Музей магических артефактов

Пролог. Средоточие путей, узел интересов (с)

— Что же, ваша милость, вы и впрямь желаете приобрести имущество в нашем департаменте?

— Всё верно, желаю. Для моих целей подойдёт любой заброшенный старый дом, я ищу тихого и уединённого места. И если вы подберёте мне что-то подобное, ваша комиссия составит пятнадцать процентов от сделки.

— Очень рад это слышать, но — понимаете, будет непросто. Вы уверены? Здесь до сих пор ещё сохранились непроходимые леса, и в здешних горах тоже есть такие тропы, в которых ориентируются только местные уроженцы.

— Это же замечательно, дорогой господин Руа! Вот и подберите мне такой домик, можно старый замок, если у вас здесь есть, который расположен в глуши и найти который смогут только местные уроженцы.

— Но… — господин Руа, невысокий плотный плешивый мужчина в клетчатом сюртуке, внимательно оглядел собеседника, — не желаете ли вы сказать, что у вас проблемы с законом? Мы здесь живём тихо и уединённо, и нам, понимаете, не нужно пристальное внимание властей к нашим повседневным делам.

Собеседник господина Руа был мужчина хоть куда — покрой его сюртука выдавал знакомство с последней столичной модой, тонкая шерстяная ткань определённо стоила немалых денег, и шил сюртук с панталонами отличный портной. Жилетка из узорчатой ткани, цепочка от часов чистого золота, не иначе, а шелковый галстук заколот булавкой с изумрудом. Панталоны заправлены в сапоги из мягчайшей кожи, цилиндр шёлковый, а дорожный плащ из мягкого сукна. Здесь, в лесистых предгорьях, так не одевались даже заправские щёголи. И сам тоже приметный — высок, плечист, чёрные волосы с проседью, руки нежные, как у девицы, но сильные — господин Руа видел, как пришелец управлялся с норовистым конём.

Приезжий гость внушал подозрения, и немалые.

С другой стороны, если он придёт с тем же предложением к кому другому, например — к дядюшке Марсо, владельцу единственной в городке гостиницы, тот не откажется, и обещанная сумма достанется ему, а вовсе не Жермону Руа. А у дядюшки Марсо только тётушка, и больше никого, потому что два сына разъехались далеко, а дочка замужем аж в Массилии. А у него, Жермона Руа, — два сына и три дочки, всё ещё при родителях. И сыновей нужно учить, а дочерям давать приданое, а в Верлене в целом не развернёшься — очень уж небольшой городок. Так что никак нельзя упускать такого выгодного посетителя.

— Понимаете, господин…

— Джилио, граф Джилио, любезный господин Руа.

— Так вот, господин граф, во всей нашей округе есть только один… одно место, которое вам может подойти. Но приобрести его будет непросто.

Точнее, невозможно, но откуда об этом знать приезжему?

— И в чём же… непростота?

— Понимаете, это заколдованный дом с давней и запутанной историей. Найти действительного владельца — нелёгкая задача.

— Но мне рекомендовали вас как человека ловкого и знающего, — усмехнулся граф Джилио.

— И это так, но… я не маг, понимаете. Вот, скажем, вы маг?

— Что вы, кто ж признается-то, что он маг? — снова усмехнулся граф.

— Некоторые осмеливаются. Идут на государственную службу и благоденствуют.

— Я не интересуюсь государственной службой, — улыбнулся приезжий. — Но готов хорошо заплатить за решение моих частных вопросов. Или вы считаете, что пятнадцати процентов недостаточно?

— В нашем случае — определённо недостаточно, — господин Руа вздохнул и уставился в пол.

— Двадцать пять вас устроит? И без лишних вопросов.

— Договорились, господин граф. Двадцать пять, и без лишних вопросов.

* * *

Филипп брёл по лесной тропе из последних сил. Тропа спускалась с горы в долину достаточно круто, а он очень, очень устал, и поэтому то и дело падал, когда ему под ногу попадался камушек или ветка, и катился вниз. Но он знал, что ему нужно спуститься, и там, внизу, его ждёт надёжное убежище. Такое, где его не найдут и не смогут преследовать и где он сможет отлежаться или отсидеться, прежде чем двигаться дальше.

Филипп уродился магом, и только потому, что маги в целом сильнее и здоровее обычных людей, он до сих пор был жив, не слишком истощён и вообще мог двигаться. Обычный человек уже бы лежал где-нибудь под кустом или в горной расщелине. А его вела надежда на то, что впереди крыша над головой, и там есть что-нибудь съестное, и не только съестное, а ещё и магическое — чтобы восстановить силы.

А силы ему были очень и очень нужны… Даже если и не удастся добиться справедливости, то хотя бы сохранить жизнь. Для начала.

Он в стотысячный раз запнулся о корень, не удержался на ногах и покатился вниз, задевая низкие ветки деревьев и колючие кусты. Врезался в толстый ствол, затих. Сознание на некоторое время ушло, и в бреду ему мерещились голоса.

— Ты перейдёшь через горы и найдёшь Последний Приют.

— Там никто не будет тебя ждать, и вообще там, скорее всего, никого нет — о владельцах не слышали уже почти столетие.

— Но это место существует, и в нём — источник силы, и это значит — там ты обретёшь то, чего тебе недостаёт.

— И сможешь двинуться дальше, и исполнить то, к чему ты предназначен свыше с рождения.

В бреду все эти слова даже не казались такими глупыми и высокопарными, как бы вышло, услышь Филипп их в здравом уме и твёрдой памяти. Но в бреду можно не запоминать ничего и вообще делать вид, что тебя всё это никак не касается.

Ветер зашумел кронами деревьев, и Филипп пришёл в себя. Опираясь о дерево, поднялся и снова пошёл вниз. Его заплечная сума, сшитая из хорошей толстой кожи, уже совершенно опустела, еды там не осталось ещё со вчера. Хорошо хоть время от времени встречались ручейки — из них можно было напиться и набрать воды во флягу.

Такой ручеёк встретился ещё шагов через сто, и можно было растянуться во мхе на берегу, попить воды, набрать с собой и просто немного полежать и посмотреть на небо.

Небо понемногу розовело — где-то далеко солнце садилось за верхушки деревьев. Эх, неужели ещё одну ночь ему придётся провести под деревьями в лесу?

1. Не бегайте за чужими котами

Рита Мерзликина никогда не относила себя к неудачникам. Она искренне считала, что у каждого в жизни бывает полоса чёрная и полоса белая, и нужно всего лишь дождаться, пока твоя нынешняя побелеет.

Ну, подумаешь, задержали зарплату! Если удастся продержаться до понедельника и не залезть в кредитку, значит, потом выданного хватит на подольше. Ненамного, потому что какая там зарплата у научного сотрудника в музее, но всё равно, получится купить себе что-нибудь приятное. Фруктов, орехов или в сети какую-нибудь занятную хреновинку заказать.

Муж Арсений ей всю дорогу говорил: Ритка, ты хламовщица, неужели тебе на твоей работе хлама мало, нужно ещё и домой тащить? Но Рита весь свой хлам нежно любила и хламом не считала, потому что была уверена — каждая вещь достойна места на полке ли, в шкафу или на стеллаже, и раз она была кем-то для чего-то создана, то пусть и исполняет своё предназначение. Поэтому всё, что попадало в музей и в Ритины руки, содержалось в образцовом порядке, будь то ржавые угольные утюги, закопчённые чугунки, поеденная молью шляпка или выкопанный где-то поисковиками ржавый ствол от винтовки времён боёв на Халхин-Голе.

Впрочем, дома тоже хватало всяких чудных штук — кукол, плюшевых игрушек, старых книг. Рита собирала вещи с завидным упорством, особенно оторвалась после развода с мужем. Потому что развод разводом, а уйти ему из её квартиры некуда, снять себе — жаба давит, да ещё сыну Ваньке покупали жильё. Хоть какое-то, но чтоб своё — малютку-студию на окраине города, в ней ещё ремонта по самую макушечку, и ипотеку десять лет платить, но с тем Ванька уже пусть сам справляется. Хватит того, что на первый взнос с Сенькой собрали и на сына оформили. Правда, съезжать Ванька не торопился, потому что там голые стены, и до работы утром полтора часа через пробки, а из материнской квартиры полчаса пешком — и на месте. Да ещё и кормить-поить там тоже некому, а дома мама и сварит, и постирает, и тарелку помоет.

