Мы не твои

Глава 1

- Уходи, Надя, ты мне не нужна!

- Но почему, Ильяс, ты же…

- Потому! Ты что, не понимаешь?

- Нет, - мой голос дрожит, срывается, потому что я действительно ничего не понимаю.

- Ты маленькая, некрасивая, бедная девочка, без образования и перспектив. А я… Я скоро встану на ноги, сделаю операцию, снова смогу видеть, и все у меня по-прежнему будет зашибись!

Дрожу, понимаю, что надо что-то сказать, но не могу открыть рот. Со мной иногда так бывает. Просто замыкаюсь, стою как столб, словно… словно до меня дотронулись ледяным посохом, и я замерзла насмерть.

Если бы насмерть!

- Надя, ты здесь?

Молчу. Нет меня, Ильяс! Просто нет. Ты меня уничтожил. Я держу в руках пластиковую коробочку с тестом, на котором две полоски. Но ты об этом уже не узнаешь и… Бог тебе судья.

- Надя! Отвечай! Чёрт… Ты где?

Он поворачивает коляску, вижу, как сильно сжаты челюсти. Щетина, которую он не брил уже три дня. Раньше его приходилось брить мне. Сам он не мог, не мог выбрить подбородок так чисто, как ему хотелось. Он нервничал, ругал меня, бесился, если вдруг я неловко задевала его шрамы.

- Надя! – он орет во весь голос, а мне даже смешно!

Наивный, глупый воробушек! Понадеялась на счастье? Захотела быть любимой? Думала, если он инвалид, слепой, значит ты сможешь его окрутить?

Некрасивая, жалкая, глупышка.

- Надя… - а теперь он говорит совсем тихо, - Воробушек, если ты еще тут, ответь мне, пожалуйста!

И снова дикий крик:

- Ответь! Надя!!!

А я молчу, уже не потому, что не могу ничего сказать, мне просто сказать нечего, слезы струятся по щекам, и я позволяю им течь…

- Надя, я слышу, как ты плачешь! Я чувствую! Воробушек, ответь…

- Я все поняла Ильяс. Не надо кричать. Я ухожу. Просто… мне нужен расчет. Твой брат обещал заплатить неустойку, если…

- Тамерлан все заплатит, не переживай.

- Я… не переживаю… - разве мертвые могут переживать?

Я ведь умерла. Он убил меня.

- Да, если ты вдруг, ну… будут последствия нашей ночи… наших… ночей, ты… скажи Тамерлану он… он даст тебе денег.

- Денег? – я не могу понять, что он имеет в виду, но сердце заранее останавливается, потому что я догадываюсь, это что-то нехорошее, очень, очень нехорошее…

- Да, денег, чтобы ты… чтобы ты избавилась…

Он замолкает, не договаривая, но я уже знаю, что он хотел сказать.

Эти маленькие алые полоски в белом контейнере. Он говорит о них. Он хочет избавиться от них…

Но это не ему решать! А мне!

Я гордо вскидываю подбородок, забывая на мгновение о том, что он меня не видит.

- Все нормально, Ильяс. Все в порядке, можешь не беспокоится.

Теперь его очередь молчать. Ну и пусть.

Я понимаю, что он уже все мне сказал.

- Прощай, Илик. Будь счастлив.

- Прощай…

Он выворачивает колеса так, чтобы оказаться ко мне спиной. А я…

Я не могу по-другому! Очень хочу, но… просто не могу!

Подбегаю к нему сзади, обнимаю за шею, прижимаю к себе, разворачиваю, целую, как сумасшедшая целую его изуродованное лицо, которое кажется мне самым красивым.

- Я люблю тебя. Илик, слышишь! Люблю! Мне ничего не надо было, просто любить тебя и все! Люблю!

Целую в последний раз, чувствую, что его руки уже гуляют по моему телу. Может быть сейчас он скажет мне – останься? Заберет все слова обратно? Снова будет моим? Хоть на час! Хоть на день!

Но что потом? Он ведь правду сказал. Я некрасивая, маленькая, глупая девочка, а он…

Поэтому я отталкиваю его руки и бегу, бегу прочь из его комнаты, прочь из этого негостеприимного дома.

Уже на улице останавливаюсь, дышу тяжело, в боку колет. И только там понимаю, что где-то в комнате выронила тот крошечный пластиковый контейнер с тестом…

Мои две полоски…
***

Пять минут подышать свежим воздухом, и надо снова вернуться в дом. Собрать вещи.

Выбегаю из комнаты, наспех побросав одежду в сумку. Да у меня тут почти и нет ничего. Так, рабочая форма, пара платьев, джинсы. Хотя я прожила в доме Умаровых почти год.

Самый ужасный год в моей жизни. Или нет, не самый. Самый ужасный был, когда мама погибла. А это – так.

Работа. Рутина. Тяжелый пациент. Тяжелый не в смысле его состояния, хотя в начале оно действительно было совсем не легким.

Последствия взрыва. Слепота, перелом позвоночника, ожоги. Долгий путь восстановления.

И тяжелый характер.

Мой пациент Ильяс - злой, нетерпимый, грубый, резкий.

Сначала я думала о том, что справлюсь, пересилю себя. Заставлю его измениться, стать другим.

Ильяс не изменился. Изменилась я.

Влюбилась в него. В этого колючего, неприятного, жестокого парня.

Пожалела? Нет. Дело не в жалости.

Просто...он красивый. Несмотря на то, что в инвалидном кресле, несмотря на слепоту и шрамы на лице.

Очень красивый.

И умный. И талантливый. Я видела его фотографии, рисунки, макеты зданий, которые он придумывал...

Он лучший...

А я – глупая, романтичная девчонка, которая возомнила себя Бог весть кем.

Взяла на себя роль вершителя судеб. Думала, что нежностью, лаской, заботой, любовью можно все исправить.

Все – да не все. Не исправишь самого главного.

Он так и останется красивым богатым парнем. А я… я некрасивая, бедная девочка.

Глупый воробушек.

- Надежда, вы что уезжаете?

- Тамерлан Александрович… - от неожиданности чуть сердце не выпрыгивает. – Я как раз собиралась зайти к вам.

- Что случилось? Ильяс опять вас обидел?

- Нет! – отвечаю слишком быстро и резко, - нет, что вы… он меня вообще никогда не обижал…

Опускаю голову, потому что не могу врать. Обижал, еще как. И его брат Тамерлан прекрасно об этом знает.

- Так что случилось, Надя?

- Мне нужно уехать. Срочно. Дома… ждут.

И снова вранье. Никто меня не ждет. Да и дома-то у меня никакого нет.

- Но вы вернетесь, Надя? Вы нам очень нужны.

Глава 2

ИЛЬЯС

- Какие две полоски? Ты о чем, Гуля?

Понимаю, что мой голос срывается, потому что я прекрасно знаю о чем говорит домработница Гуля, которая регулярно убирает мою комнату.

Тест на беременность. Только на нем ведь бывают эти самые две полоски?

Если только она не нашла в моей комнате шкурку убитого бурундука…

И я еще могу шутить? Кретин…

Значит…

Надя меня обманула? Чёрт, чёрт, чёрт!

Со всей дури луплю кулаком по подлокотнику ненавистного инвалидного кресла.

Идиот, кретин! Что я наделал? Зачем вообще полез к этой девочке? Она ведь совсем маленькая, глупая, ей всего девятнадцать лет! Она жизни никакой толком не видела!

А тут я, со всеми своими проблемами! Слепой калека, урод!

- Ильяс, успокойся, пожалуйста…

- Где она, Гуля? Где?

- Как где, Ильяс? Надя же уехала три дня назад? Тамерлан Александрович сказал, что у нее отпуск, и…

- Брат! Он дома? Он нужен мне, срочно! Отвези меня к нему!

- Тамерлан Александрович уехал в офис, утром, как всегда…

Чёрт… конечно. Он в офисе. Он работает! Это только я никому не нужный бесполезный кусок мяса.

Хотя, почему бесполезный? Совсем нет! Принес вот пользу! Ребенка заделал одному маленькому воробушку…

И что мне теперь делать? Как мне ее найти? Как вернуть?

Я ведь…

Дурак. Идиот!

Что я ей наговорил?

Тру руками лицо, сдергивая очки, тру с силой, забывая о шрамах, не обращая внимание на боль.

Мне давно плевать на боль. Она как само собой разумеющееся. Мое наказание.

Только раньше я наказывал себя. А теперь, получается, наказал Надю?

Зачем я был так жесток?

Да, я хотел, чтобы она ушла. Понимал, что по-другому не будет. Она не бросит меня сама. Ни за что.

Пожертвует всем, о себе забудет лишь бы быть рядом.

Не из жалости. Нет.

Ей кажется сейчас что она меня любит. Глупый мой воробушек.

Меня нельзя любить. Я не заслуживаю любви!

А она… она заслуживает весь мир к своим ногам.

Мир, который я не могу положить.

Я и наговорил ей это все, потому что…

Потому что на фига ей в девятнадцать лет такая обуза как я? Слепой калека?

Да, я знаю, что доктора дают хорошие прогнозы. Мне только нужно поработать над собой. Мне надо… как там сказал этот врач? Товий Сергеевич? Тот самый, который порекомендовал нам мою Надю?
Нужно вылезти из своей скорлупы? Перестать цепляться за прошлое, за боль и обиды?

А как не цепляться, если я уничтожил свою семью? Сломал жизнь брату? Отец умер из-за меня. Мать страдает…

Я не встаю с этой коляски не потому, что не могу! Я знаю, что смог бы! И восстановить зрение тоже, в принципе, можно!

Но я не буду. Я заслужил именно такую жизнь. Недожизнь. Жизнь, в которой я каждый день расплачиваюсь за свои поступки.

Несу наказание за свою гордыню, зависть, алчность.

