Нарисуй меня счастливой

Нарисуй меня счастливой

Обычно Николай и Лиза шли с работы вместе. А когда Николай сообщал, что задержится, Лиза не подозревала дурного. Все-таки ответственная должность, документов выше головы… Лиза шла домой одна, а там ждала мужа за уборкой, готовкой и прочими женскими хлопотами. Конечно, семейного вечера в такие дни уже не получалось: Николай приходил уставший, Лиза кормила его ужином, а потом они включали какой-нибудь фильм, и Николай так и засыпал, под телевизор. Бывает и хуже, думала Лиза, спасибо, что хоть не каждый день, два-три раза в неделю можно потерпеть.

Наверное, так бы оно и продолжалось, если бы не случай. Однажды Николай сообщил, что выходит работать в выходные. Ждали комиссию, и Лиза не удивилась. Но потом Николай уточнил:

– Домой раньше вечера воскресенья не жди. Петровна их на свою дачу везет, ну ты понимаешь, баня-шашлык-машлык, все дела. Если удачно сложится, они там все и подпишут.

То, что Ирина Петровна, их директор, сама в собственной документации разбиралась слабо и во многом полагалась на заместителей, ни для кого секретом не было. Так что Лиза только вздохнула:

– Ну что ж делать.

Конечно, она расстроилась: они с Николаем собирались в субботу в театр. Но работа есть работа, придется отложить развлечения на другой раз.

Николай вернулся, как и обещал, в воскресенье вечером. Веселый, довольный. Сказал:

– Отлично все прошло! Петровне повышение пообещали, так что и я с ней наверх продвинусь.

– Поздравляю, – улыбнулась Лиза. А сама подумала: теперь задерживаться будет чаще…

А в понедельник днем Лизе позвонила Иришка, давняя, еще школьная подруга. Сказала без предисловий, тихим напряженным голосом:

– Приезжай ко мне.

– Что, сейчас?! – Лиза даже перепугалась. – Случилось что-то?

– Просто приезжай. Не телефонный разговор, а вечером меня дома не будет: работа.

Иришка со своим братом Славой занималась ремонтом и отделкой квартир «под ключ», и рабочий день ее часто затягивался до глубокой ночи.

– Ладно, попробую, – растерянно согласилась Лиза.

Отпроситься удалось без проблем: Петровна после комиссии пребывала в добром расположении духа. Так что уже через час Лиза звонила в дверь Иришке. Та сразу потащила ее в комнату.

– Слушай, Лиза, дело такое, деликатное. Мы со Славиком недавно закончили один дом, и хозяйка разрешила поснимать интерьер… В общем, вот. Гляди сама.

Открыла перед Лизой ноутбук и включила видео.

Сначала Лиза не понимала, в чем дело и зачем Иришке понадобилось дергать ее с работы ради какой-то скучной записи. Дом как дом, красивый, просторный, отделан здорово – все-таки Иришка со Славиком действительно классные дизайнеры. Но она-то, Лиза, здесь при чем?

А потом она поняла. Потому что в кадр попала хозяйка. Ирина Петровна. И с ней рядом, как ни в чем не бывало, стоял Николай, в полурасстегнутой рубашке, обнимая ее за плечи точно тем же жестом, каким дома обнимал ее, Лизу. И смотрелись они… даже не как любовники, а как муж и жена. Давно и прочно сложившаяся пара.

Она что-то сказала, он улыбнулся, слегка повернув голову, она коснулась губами его щеки…

– Выключи, – деревянным голосом попросила Лиза.

Потом Иришка отпаивала Лизу горячим чаем, а Лиза удивлялась, почему не получается заплакать. Внутри как будто заморозилось все, даже говорить было трудно, даже шевелиться, хотелось лечь под одеяло, свернуться в комочек и так лежать, и ни о чем не думать. Вот только не думать вряд ли получилось бы.

Пришел Славик, вздохнул, налил вина, сунул под нос:

– Пей.

