Я не должна была в него влюбляться.
Эти слова так осознанно звучат в голове, что должны действовать не хуже таблетки от похмелья, но “увы” и “ах” не помогают. Поэтому я приглаживаю невидимые складки на платье, настолько облегающем, с таким вырезом, что мне стыдно.
Это не я. Вернее, я, но только та, которая никогда в свет не выходила. Родители заставляли меня носить скромную одежду, и в целом вести скромный образ жизни. Где-то внутри меня всегда жила бунтарка. Девушка, мечтающая ловить на себе обожаемые взгляды, а не сидеть дома в тени человека, который будет раздавать позволения.
Дергаю ручку ресторана и вхожу внутрь. Здесь красиво, празднично, светло. Громкая музыка разлетается эхом из огромных динамиков, в центре танцпола несколько пар танцуют, активно двигая в такт бедрами.
Я тоже так хочу… Хочу с ним.
Прохожу внутрь, тихонько прикрыв за собой дверь. И сразу же начинаю искать глазами его – Максима. Человека, который учит меня выживать, тот, в ком я вижу спасение из ада, тьмы, что окружает меня. Однако вместо него натыкаюсь глазами на жениха с невестой.
Руслан и Кристина стоят в фотозоне, делают фото с гостями. Кристина в бесподобном жемчужного цвета платье, что струится мягкими складками, облегая фигуру, но не сковывая движений. Рыжие пряди аккуратно заплетены в прическу. Локоны слегка колышутся, когда она поворачивает голову, смеётся или поправляет платье.
Глядя на неё, я невольно замираю. Сердце сжимается от смеси восхищения и лёгкой зависти.
Я тоже мечтала быть прекрасной принцессой, пока не оказалась пленницей монстра.
Поворачиваюсь в другую сторону, и вдруг меня словно ледяной водой окатывает. Максим. Он в белой рубашке, пару пуговиц у горла дурашливо расстегнуты, а форменные брюки на нем смотрятся так необычно, будто это он жених, а не кто-то другой. Я привыкла видеть Макса в спортивных джоггерах и майке.
Рядом с ним девушка… Она держит его за руку, трется об его предплечье своей грудью и что-то говорит.
Она высокая, с длинными темными волосами, уложенными в идеальные локоны, и в платье, которое, кажется, создано, чтобы привлекать взгляды. Я чувствую, как мои щеки пылают, а внутри что-то сжимается – то ли сердце, то ли гордость.
Девушка наклоняется ближе, ее рука скользит по его плечу, и этот жест вызывает во мне жгучее чувство ревности. Настолько едкое, что срабатывает не хуже катализатора, только не к действию, а к побегу.
Я трусиха – вот кто.
Родители учили – не трогай то, что не твое.
Приклоняй голову, если так надо.
Дочь священника не может вести себя иначе. Вот только сейчас, смотря на мужчину, в которого я по уши влюблена, мне хочется перестать быть дочерью священника. Перестать отступать там, где нужно сражаться.
– Ася… – мужской незнакомый голос отзывается рядом. Руслан, один из главных виновников торжества, стоит около меня и смотрит так, будто мы с ним давно знакомы.
– Прости… те…
– Ты выглядишь в разы лучше той девчонки, – дружески подмигивает он мне, словно видит насквозь и знает про мои чувства.
– С-спасибо, но я уже пойду…
– Но ведь вы еще не поздоровались, – Руслан кивком показывает на Макса. Интересно, откуда он узнал, что пришла к Аронову?!
– Ему сегодня это не нужно.
Разворачиваюсь и прежде чем успеваю выйти, слышу, как жених на весь зал громко и довольно отчетливо кричит:
– Аронов! Макс! Братишка! К тебе девушка, а ты там стоишь и в ус не дуешь!
Хочу оглянуться, увидеть реакцию Аронова, но слишком злюсь. Он пришел сюда с другой женщиной. Явно планирует после переспать с ней, и в мыслях у него меня нет.
Я рисковала всем, заявившись на эту свадьбу. Поставила на кон свое укрытие, мирное существование, чтобы доказать Максу – я тоже девушка. И влюбиться в меня вполне возможно. Но он… ему это не надо. Так выходит?
От напряжения пульсируют виски, и я выхожу в коридор. Он встречает меня прохладой и полумраком. Меня немного потряхивают, но я заставляю себя дышать ровнее. А еще думаю – догонит ли Аронов? Пойдет ли за мной? Господи, и почему мне это так важно?
Отойти далеко не успеваю. За спиной раздаются быстрые, тяжелые шаги.
Я инстинктивно ускоряюсь, но крепкая рука внезапно хватает за запястье, заставляя остановиться. Меня поворачивают силой, словно я пушинка. Прижимают спиной к стене, нависая надо мной грозной скалой.
Максим.
Он все-таки пошел за мной. Заметил…
Его глаза – пронзительные, голубые, как океан, впиваются в меня, прожигая насквозь. Он наклоняется, и от его горячего дыхания, которое касается моей кожи, по телу пробегает дрожь.
Я словно оголенный провод, по которому проходит разряд тока. Настолько меня пробирает, когда Макс рядом.
— Что ты здесь делаешь, Аксиния?
___
Листаем, там еще одна глава.)
Мы стоим слишком близко, и воздух один на двоих, которым дышим, кажется таким сладким. Шоколад, который тает во рту. Наверное, поэтому у меня так предательски лихорадит сердце и потеют ладони.
— Ася, – все с той же привычной мужской уверенностью произносит мое имя. Оно так красиво звучит и нравится мне, хотя раньше я считала его деревенским.
— Да, Максим, – стараюсь отвечать подстать, не теряться и не плавиться.
— Что ты тут делаешь? Ошиблась адресом? – насмешливо спрашивает, подаваясь ко мне навстречу. От Аронова исходит приятный аромат парфюма с нотками кофе и миндаля. Я бы вдыхала и вдыхала его, но могу только наслаждаться им в моменте. Как сейчас.
— Нет, – с вызовом отвечаю. — Пришла… поздравить молодых.
— Ты их не знаешь, – констатирует он факт.
— Твои друзья – мои. Или, может… я не так оделась? Или… прервала тебя? Так не проблема, я все равно уже ухожу.
— Что ты от меня хочешь, Ахилесова?
Я сжимаю губы, отводя взгляд. Страх липкими лапами проникает под кожу, но теперь он смешивается с чем-то ещё — с дерзким, почти безумным. Между нами с Максом ничего не было. Он — всего лишь мой тренер по боксу. Он долго не хотел меня брать, но потом смилостивился. И даже позволил жить в его тренерской комнате. Убираться там.
Он… Это слово вмещает в себя столько эмоций, что они обжигают мою израненную душу. Любовь, тоска, желание, неуверенность — всё сплетается в тугой узел, который я больше не в силах развязать.
Я устала прятать свои чувства. Устала грызть ногти по ночам, мучаясь вопросами: с кем он сегодня? Кого обнимает? Кого целует? Он не мой, но я хочу, чтобы он стал моим. Хоть на мгновение.
— То, о чем пожалею.
— Пора бы стать смелее, Ася.
Его слова как пуля с дозой адреналина. Она пробивает меня и заставляет вступить на опасный путь: привстать на носочки, обвить руками вокруг шеи Аронова, закрыть глаза и ждать. Если нужно и вечность. Я на все готова. Ради одного несчастного поцелуя, который буду вспоминать потом до старости под одеялом.
Однако… Макс не заставляет меня ждать.
Его ладонь ложится на мою шею, палец медленно проводит в области уха, оставляя там какой-то узор, от которого меня обдает волной трепета. Я шумно выдыхаю, наши губы застывают по направлении друг к другу.
Всего секунда, и Макс накрывает мой рот жадным, почти животным поцелуем. На грани боли. Отчаяния. Невозможности быть вместе. Шаг в пропасть. И мы летим.
Так вкусно… Господи, оказывается, целовать того, кого любишь, это что-то нереальное. Безумное. От которого пульс стучит как отбойник.
Аронов кладет ладонь на моё бедро, сжимая его с такой силой, что я невольно ахаю. Скользит пальцами по ткани моего платья, медленно задирая подол. Он осторожно, но с явным намерением, проскальзывает ногой между моих ног, раздвигая их чуть шире и упирается в меня своим возбуждением.
Целует жадно, ненасытно, то углубляя, то ускоряя сплетение наших языков. И я… как девчонка, которая никогда не целовалась, просто сгораю в этих чувствах. Мечтаю лишь об одном – сделать из этого момента вечность. Нашу вечность…
Его нога, находясь все еще между моих бедер, чуть сдвигается, усиливая давление, и я невольно выгибаюсь навстречу, прижимаясь к Максу теснее. Это почти невыносимо — чувствовать Аронова так близко, так откровенно, зная, что между нами по-прежнему пропасть.
Моя жизнь сломлена. Его – яркая звезда, которая должна гореть явно не для меня. И все же… Я хочу попытать судьбу и попробовать сыграть с ней. Победить там, где нет места счастью.
Макс целует меня в шею, и я запрокидываю голову, готова отдаться этому мужчине. Меня никто и никогда не целовал так. Я не знала, что тело может вибрировать от невыносимой жажды к другому человеку.
От этих прикосновений, влажных, с легким покусыванием, спину осыпает табун мурашек. Язык Макса рисует узоры в той самой чувствительной точке на моей шее, и я невольно издаю тихий стон. Мое тело словно не мое вовсе. Оно подчиняется Аронову, растворяется в его руках, в силе, в желании, которое я ощущаю каждой клеточкой.
Но… неожиданно наш поцелуй прерывается. Макс отдаляется, взгляд его скользит по моему лицу, с губ слетает шумный вдох, будто перестать касаться меня Аронову тяжело.
— Вечером, — говорит он вдруг. — Я вернусь в зал, приходи ко мне, поговорим.
И я киваю, не в силах задать ни один терзающий меня вопрос. Не могу просто поступить иначе. Затем даже позволяю Максиму поправить на мне платье, отпустить мою руку и повернуться спиной.
Он уходит, не прощаясь, лишь мажет по мне напоследок пылким взглядом, оставляя одну в пустом темном коридоре.
И я… Не иду за ним, нет. Я ухожу обратно – в тень. В спортивный зал, где у меня есть маленькая комнатка, мое укрытие, моя обитель.
Я ухожу, еще не подозревая, что этим вечером не приду к Максу. И вообще… его больше не увижу.
___
Дорогие читатели! Приветствую вас в своей новой истории. Нашим героям очень нужна ваша поддержка, поэтому буду благодарна за звездочки к книге. Добавляйте в библиотеку и поехали. Листаем дальше, там есть визуал.)
Окидываю взглядом огромное здание на отшибе города, крепко сжимая на плече спортивную сумку. Я узнала про это место случайно, прячась в мужском туалете от псов мужа, что пытаюсь найти меня и вернуть домой. Узнала, конечно, не от них, а от других, которые обсуждали крутого тренера, бывшего боксера. Лучшего в городе. Мысль зародилась сама собой.
Если я не могу сбежать, должна научиться давать сдачи. Иначе точно умру.
Здание с виду кажется свежим, и машины тут стоят на парковке не дешевые, может, я ошиблась? Не хотелось бы. Шансов на ошибку у меня нет. Я и так почти попалась. Ренат не позволит мне сбежать в третий раз…
Поднимаюсь по ступенькам и медленно, с присущей мне опаской, толкаю дверь. Оглядываюсь, сердце замирает словно у зайца, который уже ни раз чудом спасался из пасти волка. Не передать словами, насколько мне страшно каждый раз пробовать схватиться за спасательный круг.
В коридоре тихо и чисто. В углах замечаю камеры наблюдения и снова оглядываюсь, это уже у меня на уровне рефлексов, но вроде никого.
Вдох. Еще один. Мне требуется почти пять минут, чтобы собраться с духом и пойти по коридору, искать тренерскую.
Вспоминаю статьи из интернета и мысленно себя утешаю – этот Максим Аронов вряд ли знает клан Кастяевых. Да и зачем человеку его поля ягоды с такими водиться? Киваю сама себе и, наконец-то, делаю решительный шаг.
Про Максима Аронова мало какой-то информации. Известно, что он бывший боксер, из какой-то богатой семьи. После завершения карьеры открыл свой клуб, затем еще один и еще. В итоге у нас в городе появилась целая сеть боксерских клубов и спортивных залов. Ходит слух, что Аронов держит подпольный клуб боев без правил, но это только слухи, до которых мне в общем-то нет никакого дела.
Останавливаюсь напротив тренерской, переминаюсь с ноги на ногу. В интернете писали, что Аронов в основном находится здесь и в ученики практически никого не берет. А если и берет, то выводит бойцов на высокий уровень. Так что мне придется очень постараться, чтобы стать его ученицей.
