Чью смерть принесёт эта осень?
Вопрос был дурацкий, бессмысленный и, по большому счёту, риторический.
Вдохнув полной грудью прозрачный и жидкий, отдающий первым подступающим морозом воздух, я немного осадила Искру, чтобы посмотреть со стороны на то, как Гаспар мчится вперёд на своём всё ещё безымянном коне.
Они и правда оказались похожи. Особенно – в такие моменты. Оба взмыленные, разгорячённые и по-щенячьи нетерпеливые.
Лошадь подо мной коротко всхрапнула, не одобряя, и я машинально потрепала её по гриве – пусть развлекаются.
Так уж сложилось, что осенью непременно кто-нибудь умирал, словно Совет по какой-то неведомой мне традиции платил неведомым мне богам неведомую же дань. Высокую, но оправданную цену.
К счастью, никто из тех, к кому я была так или иначе привязана, прощаться с жизнью пока не собирался, а что до остальных…
К гибели своих специалистов Совет традиционно относился сдержанно и реагировал на неё скупо, хотя и с приличествующим случаю уважением.
Должно быть, потому, что гибель эта чаще наступала от количества выпитой дряни, чем в бою.
Утвердившись в своей власти, стрельбище и тренировочный полигон Йонас предусмотрительно вынес за стену замка.
Достаточно далеко, чтобы при желании можно было побыть наедине с собой в процессе.
Почти преступно близко – даже отпустив довольного собой и прошедшим днём Гаспара вперед, на обратном пути я не успела как следует насладиться мыслью о том, что в ближайшее время в Совете может случиться хоть что-нибудь мало-мальски примечательное.
Более примечательное, чем великовозрастный ученик, – диковинный каприз крепко проштрафившейся леди Элисон.
Ну да и Нечистый с ним.
И всё же, чью смерть принесёт конкретно эта осень?
Побыть с ней наедине хотя бы на дороге от полигона до замка Совета было большим искушением. Тишина, пустота и прозрачный воздух помогали успокоить разум и привести мысли в порядок лучше, чем прицельная стрельба или забег на время.
Осень дышала и обещала перемены намного заманчивее, чем весна. Что-то хорошее или плохое – тратя слишком много сил на то, чтобы бороться с усталостью, я не могла разобрать, что именно, а гадать на это мне не хотелось.
Вопреки и, вероятно, немного назло всем и сразу, Гаспар делал успехи большие, чем я от него ожидала.
Кротким взглядом и мудрым словом Матиас заполучил ключи от старого домика конюхов, уже пару лет как служившего просто сараем, и теперь вдохновенно делал в нём ремонт – на двоих.
«Слишком много перемен для крестьянского мальчишки. Я думаю, ему лучше пока соседствовать с кем-то знакомым», – вот и всё, что потребовалось, чтобы Гаспар избежал заселения в отведённый курсантам, преимущественно детям, блок.
Только это настоящее сейчас и было важно.
Лошади к переменам тоже приспособились легко. Почти.
Огонёк смотрел на людей со снисходительным и чуть брезгливым вежливым презрением, и желающие разглядеть его поближе закончились столь же быстро, сколь и попытки пошутить над его хозяином. Наблюдая за ними с лёгкой ноткой почти что ревности, я вынуждена была признать свою ошибку – бывшему святому брату это существо подходило гораздо больше, чем мне.
Конь Гаспара, – просто Конь, – едва не укусил идиота Штаймера, и от него любопытствующие тоже отстали.
Мою Искру, к счастью, даже самые шальные с первого же дня обходили стороной.
Из трех лошадей она оказалась той единственной, кому подступающие холода не нравились.
Или же она – непозволительно чутко для лошади, но в самый раз для собаки, – считывала состояние с меня. Накапливающееся раздражение. Досадная и неуместная усталость.
В отличие от Коня, она не рвалась в галоп, предпочитая созерцать или думать о чём-то своём, лошадином, а я не собиралась её торопить. Нам обеим требовалось время, чтобы привыкнуть. И очень-очень много выдержки, чтобы оставаться в отведённых нам рамках.
Подъём, конюшня, тренировки, отчёты, конюшня, ужин, сон.
Косая Ирма умела слышать животных, в том числе лошадей. Как и многие другие, я ставила на своих коней ограничитель, отрезающий её от их умов, но в последнее время мне всё чаще хотелось её спросить, умеют ли кони браниться. Дождаться, когда Ирма вернётся из очередной страдающей от убийственно низких надоев деревни, и поинтересоваться между прочим.
Отчего-то мне казалось, что Искра про себя ругается непрестанно, в том числе и на меня.
