Глава 1

Курьерский из Петрограда запаздывал. Хотя от курьерского в том поезде было разве что название. В прежние времена состав на большой скорости пролетал Нивинский полустанок, а сейчас мало того, что полз, как черепаха, так ещё и останавливался на каждом углу. И публика в поезде была совсем другая. Никаких тебе бывших хозяев жизни: обычный трудовой народ от крестьян до совслужащих.

Сыщики, чтобы не мозолить глаза, спрятались в лесочке, выбрав место, откуда хорошо просматривался пустой перрон.

Комаров в июне тысяча девятьсот двадцать первого развелось видимо-невидимо. Они густой тучей нависли над четвёркой сидевших в засаде мужчин, и ели бы не дымный самосад, которым поделился щедрый Пантюхин, дела стали бы совсем плохи.

- Вот же твари! Так и норовят попить кровушку из трудового народа! – хлопнул себя по мясистой шее старший отряда – Колычев, агент Железнорудского[1] губрозыска[2].

Трёх милиционеров из Нивинской волости (почти весь штат, за исключением начальника волостной милиции) ему дали в подчинение для выполнения особо важного задания.

– Не насекомые, а прямо буржуазные элементы какие-то! – добавил он, снова проведя по загривку. – У! Кровопивцы, в душу их мать!

- А ты сильнее затягивайся, да дым большими кольцами выпускай. Учись у меня, - усмехнулся Пантюхин.

Он пыхнул и тут же окутал себя огромным облаком вонючего дыма.

- Завидую твоим лёгким, - покачал головой Колычев. – Тебя вместо паровоза запрягать можно.

- От меня рази только дым да копоть одна. Но могу у попа заместо кадила поработать.

Дым скрыл от всех кривую усмешку Колычева.

Уже перевалило за полдень, на небо набежали угрюмые тучки, затянув солнце серой пеленой. Комары только того и ждали, набросились с удвоенной силой.

- Как бы не залило нас, - вздохнул Пантюхин. – Вон, птицы низко залетали. Верная примета – быть дождю.

Он жадно докурил самокрутку и с сожалением бросил окурок под ноги, чтобы растоптать подошвой ботинка.

- Эй, казачок, как дела? – спросил агент.

Вопрос адресовался Петру Елисееву. Из всех сидевших в засаде только он производил впечатление человека служивого. Стройный, широкоплечий, с густым казацким чубом, выбивавшимся из лихо заломленной набок фуражки с синим околышем. Одет в выцветшую гимнастёрку, подпоясанную кожаным ремешком, и галифе. На ногах щегольские сапоги-гармошка, которым сноса не было.

Сам Колычев больше походил на мастерового, коим, в сущности и являлся, до того как по разнарядке угодил из депо по первой в ЧОН[3], а потом на милицейские курсы. Закончив их, оказался в губрозыске, где в скорости стал считаться одним из лучших сотрудников.

Пантюхин и Рожнов, последний из их компании, обликом и одеждой не отличались от подавляющего большинства крестьян. Разве что на боку у Пантюхина висела кобура с револьвером, а Рожнов взял на операцию трёхлинейку с примкнутым штыком, но кого удивишь в эти тревожные времена оружием. Почитай, у каждого второго в хозяйстве надёжно припрятан обрез, а то и целый пулемёт.

В своё время это здорово аукнулось властям. Когда в восемнадцатом в уезде вспыхнул кулацкий мятеж, прибывшие на усмирение воинские части изъяли у мужиков винтовок и патронов на стрелковую дивизию. И это только то, что удалось найти в результате коротких поисков. Страшно подумать, сколько ещё зарыто-закопано и может быть однажды извлечено на свет божий.

Впрочем, советская власть не дремала, предупредительно гася возникавшие то тут, то там стихийные волнения. Былого размаха они, конечно, не имели, но не все ещё поняли, что Советы пришли всерьёз и надолго.

- Всё по-старому, - отозвался Елисеев. – Состава не видно.

Немного подумав, спросил:

- А этот Чеснок точно сегодня должен приехать? Никакой ошибки?

Колычев важно кивнул.

- Даже не сомневайся.

И принялся пояснять:

- Наколочка верная. У Чеснока здесь брат живёт. И такое понимаешь, жизненное обстоятельство: у брата на завтрашний день свадьба назначена. А дальше всё просто: не может Чеснок такого события пропустить, обязательно наведается. Характер у него такой.

- Завтра, говоришь… - Елисеев прикрыл глаза. – Это что ж получается, Чеснок – Васька Никитин, брат Савелия Никитина? Так что ли?

- Знаком с ним? – заинтересовался агент.

- Доводилось сталкиваться на кривой дорожке, - не стал вдаваться в подробности Елисеев.

- Ещё как доводилось. Семейка у них ещё та. Оторви да выбрось. Тот, который Савелий, злостный самогонщик, - пояснил Пантюхин. – Никакой совести у человека нет. Гонит огненное зелье в промышленных, так сказать, плепорциях. Мы уже и штрафовали его, и аппарат конфисковали, и арестом припугнули. Ничего не берёт! Как гнал, так и гонит.

- Не грусти! Возьмём Чеснока, а вместе с ним для комплекта и братца-самогонщика, - заверил Колычев.

- Если будет за что, - тихо произнёс Елисеев, но агент его услышал.

- Найдётся за что. Не за одно, так за другое, - убеждённо произнёс он. – Может, за самогон привлечём, а может, и …

Глава 2

Прошло две недели. Петр уже запамятовал о словах Колычева, да и, если сказать по правде, не очень-то рвался в город. Нивино было его родиной, здесь он знал всех и все его знали. Жизнь давно наладилась, вошла в привычную колею. Особого смысла что-то менять не было.

Служба в милиции его не тяготила. Пусть зарплата и оставляла желать лучшего, и выдавали её с задержками, однако холостому и малопьющему Петру хватало. Ещё и оставалось, чтобы отложить немного на чёрный день.