Дочка Надюшка, наоборот, вышла зимой замуж и уехала с мужем Пашей в Москву, им там нашлась работа. Ну хоть у детей белая полоса, приятно.

Рита в раздумьях не заметила, как доехала на автобусе до нужной остановки. Быстро сунула водителю деньги, выскочила, перебежала на другую сторону улицы — всё равно пробка и машины стоят — и там только перевела дух. Вроде бы еда дома есть, так что в магазин заходить не надо, да и не с чем, по совести-то говоря. Сенька дать денег на еду на этой неделе не разбежался, а ест как настоящий, да и у Ваньки тоже с аппетитом всё хорошо, а с доходами — не очень. Поэтому Рита кормила их сытно, но просто. Вчера ещё наварила пятилитровую кастрюлю борща, натушила капусты с сосисками — целую большую сковороду, и очень надеялась, что сегодня ей готовить не придётся.

Дома ждала весёлая книга про девчонку, которая попала в магический мир на отбор невест к дракону и ловко побеждала там всех врагов — потому что куда тамошним фифам против русской-то девчонки, в таких жизненных передрягах закалённой, что ничего уже не страшно? А ещё нужно дошить платье для куклы, отснять и выставить в сеть, авось кто купит, одежда для кукол ручной работы у коллекционеров в чести.

В раздумьях о девчонке-попаданке и о куклах Рита открыла ключом дверь, вошла домой, поставила сумку, сбросила туфли. Увидела незнакомые балетки — к сыну девушка пришла, что ли?

— Мам, привет! — из своей комнаты высунулся Ваня. — Ты чего так долго? Есть уже знаешь, как охота?

— А чего ж не поел? — Рита подхватила заколкой распущенные блондинистые волосы и пошла мыть руки.

— А чего поесть-то? — поинтересовался за спиной отпрыск.

Вот ведь сын своего отца, тот тоже умрёт с голоду возле полного холодильника!

— Знаешь, я с собой ничего не забирала, — покачала головой Рита.

Господи, как она уже устала от этого всего!

Пошла на кухню, открыла холодильник — точно, не притронулись ни к борщу, ни к капусте.

— Совсем уже обессилел, что ли, тарелку еды себе в микроволновке не можешь разогреть? — попёрла она на Ваньку.

— Ну мать, ты чего! Я ж не знал, что там еда!

— А я кому вчера сказала? И ещё специально за сметаной сходила к борщу, уже вечером поздно, еле успела перед закрытием?

— Да мам, ты чего, я правда не знал, ну а посмотреть не подумал, мало ли что у тебя там!

— Да господи ж, что может быть-то в холодильнике, кроме продуктов!

— А колбасы нет?

— А сходи, купи и положи, и будет тебе колбаса! Я и так вас двоих, здоровых лбов, кормлю, а кто бы меня кормил хотя бы так же? Сели на шею и ноги свесили, дармоеды!

Рита знала, что стоит её завести, и она потом до поздней ночи не остановится, но ничего не могла с собой поделать. Потому что — наболело.

— Ну мам, у меня зарплата знаешь когда? Ещё неделю ждать!

— Да толку с твоей зарплаты, ты с неё хоть что-нибудь в дом купил хоть раз?

Хлопнула дверь Сенькиной комнаты, он вышел оттуда, громко топая, в одних спортивных штанах и босиком.

— Чего орёте? Никакого покоя!

— Спал, что ль? — не поняла сразу Рита.

А потом за его спиной к входной двери прошмыгнула соседка Сонька, Надюшкина одноклассница. Сунула ноги в те самые балетки у входа.

— Драсьте, тёть Рита! — а футболка-то криво надета, и джинсы недозастёгнуты.

Тьфу, холера. Ещё и дверью хлопнула.

— Сеня, кобель несчастный, я тебя сколько раз просила девок сюда не водить? Сваливай отсюда на все четыре стороны и делай что хочешь! И ещё покоя ему, значит! Еды подай, носки собери, трусы постирай, жопу помой — и туда же, покоя ему нет! Ты сам на развод подал, забыл уже? Вот и проваливай!

— Сама проваливай, поняла, дура ненормальная! Не успела в дом зайти — уже орёшь! Совсем с ума сошла со своими уродскими куклами!

Сеня схватил со стола двух лежащих там кукол и запустил в Риту. Ловить летящие предметы Рита не умела, но тут попыталась — потому что а вдруг разобьёт, дурак такой? Одну поймала, вторую не успела, но она, к счастью, шлёпнулась на куртку, которую Рита ещё даже повесить не успела.

2. Ну и хламовник

Рита пришла в себя не пойми где.

Было тихо и мягко. И очень удобно. Открывать глаза не хотелось, потому что Рита помнила, что вчера случилось что-то гадостное, только вот не могла вспомнить, что именно.

Тьфу, она же поругалась с Сенькой. И с Ваней, кажется, тоже. Но они совсем на шею сели, паразиты. И что было потом? Она ушла на улицу, и?

Осознание напугало. Она попала под машину и теперь в больнице! Где ещё можно лежать в постели?

Рита открыла глаза… и тут же закрыла их обратно. Потому что вокруг было непонятно что.

Осторожно потрогала руками голову, лицо. Есть, на месте. Пошевелила ногами. Вроде работают. Ничего не болит. Спать не хочется.

Открыла глаза снова.

Она лежала в постели — на мягкой перине и белоснежных простынях. Самых таких, как она любила — из тонкого полотна, да ещё и с кружевом. Наволочка тоже имела кружево по краю, и пододеяльник был украшен изящной вышивкой. И Рита лежала во всей этой красоте неописуемой в своём платье, в котором вчера с работы пришла, а на работе по подвальным хранилищам шарилась! Тьфу! В таком не спят, такое снимают сразу же, как с работы домой приходят, и в стирку кладут. А ей, получается, и некогда было.

И почему-то постель была занавешена шторками — как на старых изображениях. Настоящая кровать с пологом. Полог синего цвета оказался бархатным и тяжёлым, ещё и с кистями по низу. В щель проникал свет — достаточно света. Кто так сейчас делает вообще, и откуда в больнице такое диво?

Кровать ещё и широченная — трое влезут.

Рита села, обнаружила, что туфель на ней нет, отодвинула шторку… и с громким «ой» задвинула её обратно. И ещё стянула оба конца. Потому что это была совсем не больница, а что-то вовсе невероятное. Посидела, подумала, выглянула ещё раз.

Солнце пробивалось в просторную комнату сквозь грязное окно, карниз над окном был с одной стороны оторван от стены и криво висел, и штора наполовину лежала на полу. Такая же синяя, как и на Ритиной кровати. Чем-то синим, по виду — тканью, были оклеены или же обиты, отсюда не видно, стены, но обои висели клочьями.

Зеркало у стены не мыли отродясь, в нём даже почти ничего не отражалось, только какая-то мутная сизая пелена. На туалетном столике возле того зеркала громоздились какие-то флаконы, ясное дело — тоже заросшие, и лучше не думать чем.

Туфли Риты стояли на приступочке возле кровати. Она сунула в них ноги привычным движением и встала на коврик рядом — приступочка выглядела покалеченной и с неё упасть легче лёгкого. Коврик когда-то был добротным и шерстяным, а сейчас лежит весь ветхий, да как бы не молью поеденный. И теперь можно осмотреться.

Потому что да где же она, в конце-то концов!

Где-где, в хламовнике. На старой даче, которая от родителей досталась, и то столько пыли и хлама не было, потому что туда нет-нет, да ездили, и после зимы каждый год в порядок приводили, и вообще. А тут что?

