Пролог
Ника
Эту практику нам с Пашей посоветовал психолог в рамках семейной терапии.
Вы наедине составляете два списка, разделив их линией. Что вас устраивает в партнере (условные плюсы) и что вы хотели бы изменить, что задевает вас и делает больно (условные минусы). Желательно делать это через описание собственных ощущений, а не обвинения в чем-то партнера.
Первые осознания должны приходить еще на этапе составления. Дальше – при сравнении количества плюсов и минусов. Дальше… Пожалуй, самое сложное (хотя и составлять такой список ни черта не просто. После десяти лет совместной жизни я пролила на него много слез, но сделала.) не это. Самое сложное – обменяться и зачитать.
Увидеть себя глазами своего партнера. А ему показать, о чем иногда молчала, иногда кричала ты.
– Паш, ты сделал? – Я спрашиваю, когда муж заходит в кухню. Он потный после тренировки.
Я не сказала вам, но замужем за известным травмированным футболистом Павлом Билецким.
Сама я – идеальная футбольная жена-Ника Билецкая. А еще блогер-миллионник, которая выставляет у себя на профиле фасадную сторону наших идеальных отношений.
А с тыльной стороны мы думаем о разводе, много ругаемся и ходим на совместную терапию.
Но не суть.
Паша игнорирует мой вопрос, чем злит немыслимо. Все это под видом дикой жажды. Я провожаю его взглядом до холодильника. Отмечаю бисеринки пота на лбу, висках и голых рельефных плечах. Майка мокрая. Липнет к торсу. Он не жалеет себя в спортзале, расположенном в подвале нашего идеального дома, но со мной на контакт идет нехотя.
Я выжидаю, пока напьется. Бутылка с водой со стуком становится на столешницу.
– Сделал, Паш?
Мажет по мне недовольным взглядом. Давлю на тебя, да? А ты не хочешь? Ты просто хочешь жить, как жили? А что, если меня это уже не устраивает?
– Дай в душ схожу, Ник, – Паша ерошит свои кудрявые, такие же влажные, как и тело, волосы. А я внутри взрываюсь.
– Нет. Давай сначала списки. Потом… Душ.
Наши взгляды схлестываются. Я вижу, что он не согласен. Злится тоже. Сжимает челюсти и хмурит брови.
– Ты динамишь меня уже неделю…
Из такого начала у нас уже несколько раз вспыхивал скандал. Сегодня он тоже вполне мог бы случиться, но Паша шумно выдыхает. Трясет головой и бросает:
– Ладно. Списки так списки.
Уходит, видимо, за своим. Надеюсь, хотя бы не составлять его впопыхах. А я тем временем пытаюсь справиться с волнением, разглаживая свою бумажку. Она затертая и местами волнистая. Черканная-перечерканная. Я ее выстрадала. И я не уверена, что готова ему показать, но…
Слышу шаги мужа по лестнице. Волнение меня побеждает. Сердце подскакивает к горлу. Хочется пойти на попятную, но это было бы по-детски, а мы все же взрослые. И чтобы полечить наш брак, придется вскрыть все раны.
Паша садится напротив. Я зачитываю правила:
– Мы обмениваемся своими списками. Читаем. Потом можем обсудить. Если будем готовы. Если не готовы…
– Хорошо. Давай свой… – Паша, не дослушав, протягивает мне навстречу руку. Я вкладываю.
Сердце стучится уже в висках, когда он разворачивает бумажку к себе и начинает бегать взглядом. Голой перед ним стоять мне легче, чем это.
Я многое в нем люблю. Уважаю. Многим восторгаюсь. Но перечень минусов… Он довольно большой.
– Не прислушиваюсь к твоему мнению? – Муж переспрашивает, коротко мазнув по мне взглядом и снова нырнув в список.
Это больно и стыдно. Хочется тут же заняться самозащитой. Но я помню, что нельзя. Кусаю щеки изнутри. Вожу ногтями по ладони.
Да.
Я так думаю.
– Обесцениваю твою деятельность? – Пашка снова спрашивает. Я, не выдержав, опускаю взгляд в стол.
Тоже да.
Я так чувствую.
– Пиздец, Ника.
Жмурюсь. Вдох-выдох.
– Дай мне свой. – Прошу или требую, развернув руку ладонью вверх. Но вместо того, чтобы сделать это, Паша аккуратно сворачивает мой, встает со стула.
Я слежу за его действиями растеряно. Внутри набухает возмущение. Он опять творит какую-то чушь.
– Паш…
Не хочешь давать? Отлично. Я возьму сама.
Тянусь за бумажкой, но он быстрее.
Сдергивает ее и, скомкав, бросает в мусорную урну.
– Ты что… Творишь?
– Я задание неправильно понял. Там нечего читать. А твой список… Он впечатляет… — Паша изгибает губы, как бы выражая уважение, и помахивает моим отчаянным «приговором».
Но я прожила с ним десять лет. Я понимаю, как сильно он задет. И больше всего на свете мне хочется выдернуть из его пальцев бумажку. Хочется сделать три шага назад. Мы, кажется, были не готовы.
Но уже поздно.
Глава 1
Ника
Залетаю в кафе и падаю за столик у окна-витрины со словами:
– Опять мудак?!
Уля ждет меня уже минут пятнадцать, чтобы рассказать об очередной провальной попытке устроить свою личную жизнь. Она знает, что я всегда опаздываю, но всё равно бесится.
Я разделяю её негодование, но надеюсь, что собью своим вопросом долгую мораль о том, что миллионная аудитория не оправдывает свинство.
Согласна, просто голова у меня в последнее время идет кругом. Сложно сконцентрироваться. Ничего не успеваю.
Уля тяжело вздыхает, крутит между пальцами соломинку, опущенную в лимонад с подтаявшим льдом, поднимает взгляд на меня и протягивает обреченное:
– Да, блин, Ник! Опять такой мудак…
Ее слова пропитаны болью, невозможно не проникнуться.
Мой телефон ежесекундно жужжит, как бешеный. И это при том, что там наглухо отключены все уведомления, кроме самых-самых важных.
Я не стану спорить с теми, кто считает блогинг легкими деньгами. Всё зависит от того, с чем сравнивать. Я не ставлю себя в один ряд с шахтерами, машинистами поездов и даже футболистами, но и бездельницей себя не считаю. Работаю двадцать четыре на семь. И не чувствую за собой вины в том, что кроме денег работа приносит ещё и удовольствие. Правда есть нюансы, но и ныть я тоже не стану.
Вижу по глазам подруги, что жужжание мобильного на столе ее раздражает. Я без него – как без рук. В телефоне заключена вся моя работа и даже, о ужас, жизнь. Организм протестует, но я заставляю себя оторвать мобильный от столешницы, забросить в сумочку, чтобы уделить время живому разговору с живой подругой. Психолог сказала, что часть моих проблем можно решить возвращением в офлайн.
