Наследница (не) счастливой сыроварни

Глава 1.

— Всем доброе утро! — расплылась я в улыбке при входе в наш захудаленький офис.

Это ничего, что захудаленький. Так даже хорошо, как-то по-домашнему, уютно. Окон, правда, нет. А те, что есть, выходят на бетонную стену соседнего здания завода. Тут много на территории таких разных зданий — побольше, поменьше. Наша конторка в пристройке заводской обитает. Но, как говорится, в тесноте да не в обиде! Зато все свои, почти как семья.

— Здравствуйте, Юлия Анатольевна, — приветливо поздоровалась Леночка, наша офис-менеджер (то есть, «по-простому говоря, принеси-подай-иди нафиг-не мешай»). Хорошая девочка, немного тупенькая, но хорошая, добрая. — А вы опять нам что-то вкусненькое принесли?

А глазки-то загорелись! Ух, сейчас как всех сражу наповал!

— Ага, — я хитро подмигнула и стала протискиваться между двух рядов столов наших продажников.

Здесь только Леночка со свистом пролетает, а другим вот туго приходится, особенно мне. Поднабрала я что-то за последнее время, как мужа своего схоронила, так и понесло меня вширь… Ну, ладно, не об этом сейчас. В общем, пробралась кое-как и пошла в нашу столовку.

Столовка — это, конечно, громко сказано, так — чулан метр на полтора со столом, маленьким холодильником и микроволновкой. Но я ж уже говорила про тесноту? Здесь вам не там. Я ж двадцать лет на этом самом заводе отпахала бухгалтером. А потом производство загибаться начало, убытки сплошные пошли. Помещения стали в аренду частникам сдавать, а весь персонал завода разогнали. Мне ещё повезло: почти по наследству меня старое руководство новым арендаторам передало. По блату пристроили, как сейчас говорят. Или уже не говорят?.. Короче, не осталась я без работы, и слава богу. Мне-то в моём возрасте работу терять нельзя — вот-вот шесть десятков стукнет, а на пенсию, сами понимаете, жить трудновато.

— А принесла я вам сегодня, — я сделала торжественную паузу, — сыр! Домашнего производства!

— Вот это да! — хлопнула в ладоши Леночка. — Вы прямо собственными руками готовили?!

— Прямо собственными! — не без гордости призналась коллегам, которые уже обступили вход в столовку.

Сотрудников у нас кот на плакал, и добрая часть из них — те самые продажники. С утра до ночи висят на телефонах и впаривают китайские сувениры по мелкооптовым ценам. Заказов много, а выхлоп не сказать что аховый. Ну, какой уж есть.

— Юлия Анатольевна! Вы такая мастерица! — всё расхваливала меня Леночка. — Вам бы собственный блог кулинарный открыть!

— Эх, — я только рукой махнула от смущения. — Мне бы в деревне осесть да козу завести и свежим воздухом дышать. Что ещё на старости лет надо? Но покой нам только снится! Так что пока вас буду потчевать. А вы не стесняйтесь-не стесняйтесь. Подходите, пробуйте.

— А мы и не стесняемся, — весело заявил Ваня, тут же ухватывая с тарелки на столе кусочек сыра и кидая его в рот. — М-м-м! Вкуснятина!

— И правда! — подтвердил Саша, причмокивая уже вторым кусочком. — Ну, как настоящий же! Не отличить от магазинного!

— Он и есть настоящий, — насупилась я. — Это в магазине вам чёрти что продают со всякими «е-шками». А у меня всё натуральное.

— А молоко на сыр вы где брали? — вклинился Вадим. — Не на ферме же.

Вот же зараза. Как огрела бы половником!..

Я вздохнула:

— В магазине. Вот заведу себе козу, и покажу вам тут всем Кузькину мать.

— Ну, Юль Анатольна, — попыталась успокоить меня Леночка. — Вы не сердитесь только. Сыр у вас замечательный! Я бы всё-всё съела, да только боюсь, там столько калорий, что потом ни в одно летнее платье не влезу.

Я ей улыбнулась по-матерински и чуть приобняла.

— Кушай, милая. Кушай. До лета ещё сто раз похудеешь.

А про себя подумала:

«Эх, Леночка-Леночка… Какие твои годы? Вся жизнь впереди. Да и не в худобе же счастье… Молодость — вот, что бесценно… Молодость одна за всю жизнь человеку дана…»

Ох, чуть слезу не пустила. Ещё так растрогалась, что мой сырок смели за две минуты. И только когда уже последний кусочек Вадим уплетал, вспомнила, что директору-то нашему ничего не осталось! А тут он как раз… Собственной персоной.

Офисная дверь открылась, и на пороге вырос наш Главный (это мы его так зовём — «Главный»). Красивый мужчина, видный, неженатый. И вредный. Наверное, потому что как раз неженатый. Была б жена, он, может, помягче бы стал. А так все побаивались нашего Аскольда Викторовича. Ну, и я в том числе.

Стоит он, смотрит на наше сборище у столовки, а в глазах недоброе что-то думает. Ох, недоброе…

Я так и поперхнулась.

— Аскольд Викторович, доброе утро! — залебезила Леночка.

Главный на неё даже внимания не обратил.

— Вы опять устраиваете тут несанкционированные обеды в рабочее время? — громыхнул Аскольд и сощурился.

— Да просто коллег сыром немного угостила, — пробормотала я, чуя неладное.

— Юлия Анатольевна, — произнёс он моё имя так, как будто заучивал по слогам, — пройдите, пожалуйста, в мой кабинет.

Я только рот успела открыть, чтобы ответить, мол, скоро приду, как тут же раздалось на всю комнатуху:

— Немедленно.

Глава 2.

Пока шла до кабинета, то суставы шалили, то сердечко ёкало. Надо было валокординчику-то тяпнуть на всякий случай. Не догадалась. Очки свои несколько раз на ходу протирала, а всё равно, как ступила «на ковёр», сразу запотели, как будто в молоко по самую макушку нырнула. Ничегошеньки не видно.

Стою, думаю — снова что ли снимать их и тереть прям перед столом Главного? Или обойдусь пока без зрительного контакта? Мож, так даже лучше?..

Да в конце концов, чего я боюсь? Не съест же он меня! А по всему видно — плохо мужик питается…

— Юлия Анатольевна.

— Да?.. — ответила с готовностью.

— Закройте дверь.

— Ага, сейчас.