– Я не пью! – отшатнулась Лиза.

– Тем более пей, – сказал Славик. – Расслабишься, легче станет. Да ты не бойся, с одного бокала не опьянеешь.

Потом Иришка поехала смотреть квартиру нового клиента, а Славик остался с Лизой. Иришка не отпустила ее домой, сказала:

– У нас переночуешь. Я твоему позвоню, предупрежу.

Интересно, подумала Лиза, Николай хотя бы спросит, в чем дело?

Не спросил. Выслушал Иришкино: «Лиза у меня на ночь останется, здесь небольшая проблемка, боюсь ее отпускать», – и ответил: «Ладно».

Хотя, наверное, он решил, что «проблемка» у Иришки. Николай никогда не интересовался Лизиными подругами, говорил: «Мои друзья и твои подружки – это наша личная территория, нужно же где-то отдыхать от поддержания огня в семейном очаге».

После вина и правда стало легче, Лиза даже смогла заплакать. Пачка бумажных платочков из сумочки быстро закончилась, Славик принес большой мужской платок, сидел рядом, пока Лиза сморкалась и зло терла глаза, потом достал толстый пушистый плед, закутал ее и сказал:

– Ты извини. Ирка сначала не хотела тебе говорить, а я подумал – что за счастье, когда обманывает? Рано или поздно все равно всплывет, уж лучше раньше.

– Правильно, – прошептала Лиза. – Лучше раньше.

– Ты сиди, я ужин приготовлю.

– Я с тобой, – Лиза поняла, что не сможет сейчас оставаться одной, в тишине. – Слушай, вот скажи мне, как мужчина, это нормально? Ну, то есть, жена сама по себе, любовница сама по себе? Он же для семьи все делает, но я вот подумала, он часто говорит, что от семейного очага иногда нужно отдыхать.

Роман с диссертацией

Наде всю жизнь не везло с мужчинами. Все ее ухажеры были как на подбор — красивыми, интересными, вызывающими зависть и ревность у подружек… но при ближайшем рассмотрении они оказывались самовлюбленными эгоистами. Может, именно таких тянуло, как магнитом, на эффектную, умную и явно не бедную красавицу. Может, парни поскромней чуяли, что им здесь нечего ловить, и выбирали девушек попроще. А может, была в том доля Надиной вины: всякой, наверное, лестно, когда вокруг тебя вьются самые завидные мальчишки класса, парни курса, женихи аспирантуры… Лестно быть в центре восхищенного внимания, принимать как должное цветы и подарки, опаздывать на свидания, твердо зная, что тебя дождутся… Вот только почему-то каждый Надин роман заканчивался слезами в подушку и горестным выводом: «Все они одинаковые». И очередным вздохом верной подружки Инны: «Говорила же я, что он не принц на белом коне, а обыкновенный бессовестный эгоист».

Со временем Надя стала осторожней и критичней. Но… В один далеко не прекрасный вечер она призналась Инне, что очередной роман оказался ничуть не удачней предыдущих. Хорошо еще, расписаться не успели.

Героя очередного романа звали Виктор, и был он элегантным, остроумным, отменно вежливым, кандидатом наук и руководителем кафедры. Идеал, да и только.

Идеал начал трещать по швам, когда отношения перешли из стадии красивого ухаживания в фазу «скоро свадьба». У Виктора оказались очень твердые понятия о том, чьими интересами должна жить их будущая семья.

«Наденька, мне пора подумать о докторской, ты ведь поможешь, конечно. Там понадобится делать много расчетов, мне совершенно некогда заниматься такой рутиной».

«Наденька, перепечатай мне на завтра вот эту статью. Подредактируй заодно, у тебя прекрасный слог».

«Наденька, ты понимаешь, конечно: пока я не закончу с докторской, о детях нам лучше не думать».

«Не думать о детях» стало для Нади последней каплей. Детей она очень хотела. Двоих, а лучше троих, и не «лет через пять, когда защищусь». Ей уже двадцать восемь, куда тянуть?