Уля во всех красках описывает свое последнее любовное разочарование, я все сильнее и сильнее им проникаюсь. И, к огромному стыду, пытаюсь переключиться со своих проблем на чужие. Получается успешно, пока Уля не произносит:
– Завидую тебе, Ника, у тебя-то идеальный муж… – Вяло улыбаюсь в ответ на слова подруги. – Красавец, футболист, денег – куры не клюют, а еще молодой.
Это всё правда, и обычно в такие моменты я испытываю гордость. Сегодня же бешено взводится сердце.
– Паша сейчас на сборах?
Отвожу взгляд, как застеснявшаяся малолетка. Пожимаю плечами. Это ужасно, но слушать о переживаниях подруги я готова, а делиться своими – ни за что.
– Нет. Дома. Через полчаса он подъедет. Мы с ним… В парочку магазинов договорились.
Отвечаю отрывисто, выдавливая из себя такую же улыбку, как когда настроения нет, а нужно выйти с разговорным видео к аудитории. Я – профессионал своего дела. Уля не замечает игры.
– Соскучилась по нему?
– Ага, очень… – Я не вру, но сердце всё равно бьет по ребрам. Вчера, когда Паша вернулся, мы ужасно поссорились. Вспоминаю, как кричали, в чем обвиняли, как больно делали, и становится плохо. Ещё хуже, когда пытаюсь посчитать, как много ссор случилось в последние месяцы. Просто туча.
– Редко кому так везет. Десять лет. Первый мужчина…
– Ульяш… – щеки горят, прошу прекратить, как будто смущаясь. – Поверь, я не забыла.
Говорю подруге уверено, а вот сама сомневаюсь: я точно не забыла? Я точно помню, как мне повезло? А точно повезло?
– Ладно, замолкаю. Знаю, ты не любишь, когда вас хвалят.
Киваю. Да, ужасно не люблю. Но сегодня дело в другом.
– Ой, смотри, а вот и Паша.
Ульяна смотрит над моим плечом. Улыбается искренне и открыто. Даже немного слишком, как мне кажется.
Я знаю, что мой Паша – верный, но восторг в глазах чужих женщин видеть всё равно не люблю. Оборачиваюсь и слежу за приближением мужа.
Мне было девятнадцать, когда я впервые его увидела и по уши влюбилась. Я училась тогда на факультете журналистики. Устроилась работать в спортивный журнал. Мне дали априори невыполнимое задание: поймать одного молодого, очень талантливого и скрытного футболиста в перерыве между тренировками на сборах и взять у него короткое интервью. Это сейчас я понимаю, что расчет главреда был на мое смазливое личико, а тогда думала, что в меня верят, как в пробивного профессионала.
Позже Паша говорил, что сработала как раз моя уверенность в себе и настойчивость, но я думаю, он все же повелся на лицо. Как минимум, потому что в той редакции я проработала всего полгода, а с ним прожила уже десять лет.
И вроде бы счастливо же прожила, да? Да же?
Как дура задаю себе же вопросы, следя за приближением моего Паши. Я влюбилась в его непослушные кудряшки. В надменный холодный взгляд, в котором сначала зажегся интерес, а потом даже появились лукавые смешинки. В еле заметные гусиные лапки в уголках его глаз, когда улыбается.
В сказанные на третьем нашем свидании слова: «я тебя в жены возьму, Ник. Мне сомневаться некогда, а в тебя я влюбился».
В развенчанный моим мужем миф о том, что все футболисты – недалекие, косноязычные представители золотой молодежи. Он – глубокий, продуманный, скромный человек.
Глава 2
Кабинет Натальи продуман до мелочей. Здесь создана идеальная атмосфера, позволяющая посетителям чувствовать себя комфортно. Ничего не раздражает. Не тревожит.
Приглушенный свет не режет глаза. Приятно жужжит кондиционер, охлаждая пахнущий цитрусом и елью воздух.
Мы с Пашей сидим на стоящих рядом удобных креслах.
Наталья — напротив.
Мы с ней уже встречались не раз и не два. Ситуацию со своей стороны я описала, мы много проговорили, к чему-то я уже даже пришла. Но без совместной работы с Пашей эффекта не будет. А он… Он не верит.
Я вижу это по всему — начиная с позы, продолжая поведением, заканчивая взглядом.
Он сидит, чуть приспустившись. Забросив ногу на ногу, но по-мужски — они широко разведены, на колене лежит голень.
Локти устроены на ручках. Взгляд направлен на психотерапевта. Наталья улыбается Паше, а он даже не пытается проявить приязнь в ответ.
Злюсь, но держусь. От него нельзя требовать ничего сверх возможностей. Согласие прийти — уже достижение.
— Здравствуйте, Павел, Ника. Я рада, что вы пришли.
Наталья говорит спокойно, негромко. Паша хмыкает.
Это невозможно не заметить, но женщина пропускает мимо ушей.
— Для начала, наверное, нам стоит лучше познакомиться. Я расскажу вам о себе, а потом…
— Вы знакомы с моей женой, она мне тоже много о вас рассказала. Уверен, обо мне важную информацию вы тоже получили от Ники. Если можно обойтись без этого — будет прекрасно.
Пашины слова задевают меня. Закусываю губу и держусь. А еще смотрю, как реагирует Наталья, и завидую. Она просто улыбается моему мужу, принимая его право перебивать и ломать предложенную схему взаимодействия. Я так не могу. Уже вспыхнула бы спичкой.
— С вашей женой мы действительно знакомы, Павел. И о вас я знаю тоже много. Но хотела бы, чтобы мы втроем могли поговорить откровенно, а откровенность невозможна с человеком, который не гарантирует конфиденциальность и не вызывает доверия, поэтому…
Паша снова хмыкает, опускает взгляд на свои руки. Я слежу за ним, прекрасно понимая и его чувства и смысл этой улыбки.
— А вы знаете, почему нам важно сохранить конфиденциальность?
Он спрашивает после паузы, возвращаясь взглядом к лицу Натальи.
Уверена, она тоже понимает, что его улыбка была реакцией на слова о доверии. Он не собирается ей доверять. Он просто исполняет повинность. Ненавижу и люблю.
— Нет, Павел. Я не знаю. Но если вам кажется важным начать наш разговор с этого — буду благодарна, если поделитесь.
Его бесят все эти клиентоориентированные речевые обороты. Прекрасно понимаю. Ему кажется, что с ним говорят, как с недоразвитым дебилом. Но нам нужно это. Вскрывать волдыри нужно профессионально. Иначе заражение. Сепсис. Смерть.