И обязанности были простыми и понятными: следить за порядком, ловить самогонщиков и конокрадов. Убийства в волости бывали редко, и, уж если и приключилось какое, долго искать душегуба не не приходилось. За редким исключением оно происходило у всех на глазах, и свидетелей хватало. Не поделят промеж себя мужики и парни из соседних деревень во время религиозного праздника, схлестнутся в пьяной драке, а, перед тем как угомонятся, обязательно одного-двух не убьют, так покалечат.

По этой причине Петр праздники не любил. Кому веселье, а кому сплошная нервотрепка.

Начальник волостной милиции Павловцев тоже недолюбливал праздники. Они портили всю отчётность, за которую он потом получал выволочку из района и уезда. Врать, как это делали некоторые несознательные товарищи из других волостей, Павловцев не научился. Точно так же не умел скрывать свои чувства, и потому, вызвав к себе с утра пораньше Елисеева, разговор начал с трёхэтажного ругательства.

- Чего материшься, Егорыч? – спросил Петр, удивлено разглядывая не на шутку раздухарившегося начальника.

Вместо ответа тот сунул ему мятый листок бумаги. Если б не большая гербовая печать, Елисеев принял бы этот бумажный огрызок за простой кусок обоев. Но, как выяснилось, это было официальное распоряжение из губернии, в котором начальник губрозыска требовал в срочном порядке направить к нему старшего милиционера Петра Елисеева для «усиления штатов».

- Может, ошибка? – предположил Петр, возвращая документ.

- Скажешь тоже! Там же черным по белому все расписано, кого и куда послать. А у меня самого теперь дыра в штатном расписании! Рожнова убили, тебя в город затребовали! Где я вам замену найду?!

Павловцев чуть не рвал на себе волосы, и его можно было понять.

До осени 1919-го проблем с набором в милицию не было. Сотрудников не призывали на службу в Красную армию, люди шли в органы внутренних дел с охотой. Вскоре ситуация изменилась. В октябре девятнадцатого года почти треть губернских милиционеров направилась на фронт. Вернулись далеко не все. В итоге начался кадровый голод, сотрудникам пришлось работать за себя и того парня. Даже высокая безработица не сделала службу в милиции привлекательней. Туда шли те, кто искренне желал искоренить преступность и те, кого направили партийные и комсомольские ячейки.

К сожалению, хватало и любителей половить рыбку в мутной воде, но с ними боролись самым жесточайшим образом. Совсем недавно по рядам милиции прокатилась большая чистка, много грязных на руку сотрудников оказалось на тюремных нарах, а кое-кто пошёл и по расстрельной статье.

Павловцев был человеком исполнительным, потому вскоре успокоился, его мысли потекли в деловом направлении.

- Ладно. Ничего не попишешь. На сегодня я тебя от службы освобождаю. Ступай домой и готовься.

- Спасибо, Егорыч! Я тогда побежал…

- Давай! Жаль расставаться с тобой! – признался Павловцев. – Чует сердце, навсегда тебя забирают. Уж не знаю, свидимся ли ещё…

- Свидимся, - засмеялся Елисеев. – Что за похоронные настроения, товарищ начальник! Ты меня будто на тот свет провожаешь!

- Для меня разницы никакой. Если там не устроишься, возвертайся смело. Я тебя с огромной радостью назад приму, - пообещал Павловцев.

- Когда выезжать, Егорыч?

- Написано ж, «в срочном порядке». Завтра отправляйся, чего кота за усы тянуть! Я сейчас все бумаги выправлю.

- Понял, Егорыч! Спасибо тебе! Приходи вечером ко мне, отвальную буду устраивать, - пригласил Елисеев.

- Обязательно приду. Не каждый день лучшего сотрудника провожаю. Заодно документы принесу.

Вечером хозяйка, в чьей избе квартировал Петр, приготовила скромное угощение. Народу пришло немного: служба в милиции не располагала к большим знакомствам, тем более к дружбе. Только свои, близкие, с кем съел не один пуд соли, кому доверял спину.

Посидели, поговорили, выпили чуток, закусили. Ближе к полуночи разошлись. Это Елисееву с утра на службу не надо, а оставшимся товарищам теперь тянуть лямку и за него и за погибшего Рожнова.

Как всегда, Петр только чуток пригубил из налитой стопки и больше к ней не прикладывался. Не любил он пьяное дело, насмотрелся на всякое. Видел, как водка губит хороших людей и не желал себе такой участи.

Думал, что не заснёт, проворочается всю ночь в кровати, однако нет, сон сморил здоровый молодой организм сразу, стоило только опустить голову на мягкую, набитую перьями и пухом, подушку. Спал крепко.

Встал на рассвете, с петухами, полный сил. Позавтракал, простился с хозяйкой и пошагал на тот самый перрон, у которого брал вместе с Колычевым Чеснока.

По пути встретил парочку знакомых. Весть, что «старшой милиционьер» уезжает вроде как на повышение в большой город, уже разлетелась по округе. Каждый встречный норовил пожать руку Петру, пожелать удачи. А кое-кто, из тех, кому милицейская натура Елисеева не давала спуска, откровенно радовался. Видел Петр спрятанные в густых бородах насмешки, слышал облегчённые вздохи. Что поделать, он не мятный пряник, чтобы всем нравиться. Особенно таким, кто на руку не чист или вредит советской власти.

Глава 3

Тонко, навзрыд закричала женщина.

- Убивают! – заголосила она. – Помогите, люди добрые!

Люди испуганно шарахнулись в поисках укрытий, началась паника. Петр развернулся, оценивая ситуацию. Было ясно, что стреляли от часовенки. И тут же его едва не сбили с ног. Дородный мужчина в купеческой поддевке несся сломя голову, не разбирая пути. Сначала свалил одну из торговок, потом налетел на Петра. Они столкнулись, как два биллиардных шара и сразу же разлетелись по сторонам.

- Смотри, куда прешь! – закричал Елисеев, падая на спину.

Его ощутимо приложило затылком о брусчатку. Свалившийся поблизости купчик не ответил, он встал на четвереньки и, по-собачьи ловко перебирая руками, на карачках пополз прочь, пока не добрался до спасительного укрытия, где засел, мелко крестясь.

