Жизнь в убойном отделе не останавливалась ни на секунду за сутки. Можно было уйти поздней ночью под непрекращающиеся трели телефонов, вернуться на смену утром и услышать все тот же аккомпанемент звуков. Пронзительные звонки, усталые, громогласные голоса дежурных, шелест принтеров, плюющихся свежими распечатками, шипение и механический бубнеж в рациях, к которым иногда примешивается пронзительный, затем стихающий вой сирен. Здесь пахло растворимым кофе, по́том, дешёвыми сигаретами и, подтверждая устоявшееся клише, пончиками.
Николь всегда думала, что это не более, чем киношный миф, придуманный голливудскими режиссёрами смеха ради. Но когда после полицейской академии она, как и все, устроилась работать в патруль, пончики оказались непременным антуражем будней. Николь ненавидела пончики. Они рубили на корню весь романтичный образ защитника и спасителя, которыми ей представлялись полицейские. Делали из них дородных, нерасторопных тугодумов со значками, пончиком в одной руке и стаканом кофе в другой. В реальности поесть представители власти мало когда успевали. В основном это быстрый перекус на ходу холодным и жёстким как картон, фастфудом.
Потом был отдел нравов, работа под прикрытием среди проституток, некоторые из которых до сих пор её надёжные информаторы. Хотя большинство из тех, с кем она стояла вечерами на Палм Авеню, ожидаемо продемонстрировали полное презрение, узнав, кто она на самом деле.
Теперь Николь Сандерс уже три года как была детективом убойного отдела. Нельзя сказать, что карьера давалась ей легко, но девушка упорно шла к своей цели и добилась её.
Стоя утром в своем кабинете, она с усердием перебирала кипу документов на столе, силясь структурировать их. Выходило плохо, процесс казался нескончаемым и бессмысленным. С каждым новым делом бумаги все копились и копились, в отличие от времени на их разбор, которого катастрофически не хватало. Стоило закончиться одному делу, следом появлялось другое, без шанса на передышку. И так по кругу, в веренице бесконечных дней.
— Сандерс, — её отвлёк приятный мужской голос, который, смакуя по слогам, прочитал фамилию на табличке двери.
В дверях стоял высокий, почти под два метра ростом мужчина тридцати лет. Пальто из кашемира насыщенного темно-синего цвета распахнуто. Под ним, будто подобранные грамотным стилистом, серый свитер и темно-синие джинсы.
Вершиной напускной неформальности его образа служили кипенно-белые кроссовки. Черные волосы уложены слегка небрежно, скорее нарочито, как часть образа. Лёгкая небритость дополняла общий налет непринужденности в стиле незнакомца.
«Это ещё что за кадр? Чей-то родственник?»
— Я могу вам чем-то помочь? — Николь подняла брови, стараясь не выдать, как сбита с толку таким вторжением.
Мужчина твердой походкой пересёк кабинет и протянул девушке руку.
— Лэнс Паркер. Судя по всему, твой новый напарник, — сразу перешёл он на ты.
Рецепторов достиг ненавязчивый, весьма приятный мужской парфюм со строгими древесными нотами. С более близкого расстояния Николь отметила, что у него серые с небольшими голубыми вкраплениями глаза, довольно горячая кожа и крепкое рукопожатие.
— Меня перевели из УБНУправление по борьбе с наркотиками (Drug Enforcement Administration, DEA), — Паркер чувствовал себя более чем уверенно, продолжая засыпать новоиспеченную коллегу фактами.
«В наркотичке все такие модники? В убойном дай бог время поспать найти», — подумала Николь, но вслух сказала:
— Тебя повысили? — она намеренно перешла на ты, чтобы не сдать позиций в устной битве за главенство.
— Вроде того, — Лэнс очаровательно улыбнулся, демонстрируя полное расположение и открытость.
Николь Сандерс славилась в отделе своей неспособностью срабатываться с напарниками надолго. Ее коллеги то и дело просили дать им кого-то другого. Кого-то более выносимого, чем она со своей любовью к главенству и слишком уж фанатичным отношением к работе. Лэнс знал об этом, ему нашептали знакомые из убойного, как только он поинтересовался своей будущей напарницей. И он изо всех сил старался буквально с порога сгладить углы между ними. Не то чтобы он был сторонником отступать или прогибаться. Вовсе нет. Он просто был хитрее, по крайней мере, считал себя таковым. Хитрость и изворотливость — качества, которые вольно-невольно приобретаешь при работе с наркоманами, дилерами и опасной работой под прикрытием.