В первую очередь на меня.
Хорошо воспитанной, взлелеянной и выросшей в любви и комфорте лошади вряд ли мог понравиться человек, вытащивший её из уютного родного стойла и предложивший вместо него один Нечистый знает что.
Предположение получилось ещё более дурацким, чем попытка высокопарно подумать о подступающей смерти хмурым осенним вечером.
Улыбнувшись даже не самой Искре, а её настороженно поднятым ушам, я потрепала её по гриве снова и немного пришпорила, ускоряясь.
Проще было в очередной раз смириться с тем, что трогательная и романтичная леди ни из одной и нас так и не вышла.
Точно так же вопреки всему, эта лошадь была предана мне сильнее, чем любая из собак, а предстоящий ужин интересовал нас обеих куда больше, чем возможная кончина кого-то из братьев по цеху и оружию.
Только отписаться за потраченные патроны и разбитую мишень.
Блядские отчёты.
Блядские патроны.
Блядская осень.
Подставив ненадолго лицо ветру, я решила, что совершенно точно не стану спрашивать Ирму. Такая чистенькая, умная и правильная леди, как она, наверняка не упустит случая раззвонить всему Совету, у кого именно и при каких обстоятельствах моя лошадь научилась ругаться.
Искра фыркнула, как будто понимала, о какой ерунде я думаю, и была с моими выводами полностью согласна. Кое-что должно было остаться только между нами.
Боковые ворота замка всё ещё были приветливо распахнуты – даже осенью их не запирали до темноты. Кто-то возвращался из города, кто-то допоздна торчал на полигоне.
Шестьдесят семь патронов.
Одна не подлежащая восстановлению мишень.
Показатели – немногим выше ожидаемой нормы.
Поставив подпись под нехитрыми расчётами, я растерла лицо ладонями.
Кожа на руках оказалась отвратительно сухой, а под веками пекло слишком выразительно.
Часы на стене показывали без четверти десять.
В очередной раз выругаться хотелось хотя бы мысленно, но я предпочла сдержаться.
Дисциплина. Расписание. Строго ограниченный круг обязанностей, ни шагу в сторону без дополнительного согласования.
И ежедневные отчёты.
Именно нам с Гаспаром нужно было отписаться за каждую долбаную пулю и каждую «грушу», разбитую в хлам в зале для отработки рукопашного боя.
Предполагалось, что на контрасте с былой моей свободой это станет достаточно унизительным наказанием для меня и примером для других.
На деле же просто раздражало до желания разбить пару тренажеров намеренно. Какая, в сущности, разница, если Совет всё равно платит?
«Не рассчитывай, что надолго задержишься здесь», – что-то в этом духе командир Берг процедил сквозь зубы, проходя мимо меня после ставшего последним заседания Совета по моему делу.
По-прежнему стоявший в большом зале Йонас мог видеть нас через распахнутую дверь, но совершенно точно не слышал сказанного. Однако нечитаемый взгляд, которым он проводил Берга, стал идеально холодным.
Приближаться к нему, тем более заговаривать с ним в тот момент было невозможно, да и он этого разговора, очевидно, не хотел. Ни тогда, ни после, когда в его кабинете стало слишком жарко, а графин с коньяком почти опустел.
Знание о том, что мой непосредственный и прямой командир, первый после Мастера, с некоторых пор приходит в бешенство от одного моего вида, не должно было забавлять.
И всё-таки это было настолько весело, что ситуация требовала развития.
Требовала бы, если бы не Гаспар.
– Вы всерьёз полагаете, что леди Элисон способна научить молодого человека чему-то толковому? Мне кажется, мы все только что убедились в обратном.
– Вот и проверим. Ты ведь всё равно не горишь желанием перенимать его.
– Не имеет значения, чего хочу я. Он взрослый человек, и он неподконтролен. Разве что леди Элисон прочтёт ему лекцию о том, к чему приводит вседозволенность. Леди Элисон, вы ведь прочтете?
В тот раз пришлось отделаться холодным «Непременно».
Больше Берг ко мне с этим не подходил. Разве что пару раз наорал за нецелесообразно, по его мнению, потраченные патроны, но в целом не трогал. Вероятно, не хотел переступать ту грань, за которой Йонас разозлится по-настоящему.
Так или иначе вопрос свёлся к тому, кто из нас потеряет терпение первым: командир или я.
Пока что мы оба с равным успехом держались.
Считая собственные причины на то более обоснованными, я готова была поставить на то, что Берг сорвётся ближе к зиме. Единственного неосторожного слова хватит.
