Мужское дело женского рода

Глава 1. Туман

Любите ли вы собирать грибы? Я — безумно. Мне нравится сам лес, его глубокая тишина, в которой можно отдохнуть от городского гвалта. По лесу здорово идти одному, хотя, если честно, бывает немного жутковато; зато такая прогулка неспешна и глубока. А можно отправиться с компанией, но тогда поход рискует превратиться в выматывающее мероприятие.

Хуже всего — ходить за грибами с дядькой. Он считал, что бродить бесцельно — пустая трата времени. Его метод напоминал военную операцию: заехать в определённое место, «выкосить» поляну и мчаться по делам, которых дома всегда куча. Гиперактивный трудоголик, он и в лес являлся как на работу. Наш поход с ним превращался в стремительное прочесывание зарослей. Выйдя на опушку, он тыкал пальцем в карту, и начинался настоящий бег с препятствиями. Спина быстро становилась мокрой, язык буквально ложился на плечо.

Он шёл широким шагом по выбранному пути, а я бежал параллельно, метрах в тридцати, едва поспевая. Мы охватывали взглядом широкую полосу, и вероятно, пропускали мелкие одиночки, но наша цель была иной — найти «плантацию», густо усеянную грибами, чтобы быстро «скосить» её и двигаться дальше. Если я находил что-то и задерживался, то потом приходилось нагонять его бегом, ориентируясь на его оклик.

За три-четыре часа мы успевали обойти огромные площади и возвращались к машине, загруженные под завязку пятидесятилитровыми рюкзаками. А потом, до полуночи, а то и за полночь, чистили добычу. Грибы мы сушили на сетке, натянутой над раскалённой буржуйкой, от которой мощный поток тёплого воздуха быстро вытягивал из них влагу. Утром сушёные грибы ссыпали в мешок, и мы снова ехали — уже на другую «плантацию». После чистки маслят и подосиновиков пальцы становились багрово-чёрными, и эта чернота не поддавалась никакому мылу.

Сезон короток, как говаривал дядька, и нужно было успеть. Свои плантации он создавал сам: примечал лесные массивы, оценивал освещённость, запоминал, попадались ли там грибы раньше. Затем следовал посев. Переспелый гриб он размалывал в мясорубке, заливал водой, добавлял ложку сахара и дрожжи. После брожения этот раствор разбавлял в пятидесятилитровой бочке, с громадным усилием в одиночку затаскивал её в лес и поливал выбранное место. Через год-другой грибы там «выстреливали», и оставалось только собрать урожай.

Сушёную добычу он отвозил в столичные рестораны, с которыми сотрудничал долгие годы. Вырученных денег хватало, чтобы безбедно прожить до следующего сезона. С покупателями он был честен, никогда не подсовывая червивые грибы, хотя знал, что в общей массе те бы никто не заметил. Мы тщательно перебирали всё, и на сетку шли только качественные, чистые ломтики. За это качество рестораны его и ценили, платя хорошие деньги.

Мне же этот конвейер был не по душе. Я предпочитал неспешную прогулку с палкой в руке. Идёшь медленно, успеваешь заметить птицу, отыскать под листвой одинокий гриб, а выбравшись к лесному озерцу, присесть на траву, отдохнуть, съесть бутерброд, а в жаркий день — и искупаться. Вот такое времяпрепровождение — моё.

Офисные будти текли, как заевшая пластинка: один и тот же код, одни и те же лица в мониторе, один и тот же вечерний сериал фоном. Даже поездка на шашлыки, этот священный ритуал выходного дня, чувствовалась как другой виток той же карусели — те же шутки, те же тосты, тот же привкус отпущения, который к утру выветрится. Всё было до тошноты знакомо, и именно от этого предсказуемого комфорта мне отчаянно хотелось сбежать.

В тот день мне не повезло. Мы с друзьями выбрались на шашлыки: три машины, палатки, костёр, много мяса, водка, песни под гитару и снова водка. К двум ночи самые неугомонные угомонились, а я остался сидеть у костра. На небе не было ни облачка, и звёзды мерцали ярко и бесшумно. Я растянулся на траве и любовался этой картиной. Перед самым рассветом небосвод начали чертить строчки падающих звёзд. Да, я знаю, что это сгорают в атмосфере метеориты или обломки спутников, но куда приятнее думать, что это именно звёзды, и, загадав желание, верить, что оно сбудется. Я и загадал. Мне хотелось, чтобы что-то изменилось.

Лежа на траве, я поймал себя на мысли: а не пройтись ли по округе? Может, грибов насобираю? Супчик с похмелья друзьям будет самое то. Долго не собирался: нож, пакет, пара бутербродов — и в путь.

Сначала идти было легко, но вскоре я спустился в низину, подёрнутую лёгким туманом. Я подумал, что сырость сулит грибные места. Однако, едва я оказался внизу, туман начал стремительно сгущаться, и через пару минут всё вокруг погрузилось в молочно-белую мглу.

Со мной такое было однажды в детстве, в горах Кавказа. Мы с соседской девочкой пошли за цветами и попали в подобную мглу. Она тогда сказала: «Всё, не успели. Садимся и ждём. Идти опасно». Мы так и отсиделись. Сейчас же я был не в горах, а в низине, и решил не ждать, а выбираться. Шёл, шёл, но белесая пелена не кончалась. Меня охватила паника, когда я понял, что, вероятно, сбился с пути. Я судорожно подавил страх и с облегчением вздохнул, услышав вдалеке гудок автомобиля. Ориентируясь на звук, я пошёл вперёд, и вскоре туман стал редеть.

Я вышел из леса, но открывшийся вид меня ошеломил: вместо нашей поляны с палатками передо мной была незнакомая дорога. Сотовый не ловил, и я решил просто идти по ней, надеясь встретить кого-нибудь.