Паркер представлял себе закаленную сложной работой с уголовными делами женщину лет сорока, а то и пятидесяти. Такую, которая не даёт никому спуску, требовательна и к себе, и к коллегам. Однако перед ним оказалась худая высокая девушка — его ровесница. Русые волосы ниже плеч золотистого медового оттенка в беспорядочном хаосе, как и рабочий кабинет. Россыпь мелких рыжеватых веснушек на светлой коже, серые глаза, самые простые синие джинсы и бежевый свитер без рисунка разрушили все ожидания и дали карт-бланш на демонстрацию авторитета. В рукопожатии её худой и прохладной руки угадывались решимость и твердость, совсем незаметные внешне.
— Значит, здесь мы будем обитать? — Паркер окинул оценивающим взглядом помещение.
«В знатную дыру меня засунули. Ещё и напарницу дали с характером».
Один стол на двоих, с башнями документов, ноутбуком и скромными остатками канцелярии. Два офисных кресла на колесиках с потертой, некогда черной обивкой. Белая доска, на которую крепят материалы дела для наглядности и где постепенно вырастает сетка связей между жертвами и подозреваемыми. В углу на шаткой тумбе притаился принтер. Вот и все оснащение для тех, кто стоит на страже закона.
Николь не очень понравилось, как по-хозяйски он себя ведёт в новом месте. Она предпочла бы скромное и молчаливое послушание.
— Надо навести тут порядок, — резюмировал новый коллега, и у Николь аж потемнело в глазах от негодования.
Тело казалось чужим, тряпичным, как у куклы, набитой ватой, ведомой неумелым кукловодом. Голова кружилась, девушку то и дело швыряло из стороны в сторону, вынуждая стесывать бока обнаженного тела о жесткую кору деревьев. Ладони и стопы давно кровоточили, а кожу щипало свежим предрассветным ветром. Ветки хлестали по лицу и телу, измученному часами, проведенными в плену, впивались в ноги при каждом шаге. Влажная после ночного дождя земля с гнилыми листьями комьями застревала между пальцами, налипала на ступни, утопающие в холодной почве.
Увидь кто сейчас девушку, решил бы, что начался зомби-апокалипсис и живые мертвецы наступают на рассвете. Как ироничноКультовый фильм «Рассвет мертвецов» Джорджа Ромеро. Белые длинные волосы превратились в окровавленную паклю серого цвета. Кожу стягивало от запекшейся на ранах крови. Совсем свежие, еще не зажившие увечья кровоточили и оставляли капли на полотне леса. Только эта дорожка была не из хлебных крошек, а из нечеловеческой боли, бесконечного кошмара и липкого ужаса, от которого внутренности сжимались, превращаясь в студенистый холодный ком.
Легкие просились наружу. Горло, изодранное криками, саднило с каждым вздохом все сильнее и сильнее. Единственное, что не давало отключиться, — адреналин. Он гнал жертву, точно лань, преследуемую голодным хищником. Силы начали покидать ее, но инстинкт самосохранения кричал не останавливаться. Она не видела, преследует ли ее тот, от кого она убежала. Шестое чувство твердило, что да и он вот-вот настигнет, ступая практически след в след. Зрение не пришло в норму, и обстановка представляла собой сплошное размытое пятно, в котором ориентиром служили животные инстинкты, глубоко похороненные цивилизацией. Сейчас мозг задействовал все свои потаенные области, вышвырнул те самые инстинкты наружу.
Девушка рухнула, запнувшись о корявую ветку, болезненно приложилась раненой грудью о землю. Вскочила из последних сил, почти ощущая, как дышит в затылок сама смерть. Отчаянный рывок — и показалась кромка леса, спасительная граница, очерченная предрассветными синими сумерками.
Ветки больше не ранили ступни. Теперь ноги касались стылого асфальта. Яркая желтая вспышка и полная дезориентация. Свет фар безжалостно выхватил обнаженное тело, скорее похожее на ходячий труп. Визг покрышек, застывшая в растерянности девушка. Удар по касательной. Автомобиль вильнул вбок. Водитель, отвлекшийся от дороги, испуганно вдавил педаль тормоза. Он выбежал из машины, слабо понимая, что же произошло. На асфальте лежала неизвестная, вид которой вызывал неконтролируемый приступ паники.
Красные рассветные всполохи распороли мглу цвета индиго, щедрыми мазками легли на дорогу и участников сцены. Лес отдал беглянку. Сквозь поредевшие кусты и стену деревьев просочился зловещий туман.
***
Пересечение Фокс и Гарден находилось за городом, на въезде в тихий райончик, именуемый Палм Гроув. Тот, кто придумал название этому местечку в пригороде, явно шутник по жизни. Роща здесь присутствовала, но отнюдь не пальмовая. Да и какие пальмы в широтах, где большую часть года дожди и пробирающие до костей ветра с залива?
