Мятеж

1

Лишь два пути раскрыты для существ,

Застигнутых в капканах равновесья:

Путь мятежа и путь приспособленья.
Максимилиан Волошин.

В начале июля 1917 года было подавлено стихийно вспыхнувшее в Петрограде пробольшевистское восстание. Для большинства руководителей большевиков оно стало явной неожиданностью. Красногвардейские отряды обезоружены и разогнаны, большевицкие газеты закрыты, в Петроградском Совете рабочих и солдатских депутатов власть перешла в руки меньшевиков и эсеров. Руководители большевиков арестованы, и содержаться в Петропавловской крепости. Вождь большевиков – Ленин вместе со своим соратником Зиновьевым скрывается где-то от охранки Временного правительства. Большевики вынуждены перейти на нелегальное положение.

Александр Фёдорович Керенский, военный министр Временного правительства занял должность министра-председателя вместо ушедшего в отставку Георгия Львова, назначенного лично Николаем II после своего отречения.

В Таврическом дворце эсеро-меньшевистский Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет Советов рабочих и солдатских депутатов назвал большевиков заблуждающимися, но честными борцами и попытки представить их вождя Владимира Ленина германским шпионом, а их всех обвинить в государственной измене, не более чем происки контрреволюции.

У большевиков остался ещё шанс, взять реванш.

Все эти события авторитета Временному правительству не прибавили, порядка по-прежнему не было, царила анархия и неразбериха. В стране требовалось навести порядок.

1

На вокзал города Могилёва, где в это время находилась Ставка Верховного Главнокомандующего генерала Алексея Алексеевича Брусилова, прибыл поезд министра-председателя и, одновременно, министра армии и флота Александра Фёдоровича Керенского. Прибыл для назначенного на этот день – 16 июля – совещания о выработке неотложных дел по армии. Совещание назначено на 15 часов, прибытие поезда было намечено на 14 часов 30 минут, но он прибыл на час раньше. К огромному неудовольствию министра-председателя его никто не встречал: ни сам генерал-адъютант Брусилов, ни, хотя бы, его начальник штаба генерал-лейтенант Лукомский.

Как раз в это время главнокомандующий слушал доклад своего начальника штаба о положении дел на фронтах. Узнав о прибытии Керенского, Брусилов решил не прерывать доклад Лукомского, а послал своего генерала для поручений с извинениями и просьбой прибыть в Ставку в назначенное для совещания время.

2

В полночь с вокзала в Могилёве поезд министра-председателя отбыл в Петроград. Керенский пригласил поехать с собой в столицу комиссара Юго-Западного фронта Бориса Викторовича Савинкова и комиссара 8 армии того же фронта, Максимилиана Максимилиановича Филоненко.

Чистота и роскошность вагона поражало воображение. Впрочем, чему удивляться? Это бывший литерный поезд императора России.

Адъютанты Керенского поручик Виннер и мичман Кованько принесли чай, подали сахар и бублики. Мерно стучали колёса, за окном вагона проносилась тёмная ночь, дрожали стаканы в серебряных подстаканниках, звякали о стекло серебряные ложечки.

3

Корнилов смотрел в окно на Днепр. Был новый верховный главнокомандующий небольшого роста, худощавый, тёмноглазый, лицо скуластое с редкой бородкой и усами, руки тонкие, но жилистые и имел кривые ноги прирождённого кавалериста. В Могилёве, в отличие от своих предшественников, предпочитавших новинку века – автомобиль, Корнилов передвигался верхом. Не смотря на тщедушную фигурку генерала, в нём чувствовалась внутренняя сила, воля. Характер у него прямой и твёрдый. Но он искренне соглашался с восточной мудростью, что только дурак всё знает, а умный во всём сомневается. Иногда это его убеждённость мешала оперативно принять решения. Он знал и любил изящную восточную поэзию и, при случае, мог щегольнуть цитатой какого-нибудь восточного, в основном персидского поэта. Владел он в совершенстве французским языком, что естественно для офицерской среды России, знал язык врагов - немецкий и английский, а кроме персидского языка, знал ещё урду и хорошо говорил на туркменском языке. Со своим конвоем, состоящим из текинцев, он общался исключительно на их языке. Это ему напоминало о молодости. Он вообще любил вспоминать о своих приключениях в Персии и Афганистане. А вот в людях разбирался плохо. Этот свой недостаток он знал.