Сзади послышался шум мотора. Я обернулся и остолбенел. По дороге двигался монстр, а не автомобиль: длинный, как лимузин, но с шестью колёсами, с капотом, похожим на забрало, и обтекаемыми крыльями. Машина притормозила рядом. За рулём сидела блондинка атлетичного сложения, которая смотрела на меня, явно ожидая реакции.

— Забирайся, подвезу, — сказала она, видя моё замешательство.

Честно? Я оробел. Девушка была вдвое крупнее меня, с бицепсами, как моё бедро. Её короткие волосы, крупная золотая серьга в ухе и массивная цепь на груди дополняли впечатление.

— Да не бойся, подкину в целости и сохранности, — повторила она.

— Я не боюсь, — ответил я, пытаясь сохранить достоинство. — Мне только спросить. Я с друзьями тут отдыхал, немного заблудился. Мне бы сориентироваться.

Глава 2. Новые знакомые

За окном автомобиля проплывала Москва, но до боли чужая. Мимо проносились машины незнакомых марок, а здания поражали архаичным, но величественным обликом, напоминавшим ампир: высокие этажи, пышные барельефы, строгие колонны и лепные карнизы. Повсюду виднелись пилястры, грифоны, сфинксы и львиные лапы. Вскоре многоэтажки сменились ослепительно-белыми особняками, утопающими в зелени парков. Под колёсами мягко шуршал качественный асфальт.

Мы ехали молча. Я пытался осмыслить происходящее, а Максим, сосредоточенно глядя на дорогу, украдкой, как ей казалось, бросала на меня короткие взгляды. Наконец мы свернули к реке и въехали на территорию одного из таких поместий.

С парадного крыльца сбежали две близняшки лет семи-восьми и с радостным визгом: «Тётя Максим приехала!» — понеслись к нам. Обе были в аккуратных синих туниках, облегающих шортиках, гольфах и ботиночках с высокой шнуровкой. Длинные волосы девочек были стянуты в хвосты лентами разного цвета. Одна из близняшек с разбегу прыгнула Максим на руки, вторая, не успев, обхватила её ногу и повисла на ней.

— Тётя, а ты нам что-нибудь привезла?
— Конечно, как и обещала, — ласково ответила Максим.

Было странно видеть столько нежности со стороны этой мощной женщины. Я не знал, что делать, и нерешительно топтался у машины. Максим повернулась ко мне, обращаясь к близняшкам:

— Мальчики, у нас гость. Познакомьтесь, это Алекс.
— Алекс, а это мои племянники, Даня и Валя.

Близняшки синхронно произнесли:
— Здравствуйте, Алекс.

Нет, я всё понимаю, веяния времени и всё такое… Но с детства приучать парней к платьям — это, по-моему, перебор.

Дом был двухэтажным, с большим круглым холлом и мраморными лестницами, расходившимися наверх. Интерьер, отделанный дорогим лакированным деревом, металлом и стеклом, дышал безупречным вкусом и основательностью.

— Пойдём, я покажу тебе твою комнату, а то ты на ногах еле стоишь, — сказала Максим.

По пути мы прошли мимо закрытой двери, из-за которой доносились звуки сложного фортепианного этюда.
— Это Алиса, старшая дочь моей сестры, — пояснила Максим. — Готовится к поступлению в Академию Искусств. Девочка очень перспективная.

— А что... что ждёт Дани и Валю? — осторожно спросил я.
— Их будущее зависит от того, насколько хороших жён они себе найдут, — без тени иронии ответила Максим. — Сейчас главное — привить им послушание, аккуратность и основы домоводства. Мама нанимает им лучших учителей по этикету и музыке. Красиво вышивать и поддерживать беседу — вот их главные орудия в будущем.

Комната, которую мне выделили, оказалась большой и светлой.
— Располагайся. Через пару часов будем ужинать.

Максим показала мне, где находится душ, туалет, кухня и столовая. Дом мне понравился — во всём чувствовались основательность и порядок.

Чистой одежды у меня, разумеется, не было, и после душа пришлось натянуть своё ношёное. Не то чтобы оно было грязным — я всегда старался быть аккуратным, — но от рубашки всё же исходил лёгкий запах пота. Разглядывая себя в зеркало шкафа, я заметил в отражении две любопытные мордашки, подглядывавшие за мной в щель двери. Близнецы старались быть тихими, но это у них плохо получалось.

— Заходите, чего там прячетесь, — сказал я, не оборачиваясь.
— А мы и не прячемся, — почти синхронно ответили они. — Мы вас звать пришли. Ужинать.
— Ну раз зовёте, тогда пошли.

Ужинали в столовой за большим прямоугольным столом. Во главе сидела Татьяна, справа от неё — Максим, напротив — я, рядом с Максим — девочка лет одиннадцати (та самая Алиса, как я понял), а ближе к выходу — знакомые близнецы. Нам прислуживала женщина в брючном костюме, но её имени я не знал — представлять меня ей не спешили.

В начале ужина я растерялся при виде стройных рядов ложек и вилок, лежащих по обе стороны от тарелки. Нет, я не бескультурный, знаю, что вилку держат в левой руке, а нож — в правой, но на этом мои познания заканчивались. Мою растерянность заметили близнецы. Они тихо захихикали, а затем один из них принял важный вид, медленно взял нужные приборы и положил их перед собой, демонстрируя готовность начать трапезу. Я повторил за ним.

Ужин прошёл в почти полном молчании, которое нарушалось лишь перешёптыванием и смешками близнецов. При смене блюд они снова знаками подсказывали мне, какие приборы брать. Взрослые не обращали на это внимания, они просто ели и разглядывали меня. Под их пристальными взглядами я, кажется, даже покраснел.