— Знаешь, Витек… — Надя запнулась: уютное «Витек» не подходило этому самоуверенному мужчине, за две недели до свадьбы думающему только о собственной диссертации. — Знаете, Виктор Николаевич. Вам не нужна жена. Вам нужны ассистентка, машинистка и домработница. Обратитесь в бюро трудоустройства.

Заявление из загса она забрала сама. Виктор пытался с ней поговорить — как он сам выражался, «образумить», однако его доводы только убедили Надю в правильности разрыва. Но переживать все это было тяжело.

Однажды Наде позвонила Инна — не после занятий, как обычно, а сразу после первой пары.

— Надюшка, у тебя ведь сейчас, кажется, окно?

— Да, а что?

— Подбегай к нам, чаем угостим. С эклерами!

«К нам» означало в соседний корпус, к компьютерщикам. Привычки в рабочее время гонять чаи за Инной и ее коллегами не водилось, дня рождения, насколько Надя знала, тоже сегодня ни у кого не было. Наверное, решила Надя, у Инны «не телефонный разговор». Хорошо бы, не о Викторе! Впрочем, ее неудавшегося мужа они уже обсудили и, кажется, закрыли тему. А делать в свободную пару не то чтобы совсем нечего, но… в общем, решила Надя, почему бы и не попить чаю в хорошей компании.

Компания и правда собралась хорошая, хотя совсем небольшая — Инна и системщик Леша.

— Где все? — спросила Надя, наливая себе чай. — Обычно у вас веселее.

— Куда уж веселей, — хмыкнула Инна. — Не утро, а сплошная беготня, вздохнуть некогда. Да ладно, не будем о грустном. Бери эклер, сама пекла. Как живешь?

— Тоскливо, — Надя пожала плечами. — Уже даже подумала: может, самой за диссертацию засесть? Чем над чужой докторской пахать, уж лучше свою кандидатскую потихоньку…

— Надь, ты чудо! — Инна засмеялась. — Давно пора. Леш, ты представь, ее один наш великий деятель замуж звал, чтобы она ему расчеты по докторской делала в свободное от работы время.

— Слышал, — хмыкнул Леша. — Был у них вчера, там аспиранты вирус занесли, чистил. Такого наслушался, чуть не стошнило. Откуда в мужике столько яда, хуже бабы базарной.

— В общем, правильно ты, Надя, сделала, что ему от ворот поворот дала.

Надя только вздохнула и взяла еще один эклер.

— Между прочим, — сказала вдруг Инна, — мы тебя не просто так позвали. Есть предложение.

— Руки и сердца? — засмеялась Надя.

— Почти, — серьезно ответил Леша. — Надь, приходи на мой день рождения, а?

— Ой, спасибо, — смутилась Надя. — А когда, а то я на субботу уже отгул оформила? И… сколько хоть тебе будет?

— Тридцать. Считай, юбилей… В пятницу после третьей пары сможешь?

— Смогу, — кивнула Надя. — Приду. С удовольствием.

До пятницы Наде пришлось пережить еще два объяснения с Виктором, причем последнее закончилось издевательским «много о себе мнишь» с его стороны и довольно грубым «я больше не хочу тебя видеть» — с ее. Поэтому настроение у Нади было совсем не праздничное. Но, вопреки ожиданиям, в веселой компании грусть быстро ее отпустила.

Странно, думала Надя, почему я всегда воспринимала Лешу только как «скорую помощь», когда компьютер барахлит? Почему всегда считала его хмурым молчуном? Он, оказывается, просто не любит мешать разговоры с работой. Когда лечит компьютер, лучше не лезть под руку и вообще отойти подальше. А когда вот так, за столом с чаем и именинным тортом…

Слишком тихо…

Наверное, это была глупая идея — ехать зимой в Сочи. Ни позагорать, ни в море поплавать. А ведь почти за те же деньги можно отдохнуть в Турции или в Египте!