Снимаю капюшон от широкой черной мужской толстовки. Подношу кулак к дверям и стучу костяшками пальцев. Мне не открывают, поэтому я нагло поворачиваю ручку и вхожу сама. Замираю в проходе, заметив пустующее кресло. Никого…
И сразу мысли вихрем закручиваются: вдруг инфа в интернете врет? Вдруг этот Аронов вообще сейчас не в стране или сюда не ходит уже? На что я надеялась, когда ехала в это место? Каждое передвижение для меня настолько опасно, будто хожу по тонкому льду.
— Пиздец, уже и в мой кабинет вламываетесь, мелюзга, — звучит как раскат грома над моим ухом. Я вздрагиваю, даже подпрыгиваю на месте, а уж когда поворачиваюсь, едва не падаю там же, где стою.
Взираю опасливо на мужчину напротив, он высокий, почти два метра, широкоплечий и… без майки. Я на фоне него мушка.
Надо бы отвести взгляд, но я упорно глазею: торс — это что-то нереальное: кубики пресса, будто выточенные годами тренировок, проступают на загорелой бронзовой коже. По коротким, чуть взъерошенным темным волосам стекают капли воды, поблескивая в свете ламп. На шее висит белое полотенце, и больше… ничего не прикрывает верхнюю часть тела этого не мужчины, а какого-то древнеарийского божества.
— Здрасти… — на выдохе произношу, растерявшись.
— Ого! Девушки, которых привел не я, – он окидывает меня таким взглядом, с нескрываемым пренебрежением. — Редкие гости в моем клубе.
— Такая, как я — вообще одна на миллион, – тут я не вру, потому что… не уверена, что много девушек в свои двадцать сбегают от мужа тирана и ищут спасения в секции с грушей.
— Очень самонадеянно. И что такой, — Аронов делает паузу, — девушке, одной на миллион, нужно в моем клубе.
— Я хочу, чтобы вы стали моим тренером.
— Я? – с его губ слетает смешок, будто он услышал нечто настолько глупое и бредовое, что не сдержался.
— Да, и я не уйду, пока вы не согласитесь!
Несколько долгих минут Максим меня разглядывает, словно диковинку какую-то. Взгляд его скользит по моей черной одежде, широкой, почти мужской, за которой не видно ни фигуры, ни вообще ничего. Волосы я собрала в хвост, макияжа на мне нет. Единственный способ сбежать от мужа-тирана - стать тенью. Собственно, именно это я и пытаюсь делать.
— Послушай, мышка, — с нескрываемой усмешкой говорит Аронов, подходя к небольшому дивану, что стоит в углу тренерской. Интересно, он вообще планирует одеться? — Я не беру учеников.
— Я читала ваше интервью, знаю. Но… Меня вы должны взять.
— Ого! – он присвистывает, и губы его растягиваются в улыбке, словно у чеширского кота. — Какая уверенная девочка. Но таких, как ты, я только трахаю.
— Чт.. ка… — у меня от его прямолинейности аж сердце заходится, и к щекам приливает кровь.
— Как? Сгибаю раком, пристраиваюсь сзади и…
— Давайте опустим подробности, — беру себя в руки и пытаюсь дать отпор. В конце концов, этот мужчина не самый худший представитель своего класса. Моего мужа обойти невозможно. — Вы не в моем вкусе.
— Забавно, но ты мне тоже не нравишься.
— Научите меня драться! — повышаю голос, пытаясь показать всю свою решительность, да и в целом сменить тему.
— Зачем? Что с какой-то подружкой не поделила парня? Хочешь ее оттаскать за волосы?
— Из-за парней я бы никогда не стала этим заниматься.
— А! — кивает он с деланным видом. — Ну тогда хочешь набить морду обидчику?
— Вам так нужна причина?
— Ну смотри, — загибает он пальцы. – Ты ворвалась ко мне в кабинет, требуешь, чтобы я тебя тренировал. Конечно, мне интересно. Хотя… я все равно тебя не возьму. Девчонок тренировать бесполезно. Ты – щуплая. На тебя дунь, и развалишься.
— Не развалюсь!
— Уверена?
Я стойко киваю, и тогда Аронов поднимается с дивана. Он оказывается в момент рядом со мной, а его кулак летит прямо в мое лицо. И я… не уворачиваюсь, нет. У меня будто проблемы с кислородом: ни вдохнуть не могу, ни выдохнуть. И вместо самосохранения, перед глазами всплывает Ренат, его разъяренный взгляд.
Я хочу зажмуриться, но не могу.
“Женщина не имеет право мне перечить”, — звучит его голос как приказ, которому я обязана следовать. Голос из воспоминаний. Тот, который я предпочитаю выдрать из своей головы с корнями.
Кулак Аронов замирает напротив моего лица. Он не бьет меня, ясное дело, и не планировал. У мужчин, которые бьют женщин, в глазах другие эмоции. Смесь гнева с удовольствием, от собственного превосходства. У Максима этого нет. Он просто проверяет меня, мою реакцию, как и полагается тренеру, я уверена в этом.
— Уходи, — вдруг обрушивает он, опустив руку.
— Это… потому что я не увернулась?
— Это потому что я не беру учеников, — повторяет он, затем раскрывает шире дверь и кивком головы показывает, чтобы я проваливала.
— Вам так нужна причина? — повторяю, хотя понимаю, что не смогу ее озвучить.
— Мне не нужны ученицы. Давай, руки в ноги и проваливай.
У Аронова звонит телефон, он вытаскивает его из кармана спортивок, что висят на его бедрах. Достает мобильник, прикладывает к уху, еще раз открыто демонстрируя, что закончил разговор.
Делать нечего. Разворачиваюсь и, вздохнув, ухожу к выходу. Злюсь. На себя больше. Что так легко отступаю, не требую до последнего. С другой стороны, где-то внутри интуиция подсказывает: нужно открыто рассказать обо всем. Возможно тогда Аронов передумает и даст мне шанс. Он крутой боец. Я видела в интернете видео, как он дерется. Мне… мне просто нужно понять: могу ли я открыться кому-то постороннему? Не предаст ли этот человек.
Очередное предательство я не смогу пережить. Ренат меня просто убьет.
***
Живу я в мотеле на отшибе города. В самом стремном месте, где только можно было остановиться. Здесь обитают разные люди, в основном кто-то залетный, мимо проезжающий. Зато место максимально неприметное, до которого тяжело добраться. У меня, к счастью, есть велосипед. Собственно, на нем я и сбежала одной поздней ночью. Выглядит, может, странно, но мне плевать.
Пристегиваю велик рядом с забором на замок и, оглядевшись, поднимаюсь по лестнице в мотель. Номера тут с улицы, прямо как в американских фильмах. Вид из окна – дорога. Запах – шин и бензина. Мало приятного, конечно.
Номер, в котором я живу, тоже не из особо прекрасных. Порванные обои, одна койка и старый дутый телевизор, где от силы показывает первый канал. На лучшие условия у меня банально нет денег. Я и этот-то вариант оплатила со стащенной карты его матери, на свой страх и риск. Мою же карту Ренат заблокировал, а еще он отслеживает симку, номера родных. Выйти на связь с кем-то практически нереально, да и не хочу их подвергать опасности.
Закрываю дверь на ключ: на все три замка, включая щеколду. И только после позволяю себе выдохнуть. Снимаю толстовку и плюхаюсь на кровать. Желудок ноет, но я стараюсь не думать о еде. В рюкзаке есть батончик, который я оставила на завтрак. Сегодня лимит моих денег исчерпан. Мне нужно срочно найти работу. И уговорить Аронова взять меня в ученицы.
5 месяцев назад
— Ася, Ася, — мама хватает меня за локоть и тянет к церкви. Она выглядывает из-за огромного ствола старого дуба, поглядывая куда-то вперед. — Смотри, – тихонько произносит, показывая пальцем. И только когда я фокусирую взгляд, замечаю там папу с дядей Арсеном и каким-то парнем.
С Арсеном Костяевым отец дружит давно, сколько я себя помню, этот человек неплохо так вкладывал в развитие церкви. Благодаря ему, тут даже открыли воскресную школу для детей. Однако сам этот Костяев не выглядит праведным или набожным. Он вообще пугает. Со шрамом на лице, с хриплым голосом и вечно в компании каких-то мужиков, словно те его охрана.
Однажды я спросила у отца, кто они, и почему никогда не входят в церковь, только у входа пасутся. Иногда курят, иногда что-то громко обсуждают, не стесняясь в словах. Арсена они, правда, бояться, и при виде него сразу затихают, делаются скромными. Папа тогда мне ответил, что это не моего ума дело. И попросил эту тему больше не поднимать.
Для него Арсен – кто-то вроде друга. Причем очень хорошего. Может, он и хороший друг, но странно, что отец каждое воскресенье отпевает его грехи.
— Кто это? – спрашиваю у мамы, разглядывая парня. Он высокий, и в целом внешне выглядит симпатично. Черные густые волосы короткие такие, словно у актера подстрижены. На нем белая рубашка и прямые брюки. На руке часы, на шее - цепь. Одним словом – стильный парень.
— Ренат, – мама аж светится. И откуда столько радости?
— Ренат?
— Сын Арсена. Будущий наследник их дела, хороший мальчик. Ася, – мама поворачивается ко мне, берет за руки, и я уже по взгляду понимаю, она хочет сказать что-то важное. И не факт, что это важное мне понравится.
— Да, мамуль, — ветер играет с моей юбкой чуть ниже колен. Весна на удивление теплая выдалась, приятная.
— Ренату ты понравилась. Он пришел просить у отца твоей руки, вернее, его отец.
Сказать, что я в шоке — значит, промолчать. У меня и слов-то не находится, как ответить маме. Мне всего двадцать. Я только-только планировала переехать из отчего дома, потому что подвернулся шанс поехать в другой город на практику. Я учусь на переводчика, и это мечта, после завершения учебы, оправдать диплом. А тут свадьба… С человеком, которого я вижу впервые.
— Заинтересовался? — перебиваю я, не в силах сдержать раздражение. — А как же мое мнение? Да… любовь, в конце концов? Чувства, от которых сносит крышу? — я замолкаю, потому что в голове крутится слишком много вопросов, и ни один из них не кажется приятным.
Мама вздыхает и отпускает мои руки, но её взгляд всё ещё мягкий, почти умоляющий.
— Ася, ты же понимаешь, как это работает. Такие люди, как Арсен, не просто так приходят с подобными предложениями. Это не просто брак, это… союз. Для тебя, для нашей семьи — это шанс.
— Это не шанс, это погибель.
— Ты еще маленькая и многое видишь иначе, — мама снова поглядывает на Рената. — Он не курит, у него перспективное будущее. Арсен следил за сыном, так отец говорил.
— А что в нашей жизни самое главное — курит человек или нет? — открыто злюсь. В моих розовых мечтах мужчина, который поведет меня к алтарю, должен знать как минимум что-то обо мне. Любимый цвет. Фильм. Время года. Он должен знать, что я ненавижу кофе и обожаю чай с лимоном. А не вот так — пришел и взял, как вещь какую-то.
— Ася, — уже строже говорит мама. — Отец… он не может отказать Арсену. Арсен, — она обводит взглядом церковь и двор, усыпанный разными деревьями. — Практически по кирпичикам создал наш дом. Они с твоим отцом очень близки. И поверь, плохого человека отец бы к тебе не пустил.
— Мне двадцать, – напоминаю ей о возрасте.
— Самое время для создания семьи, деток заводить.
— Я хочу получить диплом и работать по профессии, — чеканю каждое слово, а у самой слезы в глазах застывают. Моя мечта… она вот-вот разлетится на осколки, пшик – и нет ее.
— Учись, кто же против? Уверена, и Ренат не будет против. Он кажется умным мальчиком.
— Тогда к чему эта спешка? Почему бы… ну не знаю, нам с ним не сходить на свидание для начала? Не прогуляться в парке? Зачем так… категорично.
Мама молчит, лишь теребит неуверенно подол юбки, которая подметает пол, так как больно длинная. Я же стискиваю зубы, чтобы не разреветься от безысходности. Не хочу плакать, не здесь, не сейчас, когда Ренат всё ещё стоит там, у церкви, и, кажется, поглядывает в нашу сторону. Я не хочу, чтобы он видел меня такой — растерянной, слабой. Но внутри всё кипит, и я не знаю, как справиться с этим чувством, будто меня загнали в угол.
— Ладно, — наконец, выдавливает мама. — Я поговорю с отцом и… постараюсь устроить для вас свидание. Рада?
Хочу сказать “нет” с гордо поднятой головой, а лучше убежать. Однако понимаю, что воспитана иначе. Отец с детства подавлял мой характер. Слушайся старших. Не перечь. Слово родителей — закон.
Поэтому я киваю, еще не представляя, в какой ад меня заведет собственная бесхребетность, и как после я себя возненавижу за это.
Просыпаюсь от резкого шума и тут же подрываюсь с кровати. У меня под подушкой лежит пистолет, я выкрала его из дома Костяевых, когда сбегала. Теперь он мой вечный спутник, хотя я не уверена, что смогу выстрелить из него. Но так… мне проще.