Когда подали кофе и десерт, тишину нарушила Татьяна:
— Алекс, Максим ввела меня в курс дела, но я бы хотела услышать вашу историю из первых уст. Разрешите немного помучить вас вопросами?
— Да, конечно, спрашивайте, — ответил я.
— Как вы оказались на дороге в одиночестве?
— Я был не один, а с друзьями. Мы поехали в лес с ночёвкой, жарили мясо, пили, пели песни. Утром я пошёл за грибами, попал в густой туман, вышел на звук к дороге и встретил Максим. Почему я оказался под Москвой — не понимаю. Мы были совсем в другом месте. Пытался купить билет на вокзале, но у меня не приняли деньги. Честно говоря, я вообще ничего не понимаю. Не узнаю машины, не узнаю Москву, хотя бывал здесь много раз. Не понимаю, где я нахожусь. Вот и всё.

С последними словами я чуть не сорвался — так стало жалко себя самого, что на глаза навернулись слёзы. Но я сдержался — всё-таки мужчина.

— Алекс, не расстраивайтесь, — мягко сказала Татьяна. — Поживите пока у нас. Уверена, всё прояснится. Скажите, когда вы принимали душ, не заметили на теле синяков? Может, травму головы получили?
— Нет, ничего такого.
— Это хорошо.
— А что в этом хорошего? — осторожно поинтересовался я.
— Хорошо то, что вы живы, не избиты, не ограблены и не выброшены на дорогу. И голова цела. А с ситуацией мы разберёмся. Потребуется время, но я уверена, что во всём разберёмся.

Она помолчала, разглядывая меня.
— Вещей у вас нет, но мы подберём вам что-нибудь из того, что есть. Потом съездите в город, купите новое. Кстати, покажите-ка мне ваши деньги.

Глава 3. Что надеть?

После ужина мне не сиделось на месте, и, с разрешения Максим, я решил пройтись по саду. Территория была большой, не гигантской, но основательной, ухоженной. Мне сразу приглянулся уголок, засаженный хвойными: несколько величавых кедров мягко покачивали вершинами, а рядом, будто по линейке, выстроились ели с голубоватым отливом хвои. Всю эту красоту гармонично пересекали ухоженные дорожки, обрамлённые подстриженными кустами, которые образовывали небольшой, но затейливый лабиринт.

Одна из тропинок вывела на спортивную площадку, где близнецы играли в бадминтон, а их старшая сестра отрабатывала удары по манекену. Её ноги мелькали, как ножницы, а звонкие хлопки по коже манекена отдавались в вечернем воздухе. Она ловко пригибалась с поворотом, имитируя уход от атаки, и снова шла вперёд, нанося серию быстрых ударов ногами и руками в защитных перчатках. Я никогда не был фанатом физических упражнений, и, глядя на её яростную работу, невольно поёжился, представив себя на месте того манекена. Близнецы, заметив меня, весело перешепнулись, бросили ракетки и побежали ко мне, в то время как девочка лишь на секунду бросила на меня краткий, ничего не выражающий взгляд, прежде чем продолжить методично лупить безответную жертву.

— Дядя Алекс, а почему ты так странно одеваешься? — послышалось то ли от Дани, то ли от Вали.
— Повседневно брюки носят только девушки. Алекс, ты извращенец? — с детской непосредственностью и любопытством спросил второй, и две пары глаз уставились на меня, замерши в ожидании ответа.
— Почему извращенец?
— А мы подслушали разговор на кухне. Там наша повар, тётя Ольга, говорила, что ты такой нежненький, слабенький и одет как женщина. И что руки, шея, лицо, волосы не ухожены, а для мужчины это важно, а ты «неухоженный», и какой-то страшненький. И что наверное ты извращенец.
— Мне кажется, наоборот, это вы странно одеты.
— Нет, мы правильно! — перебили они меня. — Нам учитель говорил, что важно правильно выбирать одежду, так как встречают по одёжке. Важно создать правильное первое впечатление. А ещё он говорил, что брюки носят только женщины или же при верховой езде. У тебя сейчас не конная прогулка, значит, ты одет неправильно.
— А во-вторых, у меня другой одежды нет, — попытался я продолжить свою мысль.
— Ой, точно! — всплеснули они руками. — Тётя Максим же нам поручила помочь тебе с одеждой, а мы забыли! Пойдём скорее!

Взяв меня за руки с двух сторон, они поволокли меня в дом. Мы прошли в комнату их отца, близнецы усадили меня на софу и нырнули в глубину громадного шкафа, заполненного самыми разными вещами. Они доставали очередной предмет, коротко обсуждали его между собой, прикидывали, как это будет сидеть на мне, что-то решительно откладывали в сторону на примерку, что-то с сомнением прятали обратно в недра шкафа. Горка одежды на диване росла. Конечно, была приятна такая искренняя забота, вот только смущало одно: вещи были явно женскими. Здесь были юбки, платья, сарафаны, лёгкие разноцветные рубашки, гетры, гольфы. Единственное, что показалось мне мужским в этой груде, это было нижнее белье. Нормальные, привычные трусы. Хотя нет, я поспешил — мелькнули и стринги. Последним в общую кучу полетела ночная сорочка из тонкого блестящего шёлка.

— Вот, готово. Дядя Алекс, примерь это. Это должно тебе подойти. Это папино. Правда, он покрепче тебя будет, но если что-то будет слишком большим, то мы булавками всё приколем по фигуре.
— Парни, мне кажется, вы немного ошиблись. Это мне не подойдет. Я даже мерить не буду. А где Максим?
— Ну как же, — лица их вытянулись от расстройства, — должно было подойти. Папа немного раздался в последние годы, но вот это — то, что ему подходило, когда он, как мама говорила, был как тростиночка.
— А тетя Максим с мамой в кабинете что-то обсуждают.
— Замечательно. А где у вас кабинет? Кто покажет?

Кабинет оказался в другом крыле дома. Так же, как и всё вокруг, он блестел лаком деревянных панелей, только здесь они были темнее, почти чёрными. В стенах были устроены шкафы с книгами, стоял массивный письменный стол, несколько стульев, стеклянный столик и пара удобных кресел возле камина. Женщины сидели в этих креслах, в их руках дымились трубки, а в воздухе витал густой, терпкий аромат табака. При нашем появлении они замолчали, и в этой внезапной тишине мои слова прозвучали особенно громко.