Петр поднялся и невольно схватился за ушибленное место. На затылке появилась шишка, в глазах плыло, совсем как после контузии, в ушах лопались пузыри. Он нашёл в себе силы справиться с нахлынувшей слабостью. Распрямившись во весь рост, заметил поблизости афишную тумбу, заклеенную объявлениями, заскочил на неё и увидел поверх голов мечущихся граждан убегавшего красноармейца. Тот нёсся к привокзальной площади, ещё секунда и скроется с глаз.

Ветер полоснул по глазам обрывком афиши: почтеннейшую публику зазывали на французскую борьбу с участием чемпиона Испании Рауля. Его почти квадратная физиономия была запечатлена под текстом. Господин Рауль почему-то стремился к анонимности, пряча лицо под чёрной маской. Афиша была древней, чуть ли не прошлогодней.

Она сильно мешала обзору, Пётр с досадой сорвал обрывок, и ветер погнал его прочь.

Взгляд зацепился за другую картину: один из патрульных распластался по земле, широко раскинув руки; второй сидел, прислонившись спиной к дверям часовенки. Он зажимал ладонью кровавое пятно, расплывшееся на гимнастерке. Стреляли в них. А кто? Похоже, тот самый красноармеец в новом обмундировании.

С другого конца перрона на шум пальбы бежали несколько человек с винтовками. Наверное, сотрудники транспортной милиции. Но пока они доберутся, пока поймут в чём дело, преступника и след простынет. Елисеев бросился в погоню, жалея, что сдал свой револьвер, хотя вряд ли бы он стал стрелять в толпе. Можно зацепить случайных прохожих, слишком велика ответственность.

Он обогнул здание вокзала, выскочил на площадь, по наитию посмотрел налево и снова наткнулся на знакомую фигуру. Красноармейца уносил открытый экипаж. Коляска постепенно набирала скорость. Елисеев заскрежетал зубами, преступник уходил. Возможно, правит экипажем его сообщник. Вон как быстро подсадил к себе клиента. Обычно «ваньки» долго сторговывались, пытаясь набить себе цену.

Угнаться за конным экипажем — дело практически невозможное, однако коляска ещё не набрала ход, к тому же на пути у неё постоянно возникали преграды, которые приходилось объезжать: то ломовые телеги, то просто нагруженные вещами люди, спешившие к вокзалу и не желавшие уступать дорогу транспорту.

Петр не был большим любителем бега, однако выбора не оставалось. Стремглав кинулся за коляской. И пусть сердце норовило выпрыгнуть из груди, а под ложечкой закололо, всё же успел поравняться с задним колесом экипажа. Понимая, что на большее его не хватит, завопил что было сил извозчику:

- Стой, милиция!

Удивительно, но окрик сработал. Извозчик машинально потянул вожжи на себя. Коляска резко замедлила ход. И сразу же грянул выстрел: красноармеец палил из чёрного хищного вида пистолета. Первая пуля чвиркнула возле Петра, заставив его отпрыгнуть в сторону. Следующая предназначалась извозчику. Тот сразу обмяк. Красноармеец птицей взлетел на его место, скинул тело с коляски (оно шмякнулась в грязь) и схватился за вожжи.

- Не уйдёшь, сука! – закричал Елисеев.

В ответ бахнул новый выстрел. И снова пуля ушла в «молоко», сложно одновременно палить из пистолета и править лошадью. Вот и у бандита ничего не получилось.

Времени на раздумье нет. Действовать нужно, действовать. Как именно? А вот так: милиционеру удалось заскочить в уходивший экипаж. Едва устояв на ногах, Елисеев кинулся на бандита, схватил его за шею и потащил на себя. Тот забыл о лошадях, выпустил поводья, и, не устояв под тяжестью милиционера, повалился на него. Петр сумел отобрать у трепыхавшегося противника пистолет и ногой оттолкнул его как можно дальше.

Бандит захрипел, его лицо покраснело, стало напоминать цветом вареного рака. И всё же он не собирался сдаваться. Извернувшись, ткнул локтем в живот милиционера, угодив в солнечное сплетение. От острой боли Елисеев едва не потерял сознание. Понимая, что вот-вот положение переменится и этот гад возьмёт над ним верх, он ещё сильнее стиснул шею противнику.

Но тут что-то под ними треснуло, экипаж резко накренился, а потом, наскочив на камень, развалился, выбросив их словно катапульта.

Они пролетели несколько метров, цепко схватившись друг в друга, упали в глубокую, разлившуюся грязью лужу. Шея бандита хрустнула, голова мотнулась как у тряпичной куклы.

И сразу кто-то подскочил к ним, принялся расцеплять. Елисеев с сожалением разжал пальцы, чувствуя, как их сводит судорогой. Руки были чужие, с трудом подчинялись.

- Документы, - потребовали у него над ухом. – Предъявите документы.

Говорил суровый щетинистый дядька с обветренным лицом и слезящимися глазами. От него пахло табаком и селёдкой. Стоявший рядом парнишка в полотняном шлеме оттеснял мигом набежавшую толпу. В руках у него была винтовка с примкнутым штыком.

Глава 4

Губрозыск занимал здание старинного купеческого особняка, выходившего узким торцом к улице. Над дверями висела табличка «Губернский уголовный розыск». Неподалёку от входа пустовала коновязь.

У дверей стоял скучающий боец ЧОН с винтовкой. От нечего делать, он вертел головой по сторонам.

Завидев вылезавшего из коляски Елисеева, боец напрягся, взял винтовку на изготовку.

- Вы по какому вопросу, товарищ?

- Мне бы к начальнику пройти.

- Нет его, по делам уехал, - сообщил часовой.

- А кто за него остался?

- Товарищ Колычев.

Елисеев обрадовался.

- Тогда я к нему.

- Проходите, - разрешил боец.

Петр толкнул массивную дверь, оказался в длинном и темном коридоре. Доски под его тяжестью заскрипели. На скамейках, установленных вдоль побеленных стен, сидели люди: потерпевшие или те, кого вызвали для допроса. При виде Елисеева все, словно по команде, вскинули головы.