В маленькой комнатке темно, я даже шторы задвигаю на всякий случай и не включаю телевизор. Не хочу привлекать к себе лишнее внимание.
Тихонько поднимаюсь с кровати, в ответ та издает противный скрип, что эхом разносится в комнате. Цокаю и замираю, почему-то решив, что этот звук слышно и на улице.
— Господи, — шепчу себе под нос, у меня уже паранойя.
Поднявшись, я все также на носочках, это явно привычка, подхожу к раковине. И только собираюсь включить воду, чтобы ополоснуть лицо, как раздается еще один звук. Прислушиваюсь. Напоминает шаги. Притом такие активные, которые явно принадлежат нескольким людям.
Замираю у раковины, вцепившись в край столешницы. Шаги становятся громче, ближе, и теперь я отчетливо слышу, как кто-то переговаривается приглушенными голосами за дверью. Слов не разобрать, но тон властный, резкий — знакомый до дрожи.
Господи, неужели Ренат и здесь меня нашел? Наверное, они выследили транзакцию по карточке, которую я до последнего не хотела использовать. Блин… если бы я только знала пароль, сняла бы деньги в банкомате, а не вот так — глупо оплачивать здесь, приложив ее к терминалу.
Бросаю взгляд на рюкзак, лежащий в углу комнаты. Там все, что у меня осталось: пара сменной одежды, немного налички и документы. Беру пистолет, вытащив его из-под подушки. Пальцы дрожат, но я заставляю себя сжать рукоятку крепче.
«Только не сейчас, — шепчу себе. — Не паникуй».
Шаги останавливаются прямо у моей двери. Тишина давит не хуже удавки, и я слышу, как кто-то тихо, но настойчиво стучит в дверь.
Тук. Тук.
Прекратили.
Сердце пропускает удар. Это не случайный гость. Не сосед, не хозяин квартиры. Я точно это знаю.
Тук. Тук.
— Ася, ты здесь?
И у меня от голоса Рената в венах стынет кровь, просто леденеет. Вспоминаю, какой он может быть жестокий, ко всем, в том числе и ко мне.
Стук превращается в удары — тяжелые, ритмичные, будто кто-то бьет кулаком или чем-то тяжелым. Дверь дрожит в петлях, и я понимаю: времени нет. Они сейчас ворвутся.
— Ася, открывай! — уже командует Ренат. — Крошка, выходи. Жена должна жить дома, с мужем.
Я бросаюсь к рюкзаку, спешно запихиваю туда пистолет и мчусь к окну. Рывком отдергиваю штору и распахиваю раму. Холодный ночной воздух бьет в лицо, но я не останавливаюсь. Второй этаж, не так высоко, а там, справа, пожарная лестница — ржавая, но должна выдержать.
Удары в дверь еще громче, слышу треск дерева и злобный окрик:
— Ломай ее, надо выяснить, тут ли она, что время тратим.
Секунда на раздумья — и я перекидываю ногу через подоконник. Вылезаю на карниз, цепляясь за трубу, что расположена рядом. Затем кое-как прикрываю окно, чтобы скрыть следы, иначе они сразу ринутся за мной, а мне нужна фора. Пусть в минуту или две, но надо скрыться.
Осторожно, почти на цыпочках, двигаюсь к пожарной лестнице, стараясь не издать ни звука. Блин… что за треш творится в моей жизни? Я будто преступница какая-то.
Хватаюсь за лестницу, она еще как назло так скрепит, что у меня вся жизнь перед глазами проносится. Только бы не упасть… Пожалуйста.
Двигаюсь быстро, даже через две железки переступаю, хотя так делать неправильно и опасно. Собственно, моя скорость и оборачивается провалом: нога соскальзывает с узкой перекладины, и я едва не падаю. Крик страха и паники рвется из груди, но я стискиваю зубы, заглушая его.
Не знаю, как спускаюсь дальше. Будто сам бог благоволит, чтобы я сбежала от этого монстра, который как волк ищет мои следы. И зачем я ему нужна? Ну что… девушек что ли мало?
Наконец, спрыгиваю на землю и приседаю в тени здания, прижавшись к кирпичной стене, и вслушиваюсь в звуки, доносящиеся сверху.
— Босс, вроде номер пустой, — голос одного из помощников Рената звучит раздраженно, с ноткой сомнения. С моего места их отлично слышно. — Может, этот мужик набрехал?
— Включи мозги, идиот, — рявкает Ренат. — Ася точно тут была. Глянь на кровать, на подушки. Тут спали, ясно?
— Тогда… где она? — другой голос, более неуверенный, но с явной злостью.
— Пойди и выбей все дерьмо из хозяина, пусть скажет, куда она делась, — это уже кто-то другой.
А потом створки окна распахиваются, и я так сильно вжимаюсь спиной в стену, что мне делается больно.
Черт… черт.
— Окно! – кричит Ренат. — Она вышла через окно. На улицу, живо.
Времени нет. Я бросаюсь к велосипеду, приставленному к стене неподалеку. Ноги подкашиваются, но я заставляю себя двигаться. Хватаю руль, вскакиваю на седло и что есть мочи кручу педали. Тропинка, которую я заметила еще днем, тянется в сторону леса — узкая, едва различимая в темноте. Из моего окна ее не видно, и это мой единственный шанс.
Срываюсь с места, как раненый зверь, у которого еще есть шанс выжить. У меня же в отличие от него ран нет, а желание жить хоть отбавляй. Я должна выехать на шоссе и попробовать скрыться там. Не уверена, что выйдет, да только вариантов нет. На велике я далеко не уеду, дорога тут такая плохая, да и видимость ужасная.
За спиной продолжают кричать, и я активнее кручу педали. Сердце едва не вырывается из груди, перед глазами все плывет от страха.
Чудом добираюсь куда надо. Вылетаю из леса, велосипед подпрыгивает на неровной грунтовке. Фары приближающегося грузовика ослепляют меня, но я не сбавляю скорость. Если остановлюсь, это конец. Быстрый взгляд через плечо — тени мелькают между деревьями, и я знаю, что Ренат не отступит.
Он обезумел на почве меня, вернее, моей принадлежности ему.
Внезапно велосипед дергается — переднее колесо попадает в яму, и я едва удерживаю равновесие. Проклятье…
Крики все ближе, и я принимаю решение — тормозить фуру любой ценой. Даже ценой собственной жизни.
Бросаю велик, делаю вдох и, зажмурившись, выскакиваю на дорогу, распахнув руки. Фура сигналит, ее звук режет слух, и когда я открываю глаза, думаю, что он собьет меня. Не остановится. Я сумасшедшая. Отчаяние довело до такого, что стыдно, в том числе и перед собой.
Зажмуриваюсь, будь что будет. А сама молюсь. Из последних сил.
Пожалуйста… Ну пожалуйста.
— Эй! — раздается вдруг мужской голос.
Подглядываю, фура остановилась. Не иначе везение, другого и объяснения нет. В окно вылазит мужик лет пятидесяти, седой, но с довольно добрыми глазами. Чем-то напоминает моего отца. И я, не медля ни секунды, мчусь к его авто, дергаю ручку пассажирской двери и вскакиваю в салон.
— Ты чего? — опешив, водитель аж закашливается.
— Поехали, пожалуйста, — умоляю его. — Там… там какие-то парни, они преследуют меня. Прошу…
Я вру. Но слезы, что катятся по щекам, не дают моему вранью стать таким в полной мере. Они показывают искренность и мою слабость. А я так устала быть слабой, той, кому приходится постоянно прятаться. Постоянно оглядываться. Сидеть с дрожащими коленями.
Водитель смотрит на меня, нахмурившись, во взгляде мелькает что-то вроде сочувствия. Он молчит пару секунд, будто взвешивая, стоит ли ввязываться в чужие проблемы. И все это так медленно происходит, будто время только в салоне поставили на паузу, а там — на улице, оно скачет быстрее зайца, что мчит от хищника. Тени между деревьями уже не просто мелькают — они движутся целенаправленно, как стая, почуявшая добычу. И ждать, пока мужик отвиснет варианта нет.
— Держись, девочка, — наконец, хрипло произносит мужик, переключая передачу. Фура вздрагивает, двигатель рычит, и мы трогаемся с места. Я вжимаюсь в сиденье, пальцы впиваются в края потрепанной обивки. Сердце колотится так, что кажется, оно заглушает шум мотора.
Украдкой поглядываю в боковое зеркало, пытаясь разглядеть лица, хотя это не особо удачная затея, слишком темно. Уверена, среди этих мужиков, есть мой муж.
Кто-то что-то кричит, но слова тонут в разных звуках. Не выдержав, я отворачиваюсь, в надежде привести дыхание в норму.
— Кто они такие? — спрашивает водитель, не отрывая глаз от дороги. Его голос спокойный, но в нем чувствуется напряжение. — Что им от тебя надо?
Я открываю рот, чтобы ответить, но слова застревают. Что я могу сказать? Что родители меня выдали замуж на бандита? Или что этот бандит ни раз поднимал на меня руку? А может, что я пытаюсь сбежать от него, чтобы банально выжить? Все это звучит настолько дико, неестественно, что мне и самой слышится бредом.
— Просто… не останавливайтесь, пожалуйста. Они… опасные.
Вот и все, что я отвечаю. Других вариантов нет.
Водитель хмыкает, но больше не спрашивает, видимо решил, что лучше реально не лезть в чужую душу.
Он прибавляет скорость, и фура мчится по шоссе, унося меня прочь от леса, от криков, от теней. Я пытаюсь сосредоточиться на дороге впереди, на мелькающих полосах, но мысли путаются. Сколько еще я смогу убегать? Ренат не из тех, кто сдается. Он найдет меня снова, я знаю. Это лишь вопрос времени. Мне нужно научиться давать отпор.
Мне нужно… стать сильнее.
Я так много об этом думаю, что не замечаю, как погружаюсь в сон.
Возвращаюсь в день своей свадьбы.
The Rasmus - Save Me Once Again
(главу писала под этот трек)
5 месяцев назад
Дня свадьбы я ждала с неким страхом. Переживала. Вдруг ошиблась, вдруг ломаю себе судьбу. Но потом увидела Рената в костюме, его улыбку, которая вызвала во мне лёгкое смущение, и страх утих. В конце концов, и раньше были браки по договорённости, как-то же уживались люди. Мама права, главное, человек хороший. А Ренат в тот день показался мне действительно каким-то таким.
А уж когда в ЗАГСе я едва не упала, поднимаясь по лестнице, и он меня благородно поймал, взглянув в мои глаза, я окончательно смутилась. Ренат был привлекательным парнем. Может, не эталоном моей мечты, но очень даже симпатичным.
Мы оставили свои закорючки в документах, и на просьбу поцеловать невесту, Ренат опять расположил к себе – аккуратно коснулся губами моей щеки. Он не напирал, будто понимал, мы мало знакомы, мне нужно время. И я очень это ценила.
Во время всей свадебной церемонии, он почти не пил, и от меня особо не отходил. Ближе к полуночи нас отпустили: посадили в огромный белый лимузин и отправили в отель. Я сидела, сжав перед собой руки, не в силах взглянуть в лицо своему мужу. Где-то внутри мне было грустно. Грустно, что все складывалось именно так. Что я выросла в семье, где слово мужчины – закон. Где отцу нельзя перечить. Где твоя жизнь – вроде твоя, а вроде ей могут распоряжаться.
Но… мне ведь желали счастья. Лучшей жизни.
– Ася, – Ренат придвинулся, острожно взял меня за руку. – Не бойся. Я не дурак, понимаю, что тебе неловко. Давай не будем торопить события?
Я посмотрела на него, и в полумраке лимузина он показался мне, с одной стороны, еще более привлекательным, с другой, в глазах его, в самых уголках будто мелькали огоньки. Далеко не добрые. Опасные. Как пламя, что в момент может уничтожить город. Я не могла отделаться от этого чувства, не понимая его природу.
– Спасибо, – робко прошептала.
– Спасибо, что согласилась. Ты – прекрасна. Я… – он почему-то сделал паузу, заставив посмотреть на него. Замереть в этом моменте. А может, он виделся мне так в воспоминаниях. – Никогда тебя не обижу. Обещаю.
Сердце больно ударило о ребра, будто в него попала отравленная стрела, и я распахнула глаза.
– Девочка, – водитель стучит по рулю, крутя в пальцах сигарету. – Я отсюда в другой город. Довез до ближайшей остановки. Сможешь дальше сама добраться?
– Да, конечно, – суечусь я, подхватив рюкзак, что валяется между ног. – Спасибо вам больше.
– Береги себя, – на прощание кидает мужчина.
– И вы, – киваю, выходя на улицу.
Оглядываюсь. Остановка на окраине города. Общественный транспорт уже не ходит. Темно. Поздно. В кошельке осталась тысяча. Идти некуда. Ситуация, конечно, такая, что и не придумаешь, если захочешь.
