Мышка в клетке

Глава 1.

Ворота Блэквуда. Те самые чертовы ворота, через которые я сбежала три года назад.

Мимо проносится стайка девчонок — хихикают над чем-то в телефоне, селфятся на каждом углу. Одна так выгнулась для фото, что я аж испугалась — позвоночник же можно вывихнуть! Из чьей-то тачки басы долбят. Обычный день в Блэквуде — шумно, ярко, дорого-богато.

А я тут стою посреди всего этого движа и чувствую себя... пустым местом? Невидимкой?

Смешно. Три года назад мечтала стать невидимой после того позора. Ну вот, мечта сбылась — теперь я часть декораций.

Заставляю себя идти дальше. Мимо идеально подстриженных кустов, мимо фонтанов с хлором... А вот и та скамейка. Под старым платаном, где листья создают такую классную тень.

Сердце екает предательски.

Именно там все началось. Он сидел с какой-то книжкой. Солнце било ему в лицо, и он щурился, делая пометки на полях. Вокруг вились девчонки из его тусовки, но он их в упор не замечал.

А я как дура застряла посреди дорожки с остывающим кофе. Пялилась и не могла оторваться. Идиотка, да? Ну кто так делает — стоять и пялиться на парня, который тебя даже не знает.

"Серьезно, Мышка? Ты правда думала, что я могу заинтересоваться такой, как ты?"

Его голос до сих пор сидит в голове. Каждая чертова интонация. Каждая пауза. Как он растянул это "Мышка".

— Эй, красавица! Дорогу освободи, а!

Ой блин, я реально посреди дороги встала. Отскакиваю в сторону, чуть не спотыкаюсь о бордюр. Щеки горят — ну вот, теперь я еще и пробки создаю. Супер начало, Сиенна. Просто супер.

В Париже было... проще? Легче? Да просто там никто не знал мою историю. Я была обычной студенткой среди тысяч таких же. Рисовала ночами напролет, пила дешевое вино с соседками, таскала свои картины на Монмартр — вдруг кто купит. Нормальная жизнь. Без призраков прошлого.

Думала, изменилась за эти три года. Стала круче, сильнее, пофигистичнее. Ага, как же. Стоило только вернуться сюда — и вся моя новая крутость слетела.

До сих пор больно, если честно. И стыдно. И злобно. И стыдно за то, что злобно. Замкнутый круг какой-то.

Ладно, хватит ныть. Документы забрать, ключи от комнаты получить, и можно валить отсюда. Ну, до завтра хотя бы.

Главный двор встречает привычной картиной. Все те же группировки, все та же негласная иерархия. Ничего не поменялось за три года.

Под старыми вязами расположилась золотая молодежь — последние айфоны, брендовые шмотки, ключи от тачек небрежно брошены на траву. Обсуждают чьи-то выходные на яхте. "А помнишь, как Максвелл упал за борт?" — ржет какая-то блондинка. Остальные подхватывают.

У фонтана — ботаники со своими ноутбуками. Спорят о чем-то заумном — квантовая физика? теория струн? Не разберешь. Единственные, кто реально сюда учиться пришел.

На ступеньках спортзала качки выясняют, у кого бицепс больше. Майки специально закатаны, чтобы все видели результат. "Братан, я вчера сто пятьдесят выжал!" — хвастается один. Другие не впечатлены.

И тут...

Сначала просто спина. Широкие плечи в идеально сидящем пиджаке. Темные волосы чуть длиннее, чем раньше, но все такая же идеальная стрижка. Походка... Блин, я узнаю эту походку из тысячи.

Желудок делает тройное сальто. В горле пересыхает мгновенно. Сердце начинает колотиться где-то в районе миндалин.

Нет-нет-нет. Только не сейчас. Я не готова. Совсем не готова. Где моя броня? Где пофигизм? Где хоть что-то, блин?!

Разворачиваюсь резко — надо валить. Срочно. Немедленно. И врезаюсь прямо в какую-то девушку. Ее учебники летят веером во все стороны.

— Ой, блин, прости! — приседаю автоматически, помогая собрать разлетевшееся барахло.

— Ничего страш... Стоп. Сиенна? Сиенна Девро?!

Поднимаю взгляд. Эмма. Та самая Эмма из параллельной группы, которая знает все сплетни в радиусе ста километров. Главный университетский сплетнефон. Вот же черт.

— Это реально ты! О боже, где ты пропадала? Все думали, ты вообще не вернешься после... ну, после всего того... понимаешь...

Ее голос. Громкий. Слишком громкий. Как мегафон какой-то. Люди начинают оборачиваться, и я физически чувствую их взгляды. Десятки взглядов буравят меня со всех сторон.

"Это же та самая..."

"Помнишь, как Мэдокс тогда..."

"Она реально вернулась?"

"Прикинь, какая наглость..."

Шепотки расползаются кругами. Кто-то достает телефон — наверняка снимает для сторис.

Выпрямляюсь медленно. В ушах шумит так громко, что остальные звуки приглушаются. Кожа горит под чужими взглядами.

И тут наши глаза встречаются.

Кассиан обернулся. Смотрит прямо на меня через весь двор. Расстояние метров тридцать, но я вижу каждую деталь его лица. Вижу, как мелькает удивление — буквально на долю секунды. Потом лицо становится нечитаемым. А потом...

Потом уголок его рта ползет вверх. Медленно. Та самая ухмылка, от которой у меня все внутри холодеет.

Он подносит руку к губам. Обводит их кончиками пальцев. И беззвучно произносит слова. Я не слышу, но читаю по губам без труда.

"Мышка. Вернулась в клетку".

Глава 2.

Ноги просто отказываются двигаться. Стою посреди университетского двора, а в голове белый шум. Сердце колотится где-то в горле, и я даже дышать нормально не могу.

Серо-голубые глаза... как я вообще могла забыть их? Они мне до сих пор снятся. В кошмарах...

Так, стоп. Хватит паниковать. Три года прошло, я уже не та наивная дурочка, которая велась на красивые глазки. Заставляю себя выпрямиться, но колени предательски подгибаются. Подбородок вверх, плечи назад. Встречу его с гордо поднятой головой, даже если внутри все дрожит мелкой дрожью.

Он направляется прямо ко мне. Ну конечно, куда же еще. Не может просто пройти мимо, сделать вид, что не заметил. Это же Кассиан — ему обязательно нужно потыкать палочкой в больное место, проверить, еще болит или уже зажило.

С каждым его шагом дышать становится все труднее. Воздух вдруг стал вязким, как кисель какой-то. Или это мои легкие решили устроить забастовку?

Останавливается слишком близко. Настолько, что я чувствую его парфюм. Дорогой, с нотками кедра и еще чего-то... сандала, кажется.

— Сиенна Девро.

Мое имя в его исполнении звучит как-то... по-особенному.

Натягиваю самую безразличную улыбку, какую только могу изобразить.

— Кассиан. Вижу, все такой же популярный. Свита подхалимов на месте, как всегда.

Левый уголок его рта дергается. Ждал, что я начну мямлить и краснеть? Ха, обломись.

— Изменилась.

Он наклоняет голову, изучает меня с ног до головы. От этого взгляда хочется натянуть капюшон поглубже. Или вообще телепортироваться куда-нибудь на другой континент. Но я стою. Улыбаюсь. Делаю вид, что мне пофиг.

— А ты все такой же. Прическа идеальная, костюм с иголочки, выражение лица "я лучше всех" — классический набор не меняется.

Вру, конечно. Он изменился. И как изменился... Стал жестче. Черты лица заострились, скулы стали еще более выраженными. В движениях появилась какая-то хищная грация. Раньше он был просто красивым богатым мальчиком. Теперь — опасным мужчиной. С очень большими деньгами.

Черт, зачем я вообще это все подмечаю? Мозг, прекрати фиксировать, как идеально сидит его пиджак. Как очерчена линия челюсти. Как тени ложатся на скулы. Да, я художница, но это не повод мысленно рисовать портрет человека, который меня уничтожил.

Он улыбается. И у меня внутри все переворачивается с ног на голову.

— Острая на язык стала. Занятно.

Наклоняется ближе. Вторгается в мое личное пространство так нагло, будто имеет на это полное право.

— Помню, как ты раньше краснела и что-то невнятно бормотала. Милая была. Наивная такая.

Вот оно. Удар под дых. Прямо по больному.

Память услужливо подбрасывает картинки той ночи. Толпа смеющихся лиц, вспышки телефонов, его презрительная ухмылка. "Серьезно, Мышка? Ты правда думала..."

Нет. Стоп. Не сейчас. Не здесь. Не дам ему увидеть, что это все еще задевает.

Злость накатывает волной. Хватаюсь за нее.

— Слушай, Мэдокс, чего тебе надо? У тебя же день расписан по минутам. Утром — унизить парочку первокурсников, в обед — разорить чей-нибудь бизнес, вечером — очередную дурочку в постель затащить... Я где-то между этими важными делами затесалась?

Бровь ползет вверх. Театрально так, нарочито. Мол, ах ты дерзкая какая стала.

— Просто здороваюсь со старой... — пауза, — знакомой. Мы же толком не попрощались три года назад. Ты так внезапно исчезла.

Руки сами собой сжимаются в кулаки. Ногти впиваются в ладони — больно, но это хоть как-то помогает не врезать ему по его идеальному лицу.

— Знаешь что? Спасибо тебе.

Вот это я его удивила. Глаза чуть расширились — буквально на долю секунды, но я успела заметить.

— И за что же благодарность?

Делаю глубокий вдох. Выдох. Еще один.

— За важный жизненный урок. Если бы не та ночь, я бы еще долго верила, что за красивой внешностью может скрываться хоть что-то стоящее. А так — ты сэкономил мне кучу времени. Теперь я сразу вижу пустышек вроде тебя. Очень полезный навык, между прочим.

Его зрачки сужаются. Челюсть напрягается так, что желваки проступают. На мгновение мне кажется, что маска вот-вот треснет, но он берет себя в руки с поразительной скоростью.

— У каждого своя версия произошедшего. Кстати, раз уж встретились — поговори со своим отцом. Он расскажет... интересные подробности твоего возвращения в Блэквуд.

Что? Стоп, при чем тут мой папа? О чем он вообще?

— С какого перепугу ты вдруг вспомнил про моего отца?

Еще шаг ко мне. Теперь между нами сантиметров тридцать, не больше. И мне приходится задирать голову, чтобы смотреть ему в глаза. Ненавижу. Почему он такой высокий?

— Просто поинтересуйся у него, Мышка.

Он наклоняется к самому уху. Его дыхание обжигает кожу, и по шее бегут мурашки. Гадкие такие мурашки, от которых хочется отпрыгнуть подальше и растереть кожу до красноты.

— Спроси папочку, какой сюрприз он для тебя приготовил. И почему ты на самом деле вернулась в Блэквуд. Уверен, тебе понравится.

Что за бред он несет? Это очередная его игра? Пытается выбить меня из колеи? Ну, надо признать — получается. В голове уже набат бьет от тревоги.

— Я вернулась, чтобы закончить учебу. Диплом получить. Все просто. Никаких сюрпризов и заговоров.

Он отстраняется. И смотрит на меня так... Будто у меня на лбу большими буквами написано "НАИВНАЯ ИДИОТКА".

— Кассиан.

Мы оба вздрагиваем и оборачиваемся. Адриан Фостер — вечная тень Кассиана — материализовался в паре метров от нас. Кивает мне, но весь его фокус на Кассиане.

— Что случилось?

Кассиан явно раздражен. Редкое зрелище — обычно он держит эмоции на таком коротком поводке, что иногда кажется, будто их вообще нет.

— Отец на линии. Срочно.

— Мисс Девро, — он поворачивается ко мне. Опять эта фальшивая вежливость. — Вынужден прервать наш... разговор. Но мы обязательно продолжим. В самое ближайшее время.

Это угроза или обещание? Инстинктивно отступаю на шаг. Он, конечно, это замечает. Губы растягиваются в ухмылке.

Глава 3.

Сворачиваю на нашу улицу. Притормаживаю у ворот и... черт. Что с домом? Нет, не то чтобы он развалился, но... запущенный какой-то. Трава между плитками торчит. На статуях птичье дерьмо — раньше их мыли каждую неделю. А мамины розы...

Мама обожала свои розы. Она возилась с ними каждый четверг. Подрезала, формировала кусты, разговаривала с ними. Говорила, что растения чувствуют заботу. Сейчас они больше похожи на дикие заросли.

Глушу мотор. Сижу еще минуту, пялясь на облупившуюся краску на ставнях. Когда это все успело так... одичать? Три года назад дом выглядел идеально. Что случилось?

Ладно, хватит рассиживаться. У меня есть вопросы, и кое-кто мне на них ответит.

Выбираюсь из машины. С каждым шагом к двери злость только крепчает.

Дверь распахивается раньше, чем успеваю постучать.

— Сиенна! — Эстер встречает меня.

Ого. А наша экономка постарела. Сильно постарела. Седые пряди, которых раньше не было. Морщины вокруг глаз стали глубже. И этот халат... Эстер, которая всегда выглядела как из журнала, теперь в каком-то застиранном тряпье?

— Милая, мы не ждали... Господи, как же ты выросла! Похорошела!

Она тянется обнять меня. Я отступаю.

— Где папа? Мне нужно с ним поговорить. Срочно.

Улыбка сползает с ее лица.

— В кабинете. Наверху. Но может, сначала перекусишь? Я мигом разогрею...

— Спасибо, не надо. Я ненадолго.

Прохожу мимо нее в холл. Тут тоже все... не то. Пыль на картинах — мама бы в жизни такого не допустила. Люстра потускнела. Раньше хрусталь сверкал так, что глаза резало. Сейчас он покрыт какой-то серой пленкой.

По лестнице лечу через ступеньку. В детстве мы с Алексом вечно устраивали гонки — кто быстрее добежит до своей комнаты. Он всегда выигрывал, длинноногий засранец. Орал на весь дом: «Я первый! Ты проиграла!» А мама стояла внизу, грозила пальцем, но смеялась. Говорила, что мы как два урагана.

Сейчас в доме тишина. Мертвая такая. Только мои шаги гулким эхом отдаются.

На площадке второго этажа замираю перед дверью кабинета. Стучать? А смысл? Все равно разговор будет не из приятных.

Распахиваю дверь без предупреждения.

Папа сидит, уткнувшись в бумаги. Господи, когда он успел так постареть? Седина не только на висках, по всей голове серебрится. Между бровей залегла глубокая складка, которой раньше не было. Костюм помятый, галстук съехал набок.

Поднимает голову и на лице целый спектакль эмоций. Радость — дочка вернулась! Удивление — так рано? Понимание — что-то случилось. И наконец паника — она все знает.

Хотя я пока ни черта не знаю. Но судя по его физиономии, знать должна.

— Сиенна? — ручка выпадает из пальцев, стукается об стол. — Солнышко, ты уже вернулась? Как замечательно!

Замечательно. Особенно его дерганые движения замечательны.

Захлопываю дверь. Прислоняюсь к ней спиной, скрещиваю руки на груди.

— Вернулась. И знаешь, что первым делом услышала? Кассиан Мэдокс передал привет. Сказал спросить у тебя про какой-то сюрприз. Ну давай, пап. Удиви меня.

Вот теперь он окончательно серый стал. Даже губы побелели. Хватается за стакан воды, промахивается, чуть не опрокидывает.

— Кассиан... он подходил к тебе? Что он тебе сказал?

Трет переносицу так усердно, что кожа краснеет. Взгляд бегает — стол, окно, книжные полки. Куда угодно, только не на меня.

— Ага, подходил. Очень мило пообщались. А теперь выкладывай, что за фигня происходит?

Подхожу к столу. Упираюсь ладонями в полированную поверхность, нависаю над ним. Он вздрагивает, откидывается на спинку кресла.

— Присядь, пожалуйста. Нам нужно серьезно поговорить.

— Я постою.

— После смерти мамы... — он запинается, сглатывает. — После ее смерти дела пошли не очень хорошо. Я вложился в проект. Казался перспективным — азиатские партнеры, новые технологии, огромный рынок сбыта...

— И ты прогорел, — не вопрос, констатация факта.

По его ссутулившимся плечам вижу — в точку.

— Сначала все шло прекрасно. Контракты подписаны, первые партии отгружены, предоплата поступила. Я даже взял кредиты под расширение производства. А потом... — он встает, подходит к окну. — Кризис на азиатских рынках. Партнеры исчезли вместе с деньгами. Остались только долги. Огромные долги.

Руки он прячет в карманы. Наверное, чтобы я не видела, как они трясутся.

— Я пытался выкрутиться. Брал новые кредиты, чтобы погасить старые. Продал часть активов. Но это была уже агония, не спасение. Месяц назад ситуация стала критической. Банки подали в суд. Грозились отобрать дом, остатки компании, все счета заморозить.

В комнате становится душно. Или это мне так кажется?