— Потому что у нас с женой рекламный контракт. Может видели, по всему городу висят баннеры. Наша семья — лицо одного очень известного бренда в этом сезоне. Жена боится, что новость о нашем разладе может отрицательно сказаться на ее блоге, ну и с нами разорвут контракт… А знаете, сколько у нас на этапе переговоров?
Это звучит так ужасно, что я не выдерживаю. Горло сжимается. Сейчас — больше ненавижу, чем люблю.
— Это неправда.
Не оправдываюсь перед Натальей, а произношу, смотря на мужа. Это он так интерпретирует. Это он так обесценивает. А на самом деле в моей жизни нет большего страха, чем потеря нас.
По профилю своего Паши я вижу, как напрягаются скулы. Он смотрит не на психолога а куда-то безадресно вперед. О чем-то думает. Сглатывает. Тоже поворачивает голову, мы встречаемся взглядами:
— А в чем тогда правда, Ника? У нас весь мир летит к ебеням, а ты просишь молчать об этом и улыбаться, когда включаешь свою камеру. Мы точно семью спасаем? Не твой блог?
Вопросы повисают в воздухе.
Паша злится сильнее. Теперь, кажется, уже на себя за то, что не сдержался при постороннем человеке. Хотя Наталья — профи. Она молчит. Отложила лежавшую на коленях папку и отвела взгляд.
А я слежу, как Пашка встает, хлопает по карманам в поисках сигарет.
— Извините. Выйду на пять минут, остыну.
Не смотрит на нас. Наталья произносит в спину: «конечно», а я спину просто провожаю. Теряю дар речи и утопаю в нашей общей боли.
Когда-то в юности я думала, что разводятся люди, только если кто-то кому-то изменил. Если вмешивается третий. Сейчас понимаю: рушиться все может и без постороннего вмешательства.
— Извините…
Прошу у Натальи, она улыбается.
— Всё хорошо, Вероника. Не переживайте. Это сложно, я понимаю Павла.
Киваю. Я тоже понимаю Павла.
— У Паши сложности в карьере. Ему тридцать два. Для футболистов — это еще далеко не пенсионный возраст, но у него хроническая травма и конфликт с тренером. Его не ставят на матчи. Он хочет сменить клуб. Нужно принять решение до закрытия трансферного окна.
Глава 3
— Какие люди! Билецкие в полном составе!
Тома (жена одного из игроков Пашиного клуба) взмахивает рукой, приветствуя нас. Разворачивается и идет навстречу, раскрыв объятья.
Я вижу, как проезжается взглядом по мне. Не сомневаюсь в том, что выгляжу прекрасно, но все равно чуточку волнуюсь. Непроизвольно сильнее сжимаю руку Паши. Он поддерживает — отвечает таким же сжатием.
Любимый мой.
Поворачиваю голову и улыбаюсь профилю своего кудрявого героя.
— Вы — красавчики, — Тома делает комплимент, заключая меня в объятья. Она не плохая. Откровенно плохих людей в Пашиной компании я вообще не назову, но Тома — не лишена стервозности, а я свою включать не очень люблю. Комплекс отличницы играет со мной злую шутку. Хочу для всех быть хорошей.
— Ты тоже шикарно выглядишь, — я не лукавлю, но Тома фыркает и отмахивается. Тянется к щеке Паши. Звонко чмокнув, подмигивает ему, не обижается на отсутствие яркой реакции.
— Рожавшая дважды женщина лучше не рожавшей выглядеть не может, Ник. Так что не начинай, а просто наслаждайся своей талией и дай спокойно позавидовать.
Тома шутит и сама же смеется, не подозревая, как не вовремя и не к месту упомянула о нашей с Пашей бездетности.
Круг общения футболистов довольно ограничен. Не потому, что ограничены они, а потому, что на общение вне спорта почти нет времени. Все Пашины друзья так или иначе связаны с его профессией. Они варятся в одном котле и выстраивают для себя одинаковые представления об успешности. Рано женятся и соревнуются в количестве детей. «Красавчики Билецкие» в этой турнирной таблице никому надолго не уступают свое последнее место.
Вслед за Томой к нам подходит её муж и Пашин коллега-вратарь Артур. Мужчины виделись совсем недавно, но обнимаются, как соскучившиеся старинные друзья.
Сегодня Тома с Артуром устраивают вечеринку в честь пятилетия своего младшего сына. Насколько я знаю, они работают над третьим. Там какие-то проблемы, поэтому Тома на гормонах, это действительно сказалось на внешности, но я бы не сказала, что критично.
— Как ты, Ник? — Артур смотрит внимательно. Я даже чувствую себя неуютно. Делаю шаг ближе к мужу, он обнимает за талию. Выдыхаю. Мы — команда.
— Супер, спасибо. Работаю…
Вижу на лице Артура улыбку и напрягаюсь. Не люблю шуточки их семьи. «Предвкушаю», что сейчас будет очередная.
— Ох уж эти ваши работы… Кстати, поснимаешь сегодня немного? А то ты даже не представляешь, как Томка пыхтела…
— Арчи! — жена хлопает Артура по плечу и громко возмущается, но он не тормозит.
— Что «Арчи»? Неправду что ли говорю? Я ее все сборы просил о нюдсах, а вместо них получал фото надувных замков и трехэтажных тортов. Томка ночами не спит, мечтает за тобой угнаться, а у неё всего пятьдесят тысяч подписчиков. Бабки вливаем — они не растут… Мало отметок от Билецкой. Мало…
Артур смеется, но неловко делает всем — своей покрасневшей жене, мне, Паше.
Я давно привыкла и отношусь ровно к тому, что любой знакомый человек не против засветиться в моем блоге просто так. В этом нет ничего удивительного, но всё равно царапает.
Сколько в мире живет людей, для которых ценностью являюсь я? Паша. Родители. Кто ещё?
Я скоро научись отказывать тем, кто парой минут назад мою работу обесценил?
— Всё сделано очень красиво, Том. Я непременно поснимаю.
Не хочу углубляться в размышления без выводов, поэтому поступаю так, как кажется правильным: обещаю Тамаре поддержку.
Она внезапно застенчиво улыбается и шепчет «спасибо».
Паша тянет меня ближе к себе. Я падаю виском на его плечо. Чувствую поцелуй на макушке и поглаживания на талии.
Я очень тщательно собиралась на этот праздник. Хотела круто выглядеть. Потратила много времени. Купила новое платье и обувь. А сейчас хочу одного: поскорее оказаться с ним наедине. За сегодня мы еще ни разу не поссорились.