Идей у меня, конечно, нет. Первый час просто бреду вдоль дороги, периодически шугаясь проезжающих мимо машин. А потом даже не знаю, как так выходит, ноги приводят меня сами к залу Аронова. Поднимаюсь по ступенькам, дергаю ручку, та, ясное дело, не поддается, и я от безысходности сажусь под дверью. Хорошо еще, у меня в рюкзаке есть шарф, подкалываю его под задницу и, подтянув к себе колени, утыкаюсь в них носом.
Все плохо… Настолько, что я готова реветь в голос или чего хуже… Про второй вариант лучше не думать.
От прохлады, что задувает под одежду, я, видимо, засыпаю. А может, это усталость и переутомление берет свое. Просыпаюсь от шума дождя, который барабанит по навесу над головой, будто кто-то рассыпал горсть мелких камней. Холод пробирает до костей, одежда промокла насквозь, и зубы начинают выбивать дробь. Кажется, что еще немного – и я просто заболею, отключусь прямо здесь, на холодном бетоне, под этим чертовым дождем. И я уже почти сдаюсь, когда слышу шаги. Тяжелые, уверенные, они приближаются, заглушая шум ливня.
— Эй, у меня тут не место для ночевки бомжей, – рычит недовольный мужской голос. Поднимаю голову и встречаюсь взглядом с Максимом. На нем спортивный костюм, сумку с формой он держит на плече, а капли дождя стекают по его капюшону.
Встаю кое-как, чувствую, что меня немного штормит. Но сейчас не до здоровья, надо срочно придумать хоть какой-то аргумент, почему Аронов должен взять меня в ученицы. А еще по возможности попроситься внутрь, чтобы банально согреться и переждать дождь.
— Мышка, ты что ли? – он делает шаг и в момент оказывается напротив меня. От Макса исходит приятный аромат мужского парфюма с нотками горького шоколада. И в целом Аронов выглядит довольно свежо.
— Добрый… – мой голос дрожит, черт. — День.
— Утро, шесть утра, – тычет пальцем в свои дорогие наручные часы. — Ты что тут делаешь?
— Пытаюсь стать вашей ученицей, — на одном дыхании произношу, в ответ Макс цокает.
— Я тебе уже сказал, ничего не выйдет.
Ну что за непробиваемый мужик.
— А я сказала, что вы должны взять меня в ученицы.
— Тебя что… из дома погнали? Мокрая, грязная, — бьет он правду-матку. И мне сразу так неловко становиться, что я в таком виде. Однако у меня не те условия, чтобы собираться к нему как на праздник.
Гордость и принципы бьют ключом, и я едва сдерживаюсь, чтобы не фыркнуть, хлопнуть дверь, уйти прочь. Хороший человек? Беру свои слова обратно. Озабоченный бабник, вот кто этот Аронов. У него в мозгах только тестостерон играет что ли? И почему каждый раз, он сводит наше общение к такой пошлости?
Но выбора у меня нет, потому что, во-первых, я реально замерзла. Во-вторых, душ, особенно горячий, мне жизненно необходим. Стиснув зубы, и послав гордость подальше, я выхожу в коридор в поисках душевой кабины. Устала, сил нет. Хочется упасть прямо здесь и отключиться.
Господи, я перестаю верить в твое существование. Родители всю жизнь говорили, что хорошим людям положена только дорога, усыпанная звездами и фонарями. А я… где же в этой кромешной тьме мои путеводители?
Спустя пару минут, нахожу душевую кабинку.
— У тебя все получится, — читаю плакат с мотивационной фразой, который висит прямо у входа в душ. Как мило. Прямо полная противоположность самому Максу.
Снимаю одежду, аккуратно кладу ее на скамейку, что стоит в центре. Здесь довольно чисто и свежо. Давно я в таких местах не купалась. Когда ты в бегах, лучшее на, что можешь рассчитывать – общий душ, где не всегда бывает банально чисто. А тут даже запах приятный, свежестью пахнет.
Единственный недостаток, кабинки открытые, ни дверей, ни перегородок. Ну да ладно, все равно кроме Аронова в зале никого.
Включаю кран, и тепло обволакивает, прогоняя холод. Я закрываю глаза, позволяя воде смыть не только грязь, но и тяжесть последних дней.
Где-то там, за пределами этой кабинки, моя жизнь развалилась на куски. Нет дома, нет семьи, нет ясного пути. Только я, рюкзак с парой шмоток и этот зал, где мне, не особо рады. Но я не сдамся. Если Аронов думает, что его пошлые шуточки заставят меня сбежать, он ошибается.
Так расслабляюсь, что не слышу, как дверь в душевую распахиваются, а в проходе вырастает Максим. Я нервно сглатываю, прижимаясь спиной к стене, и обхватываю себя руками. Сразу дурные мысли лезть начинают, сердце гулко бьется о ребра. И страх, будь он неладен, скользит по телу, заставляя меня сжаться.
— Максим! — визжу я, хотя, пожалуй, должна говорить тверже, чтобы не показать панику. — Ты… вы… Какого черта? Проваливай!
Но он не уходит, стоит в проеме и смотрит на меня, но не так, как я ожидала — не с пошлой ухмылкой, а с каким-то странным, серьезным выражением. Его взгляд скользит по мне, словно задерживаясь на каждом отдельном участке коже.
К щекам прилипает кровь, дыхание делается сбивчивым, тяжелым. Я тут же оглядываюсь в поисках самозащиты.
А что если… что если он…
Господи!
— Не подходи! – кричу я, выставив одну руку вперед. Но Аронов наоборот, стремительно начинает приближаться.
Вода, что идет напором с душа теперь она кажется обжигающе горячей на фоне леденящего страха, что сковал тело.
— Ты! Чертов извращенец! Не подходи! — я дергаюсь влево, в надежде, что смогу добраться до выхода быстрее. А там, проскользну в кабинет, возьму пистолет из рюкзака, и прошибу голову этому придурку. Да, я никогда не стреляла, но в таких ситуациях это ерунда. Главное защититься — любой ценой.
Внезапно Аронов перегораживает дорогу и хватает меня за руку: пальцы у него ни дать ни взять, как сталь, замок, что сковал и не выбраться. Мозг захлебывается паникой — он хочет… нет, не может быть!
Я рыпаюсь, пытаюсь, по крайней мере, выбраться, словно пойманная птица, которую запихали в клетку, однако хватка настолько мощная — шансов у меня ноль.
— Отпусти! — хоть и кричу, но крик выходит жалким, почти мольбой. Я представляю худшее, и от этой мысли желудок сворачивается в тугой узел.
И… Максим вдруг разжимает пальцы, отпуская меня. Притом происходит это настолько неожиданно, что я едва не поскальзываюсь. Чудом удерживаю равновесие.
Между нами повисает молчание. Непонятное. Мучительное. От которого у меня мышцы спазмируются. Господи, а я еще и голая.
Аронов отступает на шаг, чем вводит меня в еще больший ступор. Взгляд его при этом тяжелый, пронизывающий, будто он видит меня насквозь. Все-все видит. Прошлое. Стыдливое. Унизительное. Болезненное. Бессонные ночи. Слезы, у которых нет конца и края. Отчаяние, что поселилось в моем сердце.
— Поэтому решила научиться махать кулаками? — спрашивает Макс. Взгляд его скользит по моему телу, и я понимаю, он смотрит на них — желтовато-лиловые пятна на ребрах, на предплечье, на бедре. На синяки, что стали отпечатком прошлого. Да и настоящего.
Я инстинктивно пытаюсь прикрыться. Потому что стыжусь этого. Стыжусь своей жизни, участи женщины, что превратилась в грушу для битья.
— Тебя бьют? – вопрос замирает в воздухе, как пыль, которую потревожили и она теперь парит, медленно опускаясь обратно.
Молчу. Глаза прячу. Слезы, что подступают.
— Отец? Муж? Любовник? Кто, Мышка? Кто автор этого художества?
Я задыхаюсь, не зная, что ответить. Синяки — это не просто следы. Это моя история, мой позор, моя боль, которую я никому не хотела показывать. А теперь он стоит тут, смотрит на меня, как на раскрытую книгу, и я чувствую себя голой не только из-за того, что на мне реально нет одежды.
В шоке надеваю майку Аронова, разглядывая свое отражение в зеркале. Не могу поверить, что он наконец-то согласился. Офигеть. Наверное, ему просто стало меня жаль или… мои синяки выглядели настолько убого, что отказать было бы не по-мужски.
Провожу рукой по запотевшему зеркалу и решаю не думать о причинах. Главное, мне дали шанс, остальное неважно.
Иду в зал в майке Макса и спортивках. Свои вещи отправила на батарею сушить. Тихонько вхожу туда, где меня уже ждут. Не мешкаю. Даже не волнуюсь. Хуже, чем было в прошлом — не будет. Боль меня не пугает. Критика – тоже. Я здесь, чтобы научиться давать сдачи, суметь однажды врезать Ренату и разорвать наш брак. И у меня все получится.
— Мышка, сюда иди, — зовет Аронов и тут же кидает мне перчатки.
— Я не Мышка, меня Ася зовут.
— Асей будешь для своего бойфренда, а для меня ты пока что просто Мышка. Надевай давай.
Цокаю, но решаю не спорить. Плевать, пусть хоть как называет. Еще и перчатки не могу надеть, видимо, все-таки волнуюсь. Блин.
— Не так, — Макс вдруг берет мои руки, быстро затягивает перчатки. Он делает это совсем не заботливо, но и в то же время не грубо. А я… чувствую себя неловко.
— Готово. Теперь стойка. Ноги шире, левая чуть впереди, правая — опора. Не жеманься, ты не на подиуме.
Я пытаюсь повторить за ним, ставлю ноги, как он показал, но чувствую себя деревянной куклой. Все тело напряжено, будто я сейчас на экзамене, а не в боксерском зале. Макс обходит меня, оценивая, и я почему-то пасую под натиском его взгляда. Слишком прямой. Пронизывающий. Строгий. Оценивающий.
Интересно, он так на всех смотрит? И… Почему я вообще об этом думаю?
— Колени согни, — Аронов слегка толкает меня в плечо, чтобы я выровнялась. — И не сутулься, ты не бабка на базаре. Спина прямая, подбородок чуть вниз. Поняла?
— Поняла.
Смотрю на грушу перед собой — она покачивается, словно издевается, подначивая: "Ну, давай, ударь". Но я не знаю, как. Не знаю, с чего начать. В голове крутится Ренат, его ухмылка, его кулаки, и я сжимаю перчатки так, что пальцы ноют. Я хочу научиться бить. Хочу, чтобы он больше никогда не посмел поднять на меня руку.
— Так, Мышка, слушай внимательно, — Макс становится рядом, показывая стойку. — Удар идет не от руки, а от всего тела. Поворачивай бедро, толкайся ногой, вот так, — он делает движение в воздухе, и я невольно слежу за тем, как его мышцы напрягаются под майкой. — Левый прямой, потом правый. Не просто машешь руками, а вкладываешь вес. Поняла? Попробуй.
Киваю, прокручивая в голове установку. Затем поднимаю кулаки, стараюсь повторить движение, но выходит нелепо — руки дрожат, удар едва задевает грушу. Она даже не качается, просто висит себе.
Кошмар, просилась в ученицы, а банально ерунду выполнить не могу. Еще и Макс хмыкает, будто масло в огонь подливает.
— Это что было? — качает головой. — Ты комара так не пришибешь. Еще раз, с силой. Представь, что это… человек, которого ты ненавидишь. Прямо башку ему проломить охота. Представила?
Делаю шумный вдох. Закрываю глаза. И сразу лицо Рената вспыхивает. Самодовольное, с той мерзкой ухмылкой, когда он загонял меня в угол. И это реально помогает: на автомате сжимаю кулаки, перчатки скрипят, и я бью снова. На этот раз груша чуть качается, не сильно, конечно, но зато она не тупо висит в воздухе.
— Уже лучше, — Макс кивает, подходя ближе. — Но локоть выше, не заваливай корпус. И дыши. Бокс — это ритм.
Я киваю, вытираю пот тыльной стороной перчатки.
Аронов опять поправляет мою стойку, слегка касаясь плеча, и я почему-то замираю, теряюсь от банальных прикосновений, где-то даже вздрагиваю, волнуюсь. Хотя… это нормально. Я просто не хочу ударить в грязь лицом, утешаю себя. И мои ощущения вполне естественные, в них нет ничего странного.
Тренируемся мы час. И под конец этого часа я уже никакая. Устала. Хочу пить. Хочу лечь. Мечтаю об отдыхе. Аронов это понимает и сам, поэтому не требует стоять до упора с грушей. Отпускает меня обратно в душ.
Уходя, я останавливаюсь.
— В этот раз можно не врываться ко мне? — вспоминаю и заливаюсь краской. Может, я и жертва тирана, но все-таки женщина. И как любой женщине мне неловко представать перед мужчиной, в чем мать родила.
— Смотри сама не ворвись ко мне, – подмигивает он и скрывается в тренерской комнате.