Наверное, этот человек мечтатель или имеет потрясающее воображение и неуемный оптимизм. Которого, кстати, не доставало Николь сегодняшним утром. Бесячий до зубовного скрежета напарник, невозможность получить успокоительную дозу никотина и дурацкое дело о пропаже эскортницы вместо чего-то стоящего.
Всю дорогу до места она скребла ногтями потертую оплетку руля, кусая обветренные губы. На каждом светофоре Сандерс нервно ерзала на сиденье и грызла потрепанные ногти.
— Глистов не боишься? — Лэнс покосился на напарницу.
— Иди к черту! — Николь вдавила газ в пол, срываясь с места, как только светофор переключился на зеленый.
Лэнс ехидно улыбнулся, продолжая украдкой рассматривать девушку. На его вкус она была несколько худовата, он предпочитал формы попышнее. К тому же больно дерганая и нервная, колючая, как дикобраз, агрессивная, как бешеная белка, и резкая, как пощечина дамы, брошенной после одной ночи. Он любил подкалывать напарников, слегка стирая таким приемом границы между ними. Переводя отношения из служебных в ранг дружеских.
— Я же о твоем здоровье беспокоюсь, — он качнул головой. — Курение, глисты. Ты еще слишком молода, чтобы себя так губить. К тому же работа обязывает держать себя в форме. Ты подумай над этим.
Каждое последующее слово в его речи все больше отдавало беззлобной издевкой. Лэнс хотел растопить лед в сердце этой неприступной девушки. Ведь напарники — больше, чем просто коллеги, с которыми ты работаешь каждый день. От этого человека порой зависит твоя жизнь. Ты должен не бояться идти вместе на задание, знать, что твою спину прикроют, не предадут и не подставят. Такие отношения, без преувеличения, даже больше интимные, нежели любовные.
— Помимо специализации на проститутках, ты еще и врач? — не осталась в долгу Сандерс.
— Я человек многих талантов, — Лэнс одарил ее своей самой обаятельной улыбкой. — Ники.
— Для тебя Николь, — поправила она его.
— Какие мы ва-а-ажные, — ерничал напарник. — Для тебя Нико-о-оль, — передразнил он.
«Точно клоун».
— Я тебя сейчас высажу из машины, пойдешь пешком, — пригрозила Сандерс.
— Ладно, ладно, — Лэнс поднял руки ладонями вперед, словно сдавался перед ее гневом. — Значит, будешь Сандерс, — она скорчила недовольное лицо в ответ. — Давай так. Заключим перемирие. Я уже понял, что у тебя есть яйца и ты любишь их демонстрировать, — Николь сдержанно и победно улыбнулась. — Договоримся, что не будем пытаться ими мериться. Работаем как напарники, на равных, — Лэнс предупредил возмущение, выставив в ее сторону указательный палец. — Как бы тебе ни хотелось, но на второстепенную роль я не соглашусь. Мы команда. И мы на равных, — он плавно рассек рукой воздух. — Так и быть, я разрешу тебе курить в машине.
Николь металась по кабинету. Заведенная и нервная, она описывала дугу вдоль стола от стены к стене. Лэнс лениво восседал в потертом кресле, развалившись, и крутился туда-сюда, отталкиваясь ногами от пола.
Напарница со своей суетой напомнила ему о детстве. Точнее, о хомячке по кличке Эклер, которого он получил в качестве подарка от сердобольной соседки в шесть лет. Изначально Лэнс попросил грызуна у отца, но тот устроил взбучку сыну, посмевшему «открыть рот и просить».
Странное имя животное получило потому что было таким же жирным, как эклеры. Хомяк был рекордсменом по физическим нагрузкам. Впрочем, и по нагрузкам на свое пищеварение тоже. Он целыми днями метался по клетке, раскидывая опилки в стороны. Когда же ему надоедало, Эклер взбирался в хомячье колесо и бежал что есть мочи, попискивая и пыхтя от натуги. Спустя год хомяк трагически погиб в любимом колесе. Наверное, у него остановилось сердце под воздействием неимоверных нагрузок. Тогда маленький Лэнс узнал о смерти и несправедливости жизни.
Вот и Николь сейчас была точно этот хомяк, только вместо писка она тихо материлась себе под нос.
— Грёбаные эскортницы, — негодовала она. — Эти проститутки никогда, бля, заявление не подают.
Лэнс медленно изогнул бровь на очередное ругательство, не осуждая, просто удивляясь жёсткости Сандерс. Его весьма порадовало такое спокойное отношение к неотъемлемой части языка как мат. Он не собирался постоянно вставлять крепкое словцо, скорее мог теперь чувствовать себя более расслабленно.
— Не мельтеши. Твои бубенцы звенят на весь отдел, — сонно пробубнил Лэнс.