Поэтому еще и прогнал ее.

Я не имею права на счастье. Никакого права.

Я думал, если причиню ей боль своими словами, выгоню, то она… она будет обижена. Со временем поймет, какое я ничтожество, поймет, что любить меня нельзя. Забудет все как страшный сон и будет жить дальше.

Веселый, счастливый, прекрасный мой воробушек.

Она говорит, что некрасивая, но я-то знаю какая она красавица! Чувствую! Она прекрасна внутри, и хороша снаружи. Пусть я не вижу ее глазами, я вижу сердцем!

Вернее, видел. Теперь все. Ее нет.

Но я обязан ее вернуть. Если она ждет ребенка – я обязан!

Помогать, быть рядом, дать малышу свое имя, заботится о нем и о ней, о моей Надежде.

Я должен сделать все, чтобы она простила меня и вернулась! Все!

Достаю телефон, отдаю команду набрать номер.

- Там? Ты мне нужен. Срочно! Надо разыскать Надю. Я знаю, что она уехала! Я говорю, что надо ее разыскать! – ору, как сумасшедший! Понимаю, что так нельзя, дышу тяжело, - Прости брат. Это на самом деле важно. Надя, она… Она ждет ребенка от меня…
***
(Прим. автора) Для тех, кто читал или читает книгу "Я не твоя" - события в книге "Мы не твои" сейчас с Надей происходят примерно через год после расставания Тамерлана и Зои - через некоторое время после возвращения Тама и Ильяса с Кипра.

***
НАДЕЖДА

- Надюш, может, ты мне объяснишь все-таки, что случилось?

- Извините, Товий Сергеевич, я ведь все уже объяснила? Хочу вернуться домой.

- Домой. Ясно. – высокий, огромный как медведь мужчина в медицинской форме и халате встает с кресла, обходит стол, становится напротив меня. – Ясно, что ничего не ясно, Надежда, мой компас земной. Давай, рассказывай, что у тебя произошло с Умаровым?

Меня бросает в краску, потому что доктор, которого в отделении и в клинике за глаза зовут Громозека, как героя известного мультфильма, попал прямо в точку.

Произошло. С Умаровым. С пациентом, сиделкой и глазами которого я была целый год.

- Товий Сергеевич…

- Надь, ну что ты так официально-то? Сколько раз говорил, не чужие же люди? Мы с твоим отцом были как братья, а ты…Давай-ка садись, выложишь все начистоту, и мы решим проблему, да?

Он говорит так просто, по-доброму, что сразу хочется плакать. И все рассказать.

Но я не могу.

Как я скажу, что влюбилась в пациента? Пренебрегла своим профессиональным долгом?

- Я просто устала. Вы же знаете характер Ильяса? С ним сложно…

- Сложно? Мне казалось, вы нашли общий язык, разве нет? Когда я осматривал его в последний раз, то…

- Мне тоже казалось, но…

- У вас что-то было?

- Нет! – отвечаю так быстро и резко, что дяде Товию, конечно, все понятно.

- Так… Ну, на правах, так сказать, твоего… опекуна что ли, я должен, наверное, поехать к нему и потребовать сатисфакции?

- Что?

- Я устроил к нему на работу маленькую, насколько я понимаю невинную девочку, ну, ну, не смущайся, я врач, мне можно. А этот… мажор что устроил?

- Я сама…

Глава 3

- Где она, Там?

- Я уже тебе сказал. Надя поехала к родным. На две недели, в отпуск.

Я слышу голос брата, усталый, измотанный.

Он серьезен.

Иногда мне кажется, что мы с ним оба инвалиды. Мне сломали тело, а ему душу.

Я сломал.

Когда влез в его отношения с Зоей, его Светлячком.

Даже думать о ней мне больно. Именно с этого все началось. Именно эту вину я собирался искупить, навсегда оставшись в этом кресле, без возможности видеть.

Если бы не Надя…

Милая, скромная девочка, которая терпела все мои капризы…

И вот теперь её нет…

- Там, послушай…Я… я должен поехать за ней. Мне нужно с ней поговорить.

- Ильяс, она вернется и поговоришь. Успокойся!

- Ты не понимаешь! Она… если она что-то сделает…

- Ты идиот, Илик! – Я отлично считываю его интонацию, он говорит так, как будто реально считает меня идиотом. В принципе, я его понимаю. – Ничего она не сделает!

- Откуда ты знаешь? После того, что я сказал, она…

- Знаю! Такие девушки как Надя никогда не поступают так… низко. Она… она всегда чем-то напоминала Зою.

- Не надо, Тамерлан, прошу… - я знаю, что воспоминания причиняют боль.

Я живу с физической болью, которая помогает не забывать о душевной. Хотя и притупляет. Мне порой кажется, что мне проще чем Таму.

Может…

Может я не прав? Может быть я должен встать на ноги и… постараться загладить вину свою иначе? Не пустыми переживаниями и страданиями, не жизнью обреченного на вечное заключение в этом чертовом кресле.

Теперь, когда я узнал про Надю, узнал, что она ждёт моего малыша я… я просто уверен, что должен встать на ноги! Вернуть зрение!

Жить!

Ради нее. Ради нашего малыша…

Господи, почему три дня назад я был таким тупоголовым кретином?

И почему вообще слушал бредни Алисы?

- Я все равно хочу поехать за ней, Там. Помоги мне!

- Что мне нужно сделать?

- Её телефон не отвечает, мне кажется, она внесла мой номер в черный список.

- Я не удивлен. – чувствую движение, кажется, брат садится в свое кресло.

Как и все слепые я стал более чувствителен к звукам. Теперь я не вижу мир, я его слышу. Наверное, не так хорошо, как те, что слепы от рождения. Все-таки…

Врачи сразу говорили, что шансы восстановить зрение есть. Я вижу свет иногда, хоть и не хочу его видеть.

- На ее месте я бы тоже так поступил.

- Тамерлан, ты не хочешь мне помогать?

- Хочу. Извини, брат, я… Я что-то в последнее время устал.

Он не просто устал. Он буквально раздавлен. Все то, что произошло за последний год…

Его отношения с Зоей, которые я разрушил. Его свадьба с Мадиной Алиевой…Весь тот ужас, который произошел после.

Тамерлана чуть не убили тогда. Мы думали, он не выкарабкается.

Отец был совсем плох – так ударило по нему то, что случилось.

Я, конечно, не думал, что кто-то решит свести счеты и со мной.

Я ведь помогал Алиевым! Помогал им «нагнуть» собственного брата!

Чёрт…

Не могу даже придумать название самому себе? Придурок, кретин, идиот.

Если бы я знал! Никогда не пошел бы на поводу у своей идиотской зависти.

Решил отомстить брату за то, что он у меня понравившуюся девчонку увел!

А ведь я даже не любил Зою! Просто… она была как запретный плод. Сладкая и недоступная.

А Тамерлану уступила.

Я видел, как она сопротивляется, боится своих чувств! И брат боялся. И мне казалось, что они все-таки разойдутся, ничего не будет!

Тамерлан, как будущий глава клана должен был выгодно жениться. Зачем ему простая девочка из обычной семьи? Не нашего круга.

Брат на все наплевал. Он хотел жениться на Зое! Я видел их в Сочи, когда они были вместе – казалось между ними протянуты нити, нити, которыми они привязаны! Какими взглядами они смотрели друг на друга! У меня волосы вставали дыбом на теле от того напряжения, что искрило между ними!

Мне бы порадоваться за брата, а я…

Вернулся в Москву, и встретился с Алиевым, главой клана, отцом Мадины. Алиев сам на меня вышел. Следил что ли? Знал, что у меня есть проблемы с братом.

Он и к отцу уже подкатил. Напугал. Вывернул все наизнанку. Угрожал, что если Там откажется от свадьбы его уничтожат.

Как будто наш Тамерлан стал бы бояться Алиева?

Отец тогда просто не понимал, что Тамерлан уже достиг такого уровня, что Алиевым до него было как до звезды… Отец был человеком старой закалки. Он знал клан Алиевых, был уверен, что те так же сильны как раньше.

А они, по сути, оказались пустышками. Им нужны были деньги. Они думали, что их власть, их прошлое поможет…

- О чем задумался, Ильяс?

- Ни о чем. – почему-то показалось, что брат прекрасно понимает, о чем я думаю.

- Ясно…

- Тамерлан, помоги! Узнай, где она. Доктор же должен знать? Она же его… родственница? Или…

- Или. Товий просто был другом ее покойного отца. Я что-нибудь придумаю, Илик. Не переживай. Найдем твоего воробушка…

Не переживай! Если бы это было так просто!

На следующий день я еду в клинику. Сам хочу поговорить с доктором, с Товием Сергеевичем. Меня везет медбрат, тот который сменял Надю. Кирилл.

- Ну, здравствуйте, Ильяс Александрович.

Товия я видел, еще когда мог видеть. Когда Там с дырой в животе попал к нему в клинику. Огромный, добродушный, не лез за словом в карман и сейчас, я думаю, не полезет.

- Доброе утро, Товий Сергеевич.

- А оно доброе? Мне бы вас, батенька, на дуэль вызвать… За честь, так сказать, как в старые времена.

Я молчу, понимая, что доктор прав, очень сильно прав. Я заслужил. Даже не дуэль, показательную порку.

Я даже не могу объяснить, что хотел как лучше!

- Я бы понял, Ильяс, если бы ты просто ей дал от ворот поворот, это нормально, ну, попользовался глупышкой маленькой…

- Я не пользовался…

- Не перебивай старших. – я чувствую, что он говорит без толики иронии. Ему неприятно общаться со мной, но ничего поделать он не может. Он врач. Я пациент. – Если бы просто воспользовался наивностью, молодостью…Жалостью, в конце концов. А как ты хотел? Инвалид слепой? Конечно, тебя каждая баба жалеть должна.