***
Одевшись, я роюсь в рюкзаке и натыкаюсь на свой полупустой кошелек. Там осталась сотка. У меня… почти ничего нет. А за окном до сих пор поливает дождь. Куда идти? Где жить? Непонятно.
И тут меня посещает еще одна бредовая идея. Последний шанс, за который грех не схватиться. Когда Аронов возвращается, я хватаю швабру, которая одиноко стоит в углу, и с видом максимально хорошей девушки выдаю:
— А вам… уборщица не нужна?
Макс мажет по мне взглядом, мол, ну когда ты от меня отвяжешься? Я бы с радостью, да только не получается. Мне нужна работа. Даже самая грязная. А помыть полы с туалетами — ерунда.
Аронов вытаскивает из спортивок бумажник, подходит ко мне и кладет в руку пятитысячную купюру.
Ничего, конечно, не наладилось. Из плюсов, у меня появились какие-то деньги. С учетом оплаты комнаты в хостеле и еды, денег было мало, но я не жаловалась и не просила надбавки. Аронов помог мне, пусть не в боксе, но хотя бы так — не умереть с голоду и холоду. А это лучше, чем учить махаться кулаками.
Уроков он мне больше не давал. Мы с ним вообще почти не пересекались. Я приходила рано утром, по его же просьбе, драила зал и после, уставшая, била кулаками по груше. Как-то раз в это время в зал пришел молодой мужчина, такой довольно видный, весь прокаченный. Они с Ароновым были в другом конце зала — боксировали. То ли его ученик, то ли просто хороший знакомый.
Этот мужчина нет-нет да посматривал на меня, я физически ощущала на себе его взгляд, и о чем-то говорил Максиму. Порой казалось, они обсуждали меня. По крайней мере, тот человек был нормальный, в отличие от нескольких моих ровесников, с которыми мы пересеклись позже.
Неприятный случай произошел в конце этой недели.
Как сейчас помню…
Выхожу из душа, успев надеть только бельё, как в раздевалку вваливаются трое молодых парней. Они толкаются, шутят между собой, но, заметив меня, резко меняются в лицах. Один присвистывает, другой окидывает меня грязной ухмылкой. Страх пробирает до костей, хотя казалось, меня уже ничем не напугать.
— Какая цыпа у нас тут, — заговаривает брюнет с короткой стрижкой.
— Девочка, ты адресом ошиблась? — подхватывает блондин с маленьким хвостиком на голове. Он делает пошлый жест языком, толкая его в щеку, и я понимаю: надо бежать. Немедленно. Как мама любит повторят: береженого бог бережет.
Не тратя времени на разговоры, бросаюсь к вешалке, где висят моя футболка и спортивные штаны. В голове ругаю Аронова: какого чёрта душевые не закрываются на замки? Понятно, что зал рассчитан на парней, но хоть одну кабинку можно было бы оборудовать!
— Ты чего такая молчаливая? — брюнет обгоняет меня, хватает мои вещи, подкидывает их в воздух, как мяч, и перебрасывает блондину.
— Отдай! — требую я, прикрываясь рукой. Блин, ну почему я вечно попадаю в идиотские ситуации? Что со мной, черт возьми, не так?!
— Да ладно тебе, цыпа, поиграем немного, — блондин ухмыляется, кидая мою одежду обратно брюнету. Взгляд его при этом нагло скользит по моему телу, и мне делается настолько противно, что хочется снова помыться. А еще страх… Не такой, как с Ренатом, когда я знаю, что будет больно. Здесь — просто мерзость, будто я в клетке с шакалами, которые решили развлечься.
— Отдайте, я сказала! — голос срывается, но я стараюсь держать себя в руках. В голове пульсирует: «Не паникуй. Не показывай слабость».
Делаю шаг к брюнету, тяну руку, но он отскакивает, хохоча, словно это дурацкая игра.
— О-о, она ещё и злая! — подначивает блондин, а третий парень, молчаливый, с татуировкой на шее, просто стоит у двери, скрестив руки, и смотрит. Его молчание напрягает больше всего — как будто он ждёт, когда всё зайдёт слишком далеко.
Я сжимаю кулаки, вспоминая уроки Аронова. «Удар идет от всего тела. Поворачивай бедро, толкайся ногой». Но я без перчаток, без груши, и их трое. Трое здоровых парней против меня — девчонки, которая едва научилась держать стойку. Всё, что у меня есть — это злость. Злость на них, на Рената, на себя за то, что снова оказалась в такой ситуации.
— Хватит, — рявкаю, делая ещё один шаг к брюнету. — Отдай. Мои. Вещи.
Он поднимает футболку над головой, дразня, как школьник, отобравший игрушку.
— А что взамен? Просишь как-то не ласково. Да, парни?
Я уже готова кинуться на него, плевать на последствия, но тут дверь раздевалки с грохотом распахивается. Тяжёлые шаги, знакомые, уверенные врываются в душевую. Максим. Его фигура заполняет дверной проём.
Парни в момент тоже замолкают, будто все поняли без слов, только поглядывают на Аронова. Ждут.
— Весело, да? — хмурится он, затем входит в душевую, забирает мои вещи и кидает их к моим ногам. На меня не смотрит, только на парней. И от этого его взгляда, гневного, стального, который напоминает взрыв гранты, мне аж самой делается не по себе.
— Максим, мы это… — мямлит блондин. — Дмитрия Евгеньевича ждали. Он сказал, пораньше прийти.
— Все за мной, — ледяным тоном цедит Аронов.
Парни переглядываются, но перечить не смеют. Оставляют сумки прямо здесь, в душевой, и быстрым шагом следуют за Максом.
Я быстро подбираю свои вещи, прижимая их к груди, и наспех натягиваю футболку и спортивки. В груди что-то будто обжигает, странное, до боли непонятное чувство, хотя оно и не неприятное, скорее наоборот.
Может… это облегчение? Или что-то ещё? Я не успеваю разобраться, потому что любопытство тянет меня следом за ними. Хочу понять, что будет дальше. Зачем Аронов их позвал куда-то. С одной стороны, злюсь, что такие уроды ходят к нему в зал, с другой, хочу узнать его реакцию на их поведение.
Тихо, почти на цыпочках выскальзываю из душевой и пробираюсь к залу. Дверь чуть приоткрыта, и я замираю в тени у самого входа, откуда меня не видно. Сквозь щель наблюдаю за происходящим, стараясь дышать тише, чтобы не выдать себя.
Максим стоит посреди зала напротив ринга, скрестив руки на груди. Его поза обманчиво спокойная, но я вижу, как он напряжен, а вены проступают на предплечьях.
— Чего прячешься, Мышка? — спрашивает Аронов, пока я топчусь у дверей. Неловко так-то, но сбегать уже не вариант.
— Я… не прячусь. Просто мимо проходила.
— Ну тогда проходи, чего застыла и глаза округлила? Или постой, — он загадочно улыбается — Влюбилась, что ли?
Его вопрос сперва вызывает ступор. У меня аж сердце заходится и к щекам прилипает краска. Потом я, правда, понимаю, что Аронов скорее всего, пытается разрядить атмосферу и он не серьезен. Про любовь с таким взглядом не спрашивают. Наверное… В целом, я мало, что знаю об этом волшебном чувстве.
— Спасибо, что заступился, — быстро прихожу в себя.
— Спасибо в карман не положишь, — усмешка слетает с его губ. Вся грубость, злость, что читалась на его лице еще полчаса назад, улетучились. Сейчас Максим выглядит иначе. Вернее, мне он показывает другого себя. Будто не хочет ни чем напоминать про события в душевой, даже мимикой.
— Ну… в следующий раз, принесу то, что можно положить.
Кидаю на последок, и шмыгаю в тень, а там и в хостел. Хочу скорее остаться одна.
***
— Вот, — протягиваю Максиму пирог, не свой, конечно, где мне его печь? В хостеле, где я живу, кухня общая, да только там, кроме чайника и микроволновки, ничего не имеется. Плюс запашок тот еще, все грязное, что я там не ем. Стараюсь где-то на ходу перекусить.
А пирог этот приметила в одной пекарне. Она недалеко от моего района, с такой яркой вывеской, красивым интерьером. Людей там всего много, ну и я повелась. Решила, раз народ активно покупает их продукцию, значит хорошая. Поэтому и потратилась прилично, для меня, по крайней мере, это весомые деньги. Но не отблагодарить я тоже не могла, все-таки Максим мне помогает, притом уже не первый раз.
— Что это? — скептично поднимает бровь Аронов.
— Пирог, — помедлив, добавляю. — Лимонный. Вкусный.
— И зачем мне пирог? — он будто специально делает паузу, сверля меня взглядом, от которого я почему-то пасую. — Лимонный.
— Ну… это вроде благодарности.
— Благодарности? — тянет Макс, скрещивая руки на груди. В этом своем кресле, он выглядит как большой босс, а не бывший боксер или трене. — А я думал, ты мне предложение делаешь. Лимонный пирог — это ж почти как кольцо, Мышка.
Я аж вспыхиваю. Хотя понимаю, что Аронов шутит, он вон как улыбается сидит, даже посмеивается скорее. Подхожу ближе к нему, и впихиваю коробку прямо в руки.
— Не говорите ерунды, Максим.
— Можно не выкать мне, не старпер.
— Ладно, не старпер, просто попробуйте, попробуй, ну… надеюсь, тебе понравится. Это правда, от чистого сердца.
— Или для чистой выгоды.
— Я не такая! Отец учил, что за добро, нужно платить добром.
Вспоминать про папу мне сложно. Я вообще стараюсь не думать про семью, и о том, как они там. Где-то внутри, понимаю, что родители ничем бы и не смогли помочь. Теперь не смогли. Все-таки семья Костяевых далеко не из простых, они, если захотят — превратят в пыль и отца, и мать, и церковь. Поэтому для всех лучше, что я беглянка. Пошла против родных. Традиций. Договоренностей. Так безопаснее.
И все же… не я выбирала этот брак. Порой думаю, что будь выбор за мной, жизнь сложилась бы иначе. Мне не пришлось бы склоняться по непонятным местам, вечно оглядываться и мыть полы. Как-то иначе я представляла будущее. Отсюда сердце гложет обида.
— Ладно, съем я, а то еще затопишь мой зал слезами. — Аронов явно берет на свой счет мою задумчивость и тянется к пирогу. Скептично разглядывает его, но во взгляде нет брезгливости или высокомерия, скорее банальное любопытство.
— Если это все, можешь идти.
Я киваю, решив, что оставаться наблюдать будет лишним. Мы с Максимом даже не друзья, я лишь ответила хорошим тоном на его поступок. Не больше. Да и заводить друзей мне опасно. Правда, прежде чем уйти, оглядываюсь и спрашиваю:
— А те парни, ну…
— Не бойся, Мышка. В моем клубе тебя никто пальцем не тронет. Если только сама не попросишь.
— Я не… — хочу сказать очередное “не такая”, но он добавляет.
— На ринге. А ты о чем подумала? Эй, на лицо чистый недотрах.
Я аж задыхаюсь от возмущения, чувствуя, как щёки вспыхивают, будто кто-то поджёг их спичкой. И почему он все сводит к чему-то такому? Пошлому, глупому, словно ему не тридцать, а пятнадцать?
— Кажется, это у тебя проблемы с… тем самым, — отвожу взгляд.
— Тем самым? Звучит так, словно ты дочь священника, — прямо в точку. И я по глупости признаюсь ему.
— А я и есть дочь священника. Вообще, у меня работа. Увидимся. Пока.
Чтобы не слушать очередную глупость с его уст, убегаю. Тем более у меня реально дел много: полы вон не мыты еще, в душевой надо химией обработать. Да и самой потом как-то потренироваться. Поэтому пусть сам с собой шутки шутит. Дурак вот кто этот Аронов.
Ухожу в подсобку, там надеваю перчатки, специальный халат, который кто-то здесь оставил, чтобы не пачкать одежду, и иду убирать. Начинаю я обычно с холла, и дальше уже к залу перехожу, следом подсобные помещения и кабинет самого Максима. В принципе, ничего сложного, и людей не бывает почти. Почти… Сегодня не повезло.
В глазах темнеет, ноги делаются какими-то неподъемными, словно в них свинца налили. Я стою и даже вздох банально не в состоянии сделать. И сразу перед глазами прошлое вспыхивает… Словно кадры из кинофильма.
Первые две недели после свадьбы Ренат вел себя как хороший муж. Мы переехали в его дом за городом, который нам любезно подарили родители Костяева. Дом был огромным для двух людей и охраны, что сутками находилась где-то рядом. Уж зачем нам нужна была охрана, я не знала и спрашивать почему-то стеснялась. Я в целом тогда очень нервничала, и Ренат, видимо заметив это, старался вести себя понимающе.
— Хочешь, пойдем в ресторан? — предложил он однажды, вернувшись раньше с работы. Я тогда заканчивала с домашкой по английскому и планировала посидеть еще над материалом для будущего доклада. Совмещать учебу в универе и быт было не сложно, только приходилось вставать раньше.
