся — были расправлены, но не в угрозе. В признании. На лбу горела корона из синего пламени, но она не обжигала, когда я, не раздумывая, шагнула вперед.
— Так вот ты какой, — прошептала я.
Его глаза — все те же золотые, но теперь полные ясности — встретились с моими.
— Ты не испугалась.
Где-то снизу донесся крик Марго: "Да сожгите их уже, черт побери!" и грохот падающей мебели.
Но здесь, в эпицентре бури, было странно спокойно.
— Что теперь? — спросила я.
Он протянул руку — когтистую, но осторожную.
— Теперь мы покажем им разницу между монстром...
Внизу распахнулись двери. В проеме стояли пятеро магов с поднятыми посохами.
Он улыбнулся.
...и королем.
Крылья расправились шире, пламя короны вспыхнуло ярче — но не в атаке. В приветствии.
— Уходите, — сказал он, и в голосе звучала не угроза, а приказ. — И передайте Совету: их время закончилось.
Старший маг, седой мужчина с опаленными бровями, вдруг опустился на колени.
— Ваше величество...
Остальные последовали его примеру.
Я наблюдала, как страх в их глазах сменяется трепетом, и поняла: они не ожидали этого. Они готовились к зверю.
А перед ними стоял наследник престола.
Когда маги ушли, дрожа как осиновые листья, он обернулся ко мне. Пламя короны погасло, крылья сложились за спиной.
— Ты знала?
Я рассмеялась:
— Знала только, что ты заслуживаешь большего, чем прятаться в руинах.
Закат окрашивал гостиную в медовые тона, когда я впервые увидела настоящую магию этих штор. Солнечный луч, пробиваясь сквозь тончайшую ткань, отбрасывал на стены и пол совершенно четкие силуэты — не статичные узоры, а движущиеся изображения.
Маленькие золотые дракончики, словно живые, играли в луче света.
Один гонялся за собственным хвостом, оставляя за собой искрящийся след, а другой важно шествовал, расправив миниатюрные крылья. Третий же устроился в углу "комнаты" из света и тени, увлеченно что-то жуя.
Я замерла на пороге, рот открылся сам собой.
— Нравится?
Он стоял у окна, намеренно встав так, чтобы его силуэт стал частью "представления". Его очертания — теперь всегда чуть больше человеческих, с едва заметными острыми контурами — соединились с теневыми драконами, будто вожак стаи.
— Как...
— Материнская магия, — он провел пальцем по краю шторы, и дракончики тут же устремились к нему, как птенцы к родителю. —Она вплела в ткань частичку своей души. Чтобы охранять мой сон.
Один из теневых драконов отделился от стены и запрыгнул мне на плечо. Я почувствовала легкое покалывание, как от статического электричества.
— О, он тебя признал! — Марго появилась с подносом, на котором дымился травяной чай. — Последний раз они так реагировали только на его отца.
Теневой дракончик уютно устроился у меня на шее, свернувшись колечком.
— Значит...
— Значит, добро пожаловать в семью, — он улыбнулся, и в этот момент все теневые драконы синхронно взмахнули крыльями, заполнив комнату движущимися узорами.
Солнце село. Но на секунду мне показалось, что золотые искры так и остались висеть в воздухе...
Как обещание. Как начало.
Теневые дракончики внезапно замерли, когда я впервые спросила:
— Почему я до сих пор не знаю твоего имени?
Воздух в гостиной стал густым, словно перед грозой. Даже Марго, обычно бойкая на язык, резко застыла с чайником в руках.
Он медленно поднял глаза — золотые зрачки сузились в тонкие полоски.
— Потому что драконье имя — не просто слово.
Теневые дракончики сгрудились у его ног, образуя живую баррикаду.
— Это ключ.
Марго громко поставила чайник на стол.
— Ох, ну вот, началось, — проворчала она, но в ее голосе слышалась тревога.
Он поднял руку, и пламя — настоящее, жаркое — вырвалось из ладони, свернувшись в вращающийся шар. Внутри огня мерцали руны.
— Мое настоящее имя было выжжено из памяти Совета. Из документов. Даже из камней этого замка.
Я почувствовала, как по спине побежали мурашки.
— Кто-то очень не хотел, чтобы ты его вспомнил.
Пламя в его руке взорвалось, превратившись в миниатюрную сцену. Изо рта ребенка вырывается золотой свет и впитывается в кристалл
— Отец, — его голос стал жестким, как сталь. — Он забрал мое имя в день смерти матери. Чтобы Совет не мог использовать его против меня.
Я протянула руку к огненному видению — и оно обожгло пальцы.
— Но почему сейчас...
— Потому что имя дракона дает власть над ним, — внезапно сказала Марго, разливая чай с дрожащих рук. — А наш мальчик теперь слишком важен, чтобы рисковать.
Теневые дракончики вдруг взлетели, образуя над его головой корону из теней.
— Когда-нибудь, — он сжал кулак, и видение погасло, — когда мир будет готов принять драконьего короля...
— Ты скажешь мне?
Он посмотрел на меня так, что все тени в комнате потянулись в нашу сторону.
— Нет.
Сердце упало.
— Я прошепчу.
И в этот момент все теневые дракончики синхронно свернулись в кольца, будто охраняя тайну, которой еще не существует.
Марго громко хлопнула крышкой чайника:
— Ну все, хватит мистики! Кто хочет пирог с черникой?
Но даже когда мы уже ели десерт, тени на стенах продолжали танцевать — странный, завораживающий танец, в котором угадывались очертания древних драконьих букв...
Имя, которое ждет своего часа.
***
Каждый раз, когда он входил в комнату, мне приходилось сознательно регулировать дыхание — вдох на четыре счета, выдох на шесть. Как учили в Няньской Академии для особо сложных случаев. Профессионализм прежде всего.
Но никакие тренировки не могли остановить предательское учащение пульса, когда солнечный свет падал на его скулу, подчеркивая едва заметный перламутровый отсвет под кожей.
Симпатия? Это слово казалось слишком простым для того вихря, что поднимался у меня в груди.