— Татьяна, Максим, я благодарен вам, что вы меня приютили, но, мне кажется, мне не нравится эта затянувшаяся шутка.

Женщины с искренним удивлением посмотрели на меня, однако молчали, явно ожидая продолжения.
— Я понимаю, что у всех свои тараканы в голове, что мальчишек вы одеваете в девчонок как хотите, я понимаю моду на гендерное равенство, толерастию, но я-то не такой. Я нормальный мужик. И предлагать мне платья поносить, это как-то перебор, как мне кажется.

Я выдохнул. Всё, высказался.
— Алекс, — немного помолчав, спросила меня Максим, — а в чём, собственно, проблема-то?
— Да в том, что я нормальный мужик! Я ношу брюки!
— Но, Алекс, — вступила в разговор Татьяна, — вы сейчас же не в походе, не на конной прогулке, уместнее надеть юбку же. Мне кажется, что брюки всё же не очень подходят мужчине. У вас стройные красивые длинные ноги, зачем прятать такую красоту?

Кажется, мы уткнулись в глухой барьер непонимания. Кажется, различия между мирами оказались несколько большими, чем мне показалось вначале.
— Татьяна, Максим, мне нужно с вами серьезно поговорить.

Татьяна молча посмотрела в сторону близнецов, и те, словно по мановению волшебной палочки, просто испарились, оставив нас втроём.
— Татьяна, Максим, мне кажется, что я не из вашего мира, — как в холодную воду прыгнул я, открывая все карты. — Мне кажется, всё дело в тумане. Понимаете, падали звезды, и я загадал желание хоть что-то изменить в своей жизни, потом попал в туман, а потом оказался здесь, возле дороги. Понимаете? Я ничего не узнаю. Мне кажется, что моё желание исполнилось, и я исчез из своего мира и попал в ваш, параллельный мир. У нас всё не так. У нас мужчины носят брюки, у нас Москва застроена высотками, у нас нет столько парков и зелени на улицах, у нас есть смартфоны, и модели машин совсем другие, и деньги другие. Всё иное. Понимаете?

Глава 4. Вылет в самостоятельную жизнь

Я проснулся от резкого возгласа служанки, будившей меня. Пока продирал глаза, пока отходил от тяжёлого сна, в котором ещё мелькали знакомые лица и огни города, я сидел на краю кровати и безуспешно пытался понять, где нахожусь. Этого мгновения растерянности хватило, чтобы на шум примчались Татьяна и Максим. Меня поразило, как эти две дородные женщины сумели так бесшумно и почти мгновенно появиться в комнате. Они вошли стремительно, но чётко, сразу же расступившись и отошли от дверного проёма в стороны — выверенные движения, выдающие военную выучку. Их взгляды, холодные и быстрые, скользнули по комнате, выхватывая окна, занавески, каждый угол, и, не обнаружив угрозы, наконец остановились на мне. И тут их лица исказились одинаковой гримасой брезгливого отвращения. Татьяна, не проронив ни слова, резко развернулась и вышла, а Максим обратилась ко мне, всё ещё сидящему голым на краю кровати:

— Фу, Алекс, как можно себя так запустить?

— Не понял, в чём дело? — пробормотал я, чувствуя, как кровь приливает к лицу.

— Во-первых, эта длинная шерсть по всему телу, заросли в паху — это совсем не то, что хочет видеть женщина.

— Во-вторых, поднимите руки. Да, вот так. Что и требовалось доказать. Заросли подмышек тоже не делают вас привлекательнее. Поверьте, пот, впитываясь в волосы, создаёт стойкий неприятный запах. Пахнуть потом — верх неуважения к окружающим. Вы явно забросили себя.

— И в-третьих, у вас слишком длинный пенис. Это неэстетично. Вы никогда не задумывались об операции по коррекции?

Слова её обрушились на меня словно удар. Я онемел, не в силах вымолвить ни слова, а она тем временем продолжала, её голос звенел, как лезвие:

— И в-четвёртых, ваша мускулатура не выдерживает никакой критики. Эта дряблость, эти обвисшие мешочки мяса на костях не могут вызвать ничего, кроме жалости.

Её слова жгли больнее пощёчины. Возможно, насчёт мускулатуры она была отчасти права — у меня всегда находилось оправдание: работа программиста, восемь-десять часов у монитора, дорога, сон, быт, редкие минуты отдыха с пивком… Но волосы на теле? Это было уже нападением на мою природу. Я — нормальный мужчина, а не выхоленный манекенщик.

— Максим, если не нравится — не смотри. И выйди, пожалуйста, дай мне одеться.

Моё просьба, видимо, задела её. Но и она успела вывести меня из равновесия.

— Хорошо, Алекс, одевайтесь. Ждём вас к завтраку. После него поедем в город. Попробуем выяснить, кто вы такой, и купим вам нормальную одежду.

Я умылся, но бритву в руки не взял — её слова о растительности задели меня за живое. Оделся в своё, хоть оно и казалось теперь позорным рубищем. Накануне я постирал вещи под краном и развесил в ванной. За ночь они почти высохли — футболка и носки были готовы, а вот джинсы всё ещё отдавали сыростью.

Когда я вошёл в столовую, все присутствующие уставились на меня, и в их взглядах читалось то же отвращение, что и утром.

— Алекс, вам же вчера подобрали одежду, зачем вы снова надели это? — спросила Максим.

— Спасибо, но в своём мне привычнее, — ответил я, чувствуя, как сжимаются кулаки.

— Алекс, вы гость, но ваше упрямство не делает вам чести.

— Что ж, простите, но я не стану носить то, что мне не по душе.

— Знаете, Алекс, — вмешалась Татьяна, и её голос прозвучал холодно и отстранённо, — вы, конечно, наш гость, но ваше поведение переходит все границы. После поездки в город Максим поможет вам снять комнату в гостинице. Думаю, вам стоит пожить там, раз наши правила и гостеприимство вам так претят.