— Ну… я бы с радостью, если можно, конечно, — коротко улыбнулась, взглянув на Рената. Он был во всем черном: рубашка, пару пуговиц которой были расстегнуты у шеи, и брюки.
— Конечно, можно, что за вопросы? Собирайся, Ася.
И я, отложив учебники, помчалась в свою спальню. Жили мы пока в разных комнатах, опять же это была идея Рената, а я согласилась. Мне его предложение было даже на руку, не представляла, как лечь рядом в кровать с мужчиной, с которым толком и не знакома.
Пролистнув несколько вешалок, я поняла, что у меня мало красивой одежды. Такой вот — для ресторана. Но, к счастью, я нашла платье. Пусть серое, с небольшим вырезом, зато смотрелось отлично. Волосы я распустила, глаза немного подкрасила и спустилась вдохновленная на первый этаж.
Ренат в это время пил сок, но как заметил меня, с лица его стерлась улыбка. Он в целом сделался каким-то хмурым, недовольным.
— Пойдем? — неуверенно спросила я, теребя рукав платья. И сразу мысли полезли: может, что-то не так сделала, обидела чем-то, собиралась долго?
— Ты в этом собралась идти? — голос его острый, как лезвие, полоснул по слуху.
— Да, — улыбнулась я, прикинув, что платье выглядит слишком дешево. Все-таки Костяев из другого мира, это я поняла и по дому, и по его машине, и по нашей свадьбе с гостями. Он привык к роскоши, богатству, а я… к чему-то попроще. Да и дорогих вещей у меня не было.
— Слишком простое? — опять попыталась узнать причину.
Ренат поставил стакан на стол и подошел ко мне. Взгляд его скользнул по моей груди, ногам, затем вернулся к лицу, и я почувствовала себя неловко.
— Слишком не то, — наконец, выдал вердикт он. — В таком больше не ходи. Я сам выберу, идем.
Что ему не понравилось в платье, спросить я не рискнула почему-то, молча кивнула, и мы двинулись в спальню. Ренат минут десять разглядывал мои вещи, пока я топталась позади. Затем он вытащил вешалку с юбкой, в которой я ходила в церковь. Она была темной, бесформенной, длиной по щиколотку. К ней он подобрал водолазку, притом не в обтяг, а чуть пошире с горлом.
— Одевайся, я жду.
И следом вышел. Переодевшись, я взглянула на себя в зеркало, и настроение вмиг упало. Серая. Мрачная. Мышь. Вот как я выглядела. Ладно, для церкви такая одежда вполне себе, но не в ресторан же. Там будут красивые девушки в ярких нарядах, и я — монашка. Истинная дочь священника.
Разозлившись, я решила надеть нежно-розовый свитер. Он неплохо смотрелся под юбку и хоть немного освежал мое бледное лицо.
— Я тебе другую кофту же выбрал, — вспыхнул Ренат, явно не оценив моего порыва.
— Она… на ней пятно. Я не заметила, — соврала, глядя ему в глаза. Вообще-то врать я не любила и считала это глупым, чем-то детским. Но сейчас по-другому не могла. Почему-то казалось, что Ренат мой выбор иначе не одобрит.
— Ладно, — махнул он устало рукой, и мы пошли к машине.
По дороге до ресторана в воздухе витала напряженная тишина. Я пыталась найти способ начать разговор, но не могла решиться. Все слова и темы казались неподходящими. Плюс эта атмосфера не располагала как-то к разговорам. Ладно, успокоила себя, уж во время еды точно все наладится.
Ресторан Ренат выбрал действительно крутой, я читала о нем в одном из пабликов. Здесь работал какой-то знаменитый повар, которого иногда показывали по телевизору. Столиков к нашему приезду не было, но стоило Ренату назвать свою фамилию, как нам сразу же нашли местечко.
Выбрать блюдо я долго не могла, ценник шокировал, зато Костяев быстро определился, а потом и у меня папку вырвал из рук.
— Я закажу, не переживай, — вроде и заботливо, а вроде и резко прозвучало. Но я наоборот обрадовалась, не придется думать про цифры в счете. Закажет и ладно. Я всеядна.
Официант ушел, и между нами повисло молчание. Я оглядела зал и снова поникла. Женщины здесь казались очень красивыми, будто знаменитости. Мне даже вставать в своей длинной старой юбке почему-то было неловко. Зато Ренат выглядел хорошо, ничуть не хуже остальных. У него вон и часы на руке дорогие, и перстень на пальце, и раскинулся он так на стуле, словно хозяин заведения. Наверное, со стороны мы с ним смотрелись несуразно. Принц и нищенка.
Когда Ренат неожиданно останавливается в холле и поворачивается в мою сторону, я резко шмыгаю за стену. Пульс так долбит по вискам, что кажется, будто его звук разлетается эхом по всему зданию. Мне страшно, пожалуй, как никогда. Как будто я вошла в море, а там шторм и меня вот-вот накроет.
Я боюсь Рената. До дрожи в коленях. Хотя… боюсь я не его, а безумия, которое он может творить, но, наверное, это одно и то же. Для него ударить меня, загнать в угол, ничего не стоит. Уверена, как только Костяев меня найдет, запрет и будет мстить. За испорченную репутацию. Запятнанную честь. Об этом он и изначально говорил.
И чтобы не попасться, я убегаю. Бросаю ведро, тряпку, швабру, все прямо тут и мчу в сторону раздевалок. Там уже переодеваюсь, и решаю не выходить через дверь. Открываю окно, благо первый этаж, и перелазаю на улицу.
Морось липнет к коже, погода резко испортилась, мелкие капли оседают на ресницах, но я не останавливаюсь. Ветер хлещет по лицу, будто пытается отрезвить, но мысли всё равно путаются, как провода в старом доме. Я бегу вдоль стены боксёрского клуба, прижимаясь к холодному кирпичу, чтобы не попасть в поле зрения тех чёрных машин. Сердце колотится так, что, кажется, его стук выдаст меня раньше, чем я сама себя.
Куда бежать? В голове пустота, только паника, как белый шум, заглушает всё остальное. Я не знаю, где безопасно, но точно знаю, что оставаться здесь нельзя. Ренат не из тех, кто просто заходит, чтобы поболтать. Он пришёл за мной. И если он меня найдёт… Я даже не хочу думать, что будет дальше.
Прижавшись к влажной стене, пытаюсь отдышаться. Лёгкие горят, пальцы дрожат, но я заставляю себя успокоиться. Стараюсь, по крайней мере. И тут меня вдруг как обухом по голове бьет. Максим.
Он ведь в клубе. Что, если Ренат начнёт задавать вопросы? Макс не знает всей правды, я не рассказывала, но он не дурак. Если Ренат начнёт давить, Максим может что-то заподозрить.
Но тревожит меня почему-то не правда, а то, что Аронову могут навредить. Больше всего, я не хочу его подставлять. Рисковать его жизнью. Костяевы далеко не праведные люди, это я уже поняла. И отец Рената в церковь ходит не за общением с богом, а грехи замаливает. И сыночка своего научил жить по его же принципам. Чтобы все, как им надо. А если не так, то можно и подставить, или чего хуже, убить. Для них это пустяковое дело. И подвязок столько, что прикрыть могут в любой момент. Я почему-то в этом уверена.
Если из-за меня Максим пострадает, я себе этого никогда не прощу. Он может и вредный, с характером, пошлый, но не плохой как Ренат. И понятия у него справедливые, правильные.
Внезапно я слышу звук мотора. Замираю, прижимаясь к стене ещё сильнее, будто могу стать частью кирпича. Машина проезжает мимо переулка, не замедляясь. Это не одна из тех чёрных иномарок, просто какой-то пикап, но я всё равно не могу расслабиться. Паранойя — его подарок мне. Она въелась в меня, как запах сигарет в одежду.
И стоит только проехать машине, как я срываюсь с места, не прячусь, нет, наоборот, подбегаю к кабинету Аронова. Вроде приоткрытое окно, как раз к его тренерской относится.
На цыпочках подкрадываюсь ближе, и точно, это окно в его кабинет. Пытаюсь прислушаться. Однако внутри тихо, только слабый скрип половиц и приглушённые голоса. Один из них — Макса, я узнаю его низкий, чуть хрипловатый тембр. Другой… холодный, резкий как лезвие. Ренат.
Я замираю, боясь даже шелохнуться. Они говорят, но слов не разобрать — слишком далеко, да и дождь шуршит, заглушая звуки. Потом слышу скрип дверей, кажется, вышли. И неожиданно вполне отчетливо понимаю, надо уходить. Даже если Аронов меня не сдаст, и с ним самим ничего не случится, моя безопасность под вопросом.
Бросаюсь в сторону тропинки, ведущей к заброшенному зданию. Бегу, не оглядываясь, а сама боюсь жутко. Невозможно просто. Едва не задыхаюсь. Каким-то чудом в таком темпе достигаю остановки и словно подарок судьбы, передо мной тормозит автобус. Запрыгиваю в салон, не думая, и уезжаю прочь. Скорее. Скорее. Пожалуйста.
***
Следующие несколько дней я провожу в хостеле, запершись в крошечной комнате. Не выхожу на улицу, боюсь даже выглянуть в окно. Засыпаю и просыпаюсь в бреду, мне снятся кошмары — Ренат, его руки, голос, угрозы.
Каждый шорох за дверью заставляет меня вздрагивать, взгляд то и дело косится на вход. Новые постояльцы появляются в хостеле, и я постоянно жду, что это Костяев или кто-то из его людей. Но, к счастью, ничего не происходит. По крайней мере, пока.
Я понимаю, что вернуться в клуб к Максу теперь не могу. Это слишком опасно. Я и так чуть не подставила его, а может уже и подставила, просто пока не знаю. В любом случае, он не должен отдуваться за меня, мои проблемы.
Но… где-то внутри мне хочется расстаться на хорошей ноте. Может, подарить ему что-то? Только что, с учетом моих скромных денег. И тут на меня накатывает. И отчаяние, и безысходность, и обида такая, хоть волком вой. Не выдержав, плюхаюсь лицом в подушку. Плачу. Тихонечко, чтобы никто не слышал. Сил моих терпеть все это уже нет.
Когда же… когда Ренат оставит меня в покое? Когда даст возможность жить дальше?
Наутро, просыпаюсь с тяжёлой головой и красными глазами. Ночь прошла в тревожном полусне, зато появилась идея с подарком. Поищу что-то скромное в торговом центре, затем тайком приду, оставлю вместе с запиской. Все-таки не по-человечески как-то уходить, не прощаясь.
— Стой, Ася, — Ренат хватает меня за руку, сжимает ее так крепко, что я едва не издаю писк. Глаза в глаза, и мне делается дурно от того, насколько разгневанным выглядит мой муж. Я больше на автомате дергаюсь, ищу варианты побега, но идей нет.
— Я… — размыкаю губы, да только слова застревают комом в горле.
— Мы идем домой, — цедит строго он.
Затем кладет руку мне на плечо и с видом абсолютно нормального человека выводит меня из торгового центра. Ренат крепко держит меня, его пальцы впиваются в кожу, словно стальные клещи, но лицо его — маска спокойствия, будто мы обычная пара, вышедшая за покупками.
Я иду рядом, стараясь не спотыкаться, хотя ноги подкашиваются от страха. Торговый центр гудит вокруг: люди снуют туда-сюда, кто-то тащит пакеты, кто-то болтает по телефону, дети носятся, хихикая. Никто не замечает, что я словно в клетке, которую Ренат тащит за собой.
Мы движемся к выходу, стеклянные двери уже виднеются впереди, и я понимаю: это мой последний шанс. Если я выйду с ним, если он затащит меня в машину — всё, пути назад не будет.
Чуть замедляю шаг, будто споткнулась, и незаметно завожу правую руку за спину. Пальцы дрожат, но я заставляю себя сосредоточиться. Поднимаю руку, прижимаю большой палец к ладони, затем быстро, но плавно сгибаю остальные четыре пальца, словно случайно смахиваю что-то сзади. Движение выходит естественным, почти небрежным, как будто я просто поправляю волосы или одергиваю куртку. Но это не случайный жест — это сигнал. Тот самый, о котором я читала: единое непрерывное движение, разработанное, чтобы кричать о помощи, не привлекая внимания того, кто рядом.
Я повторяю жест ещё раз, чуть резче, задевая локтем проходящую мимо женщину с сумками. Она оборачивается, хмурится, но, заметив Рената, отводит взгляд и ускоряет шаг. Я смотрю на других прохожих, моля, чтобы кто-то понял. Мужчина в сером пальто, тащащий за руку ребёнка, бросает на меня короткий взгляд, но тут же отворачивается, будто я невидимка. Девушка с наушниками, уткнувшись в телефон, проходит мимо, даже не заметив, как я снова делаю сигнал за спиной. Никто не останавливается. Никто не спрашивает, всё ли в порядке. Они просто идут дальше, хмурятся, перешептываются, но никто не вмешивается. Отчаяние сжимает горло, и я чувствую, как слёзы подступают к глазам, но я не могу их показать — Ренат заметит.
