На цепи

Глава 1

— Может, вам подойдет кто-нибудь из этих? — спросила моя помощница Ча́йни, и я посмотрела в ту сторону, куда указывала ее рука. На помост с рабами.

Над галдящей толпой возвышались мужчины, закованные в цепи. Я видела их сквозь завесу пыли, кружащейся в воздухе. Ее принес из пустыни самум — сухой, горячий ветер, поднимающий песок в воздух. Дыхание джинов. Так называли здесь этот ветер.

Летом город задыхался от зноя и песка. Пыль, снятая с дюн, скрипела на зубах, сушила глаза, забивалась темными полосками под ногти и в складки одежды. Проклятый, вездесущий песок проникал даже в белье. С каждым вздохом ты впускал его в легкие.

Я кашлянула, чтобы избавиться от ощущения песочного кома, застрявшего в горле.

— Эти эльфы выглядят неплохо, госпожа, — Чайни достала из кармана платок и вытерла капельки пота над губой.

Даже во второй половине дня солнце над невольничьим рынком готово было испепелить все живое.

А несчастные рабы жарились под ним с непокрытыми головами, часами подставляли голые плечи и спины злым, безжалостным лучам. Их специально держали на жаре, чтобы они были вялыми и послушными. А ожоги? Ожоги заживут, даже шрамов не останется.

Я неуютно поежилась в тени защитного зонтика.

— Да, эти эльфы явно из питомника, а не дикие, схваченные в лесах Альеры и пригнанные сюда на продажу. После долгой и тяжелой дороги те выглядят едва живыми, а эти здоровые и крепкие, просто измученные.

Мужчины застыли на помосте фигурами из поплывшего воска. Их длинные волосы, некогда белые, сейчас потемнели от пыли и закрывали лица, по которым струился пот. Кожа на их плечах бугрилась волдырями. Массивные железные кандалы оттягивали руки. Рабы не шевелились. За все то время, что я разглядывала их, ни одна цепь не звякнула от движения.

— Вы правы, госпожа. На этой площадке продают эльфов из питомника. Посмотрите, какие они тихие и покорные. Дикие бы рычали, скалились и осыпали нас проклятиями.

Я кивнула.

Чайни, уставшая таскаться со мной по жаре, продолжила с пылом:

— Думаю, лучшего варианта вы не найдете. Мужчины из школы Сен-Ахбу воспитанные и обученные. С ними не будет проблем.

— Сколько же они стоят?

На шее крайнего невольника висела дощечка с цифрами, и я прищурилась, пытаясь разобрать цену, но воздух дрожал от зноя, и надпись на дереве расплывалась. Растолкав толпу, я шагнула вперед.

Площадка, где торговали рабами, была высокой. Она располагалась примерно на уровне моих глаз. Эльфы построились в ряд вдоль самого ее края. Их наготу прикрывали короткие грязные тряпки из льна, и когда я приблизилась, то случайно заглянула под набедренную повязку одного из рабов.

Я не хотела. Так получилось. Просто задрала голову, чтобы прочитать стоимость на табличке, а увидела то, что было спрятано под полосой мятой ткани, — беззащитно обнаженную мошонку и голый висящий член.

Эльф заметил мой взгляд, покраснел и скованными руками прижал «юбочку» к паху, прикрыв срам.

Мои щеки тоже вспыхнули. Внизу живота набух тяжелый горячий узел. Ругаясь на себя, я попятилась и натолкнулась спиной на тучную женщину из толпы. Та недобро зыркнула на меня из-под своего тряпичного зонтика.

Перед глазами все маячила увиденная картина. Мягкое мужское естество под набедренной повязкой.

Как же долго я отказывала себе в удовольствии! К тридцати годам мое тело наполнилось женской силой и превратилось в источник плотских желаний. Но для женщины в Альере близость с мужчиной грозила страшным. К выбору любовника надо было подходить осторожно. В конце концов я решила не рисковать и махнула рукой на эту сторону жизни. Но годы шли, и природа требовала свое.

— Шай-шай-ахрам, — слетело с губ Чайни популярное местное ругательство. — Вот это цены! Десять золотых скарабеев или тридцать галлонов питьевой воды. Целое состояние.

— Очень дорого, — согласилась я и потянула уставшую Чайни прочь от помоста.

Но дело было не в высокой цене на рабов. Владелица крупного оазиса на главном торговом пути через Дикую пустошь, я могла позволить себе отдать за невольника и больше. Просто эти мужчины не подходили для моей цели.

Ох, если кто-нибудь узнает, зачем мне на самом деле понадобился раб мужчина, разразится ужасный скандал!

— А вы точно не хотите купить девушку? Господин Ваиль не будет гневаться?

Опустив голову, я спрятала в палантине жестокую и злую ухмылку. Господин Ваиль больше ничего не решает в моем доме. Этот подонок никогда не встанет с постели. Уж я-то об этом позабочусь.

— Чайни, что там за крики?

На краю рынка тянулся колоннами к небу открытый круглый театр. Сейчас оттуда доносился оглушительный рев толпы. Сотни голосов дружно что-то скандировали, но я не могла понять, что именно.

— Пойдем посмотрим.

С тяжким вздохом Чайни последовала за мной.

Ряды каменных лавок ступеньками спускались к арене, засыпанной песком. В центре нее замер в воинственной позе обнаженный мужчина с острыми ушами, серебристыми волосами до талии и серой коже с голубоватым отливом.

Дроу.

Это был дроу!

Впервые в жизни я видела темного эльфа.

Аж дыхание перехватило.

— Гладиаторские бои, — Чайни с трудом перекрикивала толпу. Свободные мужчины и женщины бесновались на трибунах в ожидании кровавого зрелища.

— Но он же… безоружен, — шепнула я, и сердце в груди заколотилось, как бешенное. Ни меча, ни даже захудалого тупого ножа в руках раба не было, зато на запястьях поблескивали стальные браслеты, соединенные длинной цепью. — Он еще и скован. И никаких доспехов, чтобы защитить тело. Его бросили сражаться полностью голым.

Взгляд невольно скользнул к самому уязвимому месту гладиатора. Крупный, налитый кровью член тяжело покачивался меж расставленных и согнутых ног.

— Он погибнет. Его отправили на убой. Толпа пришла насладиться жестокостью и видом крови.

— Нет, — возразила Чайни. — Это местный чемпион. Вы о нем не слышали? Он второй месяц подряд одерживает победу за победой. Каждый день жители Сен-Ахбу приходят сюда, чтобы посмотреть, как он бьется с монстрами пустыни. Они делают ставки, станет ли этот бой для него последним.

Глава 2

Гладиаторы были рабами. Они жили, пока побеждали, и умирали, истекая кровью на арене, когда удача поворачивалась к ним спиной.

Сильные и везучие могли продержаться сезон, но даже самые популярные чемпионы рано или поздно надоедали зрителям. Толпа уставала наблюдать за победами одного и того же пленника и в конце концов хотела увидеть его поражение. Посмотреть, как кровь бывшего любимчика фортуны прольется на притоптанный песок.

Устроители боев тонко чувствовали настроение толпы. Когда наступал момент, они выставляли против гладиатора неодолимого соперника.

И забывали дать рабу оружие.

Две месяца — слишком долгий срок для одного чемпиона. Пришло время его сменить.

— Он не выживет, не выживет, — в ужасе бормотала я себе под нос, не зная, как помочь несчастному смертнику.

Пока я все глубже увязала в панике, черный ящер добрался до своей жертвы и с рычанием бросился на нее.

Толпа взревела в восторге.

Я перестала дышать. Зажмурилась. Мое сердце остановилось.

Эти две секунды тянулись вечность, но вот вопли с трибун подсказали, что все обошлось, и я рискнула открыть глаза.

Снова и снова клыкастая тварь с блестящей на солнце угольной чешуей пыталась поймать добычу. Лязгали жуткие челюсти. Мощный хвост бил по земле, поднимая тучи пыли. И в этих тучах пыли сражались друг с другом опасный монстр и безоружный эльф. Два темных неясных силуэта.

Раз за разом голодный ящер кидался на противника. Дроу уворачивался от его зубов, юркий, как змея, быстрый, как гепард. Цепи на его руках гремели и с шуршанием волочились по песку на арене.

Это продолжалось долго. Смертельно опасный танец без права на ошибку. Безумная пляска на острие ножа. Кто первым устанет. Кто кого вымотает. Кто выбьется из сил и даст себя убить.

Пот бежал по моим вискам, кровь — по пальцам. Я сжала кулаки так крепко, что ногтями распорола ладони.

Мне хотелось закрыть глаза, не смотреть. Но я смотрела. Не дыша. Не моргая. Не могла опустить веки.

И тут это случилось. То, чего я подсознательно ждала, чего так боялась. Гладиатор замешкался, и проклятая рептилия цапнула его за ногу.

На песок хлынула кровь.

Темный заорал от боли.

Толпа на трибунах встретила его крик радостью. Мерзавцы хотели увидеть смерть гладиатора. Они вопили об этом, размахивая руками и всячески подбадривая голодную ящерицу.

— Конец, — шепнула расстроенная Чайни. — Исход всегда один. Жаль, такой красавчик.

Конец?

Нет.

Нет!

Я была не согласна!

Магия вырвалась из моих оцарапанных ладоней и устремилась вниз, над головами людей. К счастью, никто не замечал, что я колдую: толпа была заворожена видом крови.