Но Рита приехала в Сочи. Точнее, в небольшой пригородный поселок, двадцать минут от Сочи на электричке. Там зимой тихо, отдыхающих нет, кафе не работают, ни экскурсий, ни развлечений. А Рите сейчас очень хотелось тишины.

Говорят, после развода так бывает. Рита и Михаил развелись мирно, без скандалов, без выяснений, кто кого и чем обидел. «Не сошлись характерами» — что поделаешь, случается такое, и никто не виноват.

Еще говорят: «Быт заел». Наверное, с Ритой и Михаилом случилось именно так: быт, а не слишком разные характеры. Ну да, Михаил шумный, компанейский, любит ходить в гости и домой гостей зазывать, а Рита тихая, в компаниях теряется, предпочитает посидеть в уголке, и пусть ее не трогают. Но ведь не мешало им это дружить аж с шестого класса школы, и пять лет института, и два года после! А стоило расписаться — и начались проблемы. Миша тянет в кино, а Рита хочет книжку почитать, к Мише пришли друзья, а у Риты голова болит, Рита взяла домой работу, а у Миши футбол по телевизору…

Их хватило на три месяца. А потом они решили, что лучше потерять только любовь, чем и любовь, и дружбу. Не получается жить вместе — значит, нужно разбежаться, пока не начались ссоры и взаимные упреки. Сохранить то хорошее, что еще можно сохранить…

Вот и разбежались. И теперь Рита сидела на пустом пляже, слушала, как гремят галькой высокие, почти штормовые волны, и думала: почему же вышло именно так? Почему им не хватило сил, терпения, понимания на ту бытовую притирку, через которую проходит каждая семья?

Рите было плохо. Постоянно тянуло плакать, ночами не спалось, а по утрам от недосыпа кружилась голова. Очевидно, следовало быть с собой честной и признать: любовь никуда не делась. Сумасшедшая, невероятная любовь, которая и Риту превращала немного в сумасшедшую, несла, как несет волна, не давая вдохнуть, оглянуться, подумать. И что теперь с ней делать, с этой любовью? Как отвыкнуть от человека, с которым вместе — не получилось, но врозь — невыносимо?

Квартирная хозяйка, глядя на девушку, сочувственно качала головой: Рита останавливалась у нее третий год, и, конечно, Антонина Васильевна видела, что сейчас ее постоялица сама на себя не похожа. Однажды зазвала попить вместе чаю, спросила:

— Что с тобой, Риточка? Под глазами синяки, и не ешь ничего. Заболела?

— Просто грустно, — Рита вертела в руках ложечку: никак не могла сообразить, хочется ей чаю сладкого или, как обычно, без сахара.

— Хорошенькое «просто», — Антонина Васильевна пододвинула Рите печенье. — На тебе лица нет, зеленая вся. А может, ты беременная? Моя дочка так же первые месяцы ходила: ни поесть, ни поспать, и чуть что — в слезы.

— Развелась я, вот и слезы, — буркнула Рита. И осеклась. Когда же у нее в последний раз были месячные? С этим разводом и не упомнишь…

К гинекологу ее отвела Антонина Васильевна на следующее утро. За ручку, можно сказать. Рита хотела подождать до дома, пойти к своему врачу, но Антонина Васильевна воспротивилась:

— Ты, Риточка, не в том состоянии сейчас, чтобы тянуть. Для ребенка вредно, когда у матери сердце не на месте.

А Рита вдруг подумала: «Что делать, если и правда ребенок? Я же не смогу одна, у меня работа, помочь некому, да и с деньгами негусто. И… нужно ли говорить Мише? Или лучше решить все самой? Раз уж семьи все равно не получилось…»

Врач оказался мужчиной, да еще симпатичным, так что Рита чуть со стыда не сгорела, раздеваясь. Он заметил, понял. Сказал:

— Врачей не стесняются, слышала такое? Я тебе никто, детей вместе не крестить, вышла и забыла. Ложись, давай смотреть, что у тебя там.