— Быстрее, Ася, — напирает Костяев, заставляя меня ускориться. А как идти быстрее, когда ноги — вата. Каждый шаг отдается падением в пропасть. Я отчетливо понимаю, что в третий раз сбежать у меня уже не выйдет.
Может, меня и не убьют, но уверена, поиздеваются сполна.
И тут я вижу её. Девушка с яркими рыжими волосами, в белой рубашке и юбке карандаш. Она с кем-то говорит по телефону, улыбается, и в целом не замечает меня. Бредет себе спокойно нам навстречу. Тогда я снова решаю попробовать, хоть уже и не надеюсь. Тем более мы дошли до парковки, машина Рената буквально в нескольких шагах.
Делаю вдох и снова завожу руку за спину, повторяя сигнал. Большой палец к ладони, четыре пальца сгибаются, будто случайно. Глаза рыжеволосой сужаются, она наклоняет голову, словно что-то обдумывая. Тогда я повторяю жест, она точно его видит. Но понимает ли… не знаю.
— Ася, — рычит Ренат, да так громко, что мне кажется, слышит вся улица.
И тут рыжеволосая окликает меня. По имени.
— Ася, — на ее губах улыбка, хотя во взгляде страх. Неприкрытый, вполне себе явный. Она тоже боится. — Привет, так давно не виделись?
Девушка подходит ближе, тянется меня обнять, но Костяев не дает, перегораживает ей дорогу.
— Ты кто? — скептично интересуется он.
— Кристина, одноклассница, — как бы невзначай отвечает она и снова пробует попытку помочь.
— Мы спешим, — цедит раздраженно Ренат.
— Я… хотя бы поздороваюсь, — прошу его сиплым голосом.
Ренат бросает на меня взгляд полный ярости, но я цепляюсь за эту крохотную возможность. Мой голос дрожит, но я заставляю себя говорить:
— Пожалуйста, Ренат, всего минутку.
Он сжимает челюсти так, что я слышу, как скрипят его зубы, но слегка ослабляет хватку на моём плече. Кристина, не теряя времени, делает шаг ближе, её улыбка всё ещё на месте, но глаза выдают тревогу. Она тянется ко мне, будто и правда хочет обнять, но я вижу, как её рука незаметно скользит в карман юбки, где, кажется, лежит телефон.
— Ася, как дела? — спрашивает она, стараясь скрыть волнение. — Всё в порядке?
Я открываю рот, чтобы ответить, но Ренат перебивает:
— Все в порядке, только мы опаздываем. В другой раз поболтаете! — он делает шаг вперёд, оттесняя Кристину плечом.
— Эй, подожди, — Кристина повышает голос, и в её тоне появляется вызов. — Всего пару минут. Ничего не случится. Мы не виделись приличное время, дай возможность, хотя бы номерами обменяться.
Кристина смотрит мне в глаза, пытается дать фору нам обоим. Замечаю, что её рука в кармане двигается. Скорее всего, она пытается набрать там номер или сообщение. В груди загорается последний огонек надежды, неужели будет помощь? Неужели я сбегу от Костяева?
Но реальность как молния врывается неожиданно. Ренат замечает то, что делает Кристина. Его взгляд темнеет, и он резко хватает меня за руку, так сильно, что я вскрикиваю.
В машине меня начинает лихорадить: ноги, руки, даже зубы постукивают. Стараюсь виду не подавать, да только выходит плохо. Еще и Ринат, судя по выражению лица, напряжен, по скулам вон желваки бегают.
Газ он выжимает прилично, машины обгоняет то одну, то другую. И я уже думаю, спросит что-то, но нет, молчит. Злиться, полагаю. Или чего хуже, придумывает наказание. Я в свою очередь тоже молчу, не хочу лишний раз раздражать его, заодно прикидываю в голове, есть ли у меня хоть один малюсенький шанс на спасение.
Правда, когда мы подъезжаем к дому, понимаю — шансов особо-то и нет.
Двигатель заглушается, а вместе с ним и мое сердце будто замирает. Ренат выходит из машины, затем открывает дверь. Смотрю на него, а сама не дышу, боюсь. В глазах Костяева — холод. Притом такой пронизывающий, что мне дурно делается.
— Выходи, — цедит строго он.
— Ренат, я…
— Немедленно! — рычит он.
— Ренат, послушай, то…
Слушать, он конечно, не намерен. Хватает меня за руку и силой вытаскивает из машины.
Мы идем по тропинке к дому, вернее Ренат идет, а меня тащит, потому что я пытаюсь всеми силами остановиться. Даже спотыкаюсь, но ему плевать. Охрана у ворот — двое мужчин в чёрных куртках стоят, как статуи, и отводят глаза, будто ничего не происходит. Они знают, что лучше не вмешиваться. Ведь хозяин может отвесить и им.
Когда за нами захлопывается входная дверь, у меня внутри все сжимается. Тишина в доме гнетущая, только эхо наших шагов разносится по коридору. Ренат отпускает мою руку, но тут же разворачивается ко мне, и я вижу, как его лицо искажается. Маска спокойствия, которую он держал на людях, исчезает. Теперь передо мной зверь.
— Набегалась? — от его взгляда у меня мурашки по спине.
— Я хочу развод, — прошу уже не первый раз.
— Развод? — с усмешкой отвечает Костяев, так словно его забавляет моя просьба.
— Мы разные, и представления о семьях у нас разные. Ренат, ты же… — договорить я не успеваю, он со всей силы дает мне хлесткую пощечину.
Я отшатнулась, прижимая ладонь к горящей щеке. Боль растекается по лицу, но я стараюсь не закричать, не показать слабости.
— Прошу тебя… — практически умоляю, смотря на него стеклянными глазами. Мне страшно. Настолько, что дрожит каждая клетка в теле. Я знаю удары Рената, знаю, насколько сильным и метким может быть его кулак.
— Просишь? Ты еще смеешь просить меня о чем-то?
— Зачем ты это все делаешь? Зачем я тебе… — договорить не успеваю, как снова получаю удар по лицу. Голову заносит вправо, во рту появляется металлический привкус крови. Я понимаю, что надо как-то сопротивляться, вспомнить то, что мне показывал Аронов, да только тело совсем не слушается. Я банально не могу понять, как встать в стойку. Какая она вообще должна быть. Как занести кулак. Я все напрочь забыла, увидев перед собой монстра.
— Ты меня опозорила, мою семью, ты… — он почти выплевывает слова, делая шаг ближе. — Маленькая, тупорылая девица. Совсем мозгов нет?
Я двигаюсь назад, но спина упирается в стену. Путь к отступлению отрезан. Ренат хватает меня за волосы, да с такой силой, злостью, будто я убила его родню. Затем толкает, и я не в силах сдержаться падаю на пол, задев собой столик. Боль хлещет по телу, слезы срываются с глаз. В очередной раз в голове рой вопросов: почему это досталось мне? За что? Чем я виновата перед богом? Я ведь ничего плохого никогда в жизни не делала…
— Ты – моя женщина.
— Я не люблю тебя, — срывается у меня правда, похуже пули.
— Мне хуй класть, веришь? — рычит он и снова замахивается на меня. Я поднимаю ладони, пытаюсь блокировать удар, но это только злит Рената ещё больше.
— Сопротивляешься? — в его голосе столько ярости, будто он и не человек вовсе. — В конец охамела?
— Ренат, пожалуйста… — слёзы текут по щекам, я не могу их остановить.
На мои мольбы мне прилетает ответ — удары с кулаками. Он даже не переживает, что на мне останутся синяки. Бьет по лицу, телу, кидает то в стену, как мяч, то в сторону дивана. А я все молю, захлебываясь в рыданиях, теперь уже несдерживаемых.
— Прошу… Ренат. Отпусти меня. Мне больно.
Ещё один удар — в рёбра. Я задыхаюсь, сворачиваюсь в позе эмбриона, пытаясь защититься. И только одна мысль мелькает: он меня убьёт. Я чувствую, как силы покидают, а боль разливается по всем мышцам. Его кулак — ненависть. Его взгляд — нож, что готов разрезать мою плоть. И я искренне не понимаю, за что он так со мной.
Костяев нависает сверху, его дыхание тяжёлое, глаза полыхают огнем. Я пытаюсь отползти, но он хватает меня за волосы, заставляя встать.
— Ты моя, Ася, — шипит он. — Я тебя люблю. Я жить без тебя не могу, как ты этого не понимаешь?
И давай гладить меня по лицу, разводить кровь по щекам. Взгляд его в момент делается мягче, нежнее, заботливее. Я знаю этот взгляд и в целом то, что будет дальше. После побоев Ренат всегда ведет себя так. Будто ему надо куда-то вымещать резкую вспышку агрессии, и этим объектом должна быть я. Потому что жена. Потому что бьет, значит любит. Так он считает.
Минуту или, может, меньше он молча сканирует меня взглядом. Лицо его при этом остается непроницаемым, только взгляд выдает злость. Лютую. Всепоглощающую. А у меня слезы в глазах. И губы дрожат. И я уже не знаю, кому верить, от кого бежать или же, наоборот, рядом с кем могу выдохнуть, позволить себе быть слабой.
— Ты… можешь добросить меня до города? — спрашиваю дрожащим голосом. Позади раздается сигнал машины, и я пугаюсь оглядываясь. Боюсь, что в любой момент Ренат появится или его люди. Тогда даже представить страшно, чем закончится этот день.
У меня болит каждый сантиметр кожи. Каждая мышца. И сердце. Оно, пожалуй, болит больше всего. Я чувствую себя ни живой, ни мертвой. Как будто непонятно, для чего существую. Непонятно, для чего испытываю эту боль. Говорят, плохих людей наказывает карма, выходит, я была плохой?
Нет, отмахиваюсь от этого. Боль — это ведь не всегда наказание. Иногда боль может быть учителем, разрушителем иллюзий. Она позволяет видеть мир без прикрас, и в этом её суровая милость. Наверное, так бы сказал отец. Но… почему же мне хочется послать его проповеди куда подальше и перестать задаваться вопросом про боль?!
Аронов хмурится и спрашивает вполне резонно:
— Муж?
Я снова оглядываюсь.
— Пожалуйста, — прошу, не сдерживая слезы.
— Садись, — кивает, наконец, он.
И я сажусь. Вся побитая, как собачонка, в его идеально чистый салон, пропитанный запахом хвои. Из динамиков играет ремикс старой песни “Позвони мне, позвони”, словно подшучивая надо мной, над моей душой, что превратилась в пепелище. Рядом садится Аронов, его руки сжимают крепко руль, и машина в момент срывается с места.
Устремляю взгляд в окно, где мелькают размытые огни — не Москва, но такие же холодные, далёкие. Они горят, как в песне, но не для меня. Они не спасут. И я понимаю, что до слез хочу услышать голос — любой, который скажет, что всё будет хорошо. Наверное, это синдром жертвы. Когда нам просто хочется, чтобы рядом кто-то был. Кто-то теплый. Хороший. Кто не обидит. И не скажет, какая я дура. Но вместо этого я слышу только своё сбивчивое дыхание и стук сердца, которое, кажется, вот-вот разорвётся.
Почему… Почему я должна постоянно убегать? Когда это закончится?
— Ася, — зовет вдруг Максим. Я так ухожу в себя, что не сразу откликаюсь.
— Что?
— Выпить хочешь?
Я ждала чего угодно, но не предложение выпить. Мне так-то никто и не предлагал никогда. Отец говорил, что алкоголь – это плохо. Ну я и не стремилась. Меня воспитывали в определенных рамках. Хотя, что уж теперь говорить про воспитание и рамки, когда они завели в такую патовую ситуацию?..
— Я… не пью, — тихонько отзываюсь, переводя взгляд на Аронова.
Он уже не выглядит таким злым, но все равно хмурится. Одна его рука упирается в подлокотник, другой он держит руль. И я невольно заостряю внимание на его пальцах. Длинные, уверенные, с аккуратно подстриженными ногтями, но не лишённые следов времени — лёгкие мозоли на подушечках выдают человека, привыкшего держать в руках не только руль, но и что-то потяжелее. Истинный боксер.
На запястье правой руки поблёскивает толстый серебряный браслет, массивный, но не вычурный, с грубой текстурой, будто отлитый вручную. Он слегка позвякивает, когда Максим поворачивает руль, и этот звук странным образом успокаивает, как далёкое эхо чего-то надёжного, настоящего.
Вообще-то я никогда не заостряла внимание на чем-то таком, но почему-то руки Аронова мне кажутся… по-мужски красивыми. Ох, о чем я вообще думаю?
— Иногда лучше выпить, чем оставаться трезвенником.
— Думаешь, мне поможет? — грустно произношу.
— Алкоголь никому не помогает в том плане, в каком мы хотим. Но порой он позволяет на время отпустить ситуацию. Не думать, что завтра будет полный трындец. Понимаешь, о чем я?