Красные дорожки стекали по бедру эльфа. Он закричал только раз, а потом стиснул зубы до вздувшихся вен и больше не издал ни звука. Храбрый. Гордый.

Теперь он не сможет убежать от чудовища, не сумеет от него увернуться. Рана сделала его медлительным, боль оглушила. Вид и запах крови раззадорили монстра, и тот наступал, суля неотвратимую гибель. Один бросок — и все будет кончено.

«Я не согласна! Не позволю!» — билось в моих висках.

Сила, выпущенная мной, швырнула поток колючего песка прямо в глаза демону пустыни.

Всего лишь порыв ветра. Никто не догадается о его происхождении.

На секунду, на один крошечный миг ящер ослеп, и этой малости, этого призрачного, хрупкого шанса, дарованного эльфу моей магией, хватило, чтобы изменить ситуацию.

Гладиатор собрал последние силы и, истекая кровью, как-то умудрился оседлать демона. Я моргнула — и вот он уже сидел на рептилии верхом и сжимал на ее шее петлю из цепей. Тех самых цепей, что соединяли рабские оковы на его запястьях.

На бедре дроу зияла страшная рана. Он был весь в разводах песка, мокрого от пота. Челюсти стиснуты. Мышцы на руках — натянутые канаты. По бокам шеи от напряжения вздулись вены. Жуткое и восхищающее зрелище.

«Убей его. Спасись, — повторяла я, зная, что мой шепот тонет в гомоне толпы и никто его не слышит. — Умоляю, выживи. Я возьму тебя к себе в дом. Я позабочусь о тебе. Только прикончи демона, задуши его, выиграй этот бой».

Пара минут — и все завершилось. Зверь безвольной грудой мяса обмяк на песке, а остроухий победитель вытянулся во весь нешуточный рост и упрямо, гордо вскинул голову. Грязный, голый, раненый, он смотрел на зрителей с вызовом.

А толпа была не рада его победе.

Не звучали овации. Не летели к ногам гладиатора белые платки. На трибунах недовольно роптали. То и дело слышался возмущенный свист.

С лязгом распахнулись ворота, ведущие на арену, и на поле боя вышли пятеро крепких мужиков с плетками.

Я сразу почуяла неладное. Под ложечкой засосало от дурного предчувствия.

Чемпиону за победу обычно полагалась награда, но не в этот раз. В этот раз чемпион должен был умереть, но оказался слишком живуч и нарушил планы своих тюремщиков. Значит, заслужил наказания.

— Не надо! — заорала я, и одновременно в воздухе засвистели кожаные хвосты плети.

На спину, на грудь, на плечи обнаженного гладиатора обрушился град ударов. Ноги дроу подкосились. Ослабленный, избитый, он рухнул на колени и потерял сознание.

Пока я с криками продиралась сквозь толпу к арене, эльфа куда-то уволокли. Только кровь темнела на песке.

Не сдамся! Найду! Куплю.

Аса́ф аш Хаи́н всегда получает желаемое.

Упрямо сжав кулаки, я отправилась на поиски хозяев этого смелого раба.

Глава 3

— Пришлось вернуть господину Шафу его деньги. Он раскошелился, чтобы посмотреть на смерть этого ушастого ублюдка, а эта тварь выжила, — раздался звук смачного плевка. — Как ему удалось?

— И на арену его больше не выпустишь. Народу он надоел. Да и посмотри на рану. Воспалилась. К вечеру наверняка подохнет.

Я долго блуждала по рынку, пока голоса за дверью одного из торговых складов не привлекли мое внимание. Насторожившись, я подошла к хлипкой деревянной двери и заглянула в щель между неплотно прилегавшими досками.

Тот, кого я искала, корчился на полу от боли. Дроу был в сознании. Валялся в ворохе тряпок у ног двоих жирдяев, а те обсуждали его так, будто он их не слышит.

— Может, подлатаем и продадим в бордель? Мордаха у него симпатичная, фигура ладная. Между ног сочно. Если повезет, выручим три золотых скорпиона. Да хоть галлон воды. Лучше, чем отдавать добро крысам.

Мужик шумно дышал. Объемное брюхо тянуло его к земле, тремя складками свисая аж до колен.

— Лечить эту эльфийскую падаль? Затратно и хлопотно. Провозишься, деньги спустишь, а купят ли его, не известно.

Бывший гладиатор жег своих хозяев яростным взглядом и дрожащей рукой зажимал рваную рану на бедре. Кровь сочилась между его пальцами. Мускулистая грудь тяжело вздымалась и опадала, влажная и блестящая от пота. Желтые глаза болезненно сверкали из-под свалявшихся волос, упавших на лицо грязными прядями.

Дроу горел в лихорадке и беспомощно слушал, как решают его судьбу.

— Надо использовать шанс и, пока он не испустил дух, устроить с ним развлечение на площади.

Стоя за дверью и глядя в щель между досками, я заскрежетала зубами.

Какое еще развлечение?

— Темный все-таки. Диковинка. Чемпион сезона. Привяжем его к позорному столбу и отдадим толпе. Пусть развлекаются. Тот, кто заплатит, сможет делать с ним все, что захочет. Глумиться, обхаживать плеткой, утолять похоть. Уже не жалко. Все равно товар пропадет. Так хотя бы выжмем из него последнее. И лечить не надо. А народу понравится. Ненависть к ушастым сильна. Давай что ли заработаем на этой ненависти.

На глаза упала багровая пелена ярости.

Ублюдки! Как так можно! С живым существом! Он же тут! Слышит ваши гнусные речи.

В бешенстве я дернула на себя дверь и ворвалась в полумрак сарая.

Мужчины неосознанно отшатнулись друг от друга, словно заговорщики, пойманные с поличным.

— Госпожа, — проблеял один из них, скользнув оробевшим взглядом по моему наряду аристократки, — вы, верно, заблудились. Вам точно не сюда.

Я протяжно вздохнула, пытаясь обуздать эмоции. Гнев — слабость. Сила в холодной голове и твердом рассудке. Покойная матушка всегда учила носить на лице маску равнодушия. Никто не должен знать о твоих чувствах, особенно если они сильны.

— Я искала вас, господа, — сказала я на удивление спокойным тоном. Сама себе поразилась. — Я видела бой вашего темного эльфа с демоном пустыни и до сих пор под впечатлением. Хочу купить у вас этого невольника.

Дроу на полу повернул голову и взглянул на меня сквозь марево боли. В его взгляде явственно отразились унижение и отчаянная надежда. Лучше быть проданным незнакомке, чем стоять на площади привязанным к позорному столбу на потеху злобной толпе.

Жирдяи переглянулись и заговорили разом:

— А сколько дадите?

— Да ящер его погрыз.

Потом замолкли и кивнули друг другу.

— Ящер его погрыз. Подохнет ведь без помощи лекаря, — продолжил один из толстяков, но второй пихнул его локтем в бок и запел елейным голоском:

— Не слушайте моего брата. Все с нашим ушастым воином в порядке. Так, мелкая царапина. На эльфах все заживает, как на собаках.

Ничего себе мелкая царапина! Да демон пустыни у него добрый кусок плоти из ноги выдрал. Обычный смертный уже давно отдал бы тело песку, а этот держится, за жизнь цепляется: сразу видно — боец. Гордый и несломленный, достойный уважения.

— Три золотых скорпиона, — выдавила я из себя.

Как же неприятно было иметь дело с этими торгашами без сердца и с гнилым нутром. Они напоминали мне огромных, лоснящихся червей, раздутых от выпитой крови своих жертв.

— Не скорпиона, а скарабея, — спохватился скупердяй. Видимо, все-таки заметил на моем лице глубокую заинтересованность в пленнике и взвинтил цену. — И не три, а пять.

Чувствуя на себе напряженный взгляд раба, я достала мешок с монетами и швырнула торговцам то, что они просили. Пусть подавятся.

Сделка совершилась. Я позвала Чайни, которая дожидалась меня в начале торгового ряда. Пока она бегала за нашим извозчиком, чтобы тот помог дотащить раненого до экипажа, я присела рядом с эльфом на корточки и потянулась пальцами к его горячему лбу в испарине. Невольник отшатнулся от моей руки. В его золотистых глазах сверкала ненависть к моему народу, к людям, к захватчикам. Ко мне лично.

— Зачем я тебе, женщина? — прохрипел он, сражаясь с лихорадкой. — Для утех?

Я покраснела. Кровь за секунду прилила к моим щекам, потому что этот умирающий дроу попал точно в цель.

Именно за этим.

Сегодня на рынке я искала себе раба для постели. Моя кровать слишком долго пустовала. Я была молода, находилась в самом расцвете своего женского лета и больше не могла хранить целибат, но спать с человеческими мужчинами опасалась. Чрезмерный, неоправданный риск. Лучше с эльфом. С невольником. С тем, кто никогда не сможет…

Я оборвала эту мысль, словно боялась, что ее подслушают.

Из всех рабов на рынке мне приглянулся только этот. Остальные показались то слишком буйными и дикими, то неприятно покорными и вялыми. Сломленные мужчины не волновали мою кровь.

Наконец явился Хайсан, извозчик Дома Хаин. Вместе мы помогли дрожащему эльфу подняться на ноги и вывели его наружу, на дневной свет. Мерзкие торгаши остались в сумраке сарая.

— Ступайте, я вас догоню.