Глава 4

Ночные поезда я люблю. Даже плацкартные вагоны. Там иногда бывает шумно. А иногда можно найти очень веселую компанию.
Правда, в этот раз я разорилась, решила купить купе. Главное, чтобы повезло с попутчиками. Хорошие попутчики в любой жизненной ситуации очень важны.

Мне реально – повезло, хотя сначала я испугалась.

Двое молодых мужчин, которые явно намеревались весело провести ночь - в их пакетах что-то призывно звенело, и сами они обсуждали как хорошо смогли "затариться".
Я выдохнула с облегчением, когда в купе села привлекательная дама лет сорока, которая представилась как Кира.

Кира тут же дала понять, что теперь она главная и опекает меня. Это было забавно.
Разложила вкусности – отправила наших соседей к проводнице за чаем.

- Ты, Надюш, расслабься, я тебя тут в обиду не дам.

- Спасибо, Кира. Да я и сама могу за себя постоять. Вы не думайте, что я такая маленькая и слабая. Я…сильная на самом деле.

- Ну и правильно! Только ты… мужикам не давай сразу понять, что ты сильная. Они этого не любят. – она усмехается, и я понимаю, что тут явно личный опыт, - Да, да… пашешь, пашешь, как ломовая лошадь, прешь все на себе, стараешься и выглядеть хорошо, и зарабатывать. А он приходит однажды и говорит, извини, солнышко, я полюбил другую…

Попутчица смотрит в окно, на пробегающие фонари, потом снова на меня.

- Извини, это я так. Наша сила в нашей слабости. Ну, куда наши кавалеры пропали?

Молодые люди – Гера и Севастьян – приносят чай. Мы ужинаем, оживленно беседуем. Кира расспрашивает их куда едут, чем занимаются. Гера оказывается шутником, сыпет анекдотами. Сева поспокойнее, больше молчит и улыбается.

Я смотрю на них и почему-то думаю, что у меня обязательно все будет хорошо.

Ну и что, что Ильяс от меня отказался? Значит, это мой путь, моя судьба.

Может и не стоит мне возвращаться в столицу? Что меня там держит?

Последнее время я жила в доме Умаровых, в квартиру, которую я снимала с подругой уже заехала другая девчонка – они пустили меня на три дня, перекантоваться.

Работа? Медицинский колледж я окончила, правда, последний год почти не училась – работала, Товий Сергеевич помог. Дело сестринское я знаю, уколы, капельницы – все могу. Конечно, зарплата оставляет желать лучшего, но при желании можно устроиться и заработать.

- Надюшка, о чем задумалась, красивая? – улыбается мне Гера, подмигивая.

- Так, о жизни. – улыбаюсь в ответ, очень уж он заразительно это делает.

- Курить пойдешь?

- Я не курю. И потом… нельзя же?

- Станция, стоянка пять минут, мы поскакали!

- Только вернитесь, ребята! - улыбается им Кира.

Они и правда выходят на улицу, а соседка пристально смотрит на меня.

- Ты зачем в такой жуткий цвет волосы красишь, а?

Я опешила, не ожидая такой прямолинейности.

- Я не просто так спрашиваю. Я же салон красоты держу в нашем Руднике, раньше сама была мастером, теперь вот управляю. Ты же блондинка, натуральная?

Опускаю глаза. Не могу я рассказывать почему сознательно закрашиваю натуральный цвет. Почему хочу казаться хуже, чем я есть на самом деле.

- Не хочешь, не говори. Но… ты в Рудник надолго?

- Пока не знаю, может и насовсем.

- Домой? К маме-папе?

- Нет. Нет у меня мамы-папы. – Выдыхаю, стараясь, скрыть подкатившие слезы. Они сами появляются. Стоит услышать слово мама. Автоматически. Независимо от меня.

Ее ладонь накрывает мою, что-то такое теплое, ласковое, материнское есть в ее жесте.

- Прости, воробушек.

Недоуменно вскидываю глаза.

- Как вы меня назвали?

- Воробушек, прости если обидела, не хотела, но ты… ты правда похожа на маленького встрепанного воробушка. Обиделась?

Я улыбаюсь.

- Просто… меня все называют воробушком. У меня фамилия Воробьева.

Мы начинаем смеяться, разряжая атмосферу.

- Как я угадала, а? А в салоне своем я тебя жду! Ты, конечно, не гадкий утенок, но лебедя мы из тебя точно сделаем.

- Не надо, спасибо… мне и так… нормально.

- Не нормально! Красивая девушка не должна над собой вот так измываться. И насчет денег не переживай – это будет мой подарок! Давно мечтала почувствовать себя феей-крестной. Сделаем из тебя красоточку! Закачаешься! Потом и принца найдем.

- Не надо принца…

Куда мне принц? Когда я на втором месяце? Принцы за беременными Золушками не бегают…

***

- Спасибо, я не буду, - улыбаюсь Гере, решительно отодвигаясь, от его руки, протягивающей кружку.

- Почему? Болеешь что ли?

- Ребёнка жду. – говорю как-то просто, решая, что врать на эту тему точно не стоит.

- Какого ребенка, ты сама дитё! Тебе восемнадцать-то есть? – Герман, по-моему, потрясен этой новостью.

- Мне двадцать скоро. – снова пытаюсь улыбаться. Мне скрывать нечего.

- Ты же не замужем?

- А что, для этого обязательно штамп требуется?

Он опускает голову, понимает, что явно сам этим самым занимается без всяких штампов.

- Защиту тогда надо, что ли…

А вот это уже обидно. Надо. Да. Только кто об этом думал? Точно не я, дурочка влюбленная. Которой просто дышать рядом с ним – уже было сладко!

- Парни, - Кирин бодрый тон разряжает атмосферу, - шли бы вы, покурили что ли? Сейчас станция, минут десять постоим.

- Три всего вроде.

- Я говорю – покурите, мальчики, а?

- Понял! – Сева встает, поднимает Геру, который на меня все еще пялится.

Выходят, слышу реплику из коридора: «да она же малышка совсем? И как? Я не понимаю…»

- Вот и я не понимаю. От него бежишь что ли?

- Я не бегу.

Или бегу? Не знаю. Нужна, как её… перезагрузка. Обнуление, будь оно не ладно.

- Мне просто надо отдохнуть, выдохнуть…

- На аборт отправил?

- Он не знает…

Опускаю голову. Он и правда не знает. А на аборт отправил. А я не хочу и не буду. И вообще…

Эти две полосочки только мои. Вот и все.

Глава 5

Самолет набирает высоту. Бизнес-джет. Наверное, тут очень круто. Пахнет кожей, деревом – богатством. Я провожу рукой по гладкому подлокотнику, пытаясь определить из чего он. Отполированное красное дерево? Наверняка же не пластик...

Раньше я не летал такими, но брат настоял. Тамерлан летит со мной. И я… я очень тронут тем, что он оставил дела и помогает.

Я бы на его месте…

Я бы просто вышвырнул меня как шелудивого пса! После всего, что я сделал.

А он.

Великодушный? Нет, наверное. Не знаю, как сказать. Просто он старший брат вот и все.

Мужчина, который из-за меня прошел через ад. И выстоял.

А я вот. Я сломался. Не хотел жить. Ничего не хотел.

Если бы не один маленький воробушек…

Вспоминаю, как впервые услышал ее голос.

- Добрый день, меня зовут Надежда.

- И что? – отрезал безразлично, мог бы вообще ничего не говорить.

Я лежал в полной апатии, наверное, в тот момент у меня была стадия отрицания.

Я все еще не хотел верить в то, что я, Ильяс Умаров, мальчик мажор, который по сути ничего в жизни не добился, только хвастался тем, что у него брат миллиардер и талант ввязываться в неприятности, теперь кусок мяса, брошенный на больничную койку.

Вспоминал события, которые предшествовали этому и… и прекрасно понимал значение слова божья кара. Не важно какой Бог. Кара есть у любого.

Я совершил ужасный поступок. Я предал самого близкого и родного мне человека. Я, по сути, убил женщину, которую… Которую, как мне казалось, я любил.

Зоя Светлова. Светлячок. Мой старший брат - Тамерлан - сразу дал ей это прозвище, не зная, что Светлячком ее зовут почти все, начиная от ее мамы, заканчивая деканом нашего факультета.

Светлячок. Красивая светлая девочка, которую я решил получить.

Втерся в доверие, прикинулся другом. Потом решил перейти к новой стадии, начал дарить подарки, от которых Зоя с упорным постоянством отказывалась. А потом…

Потом ее увидел Тамерлан, и она увидела его. И все.

Сначала я бесился, потом думал, что смогу забыть, забить, переключился на другую – Алису, тоже с нашего потока. Алиса любила деньги, она была на все готова. А я не готов.

Но после того, как Зоя кинулась в драку, чтобы меня спасти, прямо в гущу пьяных отморозков, что-то во мне перевернулось.

Понял, что хочу ее рядом, всегда. Не просто как временную игрушку. Всегда – очень долго.

Но… Мой брат тоже захотел, что бы она была с ним. И тоже навсегда.

Почему я решил, что смогу этому помешать?

А главное, почему я ЗАХОТЕЛ помешать?

Я ведь не был таким подонком?

Любил брата.

И Зою… Зою я тоже любил…

Лежу в палате, которую не вижу, только чувствую мерзкий запах больницы, от которого тошнит, выворачивает.

А тут эта…

Надежда, блин… компас земной.

- Я поставлю вам капельницу.

- Жги. Но учти. Опять мне руку разворотишь – больше никогда, ни в какой больнице работать не будешь. Ясно тебе, компас?

Слышу, что она усмехнулась. Смех тоненький, как колокольчик. Молодая совсем, зеленая, что ли?