Гнев, когда он намеренно отдалялся, прячась за маской холодности,нежность, когда он тайком подкармливал тех самых теневых дракончиков кусочками засахаренных фруктов и боль, когда видел его сжатые кулаки во время превращений — будто он ненавидел каждую чешуйку на себе
Я ловила себя на том, что запоминаю мелочи. Как он прикусывает нижнюю губу, читая древние фолианты. Звук его смеха — низкого, хрипловатого, словно припорошенного пеплом.
Марго, конечно, все видела.
— Ты пялишься на него, как голодная кошка на жареную рыбу, — бросила она как-то утром, вручая мне поднос с завтраком.
— Я анализирую его состояние, — ответила я слишком быстро, перекладывая вилку с места на место. — Чтобы предугадать следующий приступ.
Кухарка фыркнула, показывая все свои острые зубы:
— Да уж, приступ. Только не у него.
Я сжала поднос так, что костяшки побелели. Правила. Этика. Профессиональная дистанция. Эти слова звучали в голове мантрой.
Но потом...
Тот вечер в библиотеке.
Мы сидели у камина, и он неожиданно протянул руку, чтобы снять паутинку с моих волос. Его пальцы замерли в сантиметре от кожи, и я увидела, как зрачки расширились, став почти человеческими.
— Прости, — он резко отдернул руку, словно обжегся. — Я...
Я отпрянула первой.
— Не надо.
Два слова, которые разрезали что-то между нами. Он ушел, оставив запах дыма и грусти.
Я заметила это в самый неподходящий момент. Когда он стоял на коленях перед камином, разжигая огонь голыми руками. Пламя лизало его пальцы, а я...
Я не могла отвести взгляд. Это начиналось с малого. У меня учащалось сердцебиение, когда он входил в комнату и предательское тепло в щеках, когда наши руки случайно соприкасались. Ночные мысли, от которых я кусала подушку, стыдясь самой себя и это было очень непрофессионально. Недопустимо. Опаснo.
Я повторяла это как мантру, когда он сегодня утром придвинул ко мне чашку чая, и его пальцы задержались на блюдце на секунду дольше необходимого.
Мое тело предательски отреагировало. Я стала избегать его. Выбирала самые дальние стулья во время совещаний. Скрещивала руки на груди, как будто могла физически удержать свое сердце от глупостей
Но хуже всего были его глаза — эти проклятые золотые глаза, которые видели слишком много.
— Вы чего-то избегаете, Аврора? — спросил он вчера, загородив мне выход из кладовой.
Я прижала к груди связку сушеных трав, словно это могло защитить:
— Просто соблюдаю профессиональную дистанцию.
Его бровь едва заметно дрогнула — он понял.
— Дистанция, — повторил он, и в его голосе зазвучали нотки того самого рыка. — Как вам удобно.
Сегодня утром я нашла у двери первую чешуйку — идеальную, золотистую, теплую на ощупь. Тест. Провокация.
Я положила ее в шкатулку и закрыла на ключ.
Но ночью, когда замок уже должен был спать, я тайком доставала ее и проводила пальцем по гладкой поверхности, представляя...
Нет.
Я швырнула чешуйку в угол, где тени тут же укрыли ее своими телами.
— Я ваша няня, — прошептала я в темноту. — Только няня.
Но зеркало на стене лживо отражало мое лицо — раскрасневшееся, с слишком блестящими глазами.
Как у влюбленной дурочки. А внизу, в гостиной, теневые дракончики начали новый танец — странный, страстный, совсем не детский...
Он загородил мне дверь, когда я хотела уже уйти. Его широкая фигура отбрасывала тень, в которой я оказалась заключена. Его золотистые глаза изучали мое лицо с непривычной интенсивностью.
— Вы чего-то избегаете, Аврора? — снова он задал мне этот вопрос.
Я крепче прижала к груди связку сушеных трав, словно они могли стать барьером между нами.
— Просто соблюдаю профессиональную дистанцию, — мой голос прозвучал слишком резко, выдавая нервозность.
Он приподнял бровь, уголок его рта дрогнул в едва уловимой усмешке.
— Дистанция? — он сделал шаг ближе, и воздух вокруг нас сгустился от тепла его тела. — Интересно, а где в вашем контракте прописано, насколько близко няне позволено подходить к подопечному?
Мое сердце бешено застучало, но я не отступила.
— Достаточно близко, чтобы успокоить, но не настолько, чтобы... — я замялась, чувствуя, как горят щеки.
— Чтобы что, Аврора? — он наклонился чуть ближе, его дыхание обожгло мою кожу.
Я сжала зубы, собирая всю свою профессиональную выдержку.
— Чтобы забыть, что это всего лишь деловые отношения. Я — няня. Вы — подопечный. И точка.
На мгновение в его глазах мелькнуло что-то — разочарование? Досада? Но тут же исчезло, сменившись привычной холодной маской.
Он отступил, освобождая путь, и внезапно комната показалась слишком большой, а воздух — слишком холодным без его тепла.
— Как вам удобно, — его голос снова стал ровным, бесстрастным, каким был в первые дни нашего знакомства. — Но если вдруг решите... пересмотреть условия контракта...
Он задержал взгляд на моих губах дольше, чем следовало, прежде чем развернуться и выйти.
Я осталась стоять, сжимая травы так, что сухие стебли крошились в пальцах.
Ложь. Мы оба знали, что это ложь. Но правила есть правила.
А я всегда была слишком хорошей няней, чтобы их нарушать.
Даже если сердце рвется на части.
***
С тех пор как в гостиной повесили новые шторы, в замке завелся странный обычай.
Ровно в восемь вечера, когда солнце начинало садиться, он появлялся в дверях — без приглашения, без слов. Просто приходил и садился в свое кресло у окна, где золотистые драконы на ткани оживали в лучах заката.
В первый вечер я притворилась, что не замечаю его. Во второй —кивнула и углубилась в книгу. К третьему... Я начала ждать.
Прибиралась в гостиной чуть дольше, чем нужно. Поправляла подушки на диване с особой тщательностью. Даже принесла плед — на случай, если вечер выдастся прохладным.
Профессиональная забота. Ничего более.
Но когда он сегодня вошел, что-то изменилось.
Он нес две чашки дымящегося шоколада — тот самый, с корицей и перцем чили, который я случайно обмолвилась, что люблю.