Сумка Риты лежала на деревянной лавке, хорошей, добротной деревянной лавке, втором целом предмете в этой комнате после кровати. Она проверила — всё на месте, паспорт, кошелёк, телефон. Контейнер из-под обеда — не успела вытащить. Куклы. И куча мелочей, которые водятся в каждой уважающей себя дамской сумке, особенно если эта сумка — не клатч, а хорошая такая сумка, вмещающая полкило фарша, куриную грудку, литр молока и средний кочан капусты. Правда, телефон был выключен и не захотел включаться. Рита даже зарядку нашла, но — не увидела ни одной розетки.

И хуже того, в комнате не было ни одной двери!

Четыре, мать их, стены, одно окно и ни одной двери! Вот скажите, как такое возможно и что вообще с этим делать?

Рита дошла до окна и попыталась его открыть. Удалось легко, рассохшаяся рама чуть скрипнула и отворилась. Н-да, что за заброшенная дача? И чья?

В окно виднелся лес — совершенно незнакомый, и горы, в родных окрестностях таких тоже не было. Выбраться через окно на улицу не представлялось возможным, потому что под этой комнатой Рита насчитала ещё два этажа. И что-то вроде чердака сверху.

И как это прикажете понимать? Где она есть вообще? И как тут оказалась?

Единственная всё объясняющая мысль была бредовой до ужаса. Наверное, вчера в неё врезался какой-то местный авторитет, и чтобы она не возмущалась, её увезли куда-то подальше от города, пока она была без сознания, на чью-то старую дачу.

О таком Рите приходилось читать, такая гипотеза объясняла всё, кроме двери. Которой не было.

На всякий случай Рита обошла вокруг кровати — не помогло. Да и вообще кровать казалась в этом месте чужеродным элементом — будто её притащили на нежилой этаж из какого-то другого, жилого. Кровать была новая, красивая и деревянная, а качество постельного белья и занавесок Рита уже успела оценить.

Как это — с окнами, но без дверей, полна горница… кого? Старого хлама?

О нет, Рита любила старый хлам и всегда относилась к нему по-доброму. И сейчас она подумала, что если зеркало помыть, то оно окажется весьма красивым в своей тяжёлой деревянной раме. И флаконы на столике — очень ведь красивые флаконы, она таких вживе и не видела, только на картинках в книгах и в сети, в числе экспонатов знаменитых музеев мира. И окно помыть, и карниз прибить на место, и пыль вымести. А вот обои только ободрать и выбросить, увы. Реставрировать ткань — а это была ткань — замучаешься, на это все оставшиеся годы жизни уйдут, а толку будет чуть. И рисунок какой-то мелкий и замороченный — веточки там, птички, подбирать устанешь. Неэффективно и бессмысленно.

— Да вашу ж мать, где тут дверь? Мне нужна дверь!

Рита не поняла, что произнесла последние слова вслух… но дверь неожиданно появилась. Отличная деревянная межкомнатная дверь, с медной ручкой, покрытой пятнами, как и всё в этом доме — очевидно, окислилась. Только вот эта дверь гордо возвышалась между кроватью и стеной, сама по себе. И очевидно, никуда не вела.

— Блин, да что же это такое! — Рита уже чуть не плакала. — Может, дверь за зеркалом?

3. За дверью

Рита бросилась туда, в эту дверь, громко рыдая, потому что сил никаких уже не было. Новая комната оказалась совсем небольшой — раза в три-четыре меньше предыдущей, и такой же запущенной, и в ней точно так же не было других дверей — только та, через которую Рита вошла, плюс одна стена с окном и ещё две — просто белых крашеных. Покрашены они были, судя по всему, давно, краска местами облупилась, а местами стала из белой какой угодно другой, пятьдесят оттенков грязного.

Но посередине стоял чистый столик, а на нём — красивый фарфоровый кувшин, расписанный розочками, и такой же фарфоровый тазик. И на табурете рядом — ещё одна фарфоровая посудина с теми же розочками и с ручкой сбоку, больше всего напоминающая младенческий горшок. Ещё и с золотой отводкой по краю, мать их так!

Риту больше всего поразила эта золотая отводка — что за дебильный миллионер накупил антиквариата и использует его по назначению? Такие горшки надо ставить в витрину и рассказывать на их примере о развитии представлений о гигиене, а не… гадить в них! Но — другого варианта ей никто не предложил. Пришлось снимать колготки и трусы, и гадить, и отставлять в уголок, а потом умываться. Там ещё кусок мыла рядом лежал в металлической мыльнице, очень похожей на серебряную — Рита не взялась бы утверждать без экспертизы, но выглядело похоже, и какое-то клеймо сбоку можно было разглядеть, но Ритиного зрения не хватило, чтоб разглядеть подробности, а лупы ей никто не предложил, и в сумке тоже не было. Везде были — на работе, дома — а в сумке не было. Вот ведь!

Она потом ещё перевернула пустой кувшин и посмотрела, нет ли клейма на дне. Было. И не говорило ей ничего, она с такими не встречалась. Такое случалось, мало ли фарфоровых заводиков, и не обо всех она знает, но — если уж клеймо содержало надпись, то она обычно хотя бы могла понять, на каком языке написано. Европа с латиницей, или там Китай-Япония-Корея. А тут она понять не могла ничегошеньки. Но — неожиданно для себя смогла прочитать надпись. «Сотю». Это кто, что и где вообще? И… почему она смогла разобрать эти странные символы? Неужели где-то раньше встречала, просто позабыла? Может быть, конечно, за последний год память лучше не стала. Ладно, если удастся найти, где зарядить телефон, то можно будет сфотографировать клеймо и поискать по картинке. А пока — подойти к окну и посмотреть, что там.

За грязным окном был тот же лес и те же горы. И очень милая полянка внизу — вся заросшая лиловыми цветами. Солнце стояло высоко, наверное, день в разгаре. Рита открыла раму, с трудом откинув крючок — потому что проржавел и никак не хотел шевелиться в своём кольце. Пусть хоть проветрится, что ли, если ни воду грязную никуда не вылить, ни горшок. Хотя она уже была готова выплеснуть содержимое умывального тазика просто на пол — напополам, в спальне и здесь. Просто чтобы пыль прибить. А то очень уж нехорошо, а ей здесь быть неизвестно сколько.

Так вот, про неизвестно сколько. Её кормить будут или как? Если зачем-то заперли, то она им нужна? Или, наоборот, Рита у них нежелательный свидетель? Второго не хотелось бы, конечно, да она и не видела ничего. Сквер, лавку, кота и потом вот дорогу, и всё, а ту машину, что её сбила, она вообще не заметила. Ни цвет, ни марку, а о номере и говорить не приходится. Поэтому толку от неё никакого, и её нужно поскорее вернуть из этой грязищи домой.

Но сначала, вообще-то, могли бы и покормить!

Если она проспала одну ночь, то последняя еда была вчера в обед на работе. Сутки уже, или даже больше. Живот отозвался этим мыслям голодным урчанием.

Есть хочу, думала Рита. Очень хочу!

И с изумлением смотрела, как в стене прорисовывается новая дверь — ещё куда-то. Вдох, выдох, пошли.

Новая дверь привела в следующую комнату, и первое, что Рита увидела, — стол с белоснежной скатертью, и на нём сервированный завтрак. Божечки, завтрак!

Сервировка поражала той же странной смесью изысканного антиквариата и неизвестности. Две тарелки тонкого фарфора — подставная и десертная, варёное яйцо в подставке — ещё тёплое, и маленькая ложечка к нему, на сервировочной тарелке разложены тонко нарезанные сыр, копчёное мясо и кусочки колбасы. Немного сливочного масла, кусочки свежего хлеба, круассан. Кофейник, сливочник, пустая кофейная чашечка — лёгкая, тонкая, с нежным лиловым рисунком — загляденье.

Все предметы из фарфора имели то самое клеймо — «Сотю». И либо рисунок в виде лиловых цветов, либо просто орнамент из линий такого же и зелёного цветов. Сервиз, мать их. Наверное. А все столовые приборы тоже происходили из набора, с одинаковым рисунком — цветы той же колокольчиковой формы, как и на чашках-тарелках, тяжёлыми литыми ручками и каким-то неразличимым клеймом.