— И тут появился Эдвард Мэдокс, — папа поворачивается ко мне. — Предложил помощь. Готов погасить все долги. Спасти компанию, дом, репутацию семьи. Обеспечить нам безбедную жизнь.

Внутри все холодеет. Потому что Мэдоксы просто так ничего не делают. У них за любой помощью стоит цена.

— Но у него есть условие, — папа смотрит мне в глаза. В его взгляде столько отчаяния, что становится не по себе.

— Какое условие? — хотя я уже догадываюсь. Просто не хочу верить.

— Брак. Ты выйдешь замуж за Кассиана.

Глава 4.

В ушах какой-то странный гул. Или это просто кровь так шумит? Не могу понять. Папа все еще что-то бубнит, губы шевелятся, но до меня доходит только одно слово.

Брак.

С Кассианом.

Стоп. Что? Это же какая-то чушь. Сейчас он рассмеется и скажет, что неудачно пошутил. Да, шутка дурацкая получилась, но все лучше, чем... Нет, альтернативы вообще не существует. Не может существовать.

— Нет.

Ладони саднит. Когда я успела так вцепиться ногтями в собственные руки? Разжимаю кулаки, на коже остались красные полумесяцы.

Париж. Вспоминается моя крошечная квартирка на седьмом этаже без лифта. Как я туда забиралась первые недели — это отдельная песня. Ноги не шли, все тело трясло. Соседка снизу, мадам Дюбуа, вечно стучала шваброй в потолок, когда я ревела по ночам. "Мадемуазель, у меня завтра работа!" — орала она. А у меня что, не было работы? Была. В кафешке возле Сорбонны. Официанткой. Я, которая раньше и яичницу-то не умела жарить.

И все из-за него. Из-за Кассиана чертового Мэдокса.

— Ты меня продал.

Ох, как папу передернуло.

Что-то внутри меня ломается. Слышу даже — хрусть!

— Сиенна, солнышко... Все не так просто... Если бы был выбор...

— ПРОДАЛ!

Ору во всю глотку. Когда я вообще так орала последний раз? В детстве, когда Алекс сломал мою любимую куклу? Нет, тогда я просто плакала. Сейчас хочется что-нибудь разбить. Желательно об папину голову.

— Ты... ты отдал меня этому... этому... — слова застревают. Как назвать Кассиана? Ублюдок? Мало. Садист? Тоже не то. — Я до сих пор от кошмаров просыпаюсь! А ты взял и...

Папа как-то весь сдулся. Стоит такой... жалкий.

Хочется подбежать и обнять его. И одновременно ударить, что есть силы. Черт, ну почему все так сложно?!

— Позволь объяснить...

Он тянет ко мне руку. Медленно так, неуверенно. Будто я дикий зверь, который может укусить. А может, и укушу. Настроение подходящее.

— Не позволю!

Скрещиваю руки на груди.

— Помнишь, что ты мне говорил три года назад? — смех вырывается сам. — "Езжай в Париж, солнышко. Начни новую жизнь. Забудь этого мерзавца." Помнишь, а?

— Думаешь, мне легко?! Компания деда! Дом, где мы с мамой... где ты родилась...

НЕТ. Только не маму. Это запрещенный прием!

— Не смей! Это манипуляция, и ты прекрасно это знаешь!

— ЭТО ПРАВДА! У МЕНЯ НЕТ ВЫБОРА!

БАМ!

Дверь влетает в стену. На пороге Алекс. Волосы торчат во все стороны, футболка задом наперед, на щеке отпечаток от подушки.

— Какого хрена тут творится?!

Секунда и братец уже виснет на мне. Обнимает так, что ребра хрустят. Вдыхаю запах его дурацкого геля для душа "Морской бриз" и почему-то хочется зареветь.

— Привет, придурок.

— Привет, художница.

— Кстати, футболка у тебя наизнанку.

— Да насрать. Так че за крики?

— Папа решил меня замуж отдать. За Мэдокса. Ну помнишь того урода, который...

Лицо Алекса — это отдельное шоу. Сначала непонимание — брови вверх, рот приоткрыт. Потом шок — глаза круглые как блюдца. И наконец ярость — ноздри раздуваются, скулы играют.

А дальше... дальше мой брат выдает такой концерт матерных симфоний, что даже я краснею. Это надо же — столько синонимов к слову "мудак" знать! И откуда только?

— Это че, серьезно?! — наконец он выдыхается.

— Ну а я на шутницу похожа?

— Ты пошлешь их нахрен, да? Си, скажи, что уже послала!

— И толку? Папа по уши в долгах. Мэдоксы готовы "помочь".

Алекс резко разворачивается к отцу. Аж шея хрустнула — услышала.

— Это правда?! Ты реально собрался Сиенну... продать?!

Папа снова падает в кресло. Закрывает лицо руками.

— Никого я не продаю... Это единственный выход. Иначе потеряем все. Дом, будущее, компанию...

— Да пошла она, твоя компания!

Алекс рвется к отцу, но я хватаю его за руку.

— Алекс, не надо.

— Как не надо?! Он тебя этому... этому...

— Знаю.

— И ты СОГЛАСНА?!

Вот он, вопрос на миллион. Согласна ли я? А какие варианты? Компанию разорят? Дом отберут? Работников уволят?

— Не знаю.

Алекс смотрит на меня так, будто я предательница.

— Мне нужно подумать. Папа прав — если откажемся, потеряем все. И не только мы.

— Сиенна, НЕТ!

Алекс трясет меня за плечи. В глазах паника пополам с яростью.

— Очнись! Это же Кассиан! Тот самый, который...

— Помню, — перебиваю. — Но что ты предлагаешь? Сбежать? Бросить все? А папа? Посмотри на него!

Оба поворачиваемся. Папа сидит, ссутулившись. Седой, усталый, сломленный. Когда я в последний раз видела его таким? Когда маму хоронили? Нет, тогда он хотя бы держался. А сейчас...

— Времени мало, — папа поднимает голову. — Мэдоксы ждут ответ завтра. Ужин в семь.

У меня подкашиваются ноги. Хватаюсь за спинку кресла.

— Завтра?!

Это через... черт, меньше суток! Я-то думала, у меня есть время. Неделя, две. Обдумать, взвесить, может, найти другой выход. А тут...

— Хотел утром сказать... Подготовить...

Ха! Подготовить! К свадьбе с человеком, который превратил мою жизнь в ад? Есть инструкция? "Как выйти замуж за своего мучителя в три простых шага"?

Алекс не отпускает мои плечи. Чувствую его поддержку — молчаливое "я с тобой, что бы ты ни решила".

— Я к себе.

Нужно побыть одной. Переварить всю эту кашу. Может, найти выход. Или хотя бы успокоиться настолько, чтобы не убить никого.

У двери папин голос догоняет:

— Сиенна... Что бы ты ни решила... я пойму.

Рука сжимает ручку так сильно, что пальцы белеют. Поймет он. Ага.

Оборачиваюсь. Смотрю на него — на человека, который учил меня кататься на велике. Который приносил горячий чай с медом, когда я болела. Который держал за руку на маминых похоронах.

Сейчас от того папы ничего не осталось. Только оболочка. Пустышка.

— Нет, пап. Не поймешь. Если я откажусь — ты потеряешь компанию, деньги, статус. Неприятно, но переживешь. А если соглашусь...

Глава 5.

Стою у зеркала уже минут двадцать. Зеленое платье облегает все, что нужно облегать. А вот складка на боку... Тяну ткань вниз, потом вверх. Бесполезно. Она там и останется, как ни крути.

Мамин браслет холодит запястье. Единственное, что от нее осталось. Ну, кроме фотографий и воспоминаний о том, как она пела мне колыбельные.

Смешно же, да? Меня сейчас продадут, как... даже сравнения подходящего не найду. Скотина на ярмарке — слишком грубо. Товар на аукционе — слишком... холодно, что ли. Мама бы точно не одобрила. Хотя... Может, и поняла бы? Семья есть семья, даже когда эта семья творит полную дичь.

— Эй, можно?

Алекс просовывается в дверь. На нем тот самый костюм с выпускного. Помню, как мы его выбирали — он тогда ныл, что похож на пингвина. А сейчас... Пуговицы еле сходятся, рукава короткие. Мой братишка вымахал, пока я в Париже прохлаждалась.

— Ого... — он застывает посреди комнаты, моргает. — Ты прям... вау.

Ну да, комплименты — не его конек. Зато искренне.

— "Вау"? Серьезно? Три года в колледже, и словарный запас не расширился?

— А че еще сказать? — пожимает плечами, подходит ближе. — Красивая, блин. Хотя если учесть, для чего это все...

В зеркале мы смотримся... грустно, что ли. Два клоуна в дорогих шмотках, которые идут на собственные похороны. Ну или на мои похороны. Алекс-то просто за компанию.

— Слушай, — он вдруг хватает меня за локоть, разворачивает к себе. — А давай реально свалим? У Давида батя свой самолет гоняет на Бали каждые выходные. Попросимся — и привет, пальмы, море, никаких Мэдоксов.

Ох, как же заманчиво звучит. Валяться на песке, рисовать закаты, пить что-нибудь с зонтиком... Но потом вспоминаю папино лицо вчера. Руки у него тряслись, когда наливал себе виски. Третий стакан подряд.

— И оставить папу тут одного? — качаю головой. — Ты же знаешь, что с ним будет. Запьет по-черному. А там и до петли недалеко.

— Да он тебя продал! — Алекс аж покраснел, вены на шее вздулись. — Как вещь какую-то! И ты его еще защищаешь?

— Он наш отец, Алекс. Да, накосячил. Да, долгов набрал как идиот. Но мы семья. Или это просто слова?

Брат сдувается, обнимает меня за плечи. Неловко так, по-мальчишески.

— Ладно. Но если этот урод хоть пальцем тебя тронет, я ему все кости переломаю. Мне пофиг на его бабки и охрану.

— Только не сегодня, а? Давай хотя бы ужин переживем.

— Не обещаю.

Спускаемся по лестнице. С каждой ступенькой ноги все больше превращаются в желе. Из гостиной голоса, папа что-то бубнит, кто-то отвечает басом. Эдвард Мэдокс, видимо.

Еще два шага, и мы на пороге. Папа у камина мнется, дергает манжеты. Его фирменный жест, когда нервничает. А рядом... Господи, это что, клон из журнала "Форбс"? Седина на висках, костюм идеальный, лицо холодное. И взгляд... Брр. Будто сканирует и сразу выносит вердикт — не достойна.

А потом я вижу... Кассиана.

Меня будто током шарахнуло. В смокинге он выглядит... нереально, что ли.

Наши взгляды встречаются. Я жду увидеть там презрение, насмешку, что угодно. Но там... ничего. Просто смотрит.

— А вот и наше солнышко! — папа изображает радость. Получается так себе — больше на гримасу похоже.

— Мисс Девро, — Эдвард Мэдокс подходит, протягивает руку. — Много о вас слышал. Рад наконец познакомиться.

— Мистер Мэдокс. Взаимно.

Ну да, вру я теперь мастерски. Научилась еще в Париже, когда преподаватели спрашивали, все ли в порядке, а я улыбалась и кивала.

Кассиан отлипает от окна, идет к нам. Каждый шаг отдается где-то под ребрами. Вблизи он еще красивее — эти скулы, этот нос, эти невозможные глаза. Серо-голубые, как море в шторм... Ну почему такая красота досталась полному мудаку? Где справедливость?

— Сиенна, — берет мою руку, и я чувствую, как по коже бегут мурашки. — Прекрасно выглядишь. Изумрудный цвет тебе к лицу.

Пытаюсь выдернуть руку, но он держит. Не больно, но крепко.

— Спасибо. Ты тоже... хорошо выглядишь.

Наконец вырываю руку. Стою с дурацкой улыбкой, мечтая о том, чтобы провалиться сквозь землю. Или хотя бы сбежать на кухню под предлогом проверки ужина.

— Может, пройдем к столу? — предлагает папа, видимо, тоже не знающий, куда себя деть.

Глава 6.

Сижу напротив Кассиана и усиленно делаю вид, что он для меня — пустое место. Он тоже старается не смотреть в мою сторону, весь такой увлеченный беседой наших отцов. Но... я кожей чувствую его присутствие.

Эдвард Мэдокс заливает про политику. Потом резко перескакивает на экономику. Теперь вот искусство обсуждает. Папа кивает как китайский болванчик — да-да, конечно-конечно, абсолютно согласен. Руки у него мелко подрагивают, когда тянется за бокалом. Папочка, ну хоть немного держи лицо...

Взгляд Алекса буквально прожигает дыру в Кассиане. Мой братец сидит весь напряженный, челюсти так стиснул, что скулы ходуном ходят. Знаю его — он уже прикидывает, под каким углом воткнуть вилку, чтобы максимально больно было. И как глубоко. И сколько раз повернуть для верности.

БАМ!

— К черту! — вилка летит на стол, звон такой, что у меня аж в ушах зазвенело. — Хватит уже этого цирка! Все же в курсе, какого хрена мы тут собрались!

Папа подскакивает.

— Алекс, немедленно прекрати!

Эдвард поднимает руку и папа захлопывает рот. Вот так просто. От одного движения руки люди превращаются в послушных песиков.

— Ваш сын абсолютно прав, Роберт. Довольно тянуть резину. Мы собрались здесь для обсуждения деловой договоренности. Союз наших семей принесет выгоду всем заинтересованным сторонам.

— Всем, кроме Сиенны! — Алекс весь красный от злости.

Кассиан медленно поворачивает голову к моему брату. И что это в его взгляде? Не злость вроде... Скорее какая-то... усталость?

— Твои опасения вполне понятны, Александр. Однако уверяю тебя — я отношусь к твоей сестре с гораздо большим... уважением, чем может показаться на первый взгляд.

Ого, вот это заявочка! Уважением он, видите ли, ко мне относится. После того как размазал меня по стенке перед всем универом? Да он просто издевается, сволочь.

У Алекса лицо становится свекольного цвета. Вены на шее вздуваются так, что кажется сейчас лопнут.

— Ты вообще в своем уме?! После всего дерьма, что ты устроил? Какое на хрен уважение? Ты же ее просто уничтожил тогда!

Эдвард промокает губы салфеткой.

— Что было, то прошло. Молодость, горячность... со всеми случается. Сейчас мой сын готов загладить все прошлые... недоразумения.

Недоразумения. Он назвал ту ночь недоразумением. Когда я стояла посреди толпы, а все ржали. Когда Кассиан смотрел на меня как на грязь.

— Недоразумения?! Да вы совсем рехнулись?! Он же морально уничтожил ее! При всех! Специально!

Хватаю брата за руку. Под пальцами чувствую, как у него мышцы играют — еще секунда, и он бросится через стол. И тогда точно будет весело.

— Алекс. Хватит уже.

Он смотрит на меня таким взглядом... Будто я его предала по-крупному. Столько боли в глазах, что мне стыдно становится.

— Си, только не говори, что ты...

Разворачиваюсь к Эдварду. Хватит уже этих танцев с бубнами.

— Давайте к делу. Условия сделки. Конкретно, без воды.

Эдвард складывает руки перед собой.

— Ценю прямоту, мисс Девро. Что ж, изложу максимально ясно. Вы с Кассианом объявляете о помолвке. Год изображаете счастливую пару на всех публичных мероприятиях. В обмен все долги вашего отца исчезают. Как по мановению волшебной палочки.

Делает театральную паузу. Ждет реакции.

— Что касается личной жизни — это исключительно ваше дело. Нам необходима лишь красивая картинка для прессы и деловых партнеров. За закрытыми дверями можете делать что угодно... Главное — никаких скандалов в СМИ.

Ха. Подает это как щедрый бонус. Мол, смотрите какие мы прогрессивные — не заставляем вас трахаться по расписанию. Только улыбайтесь для камер, а остальное пофиг!

Год. Всего двенадцать месяцев. Это же не целая жизнь? Потерплю как-нибудь, и семья будет свободна.

Но блин... Год видеть Кассиана каждый день. Держаться за ручки на публике как голубки. Улыбаться в камеры до судорог. Притворяться, что между нами хоть что-то есть кроме взаимной неприязни.

Перевожу взгляд на Кассиана. Сидит как истукан. Сина прямая, руки на столе, взгляд в пустоту. Образцовый сыночек, идеальный наследник. Интересно, что у него в голове творится? Или там тоже пустота, как в глазах?

— А ты-то согласен в парочку играть?

— Решение отца — мое решение. Уверен, мы сможем найти общий язык на этот период.

Обвожу взглядом всех собравшихся. Папа — жалкий, перепуганный, готовый на что угодно лишь бы спастись. Алекс — взбешенный до предела, но бессильный что-либо изменить. Эдвард — хладнокровный кукловод, уверенный в своей победе. И Кассиан — ходячая загадка в дорогом костюме.

А выбора-то по сути и нет. Была бы альтернатива, вцепилась бы в нее зубами. Но ее нет. Есть только эта гребаная сделка. Год моей жизни в обмен на спасение семьи от полного краха.