— Как скажете, — ответил я, и мои слова прозвучали тише, чем я хотел.

Завтрак прошёл в гнетущем молчании. На меня не смотрели, со мной не заговаривали. Что ж, я и не надеялся на иное.

После завтрака я вышел на крыльцо, ожидая Максим. Ко мне подбежали близнецы, их лица выражали искреннее огорчение.

— Дядя Алекс, зачем ты так? Все же хотят тебе только добра.

Утренние взгляды, полные брезгливости, до сих пор жгли мне душу, а слова ложились на сердце тяжёлым камнем. Обида, да и только. Не красив я им, видите ли. А на себя бы посмотрели — эти перекачанные тела и грубые черты тоже мало кого украшают.

В город Максим мчалась стремительно, ветер свистел за окнами. Я внимательно разглядывал прохожих. Вчера, поглощённый своими переживаниями, я почти не обращал на них внимания. Теперь же я жадно ловил взглядом каждого. И чем больше я видел, тем больше понимал: я ошибался, думая, что Татьяна и Максим — исключение. Женщины на улицах были одеты в брюки, строгие костюмы, практичные рубашки — одежду, полную власти и действия. Мужчины же щеголяли в лёгких платьицах, воздушных туниках, коротких юбочках. Девушки были рослыми, мускулистыми, с уверенными движениями, а мужчины — хрупкими, изящными, с тонкими чертами лиц. Мы остановились на светофоре, и я разглядел юношу-студента: аккуратная бородка, очки, белая рубашка с галстуком и лёгкая юбка, из-под которой виднелись шорты. На ногах — ботинки на небольшом каблуке. Рядом важно прошагал пожилой господин в чём-то напоминающем кимоно, опираясь на руку двух дам. Всё здесь было иным, вывернутым наизнанку.

Наконец мы прибыли. Максим резко затормозила у невзрачного подъезда и повернулась ко мне:

— Алекс, ваши странные представления о себе явно не соответствуют тому, что должен собой представлять нормальный мужчина. Вы извините, но ваше хамское поведение отбило у меня всякую охоту вам помогать. Вон там гостиница, вот деньги на неделю, а там — пункт правопорядка. Всё. Желаю удачи. А теперь — покиньте машину.

Я молча взял кошелёк и вышел. Что ж, будь по-твоему. Я справлюсь сам. Так началась моя самостоятельная жизнь в этом перевёрнутом мире.

Первым делом я направился в гостиницу — возможность переночевать под крышей всё же отличает бомжа от человека, попавшего в трудную ситуацию. Я вспомнил старую шутку: чем наш бомж отличается от зарубежного? Наш — это человек на дне, а их — возможно, будущий миллионер, временно испытывающий финансовые затруднения. Пропаганда, конечно, но сейчас эта мысль показалась мне утешительной. Что ж, попробую почувствовать себя таким «временно испытывающим затруднения» миллионером.

Глава 5. Истоки и причины

На обратном пути в гостиницу до меня донесся мелодичный перезвон колоколов. Обернувшись на звук, я сквозь густые кроны деревьев увидел сверкающие золотом купола храма. Решил зайти — мне смертельно хотелось понять, как в этом мире преломилась религия, ставшая оправданием всего, что я здесь видел.

Внутри всё казалось удивительно привычным: позолота, лики святых на иконах, Богоматерь с младенцем на руках. Под сводами красиво и мощно звучал хор мальчиков, их голоса сливались в чистой, почти неземной гармонии. Однако знакомый шаблон начал рушиться, когда я разглядел, что все служители в алтаре — женщины в расшитых ризах. А потом я заметил и другую странность: мужчины в храме крестились привычным жестом, а женщины делали ладонью широкое круговое движение у груди, словно стирая невидимый круг, — жест, полный уверенности и власти.

Когда служба завершилась, я решил подойти к священнице — мне хотелось задать вопрос, который жёг мне душу с самого первого дня. Я слышал, как к ней обращались: «Святая мать, благослови».

Я стоял у иконостаса, выжидая, когда основная толпа верующих разойдётся. Но выискивать служительницу не пришлось — она сама приблизилась ко мне, и её пронзительный взгляд, казалось, видел меня насквозь. Её лицо было спокойным, но во всей осанке чувствовалась несокрушимая воля.

— Я вижу тебя здесь впервые. Что привело тебя в наш храм, сын мой? — спросила она, и её голос звучал глубоко и размеренно.

— Случайность. Я действительно здесь впервые. У меня накопилось много вопросов, и я не знаю, кому их задать, — признался я, чувствуя, как под этим взглядом во мне просыпается что-то мелкое и неуверенное.

— Пройдём, — кивнула она без улыбки. — Постараюсь тебе помочь.

Она провела меня в помещение при храме. Мельком оглядевшись, я отметил чистоту и уют, пахнувший воском и ладаном. Солнечный свет заливал просторную комнату с большим деревянным столом в центре, вокруг которого стояли аккуратные стулья. У стены теснились книжные полки, а на столе поблёскивал начищенный медный самовар. Рядом с ним горкой лежали чашки с блюдцами, а в плетёной корзинке, прикрытой льняной салфеткой, виднелась сдобная выпечка.

Усевшись за стол, она жестом пригласила меня последовать её примеру, налила чаю в фарфоровые чашки и подвинула ко мне сахарницу. В корзинке оказались витые булочки-розочки, посыпанные сахарной пудрой. Я не стал отказываться — завтрак был давно, а возможность сэкономить немного денег казалась сейчас особенно ценной.

— Святая мать, — начал я после паузы, — у меня есть вопрос, который меня мучает. Почему в вашем мире женщины считаются сильным полом? Откуда взялось такое разделение? Почему всё… перевёрнуто?

— Вопрос непростой, — задумчиво сказала она, — и одновременно очень простой. По твоей одежде, по этим брюкам, я вижу, что ты пытаешься подражать женщинам. Не стоит этого делать. Ты станешь лишь посмешищем, как птенец, пытающийся взлететь раньше срока.