Чайни окинула меня подозрительным взглядом, но ослушаться не посмела. Я дождалась, когда все трое — она, Хайсан и раненый дроу — скроются за углом ближайшего склада, затем подняла с песка лопату и просунула ее в дверную ручку так, чтобы дверь нельзя было открыть изнутри. Оглядевшись по сторонам, я незаметно подпалила магией соломенную крышу постройки.

Глава 4

В экипаже дроу полулежал на диванчике, а мы с Чайни сидели на соседнем и от неловкости не знали, куда деть глаза. Мужчина был обнажен. Искать и покупать ему одежду не было времени: я торопилась доставить его в поместье к нашему семейному целителю.

Всякий раз, когда карета подскакивала на ухабах или колесо налетало на камень, раненый хватался за покалеченную ногу и шипел сквозь сжатые зубы. Кровотечение, к счастью, остановилось. Повреждения постепенно затягивались. Прав был торговец: на эльфе все заживало, как на собаке. Но это не означало, что его следовало бросить на произвол судьбы, совсем без помощи. Дрожь лихорадки все еще била могучее тело бывшего гладиатора, на высоком лбу блестели капли пота, кожа пугающе побледнела: больше не свинец — пепел догоревшего костра.

В очередной раз моя помощница от смущения кашлянула в кулак. Я тоже нет-нет да поглядывала… туда. Неосознанно, безотчетно, можно сказать, против воли.

В какой-то момент широкая серая ладонь накрыла источник нашего с Чайни жадного любопытства. Тогда я подняла голову и встретилась со взглядом прищуренных желтых глаз. Ноздри эльфа раздулись. Губы поджались. Брови сошлись на переносице. Теперь, когда моей живой покупке стало немного лучше, он почувствовал…

Стыд?

Он стеснялся своей наготы?

Но ведь с демоном пустыни он сражался полностью обнаженный. Перед толпой народа. Без белья. Без набедренной повязки. Сверкал всеми своими сокровенными местами: смотри не хочу. Неужели не привык?

Впрочем, есть унижения, с которыми невозможно смириться и за годы рабства. Например, ходить голым, как животное, когда все вокруг одеты.

На арене перед лицом смертельной опасности забываешь, что твой срам не прикрыт и все тебя видят, оценивают, обсуждают, но сейчас угрозы нет и ничто не отвлекает от осознания своего позора.

Смутившись, я сняла с плеч палантин и протянула темному эльфу. Давно надо было это сделать.

Несколько секунд я ощущала на себе тяжелый взгляд, затем платок рванули из руки с такой грубой силой, что ткань едва не высекла из моих пальцев искры.

— Тебе уже лучше?

Стиснув зубы, невольник пытался обмотать бедра палантином и не упасть с трясущегося диванчика. Дорога была неровной, и карету швыряло из стороны в сторону.

— Говорят, ваши тела быстро восстанавливаются. Но я и подумать не могла, что настолько. И те подонки, которые хотели тебя… на площадь, к столбу… похоже, тоже об этом не подозревали.

На лице эльфа, под пепельной кожей, заиграли желваки. Ему было неприятно вспоминать разговор торговцев в сарае. Еще бы! Его чуть не бросили на растерзание толпе, как кусок мяса. Они собирались позволить людям на рынке безнаказанно глумиться над его обнаженным телом. Измываться над ним, связанным и беззащитным, бить его и… насиловать.

Мне показалось, что раб угадал мои мысли. Прочитал их по лицу. Он вдруг посмотрел на меня с яростью, зло, будто ненавидел за то, что я стала свидетельницей его унижения. За то, что я знала, какую позорную участь ему готовили. Это задевало его гордость.

Даже удивительно, что за два месяца рабской жизни из него не вытравили чувство собственного достоинства.

— Как тебя зовут?

Дроу молчал, судорожно впиваясь побледневшими пальцами в ткань палантина вокруг своих бедер.

И этого мужчину, этого дикого, непокорного зверя я планировала уложить в свою постель? Безумие.

Но в тридцать лет негоже ходить девственницей.

— Госпожа, — тихо зашептала на ухо Чайни, с тревогой косясь на нашего необычного спутника. — Вашему супругу это очень не понравится. Небезопасно держать такого раба в доме. Господин Ваиль разозлится. Надо было купить девушку.

— Супругу? У тебя есть муж?

Впервые за время дороги темный заговорил. Голос у него был хриплый, то ли от лихорадки, то ли от долгого молчания. А может, в горле пересохло? Когда в последний раз его поили?

Вода в пустыне ценилась на вес золота, и на рабах часто экономили. Я слышала, что на одного невольника выделяли всего четыре наперстка воды в день. И это на жаре, когда они часами стояли на рыночной площади под открытым солнцем.

— Да, у меня есть муж, — я зябко поежилась под пристальным взглядом темного эльфа. Почему он так странно на меня смотрит? — Что тут удивительного? Хочешь пить?

Желтые глаза дроу расширились. Кадык на шее дернулся.

Я наклонилась к сундуку под своим диванчиком.

— Госпожа! — возмутилась Чайни. — Вы же не станете переводить воду на раба?

Жадным взглядом она следила за тем, как я достаю из ящика серебряную флягу и протягиваю эльфу. Дроу тоже не сводил глаз с этой маленькой драгоценной бутылочки.

С шумным вздохом он выхватил ее из моих рук и присосался к горлышку.

— Только два глотка! — закричала Чайни и тяжело сглотнула. — Хватит! Госпожа, отберите у него воду. Он же сейчас все выпьет.

— Пусть пьет.

Фляга вернулась ко мне пустая. Отдавая мне бутылку, дроу выглядел напряженным, словно ожидал наказания.

И оно непременно последовало бы, будь на моем месте кто-то другой. Только что в желудок раба перекочевало десять серебряных скорпионов. За такие растраты невольника могли избить палками до полусмерти, но я просто спросила:

— Надеюсь, теперь тебе легче?

Дроу недоверчиво прищурился.

За окном кареты ветер кружил в воздухе песчаную пыль. С тихим, дробным стуком она била в стекла нашей повозки. Вдалеке среди песков я заметила траурную процессию: люди в черных накидках отдавали пустыне своих покойников.

Изучающий взгляд раба прожигал во мне дыру.

— Что? — не выдержала я.

Крылья серого носа затрепетали, ноздри раздулись. Эльф принюхивался.

— Ты замужем, — облизал он пересохшие губы, — но я все равно чую в тебе…

Ужас захлестнул меня.

— Заткнись!

В панике я вскочила на ноги и залепила рабу звонкую пощечину.

— Не смей открывать рот без позволения!

В ушах шумело. Сердце грохотало в груди стальным молотом. Ладонь онемела от силы удара.

Глава 5

До самого поместья меня не покидало тревожное чувство, что, купив этого раба, я совершила роковую ошибку. Этим поступком я поставила себя под удар.

Если моя тайна раскроется…

Даже страшно представить, что будет.

За последние десять лет, пытаясь защитить себя от несправедливых традиций и законов Альеры, я совершила столько преступлений, что дорога моя вела прямиком на эшафот.

Самое ужасное — проклятый ушастый понимал всю сложность и шаткость моего положения. Он догадался! Но как? Я ведь всегда носила при себе артефакт, который должен был скрывать от посторонних мою колдовскую силу. Но каким-то образом эльф все равно ее учуял и, судя по кривой ухмылке, что теперь играла на его губах, решил меня шантажировать.

Что он попросит за молчание?

Неблагодарный!

Зачем, ну зачем я сунулась в тот театр смотреть на гладиаторские бои? Какой джин шепнул мне на ухо эту дурацкую идею? Купила бы тихого и покорного эльфа из питомника и не знала бы горя.

Нет, хватит трепать себе нервы.

Я здесь главная, и, если этот раб вздумает мне угрожать, то разделит участь моего дражайшего супруга, негодяя Ваиля. Рука моя не дрогнет.

Карета подъехала к высокой сплошной стене, окружающей родовое гнездо семьи Хаин. Мое поместье — цветущий сад посреди выжженой пустыни и засыпанного песком серого города. Никому из слуг лучше не знать, сколько галлонов воды в день уходит на поливку этих мандариновых деревьев и пушистых зеленых кустарников. Пока многие в Сен-Ахбу страдали от жажды, я щедро питала влагой почву вокруг моего дома. Сам дом напоминал простой белый куб с плоской крышей и узкими окнами, которые не пускали жару внутрь. А вот сад возле особняка был моей гордостью и предметом зависти многих соседей.

— Запомни, — шепнула я эльфу, когда мы вышли из кареты под злые солнечные лучи. — Я спасла тебе жизнь.

— Я бы не умер, — огрызнулся серый строптивец.

Определенная правда в его словах была: за время дороги ему стало значительно лучше, особенно после того, как он выпил воды из фляги. К воротам эльф шел сам, без посторонней помощи, хотя и прихрамывал. Торговцы явно поторопились укладывать своего раненого чемпиона в могилу.

— Так ты хотел к позорному столбу? Я купила тебя зря?

Эльф оскалился. Он упорно пытался изображать из себя хозяина положения: нащупал мое слабое место и решил, что получил надо мной власть. Как бы не так!

— Мне сказать тебе спасибо?

— Скажи. Если бы не я, тебя бы притащили на площадь, где каждый смог бы поглумиться над тобой. Любым, даже самым извращенным способом. Самым, самым извращенным способом.

Раб вспыхнул. Его серая кожа чуть потемнела в районе скул, и я догадалась, что так у дроу выглядит румянец. Поправив на бедрах палантин, мой все еще безымянный невольник похромал за мной по тенистой аллее, ведущей к дому.