Вокруг же царил традиционный хаос. Кучи пыли, грязные окна, сломанная мебель.

Рита побоялась, что если она всё это сейчас не съест, то оно куда-нибудь денется, села и принялась за еду. Что сказать — яйцо было явно от деревенской курицы, чистилось плохо, но желток внутри был крупный и тёмный. Сливочное масло — свежее. Сыр — просто необыкновенно вкусный, дома такой стоил очень дорого и покупался только на праздники. Мясо — сырокопчёное, судя по всему, нарезанное тонкими, почти прозрачными ломтиками. Хлеб — очень свежий, круассан — воздушный. Кофе в кофейнике хватило ровно на две чашечки, и сливок оказалось тоже как раз. И ещё в стеклянном графине — чудесная вода, прохладная и вкусная.

Ну вот, умылись, поели, можно понимать, как жить дальше. Взять сумку, попробовать ещё раз включить телефон. Сумка оставалась в спальне, и Рита испугалась — а ну как пока она тут ест, там закрылась дверь?

Она подскочила и бросилась обратно в спальню, но — к её счастью, все двери были открыты и исправно работали, только нещадно скрипели, будто их никто не смазывал уже давным-давно. И штукатурка с потолка сыпалась.

Сумка стояла на лавке в спальне, где её Рита и оставила. И в ней всё было, как и должно было, ничего не изменилось. Но — телефон снова не включался, никак и совсем, и никакие комбинации для экстренного включения не работали. Ладно, прорвёмся.

4. Нам без вас плохо

Какая ещё прекрасная госпожа Маргарита! Нашёл прекрасную госпожу!

Рита сделала шаг назад, оглядела мужика. Мужик да мужик. Одет вычурно, конечно, обычно люди так не одеваются. И пиджак-то не очень и пиджак, и полоски на самом деле не полоски, а вовсе это ткань муаровая на свету так играет. На брюшке застёгнута жилетка, из кармана торчит цепочка от часов. А в кружевной манишке булавка — в форме кошачьей лапки.

— Вы… вы вообще кто? — выдавила она из себя.

— Валентин, к вашим услугам, дорогая госпожа Маргарита, — мужик поклонился, очень легко и изящно, что показалось ей удивительным — при таком-то брюшке.

— А… где кот? — не смогла она спросить ничего умнее. — Здесь был кот! И вчера в сквере тоже был кот! Тот же самый.

Валентин вздохнул.

— Только не пугайтесь и не кричите, хорошо? Я плохо переношу громкие звуки.

И будто расплылся, вот прямо расплылся, растворился в воздухе. А на его месте воссел тот самый кот, полосатая скотина, с ленточкой на шее. Кот подошёл к Рите, боднул её башкой, потёрся о неё щекотной усатой щёчкой. Рита сама не поняла, как наклонилась и почесала кота за загривок, потом за щёку и за шею. Кот громко мурлыкал. Рита прикрыла глаза…

…и вновь открыла, когда услышала громкий звук. Перед ней стоял тот самый Валентин — в муаровом костюме и кружевной манишке, и с часами.

— Да кто же вы? И зачем меня сюда притащили? — сказала она тихо и жалобно.

— Я — дух-хранитель этого дома, — с поклоном произнёс он.

— Что? — нахмурилась Рита.

— И я перенёс вас сюда, потому что там, в вашем мире, вам было плохо, а здесь будет хорошо. И ещё потому, что вы мне подходите.

— Для чего это я вам подхожу, позвольте узнать? — Рита уже упёрла руки в боки и была готова взорваться. — Куда вы меня увезли? И сеть глушите, да, что я телефон включить не могу? Меня ж дома обыскались!

— Да никто вас, уважаемая госпожа Маргарита, не ищет, — Валентин как будто обиделся. — Ушли и пропали, и всё, в ваших краях такое случается. Ваш муж сообщил властям о пропаже, но его не стали слушать, потому что прошло слишком мало времени. Ваш сын сказал, что грустно, но справимся. А ваши коллеги очень огорчились, но кто-то уже готов занять ваше место.

— Откуда вы всё это знаете? — не поверила Рита.

Хотя всё звучало очень логично. Сенька поступил по правилам. Ваня пофигист, и всегда им был. А на работе есть Люся, она справится.

— Вы бандит, да? — Рита хлюпнула носом.

И порадовалась, что хотя бы родители не дожили, а то вот ещё дело было бы!

— Отчего это вы так подумали? — Валентин даже как будто обиделся. — Никакой я не бандит, и никогда им не был!

— Тогда возвращайте меня обратно! — и она яростно сверкнула глазами.

— Так, голубушка моя госпожа Маргарита, прекраснейшая из прекрасных. Сделайте милость, послушайте. Я могу вернуть вас обратно, в тот же самый миг, когда мы с вами встретились. И пойдёте вы обратно домой, плакать, ссориться с вашими домашними, и безуспешно отвоёвывать у них право на собственную жизнь. Но, может быть, вы хотя бы послушаете, для чего я перенёс вас сюда? И потом уже решите?

Он смотрел так умильно, что она, ещё мгновение назад не желавшая никого слушать, нерешительно кивнула. Тогда котомужик подошёл к ней, взял из рук сумку, положил на лавку. Усадил её, сам сел рядом.

— Нам здесь без вас плохо, дорогая госпожа Маргарита.

— Кому — нам? Где — здесь? И с чего плохо?

— Вы не могли не заметить, что дом находится не в самом лучшем состоянии.

— Да, засрались вы знатно, — кивнула Рита. — Что, кто-то купил типа шикарный дом, а на ремонт и уборку уже не хватило?

— Нет, госпожа Маргарита, всё не так, — покачал головой мужик. — Это особый дом, непростой.

— Да, я заметила. Так зарасти по самую маковку — это постараться нужно, не все сумеют.

— Дом почти сто лет без хозяев, понимаете? И если бы он умел плакать — то рыдал бы горючими слезами. Но плакать он не умеет, только радоваться. И он уже обрадовался — видите? — Валентин показал на кровать.

— Вы о чём? — не поняла Рита.

— Он почувствовал вас и смог сделать эту постель. И, наверное, что-то ещё. Вы ведь умылись? Поели?

— Умылась и поела, но я всё равно не понимаю, — вздохнула Рита.

— Я постараюсь объяснить. Этот дом выстроил несколько веков назад могущественный маг господин Гийом — для своей возлюбленной, госпожи Маргариты. Дом умеет следить за собой сам и выполнять желания своего владельца, но — это должен быть подходящий дому владелец. Только женщина по имени Маргарита может быть настоящей хозяйкой этого дома. И ещё нужно, чтобы она владела бытовой и артефактной магией, чтобы уметь с домом договариваться. Вы нам подходите — дому и мне.

— Бред какой-то. Какие подходящие владельцы, какая магия? Тут у вас хламовник в три этажа, и ещё, наверное, чердак и подвал имеются. И всего-то надо — нехреновую кучу денег, и людей, чтобы привести дом в порядок. Да, работы много, но моя бабушка всегда любила повторять, что глазки боятся, а ручки — делают.

— Вы владеете магией, просто не знали об этом раньше, — сообщил кот.

— Бред какой, — покачала головой Рита. — Вы, наверное, книжек перечитали. Или я книжек перечитала, и мне всё это мерещится. Я попала под машину, лежу в коме, и мне мерещится какая-то дурь в стиле тех историй, что я в последние месяцы читала. Про попаданок. Попаданок не бывает, это всё выдумки. И магии не бывает. И говорящих котов не бывает тоже!

— Но я-то существую, — Валентин мягко коснулся рукой руки Риты. — Да, я в своём виде появился не вполне обычным образом, но — это работа великого мага. И пока существует этот дом, существую и я. Скажите, вас зовут Маргарита?

— Ну, — кивнула Рита, всё ещё не веря и не понимая. — МММ, Маргарита Михайловна Мерзликина.

— И вы знаете, как отремонтировать старую вещь, чтобы она была как новая?