К двери вернулась вслепую. Глаза меня уже давно подводят, так что навыки соответствующие имеются. А вот на то, чтобы снова подойти к Главному, духу что-то уже и не хватило. Да ему и не нужно было. Так разговор повёл.

— У меня для вас две новости…

— Давайте с хорошей! — тут же решила я.

Кажется, Аскольд посмотрел на меня в упор. Это я скорее почуяла, чем увидела.

— А кто вам сказал, что среди них есть хорошая?

Я попыталась улыбнуться. Это ж ведь шутка, да? Ну, неудачная, но всё-таки шутка. Или нет?..

— Юлия Анатольевна, — Главный вздохнул (со слухом у меня всё в порядке, кто не понял), — я решил произвести реорганизацию нашего славного коллектива. И начать сей процесс думаю с бухгалтерского отдела.

— Это хорошо, — неуверенно кивнула я. — А то у нас и отдела как такового нет. Всё я да я. А мне бы помощницу какую…

— Бухгалтеров будет двое, — подтвердил Аскольд. — И оба они будут на аутсорсе.

— На чём, простите?

Он злобно прокашлялся.

— На аутсорсе, Юлия Анатольевна. То есть будут работать из дома.

— То есть мне больше не надо ездить в офис? — удивилась я и даже немного расстроилась. — Как-то привыкла уже каждое утро в шесть утра…

— В вашем возрасте лучше так сильно не напрягаться, — судя по тону, что-то не было похоже на сочувствие, но я почему-то кивнула.

Что ж, из дома, значит, из дома… Правда, как из дома работать-то?..

— Это была первая новость. Новость вторая: вы сейчас напишите увольнительную «по собственному», и я вам её сегодня же подпишу. Задним числом с начала этого месяца.

Очки вроде уже просохли, а картинка в глазах так и не появилась. Даже наоборот — вместо мутной белой дымки я теперь глядела в сплошную черноту.

— Я… что-то… не очень… — стала бормотать, попутно пытаясь свести в голове дебет с кредитом.

— Вы можете быть свободны, — ехидно продолжил Аскольд. — Конечно, вам придётся ещё передавать дела новым бухгалтерам, но вы это сделаете по телефону или по электронной почте. Однако с этого дня наша компания больше не нуждается в ваших услугах…

— Подождите! — прервала я в полнейшем шоке. — Вы что, меня увольняете? Я разве плохо работаю?

— Формально я вас не увольняю, — Главный развёл руками. — Вы добровольно покидаете наш коллектив, и я не имею никакого права вас задерживать. У вас ведь начинается новый этап в жизни, Юлия Анатольевна, — он, кажется, улыбнулся. — Пенсия — прекрасный период. Желаю вам насладиться им по полной программе.

«По полной программе»?! Нет, я, конечно, знала, что у нашего директора так себе с чувством юмора, но чтобы он вот так распрощался со мной?! Как?! Почему?!..

Да, я уже не девочка, и бывало, случались огрехи в работе. Но по мелочам! Аскольд один фиг в моих бухгалтерских делах ни в зуб ногой! А во всём остальном у меня комар носу не подточит!

— Юлия Анатольевна, — заговорил он торопливо, — просто примите как факт. Ваше нахождение здесь обходится компании слишком дорого, а внештатные сотрудники в этом плане куда более выгодны. И места не занимают, и народ от работы не отвлекают, и… Ну, в общем, всего вам доброго.

Не помню, как выходила из кабинета, как сгребала сумку. Вроде кто-то что-то пытался мне сказать. Та же Леночка чирикала без умолку. Но что она там щебетала?.. Какие-то утешения… А какие тут утешения утешат?..

Поплелась через проходную. Там пропуск спросили, я только тогда как-то краешком ума осознала, что пропуск мой у Аскольда остался. Но охранники меня давно знали, пропустили без объяснений. И на том спасибо — не пришлось лишний раз говорить, что меня вытурили как старую собаку. Хотя слова так и щекотали горло. Обидно было — не передать.

А я ж так старалась, душу вкладывала во всё, что делаю. Вкусняшки приносила — пирожки, булочки, ещё сыр этот проклятый… Думала удивить да чтоб хоть немного слов добрых услышать. От кого ж ещё мне их слышать?

Иду, плачу. Слёзы так и стынут коркой на щеках. Снег уже сошёл, но на улице пока было прохладно, а ещё холоднее становилось от мысли, что теперь я не только одинокая, а вдобавок безработная. И вообще никому ненужная во всём мире…

Хотя есть у меня сын и дочка — взрослые уже, со своими семьями, со своими заботами. Сын, Петя, не столько в семье, сколько в своём бизнесе по уши. Невестка и та жалуется, что его дома днями-ночами не бывает. А дочка замуж вышла за иностранца, да так со свадьбы и укатила к нему жить на другой континент. Звонит раз в полгода, говорит всё — приезжай как-нибудь. А мне вроде и некогда, и стеснительно как-то — чего я туда к ним в Штаты поеду? Там же совсем другая жизнь, всё по-другому. Это молодым везде дорога…

Не в силах больше терпеть вой душе, достала мобильник и всё-таки набрала Маргошке, доченьке.

— Мам?..

— Привет, милая! — начала я бодро. — Как у тебя там дела? Так соскучилась по твоему голосу!

— Мам, у нас три часа ночи…

— Ой!.. — я так и застыла с трубкой посреди улицы. — Прости, Маргош, что-то забыла совсем про эти часовые пояса, будь они неладны…

— Мам, давай потом поговорим? Ты сейчас Джона разбудишь…

— Конечно-конечно! Ещё раз извини!..

В трубке уже стояла тишина. Я глянула на экран. Прямо посерёдке на него упала одна прозрачная капелька. Утерев глаза, я постаралась не разрыдаться окончательно. Всё-таки сын у меня тут недалече живёт…

Глава 3.

— Ох, чтоб тебя… — проскрипела я, ещё не открывая глаз, но уже инстинктивным движением ощупывая очки.

Целы. Ну, хоть какая-то радость. Поровняла их на лице, затем всё-таки разлепила веки. И ничего не поняла.

Повертела головой. Огляделась.

Хм…

Стала подниматься. Думала, сейчас опять колени заноют и матюками ругаться начнут, но как-то пощадили меня коленочки. Встала довольно быстро, и голова почти не кружилась, хотя после такого приземления на асфальт ей положено ещё долго раскалываться.

Но сейчас меня другое волновало — а где, собственно, все?