Заранее представляя, насколько досадно и некрасиво это будет, я с трудом могла заставить себя подавить усмешку.
И всё же где-то глубоко внутри сидела предательская мысль о том, что он может быть прав.
Как много я могу дать Гаспару? И окажется ли этого достаточно?
Взрослый неподконтрольный человек.
Еще и с открытым неосвоенным даром.
Он был безукоризненно вежлив, беспрекословно выполнял приказы и красиво держался наравне с остальными, не беря на себя слишком много, но и не прячась по углам.
При этом все, кто был в нём хоть немного заинтересован, прекрасно понимали, что для «молодого человека» существуют только два авторитета: я и Матиас.
Быть может, в обратном порядке.
В таких, как он в случае чего стреляют на поражение, и с учётом этого я точно была для него не лучшим примером.
Положив отчёты на стол секретарши Берга, я сбежала по пустой широкой лестнице, на ходу давя зевок.
Столовую Инес, главная повариха в замке, уже заперла, так что этот пункт из плана можно было смело вычеркнуть.
Ну да и Нечистый с ним, спать всё равно хотелось сильнее. Зато будет шанс встать к завтраку пораньше.
На сегодня оставались только конюшня и кровать.
Ветер на улице усилился, и, пройдя пару ярдов, я все-таки накинула капюшон.
Скоро пойдут дожди, а значит, с тренировками на открытом воздухе придётся заканчивать.
Вести Гаспара в один из закрытых отапливаемых залов мне не хотелось просто потому, что там каждое наше движение или слово окажется под непомерно пристальным вниманием, но ничего другого уже не оставалось.
До тех пор придется успеть больше, чем я планировала.
Либо уговорить его перестать изображать из себя дурака.
Проблем ему это, разумеется, только прибавит, и останется надеяться лишь на Матиаса, способного научить его еще и этому – подавлять людей теплым взглядом, не вступая в откровенный конфликт.
А впрочем, уже сейчас мы оба знали, что подобному Гаспар никогда не научится.
Уже далеко не святого брата я заметила издали. Он стоял на углу между старой конюшней и пока что не заинтересовавшим его сараем и очевидно ждал меня.
Любой уважающий себя автор модных нынче мрачных романов наверняка сравнил бы его со зловещим порождением тьмы, из этой же тьмы и сотканным.
– Ты решил напугать тайком выпивающих курсантов своим скорбным видом?
– Твой брусничный пирог, – вместо ответа он протянул мне двойной бумажный сверток из столовой.
Для него Инес постаралась на славу.
– Спасибо.
Комментарий про упаковку я решила оставить при себе. Слишком уж большой, почти нездоровый интерес Матиас вызвал у живущих при Совете женщин. Особенно у тех, кто, обслуживая чужой дар, не обладал собственным.
До определенной степени это казалось мне объяснимым, – он был молод, хорош собой и почти вызывающе учтив. В придачу ко всему перечисленному еще и спровоцировал грандиозный скандал, без видимых на то причин бежав из лона Святой Церкви под знамя Совета.
Небо за окном начинало сереть.
До прозрачности чистый и слишком тяжелый для октября рассвет недвусмысленно намекал, что пора подниматься, но я продолжала лежать.
Желание встать и начать делать хоть что-то было почти нестерпимым, но тело отказывалось подчиняться, как будто застыло.
У Кайла в самом деле не было причин приезжать в Совет. Тем более – задерживаться здесь.
Мысль об этом была не нова, и уж точно она не стоила того, чтобы не сомкнуть глаз.
И всё же, несмотря на очевидную усталость и потребность выспаться, уснуть мне так и не удалось.
Если Йонас ему написал…
Мастер Совета мог вызвать к себе любого, кто представлял для него интерес, и проигнорировать этот вызов было себе дороже. С тех пор как он, опасный, по общепринятому мнению, головорез, сумел наладить с королем если не хорошие отношения, то благоразумный нейтралитет, полномочия Совета расширились до невиданных прежде пределов.
Разумеется, возможность испортить жизнь неугодному была у Совета и раньше. Перекрыть силу, без которой тот не мыслит своего существования, сделать изгоем, лишить возможности жить так, как жил прежде – все это было не просто возможно, а делалось без малейшего сомнения, будь на то необходимость или просто чье-то непреодолимое желание.
Однако существовала определенная разница между тем, чтобы делать втайне, и официальной позицией организации.
Даже с таким, как Кайл, провернуть подобное ничего не стоило.
И все же до сих пор Йонас его не трогал.