— Ладно. Согласна. Но у меня есть условия.

Эдвард чуть наклоняет голову.

— Слушаю вас внимательно.

Выпрямляюсь, расправляю плечи. Раз уж играть в эти игры, то хотя бы по моим правилам.

— Первое. Никакого секса между нами. Никаких поцелуев, если рядом нет свидетелей. Никаких совместных ночевок. Это чисто деловое соглашение, и я не собираюсь изображать влюбленную дурочку в постели.

Краем глаза замечаю, как дергается челюсть у Кассиана. Задело? Отлично. Пусть знает свое место.

— Разумно. Принято.

— Второе. Я продолжаю учиться, рисовать, жить своей жизнью. Да, буду изображать вашу невесту на публике, но моя учеба и карьера — это мое личное дело.

— Если это не будет вредить репутации семьи — договорились.

— И третье. Через год, что бы ни случилось, моя семья остается под защитой. Никаких "а давайте продлим" или новых условий.

На лице Эдварда появляется почти искренняя улыбка. Ну или очень качественная подделка под нее.

— Вы умеете вести переговоры, мисс Девро. Редкое качество для художницы. Согласен на все пункты. Кассиан?

— Условия Сиенны меня полностью устраивают.

Глава 7.

Холст передо мной чистый уже битый час. Краски размазаны по палитре как попало, кисть крутится в пальцах, а в голове... пустота какая-то.

Окей, попробую абстракцию. Мажу ультрамарином по холсту. Получается какая-то синяя клякса. Черт, даже абстракции у меня не выходят.

Телефон подпрыгивает между тюбиками краски. Тянусь за ним...

Кассиан.

Мда, вот это поворот. А я-то надеялась на что-то менее стрессовое.

«Жду у входа в корпус искусств. Через 5 минут. Не опаздывай, Мышка. Нас ждёт экскурсия»

Читаю сообщение три раза. Экскурсия? Это он сейчас прикалывается? Я тут три года училась, каждый закоулок знаю. Какая, к черту, экскурсия? Что он мне показывать собрался — новую урну у входа?

Стучу по экрану.

«У меня дела. Найди себе другое развлечение.»

Отправляю и жду. Долго ждать не приходится. Телефон тут же загорается новым сообщением.

«Не заставляй меня подниматься. Весь корпус узнает, как сильно ты по мне скучала. 5 минут.»

Вот же... Точно знает, на что давить. Я терпеть не могу, когда на меня пялятся. Особенно когда это как-то связано с ним. Хватило мне одного раза, когда весь универ потешался надо мной.

«Шантаж — это все, на что ты способен?»

«4 минуты, Мышка.»

Швыряю телефон в сумку. Он глухо стукается о металлический футляр с кистями. 9:58 на настенных часах.

Черт. Черт-черт-черт. Он же реально придет сюда. Поднимется, устроит сцену на глазах у всех. "Ах, моя невеста так по мне скучала, что не могла дождаться нашей встречи!" Или что-то в этом духе. А потом еще неделю все будут перешептываться за спиной, тыкать пальцами, обсуждать каждую деталь.

Запихиваю краски в сумку. Руки дрожат, когда застегиваю молнию. От злости, конечно. Не от волнения же. Какое там волнение, я просто бешусь. Эта дурацкая игра в помолвку только началась, а я уже готова все послать к черту. Как я вообще продержусь целый год? Триста шестьдесят пять дней притворства... Господи, да я же сдохну.

Выскакиваю из здания ровно в 10:02.

Кассиан стоит, прислонившись к своему Астон Мартину. На нем темно-синий кашемировый свитер. Волосы уложены в этакую "небрежность", на которую, я точно знаю, ушло минимум полчаса. Помню, как сама пыталась добиться эффекта "только что проснулась", потратила полтора часа и в итоге просто собрала все в хвост.

Вокруг него уже кучкуются первокурсницы. Типа случайно мимо проходили. Вижу, как они пожирают его глазами, перешептываются, хихикают. Одна споткнулась на ровном месте, засмотрелась, дурочка.

Ладно, их понять можно. Объективно Кассиан красив. Нет, даже не так — он охренительно, возмутительно, несправедливо красив. Как будто Бог решил показать, что может, если постарается. Вот только характер этому шедевру достался...

— Сколько часов твой стилист потратил на этот образ "я проснулся таким"?

Останавливаюсь в паре метров. Безопасное расстояние — по крайней мере, мне так кажется.

Уголок его рта дергается вверх. Та самая ухмылка. Три года назад от нее у меня подгибались колени и бабочки в животе порхали. Сейчас... блин, сейчас тоже подгибаются, но я это тщательно игнорирую.

Нет никаких коленок.

Нет никаких бабочек.

Есть только раздражение.

Да именно так.

— Твой сарказм почти мил, Сиенна. Почти.

Очередная группа девчонок проплывает мимо. Достают телефоны. Ракурс выбирают так, чтобы Кассиан "случайно" попал в кадр. Завтра эти фото будут во всех соцсетях с подписями типа "Случайно встретила самого горячего парня кампуса!"

Он отталкивается от машины. Шаг ко мне. Я инстинктивно напрягаюсь, готовая в любой момент дать деру. Но он просто протягивает руку.

Секунду пялюсь на его ладонь. Потом поднимаю взгляд, он ждет.

— Ну? Мы же счастливая пара, забыла?

И прежде чем я успеваю возразить, он берет мою руку. Просто берет и переплетает наши пальцы, как будто имеет на это полное право. Как будто...

Ох черт. Его ладонь теплая, сухая. И мой предательский мозг тут же выдает флешбек — эти же руки три года назад гладили мои волосы, обнимали за талию, писали номер телефона на полях конспекта. А потом эти же руки аплодировали, когда толпа смеялась надо мной.

Тело помнит. Чертово тело помнит его прикосновения, хотя разум орет.

Вырывайся, беги, спасайся!

— Куда мы идем?

Дергаю рукой, бесполезно.

— Показать тебе обновленный кампус. Много интересного появилось, пока ты прохлаждалась в Париже.

— Прохлаждалась?

Фыркаю так громко, что какой-то парень оборачивается. Прохлаждалась, видите ли. Я там пахала как проклятая! Подрабатывала в трех местах, рисовала ночами, училась у лучших. А он — "прохлаждалась"!

— Между прочим, я там училась. Работала. В отличие от некоторых, кто родился с золотой ложкой во рту.

— Моя ложка была платиновой.

Вот же засранец. Даже не отрицает.

Он тянет меня по главной аллее. Самое оживленное место кампуса. Перемена между парами, народу полно. И все, абсолютно все пялятся. Некоторые даже не скрывают — просто останавливаются и таращатся.

Слышу обрывки разговоров.

"Это же она...", "Та самая, которая...", "Как она вообще к нему вернулась после..."

Лицо начинает гореть. В груди поднимается знакомая волна — смесь стыда и злости. Хочется развернуться, заорать на всех этих зевак. Да, это я! Та самая дура, которая снова связалась с Кассианом Мэдоксом! Довольны? Доставайте попкорн, шоу продолжается!

— Выше голову. Улыбайся.

— Я тебе не цирковая обезьянка, чтобы по команде улыбаться.

Несколько студентов оборачиваются на мой голос.

Кассиан резко останавливается. Разворачивается ко мне. Мы стоим посреди аллеи как два идиота. Десятки глаз следят за каждым движением, и я почти слышу, как набирают сообщения в групповых чатах. "Срочно! Драма у главного входа! Мэдокс и Девро что-то не поделили!"

Он наклоняется. Его дыхание щекочет мою щеку.

— Либо ты начинаешь играть свою роль, либо я прямо здесь покажу всем, как должна выглядеть влюбленная невеста. Выбор за тобой.

Глава 8.

Три года назад

Очки сползают по носу уже в миллионный раз. Задрала их обратно. На колготках дырка, зацепилась за какую-то железку по дороге. Отлично, теперь еще и нога мерзнет.

Делаю глоток кофе из стаканчика. Фу, остыл уже давно, на вкус как помои. Но выкидывать жалко, три доллара все-таки отдала.

Пытаюсь сосредоточиться на конспекте. Караваджо, светотень... Пятнадцать страниц минимум. А у меня восемь с натяжкой. Да еще и бред какой-то написала, перечитываю, сама не понимаю, что хотела сказать.

— Битва с наукой?

Дергаюсь от неожиданности. Ручка выскальзывает из пальцев, катится по ступеньке. Поднимаю взгляд и... ох...

Кассиан Мэдокс. Стоит надо мной, загораживая солнце.

Золотой мальчик нашего кампуса. Тот самый, из-за которого девчонки в общаге ночами не спят, обсуждают каждый его шаг. Умный до жути, богатый до неприличия, красивый до... до того, что смотреть больно.

А я тут сижу. В дырявых колготках. С остывшим кофе. В очках, которые добавляют мне лет десять и делают похожей на библиотекаршу. Только не горячую библиотекаршу, а настоящую, замученную и злую.

Снимаю очки быстрым движением. Может, без них буду выглядеть менее... совоподобно? Щеки горят. Наверное, уже красная как рак. Или как помидор. Или как... да какая разница, красная и все.

— Эм... да. То есть нет. То есть... — заикаюсь. — Эссе пишу. Для Беннета. Про Караваджо. И современную трактовку светотени. Пятнадцать страниц надо, а у меня только восемь...

Боже, заткнись, Сиенна! Он же не спрашивал подробности! Теперь точно решит, что я зануда. А может, уже решил. И вообще зачем он со мной заговорил?

Кассиан вдруг опускается рядом. Прямо на холодные ступеньки, не постелив даже бумажку.

— Интересная тема, — берет мой конспект, листает. Брови чуть сдвигаются, пока читает мои каракули. — Хм... А почему ты считаешь, что современные художники избегают настоящей темноты?

Моргаю. Он что, серьезно интересуется? Не прикалывается?

— Ну... — облизываю губы, пытаюсь собрать мысли в кучу. — Сейчас все хотят быть понятными. Доступными. Инстаграмными, если хочешь. А Караваджо... он не боялся показывать мрак. Настоящий мрак, понимаешь? Не просто тени для красоты, а... а бездну какую-то.

Кассиан кивает, и я воодушевляюсь. Начинаю болтать. Он слушает. По-настоящему слушает, а не просто ждет своей очереди высказаться.

Задает умные вопросы. Спорит, но не чтобы самоутвердиться, а чтобы понять. Его глаза меняют цвет — то серые, то с голубым отливом, то почти зеленые, когда солнце попадает под определенным углом.

Забываю про дырку на колготках. Про то, что волосы собраны черт знает как, резинка сползла, пряди лезут в лицо. Забываю даже кто он такой, недосягаемый Кассиан Мэдокс, о котором можно только мечтать.

Полчаса пролетают как пять минут. Он смотрит на часы.

— Черт, опаздываю на встречу, — встает, отряхивает джинсы. — Было приятно поболтать.

А потом происходит то, от чего у меня мозг отключается. Он берет мою кисть, в которой ручка и выводит на полях тетради номер.

— Позвони. Или напиши. Если захочешь продолжить разговор. Или просто выпить нормальный кофе, а не эту бурду, — кивает на мой стаканчик.

И уходит.

Смотрю на цифры. Моргаю. Снова смотрю. Это реально произошло? Кассиан Мэдокс дал мне свой номер? МНЕ?

Тогда я не знала, что это начало конца. Что через несколько недель буду стоять посреди толпы в "Олимпе", пока он будет смеяться над моей наивностью. Что эти десять цифр — это приглашение в ад.

Но в тот момент... в тот момент я была просто счастлива. Сидела на холодных ступеньках с дыркой на колготках и улыбалась.

***

— Сиенна.

Голос выдергивает из воспоминаний так резко, что я чуть не спотыкаюсь. Оказывается, мы уже в читальном зале. Когда успели дойти?

Кассиан останавливается у старинного глобуса на массивной подставке. Крутит его одним пальцем — Африка, Европа, Азия мелькают под его рукой.

— Слышала про местные легенды? Говорят, по ночам тут бродят призраки старых профессоров. Ищут студентов, которые не сдали курсовые.

Это он сейчас серьезно?

— Ага, и еще по четвергам в полнолуние можно встретить дух декана семидесятых. Он до сих пор раздает несуществующие стипендии, — скрещиваю руки на груди. — К чему эта экскурсия, Кассиан? Ностальгия накрыла?

Он отпускает глобус, тот еще немного крутится по инерции. Двигается между стеллажами неспешно, руки в карманах.

— Помню, как ты тут жила практически. Приходила с утра, уходила когда охрана выгоняла.

Откуда он это знает?

— Твое любимое место — вон там, — кивает в угол между секциями искусствоведения и архитектуры. — Зеленое кресло у окна. Всегда садилась боком, закидывала ноги на подлокотник.

Сердце пропускает удар. Он что, наблюдал за мной? Все это время?

— Прятала лицо за книгой, но я видел, как ты смотришь, — продолжает, не оборачиваясь. — Иногда книга была вверх ногами. Особенно часто, когда я занимался за соседним столом.

Господи. Господи, нет. Убейте меня кто-нибудь. Прямо здесь, прямо сейчас.

— И что, весело было? — выдавливаю сквозь зубы. — Наблюдать за влюбленной дурочкой? Смеяться про себя?

Он резко разворачивается.

— Я не смеялся.

— Ах, ну тогда все в порядке! Не смеялся он!

— Я привел тебя сюда, потому что здесь все было по-настоящему, — перебивает. — Наши разговоры. Споры про Караваджо и Рембрандта. То, как у тебя загорались глаза, когда говорила о любимых художниках. Как ты забывала про время, увлекшись объяснениями.

С каждым словом он подходит ближе. Я пячусь назад, пока спина не упирается в стеллаж.

— Здесь ты была собой. Не пыталась понравиться, не играла роли. Просто была.

— И что с того?

Он отворачивается и идет к выходу. Быстро, будто сбегает.

Глава 9.

Замираю перед этой стеклянной махиной. Ну и громадина же... Солнце отражается от стекла. Откуда такая штука взялась посреди кампуса? Раньше тут точно ничего подобного не было.

— И что это за стекляшка? — киваю на здание.

— Центр современного искусства. Год назад открыли, — Кассиан стоит рядом, руки в карманах. — Выпускники скинулись. Ну и мой отец, разумеется.

Ага, как же без Мэдоксов. Везде свой след оставить надо, чтобы все знали — мы тут главные.

— Зайдем?

Киваю.

Внутри... ох. Все белое-белое. Как в больнице, только без запаха хлорки. На стенах какие-то работы развешаны — квадрат на квадрате, круг в круге. Когда нет идей, но очень хочется казаться умным.

Провожу пальцем по стене. Идеально гладкая, ни единой неровности. Так и хочется маркером что-нибудь нацарапать. Смайлик грустный, он бы тут в тему был.

— Беннет небось с ума сходит от этого места.

— Еще как, — Кассиан проводит ладонью по стене рядом. Близко, но не касается моей руки. — Обозвал "кладбищем мертвых идей". До сих пор бесится, что отец главный спонсор.

— А вы, Мэдоксы, без этого не можете? Везде свой флаг воткнуть нужно?

На его лице что-то мелькает. Не то усмешка, не то гримаса.

— Семейная традиция, — коротко бросает.

Идем по коридорам. Белые стены, белый пол, белый потолок. Как в лабиринте для лабораторных мышей. Ха, мышей... Иронично.

И тут из-за угла выкатывается Ландау. Наш дизайнерский профессор, круглый такой, в вечном твидовом пиджаке с заплатками на локтях. Похож на плюшевого мишку, которого жизнь потрепала, но он все равно улыбается.

— Мисс Девро! Мистер Мэдокс! — подпрыгивает от радости. Очки чудом на носу держатся. — Как я рад вас видеть!

С Ландау всегда так, его энтузиазм заразителен. Я невольно улыбаюсь, хотя настроения ноль.

— Все готово, как вы и просили, мистер Мэдокс! Лучшая студия в здании! Северный свет, новейшее оборудование, все по высшему разряду!

Стоп. Что? Какая студия? О чем он вообще говорит?

В животе неприятно скручивается. Это еще что за новости?

— Простите, профессор... — перебиваю его восторги. — О какой студии речь?

— О вашей, конечно же! — Ландау распахивает передо мной двери. — Для совместного проекта! Гениальная идея — творческий союз в честь помолвки! Семья Мэдокс так щедро поддержала факультет, мы просто не могли отказать...

У меня в голове что-то щелкает. Кровь отливает от лица так быстро, что в глазах темнеет.

Совместный проект. С Кассианом. В одной студии. Часами. Каждый день.

Это же... это же полный абсурд! Создавать что-то вместе? Да это как... как заставить жертву танцевать вальс со своим мучителем!

Ноги сами несут меня внутрь. Огромное пространство — потолки под небеса, окна во всю стену, везде свет. Мольберты расставлены, краски разложены по цветам, холсты натянуты. Есть даже уголок для скульптуры и компьютеры последней модели для цифрового арта.