Улица та же. Тротуар тот же. И дома вроде бы похожи. А людей нет. Ни одного. Были ведь люди. Куда они делись? Прохожие, этот оболтус на самокате, и ещё мальчишка с листовками — никого. Попрятались что ли?..

Кстати, о листовке. Я глянула наземь и листовку всё-таки узрела. Она так и осталась лежать, выпавшая из руки. Подняла её, расправила и стала читать:

«Агентство “Не та дверь”

У каждого есть шанс на новую жизнь!»

Всё, конечно, хорошо, только ничего непонятно. Какое агентство? Какую жизнь?.. Перевернула листовку и увидела схемку — простую, бесхитростную: несколько стрелочек прямо, налево, направо. Повертела и так, и эдак. Ещё раз глянула кругом. Даже если бы захотела уточнить у кого-нибудь дорогу, всё равно бы не вышло. Потому пошла сама, по схеме.

Идти оказалось метров сто. Ещё издали я заметила большую чёрную табличку с золотыми буквами «Не та дверь», и тут тоже была стрелочка — вниз, под вывеску, на вход, очевидно, намекающая, что «Не та дверь» — это она самая и есть.

Сначала я позвонила в звонок, и дверь ответила мелодичным перезвоном. Хороший звонок, мне бы тоже себе такой поставить. Хотя кто ко мне ходит? Разве что соседка, да иногда торгаши, которые по осени картошкой промышляют. А потом дверь следка приотворилась. Я взялась за ручку и вошла внутрь.

— Юлия Анатольевна! — с порога поприветствовал меня какой-то человек в чёрном классическом костюме. — А мы как раз вас ждём! Заходите!

Ну, то, что товарищ знал меня по имени, удивило уже немного меньше, чем исчезновение стольких людей с улицы. В конце концов, может, он в нашей шарашкиной конторе что-то покупал — вон у него сколько финтифлюшек на полках стоит: какие-то кубки, статуэтки, подсвечники.

— Вы не стесняйтесь, — подбодрил мужчина. — Садитесь в кресло, вот так… Очень хорошо… Чай/кофе/волокардинчику желаете? — он захихикал.

А я что-то поёжилась от его смеха. Нет, не то что он меня пугал. Знаете, я ведь человек понимающий. У всех свои странности. Ну, хихикает он себе — зла ж никому не делает, и ладно. Но стало мне вдруг не по себе. Неужели ж меня правда стала так память подводить, что мы с этим товарищем уже знакомы были, а я просто забыла начисто?..

— Да нет… — отмахнулась я торопливо. — Знаете, честно сказать, я вообще слабо понимаю, что я тут делаю…

— Ну, как же так? — почти возмутился он. — Вы же сами пришли, Юлия Анатольевна!

— Да, сама. Но мне совсем некуда было идти, и потому…

— И потому вы пришли как раз по адресу! — восторженно подпрыгнул странный тип. — Вы себе представить не можете, как я вас заждался!

— М..меня?.. — тут я слегка побледнела, или не слегка.

— Именно вас! — радостно заверил он. — Кстати, совсем забыл представиться. Простите великодушно. Меня зовут Луциус. Я — главный распорядитель агентства «Не та дверь». Так сказать, координатор новой жизни.

— Простите, какой жизни?.. — кажется, у меня что-то в горле застряло.

— Новой, разумеется! Юлия Анатольевна, вы не представляете, как вам повезло! Благодаря нашему агентству, у вас появился шанс начать ту жизнь, о которой вы всегда мечтали!

— Правда?.. — я икнула и поморгала несколько раз. — А о какой я мечтала?..

Луциус снова захихикал:

— У вас прекрасное чувство юмора. Уверен, оно вам ещё пригодится.

— Для чего?.. — еле слышно задала вопрос, но распорядитель меня не услышал.

Он принялся перебирать на столе какие-то бумаги. Я же сидела в полнейшем недоумении и никак не могла сообразить: а что происходит-то, вообще?.. Так, восстановим события по порядку. Я шла по улице, увидела мальчика с листовками, а затем другой мальчишка сбил меня на электросамокате, и… Точно! Я повредилась головой! Ну, или хотя бы просто сплю. Занимательный сон, однако. Видимо, хорошо меня приложило.

— Где же, где же эта бумажка?.. — бормотал себе под нос Луциус, перекладывая предмет за предметом.

— Какая?.. Не эта ли? — я зачем-то показала листовку, которую до сих пор сжимала в руке.

— А, это, — распорядитель одним ловким движением выдернул рекламку из моих пальцев, быстро скомкал и бросил куда-то себе за спину. Только вот я так и не увидела, куда упал бумажный комок. — Это вам больше не нужно. А вот этот документик… Прошу, — он пододвинул ко мне на край стола обычный офисный лист формата А4, — требуется подписать.

Я бегло пробежалась по строчкам, цепляясь за знакомые слова. Однако знакомых было немного — моё собственное имя, что-то там про новую жизнь и отсутствие претензий…

— Юлия Анатольевна, — заговорил Луциус, отвлекая от чтения, — не хочу вас поторапливать, но у нас с вами не так уж много времени. Может, мы и имеем дело с Вечностью, но знаете ли, даже в Вечности нужно устраивать обеденные перерывы. А я как раз только-только собирался отобедать. Думал, вы вообще уже сегодня не придёте…

— Можно вопрос? — наконец, вставила я свои пять копеек в его трескотню.

— Сколько угодно! Но только один, — он расплылся в милой улыбке.

— А я сейчас сплю?

— Ну, что вы! Никаких снов! Снами у нас заведует совершенно другой отдел. Знаете ли, бюрократия сильна даже в нашей сфере. Ну, вы понимаете.

— Да, конечно, — из вежливости поддакнула я. — А вы про какую сферу?

— Ох! Время-время-время! Бесконечное! Безвозвратное! — патетически воскликнул Луциус и постучал пальцем по своим наручным часам. — А время не ждёт, Юлия Анатольевна! Ваша дверь уже готова! Ставьте подпись, — он с усилием ткнул в листок.

Глава 4.

Вы тут наверняка подумали, что пока я летела, успела вспомнить всю свою жизнь? Да фигушки! Ничерта я не успела. Мне есть, чаво вспомнить, но что-то пошло не так. Как сиганула я в эту «прекрасную» яму, так и забыла всё на свете. Даже испугаться толком не получилось.

Уже когда почуяла под собой что-то осязаемое, пронеслась наконец первая мысль: «Вот и верь теперь людям! Даже во снах дурят честных пенсионерок!».