Благословенная тень! Как же хорошо, когда есть где укрыться от иссушающего зноя!

— Госпожа Асаф, — на крыльце меня встретил семейный лекарь — очень высокий и очень худой мужчина в оранжевой чалме. — Господин Ваиль очнулся, был сильно встревожен и возбужден. Я дал ему наш особый настой, чтобы он снова погрузился в целебный сон. Как всем известно, именно во сне приходит выздоровление.

Я изобразила на лице беспокойство за супруга и незаметно от остальных сунула лекарю в карман золотого скарабея.

— Вы все сделали правильно, господин Нахди. Моему любимому мужу еще равно вставать с постели. Будем надеяться, что очень скоро он поправится. Я каждый день молю об этом духов пустыни.

Каждый день в течение десяти лет.

Силой воли я подавила коварную улыбку, так и норовящую растянуть губы, и в темных глазах лекаря нашла отражение своих мыслей.

Никогда мерзавец не поднимется на ноги.

Никогда, никогда, никогда.

Поняв друг друга без слов, мы с целителем обменялись молчаливыми взглядами, и я украдкой вручила ему еще одну золотую монету.

— Огромное спасибо за ваши старания, господин Нахди. Чтобы мы без вас делали! Пусть духи пустыни охраняют ваш покой. Не могли бы вы осмотреть моего раба? — я кивнула на дроу. — Он не в лучшем виде.

* * *

Рану на бедре невольника зашили, обработали особой настойкой, чтобы плоть не загноилась, сверху нанесли травяную мазь и перебинтовали. Затем в рот эльфу сунули пожевать парочку сухих листьев.

— От лихорадки, — пояснил господин Нахди.

После этого он написал на клочке бумаги несколько рекомендаций по уходу за больным и удалился, заверив, что, если понадобится помощь, я могу послать за ним слугу в любое время суток.

— Его надо отпаивать, — заметила возникшая за спиной Чайни. — Чтобы сбить жар, надо много пить, но вода слишком дорогая. Я принесу кувшин с соком кактуса-хаято. Он тоже неплох в этом деле.

Сок растений был спасением в пустыни и часто заменял беднякам воду, потому что стоил в три, в четыре, а то и в пять раз дешевле.

— Хорошо, ступай. А ты ложись в кровать и набирайся сил.

Дроу, который весь осмотр врача просидел на шатком деревянном стуле, вскинул светлые брови.

— На кровать? — воскликнула в дверях моя вездесущая помощница. — Раб? Я уже распорядилась постелить ему соломы в сарае.

Две пары глаз уставились на меня с удивлением.

— Там жарко, солнце нагревает крышу, ему станет хуже, — вздохнула я, пытаясь оправдать свое неуместное мягкосердечие. — Я заплатила за него пять золотых. Не хотелось бы, чтобы ценное имущество пропало.

При слове «имущество» бывший гладиатор скривился, будто хлебнул уксуса.

— Но он грязный! — не унималась Чайни. — Он испачкает вам постель.

— Увы, ничего с этим не поделаешь. Как только поправится, примет песчаную ванну, а пока мы просто смиримся с тем, что после него постельное белье придется выкинуть.

А что поделать? Стирать грязные вещи в Сан-Ахбу дороже, чем заменить их новыми.

Помощница покачала головой и удалилась, что-то ворча себе под нос. Эльф переводил нерешительный взгляд с моего лица на узкую одноместную кровать и обратно. Не знаю, в каких условиях он жил последние два месяца, пока развлекал народ кровавыми зрелищами, но, похоже, все это время удобный мягкий матрас оставался для него недостижимой мечтой.

Глава 6

Дверь тихо отворилась. В комнату спиной вперед вошла Чайни. Ее руки были заняты подносом. На круглой металлической доске с загнутыми краями стоял кувшин с соком кактуса-хаято, рядом с ним лежал кусок лепешки, оставшейся с завтрака.

Воздух тут же наполнился свежим запахом лимона и горьким — имбиря. Источником этого запаха и был кувшин на подносе.

— Раб на кровати. Где это видано? — ворчала себе под нос Чайни, с неодобрением поглядывая в сторону эльфа, окруженного подушками. — Есть же барак для невольников. Там ему и место.

В чем-то она была права. В Сен-Ахбу хозяева не баловали рабов, особенно рабов эльфов — слишком сильна была ненависть людей к этому народу. Все, на что мог рассчитывать невольник в господском доме, — соломенная подстилка или лежанка из старых тряпок на полу общей комнаты.

А тут личная спальня. Кровать с матрасом, подушка с наволочкой. Невиданная роскошь!

Слушая брюзжание моей помощницы, дроу поджимал губы и явно неосознанным жестом гладил полюбившийся ему тюфяк. Всем своим видом он показывал, что никто его из этой мягкой уютной постели теперь не выгонит.

К хорошему привыкаешь быстро, да?

С глухим стуком поднос опустился на тумбочку у кровати. Чайни хотя и ворчала, но украдкой косилась на обнаженный торс эльфийского раба. Я ее понимала. Таким роскошным телом мало кто мог похвастаться. Широкие плечи, выпуклые мышцы груди, особенно соблазнительные, потому что не скрыты густой растительностью, как у наших мужчин. Весь шикарный рельеф напоказ. Гладкая кожа. Тугие мускулы. Маленькие темные соски, которые не теряются среди зарослей волос, а беззащитно торчат, доступные взгляду.

Я сглотнула слюну. Греховное искушение. Услада для глаз. При виде всей этой нагой, кричащей красоты внутри разливалось сладкое томление. Хотелось, чтобы эти сильные руки ласкали меня нежно и требовательно. Чтобы это могучее тело накрыло меня, придавив к постели, и чтобы при этом я ощущала себя в безопасности. Не беспомощной, а защищенной.

Не как во время моей первой брачной ночи, когда…

Со вздохом я коснулась старого шрама на задней стороне шеи.

— Найди для него одежду, — приказала я помощнице.

Чайни кивнула и скрылась за дверью, а эльф потянулся к кувшину на прикроватной тумбочке. Хлебнув сока хаято, он скривился. Согласна, не самый приятный вкус. Не то что благословенная, живительная вода.

Я обнаружила, что не знаю, что делать. Собралась уйти, но вместо этого зачем-то опустилась на деревянный стул рядом с окном.

— Может, ты все-таки назовешь мне свое имя?

— А давай заключим сделку, человеческая госпожа, — раб повернулся на бок и подпер голову ладонью.

Сделку? Вот наглец! Однако его дерзость странным образом возбуждала.

— Ответ за ответ, — добавил дроу, буравя меня странным взглядом. Что-то опасное, дикое отражалось в его желтых глазах. Что-то, не дающее забыть: передо мной враг, с ним надо вести себя осторожно.

— Ты хочешь меня о чем-то спросить?

Я поняла, что смотрю на черные завитки рабской метки на плече мужчины. Всех эльфов клеймили. И диких при поимке, и тех, что были рождены и воспитаны в питомнике. Уродливая клякса магической печати делала их безопасными для будущих хозяев. Этот серый гигант при всем желании не мог мне навредить, и тем не менее я ощущала себя с ним как в клетке с пустынным тигром. Словно ходила по острию лезвия.

— Мне любопытно, — дроу прищурился. — Ваши мужчины отбирают магию у своих женщин сразу после свадьбы, но ты замужем и твоя колдовская сила при тебе. Как так вышло?

Я напряглась и невольно покосилась на закрытую дверь.

— Не понимаю, о чем ты. У меня нет магии. Больше нет. Я отдала ее своему супругу, как всякая добропорядочная жена.

Серые губы раздвинулись, и между ними блеснула ослепительно белая полоска зубов. Раб ухмылялся.

— Вы не скрепили брак постелью? — Его наглый взгляд прошелся по моему телу, и под этим взглядом я почувствовала себя голой. Пальцы смяли ткань платья на коленях.

— Очень личные и грубые вопросы, но я отвечу. Разумеется, у нас была первая брачная ночь. — Уши забил монотонный, нарастающий гул. Мои руки вспотели и еще сильнее скомкали юбку. — А потом господин Ваиль заболел и до сих пор не оправился от своего недуга. Я утолила твое бестактное любопытство, раб?

Знойный воздух, запертый внутри четырех стен, задрожал от язвительного смеха. Я вздрогнула. Эльф смотрел на меня с кровати и хохотал, как демон, обличая во лжи.

Красная, потерявшая почву под ногами, я вскочила со стула, подлетела к кровати и… Нет, не ударила нахала. Сорвала с его бедер свой палантин. Пусть почувствует себя таким же голым и уязвимым, как я сейчас.

Заметив, что дроу пытается завернуться в тонкое одеяло, я отняла и его — скинула на пол и придавила ногами.

Что, стало не до смеха?

Щеки эльфа вспыхнули румянцем стыда. Невольник замолчал и прикрыл свое мужское достоинство широкими ладонями с выпуклым узором вен.

— Ты спрашивал, для чего я тебя купила.

Мне захотелось его унизить. Отомстить за ужас, что поднялся в моей душе в тот миг, когда поганец захохотал. За то, что он слишком умен для раба и видит меня насквозь. За то, что с легкостью отыскал в моем шкафу все опасные скелеты.

— Сказать, раб? Для постели. Я купила тебя для своего удовольствия.

Лицо невольника потемнело, верхняя губа брезгливо дернулась, и я сразу пожалела о своих словах. В глазах напротив развернулась песчаная буря.