— Да, — продолжала хмуриться Рита. — Я музейщик и реставратор.

5. Валик, да веник, да сто рублей денег

— Мой? — продолжала изумляться Рита, а мысли тем временем лихорадочно скакали.

Так, если она не найдётся, то квартира достанется Надюшке и Ване пополам, потому что её собственность, а Сенька отпал в полуфинале. Или продадут и поделят, или что там ещё, разберутся, не маленькие. А она, значит, получит огромный дом в аварийном состоянии, в котором встречаются отдельные антикварные предметы в отличной сохранности. Наверное, можно будет продать часть имущества и вложиться в ремонт?

— Скажи-ка мне, Валя, — начала она и не поняла, чего таращится мужик.

— Кто? — он смотрел на неё не мигая.

— Ах, простите, Валентин, не знаю, как вас по батюшке, — поправилась Рита.

— По… кому? — он продолжал тормозить.

— Как звали вашего высокочтимого отца?

— А мне откуда знать? Я и кошку-мать свою очень плохо помню, давно это было, да и бросила она меня. Я бы концы отдал, если б не господин Гийом, он меня подобрал, выкормил с пальца и сделал духом-хранителем этого дома.

— Ври, да не завирайся — какой из тебя дух! Духи бесплотные, а ты весьма упитанный, — Рита осторожно тронула его за бок. — Я тебя в руках удержать не смогла вчера, такой был толстый, и сейчас, знаешь, тоже не маленький, а ты говоришь — дух!

Кот Валентин ухмыльнулся и исчез. Вот прямо исчез, ничего не осталось — ни усов, ни манишки.

— Если вам, дорогая госпожа Маргарита, так удобнее — извольте, — котский голос прозвучал из пустоты особенно ядовито.

— Полтергейст, — выдохнула Рита.

— Прекратите обзываться, ясно? Я понимаю, что вы выросли и прожили всю жизнь среди людей диких и неразвитых, но это не повод уподобляться им и здесь!

— Чего это диких и неразвитых? — не поняла Рита. — Чем тебе люди не угодили?

— Потёрся я там среди людей, пока вас искал, послушал, как вы все разговариваете. И как вы на работе с сослуживцами говорите, послушал, и как дома с мужем — тоже.

Э-э-э-э… Ну да, на работе бывает, что и матом, когда непонятливые сотрудники производят очередной косяк. Или фотографии конца девятнадцатого века — подлинники — приклеивают к паспарту на двусторонний скотч. Или рушник крепят на стену гвоздём — берут и прибивают, прямо насквозь. А про бардак в документации и говорить не приходится. И их убить после такого хочется, не только обматерить.

— Не мы такие, жизнь такая, — отрезала Рита. — На работе у меня вредные условия и сотрудники-остолопы. А муж вообще уже бывший, причём по его желанию. Сам захотел. Ему от меня только пожрать и надо, а всё остальное — от девок молодых. Они его кормить не разбежались, и носки его стирать, а потрахаться — со всем, понимаешь ли, Валя, уважением. Вот ты бы стал такое терпеть? Только честно?

Пустота вздохнула.

— Да нет, наверное, не стал бы. Только, госпожа Маргарита, могу я вас попросить?

— Попробуй, — кивнула она.

— Не называйте меня этим… прозвищем. Пожалуйста.

— И как же тебя называть? Полным именем? И даже ласково никак не сократить? — не поняла Рита.

— Ласково? Сократить? — не понял духокот.

— Вот я, конечно, по паспорту Маргарита, да ещё Михайловна, но так ко мне только на работе обращаются, и то — из соседних отделов. А вообще меня зовут Рита. И ко мне, мил друг, пожалуйста, на «ты», я всяких этих неоправданных церемоний не люблю. А ты не хочешь быть Валей — могу ещё что-нибудь придумать. Будешь Валиком. Валик, да веник, да сто рублей денег. И хорошо, если денег, а не убытку, — почему-то вдруг вспомнилась детская присказка про барыню-мадам, и что там у этой мадам с собой было.

Воздух рядом поперхнулся.

— Кем-кем?

— Ну не Валя, а Валик. Валичек, если угодно. Валечка.

Воздух молчал — очевидно, переваривал. Потом осторожно спросил:

— И… что это значит?

— Что-что, что мы друзья, — усмехнулась Рита.

— Ну… хорошо, — он проявился вновь в человечьем облике и неуверенно ей кивнул.

— Вот и славненько, — кивнула Рита. — А теперь рассказывай, что там за тёмная история с этим домом. Где хозяева и при чём тут я. Понимаешь, я убеждена всей своей жизнью, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке, и хочу узнать, куда сую голову, прежде чем что-то обещаю.

— Похвально, госпожа Маргарита, — кивнул Валик.

Она тоскливо вздохнула.

— Ох, Валентин-Валентин, чучело ты хвостатое. Ладно, хочешь — буду тебе госпожа. Как говорится — хоть горшком назови, только в печку не ставь. Так вот, что там про дом?

— Так я же положил вам договор, — не понял кот. — Неужели вы его не прочитали?

— Договор? — не поняла Рита. — Какой ещё договор и куда положил?

— Так рядом с вами, — он кивнул куда-то на кровать.

Рита поднялась и отдёрнула занавески, оглядела простыни и подушки, и рядом с подушками, с противоположной стороны кровати, и вправду увидела бумагу. Плотную, желтоватую, совсем непохожую на листы А4 для принтера. И текст на ней был написан, не поверите, чернилами. Рита несколько мгновений смотрела на замысловатую вязь и не могла ничего понять, а потом вдруг — раз! — и непонятные закорючки сложились в буквы.

«Я, Гийом Бодуан, передаю этот дом и всё, что в нём содержится, госпоже Маргарите в полное владение с тем, чтобы она смотрела за домом, содержала его до самой своей смерти и передала в заботливые руки наследников» — что, и всё? Впрочем, была ещё подпись — размашистая закорючка, даже с брызгами вокруг первой буквы.

— А где сказано, что госпожа Маргарита — это я? — нахмурила брови Рита.

— А вы подпишете своим именем, и оно там будет, — умильно улыбнулся кот.

— Что значит — смотреть за домом? — продолжала спрашивать Рита.

— Это значит — спасти его от разрушения и от грязных посягательств людей, не имеющих на него никакого права, — с готовностью пояснил кот.

— Да как я это сделаю-то, я тут не знаю никого и ничего!

— Я представлю вас всем нужным людям, — поклонился кот. — Вам придётся съездить в город, к нотариусу господину Буасси, чтобы подтвердить свои права на владение домом господина Гийома. Вы покажете бумагу, я подтвержу вашу личность, но, впрочем, все знают, что неподходящая особа не сможет подписать такую бумагу.

6. Что такое мне досталось

Грохнуло так, что Рита пискнула, зажмурилась и зажала руками уши. Как машина во что-то врезалась, или вот ещё однажды на Девятое мая был не фейерверк, а прямо артиллерийский салют — очень похоже.

— Это пушка, — пояснил Валентин.

— Какая ещё пушка? — спросила, отдышавшись, Рита.

— Обычная, у входа стоит, — отмахнулся тот, как от ерунды.

Ну да, ну да, подумаешь — пушка! Эка невидаль, у каждого подъезда должна стоять.

— И… что теперь?

— А теперь пойдём осматривать дом. Чтобы вы поняли, какое сокровище вам досталось.

Валентин поднялся, поклонился и подал ей руку — вот прямо подал, и руку, надо же. Воспитанный, хвост полосатый. Ничего не осталось, только подняться и тоже протянуть ему руку. Впрочем, дальше Рита поняла, что этот жест был не столько вежливостью, сколько жизненной необходимостью — потому как от того, что Рита подписала бумагу и где-то внизу выстрелила пушка, хламовник быть хламовником не перестал.

Теперь двери были в каждой комнате — толстые, добротные двери, с медными ручками, медными же накладками и какой-то резьбой. Они открывались со скрипом, или не открывались вовсе, потому что разбухли, или их заклинило, или повело и перекорёжило. И на полу много где в беспорядке громоздились сломанные лавки и стулья, и ещё какие-то доски, и диван с рассохшейся и треснувшей обивкой, и столики с облупившимся лаком, и ветхие шторы, и что-то ещё, о чём Рита с ходу даже сообразить не могла.

