Тишина в архиве университетской библиотеки была особенной – густой, почти осязаемой, пропитанной запахом пожелтевшей бумаги, воска и чего-то ещё, что Эва всегда ассоциировала с самой Историей. Высокие дубовые стеллажи, доходившие до потолка, теснились в полумраке, словно древние стражи, хранящие свои тайны. Где-то в глубине зала скрипели половицы, будто кто-то невидимый осторожно переступал с ноги на ногу, наблюдая за ней.
Эвелина осторожно переворачивала страницу фолианта XVIII века, её пальцы скользили по шершавой бумаге, на которой время оставило свои отметины – коричневые разводы, следы влаги, едва заметные пятна, похожие на кровь. Она прищурилась, пытаясь разобрать выцветшие чернила.
"Опять засиделась..." – мысленно упрекнула себя Эва, но тут же улыбнулась.
В этом полумраке, под слабым светом зелёной лампы, она чувствовала себя по-настоящему живой. Здесь не было надоедливых однокурсников, которые обсуждали последние сплетни или бесконечно жаловались на преподавателей. Здесь не было этого постоянного чувства, что она – чужая, случайно затесавшаяся в чужой мир.
Она потянулась, чувствуя, как затекли плечи от долгого сидения в одной позе. В окно уже давно перестал пробиваться дневной свет – затянутое тучами небо быстро темнело, предвещая дождь.
"Эва, ты ещё здесь?" – дверь скрипнула, и в проёме показалась заспанная физиономия сторожа. – Закрываемся.
"Да, Иван Петрович, уже ухожу", – она аккуратно закрыла книгу, поймав себя на мысли, что сегодня снова не поужинает в столовой. "Опять бутерброды..."
В сумке лежала потрёпанная тетрадь с конспектами и несколько фотокопий старинных гравюр, которые она хотела изучить дома. Эва вздохнула, собирая вещи.
"Завтра придёшь?" – спросил сторож, запирая за ней тяжёлую дубовую дверь.
"Обязательно", – кивнула она.
Город за окном университета был другим – живым, шумным, наполненным огнями и людьми, спешащими по своим делам. Но Эва любила его именно таким: старые особняки с резными фасадами, узкие улочки, вымощенные брусчаткой, фонари, отбрасывающие длинные тени. Здесь, в этом городе, будто навсегда застыл дух прошлого.
Она закуталась в шерстяной шарф, подаренный бабушкой перед отъездом, и шагнула в вечер.
Холодный октябрьский ветер обжёг щёки, заставив её съёжиться. Осень в этом году выдалась особенно промозглой. Эва ускорила шаг, стараясь не обращать внимания на прохожих, спешащих по своим делам.
Дорога домой пролегала мимо старого особняка – того самого, что стоял на отшибе, за чугунной оградой с узором из переплетённых ветвей. Эва всегда замедляла возле него, хоть и не признавалась себе, почему. Может быть, из-за его готической архитектуры, напоминающей ей иллюстрации из любимых книг. А может, из-за странного чувства, будто за этими стенами скрывается что-то... другое.
Сегодня особняк казался особенно мрачным.
И особенно... живым.
Она остановилась.
В одном из высоких окон, там, где обычно царила непроглядная тьма, мелькнул свет.
"Кто-то есть..." – прошептала Эва.
Сердце неожиданно забилось чаще.
И в тот же миг она почувствовала взгляд.
Чей-то холодный, пронизывающий, будто касающийся самой её кожи.
Она резко обернулась.
На противоположной стороне улицы, в тени старого дуба, стоял он.
Высокий, в длинном тёмном пальто, с лицом, скрытым полумраком. Но даже на расстоянии она разглядела его глаза – слишком яркие, будто светящиеся изнутри.
Эва замерла.
Незнакомец не двигался.
Только смотрел.
И тогда она испугалась.
Но не так, как пугаются, встретив подозрительного типа в тёмном переулке. Нет.
Это был страх древний, первобытный.
Страх добычи.
Она резко рванула с места, почти бегом уходя прочь.
Только на повороте осмелилась оглянуться.
Тени были пусты.
Но Эва знала – он всё ещё смотрел.
Дождь обрушился на город внезапно, словно небеса разверзлись в наказание за её любопытство. Тяжёлые капли, холодные как слезы призраков, хлестали по лицу, превращая тротуар в чёрное зеркало, где дрожали искажённые отражения газовых фонарей. Эва прижала драгоценную сумку с книгами к груди, чувствуя, как влага уже просачивается сквозь кожаную поверхность, угрожая бесценным фолиантам внутри.
Бежала, спотыкаясь о неровную брусчатку, чувствуя, как ледяная вода затекает за воротник и стекает по спине назойливыми ручейками. Но физический холод мерк перед тем леденящим ужасом, что поселился у неё в груди с момента той встречи. В висках пульсировало, в ушах стоял навязчивый звон – последствия адреналина, впрыснутого в кровь тем пронзительным взглядом.
"Он преследовал её."
Эта мысль крутилась в голове навязчивым ритмом, совпадающим с ударами сердца. Нет, это было абсурдно. Она оглянулась всего один раз – и никого не увидела. Должно быть, воображение разыгралось после долгого дня среди старых книг и мрачных гравюр. Просто какой-то странный прохожий, который...
"Который стоял совершенно неподвижно. В кромешной тьме. Под старым дубом. Смотря прямо на неё. Не моргая."
Эва резко свернула за угол, едва не врезавшись в мокрую спину какого-то незнакомца. Тот даже не обернулся, лишь пробурчал что-то неразборчивое и скрылся в пелене дождя. Она остановилась под выступом крыши заброшенного магазина, пытаясь перевести дыхание. Капли стекали по её лицу, смешиваясь со слезами, которых она сама не заметила.
"Ты ведёшь себя как героиня дешёвого готического романа," – мысленно корила себя Эва, сжимая дрожащие пальцы в кулаки. – "Какой-то хорошо одетый мужчина посмотрел на тебя – и что? Может, он архитектор, изучающий старые здания. Или коллекционер, ищущий редкие книги. Или..."
Но рациональные доводы разбивались о стену животного ужаса, поселившегося где-то в глубине её подсознания. Потому что она знала – что-то в нём было неправильное. Нечеловеческое. Как будто он вышел не из соседнего переулка, а со страниц тех самых старинных фолиантов, что она изучала сегодня.
Часы показывали половину девятого. Обычно в это время она уже сидела бы в своей крохотной квартирке на третьем этаже старого дома, пила чай с мёдом и дочитывала конспекты при свете настольной лампы. Но сегодня... сегодня мысль о четырёх стенах, наполненных лишь скрипом половиц и шумом воды в трубах, казалась невыносимой.
Дождь усиливался, превращаясь в настоящий ливень. Эва вздохнула и, собрав всю свою волю, шагнула обратно в водяную пелену. Каждый шаг давался с трудом – ноги словно вросли в землю, а за спиной будто висел невидимый груз.
Особняк появился перед ней снова – мрачный, покрытый каплями, словно весь плакал. Окна, обычно тёмные, теперь отражали свет фонарей, создавая иллюзию, будто кто-то зажигал в них свечи. Эва замедлила шаг, не в силах отвести взгляд.
И тогда она увидела.
В том самом окне второго этажа, где ранее мелькнул свет, теперь чётко вырисовывался силуэт. Высокий, неестественно худой, застывший в странной, почти церемониальной позе. Он не двигался, не дышал – просто стоял, наблюдая.
"Он."
Ледяные пальцы сжали её горло. Эва застыла на месте, чувствуя, как колени подкашиваются. В ушах зазвенело, мир сузился до этой единственной точки в пространстве – до того окна, до того силуэта.
А потом... потом силуэт исчез. Не отошёл, не скрылся в глубине комнаты – просто растворился в воздухе, будто его и не было.
"Чёрт возьми..." – вырвалось у неё шёпотом.
И в этот момент – скрип. Громкий, протяжный, будто крик старого дерева. Дверь особняка медленно приоткрылась, словно сама собой. Из чёрного провала входа потянулся воздух – холодный, затхлый, с примесью чего-то металлического и сладковатого одновременно. Эва узнала этот запах – так пахли старые переплёты в библиотеке, когда их впервые открывали после десятилетий забвения. Но было в нём и что-то ещё... что-то живое и опасное.
"Ты потерялась?"
Голос прозвучал так неожиданно, что Эва едва не вскрикнула. Низкий, бархатистый, с лёгким акцентом, который она не смогла определить – то ли французским, то ли славянским, а может, и вовсе принадлежащим давно забытому языку.