Да что ж за день-то такой выдался? То с работы ни за что ни про что увольняют, то самокатчики норовят задавить! Мне на старости лет не положено столько волноваться, и уж тем более — падать неизвестно куда.

Попыталась пошевелиться, и тут до меня донёсся какой-то ор:

— Держи крепче!

— Не могу я! Она брыкается!

Брыкается? Кто?.. Ну, уж точно не я. Лежу себе тихо, никого не трогаю. А, кстати, где я лежу?..

Потихоньку продрала глаза, не надеясь шибко что-то разглядеть. Очки-то всё ещё в руках у меня были. Но на удивление увидела я всё довольно чётко: деревянный потолок, грубые балки. Повертела головой — кажется, это сельский сарай. Внезапно голова моя откликнулась глухой болью. Ох, мамочки!.. Всё-таки прилично я давеча на асфальт брякнулась. Спасибо лихачу.

— Ты гляди! Чучело ещё шевелится!

— Да ну? Приложи-ка её оглоблей ещё разок.

Не знаю, как сообразила, о чём речь, но, наверное, боженька подсказал, что два женских голоса говорят обо мне. И я тотчас метнулась в сторону. А на то место, где я только что валялась в сене, через мгновение приземлилась увесистая палка.

— Смотри, какая прыткая! Откуда только силы у нашего Чучела взялись?

Прижавшись к занозчатой стене, я во все глаза уставилась на двух женщин — постарше и помладше. Наверное, мама с дочкой. Обе весьма упитанные и одеты как-то… Я бы сказала по-старинному. Так в фильмах исторических какие-нибудь крестьянки одеваются. Правда, зажиточные крестьянки. Платьица у них были с рюшами, оборочками. Может, и недорогие, но слишком вычурные для тяжёлого деревенского труда. У старшей на шее висело что-то такое красивое и блестящее — наверное, какой-то кулон или амулет с ослепительно-красным камнем, но разглядеть мне толком не удалось. Потому что в то же самое время младшенькая крепко сжимала в руках здоровенную оглоблю и, кажется, снова целилась ею мне в голову.

— Вы кто? — выдохнула я с перепугу, заметив, что голос мой стал каким-то внезапно звонким, но от стольких эмоций, что угодно случиться могло.

— Батюшки! — удивилась старшая, она прижимала к углу сарая какое-то несчастное животное. Судя по жалостливым блеяниям, козу. — Ты никак говорить научилась? А мы-то думали, ты немая!

Тётка расхохоталась. Дочурка её поддержала:

— Вот что оглобля животворящая делает! Интересно, когда я тебе вмажу во второй раз, ты ещё летать научишься?

— Научится, — злобно процедила тётка. — Сразу упорхнёт вслед за своим папашей. Давай, Лори. Не промахнись.

Лори ничуть не растерялась, и уже вознамерилась привести в исполнение задуманное, но я каким-то чудом успела спастись от новой атаки и схватить подвернувшиеся под руку грабли. Дерево ударилось о дерево, и мой удар оказался на порядок сильнее. Лори от неожиданности выпустила своё оружие, которое с грохотом упало на доски.

— Мерзавка! — заорала девчонка.

А я потрясла перед обеими дамами своими граблями.

— Так, гражданочки! — выпалила в их перекошенные от удивления и ужаса напудренные лица. — Мы сейчас разберёмся, кто тут мерзавка, и что тут творится!

Лори попятилась назад к матери. Та застыла с открытым ртом, и бедная животина вывернулась из её загребущих ручонок. Это и впрямь оказалась коза, которая опрометью кинулась к моим ногам.

— Маменька, — захныкала Лори, — она дерётся…

— Вижу, — нахмурилась тётка, не спуская с меня ненавидящего взора мелких карих глазёнок. — Сейчас я всё улажу.

Она попыталась сделать шаг мне навстречу, в её руках опасно сверкнул нож, но я снова пригрозила ей своим оружием.

— Стой, где стоишь. Иначе расчешу тебя этими граблями — мало не покажется! Ишь, чего удумали! Оглоблей меня бить!

— Ты всё равно подыхала, — обидчиво произнесла Лори. — Мы тебя пожалели.

— Вот уж спасибо за заботу, — возмутилась я. — Козу несчастную вы тоже «пожалеть» собирались?

Я глянула на трясущееся рядом животное, прильнувшее ко мне, будто к своей последней надежде.

— С козы с этой ещё меньше толку, чем с тебя, — фыркнула тётка и убрала нож за спину. — Молока она не даёт, хоть какое-то мясо было бы.

— Что-то не видно по вам, что вы тут голодаете. Вона щёки какие наели — хомяк позавидует.

Женщины переглянулись между собой. Видимо, мой ответ оглушил их почище удара оглоблей. Кстати, затылок у меня до сих пор гудел — тёти старались на славу.

— Ты никак умом тронулась, Чучело? — фыркнула маменька. — Всегда знала, что ты — неблагодарная гадина, да только терпела тебя и заботилась всеми силами. Кормила тебя, растила, одевала. Хотя бы ради твоего никчёмного папаши. Только теперь его нет. Отдал богу душу сегодня ночью, и ты собиралась последовать его примеру, что было бы для тебя мудрым решением. Да видать, ты даже на это неспособна. Вот как твоя благодарность выглядит — граблями махать на свою благодетельницу!

— Это у вас, женщина, что-то логика хромает, — заметила я. — Вы ничего не попутали случаем? С такими благодетелями и враги не нужны.

Козочка проблеяла, как будто бы соглашаясь с моим мнением, и я осторожно погладила её по голове.

— Ах, вот так? — взъерепенилась тётка. — Немедленно вали отсюда! И чтоб ноги твоей в моём доме больше не было! Хорошо, что Фальберу хватило ума не вписывать тебя в наследство! Хоть до чего-то додумался, старый осёл. Так что после его смерти я больше не обязана терпеть твоё присутствие и тратить на тебя драгоценные силы. И без того дел по горло. Ты совершеннолетняя, живи, как хочешь. Точнее — выживай как хочешь!

— Ох, и напугала ты ежа голой попой, — только и усмехнулась я на её угрозы. — Я всю жизнь только и делаю, что выживаю.

Глава 5.