Она ненадолго замолкла, давая мне осознать её слова, а затем спросила:

— Читал ли ты Книгу Бытия?

— Нет, — ответил я, чувствуя, как нарастает внутреннее сопротивление. — Но я знаю, что в ней должно быть иначе.

— Ответ кроется именно в ней, — она покачала головой, и в её глазах мелькнула тень сожаления. — Но ты должен услышать её так, как слышим её мы.

Она подошла к полке, сняла массивный том в кожаном переплёте, бережно раскрыла его и начала читать нараспев, и её голос приобрёл удивительную, завораживающую глубину:

«Книга Бытия, глава 1
И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их.
И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими и над зверями, и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле...»

Она продолжала читать, перелистывая страницы, пока не дошла до ключевого момента, и я слушал, затаив дыхание, чувствуя, как почва уходит у меня из-под ног:

«...И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену, и привел ее к человеку.
И сказал человек: вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей; она будет называться женою, ибо взята от мужа [своего]».

— Понимаешь? — она мягко закрыла книгу, и этот звук прозвучал как приговор. — Божественная сущность создала мужчину и женщину в один день. Им были даны одинаковые поручения, но мужчина не справлялся. Тогда был создан ещё один человек — Ева. Первая женщина, Лилит, со своими задачами справлялась, а мужчина — нет. Выходит, он был слабее. Женщина оказалась более удачным образцом, и именно её взяли за основу. Адам же послужил лишь строительным материалом. С тех пор так и повелось: мужчины обеспечивают женщин, а женщины выполняют ведущую роль — они проводники воли Божественной сущности. Это не тирания, сын мой, — добавила она, глядя на моё сдавленное лицо. — Это божественный порядок, установленный для гармонии.

В этот момент дверь тихо приоткрылась, и в комнату вошел молодой послушник с подносом. Его движения были беззвучны и отточены, а взгляд опущен в пол. Он молча поставил на стол свежие булочки, поправил салфетку и так же бесшумно удалился, ни разу не подняв глаз на нас. Было в нём что-то затравленное, и эта покорность, отточенная до автоматизма, резанула меня больнее любых слов. Это была живая иллюстрация всего, что она только что сказала.

— Приглядись к миру, — продолжала священница, словно не заметив его ухода. — Даже в природе самки часто крупнее и сильнее самцов. У комаров кусают именно самки, в прайде львов охотятся львицы. Быть сильнее, быть лидером и воином — божественное предназначение женщины. Наша сила — не в мускулах, а в выносливости духа и тела. Мы рожаем в муках, а значит, способны вынести любую боль. Мы созданы, чтобы выживать и вести за собой.

Я поблагодарил её и вышел из храма с тяжёлым чувством, словно внутри меня осел свинцовый груз. Мои мысли путались, в голове стоял гул, и я не находил контраргументов, которые звучали бы убедительно в этом перевёрнутом мире. По дороге к гостинице я стал свидетелем одной сцены, добившей меня окончательно. На рыночной площади тщедушный мужчина-торговец безуспешно пытался сдвинуть с места тяжёлый ящик. Его лицо покрылось потом, жилы на шее надулись от напряжения. К нему подошла рослая женщина в рабочей робе, с насмешливой усмешкой взглянула на него, с лёгкостью подняла ящик, водрузила его на телегу, получила монету и пошла дальше, даже не оглянувшись. Мужчина лишь благодарно кивнул — для него это была обыденность. Для меня — последнее, окончательное доказательство, которое я уже не мог отвергнуть.

Глава 6. Поиск работы.

Лежать на спине и плевать в потолок можно бесконечно, но если вопрос с документами не решится, я останусь нищим в самые ближайшие дни. Нужно оглядеться, понять, на чём здесь зарабатывают люди, где требуется наёмная сила и где могут принять без бумаг. В принципе, я программист — меня и без корочек могли бы взять, но одинаковы ли здесь языки программирования с нашим миром, ещё предстоит выяснить. А если нет, то я и не программист вовсе, а так, человечек с улицы. Можно попробовать податься на вокзал — требуются ли грузчики? Таскать чемоданы на тележке я смогу, если бригадир на перроне меня пустит. Или в порт сходить: город-то на реке стоит, судоходство должно быть развито, а значит, и грузчики там нужны. Помнится, отец рассказывал, как студентом бегал вагоны разгружать по ночам — на жизнь хватало, и выпить, и покурить, и девочек потанцевать. Должно хватить и мне, на первое время.

Выйдя из гостиницы, я начал нарезать круги по району, впитывая каждую деталь: вывески, архитектуру, потоки людей.

Прогулки мало что дали. Магазинчики встречались на каждом шагу, но нигде не было и намёка на объявления о приёме на работу. «Язык до Киева доведёт», — как говаривала мама. Нет информации — не беда, надо просто пообщаться с людьми.

У меня как-то был случай: сошёлся с девушкой, она позвала к себе после первого же свидания, и я перебрался. Квартирка у неё была маленькая, и повсюду я видел, куда нужно приложить мужские руки. Самое критичное оказалось в ванной. С утра пошёл умываться, долбанул рукой по клавишному выключателю — а он от удара рассыпался. Пластик полетел на пол, а ладонью я прижался к оголённым контактам. Подумал, свет мерцает, ан нет — это у меня в глазах потемнело от удара током. На мой мат выскочила перепуганная хозяйка, но что с неё взять? Суетится вокруг, а помочь не может, а у меня самого руки-ноги дрожат. Посидел, отдышался, и решил немного подремонтировать ей жильё. Начал с ванной. Она с утра на работу ушла, а я был на свободном графике, вот и остался. В кладовке поискал инструменты — не нашёл. Пришлось на энтузиазме идти по соседям. Одни дали молоток и стамеску, другие — мастерок и шпатель, третьи поделились газетой для уборки. Вечером моя девушка вернулась и очень удивилась: она жила в подъезде третий год и ни с кем не была знакома, а я за день обитания с ней чуть ли не со всем подъездом перезнакомился. Я к чему это всё? С людьми нужно общаться. Они сами зачастую к этому стремятся.