***
Праздник у Томы удается на славу. Будь у меня свой ребенок — я непременно взяла бы у нее все контакты организаторов. Страшно представить, сколько их семье стоило такое масштабное мероприятие, но я делюсь в своих историях красочными видео и фотографиями с искренним восторгом. Отметка Томы приносит плоды, она с горящими глазами следит за возрастающим количеством подписчиков. Я рада. И мне не жалко. Самое сложно — не набрать, а удержать. Удастся ли ей — не знаю.
Первая часть вечера посвящена детям. Работают аниматоры, играет громкая детская музыка. Малышня носится вокруг взрослых с счастливыми визгами, иногда — размазанными по щекам слезами.
Я не чаилдфри. Детей обожаю. Просто как-то так получилось, что в три первых года нашего с Пашей брака забеременеть я не смогла, хотя отклонений по здоровью не было ни у меня, ни у мужа. Мы решили немного отложить… И пока что не договорились снова начать попытки.
Я наблюдаю за детьми с улыбкой, восторгом и легким страхом. Пашка — совсем не так. Дети обожают его. Он их — тоже. Участвует в играх. Улыбается девочкам. У моего мужа как минимум три невесты среди дочерей друзей. Так что мне нельзя зазевываться, конкуренция слишком высока.
Глава 4
Сплетаемся языками. Это так долгожданно и сладко, что сдержаться не смогла бы — стону.
Пашка улыбается. Меня взрывает необъятной и неконтролируемой любовью к нему. Немного подергиваю за волосы, пытаясь одновременно гладить его по голове и тянуть на себя.
Хочу его до безумия, продолжая представлять, как именно мы сейчас займемся сексом. Это он решит. Я обожаю ему подчиняться.
Паша приседает и тянет вверх мое платье, я сдергиваю его через голову, отбрасываю. Как только появляется возможность — опять прижимаюсь своими губами к его губам.
Паша ощупывает мое тело. Мнет жадно до боли. Ягодицы. Бедра. Снова груди.
Новое кружевное белье я надела для него. А он, как всегда, не жалеет. Сдвигает, накрывает ноющие полушария и синхронно ведет большими пальцами по кругу. Синхронно же сжимает соски, пощипывает.
Сладкой болью простреливает прямёхонько в промежность.
Снимаю с мужа футболку. Упираюсь основаниями ладоней в его каменный живот и веду вверх. Очерчиваю кубики, рельеф груди, сжимаю плечи. Запрокидываю голову и смотрю в глаза.
Рукой спускаюсь вниз и снова веду по члену. Раскрываю головку, размазываю каплю…
У Пашки дергается кадык, я приподнимаюсь на носочки…
— Он по мне сильней тебя скучал…
Обвиняю мужа, вызывая у него кривоватую улыбку. Пашка делает короткое движение ближе к моим губам и шепчет:
— Соси давай…
Падаю на колени, тоже улыбаясь.
Втягиваю головку ртом. Паша запрокидывает голову и грязно ругается, а я сильнее завожусь.
Колени развожу чуть шире, ладонь ложится на лобок. Касаюсь себя там, чувствую влагу и пульсацию. Беру член глубже, наслаждаясь ощущением его возбуждения во рту и своего — между ног.
У нас опыта — миллион и один секс. Мы умеем ходить по краю и кончать ярко. Сегодня будет так же.
Мы немного пьяные, очень взведенные и голодные.
Пашка кладет руку на мои волосы, гладит, я сосу, постанывая от нашего общего удовольствия.
Член увеличивается в размере, я заигрываюсь. Веду язычком по уздечке, облизываю, как леденец, снова втягиваю. Когда Паша дергает меня вверх — у самой искры из глаз от удовольствия. В его глазах ловлю их же.
Сейчас думаю: господи, какой развод? Хочу кончать вместе с ним всю жизнь. Сейчас на выбросе гормонов. Когда-то — уже на виагре.
Визжу, когда Паша забрасывает меня на плечо. Еще раз, когда, погладив по голой ягодице, хлопает ладонью по ней же.
С грохотом сбрасывает кроссы, переступает через джинсы с боксерами, тащит меня в сторону нашей спальни.
Падаю спиной на кровать. Даю Паше ухватить себя за щиколотки, поднять ноги и стянуть трусики. Дальше он разводит мои колени, я разрешаю.
Когда-то, в начале наших отношений, я краснела на каждом шагу. Мне сложно было позволять ему на себя смотреть, соглашаться на эксперименты, говорить откровенно. Теперь между нами нет недомолвок и категорических табу, которые даже обсудить нельзя. Обсудить можно всё. Всё же можно попробовать в сексе. Ну или почти.
Сгорая от нетерпения, я снова кладу руку на лобок и еду пальцами вниз. Ласкаю себя и хнычу. Сжимаю грудь через кружево, ныряю в себя пальцами.
Так я могу и без Пашки, но даже просто его взгляд надо мной, прикосновения пальцев к щиколоткам, его запах, вкус кожи во рту и шум дыхания делают мои ощущения особенными.
Он недолго смотрит, как ласкаю себя. Потом я дрожу из-за того, что кровать прогибается под его коленом. Распахиваю глаза. Встречаю губами губы.
— Девочка моя сладкая…
Он снова заполняет мой рот своим языком, снимает мою руку с промежности. Сплетает наши пальцы, заведя руки мне за голову. Член медленно скользит в меня. Чуть не плачу от наслаждения.
Кайф. Чистый.
Паша начинает двигаться медленно, хотя я знаю: ему хочется наброситься и выдрать. Мы целуемся. Тремся друг о друга кожей. Пропитываемся запахами.
В моей жизни был всего один мужчина. Но мне кажется, что я — дико удачливая. С первого раза влипла в идеального.
Он отрывается от моих губ. Смотрит то на них, то в глаза, ускоряясь. У меня частит дыхание. Высвобождаю из плена кисти и веду ладонями по тренированному телу. Сжимаю щеки, тяну к себе лицом, прикусываю подбородок… Ныряю ниже и прикусываю уже шею. Люблю его сейчас так сильно, что хочу искусать.
Пашка смеется и ругается.
Выходит из моего тела и разворачивает.
Падаю на постель локтями, прогибаюсь в спине и принимаю резкий толчок сзади.
— Так хорошо? — быстро-быстро киваю, утыкаюсь лбом в руку.
Паша гладит мой живот, целует в шею сзади, лопатку, позвонки…
Как будто холодной водой окатывает, когда на фоне этой нежности муж звонко заезжает ладонью по ягодице.
Я вскрикиваю, а потом стону, потому что мужские руки ложатся на бедра, он выравнивается и толкается в меня.
Глава 5
Каждый сеанс терапии заканчивается для меня одинаково – слезами. Сегодняшний не исключение.
Не потому, что Наталья пытается меня довести, просто во мне кроется слишком много страхов, боли, обид.