— Собираешься насиловать меня с помощью чан-чай травы?

Откуда он знает про побочные свойства чан-чая? Это растение используют при мигренях, но редко, ибо при больших дозах одна неприятная напасть сменяется другой — сильным чувственным возбуждением. Женщины и мужчины забывают о болях, но их тела наливаются мучительным желанием.

Почему невольник упомянул об этой траве? Не потому ли, что…

Я запретила себе об этом думать.

Захотелось обратить время вспять и не поддаться секундной вспышке гнева.

Глава 7

Я оставила невольника отдыхать и долго бродила по саду среди мандариновых деревьев. Всякий раз, когда я чувствовала себя несчастной или растерянной, то отправлялась сюда. Трогала маленькие солнышки на ветках, прижималась к их яркой шкурке носом, вдыхая свежий, слегка горьковатый запах, и на душе становилось легче. Сад был моей отрадой. И пусть уход за ним ощутимо бил даже по моему пухлому карману, я не могла отказаться от своей маленькой слабости.

В этом мире, суровом для женщин и эльфов, я была так одинока, так невыносимо одинока…

«Не вижу на твоих руках цепей».

«То, что ты их не видишь, не значит, что их нет».

Я осторожно провела пальцем по одному из плотных листочков на дереве, стирая с его поверхности пыль пустыни, и вдруг подумала, что этот заостренный кончик напоминает мне уши моего нового раба.

Дроу не шел из головы. Всю прогулку я вспоминала наш разговор в спальне, пронизанной косыми солнечными лучами.

Когда солнце село и тьма поглотила город, затерянный среди песков, я снова стояла на пороге этой спальни.

Комната тонула во мраке. Эльф повернул голову на скрип двери и отыскал взглядом огонек ночника в моей руке. Он лежал на кровати раскрытый, но больше не обнаженный. Мягкие темные шаровары, принесенные ему служанкой, спрятали от моих глаз все самое волнующее.

— Жар спал?

— Отчего ты любопытствуешь, госпожа? Так не терпится, чтобы я приступил к своим обязанностям постельной игрушки? Пришла узнать, способен ли я сегодня на любовные подвиги?

И хотя в словах эльфа слышалась насмешка, золотистые глаза смотрели на меня настороженно, широкие мускулистые плечи напряглись, а пальцы скомкали одеяло, ненужное в такой изнуряющей жаре, а потому сбитое в ком на краю постели.

— Как же плохо ты обо мне думаешь, — я опустила масляную лампу на резной сундук и зажгла вторую на столике у окна. Спальню наполнил рассеянный красноватый свет.

— Я плохо думаю обо всех людях, — дроу напоминал хищника в засаде. Я перемещалась по комнате, и взгляд его желтых, звериных глаз следил за мной. — Так зачем ты пришла, госпожа?

Госпожа…

В его устах это слово звучало насмешкой, пропитанной желчью и едким презрением.

— Ночь, — продолжил он, явно желая меня уязвить, — идеальное время для супружеской измены. Слуги спят, любимый муж прикован к постели, так почему бы не…

— Смотрю, ты чувствуешь себя лучше.

Наблюдая за мной, эльф склонил голову к плечу.

И тут его янтарные глаза распахнулись — стоя посреди комнаты, я начала раздеваться.

Шелестела дорогая ткань, расшитая золотыми узорами. Медленно, неторопливо я распустила широкий пояс на талии, и мерцающей лентой шелка он упал к моим ногам.

Пепельные брови эльфа встретились на переносице. Могучая обнаженная грудь приподнялась в глубоком вздохе. Он не шевелился. Застыл, завороженный тем, что видел.

Мои пальцы проворно запорхали по вертикальному ряду пуговок, что начинались под горлом.

— Значит, ты все-таки пришла за этим, — прошептал дроу внезапно охрипшим голосом и облизал губы.

Я расстегнула платье до живота, и наружу, из оков ткани, качнулись упругие, налитые холмы плоти. Впервые за последние десять лет я показывала себя мужчине. Под взглядом эльфа голые соски сжались в тугие горошины и заныли, умоляя о прикосновениях. О влажном жаре губ, о нежной настойчивости мозолистых пальцев.

Раб пожирал меня глазами.

А потом вдруг усмехнулся. Криво и зло. Ненависть на его лице смешивалась с похотью, и, хотя взгляд резал без ножа, свободный шелк шаровар приподнимался в районе паха внушительным шатром.

Возможно, тело невольника тоже давно не знало ласки. Два месяца гладиаторских боев. Два месяца жизни на краю смерти. Каждый день мог стать для него последним. Все это время у эльфа не было женщины. Только бесконечная череда сражений, рев кровожадной толпы, чувство унижения от того, что стоишь на арене голым, раны, боль и короткое время отдыха. Передышка перед новой битвой.

Однако у молодого здорового мужчины есть потребности. Страх, голод и другие лишения могут загнать их глубоко внутрь, но тело оправится и вспомнит о своих желаниях. Телу плевать, что его хозяин ненавидит мерзких угнетателей. Оно откликается на красоту обнаженной женской груди. Оно готово сдаться и жаждет удовольствий. Но разум говорит: «Нет».

— Ты такая же, как все, — выплюнул эльф. — Как все они.

В его голосе звучало разочарование, словно в глубине души, под всей своей ершистостью, под панцирем из острых колючих игл, дроу надеялся, верил… Несмотря на боль, которую пережил по вине людей. Вопреки человеческой жестокости, с которой столкнулся. Невзирая на весь свой печальный опыт. Верил и надеялся, что в этот раз ему повезло с хозяйкой.

— Я пришла не для того, чтобы возлечь с тобой, а чтобы продолжить разговор, начатый днем. Про цепи, которых не видно.

С этими словами я спустила платье до талии и повернулась к рабу спиной, а через секунду услышала рваный вздох, слетавший с его губ.

Я знала, что он видит. Чувствовала, как его взгляд скользит по моей обнаженной коже, обводя рубцы, оставленные жалом кнута. Выпуклые, толстые, страшные, похожие на белых гусениц. Уродливый узор боли. Если позволишь воображению развернуться, легко представишь, как выглядела эта узкая спина с тонкими лопатками, когда ее иссекли в кровавое месиво.

— Кто тебя так? — глухо выдавил из себя эльф.

— Тот, кто больше никогда не поднимет руку на женщину, — я натянула платье обратно на плечи.

Глава 8

— Давай еще раз повторим, что тебе надо сделать.

Мама вложила мне в руки маленький флакон с выжимкой из арах-травы. В наших местах это растение можно было купить только на черном рынке за большие деньги. Мужчины знали об особых свойствах араха и ненавидели его всей душой. Он отнимал у них власть над женским телом.

— В первую брачную ночь жена по традиции готовит для мужа чай, и только потом они опускаются на постель.

Мои руки тряслись. Я сжала одну ладонь другой, чтобы унять эту нервную дрожь, но дрожали не только руки — голос, колени, душа, запертая в сосуде из смертной плоти. Запястье холодил браслет, запирающий магию внутри. По законам нашего клана такой носили все одаренные незамужние девушки с восемнадцати лет. Снять браслет самой было нельзя — только с помощью жрецов после первой близости с супругом.

— Выжимка из араха не имеет ни вкуса, ни запаха, — темные глаза матери лихорадочно блестели на бледном, как полотно, лице. За ночь на ее лбу появились новые морщины, а в темной гриве на голове прибавилось серебристых нитей. — Он не поймет, что это ты его опоила. Он стар. В его возрасте такое с мужчинами случается часто.

— А если все же поймет?

Бой сердца оглушал. Я неосознанно коснулась потайного кармашка, пришитого к нижней юбке.

— Не поймет! — грубо отрезала мать и тут же улыбнулась, пытаясь смягчить свой тон. — Он расстроится. Возможно, разозлится, потому что почувствует себя униженным. Но ты будь ласковой, кроткой. Не смотри ему в глаза, не утешай. Скажи, что церемония в храме сильно тебя утомила и ты будешь благодарна, если вы завершите ритуал утром.

— И он согласится? — Стекло флакона нагрелось от тепла моих рук. Я очень боялась, что во время свадьбы бутылочка с запрещенной жидкостью каким-то образом выпадет из внутреннего кармашка на моей юбке и разобьется о каменные плиты пола. Тогда все поймут, что мы с матерью задумали.

— Сколько бы он ни пытался, этой ночью у него ничего не получится. Мужчинам унизительно признавать свою немощь, а твои слова об усталости позволят ему избежать позора. Лучше притвориться, что благородно разрешаешь молодой жене отдохнуть, чем снова и снова терпеть поражение на супружеском ложе.

— Но ведь утром сила арах-травы растает, и тогда…

Сердце сжалось. Я представила, как ложусь в постель с морщинистым стариком, чья кожа свисает с лица дряблыми складками, и как он тянется ко мне за поцелуем, а из его рта воняет гнилыми зубами. Впрочем, не это было самым страшным. Негодяй Ваиль хотел не только моего свежего тела. Как и все мужчины Альеры, больше всего на свете он жаждал присвоить себе магию жены. Украв мою невинность, он оставит меня бездарной пустышкой. Я больше никогда не почувствую в руках упоительную мощь Огня и Воздуха.

— Мы что-нибудь придумаем, — тихо сказала мать, с жалостью погладив меня по плечу.