- Весело тебе?

- Нет, просто… интересно, почему компас?

Песен старых, значит, не знает? А я знаю. Меня часто с дедом оставляли, в горах. А он любил все эти песни. И про День Победы, и про компас земной…

- Потому что. Если не знаешь – твои проблемы. – понимаю, что грубо, но бесит!

- Я знаю. Это из песни. Мне часто поют. Я просто думала…

- Думала? А ты умеешь?

- Думала, что вы не знаете, - отвечает спокойно, не замечая моей колкости.

И снова смеется. Колокольчиком нежным.

Интересно, ей сколько? Лет шестнадцать? Практикантка что ли?

У них медсестер нормальных нет, блин?

Это же больница Тамерлана! Он сюда кучу бабла вливает, все время говорит, что больница не приносит доход, но его это устраивает. Типа, благотворительность, хотя тут все платно! Значит, доктора эти, и сестры получают нормальные бабки!

И за нормальные бабки мне, брату хозяина, не могут опытную сестру найти?

- У вас что, с персоналом проблемы?

- Почему?

- Потому. Отойди от меня. И найди нормальную, опытную. Пусть она капельницу ставит.

- А я уже давно все поставила.

Что? Как?

Протягиваю руку, трогаю – точно, бабочка в вене, или как оно там называется.

- Сейчас прокапает, это минут тридцать. Я приду и сниму. А катетер оставим, я его потом закреплю получше.

Мне бы надо сказать ей спасибо. Но куда там? Где я, и где она?

- А вообще-то я не компас. Я воробушек…

***

Воробушек! Интересно. Зачем мне эта информация?

Я ведь так и спросил! Не задумываясь. Вообще в то время не задумывался ни о чем. Понимал, что плачу по счетам, что мне все это за дело прилетело. Да еще и мало!

Я тогда думал, что Зоя умерла. Погибла. Просто услышал соседку, не стал ничего проверять. Оглушило меня это известие.

Это реально страшно. Дико страшно, до стынущей в жилах крови. Когда ты осознаешь, что был человек – чистый, светлый, любящий и любимый, нежный, безгрешный… Ну, какие ее грехи? То, что с братом моим до свадьбы? Великий грех, чего смеяться? Тем более, что Тамерлан ей сказал, что женится на ней. И вот этой чистой души нет. Нет потому, что ты ее захотел испачкать.

Ее нет. А ты живой! Чёрт.

Я даже когда осознал, что заживо в машине горю, первое что подумал – заслужил.

Заслужил!

Выжил. Взрыв произошел рядом с домом, я только из двора выехал. Охрана тут же подбежала, меня вытащили.

Зачем?

Хотя в этом тоже провидение господне. Слишком легко мне было просто сгинуть. Я должен долгий ответ нести за все. В первую очередь за Зою.

Зоя – жизнь, так это имя переводится. А я ее обрек на смерть.

Поэтому каждый раз, когда приходит этот тихий компас-воробушек и ставит капельницу, хочется вырвать катетер к чертям и сказать, что меня не надо лечить!

Меня надо оставить в покое!

Глава 6

Как же хорошо лежать в большой горячей ванне, с пеной!

В доме Тамерлана у меня была только душевая кабина. Я знала, что у них, конечно, есть ванная комната с ванной, но попроситься туда мне было неудобно. А в квартире, которую я снимала с подругой и в которой жила перед отъездом ванна была такая страшная, что я брезговала, хотя, в принципе, не брезгливая…

Кира выделила мне уютную спальню на втором этаже, с личной ванной комнатой. Она все показала, рассказала, выдала полотенце и банный халат, а сама поспешила вниз, варить кофе.

- Не могу, если не выпью – умру! Я, правда, потом все равно поспать собираюсь, но… Давай, купайся, не торопись, спустишься – я как раз что-то поесть соображу.

- Я не голодная.

- Зато я голодная. – она улыбается и скрывается за дверью.

Закрываю глаза, откинув голову на край ванной.

Хорошо!

Почему-то вспоминаю Кипр. Я ездила туда в качестве сиделки Ильяса.

У меня было свободное время, и я лежала в бассейне. Илик сидел на коляске у шезлонгов, под огромным зонтом. Я знала, что он меня не видит, лежала и смотрела на него.

Подошел парень, предложил сыграть в волейбол. Я засмеялась – куда мне, я маленькая, но он так весело уговаривал, что я не устояла. Оглянулась на Илика, увидела, что он в наушниках и пошла играть.

Мы громко смеялись, кричали, было очень круто. Парень, который меня позвал, кажется Андрей, или Артем, вызвался меня проводить до номера, но я показала на Ильяса.

- Не могу, я тут не совсем одна.

- Это… твой парень что ли?

- Нет. Он мой… пациент. Я сиделка.

- Ого, интересно. А что с ним?

- Эй, вам не кажется, что не вежливо задавать такие вопросы? – грубый голос Ильяса тогда заставил меня оторопеть, кожа сразу мурашками покрылась. Он ведь был в наушниках! – Надежда, а вы в рабочее время занимайтесь работой.

- Извините. Но у меня сейчас свободное время.

- Это я решаю, когда оно у тебя свободное, а когда нет! Поехали в номер, жара дикая, я сейчас расплавлюсь.

Парень жестом показал, может ли он мне позвонить, я пожала плечами, он сделал знак, мол, увидимся, и я повезла Илика в отель.

- Даже не вздумай больше общаться с этими уродами.

- Почему вы так говорите? Они не уроды.

- Они тебе будут сказки рассказывать, какая ты красивая, милая, желанная, потом сделают свои дела и свалят. А ты останешься. В лучшем случае просто пользованная, в худшем – сама понимаешь.

Именно. Теперь понимаю.

После Ильяса я осталась в худшем. По его мнению.

Лично я так не считала.

Вылезаю из ванны, вытираюсь пушистым полотенцем, надеваю халат и спускаюсь вниз. Кира говорит по телефону.

- Да, Вась, постарайся найти, а? В принципе, имена у них такие, заметные. Они вроде говорили, что в городе работают. Герман какую-то свою фирму держит. Может, конечно и соврал, я местных фирмачей всех знаю. Ну, мало ли… Спасибо!

Она улыбается мне, прикрывает ладошкой трубку.

- Садись, кофе пьешь?

- Мне же нельзя. Если можно – чай. Я сама могу заварить.

- Сейчас. – продолжает диалог с неведомым Васей, - в общем, как что – звони сразу. Хорошо бы найти сумку, там документы, ключи от квартиры…

Кира заканчивает разговор, кладет смартфон на стол.

- Не волнуйся, Маша-растеряша. Постараемся найти. Деньги там были?

- Нет. Деньги на карте, а карта у меня в нагрудном кармане в кошелечке.

- Это хорошо. В принципе, паспорт мы с тобой можем восстановить. Ты же тут прописана, в городе?

- Ну да.

- Квартиру вскроем – соседи помнят тебя?

Конечно же помнят. И папу помнят. И маму…

- Значит, даже если не найдем, то…

- Вы думаете, это Гера взял? Или… Севастьян?

- Думаю они не специально. Суматоха была. Я поэтому все важное ношу в сумке на поясе. И стильно, и удобно.

Да, у Киры действительно была красивая красная брендовая сумочка.

- Вот твой чай, вкусный, с травками и ягодами. И еще я успела по-быстрому сделать сырники.

- Спасибо вам… тебе.

- Вот, это мне нравится! Ну что, чай попьем и отдохнем немного? Я после поезда всегда сонная. Тем более ночь мы не спали.

- Я не против.

- В твоем состоянии спать и спать. Помню, когда я своего Славку ждала, ходила вечно как сомнамбула, только увижу подушку, сразу брык на нее и все…

- У вас… тебя есть сын? А он где?

- Где-то в Европе, точно не скажу.

- Он… с вашим мужем живет?

- Он сам по себе. Ему уже двадцать пять, самостоятельный.

- Ого! А вам сколько?

- Тебе! – она улыбается, - а мне сорок три. Он у меня ранний. Вот тебе будет сорок три и будет у тебя взрослый ребенок. Знаешь как это здорово? Ты сама еще молодая, а он уже такой – ух! Под два метра ростом, красавец!

Я как-то сразу сникаю, представляя себя матерью-одиночкой. Грустно и больно.

- Ну, ну… что ты? Не раскисай, прорвемся! Расскажешь, что за идиот тебя вот так вот отпустил?

- Он не идиот… он…

Он все равно самый лучший.

***

Я правда думаю, что он хороший. Просто… ему не повезло.

Как и мне.

Мы с ним, в каком-то смысле… товарищи по несчастью. Думаю, об этом, закрывая глаза, вздыхаю тяжело.

- Ну что ты, девочка моя? Ты… расскажи мне все, тебе самой станет легче. Расскажи.

Качаю головой. Если рассказывать, то с самого начала.

Как увидела его в клинике, как он первое время постоянно грубил. Да и не первое тоже.

Начинаю вспоминать, и слова сами собой льются.

***

Я выхожу на работу после сессии. Все сдала хорошо. На пятерки.

Мне снова говорят о том, что с моими знаниями и умениями прямой путь в медицинский институт. А я не хочу. Это личное.

И потом, мне нравится быть медицинской сестрой. Не всем становиться хирургами и терапевтами.

Илик снова мрачный, не грубит, но явно не в настроении.

Первые дни пытаюсь его как-то расшевелить. Потом появляется сложная пациентка в другой палате, все больше времени провожу с ней.

Глава 7

Ильяс.

Три месяца мрака.

Казалось, с каждым днем мрак все больше захватывает меня. Я в его пучине. В самом сердце черной дыры под названием моя жизнь.

Каждый день я начинаю с того, что вспоминаю. Проговариваю, чтобы не забыть.

Я должен это помнить!