Тот единственный раз, когда он разыскал нас, чтобы предложить ему присоединиться к Совету, был скорее личной и относительно дружеской встречей.
– Просто любопытно, почему именно сейчас?
– Не мог же я пригласить ваше сиятельство, пока работа не была доделана.
– Благодарю покорно. Играй в это сам.
– Ты можешь взять ее с собой. Это последнее предложение.
Их разговор я подслушала, стоя за дверью.
Презрение, с которым такой учтивый в момент знакомства со мной Йонас бросил это «ее», было настолько забавным, что пришлось уйти, дабы не выдать себя легко ощутимым в маленьком доме весельем.
Кайл, разумеется, знал. Если не почувствовал мое присутствие, то догадался, что я слышала.
Проводив новоиспеченного Мастера, он молча потянул меня в спальню, ничего не объясняя, не извиняясь за него и уж точно не спрашивая, хочу ли я поехать.
Его «нет» было однозначным и не подлежащим обжалованию.
Как много в этом плане могло измениться за семь лет?
Как выяснилось, даже за год могло измениться очень многое.
Запретив себе даже мельком думать об этом, я обхватила левой рукой правое запястье и медленно растерла большим пальцем оставшийся на нем шрам.
Спустя три года после того разговора я приехала в Совет одна, и во время нашей встречи Йонас был безупречен. Не падая до того, чтобы делать вид, будто меня не узнал, он держался спокойно и вежливо. Быть может, чуть приветливее, чем со всеми прочими.
«Мы не нравимся друг другу, но можем быть друг другу полезны» витало в воздухе, но так и не вылилось ни в завуалированные оскорбления, ни во взаимные попытки друг друга продавить.
И все же я была уверена, что не смогу продержаться при Совете долго. Рассчитывала на полгода в лучшем случае. В идеале – хотя бы одну зиму.
Кто бы мог подумать, что все обернется так.
Семь лет назад, раскланиваясь на прощание с почти издевательской любезностью, ни он, ни я не смогли бы предположить, что однажды все зайдет так далеко, как оно зашло теперь.
И все же.
Точно так же, как Кайл игнорировал Совет, Мастер Совета игнорировал Кайла. Путешествуя без оглядки на них, мы все же не напрашивались на встречи, а Йонас ни разу не потребовал от него ни дани, ни самой маленькой услуги в знак подтверждения того, что, стоя особняком, он все же признает авторитет организации.
Почему именно теперь?
Выводы напрашивались не самые утешительные, хотя и ожидаемые.
Где-то внизу за окном в первый раз прокричал петух, и, сделав глубокий вдох, я заставила себя встать и скинуть халат.
Остатки вчерашнего брусничного пирога, благородно добытого Матиасом в неравном бою с главной кухаркой, вполне сошли за завтрак, так что во двор я спустилась уже во вполне нормальном настроении. Даже способность мыслить ясно не подводила после бессонной ночи.
Нужно было заниматься делом. Это дело, к счастью, уже дожидалось меня, держа под уздцы оседланных и полностью готовых к новому дню Коня и Искру.
Стоя не посреди двора, но на открытом месте и, кажется, намеренно привлекая к себе доброжелательные и не слишком взгляды, Гаспар разговаривал с Петти.
Девочка тоже училась и в перспективе могла стать хорошей травницей. Не просто хорошей, а одной из лучших. В свои неполные пятнадцать она уже начала превращаться в девушку – за последний год ее грудь заметно округлилась, а лицо немного вытянулось, теряя детскую несуразность.
Она уже начинала нравиться многим. Подчас – даже слишком сильно.
Внимательно слушая ее, Гаспар сдержанно улыбался и кивал, как старший друг или даже брат.
Ни тени угрозы или высокопарного обещания защиты.
Настолько непринужденно, что его способность пристрелить любого, кто попробует причинить ей вред, невзирая на последствия этого поступка, была восхитительно очевидной.
Я даже сбавила шаг, чтобы лишнюю минуту полюбоваться им таким, и тут же малодушно пожалела о том, что провалялась в постели. Его лицо в момент встречи с Нордом стоило увидеть.
А впрочем, он наверняка видел его вчера.
Видел, и потому так рвался отвести Искру в конюшню самостоятельно.
– Доброе утро! – я улыбнулась и ему, и девочке.
– Леди Элисон! – Петти едва не подпрыгнула на месте и, кажется, лишь чудом не бросилась мне на шею.
Последние два месяца были не лучшими для меня.
Что уж говорить про годы, если за считаные недели все может так сильно измениться…
На обратном пути Гаспар молчал, стиснув зубы и глядя исключительно на гриву Коня.