Рита закрыла глаза, пытаясь унять дрожь. Ничего там нет, это просто глупая паника, просто стресс из-за развода…

— Поздравляю, — симпатичный доктор отвернулся, стаскивая с рук перчатки, и Рита кинулась одеваться. — Восемь недель. Будем оформлять карту.

И тут Рита расплакалась.

Наверное, даже наверняка, дома бы с ней так не возились. В «родной» консультации вечно были очереди, не оставляющие докторам времени на душевные разговоры с нервными пациентками. А здесь никто не ждал под дверью, так что медсестра напоила Риту успокоительным и, слово за слово, вытянула всю историю. А симпатичный доктор слушал, молча хмурился, а потом сказал:

— Я тебе сейчас не как врач, а как мужчина говорю: развод, не развод, а от отца скрыть ты не имеешь права. Это не только твой ребенок, его тоже. И решать, что дальше, вы должны вместе.

— Хорошо, — Рита вытерла слезы, — я позвоню ему. Вечером.

Доктор помолчал с полминуты, пристально глядя Рите в лицо. Сказал:

— Звони сейчас. Не нравится мне твое состояние.

Рита достала телефон, трясущимися пальцами нашла в списке номер.

— Миша?

— Рита? Что с тобой, ты… что-нибудь случилось?

— Я… Миша, я…

Выронила трубку и снова разревелась. И даже не сразу поняла, что ее телефон подхватил доктор. Только, наверное, через несколько минут Рита сообразила, что спокойный, деловитый голос обращается вовсе не к ней.

Сирень

За окном гроза — первая весенняя гроза, с проливным дождем, с извилистыми молниями, с головокружительным запахом озона и свежести. Лена вглядывается в стену ливня, приплюснув нос к стеклу, провожает взглядом каждого прохожего, но появление Максима все равно пропускает. Максим вваливается домой с охапкой сирени, такой огромной, что из-за тяжелых фиолетовых кистей не видно лица.

— Сиреневый туман над миром проплыва-ает… Встречай, Ленка!

У Максима ни слуха, ни голоса, и ни одной песни не помнит целиком. Но петь ему это не мешает. Лена ставит сирень в вазу, нюхает — запах свежий, терпкий, на душистых лепестках — крупные, сверкающие капли. Максим и сам вымок насквозь, и Лена улыбается, спрятав лицо в букет: надо же, специально для нее под дождем за цветами бегал! Говорит больше для очистки совести, чем от души:

— И не обязательно было…

— Конечно, не обязательно, — смеется Максим. — Когда обязаловка, это уже не любовь. А я тебя люблю, — и напевает, продолжая песню «отсебятиной»: — А Ленку я люблю, и Ленка это зна-ает…

Хнычет маленький: пора кормить. Лена берет его на руки, все еще улыбаясь. Сейчас она чувствует себя самой счастливой женщиной на свете.

Сейчас ей смешно вспомнить, как она терзалась год назад. «Любит, не любит, а вдруг разлюбит, а вдруг я не люблю, а все себе придумала…» Максим ей нравился, они везде ходили вместе, сокурсники считали их «парочкой». «Парочка, — думала Лена, — это еще не пара. Это несерьезно». Но переходить на более серьезный уровень отношений сама же и не спешила. Мешал затаенный страх: а вдруг окажется не всерьез? Ошибиться в чувствах так легко…

Максим таскал ей охапки сирени — белой, розовой, блекло-сиреневой и ярко-фиолетовой, обычной и махровой: страшно было подумать, где он умудрялся обрывать все это великолепие. Звал замуж. «Подожди», — просила она.

Он ждал. Ходил с ней, носил ее сумку, помогал с лабораторными и конспектами, иногда вытаскивал в кино или в парк. Лена так привыкла, что Максим всегда рядом, будто они и правда стали уже одним целым. Но «замуж» — это все равно было страшно.