Она подняла глаза.
В дверях, освещённый колеблющимся светом фонаря, стоял ОН. Теперь, вблизи, Эва могла разглядеть каждую деталь: высокий рост, подчёркнутый идеально сидящим тёмным пальто; бледную, почти фарфоровую кожу; резкие черты лица, будто высеченные из мрамора рукой гениального скульптора. Но больше всего её поразили глаза – серые, с серебристым отливом, с тёмным ободком вокруг зрачков. В них не было ничего человеческого – лишь холодная, древняя глубина.
"Я... я просто..." – голос Эвы предательски дрожал.
Незнакомец слегка наклонил голову, и в этом движении было что-то хищное, словно пантера перед прыжком.
"Тебе лучше уйти отсюда", – произнёс он, и каждое слово падало, как капля ледяной воды. – "После наступления темноты здесь... небезопасно."
Эва открыла рот, чтобы ответить, но в этот момент из соседнего переулка донёсся громкий хлопок – как будто лопнула шина. Она инстинктивно обернулась, сердце бешено колотясь в груди.
Когда же она снова посмотрела на особняк... дверь была закрыта. На мокрых ступенях, освещённая тусклым светом фонаря, лежала единственная вещественная proof того, что это не галлюцинация – чёрная кожаная перчатка с серебряной застёжкой в виде странного символа, напоминающего переплетённые ветви.
Эва стояла под дождём, дрожа от холода и чего-то большего, пока капли не размыли границы реальности, и весь мир не превратился в мокрое, дрожащее полотно.
Дождь прекратился лишь под утро, оставив после себя город, вымытый до бледности. Эва не сомкнула глаз всю ночь, сидя на подоконнике своей крохотной квартирки, сжимая в дрожащих пальцах ту самую перчатку. Кожа была холодной и неестественно гладкой, будто выделанной не человеческими руками. А этот символ на серебряной застёжке... она определённо видела его раньше.
В "Трактате о забытых символах" XVII века из закрытого фонда библиотеки. На странице, которую никто, кроме неё, никогда не запрашивал.
Перчатка лежала теперь на кухонном столе, освещённая утренним светом, пробивающимся сквозь грязные окна. Эва закрыла глаза, чувствуя, как веки наливаются свинцовой тяжестью. За ними танцевали красные пятна – награда за бессонную ночь. Она пыталась убедить себя, что всё это – лишь плод переутомления, игра разыгравшегося воображения. Но стоило ей закрыть глаза, как перед ней вновь возникал ОН – высокий, бледный, с глазами, в которых мерцало что-то древнее, чем сама человеческая цивилизация.
Его взгляд преследовал её даже здесь, в четырёх стенах её квартиры, запертой на все замки. Она чувствовала его на себе – холодное, неумолимое присутствие, будто кто-то невидимый стоял за её спиной, дыша ей в шею.
Библиотека университета казалась единственным безопасным местом в этом внезапно изменившемся мире. Эва сидела за своим привычным столом в дальнем углу читального зала, окружённая стопками книг, но слова расплывались перед глазами. Мысли упорно возвращались к тому особняку. К той двери, что открылась без единого звука. К ТЕМ ГЛАЗАМ, которые видели сквозь неё, будто она была сделана из стекла.
"Эва? Ты в порядке?"
Она вздрогнула так сильно, что опрокинула стопку книг. Перед ней стояла Лена – её единственная подруга, скептик и реалист до мозга костей, всегда уткнувшаяся носом в свои медицинские учебники.
"Да, просто... не выспалась", – пробормотала Эва, собирая рассыпавшиеся фолианты.
Лена присела рядом, её карие глаза изучали лицо подруги с профессиональным интересом. "Похоже, ты вообще не спала. Опять засиделась за своими старыми книгами?" Она потянулась к ближайшему тому, перевернула его. "Оккультные символы средневековой Европы? Серьёзно?"
Эва хотела ответить что-то нейтральное, но слова вырвались сами: "Ты веришь в сверхъестественное?"
Лена фыркнула: "О чём ты? В призраков? Вурдалаков?"
"В вампиров", – прошептала Эва так тихо, что это было почти неслышно.
Смех Лены оборвался так же резко, как и начался. Она наклонилась ближе: "Эва, ты серьёзно? Ты выглядишь ужасно. Может, тебе к врачу?"
Эва не ответила. Её взгляд самопроизвольно скользнул к высокому окну читального зала. Напротив, через улицу, в тени старого дуба...
ОН СТОЯЛ.
Неподвижный. Бесстрастный. Смотрящий прямо на неё сквозь стекло, сквозь расстояние, сквозь саму реальность.
Лена обернулась, следуя её взгляду: "Что там?"
"Ничего", – быстро ответила Эва. Когда она снова посмотрела, тени под деревом были пусты.
Он появлялся снова и снова, будто стал частью её жизни, её личной тенью.
Когда она шла домой по вечерним улицам, его силуэт мелькал в переулках – всегда на границе зрения, всегда исчезающий, когда она пыталась рассмотреть его лучше.
Когда она завтракала в маленьком кафе возле университета, он сидел за столиком у окна – но стоило ей подойти ближе, как на его месте оказывался совершенно другой человек, с удивлением смотрящий на её испуганное лицо.
Ночью она просыпалась в холодном поту, с ощущением, что за тонкой хлопковой шторой мелькает движение. Однажды она нашла на подоконнике мокрый отпечаток – чёткий след мужской руки, слишком большой, чтобы быть её собственной.
Эва начала исследовать. В архивах городской библиотеки она отыскала старые газеты, полицейские отчёты, записи о странных исчезновениях. И самое главное – упоминания о ТОМ САМОМ ОСОБНЯКЕ.
Здание стояло на этом месте как минимум с начала XVIII века, пережив десятки владельцев, каждый из которых либо бесследно исчезал, либо умирал при странных обстоятельствах. В пожелтевших газетах 1890-х годов она нашла заметку о серии нападений на молодых женщин в этом районе – все жертвы были обескровлены, на их шеях оставались странные отметины. В архивах 1923 года упоминался "таинственный аристократ", снимавший особняк на десять лет и исчезнувший без следа.
Но самое странное ждало её в книге городских легенд 1950-х годов. На странице 143 была фотография особняка, а под ней подпись: "Обитель Призрака в Образе Человека". И далее: "Местные жители утверждают, что в окнах особняка иногда видят высокую фигуру, наблюдающую за прохожими. Те, кого он выбирает, исчезают навсегда".
Эва закрыла книгу дрожащими руками. Она не понимала, почему он выбрал именно её. Пока однажды не обнаружила в своей сумке, между страницами конспекта, маленький сложенный листок пергамента.
Развернув его, она прочла:
"Ты чувствуешь это, не так ли? Ты ВИДИШЬ меня, когда другие слепы. Ты СЛЫШИШЬ шёпот страниц, которые для других немы. Ты особенная. И я найду тебя."
Под текстом был изображён тот самый символ с перчатки – стилизованные переплетённые ветви, напоминающие одновременно и дерево, и кровеносную систему.
Внизу, уже другим почерком, будто добавленным позже:
"Они называют меня вампиром. Но я – нечто гораздо более древнее."
Дождь хлестал по витринам антикварной лавки "Кабинет редкостей", превращая улицы в блестящие чёрные зеркала. Эва стояла перед витриной, её дыхание запотевало на холодном стекле. За ним, среди хаотичного нагромождения старинных часов, пожелтевших карт и потускневших от времени украшений, лежал предмет, заставивший её сердце бешено заколотиться – старинный бронзовый компас XVI века с изысканной гравировкой.
Те самые переплетённые ветви. Точь-в-точь как на перчатке и в той зловещей записке.
"Это не может быть совпадением," – подумала Эва, чувствуя, как пальцы непроизвольно тянутся к дверной ручке. В этот момент в отражении мокрого стекла она увидела ЕГО.
Кай.
Он стоял в трёх шагах позади, неподвижный как мраморная статуя, в длинном тёмном пальто, которое, казалось, поглощало свет. В одной руке он держал чёрный зонт с серебряным набалдашником в виде совы, но что было страннее всего – ни одна капля дождя не падала на него. Вода будто обтекала невидимый купол вокруг его фигуры.
"Вы..." – начала Эва, оборачиваясь, но голос предательски дрогнул.
"Кай," – представился он, и его голос оказался глубже, чем она ожидала, с лёгким акцентом, который невозможно было определить – то ли славянским, то ли средиземноморским, а может, и вовсе принадлежащим давно забытому языку. "И, кажется, вы уже догадались, что наша встреча не случайна."
