Нашему поколению

Прозвенел звонок, известивший о начале второй смены. Юрка с Серегой стояли возле учительской, у лестничной решетки второго этажа. Обсуждали будущее поступление в ВУЗ. Юрка был на год старше, он уже окончил школу, и прошлым летом пробовал поступать, но не прошел по конкурсу, недобрал одного балла. Теперь уговаривал Серегу поступать вместе. Сереге еще предстояло сдавать выпускные экзамены за десятый класс, и он прикидывал, какой балл аттестата у него будет. В армию идти не хотелось. Надо было поднажать на учебу.

- Па-аглядывай…! – Ирка вынырнула из-за спины, слегка задев Серегу плечом, крутанулась возле двери учительской, показывая стройные ножки из-под крайне короткой формы, игриво улыбнулась и заскочила в учительскую.

У них это была такая форма игры. Слово «па-глядывай» с растяжкой на первом слоге, ровным счетом ничего не значило, а могло означать, все что угодно, от «здрассте» до «я сегодня выгляжу сногсшибательно!». Это как у пионэров «будь готов!». А к чему готов? К сексу? К принятию пищи? Конечно «всегда готов!». Даже политический смысл давно уже не вкладывался в этот слоган.

Ирка вынырнула в обнимку с журналом.

- Иринка, привет…! – поздоровался Юрка. Они жили по соседству, и хорошо знали друг друга.

- Дежуришь? – заметив красную повязку на рукаве, спросил Серега, и сразу добавил, - Тогда па-аглядывать сегодня тебе....

Ирка была на год младше, училась в девятом классе, и пересекались они с Серегой только межу первой и второй сменами. Так было принято в школе – восьмой и десятый учились в первую, у них экзамены, седьмой девятый во вторую. В одну смену кабинетов не хватало, средняя школа в районном центре была одна.

Юрка с Серегой не без удовольствия смотрели вслед уходящей короткой форме, стройным ножкам. Ирка наверняка чувствовала молчаливое восхищение парней, и еще раз оглянулась перед кабинетом, ища этому подтверждение. Юрка потупил взор, а Серега произнес:

- Смотри, двойки не получай. Накажу.

- Как? – моментально, с легким вызовом, ввернула Ирка, кокетливо выставив попку для наказания и, не дожидаясь ответа, вошла в класс.

Сейчас бы Тимати сказал ей «Ты чего такая дерзкая? А?». Но Тимати тогда не было, а Иринка была действительно дерзкой, не грубо по-хамски дерзкой, а игриво дерзкой, кокетливо смелой. «Смелой на язык» как сказали бы наши родители. Она чувствовала все нарастающую привлекательность ее, как женщины, и теперь пробовала это новое чувство на вкус. Ее острота ума, моментальная реакция, оттачивались на Сереге и частенько ставили его в тупик. Порой он не знал, как отвечать на такие вызовы. Кураж - с французского тоже переводиться, как смелость.

- Смотри, какая смена подрастает! Девчонками прямо залюбуешься! – произнес Серега.

- Ты чо, она с Серегой Зотиным вроде ходит. Ну, по крайней мере, он так говорит, - предупредил Юрка.

- И чо? Пусть себе ходит. Ты не путай эстетику с любовью ….

Сереге действительно были «по барабану» все его сверстницы, а уж тем более младше возрастом. Он стал мужчиной, не дождавшись месяц своего шестнадцатилетия. Это было в канун девятого мая. Как становятся мужчинами или женщинами, запоминается на всю жизнь. Ведь такое бывает раз в жизни. И чаще всего банально, неловко или с курьезами, не редко заканчивающимися абортами. Или свадьбами.

Много позже он наткнулся на статью про институт белошвеек, порушенный Революцией. В те времена благочестивые отцы семейств, предварительно договаривались с мадам (хозяйкой швейного салона), платили деньги, потом брали своих недорослей и вели их становиться мужчинами. Белошвейка не прачка, она выше статусом. Чаще всего это была не молоденькая барышня, которая стояла на выдаче заказов, а опрятная вдова, с детьми на руках. Она больше всех нуждалась в деньгах, ну и в мужчине. Была ли это узаконенная проституция? Скорее всего нет. Все по согласию. Мадам находила согласную белошвейку, передавала ей деньги, договариваясь о встрече. Риск заразиться или быть оскорбленной стремился к нулю. Парень с первого раза попадал в руки опытной женщины, которая открывала ему двери в интимную жизнь. При глубоком удовлетворении всех сторон. Как же это было правильно.

Строчки из песни:

«Была я белошвейкой, И шила гладью.

Теперь я проститутка, И стала блядью…»

Говорят не о нравственной чистоте белошвеек, а о потере статуса, падении на самое дно.

Сереге повезло. Его просто втиснули в постель и взяли, не спрашивая согласия, даже не успев раздеться. Это произошло так быстро, продолжительные поцелуи так стремительно перетекли в половой акт, что он не успел ничего понять. Да там и понимать было ничего, вся логика отношений вела к этому.

Катя была почти на семь лет старше его. Она когда-то училась в одном классе с его старшим братом, потом поступила в институт, вышла замуж, приехала по распределению, как молодой специалист. Ее муж еще оканчивал последний курс, и бывал наездами, по выходным. Их отношения не ладились и, похоже, их брак был ошибкой.

Началось все с того, что придя в девятый класс из восьмилетней школы, у Сереги сменился учитель физики. Гриша был хорошим учителем, но еще и родственником. Он был дядькой, двоюродным братом отца. Иногда, вместо урока физики, дядя Гриша посылал Серегу «слетать до магазина», по-родственному. В то время в поселке был один винный магазин, и работал он до семи вечера. А занятия второй смены заканчивались без пятнадцати восемь. Не то чтобы отцы того времени были алкашами, просто любили иногда расслабиться «по рюмочке» в конце рабочего дня.