За пределами сарая нас встретило погожее летнее утро. Яркие краски запестрели перед глазами, и ароматы трав защекотали нос так, что голова закружилась по новой, но уже не от ушиба. Очки теперь скорее мешали, и я сняла их, вновь с удивлением отметив, что всё вижу прекрасно. Забыла уж, когда в последний раз любовалась такой красотой, да ещё и без очков. Вот так дела… Вот так чудесный сон… Привидится же… Настолько живо и красочно — точь-в-точь как реальное! Птичьи перезвоны, шелест трав, дуновение ветерка — всё-всё необыкновенно настоящее. И иду я ровно, почти не сутулясь, и ноги меня несут легко, как в молодости…

Так, минуточку.

Я остановилась и уставилась на свои руки, затем — на босые ноги, а после схватилась за лицо. Аж грабли выронила. Едрид-Мадрид! Ни единой морщинки! Ой! Ой! Шо ж это делается-то?!

Сны снами, но как же это так приключилось, что я превратилась в кого-то другого?! Нет, я уже догадалась, что сон мне нынче видится какой-то хитрый, но чтоб прям так!..

Из чистого любопытства отодвинула ворот рубахи, в которую была одета, и глянула внутрь. Ох, японский городовой! А у меня же это!.. Всё при мне, как говорится! Все выпуклости и вогнутости на месте, как положено. Ничего не висит, не кукожится, самый натуральный сок! Вот это да-а-а…

— Спасибо, — проблеял рядом чей-то скрипучий голосок.

— Пожалуйста, — пробормотала я, всё ещё рассматривая саму себя под одеждой, а потом резко вынырнула из ворота и уставилась на козу.

Галлюцинации — точно. Воздух меня так опьянил, что теперь кажется невесть что. Как будто всего остального не хватило, теперь ещё чудится говорящее животное.

— Ты чего так смотришь? — спокойно и чётко вопросила козочка.

Я даже увидела, как в такт словам зашевелились её мохнатые губы и, кажется… улыбнулись!

— Ты разговариваешь… — я так и осела наземь, позабыв обо всём на свете.

Ну, это уж перебор. Не одно так другое. Чего теперь ожидать? Летающих тарелок? Вий сейчас из кустов выпрыгнет со своими чертями в довесок? В детстве смотрела этот фильм, когда ещё малая была. Ух, и страху я набралась, караул! Месяц ещё засыпать боялась. А теперь вот сплю и, похоже, проснуться никак не могу. Да что со мной?!

Для верности ущипнула себя за руку, крепко так ущипнула. Ай, больно! По-всаделишному больно, а не как во сне!

— Это я должна в обморок падать, что ты разговариваешь, — тем временем заявила коза с обиженным видом. — Ты ж лет десять как ни слова не молвишь. Я-то тебя говорящей и не застала, но от других слышала.

— Слышала? — переспросила я, хлопая глазами.

— Ну, со слухом-то у меня всё в порядке.

Очень информативно. Конечно, я знала, что козы не глухие. Но чтоб они человеческую речь разбирали, да ещё сами на человечьем языке изъяснялись, тут определённо чертовщина какая-то закралась.

— Странная ты какая-то, — фыркнула коза.

— Это я странная? Да не страннее, чем вот это вот всё! — я развела руками.

Мохнато-рогатая лениво оглядела окружающее нас цветущее поле. Мы отошли от сарая метров на пятьсот, и отсюда уже было почти не видно поместья, откуда мы ушли. Я не особо рассматривала, но имение было, кажется, довольно приличным. Не халупа какая-нибудь.

— В любом случае я рада, что ты жива, — заключила коза. — Думала, эти две гадины пришибли тебя, а про себя уж и не надеялась белый свет увидеть. И болезнь твоя так резко отступила. Чудеса, — она вздохнула с блаженной улыбкой и подошла ближе. — Ну, чего расселась? Идём. И, кстати, куда мы идём?

Хороший вопрос.

Я поднялась на ноги, прихватила грабли, отряхнулась. Снова отметила в уме, как просто мне давались любые движения, какая лёгкость в теле образовалась. А чудеснее этого придумать сложно. Я ведь век свой планировала доживать потихоньку, угасая с каждым днём, ни на что толком не надеясь. Неужели ж и правда мне вторую жизнь подарили?.. Да быть такого не может! А всё-таки оно как-то так и получалось прямо сейчас.

— Куда ведёт это дорога? — спросила я у козы, решив отложить на потом анализ своего диалога с животным.

В конце концов, другие же разговаривают со своими домашними кошечками и собачками и не считают, что они ку-ку. Опустим тот факт, что обычно кошечки и собачки в таких случаях обычно ограничиваются мяуканьем и тявканьем.

— В город, конечно, — ответила коза с недоумением. — Странно как-то, что говорить ты научилась, а память потеряла.

— В город… — я призадумалась. — Отлично. Значит, мы идём в город. Кстати, как город называется?

Коза вздохнула.

— Совсем ничего не помнишь? — с жалостью поинтересовалась она.

— Совсем, — призналась я.

— Самьяр.

— Самьяр, — повторила вслух и снова зашагала по дороге. — А крупный город?

Козочка пристроилась рядом и засеменила копытцами.

— В этом я не разбираюсь, — деловито стала она разъяснять, — но вроде немаленький. — Тысяч пять жителей.

Я попыталась сдержать недоумение, что город в пять тысяч жителей может считаться крупным.

— А как называется страна? — продолжила тему, попутно изучая местность.

Великолепие кругом творилось неповторимое. Небо чистое, точно голубая скатерть без единого пятнышка. Раздолье многоцветное — и зелень, и цветочные бутоны, и пчёлки в воздухе кружатся — настоящий сельский рай. Признаться, всю жизнь у меня душа лежала поселиться в такой уютной глуши, да только всю жизнь прожила в городе, чтобы суметь себя обеспечить, да чтобы детям образование дать, чтобы у них было будущее. Лучшее будущее. А сама я как-нибудь перебьюсь, перетерплю.

С Валентином хотели по выходу на пенсию всё-таки исполнить нашу общую мечту. Но до пенсии он не дотянул. Тяжёлая работа, нервы… Да что уж теперь вспоминать?..

— Страна наша называется Кефлания, — поучала меня коза с умным видом. — А столица называется Пасар. Только не говори сейчас, что ты и своё имя забыла.

— Своё имя я как раз не забыла, — печально констатировала я. — Но полагаю, что наши с тобой версии на этот счёт будут разниться.

Глава 6.

Если бы не молодое тело, ей-богу, окочурилась бы где-нибудь в пути, потому что топать пришлось не один километр. Зато было время как следует обдумать текущее положение дел и прийти к выводу, что сон мой здорово затянулся.