Он сделал шаг ближе, и Эва инстинктивно отступила к витрине, чувствуя, как холодный металл дверной ручки впивается ей в спину.
"Что вы от меня хотите?" – выдохнула она, сжимая ремень сумки так, что кожаные переплеты книг впивались ей в рёбра.
Кай слегка наклонил голову, и в этом движении было что-то хищное, почти кошачье. "Мне интересны ваши исследования. Вы изучаете оккультные символы позднего средневековья. В частности..." – его взгляд скользнул к витрине, – "те, что связаны с моей семьёй."
"Вашей семьёй?" – Эва почувствовала, как по спине пробежали мурашки. В голове пронеслось: "Он действительно вампир. И ему несколько веков. И его 'семья' – это..."
"Студентка-искусствовед," – продолжил он, словно читая её мысли, – "которая проводит ночи в закрытых архивах, ищет упоминания об особняке на Бейкер-стрит и..." – его глаза метнулись к её дрожащим рукам, – "уже догадалась, с кем имеет дело."
Он ЗНАЛ. Знал, что она рылась в старых газетах, читала про исчезновения, нашла перчатку. Возможно, знал даже о той записке.
"Вы следили за мной," – прошептала Эва.
"Я наблюдал," – поправил он, и в его голосе впервые прозвучали нотки чего-то, напоминающего человеческие эмоции. "Есть разница."
Дождь внезапно усилился, хлесткие капли застучали по тротуару, но ни одна не упала на него. Будто сама природа отказывалась касаться его.
"Вам стоит зайти внутрь," – он кивнул в сторону антикварной лавки. "Там есть кое-что, что вас... заинтригует."
"Почему я должна вам доверять?" – выпалила Эва, но её ноги уже предательски двигались к двери.
Кай сделал ещё один шаг, и теперь она могла различить его запах – смесь старых книг, холодного металла и чего-то ещё, тёплого, пряного, почти как корица с примесью... меди? "Если бы я хотел вам навредить," – прошептал он, наклоняясь так близко, что его дыхание коснулось её щеки, холодное как зимний ветер, – "вы бы уже не стояли здесь."
Его пальцы – длинные, бледные, с идеально ровными ногтями – обхватили дверную ручку. Дверь открылась с тихим скрипом, выпуская наружу волну воздуха, пахнущего пылью, пергаментом и чем-то ещё, сладковато-приторным, что заставило Эву сморщить нос.
Она сделала шаг внутрь. Вопреки всем инстинктам. Вопреки голосу разума, кричащему "Беги!". Вопреки дрожи, сотрясающей всё её тело.
Лавка оказалась больше, чем казалось снаружи – длинное узкое помещение, уходящее вглубь подобно тоннелю. С потолка свисали старинные лампы с матовыми плафонами, бросающие дрожащие оранжевые круги света на бесконечные полки, заставленные странными артефактами: чучелами экзотических животных, коллекцией масок из слоновой кости, рядами бутылок с мутными жидкостями. В дальнем углу маятниковые часы с маятником в виде золотого дракона отсчитывали секунды с пугающей точностью.
"Где хозяин?" – оглянулась Эва, но кроме них в лавке никого не было.
"Он появится, когда будет нужно," – ответил Кай, проводя пальцами по корешкам книг на ближайшей полке. Его движения были удивительно плавными, будто у него было на секунду больше времени, чем у всего остального мира. "Вы ищете ответы. Я могу их дать."
"Почему?" – Эва сжала сумку так, что рёбра книг впились ей в бок. "Почему именно мне?"
Кай повернулся к ней, и в его глазах – этих странных, слишком светлых глазах – вспыхнуло что-то, напоминающее человеческое любопытство. "Потому что вы ВИДИТЕ," – прошептал он. "Большинство людей проходят мимо, не замечая знаков. Вы же..." – он сделал паузу, будто пробуя слово на вкус, – "остановились."
Он протянул руку к верхней полке и снял небольшой фолиант в потрёпанном кожаном переплёте с потускневшими металлическими уголками. Книга выглядела древней – кожа покрылась сетью мелких трещин, а металлические застёжки позеленели от времени.
"De Sanguine Antiquorum," – прочитала Эва вытисненные золотом буквы, и её голос дрогнул.
"О крови древних," – перевёл Кай, и в его голосе прозвучала едва уловимая нотка чего-то... горького? "В этом экземпляре есть страницы, которых нет в других копиях."
Эва взяла книгу – и тут же чуть не выронила. Кожа переплёта была неестественно холодной, будто книга пролежала всю ночь на морозе. Она открыла её на первой попавшейся странице – и тут же захлопнула с глухим стуком, будто обожглась.
На форзаце был оттиск ТОГО САМОГО символа, но теперь он был выполнен не серебром, а чем-то тёмным, буровато-красным, что даже спустя века сохранило лёгкий металлический запах.
"Это..." – начала Эва, чувствуя, как по спине бегут мурашки.
"Кровь," – закончил за неё Кай, и в его голосе не было ни смущения, ни гордости – только холодная констатация факта. "Моя, если быть точным."
Тяжелые шаги, сопровождаемые ритмичным поскрипыванием старых половиц, приближались из глубины лавки. Эва инстинктивно прижала книгу к груди, ощущая, как холод от древнего переплета проникает сквозь тонкую ткань блузки. Кай стоял неподвижно, но его поза изменилась – плечи напряглись, пальцы слегка согнулись, будто готовые в любой момент превратиться в когти. В воздухе повисло странное напряжение, словно перед грозой.
Из-за угла высокого стеллажа, заставленного чучелами экзотических птиц, появилась фигура. Высокий пожилой мужчина с седыми, зачесанными назад волосами и пронзительными голубыми глазами, которые казались неестественно яркими на фоне морщинистого лица. На нем был потертый бархатный пиджак цвета спелой сливы с заплатками на локтях, а в длинных пальцах он держал не просто лупу, а сложный оптический прибор из латуни и черного дерева.
"А, Кай," – произнес он, и его голос звучал так, будто скрипели страницы древнего фолианта, который слишком долго не открывали. – "Я не ожидал твоего визита в этом цикле."
"Обстоятельства изменились," – ответил Кай, не сводя глаз с Эвы. В его взгляде читалось что-то странное – не просто интерес, а почти... признание?
Старик медленно перевел взгляд на Эву, и его тонкие, почти бескровные губы растянулись в улыбке, которая не добралась до глаз. Внезапно она заметила, что его зрачки были не круглыми, а вертикальными, как у кошки.
"И кто же наша юная гостья?" – спросил он, делая шаг вперед. Его тень на стене почему-то двигалась на секунду позже, чем он сам.
"Эвелина," – представилась она, стараясь держать голос ровным, хотя пальцы непроизвольно сжали книгу так, что кожаный переплет затрещал. – "Я изучаю историю оккультных символов в европейской традиции."
"Ах," – старик кивнул, и в этом жесте было что-то неестественно плавное, будто его шея поворачивалась на градус больше, чем должна была. – "Тогда вам невероятно повезло. Кай – настоящий знаток в таких вопросах. Возможно, последний из оставшихся."
Он подошел ближе, и Эву окутал странный аромат – смесь сушеной лаванды, камфоры и чего-то еще, сладковатого и тяжелого, как запах увядающих роз. Но под этим букетом скрывалось что-то другое – едва уловимое, металлическое, вызывающее ассоциации с мокрыми осенними листьями и медными монетами.
"Эта книга..." – она осторожно подняла "De Sanguine Antiquorum", чувствуя, как страницы словно слипаются под ее пальцами.
"Редкий экземпляр," – сказал старик, поглаживая переплет костлявыми пальцами, на которых Эва заметила странные шрамы – тонкие, белые линии, расположенные слишком упорядоченно, чтобы быть случайными. – "Один из трех сохранившихся. Остальные два находятся в частных коллекциях, недоступных для... посторонних глаз."
"И единственный, где есть полный текст," – добавил Кай, и в его голосе прозвучала странная интонация, которую Эва не могла определить – то ли гордость, то ли предостережение.
Эва посмотрела на него, чувствуя, как что-то холодное ползет по спине.
"Что это значит? Почему текст неполный в других копиях?"
"Потому что другие были... отредактированы," – ответил Кай, и его глаза на мгновение вспыхнули в полумраке лавки, отразив свет как у кошки. – "Церковью, инквизицией, учеными, которые испугались того, что там написано. Или теми, кто хотел сохранить знание только для избранных."
Старик засмеялся – сухой, скрипучий звук, напоминающий шелест пергамента под ножом переплетчика.