Николь замерла как вкопанная, подбоченилась и устремила на него грозный взгляд.
— Что? — он апатично, почти засыпая, моргнул.
— В смысле что? У нас проблема!
— Са-а-андерс, — устало протянул Паркер. — Какая проблема?
— Какая? — Николь посмотрела на напарника. — Девушка нашлась, заявление она не подавала. Дело можно закрывать. Но тут она сбегает из больницы. Явно не просто так, — она многозначительно подняла брови. — Нам нужно найти ее и узнать почему. Но если мы будем тратить на это время, Мэтьюз нас прибьет.
— Так не надо ему говорить, — Лэнс медленно повел рукой, не понимая, зачем раздувать проблему из ничего.
— И как мы объясним свое отсутствие? — Николь оглянулась. — Мы должны заниматься бумажной работой.
Лэнс поднялся с места, разминая затекшие конечности, сцепил руки и немного покрутил спиной. Позвоночник громко хрустнул в повисшей тишине. Николь поморщилась на этот звук. Она терпеть не могла, когда люди нарочно так делают, особенно премерзко хрустят пальцами, не оставляя без внимания ни один. Паркер накинул пальто и уверенно взялся за потертую медную ручку двери.
— Ты куда?
Он оглянулся и посмотрел на коллегу откровенно недоуменно.
— В больницу, — Лэнс пожал плечами. — Когда надумаешь, можешь приехать следом.
— Издеваешься? — взорвалась Николь.
— Нет, — он все ещё сохранял невозмутимость. — Сандерс, ты хочешь и рыбку съесть, и на хер сесть, — на что она громко фыркнула в ответ. — Определись, ты хочешь поступить по правилам или по велению совести.
Николь вся напряглась, вступая в тяжёлую борьбу со своими убеждениями. Она предпочитала блюсти протоколы, тем самым оставаясь абсолютно чистой на случай возможных проверок или попыток подловить на дурных делах. Сейчас вся ее привычная схема рушилась. Судя по всему, Лэнс относился проще к наплевательству на правила. Сандерс издала не ясный протяжный звук, видимо извещающий о внутренней победе совести, схватила куртку и направилась к выходу. И надо же было именно в этот момент натолкнуться в коридоре на Рэя Морриса.
В росте он проигрывал Лэнсу, будучи немного выше Николь. Впрочем, Лэнс, с его-то габаритами, всегда выделялся в толпе. Коротко подстриженные темно-русые волосы, острые черты лица и крепкая фигура с широкими плечами делали из Рэя объект повышенного внимания для противоположного (и не только) пола, особенно, когда он надевал полицейскую форму.
Мужчина, так и не получивший за три дня ни слова, ни строчки, решил лично навестить Николь. Благо отдел нравов, где он работал, располагался парой этажей выше, а значит, нужно было всего лишь спуститься.
— Ники, — он поймал девушку за руку.
Такой интимный жест в присутствии напарника и уймы народа, снующего туда-сюда, заставил ее оцепенеть на долю секунды, а спину и лоб моментально покрыться испариной. Николь резко одернула руку. Этого хватило, чтобы Лэнс заметил реакцию обоих и удивленно посмотрел на них в немом вопросе.
— Что тебе, Рэй? Я спешу, — Сандерс предусмотрительно спрятала руки в карманы.
— Что мне? — он выдавил из себя болезненную улыбку. — За три дня ни слова.
— Много работы, я же говорила, — Николь попыталась обогнуть собеседника.
— И куда ты? — Рэй покосился на Лэнса. — Вы, — уточнил он.
— На обед, — преспокойно соврал Паркер.
— Отлично, я тоже собирался пообедать.
— Нет! — Николь так громко вскрикнула, что несколько коллег, стоящих в коридоре, оглянулись на троицу. — Мы идём вдвоем, — сухо и уже тише отрезала она.
Развернулась спиной и молча двинулась прочь к выходу, дав понять, что других вариантов развития ситуации не будет. Лэнсу только оставалось пожать плечами на печальный взгляд Рэя и догнать свою напарницу.
— За что ты так со своим парнем? — совершенно бесцеремонно спросил он.
— Он мне не парень, — ядовито огрызнулась Николь.
— Ну, любовник, — не унимался Паркер. — Без разницы.
— И не любовник!
— Ага, — Лэнс открыл машину и сел за руль, снова опережая напарницу.
Та была так раздосадована нежелательной встречей, что не нашла в себе сил сопротивляться. По привычной схеме она плюхнулась на пассажирское и закурила, предварительно нащупав в кармане куртки резинку для волос, и соорудила небрежный пучок на макушке, напоминая безумную домохозяйку в запое.