Я его не торопила.
Следовало, конечно, расшевелить, ненавязчиво утешить, сказать, что со всеми случается. Добавить какую-нибудь откровенную глупость о том, что лучше ему учиться на полигоне, чем в настоящем бою.
Вместо всего этого я смотрела на маячащий впереди замок Совета и отстраненно радовалась тому, что мальчишка просто не способен меня возненавидеть.
Его растерянное и виноватое “Я не могу”, прозвучавшее часом ранее, как будто сбило предохранитель в моей голове.
Нужно было его уговорить. Дать время успокоиться и перевести дух после непростого разговора.
Я же только покачала головой и сделала шаг назад:
– Давай.
Гаспар посмотрел на меня удивленно, почти обиженно, но ни о чем не спросил.
Повинуясь приказу, он повернулся к мишени, поднял пистолет снова. Спустил курок.
Я почти не слышала звуков выстрелов и не смотрела, куда летят пули – и без того знала, что они пролетают мимо цели.
Он был слишком потрясен услышанным.
Чересчур сильно переживал за меня.
Непозволительно глубоко нырнул во все еще яркое воспоминание о том, как я, придя после первого заседания не к себе, а к ним с Матиасом, пнула ногой стул.
«Теперь понятно, почему ее не вышибли. Видать, хорошо ублажает Мастера. Сумела же устроиться», – слышать подобное где-то за моей спиной ему было в разы неприятнее, чем мне.
Обостренное чувство справедливости и правда почти щенячья привязанность.
Мне, вероятно, следовало не надеяться на Матиаса, а самой набраться терпения и объяснить ему, что так было и будет всегда.
Что женщины Совета, за редким исключением, завистливы, но завидуют они не свободе в принятии решений, не интересным заданиям и даже не красоте. Моя близость к Йонасу – вот что по-настоящему задевало.
Насколько мне было известно, он ни разу не упал до того, чтобы иметь собственных кухарок, травниц или прачек. Оставаясь для многих из них лишь обжигающе желанной фантазией, за подобными удовольствиями он всегда уезжал в город, и никто точно не знал, с кем, когда и как.
Несколько раз я ловила от него тонкий аромат незнакомых пряных духов, но, судя по тому, как быстро он улетучился, это не продлилось слишком долго.
О том, зачем я поднимаюсь в его кабинет, сплетничали и раньше – желчно, грязно и так самозабвенно, что я с радостью стала захаживать к нему еще чаще.
После того, как он поставил ногу на горло своему Совету, не позволив вышвырнуть меня за ворота с меткой профнепригодности, сплетни превратились в объективную данность. Очевидный факт.
Знавшему больше, чем ему полагалось знать, Гаспару это казалось несправедливой отвратительной мелочностью, а я была уверена, что он справится с этим сам. То, что не поймет в силу собственного благородства, объяснит несвятой брат.
Хорошо хотя бы не додумалась пошутить при нем о том, что хотела бы посмотреть на лицо Кайла, когда ему перескажут главную новость года: сплетня оказалась вовсе не сплетней, безупречный и непогрешимый Мастер действительно нарушил вековой Устав, приняв от очередной соискательницы места в Совете взятку в виде определенного рода услуг.
Все это было лишь малой частью того, что задевало моего, мать его, ученика.
Обо всем остальном он заговаривать даже не пробовал – так же, как и я, предпочитал делать вид, что ничего не было, ничего не случилось.
Это не значило, что ничего не осталось.
И там, на стрельбище, следовало бы поговорить с ним об этом, если бы я была хорошим наставником.
Вот только наставником я не была вовсе, а учить его так, как учил меня Кайл, – награждая за каждый успех поцелуем, – не могла и не хотела.
– Это плохо, Гаспар. Это, Нечистый тебя побери, очень плохо.
– Я стараюсь! – он обернулся, сверкнул на меня ярким зеленым взглядом.
Красивый, пылкий.
Рыдавший взахлеб во вдовьем доме мальчик и правда научился драться.
– Я знаю, – справившись с собой или почти справившись, я подошла к нему ближе и заглянула в лицо. – Но это не считается. Ты должен быть в форме. Пьяный, раненый, разнеженный, уставший – ты должен быть готов всегда. Ты понимаешь?
Он медленно кивнул и, к моему удовольствию, не попытался отвести глаза.
– Но как? Я правда стараюсь, я знаю, что должен попасть, но я не могу перестать думать.
– Если ты в принципе перестанешь думать, тебе конец.
Сообразив, что говорю не то и не о том, я сделала медленный вдох и посмотрела на мишень.