- Здравствуйте, - слегка опешив от неожиданного внимания, произнёс Елисеева.

- Вы к кому? – спросил его дежурный, сидевший за обшарпанным столом.

Петр хотел ответить, но сейчас же зазвонил телефон, и дежурный схватился за трубку:

- Губрозыск, дежурный по городу Федотов… Говорите адрес… Медленнее, пожалуйста. Воскресенский проспект, дом три, всё верно? Принято. Отбой.

Он бросил взгляд на настенные часы и что-то записал в большой прошнурованной книге. Потом, вспомнив об Елисееве, спохватился:

- Простите, вы к кому, товарищ?

- К Колычеву.

- Вторая дверь направо, - сказал дежурный и потерял к нему интерес.

- Спасибо, - поблагодарил Петр.

Колычев сидел в маленькой прокуренной комнатушке с узким зарешечённым окном. Из всей мебели два стола, несколько стульев и несгораемый шкаф, поверх которого лежали пухлые папки.

- Петр! – обрадованно приподнялся Колычев. – Здорово, герой!

Елисеев смущённо потупился.

- Брось барышню изображать! Проходи, не стесняйся! Из транспортной уже звонили, рассказали о твоих подвигах. Лихо ты, говорят, Пичугина кончил. Прямо голыми руками. Чуть голову не оторвал…

- Случайно вышло. Я его живьём, гада, взять хотел, - признался Петр.

- Все равно, молодец! Не сплоховал. Выходит, не зря я тебя товарищу Янсону сватал! – горделиво произнёс Колычев.

Многие начальники уголовного розыска по традиции были переведены из ЧК. Не стал исключением из правила и начальник Железнорудского губро, бывший латышский стрелок Янсонс. Правда, буква «с» на конце его фамилии постепенно исчезла, и теперь начальника величали чуть короче – товарищ Янсон. Прежде Елисееву не доводилось с ним сталкиваться лично, но все отзывы были только положительными: угрозыском заведовал человек ответственный, строгий, но справедливый, вдобавок, с неплохим опытом оперативной работы.

- А где он? – поинтересовался Петр и услышал ответ:

- Там же, где почти все наши - в клубе, Ленина слушает.

- Как Ленина?! – удивился Елисеев. – Он что – в Железнорудск приехал? А почему нам никто не сообщал? Это же такое дело… такое… – От избытка чувств у него перехватило дыхание.

Шутка ли - сам товарищ Ленин в их губернском городе. Да это событие всероссийского, если не сказать – мирового масштаба.

Колычев засмеялся.

- Ну, ты, братец, хватил! У Ильича и без нас забот хватает. В Москве он, работает.

- А как же... – совсем ошалел Петр.

- Ларчик просто открывается. Пластинки сегодня привезли с его речью. Наших первыми слушать пригласили, - похвастался Колычев. – Мы с тобой завтра пойдём. Товарищ Янсон велел устроить стопроцентный охват. Каждый сотрудник обязан услышать Ильича. Ты, кстати, как – партийный?

- Нет, - мотнул головой Елисеев. – Сочувствующий.

- Непорядок, - сказал Колычев.

Петр виновато потупился. Он подумывал о вступлении в партию, но не решался сделать первый шаг. Быть большевиком – большая ответственность. Честь велика, но велик и спрос.

- Я поговорю с товарищами по партячейке. Думаю, скоро поставим вопрос по тебе. Нас, партийных, мало, но вместе мы – во, сила! – Колычев сжал ладонь во внушительного размера кулак. – Горы свернём! Солнце с неба достанем.

Дверь распахнулась, в комнату стремительной походкой ворвался невысокий плотный мужчина лет сорока с русыми коротко стрижеными волосами. На нём был английский френч, обтянутый крест-накрест портупеей, и тёмно-зелёные кавалерийские галифе. Взгляд у мужчины был ясный и решительный.

Елисеев при виде его вытянулся. Вышло это как-то само собой.

- Товарищ Янсон, - сразу обратился к нему Колычев. – Вот, обещанное пополнение: Петр Елисеев из уездной милиции.

- Елисеев?! – обрадованно воскликнул Янсон.

Он протянул руку.

Глава 5

На другой день Петр вышел из дома пораньше. Хоть и говорил Колычев, что дорога займёт около четверти часа, но лучше взять с запасом. Вдруг что по пути произойдёт. Негоже начинать на новом месте с опоздания.

В здании губрозыска он пришёл в полвосьмого. Колычев уже был в кабинете. Сидел с задумчивым видом и грыз карандаш. Перед ним лежал чистый лист бумаги.

- Ты чего такой озабоченный? – спросил Елисеев.

- Отчет пишу. Начальник с утра пораньше озадачил.

- А сдавать когда?

- Так сегодня и надо. Какой-то новый циркуляр из Москвы прислали, а мы мучаемся! – Он в сердцах ударил по столешнице кулаком. – Как же я ненавижу всё это бумагомарание! Бюрократы хреновы! Чтоб вы сдохли!

- Без отчётов тоже нельзя, - примиряюще заметил Петр. – Там, наверху, без них картина не сложится.

- Понимаю, - вздохнул Колычев. – Но мне лучше с тремя Чесноками схлестнуться без оружия, чем один такой отчет написать. Веришь – весь мозг мне высосал!

Он открыл сейф и извлек из него револьвер.

- Держи, теперь это твой наган. Будешь с ним на уголовную братию ходить.

- Спасибо! – принял оружие Елисеев. – А патроны?

Борис высыпал на стол целую горсть патронов.

- Забирай. Этого добра у нас хватает. А вот это удостоверение. Храни как зеницу ока, чтобы в нехорошие руки не попало.

«Агент уголовного розыска третьей категории», прочитал Елисеев название своей новой должности и вопросительно поднял взгляд. Колычев правильно истолковал его жест.

- Знаю, что не густо, но сам таким начинал. Не журись, всё от тебя будет зависеть. Если за два месяца испытательного срока себя проявишь, получишь вторую категорию, а то и сразу первую. Я, брат, за месяц управился: крупное дело раскрыл. Шум-гам на всю губернию стоял. – Он мечтательно зажмурился.