— Не подумайте, что это что-то... — он замялся, поставив чашку передо мной.
— ...непрофессиональное? — я завершила фразу за него, и наши взгляды встретились.
В его золотых глазах плясали отражения дракончиков со штор.
Мы молча пили шоколад, наблюдая, как тени удлиняются по стенам.
Ничего не произошло. И все изменилось.
Теперь это наш вечерний ритуал — молчаливое перемирие между тем, что должно быть, и тем, что может быть.
А когда он уходит, его чашка всегда оказывается ровно на том же месте, где стояла вчера. Как приглашение. Как обещание. Как начало чего-то, чему мы оба еще не готовы дать имя.
На десятый вечер шоколад оказался слишком горячим.
Я неосторожно глотнула и обожгла губы, непроизвольно ахнув. Он мгновенно оказался рядом — его пальцы осторожно приподняли мой подбородок, а глаза изучали повреждение с профессиональным интересом.
— Драконы не чувствуют ожогов, — прошептал он, и его дыхание остудило обожженное место лучше любого заклинания. —Но я могу...
Я отстранилась слишком резко, опрокинув чашку. Темная лужица расползлась по столу, повторяя очертания драконьего крыла.
Я проснулась от звука, напоминающего скрежет зубов каменного великана. За окном еще только светало, но в коридоре уже царил хаос – големы-уборщики начали свой ежеутренний рейд.
"Щадящий режим", как мы его называли, был относительным понятием.
В дверном проеме замер голем номер четыре (я дала им номера, после того как они стерли половину табличек с именами). Его гранитные пальцы с неестественной аккуратностью снимали паутину с люстры:
— Чистота – 87%, – прорычал он механическим голосом, – уничтожено 13 артефактов.
Я вздохнула, подбирая с пола остатки средневекового гобелена (теперь напоминавшего дуршлаг), фарфоровую куклу прабабушки (голова аккуратно откручена и поставлена рядом).
Что-то, что могло быть либо старинной рукописью, либо очень грязной тряпкой
— Артефакт 14, – констатировал голем, поднимая половину моей любимой шали.
Учебник по "щадящей уборке" гласил:
1.Не более 5 повреждений в час
2.Паутина – враг номер один
3.Гобелены путать с мусором нельзя (это правило висело в каждом углу, написанное огненными буквами после инцидента с фамильным древом).
Голем номер два медленно и торжественно выносил ковер-самолет (теперь больше похожий на половик) на солнечную террасу "проветриться". По пути он зацепил вазу, но поймал ее в воздухе и почти не задел портрет, только слегка облупил раму.
Марго наблюдала за этим, скрестив руки:
— В мое время големы хотя бы знали разницу между паутиной и кружевными занавесками!
В этот момент голем номер три вынырнул из-под дивана с триумфальным видом, держа в каждой руке. В левой настоящий паучий мегаполис и в правой – воротник королевы Изабеллы из парадного портрета.
— Очистка завершена, – отрапортовал он, с одинаковым энтузиазмом швыряя и то, и другое в огненную топку для мусора.
— СТООООП! – взвыла Марго, но было поздно – редчайший артефакт XVI века превратился в горстку пепла.
Я поспешно записала в журнал улучшения: на 40% меньше разбитых ваз, только 2 исторических реликвии утрачены и паутина уничтожена на 100%.
Когда он появился в дверях, все големы замерли в почтительных позах, один при этом нечаянно раздавил табурет, но тут же изобразил, что так и было задумано.
— Прогресс? – спросил он, подымая бровь в сторону дымящегося мусорного ведра.
Я гордо подала ему журнал:
— Ваш замок теперь на 85% менее похож на гробницу!
Его губы дрогнули. Почти улыбка.
— Тогда, может быть... – он медленно провел пальцем по записи, оставляя маленький ожог на пергаменте, – в следующий раз попробуем с цветами?
Голем номер пять радостно заскрипел и тут же вырвал букет из вазы, чтобы "продемонстрировать готовность".
Лепестки дождем посыпались на пол.
85% – не предел.
Я застыла на пороге бального зала, в руках сжимая золотой веник (подарок Марго "для важных персон"), когда передо мной разверзлась эпическая картина:
Голем номер семь висел на люстре, как каменная обезьяна, пытаясь языком слизнуть пыль с гербового щита. Каждый раз, когда его гранитный язык касался металла, раздавался звук, похожий на нытье неподмазанной телеги.
Голем номер три в это время героически сражался с ковром-самолетом, который, обидевшись на предыдущую чистку, активно сопротивлялся.
— Артефакт сопротивляется очистке! — гудел голем, беспомощно болтая каменными ногами.
Марго ворвалась в зал с тазом мыльной пены и щеткой для спины дракона, единственный инструмент, способный выдержать големовую уборку.
— Я же говорила — ковры сначала надо УБЛАЖАТЬ! — рявкнула она, швыряя в ковер горсть конфет из кармана.
Ковер замер, задумался, а затем аккуратно опустил голема и завернулся вокруг сладкой добычи, как кот вокруг угощения.
В этот момент голем номер пять совершил подвиг. Он обнаружил за шкафом потерянную реликвию, серебряную ложку прапрадеда. Торжественно понес ее через весь зал, споткнулся о собственную ногу и выпустил ложку прямо в окно. Ложка сверкнула на солнце и исчезла в садовых кустах с веселым звоном.
— Артефакт... перемещен для проветривания? — неуверенно пробормотал голем, задумчиво потирая каменный затылок.
Я упала на ближайший диван, захлебываясь смехом:
— 68%! Всего 68% похожести на гробницу!
Даже теневые дракончики вылезли из своих углов, чтобы потеряться от зрелища.
И тут дверь распахнулась. Он стоял на пороге, в идеально чистом камзоле, с поднятой бровью, осматривая происходящее.
— Я... — он замялся, его глаза бегали от одного беспорядка к другому.
— УБОРКА! — хором выдохнули мы с Марго.
Его губы дрогнули. Потом задрожали. И наконец — он РАССМЕЯЛСЯ, настоящим, громовым смехом, от которого проснулись и заворчали даже самые дальние големы
— Ложку... — он с трудом выговорил между приступами смеха, — ...найдем после дождя!