А потом вдруг появился Никита. То есть не то чтобы совсем «вдруг» — всегда он был, просто на Лену внимания не обращал. Вокруг Никиты девушек всегда хватало, сегодня с одной, завтра уже с другой, а третья кружит вокруг голодной акулой, выжидает. Как же, золотой мальчик, гордость факультета. Отличник, красавец, активист, да еще и отец где-то там в совете директоров. Жених номер один!

И надо же было так совпасть: Никита подошел к Лене как раз в тот день, когда она поссорилась с Максимом! Глупо поссорилась, из-за ерунды — на неудачную шутку обиделась. Скорей всего, назавтра уже и помирились бы. Но…

Но Никита, как оказалось, очаровывал со сверхзвуковой скоростью.

— Что, — спросил, усмехнувшись, — дала Максу от ворот поворот? Ну и правильно, он не для такой девушки, как ты.

Подхватил под локоть, нашептал комплиментов, пошутил… Лена и опомниться не успела, как уже сидела с Никитой в кафе, ковыряла ложечкой мороженое и слушала, слушала, слушала…

Назавтра она уже понять не могла, что находила в Максиме. Он же такой… такой обыкновенный! Подумаешь, песни поет. Фальшивым голосом. Сирень охапками таскает — неизвестно где оборванную. Замуж зовет, с его-то комнатой в общаге и стипендией в дырявом кармане! Вот Никита…

Никита, правда, замуж пока не звал. Зато обещания нашептывал — одно другого заманчивей. Про стажировку за границей, престижную работу в солидной организации, московскую квартиру, карьеру…

Все это было похоже на сон. Красивый, но слегка безумный сон, от которого никак не получается проснуться. А ведь Лена прекрасно помнила, как обозвала Никиту одна из отставленных подружек: «мастер громких обещаний» и «коллекционер покоренных сердец». Сама же тогда смеялась: неужели, мол, находятся дурехи, которые верят этому Казанове!

Спрашивала себя: я ему верю? И не могла ответить «да». Если уж начистоту, Никита просто заполнял ту пустоту, которая образовалась после ссоры с Максимом. Вот только заполнить — не мог.

А Максим смотрел со стороны, усмехался презрительно — и не подходил. «Я не нужна ему», — горько думала Лена. Значит, у нас с ним и в самом деле было не всерьез, не зря боялась. А Никита — что Никита, сегодня он рядом, а завтра новую найдет, это все знают. Никита — это просто чтоб так обидно не было. Вот только все равно почему-то обидно. Даже если думать о Максиме всякие гадости, все равно. Лена ведь и сама этим гадостям не верит.

Наверное, думала Лена, любовь — это не тогда, когда вместе хорошо. Вместе, вон, и с Никитой неплохо, он интересный, веселый… Но не будет его рядом — и не надо, подумаешь. А любовь — это когда врозь уже невозможно.

Вот только что делать, когда понимаешь это слишком поздно?

Лена плакала ночами, а днем вымученно улыбалась шуточкам Никиты. До тех пор, пока в одно прекрасное утро ее терпение не лопнуло. Да что ж, у нее совсем гордости нет?! Чего ради она терпит рядом с собой человека, который совсем ей не нужен и даже, как оказалось, неприятен? Каждое слово которого раздражает, вызывая в памяти безыскусную улыбку Максима, перевранные до полной отсебятины песни, веселый, искренний голос, так непохожий на вкрадчивый полушепот Никиты…

Если проведенные рядом с Никитой дни и можно было назвать сном, то теперь Лена проснулась. И понять не могла, что же мешало ей проснуться раньше. Глупая ссора с тем единственным, кто оказался для нее важен? Завистливые взгляды сокурсниц, мечтавших о золотом мальчике? Или просто малодушное «все как-нибудь само наладится»? Да она же, наоборот, только испортила все! Максим теперь и глядеть на нее не хочет…