* * *

Некоторые люди к старости усыхают до скелетов, обтянутых кожей, а иные раздаются вширь и тонут в бултыхающихся складках сала. Мой муж относился к числу последних. Он был омерзителен на вид, но ко всему прочему еще и пугающе силен. Его жирные руки могли переломить меня пополам, как сухую ветку.

— Что ты со мной сделала, дрянь?

Мне казалось, что от этого громкого крика стекла в оконных рамах лопнут, а вместе с ними лопнут и мои уши.

Расплескивая чай, в меня полетела чашка из дорогого фарфора. Ваиль сделал всего один глоток, но этого хватило, чтобы его тело ниже пояса погрузилось в спячку.

Обнаружив это, он не расстроился, не разозлился — он впал в бешенство, в слепую, беспощадную ярость.

Я вздрогнула — чашка разбилась о стену в сантиметре от моей головы и усеяла пол осколками.

По моей щеке потекла тонкая липкая струйка. Внутренне оцепенев, я подняла руку и коснулась лица, а затем посмотрела на свои пальцы — кровь.

Боли не было. От ужаса я не ощущала собственного тела.

— Это ты! Я знаю, что это ты! — орал Ваиль, и его вялый, сморщенный отросток болтался под густой шапкой седых волос на лобке. — Я силен, как бык! Я валяю девок пачками. Я могу сразу трех за ночь! Трех! Подряд! Что ты мне подлила в этот проклятый чай, сука?

Он двинулся ко мне, и его круглое брюхо, заросшее густой шерстью, закачалось в такт шагам. Обвисшая грудь с крупными коричневыми сосками напоминала женскую. Вся кожа была усыпана уродливыми рыжими пятнами, похожими на те, какими покрывается старое железо.

— Я не виновата, — губы не слушались, каждое слово приходилось с трудом выдавливать из себя. — Так бывает. С мужчинами.

Зря я это сказала.

Ваиль взревел. Мои слова привели его в неистовство. Большая волосатая рука взлетела над головой, на плече колыхнулся отвисший жир, а потом я услышала сочный шлепок. Моя голова дернулась. В ушах возник звон. Щека сначала онемела, а потом запульсировала болью.

От ужаса я вжалась спиной в стену.

Он меня убьет. Убьет!

Мне хотелось молить о пощаде, но все, что я могла, — смотреть на этого голого ублюдка глазами, полными слез. Тело предало меня, стало костяным панцирем, я ощущала себя словно запертой в каменном саркофаге — пыталась пошевелиться, что-то сказать, но мышцы не слушались и голос пропал.

Если бы не браслет на моем запястье…

— Женщина — сосуд для магии, — кричал мне в лицо Ваиль. Вместе с криком из его перекошенного рта вылетали капли слюны и оседали на моей коже. — Вы носите ее для мужчин. Она вам не принадлежит. Ты напоила меня какой-то дрянью, потому что не хочешь отдавать свою силу. Но она моя! Не твоя! Отдай! Отдай мне магию! — с белыми глазами, с пузырящейся пеной на губах он тряс меня за плечи и орал: — Отдай! Отдай! Отдай!

Снова и снова я пыталась содрать с себя ненавистный затвор-браслет, дергала и дергала проклятую полоску металла на своей руке, мечтая защититься, выпустить наружу мощь огня и поджечь этого подонка.

Но эргхав артефакт запирал мой дар.

Я была беспомощна. Так невыносимо беспомощна!

Глава 9

— Почему ты его не убила? Сейчас у тебя есть такая возможность. Отчего ты медлишь? Освободись.

Взгляд бывшего гладиатора изменился. Теперь, зная мою историю, дроу смотрел на меня по-другому. Без ненависти. Без отвращения. Словно шрамы на моей спине разрушили каменную стену между нами или хотя бы сделали ее ниже и тоньше.

— Есть причины.

Я отвернулась, ощущая себя неприятно обнаженной после своих откровений. С меня будто содрали кожу, и каждый сантиметр плоти стал невероятно чувствительным, даже касание воздуха причиняло боль.

— Хочешь чаю? — предложила я и добавила, соблазняя: — Настоящего. На воде.

В этом слишком личном разговоре просто необходимо было взять паузу. За чашкой из тонкого фарфора я надеялась укрыться от чужого внимательного взгляда.

— Такого, как ты даешь своему мужу? — раб обнажил в ухмылке крепкие белые зубы. Резцы у него были острее человеческих, и это делало улыбку немного хищной.

— И все тебе не так, — неуклюже пошутила я. — Чан-чай не устраивает, арах-трава тоже. Не слишком ли ты привередлив для невольника?

Было поздно. Ночь накрывала Сен-Ахбу плотным и душным одеялом, и я не стала будить слуг — отправилась на кухню сама. Вода хранилась в большой бочке в кладовой комнате. Дверь комнаты запиралась на ключ. Чтобы пресечь воровство, Чайни каждый вечер замеряла уровень драгоценной жидкости в сосуде. На деревянном боку бочки темнели свежие и полустертые метки, нанесенные углем.

Обычно чайные листья заваривали в разогретом соке кактуса-хаято, но он делал напиток кисловатым и не давал вкусу по-настоящему раскрыться. Сегодня хотелось себя побаловать. Нет, не себя — этого гордого мужчину, последние месяцы, а то и годы, знавшего только страдания и лишения.

В спальню я вернулась, звеня двумя чашками на подносе. К чаю я добавила популярные в нашем клане лакомства — хрустящие шарики из муки и сахарного сиропа, а еще — печенье с финиками и специями.

На стенах комнаты дрожали красные отсветы пламени, запертого внутри масляных ламп. Эльф сидел на кровати, спустив босые ноги на пол, и недоверчиво следил за моим приближением. Взгляд его желтых глаз остановился на маленьком пузатом чайнике с заваркой. Ноздри раздулись, уловив запах угощения. Каким-то образом я догадалась, о чем подумал невольник, а спустя секунду он облек свои мысли в слова:

— Хочешь подкупить меня, человеческая женщина?

Из его тона исчезли жесткие нотки. Теперь в голосе звучали горечь и насмешка. Гордый дроу пытался не смотреть на поднос в моих руках слишком жадно, но я видела, как трепещут крылья его тонкого носа, как украдкой он втягивает в себя воздух, пропитанный соблазнительными ароматами.

Настоящий чай, сладости — роскошь, недоступная рабам. Как долго он не видел такой еды?

— Приручаешь, как собаку? Бросаешь кость со своей тарелки. Хочешь посадить на цепь и чтобы я ел у тебя с руки.

«Хочу. Будешь», — подумала я, а вслух сказала:

— Может, у меня просто доброе сердце?

— Не надейся, что я стану ублажать тебя ради лишнего глотка воды и куска хлеба, — он снова жадно принюхался и сглотнул слюну.

— Не станешь? — подразнила я.

Желтые глаза прищурились.

Я улыбнулась и приподняла поднос с угощением:

— А ради чая и хрустящих сладких шариков?

Собственная шутка показалась мне забавной, но эльф вдруг оскалился, как животное, обнажив не только зубы, но и десны. От его взгляда по спине пробежала дрожь. Улыбка сползла с моих губ. Стало жутко. Рабская метка на рельефном плече больше не казалась надежной защитой от чужого гнева.

Какой же этот эльф огромный! Какой сильный! И опасный.

— Что ты… — в горле пересохло. Я не смогла договорить. Мысли заметались в голове испуганными птицами.

Дроу подобрался, как зверь перед прыжком. Его мышцы напряглись. Мускулы на плечах надулись. По бокам шеи проступили вены.

— Это всего лишь шутка, — сказала я, лихорадочно вспоминая заклинание для защиты. — Я не хотела тебя оскорб…

Эльф рванул вперед.

Поднос был выбит из моих рук. Краем глаза я заметила, как взметнулись в воздух мучные шарики, блестящие от сиропа. Раздался грохот, а за ним пронзительный звон. На юбке осели капли воды. По каменному полу разлетелись осколки.

Все произошло за секунду.

Миг замешательства. Желтые глаза напротив. Напряженный взгляд, направленный куда-то в сторону, поверх моего плеча. Серая рука, метнувшаяся к моей голове. Странный звук рядом с ухом. Как будто что-то хрустнуло.

«Он напал на меня!»

Опомнившись, я шепнула короткое заклинание — и невольник, хрипя, схватился за горло.

Металлический поднос все еще дребезжал на полу, мелко покачиваясь из стороны в сторону. Под босыми ногами раба захрустели осколки разбитых чашек. Он держался за шею и беспомощно хватал губами воздух, который я не позволяла ему вдохнуть. Мое сердце бешено колотилось.

— Я же к тебе по-доброму, а ты…

Как же так? Почему? Мне казалось, что он смягчился, начал оттаивать, я открыла ему душу — и вдруг такое.

Желтые глаза все больше распахивались. Хрипя, эльф пятился от меня и помечал свой путь кровью из порезанных ступней.

Злая и разочарованная, я опустила взгляд — и застыла. Остолбенела. Похолодела.

Среди осколков фарфора, блестящих лужиц разлитого чая и кусков размокшего печенья лежало нечто длинное и тонкое. То, что несколько секунд назад было живым, а теперь растянулось на полу безвольной, обмякшей грудой мяса.

Змея.

Необычная.

Серый призрачный аспид.

Благодаря особым волоскам на теле, эти змеи ползали даже по отвесным скалам. Они передвигались бесшумно и сливались с тем, что их окружает. С камнями, с песком, со стенами моей спальни.

Одна из самый ядовитых тварей пустыни сейчас лежала у моих ног с переломанным хребтом.