Сижу в машине, через пелену слез следя за тем, как дети в парке играют на площадке. Переживаю сразу кучу эмоций, которыми не готова ни с кем делиться.
Мобильный лежит на пассажирском, но рука к нему, как ни странно, не тянется.
Я смотрю на мальчиков, девочек, одновременно умиляюсь, завидую, хочу и чувствую блок. Осознаю, что на ровном месте те самые блоки не появляются.
В мою жизнь изо всех щелей лезет куча советчиков, которые считают допустимым рассказать мне, что пора бы уже родить. Наверное, это неизбежно с учетом размера моей аудитории. Наверное, мне давно пора перестать реагировать на подобные экспертные мнения. И иногда получается, а иногда кроет. Только я не буду выставлять напоказ этим людям свои настоящие страхи. Они и их извернут против меня. Зачем это нужно? Мне – незачем.
Хватает ума понимать, что браки не спасаются детьми. Дети достойны рождаться для любви, а не чтобы склеить трещины.
Я много читала, изучала, слушала. Я куда больше верю ученым, которые определили, что коэффициент выживания для пар после рождения ребенка снижается.
А ещё я слишком хорошо помню свое детство. Я до сих пор лью из-за него слезы на приеме у психолога. Но «экспертам», конечно же, виднее.
Я стала тем самым ребенком, который должен был спасти брак. Мои родители были молодыми, очень эмоциональными, совсем не зрелыми. Когда что-то пошло не так, им тоже, наверное, кто-то насоветовал сделать детку. Они сделали. И пусть я дико их люблю, пусть я знаю, что они так же дико любят меня, но я помню те жуткие скандалы, слезы, крики и бесконечное чувство вины, а ещё одно единственное желание: сделать что-то, чтобы это прекратилось.
Я не спасла их брак, но я очень долго чувствовала себя ответственной, как будто могла сделать это. Они развелись, когда мне было пять лет. У папы почти сразу появилась другая семья. Там – другие дети. Я знакома со своими братьями, мы довольно дружны, я давно не ревную папу к ним, мне кажется, он любит нас всех. Но я – не их семья. Я — что-то стоящее рядом.
С мамой ещё сложнее. После бесконечной вины, что я не удержала семью, мы вместе с ней переживали то, что она оказалась одинокой женщиной с прицепом. Меня никто никогда не обвинял. Мама ни разу в жизни не упрекнула, но я всё это чувствовала.
Через два года она тоже встретила мужчину – моего отчима. У них родилась моя младшая сестра. И опять же… У них – семья. А я рядом.
Я и чемодан моих не пережитых травм, страхов, чувств.
У меня перед глазами теперь два примера прекрасных семей. Гармоничных. Счастливых. Целостных.
И один пример неудачной попытки склеить брак ребенком.
Готова ли я поступить так же со своим? Нет. Хочу ли я родить Паше? Да. Но я, черт возьми, боюсь.
Я ведь знаю, как он видит решение нашей проблемы: я залетаю, сдаюсь, мы переезжаем. Переключаюсь на беременность, пилю всё такие же милые истории с округляющимся животом. Рожаю. Мы нанимаем няню. Я влюбляюсь в ребенка, как ни во что и никогда не влюблялась. Перестаю сношать ему мозги.
И вот это – главное, чего он хочет. Чтобы я перестала создавать ему проблемы.
Это, блин, больно. Но даже предъявить я ничего не могу. Мне затыкают рот несостоятельностью как женщины. Моя состоятельность как человека никого не интересует.
Только пошли все к черту. Ответ подобным «советчикам» может быть один: рискуйте своим ребенком, своим браком и собой.
Длинно выдыхаю и стираю с лица слезы. Беру себя в руки.
Немного пораскисала – пора опять собраться.
Сегодня у меня очень активный день. Впереди три встречи и съемка.
Отрываю взгляд от галдящей не моей малышни, жму на Старт. Я не сомневаюсь, что дети у меня непременно будут. Когда я буду чувствовать, что можно.
Сдаю назад, выворачиваю с парковочного места и выезжаю на дорогу.
Паша сегодня катается по своим делам. Мы с мужем увидимся только вечером. Договорились вместе поужинать. Надеюсь, получится.
Терапевта он себе не выбрал и я очень сомневаюсь, что решится. Злит ли это? Конечно. Я не овца, чтобы убеждать себя же, будто все проблемы кроются во мне.
Слышу жужжание мобильного, скашиваю взгляд на пассажирское.
Беру телефон в руки, чтобы посмотреть. Включаю войс моего менеджера Иры и слушаю. Она забрала с почты пять коробок от рекламодателей, везет ко мне, оставит в гостиной. Умница моя.
Еще напоминает, что завтра мы должны съездить посмотреть одно помещение – я решилась развиртуализировать свой бизнес. Блог – это прекрасно. Реклама – это моя стихия. Но я давно чувствую, что этого мне мало. Хочу большего. Мы работаем над созданием оффлайн составляющей моего дела. Это будет личный бренд одежды.
Еще Ириша просит меня посмотреть календарь. Она забила встречи на две ближайшие недели.
Это одновременно смешно и грустно, но с мужем у нас в отношениях полный раздрай, а с менеджером, иногда кажется, мы можем даже вслух не разговаривать. Понимаем друг друга с полувзгляда.
Глава 6
В салоне изо всех сил долбит музыка. Плей-лист не мой. Играет какая-то дурацкая песня про танцы на столах после измены любимого мужчины. Я её не знаю, мне она даже не то, чтобы нравится, но сидящая на пассажирском Тома так заразительно подтанцовывает и подпевает, что и самой тоже хочется.
Останавливает одно: после того, как я въехала в зад Татаровского Порша, на дороге стала очень-очень-очень осторожной.
Он продолжает лайкать мои истории. Пишет там что-то время от времени… Я игнорирую. Ну или почти.
Тома делает музыку ещё громче, у меня закладывает уши.
— Погнали быстрее, Ника!!! — Тамара требует, а потом вообще верещит, крутя головой, как сумасшедшая.
Я не знаю, ругаться с ней или смеяться. Мамочка, которой дали вольную, — это нечто. Дети на няне, а меня Тома уболтала сделать мужьям маленький сюрприз.
Они сейчас готовятся к товарищескому матчу на одной из загородных командных баз. У Томы с Артуром сегодня годовщина свадьбы. Мы везем с собой торт и безалкогольное шампанское.
Арчи обещал Томе вырваться, в итоге то ли не срослось, то ли не захотел слишком сильно напрягаться. Поэтому напрячься решила она, а может расслабиться.
Тома спокойно могла бы поехать одна, но захотела зачем-то уговорить меня. Я, если честно, ломалась недолго. Соскучилась по Пашке. На наших американских горках резкий взлет — я дико его люблю сейчас.