Моль и мошки разлетались при их появлении, паутина слегка шевелилась от движения воздуха, пауки разбегались. Наверное, и мыши есть, как же в таком доме без мышей? Или Валик всех выловил?

Ладно, сейчас посмотрим, сядем и набросаем план работ. Что сначала, что потом. Сколько этажей, сколько комнат и всё такое.

Пока в основном встречались приличные комнаты — на третьем этаже гостиные и спальни, и гардеробная с кучей ветхих тряпок — эх, в музей бы их, и то после обработки и может быть бережной чистки и реставрации, потому что они ж при стирке рассыплются окончательно! На втором этаже Валентин показал большую столовую — наверное, человек сорок можно усадить за стол, и чего эти непонятные люди хотя бы чехлами мебель не накрыли? Глядишь, и лучше бы сохранилась. Рядом со столовой располагалась просторная зала в два этажа высотой, с зеркалами, хрустальными люстрами и балкончиком под самым потолком — Валентин сказал, что бальная. Но паркет в этой зале рассохся, и отдельные плашки торчали так, что можно запнуться и нос разбить. Шторы висели серыми пыльными облаками. В библиотеке, тоже занимавшей в высоту два этажа, прежние владельцы подкопили неплохую коллекцию книг, и Рита бы с удовольствием принялась эти книги рассматривать, потому что очень уж заманчиво выглядели корешки — все сплошь неизвестные, но, увы, Валентин тянул её дальше — потом, мол, посмотришь.

А дальше шёл первый этаж и подвалы. По широкой лестнице Рита и Валентин спустились в прихожую, то есть — в большой просторный холл, из которого можно было выйти на улицу. Рита и двинулась в том направлении, и большие двустворчатые двери сами распахнулись, когда она подошла достаточно близко.

Что ж, снаружи день ощутимо клонился к вечеру. И если дома весна нынче удалась холодная, то есть — не удалась вовсе, откровенно говоря — ну какая весна, если к концу мая даже деревья ещё толком не начали цвести, и одуванчики только на теплотрассе? То здесь с весной всё хорошо, травка, цветочки лиловые — да прямо вот те самые цветочки, которые на тарелках были нарисованы!

— Что это за цветы, Валичек? — спросила Рита.

— А это любимые цветы самой первой госпожи Маргариты, до неё в здешних краях таких не росло. О ней рассказывали, что она шла по лесу — и цветы распускались там, где она ступала, хоть магом-то она и не была. Но так велика была их любовь с господином Гийомом, что в этом доме она всё равно что сама магией владела.

— Сказки какие-то, — не поверила Рита.

Но цветочки росли и выглядели очень симпатично. Какая разница, откуда они тут взялись, раз уж растут — то и хорошо. Рита не была огородницей, но в горшках на подоконниках у неё всё время что-то росло. И хорошо, что здесь уже есть цветы, хоть она и не отказалась бы съездить на здешний рынок и посмотреть — какую рассаду продают и какие саженцы, вдруг можно что-то прикупить в хозяйство?

— Валик, а деньги-то у нас есть? — спросила Рита кота.

— Ох, госпожа Маргарита, — вздохнул он, и Рита поняла, что с деньгами негусто. — Есть, но немного. А когда прослышат, что здесь появилась хозяйка, то придут и будут хотеть налогов, участия в городском благоустройстве и чего-нибудь ещё, что прописано в хартии местных жителей.

— Какой ещё хартии? — ну вот, что ещё за проблемы?

— Жители Верлена несколько сотен лет назад подписали хартию о том, что владеют окрестными землями сами, без сеньора, но сами и платят в казну всё, что причитается, и за дорогами следят, и за мостовыми, и за всеми общественными зданиями. И поэтому ещё вам придётся представиться господину мэру и городскому Совету — как новой владелице собственности на землях Верлена.

— Ещё, того и гляди, в трёхдневный срок? — нахмурилась Рита.

— Можно немного дольше, — дипломатично улыбнулся Валентин.

И повёл её дальше. Показал ту самую пушку, стоящую справа от входа, и конюшню, с виду подозрительно пустую, и голубятню, и ограду — странно невысокую.

— А чего забор-то маленький такой? — не поняла Рита.

— А того, дорогая госпожа Маргарита, что кого магией не испугаешь, того и стенами не удержишь, — сказал он назидательно.

И они пошли обратно в дом.

Кроме входного холла с большой лестницей наверх, на первом этаже располагались кухня и кладовые, и ещё лестница в подвал.

— Что в подвале? — строго спросила Рита.

На работе у неё были богатейшие подвалы. Строго говоря, хранить музейные предметы в подвалах нельзя, но когда ничего другого нет, то — будешь.

Валентин задумался.

7. И никаких инструкций

— Кто это, Валя? Что он тут делает и как сюда попал? И почему такой худой? И куда его теперь девать? И… — Рита снова схватила его за плечо.

— Погодите, дорогая госпожа Маргарита. Не торопитесь. Сейчас разберёмся. Вы мне позволите? — кот подёргал свою лапку, то есть руку.

Рита опомнилась и отпустила кота, тот подошёл к лежащему мальчику, осмотрел его и даже потрогал.

— Молодой человек жив, но без сознания, — подтвердил кот то, что Рита уже подозревала. — И — он маг. У него истощение — и физическое, и магическое. И на его примере вы можете посмотреть, что бывает, если имущество осталось без присмотра. Любой, понимаете ли, маг может попасть внутрь. Или не любой, но — всё равно может. Он явно оказался внутри до того, как вы подписали договор. Потому и смог забраться в окошко, дверей-то ему не показывали.

— И… что теперь делать? Не выгонять же его! Он же... маленький и замученный!

— Где это вы увидели, госпожа Маргарита, маленького? — поинтересовался кот, а сам тем временем трогал лежащего мальчика за руки, за шею, за лоб.

— Конечно, маленький, он же как мой Ванька, — сообщила Рита и присела рядом.

— Не скажу… — вдруг тихо и отчётливо сказал мальчик. — Ничего не скажу. Сами узнавайте, как хотите, подлые предатели.

— Отчего это мы предатели? — поинтересовался кот. — Никого я не предавал, даже и не собирался.

— Его нужно показать врачу! Есть здесь врач? — поинтересовалась Рита.

— В городе — есть. Но именно врач, не целитель. А мага-целителя ещё пойди найди, — сообщил кот.

Будто ей есть разница, как называть, врач или целитель! Надо помочь человеку — и точка!

— И что тогда? Что мы можем для него сделать?

— Отнести в кровать, раз уж вам захотелось побыть к нему милосердной. Если я хоть что-нибудь понимаю в людях, то к утру он очнётся и всё нам расскажет — кто предатели, и что он здесь делает.

— Убежище… — проговорил мальчик. — Найти убежище. Спрятаться самому и… не только самому. И ждать.

— Вот видите, госпожа Маргарита? Ждать. Помогайте.

Вдвоём они подняли мальчика с полу и дотащили до лестницы в большом холле. Попутно Рита ещё раз огляделась — ну и прихожка, всем прихожим прихожая! На стене напротив входа какой-то гобелен с мужиком на коне, а пол каменный, не деревянный. На потолке люстра с подвесками и паутиной. Ладно, разберёмся, утро вечера мудренее.

На улице стемнело, но везде, где они проходили, каким-то непонятным образом загорался свет. Чуть засветилась та самая большая люстра с паутиной, на лестнице вспыхнули факелы — неярко, но им хватало, чтобы не запнуться о ступеньку и не завалиться вместе со своим грузом. Так добрались до верха — и Валентин кивнул на какую-то приоткрытую дверь. Кажется, рядом с Ритиной спальней — той самой, в которой она ночевала.

В этой комнате они сегодня тоже уже были. Кровать с пологом, похожая на уже знакомую Рите, но немного другая. Не такая красивая, как Ритина, но и нет ощущения, что рассыплется от взгляда. Лавка, сундук. Столик возле кровати.