— Тогда… что лучше выпить? У меня немного денег, так что…
— Оставь это для меня.
Мы переглядываемся, и Аронов подмигивает мне. Мимолетно. Но в этом жесте проскальзывает что-то хорошее. То, чего я давно не видела. И я улыбаюсь. Не сильно. Коротко. Едва заметно. Однако мне, правда легче. Быть не одной, после того как тебя избили, не самый плохой вариант.
Выпить мы едем в клуб Макса. Он тормозит напротив супермаркета, выходит сам, а через десять минут возвращается с пакетом. Только после, когда мы садимся в тренерской комнате, за столом, я узнаю, что в пакете была бутылка виски и виноград. Вместо бокалов у нас картонные стаканчики, и приглушенная атмосфера. Все это так странно… И в то же время, почему-то приятно.
Холодный, властный, едва знакомый мужчина, вдруг ведет себя так, словно мы хорошие товарищи или даже друзья. Хотя у меня никогда не было мужчин в друзьях и я понятия не имею, умеют ли они дружить.
Макс наливает мне виски, и двигает стаканчик.
— Пить-то умеешь?
Качаю головой, разглядывая жидкость, которая должна помочь отпустить очередную обиду.
— Тогда просто закрой глаза и бахни. Быстро. Как будто жизнь зависит от этого. Готова?
Просыпаюсь я в кабинете Аронова. Голова гудит, во рту сухость, словно наждачкой прошлись. Зато не холодно. Он накрыл меня одеялом. Офигеть…
— Ну что, проснулась? — Максим стоит в дверях, скрестив руки на груди. Выглядит он, в отличие от меня, более бодрым.
— Я… я уснула прямо тут?
— Ага, лицо в салат, то есть в виноград. Переодевайся, кофе на столе и вперед. — Командует он.
Я кое-как поднимаюсь, протираю глаза, поглядывая на кружку с кофе. Там рядом даже глазированный сырок есть. Неплохое начало утра.
— А куда… вперед? — уточняю, лениво потягиваясь. Правда, на каждое движение тело отзывается болью. Кривлюсь, но тут же подбираюсь. Нужно держать марку.
— Как куда? На тренировку. Или ты думала, что обучение боксу начинается сразу на ринге? Э, нет, мышка, тут ты глубоко заблуждаешься. Надо сперва как следует подготовиться. Все, через десять минут жду тебя на улице.
— На… улице? Максим?
Но он уже выходит, закрыв за собой дверь. Приходится на скорую руку собраться, привести себя в порядок, волосы, лицо, одежда, и выпить пару глотков кофе. Вкусного, кстати, и совсем не горького, какое мне попадалось в последние время.
Максим уже ждёт у ворот, одетый в спортивную форму: чёрные штаны, серая толстовка и кроссовки, с виду какого-то именитого бренда. Его взгляд, как всегда, цепкий, но сегодня в нём нет той вчерашней злости. Скорее, деловая сосредоточенность.
— Готова? — спрашивает он, поправляя свой браслет. Тот самый, что позвякивал вчера, пока я заливала в себя виски и слёзы.
— Не уверена, — честно признаюсь, потирая ноющие ладони. Ссадины от вчерашнего падения горят, тело всё ещё помнит удары Рената.
— А кто умолял меня: ну возьми в ученицы, возьми, — корчится он как мальчишка.
— У меня вообще-то обстоятельства. Я так-то не сдаю позиции, — смущенно поправляю прядь волос, подходя ближе.
Макс хмыкает, но без насмешки, скорее с лёгкой иронией.
— Обстоятельства у девчонок за партой, которые вместо уроков на пацанов пялятся. А у тебя, мышка, их нет. Запомни! Первое правило, — зажимает он палец. — Бокс — это не про «справлюсь» или «не справлюсь». Это про то, чтобы встать и идти дальше, даже если всё болит. Пошли. Начнём с малого. Вернее, побежали.
Бежим мы сперва медленно, настолько, что я и не устаю даже, несмотря на свое состояние. Движемся куда-то вдоль поля, я толком не пойму ни местность, ни тропинку. Но не оглядываюсь, не переживаю, Аронов не тот человек, с кем нужно быть на чеку. Рядом с ним мне на удивление спокойно.
— Дыши глубже, — командует он, ровняясь со мной, но только на мгновение, затем снова уходит вперед, будто маяк, что светит в темноте. — Через нос. Не выдыхайся сразу.
Затем Макс сворачивает на узкую тропинку, ведущую к заросшему камышами озеру. Оно небольшое, старое, с мутной водой, окружённое высокими травами и редкими деревьями. Пахнет сыростью и чем-то диким, почти первозданным.
— Это что, секретная база? — пытаюсь пошутить, сил уже гораздо меньше. Дыхание у меня сбивается, хочется остановиться, а лучше сесть.
— Почти, — ухмыляется он. — Место тихое, никто не мешает. Идеально, чтобы мозги на место поставить.
А дальше мы просто занимаемся споротом. На одной из старых спортивных площадок Аронов подтягивается, а я растягиваю мышцы: приседаю, махаю руками, делаю зарядку одним словом, ну и отдыхаю в этот момент. Все-таки выдохлась. Завершив с разминкой, мы подходим к набережной, здесь совсем безлюдно. Кажется, даже птиц и тех нет. Можно ни о чем не переживать.
— А теперь повторим основы, — говорит Максим строгим, тренерским голосом.
В очередной раз он показывает, как правильно ставить ноги, как держать спину, сжимать кулаки. Я стараюсь запомнить, отпечатать все в голове, хотя переживаю, как бы не забыть в критический момент.
Аронов двигается четко, выверено, словно машина, но при этом из него так и хлыщет энергия. Я пытаюсь повторять, правда, руки дрожат, а ноги заплетаются. Всё тело ноет из-за синяков, ссадин, чувствую себя неуклюжей, как ребенок, который только учится ходить.
— Колени чуть согни, — командует Аронов, поправляя мою стойку. И когда его руки всего на секунду касаются моих плеч, я почему-то невольно вздрагиваю. Не от страха, а от неожиданности. И сама себе удивляюсь из-за этого. — Не напрягайся так, Ася. Расслабь плечи. Ты не на расстрел идёшь.
— Легко сказать, — бормочу я, пытаясь выровнять дыхание. — У меня… синяки и…
— А ты как хотела? — немного строго, но в то же время мягко звучит. — Думаешь, свобода просто так дается? За неё пахать надо. Через боль, через пот, через всё. Или ты думала, что я тебе сейчас волшебную палочку выдам, и всё само рассосётся?
Сглатываю, опустив голову. Глаза щиплют от слез, что подступают. Неприятно. Обидно. Несправедливо. И непонятно почему именно меня это касается, почему именно я должна за свою свободу бороться. Хотя Максим прав, конечно, я на него не злюсь. Он пытается вытащить меня из болота, но от этого не легче.
— Только не говори, что собралась реветь? День слез был вчера, — Аронов дотрагивается до моего плеча, заботливо так, едва ощутимо, словно этим жестом пытается подбодрить. Сказать, что он помнит — я не боец, а девушка. Обычная, коих полно в этом городе. И мне снова делается приятно.
— Расскажи мне, — Аронов садится на лавку, и делает смачный глоток воды. Я же стою рядом, переминаясь с ноги на ногу. Прошло две недели с момента наших тренировок. Синяки исчезли, боль прошла, выносливости стало больше. Мы занимаемся каждое утро и вечер, не пропуская ни дня.
Максим все больше располагает к себе, и я понимаю, насколько разные бывают мужчины. Они могут быть обходительным, улыбчивыми, заботливыми. Могут по-своему поддерживать через шутки, а могут просто положить в твой шкафчик булочку, чтобы ты не умерла с голоду. Удивительно, но раньше мне казалось, таких не существует. Их кто-то выдумывает для книг или фильмов. В реальности же, женщина нужна лишь для двух вещей. Но Аронов заставил меня поменять свое мнение.
— Ася, — он поднимает голову, и несколько долгих минут смотрит на меня. Пронзительно. Словно видит насквозь. Настолько, что все мои рецепторы замедляются. Я уже не первый раз ловлю себя на этих странных ощущениях. В коленях появляется легкая дрожь, ладони потеют, и почему-то хочется отвести взгляд.
— Нечего особо рассказывать, он из… плохого мира. Криминал и все такое, — вздыхаю я, вспоминая, как не раз натыкалась на пистолеты в нашем доме.
— Думаешь, рукопашкой сможешь одолеть его?
— Нет, но так хотя бы у меня есть шанс сбежать куда-то далеко.
— Мышка, ты уже три раза сбегала. Это не шанс, это уже статистика. Ты не просто убегаешь, ты, мать его, чемпион по спринту от неприятностей.
Я невольно хмыкаю, хотя в груди всё ещё тянет от воспоминаний. Его слова звучат как шутка, но в них есть что-то, от чего мне становится легче. Будто Макс не просто подтрунивает, а пытается показать, что я не такая уж слабая, как мне кажется.
Из раза в раз, он словно подпитывает меня невидимой энергией. Той самой, которой мне не хватало долгое время.
— Ладно, чемпион по спринту, — продолжает он, вставая и потягиваясь так, что его толстовка слегка задирается, обнажая полоску загорелой кожи. Я тут же отвожу взгляд, ругая себя за то, что вообще это заметила. — Давай-ка ещё разок пробежимся. Только теперь не просто бежим, а с ускорением. Представь, что за тобой гонится твой… как ты его назвала? Плохой парень из плохого мира?
— Ренат, — вырывается у меня, и я тут же прикусываю язык. Чёрт. Я не хотела называть его имя. Не здесь, не сейчас, не при Максиме.
Он замирает на секунду, и я вижу, как его брови слегка сдвигаются. Но он не спрашивает, не лезет с расспросами, за что я ему безумно благодарна. Вместо этого он просто кивает, будто имя ничего не значит, и говорит:
— Окей, Ренат. Представь, что он где-то там, за деревьями. И твоя задача — не дать ему себя догнать. Готова?
Я киваю, хотя внутри всё ещё бурлит смесь из страха, стыда и… чего-то ещё, чего я пока не могу разобрать.
Мы снова бежим, и на этот раз я стараюсь вкладывать в каждый шаг всё, что у меня есть. Не потому, что за мной правда гонится Ренат, а потому, что рядом бежит Максим, и его присутствие будто подталкивает меня вперёд. Его шаги ровные, дыхание спокойное, и он то и дело бросает на меня взгляд, словно проверяя, не сдаюсь ли я.
— Быстрее, мышка! — кричит он, когда я начинаю отставать. — Не давай ему шанса!
И я бегу. Бегу, несмотря на боль в мышцах, несмотря на то, что лёгкие горят, а сердце колотится так, будто хочет выскочить из груди. Бегу, потому что впервые за долгое время чувствую, что могу. Что я не просто жертва, не просто загнанный зверёк. Я — боец. Может, пока неуклюжий, может, слабый, но я всё ещё в этом бою, как сказал Максим.
Когда мы, наконец, останавливаемся, я падаю на траву, хватая ртом воздух. Максим стоит рядом, чуть запыхавшийся, но с той же своей ухмылкой, которая уже начинает казаться мне родной.
— Ну что, тигрица, — говорит он, протягивая мне руку, чтобы помочь встать. — Как ощущения?
Я беру его руку, обхватываю теплую ладонь. На секунду мне кажется, что я могу держаться за эту руку вечно, и всё будет хорошо. Но я быстро отгоняю эту мысль, посчитав ее нерациональной и глупой, затем встаю.
— Ощущения… как будто я жива, — выдыхаю я, и ведь вру.
В глазах Максима мелькает что-то напоминающее гордость. За его старания. За моим попытки. И за то, что я не сдаюсь.
— Вот это и есть свобода, Ася, — говорит он тихо. — Когда ты чувствуешь, что жива. Запомни это.
Какое-то время мы просто стоим, глядя друг на друга. И я вдруг понимаю, что рядом с Максом мне не просто легче дышать — мне хочется жить. Хочется смеяться, драться, падать и вставать снова. Хочется быть той, кем я никогда не думала, что могу стать.
— Аронов, — зову я, когда он уже собирается идти обратно к тропинке.
— М? — он оборачивается, и его бровь вопросительно приподнимается.
— Спасибо, — шепчу я. — За… всё.
***
Одна из клуба я выхожу редко. Стараюсь в целом быть меньше на улице, кроме тренировок, постоянно в помещении. Плюс Аронов позволил мне жить в его тренерской комнате. И даже принес плед. Здесь уютно, а еще безопасно. Я не боюсь, оставаться одна ночью, и не ищу в тенях лица. Хотя меня не покидает вопрос, относительно Рената. Он был в клубе. Он знает Аронова. Хорошо или нет, непонятно. И в идеале бы, мне спросить Максима об этом, но я боюсь. Не хочу разрушить то хрупкое, что у меня есть сейчас.