Ей было семь лет. Семь лет, и мама смотрела на неё так, будто она — самая ненужная вещь на свете.
— Ты разбила куклу Лизы! — крикнула мама. Глаза горели яростью, голос дрожал. — Убирайся!
— Но… я не… — дрожал голос девочки, она сжала в руках куклу. — Это же не я!
— Молчать! — мать подошла ближе, и девочка почувствовала, как сердце подскакивает к горлу. — Всё, хватит! Убирайся сейчас!
Слёзы полились сами, как будто вырвались изнутри без разрешения. Сердце колотилось так, что казалось, оно сейчас выскочит из груди. Девочка хотела бежать, кричать, объяснить… но голос застрял в горле. Она прижала к себе маленькие руки, куклу, свою последнюю защиту, и чувствовала себя самой одинокой на свете.
На улице было холодно, ветер колол лицо, ноги дрожали. Она шла, спотыкаясь о камни, падая, но тут же вставала. В её голове гремел один вопрос: «Почему? Почему меня так ненавидят?» Но ответа не было. Только пустые улицы, холод и темнота.
И вдруг она увидела старый заброшенный дом. Заколоченные окна, покосившаяся крыша, темнота, что будто жила сама по себе. Он казался страшным, почти как монстр, но лучше, чем пустая улица. Девочка шагнула внутрь, дверь скрипнула, и она подпрыгнула от неожиданности.
Она прислонилась к стене, обняла колени, и слёзы снова хлынули. Холодный пол под спиной, пыль в носу, темнота вокруг — всё это казалось бесконечным и опасным. Она хотела, чтобы кто-то пришёл и сказал: «Всё будет хорошо». Но никто не пришёл. Никто никогда не придёт.
Слёзы утекли, тело ослабло, и она заснула, обняв колени, дрожа от холода и усталости.
Проснулась от шума. Шаги? Скрип? Её сердце подпрыгнуло, дыхание застыло. Она прижалась к стене, руки судорожно обхватили колени. Сердце колотилось, ладони вспотели. Что это было? Кто здесь?
И вдруг — щелчок. Резкий, громкий звук, который заставил всё тело содрогнуться. Девочка не знала, что это, но внутри сжалось что-то древнее, маленький страх, который говорил: опасно. Очень опасно.
Она прижалась к стене, стараясь стать частью тени, раствориться в темноте. В её голове всё смешалось: холод, боль, одиночество, страх. Но было ещё одно чувство — тихое, твердое: выжить. Любой ценой.
Она ещё не успела отдышаться, как услышала шаги.
Сердце подпрыгнуло, в груди будто что-то забилось сильнее, чем раньше.
Девочка прижалась к стене, затаив дыхание, стараясь стать совсем маленькой.
Шаги приближались, и два мужчины появились в дверном проёме.
— Чёрт, — прошептал один, голос дрожал. — Смотри, она… она была там, она всё видела.
— Что нам с ней делать? — спросил другой, заметно нервно переговариваясь.
Девочка слышала каждое слово, но не понимала, что делать. Её сердце билось так сильно, что казалось, будто его слышно во всей заброшке.
— Ведём к боссу, — сказал первый, голос стал твёрже. — Пусть он решает. Нельзя её оставлять здесь. Она видела… слышала… всё.
Она сжалась в углу. Маленькая рука дрожала, слёзы снова подступили. Она не понимала, что видела или слышала, но чувствовала: это опасно.
— Идём, — сказал другой охранник, чуть мягче, — тихо, спокойно.
Они осторожно подошли, и один из мужчин схватил её за плечо. Она вздрогнула, но не сопротивлялась. Сердце колотилось, дыхание сбилось. Она понимала только одно: это не мама, это не дом. Это что-то другое… страшное и важное, и от этого зависела её жизнь.
Они привели её в огромный зал. Он был тёмный, такой, что глаза сами привыкали к полумраку. Девочка прижалась к стене, сердце колотилось бешено, казалось, что каждый её удар слышен по всему залу.
В углу сидел он. Сидел тихо, неподвижно, но глаза… глаза будто проникали в каждую клеточку её тела. Она почувствовала холод, пробежавший по спине, и всё тело сжалось.
— Что это у нас тут? — тихий голос, ровный и спокойный, но в груди девочки словно ударил гром.
Охранники переглянулись, один из них шепнул:
— Она… босс, она всё видела и слышала.Её нельзя было оставлять.
— Ведите её сюда, — сказал он. Его взгляд остановился на девочке. В нём не было злости, только любопытство. И эта тишина была страшнее крика.
Она обхватила колени, маленькая рука дрожала, куколка прижималась к груди.
— Кто… кто вы? — голос почти сорвался, он дрожал.
— Я? — тихо улыбнулся он. — Я тот, кто решает, кто живёт и кто умирает.
Девочка почувствовала, как внутри что-то сжалось, но одновременно возникло странное чувство — может, здесь она сможет выжить.
— Оставляем её у себя, — сказал он охранникам. — Не сломайте. Она сильная.
Девочка сидела на холодном полу, обняв колени, дыхание сбивалось. Страх и облегчение смешались в груди, словно буря и солнечный свет одновременно. Она знала только одно: теперь всё будет иначе. И она должна быть сильной.
Прошло десять лет.
Она уже не та маленькая дрожащая девочка, которая одна пряталась в заброшке. Теперь перед глазами был мир другой — мир тёмный, жестокий, но знакомый.Ричард взял её к себе сразу после того вечера. Сначала она была лишь ребёнком, которого нужно было оберегать, кормить, учить выживать. Он говорил мало, но каждое слово было весомым. Он учил её силе — не той, что в кулаках, а той, что в голове и в сердце. Он учил, как смотреть в глаза людям и не дрогнуть, как скрывать страх, как выживать.
Она жила в большом доме, но это был не дом для игр и смеха. Это был дом для обучения: секреты, правила, тени взрослых мужчин и женщин, которых она училась читать как открытую книгу. Он воспитывал её как дочь, но никогда не позволял слабости. Любовь здесь была жесткая, как сталь — через доверие, через правила, через ожидание.
Сейчас ей было семнадцать.
Взрослое лицо, холодный взгляд, уверенная осанка. Она научилась контролировать эмоции, прятать страх, но внутри всё ещё жила маленькая девочка, которая помнила ту ночь, когда её мама выгнала её на улицу, и холодный страх заброшки.