Но привычные подходы здесь не сработали. Магазинчики, кассы — всё как у нас, правда, уровень техники напоминал восьмидесятые годы двадцатого века. Персонал, однако, был совсем другим. Я думал, возьму что-нибудь мелкое, например, шоколадку, на кассе улыбнусь продавщице, подмигну, отпущу шутку про погоду или красивые глаза, потом подарю ей эту шоколадку… Слово за слово — и вот я уже провожаю её вечером до дома, а по дороге всё выведаю. Однако ничего не вышло. Хотя бы потому, что продавцы поголовно были привлекательными юношами. Как-то не входило в мои планы делать комплименты парням. Зашёл в один магазин, в другой, в третий — статистика работала против меня. Везде за прилавком стояли молодые люди. Делать нечего — нужно работать с тем, что есть, с поправкой на то, что проводов домой не будет.

— Привет, я Алекс, — обратился я в одном магазинчике, торгующем кондитерскими изделиями.
— Здравствуйте, — поприветствовало меня чудо за прилавком.

Этого парня действительно можно было назвать чудом. На нём была накрахмаленная белая рубашка с широким отложным воротником, по краю которого шла мелкая цветочная вышивка. Его пояс охватывал широкий ремень с узорным тиснением. На бёдрах — пышная юбка в пол из тёмной ткани, а на ногах — ботильоны, начищенные до зеркального блеска. Кисти рук — узкие, с длинными, будто созданными для музыки, пальцами, украшенными изящными кольцами. Аккуратные усики, тонкая бородка, подведённые тушью ресницы, умелый макияж — и абсолютно лысый, блестящий череп. Всё это вместе было настолько дико, шокирующе и в то же время гармонично и красиво, что я на несколько секунд завис, разглядывая его.

— Чем могу вам помочь? — прервал он моё молчание.
— Ах, да, простите, — опомнился я. — Мне нужна работа. Может, вы знаете, где можно узнать о вакансиях?
— Работу? Вам? — удивлённо переспросил продавец. — А какую работу вы ищете?
— Я программист. Интересует что-нибудь по профилю. Может, слышали, где требуются такие специалисты?
— Программист? А кто это?
— Программист, — терпеливо объяснил я, — это тот, кто пишет программы для компьютеров. Вы знаете, что такое компьютер?
— Нет, ни разу не слышал.

М-да, похоже, с работой по специальности будет облом. Уровень технического прогресса здесь и впрямь отставал лет на тридцать–сорок.

— Вероятно, нужной мне работы я не найду. Ладно, а какая вообще есть?
— Все вакансии можно увидеть в конторе социальной защиты. Но не уверен, что вы там что-то найдёте.
— А как туда пройти? И почему я не найду?
— Это недалеко, — ответил он. — Пять кварталов вдоль этого проспекта. Не найдёте потому, что мадам, которая руководит тем заведением, строга и не любит таких, как вы.
— Но… Всё же могу попробовать? — уже без особой надежды спросил я.
— Можете, — он задумчиво разглядывал меня. — Но вряд ли это что-то изменит.
— Извините, не могли бы вы пояснить, что значат ваши слова — «таких, как вы»?
— Всё просто. Ваша синяя одежда из грубой ткани мятая…
— Это джинса! — перебил я. — Она не мятая, она всегда такая. Это норма. И, между прочим, очень удобно — гладить не надо.
— Хорошо, пусть будет «джинса». Но брюки носят женщины. Брюки и мужчины — это несовместимо. Это извращение, а сейчас не маскарад! Посмотрите вокруг — вы выделяетесь, как белая ворона. И к тому же они затрёпаны до дыр.
— Это не дыры! Это дизайн такой, стиль «кэжуал»! Удобно, просто, небрежно, повседневно!
— Вот именно об этом я и говорю! — парировал он. — Небрежность в одежде характеризует вас как небрежного человека. А небрежный работник никому не нужен. От него одни убытки.
— И всё? Одежда — это всё? — начал заводиться я.
— Нет, не всё. Ваши руки… Они ужасны.
— Да что с ними не так? — вспылил я.
— Они не ухожены. Ногти обгрызены, волосы по локоть, депиляции нет. А голова?!
— А что с головой?
— Голова, лицо — это ваша витрина. А ваша витрина заросла щетиной, кожа шелушится, волосы засалены и, если я не ошибаюсь, с перхотью. Нет, однозначно нет! Если вы ещё не совсем опустились и ищете нормальную работу, вам прежде всего нужно привести себя в порядок! Иначе даже в борделе побрезгуют вас взять!

Глава 7. Трудовые будни

Глава 7. Трудовые будни

Мы спустились в знакомый бар и прошли на кухню, где Саманта — оказалось, она была не просто барменшей, а хозяйкой заведения — что-то готовила на плите, напевая под нос незатейливую мелодию.
— А, пришли. Ну что, готов к труду?
— Да, спасибо, готов. А сколько платить будете и что именно мне делать?
— Пока будешь мыть посуду, подметать и мыть полы. Это самый низкий уровень, не требующий ни образования, ни опыта, ни внешности. За это плачу минимал. Потом, возможно, станешь подменять разносчика — это уже полтора минимала. Тут требования выше: нужна память, чтобы помнить заказы с нескольких столиков, да и внешность уже играет роль. Тебя, конечно, немного приоденем, но многое зависит от тебя. А там посмотрим.
— А минимал — это сколько?
— Девятьсот рублей.
— Это мало. У меня в гостинице номер стоит сто рублей в сутки.
— Ха, конечно, сто! — фыркнула она. — Это же гостиница: целая комната на одного, соседей нет, своя ванная, уборка. Вот и набегает. Ты же не в ночлежке живёшь. Там условия совсем другие.
— Ясно. Из гостиницы придётся съехать, а где тогда спать?
— Оставайся здесь, места хватит. И на еду тратиться не придётся, так что девятьсот — нормально для начала. Да и вообще, страшилка, — добавила она, пристально глядя на меня, — мы тебя не знаем. С чего это нам быть к тебе добрыми? И так помогаем в трудную минуту, разве нет?

