На краю штормов

Пролог

Пролог

Скитфорд шел по подземелью временного тюремного заключения Варлайта. Тяжелые шаги могучего мужчины заставляли дрожать каменный пол. Жестким шагом он направлялся к камере, где сейчас находилась женщина, которая давно жила в его сердце.

Воспитанный штормами безжалостных северных островов, Скитфорд был далек от любовной рефлексии. О том, что его сердце выбрало именно эту женщину, он не задумывался. Выбрало — и значит, так надо! Значит, он заберет ее — хоть из тюрьмы Варлайта, хоть из самого ада.

Образ Жаклин отпечатался во всей его сути.

Скит не сомневался: ее он видел истинную, а не ту, которой она казалась. Он умел отличить человека — «увидеть» его сквозь пелену и коросту его жизненного пути. Вычленить человека, его душу, из навешанных ярлыков, пусть даже и сам человек навесил их на себя.

Тюремщики расступались перед ним, трепеща от его могучего вида. Почти два метра рос, могучее телосложение, вместе с тем гибкое и ловкое, широкие плечи и сурово-молчаливый взгляд. Одного его вида, потомка хельмов, потомка северных морских воинов, хватало, чтобы в трепет приходили не только преступники, но и коллеги.

Скитфорд всегда отличался выдержкой, терпением — они исчезали только тогда, когда перед ним были самые гнусные представители человечества - душегубцы. Вот тогда Скитфорд мог обрушить свой гнев.

Но сейчас он был решителен. Ни спокоен, ни возбужден — именно решителен. Сам Скит ощущал себя скалой, которая дала трещину, когда на него ветер принес легкое облако…

Он ощутил, как в его суровом северном сердце разгорается пламя… И причиной тому была женщина.

Жаклин.

Коллеги называли ее стервой, сердцеедкой, роковой женщиной, которая приведет любого мужчину к погибели. Но только не Скит. Не видел он в ней погибели — только лишь раненую птицу, возможно, хищную, но ставшую опасной для других лишь в попытке спасти свою жизнь.

Ее называли холодной, бесчувственной красавицей. А Скитфорд был согласен только лишь с определением — «красавица». Ей поручали самые «отвратительные», по мнению Скита, дела, где она должна была шпионить и втираться в доверие к мерзким мужчинам, играть роль соблазнительниц, пустышек, падких на деньги. И Скит всегда негодовал сердцем, словно в момент ее задания мерзкие ублюдки будут посягать на что-то сильно дорогое для него.

Последний раз Жаклин втерлась в доверие «ласковому убийце», который был под мороком советника Мемфиса. А до этого Жаклин выводила на чистую воду международного торговца. Скит не мог забыть, как еле сдерживался, когда Жаклин готовилась к заданию. Она должна была играть роль танцовщицы в таверне «Алчная русалка». Соблазнить объект, вытянуть из него признания, стать приманкой для мерзкого торговца людьми.

Скит тогда ворвался в последний момент. Мерзкий ублюдок ударил Жаклин по лицу и уже рвал на ней платье, говоря, что она станет ценным грузом на его корабле, а прежде он отымеет ее на полу. Скит не выдержал — стащил ублюдка с Жаклин и бил его, пока лицо последнего не превратилось в кровавое месиво.

Скитфорд обернулся на Жаклин — только она спокойно встала, поправила платье, подошла к зеркалу, ухмыляясь, глядя на него, стерла белым платком кровоподтек с лопнувшей губы.

— Ты пришел слишком рано! — высокомерно ответила, припудривая белилами синяк на щеке.

А Скит не мог отдышаться и переключиться от ненависти, что была обрушена на ублюдка, к диссонансу, что испытывал, глядя на избитую, но несломленную женщину, которая, как ни в чем не бывало, обыденно приводила себя в порядок.

— Я говорила, что мне нужен час, а ты, северный варвар, ворвался слишком рано. Я только начала его разговаривать! Мы бы узнали больше про этого идиота! — Жаклин захлопнула карманное зеркальце с яростью, глядя с осуждением и раздражением на Скита.

Который встал, переводя дыхание, рассуждая внутри себя, оглядывая эту прекрасную женщину, с глазами Ангела и побоями:

«Кто же тебя так сломал… что ты теперь не чувствуешь своей боли…»

— Он избивал тебя… - глухо произнес, а глаза впитывали ее образ. А еще возникло желание забрать, спрятать, защитить ее… Не допустить больше ее боли…

— Нужно было для натуральности! — прорычала, бросая брезгливый взгляд на валяющееся бездыханное тело. — И какого Архта ты вырубил его? — Она поморщилась, касаясь торговца краем туфельки. — Как его допрашивать теперь, если ты ему челюсть выбил, варвар!

Скит подошел ближе к женщине, что заняла особое место в его сердце. По сравнению с ним она казалась маленькой и хрупкой, хоть и считалась высокой для женщин.

Он понимал, Жаклин — единственная, кто не боялась мощи Скита, не дрожала, когда он возвышался над ней скалой, на полторы головы выше. Все коллеги его боялись, пожалуй, кроме Крисса и Марка. Но и Жаклин… Она, напротив, смотрела на него свысока, он видел это. Она чувствовала свое превосходство… И даже… вовсе его не замечала, не воспринимала никогда как мужчину. И Скит принимал такой расклад… Пока…

«Варвар», «северный монстр», «голем» — так она называла его. Но что Скит отметил, так это то, что Жаклин никогда не оскорбляла его достоинство… Всё же… она уважала его, а, возможно, где-то глубоко внутри… чувствовала что-то к нему. Но специально не прислушивалась к этому чувству…

— У тебя синяки на руках и кровь, Жаклин! — Скит коснулся тогда ее подбородка, приподнимая к себе и склоняясь.

— Заживет, как на собаке, — прошипела Жаклин, горько ухмыляясь. Сжигая его взглядом.

Скит касался ее… Он сам не ожидал такого порыва в себе. И особенно того, что Жаклин на несколько секунд застынет, глядя на него. Непонимая его…

Если бы она знала, как он переживал за нее. Да, он всякий раз переживал за нее, когда она шла на задание. И всякий раз хотел оторвать голову тем, кто плотоядно смотрел на нее.

— Убери руки, варвар! — Жаклин словно очнулась и скинула его ладонь, нахмурив брови. — Не лезь в мою работу! — проговорила сквозь зубы, испепеляя взглядом. — Будешь сам отчитываться перед начальством за то, что избил мой объект!