N.Madeyra: билет в один конец

Подозреваемый

— Вэй, как ты? Ещё не оправился? Что там у тебя произошло?

— Мадейра… Оказался предателем.

— Расскажи мне лучше, что ты делал в этом месте? Тебя же съедят эти люди. Мария Коро пообещала награду за голову убийц её близких. Так что тебе даже нормального адвоката не смогут дать. Ты не будешь в силах покинуть пределы своей камеры живым.

— Комиссар и Хуан де Гарсия действительно были убиты мной, а также часть охраны Вильермо Коро.

— И, конечно же, это совершалось при поддержке твоего мексиканского друга…

— Он испанец и, судя по всему, он знал, что делал. Нужно было послушать вас с дедом. Теперь я его больше никогда не увижу. Если бы ты знал, как мне жить не хочется. Больше я не смогу кому-либо помочь и никого нам с тобой не спасти, Джон. Пусть уж меня убивают. Не хочу жить, зная что всё, что мною было сделано, это часть плана другого человека, а значит — мною ловко манипулировали. Окажи мне услугу, Джон: достань мне цианида. Я не собираюсь терпеть эти муки. Я и до того слишком долго мучился.

— Хорошо, я подумаю над твоим предложением. Друг, я попробую что-то предпринять. Тебя нужно спасти.

— Мне ничего не нужно, я никому не обязан, Джон. Пока мы можем видеться, просто сделай то, что я тебя прошу.

— Хорошо, береги себя, Вэй. Может, ещё встретимся в этой жизни…

— Всё быть может.

Звонок

— Да, центральный штаб Общины Сан-Франциско на связи.

— Здравствуйте, сеньора Коро, я к вам с большим приветом.

— Вон, это ты?! Ты нашёл моего сына?

— А вы думаете для чего мне было искать автомат с телефоном единственным на сотни миль в округе? Ваш спиногрыз у меня, так как мы и договаривались. Надеюсь, вы также будете и ко мне благосклонны. Я же не просто так выполняю свою грязную работу.

— Где вы сейчас находитесь?

— Где-то на задворках Великой пустыни. В пяти милях от оборонительных укреплений пустынников.

— Собрался делать запланированное?

— Ну, разумеется. От своего я не откажусь. Я десять лет ждал расплаты с этим подонком. В этот раз или пан, или пропал. Мне надоело бродить бесцельно на просторах мира, сотворённого с моим скромным участием против моей же воли.

— Дайте мне с ним поговорить. Я хочу услышать перед смертью голос моего сына!

— Себастьян, с тобой хочет поговорить сама Мария Коро — та женщина, которой ты был помилован.

— Да, здравствуйте, сеньора Коро…

— Сын, не называй меня так… Я же твоя мать как никак. Надеюсь, что ты теперь понимаешь, почему я была против, чтобы ты шёл следом за Мадейрой. Ты прощён и официально помилован... и в этом заслуга не только моя. Это было решение общины. Нам хватило того, что мы получили от пустынников и этого эмигранта. Прости, что в молодости я была такой дурой и подвергла тебя такому риску. Я была не права. — Мама... прости и меня тоже! За то, что я был таким непослушным, за то что я ушёл, так и не сказав тебе ничего. Сеньор Вон мне всё рассказал. То, во что я верил прежде, оказалось огромной ложью. Мы должны исправить то, на что длительное время закрывали глаза, чего не видели, словно слепые котята. Мы с ребятами и сеньором Воном положим этому конец. Я тебе обещаю! Клянусь Богом, я прошью сердце Мадейры пулей «девятимиллиметрово­го»!

В трубку было слышно рыдание сына. Мария была не в силах сдерживать свои эмоции тоже. С её глаз лились слёзы, омывая и проходя вдоль лица по каждой морщине, падая на пол. Было тяжело сдержать эмоции двух близких людей, ненавидевших друг друга более десяти лет. Время, которое расставило всё на свои места, так и не смогло воссоединить до конца мать со своим сыном. Самого Вона тронула эта картина. Он и сам хотел бы прижаться к своей давно забытой матери и найти своего отца. Хоть раз поговорить с ними, узнать кем они были при жизни. Но об этом, в такой ответственный час, Вон не мог себе позволить и поэтому, сдержанно и тактично положил руку на плечо юноши.

— Себастьян, уже заканчивается время. Дай мне с ней поговорить, и мы уходим…

После этого Себастьян уступил место китайцу, немного отойдя в сторону, отвернулся ко всем спиной.

— Сеньора Мария, не могли бы вы мне так любезно оказать ещё одну скромную услугу?

— Да, Вон… Для тебя — всё что угодно.

— Уговорите вождя Вэру выступить с нами следующей ночью. У нас уже есть готовый план, но нет подходящего паровозного состава, движущегося по направлению к твердыне пустынников. У этих краснокожих столько боевой техники, а они даже не хотят делиться ею с нами!

— Хорошо, Вон. Я постараюсь выполнить твою просьбу. Береги Себастьяна, я тебя умоляю.