А самым странным было, пожалуй, то, что в этом сне я каким-то образом знала, что сплю. Но такого уж точно не случалось со мной. Раньше стоило хоть на мгновение допустить, что всё происходящее мне снится, я тут же просыпалась. Ну, вы ж понимаете, о чём я? Не любят наши сны логических умозаключений, а меж тем котелок у меня варил на полную катушку, даже ещё немного активнее.

Так что же это получается? Эльвира Пална была права? Мы не в сказке и не во сне? То есть какая-то говорящая коза соображала лучше умудрённой жизнью женщины? М-да… Ну, по крайней мере, об этом мире Эльвира Пална знала определённо больше моего. И хотя бы ради любопытства стоило вызнать ещё что-нибудь полезное.

— Слушай, — обратилась я к своей подруге, пока мы ещё глотали пыль на просёлочной дороге, — а в этом Самьяре у моего отца есть родственники? Куда-то же нам надо податься.

— Не слышала о таких, — подумав, ответила Эльвира Пална. — Но у него был друг, господин Лакс. В последнее время он вёл дела господина Левальда, чем Помпония была не очень-то довольна.

— Угу… — прикинула я. — Враг моего врага — мой друг…

— Чего-чего?

— Я говорю, значит, к этому Лаксу нам и надо идти. Имя у него есть?

— Кажется, Гелеон.

Смешное имя, подумалось мне, хотя вся ситуация целиком не тянула на комедийную. И всё же я относилась к происходящему с оптимизмом. Не было абсолютно никакого ощущения опасности. Ну, да, пару часов назад меня едва не прикончила единокровная сестрица под руководством злобной мачехи. Но не прикончили же! А сейчас мы с Эльвирой Палной просто наслаждались лёгкой прогулкой.

Впрочем, не особо лёгкой. Я так истоптала ноги, пока мы наконец добрались до Самьяра, что глядеть было страшно. Выглядели мы как две чушки. То и дело нас провожали косые взгляды городских жителей, когда мы шли по улицам, хоть и не столичным, но всё-таки даже в этом чудаковатом мире горожане отличались от сельчан. А по нам с Эльвирой точно можно было определить, что мы не местные.

Мы обе с любопытством оглядывали уютные улочки и низкоэтажные домики по обеим сторонам набережной. Рогатая не знала названия реки, поскольку сама была впервые в Самьяре. Выходило, что у нас своеобразная экскурсия. И почему-то Самьяр с его причудливой застройкой напомнил мне фотографии города Прага, где мне всегда хотелось побывать, но не сложилось. Петя нам с его папой даже путёвки купил, но случилось несчастье с моим Валечкой, а без него какие путешествия?.. Я думала, мне уж никогда не повидать таких сказочных мест, а вот же как вышло — теперь я во все глаза разглядывала Самьяр с его удивительной архитектурой и атмосферой. Не беда, что порой от нас с Эльвирой Палной слегка шугались, мы ж не специально так «парадно» вырядились. Особенно, всех шокировали мои босые ноги и грабли на плече, но я постаралась не обращать внимания.

Сейчас нужно было как-то найти этого Гелеона — вот о чём я постоянно думала. И, к сожалению, в этом деле Эльвира Пална мне помочь не могла. Пришлось что-то придумывать самой.

Я остановила наугад какого-то пузатого мужичка с подкрученными усами и в чёрном котелке:

— Извините, вы случайно не знаете, где живёт господин Гелеон Лакс?

— Лакс? — удивился прохожий и оценивающим взглядом прошёлся по мне с ног до головы и обратно. — А вы к нему по какому вопросу?

— По личному.

Мужичок округлил глаза, а усы у него слегка распрямились от удивления.

— Ну, что ж… По личному, значит, по личному… — пробормотал он себе под нос. — Идите по улице Бархатной Вишни, затем сверните на улицу Кленовых Зорь, там будет вывеска нотариальной конторы господина Лакса.

С этими словами прохожий едва заметно поклонился и зашагал прочь. Теперь настал мой черёд делать большие глаза: оказывается, у покойного Левальда имелись весьма полезные в обществе связи.

— Ты не говорила, что Гелеон — нотариус, — сказала я Эльвире Палне с укором, отныне действительно ощущая себя не в своей тарелке.

Гулять по полям босой, в рубахе с оторванным краем, в крестьянском переднике и граблями наперевес — это одно дело. Даже пройтись по незнакомому городу в таком виде ещё простительно. Но идти на встречу с настолько важным человеком — совсем другое. Я-то думала, этот Лакс — какой-нибудь мелкий лавочник.

— Я даже не знаю, что такое нотариус, — ответно попрекнула меня коза. — Ты слишком многого от меня хочешь. А между тем, я всего лишь бедное незрячее животное!

— Уже зрячее, не прибедняйся. А чем вообще занимался мой отец?

— У него была молочная ферма.

— Ого! — новое удивление не заставило себя долго ждать. — И хорошо у него шли дела?

— Раньше вроде хорошо, а потом вроде не очень. Помпония ругалась, что Фальбер всё промотал. Но я не знаю, как так вышло. В общем, после его смерти у него осталось только имение…

— Которое перешло по наследству Помпонии, — заключила я, сворачивая на нужную улицу.

Ориентироваться оказалось довольно просто — на каждом доме имелась красивая резная табличка с названием. Порадовало то, что я без проблем понимала написанное, хотя местный язык отличался от моего родного.

— Вот эта контора.

Мы с Эльвирой Палной застыли напротив входа с вывеской, гласившей, что тут принимает нотариус Гелеон Лакс ежедневно с девяти утра до шести вечера с часовым перерывом на обед.

«Надо же, — подумалось невзначай, — даже в сказочных мирах люди трудятся по восемь часов в день».

— Ну, мы идём? — проворчала моя подружка.

— Да, конечно, — решительно ответила я, хотя именно в тот момент решительности во мне здорово поубавилось.

—————————————

Дорогие читатели!

У меня для вас в запасе всегда масса интересных и удивительных историй!

Глава 7.