И вот мы все стояли посреди полуразрушенного, но уютного хаоса — дракон, полукровка, няня и куча каменных идиотов — и смеялись до слез.
68% — это только начало.
Я осторожно переступила порог библиотеки, впервые за неделю осмелившись проверить результаты "щадящей" големовой уборки. Воздух, обычно густой от вековой пыли, теперь пах бергамотом и старым пергаментом. Марго, видимо, тайком развесила мешочки с травами между стеллажами.
Прогресс бросался в глаза. Полки больше не напоминали лохматых зверей, дерево сияло под слоем воска, хотя в некоторых местах слишком рьяная полировка стёрла гербы. Люстра, прежде похожая на осиное гнездо из паутины, теперь сверкала хрустальными подвесками. Один голем, правда, забыл снять бирку с цены, и она болталась, как украшение. А ковёр у камина больше не кашлял облаками пыли при каждом шаге, хотя его узор теперь напоминал абстрактное искусство после слишком усердной чистки.
Я подошла к ближайшей полке, провела пальцем по корешкам — и чихнула.
— Будьте осторожны, мисс, — раздался скрипучий голос у меня за спиной.
Я обнаружила их совершенно случайно, когда перебирала поврежденные големами фолианты в дальнем углу библиотеки. Записи были спрятаны внутри выдолбленного тома "Истории драконоборчества" — тонкие, как крылья стрекозы, пергаменты, испещренные выцветшими чернилами.
Первая запись датировалась 300-летней давностью:
"Сегодня прибыла новая смотрительница — рыжеволосая девица с глазами цвета морской волны. Его Величество, вопреки обыкновению, не испепелил ее при первой же встрече. Будем наблюдать..."
Я замерла, пальцы непроизвольно сжали хрупкий лист.
Вторая записка, уже другим почерком:
"Она продержалась рекордные три месяца. Вчера ночью видел, как он поднес к ее лицу цветок — и тот не загорелся. Сегодня утром ее увезли с обожженными руками. Его Величество не выходил из своей пещеры семь дней и семь ночей."
Третья — совсем короткая:
"Попытка №23. И снова провал. Почему он продолжает это делать?"
Я лихорадочно перебирала страницы, пока не нашла самую свежую — не старше пяти лет:
"Прислали новую — специалиста по огненным саламандрам. Кареглазая, с шрамом на левом запястье. Он уже трижды "случайно" проходил мимо ее комнаты. Боги, да когда же он научится?"
На полях чьей-то нервной рукой было приписано:
"Они все были рыжими. Все. Это не случайность."
В этот момент тень упала на пергамент.
— Нашел тебя библиотекарь, — его голос звучал слишком ровно. — Говорит, ты что-то "интересное" откопала.
Я медленно подняла голову.
Он стоял, загораживая свет от окна, руки крепко сжаты за спиной. В его золотых глазах читалось что-то между яростью и... стыдом?
— Сколько их было? — спросила я тише шепота.
Его веки дрогнули.
— Достаточно, чтобы понять закономерность.
Я встала, все еще сжимая пергаменты. Сердце колотилось так громко, что, казалось, его слышно по всему замку.
— Рыжие. Кареглазые. Специалисты по огненным существам.
— Да.
— Ты... ты их подбирал.
Он резко повернулся к окну, его плечи напряглись под тонкой тканью рубашки:
— Я думал... может быть, хоть одна...
Голос сорвался, словно обожженный изнутри.
Я шагнула ближе, перекрывая расстояние, которое так старательно соблюдали все эти недели.
— И что? — коснулась его плеча, чувствуя, как мускулы вздрагивают под пальцами. — Когда понял, что я "подхожу под параметры" — что решил?
Он обернулся так резко, что я инстинктивно отпрянула. Его глаза горели настоящим пламенем, а по шее уже ползли перламутровые чешуйки.
— Решил, что на этот раз... — он сжал мои запястья, но не обжигая, а словно боясь, что я исчезну. — ...лучше уж сжечь все чертовы записи.
Тишина.
Где-то за спиной теневые дракончики робко выглядывали из-за полок. Я разжала его пальцы одной рукой, а другой подняла самый старый пергамент:
— Они все ошибались в одном.
— В чем? — его дыхание обожгло мои губы.
— Думали, что тебя нужно приручить.
Я разорвала пергамент пополам.
— А мне всегда нравились дикие драконы.
Пепел записей кружился в воздухе, когда он притянул меня к себе — не как рыцарь принцессу, а как дракон свою добычу.
Где-то вдалеке библиотекарь-голем деликатно прикрыл дверь каменной спиной.
История больше не повторялась. Она наконец-то изменилась.
Я сидела в библиотеке, уткнувшись носом в потрёпанный том "Истории магических существ", когда за моей спиной раздался лёгкий скрип — не тяжёлые шаги голема, не энергичный топот Марго, а что-то... новое.
— Мисс Аврора?
Я обернулась и застыла.
В дверях стояло существо, которое невозможно было спутать ни с кем. Высокий, почти до потолка, но невероятно хрупкий на вид. Кожа цвета старой пергаментной бумаги, покрытая тончайшими чернильными узорами. Глаза как два мерцающих свитка, в которых перемещались древние тексты, а руки были сложенны как страницы закрытой книги.
Архивариус.
Одно из редчайших магических существ — хранитель знаний, воплощённая библиотечная душа.
— Я... — мой голос предательски дрогнул.
— Прислан преподавать вам "Историю магических существ", — его голос шелестел, как переворачиваемые страницы. — По личному распоряжению Его Чешуйчатого Величества.
Я уронила книгу.
Архивариус поднял её одним движением ресниц — и том сам вспорхнул на полку.
— Он...
— Узнал от кухарки о вашей мечте, — существо улыбнулось и я поклялась бы, что увидела буквы, сложившиеся в улыбку на его лице. — И посчитал, что "нынешние учебники написаны идиотами". Его слова, не мои.
Я сжала руки, чтобы они не дрожали.
— Когда...
— Сейчас, — Архивариус распахнул свои руки-страницы, и вся библиотека вдруг ожила. Книги раскрылись сами, а иллюстрации сошли со страниц, закружив в воздухе. Карты развернулись в полный рост, показывая места обитания каждого существа.