Плохая была идея.
Очевидно дерьмовая.
Если кто-нибудь увидит, наставничества можно лишиться тоже.
– Чему она может его научить? Как делать точно не надо?! Она и так отличный тому пример! При всем моем уважении, Мастер, мальчишка как собака, попробовавшая крови – он видел, что она сделала. Где гарантия, что он этого не повторит?
– Я тебя понял, командир Берг. Еще мнения?
Однако сейчас Берг торчал в городе у какой-то веселой вдовы, а видеть нас было некому.
– Хорошо. Давай попробуем по-другому.
Не оглядываясь на Гаспара, я направилась к мишени, переставила ее еще немного ближе, убедилась в том, что стоит она надежно и ровно, и только потом повернулась к ней спиной.
– Вперед.
– Что? – он моргнул дважды, даже рот приоткрыл от удивления.
При иных обстоятельствах я бы ему улыбнулась, но в тот момент нельзя было позволять даже намека на то, что это не всерьез.
– Стреляй, Гаспар. Твоя задача – попасть в край мишени. Потом – в единицу.
Еще секунда промедления.
Мальчишка отступил на шаг, даже руку с пистолетом отвел за спину.
– Я не буду этого делать.
– Это приказ.
Мы стояли достаточно далеко друг от друга, чтобы у него был простор для выстрела, но недостаточно, чтобы приходилось кричать.
У него не было шансов не расслышать.
– Ты рехнулась…
Я его услышала тоже, и улыбку пришлось сдержать снова.
Тяжелый и темный сон отпустил меня неожиданно, вытолкнул на поверхность, как выталкивает вода.
Открыв глаза, я уставилась в залитый холодным жидким солнцем потолок, пытаясь понять, сколько времени.
Внутренний компас и шум, доносящийся со двора через открытое окно, подсказывали, что близится полдень, и я рывком села на кровати.
Голова, как ни странно, не закружилась.
Напротив, мысли были ясными, а мышцы не ломило от напряжения.
В последний раз я так хорошо спала в той клятой деревне, когда Кайл был рядом.
Нехорошее подозрение закралось быстрее, чем я успела себя одернуть, а вслед за ним сразу же пришла злость. Сейчас я не болела и уж точно не умирала, а следовательно, и набрасывать на меня сонное заклятье не было ни повода, ни смысла. Хуже того, он использовал мою кровную привязанность к нему, чтобы воздействовать незаметно для меня.
Отличный специалист Совета, которому можно без проблем поставить хоть морок, хоть порчу…
Для полноты картины не хватало только обнаружить во дворе недоумка Грина с перерезанным горлом.
Одеваясь в почти неприличной спешке, я постаралась призвать себя к спокойствию.
Объективно упрекать Кайла мне было не в чем. У меня не было ни одного доказательства, а подозрения стоили только того, чтобы рассмеяться мне в лицо.
Вчерашней омерзительной публичной сцены и мне, и Гаспару и так хватило с головой.
А вот его спросить о том, почему он меня не разбудил, не помешает.
Утешившись хотя бы этой мыслью, я спустилась во двор с невозмутимым видом, как будто все шло своим чередом.
Гаспара видно не было.
Лошади остались на своих местах, помогавший разгружать привезенное в замок зерно Матиас издали помахал мне рукой.
Совет готовился к зиме. Закупка провианта тянулась уже неделю, и я мысленно застонала, вспомнив про овес для Искры.
За почти четыре года, проведенные здесь, я почти отвыкла заботиться о таких вещах. Даже в поездках мне обычно было кому поручить лошадь, и Совет предусматривал эти расходы как нечто само собой разумеющееся: лучшие из лучших, получившие право работать под эмблемой со змеей, не должны были испытывать бытовых трудностей. Тем более, отвлекаться на них.
Теперь же для меня снова пришла пора менять привычки.
Овес. Сено.
Новое седло, потому что старое я собиралась поменять еще летом.
Склизкую мысль о том, чтобы в самом деле поинтересоваться у Йонаса, когда мне дадут, наконец, нормально работать, я постаралась отогнать еще до того, как она целиком оформилась.
Унизительное самоуспокоение в духе «Зато я никому больше не должна», – тем более.
В конце концов, уже октябрь.
Скоро листья с деревьев облетят окончательно, потом пойдет снег.
Возможность провести темное время года в замке, оттачивая мастерство Гаспара, была много важнее демонстративного и показательного наказания.
– Привет суровым наставникам! – стоящий у боковых ворот Стивен вытащил изо рта трубку и лениво помахал мне рукой.