Влюбленная и слепая

Рассвет озарил туманный Сан-Франциско. В городе как всегда стали разворачиваться, словно муравьиные толпы из людей. Из своих нор вылезли на свет, заводя колею безостановочного механизма будней. Среди всей суеты утренние птицы резво и безмятежно воспевают. В это время птичье пение непосредственно донеслось до спальни одной влюблённой пары.

— Мадейра, милый, как же ты мне дорог. Как моё сердце бьется, когда ты со мной рядом…

— Мария, любовь моя, ещё немного и я смогу добиться того, чего мы так с тобой хотели.

— И ты меня сможешь выкупить из борделя?

— Да, любимая! Я выкуплю тебя у твоего хозяина, и ты получишь долгожданную свободу.

Влюблённые молодые люди продолжили нежно целоваться, и мужчина старался приласкать девушку своими объятиями.

— Милый, ты меня заберёшь с собой?

— Конечно, заберу. Всё, что от тебя зависит, это родить нашего с тобой сына. — Почему именно сына?

— Ты забыла, что я врач по профессии наверное?.

Девушка, промолчав, немного снова коснулась губ человека, в которого была влюблена.

— Только ты должна будешь родить ещё одного ребёнка… Не от меня.

— Как это не от тебя? Разве ты не собираешься меня с собой забрать?

— Милая, я тебя очень люблю, но чтобы достичь нашей с тобой мечты, тебе придётся отдать немного больше, чем простую верность. Старик Перейра тяжело болен, и вся власть в картеле достанется его незаконнорожденному­ сыну Вильермо. Ты его должна помнить. Он неоднократно здесь появлялся сбивать дань с твоего хозяина. Поэтому ты теперь должна быть паинькой и делать то, что тебе я говорю.

— Ты мне приказываешь делить постель с нелюбимым человеком?

— Чтобы ты не делала, просто знай, что я люблю тебя, Мария.

Заключенный

Уже как целый год сидел в камере №9 специальной тюрьмы для особо опасных заключенных, что в Юме, штат Техас. Сидел некогда известный подпольщик, борец с наркоторговлей и бедностью в Сан-Фарнциско, обвиняемый в трёх убийствах при отягчающих обстоятельствах китаец из Чайнатауна по имени Вэйгун. Из предъявленных обвинений, кроме выше перечисленных ему было инкриминировано и не доказано: похищение и ограничение в перемещении, вымогательство, доведения до самоубийства, подстрекательство и организация вооруженной преступной группы, грабежи, мошенничество в особо крупных размерах. Но при обыске его дома было найдено лишь пару десятков бумажных долларов и несколько документов на право собственности той лачуги, в которой проживал он со своим дедом. Также был обнаружен целый набор игл, похож на те, что были выявлены на телах комиссара Грегори и наркоторговца Гарсиа. Китаец признался только лишь в убийствах, и как бы его не пытали и не старались покалечить, он не сознавался в совершении других преступлений. Некоторые полицейские говорили, что во время допроса Вэю ломали психику, не давая ему спать, ломали руки, и он несколько раз терял сознание. Но доктора приводили в чувства, чтобы снова продолжать вышеупомянутые пытки. В конце-концов у Вэя пошли галлюцинации и ему казалось, будто он уже дома со своим дедом. Год спустя, после момента его задержания, в силу вступил приговор, и Вэя перевели в Юму. До этого он пребывал в сизо Сан-Франциско. В тот злосчастный день, когда Вэй лежал в больнице, Джон так и не смог прийти и дать ему долгожданную капсулу с цианидом. Вэю хотелось умереть, провалиться сквозь землю. Из-за такой подставы. Не раз, когда ему наносили увечья во время пыток, он вспоминал имя Мадейры, и не раз ему представлялись картины того, как тот убивает своего бывшего друга, ныне заклятого врага. Единственное, чем в дальнейшем помогал Джон — это всячески выгораживал на суде своего друга, стараясь помочь ему и смягчить его участь. Год спустя, пережив все испытания судьбы, Вон лежал в одиночной камере №9 Юмы и ждал своей участи, так как его суд приговорил к электрическому стулу. Вэй уже разучился нормально разговаривать. Он то шептался сам с собой, то внезапно смеялся, то плакал. Обычно раскладывал домино, что ему дали из сочувствия надсмотрщики, или что-то царапал на своей простыне пластиковой ложкой. В один из таких дней к нему пришел надсмотрщик.

— Вэй, к тебе посетитель.

— Сколько раз я говорил, не называть меня так! Я Вон, а не Вэй!

После недолгой паузы Вэй посмотрел на нарисованный им рисунок его деда Вэньхуа, что висел на противоположной конце его камеры, и продолжил.

— Посетитель? Я же просил Джона не приходить ко мне больше! Я его не хочу видеть!

— Это не Джон. Мистер Вон, к вам женщина.

— Женщина? Не помню, чтобы я имел какую-то интрижку перед тем, как меня посадили.

— Так ты пойдешь уже, узкоглазый?! У меня нет времени на твои остроты! То, что тебя через неделю поджарят, не даёт права забирать моё рабочее время.

— Ах да, сеньор… Мистер…­

— Называй меня Джерри.

— Хорошо, Джерри. Ведите меня к таинственной незнакомке!