— Урок первый, — прошелестел учитель, и чернила с его кожи отделились, образуя огненные буквы в воздухе:
"История — это не то, что написано. Это то, что вы осмеливаетесь увидеть."
И в этот момент дверь приоткрылась — он стоял там, прислонившись к косяку, с тем самым выражением — гордым, но неуверенным, как будто боялся, что сюрприз не понравится.
Я бросила на него взгляд, полный тысячи вопросов.
Он пожал плечами, изображая безразличие, но уголки его губ предательски подрагивали:
— Марго сказала... тебе понравится.
Архивариус тактично отвернулся, притворяясь, что не замечает, как мои глаза наполняются слезами.
А теневые дракончики уже катались по страницам оживших книг, с визгом гоняясь за иллюстрациями фениксов.
Урок начался. Мечта — сбылась. И кто-то очень внимательно наблюдал за этим из двери, стараясь не пропустить ни одной моей улыбки.
Я сидела за массивным дубовым столом в библиотеке, окруженная ожившими книгами, которые тихо парили в воздухе, перелистывая свои страницы сами по себе. Передо мной стоял Архивариус — его пергаментная кожа сегодня была покрыта движущимися текстами о водных духах, а глаза-свитки мерцали голубоватым светом.
— Сегодня, — его голос шелестел, как ветер между страницами, — мы изучим то, чего нет ни в одном учебнике.
Он провел длинным пальцем по воздуху, и чернила с его руки отделились, образуя в пространстве трехмерную карту мира. Но не ту, что знают люди — карту магических течений, невидимых обычному глазу.
— Видишь эти линии? — он коснулся одной из золотых нитей, и та заиграла, как струна. — Это следы драконьих полетов.
Я затаила дыхание, тянусь рукой к мерцающим узорам.
— Они... они повсюду!
— Естественно, — Архивариус "перелистнул" карту, и перед нами развернулся древний город. — Драконы были первыми картографами. Они создали эти пути.
Вдруг одна из линий вспыхнула красным.
— А это...
— Твой, — прервал он, и в его голосе впервые появились нотки чего-то похожего на улыбку. — Его маршруты.
Я приблизилась, разглядывая узор — он плелся по всему миру, но всегда возвращался в одну точку. Сюда.
— Он... он всегда возвращался домой.
Архивариус кивнул, и вдруг карта ожила еще сильнее, показывая крошечные фигурки. Ребенок, бегущий по коридорам замк, юношу, прячущегося в библиотеке и мужчину, стоящего у окна и смотрящего на звезды.
— Истории, — прошептал я.
— Его история, — поправил Архивариус. — И теперь...
Он взмахнул рукой, и новые чернила полились из его пальцев, образуя рядом еще одну линию — мою.
Она только начиналась, но уже переплелась с его навеки.
— Урок окончен, — сказал Архивариус, и карта рассыпалась на миллион мерцающих точек.
Но одна — золотая — осталась у меня в ладони.
Навсегда.
Три недели уроков с Архивариусом пролетели как один день. Каждое утро я просыпалась с нетерпением, каждую ночь засыпала с новыми знаниями, кружащимися в голове.
И вот сегодня, когда Архивариус завернул свои чернильные свитки и исчез в облаке пахнущих пергаментом искр, я поняла —пора поблагодарить того, кто это устроил.
Я налету схватила свои записи — целый альбом с иллюстрациями и заметками — и помчалась через весь замок, не замечая, как путаю коридоры и дважды возвращаюсь к библиотеке.
Наконец я заметила его в зимнем саду — он стоял, разглядывая новый вид огненных орхидей, которые расцвели накануне и, конечно же, не горели при прикосновении.
— Я хочу тебя поблагодарить! — выпалила я, запыхавшись, размахивая альбомом перед его носом.
Он обернулся, удивлённо приподняв бровь, но не успел ничего сказать — я уже начала:
— Это было самое потрясающее! Архивариус показал мне, как фениксы на самом деле восстают из пепла, и мы разобрали все ошибки в "Учебнике магических существ" Гренделя, и...
Я вдохнула, пытаясь успокоиться, но сердце бешено стучало, а щеки горели.
— Спасибо, — прошептала я уже тише, глядя ему прямо в глаза. — Это лучший подарок в моей жизни.
И вот тогда это случилось. На волне эмоций, не думая, я встала на цыпочки и чмокнула его в щеку. На секунду мир замер. Его кожа под моими губами оказалась теплее, чем я ожидала, и пахла дымом и чем-то неуловимо драконьим. Потом реальность вернулась.
Я отпрянула, ощущая, как горят уши, а в груди разливается паника:
— Ох, боже, прости, я не... это было... я...
Я запиналась, роняя альбом, пытаясь собрать рассыпавшиеся листы, избегая его взгляда.
Но вдруг — тихий смех. Я подняла голову и увидела — он улыбается. Не усмехается. Не кривится. А искренне, по-настоящему улыбается, и его глаза светятся теплее, чем когда-либо.
— Марго была права, — произнёс он тихо, наклоняясь, чтобы поднять несколько моих рисунков. — Тебе действительно нравится.
Я покраснела ещё сильнее, хватая листы из его рук, но он не отпускал один — набросок его драконьей формы, который я тайком сделала на прошлой неделе.
— Это... — я замялась.
— Точнее, чем в "Учебнике магических существ", — заметил он, разглядывая рисунок, и в его голосе звучала лёгкая насмешка, но без злости.
Я сглотнула, пытаясь придумать ответ, но в этот момент он аккуратно положил рисунок мне в руки и прошёл мимо, намеренно задев моё плечо.
— Завтра, — бросил он через плечо, уже выходя из сада, — спроси Архивариуса про ледяных драконов.
Уголки его губ дрогнули.
Он знал, что я знала, что ледяные драконы — его любимая тема.
И вот так, с альбомом в дрожащих руках и губами, всё ещё помнящими тепло его кожи, я поняла — уроки только начались.
И не все они будут о магических существах.