Я махнула в ответ, потому что сделать это было приятно.
Его авторитет никогда не подвергался сомнению, а слово значило много. Такой союзник был мне нужен.
– Спешишь на представление? – он улыбнулся широко и хитро, и я в очередной раз отстраненно поразилась тому, как этот человек, высокий, даже полноватый, мог оставаться настолько ловким в работе.
– Не уверена, что хочу знать, что опять у нас случилось.
Это “у нас” слетело с губ само, больше по привычке. Потому что специалисты Совета, тем более собравшиеся в одном месте, всегда держались до определенной степени особняком от мира. Потому что я, Нечистый бы этот Совет побрал, привыкла считать себя одной из них. Тоже до определенной степени, но все же.
Покровительство организации дорогого стоило.
Более того, если бы на моем месте оказался мужчина, уже давно ползли бы слухи о том, что покровительство это насквозь лицемерно. И о том, что способный отстоять своего даже перед королевским судом Совет внутри себя не церемонится даже с лучшими и самыми талантливыми.
Желающих приехать в этот замок после такого сильно поубавилось бы, но провоцировать подобное я не собиралась.
Стив же только улыбнулся шире и кивнул мне на открытые ворота:
– А ты сходи посмотри.
Он не демонстрировал ни тени беспокойства, и все же по коже пробежал мороз.
Даже мысленно язвить о том, что с Грином может что-то случиться, было самонадеянностью и глупостью. Во-первых, потому что к этому не было поводов. Во-вторых… Плевать, что во-вторых.
Быстро кивнув Стивену, я вышла за стену, готовясь на всякий случай к чему угодно.
И всё же к открывшейся картине я готова не была.
Растрепанный и бледный Гаспар развернулся вслед за вылетевшей из его рук шпагой, получил от Кайла не болезненный, но обидный укол в плечо, полыхнул возмущённым взглядом и побежал за своим оружием.
Судя по отсутствию толпы, состоящей из желающих поглазеть и посмеяться над его неловкостью, эта больше похожая на издевательство тренировка продолжалась уже не меньше часа. Да и Стив вёл себя так, будто уже насмотрелся вдоволь.
Гаспар развернулся, встал в позицию. Решительно тряхнул головой, когда волосы упали ему на лицо.
Я видела, что губы Кайла двигались, но слов разобрать не могла.
О да, голоса он не повысил. Зато мальчишка после сказанного сцепил зубы еще крепче и попытался сделать выпад.
– Что здесь происходит?
Его нужно было срочно спасать, и полный благодарности взгляд, который я получила, послужил тому подтверждением.
– Долго спите, леди Элисон, – Кайл развернулся ко мне, опустил шпагу, но интереса к мальчишке еще явно не потерял. – Я осмелился одолжить вашего щенка, чтобы размяться. Раз уж он все равно слонялся без дела. Кстати, вы напрасно не объяснили ему разницу между шпагой и кочергой.
– Вероятно, потому что первая ему вряд ли в ближайшее время понадобится, – раздражение вернулось, как будто и не уходило, но я постаралась отделаться коротким равнодушным взглядом.
Эжен, Горан и ещё один молоденький конюх, имени которого я не могла вспомнить, наступали на коня с трёх сторон.
К ним попробовали присоединиться ещё двое храбрецов, но все они разом отступили, когда Норд встал на дыбы и снова заржал громко и отчаянно.
Как будто заревел или заплакал.
Он уже был под седлом, – значит, до появления Петти с ним всё было в порядке.
Теперь же он носился взад-вперёд, сметая всё, что попадалось ему на пути.
И, Нечистый бы побрал все на свете, он действительно был огромен.
В стойле и на дороге, когда мы ехали рядом, он казался высоким, но вполне обычным конём.
Теперь же стала заметна и длина ног, и натянутые как канаты мышцы.
Слишком крупный для чистокровной породистой лошади, такой, как те, кого я купила у Кайла в деревне.
Достаточно мощный для помеси двух породистых лошадей.
На таком невозможно пахать, но и в качестве ездовой лошади он подойдёт не каждому.
Жеребят вроде него коневоды нередко называли выродками и, видя разбирающегося в лошадях покупателя, отдавали за полцены.
С большой долей вероятности, так он у Кайла и появился.
– Где он? – я быстро облизнула губы, не отводя глаз от Норда.
Он выгнул шею, попятился, потом метнулся вправо, как если бы не знал куда деться от того, что его пугало.
– Не знаю, но лучше бы ему появиться немедленно, – голос Матиаса над ухом прозвучал серьёзно, но без лишнего напряжения.