Зоя мертва. Красивый, яркий, желанный Светлячок. Светлая девочка, которая так любила жизнь! Так хотела быть счастливой! Любимой. Замуж хотела за любимого.

Умерла.

И в этом виноват я. Только я.

Тамерлан жив. Но он не живет. Я знаю. Он как робот просто выполняет нужные функции. А сердце и душа его где-то там. В каком-то крохотном городе куда увезла Зою мать, и где она ее похоронила. Он тоже хотел любить, быть любимым. А теперь он просто оболочка того Тамерлана.

Живой и не живой. И в этом виноват я. Только я.

Та, которая стала женой Тамерлана, Мадина, далеко. Он поселил ее где-то в горах. Жена моего брата ждет ребенка от Шабката – той мерзкой гориллы, который напал на Светлячка, и чуть не убил Тамерлана. Шабката застрелил Рустам – Глава службы безопасности моего брата. А Мадина жива. И мой брат связан с ней клятвой. И он говорит, что останется ее мужем.

В этом тоже виноват я. Только я.

Мама. Мама превратилась в свою тень. Даже я, слепой, это вижу.

Раньше мама была веселой. Хлебосольной, радушной, смешливой. Она много пела. Папа даже шутил, мол, готов заплатить, чтобы сделать ее популярной певицей. Ну, конечно, мама не пошла бы петь на сцену. А вот записать диск – почему бы и нет? Я тоже предлагал.

Мама больше не поет. Потому что отец умер.

И… в этом тоже виноват я.

Отец. Первый приступ был, когда стреляли в Тамерлана. Когда враги, притворившиеся друзьями, ворвались в наш дом. Если бы не Рустам, если бы не товарищи Тамерлана – никого из нас не осталось бы в живых. А так…

Только отец. После того как взорвали мою машину.

Это было последней каплей для него. Он думал, что я погиб.

И тут только моя вина.

Я слышу, как мама молится в своей комнате. Просит Бога помочь мне.

Я не хочу помощи. Я заслуживаю то, что имею сейчас.

Почти все время сижу в своей комнате. Тамерлан нанимает каких-то сиделок. Они пытаются уговорить меня начать заниматься, выполнять упражнения, пытаются читать мне какие-то книги.

И очень быстро оказываются на улице.

Только один молодой доктор выдерживает дольше остальных. Мы с ним играем в нарды. Вернее, он играет и за себя, и за меня. И в шахматы тоже играем.

Иногда мне кажется, что я вот-вот умру. Я даже пытаюсь задержать дыхание.

Жду, когда настигнет кара.

Но приступ проходит, и я думаю – нет, слишком просто тебе, Илик, взять и умереть.

Слишком просто.

Будешь жить до ста лет. И страдать. Каждый день.

Каждый день сам себе клевать печень, до кровавых мозолей на сердце вспоминать все, что натворил!

А потом…

- Привет. Как ваши дела?

Я не ожидаю, что звук ее голоса может подействовать на меня так.

Словно я действительно умирающий в адовом пекле, и ко мне летит ангел с живой водой.

Надежда. Мой маленький Воробушек!

Меня охватывает такая дикая неконтролируемая радость, что я забываю, что нужно сказать. Молчу. Жду, когда она заговорит.

- А мне Товий Сергеевич сказал, что ваш брат ищет сиделку. И я предложила…

Сиделку? Значит… она пришла сюда в качестве сиделки? Деньги зарабатывать?

И на меня накатывает ярость, такая же неконтролируемая. Значит, вот оно что! А ты что думал, калека несчастный? Думал, в гости пришел к тебе Воробушек? Навестить? Узнать, как дела? Может… еще раз тебя поцеловать? Урода слепого, с шрамами на щеках?

Столько дней носа не показывала, а тут…

Сиделка…

- Ну давай, отвези меня в душ и помой! Я грязный…

***

Не сразу понимаю, что мое кресло начинает двигаться. Я в принципе, и сам могу им управлять. Если бы мог видеть – вопросов бы не было вообще. Но… видеть я не могу. И не хочу, в принципе. Так что и ездить самому мне без надобности.

Возит меня мой доктор, Самад, он помогает мне почти во всем. Но быть со мной постоянно не может, поэтому брат и нанимает сиделок. А я их увольняю.

Посмотрим, сколько выдержит этот мелкий воробей.

- Куда ты меня везешь?

- Вы сами просили в душ.

Интересно. И мыть меня будет? Впрочем… ей-то, наверное, все равно, она привыкла. В клинике у нее точно были лежачие больные, которым приходилось помогать.

Передергивает, когда представляю это. Я патологически брезглив. И все процедуры, связанные с личной гигиеной, делаю сам. Слава Богу руки целы. Да и с головой почти все в порядке.

Почти.

Было бы без почти – не устроил бы со своей жизнью и с жизнью близких мне то, что устроил.

Пока я лежал в клинике, брат оборудовал в своем загородном доме все для того, чтобы у меня не было трудностей с коляской. Комната на первом этаже, никаких порогов, широкие расстояния везде, чтобы меня могли провезти.

В комнате моей есть кровать. Стол. Кресло – его обычно занимает Самад, или сиделка. Я, разумеется, ничего этого не вижу. Но мне рассказали, что это есть, показали, где стоит – чтобы я мог спокойно передвигаться по комнате сам, не сшибая мебель.

Сейчас Воробушек везет меня от окна направо, в сторону ванной комнаты с огромной душевой кабиной. В душевой есть специальное сидение, куда я сам могу перебраться с коляски, удерживая вес руками. Подача и температура воды регулируется голосовыми командами.

Мы уже у самой двери ванной, когда я думаю о том, что мне надо бы остановить девчонку, сказать, что я пошутил.

Но в меня явно вселился бес.

Нет, не вселился. Он всегда был во мне. И я не могу изгнать его, несмотря на жуткую кару, которую сам на себя возложил.

Я думал, мое состояние придаст мне смирения. Куда там! Демоны во мне бушуют только сильнее.

Мы вкатываемся в душевую. Коляска останавливается.

Глава 8

Звонок Тамерлана меня тогда застал врасплох.

Нет я не забыла про Илика. Разве его можно забыть?

И я не могу сказать, что влюблена в него. Я просто не знаю, как это назвать.

Любовь?

Ну, нет! Я не готова признать, что люблю этого наглого, противного, заносчивого, с отвратительным характером мажорчика!

Мне просто интересно, что с ним? Как он живет? Действительно ли он отказался лечиться и просто уехал домой.

Я видела в клинике доктора Самада, который работает в доме Умаровых. Но спрашивать об Ильясе мне было неловко.

Нет, один раз я себя пересилила, Самад сказал, что недоволен пациентом, ему не нравится состояние Ильяса. Когда пациенту нравится страдать – разве врачу это понравится? Самад считал, что Ильясу нужен весомый повод для того, чтобы вернуться к нормальной жизни.

- Его травмы не критичны. Он мог бы уже встать на ноги. И глаза – там ситуация сложнее, но тоже все решаемо, операции по восстановлению зрения давно и успешно делают во всем мире. С деньгами Умаровых проблем вообще не должно быть. Но, но, но…

Когда Товий Сергеевич предложил мне попробовать себя в качестве сиделки я не раздумывала. Тем более меня сам Тамерлан попросил приехать.

Приехать просто для того, чтобы поговорить, попробовать.

И вот я тут.

Слышу его голос, вижу презрительно сжатые губы. А чувствую…

Почему-то чувствую, что он рад меня… нет, не видеть, конечно. Слышать.

Слышать рад, хоть и пытается убедить в обратном.

И холодный душ ему совсем не помешает.

Нет, в какой-то момент я думаю, что не хочу вот так. Не выдержу его грубых, обидных слов. Не вынесу пренебрежения.

Да уж… поглумилась над слепым калекой? Так он говорит?

Жестоко. И он не прав! Я не глумилась. Я…

Я просто ищу способы вывести его из себя. Вывести из состояния, когда он жалеет себя, лелеет эту свою ущербность.

- Он думает, что наказывает себя таким образом. Считает себя виноватым в том, что случилось с нашей семьей. – Это Тамерлан говорит мне. Я еще толком не знаю, что там у них произошло, старший Умаров не рассказывает все, а я не считаю нужным вспоминать сплетни, которые слышала в клинике.

Если Ильясу будет нужно – если я сделаю так, что ему станет нужно – он сам все расскажет, ведь так?

- Илик считает, что искупает свои вину таким образом. Не думает о том, что от этого нам еще хуже. Мне и маме… Я не знаю, что с ним делать, Надя.

- Разве я смогу чем-то помочь?

- Честно? Я не знаю, Надя. Но я видел, что после ваших визитов в клинике он был… какой-то другой. Словно оживал немного. Почему-то мне кажется общение с вами ему на пользу. Если я ошибаюсь – что ж, вы можете уволиться в любое время. Вернетесь в клинику под крылышко к Товию.

Я не могу сдержать смешок. Тамерлан смотрит удивленно. Потом видит справку с моей фамилией и с фамилией Товия Сергеевича.

- Воробьева Надежда и… Коршунов Товий Сергеевич?

Да уж, Воробей и Коршун – это были прозвища моего отца и его лучшего друга. Только Товий раньше шутил, что он Коршун под крылом у Воробья.

Я уверена, что у нас с Иликом не получится никакого общения. Не знаю почему.

И выхожу из ванной с мыслями, что нужно сразу линять отсюда.

В коридоре вижу Тамерлана, он по выражению моего лица понимает, что что-то со мной не так, извиняется, обещает оплатить неустойку, а я…

Я спускаюсь вниз и прошу у горничной дать мне пару больших банных полотенец.

Ох, если бы я знала, что Илик решил мне отомстить!

Мне же… мокро! Реально! И холодно!