"История всегда пишется победителями, дитя мое. А истина остается в тени, между строк, в пятнах на страницах, которые кто-то пытался вырвать." Он вдруг резко кашлянул и отступил назад, будто почувствовал что-то. Его голубые глаза расширились, зрачки сузились в тонкие черные ниточки. "Кай," – прошептал он. – "Ты знаешь, что это значит. Ты помнишь последний раз, когда..."
"Довольно," – Кай произнес это слово мягко, но в нем прозвучала такая неоспоримая власть, что старик сразу замолчал, будто получил удар.
Эва развернула книгу и осторожно перелистнула несколько страниц. Латинский текст был усеян странными символами – теми самыми, которые она видела только в самых запретных манускриптах из закрытого фонда библиотеки. Но здесь они были не просто нарисованы – они словно вдавлены в бумагу, а кое-где текст переходил в странные схемы, напоминающие то ли анатомические рисунки, то ли карты звездного неба.
"Я не могу это прочесть," – призналась она, чувствуя странное головокружение, когда глаза скользили по страницам. Буквы словно двигались, перестраивались, пытаясь сложиться в знакомые слова, но ей не хватало ключа.
"Пока не можешь," – поправил Кай, и в его голосе впервые прозвучало что-то, напоминающее тепло. Он сделал шаг вперед, и Эва вдруг осознала, что за все это время он ни разу не моргнул.
Старик снова покачал головой, и теперь в его глазах читалось нечто, похожее на тревогу. "Ты уверен в этом? После всего, что было? После Маргариты? После..."
"Я сказал – довольно!" – на этот раз голос Кая прозвучал как удар хлыста, заставив даже воздух в лавке содрогнуться. Флаконы на ближайшей полке тонко зазвенели, а пламя свечей на мгновение погасло, прежде чем снова разгореться.
Наступила тишина, тяжелая и густая, как смола.
Кай повернулся к Эве, и в его глазах было что-то невыразимое – смесь голода, любопытства и... печали? Или может быть, сожаления?
"Эвелина," – произнес он наконец, и ее имя на его языке звучало как заклинание. – "Ты хочешь знать правду? Не ту, что написана в учебниках и научных трудах? А ту, что скрывается в тени, в шепоте старых стен, в снах, которые ты боишься вспомнить утром?"
Она почувствовала, как сердце замирает, а в груди разливается странное тепло, противоречащее ледяному ужасу, сковывающему конечности.
"Да," – ответила она, и это было больше, чем просто слово. Это было признание. Согласие. Почти клятва.
Кай медленно достал из внутреннего кармана пальто визитную карточку и протянул ей. Черный матовый прямоугольник с серебряными буквами, холодный на ощупь, как металл в морозный день.
Сумерки опустились на город, окрашивая его в глубокие оттенки индиго и расплавленного золота, когда Эва остановилась перед коваными воротами особняка на Бейкер-стрит, 13. Её пальцы сжимали визитную карточку Кая так крепко, что острые углы впивались в ладонь, оставляя красные отметины. В сумке, прижатой к боку, лежала та самая книга – "De Sanguine Antiquorum" – которая за последние дни начала оказывать на неё странное, почти гипнотическое влияние.
Сны.
Они приходили каждую ночь – яркие, как вспышки молний, наполненные образами, не поддающимися логическому объяснению. Тени, шепчущие на забытых языках; бесконечные залы, освещённые не тёплым светом свечей, а холодным, голубоватым сиянием, исходящим от... чего? И всегда, в центре этого хаоса – ОН. Стоящий неподвижно, с глазами, полными вековой тоски и чего-то ещё – чего-то, что заставляло её просыпаться с криком, с сердцем, готовым вырваться из груди, и с странным чувством тоски.
Эва глубоко вдохнула, втягивая запах приближающейся ночи – влажный, с примесью дыма и чего-то ещё, сладковатого и тревожного. Её палец дрожал, когда она нажала на кнопку звонка.
Где-то в глубине двора раздался низкий, протяжный гул, звук, который казался слишком глубоким, слишком "жирным" для обычного электрического звонка. Это было похоже на эхо, пришедшее сквозь время. Ворота медленно распахнулись сами по себе, без единого скрипа, без малейшего признака сопротивления – как будто ждали её.
Дорога к дому была вымощена старым камнем, покрытым мхом и трещинами, по краям которого росли черные розы – их лепестки казались сделанными из самого тёмного бархата, но когда Эва, движимая внезапным порывом, протянула руку, чтобы прикоснуться, цветок РЕАГИРОВАЛ – отпрянул, свернулся, словно живое существо.
"Они не любят чужих."
Голос раздался прямо за её спиной, заставив Эву вздрогнуть и резко обернуться. Кай стоял на ступенях крыльца, одетый в тёмный сюртук, который делал его фигуру ещё выше, ещё более неестественно-стройной. В свете заката его глаза казались почти белыми, лишёнными цвета и глубины – как у хищника, поймавшего луч света.
"Но тебя они не тронули," – заметил он, медленно спускаясь по ступеням. Его движения были слишком плавными, слишком совершенными, чтобы быть полностью человеческими. – "Интересно."
Эва не успела ответить – в этот момент массивная дубовая дверь особняка открылась сама собой, выпуская наружу волну воздуха, пахнущего старыми книгами, ладаном и чем-то ещё – медью? Кровью? Чем-то металлическим и тёплым, что щекотало ноздри и заставляло сердце биться чаще.
"Входи," – сказал Кай, жестом приглашая её переступить порог. – "Пока ночь не стала опасной для таких, как ты."
Интерьер особняка оказался одновременно роскошным и пугающе чуждым.
Они прошли через прихожую, где вместо обычной люстры с потолка свисала сложная конструкция из черного металла и хрусталя, напоминающая то ли канделябр, то ли скелет какого-то фантастического существа. Высокие потолки были украшены фресками, изображающими странные, тревожащие сцены – не библейские, не мифологические, а что-то совсем иное. Люди в старинных одеждах, стоящие кругами; тени с красными глазами; и ДЕРЕВО – огромное, чёрное, с корнями, уходящими глубоко в землю, и ветвями, пронзающими небо.
"Нравится?" – Кай наблюдал за её реакцией, стоя в дверном проёме. Его лицо было непроницаемым, но в уголках губ пряталась тень улыбки.
"Это..." – Эва не могла подобрать слов. Глаза слезились от попытки охватить все детали.
"Наша история," – он провёл рукой по стене, и Эва почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Его пальцы скользили по фрескам, будто читая невидимые знаки. – "Точнее, моя. Моя семья была... особенной."
Он повёл её через анфиладу комнат, каждая из которых была наполнена артефактами, заставляющими разум сомневаться в реальности:
Зал часов – десятки, если не сотни механизмов всех эпох и стилей, от древних солнечных до сложнейших маятниковых. Все они показывали разное время, а некоторые шли ЗАДОМ НАПЕРЁД. Один особенно старый экземпляр, висевший в центре комнаты, вместо цифр имел странные символы, и его маятник был сделан в форме капли крови.
Комната зеркал – Эва застыла на пороге, когда осознала, что её отражение в них ОТСУТСТВУЕТ. Кай же отражался вполне чётко, но... неправильно. В некоторых зеркалах у него не было тени, в других – за спиной виднелись тёмные крылья, в третьих – глаза горели красным.
Библиотека – огромное помещение, уходящее ввысь на три этажа, с винтовой лестницей, ведущей к верхним ярусам. Книги здесь были не просто старые – некоторые выглядели ДОИСТОРИЧЕСКИМИ, с обложками из кожи и металла, с замками, похожими на те, что закрывают древние гробницы. Их корешки были испещрены теми же символами, что и в "De Sanguine Antiquorum".
"Ты хотела правду," – Кай остановился перед массивной дубовой дверью в конце коридора. На ней был вырезан сложный узор – тот самый символ, но теперь Эва разглядела, что это не просто переплетённые ветви. Это было ДРЕВО – с корнями, уходящими в ад, и кроной, достигающей небес. – "Она здесь."
Дверь открылась беззвучно, как будто её ждали.
Комната была круглой, как храм или алхимическая лаборатория. Купол, расписанный звёздами – но не современными созвездиями, а теми, что существовали тысячелетия назад, когда мир был моложе и полон чудес. В центре стоял стол из чёрного дерева, на котором лежали три предмета:
Кинжал с лезвием из тёмного металла и рукоятью, украшенной тем же символом. При ближайшем рассмотрении Эва увидела, что узор на рукояти не просто выгравирован – он был сделан из тончайших золотых нитей, вплетённых в саму кость (или что-то, очень её напоминающее).