Он не стал делать вид, что не понимает, о ком я говорю.
Более того, он был готов действовать, хотя и не решил ещё, что следует предпринять.
Не время было думать и тем более напоминать ему о том, что совершать любые резкие движения ему пока рано.
Отбежавший куда-то в сторону сараев Эжен вернулся с верёвкой.
Увидев его краем глаза, Норд снова заржал и поднялся на дыбы, взмахнул ногами в воздухе.
Ловить его так было плохой идеей. Очень плохой.
Один из тех, кто пытался помочь конюхам, сдался, отступил назад. Это был новый человек, имени которого я не знала и на которого мне было наплевать.
Если Норд кого-нибудь затопчет…
Кайл, вне всякого сомнения, с этим разберётся и никому не позволит тронуть своего коня. Вот только мне совсем не хотелось проверять, во что это может вылиться и какие последствия иметь.
Тем временем Эжен отважился на второй заход. Он взмахнул веревкой, совершенно искренне намереваясь накинуть петлю, но мгновение спустя снова полетел на землю.
Норд был намерен защищаться.
Если вообще понимал, что творит.
– Ты погляди… – остановившийся за моей спиной Хольц выдохнул эти два слова не то с презрением, не то с восторгом.
Замерший рядом с Гаспаром и трясущейся Петти Жак что-то шептал, глядя на Норда.
Он в самом деле пытался заговорить этого коня, подавить его волю своим словом, и при виде этой картины я испытала искушение схватиться за голову.
Он в самом деле не знал.
Выходило, что не знал почти никто, кроме Йонаса и, быть может, нескольких членов Совета.
Для подавляющего большинства Кайл был всего лишь очередным новобранцем, выделившимся из общего числа пока что только внешностью и манерами, о которых многие, присоединившись к Совету, позволяли себе забывать. Если его появление что-то и значило, то лишь одно – удовлетворенный своим новым приобретением Мастер Йонас пусть ненадолго, но станет менее строг.
Даже сельский священник в недалеком прошлом среагировал на его фамилию как человек, догадки которого подтвердились.
Для бравых специалистов Совета же это был просто конь чужого человека, и не мне было рассказывать им о том, как скоро и каким способом любого из них могут прикончить за этого коня.
Равно как и о том, что Мастер просто закроет глаза на случившееся, как на досадное недоразумение.
– Твою же мать…
Я пробормотала это себе под нос, но Матиас в ответ коротко и согласно хмыкнул.
Весело ему определенно не было.
Зато было очень интересно, насколько широки полномочия новобранца.
Мне оставалось только порадоваться тому, что он не устроил все это ради возможности проверить. С человеком мог бы, а вот с конем бы точно не стал.
Второй бросившийся помогать конюхам смельчак очевидно тоже был из соискателей и искал способ зарекомендовать себя. Только этим можно было объяснить его самоубийственную попытку схватиться за седло. Однако ему почти удалось.
Пальцы скользнули по крылу, но не успели на нем сжаться – Норд развернулся.
В очередной раз отчаянно закричав, он вскинулся, захрапел.
Парнишка на земле застыл в немом ужасе, потому что ему конь должен был застить небо.
Он оказался совсем молоденьким, едва ли старше моего Гаспара.
Немой ужас, неверие, нежелание погибать так глупо, когда только собрался начать жить.
Хольц выругался так грязно, что я вздрогнула, приходя в себя, а потом вытащил пистолет.
– Не смей.
Мы были не настолько дружны, чтобы я имела право ему хоть что-то запрещать, и все-таки он придержал руку, бросил на меня шальной блестящий взгляд.
– И подождать, пока этот херов мамонт нас тут всех затопчет?!
Лежащий под животом у Норда мальчишка даже не пытался отползти – по всей видимости, хватало ума понять, что тогда конь его в самом деле прикончит. Одного удара таким копытом по голове окажется достаточно.
– Норд! – эта попытка была еще хуже, чем задумка Эжена с петлей.
Норд видел меня всего пару раз и почти не знал. С гораздо большей вероятностью он подчинился бы Гаспару.
И все же он послушался.
В очередной раз поднялся на дыбы, а потом копыта опустились на землю, а уши повело назад.
Он стоял на месте и обводил людей настороженным и злым взглядом, пытаясь понять, откуда его позвали.
– Беги, дурак… – шепот Гаспара оказался достаточно громким, чтобы даже я услышала, но поразительно спокойным.
Перепуганного щенка он тоже привел в чувство, и тот, развернувшись, неловко пополз, загребая пыль локтями, но не дожидаясь, пока Норд о нем вспомнит.