Глава 10

Он спас мне жизнь.

Уничтожил ядовитую змею, что пролезла в мой дом и приготовилась на меня наброситься. Секунда промедления — и все могло закончиться трагично.

Я думала об этом, пока помогала эльфу вытаскивать из раненых ступней осколки стекла, пока обрабатывала порезы особой заживляющей мазью, пока бинтовала ему покалеченные ноги. И вся тряслась. На волосок от смерти…

Почему он защитил меня? Мог ведь избавиться от нежеланной хозяйки, насладиться видом моей агонии, тем, как ненавистная человечка корчится на полу от боли. А вместо этого он…

После обеда полуденный покой был прерван внезапно нагрянувшими гостями. Две мои старые подружки ворвались в холл шумной песчаной бурей и утопили меня в ворохе вопросов.

— Это правда, Асаф? Правда? То, что говорят в городе?

— Ты купила нового раба?

— Эльфа с кожей серой, как лезвие кинжала?

Аза и Кефая дергали меня за руки, перебивая друг друга. Их карие глаза горели от возбуждения.

— Покажи нам его. Умоляю, покажи. Мы никогда не видели темных.

— Он в самом деле был гладиатором? Худят слухи, что ты забрала его прямо с арены, истекающего кровью.

Подружки не умолкали ни на секунду, аж разболелась голова. Их упрямой настойчивости невозможно было противостоять, и я попросила служанку заварить нам чаю и привести дроу в гостиную.

Для беседы я выбрала самую богатую комнату в доме с дорогими каларинскими коврами на стенах. Мы расположилась среди маленьких, вручную расшитых подушек на двух низких диванчиках, что стояли друг напротив друга.

Разговор не клеился. Девушки крутили чашки в руках и с нетерпением поглядывали на двери. Наконец их створки распахнулись. Гордой, уверенной походкой в гостиную вошел дроу.

Он был бос. Его ступни по-прежнему закрывали бинты, но эльф не хромал. Наверное, с таким лицом он ступал на арену, чтобы сразиться с монстрами пустыни и выказать жестокой, кровожадной толпе свое презрение. Широкие плечи расправлены. Спина прямая. Подбородок высокомерно задран. Не раб — воин, вождь.

При виде вошедшего мои гости зашептались:

— Смотри, смотри.

Аза скривилась. Взгляд Кефаи жадно огладил голый рельефный торс невольника. Из одежды на эльфе были только черные шаровары, низко сидящие на бедрах. Было заметно, что под просторными штанами ничего нет, никакого белья, крупное мужское достоинство при ходьбе свободно качалось под мягкой тканью.

— Вы звали, госпожа? — На серой челюсти эльфа играли желваки. Слова он выплевывал, как яд.

— Возьми опахало. Вон там, в углу. Будешь обмахивать меня во время беседы с моими гостями. Сегодня жарко. Как, впрочем, и каждый день летом.

Эльф сжал зубы сильнее, но развернулся, чтобы вытащить из плетеной корзины длинный стержень с веером на конце. Рядом со мной на диванчике шумно сглотнула Кефая. Ее заворожила красота полуголого мужчины. Его широкая спина с узлами тугих, перекатывающихся под кожей мышц. Две сладкие ямочки на пояснице над краем приспущенных штанов. Упругие ягодицы, в ложбинку которых забилась ткань шаровар.

Я вспомнила, что моя подруга уже три года как вдова и, по ее словам, давно не предавалась утехам плоти.

«У нее сейчас слюна изо рта закапает», — мелькнула мысль.

Под плотоядным взглядом Кефаи дроу встал за нашим диванчиком и небрежно замахал веером из перьев павлина. При этом рукоять опахала он сжимал с такой неистовой силой, что несчастная палка грозила вот-вот переломиться пополам.

Неужели скакать голым по арене и подставлять беззащитный зад зубастым тварям пустыни нравилось ему больше, чем дарить мне прохладу в знойный полдень? Похоже, что так.

Длинные зеленые перья то и дело шлепали меня по макушке, настолько старательно подошел невольник к своим обязанностям. Излишне старательно, я бы даже сказала. Чересчур.

— Фу, — наблюдая за эльфом, Аза брезгливо сморщила носик. — Какие же они все-таки уродливые, эти остроухие. Ни одного волоска на теле. Ни на руках, ни на груди. Словно они и не мужчины вовсе.

Сзади до меня донеслось едва слышное рычание. Опахало еще быстрее и яростнее заходило над моей головой.

— А в штанах у него так же гладко? — глаза Кефаи зажглись нездоровым любопытством. Она постоянно оглядывалась на раба и облизывала губы.

— Я не проверяла.

— Да брось. Ни за что не поверю, — Кефая тяжело сглотнула. — Знаем мы, для чего ты купила этого красавчика.

В который раз пушистый веер ударил меня по волосам. Эльф стоял за моей спиной, стискивал челюсти и сверкал глазами. Его острые скулы казались непривычно темными. Воздух с шумом вырывался из раздувающихся ноздрей.

Надо было сворачивать этот неприятный разговор, но мои гостьи разошлись не на шутку и не собирались затыкаться.

— Если он и там гладкий, — кривилась Аза, — то это полное убожество. Мужчина без волос на теле словно незрелый. Говорят, чем гуще растительность, тем выносливее любовник. Мой Джасир весь покрыт густой жесткой шерстью. Настоящий зверь, клянусь. Он говорит, что у всех эльфов короткие и вялые, — она согнула мизинец, показывая, какие именно.

Опахало снова шлепнуло меня по голове.

— Взгляните на него! Злится, — засмеялась Кефая. — Но ничего, красавчик, у тебя есть возможность оправдаться. Покажи нам, что у тебя между ног. Если, конечно, хозяйка позволит.

— Не позволю. Давайте сменим тему, — я повернулась к рабу: — Ступай.

Эльф не заставил себя ждать. С горящим лицом он подошел к корзине и вогнал в нее опахало, как копье в зверя. Мышцы на его скулах и руках мелко подрагивали.

Коршунами меня клевали угрызения совести: ночью дроу спас меня от змеи, а днем я позволила своим гостям над ним насмехаться. Но разговор как-то слишком быстро и незаметно вышел из-под контроля.

— Пойдем с нами сегодня вечером в городскую купальню, — схватила меня за руку Кефая, пожирая взглядом удаляющегося раба. Босые ступни, обмотанные бинтами, громко шлепали по каменному полу. — Сегодня последний день недели. Вход стоит в два раза дешевле. Расслабимся.

Глава 11

Вода в купальнях Сен-Ахбу считалась непригодной для питья. Когда-то с помощью магии ее доставили в бассейны городской бани из глубокого колодца рядом с горами Ралес. С тех пор колдуны, подчинившие себе водную стихию, а таких в нашем клане, к сожалению, была жалкая горстка, очищали ее каждый день, используя волшебные артефакты. Годы таких воздействий превратили живую воду в мертвую.

Но плескаться в ней было удовольствием.

В купальни мы отправились на верблюдах. Дорога к комплексу Ашахра́ не позволяла передвигаться на колесах, и моя роскошная повозка из северных земель Альеры осталась скучать за воротами каретного сарая.

В этот раз, помимо черных шелковых шаровар, ослепительную красоту эльфийского тела помогала приглушать короткая красная жилетка на двух пуговицах. Впрочем, со своей задачей она справлялась плохо. Открытые плечи невольника соблазнительно бугрились мышцами. В глубоком вырезе безрукавки аппетитно маячил треугольник мускулистой груди. Между нижним краем жилета и поясом шаровар то и дело мелькала полоска голого рельефного живота и распаляла воображение. С прикрытым торсом мой безымянный раб должен был выглядеть скромнее, но каким-то невероятным образом стал еще более привлекательным. Остроухое искушение!

Однако я нашла в нем недостаток. В седле эльф держался неуверенно, хотя и пытался не показывать вида. Похоже, прежде ему не доводилось управлять верблюдом.

— Не натягивай все время поводья, — я заставила свое животное замедлить шаг и поравнялась с дроу, кусающим губы. — От этого верблюд нервничает. Опусти руки, расслабься. Так ты дашь верблюду понять, что все в порядке, и он идет туда, куда надо хозяину.

Раб сверкнул глазами желтыми, как песок. Как и любому мужчине, ему хотелось казаться идеальным, самым умным, самым сильным, а тут вдруг выяснилось, что он в чем-то слаб, чего-то не умеет и другие это заметили. Неприятно и унизительно. Эльф угрюмо поджал губы, но все-таки послушался моего совета, и верблюд под ним зашагал ровнее.

— В Даринате для этих целей используют лошадей, — буркнул он, глядя в сторону.

— В Даринате и вода с неба падает, и деревья растут сами по себе без ежедневной обильной поливки, а под ногами зеленый ковер из трав, а не песок.

Тихий вздох вырвался из груди эльфа, и он отвернулся.

Остаток пути мы проделали в задумчивом молчании.

Аза и Кефая ждали нас у роскошных арочных ворот, ведущих в мир неги и наслаждений Ашахра. При виде дроу глаза Кефаи зажглись женским интересом. Она подобралась и суетливым жестом поправила волосы.

— Куш! — я легонько постучала палкой по передним ногам верблюда, и тот послушно опустился на колени. — Куш! — потянула я вниз поводья эльфа и повторила свои манипуляции, но уже с его животным.

После мы заплатили за вход, и раскрашенные деревянные двери купален распахнулись для нас.