На эту кровать они мальчика и сгрузили, и Рита сняла с него сапоги — грязные, жуть! И накрыла одеялом.

— Валичек, ему б хоть воды тут поставить. А то проснётся ночью — и даже глотнуть нечего.

— Воды? Отчего нет? Попробуйте, госпожа Маргарита. У вас должно получиться.

— Что именно? — нахмурилась она.

— Попросить воды.

— Эй, кто там есть, воды дайте! Пожалуйста! — прокричала Рита куда-то в потолок.

Мальчик дёрнулся и глухо застонал, не открывая, впрочем, глаз. А Валентин закрыл руками уши.

— Зачем же так кричать, дорогая госпожа Маргарита? — страдальчески наморщился он. — Нежнее надо, спокойнее.

— Дайте, пожалуйста, воды, кто тут всем заправляет! Даже не мне, а вот для мальчика, — проговорила она, всё ещё глядя в потолок.

Но ничего не происходило.

— Заправляете тут теперь вы, — назидательно сказал Валентин.

— Что-то не верится, — покачала головой Рита. — Или мне не дали инструкцию. Вот как ты свет зажигал, пока мы шли? Я ничего не поняла.

— Наверное, вы просто устали, госпожа Маргарита, — вздохнул кот. — Завтра будет проще. Как вы сказали — утро вечера мудренее.

— Верно, так и сказала, но — поесть бы. Тут ужин бывает? Или только обед один раз в день?

— Тут бывает всё, что нужно хозяевам. И завтрак, и обед, и ужин, и напитки, и даже бананы заморские. Главное — правильно попросить.

— Научил бы, что ли, — со вздохом сказала Рита. — Как правильно. А учёная я сама буду понемногу справляться.

— Понимаете, тут нет заветной магической формулы. Нужно проникнуться. И понять.

— Да непонятливая я, — отмахнулась Рита. — И не выйдет у меня ничего.

— Выйдет, просто не сразу, — не согласился кот. — Вот представьте — мы с вами идём ужинать, а на столе… что?

— Картошечка, пюре. С котлеткой. С двумя. И салатик, из свежих огурцов, редиски и зелени, лука с укропом. И с яичком варёным. А заправлен — майонезом. Кто-то может подумать, что фу, а я люблю. И чай свежий, с бергамотом. А нет бергамота — так можно с мятой или чабрецом. И печеньице к чаю, рассыпчатое.

— Вы так это представляете, что и у меня слюнки потекли, — усмехнулся кот.

— А ты-то, хвост полосатый, что ешь? Нормальную еду или так, мышей ловишь?

— А я, дорогая моя госпожа Маргарита, могу вообще ничего не есть. Но с удовольствием составлю вам компанию. Очень уж мне интересно, что у вас выйдет сейчас.

— Да ерунда какая-нибудь, как обычно, — отмахнулась Рита. — Но графин с водой и стакан для мальчика нам бы добыть. Такой… просто графин. И просто стакан. С просто водой. Если б я знала всю посуду в этом доме, то сказала бы конкретнее.

— Гляньте, — улыбнулся Валентин.

Рита глянула… и, что называется, уронила челюсть.

На столике возле кровати, на металлическом подносе, накрытом льняной салфеткой, стоял графин с водой — стеклянный, с узором. И с таким же узором — стакан.

8. Утро в деревне

Сон Риты был беспокойным — ей всё время виделось, что она от кого-то прячется и кому-то что-то доказывает. И не понять, удалось или нет — и спрятаться, и доказать. Она просыпалась, не понимала, где находится, почему она спит на такой широкой кровати, и что это за шторы, и это ещё что такое тяжёлое на ногах лежит!

Потом тяжёлое на ногах начинало ворочаться и мурлыкать, она вспоминала, что у неё теперь вдруг есть какой-то странный дом, и ещё более странный кот, который готов охранять её сон. И спала дальше.

Дома утро начиналось с будильника. А здесь началось со страшного грохота. Рита подскочила на постели и испуганно прислушивалась — что такое-то, дома такой грохот обозначал бы, что крыша у дома провалилась, не иначе, или на улице рвануло что-то, а тут что за напасть?

Кот Валентин мягким прыжком слетел с кровати, обращаясь в полёте в человека.

— Я узнаю, что там, госпожа Маргарита, — поклонился и был таков.

Ладно, надо тоже встать и пойти разбираться.

Рита поднялась, умылась — в кувшине была приготовлена вода, а по невнятному запросу «Зубы-то есть чем почистить?» появился зубной порошок в серебряной баночке и щётка с отполированной деревянной ручкой. Дальше надеть высохшие за ночь предметы нижнего белья, платье, сунуть ноги в туфли и бежать вниз — там явно что-то происходило.

И да, там происходило. Рита пронеслась ураганом через прихожку с гобеленом и подкралась на цыпочках к входной двери. Дверь попыталась было открыться для неё, но Рита шикнула — мол, не прямо сейчас. И приложила ухо к щели между створками. Щель тут же гостеприимно приоткрылась — на пол-ладони, чтобы Рите стало не только слышно, но и видно.

А там было на что посмотреть. Прямо делегация явилась. Это что, те самые, которые за налогами? Или мальчика вчерашнего ищут — кстати, как он там?

Первым стоял невысокий плешивый мужчина с выразительными тёмными глазами, одетый в клетчатый глухой пиджак. О, сюртук, вот как это называется, — вспомнила Рита. А на шляпе у него была зелёная лента в тон клетке с красивой пряжкой.

За ним, уперев руки в бока, озирался по сторонам толстый седой замарашка — его рубаха была давно не стирана, жилетка засалена, а на штанах в районе коленок виднелись заплаты. Да и ботинки не мешало бы почистить. И одна из пуговиц на жилете оторвалась, прямо на самой выступающей части брюха. Зато на голове шляпа — правда, тоже серая и поношенная, и потерявшая форму.

На заднем плане расположились явно какие-то здешние шишки. Один был молод и носат, и костюм его сшили из хорошей ткани и по фигуре, и совсем недавно — прямо видно. Его чёрные волосы так и топорщились из-под жёлтой шляпы, в жёлтом шейном платке посверкивала застёжка — тьфу ты, в виде черепа. И пряжка на ленте такая же. Наверное, это потому, что молодой? Выделывается? А в руках у него — палка, нет, не палка, а как? Трость. Но не которая для хромых и бабушек, а которая для красоты. Чтоб в руках что-то было, не иначе.

А четвёртый у них здесь, кажется, самый главный. В годах, но — ему это не мешает вот нисколько. Одет так, что даже не местной Рите понятно — запредельно дорого. И на голове-то у него цилиндр, обтянутый чёрным шёлком, и лента-то переливчатая, и в пряжке, походу, или кристалл от Сваровски, или вот прямо бриллиант. И поверх сюртука — шёлковый плащ, чёрный, с бордовой подкладкой. Перчатки белые, из тонкой кожи, трость резная. Из-под шляпы волосы кудрявятся — чёрные, точнее, уже местами седые, соль с перцем. И взгляд чёрных глаз — проницательный и суровый.

И чего они все сюда припёрлись и шум подняли с утра пораньше?

Говорил клетчатый, что стоял самым первым.

— Уважаемый господин Валентин, вам придётся нас выслушать. От имени городского совета мы двое, я и господин Марсо, — он кивнул на неряху, — имеем право быть допущенными в любое строение на территории, входящей в городской округ Верлена. Этот дом, как все мы знаем, находится в ужасающем состоянии и требует немедленного ремонта. А должен быть полезен — городу и его жителям. И ещё все слышали, как вчера на закате здесь выстрелила пушка, которой не было слышно уже много десятилетий — почему? Что произошло?

— А произошло то, уважаемый господин Руа, что у дома господина Гийома появилась хозяйка, — сообщил кот с нескрываемым торжеством.

— Какая ещё хозяйка? — нахмурился тот, кого назвали господином Руа.

— Госпожа Маргарита, — изрёк кот с видом победителя.