- Посмотрим, - кивнул Елисеев.

Теперь, с удостоверением и оружием, он ощущал себя полноценным сотрудником уголовного розыска.

- Слушай, Борис, а можно ещё одним револьвером обзавестись? Мне бы что-нибудь небольшое, карманное, навроде «бульдога»? Чтоб под патрон нагановский был…

- Решим вопрос, - сказал Колычев. – Я и сам такой же при себе таскаю. Вещь полезная: в глаза сходу не бросается, да и во время перестрелки не помешает. Когда ты ещё наган перезарядишь…

- Вот спасибо! – обрадовался Петр.

- Первое время работать будешь под моим руководством. Я тебя со всеми нашими познакомлю и расскажу, что и как нужно делать. Если что-то будет непонятно – спрашивай.

- Договорились.

- Занимай свободный стол. С этого дня он в твоём полном распоряжении. Документы будешь хранить в сейфе, вот дубликат ключей. За ними тоже присматривай: тут столько народа мечтает в него заглянуть…

- Свои?

- И свои, и чужие. Как говорил товарищ Дзержинский: «человеку нужно доверять, но проверять». Всё, скоро планерка. Пошли. Начальник тебя ребятам представит.

Кабинет товарища Янсона отличался от кабинета Колычева только размером (он был чуть побольше) и наличием старого продавленного дивана, на котором разместились трое незнакомых Елисееву сыщиков. Ещё двое сотрудников заняли табуреты. Собравшиеся с интересом глядели на новичка. На стене кабинета висела выполненная от руки карта губернии, над сейфом — портрет Ильича в прямоугольной рамочке. Товарищ Янсон сидел за столом, читая документы и делая время от времени пометки.

- Разрешите? – спросил Колычев, стоя на пороге.

- Заходите. Ещё минута, и начнём, - кивнул начальник губрозыска.

Елисеев ещё раз удивился, насколько хорошо товарищу Янсону даётся русский язык. Не скажешь, что латыш. Наверное, обрусел рано.

Закончив, Янсон отложил документы.

- Приступим, товарищи. Сначала радостное известие. У нас пополнение: из Нивинского волостного отделения милиции к нам переведен новый сотрудник – Петр Елисеев. Думаю, вы о нем уже слышали. Товарищ Елисеев очень помог нам при задержании Чеснока, а вчера отличился на вокзале, ликвидировав особо важного преступника.

- Так это он Пичугина сделал? – удивился здоровенный, богатырского сложения мужчина в вытертой кожаной куртке.

- Он, товарищ Бурко. Причем, прошу отметить: действовал в одиночку и без оружия.

- Рискованно, - заметил черноволосый смуглый юноша, смахивающий на гимназиста.

Был он худощав и горбонос, одет в студенческую тужурку.

- Да, рискованно, - согласился Янсон. – Но кто бы это говорил, товарищ Левин?!

Левин потупился. Очевидно, имелось в его биографии нечто такое, что начальник губрозыска мог поставить ему в упрек.

- Недельки две товарищ Елисеев будет стажироваться у Колычева, а потом уже отправим в свободное плавание. У вас есть какие-то вопросы? – обратился Янсон к Петру.

- Вопросов нет, - ответил тот.

- А с жильём как? Устроились?

- Да, с этим тоже всё благополучно. Спасибо, товарищу Колычеву.

Глава 6

Отпустив потерпевшую, сыщики приступили к опросу свидетелей, в первую очередь, пытаясь у них узнать, кто бросил на пол гербовые марки. Это мог быть только преступник или его сообщник. Людей в Губфинотделе было много. Вдруг кто-то да заметил?

Опросили всех присутствующих, но ничего выяснить не удалось. Воры использовали многолюдность в свою пользу. В толкучке внимание у людей рассеивается, все заняты своими делами. Расследовать преступление по горячим следам не вышло. Мужчину с грустным выражением глаз запомнила одна Мотылькова, и то не было никакой уверенности, что история с пропавшим портфелем – не её рук дело.

- Может, он с другими целями вокруг увивался? – предположил Елисеев.

- Например?

- Гражданочка симпатичная…

- С этим не поспоришь, внешность и у потерпевшей впрямь приятная, - согласился Колычев. – Думаешь, этот тип хотел к ней подкатить?

- Да.

- А потом вроде как передумал?

- Почему нет? О жене вспомнил, о детях, и решил судьбу не искушать.

- Есть ещё один вариантец, - заметил Колычев. – Не было никакого воровства, а сама гражданка Мотылькова спектаклю перед нами разыграла.

- Но ведь деньги пропали…

- Пропали. Но почему мы решили, что всё было именно так, как рассказывала Мотылькова? Не факт, что она рассказала нам правду. Вдруг, наша Инесса Владимировна себе денежки присвоила, а нам поведала наспех сляпанную историю?

- Не исключено, - задумчиво произнес Елисеев. – Губфинотдел она до нашего появления не покидала, спрятать где-то здесь портфель не могла.

- Значит, передала сообщнику: мужу или полюбовнику. Но что-то не очень мне верится в это предположение.

- Верится – не верится, а проверить надо! В нашей профессии гадать по ромашке нельзя, - убежденно заявил Колычев. – Хороши мы с тобой будем, если позволим себя вокруг пальца обвести.

- Тогда что?

- Сначала почву прощупаем. Узнаем, что за фрукт эта Мотылькова. Поговорим с товарищами по работе.

Далеко ходить было не нужно. Подавляющее большинство советских административных учреждений города располагалось на одной улице. Губпромпит вообще находился в соседнем доме.

Там уже знали о чрезвычайном происшествии, приключившимся с Мотыльковой, так что появление сыщиков ни у кого не вызвало удивления. Здесь сыщики разделились: Колычев отправился к непосредственному начальнику потерпевшей, а Елисеев стал расспрашивать её коллег. Сама Мотылькова отпросилась домой, сославшись на плохое самочувствие. Это очень помогло в расследовании – людей было легче вызвать на откровенность.