Внутри круглого холла царила благословенная прохлада. Окунуться в нее после палящего жара пустыни было наслаждением. С облегчением я позволила палантину соскользнуть с головы на плечи и огляделась.

Высокий купол поддерживали четыре мраморные колонны. В нишах вдоль стен стояли кадки с кипарисами и маленькими финиковыми пальмами. Эхо голодным хищником подхватывало звуки наших шагов и повторяло их в многочисленных коридорах, что разбегались от центральной комнаты.

— Ну что, начнем по порядку? — спросила я. — Сперва песчаные ванны, потом массаж, а самое приятное напоследок?

Эльф потер шею, явно чувствуя себя неловко в этом месте.

Кефая теребила в руках корзинку со сладостями. В плену ее соломенных стенок лежало печенье с орехами и пропитанные медом кусочки пахлавы — здесь деньгами было это. Жизнь рабов тяжела и уныла, вкусная еда — редкость и единственный источник радости. За пару сахарных печений красивый невольник охотно уединится с тобой в темном уголке бани и отблагодарит от души.

— Я за песчаные ванны, — кивнула Аза и уверенно выбрала направление.

Прежде чем нырнуть за ней в полумрак одного из широких коридоров, Кефая схватила меня за запястье.

— Продай мне его, — стрельнула она взглядом в сторону моего дроу. — Хочу уложить его в свою постель. Люблю всякие необычные вещи, а темные в наших краях — диковинка. Дам десять золотых.

Ее громкий голос услышала даже Аза, успевшая уйти на пару метров вперед. Она обернулась и презрительно фыркнула, словно говоря: «Десять золотых за серого уродца? Сдурела?»

Дроу застыл. Его плечи, спина, лицо окаменели. Почти физически я ощутила, как воздух между нами заискрил от напряжения. Тяжелый пристальный взгляд раба прожигал дыру в моем виске.

— Нет, — сказала я, и плечи эльфа расслабились.

— Пятнадцать золотых, — горячо выпалила Кефая и сильнее сжала пальцы на моем запястье.

Дроу задержал дыхание. Краем глаза я заметила, как его могучая грудь приподнялась в глубоком вдохе, но не опустилась.

— Он не продается.

Раб медленно выдохнул.

— Двадцать! — не унималась подруга.

Эльф сжал кулаки и до хруста стиснул зубы.

— Нет.

В этот раз, несмотря на мой категоричный ответ, невольник остался напряжен. По бокам его челюсти заиграли желваки, на лбу вздулись вены, на плечах округлились мускулы. Он смотрел на меня неотрывно, даже не моргал.

— Хотя бы на одну ночь, — сдалась Кефая. — Дай с ним позабавиться. Страсть как охота оседлать этого норовистого жеребца. Золотой за несколько часов. Соглашайся.

Рядом я уловила движение. Дроу шагнул ко мне. Его широкая ладонь приятной тяжестью опустилась на мою поясницу.

— Он мой, Кефая, только мой. Даже не вздумай его трогать. С этого момента я запрещаю вам обеим его обсуждать.

Пальцы раба чуть сжались на моей спине, загребая ткань платья.

Глава 12

Комнаты в Ашахра традиционно имели круглую или овальную форму, ведь люди в Сен-Ахбу верили, что в углах скапливается недобрый дух. В купальни они приходили отдохнуть, напитаться целебной силой воды и песка, почувствовать себя здоровыми и обновленными. Здесь все служило тому, чтобы человек расслабился, погрузившись в приятную негу.

Помещение, где принимали песчаные ванны, тоже было круглым. В центре круглой комнаты под круглым, купольным сводом располагался круглый бассейн, наполненный горячим, почти обжигающим песком. Его словно только-только доставили из пекла пустыни, прямо из-под жгучего, раскаленного солнца.

Бассейн окружали колонны. Возле каждой из них молчаливой тенью застыл невольник с корзинкой для банных процедур. Пухлые груди эльфиек были обнажены, чтобы радовать мужской взгляд. Гладкие мускулистые торсы эльфов услаждали женский.

Отборные, вышколенные рабы, рожденные и воспитанные в питомнике. Красивые и покорные. Не знавшие никогда свободы. Всем своим видом они показывали, что бросятся к тебе по первому зову и начнут обхаживать. Если госпожа пожелает, даже снимут со своих бедер короткую жалкую тряпочку — последний оплот целомудрия. Все для удовольствия временных хозяев.

Заметив собратьев, дроу рядом со мной напрягся. Ему было неприятно наблюдать за унижением своего народа. Я понимала его чувства, но не испытывала к невольникам особой жалости. Дикие эльфы жестоки, они насилуют человеческих женщин и убивают мужчин. Пусть лучше их руки украшают железные цепи, нежели стальные кинжалы.

— Зачем ты привела меня сюда? — прошипел темный. — Показать, как мне повезло оказаться в твоем доме, а не здесь?

Его красивое лицо исказилось от отвращения и брезгливости.

Угадал! Демон ушастый! Видит меня насквозь.

— Опять ты думаешь обо мне плохо, — картинно вздохнула я. — Это подарок. Я хотела отблагодарить тебя за ту убитую змею.

— Странные у тебя представления о подарках. Заставить меня смотреть, как мой гордый народ пресмыкается перед врагом, как ползает на коленях и униженно заглядывает в глаза захватчикам. Как прекрасных юношей и дев превращают в жалких подстилок.

— Я заплатила золотой, чтобы ты мог смыть с себя грязь. Ты не просто сопровождаешь госпожу в купальни. Все эти ванны и для тебя тоже.

Эльф хмыкнул:

— Ты просто хочешь, чтобы я лег в твою постель чистым.

Говорю же — демон!

— А разве я приглашала тебя в свою постель?

— Ты призналась, зачем меня купила. — Мышцы на его плечах проступили четче, затем расслабились.

— Это была шутка.

— Не шутка. Зачем еще я тебе нужен? Не опахалом же махать.

— Согласна, это дело для тебя слишком сложное. Дать тебе в руки опахало я больше не рискну.

Дроу ухмыльнулся уголком рта.

Пока мы говорили, Аза успела зайти в сухой бассейн. Один из полуголых мужчин-невольников помогал ей очищать тело с помощью песка. С робкой улыбкой он растирал его по ее ногам своими широкими, крупными ладонями.

В воздухе разливался густой аромат благовоний. Теплый древесный запах сандалового масла с легким оттенком мускуса. Пряные нотки корицы. Свежесть лимона и мандарина. В стенах, лишенных углов, зияли через равные промежутки небольшие арочные ниши. В них мерцали масляные лампы, разбрызгивая вокруг снопы уютного янтарного света.

Я опустилась на песок. Дроу, поколебавшись, сел рядом. Вместе мы наблюдали за тем, как Кефая с хитрым видом подзывает к себе белокожего раба и показывает ему содержимое своей корзинки. Тот кивает. Рука Кефаи ныряет под его набедренную повязку и начинает мерно, неторопливо двигаться под тканью. Со вздохом невольник запрокидывает голову, чуть шире раздвигает ноги и весь, покорный, отдается настойчивой ласке.

— Омерзительно, — заскрежетал зубами дроу и отвернулся. — Ему не нравится. Это притворство.

— Мужское тело не способно обмануть, в отличие от женского.

— Тело — это тело, а душа — это душа.

С некоторых пор я знала, как выглядит румянец на его лице, и это был он. Скулы моего раба покрылись неровными темными пятнами. Смущение или злость?

— Ты обещал назвать свое имя. Я ответила на твои вопросы, а ты на мой единственный — нет.

Эльф продолжал отворачивать от меня лицо.

Кефая завела свою жертву за колонну — хотела спрятаться от посторонних глаз, но с того места, где я сидела, было прекрасно видно все, что происходит в том темном закутке. Той же рукой, которой до этого она ласкала мужскую плоть, Кефая взяла из корзинки угощение — кусочек пахлавы, и раб открыл рот. Она кормила его с рук, как домашнее животное, заставляя облизывать свои пальцы. Хорошо, что мой гордый дроу этого не видел. Когда унижали кого-то из его народа, он тоже чувствовал себя униженным.

— Флой, — шепнул строптивец, загребая песок рядом с собой и наблюдая, как он сыплется из его кулака тонкой струйкой.

— Флой, — повторила я. — Это имя совсем тебе не подходит. Оно… слишком мягкое. А ты…

— А я? — он скосил на меня взгляд.

— Колючка. Имя у тебя должно быть коротким и хлестким, как щелчок кнута. Произносишь — и как будто поранился.

— Слишком мягкое. Не подходит. Колючка. Ты уверена, что знаешь меня, госпожа? — губы Флоя изогнулись в каком-то странном горьком выражении.

Эльф за колонной опустился на колени. Кефая задрала на себе юбку. Светловолосая голова невольника задвигалась меж ее бедер.

— Не смотри туда, — шепнула я, когда Флой поднял взгляд, и осторожно за подбородок повернула его лицо к себе. — Не смотри. Не надо.

— Я знаю, что там, — выдохнул он мне в губы.

В тишине песочного зала раздавались влажные непристойные звуки. В корзинке Кефаи еще оставались сладости, и раб старался.

Наши с Флоем взгляды тонули друг в друге. И мир вокруг растворялся, таял, отходил на второй план.

От таинственной темноты между колоннами вдруг отделилась фигура. Под босыми ногами зашуршал песок. Высокий эльф с очень красивым рельефным телом шел в мою сторону с банной рукавицей и мягко, завлекающе улыбался.