Я сидела у стрельчатого окна своей спальни, когда первые лрова рассвета только начинали золотить зубцы замковых башен. Передо мной на резном дубовом столике лежал лист плотного пергамента с водяным знаком семейства Винтерсов - тот самый, что мама вложила мне в дорожный несессер, бережно завернув в шелковую ткань. "Для действительно важных писем", - сказала она тогда, и теперь этот драгоценный лист казался мне слишком маленьким для всех чувств, переполнявших мое сердце.
Перо в моих пальцах - настоящее гусиное, подаренное отцом на совершеннолетие - дрожало, оставляя на подставке из мореного дуба крошечные чернильные капли, похожие на следы дождя на стекле. Я обмакнула его в чернильницу с фиолетовыми чернилами (их делала Лия из лесных ягод) и замерла, глядя, как чернильная капля повисает на кончике, переливаясь в утреннем свете.
"Дорогие мама, папа и Лия..."
Буквы ложились на пергамент неровно, моя рука не слушалась. Как описать за этими аккуратными строчками запах дыма и старых книг, что теперь жил в моих волосах? Как передать бумаге смешное фырканье Марго, когда она пробует слишком острое вино? Как рассказать о том, как тени в этом замке стали мне роднее, чем солнечный свет в нашем саду?
Перо скрипело по бумаге:
"Работа оказалась куда интереснее, чем я могла представить. Мой подопечный - человек сложный, но невероятно образованный. Вы не поверите - он устроил мне частные уроки с настоящим Архивариусом! (Папа, не ревнуй, я записала для тебя все его замечания о неточностях в "Бестиарии" Гренделя, твой экземпляр испещрен ошибками)."
Я сделала паузу, наблюдая, как чернила медленно впитываются в дорогой пергамент. В этих аккуратных строчках не было места для чешуек, которые иногда нахожу в складках своего платья - теплых и переливающихся, как драгоценные камни и того, как воздух в комнате становится гуще, когда он задерживается у моей двери. Для снов, в которых золотые глаза смотрят на меня без привычной стены отчуждения.
Вместо этого я писала о библиотеке, где теперь пахнет бергамотом и корицей, а не пылью веков и Марго, научившей меня печь пряники, которые не горят даже в драконьей пасти. Големах, которые до сих пор носят на лбу наклейки с номерами и вечно путают гобелены с мусором
"Замок прекрасен, особенно на закате. Когда солнце касается витражей, весь мир будто заливается цветным медом. А по вечерам, если прислушаться, можно услышать, как старые стены поют - возможно, это всего лишь ветер в дымоходах, но мне нравится думать, что это голоса всех, кто любил это место до меня..."
Перо выскользнуло из пальцев, оставив на краю листа кляксу в форме крыла. За окном промелькнула знакомая тень - младший из теневых дракончиков тащил в зубах мою новую заколку, сверкавшую в лучах восходящего солнца.
"...Работа сложная, но я счастлива здесь. Скучаю по вашим объятиям и смеху Лии по утрам. Целую вас всех крепко-крепко. Ваша Аврора."
Я бережно посыпала письмо мелким розовым песком с побережья Южных островов, он лежал у меня в флаконе с детства, свернула пергамент в плотную трубку и перевязала шелковой лентой цвета старого золота - точь-в-точь как его глаза при утреннем свете.
Голем-почтальон уже топтался у двери, оставляя на полированном полу царапины от своих каменных ступней. Его пустые глазницы светились голубым светом, готовый к выполнению миссии.
"Доставить до заката", - прошептала я, вкладывая драгоценный сверток в его грубые руки. Голем бережно прижал письмо к груди, где у обычных существ должно быть сердце, и засеменил прочь, оставляя за собой след из крошечных царапин и лепестков магнолий, зацепившихся за его каменные суставы.
Я прижала ладонь к груди, где под платьем на тонкой цепочке висел маленький кусочек пергамента - тот самый, с золотой точкой, что оставил мне Архивариус. Настоящая правда была там - в этой крошечной частице карты, где наши пути переплелись навеки.
Но этого письма хватит. Пока.
P.S. Я знала, что он стоял в дверях, когда я писала. Слышала, как его дыхание стало чуть громче, когда перо выводило слова "я счастлива". Не обернулась. Но позволила уголкам губ дрогнуть в улыбке.
И где-то в глубине коридора, в луче утреннего солнца, золотые глаза ответили мне тем же.
***
Библиотека замка в этот вечер казалась другим местом. Обычно оживленные книги лежали на полках неподвижно, как будто затаив дыхание. Даже теневые дракончики не шалили в углах, а тихо сидели на карнизах, следуя за мной внимательными глазами.
Архивариус стоял у большого дубового стола, его пергаментная кожа сегодня была покрыта узорами из инея — тонкими, мерцающими линиями, которые переливались при каждом движении.
— Последний урок, — произнес он, и его голос звучал иначе — глубже, словно страницы древнего фолианта, перелистываемые в последний раз.
Он поднял руку, и чернила с его пальцев отделились, закрутившись в воздухе ледяным вихрем.
— Ледяные драконы, — прошептал я.
Архивариус кивнул, и вихрь превратился в прозрачную скульптуру — дракона из чистого льда, такого реального, что я почувствовала холод от него.
— Они не просто существа холода, — сказал он, и его глаза-свитки мерцали, как зимние звезды. — Они — память.
Ледяной дракон расправил крылья, и в них отразились тысячи образов. Горы, покрытые вечными снегами, битвы, замерзшие во времени и лица тех, кого любили и потеряли.
— Их дыхание сохраняет мгновения, — продолжал Архивариус. — Каждый кристалл льда — это история.
Я протянула руку, и ледяной дракон коснулся моего пальца. Холод пронзил меня, но не обжег — он был живым, настоящим.
— Они исчезают, — тихо сказала я.
— Как и все мы, — ответил он. — Но их истории остаются.
Архивариус взмахнул рукой, и дракон рассыпался на миллион искр, которые замерли в воздухе, словно снежинки в первый день зимы.
— Спасибо, — прошептала я, чувствуя, как что-то сжимается в груди. — За все.
Утро началось с того, что один из теневых дракончиков уронил в мой чай серебряную ложку.
— Опять воруешь столовые приборы? — приподняла я бровь, вылавливая ложку из чашки с ароматным травяным чаем.