В другой жизни я бы от счастья по потолку бегала. Это же мечта любого художника! А сейчас... сейчас я вижу только золотую клетку. Красивую, просторную, но все равно клетку. И дверь уже захлопывается.

— Ключи доставят к вечеру. Доступ круглосуточный — творчество же не терпит временных рамок! — Ландау сияет, не замечая моего состояния.

Дверь закрывается за ним. Мы остаемся вдвоем.

Разворачиваюсь к Кассиану. Он стоит у окна, разглядывает вид.

— Ты вообще в своем уме?!

Молчит. Подходит к столу, берет кисть, крутит в пальцах. Игнорит меня демонстративно, сволочь. Знает же, что я сейчас взорвусь.

— Эй! Я с тобой разговариваю! Оглох, что ли?

— Все как сказал профессор. Совместный проект. Часть твоей учебной программы. И отличный пиар для нашей пары.

Злость поднимается откуда-то из живота. Горячая волна накатывает, хочу что-нибудь разбить. Или его самого тряхнуть как следует, чтобы хоть какая-то эмоция проскочила на этой идеальной физиономии.

— Да пошел ты! Хватит с меня твоих игр! Я и так изображаю влюбленную идиотку на публике, теперь еще и это? Мое искусство — это личное! Не лезь туда своими грязными лапами!

— Это часть контракта. Публичный образ счастливой пары включает совместную творческую деятельность. Все логично.

— Логично?! Да ты издеваешься! Это же... это же моральное насилие! Понимаешь ты это вообще?

— Мелочи, — машет рукой.

Меня начинает трясти. Серьезно трясти — руки дрожат, в груди все горит. Ненавижу его. Ненавижу эту ситуацию. Ненавижу себя за то, что вляпалась во все это.

— И ты реально думаешь, что я соглашусь? Что буду тут с тобой... творить?

— А у тебя есть выбор?

Он подходит ближе. Шаг за шагом сокращает расстояние. Его парфюм забивается в нос. От близости становится душно, воздуха не хватает.

Пячусь назад, пока не упираюсь в стол. Дальше некуда. А он все ближе, ближе... Тридцать сантиметров между нами, не больше.

Но вдруг резко отворачивается. Подходит к окну, засовывает руки в карманы. Стоит спиной ко мне, и я вижу, как напряжены его плечи под идеально сидящим пиджаком.

— Тема инсталляции — "Трансформация". От заточения к освобождению. Метафора развития чувств. Незрелая влюбленность превращается в осознанную любовь через преодоление препятствий.

Ох... черт. Черт-черт-черт!

Это же... это же именно то, что меня цепляет. Эта концепция бьет прямо в самое сердце моих творческих интересов. Трансформация, метаморфозы, превращение одного в другое... Я годами размышляла над подобными темами.

Внутри идет настоящая война. Злость сражается с профессиональным любопытством. Послать бы его к черту, хлопнуть дверью и больше никогда сюда не возвращаться. Но... я уже представляю, как это может выглядеть. Какие материалы использовать, какую форму придать...

И самое паршивое — любопытство побеждает. Как всегда.

— Техника? — выдавливаю нехотя.

— Смешанная. Инсталляция больших размеров. Что-то, о чем заговорят. Что запомнится.

Глава 10.

Двери лифта расползаются в стороны. Выползаю в коридор и... офигеть. Это что, Версаль? По углам какие-то статуи стоят. Голые мужики с листиками на причинных местах. С потолка люстра свисает.

Это точно общага? Может, я этаж перепутала и попала в пятизвездочный отель?

— У них тут что, золотые унитазы? — бормочу себе под нос. — Обычным студентам здесь точно не место. Только мажорам и их... невестам поневоле.

— О, еще одна жертва золотой клетки!

Подскакиваю и разворачиваюсь. У двери стоит девчонка. Фиолетовые пряди торчат из черных волос, на футболке название группы, о которой я в жизни не слышала. Рваные джинсы, армейские ботинки.

— Зои Чен, — протягивает руку. На запястье столько кожаных браслетов, что непонятно, как она руку поднимает. — Твоя соседка по этому... как его... дворцу для избранных.

Жму ее ладонь. Она не принцесса на горошине, это точно.

— Сиенна Девро.

— О-о-о, так ты та самая! — ее брови взлетают вверх, исчезая под челкой. — Невеста Мэдокса! Блин, весь кампус только об этом и трындит. Типа великая любовь победила все преграды, ромео и джульетта нашего времени, вот это всё...

По ее лицу сразу видно, ни одному слову из этой сказочки она не верит. Наконец-то хоть кто-то адекватный.

— Угу, прям любовь века, — фыркаю. — Такая сильная, что аж зубы сводит.

— А ты прикольная. Заходи, покажу нашу халупу.

Переступаю порог и... это что, библиотека? Книги везде, на полу стопками, на подоконниках, даже на кухонном столе. На диване гора разноцветных подушек, а на стенах постеры каких-то рок-групп вперемешку с распечатками кода.

— Это всё твоё?

— Ага. Люблю читать. И кодить. И слушать музыку, которая мозги выносит. В общем, я многогранная личность, — Зои пинает ногой стопку учебников, освобождая проход. — Твоя комната вон там. Ванная общая, кухня тоже. И да, видишь те два кактуса у окна? Это Боб и Марли. Мои дети. Тронешь — прибью.

Иду к своей двери, толкаю ее и... мать моя. Это не комната, это президентские апартаменты. Кровать с балдахином! В студенческой общаге! Окна от пола до потолка, вид на весь кампус.

А на тумбочке...

Букет белых роз.

Подхожу ближе. Рядом карточка на плотной бумаге. Даже от нее несет дорогим парфюмом, наверное, специально опрыскал для пущего эффекта.

«Надеюсь, новое жилье соответствует твоим ожиданиям. К.М.»

Даже в дурацкой записке умудряется показать, кто тут главный. Мол, смотри, какую клетку я тебе организовал, цыпочка. Золотые прутья, шелковая подстилка.

Комкаю карточку и швыряю в мусорку. Розы следом. Пусть знает, я не та девочка, которую можно купить букетом цветов. Даже очень дорогим букетом.

— Ого, розы в помойке! — Зои материализуется в дверях. — Ты аллергик?

— Аллергик на понты.

— Респект. Кофе будешь? У меня есть нормальный, не растворимая дрянь.

Выхожу обратно в гостиную. Зои уже на кухне возится с кофеваркой. На кухонном острове раскрыт ноутбук, экран весь в каких-то цветных строчках кода.

— Работаешь?

— Ага. Взламываю Пентагон, — она даже не поворачивается. — Шучу. Просто задание по кибербезопасности делаю. Скукотища смертная, но стипендию платят.

От кофеварки тянет умопомрачительным запахом. У меня желудок сводит.

— Так как там, в мире богатых и знаменитых? — Зои наливает кофе в две кружки. — Уже планируешь побег из золотой клетки?

Делаю глоток.

— Всё... сложно.

Ну да, мастер красноречия. Как объяснить человеку, которого знаешь пять минут, что твоя семья по уши в долгах, а жених — тот самый мудак, который растоптал тебя перед всем универом?

— Дай угадаю, — Зои садится на кухонный остров, скрестив ноги. Ноутбук пристраивает на коленях, но смотрит на меня внимательно. — Семейные проблемы, долги, и Мэдокс-младший великодушно протянул руку помощи. В обмен на твою свободу.

Кофе застревает в горле. Кашляю, чуть не проливаю на себя.

— Откуда ты...

— Да ладно, это же классика жанра. Богатый спасает бедную, но не просто так. Я тут уже год, насмотрелась на местные нравы. Мэдоксы вообще те еще... — она запинается, будто хотела сказать что-то резкое, но передумала. — В общем, я в курсе их методов.

— И что ты знаешь про Кассиана?

— О, про младшего Мэдокса тут легенды ходят. Красивый, умный, холодный как арктический лед. Девчонки вешаются, а он — ноль эмоций. Ходят слухи, что у него вообще сердца нет, отец в детстве вырезал и продал за акции какой-то корпорации.

Хмыкаю в кружку. Ну да, это объясняет многое.

— А еще, — Зои понижает голос, хотя мы одни в квартире, — я пару раз видела, как он с преподами общается. Знаешь, он даже не повышает голос. Просто смотрит так... и всё. Профессора с докторскими степенями превращаются в первокурсников, которые контрольную завалили. Жуть.

Ага, это я помню. Этот его фирменный взгляд "ты — пустое место". Три года прошло, а я до сих пор иногда просыпаюсь в холодном поту, вспоминая, как он смотрел на меня в том клубе.

— Эй, ты чего? — Зои спрыгивает с кухонного острова.

— Да нет, просто... вспомнила кое-что.

Она смотрит на меня внимательно, потом кивает. Не лезет с расспросами, и я ей за это благодарна.

— Слушай, я обычно не лезу в чужую жизнь. У каждого свои скелеты в шкафу, и я последняя, кто будет их вытаскивать. Но если тебе понадобится помощь, я здесь. Реально. Хоть взломать его банковский счет, хоть алиби обеспечить, если решишь его прибить.

Смеюсь. Первый раз за последние дни искренне смеюсь.

— Спасибо. Но почему ты хочешь помочь? Мы же только познакомились.

— У меня свои счеты с мажорами, которые думают, что им всё можно, — ее лицо на секунду становится жестким. — Мэдоксы в частности. Но это уже другая история. Короче, просто знай — ты не одна.

Допиваю кофе. На душе становится чуть легче. По крайней мере, соседка попалась адекватная. Не какая-нибудь фанатка Кассиана, которая будет ночами подглядывать в замочную скважину в надежде увидеть своего кумира.

Глава 11.

Три года назад

В мастерской пахнет скипидаром и масляными красками. Джессика возится у окна, спиной ко мне. Размешивает что-то на палитре, слышу, как скрипит мастихин по дереву.

Странно. Вчера она визжала от восторга, выбирая со мной платье для той чертовой вечеринки. А сегодня... будто я воздух.

— Джесс?

Плечи дергаются, но она не оборачивается. Продолжает смешивать краски.

— А, Сиенна. Времени нет, извини. Беннет завтра эскизы принимает.

Вру-у-унья.

— Мне бы поговорить... Про вчерашнее.

Наконец-то поворачивается. И эта жалость в глазах — фу, аж тошно. Такая фальшивая, наигранная. Как я раньше не замечала?

— Слушай... — она откладывает кисть, вытирает руки о фартук. — Ну серьезно, Сиенна. На что ты вообще рассчитывала? Кассиан Мэдокс и ты?

Пауза. Окидывает меня взглядом с головы до ног.

— Это же... ну, это же абсурд какой-то. Разница между вами — как между небом и землей. Любому дураку очевидно.

В животе что-то неприятно сжимается. Потому что... черт, потому что где-то глубоко внутри я с ней согласна. И это бесит еще больше.

— Я думала, он другой. Не такой, как остальные мажоры.

— Не такой? — Джессика фыркает. — Милая, они все одинаковые. Просто некоторые лучше притворяются. А ты... ну, ты просто удобная мишень была. Наивная, влюбленная. Идеальная жертва для их дурацких игр.

Спасибо, подруга, утешила.

— Короче, ничего личного... — она понижает голос, оглядывается на дверь. — Мою стипендию оплачивает фонд Мэдоксов. Двадцать тысяч в год, Си. Двадцать! Мне неприятности ни к чему. Так что... давай сделаем вид, что мы едва знакомы? Просто однокурсницы, не больше.

Вот так. Цинично и по-деловому. Джессика, с которой мы год прожили в одной комнате. Смотрели дурацкие ромкомы до трех утра, объедались попкорном, обсуждали парней...

Двадцать тысяч. Цена нашей дружбы.

— Конечно. Как скажешь.

Разворачиваюсь и выхожу из студии. За спиной слышу ее облегченный выдох. Наверное, боялась, что я устрою истерику. Или начну умолять остаться подругой. Ха, как бы не так. У меня еще осталась гордость. Пусть и потрепанная вчерашним унижением, но все же.

***

Аудитория Беннета встречает меня десятками любопытных взглядов. Они буквально прожигают дыры в спине. Шепотки разносятся волнами, сначала с первых рядов, потом все дальше и дальше.

Иду в самый дальний угол. Там хотя бы можно сесть спиной к стене, никто сзади пялиться не будет. Достаю скетчбук, начинаю яростно чиркать карандашом. Неважно что, лишь бы выглядеть занятой.

БАМ!

Дверь распахивается с таким грохотом, что половина аудитории вздрагивает. На пороге —Кассиан и Адриан. Как всегда вместе.

Девчонки на первых рядах чуть шеи себе не сворачивают, пытаясь привлечь внимание. Одна даже грудь выпятила.

А Кассиан... черт. Он смотрит прямо на меня. И идет сюда. Мимо кучи свободных мест впереди, мимо своих обычных фанаток, прямо ко мне.

Вжимаю карандаш в бумагу с такой силой, что грифель ломается. Отлично. Теперь еще и новый доставать. Если буду усердно игнорировать, он развернется и сядет куда-нибудь еще...

Мечтать не вредно.

— Доброе утро, любимая.

Плюхается на соседний стул. Продолжаю водить сломанным карандашом по бумаге. Получаются какие-то рваные штрихи, злые линии.

— Как новая комната? Уютно устроилась?

— Супер. Особенно мусорка понравилась. Большая такая. Удобно выкидывать всякий хлам. Например, подарки от мудаков.

Краем глаза замечаю, как его идеальная улыбка дрогнула. На секунду, не больше.

— У нее прекрасное чувство юмора, правда, Адриан?

Поворачивается к своему прихвостню, который уже устроился с другой стороны от меня. Теперь я в ловушке. Справа Кассиан, слева Адриан. И оба смотрят на меня как на подопытную мышь.

— О да, очень забавная, — Адриан ухмыляется. — И друзей интересных выбирает. Зои Чен, например. Хакерша, активистка, вечно во что-то влипает. Отличная компания для тихой художницы.

— Обожаю честных людей. С ними хоть понятно, чего ждать. В отличие от некоторых.

— Вот только честность бывает разной, — Кассиан наклоняется ближе. — Иногда те, кто громче всех орет о справедливости, первыми предают. Будь осторожнее, Мышка.

Мышка. Опять это дурацкое прозвище.

В аудиторию входит Беннет, и я могу выдохнуть. Еще минута этого цирка, и я бы точно не выдержала. Запустила бы в Кассиана учебником. Или скетчбуком. Или кулаком.

Профессор окидывает аудиторию внимательным взглядом. На мгновение останавливается на нашей странной троице. Брови слегка хмурятся, но он ничего не говорит. Просто начинает лекцию.

Следующие два часа тянутся как две недели в аду. Беннет вещает что-то про влияние социальных процессов на современное искусство, но я не могу сосредоточиться. Кассиан сидит слишком близко. Адриан с другой стороны постукивает ручкой по столу — тук-тук-тук, тук-тук-тук. Монотонный ритм выбешивает до трясучки.

А еще они переглядываются. Через меня. Кассиан что-то пишет в блокноте, потом показывает Адриану. Тот фыркает от смеха.

Наконец звонок. Аллилуйя, свобода! Собираю вещи с черепашьей скоростью. Может, они свалят первыми? Весь остальной поток уже вывалился в коридор, а эти двое сидят как приклеенные.

Аудитория опустела. Остались только мы трое. И тут к нам подходит Беннет.

— Мистер Мэдокс, — его тон ледяной. — Ваше эссе о роли пропаганды в искусстве тридцатых. Срок сдачи был вчера.

— Прошу прощения, профессор. Семейные обстоятельства.

И смотрит на меня. Мол, вот она, причина моих "семейных обстоятельств".

Вот же гад! Использует меня как отмазку!

— Семейные обстоятельства, — Беннет растягивает слова. — Как удобно. Но правила одинаковы для всех, мистер Мэдокс. Даже для вас.

— Абсолютно согласен. Ценю вашу принципиальность, профессор.

Глава 12.

— Сколько ты тут торчишь?

— Достаточно давно, чтобы увидеть, как ты перелопатила финансовые отчеты за десять лет. Потом перешла на судебные иски. А под конец добралась до некрологов. Что ищешь?

— А есть что скрывать?

Он усмехается.

— В семье Мэдоксов? Да ты шутишь. У нас скелетов в шкафу больше, чем на среднем кладбище.

Подходит ближе. Я инстинктивно делаю шаг назад, но за спиной полки, деваться некуда.

— Это не игра, Сиенна. Ты лезешь в дела, которые... — он замолкает, подбирая слова. — Которые могут тебя похоронить. В прямом смысле.

От его слов по спине пробегает холодок. Не от страха — ну, может, чуть-чуть от страха. Больше от того, КАК он это произносит.

— Ты меня пугаешь?

— Предупреждаю. Есть разница.

Он быстро оглядывается по сторонам. Проверяет, что ли, не подслушивает ли кто? Потом резко хватает папку с вырезками.