Возразить было нечего. Действительно, предложение на первое время выглядело привлекательно, а там — видно будет.
— Ладно. Спасибо. Я согласен. С чего начать?
— Ха, ещё бы не согласился! Начни с уборки в туалете. Всё перемой начисто. Тряпки, вода, вёдра — всё там есть. Закончишь — позовёшь.

Вот так карьера: из программистов — в уборщики. Делать нечего, взял тряпки, щётки и отправился драить сортир.

Чистка туалетов для меня не была в новинку. Ещё в армии, попадая в наряд, приходилось знакомиться с этим изобретением человечества лицом к лицу. Особенно когда в руках — зубная щётка, а перед тобой — унитаз, который нужно отдраить до блеска, вглядываясь в каждую щель в поисках малейшей грязи. Не найдёшь её ты — найдёт сержант. И всё начнётся сначала, особенно после того, как он макнёт швабру в нечистоты и пройдётся ею по свежевымытому полу и стенам. После пары таких подходов всякое «и так сойдёт» исчезает как рукой. Приучаешься делать всё с первого раза и на совесть. Кстати, это правило не раз выручало меня потом, в буднях программиста: я старался не писать «говнокод», всё перепроверял и обкладывал тестами. Но это лирика.
Здешние сортиры почти не отличались от привычных, разве что фаянс был не белый, а слегка сероватый, да кафеля не было — стены красили обычной масляной краской. Что ж, до технологий моего мира им ещё расти. На качестве посещения туалета цвет стен вряд ли сказывается.
Закончив, я вышел в зал и позвал Саманту. Та стояла за стойкой и медитативно натирала очередной бокал.
— Готово? Пойдём, посмотрим.

Она осмотрела помещение и не нашла, к чему придраться.
— Молодец. А чего руки красные? Не дело это. Перчатки почему не надел?
— Да ладно, пройдёт.
— Э, нет. Руки беречь надо. Тебе ещё на свидания ходить, девочкам глазки строить. А они посмотрят на твои неухоженные руки — и фыркнут.
— Да не очень-то и хотелось.
— Ну, ну. В общем, сказала: без перчаток с водой не работать. К туалету претензий нет. Сейчас народ с работы повалит — становись за мойку. Надеюсь, посуду не перебьёшь. И про перчатки не забудь.

Быстро проглотив незамысловатый ужин — яичницу с беконом и стакан сока, — я занял свой пост у раковины.

В тот вечер я мыл, мыл и снова мыл. К трём ночи поясницу ломило, голова гудела от монотонности, а посуда всё не кончалась. Но всему приходит конец. Наконец бар закрыли, Марта провела меня дальше по коридору и открыла дверь в моё новое жилище. Это был узкий пенал два на четыре метра, где у дальней стены стояла кровать, а рядом — небольшой шкаф. Я, не раздеваясь, повалился на матрас.
— Э, нет, — тут же остановила меня Марта. — Так не пойдёт, парень. Разденься, аккуратно сложи вещи, и только тогда — спать.
Силы уже были на исходе, я пробормотал что-то невнятное вроде «отстань» и провалился в сон. Как Марта меня раздевала, я уже не помнил. Проснулся на следующее утро раздетым.

Днём сходил в гостиницу, выписался, заглянул к правоохранителям — новостей не было — и вернулся в бар. А потом неделя превратилась в «день сурка»: подъём, еда, уборка, туалеты, полы, снова еда, бесконечная посуда, и наконец — возвращение в каморку, стирка пропотевшей одежды и мгновенный сон. И так снова и снова.

Одежда моя быстро приходила в негодность, и с этим вопросом я отправился к Марте. Саманта — всё-таки босс, а начинать просьбы лучше с того, кто ниже по рангу. Марта выслушала, хмыкнула и спросила:
— В чём проблема? В понедельник получишь деньги — сходим по магазинам. Выходные у нас рабочие, как и у любого кабака, а понедельник — выходной.

В понедельник Саманта выдала мне расчёт за неделю, и мы с Мартой отправились за обновками. Вернее, она пошла, а я — за ней, как того требовали местные порядки. По дороге она ворчала, что не любит готовую одежду, но в моём случае придётся смириться.
— Одежда, если не казённая, должна шиться на заказ, по фигуре.

Витрина магазина пестрела манекенами в ярких нарядах, но народ проходил мимо. Внутри было просторно и пустынно: ряды вешалок с брюками, рубашками, куртками, стены отделаны лакированными панелями, в простенках — большие зеркала в бронзовых рамах. Тишина, прохлада и ни души. Марта подошла к стойке и нажала на бронзовый колокольчик. На звонок выскочил улыбчивый молодой человек.
— Чем могу помочь?
— Его нужно приодеть, — кивнула Марта в мою сторону. — А то на бродяжку смахивает.

Юноша наморщил лоб, обошел меня кругом, пощупал джинсы, тяжело вздохнул и объявил:
— Что-нибудь подберём. С чего начнём?
— С нижнего белья, — ответил я.
— О! — просиял он. — Это правильно! Именно с белья начинается утро и им же заканчивается день. А раз так, на нём экономить нельзя — оно должно быть красивым, качественным и дорогим! Пойдёмте, покажу последнюю коллекцию, ваша дама останется довольна!
— Стоп, стоп, — охладил я его пыл. — Это не моя дама, мы просто коллеги. И бельё мне нужно не дорогое, я стеснён в средствах.
— Ну, пусть не дорогое, но красивое! Милая дама, — обратился он к Марте, — вы же согласны?
Мы оба повернулись к ней, а она, предательница, молча кивнула.