Жму на газ, саму вжимает спиной в кресло, а Тома продолжает выплясывать. Не могу сказать, что чувствую себя комфортно. Всё же скорость – это больше к Паше, я стрелочку спидометра не положу. Но идея оказаться рядом быстрее, быстрее же увидеть, как он обрадуется мне, подгоняет.
Когда один дурацкий трек сменяется другим не лучше, Тома убавляет громкость, откидывается-таки на кресле и тяжело дышит.
Я сбрасываю скорость до комфортной. Улыбаюсь, скашивая взгляд. Мы не прямо-таки подруги с Тамарой, но иногда она кажется мне очень милой.
— Боже, я тебе завидую, Билецкая… Пиздец, как я тебе завидую…
Мои брови приподнимаются, а Тома смотрит в лобовое и качает головой. Потом на меня:
— Я забыла, как это круто быть просто свободной. Просто, мать его, свободной…
Мне нечего ответить. Я не ощущаю себя, мать его, свободной. Я тоже ограничена, как и все. Просто каждому свои ограничения понятны, а вот чужие отметаются как незначимые.
— С детьми даже не матернешься…
Тома продолжает делиться своим «горем», я не сдерживаюсь — смеюсь.
— Ты растишь себе лучших друзей, Том. Придет время — выматеришься… Но скорее они тебе.
Смеемся уже вдвоем. Едем через красивый молодой лес в сторону базы, снизив скорость до приличной.
Навстречу — почти ни одной машины, а я почему-то на каждом изгибе жду, что из-за поворота навстречу выскочит знакомый черный Порш.
Своего Пашу я тоже не предупреждала о планах. Надеюсь, сюрприз ему понравится. Еще надеюсь, он засчитает это за мой шаг навстречу, потому что это он и есть.
Когда-то в начале отношений я таскалась за ним по всем матчам, сборам, тренировкам.
Увлеклась сначала футболистом, а потом и футболом. Стала экспертом, могла бы сама давать комментарии в спортивном журнале.
Но вместе с тем, как наши с мужем отношения переходили от сжигающей страсти в спокойное счастье, мой интерес к футболу тоже снижался.
Сначала я перестала таскаться за Пашей хвостиком, потом с меньшим интересом слушала истории, в какой-то момент поймала себя даже на раздражении. В итоге возненавидела. Это не понравилось в первую очередь мне. Это меня испугало.
Меня с детства учили, что семья должна строиться на общности интересов. А что случается, когда интересы перестают сходиться?
Меня раздражает Пашкин футбол. Его — мой блог. Всё плохо?
Не знаю. Хочу попробовать снова влюбиться. В своего футболиста и его страсть.
Мы тормозим на въезде в базу у поста охраны. Пока я «сторожу торт» с каменным лицом, Тома направляется к вышедшему нам навстречу мужчине договариваться.
В этом я полностью доверяюсь ей. Пустой флирт с незнакомцами, которые совершенно не интересуют, и чье лицо забудется через полминуты — не мое развлечение. А мамочке на выгуле даже в радость, как я понимаю.
Получается у Томы великолепно. Нам открывают ворота и провожают тачку взглядами.
— Мне сказали, что у наших сейчас тренировка. Подождем на лобби или пойдем посмотрим?
Я закусываю нижнюю губу, недолго думая. Можно на лобби, конечно, но во мне просыпается азарт. Сама же ему радуюсь:
— Давай посмотрим.
— Хорошо, поднимемся в випку. Они нас не увидят…
Тома подмигивает, я соглашаюсь с планом.
Помню эту базу еще со времен, когда мы с Пашей были совсем-совсем молоденькие. Она оживляет те самые чувства, у меня даже ускоряется сердце.
Припарковавшись, мы достаем торт и движемся в нужную сторону. Издалека слышим мужские крики и звуки игры. Удары по мячу. Пробежки. Свист.
Глава 7
За оставшиеся до приезда Паши дни я ни разу не пожалела о том, что отправила Татарова в бан. Скажу больше: вслед за ним полетела еще пара переживающих за меня хейтеров. Моя готовность пускать людей в приватную жизнь чуть глубже, чем принято, не отменяет наличия у меня личных границ. Их переступать нельзя.
Мне бы хотелось, чтобы точно так же свои личные границы оберегал мой муж. От кого, думаю, можно не уточнять.
Паша должен ступить в наш с ним дом с минуты на минуту, я одновременно жду его и боюсь приезда. Не осмелилась поговорить с ним по телефону. Не осмелилась ещё раз смотаться. Но человек – не страус. В этой позиции очень затекает спина, выдернуть голову всё равно придется. Если я не сделаю этого сегодня – просто сожру еще немного своих же нервных клеток.
Когда ворота начинают разъезжаться, я стою у большого окна в нашей гостиной. Это ожидаемо, я этого вроде как и караулю, а всё равно сердце взводится. Волнуюсь.
Паша по привычке паркуется под навесом рядом с моим автомобилем. Он не знает, что я уже три дня на нем никуда не выезжала – пользуюсь такси, чтобы не влететь ни в кого на нервах.
Ещё он не знает, что из меня ушел весь творческий запал. Я пилю контент. Сотрудничаю. Киваю на летучках с командой. Только весь мой креатив ушел в землю через громоотвод. Я способна разве что действовать по заученным алгоритмам на автомате.
Паша выходит из машины, направляется к дому. Мне кажется, что спешит. Это вроде бы приятно, ко мне же, а с другой стороны… Наверное, вполне можно скучать по жене и жарить восторженную фанатку.
Дополучать там недостающую здесь свежесть чувств и отношение, как к спустившемуся богу. Отрицать проблемы, потому что научился отлично балансировать.
Я знаю, что сама придумываю за Пашу, но не могу не заводиться.
Он поднимается на террасу, я жмурюсь и отворачиваюсь от окна.
На столе весь вечер стоит откупоренное вино, но бокал я пока так и не наполняла. Сейчас же в горле дико сушит. Я подхожу и щедро наливаю. Касаюсь пальцами ножки бокала.
Мурашки идут по плечам, когда слышу, что Паша зашел сначала в дом, потом и в комнату. Уже тут замедлился.
Даю себе несколько бесценных секунд на то, чтобы взять себя в руки. Приподнимаю подбородок, пью терпкое вино.
– Привет, Ника…
Муж здоровается, разглядывает меня. Собрав волю в кулак, поворачиваю голову, тоже проезжаюсь по мужу взглядом.
Он задержался на бокале. Я в принципе не могу задерживаться на нем.
– Привет.
Здороваюсь сухо, после чего снова беру в руки бутылку и наливаю. Не то, чтобы прямо хочу повторить, но занимаю руки.