Чаша из тусклого серебра, покрытая гравировкой, изображающей сцены, от которых кровь стыла в жилах – фигуры, склонившиеся над другими; тени, пьющие из подобных чаш; что-то, напоминающее ритуалы, но слишком странные, чтобы быть человеческими.
Эва стояла перед черным столом, её пальцы непроизвольно сжимались и разжимались. Три предмета лежали перед ней, каждый излучал собственное, почти осязаемое присутствие. Воздух в круглой комнате стал густым, словно наполненным статическим электричеством, и с каждым вдохом она ощущала на языке металлический привкус – медь и что-то ещё, тёплое и солоноватое.
"Что значит... 'испытание'?" – её собственный голос звучал чужим, дрожащим, будто доносился из другого конца длинного туннеля.
Кай медленно обошёл стол по кругу, его пальцы с длинными, идеальными ногтями скользнули по краю серебряной чаши, оставляя после себя мгновенно исчезающий иней.
"Это выбор, Эвелина." – его голос звучал теперь по-другому, глубже, с лёгким эхом, будто говорили сразу несколько человек. – "Ты можешь взять один из этих предметов. Каждый даст тебе ответы... но каждый потребует свою цену."
Она почувствовала, как по спине пробежали мурашки. "Что именно?"
"Это зависит от твоего выбора." – его глаза вспыхнули в полумраке, отразив свет невидимого источника. – "И от того, кто ты на самом деле."
Эва перевела взгляд на кинжал. Лезвие было настолько тёмным, что казалось вырезанным из самого мрака, а рукоять... теперь она разглядела, что узор из переплетённых ветвей на самом деле состоял из крошечных костей, искусно сплетённых между собой.
"Кинжал покажет тебе прошлое," – прошептал Кай, и его дыхание стало холодным, как зимний ветер. – "Ты увидишь, кто я. Что я сделал. Что я потерял." В его голосе прозвучала нота чего-то древнего и бесконечно печального.
Она перевела взгляд на чашу. При ближайшем рассмотрении гравировка оказалась ещё более тревожной – крошечные фигурки людей, склонившихся перед существами с неестественно вытянутыми конечностями, подносящие им что-то в подобных чашах...
"Чаша даст знание," – продолжил Кай, следя за её реакцией. – "Но знание – это не всегда сила, Эвелина. Иногда это проклятие, которое ты будешь нести вечно."
И наконец – книга. "De Sanguine Antiquorum" лежала раскрытой на странице, которую Эва не видела раньше. Текст теперь был написан не на латыни, а на языке, который она... почти понимала? Буквы будто плясали перед глазами, складываясь в знакомые слова, но стоило попытаться прочесть, как они снова распадались на незнакомые символы.
"А книга?" – спросила Эва, чувствуя странное притяжение к пожелтевшим страницам.
Кай улыбнулся – впервые за весь вечер, и в этой улыбке не было ничего человеческого. Его клыки (они всегда были такими длинными?) блеснули в тусклом свете.
"Книга покажет тебе себя," – прошептал он, делая шаг ближе. Его тень на стене не повторила движения, застыв в неестественной позе. – "Ты думаешь, я выбрал тебя случайно? Среди всех людей в этом городе, среди всех студентов в твоём университете?"
Эва почувствовала, как по спине побежали мурашки. В комнате внезапно стало холоднее.
"Ты чувствуешь эти символы," – он указал на страницу. – "Ты видишь сны, которых не должна видеть. Ты слышишь шёпот страниц, даже когда они молчат." Кай наклонился так близко, что его губы почти коснулись её уха. – "Почему, думаешь?"
Она не могла пошевелиться. Не могла дышать.
"Потому что ты не совсем обычная, Эвелина. И книга..." – он протянул руку, и страницы сами собой перевернулись, открыв новый текст, – "...книга это знает."
В этот момент что-то изменилось. Воздух задрожал, и Эва вдруг осознала, что они не одни. По краям комнаты, в тенях между книжными шкафами, стояли фигуры – высокие, неясные, лишь отдалённо напоминающие людей. Наблюдатели. Свидетели.
"Кто они?" – прошептала она, чувствуя, как сердце готово вырваться из груди.
"Те, кто был до тебя," – ответил Кай, и в его голосе впервые прозвучала нота сожаления. – "Те, кто не прошёл испытание."
Один из теней сделал шаг вперёд – женский силуэт в старинном платье, с лицом, скрытым вуалью. Эва почувствовала внезапный укол боли в висках и...
Узнала её.
"Маргарита," – вырвалось у неё, хотя она не понимала, откуда знает это имя.
Кай вздрогнул, его глаза расширились. "Ты... ты видишь её?"
Но прежде чем Эва успела ответить, книга на столе внезапно захлопнулась с громким стуком, а затем снова раскрылась – теперь на совершенно чистой странице. И буквы начали появляться сами собой, будто невидимая рука выводила их кровью...
"Добро пожаловать домой, дитя."
Голос прозвучал у неё в голове – древний, женский, и до боли знакомый.
Эва отпрянула, но было уже поздно. Испытание началось.
Кровь стучала в висках, пульсируя в такт странному ритму, который, казалось, исходил от самой книги. Эва протянула дрожащую руку, её пальцы замерли в сантиметре от пожелтевшей страницы. Вдруг она почувствовала слабое тепло, исходящее от пергамента, и едва уловимое пульсирование, будто под обложкой билось живое сердце.
"Ты уверена в своём выборе?" – голос Кая донёсся словно сквозь толщу воды, искажённый и далёкий.
Она открыла рот, чтобы ответить, но в этот момент мир взорвался белой болью.
Вспышка ослепительного света поглотила сознание, выжигая все мысли дотла. Эва почувствовала, как её тело обмякло, но прежде чем она успела упасть на холодный каменный пол, волны густого, вязкого мрака подхватили её, унося вглубь себя. Последнее, что она увидела перед тем, как погрузиться в забытьё – лицо Кая, искажённое неожиданным выражением... страха? Раскаяния? Или может быть, голода?
Первое видение: Жертвоприношение.
Сознание вернулось внезапно, но Эва сразу поняла – это не её тело.
Она стояла на коленях в древнем храме, чьи стены были покрыты фресками с теми самыми переплетёнными ветвями, только теперь они казались живыми – извивающимися и пульсирующими в свете факелов. В руках – серебряный кинжал с рукоятью из чёрного дерева, тяжёлый и холодный. Перед ней на каменном алтаре лежал юноша с бледной, почти фарфоровой кожей и вороновыми волосами. Его грудь медленно поднималась, лицо было безмятежным, будто спящим, а на шее красовались два аккуратных шрама, расположенных на равном расстоянии друг от друга.
"Сделай это," – прошептал чей-то женский голос, звучащий у неё в голове. – "И обретёшь вечность. Избавишь его от проклятия смертности."
Её рука (но это не её рука! Кожа слишком бледная, почти прозрачная, с голубыми прожилками вен, а ногти – длинные и острые, как когти) подняла кинжал. В последний момент юноша открыл глаза.
Серебристо-серые.
Знакомые.
"Кай..." – попыталась крикнуть Эва, но чужие губы произнесли:
"Прости, мой любимый. Это единственный способ."
Кинжал опустился, и мир погрузился в крик – не юноши, а её собственный, звучащий из чужих уст.
Второе видение: Преследование.
Дым. Крики. Запах горящей плоти.
Эва бежала по узким улочкам средневекового города, охваченного пламенем. Её длинное платье из грубой шерсти цеплялось за развалины, рвалось о острые камни. В руках — та самая книга, но теперь она была скована железными цепями, а на обложке красовалась массивная серебряная застёжка в виде того самого символа.
"Она должна умереть!" – ревела толпа где-то позади. – "Ведьма! Колдунья! Дочь Лилит!"
Сердце (не её сердце, но боль была настоящей) бешено колотилось, когда она свернула в тёмный переулок, где её ждал высокий мужчина в чёрном плаще. Его лицо было скрыто в тени капюшона, но по осанке, по манере держаться...
"Дай мне книгу," – протянул он руки, и в его голосе звучала странная, почти гипнотическая мелодичность. – "И я спасу тебя."
Её губы (полные, накрашенные чем-то тёмным, почти кровавым) скривились в оскале.
"Никогда. Ты предал нас. Предал его."
Мужчина шагнул ближе, и лунный свет упал на его лицо.
Те же серебристые глаза.
Те же черты.
Но это был не Кай.
Хотя... почти. Как брат. Как отец. Как...
"Малакай," – прошептали её губы, и в этом имени был весь ужас и ненависть.