Неряха, услышав это, погрустнел. Двое хорошо одетых переглянулись, не понимая — и молодой, и старый. А клетчатый господин Руа пошёл в наступление.

— Господин Валентин, прекратите пичкать нас россказнями, мы не малые дети. Кто такова эта госпожа Маргарита и где она? Или это плод вашего воображения? Или, может быть, того хуже — ваше большое желание, которое вы выдаёте за правду?

Ну вот ещё, плод воображения! Рита нахмурила брови, набрала воздуха в лёгкие, со всей силы толкнула дверь…

И вывалилась наружу, потому что двери услужливо открылись для неё от малейшего прикосновения.

Она завалилась на кота — всеми своими килограммами, и лишними, и нужными, кот — на клетчатого господина Руа и неряху, а двое оставшихся успели отскочить. Младший прямо испугался и вытаращился, будто ни разу в жизни на него никто не заваливался, а старший догадался подать Рите руку и помочь подняться — правда, смотрел при этом тоже с изрядным изумлением.

— Это вы — госпожа Маргарита? — он вот прямо пожирал её глазами от макушки до пяток и обратно.

— Она самая, — хмуро кивнула Рита.

Рита изо всех сил пыталась встать поустойчивее, но ей никак не удавалось, а потом она поняла — каблук, зараза такая, сломался. Оторвался напрочь, вон валяется, даже на сопельках не удержался. Ничего нет глупее, чем знакомиться с важными шишками без одного каблука! Она сбросила обе туфли — и целую, и увечную — и взглянула на мужика.

— А вы тут кто? Мэр или нотариус?

— Ни то ни другое, — с улыбкой поклонился мужик. — Граф Джилио, к вашим услугам.

9. Непредвиденное обстоятельство

Рите тоже было очень интересно, что вообще происходит.

— Валентин, будь любезен, просвети — это вообще кто? И чего они заявились с утра пораньше с грохотом и шумом? Не могли предупредить, что придут? И что им здесь нужно?

— Ох, госпожа Маргарита, это люди, которые имеют право задавать нам вопросы, — вздохнул Валентин с виноватым видом.

— Начальство, что ль? — нехорошо сощурилась она.

Начальство не начальство, но совесть иметь нужно. На что они вообще рассчитывали, когда вот так припёрлись?

— Господин Жермон Руа — мэр Верлена, — а клетчатый снял шляпу и поклонился, глядя, впрочем, с опаской. — Господин Алоиз Марсо владеет единственной в городе гостиницей, там можно останавливаться, когда мы приедем в город, — неряха тоже взялся за шляпу и поклонился, а Рита подумала — если у него и гостиница такая же, как он сам, то лучше ночевать где-нибудь в другом месте. — А другим господам я, увы, и сам не представлен, но, судя по их виду, они приезжие.

И Валентин с вопросительным выражением лица уставился на господина, как оказалось, мэра. Прямо носом повёл, принюхиваясь. Мэр понял, что совершить процедуру знакомства придётся ему.

— Итак, господа… и дамы, — он оглядел босую Риту и нахмурился ещё больше — если это вообще возможно, конечно. — Господин Валентин — э-э-э… местный житель. Живёт в этом доме.

— Верно, — улыбнулся кот, и даже подмуркнул, как показалось Рите.

— Господин граф Джилио приехал в Верлен три дня назад, у него здесь… коммерческий интерес.

Богатый граф с коммерческим интересом тоже снял шляпу и поклонился.

— Очень приятно познакомиться со столь… необычной дамой, — сверкнул он чёрными глазами.

— А господин Морель — корреспондент столичной газеты. Он изволит собирать наши местные слухи и легенды. И вы понимаете, господин Валентин, он не мог пройти мимо этого дома.

Франтоватый парень поклонился, а Рита подумала — ну и зря не смог пройти, лучше бы прошёл. Всем лучше.

— И мы бы хотели побеседовать с вами и с… госпожой Маргаритой, — хмуро продолжил мэр. — Если это возможно — не на пороге.

— Если вы рассчитывали на чашку кофе с утра — то извините, не приготовили, — отрезала Рита. — Потому что сами знаете — незваный гость, он хуже татарина. А незваный гость с утра пораньше — он я даже и не знаю, хуже кого. Я думаю, на порог их пустить можно, — глянула она на Валентина, — но не дальше. Сейчас, минутку подождите.

Рита подхватила туфли и скользнула в двери. Бросила предателей в угол, огляделась. Пыль и срач. Сейчас ей скажут, что хреновая она хозяйка. А не скажут, так подумают. А она нормальная, просто не успела ещё.

— Домик-домик, повернись ко мне передом, а к ним задом, хорошо? В смысле, пусть тут станет почище? Можно ненадолго, на пока мы тут поговорим, ладненько? Пожалуйста. А я потом тебя почищу, помою, и что ещё надо — тоже сделаю. Как-нибудь. Потихоньку. Понемногу. Маленькими шажками. Очень прошу.

И Рита не придумала ничего умнее, как — поклониться в пояс. Разогнулась… и разинула рот.

Каменный пол засверкал. И плиты-то тут не просто так, а складываются в какой-то замысловатый геометрический рисунок. Окна тоже сияли чистотой, и рамы радовали глаз свежей краской, и ручки на них отражали свет люстры. А люстра под потолком оказалась… в общем, дорогой и навороченной она оказалась, с кучей хрустальных подвесок, которые мыть по одной — замучаешься, а тут раз! — и готово.

И лестница, ведущая наверх, тоже заблестела — ступени очистились и покрылись свежим лаком. В общем, красота.

Так, теперь уже можно и позвать кого-то внутрь. Но — не дальше прихожей. А то, что в той прихожей стол на полста человек можно накрыть, и ещё место останется танцевать вокруг — ну кого это волнует?

Рита выглянула на улицу — там мужчины переговаривались хмуро и негромко — и сказала:

— Так и быть, заходите.

Валентин как увидел перемены, так глаза у него и засверкали.

— Люблю вас, дорогая госпожа Маргарита, — произнёс он единым духом.

Остальные заходили и оглядывались — с любопытством.

— Ох ты ж, как тут на самом-то деле, я ж знал, что мне голову морочили — ну, тогда, давно, вы ж, господин Валентин, и морочили, — усмехнулся неряха господин Алоиз.

Кот ухмыльнулся. Похоже, этих двоих что-то связывает, и нужно будет узнать — что именно.

Господин мэр вошёл и встал у дверей, всё ещё хмурясь, а двое приезжих красавчиков жадно оглядывали предоставленный им холл. Младший только что не принюхивался, а старший одобрительно поглядывал на краску стен, на белейший потолок и подвески люстры.

— Итак, госпожа Маргарита, поведайте нам: откуда вы взялись так своевременно? — спросил мэр.

— Откуда надо, оттуда и взялась, — недружелюбно ответила Рита. — Скажите, в чём вообще вопрос? Дом тут у вас сотню лет, если не больше, стоял и рассыпался, и вам было на его состояние сохранности наплевать с высокой ветки, а как только появился человек, готовый привести его в порядок, так возникли какие-то претензии? Это что вообще?

— Понимаете, на землях округа не должно быть ничего ненужного и лишнего, но должна быть польза и вообще благолепие, — пояснил мэр. — Господин граф готов взять под опеку этот дом и сделать его полезным для общества, так ведь, господин граф?

Господин граф как будто немного удивился, но — кивнул.

— Да, верно, польза — превыше всего, — усмехнулся он.

— А откуда взялся господин граф и с чего решил причинять тут пользу? — упёрла руки в бока Рита. — И как-то подозрительно — то, значит, бедный домик никому не нужен, а то целая очередь желающих эту самую пользу творить! Очень подозрительно, хочу вам сказать! И вообще, у меня документ.

— Магический, — вкрадчивым голосом подсказал кот. — Это значит — напомню тем, кто подзабыл, — что и дом тоже признал госпожу Маргариту. И дому в настоящий момент не нужен никакой другой владелец.

— Дом… продолжает рассыпаться, — выпалил мэр.