И…

Он что, щекочет меня? Вот же…

Пытаюсь вскочить, но он не отпускает.

- Чем от тебя пахнет? - Почувствовал? Ну да, я купила духи, легкие, с цитрусовым ароматом. – Вкусно… похоже на… средство для мытья посуды. С лимоном.

Вот же... гад!

- Неужели Ильяс Умаров когда-то мыл посуду?

- Срыв шаблонов, да, Воробушек?

- Да, волчонок.

- С чего это вдруг я волчонок?

- Злой, потому что, и наглый. Пустите.

- Мы вроде на «ты» нет?

- Нет. Пустите, я вся мокрая, а переодеться мне не во что.

- Значит надо раздеться, и высушить твоё платье. Ты же в платье?

Очень опрометчиво, но именно в нем.

- Раздеться, говорите? - почему бы и нет?

Мне удается соскочить с его колен, и я… начинаю расстегивать пуговицы на платье, зная, что он услышит, почувствует.

- Ты… что делаешь, Надежда? - голос у него хриплый.

- Вы же сами сказали, что не надо раздеться? Я раздеваюсь!

Что, съел?

***

В мокрой одежде, конечно, очень неприятно, но, разумеется, я еще не сошла с ума, чтобы раздеваться при Ильясе!

Да, я знаю, что он не может меня увидеть. Но все равно. Я-то его вижу!

И… я еще никогда не раздевалась при мужчине. Да и вообще, при чужих людях я максимум в купальнике ходила. Даже когда жила с девчонками в общаге и потом, когда мы стали снимать квартирку на двоих с однокурсницей. Она смеялась надо мной, называя «скромняшкой», а я…

Просто не могла.

Были причины. Неприятные. Такие, которые не забываются, хоть и стараешься запихнуть их в самый дальний уголок сундука своей памяти.

Надо сказать Илику, что я пошутила. Но в меня словно бесенок вселился!

Украл милого Воробушка и занял его место!

Вижу, как напряженно сжимаются его челюсти.

- Ну, ты уже, или как?

- Уже что? – стараюсь не дышать, понимая, что Илик меня раскусит.

Нет уж! Пусть думает, что я реально стою перед ним в чем мать родила.

- Сняла все мокрое? А то мало ли… подхватишь воспаление легких и привет.

- Заботитесь о моем здоровье, Ильяс Александрович?

- Ну, ты, как-никак… обслуживающий персонал. Я как достойный работодатель, обязан…

- Не обязаны, - перебиваю, точно бесенок во мне! – И я не ваш обслуживающий персонал. Меня нанял ваш брат, так что… Я его персонал. А для вас я просто мебель. Так что не обращайте на меня внимания.

Глава 9

Она будет жить с нами? Вот тут? В нашем доме? Быть может даже в соседней комнате?

Тамерлан совсем с ума сошел?

То есть я, по его мнению, должен терпеть присутствие чужого человека в моем доме? Ладно, не в моем. В нашем… Вернее… Это дом Тамерлана.

Он забрал к себе маму, потому что она не могла оставаться одна. Он забрал и меня, конечно, я ведь жил с родителями, хотя имел свою квартиру там появлялся довольно редко. Иногда. Только ночами.

Тамерлан сделал все, чтобы мне тут было удобно. Комната на первом этаже, никаких сложных порогов, он даже расширил проемы дверные, чтобы я спокойно проезжал. Собрался какие-то звуковые сигналы устанавливать, чтобы мне было проще понимать, где я. Я сказал, что не стоит так напрягаться. У меня были сиделки, которые помогали. Был Самад. Да и сам я уже начал более-менее ориентироваться.

Я даже стал передвигаться по дому самостоятельно.

И вот теперь тут будет жить Надежда?

И почему меня это так напрягает?

Не хочу обращать на это внимание. Не хочу на нее обращать внимание.

Я ведь даже не знаю какая она? Как она выглядит?

Хотя… знаю. Чувствую.

Она… маленькая. Реально, она совсем малышка. Невысокого роста, худенькая. И правда Воробушек.

Та грымза в клинике сказала, что Надя некрасивая. Зараза. Хотелось её заставить язык прикусить! Сама она…

Нет, я, конечно, не знаю. Может Воробушек и реал страшилка…

Нет. Не может. Я… я трогал ее лицо, чувствовал его. У нее маленький, но твердый подбородок. Небольшой нос. Щечки гладкие. Кожа очень нежная. И губы.

Сладкие губы у воробушка.

Или это просто я настолько оголодал, что кидаюсь на скромную, мелкую, страшненькую медсестричку?

Может быть мне пора попросить брата о помощи? Пусть наймет мне не сиделку, а кого-то погорячее?

Мозгоправа бы тебе хорошего нанять, Ильяс… Думать головой.

Захотел получить от жизни все? А ты заслужил?

Ты заслужил на кладбище гнить, вместо Светлячка.

Увы, не повезло. Значит будешь гнить заживо в этой коляске!

И… больше никаких мыслей о том, как улучшить себе жизнь! И сделать её удобной и приятной!

Переодеваюсь, закрываю дверь в комнату – не нужны мне тут ни птицы, ни компасы! Она стучится два раза. Не открываю, говорю, чтобы уходила, мне ничего не надо. Открываю только чтобы взять обед. С едой я, к счастью, прекрасно научился управляться, да и спасибо повару Тамерлана – готовит такие блюда, которые мне удобно есть. Простые, без обилия соусов, без мелких кусочков, которые надо гонять по тарелке. И, что не маловажно – не сильно горячие.

А вечером еду в кабинет брата.

- Я хочу, чтобы ты уволил Надежду.

- Уволил надежду… как это звучит. Если бы ее можно было вот так просто взять на работу. Надежду. Потом уволить. Или заставить всегда работать на тебя…

- Там, перестань. Ты знаешь, о чем я!

- Знаю. Нельзя уволить надежду, Ильяс. Нельзя.

- Ты издеваешься надо мной, Там? Хватит!

- Я не буду ее увольнять. Ей нужны деньги. Я плачу хорошо. Она уже договорилась о переезде в наш дом. Из клиники уволилась, так что… Ты хочешь, чтобы я выкинул ее на улицу, сказав, что мы передумали? Тебе плевать, что ей элементарно идти некуда?

- Да плевать. Я готов оплатить ей жилье в другом месте. И платить зарплату, чтобы только она тут не появлялась.

- Как все запущено, - слышу, как Тамерлан ухмыляется. Гад. Он… он все это делает специально!

- Хорошо. Не увольняй. Пусть сама сбежит. Уверен, завтра же придет к тебе просить расчет!

Я тоже ухмыляюсь. Но…

Недооцениваю темную сторону Воробушка…

Везде это чириканье! Везде!

Кажется, ни на минуту не замолкает. Слышу ее постоянно. Хоть уши затыкай!

Да, кстати, попросил Самада купить мне хорошие беруши. Доктор приходит ко мне и это хоть как-то отвлекает и… развлекает. Хотя никаких развлечений мне не хочется.

- Вы совсем заросли, Ильяс, попросите сиделку вас побрить.

- Зачем? Моя борода кому-то мешает?

- Нет. И шрамы не видны.

Зря он сказал про шрамы. Не видны, значит?

- Да, мне сказали, что вы совсем перестали выезжать на улицу? Это плохо. - Плохо да. Но вывозить меня некому. И гулять со мной тоже некому. – Я поговорю с Тамерланом Александровичем.

- Зачем с ним говорить? Это мое решение. Я не хочу никуда выходить.

- Но это необходимо…

- Кому? – перебиваю, дергаю рукой случайно и сбиваю пару фигур с доски, - Чёрт…

- Я поставлю.

- Смысл? Эту партию я все равно проиграл. А вам, кажется, уже пора.

- Нет, у меня еще есть время. Ильяс, я понимаю, что вы взрослый мужчина и сами принимаете решение, касающееся своей жизни.

- Вот именно. И не хочу, чтобы кто-то в нее лез.

Разворачиваю коляску, отъезжаю в сторону. Это знак доктору. Я не желаю продолжать диалог и вообще.

Не желаю никого видеть – как будто я могу! – и слышать.

И чувствовать не желаю.

Но, как назло, чувствую – движение воздуха чувствую, аромат тонкий, цитрусовый и немного пряный. Надо будет узнать, что у нее за духи и… Навсегда запретить пользоваться такими в моем присутствии!

Доктор вышел, я знаю это. Вышел, и не закрыл дверь.

Прекрасно!

- Зачем пришла?

- Я ваша сиделка. Пришла посмотреть не нужна ли вам помощь.

Помощь, говоришь?

- Побрей меня.

- Что?

- Ты глухая? Хорошая мы пара. Ты глухая, я слепой. Доктор сказал, что мне борода не идет. Я хочу, чтобы ты меня побрила.

Слышу, как она хихикает, стараясь сдержаться. В чем дело?

- Я что-то смешное сказал? – чувствую себя строгим учителем в школе.

- Вы хотите понравится доктору?

- Что? – вот же маленькая зараза! – Бритва и все принадлежности в ванной. Давай быстрее.

- А вы куда-то торопитесь?

- Да, тороплюсь. У меня свидание сегодня.

- Свидание? – снова слышу, как она пытается смех сдержать.

- Да, Тамерлан пригласил девушку. Красивая, высокая, умная, из хорошей семьи. А ты что подумала?

Глава 10

- Где ты была?

Не думала, что он встретит меня так. Слышал же, что я вошла, и даже не повернулся!

Ладно, в этом весь Ильяс. Такой вот.

- И вам добрый день, Ильяс Александрович.

- В каком месте он добрый, скажи?

- В разных.

Для меня день на самом деле добрый. Я вернулась. Я снова тут. Я вижу его.