Третье видение: Прощание.
Комната, залитая лунным светом, проникающим сквозь витражное окно.
Эва (но не Эва) стояла перед зеркалом в тяжёлой деревянной раме, проводя дрожащими пальцами по морщинам на когда-то прекрасном лице. В отражении была женщина лет сорока, с тёмными кругами под глазами и сединой в чёрных как смоль волосах. На её шее – множество следов от укусов, старых и новых, образующих странный узор, похожий на...
"Ты всё ещё красива, Маргарита," – прошептал Кай, появляясь в отражении. Но он выглядел так же молодо, как и века назад – высокий, статный, с лицом, которое время, казалось, боялось тронуть.
"Лжец," – её голос звучал хрипло, будто испорченным годами плача. – "Ты оставил мне только голод и воспоминания. И этот... этот бесконечный стук времени в моих жилах."
Она повернулась, и Эва увидела, что держит в руках ту самую серебряную чашу. В ней плескалась тёмная, почти чёрная жидкость, отражающая лунный свет кровавыми бликами.
"Я не дам тебе превратить ещё одну," – прошептала женщина и поднесла чашу к губам.
Кай бросился вперёд, его лицо впервые выражало настоящий ужас.
"Нет! Ты не знаешь, что творишь!"
Но было уже поздно. Жидкость коснулась её губ, и мир снова погрузился во тьму.
Эва вскрикнула, вырываясь из видения. Она лежала на холодном полу круглой комнаты, вся дрожа, как в лихорадке. Кай сидел рядом, его обычно бесстрастное лицо было искажено эмоциями – болью, гневом, чем-то ещё, слишком сложным для определения.
"Ты видела..." – он не договорил, его пальцы сжались в кулаки так, что костяшки побелели.
"Я была ею," – прошептала Эва. Её губы вспомнили вкус той странной жидкости – медный, солёный, с примесью чего-то горького, как полынь. Руки помнили тяжесть кинжала и шероховатость страниц. Сердце... сердце помнило боль, такую острую, что она едва могла дышать. "Маргарита. Ты... ты любил её."
Кай закрыл глаза, и в этот момент он выглядел не древним существом, а просто человеком, измученным горем.
"И я убил её."
В углу комнаты тень в потрёпанной вуали медленно кивнула, и Эва вдруг поняла – это не галлюцинация. Это было... воспоминание. Отголосок. Часть чего-то большего.
Книга на столе снова раскрылась сама собой.
На этот раз кровью на странице было написано только одно слово:
"Следующая."
И ниже, более мелкими буквами:
"Ты готова узнать правду, дитя мое?"
Эва проснулась с ощущением, будто её сознание медленно всплывает со дна глубокого, тёмного колодца. Солнечный свет, проникающий сквозь щели в шторах, резал глаза, заставляя морщиться. Она лежала в своей постели, но не помнила, как оказалась здесь. Последние воспоминания были обрывочными, словно чьи-то пальцы намеренно вырвали страницы из книги её памяти.
Книга. Кровь на странице. Слово "Следующая".
И... ничего больше. Только смутное ощущение падения в бездну, холодных рук, подхвативших её в последний момент, и голос Кая, звучащий как эхо из другого измерения: "Ты ещё не готова."
Эва села на кровати, и мир вокруг на мгновение поплыл. В висках стучало, а во рту стоял странный привкус – медный, словно она прикусила язык. Она провела ладонью по лицу и замерла – кончики пальцев были слегка запачканы чем-то тёмным. При ближайшем рассмотрении это оказалось... чернилами? Нет, слишком густыми, слишком...
"Кровь," – прошептала она, и в этот момент её взгляд упал на книгу, лежащую на тумбочке. "De Sanguine Antiquorum". Но как она здесь оказалась? Эва точно помнила, что оставила её в особняке Кая. Или нет?
Утро началось с кошмара наяву.
Когда Эва подошла к зеркалу в ванной, чтобы умыться, её отражение на секунду дрогнуло – и стало другим.
Тёмные волосы, собранные в старомодную причёску. Бледное, исхудавшее лицо с тёмными кругами под глазами. И самое страшное – два аккуратных шрама на шее, расположенных на равном расстоянии друг от друга.
Маргарита.
Эва резко отпрянула, ударившись спиной о стену. Она провела дрожащими пальцами по своей шее – кожа была гладкой, чистой.
"Это просто воображение," – попыталась убедить себя Эва, глубоко дыша. "Побочный эффект видений. Ничего больше."
Но когда она отвернулась, чтобы набрать воды в ладони, в зеркале на секунду задержалась улыбка – не её, а той женщины. Печальная. Предостерегающая.
И почти... сочувствующая.
Университетский корпус встретил её шумом студентов, спешащих на пары, смехом, звоном телефонов. Обычная жизнь, обычные заботы. Но для Эвы всё теперь казалось чужим, словно она смотрела на мир через толстое стекло.
На лекции по истории искусств она машинально записывала за преподавателем, но её мысли были далеко. Руки сами собой выводили на полях тетради тот самый символ – переплетённые ветви, которые теперь казались ей то ли древом, то ли системой вен.
"Эй, земля вызывает Эву!"
Она вздрогнула. Рядом сидела Лена, её лучшая (и, пожалуй, единственная) подруга, с поднятой бровью.
"Ты вообще меня слышишь? Я уже третий раз спрашиваю – пойдёшь сегодня на собрание научного кружка?"
"Извини, я... неважно себя чувствую," – ответила Эва, замечая, как её пальцы непроизвольно сжимают ручку так, что пластик трещит.
Лена пристально посмотрела на неё, затем наклонилась ближе.
"Ты выглядишь ужасно. Бледная, как привидение. И глаза..." Она замолчала, будто не решаясь закончить фразу.
"Что с глазами?" – Эва нахмурилась.
"Они... блестят. Как будто в них отражается свет, которого нет." Лена покачала головой. "Ладно, хватит врать. Что с тобой происходит? Это из-за того парня, за которым ты последние дни следила?"
Эва хотела ответить, но в этот момент её телефон завибрировал. Неизвестный номер. Сообщение состояло всего из одной строчки:
"Ты забыла кое-что в моём доме."
Сердце Эвы бешено заколотилось. Она знала, кто это. Но как он получил её номер? И что она могла забыть, если вообще не помнила, как покинула особняк?
Лена, заметив её реакцию, выхватила телефон.
"О! Так вот в чём дело!" – она прочитала сообщение и скривилась. – "Ты могла бы просто сказать, что познакомилась с кем-то. Хотя..." Лена снова посмотрела на сообщение. "Это довольно жуткий способ флиртовать. 'Мой дом'? Серьёзно?"
Эва попыталась улыбнуться, но улыбка получилась кривой.
"Это... сложно объяснить."
"Попробуй," – Лена скрестила руки на груди. В её глазах читалось беспокойство, которое Эва видела впервые за годы их дружбы.
Но прежде чем Эва успела что-то придумать, пришло второе сообщение. На этот раз с фотографией.
На снимке был её шарф – тот самый, тёмно-синий, с вышитыми звёздами, подарок бабушки. Он лежал на чёрном деревянном столе рядом с... чашей. Той самой серебряной чашей из видений.
"Приходи после заката. Без подруг."
Лена, прочитав сообщение, резко встала.
"Вот это уже откровенно странно. Ты точно не влипла в какую-то историю?"
Эва покачала головой, но её руки дрожали. Она знала, что должна вернуться. Не только из-за шарфа. Не только из-за ответов, которые ей были нужны.
А потому что где-то в глубине души она уже понимала – дороги назад нет. И никогда не было.
Эва стояла перед чугунными воротами особняка, когда последние кроваво-красные лучи солнца исчезли за горизонтом. Воздух был неестественно тяжелым, насыщенным запахом приближающейся грозы, хотя небо оставалось безоблачным. Ее пальцы судорожно сжимали телефон с последним сообщением:
"Ты забыла не только шарф."
Слова горели на экране, будто выжженные раскаленным железом. Эва глубоко вдохнула, пытаясь унять дрожь в коленях. В кармане пальтера она нащупала маленькую склянку с святой водой – подарок Лены "на всякий случай". Смешно. Как будто это могло помочь против... чего бы то ни было здесь.
Шагнув вперед, она заметила, что ворота уже приоткрыты, словно ждали ее. Но вместо привычного скрипа кованого железа они бесшумно расступились, пропуская ее во влажную, душную тьму сада.