Мы зашли в дверь, и я почему-то приготовилась увидеть нечто похожее на то, что видела в конторе Луциуса. Ведь это было последнее место, где я находилась, будучи ещё сама собой. Хотя теперь стала догадываться, что уже тогда творилось что-то необъяснимое. Взять хотя бы отсутствие других людей на оживлённой прежде улице или моё вполне здоровое состояние после близкого знакомства с асфальтом. А уж про «не ту дверь», куда я шагнула и оказалась в свободном полёте, и вовсе промолчу. Так что сказать наверняка, в какой момент начался мой фантастический сон, было затруднительно. Я как-то слышала, что все наши сновидения являются отражением того, что мы уже когда-либо видели, слышали и переживали. Но в таком случае либо эта информация не соответствовала действительности, либо я всё-таки не спала.

Для себя решила так: ежели господин Лакс и его обитель напомнят мне о визите к Луциусу, то вне всяких сомнений это просто грёзы, а обстановка и персонажи просто повторяют друг друга с небольшими различиями. Однако очень быстро моя шаткая теория потерпело фиаско.

Помещение, где находилась нотариальная контора, было тесным, тёмным и пыльным. Чтобы добраться до кабинета, пришлось подняться по узкой скрипучей лестнице с высокими ступенями. Даже мне подъём дался непросто, а Эльвира Пална заканючила ещё в самом начале.

— Ты же коза, в конце концов, — пыхтела я, пробираясь вверх в обнимку со своей подругой, которая так и не осилила этот ступенчатый Эверест. — Вы же по горам прыгаете, а ещё и по деревьям лазаете.

— Жюли, я понимаю, что тебе сегодня досталось по голове оглоблей, но напоминаю, что я — молочная коза, а не горная и не древесная.

— Да ну? Тогда где же твоё молоко?

Эльвира Пална закатила глаза и осторожно поправила съехавшие набок очки копытцем — ну, прямо как человек. И где она успела нахвататься таким жестам? Наверное, у всех очкариков они появляются на бессознательном уровне.

— Господин Левальд говорил, что для этого меня надо покрыть. Только я не знаю, что это значит.

— Я тебе потом расскажу, — проскрипела я.

До настоящего времени мне казалось, что Эльвира Пална совсем крохотная и вообще довольно щупленькая. Но я успела десять раз отречься от собственных выводов и примерно столько же раз облиться потом прежде, чем осилила все ступени.

— Фу-у-ух!.. — первое, что выронила я, оказавшись на пороге нотариального кабинета.

Да так и застыла, одной рукой держа козу подмышкой, а другой придерживая грабли. Господин Лакс, а судя по всему, это был именно он за большим письменным столом, доверху заваленным бумажными стопками, поглядел на меня вопросительно. Наверное, он пытался скрыть недоумение, но у него плохо получилось. И, нет, он ничем не напоминал Луциуса. Гелеон Лакс оказался человеком солидного возраста и солидной комплекции. Хотя, по сравнению со мной (ну, настоящей мной), он был ещё молод — что-то около сорока или чуточку больше. Одет в тёмно-бордовый сюртук, туго обтягивавший плотное тело. Впрочем, господина Лакса полнота нисколько не портила. А вот неприкрытая обескураженность в его глазах заставила меня густо покраснеть.

Для начала я опустила Эльвиру Палну на пол, затем прислонила свои грабли к стене, отряхнулась и прокашлялась. А после поздоровалась:

— Добрый день, господин Лакс.

Нужно было видеть, как одновременно с моим приветствием круглое лицо Гелеона вытягивается в продольный овал. Остекленевший взгляд застыл в одной точке где-то в районе моего лба. Кажется, Лакс икнул.

— Вы меня помните? — на всякий случай осведомилась я, не зная толком, с чего начать разговор.

— Ж..жюли?.. — выронил Гелеон, похоже, не веря в то, что говорит.

— Она самая, — я постаралась приветливо улыбнуться.

Лакс перевёл фокус зрения на Эльвиру Палну, и я поспешила объяснить:

— А это моя… подруга. Мы с ней вместе пришли. Хотели увидеть вас. Вы ведь дружили с моим отцом.

— Да-да, конечно, — наконец-то, опомнился Гелеон. — Я как раз завтра намеревался заехать в имение и узнать, как дела у Фальбера…

— Он умер, — сообщила я, наверное, не самым подходящим для таких случаев тоном.

— Пресвятая матерь, — пробормотал Лакс, кажется, искренне шокированный этой новостью. — Жюли, я…

Он осёкся, а мне почему-то захотелось разрыдаться. Нет, не на показ, а потому что меня вдруг пробрало осознание, что вот совсем недавно у меня был живой родитель, но я даже не успела увидеться с ним. Может, хоть во сне пообщаться, поглядеть ему в глаза… Какая детдомовская девочка не мечтает увидеть маму и папу? Пусть даже в фантазиях. Но моя фантазия никогда не была богатой. А здесь у меня появился какой-то шанс, и вот… Я снова сирота, даже в сказочном мире.

— Жюли, я… Я… — никак не мог подобрать слов господин Лакс.

И ко мне всё-таки вернулась прежняя решительность. Гелеон не собирался выставлять меня за порог, чего я опасалась изначально, а значит, можно было рассчитывать на какую-то помощь или подсказку с его стороны.

— Я очень соболезную, — наконец, нашёлся Лакс.

— Спасибо. Честно говоря, у меня теперь есть кое-какие проблемы.

Гелеон тяжело вздохнул:

— Я знал, что так будет… Садись, Жюли, — он указал на стул. — Принести тебе чаю? — тут он снова уставился на Эльвиру Палну. — И, может, я чем-то могу угостить твою… подругу?

— Вы очень любезны, — я заняла место рядом со столом. — Да, чай будет не лишним. И можно ещё водички для… козы.

Подруга смерила меня невольным взором.

— Для Эльвиры Палны, — поправилась я тут же.

Гелеон несколько раз моргнул и вежливо улыбнулся.

Покуда он готовил чай, я рассматривала обстановку кругом и думала о том, что в моём мире большая часть документации давно проходит в электронном виде. Конечно, архивные данные и разные отчётности на бумаге никто не отменял. Макулатуры и у нас хватало. И всё же искренне посочувствовала Гелеону с его бумажной волокитой. Я-то ещё помнила время, когда всё приходилось делать вручную.

Глава 8.

Наблюдая за действиями господина Лакса, я так разволновалась, что второй раз за день не отказалась бы волокординчика. Увы, тут у меня имелись сомнения, что Гелеон вообще в курсе о существовании такого «волшебного снадобья». Да и в самом деле, чего я так разнервничалась? Как будто решается вся моя будущая жизнь. А может, так и было? Или просто старое сердце разучилось справляться с любыми пустяками?