Маленький проказник лишь хихикнул, сверкнув полупрозрачными крылышками, и юркнул под буфет, оставив после себя лишь легкое дрожание воздуха.
Я вздохнула и отодвинула чашку — теперь чай отдавал металлом. За окном уже вовсю светило солнце, золотя зубцы замковых башен, а кухня была наполнена привычными звуками. Громкое чванканье Марго у плиты. Она сражалась с тестом для пирогов, которое почему-то пыталось убежать из миски.
Дракон сидел за дальним столом, углубившись в древний фолиант и был слышен тихий шелест страниц, которые он медленно переворачивал.
Я подошла к буфету, чтобы взять новую чашку, и вдруг почувствовала на себе взгляд.
— Ты сегодня встала рано, — раздался его голос.
Он отложил книгу, и солнечный свет, пробиваясь сквозь витраж, раскрасил его лицо в синие и золотые блики.
— Теневые дракончики разбудили, — пожала я плечами, наливая свежий чай. Заметила, что он уже положил в мою чашку дольку лимона — именно так, как я люблю. — Опять тренировались воровать.
— У них хороший учитель, — он едва улыбнулся, и в уголках его глаз заиграли знакомые морщинки.
Я фыркнула, но не смогла сдержать улыбку, когда поднесла чашку к губам. Чай был идеальным — крепким, с легкой горчинкой и едва уловимым привкусом меда.
— Ты добавил корицу, — заметила я.
— Марго сказала, что ты плохо спала.
Тишина.
Он заметил. Он запомнил.
Я отвела взгляд, сосредоточившись на кружащемся паре над чашкой.
— Снились ледяные драконы, — призналась я тихо.
Он отодвинул книгу и пододвинул ко мне тарелку с только что испеченными круассанами — они еще дымились, и аромат миндаля и сливочного масла разлился по кухне.
— Расскажи, — сказал он просто.
И я рассказала.
О ледяных пустынях, которые видела во сне. О драконах, чьи крики звучали как звенящий лед. О том, как один из них посмотрел на меня глазами, полными звезд.
Он слушал, не перебивая, его пальцы медленно выводили узоры на столешнице, оставляя следы инея, которые тут же тали.
— Это была не просто история, — сказал он, когда я закончила. — Это было предупреждение.
— О чем?
— О том, что зима близко.
Марго громко хлопнула духовкой, прерывая наш разговор, и поставила перед нами тарелку с горячими пирогами, которые пахли яблоками и корицей.
— Вот и отлично, — буркнула она. — Теперь кормите этого маленького воришку, а то он опять полез в мои запасы!
Теневой дракончик виновато выглянул из-под буфета, его глаза — две маленькие звездочки — умоляюще смотрели на нас.
Он вздохнул, отломил кусочек пирога и протянул ему.
— Ты их слишком балуешь, — заметила я, но сама не устояла и бросила ему крошку круассана.
— А ты? — он приподнял бровь, и в его глазах заиграл огонек.
— Я — няня, — парировала я, откусывая пирог. — Мне положено.
Он рассмеялся, и в этом смехе не было ничего от того холодного дракона, которого я встретила в первый день.
Это был просто человек.
С которым мне нравилось делить утро.
И пироги. И тишину. И даже теневых дракончиков.
Когда Марго ушла, он взял мою руку и положил на нее ледяную снежинку — ту самую, что осталась от Архивариуса.
— Чтобы не забывала, — прошептал он.
Я не стала говорить, что и без нее уже ничего не забуду.
Просто сжала снежинку в ладони и улыбнулась.
***
Вечернее солнце заливало библиотеку медовым светом, когда я обнаружила его у своего рабочего стола. Он стоял, задумчиво вертя в пальцах тот самый лист пергамента с водяными знаками, на котором я писала письмо родным. Перо, оставленное мной в чернильнице, теперь лежало аккуратно поперек листа - явный знак, что кто-то изучал мои записи.
— Ты писала семье, - его голос прозвучал скорее как утверждение, чем вопрос. Он не поднял глаз от письма, но я видела, как солнечные блики играют на его ресницах, превращая их в золотые нити.
Я замерла на пороге, чувствуя, как тепло разливается по щекам. — Откуда ты вообще знаешь, что я писала? - спросила я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — И, если уж на то пошло, как ты получил это письмо? Оно должно было быть у голема-почтальона.
Уголки его губ дрогнули, когда он наконец поднял взгляд.
— Голем номер три, - начал он, медленно приближаясь, — Ммеет дурную привычку показывать мне все, что считает важным.
Он сделал паузу, его пальцы бережно провели по краю пергамента. — Особенно если на конверте есть слезы.
Я резко вдохнула. Да, я действительно... Но как он мог заметить такие мелочи? Как мог знать, что я плакала, когда писала эти строки?
— Ты следишь за мной, - прошептала я, но в голосе не было обвинения - только удивление.
Он покачал головой, и солнечный свет заиграл в его волосах.
— Нет. Я просто... замечаю.— Его пальцы разжались, выпуская письмо. — Когда твои брови сдвигаются вот так, - он легонько провел пальцем по воздуху, повторяя линию моих бровей, — это значит, ты думаешь о доме. Когда ты кусаешь губу вот здесь,— еще один жест, — ты сдерживаешь слезы.
Я почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Он изучил меня так же тщательно, как свои древние фолианты.
— И что же ты узнал из моего письма, великий наблюдатель? - попыталась я пошутить, но голос предательски дрогнул.
Он сделал шаг ближе, и теперь я чувствовала исходящее от него тепло - не обжигающее, а уютное, как от камина зимним вечером. — — Что ты солгала им, - прошептал он. — Ни слова о чешуйках в твоей постели. Ни строчки о том, как дрожат твои руки после моих превращений.
— Это же...— Я попыталась отвести взгляд, но он поймал мое запястье - бережно, как будто боясь повредить хрупкий пергамент.
— Профессиональная этика?— он улыбнулся, и в этот момент солнечный луч упал точно на золотые искры в его глазах. — Или ты просто боялась, что если напишешь правду, то им станет страшно за тебя?
Я так и не переписала письмо.