Особняк встретил ее гробовой тишиной. Ни шороха старых половиц, ни потрескивания камина, ни привычного голоса Кая, звучащего из глубины коридоров. Только тяжелый, удушливый запах ладана и чего-то еще – острого, металлического, заставляющего ноздри неприятно щипать.
"Кай?" – ее голос затерялся в пустых коридорах, не вызывая эха, будто стены поглощали звук.
Ответ пришел неожиданно. Из темноты библиотеки донесся отчетливый звук рвущейся бумаги – резкий, болезненный, как крик. Эва бросилась туда, спотыкаясь о невидимые неровности пола, и застыла на пороге, охваченная леденящим ужасом.
Кай стоял у окна, залитый лунным светом, его обычно безупречный вид был нарушен – черные волосы растрепаны, белоснежная рубашка расстегнута, на манжетах темнели пятна. В длинных пальцах он держал страницу из De Sanguine Antiquorum, которую медленно, почти ритуально разрывал на части. Каждый разрыв сопровождался странным треском, будто рвалась не бумага, а живая плоть.
"Что ты делаешь?" – вырвалось у Эвы, и собственный голос показался ей чужим.
Он повернулся, и она увидела его глаза – полностью черные, без единого проблеска серебра, как два куска обсидиана.
"Уничтожаю доказательства," – его голос звучал чужим, с хриплой ноткой, которой раньше никогда не было. – "Пока не стало слишком поздно. Пока ОН не нашел их."
Эва сделала шаг назад, натыкаясь на что-то твердое. Оглянувшись, она увидела стену, исписанную красными символами – такими же, как в книге. Но эти выглядели свежими, липкими, будто их только что нанесли... пальцем, окунутым в...
Она резко отвернулась, чувствуя, как подкашиваются ноги.
"Что здесь произошло?" – прошептала она, замечая, что весь пол усеян клочками пергамента. Некоторые обрывки еще шевелились, словно пытаясь соединиться обратно.
Кай внезапно оказался в сантиметре от нее, появившись так быстро, что глаз не успел уловить движение. Его дыхание обжигало холодом, пахло медью и чем-то гнилостным.
"Ты должна уйти. Сейчас же." – его пальцы впились в ее плечи, оставляя синяки даже через ткань. – "Ты не понимаешь, в какую игру ввязалась."
В этот момент где-то наверху раздался оглушительный грохот, словно упал тяжелый шкаф. Потолок дрогнул, с картин посыпалась пыль и осколки стекла. Из коридора донесся скрежет – медленный, методичный, как точильный камень по клинку.
"Кто здесь еще?" – Эва попыталась вырваться, но его пальцы впились в ее запястья как стальные тиски. На мгновение ей показалось, что его ногти стали длиннее, острее, почти как...
"Он нашел нас," – Кай резко потянул ее к черному ходу, его голос сорвался на шепот. – "Малакай никогда не прощает беглецов. Особенно тех, кто украл его собственность."
Из темноты коридора донесся смех – низкий, маслянистый, наполненный обещанием боли.
"Кайэль," – прошипел невидимый голос, и само звучание имени заставило Эву содрогнуться. – "Сколько лет, сколько зим. И ты снова завел себе... питомца."
Эва почувствовала, как по ее спине побежали мурашки. Это был голос из кошмаров. Голос мужчины из ее видений – того, кого называли Малакаем.
Кай резко толкнул ее к выходу, его лицо исказилось гримасой, в которой смешались ярость и страх.
"Беги. Не оглядывайся. И если хотешь жить – никогда больше не возвращайся сюда."
Но когда Эва вырвалась наружу, последнее, что она увидела перед тем, как дверь захлопнулась - это тень высокого мужчины в развевающемся плаще, обнимающего Кая с почти любовной нежностью. И шепчущего ему на ухо слова, от которых ее кровь застыла в жилах:
"Я сделаю из нее то же, что ты сделал с Маргаритой. Но на этот раз ты будешь смотреть."
Эва бежала по темным улицам, не разбирая дороги. Ноги подкашивались, а в ушах стоял оглушительный гул – смесь собственного бешеного сердцебиения и все еще звучащего в голове голоса Малакая. Воздух обжигал легкие, но она не могла остановиться – каждый шорох за спиной заставлял ускорять шаг.
Когда она наконец добралась до своей квартиры, пальцы так дрожали, что ключ трижды выскальзывал из рук, прежде чем ей удалось открыть дверь. Захлопнув ее за спиной, Эва заперла все замки и задвинула цепочку, затем прислонилась к холодной поверхности, пытаясь перевести дыхание.
"Это просто кошмар... Это просто кошмар..." – шептала она, закрывая глаза.
Но когда она их открыла, реальность не изменилась. В зеркале напротив отражалось ее лицо – бледное, с синяками под глазами, но... что-то было не так. Зрачки неестественно расширились, почти полностью поглотив радужную оболочку. А когда она провела языком по губам, то почувствовала странную остроту – клыки стали заметно длиннее.
"Что со мной происходит?" – Эва сжала раковину руками, заметив, как вены на запястьях выделяются сильнее обычного, приобретая синеватый оттенок.
Ее взгляд упал на кровать – там лежал шарф. Тот самый, синий с вышитыми звездами. Но как? Она же оставила его в особняке! Подойдя ближе, Эва с ужасом разглядела два маленьких отверстия в ткани – идеально круглых, будто от...
Внезапно в голове вспыхнули образы:
Темная комната. Она лежит на чем-то мягком, не в силах пошевелиться. Кай склоняется над ее шеей, его глаза горят в полумраке...
Сладковато-металлический вкус во рту, когда он подносит к ее губам серебряную чашу...
Его голос, звучащий прямо в сознании: "Теперь ты часть этого. Ты всегда была частью этого..."
Звонок телефона вырвал ее из воспоминаний. Неизвестный номер.
"А-алло?" – голос звучал хрипло.
"Эва, это Влад." – мужской баритон был напряженным, слышалось ускоренное дыхание. – "Слушай внимательно. Мы должны встретиться. Ты в серьезной опасности. Кай не тот, за кого себя выдает."
"Откуда вы... Как вы..."
"Нет времени объяснять! Он уже знает, что ты помнишь. Запри двери. Не впускай никого, слышишь? Никого. Я уже еду."
Грохот в дверях заставил ее вздрогнуть. Кто-то сильно стучал.
"Эва? Открой, это Лена!" – голос подруги звучал странно, натянуто. – "Мне нужно срочно тебе кое-что показать! Это важно!"
Рука сама потянулась к замку, но что-то заставило замереть. Эва медленно подошла к глазку и заглянула наружу.
За дверью стояла не Лена.
Высокая фигура в черном развевающемся плаще. И два горящих красных глаза, которые, казалось, смотрели прямо на нее сквозь дверную панель...
Эва отпрянула от двери, споткнувшись о край персидского ковра, доставшегося ей от бабушки. Сердце колотилось с такой силой, что пульсация отдавалась в висках, сжимая череп болезненным обручем. Те самые красные глаза – два кровавых огонька во тьме – исчезли так же внезапно, как и появились, оставив после себя лишь тонкий след серного запаха, вьющийся у порога.
Она метнулась к окну, оценивая высоту вторым этажом. Всего несколько месяцев назад этот прыжок показался бы ей самоубийственным. Теперь же мышцы сами напряглись, готовясь к рывку, а зрение с пугающей четкостью выхватывало каждую деталь ночного двора – трещину в асфальте, забытую детскую игрушку, каплю росы на пожарной лестнице. Ее тело знало – она справится.
Но прежде чем пальцы коснулись оконной ручки, в квартире раздался вибрирующий звонок телефона. Неизвестный номер.
"Не подходи к окну," – прошептал голос Влада, звучавший так, будто он находился прямо за ее спиной. – "Они везде. Жди меня у вентиляционной шахты в ванной. Три минуты."
Вентиляционная шахта? Эва бросилась в ванную, с ужасом отмечая, как легко ее тело преодолевает расстояние – два шага, и она уже там. Старая решетка поддалась с первого рывка, обнажив темный туннель, пахнущий плесенью и чужим страхом. В этот момент входная дверь с душераздирающим треском распахнулась.
"Эвиночка..." – знакомый голос Лены звучал неестественно сладко, растягивая слова, как жвачку. – "Выходи, поиграем! Я принесла твои любимые... черничные кексы."
По спине Эвы пробежали мурашки. Лена ненавидела чернику. Она не успела обернуться – нырнула в шахту, как раз когда в ванную ворвалось нечто с лицом подруги, но с когтями, разрывающими кафель, и оскалом, достойным голодного волка.