— Пошли. Здесь слишком много ушей.

И тащит меня за локоть к выходу. Я еле успеваю сумку подхватить.

— Эй! Полегче!

Но он не останавливается. Тащит по коридорам, сворачивает то туда, то сюда. Я уже ориентацию потеряла. Где мы вообще? Наконец останавливается у какой-то невзрачной двери. На табличке — «Хранилище редких изданий».

Толкает меня внутрь. Комнатушка крошечная. И главное — выход один, и Кассиан его собой загородил.

— Руки убери! — выдираю локоть из его хватки. — Ты вообще в курсе, что после того шоу три года назад даже дышать в мою сторону — уже перебор?

Он смотрит на меня долго, потом выдыхает.

— Садись.

— Спасибо, постою. Я не из тех, кто по щелчку пальцев прыгает.

— Господи, Сиенна... — он запускает пальцы в волосы, и его идеальная прическа слегка растрепывается. — Можешь просто сесть? Пожалуйста.

О как. Кассиан Мэдокс сказал «пожалуйста»? Это что, параллельная вселенная? Или он болеет чем-то?

Ладно, любопытство берет верх. Сажусь на стул, закидываю ногу на ногу.

— Ну давай, просвещай. Что там такого страшного в ваших семейных скелетах?

Он опирается о стол, нависает надо мной.

— Слушай внимательно. Твои раскопки... брось это дело. Сейчас же.

Смешно. Ну правда, смешно. Он что, думает, я по его приказу все брошу и побегу вышивать крестиком?

— А что такого ужасного я могу найти? Что вы еще и детей едите на завтрак? Или котят топите по выходным?

Кассиан отворачивается к стене. Первый раз вижу, чтобы он первым прервал зрительный контакт.

— Ты не понимаешь, во что лезешь. Это не игра, Сиенна.

— Так объясни! — развожу руками. — Я же твоя невеста, пусть и липовая. Имею право знать, в какое болото меня затащили. Или боишься, сбегу, если правду узнаю?

— Сбежать ты не сможешь. Думаешь, дело только в долгах твоего папаши? Что самое страшное — съедете в однушку на окраине?

А в чем еще может быть дело? Долги как долги. Неприятно, конечно, но люди и не с таким справляются.

— Ну да. Объявим банкротство, дом продадим, затянем пояса. Выживем как-нибудь.

— Тюрьма, Сиенна. Твоему отцу светит от пяти до десяти лет.

Что?!

В ушах начинает звенеть. Стены этой душной комнатушки сжимаются. Тюрьма? Папа? Это какая-то ошибка. Бред. Не может быть.

— Гонишь. Папа не преступник.

— Подделка документов. Инсайдерская торговля. Мошенничество с инвестициями, — Кассиан перечисляет ровным тоном. — У меня копии всех документов. Твой отец столько законов нарушил, что прокурор от счастья запляшет.

Нет. Нет-нет-нет. Папа просто... неудачливый бизнесмен. Пару раз не повезло с инвестициями. Это же не преступление?

— С чего мне тебе верить? Ты с первой секунды нашего знакомства врал. Это очередная манипуляция?

— Проверь. Найми адвоката, пусть документы изучит. Я даже контакты дам, если хочешь.

Слишком уверенно. Слишком спокойно. Если бы блефовал, вел бы себя по-другому. Значит... черт, значит все правда? Папе реально грозит тюрьма?

— И ты, конечно, прискакал на белом коне. Спаситель хренов.

Сарказм последнее, что у меня осталось. Потому что если начну думать о папе в оранжевой робе за решеткой, просто развалюсь на части прямо тут.

— Это взаимовыгодная сделка. Твоя семья получает защиту и деньги. Моя — связи со старинным родом и хорошую репутацию. Чистый бизнес. Ничего личного.

Ничего личного.

Ничего. Личного.

Эти два слова бьют похлеще любой пощечины. Внутри что-то рвется.

— Ничего личного?! — вскакиваю так резко, что стул отъезжает и врезается в стену. — Ты меня уничтожил! Заставил поверить, что между нами что-то есть, а потом... — голос срывается, в горле ком. — Три года, Кассиан! Три долбаных года кошмаров! И ты смеешь заявлять, что это не личное?!

Глаза щиплет, но слезы — это слабость. Я больше не та наивная дурочка, которая ревела в подушку. Та Сиенна умерла в ночь в «Олимпе».

На его лице мелькает удивление. Серьезно? Он думал, я все забыла? Простила? Ха!

— Прошло много времени. Люди меняются.

Вот сука...

— Ты не изменился! — делаю шаг к нему. — Все тот же бездушный манипулятор! Только раньше я была слишком влюбленной идиоткой, чтобы это разглядеть!

Его глаза темнеют. Зрачки расширяются, почти поглощая серую радужку.

— Ты понятия не имеешь, кем я был. И кем стал.

— Зато прекрасно вижу, кто ты сейчас! — еще шаг. — Избалованный мажор с комплексом бога. Привык брать все, что хочется, да? Людей используешь и выбрасываешь!

Он двигается так быстро, что я даже моргнуть не успеваю. Секунду назад стоял у стола, а теперь прямо передо мной. Так близко, что чувствую его дыхание на своем лице.

— Заткнись. Просто заткнись, пока не наговорила лишнего. Правила простые — изображаешь мою невесту, твоя семья в безопасности. Откажешься — первым пострадает братец. Карточные долги — опасная штука. Особенно когда должен не тем людям.

Алекс? Откуда он... Как узнал про покер?!

— Это шантаж!

— Это реальность, Мышка. Хочешь защитить близких — играй по правилам. И забудь про семейные архивы Мэдоксов. Забудь про все, что сегодня читала.

Глава 13.

Хватаю тряпку, оттираю руки от краски. После вчерашней библиотеки вообще ничего толкового сделать не могу.

Телефон жужжит на столе. Смотрю на экран, и желудок куда-то проваливается.

«Платье доставят в 16:00. Машина в 19:30. Благотворительный вечер в Блэквуд-Холле — наш первый официальный выход как пары. Не облажайся. К.М.»

Вот же... козел. Даже платье за меня выбирает! Начинаю яростно печатать ответ, что-нибудь едкое, чтобы знал свое место. Но приходит еще одно сообщение:

«P.S. Красный — цвет власти. И крови. Тебе пойдёт, Мышка.»

Швыряю телефон обратно на стол. Он с грохотом приземляется между тюбиками с краской.

— Придурок, — бормочу себе под нос.

Злость кипит где-то под ребрами, но деваться некуда. Сама подписалась на этот цирк.

***

В четыре часа раздается стук в дверь. Открываю, и у меня челюсть чуть не отваливается.

Два амбала в черных костюмах стоят с тремя огромными коробками. Больше похожи на телохранителей каких-нибудь мафиози, чем на обычных курьеров.

— Доставка для мисс Девро, — один из них протягивает мне планшет для подписи.

Они заносят коробки, аккуратно расставляют их на полу гостиной и испаряются, не произнеся больше ни слова. Окей... Это было странновато.

Первая коробка. Разворачиваю слои папиросной бумаги и... О боже.

Платье. Красное, как он и обещал. Но какое! Спина полностью открыта, от шеи до самой поясницы. Декольте такое глубокое, что мама бы точно спросила, не перепутала ли я благотворительный вечер с кастингом в стриптиз-клуб. А разрез на юбке... Мда. При ходьбе будет открывать ногу почти до бедра.

Вторая коробка, туфли. Черные лаковые лодочки на шпильке сантиметров пятнадцать. Не туфли, а орудие пыток. Он хочет, чтобы я ноги себе переломала?

Третья коробка самая маленькая — бархатная шкатулка. Внутри колье. Платиновая цепочка усыпана рубинами, которые переливаются в свете настольной лампы. Красиво, не спорю.

К платью приколота записка. Конечно же, на дорогой бумаге с вензелями. У богатеньких свои причуды.

«Не думай об этом как об обязанности. Это сцена. А ты — главная актриса. Каждый взгляд, каждый жест, каждая улыбка — твой ход. Заставь их поверить.»

Ха. Легко ему рассуждать. Это не его будут разглядывать как экзотическую зверюшку в зоопарке.

***

К семи вечера я готова. Ну, внешне готова. Внутри все дрожит мелкой дрожью.

Макияж минимальный, только тушь и ярко-красная помада в тон платью. Волосы собрала в небрежный пучок, выпустив пару прядей у лица. А вот рубины так и лежат в коробке. Вместо них надела мамин серебряный браслет.

Смотрю на себя в зеркало. Платье сидит идеально. Облегает все, что нужно облегать, струится там, где должно струиться. Разрез при каждом движении приоткрывает ногу.

Выгляжу... красиво? Опасно? Дорого? Не знаю. Точно не собой.

Внизу уже ждет машина. Черный внедорожник с тонированными стеклами. Не изящный спорткар, на котором Кассиан обычно рассекает, а настоящий танк на колесах. Водитель выскакивает, распахивает дверь с поклоном.

Забираюсь внутрь и замираю.

Кассиан уже там. Сидит, уткнувшись в телефон, даже не поднимает голову, когда я устраиваюсь на сиденье.

Он в смокинге. Черном, идеально сидящем. Белая рубашка, черный галстук-бабочка. Волосы зачесаны назад, открывая лоб. Выглядит...

Ладно, черт с ним. Признаю. Выглядит он сногсшибательно.

— Опаздываешь. На три минуты.

Он произносит это, даже не отрывая взгляд от экрана телефона.

— Ой, прости-прости, дорогой. Я тоже безумно рада тебя видеть. Так соскучилась за эти несколько часов разлуки, просто сил нет!

Выдаю самую приторную улыбку, на какую способна. Устраиваюсь поудобнее, и разрез на платье предательски разъезжается, обнажая ногу почти до самого бедра.

Упс. Ну надо же, как неудобно получилось.

Кассиан наконец отрывается от телефона. Его взгляд медленно скользит по мне. Останавливается на оголенной ноге.

— Выглядишь... приемлемо.

Приемлемо?!

ПРИЕМЛЕМО?!

Я три часа готовилась! Боролась с этим платьем, которое застегивается черт знает как. Училась ходить на этих шпильках-убийцах. Извела полтюбика помады, пока накрасила губы ровно.

А он выдает "приемлемо"?

— Ох, какой ты щедрый на комплименты. Не трать все красивые слова сразу, а то на весь вечер не хватит.

Демонстративно отворачиваюсь к окну. Пусть любуется моим затылком, раз больше ничего умного сказать не может.

Машина трогается с места. Едем в тишине, только шум мотора нарушает ее. Кассиан отвернулся к своему окну, но я вижу, как его пальцы выбивают нервный ритм по колену. Тук-тук-тук. Пауза. Тук-тук-тук.

Нервничает? Из-за чего?

Если мы приедем в таком напряжении, никто не поверит в нашу "большую любовь". Даже самые наивные романтики.

— Расскажи, что меня ждет. Кто там будет? К чему готовиться?

Он слегка расслабляется. Плечи опускаются, пальцы перестают барабанить.

— Попечители университета. Спонсоры. Выпускники с толстыми кошельками. Местные политики, бизнесмены. Журналисты, само собой — им нужна красивая история для первых полос. Трагическая любовь, которая победила все преграды. Готова врать направо и налево?

Хм. А ведь это почти правда, если подумать. Была любовь, с моей стороны точно. Была трагедия. Только вот хеппи-энда не случилось. И вряд ли случится.

— Попробую.

— Слушай внимательно. Правила простые. Всегда рядом со мной — ни шагу в сторону. Улыбаешься всем подряд. Смеешься, если я пошутил. Даже если шутка тупая. Ни единого слова против меня при посторонних. Это ясно?

Он что, инструктаж проводит? Как будто я пятилетняя и не понимаю очевидных вещей.

— Может, еще на задних лапках попрыгать, когда ты пальцами щелкнешь? Или это прибережем для следующего раза?

Глава 14.

Только мы переступили порог этого пафосного зала, как Кассиан... щелк! И превратился в другого человека. Плечи развернул, подбородок задрал, улыбочка на лице появилась. А рука его на моей талии... ох, как же она меня жжет.

К нам уже несется какой-то тощий парнишка. Фотоаппарат перед собой держит. На бейдже вижу логотип университетской газетенки, где только сплетни и печатают.

— Мистер Мэдокс! Мисс Девро! — подпрыгивает. — Можно пару снимков для первой полосы? Ну пожалуйста!

Кассиан на меня косится. Взгляд такой... предупреждающий.

Ладно, улыбочку нацепила, самую что ни на есть счастливую. К нему прижалась покрепче.

— Конечно! — выдавливаю максимально радостно. — Мы будем только рады помочь!

И тут — бац! Вспышка прямо в глаза. Раз, два, три... Мигаю, перед глазами цветные круги плавают.

— Офигенно получилось! — парнишка пялится в экран камеры. — А можно вопросик? Как вы снова сошлись после... ну, после всего того, что между вами было?

Вот же... прямо в больное место ткнул. В груди что-то неприятно сжимается. Набираю воздух, готовлюсь выдать какую-нибудь заготовленную чушь про судьбу и вторые шансы, но Кассиан опережает.

— Настоящие чувства не умирают, — его голос течет как мед. — Судьба дала нам понять, что порознь мы — лишь половинки целого.

И смотрит на меня при этом. Так смотрит... У меня дрожь по всему телу пробежала. В глазах у него столько нежности, столько обожания... Да любая бы повелась, если б не знала правды.

***

Лицо уже болит от улыбки, мышцы протестуют, скулы сводит. Мы ходим от одной группки гостей к другой, и я просто в шоке от того, как легко Кассиан переключается между разными ролями.

Это просто... вау. С профессорами он такой вдумчивый интеллектуал — цитирует Канта, рассуждает об искусстве. С бизнесменами превращается в акулу — цифры, прогнозы, стратегии. А с их женами... о, это вообще отдельное шоу. Комплименты, легкий флирт в рамках приличий, обаятельная улыбка.

Жуть просто, как он это делает.

— Ваша невеста просто прелесть! — какая-то тетка с жемчугами на шее не затыкается уже минут десять. — Такая талантливая! И скромная при этом! В наше время это такая редкость!

— Она мое самое большое сокровище, — Кассиан проводит рукой по моей спине.

Ох... мурашки побежали. По всей спине, до самого копчика. Нет, это не возбуждение. Просто... реакция. Организм реагирует на раздражитель. Как на холод. Или на что-то противное.

Перемещаемся к бару. И тут атмосфера резко меняется. Кассиан весь напрягается, пальцы на моей талии сжимаются сильнее. Почти до боли. Что случилось?

— Не дергайся, — шепчет мне на ухо. — К нам идет Виктория Райт. Моя бывшая.

Бывшая? Я тут же поворачиваю голову. Любопытство — мой главный грех, что поделать.

Ооо... Да она же... идеальная просто. Высоченная блондинка в серебристом платье, которое сидит на ней как влитое. Скулы острые, прическа произведение искусства. А глаза... бррр, холодные такие. Даже холоднее, чем у Кассиана.

На запястьях у нее куча серебряных браслетов, и она их постоянно теребит. Нервничает что ли?

— Кассиан, дорогой! — подплывает к нам.

И целует его в щеку. Но не просто чмок-и-все. Нет, ее губы задерживаются, скользят к уголку его рта...

Меня это бесит. Нет, правда бесит. И не потому что я ревную. С чего бы мне ревновать? Просто... невоспитанность какая-то. Все же видят, что он со мной пришел, что мы пара. А она лезет целоваться!

Замечаю, как дергается мускул на челюсти Кассиана. О, ему тоже не нравится ее выходка.

— Виктория. Позволь представить мою невесту, Сиенну Девро.

Она поворачивается ко мне. Окидывает оценивающим взглядом с головы до ног. Останавливается на вырезе платья, потом на кольце на моем пальце.

— Ах да, невеста... — тянет это слово, превращая его в оскорбление. У нее это мастерски получается, надо отдать должное. — Конечно же. Весь Блэквуд только об этом и говорит. О вашем... трогательном воссоединении. После такого... яркого расставания в прошлый раз.

Вот сука.

Нет, серьезно, какая же сука. Специально напомнила о моем позоре. При всех. Чувствую, как вокруг нас сгущается атмосфера. Разговоры стихают, головы поворачиваются в нашу сторону. Все эти богатые бездельники учуяли потенциальную драму. Теперь будут смотреть и ждать, что же дальше?

Кассиан незаметно сжимает мою руку. Короткое прикосновение, но я понимаю послание. Не дай ей вывести тебя из себя. Держи лицо.

Делаю глубокий вдох. Выдох. Ладно, змеюка, поиграем по твоим правилам.

— Знаешь, Виктория... — растягиваю губы в самой сладкой улыбке. — Иногда самые болезненные уроки делают нас только сильнее. Тот опыт... он многому меня научил.