Такого колючего, ершистого. Он точно похож на волчонка. Сидит насупившись, взъерошенный, словно шерсть дыбом, и еще когда он злится, у него так смешно губа подрагивает, что виден клык.

Пытаюсь сдержать улыбку, мне кажется, он чувствует мои эмоции.

- Что?

- Что «что», Ильяс Александрович?

- Насмотрелась?

Если бы! Конечно нет…

- Если насмотрелась можешь идти. Не задерживаю.

- Я вам подарок привезла.

Молчит. Я тоже молчу. В комнате тихо-тихо. Я знаю, что Ильяс любит тишину, и терпеть не может тиканье часов.

- И что? Покажешь мне его? Ах да, я же слепой! На фига мне его показывать.

Злится. Странно, неужели что-то нехорошее произошло за то время пока меня не было? Я вроде не так долго отсутствовала?

- Где же ты болталась три недели, сиделка? Брат тебе, небось, еще и все деньги выплатил? Или все-таки урезал зарплату?

Я привыкла к его грубости, уже не обращаю внимания. Хотя все равно очень обидно.

Особенно после того поцелуя. Он целовал меня так… жадно, так… по-настоящему. Это было необыкновенно! Кровь пузырьками струилась по венам, по коже мурашки бежали, и такое приятное тепло разливалось…Голова кружилась от… от счастья. Да, именно так. От счастья.

Наверное, это ужасно, но я была очень счастлива, когда Ильяс меня целовал.

- Что ты молчишь? – он говорит сквозь зубы, недовольно, зло. А я не понимаю, какая муха его укусила?

И вообще, стоит ли ему отвечать?

- Мне сказали, что с вами теперь нужно гулять обязательно два раза. Сейчас я вам помогу собраться, пойдем на улицу.

- Я сам в состоянии собраться.

- Тогда мне вас ждать у выхода?

- Да. Выйди. И дверь закрой.

Выхожу, как он просил, дверь прикрываю, вижу, что Ильяс поехал в ванную.

В коридоре горничная Гуля, улыбается мне, качает головой.

- Мы все молились чтобы ты вернулась. Без тебя с ним сладу нет.

- Со мной тоже.

Да уж! Со мной стало, видимо, еще хуже. Ильяс первые два дня после моего возвращения рычит на всех, злится, ругается.

А потом во время прогулки решает уехать от меня. Дорожки для его коляски специально чистят, посыпают песком – в феврале снега много выпало – но видимо какой-то участок пропустили, наледь попадает под колеса, и Илик переворачивается.

Я дико пугаюсь, бросаюсь к нему, он лежит на заледеневшей плитке, хорошо, что его не придавило. Приседаю, протягиваю руку – это моя ошибка, потому что Ильяс резко дергает меня на себя, и я оказываюсь лежащей на дорожке рядом с ним, под ним…

- Попался, Воробушек?

Молчу, потому что я на самом деле попалась!

- Язычок проглотила?

Интересно, а у воробьишек есть язычки?

Я хмыкаю, потому что это очень смешно думать в такой момент о том есть ли у мелкой пташки язык.

- Ты чего смеешься?

- Ничего. Просто так.

- Тоже подумала есть ли у воробья язык?

Ого! Вот это интересно!

- Подумала… Изменница несчастная. Бросила меня одного, на целых три недели.

- Одного? К вам вообще-то невеста должна была прийти.

- Какая невес… Чёрт. Один ноль в твою пользу. Где ты была?

- Может мы встанем и поговорим?

- Зачем? Мне удобно лежать. Так… мягко.

О, Боже! Он елозит по мне, и жар окатывает с ног до головы. Мне стыдно. Очень. И приятно, тоже очень.

- Холодно…

- Да? А… если так?

Ильяс переворачивается резко, и теперь он оказывается на земле, а я на нем.

- Не надо, Илик, правда холодно. Вам вредно, надо встать…

- Извини, малышка, видишь, какое дело, встать-то я как раз и не могу…

Вижу ухмылку на его лице. Горькую.

- Я помогу.

- Не поднимешь.

- Охрану позову.

- Слушай, дай мне удовольствие получить, а?

- Удовольствие? – смотрю на него, не очень понимая, о чем он…

- Приятные воспоминания. Как будто я опять нормальный. Кувыркаюсь с красоткой.

- Я не красотка. Пусти, пожалуйста.

- Мне плевать, даже если ты Квазимодо. Я слепой.

Неожиданно коробят его слова. Надоело. Дергаюсь сильнее, пытаясь разорвать кольцо рук.

- Пусти, быстро!

- Тихо, тихо… ты чего, Воробушек?

- Ничего, пусти!

- Я же не сказал, что ты страшненькая. Ты…Ты так вкусно пахнешь, так бы и съел.

Чувствую его губы совсем близко. Отворачиваюсь. Но он находит мое ухо и… меня словно током прошибает! Я представить не могла что это будет настолько приятно! Еле сдерживаю вздох. Дрожу…

Мамочки, как же мне хорошо! И… больно. Потому что он играет, забавляется. Ему все это скоро надоест, а я…

Я, наверное, буду вспоминать это время как лучшее в жизни.

Просто потому, что ОН был рядом.

- Ильяс, что тут происходит?

О, Боже… Как мне стыдно! Просто… Дико стыдно. Готова сквозь землю провалиться!

Тамерлан в это время обычно на работе, я вообще редко его вижу. После возвращения мы только по видеосвязи общались – он спросил, как дела, не нужно ли мне чего, рассказал про распорядок Ильяса, обязательные прогулки, ну и все. Из семьи я вообще мало кого вижу.

Мать их чаще всего в комнате сидит, я знаю, что ей тяжело видеть Ильяса. Она приходит к нему раз в день, когда он точно один. Доктор Самад говорит, что у нее с сердцем проблемы, надо наблюдаться, но она отмахивается. Все повторяет, что у Бога прощение нужно вымолить. Вымаливает.

Я знаю, что у них еще сестра есть, вроде родная Живет она у них на родине, на юге, с мужем, зовет мать к себе. И Илика.

- Ильяс, ты что творишь?

- Тамерлан, почему ты всегда приходишь не вовремя, а? Вечно мешаешь.

- Встать надо, холодно. Заморозишь Воробушка.

Глава 11

Кто такая Зоя?

Вопрос, на который я не могу и не хочу отвечать.

Что я ей скажу, этой странной девочке – Воробушку? Поведаю историю моей подлости и предательства?

Я не хочу. И… не могу. Просто не могу об этом говорить. Тема закрыта.

Для Надежды точно. Ей это знать не обязательно и все.

Надя привозит меня к дому, завозит в холл. Дальше я могу сам. Расстегиваю куртку, чувствую, что она начинает снимать с меня ботинок.

- Не надо. Сам справлюсь.

- Я помогу.

- Я сказал не надо. Спасибо. – стараюсь говорить спокойно, не получается. Получается сквозь зубы. – Ты свободна. Я сам доберусь до комнаты.

- Зачем вы так? Не надо. Я хочу помочь.

- А я не хочу, чтобы ты помогала сейчас. Ясно? Просто… просто оставь меня, прошу.

- Извините…

Сердце давит, когда она вот так опять мне «выкает». С трудом добираюсь до комнаты. Заезжаю.

Переваливаюсь с коляски на кровать, чуть не падая.

Надо раздеться, но мне не хочется. Двигаться не хочется.

Зоя.

Я ведь в последнее время почти не думал о ней. Не вспоминал.

Вообще, имею ли я право думать и вспоминать Светлячка?

Имею ли я право жить, после всего, что сделал?

Не знаю сколько времени я вот так лежу. Слышу стук в дверь.

Кого еще несет?

- Ильяс, это я. – Тамерлан… Не хочу никого видеть.

Собственно, я ведь и не увижу, да?

Почему-то именно сегодня мне кажется, что все мои попытки как-то искупить мою вину бессмысленны.

Чем я ее искупаю? Тем, что сижу слепой, лишенный возможности встать на ноги? Глупо ведь?

Но я сам выбрал такое наказание. Я сам дал себе слово тащить эту ношу.

Этот крест, как говорят христиане…

- Ильяс, мне надо поговорить, это важно. Мне срочно нужно уехать.

- Заходи, брат, - слышу в его голосе напряжение. Там не стал бы говорить, если бы правда не стряслось что-то серьезное. – Что случилось?

- Мадина опять сбежала.

Мадина – жена Тамерлана. Та самая из-за которой он чуть не погиб. Из-за которой я…

Нет, вру, я такой не из-за Мадины, и ее семьи. Я такой из-за самого себя!

Это ведь я помог Алиевым. Я подставил родного брата!

Чёрт… я ведь… я ведь даже не нашел в себе силы во всем сознаться! Я рассказал только часть правды.

- Тамерлан, я…

- Мне нужно ехать. Если ее не найдут… У нее срок уже большой, но рожать еще рано.

Жена моего брата беременна от другого мужчины, от того самого ублюдка, который стрелял в Тамерлана.

Сжимаю кулаки. Эта гадина сестру свою родную не пожалела, когда первый раз сбежать пыталась…

- Что ты будешь с ней делать, Тамерлан?

- Отпущу. Пусть идет с миром. Хватит. – говорит тихо, но твердо.

И правильно, наверное. Пусть Мадина и дрянь, но… Я ведь не лучше?

- Там… я… я должен тебе рассказать. Все, как было… про Зою. – голос меня подводит, тяжело справиться с волнением.

- Я знаю как было, Ильяс. Знаю.

- Ты не все знаешь… я… - как же трудно говорить!

- Не важно. Давай… потом, когда вернусь, ладно? Мать с собой возьму, так что… остаешься тут, с Надеждой. – он это серьезно? Я и… малыш Воробей? Вдвоем? Ну, тех, кто работает в доме я не беру в расчет, - Самад будет каждый день приезжать.