Темнота сомкнулась над ней. Теснота вентиляционного хода давила на грудь, заставляя дышать мелкими, частыми глотками. Где-то порезавшись о острый край, она даже не заметила боли – только теплую влагу, стекающую по запястью. Вкус крови на языке оказался... приятным.
Когда после вечности слепого пути она наконец вывалилась в подвале соседнего дома, сильные руки подхватили ее за плечи.
"Тише," – Влад прижал холодный палец к ее губам. В тусклом свете аварийной лампы его лицо выглядело изможденным, а в глазах стояло выражение, которое Эва не могла определить – то ли страх, то ли восхищение. – "Они могут слышать твое сердце за три квартала. И чувствовать запах твоей крови."
Старый "вольво" Влада ждал за углом, двигатель работал на холостых. Только когда они выехали на ночную трассу, оставив район позади, мужчина расслабил хватку на руле.
"Ты видела книгу. Настоящую книгу," – он бросил на нее быстрый взгляд. – "Поэтому он выбрал тебя. Не случайно. Не просто так."
"Кто?" – Эва сжала кулаки, отмечая, как ногти – слишком длинные, слишком острые – впиваются в ладони, оставляя полумесяцы ран. Крови не было.
"Малакай. Ты носишь в себе часть его силы. Как и Кай когда-то." Влад резко свернул на проселочную дорогу, глушитель автомобиля задевал за кочки. – "Он создал нас всех. А теперь хочет забрать обратно. Начинается новый цикл."
Эва прикрыла глаза. В голове всплывали обрывки – серебряная чаша, вкус чего-то медного и сладкого, руки Кая, держащие ее за плечи, его голос: "Ты всегда была частью этого..."
"Что я должна делать?" – ее собственный голос звучал чужим, с новыми, странными обертонами.
Влад достал из внутреннего кармана серебряный флакон – изящный, с гравировкой тех самых переплетенных ветвей.
"Выпить это. И забыть. Навсегда." – он протянул сосуд. – "Это единственный способ разорвать связь."
Но когда пальцы Эвы сомкнулись вокруг холодного металла, в голове раздался знакомый голос – не звук, а скорее вибрация в самой кости:
"Он лжет. Ты помнишь, что было в чаше? Ты чувствовала силу. Она твоя по праву."
И она вспомнила. Вкус крови Кая на своих губах. Горячую волну, прокатившуюся по венам. И тот момент, когда мир вдруг стал кристально ясным, а все страхи растворились, уступив место странной, древней уверенности...
Влад, наблюдавший за ее лицом, вдруг резко затормозил.
"Уже слишком поздно, да?" – в его голосе прозвучала горечь. – "Он уже в тебе. Хорошо. Тогда слушай внимательно..."
Он наклонился ближе, и в этот момент лобовое стекло взорвалось внутрь миллионом осколков. Что-то большое и темное влетело в салон. Последнее, что увидела Эва перед тем, как мир погрузился в темноту – это лицо Влада, искаженное не страхом, а яростью, и его руку, сжимающую серебряный кинжал, которого секунду назад у него не было...
Тьма рассеялась так же внезапно, как и наступила. Эва очнулась в полуразрушенной часовне, где лунный свет пробивался сквозь разбитые витражи, окрашивая каменный пол в кровавые оттенки. Ее тело ныло, будто после долгой болезни, а во рту стоял привкус меди и ладана, напоминавший о странных ритуалах, свидетелем которых она стала.
"Наконец-то."
Голос Влада раздался справа, наполненный странной смесью облегчения и тревоги. Он сидел на обломке мраморной колонны, тщательно протирая окровавленный клинок куском темной ткани. В углу часовни лежало нечто, завернутое в черный саван – огромное, бесформенное, медленно растворяющееся в клубах серого дыма, который странным образом не рассеивался в воздухе.
"Что... что это было?" – Эва попыталась подняться, но ее тело не слушалось, мышцы дрожали от перенапряжения. Она заметила, что ее одежда была в крови, но не могла понять – ее ли это кровь или...
"Разведка Малакая," – Влад бросил беглый взгляд на странный сверток, его пальцы нервно постукивали по рукояти кинжала. "Они нашли нас быстрее, чем я ожидал. Это значит только одно – ты для них важнее, чем я предполагал."
Он подошел ближе, и в лунном свете, проникающем сквозь разбитое окно-розу, Эва впервые разглядела его как следует. Высокий, крепко сбитый мужчина, выглядевший на сорок с небольшим, с седеющими висками и глубоким шрамом через левую бровь. Но глаза... глаза выдавали его истинную природу. В них стояла тяжесть веков, глубина, которая пугала и притягивала одновременно.
"Кто ты на самом деле?" – спросила Эва, замечая, как ее собственный голос звучит чужим, с новыми, странными обертонами.
Влад усмехнулся, и в этой усмешке было что-то древнее и мудрое, совершенно не соответствующее его внешнему облику.
"Ты уже догадалась, не так ли? Я один из них. Но не такой, как Кай или Малакай. Я... отступник." Он провел рукой по лицу, и Эва заметила, как на мгновение его черты исказились, став более звериными, более... вампирическими. "Двести тридцать семь лет назад Малакай превратил меня, чтобы я был его солдатом в вечной войне. Но я сбежал. И теперь помогаю таким, как ты."
"Таким?" – Эва почувствовала, как в груди что-то сжалось. Она боялась услышать ответ, но еще больше боялась остаться в неведении.
"Особым," – Влад наклонился, и его глаза загорелись желтоватым светом, как у хищника в темноте. "Ты ведь уже чувствуешь изменения? Видишь в полной темноте, как днем. Слышишь шепот через две стены. Чувствуешь сердцебиение людей за тридцать шагов. Различаешь запах страха."
Эва молча кивнула. Она заметила все это, но боялась признаться даже самой себе. Теперь же, когда кто-то назвал эти изменения вслух, они стали более реальными, более... необратимыми.
"Это только начало," – продолжил Влад, вставая и заковыливая к разбитому алтарю. Его походка выдавала старую травму, возможно, полученную в каком-то давнем сражении. "Малакай создал нас по образу древнего существа – того, что скрыто в книге. Но Кай... Кай всегда был другим." Он обернулся, и в его глазах Эва прочитала что-то, похожее на уважение, смешанное со страхом. "Он не просто вампир. Он страж. Последний из семи хранителей."
"Хранителей чего?" – Эва наконец смогла подняться, ощущая, как по ее телу разливается странная сила, согревающая изнутри.
Влад повернулся, держа в руках то, что было спрятано за алтарем – старую, пожелтевшую карту города, испещренную странными символами, которые пульсировали, словно живые.
"Врат," – прошептал он. "Врат в мир, откуда пришла тьма. И ключ... ключ – это ты, Эва. Вернее, то, что Малакай вложил в твою кровь много веков назад, через цепочку перерождений."
Эва вскочила на ноги, внезапно ощутив прилив сил, который заставил ее сердце биться чаще. Ее движения стали более плавными, более точными, как будто тело наконец-то начало слушаться ее по-настоящему.
"Что ты имеешь в виду?" – ее голос звучал более низко, более... соблазнительно.
"Ты не первая," – Влад развернул карту, показывая семь отметок, расположенных по кругу, образующих странный узор, напоминающий тот самый символ из книги. "Маргарита была первой. Потом Анна. Потом Лилия. Все они – как ты. Все они умерли, чтобы удержать врата закрытыми. А Кай... Кай должен был их убить. Это его проклятие, его вечная ноша."
В голове у Эвы что-то щелкнуло. Видения, которые она видела, внезапно обрели смысл. Чаша, кинжал, ритуалы... все это было частью чего-то большего, чего-то древнего.
"Он... любил их?" – спросила она, чувствуя странное сжатие в груди при этой мысли.
Влад кивнул, и в его глазах появилась глубокая печаль.
"И убивал. Снова и снова. Веками. Пока не встретил тебя." Он посмотрел на Эву с каким-то странным выражением, смесью жалости и восхищения. "Ты особенная даже среди них. Ты первая, кто помнит. Кто видит. Кто... сопротивляется."
В этот момент снаружи донесся душераздирающий крик – женский, знакомый.
Лена.
"Это ловушка," – прошептал Влад, но Эва уже мчалась к выходу, чувствуя, как что-то древнее и страшное пробуждается в ее крови, наполняя каждую клетку тела нечеловеческой силой.
Город горел. Где-то вдалеке, в направлении особняка, взметнулся столб багрового пламени, освещая ночное небо зловещим заревом. И сквозь гул пожара, сквозь крики людей и вой сирен, Эва услышала голос Кая, зовущий ее.
Зовущий домой.