Поворачиваюсь к Кассиану. Черт, зачем я это делаю? Но слова сами льются:

— Наверное, нам обоим нужно было повзрослеть. Осознать, что по-настоящему важно в жизни. Некоторым парам везет — они сразу встречаются в нужное время. А нам... нам пришлось пройти долгий путь, чтобы найти друг друга снова.

Господи, что за бред я несу? Но Кассиан подхватывает эту игру, наклоняется и целует меня в лоб. Губы горячие, и от них по коже тепло расходится.

— Каждый день благодарен судьбе за второй шанс.

Виктория явно не ожидала такого поворота. На ее идеальном личике мелькает растерянность.

— Как... мило. И какие у вас планы на будущее? Большая свадьба? Дети?

Дети?! Мы только три дня как "помолвлены", а она уже про детей спрашивает! У нее что, совсем с головой не в порядке?

— Пока сосредоточены на настоящем, — пожимаю плечами, изображая беззаботность.

Виктория опять теребит браслет на запястье. Нервный тик какой-то? Кассиан тоже туда посматривает. И в его взгляде что-то странное мелькает. Напряжение? Беспокойство? Да что там, под этими браслетами?

— Сиенна, милая... — Виктория вдруг хватает меня под локоть. — Пойдем на террасу? Немного свежего воздуха не помешает. Поболтаем по-девичьи, а?

Глава 15.

Раскладываю скетчбуки на столе. Карандаши катятся по столешнице, один падает на пол. Лень поднимать. Выстраиваю пигменты по цветам. Руки двигаются на автомате, привычный ритуал перед работой.

И тут в голову лезет она. Виктория с ее дерганым лицом и блестящими не по-здоровому глазами. Помню, как она теребила браслет, словно боялась, что кто-то заметит. А под ним... Черт, те шрамы выглядели жутко.

"Спроси, что бывает с теми, кто пытается уйти."

БАМ!

Дверь распахивается с грохотом. Коробка с углем вылетает из рук. Палочки разлетаются по полу, крошатся на мелкие кусочки. Черная пыль оседает на все поверхности.

На пороге Кассиан. В руках кофе и пакет из пекарни. Замер, разглядывая меня, потом перевел взгляд на пол.

— Рановато для творческого беспорядка.

— А ты рано пришел.

Черт. Рассчитывала на час-другой тишины, а он уже тут. И его парфюм... почему он всегда пахнет так, что голова кружится?

Опускаюсь на корточки, начинаю собирать разбросанный уголь. Противная угольная пыль въедается в кожу, пальцы сразу чернеют.

К моему удивлению, Кассиан ставит кофе на стол и садится рядом на корточки. Молча начинает собирать осколки, раскладывая их по размеру. У него мания все систематизировать?

Тянусь за последним куском. Наши руки сталкиваются, кожа к коже, ничего особенного. Но меня словно током прошибает. Отдергиваю руку, уголь снова падает.

Ну что за фигня...

— Черный, два сахара.

Кассиан встает, кивает на стаканчик с кофе.

— Если твои вкусы не изменились за три года.

Поднимаю на него взгляд. Лицо непроницаемое, как всегда. Ни единой эмоции.

— Помнишь, какой кофе я люблю?

В его глазах что-то мелькнуло. Или показалось в утреннем свете.

— Я много чего помню. Толку от этого ноль.

Обхожу его по широкой дуге, беру кофе. Делаю глоток. Идеальный, зараза. Именно такой, как люблю. Бесит.

— Что в пакете?

— Круассан. И макет для нашего проекта.

Достает из пакета что-то, ставит на стол. Подхожу ближе.

Ох... вау.

Маленькая клетка из проволоки, но необычная. Прутья изгибаются, превращаются в ветви, потом в крылья. А дальше вообще распадаются на отдельные линии, устремляющиеся вверх.

— Это концепция нашей инсталляции. Ночью делал.

Беру макет, верчу в руках. Проволока тонкая, но прочная. Работа ювелирная — каждый изгиб выверен до миллиметра. Это не просто набросок. Это уже законченное произведение.

— Сам делал?

Уголок его рта дергается.

— Удивлена, что Мэдоксы умеют не только ломать?

Хочется съязвить в ответ, но молчу. Продолжаю изучать макет. Он действительно хорош. Очень хорош. В этой маленькой штуке больше смысла и эмоций, чем я ожидала от него.

Неужели у ледяного принца есть душа? Ха, вот это новость века.

— Идея сильная. Но чего-то не хватает. Смотри — клетка же не всегда тюрьма. Иногда она защищает. Обманчиво, конечно, но люди часто сами выбирают свои клетки. Это тоже надо показать.

Кассиан долго молчит, потом кивает.

— Покажи, что ты имеешь в виду.

Следующие два часа пролетают незаметно. Мы рисуем эскизы, спорим о деталях, снова рисуем. Стол покрывается набросками, моими размашистыми и его точными, выверенными.

— Металл слишком холодный для основы.

Заштриховываю часть рисунка углем.

— Нужно дерево. Темное, состаренное. Будет контраст с легкостью крыльев.

— Крылья из чего делать будем?

Кассиан наклоняется над столом. Близко. Слишком близко. Его дыхание щекочет мою щеку, и я стараюсь не обращать внимания на то, как учащается пульс.

Дурацкое тело. Дурацкие реакции.

— Проволочный каркас, а сверху... ммм... полупрозрачная ткань. Чтобы двигалась от малейшего сквозняка. Создавала ощущение жизни.

К моему удивлению, он действительно шарит в искусстве. Не просто кидает идеи наугад, чувствует материал, понимает форму. Помню, как мы раньше болтали про искусство... Тогда я думала, он просто зазубрил умные фразы, чтобы впечатлить меня. Но нет. Ошибалась, как всегда.

— Вот смотри.

Он забирает у меня карандаш. Наши пальцы соприкасаются — снова этот разряд. Кассиан быстро убирает руку, но продолжает рисовать.

— Если здесь сделать излом резче, а тут добавить еще один элемент... Получается не просто трансформация, а борьба. Структура сопротивляется изменениям, цепляется за привычную форму.

Черт, он прав. Это добавляет именно ту двойственность, которой не хватало. Киваю, не доверяя голосу.

Смотрю, как он рисует. Линии ложатся уверенно, точно. Словно они всегда были на бумаге, а он просто проявляет их. Завораживает, если честно.

Когда мы вот так работаем вместе, все остальное отступает. Нет прошлого с его предательством, нет этой дурацкой помолвки по контракту. Просто двое людей, которые создают что-то вместе. И от этой легкости становится... страшно? Да, пожалуй, страшно. Потому что это ловушка. Очередная его игра.

Не могу снова на это вестись. Не могу.

— Сколько времени понадобится на изготовление каркаса?

Моргаю, возвращаясь в реальность. Начинаю бормотать про материалы, сроки, необходимое оборудование. Сердце все еще колотится как бешеное. Нужно взять себя в руки, черт возьми.

— На сегодня достаточно. У меня встреча через полчаса.

И вот он снова весь в своем бизнесе, недоступный и холодный. А слова Виктории крутятся в голове как заезженная пластинка. Но сейчас не время спрашивать.

Он уходит, дверь закрывается с тихим щелчком. Я остаюсь одна в студии, которая вдруг кажется огромной и пустой.

Сползаю по стене на пол. Ноги ватные, в голове каша, в ушах звенит.

Только сейчас замечаю его сумку под столом. Кожаная, с монограммой К.М. Забыл? Или... специально оставил?

Сижу, пялюсь на эту чертову сумку. Залезть в чужие вещи — подло и мерзко. Но Виктория, ее намеки, все эти недосказанности... Мне нужны хоть какие-то ответы.

Глава 16.

Сижу прямо на полу студии, ноги затекли уже минут десять назад, но встать не могу. В руках альбом, а в голове... черт, да там вообще ничего нет, кроме белого шума.

Листаю страницы, и с каждой становится все хуже. Вот я в библиотеке — сижу, уткнувшись в книгу. Помню тот день, готовилась к семинару Беннета, нервничала жутко. А он, оказывается, сидел где-то и рисовал меня.

Вот я в кафетерии, смеюсь над какой-то шуткой Джессики. А вот сплю на скамейке в парке после бессонной ночи. Волосы во все стороны торчат, рука под щекой, рот приоткрыт. Красота, неописуемая. Но он даже это нарисовал. И родинку у виска. И то, как левая бровь у меня выше правой поднимается, когда я на чем-то концентрируюсь.

Это же... это же... Он что, месяцами за мной следил? Изучал каждую мою черточку, каждую привычку? А потом взял и публично растоптал, как будто я вообще ничего не значу?

Где, черт побери, логика? Где хоть капля здравого смысла во всем этом?

В коридоре шаги. Мое сердце ухает куда-то в желудок.

Хватаю телефон, руки трясутся. Быстро фотографирую несколько рисунков. Пихаю альбом обратно в потайной карман, но эта чертова молния... ну конечно же, заело именно сейчас! Дергаю изо всех сил, наконец поддается.

Шаги проходят мимо. Выдыхаю громко. Ноги подкашиваются, когда пытаюсь встать. Приходится опереться о стену и постоять так минуту, пока перестанет колотить.

***

На лекции Беннета я вообще не в себе. Он там что-то вещает про деконструктивизм, показывает слайды, а у меня перед глазами только эти чертовы рисунки. Машинально черчу что-то в тетради, даже не смотрю, что получается. Наверное, опять каракули какие-то.

Дверь открывается. Поднимаю голову чисто на автомате и встречаюсь взглядом с Кассианом. За ним маячит Адриан.

Жду, что Кассиан направится ко мне. Мы же должны изображать голубков для публики, сидеть рядышком, держаться за ручки и все такое. Но он проходит мимо! И усаживается в самом дальнем углу аудитории.

Офигеть можно. Весь зал сразу оживает. Девчонки начинают перешептываться, косятся то на меня, то на него. Парни ухмыляются.

У меня внутри все холодеет. Он знает? Заметил, что я рылась в его вещах? Или там правда камеры есть, а я как дура не догадалась?

Беннет продолжает вещать, но я не слышу ни единого слова.

Зачем? Зачем он меня рисовал? Это какой-то больной вид сталкинга? Подготовка к публичной казни? Или...

Да блин, хватит уже фантазировать. Не было там ничего, кроме холодного расчета. Не было и не могло быть.

Звонок. Кассиан срывается первым — буквально выскакивает из аудитории, даже вещи толком не собрав. Это вообще на него не похоже. Обычно он неспешно укладывает ручки в пенал, ноутбук в чехол, демонстрирует всем свое олимпийское спокойствие.

***

К четырем часам я уже как на иголках. Иду к студии, дергаю дверь, жду, что будет заперто, но нет. Он внутри. Стоит у окна, засунув руки в карманы. Спина прямая, плечи напряжены.

— О, явился все-таки.

Слова вылетают раньше, чем успеваю подумать. Закрываю дверь, и щелчок замка эхом разносится по пустой студии.

— Я нашла твой альбом. В твоей сумке. И теперь хочу услышать объяснения.

Вот теперь повернулся. Медленно, нехотя. Лицо — маска полного безразличия.

— Лазишь по чужим вещам? Как предсказуемо.

— Предсказуемо? Серьезно? — делаю шаг вперед. — Ты оставил сумку в студии, а теперь я виновата? Но дело не в этом. Там десятки моих портретов! Все нарисованы до той ночи в клубе. Зачем ты это делал?

— И что конкретно ты хочешь услышать?

Он тоже делает шаг навстречу. Между нами остается метра три, не больше.

— Красивую сказку про тайную любовь? Или душещипательную историю о том, как злой папочка заставил бедного мальчика разбить твое сердечко?

На его губах появляется та самая ухмылка. Мерзкая, холодная, от которой хочется врезать.

— Тебе станет легче, если я соврy что-нибудь приятное, Мышка?

Вот сука. Стоит и откровенно издевается.

— Мне нужна правда! — почти кричу. — Хоть раз в жизни, хоть на одну минуту — просто скажи мне правду! Эти рисунки, твои слова тогда, а потом этот смех... Ничего не сходится! Где была ложь — три года назад? Или сейчас?

— Правда? — он выдыхает так, будто это самое смешное слово на свете. — Ладно, изволь. Ты была экспериментом. Мне стало интересно изучить, как работает наивность. Насколько легко манипулировать чувствами. Рисунки — это просто способ фиксации наблюдений. Чистое исследование, никаких эмоций.

Каждое слово бьет как пощечина. Я отступаю назад, но что-то внутри упорно сопротивляется. Не верю. Не могу поверить в эту хрень.

— Врешь. В тех рисунках не было холодного анализа. Там было... что-то другое. Что-то настоящее.

Кассиан резко разворачивается, хватает со стола гипсовый бюст и швыряет в стену рядом со мной. Грохот оглушительный. Осколки разлетаются во все стороны, один царапает щеку. Чувствую, как по коже стекает что-то теплое.

— Ты видишь только то, что хочешь видеть! — он рычит.

— А что я должна видеть? Твою крутость? Полное отсутствие эмоций? Или надпись под последним рисунком тоже входила в исследование? "То, что мы ломаем, не всегда можно починить" — это же чистое сожаление!

— Заткнись!

Он оказывается рядом в два больших шага. Слишком близко. У меня колени подгибаются, но я заставляю себя не отступать.

— Тогда зачем хранишь эти рисунки? Зачем таскаешь их с собой? И почему, черт возьми, снова начал меня рисовать?

Толкаю его в грудь обеими руками. Бесполезно, он даже не качнулся, стоит как скала.

— Сколько можно объяснять? — его голос срывается. — Эксперимент окончен! Данные собраны! Все, точка!

— Ага, конечно. Тогда выброси альбом. Прямо сейчас. Если это просто исследование — избавься от него.

Он хватает меня за плечи, встряхивает и впечатывает спиной в стену. Больно, но я даже не пискну. Смотрю ему прямо в глаза, не отвожу взгляд.

Глава 17.

Секунду назад Кассиан был так близко, что я чувствовала его дыхание, а теперь между нами метра три чистого пространства. Он отскочил так резко, будто его током шарахнуло.

— Отец. Мы не ждали тебя.

Ну еще бы мы ждали. У меня сердце колотится как бешеное, ноги ватные, а во рту пересохло так, что язык к небу прилип.

— Заметно.

Эдвард входит в студию, и с каждым его шагом воздух становится гуще. Или мне кажется? Его взгляд скользит по осколкам разбитого бюста, и одна бровь едва заметно ползет вверх.

— Вижу, работа идет полным ходом.

Пытаюсь взять себя в руки. Делаю глубокий вдох, потом еще один. Тщетно, сердце все равно колотится где-то в горле.

Эдвард поворачивается ко мне, и на его губах появляется подобие улыбки. Жуткое зрелище.

— Мисс Девро, надеюсь, ваш вечер свободен? Хотел бы пригласить вас на ужин к нам домой. В узком семейном кругу. Полагаю, вам будет... полезно увидеть среду, в которую вы скоро вольетесь.

Семейный ужин у Мэдоксов. Ну офигеть теперь. Я думала, та первая встреча была адом, но похоже, настоящее веселье только начинается.

— Отец, Сиенне нужно...

Кассиан пытается вмешаться, но я его перебиваю. Откуда во мне берется эта наглость — понятия не имею. Наверное, адреналин еще не выветрился.

— Конечно, мистер Мэдокс. Мой вечер абсолютно свободен. С удовольствием приму ваше приглашение.

С удовольствием? Господи, что я несу?

— Превосходно. Кассиан заберет вас в семь.

Эдвард переводит взгляд на сына, и температура в студии резко падает градусов на двадцать. Если бы взглядами можно было убивать, мы бы сейчас наблюдали хладный труп.

— А нам с тобой нужно поговорить. Немедленно. До вечера, мисс Девро.

Кассиан бросает на меня быстрый взгляд и молча идет за отцом. Дверь закрывается, и я буквально сползаю на ближайший стул. Ноги не держат, руки трясутся, а в голове полная каша.

Что это вообще сейчас было? Сначала мы с Кассианом чуть не... ну, не знаю что. А потом его отец материализуется. И теперь меня ждет ужин в их семейном гнезде.

Трогаю щеку, на пальцах кровь. Немного, царапина неглубокая. Но все равно неприятно.

Губы горят. Хотя он их даже не коснулся. Но они помнят то напряжение, то предвкушение... Провожу по ним пальцами.

Встаю, ноги все еще подрагивают. Нужно домой, принять душ, привести мысли в порядок. И морально подготовиться к вечернему кошмару.

Потому что ужин у Мэдоксов — это точно будет кошмар. С этим даже спорить не буду.

***

Машина петляет по извилистой дороге. Ну и дорожка... Будто специально хотели отпугнуть незваных гостей - повороты такие крутые, что желудок подпрыгивает.

А потом из-за деревьев вырастает эта махина. Особняк Мэдоксов. Темный камень, башенки, узкие окна... Не хватает только летучих мышей и зловещей музыки.