Голем-почтальон унес его в тот же вечер — свернутый в плотный свиток, перевязанный шелковой лентой, с едва заметным золотым свечением слов "я счастлива здесь". Я стояла у окна своей спальни, наблюдая, как каменный посланник исчезает в сумеречном лесу, его силуэт растворялся в тенях, словно чернила в воде.
Я ждала ответа. Но пока письмо находилось в пути, замок продолжал жить своей жизнью.
Уборка, наконец, завершилась. Големы, наученные горьким опытом, больше не путали гобелены с мусором (хотя время от времени все еще пытались отдраить до блеска старинные портреты, стирая с них краски).
Библиотека сияла — книги стояли ровными рядами, их корешки, очищенные от вековой пыли, переливались золотым и бардовым тиснением. Гостиная, где когда-то царил полумрак, теперь была залита светом — новые шторы (те самые, с драконами) пропускали солнечные лучи, а на стенах больше не висели слои паутины, похожие на вуаль.
Моя комната тоже изменилась — вместо скрипучей кровати с балдахином теперь стояла широкая деревянная постель с мягким матрасом, а на окнах появились легкие занавески, колышущиеся от малейшего дуновения ветра.
И только одно место оставалось нетронутым — та самая комната с игрушками.
Когда внутренние покои были приведены в порядок, Марго уперла руки в боки и объявила:
— Теперь сад.
Он зарос, одичал за годы забвения.
Кусты превратились в непроходимые чащи, деревья склонились под тяжестью неубранных плодов, а дорожки исчезли под ковром из листьев и ползучих растений.
Но самое удивительное — он все еще жил. Цветы, которые когда-то сажала его мать, выжили.
Огненные орхидеи — те самые, что не горели при прикосновении — цвели среди сорняков, их алые лепестки казались каплями крови на фоне зелени.
— С чего начнем? — спросила я, оборачиваясь к нему.
Он стоял на террасе, руки за спиной, глаза скользили по зарослям, будто видя не то, что было, а то, что могло быть.
— С дорожек, — сказал он тихо. — Она любила, когда по ним можно было бегать босиком.
Големы, теперь уже опытные в уборке принялись за работу. Один расчищал тропинки, аккуратно снимая слой за слоем землю, пока не показалась старая каменная кладка.Другой подрезал кусты, придавая им форму драконов, совершенно случайно, конечно). Третий поливал цветы, осторожно обходя орхидеи, как будто боясь их разбудить.
Марго руководила процессом, размахивая лопатой, как маршальским жезлом, а я... Я стояла рядом с ним, и мы молча наблюдали, как сад постепенно возвращается к жизни.
— Ты правда думаешь, что они ответят? — спросил он внезапно, не глядя на меня.
Я посмотрела на него удивленно.
— Кто?
— Твои родные.
Я задумалась, глядя на голема, который теперь выкапывал старый фонтан — его каменные рыбки еще сохранили следы позолоты.
— Да, — сказала я уверенно. — Но не сразу. Они должны понять, что я не просто вежливо врала о том, как у меня все прекрасно.
Он хмыкнул, и в этом звуке было столько теплоты, что я не удержалась и улыбнулась.
— Значит, у нас есть время, — прошептал он, и его рука на миг коснулась моей, прежде чем он отошел к фонтану, будто проверить работу големов.
Я осталась стоять на месте, чувствуя, как солнце греет плечи, а ветер играет с моими распущенными волосами. Сад просыпался. Замок дышал.
А я... Я больше не ждала писем. Я ждала чего-то другого.
Чего-то, что уже было здесь, рядом, в этом саду, под этим небом, среди этих цветов, которые помнили его мать.
Когда вечером я вернулась в свою комнату, на подоконнике лежала веточка огненной орхидеи — целая и невредимая, будто кто-то очень старался не сломать ее, когда срывал.
Я положила ее в письмо, которое писала в ответ родным. Без слов. Просто цветок. Правда, которую не нужно объяснять.
Вечернее солнце висело низко над горизонтом, окрашивая сад в золото и пурпур. Фонтан, который големы расчистили накануне, теперь журчал тихой мелодией — вода струилась по каменным рыбкам, смывая вековую пыль, и в ее отблесках танцевали блики, похожие на драконью чешую.
Я сидела на краю фонтана, босые ноги погрузив в прохладную воду, когда услышала его шаги. Он шел по только что расчищенной дорожке, и тени от высоких кипарисов ложились на его лицо полосами, как строки в древнем манускрипте.
— Големы справились лучше, чем я ожидал, — сказал он, останавливаясь в шаге от меня.
Его пальцы скользнули по мокрому камню фонтана, и я заметила, как вода в этом месте на мгновение замерла, превратившись в идеально гладкую поверхность.
— Они учатся, — улыбнулась я, подбирая ноги и уступая ему место рядом. — Как и некоторые драконы.
Он сел, и вода снова пришла в движение, но теперь ее струи извивались иначе — словно повторяли какой-то забытый узор.
Тишина между нами была не неловкой, а теплой, как этот летний вечер. Где-то в кустах шуршали теневые дракончики, а с дальнего конца сада доносилось ворчание Марго, которая руководила посадкой новых роз.
— Аврора...
Он произнес мое имя тихо, но в его голосе было что-то новое — решимость, которая заставила меня обернуться.
И тогда я увидела.
Вода в фонтане перестала течь. Вместо этого она поднялась тонкой дрожащей пленкой между нами, и в ней засветились буквы — древние, витиеватые, совсем не похожие на те, что я знала.
— Это...
— Мое имя, — прошептал он. Настоящее.
Буквы кружились в воде, сливаясь и распадаясь, как вспышки пламени. Я протянула руку, чувствуя, как дрожь бежит по позвоночнику.
— Я не могу прочитать...
— Потому что его нельзя прочитать, — он наклонился ближе, и его дыхание смешалось с запахом воды и полыни. — Его можно только...
Он коснулся моей ладони и провел пальцами по водяной пленке.
И я поняла. Не глазами. Не умом. Кожей. Сердцем. Душой.
Оно вошло в меня как дыхание, как вспышка тепла в груди, как что-то, что я всегда знала, но не могла вспомнить. Вода рухнула обратно в чашу фонтана, обрызгав нас холодными каплями, но мы даже не дрогнули.