Часа через два сыщики встретились.

- Докладывай, - велел Колычев.

- Да особо-то нечего. Мотылькова со всех сторон характеризуется положительно: добросовестный работник, хороший товарищ, в политическом вопросе подкована, член РКП(б). На работе её ценят и уважают.

- Что известно о личной жизни?

- Замужем. Супруг - рабочий на «Красном пролетарии». Двое детей. Говорят, что живут душа в душу. В общем, хорошие обычные люди. А начальник тебе что рассказал?

- Да то же самое, только другими словами. И секретарь партийной ячейки такую же характеристику выдал. Говорит, что ручается за Мотылькову головой. Не могла она взять деньги. Не могла – и всё тут.

- Как бы после нашего визита разговоры плохие не поползли. Скажут, дыма без огня не бывает, а Мотыльковой тут ещё работать и работать…

- Что поделаешь, крупная сумма пропала. А нам ещё придётся дровишек в этот костер подбросить. Двинули к прокурору.

- Зачем?

- За тем самым. Буду ордер на обыск у Мотыльковой просить.

- Что, веришь, будто деньги у неё дома окажутся?

- Не знаю, но проверить обязан. Хотя бы из принципа.

В кабинет прокурора Колычев зашел один, оставив Петра дожидаться в приемной. Вернулся, победно размахивая бумагой.

- Уломал-таки прокурора. Вот ордер.

- Долго ты что-то…

- Быстро только кошки родятся. У нас прокурор - знаешь какой! Ему каждый чих обосновать нужно, а у нас с тобой только подозрения. На них, брат, далеко не уедешь.

Семья Мотыльковой проживала в коммуналке, занимая большую комнату в бывшем доходном доме. Дверь открыла сама потерпевшая. Голова её была обвязана мокрым полотенцем.

- Ещё раз здравствуйте, Инесса Владимировна, - сказал Колычев.

- Вы ко мне? – удивилась она.

- К вам, к вам…

- Но ведь я сама должна была к вам явиться во второй половине дня… Право слово, вы бы не утруждались. Я, хоть и неважно себя чувствую, но всё равно бы пришла...

- Мы, собственно, по другому вопросу. Вот постановление на обыск. Ознакомьтесь, пожалуйста.

- Обыск! То есть вы решили, что это моих рук дело? – Женщина устало опустилась на одинокий табурет в длинной прихожей. – Какой позор! Как я теперь в глаза людям смотреть буду!

Глава 7

Сыщики сели за оперативные сводки, разделив документы честно на две половины. Изучение бумаг заняло у них почти два часа, прежде чем Елисеев обрадованно воскликнул:

- Нашел!

- А ну-ка! – оживился Колычев. – Показывай, что у тебя.

- Вот! – торжествующий агент губрозыска третьего разряда ткнул пальцем в нужное место. – Наверное, ты об этом говорил.

- Сейчас проверим.

Колычев углубился в чтение. Дело было в Тамбове и тоже происходило в финансовом учреждении при большом скоплении народа.

- Ни хрена себе! – присвистнул сыщик. – Совсем сволочи страх потеряли! Это надо же – спереть портфель с деньгами у кассира губернской милиции.… И ведь, что главное: какой к нему ключик подобрали! Знали, сволочи, что делают! Ну не мог тот пройти мимо рассыпанных на полу патронов!

- Верно. Начал патроны поднимать, отставил портфель в сторону, чтобы не мешал, а когда закончил, выяснилось, что портфельчик-то тю-тю… Тамошние ребята из губро уже землю, наверное, роют. Шутка ли, снова без зарплаты куковать! Ох, и злые они на вора после этого! – усмехнулся Елисеев, чьи симпатии по понятной причине были на стороне тамбовских сыщиков.

- Надо будет связаться с ними. Может, сведениями поделятся. Что-то они просто обязаны были накопать. Тем более и личный интерес в этом деле имеется, - сказал Колычев.

- Заодно и нашего кассира предупреди, чтобы начеку был. Не ровен час, повторят шутку.

Колычев отправился на телеграф, отбивать телеграмму в тамбовское угро. Елисеев остался в кабинете, ждать посетителей.

В дверь постучали.

- Входите, – разрешил Елисеев.

Вошла Мотылькова. Замерла в нерешительной позе. По лицу видно, что недавно плакала. Ну, оно и понятно, после таких событий… Елисеев посмотрел на неё с сочувствием. Помнил то неприятное чувство неловкости, возникшее у него во время обыска.

- Я насчет показаний, - заговорила Мотылькова. - Вы велели во второй половине дня прийти.

- Да, все верно.

- Что мне делать?

Петр посадил ее за пустующий стол Колычева, нашел в сейфе пустой лист бумаги и положил перед женщиной.

- Пишите.

- Что именно? – вопросительно подняла глаза потерпевшая.

- Все, что связано с преступлением. И помните: важна любая мелочь.

Мотылькова кивнула и стала старательно выводить буквы. Даже со своего места, Елисеев видел, что у нее красивый почерк. Сам он писал как курица лапой – порой даже не мог прочитать написанное собственной рукой. На все губро была единственная печатная машинка, на которой работала пишбарышня – делопроизводитель. Порой она приводила в порядок каракули сотрудников розыска.

Закончив, Мотылькова аккуратно, чтобы не размазать текст, промокнула чернила промокашкой и отдала бумагу Елисееву.

- У меня все. Посмотрите, пожалуйста, все правильно?

Тот пробежался глазами, подтвердил, закончив читать:

- Да, порядок. Ничего не забыли?

- Написала все, что запомнила.

- Вы не обижайтесь на нас за обыск. Так полагается. Мы были обязаны вас проверить.

- Понимаю. Я могу идти?

- Да, вы свободны. До свидания. Мы вызовем вас, когда вы снова понадобитесь. Пожалуйста, в ближайшее время не покидайте город.

- Хорошо. С работы меня не уволили, так что я осталась на прежнем месте.

Выходя, женщина на пороге едва не столкнулась с Колычевым. Он деликатно уступил гражданке дорогу.