Кассиан рулит молча. Всю дорогу от универа - ни звука. Только иногда челюсть так сжимает, что мышцы на скулах играют. О чем думает? Да черт его знает. У него вообще сложно что-то прочитать на лице.

Не выдерживаю этой тишины. Она давит, душит, заставляет ерзать на сиденье.

— Вы тут вампиров разводите? Или просто любите готику?

Он даже не дергается. Взгляд прикован к дороге, руки на руле.

— Обычный дом. Ничего особенного.

Ага, обычный. Как же. У обычных людей дома не выглядят как логово злодея.

Подъезжаем к главному входу. Какой-то тип в черной униформе молча забирает ключи у Кассиана. Ни "добрый вечер", ни "рады вас видеть". Просто взял и ушел. Мило. Прям чувствуешь себя желанным гостем.

Внутри... ох. Мрамор. Везде мрамор. Пол блестит. На стенах - тоже мрамор, только другого оттенка. Интересно, потолок тоже мраморный? Задираю голову, нет, обычный, но с лепниной и позолотой. Скромненько.

Иду за Кассианом через анфиладу комнат. Наши шаги гулко отдаются от стен. Хочется что-нибудь сказать, просто чтобы нарушить эту мертвую тишину, но слова застревают в горле.

***

Столовая размером с баскетбольную площадку. Не шучу. Стол тянется, кажется, до горизонта. Рассчитан минимум на сорок человек, а сидим только мы трое. Эдвард Мэдокс восседает во главе, естественно. Мы с Кассианом - по разные стороны, далеко друг от друга.

Эдвард что-то вещает. О бизнесе, о рынках, о каких-то слияниях и поглощениях. Честно? Я вообще не врубаюсь, о чем он. Просто киваю и пытаюсь изобразить заинтересованность.

Кассиан сидит как статуя. Иногда односложно отвечает на вопросы отца, но в основном молчит. Режет мясо с хирургической точностью, подносит вилку ко рту.

Я ковыряюсь в своей тарелке. Что это вообще за еда? Какие-то крошечные порции, красиво разложенные, с завитушками из соуса. Есть хочется ужасно, но просить добавки как-то неловко. Представляю, как говорю: "А можно еще? Я не наелась вашими молекулярными изысками".

Эта пытка тянется вечность. Или мне так кажется? Проверяю телефон под столом - прошло всего сорок минут. Только сорок? У меня ощущение, что я тут уже часа три сижу.

— Мисс Девро, я правильно понимаю, вы изучали технику старых мастеров в Париже?

Чуть не роняю вилку. Откуда он... А, ну да. Конечно же, навел справки.

Прочищаю горло, пытаюсь собраться.

— Да, мне повезло попасть в мастерскую Жерара Фонтера. Он специализируется на изучении техники светотени у мастеров Возрождения.

— Интересный выбор. Элизабет тоже увлекалась этой темой. Считала, что современные художники разучились работать со светом.

Кто такая Элизабет? И почему при звуке этого имени Кассиан вдруг замер? Он держит бокал на полпути ко рту, и я вижу, как побелели костяшки пальцев. Вот-вот хрусталь треснет.

Пауза затягивается. Эдвард продолжает резать мясо, будто не замечает реакции сына. Или замечает и специально давит на больное?

— У нее был особый взгляд на искусство. Жаль, что талант не всегда находит правильное применение. Особенно у женщин. Им часто не хватает... дисциплины.

Глава 18.

Неделя прошла с того странного ужина в особняке Мэдоксов. А я все никак не могу выкинуть из головы ту седую женщину.

А Кассиан после того вечера вообще с катушек съехал. Названивает постоянно. «Сиенна, где ты?» «Сиенна, все в порядке?» «Сиенна, почему не отвечаешь сразу?» Да блин, я в туалет сходить не могу спокойно! И это еще цветочки. Он реально начал появляться везде, где я нахожусь. Библиотека — вот он, за соседним столом сидит. Кафетерий — опять тут как тут. Даже возле женского туалета пару раз засекала.

Это уже не забота, это какая-то паранойя. У него же дел по горло должно быть — компания отца, учеба, всякие там встречи важные. Но нет, он предпочитает торчать в моем периметре.

И взгляд... раньше я хоть понимала, что там — холодный расчет, насмешка, иногда раздражение. А теперь? Теперь он постоянно озирается. Будто ждет, что кто-то выскочит из-за угла и... и что? Нападет?

— Эй, Сиенна!

Дергаюсь. Зои стоит передо мной и щелкает пальцами прямо перед носом.

Мы засели в самом дальнем углу библиотеки. Вокруг горы старых газет, распечаток финансовых отчетов, каких-то схем. От всего этого уже рябит в глазах.

— Ты опять улетела куда-то, — Зои садится обратно. — Третий раз за час. И кофе уже остыл.

Смотрю на стаканчик в руке. И правда, холодный.

— Извини. Голова другим забита.

— Угу, вижу, — она кивает на окно. — Твой личный сталкер все еще на месте?

Поворачиваю голову и... ну конечно. Черный Aston Martin стоит у самого входа.

— Да что ж такое... — закатываю глаза. — Он там уже два часа торчит!

— Три, — поправляет Зои. — Я засекла, когда мы пришли.

Начинаю барабанить пальцами по столу. Потом ловлю себя на том, что выбиваю тот же ритм, что обычно Кассиан, когда нервничает. Черт, я что, его привычки перенимаю?

— Может, плюнем на все это? — Зои наклоняется ко мне через стол. — Си, я серьезно. От Мэдоксов проблемами разит за километр. Еще не поздно слинять.

Качаю головой.

— Не могу просто забить. Та женщина... — замолкаю, пытаясь подобрать слова. — Блин, Зои, ты бы видела ее глаза. Там был такой ужас... Она реально чего-то боялась. Или кого-то.

— Ну и что? Мало ли психов в богатых семьях? Может, у нее просто крыша поехала на старости лет.

— Нет, — мотаю головой. — Это было не безумие. Она была напугана, но... но в здравом уме. Понимаешь?

Зои вздыхает.

— Ладно, черт с тобой. Уговорила, — она придвигает к себе ноутбук. — Но если нас арестуют за взлом баз данных, я скажу, что ты меня пытала.

Фыркаю, и настроение немного поднимается. Ее пальцы уже летают по клавиатуре. На экране мелькают какие-то окна, строчки кода, таблицы.

— Так, что у нас есть... Элизабет Мэдокс, урожденная Блэквуд. О, из тех самых Блэквудов! Наш универ назван в их честь, между прочим.

— Серьезно?

— Ага. Старинная семья, куча денег, связи везде. В общем, идеальная партия для молодого Эдварда Мэдокса. Поженились... двадцать четыре года назад. Родился Кассиан. А потом... — Зои хмурится. — Двенадцать лет назад Элизабет умерла. Несчастный случай.

У меня по спине пробегают мурашки. Несчастный случай — это же самая удобная формулировка, когда хочешь что-то скрыть.

— Что за несчастный случай? Машина? Падение с лестницы?

— Вот тут-то и начинается самое интересное, — Зои прищуривается, вчитываясь в экран. — Информации — кот наплакал. Одна строчка в местной газете: «Элизабет Мэдокс трагически погибла в загородном поместье семьи». И всё!

— Это странно, — машинально кручу в руках ручку.

— Вот именно! Секундочку... — пальцы Зои превращаются в размытое пятно над клавиатурой. — Блин, защита серьезная. Полицейские отчеты закрыты наглухо. Медицинские тоже. Без спецоборудования не подобраться.

Она разворачивает ко мне ноутбук. На экране — фотография. Элизабет Мэдокс во всей красе.

Ого... На портрете в особняке она казалась красивой, но... здесь настоящая женщина. И красота у нее не кукольная, а... магнетическая, что ли. Темные волосы, выразительные глаза, в которых читается ум и... что-то еще. Грусть? Тоска?

Рядом с ней стоит молодой Эдвард. И вот от его взгляда мне становится не по себе. Он смотрит на жену не как на любимого человека. Как на... собственность?

— Смотри, что еще нашла, — Зои открывает новую вкладку. — До замужества Элизабет была восходящей звездой в мире искусства. Художница. Критики от нее без ума были. А после свадьбы...

— Что?

— Тишина. Последняя выставка, за год до рождения Кассиана. А потом, пуф! — Зои щелкает пальцами. — И нет больше художницы. Только жена миллиардера, которая улыбается на благотворительных вечерах.

Листаю каталог с репродукциями работ Элизабет. И... вау. Это мощно.

— Но почему она бросила? У нее же талант был!

— Ну давай подумаем, — Зои откидывается на спинку стула. — Молодая талантливая художница выходит замуж за контрол-фрика. Который наверняка сказал: «Дорогая, хватит заниматься этими глупостями. Твое место — рядом со мной, украшать собой приемы».

— Думаешь, Эдвард заставил?

— А ты сомневаешься? О, а вот это интересно, — Зои открывает новый файл. — После смерти Элизабет ее дорогой муженек начал скупать все ее работы. Тихо, через подставных лиц, по всему миру. Сейчас большинство картин просто... исчезли. В частных коллекциях, недоступных для публики.

— Зачем? — я в недоумении. — Обычно после смерти художника цены на работы взлетают. Устраивают ретроспективы, издают альбомы...

— А он все спрятал.

В животе неприятно ворочается что-то холодное и склизкое. Вспоминаю ту галерею в особняке — Моне, Ренуар, Дега... Куча дорогущих картин. Но ни одной работы самой Элизабет. Только ее портрет в дальнем углу.

Следующие два часа мы роемся в архивах, и с каждой минутой картина становится все мрачнее. Эдвард Мэдокс оказывается еще большим ублюдком, чем я думала.

Когда мы наконец выбираемся из библиотеки, на улице уже стемнело. Воздух влажный, пахнет дождем и мокрым асфальтом. И конечно же...

Глава 19.

Газетная вырезка прилипла к ладоням. Вообще-то я не из тех, кто потеет от страха, но тут...

Швыряю конверт на стол. Иду к окну, дергаю штору в сторону. Кто-то был в моей комнате. Пока я в душе торчала и пела всякую ерунду себе под нос, какой-то урод тут шарился. Или не шарился... Может, просто конверт под дверь подсунул. Но факт остается, кто-то в курсе, что я в библиотеке копалась и искала информацию про Мэдоксов.

Разворачиваюсь, осматриваю комнату. Учебники на столе как лежали, так и лежат. Футболка на стуле висит. Косметика по комоду раскидана. Вроде все на месте, но... Теперь каждая вещь какой-то чужой кажется. А вдруг кто-то мою расческу трогал? Или в тетрадях рылся? Да это ж паранойя начинается.

За дверью половица скрипнула. Я так и застыла. Прислушиваюсь, еще скрип. Кто-то по коридору идет. Хватаю первое, что под руку попалось, учебник по истории искусств. Здоровенный такой, килограмма два точно. Если что по башке дам, мало не покажется.

Шаги дальше пошли, затихают. Выдыхаю, опускаю свое "оружие". Ну и дура же я... Учебником размахиваю, будто это поможет.

Падаю на кровать. Но какой там сон. Меня всю трясет еще. Эта чертова вырезка на столе лежит, и я прямо чувствую, как от нее... не знаю... какая-то гадость исходит.

***

В семь утра врываюсь в студию. Кассиан уже тут, возится с железками. Рубашка до локтей закатана, волосы в разные стороны торчат, между бровей морщина глубокая.

— Кассиан.

Он дергается так резко, что плоскогубцы выскальзывают из рук. Оборачивается и на его лице целое кино. Сначала удивление. Потом тревога. А потом — бац! — привычная маска на месте.

— Сиенна? Ты рано.

Наклоняется за инструментом. Вытирает руки какой-то промасленной тряпкой.

— У нас проблема.

Подхожу к столу, выуживаю из рюкзака злополучный конверт. Кидаю перед ним.

— Вчера вечером нашла под дверью. После библиотеки пришла, в душ сходила, вышла — а вот это уже там.

Смотрю, как у него меняется лицо. Прямо на глазах бледнеет. Берет вырезку, пальцы подрагивают. Еле заметно, но дрожат.

— Откуда... — он сглатывает, облизывает губы. — Ты видела, кто принес?

— Ага, мы еще чаю попили, печеньками похрустели... Кассиан, я в душе была! Вышла — эта дрянь уже на полу была. Никого не видела, ничего не слышала. Все.

— Нужно проверить твою комнату. Сейчас же.

Он уже рвется к двери, но я хватаю его за рукав.

— Эй, притормози! Зачем проверять?

Разворачивается ко мне.

— Тот, кто это прислал, может быть опасен. Нужно убедиться, что в твоей комнате нет... сюрпризов.

Он имеет в виду жучки, камеры и прочую шпионскую муть?

— Ладно, пошли.

***

В моей комнате Кассиан проверяет каждый чертов сантиметр. Заглядывает под кровать, шарит руками по стенам, разбирает настольную лампу на запчасти.

Сижу на кровати, поджав ноги, и наблюдаю за этим представлением. В другой день посмеялась бы, ну кто так делает? Но сегодня почему-то не смешно. Может, потому что он реально выглядит обеспокоенным? Или потому что я сама начинаю верить, что кто-то мог тут шариться?

— Так. Вроде чисто. Но замок поменяй. Сегодня же. И дверь запирай всегда — даже если на пять минут выходишь.

Встаю с кровати, подхожу к нему вплотную. Приходится задрать голову. Черт, ну почему он такой высоченный? У меня шея затекает.

— Хватит из себя загадочного рыцаря строить. Кто мог это прислать? И не надо отмазок типа "не твое дело".

— Не лезь в это, Мышка. Есть вещи, о которых лучше не знать.

Разворачивается и уходит, оставляя меня стоять посреди комнаты с открытым ртом.

Ну спасибо, очень информативно! "Есть вещи, о которых лучше не знать".

Я бы за ним побежала, но какой смысл? Все равно ничего не скажет. Упрямый козел.

***

Проходит пара дней. Новых писем нет, что радует. Замок поменяла. Три оборота ключа, засов, цепочка. Зои смеется, говорит, что я превращаюсь в параноика. Может, и так, но лучше перебдеть.

Иду из библиотеки, думаю о том, что надо бы в магазин заскочить. Молоко кончилось, да и печенья не помешает. И тут:

— Сиенна? Это правда ты?

Оборачиваюсь и лицо само расползается в улыбке. Джулиан!

Рыжий, конопатый, уши торчат в стороны, некоторые вещи не меняются. Но возмужал парень, это факт.

— Джулиан! Откуда ты взялся?

Подходит, обнимает по-дружески. Крепко так.

— Вернулся из Нью-Йорка пару дней назад. Стажировка в галерее закончилась. Представляешь, целый год там проторчал! А ты... ты же в Париж уехала? Даже не попрощалась толком.

Отстраняюсь, поправляю ремень сумки на плече. Неловко как-то. Ну да, сбежала я тогда. Но как объяснить, что после того позора в клубе мне просто необходимо было исчезнуть?

— Ну... так сложилось. Срочно уехать пришлось.

— Понимаю. Слушай, может, кофе? Тут недалеко новая кофейня открылась — варят божественный флэт уайт. Расскажешь про Париж, я про Нью-Йорк. У меня столько новостей!

Уже открываю рот, чтобы согласиться на кофе. Соскучилась по нормальному общению.

Но тут... Не вижу, но чувствую. Кожей чувствую чужой взгляд.

Медленно поворачиваю голову. Кассиан стоит у входа в здание. Лицо... ну, если бы взглядом можно было убивать, Джулиан бы уже валялся на асфальте в луже крови.

Мать моя женщина. Откуда он вообще взялся?

Кассиан движется в нашу сторону. Останавливается так, что его плечо касается моего.

— Мэдокс, — Джулиан натягивает улыбку, но выходит криво.

— Уйди.

Ух ты, как лаконично. Одно слово и столько льда в голосе.

Атмосфера накаляется. Джулиан переминается с ноги на ногу, явно чувствует себя некомфортно.

— Ладно, Си, я пойду. Если надумаешь насчет кофе — я в старой мастерской на третьем этаже.

Глава 20.

Проволока гнется под пальцами, скручивается в спираль. Виток, еще виток. Пальцы работают сами, мозг отключается. Хоть на пару минут не думать о той записке под дверью. Может, правда кто-то из местных решил прикольнуться? Типа, смотрите, как я напугаю невесту Мэдокса.

Откидываюсь на стуле, разглядываю конструкцию. Металлический скелет тянется к потолку. Временные подпорки еле держат эту махину. Завтра надо будет укрепить, а сегодня... сегодня я выжата как лимон.

Скрежет режет уши — металл по металлу, мерзкий звук. Поднимаю взгляд и...

Твою мать.

Верхнее крепление отваливается от стены. Прямо сейчас, прямо на моих глазах. Огромная железяка с острыми краями валится вниз. На меня.

Мозг все понимает — надо отскочить, убежать, хоть что-то сделать. Но ноги как будто в бетон залили. Стою и пялюсь на эту штуковину, которая через секунду меня в лепешку превратит.