Паша хмыкает, слегка опускает голову и качает ею.
Я же опять чувствую приятный ягодных привкус во рту, поворачиваюсь к столу, опускаю бокал, вжимаюсь ладонями в столешницу.
По телу дрожь вместе с тем, как сзади подходит муж. Знакомые руки ложатся на бедра. Знакомые губы прижимаются к щеке. Телу приятно, по коже прокатывается тепло. Душа бунтует. Пытаюсь расслабиться.
Паша целует в шею. Я чувствую, что возбужден. В ягодицы упирается стояк. Он тянет мои бедра немного назад, чтобы лучше прочувствовала.
Кажусь самой себе набитой дурой. У него же взрывной темперамент. Секс – неотъемлемая часть жизни. Почему я никогда не боялась, что леванет на сборах?
Сомнений слишком много, расслабиться не получится.
Отталкиваюсь от стола, изворачиваюсь и отступаю.
Мужские руки съезжают по ткани моих брюк. Я не смотрю на Пашу, но уверена – он удивлен.
– Что с настроением, Ник? – Паша задает нормальный вопрос, а я нормально реагировать, к сожалению, не очень в состоянии. Передергиваю плечами, оглядываюсь.
Он хмурится, смотрит внимательно. Я вспоминаю, как улыбался той своей массажистке. Еще, как заверял меня, что всё это – глупые шутки Артура и мои загоны, что я должна ему доверять.
— Ты голодный? — в ответ на мой вопрос Паша хмурится сильнее. Делает шаг на меня, я выставляю указательный палец. Мол, не нужно.
— Голодный. Но больше я хочу тебя поцеловать.
Паша произносит, смотря в глаза. Не знаю, осознанно ли, но разбивает мне сердце. Я так долго думала, что делаю ему больно своими заскоками. Я до сих пор не уверена, что вся ответственность за наш кризис лежит не на мне, а на нас. А теперь меня мучают сомнения: я замужем за футболистом или охуенным актером?
Павел Билецкий всегда добивается, чего хочет. Как мне быть уверенной, что он не захотел её?
— Горло побаливает, не надо.
Делаю еще один шаг назад, Паша смотрит внимательней. Чувствует мою ложь. Может даже волнуется. Если так… Я рада.
— Заболела? Почему не сказала? И почему лечишься вином?
Хмыкаю, смотрю на мужа в ответ.
— А что бы ты сделал? Приехал меня лечить? Во-первых, нет. Во-вторых… Я справляюсь, спасибо.
Не договариваю «без тебя». По глазам вижу, что это и не нужно.
Глава 8
Настроение скачет, как сумасшедшее, и дело совсем не в цикле. Мы с Пашей почти не разговариваем, а когда делаем это – тошнит от того, как показательно прохладно.
Он две недели дома и за две недели мы ни разу не занялись сексом. Больше ни разу не показали друг другу хоть какие-то эмоции. О совместной терапии и речи нет.
Живем параллельно. У каждого какие-то свои дела. Выглядит, как будто в тот вечер мы окончательно раскололись. Теперь привыкаем к жизни, какой она станет после развода.
Думаю об этом и испытываю тупую боль в груди. Тянусь к ней и давлю на ребра. Кривлюсь, немного скукоживаясь, но быстро беру себя в руки. Распрямляю плечи, достаю из присланной на рекламу коробки мягкий пыльник, в котором лежит одна из сумок.
Это новый байер-рекламодатель, с ним договаривалась мой менеджер Ира. От меня нужно не так-то много – распаковать, примерить, описать. Оплачено три истории. Они запланированы на сегодня.
По текстовкам рекламодателей я не работаю, поэтому скажу от себя. Что – пока понятия не имею. В голове пусто. Черт. А ведь надо будет восторгаться не меньше, чем Пашкина массажистка. Вспоминаю о ней и раздражение достигает пика.
От наших с Пашей тихих вечеров меня тошнит. Хочу его тепла, но сказать об этом не могу. Он, наверное, тоже. А может быть уже не хочет.
Боже, чем я думала, когда ляпнула свое идиотское «слухи мне не нужны»?
Длинно выдыхаю и открываю пыльник. Достаю сумку, сжимаю пальцами, смотрю…
Сначала просто чувствую неладное, потом уже понимаю, в чем дело.
Это не оригинал, а реплика. Раскрываю сумку и начинаю изучать. По ходу дела понимаю, что реплика просто ужасная. Откровенное говно, которое я должно прорекламировать.
В принципе, абсолютно штатная ситуация. Ни разу не трагедия, всё исправимо. Но это обычно, а сейчас я завожусь на ровном месте.
Нахожу точку, в которую можно направить всю свою злость, и без раздумий делаю это.
Телефон, как всегда, при мне. Набираю Иру. Слушаю гудки.
– Алло, Никуш… — У моей лучшей в мире правой руки хорошее настроение. Я слышу это по голосу. И как конченая садистка радуюсь, что сейчас его испорчу.
– Это ты договаривалась с Лисовской? – Задаю вопрос, даже не поприветствовав. Читаю фамилию байера на вложенном в посылку листе и кривлюсь.
Я по жизни ненавижу жульничество. А ещё я ненавижу попадать в неловкие ситуации. Предавать доверие. Но далеко не так сильно, как злюсь сейчас.
– Я… – Ира отвечает осторожно, не подозревая, что играет на руку моей вдруг проснувшейся кровожадности.
– А ты видела вообще, что они на рекламу дают?
Мой голос звучит отвратительно, саму подташнивает, но остановиться не могу. Меня измотала наша с мужем неопределенность, Ира тут ни при чем, но сил притормозить мне не хватает.
Она наверняка удивлена, потому что раньше я с ней так никогда не говорила. Пауза скорее всего отсюда. Но меня она только сильнее бесит.
– Ответ будет?
Уточняю, зло отбрасывая сумку.
Включаю видео, разворачиваю камеру, показываю «шедевр» изнутри ассистентке. С бесконечным числом неровных швов и торчащих нитей.
– Вот это дерьмо я должна показать двум миллионам человек. – Приподнимаю и трясу. На самом деле, качество действительно ужасное. Внешне сумка выглядит неплохо, но при рассмотрении можно найти кучу огрехов. И возмущаться я имею полное право. Только делать это нужно не Ире, а тому, кто имеет наглость предлагать мне так обманывать людей. – Какого черта мы согласились на эту коллаборацию?
Разворачиваю камеру и направляю на себя.
Смотрю на черный экран. Слушаю тишину.
Ире нужно прийти в себя, я понимаю. Но не хочу давать такую возможность.
– Включи видео.
Требую, а потом снова получаю удовольствие садиста, когда менеджер беспрекословно исполняет.