- Проходите, пожалуйста.

- Спасибо, - сухо поблагодарила женщина.

Колычев проводил её взглядом.

- Показания снял?

- Снял. Будешь читать?

- Попозже.

- Ну, как сходил? Есть новости?

- Есть. Преступников тамбовские не нашли, но им удалось отыскать портфельчик. Вор выбросил его по дороге. С портфельчика удалось снять пальчики, их сейчас по картотеке смотрят, но… боюсь, не найдут.

- Почему?

- Да всё просто - орудовал преступник ещё старой школы: хитрый и опытный. К нам такие редко попадаются, у нас опыта маловато. Если только по случаю… - Колычев нервно дернул щекой. - Прежние сыщики хоть ещё той сволочью были, но зубами впустую не щелкали. Думаю, имелись пальчики этого гада у них в картотеке, а, может, и фотокарточки завалялись.

- Так за чем дело стало? – не понял Елисеев. – Раз имеется архивная картотека, значит, можно найти субчика.

Колычев раздраженно усмехнулся.

- Да все за тем же: архивы Департамента полиции спалили к такой-то бабушке ещё в семнадцатом, когда «временные» амнистию уголовной шушере объявили. А мы теперь, значица, это расхлёбываем! - чуть не сплюнул на пол сыщик.

Он присел за стол, забарабанил пальцами.

- Ладно, будем исходить из того, что мы накопали: вор был не один – это раз! Два: орудовали не местные. Три: действовали нагло и с выдумкой, без всякого гоп-стопа, то бишь спецы старые и жизнью битые.

Глава 8

Возле стеклянных дверей «Михалыча» стоял негр в шляпе-котелке, узких клетчатых брючках и полосатой манишке на голое тело. Лишь пристально всмотревшись, можно было понять, что рожа у негра вполне себе рязанская, а тёмно-шоколадный цвет кожи приобретен искусственным образом. Театральный гример неплохо потрудился, создавая образ угнетенного, но не теряющего веселого нрава черного труженика Североамериканских Соединённых Штатов. При виде его особо впечатлительные бабки опасливо крестились и норовили сплюнуть.

Негр встретил Елисеева ослепительной улыбкой. Зоркий глаз сыщика сразу отметил нехватку двух клыков на верхней челюсти.

- О, мистер! Заходите! – обрадованно заговорил темнокожий и, сняв котелок, склонил голову.

- Обязательно, братец, - сказал Елисеев, игнорируя вытянутую руку негра.

Тот вздохнул: клиент попался прижимистый, на чай не дал. И как прикажете жить бедному комедианту? Зарплату актеру местного театра не платили уже полгода. Чтобы не помереть с голода, он перебивался редкими чаевыми от посетителей ресторана.

- Куда мир катится, - пробурчал себе под нос «негр».

Елисеев его недовольных слов не услышал. Ему бы и в голову не пришло разбрасываться казенными деньгами подобным образом.

Обиженный «негр» открывать перед ним двери не стал, сыщик справился с этой нехитрой операцией самостоятельно.

Стоило только перешагнуть через порог заведения, как перед ним нарисовался предупредительный официант с белоснежным накрахмаленным полотенцем, перекинутым через руку. Жидкие волосы официанта были прилизаны к голове, в глазах читалось показное радушие.

- К нам-с? – на старорежимный манер спросил он и, не дожидаясь ответа, заговорил:

- У нас сегодня гостей много. Вы уж не обессудьте, свободных столиков нет.

- Так ты расстарайся, братец. Придумай что-нибудь, - вальяжно произнёс Елисеев, надеясь, что не переигрывает.

- Могу если только подсадить вас к кому-то, - предложил официант. – Как вам такой вариантец?

- Валяй, - разрешил Елисеев. – Я не обижусь.

У него с непривычки пошла кругом голова. Повсюду гомон и пьяный галдеж, перекрываемый звуками расстроенного пианино. Густой табачный дым стелется туманом, въедливо забивая нос и легкие. Между столами сноровисто снуют официанты с подносами.

По углам пьяные компании: хохочут, обмывая удачные сделки или просто пьют за знакомство. Из темной глубины зала слышен чуть хриплый женский смех.

- Мамзелями интересуетесь? – сделал стойку, как хорошо воспитанный охотничий пес официант. – Могу поспособствовать знакомству. Имеются очень даже приличные барышни.

- Приличные?

- Не извольте сомневаться. Недовольных ещё не было.

- Давай-ка, братец, в другой раз, - хмыкнул Елисеев. – Успеется ещё с мамзелями пообщаться.

Официант понимающе кивнул и подвел сыщика к столику возле завешенного толстой гардиной окна. Там всего один посетитель. Он неторопливо прихлебывает пиво из большой кружки.

- Позволите? – Официант отодвинул стул для Елисеева. – Прошу вас.

Сыщик сел.

- Вам как: меню принести или что-то рекомендовать?

Елисееву было страшно опозориться: а ну как принесут меню на заграничном языке (в прежние времена, говорят, так и было), и потому он с деланным спокойствием попросил:

- А порекомендуй, братец! Я у вас впервые. Вот, зашел познакомиться…

- Не пожалеете! – Он угодливо склонился над ухом Петра и зашептал.

Названия большинства блюд были Елисееву не знакомы. Да и казенных денег жалко. Вдруг потом из получки проеденное вычтут?

- Давай-ка с пива пока начнем. Принеси то же, что и ему, - кивнул Петр на мужчину с пивом. – А дальше посмотрим.

Клиент понял, что речь идет о нем, поднял вполне трезвый и соображающий взгляд на Елисеева, и тут сердце сыщика екнуло. Он знал этого человека, но что гораздо хуже – этот человек знал его как облупленного.

Официант удалился выполнять заказ.

Повисла тревожная пауза.

- Привет, Фёдор, - тихо проговорил Елисеев.

- Здорово, Петр. Что, из легавых поперли? – спросил собеседник.

Он внимательно всмотрелся в сыщика и сразу с сомнением покачал головой.

- Нет, вижу, что не поперли. Таких не гонят.