Что-то бьет меня сбоку — резко, больно. Лечу в сторону, приземляюсь на задницу. Копчик взрывается болью, из легких весь воздух вышибло. Грохот оглушает, но сквозь него прорывается... стон? Или мне показалось?

Переворачиваюсь, морщась от боли. И вижу Кассиана. Он стоит там, где секунду назад была я. Правую руку зажало упавшей конструкцией. Белая рубашка пропитывается кровью — красные пятна расползаются по ткани.

Блин. Блин-блин-блин.

Вскакиваю, забыв про боль в копчике.

— Кассиан!

Он дергает железяку левой рукой. Металл скрипит, сдвигается. На рукаве дырища, края в крови. Капает на пол — кап-кап-кап. Ритмично так. И много.

— Порядок. Царапина.

Ага, царапина. У него там полруки разодрано, а он, царапина.

Несусь к аптечке на стене. Руки трясутся, когда срываю ее с места. Бинты, антисептик, пластыри... Все есть, кроме нормального врача, а он как раз нужен.

— Рубашку снимай. Быстро.

Он смотрит на меня как на сумасшедшую. В глазах мелькает что-то... страх? Неуверенность? Да ладно, Кассиан Мэдокс и страх?

— Справлюсь. Просто забинтуй сверху.

Вот упрямец.

— Хватит выпендриваться! Мне рану видеть надо. Это не шутки — инфекция, заражение крови, сепсис. Выбирай или раздевайся.

Молчит. Стоит как статуя, только челюсть ходуном ходит от напряжения. Потом начинает возиться с пуговицами. Одной рукой неудобно, пальцы по кровавой ткани скользят.

Рубашка падает на пол.

У меня дыхание перехватывает.

Спина... Господи, что с его спиной? Шрамы. Десятки шрамов. Длинные, короткие, старые белые, розовые поновее. Переплетаются, накладываются друг на друга. Это не случайность. Это... кто-то специально делал.

Кассиан стоит спиной ко мне. Плечи напряжены, он знает, что я вижу.

Подхожу ближе. Рука сама тянется к длинному шраму на лопатке. Едва касаюсь кончиками пальцев.

Он дергается, будто током ударило. Разворачивается, хватает за запястье. Не больно, но крепко.

— Не трогай.

Всего два слова. Но сколько в них всего — боль, стыд, предупреждение.

— Кто это сделал?

Молчание. Отпускает мою руку, делает шаг назад. Опять эта дистанция между нами.

— Неважно. Займемся раной.

Неважно. Конечно. Кого-то превратили в решето, а это неважно. Но сейчас не время спорить. Кровь все еще идет.

Глава 21.

Усаживаю его на стул, раскладываю медицинские штуки на столе. Рана глубокая, рваная. Края неровные, кровь не останавливается.

— Тебе к врачу надо. Зашивать это.

— Никаких врачей.

Ну разумеется. Мэдокс не может показать слабость. Даже когда кровью истекает.

— Кассиан, это тупо. Заражение может начаться, ткани отмирать...

— Сказал — никаких врачей.

Взгляд становится жестким. Тем самым, который спорить не позволяет.

Ладно. Сам виноват будешь, если рука отвалится.

Обрабатываю антисептиком. Он даже не дергается, хотя печь должно адски. Прикладываю салфетку, прижимаю. Марля мгновенно пропитывается кровью.

— Держи сам.

Послушно прижимает салфетку здоровой рукой. Разматываю бинт, соображая, как это все закрепить.

Работаю молча. В студии только наше дыхание да его часы тикают. Солнце садится, золотой свет заливает комнату. На его коже блики играют.

— Я в Париже волонтерила. В клинике для беженцев. По выходным.

Сама не знаю, зачем это рассказываю. Наверное, тишина давит.

Он чуть голову поворачивает, но не смотрит.

— И что, много ран видела?

— Всякое было. Ножевые, огнестрельные. Люди из горячих точек приезжали, состояние — жуть.

Закрепляю повязку лентой. Аккуратно, не слишком туго. Мои пальцы по его предплечью скользят, он едва заметно вздрагивает.

— Все. Не мочи. Завтра проверь — покраснеет или опухнет, сразу к врачу. И без своих принципов тупых.

Встает, хватает рубашку с пола. Натягивает быстро, прячет изуродованную спину. Стыдится? Или вопросов боится?

— Спасибо.

Убираю аптечку на место. Руки все еще подрагивают, адреналин не отпустил.

— Как думаешь, почему крепление сдало? Ты же вчера все проверял.

Кассиан подходит к упавшей конструкции, садится на корточки. Разглядывает место крепления, проводит пальцем по резьбе.

— Ослабили. Специально.

По спине мурашки бегут. Сначала записка, теперь вот это. Кто-то явно хочет меня достать. Или грохнуть.

— То есть не случайность?

Встает, отряхивает ладони. В глазах что-то темное появляется.

— Нет. Не случайность.

Обнимаю себя руками. В студии вдруг холодно стало.

Кто-то на меня покушался. Прямо тут, в универе. Днем. Нагло так, не скрываясь.

И Кассиан это понимает. Видит. Знает.

Но молчит.

Глава 22.

Между нами с Кассианом что-то меняется. И это меня реально напрягает.

Нет, я не начала ему доверять – это было бы тупостью. Но все эти стенки, которые я так старательно строила... они трещат. И от этого хочется сбежать куда подальше.

Вчера после лекции иду через главный холл, и тут такая картина — какой-то тощий первокурсник прижат к стене. Вокруг него уроды из братства. Вечно они к стипендиатам цепляются, козлы. Парень весь трясется, в глазах такая паника, что мне самой страшно стало.

Достаю телефон вызвать охрану. И тут бац — Кассиан материализуется из воздуха. Просто встает между ними. Молча. Даже слова не сказал. Десять секунд и вся толпа испарилась. Как будто их и не было.

Первокурсник что-то бормочет, благодарит вроде. Кассиан кивает и уходит. Все. Никакой показухи, никакого "смотрите, какой я герой". Просто решил проблему и пошел дальше.

И это так... не вяжется с тем Кассианом, которого я знаю. Или думала, что знаю.

А сегодня на семинаре по экономике вообще цирк. Хардинг завел свою любимую песню, бизнес превыше всего, люди это расходный материал, прибыль решает, сантименты для лохов.

И тут Кассиан такой:

— Профессор, это же тупиковый путь. Компания без лояльных сотрудников загнется через пару лет максимум. Люди начнут работать спустя рукава, текучка зашкалит, клиенты почувствуют фальш и свалят к конкурентам. А потом придется вливать миллионы в восстановление репутации. Простая математика же.

Хардинг пытается спорить — мол, квартальные отчеты важнее всего. Кассиан достает планшет, тычет в экран:

— Вот статистика. Девяносто процентов компаний, которые экономили на людях, обанкротились за последние пять лет. Факты, профессор. Упрямая вещь.

Сижу и ушам своим не верю. Это говорит наследник империи Мэдоксов? Той самой, которая десятилетиями жрет конкурентов на завтрак и плюет на людей?

В студии тоже все как-то... по-другому стало. Наша инсталляция превратилась в какой-то странный разговор без слов. Все, что не можем сказать вслух, выражаем через металл и проволоку.

Вчера сидели на полу среди эскизов. Кассиан крутит в руках кусок проволоки, гнет туда-сюда. Молчит долго, потом вдруг выдает:

— Знаешь, что самое паршивое в клетке? Не прутья. А когда привыкаешь к ней настолько, что открытая дверь уже не кажется выходом. Просто... часть декора.

И в его голосе было что-то такое... Личное, что ли. Будто не про инсталляцию говорит, а про себя.

Ладно, хватит об этом думать. У меня эссе по импрессионизму горит, а я тут размышляю о всякой ерунде...

Сижу в кафетерии, ноутбук открыт, курсор мигает на пустой странице.

Телефон жужжит. Новостное уведомление выскакивает на экран: "Девро Индастриз на грани банкротства: крах неизбежен?"

О черт...

Кликаю на ссылку. С каждым абзацем все хуже и хуже. Эти журналюги выкопали все — долги до последнего цента, список кредиторов, все провальные сделки папы. Если это растиражируют... Любой дурак сообразит — дочка банкрота вдруг обручилась с миллиардером. Ну конечно, великая любовь, ага.

Телефон вибрирует снова. Анонимное сообщение: "Проверь почту. Срочно."

Что за...

Открываю почту. Один файл — скриншоты переписки. Стиль Кассиана узнаю сразу — короткие фразы, никакой воды.

Он пишет главреду "Финансового Обозрения". Требует убрать статью. Намекает на суд за клевету. Напоминает про рекламные контракты Мэдокс Корпорейшн с их изданием.

Ответ редактора предсказуемый: материал снят с публикации, приносим извинения, новая версия будет согласована с вашим PR-отделом.

Перечитываю. Еще раз. И еще.

Кассиан убил статью. Защитил мою семью от позора. Но зачем?

Ну понятно зачем, ему невыгодна правда о нашей сделке. Невеста из нищей семьи — плохой пиар для Мэдоксов. Чистая логика, холодный расчет.

Но что-то внутри упрямо твердит, а может, дело не только в пиаре? Может, он действительно...

Нельзя опять на это вестись. Нельзя забывать, кто он такой и что он со мной сделал.

— Привет, Сиенна.

Поднимаю взгляд — Джулиан.

— Привет! Садись, если время есть.

— Да я вообще-то в мастерскую бегу... Беннет убьет за опоздание!

— Ну тогда в следующий раз, — улыбаюсь.

— Обязательно.

Смотрю, как он убегает. Джулиан такой весь... простой. Понятный. Без всяких закидонов и тайн. Почему меня к таким не тянет? Почему мне подавай сложных психов с кучей проблем?

— Милая картина.

Подскакиваю на стуле, чуть не опрокидывая кофе. Кассиан стоит прямо за мной.

— Блин, Кассиан! Ты меня до инфаркта доведешь! Откуда ты вообще взялся?

— Шел мимо. Увидел, как ты... мило общаешься с приятелем.

Мило общаюсь? Серьезно? Мы просто поздоровались!

— Мы буквально две минуты поговорили. Обычный разговор между знакомыми.

— Конечно. У нас через двадцать минут встреча с ректором, не забыла?

Черт. И правда забыла про эту встречу. По поводу нашего проекта.

— Да, помню. Просто решила кофе допить спокойно.

Начинаю собирать вещи. Встаю — и он тут же кладет руку мне на поясницу. Жест такой... собственнический.

— Пойдем. И в следующий раз будь аккуратнее с такими... встречами. Не все правильно понимают дружеское общение.

— Что ты имеешь в виду? Что я не могу поговорить с другом? Это же бред!

— Твой друг смотрел на тебя далеко не по-дружески, — его пальцы чуть сильнее сжимаются на моей талии.

— И что с того? Даже если так — это не преступление. И вообще, какая тебе разница? Мы же не настоящая пара. Помнишь? Контракт, год, все дела.

— Для всех остальных мы настоящие. И твои теплые беседы с... поклонниками не способствуют правдоподобности нашей легенды.

Поклонниками? Джулиан? Да он просто приятель, с которым можно поболтать о погоде и учебе!

Хочется спорить, но мы уже у кабинета ректора. Ладно, потом разберемся.

***

Глава 23.

Металлические осколки висят в воздухе на тонких проволоках. Обхожу скульптуру Джулиана по кругу, и внутри что-то неприятно дергается.

Джулиан переминается с ноги на ногу, косится на меня. Ждет реакции, это же очевидно.

— Офигенная работа.

Тянусь к одному из осколков, но в последний момент одергиваю руку.

— Месяц на балансировку убил? Это ж с ума сойти можно, каждый кусок под своим углом...

Джулиан расплывается в довольной улыбке.

— Ага, примерно столько. Знаешь... — трет затылок, смотрит куда-то в сторону. — Когда делал, о тебе думал. После всей той истории три года назад.

Вот черт... Щеки начинают гореть. Почему нельзя просто поболтать об искусстве? Почему обязательно вспоминать? Хотя чего я хочу... Для всех в универе я навсегда останусь той дурой, которую Кассиан размазал перед всеми.

— Джулиан, не надо...

— Нет, дай сказать, — он шагает ближе. — Мне реально паршиво. Мы все тогда слились, никто не заступился. Это было... мерзко с нашей стороны.

Уставилась на крепления скульптуры. Изучаю каждую проволочку усердно.

— Забей, сто лет прошло.

Ага, сто лет. И я до сих пор иногда просыпаюсь в холодном поту. Но Джулиану об этом знать необязательно.

— И теперь ты за него выходишь? — в его голосе столько недоверия. — Слушай, если он тебя шантажирует или типа того... Я серьезно. Скажи — что-нибудь придумаем. У меня есть знакомые.

Вот так просто? Позвонить друзьям Джулиана, и все решится? Если бы...

— Джулиан, все сложно. И это не твоя проблема.

Вышло резче, чем хотела. Но он вроде понял. Поднимает руки, отступает.

— Окей, окей. Не лезу. Но если что — звони. Серьезно, Сиенна. Хоть среди ночи.

— Спасибо. Мне пора.

Разворачиваюсь к выходу. И конечно же... Кассиан в дверях.

Может, это шампанское на меня так действует. А может, просто надоело бояться. Внутри просыпается что-то... дерзкое. Хочется сделать что-то глупое, посмотреть, что будет.

Прохожу мимо, специально задеваю плечом.

— Проверяешь свою собственность? Расслабься, никуда не денусь. Контракт есть контракт.

Иду по коридору. Каблуки стучат по мрамору — цок-цок-цок. Он идет следом, слышу его шаги.

— И о чем же вы так мило беседовали с твоим рыжим другом?

Останавливаюсь посреди пустого коридора так резко, что он чуть в меня не врезается. Разворачиваюсь, задираю подбородок.

— А мы старые добрые времена вспоминали. Особенно тот незабываемый вечер в "Олимпе". Помнишь? Когда ты устроил мне публичную казнь. Очень весело было, правда?

Челюсть Кассиана каменеет, мышцы под кожей ходят ходуном. Делает шаг ко мне, потом еще один. И вот я уже прижата к стене, не физически, просто его присутствие такое... давящее. Загоняет в угол без единого прикосновения.

— И что же предлагает твой рыжий рыцарь? Спасти тебя от большого злого волка?

Боже, какой же он... Даже когда злится... нет, особенно когда злится. Эта складка между бровей, потемневшие глаза, сжатые губы. Руки так и чешутся протянуться и разгладить эту складку. Или врезать ему по его идеальному лицу. Пока не определилась, что хочется больше.

— А что если и предложил? — наклоняю голову, изображая задумчивость. — Один звонок — и прощай, дорогой жених. Заманчиво, согласись.

И тут все происходит молниеносно. Даже моргнуть не успеваю, моя спина встречается с холодной стеной. Не больно... он прижал аккуратно, почти нежно. Но его руки упираются в стену по обе стороны от моей головы. Я в ловушке.

— Опасная игра, Мышка. Очень опасная.

Его дыхание обжигает щеку. Я чувствую тепло его тела, вижу, как пульсирует жилка на виске. И странно — страха нет совсем. Вместо него по венам растекается что-то горячее, опьяняющее.

— А может, мне нравится играть в опасные игры...

Смотрим друг на друга. Воздух между нами густой, плотный. Секунда... Две... Три...

А потом он срывается.

Впивается в мои губы. Грубо, требовательно. Это не поцелуй — это... черт знает что. Заявка на власть? Попытка поставить на место? Его язык врывается в рот, и все мысли разлетаются к чертям.

Одна его рука зарывается в волосы, разрушая прическу. Пальцы сжимают пряди почти до боли, фиксируя голову под нужным углом. Вторая рука на талии, притягивает ближе, вжимает в его тело

Дышать невозможно. Но это последнее, о чем думаю. Мои руки сами находят его плечи. Вцепляюсь в пиджак, мну дорогую ткань. Пусть будет больно. Хочу, чтобы было... как мне.

Где-то в глубине сознания еще пищит здравый смысл: «Это Кассиан! Тот самый, который тебя уничтожил! Оттолкни его, дай по яйцам и беги!»

Но тело не слушается. Выгибаюсь навстречу. Кусаю его нижнюю губу. По-настоящему, до крови. Металлический привкус на языке. Он рычит. Низко, гортанно. От этого звука внизу живота все сжимается.

Его колено раздвигает мои ноги. Бедро прижимается... туда. Черт, когда я успела так... Бедра сами начинают двигаться. Тереться о его ногу. Унизительно. Позорно. Но остановиться не могу.

Кассиан отрывается от губ только чтобы пройтись поцелуями вдоль челюсти к шее. Зубы прихватывают кожу там, где шея переходит в плечо. Звук, который я издаю... Потом буду себя ненавидеть. Что-то между стоном и всхлипом.

Цепляюсь за плечи. Иначе сползу по стене. Ноги желе. В голове туман. А между ног пульсирует такое острое желание, что хочется выть.