- Не надо каждый. Мы справимся… - нахожу в себе силы ухмыльнуться, - с Надеждой.

- Илик… Давай только ты будешь вести себя скромно, да? Не обижай её!

- Я разве обижаю?

- Я видел сегодня. Не надо Ильяс. Она ведь… она девочка совсем, ей девятнадцать всего. Жизни не видела. Ты поиграть решил – играй с другими.

- Я не играю. – отрезаю зло, потому что… лезет куда не надо брат! – И я тебе сразу сказал – не нужна мне она тут, эта… Надежда! Убери ее от меня подальше, если считаешь, что я…

- Брат, успокойся. Я просто прошу тебя быть с ней вежливым и корректным. Надя останется в доме. Не хочешь ее видеть – твое дело. Просто попроси ее уйти и она уйдет к себе, не будет тебя донимать. Все, извини, я пошел. У меня самолет скоро, надо все успеть.

- Тамерлан, погоди, я…

Брат уходит, бесшумно прикрывая дверь. Чёрт. Я сорвался, говоря о Наде, а не должен был.

Быть с ней вежливым и корректным, да? Это ведь так просто!

- Ильяс, я… простите, что беспокою, я стучала, но вы молчали.

- Что тебе?

- Ужинать пора. Вы готовы? Я принесу.

- Хорошо, спасибо. – оказывается, можно быть вежливым. – Надя, ты… Поужинаешь со мной, Воробушек? Я еще никогда не ужинал с… птичками…

***

Зачем я попросил ее поужинать со мной? Теперь буду бояться облажаться. Или, наоборот, опять постараюсь все испортить.

Понимаю, что сам себе противен, но… увы, сделать ничего не могу. Совсем.

И все-таки…

Девчонка не заслужила все это. Она просто работает, зарабатывает на жизнь, и это похвально. Надя старательная, не глупая. Маленькая и наивная – это да.

Почему-то накрывает мучительная боль в груди и ком в горле, они мешают мне.

- Ильяс? Вы хотите поужинать в комнате или… может быть пойдем в столовую?

Еле сдерживаюсь, чтобы снова не съязвить. Я бы пошел, но… «Заратустра не велит», так было у классиков?

- Где будет удобнее тебе? Если в столовой – я готов поехать туда.

- Да, хорошо, тогда… я отвезу вас минут через пятнадцать?

- Давай так. Я минут через пятнадцать приеду сам. Ты ведь знаешь, что в доме я нормально ориентируюсь.

- Хорошо.

- А ты… переоденешься к ужину?

- Я? – я никогда не видел ее лица, но почему-то представляю как ее щеки становятся розовыми, и глаза удивленно округляются. – Если нужно…

- Смотри, как тебе удобно. Если удобно ужинать в форме сиделки, то...

- Я надену платье.

Надя выходит, а я… я тоже решаю переодеться. Хотя это не так просто, как кажется – как я хочу это показать. Мне нравится делать вид, что я привык к слепоте и к тому, что я прикован к креслу. Я не привык. К этому нельзя привыкнуть. Ну, может лет через двадцать, если доживу…

Глава 12

Мне страшно, почему-то так страшно, когда я вижу, как сжимаются его челюсти… И зачем только я согласилась на ужин? И вообще…

Мне вообще не нужно было соглашаться на работу у Умаровых. Не стоило поддаваться своему глупому сердцу.

Да, мне хотелось быть рядом с Ильясом! Но о чем я думала? И что делать теперь?

- Пожалуйста, Воробушек, сядь на кровать. Я не сделаю ничего плохого. Правда. Я… просто расскажу тебе о Зое. Мне надо тебе рассказать.

- Хорошо. Я сяду. Только… если ты…

- Я обещаю, ничего дурного не сделаю. Клянусь. Правда. Если что, ты можешь кричать. Айна в доме, она услышит. Или Гуля. Охрана на этаже сидит.

Понимаю, что меня на самом деле может никто и не услышать, шумоизоляция тут отличная. Но… выполняю просьбу своего капризного пациента.

- Можно я только… чай возьму?

- Он остыл, ты не обожжешься больше?

- Он уже совсем холодный, наверное.

- Бери.

Я сажусь на кровать, стараясь отползти подальше. Вижу, как Ильяс пододвигает коляску к краю, подтягивается на руках, переваливается, стараясь уместить тело так, чтобы не скатиться. Мне бы надо ему помочь, но я знаю, это ему не понравится.

Наконец, Ильяс устраивается удобно, подкладывая под спину подушку.

- Воробушек, ты почему так далеко? Сядь ближе.

- Мне и тут хорошо.

- Ладно. А чай мне подашь?

Хитрец, я знаю – дам ему чашку, и он притянет меня к себе. Но я все-таки беру чашку и подаю ему.

- Сядь ближе, пожалуйста. – шепчет на ухо. – ты так вкусно пахнешь?

- Правда? Ты же сказал, что это средство для мытья посуды?

- А я люблю мыть посуду.

Не могу удержаться, хихикаю, и… двигаюсь ближе. Как мотылек на пламя…

- Спасибо.

Я не спрашиваю за что. Знаю.

Он делает глоток, морщится, чай и правда еле теплый.

- Хочешь, я принесу кипяток, разбавлю?

- Не хочу, чтобы ты уходила.

- Ладно.

Он молчит. Делает еще глоток, потом отдает мне чашку.

- Поставь, пожалуйста. И иди ко мне…

- Ильяс…

- Не бойся. Я просто хочу, чтобы ты была рядом, когда я буду рассказывать. Это… непросто…

- Если ты не хочешь, то…

- Не хочу. Но мне нужно кому-то рассказать, иначе… иначе я с ума сойду. Вернее, я уже сошел… Просто слушай.

Он начал издалека. Как поступил в институт на какой-то странный факультет всем назло. Правда, параллельно сдал еще и на экономический, никому не сказав. Как в первый же день увидел в своей группе девушку Зою.

- Красивая, очень. Необыкновенная. Нет, вроде бы и простая, обычная, и в то же время… Светлячок…

- Почему Светлячок?

- Фамилия у нее была Светлова. И… волосы золотые, они как будто светились изнутри… Могу показать, кстати… - он как-то странно скрипнул зубами.

- Показать? У тебя есть ее фото?

- И фото тоже. И волосы. Она… она их отрезала на свадьбе у Тамерлана.

- Как… отрезала? – я не понимала, что он говорит, правда, что ли не в себе немного?

- Ножницами. Взяла и… всю эту красоту. Они у неё до самой талии были. Длинные, вьющиеся… Настоящее золото. И вот она это золото подарила Тамерлану. Свадебный подарок.

Я не могла понять правду он говорит или обманывает. Девушка, которую любил Ильяс пришла на свадьбу к его брату и отрезала свои волосы? Зачем?

- Она любила Тамерлана. И он ее любил. Они должны были пожениться. И… поженились бы, если бы не я.

Его голос стал глухим и хриплым. Ильяс рассказывал, а я цепенела, не веря в то, что все, о чем он говорит случилось на самом деле.

Ильяс не мог так поступить! Он… он не такой! Он…

- Я знал, что Алиевым нужны деньги Тамерлана. Знал, что они заставят отца уговорить брата на эту свадьбу. Я знал, что это убьет Светлячка. Знал. И убил.

Я не могла пошевелиться. Эта история так подействовала на меня. Как ледяной душ. Нет, даже не так. Словно я провалилась под лед. Провалилась и попала в западню, и не могу выбраться. Смотрю на мир оттуда, из-подо льда.

Как же можно пережить такое? Как?

Я понимала почему эта Зоя умерла. Не знаю, что с ней произошло на самом деле, но… я знаю, что можно умереть просто от горя.

Я сама однажды чуть не умерла. Наверное, меня спасло лишь то, что я решила жить, чтобы страдать. Так же как Ильяс. Нести свой крест. Только во мне не было злобы. Наоборот. Я верила, что смогу искупить вину, если буду делать что-то очень хорошее, доброе. Помогать людям.

Поэтому я и захотела пойти учиться на медицинскую сестру. Чтобы помогать.

- Ничего не скажешь?

Молчу, потому что не знаю, что сказать.

- Тогда я сам скажу. Я подонок, Надя. Подлец. Мерзкий, ничтожный… Я недостоин жить. И я не хочу жить. Поэтому и буду существовать вот так, в коляске. Слепой.

Внезапно он отодвигается от меня, дышит тяжело.

- Я убийца, Воробушек. Понимаешь? Убийца. Так что… Не ведись на мои слова, на поцелуи, на нежности. Я недостоин их, понимаешь? Если можешь бежать подальше – беги. Я поговорил с братом. Ты можешь жить в моей квартире. На работу в клинику тебя возьмут.

У меня кружилась голова, все перед глазами плыло от слез.

- Ты хочешь, чтобы я ушла?

- Дурочка… я хочу, чтобы ты осталась, понимаешь? Хочу тебя себе. Ясно? И получу, если ты не свалишь отсюда! Давай! – он неожиданно начинает кричать. – Давай, вали, ну? Я сказал! Уходи! Уходи, Надя…

Мне нужно уйти, я это понимаю. Очень хорошо понимаю. Но…

Двигаюсь к нему, обхватывая руками, прижимая голову к его груди.

- Уйди, пожалуйста… уйди… - голос его как стон, и сердце колотится как взбесившийся метроном. – Уйди…

- Не хочу. Не прогоняй меня. Можно я побуду с тобой? Прошу?

- Ты не понимаешь. Я убил человека! Я убил! Я не достоин тебя. Я ничего не достоин.

- Я тоже…

- Глупая, ты реально не понимаешь…

- Я тоже недостойна, - перебиваю, стараясь перекричать гул, стоящий в ушах, понимая, что если скажу, то, что хочу, дальше пути не будет. – Я тоже убила. Я… я убила свою маму…