И добавил с подозрением:

- Ну что: меня арестовывать явился или по какую другую душу?

- Говори тише, - плотно сжатыми губами произнес Елисеев.

- Боишься? – хмыкнул Фёдор. – Ну-ну…

- Чего «ну-ну»?! – нахмурился сыщик. – Это тебе бояться нужно, а не мне.

- Твоя правда. Я от закона бегаю, - покладисто сказал Фёдор.

Елисееву вдруг сделалось тошно.

- Как же так получилось, Федь? Ведь мы с тобой с самого детства вместе не разлей вода были: в школе за одной парте сидели, вместе девчонок за косы дергали… Даже на фронте в одном окопе грязь месили. А тут…

Глава 9

Урки среагировали первыми на возню у входа. Стоило лишь раздаться подозрительному шуму, как они повскакали со своих мест и кинулись врассыпную. А снаружи уже неслись тревожные выкрики и свист.

«Облава!», - разлетелось по залу.

Самый ловкий бандюган бросился к окну, ногой высадил раму и едва не выпрыгнул в дыру, которая зияла острыми, словно пасть акулы, осколками разбитого стекла. Помешал прогремевший с улицы выстрел. Колычев нарочно расставил бойцов так, чтобы никто не улизнул из здания.

Тогда урка метнулся к черному ходу, но оттуда уже бежали, громыхая ботинками, чоновцы. Через центральный вход ворвался Колычев, размахивая револьвером.

- Уголовный розыск! Всем оставаться на своих местах! Проверка документов.

Для убедительности он бахнул в потолок, с которого сразу посыпалась побелка. Выстрел отрезвил всех, кроме урки, прыгавшего в окно.

Взгляд бандита встревоженной птицей заметался по сторонам и наконец остановился на худенькой синеглазой девушке, сидевшей за одним столиком с седоволосым, хорошо одетым мужчиной с бородкой-клинышком. Елисеев заприметил ее сразу. Даже удивился, что она делает в таком заведении: на пресловутых «манек»-проституток девушка не походила и явно была из бывших. Впрочем, жизнь сейчас такова, что немало воспитанниц учреждений для благородных девиц пошли на панель, чтобы хоть как-то прокормиться. И если бы не фамильное сходство между девушкой и её спутником, то Петр так бы и подумал.

События развивались стремительно. Одним рывком бандит выдернул девушку из-за стола и приставил дуло револьвера к её виску. Та испуганно взвизгнула, однако сознание не потеряла. Её синие глаза с мольбой глядели на окружающих, лицо побелело.

- Не дергайся, курва! – пригрозил урка.

Серьезный преступник, сообразил Елисеев. Вон как быстро соориентировался в ситуации.

Чоновцам ещё не приходилось оказываться в такой ситуации. Бойцы растеряно попятились.

- Но-но! – прикрикнул один, пытаясь потеснить бандита штыком. – Не балуй!

- Сам не балуй, дядя! – весело осклабился урка. – Видишь, какую кралю я на мушке держу? Дай пройти, если не хочешь, чтобы я этой бабенции мозги вышиб.

Колычев пристально уставился на него, вспоминая.

- Леха-конокрад?

- Он самый! – снова заухмылялся уголовник. – Стало быть, известна вам моя физиономия!

- Ещё как известна. Только говорили, что убили тебя.

- То брехня была! Слухи…

Конокрад гоготнул.

- Отпусти девушку, - сказал Колычев.

- Да ну?! – изумился Леха. – С какой такой стати?

- Отпусти, - повторил Колычев. – Тебе же хуже будет.

- Я ведь выстрелю, - сказал бандит. – Ей-богу, выстрелю, если меня не пропустите. Ты меня знаешь, Колычев.

- Знаю, Леха, - кивнул сыщик. – Знаю, что для тебя человеческая жизнь – копейка.

- То-то, - польщенно произнес Леха. – Выпусти меня и моих корешей, и никто не умрет. Слово даю.

- Много твое воровское слово стоит! – брезгливо сказал Колычев.

Он поискал взглядом напряженно сидевшего Елисеева, повел бровью: ну что же ты сидишь, Петр! Придумай что-нибудь…

Елисеев осторожно опустил подбородок. Он и сам лихорадочно искал способ, как выкрутиться из ситуации. Жалко девчонку – Колычев сказал, что бандиту убить её — раз плюнуть. И Борис тоже не отступится. Не станет он выпускать конокрада из ресторана. Для него это — что ржавым ножом по печёнке. Ведь кто такой конокрад – это не просто вор, а ещё и убийца. Уводя лошадей, он фактически обрекал крестьянскую семью на голодную смерть. Нельзя прожить в деревне без лошади. Для огромного большинства крестьян – она единственная кормилица. На ней и вспашешь, и за сеном съездишь, и товар отвезешь. Не зря сельчане, поймав конокрада на месте преступления, зачастую люто с ним расправлялись.

Что делать?

Спутник девушки сделал попытку подняться.

- Лиза!

- Сидеть! – властно прикрикнул на него Леха.

Он бешено крутил головой, не выпуская из поля внимания никого из присутствующих.

Опытный, сука! – подумал Елисеев.

Он попробовал пошевелиться и сразу замер, когда бандит зацокал языком.

- Не надо ерзать, дядя. А ты, – прикрикнул он на отца Лизы, - опусти зад на стул и сиди ровно.

- Сердце, - сдавленно прохрипел тот. – Мне нужно достать лекарство.

- Доставай, - любезно согласился тот, словно козыряя перед Колычевым своим гуманизмом.

Мужчина обессилено плюхнулся на место, достал дрожащими руками из внутреннего кармана пиджака какую-то склянку с пилюлями, но тут же уронил. Маленький бутылек покатился по полу, замерев возле штиблет Елисеева.

На секунду это отвлекло общее внимание. Пузырек магнитом приковал взгляды всех, включая бандита. А Елисеев почувствовал в руке холодок рукоятки незаметно вытащенного «бульдога». Чтобы не выдать себя, он сунул его под полу узенького пиджачка.

Загрузка...