По Ире видно, что растеряна и расстроена. Бледнее обычного. От улыбки на лице ни следа.
Я делаю ей плохо, но кажется, будто делаю этим хорошо себе. Я тварь. Ужас.
– Я получу объяснения?
– Я, наверное… Наверное… Извини, Ник… Я сейчас напишу им, отменю…
– Деньги они уже перечислили, правильно? – Я перебиваю, не дослушав. Ира глотает язык и судорожно кивает. Отводит взгляд от экрана.
Я её прекрасно в этом понимаю, сама сейчас себе в глаза смотреть не рискнула бы. Вообще есть такие, кто рискнул бы? Раньше спесь с меня сбивать умел только Паша. Сейчас ему это то ли не интересно, то ли уже не под силу.
– Да. Деньги зашли…
– Класс, Ира. Просто класс. Мы взяли деньги у шарашкиной конторы за рекламу уродских подделок. Что дальше? Курсы персонального роста какой-то непроглядной тупицы будем рекламировать? Я плачу тебе неплохие деньги, я миллион раз говорила, что если у тебя слишком большая нагрузка, то давай посадим на сотрудничество другого человека. Ты сказала, что всё успеваешь. А теперь объясни, пожалуйста, «всё успеваешь» выглядит как вот это дерьмо?
Глава 9
Мое раздутое самомнение опять играет со мной же злую шутку.
Ника Билецкая думала, что стоит ей оказаться в наполненном людьми здании, всё внимание тут же будет приковано к ней? Три ха! Никому нет до нашего с Ирой появления особого дела. Никому, включительно с Тимофеем Татаровым. И это, наверное, хорошо. Точно сейчас я ничего не знаю. У меня полная потеря ориентиров и немножечко себя.
Мы с Иришей врываемся на пике фееричной программы. Присоединяемся к компании таких же, как я, блогеров.
Я ни разу никому не сказала, что буду сегодня здесь, поэтому многие удивляются.
После стандартного: «рады тебя видеть», идет дежурное: «а Паша на сборах?», я отвечаю «нет», на молчаливый вопрос во взглядах: «а почему тогда ты сама?» поясняю, что у нас с мужем свободное время.
Мы с Ирой берем по коктейлю, через двадцать минут еще по одному. Алкоголь обновляет чувство легкости, я проникаюсь новой атмосферой.
Пританцовываю под биты, подпеваю на припевах известных мне песен. Помните ту дурацкую про измену любимого из плейлиста Томы? Вот и я ее, оказывается, помню.
Снаружи выгляжу, как совершенно счастливый, наполненный энергией, расслабленный человек, а внутри меня приятное онемение.
Я переговариваюсь с людьми, смеюсь, смотрю вниз на танцпол, танцую сама. Сознательно ничего не снимаю и сама за телефоном не тянусь. Не хочу разочаровываться, как и дразнить Пашу. Боюсь, ему всё равно, а мне это сделает слишком больно.
Пытаюсь быть честной с собой, когда убеждаю, что делаю все не ему назло, а себе во благо.
И пусть Ира клялась, что мы идем оттянуться вдвоем, но по факту бросает меня очень быстро. Её — пьяненькую — берет в оборот очень милый парниша. Сначала заваливает комплименты до краснющих щек, потом тянет танцевать.
Малышка отпрашивается у меня, как будто должна, я же благословляю на хорошо проведенное время не со мной. Дальше — слежу, чтобы милаш её не обидел.
Завидую тому, как они друг на друга смотрят, как улыбаются, флиртуют. Вспоминаю, как было у нас с Пашкой, чувствую сразу и тоску, и тепло. Десять лет назад мы были дико искренними и горящими. Были уверенными, что не разлюбим до старости. Говорят, некоторые вещи с возрастом начинают казаться глупостью, но мне кажется наоборот: мы называем глупостью то чистое и хорошее, что не сумели в себе сохранить. Нашу любовь я сохранить хочу.
— Привет из бана, Ника Билецкая.
Я вздрагиваю и оглядываюсь. Стыдно, но на слишком громкий оклик списать реакцию не получится.
Я не караулила Татарова весь вечер, но время от времени о нем вспоминала. А вот приближение проворонила.
Сейчас он с улыбкой делает шаг за шагом, а я почему-то не отворачиваюсь, а жду.
Возвращаюсь взглядом к танцполу, нахожу Иришу, фокусируюсь, но боковым зрением все равно отмечаю, что Тим показательно уперся о перилла пятой точкой. Ему не интересно, что происходит внизу, он смотрит на меня.
Смущает, конечно. В горле пересыхает. Поворачиваю голову, смотрю, как пьет из высокого стакана напиток, похожий на колу. Только не понять — чистую или с чем-то. Он выглядит расслабленным и довольным. Понятия не имею, это состояние по жизни или игра для меня. Хотя опять-таки скорее всего кому-то просто пора успокоиться, ведь мир не вращается вокруг Никуши.
— Привет. Если ты ждешь извинений — их не будет.
Судя по тому, как широко улыбается, извинений Татаров-то как раз не ждет. Во мне просыпается ставшее привычным желание его покусывать. А он делает вид, что позволяет.
— Ничего не жду, Ника. Просто увидел — подошел.
Смешинки в мужском взгляде растворяются, он пытается сыграть со мной в искренность, но я не верю, поэтому фыркаю. Он увидел меня почти сразу, а сейчас подошел, потому что развлечения кончились. Это не должно волновать, но меня немного задевает.
Мой заработок — развлекать подписчиков интересностями своей жизни. Но почему-то сейчас чувствовать себя развлечением совсем не хочется.
— Почему без Паши?
Наглый Татаров не ждет моего ответа, позволяет себе новый бесцеремонный вопрос. На мое стандартное: отдыхает, реагирует усмешкой.
Не хочу играть по навязанным им правилам, но и грубость проявлять тоже, поэтому пытаюсь поменять на собственные:
— А ты почему один? — Только не спрашивайте, откуда я знаю. Не спрашивайте, почему мне было интересно. Не спрашивайте, зачем я убедилась.
Эти вопросы я и без вас вижу в снова зажегшемся взгляде Тима. Хотела перевести игру на его половину поля, а кажется, что мяч отрекошетил и попал в мою штрафную.
— А я вообще один, Ника Билецкая. Холостяк.
Он поднимает руку и перебирает в воздухе красивыми свободными пальцами. Просто святой.
Мне хватает выдержки хотя бы не ляпнуть рвущееся глупое: никто не дает?
Конечно, дают. Страшно представить, сколько сердец он разбил.
Интуиция подсказывает, что Татаров — очаровательный блядун. Легкий, утонуть элементарно, выплывать не хочется. Но он-то быстро выходит на поверхность. Просто балуется, говнюк.