Э, нет, сердце моё уже выдержало пеший марш-бросок до Самьяра и восхождение на лестницу с немалым грузом наперевес. Так что в своих физических способностях я больше не сомневалась. А всё равно сердечко заходилось тревогой и нетерпением, когда господин Лакс клал на стол толстую папку и неторопливо раскрывал её на нужной странице.

— Дело в том, — начал он осторожно, — что всё имущество Фальбера изначально не принадлежало ему целиком. Все бумаги были оформлены в том числе на Помпонию, и дополнительно в предсмертном завещании твой отец распорядился оставить ей в наследство всё, что имелось у них двоих, в её единоличное пользование. Незадолго до кончины они также подписали документ о передаче молочной фермы Левальдов в собственность младшему брату Помпонии — господину Антониусу Бекеру — в счёт накопленных долгов.

— А откуда у моего отца были долги? — спросила я озадаченно.

Гелеон замялся с ответом. То ли он не знал, то ли говорить ему стало неудобно.

— Видишь ли, Жюли, я могу быть не в курсе некоторых подробностей. Конечно, мы приятельствовали с Фальбером, но последние годы всё реже и реже общались, пока он сам не обратился ко мне, чтобы уладить юридические дела. Болезнь его прогрессировала быстро, и я постарался взять на себя хоть какую-то часть забот, чтобы облегчить ему ношу. Мне известно лишь о факте задолженностей, которые были подтверждены соответствующими расписками, где Бекер значился как заимодавец. Антониус потребовал немедленного возврата долгов. Передача фермы была единственным решением в данном случае.

— Понятно, — я вздохнула. — Стало быть, отец рассчитывал, что моим содержанием будет заниматься Помпония?

Лицо господина Лакса приобрело мученическое выражение.

— Он желал тебе иной судьбы, но был связан по рукам и ногам. И, конечно, не мог быть уверен, что тебя не выставят из дома после его ухода.

«Да ладно ещё выставить, меня за ним следом хотели отправить на тот свет», — подумала я, но решила не говорить вслух.

— Так вот, — продолжал Гелеон, — было в его распоряжении одно дело, которым он пробовал заняться сам, но его только на смех подняли. В общем, счастья оно не принесло. Пришлось закрыть предприятие, а помещение так и осталось. И по закону, если не назначено иного наследника, такое имущество должно перейти старшему ребёнку. Это как раз ты, Жюли.

Он улыбнулся, но как-то натянуто. А я чуть не бросилась расцеловывать Гелеона. Вот так здрасти! У меня всё-таки есть наследство! Что ж он так долго тянул с этой новостью?!

Моя улыбка расползлась от уха до уха, а глаза расширились от восторга.

— Это же здорово! — воскликнула я. — Эльвира Пална, ты слышала?! У нас есть собственный дом!

— Жюли… — тихонечко проговорил Лакс. — Не всё так просто…

Я и не заметила, как подскочила со стула. Однако после этих слов медленно опустилась обратно на седушку. Улыбка всё ещё светилась на моём лице, но свечение её заметно сбавлялось при виде нервничающего нотариуса.

— А что не так?

Гелеон звучно прокашлялся.

— Это не совсем дом, — аккуратно стал он пояснять. — Это скорее… м-м-м… Фальбер называл это «экспериментальным цехом». Бог его знает, что он имел в виду и как до этого додумался. В любом случае замысел провалился. Насколько я знаю, там действительно есть небольшая жилая пристройка. И, возможно, какое-то время вполне можно перебиться таким жильём…

— Господин Лакс, — я снова улыбнулась, — главное — есть крыша над головой, а остальное приложится!

Похоже, Гелеон не разделил моего оптимизма, а продолжил глядеть будто бы с жалостью.

— Увы, есть ещё один крохотный нюанс… — извиняющимся тоном сообщил он.

И я поняла, что как раз этот «крохотный нюанс» и может стать настоящей занозой в з… задней части туловища. В общем, лучше было дослушать любезного господина Лакса, а не ликовать раньше времени.

— И какой же? — я мысленно подобралась и приготовилась к самому худшему, хотя так и не смогла придумать, что такое-эдакое в состоянии перепугать меня ещё сильнее.

— Фальбер так и не выкупил полностью это строение. Он оплатил аренду на три года, в течение которых здание числилось за ним. Арендные сделки он мог проводить без участия Помпонии. Да и, кажется, она сама уже давно забыла о существовании той провальной идеи. Но Фальбер не забыл и хотел, чтобы у тебя оставалось на всякий случай хотя бы такое жильё. Что-то приличнее он вряд ли мог себе позволить — Помпония крепко контролировала финансовые вопросы. Но какие-никакие накопления имелись у твоего отца. Он как раз хотел продлить срок аренды ещё на три года, но… не успел.

Господин Лакс потупился. Вид у него стал ещё более виноватым, чем прежде. Хороший он всё-таки мужик — совестливый. Сейчас таких уж не встречается…

Ну, ладно, это я отвлеклась. В общем, подведём итоги: у меня есть наследство, но совершенно непонятное и недолговременное. Что с ним делать — неизвестно, как там жить — тем более. Но разве ж меня это могло огорчить? Ни капельки! Теперь настала моя очередь вызнавать нюансы.

— А сколько на данный момент осталось арендного срока?

Гелеон покраснел, как мальчишка, и поглубже втянул воздух в лёгкие.

— Шесть месяцев.

— Ух ты… — вырвалось у меня не очень-то радостно. — Ладно, шесть месяцев — не шесть дней. Что-нибудь придумаю. В конце концов, руки есть, ноги есть, голова на плечах есть — остальное приложится!

Моя бодрая тирада повисла в пыльном воздухе, никем не поддержанная. Господин Лакс смотрел на меня то ли удивлённо, то ли как на полную дуру.

Глава 9.

Спустя час мы с Эльвирой Палной уже катили по дороге на скрипучей, подпрыгивающей на каждой кочке телеге. Да-да, господин Лакс предоставил нам личный транспорт. Конечно, не авто. Тут, кажется, ещё не изобрели двигатели внутреннего сгорания. Но и целая лошадь, по местным меркам, была вполне себе престижным обретением.

Я держала поводья и управляла движением. Оказалось, это совсем несложно, если лошадка послушная, а дорога относительно прямая. Гелеон отписал мне старенькую кобылу по кличке Ягодка. Ну, вот, прямо как по заказу: я ведь тоже теперь своего рода «баба-ягодка опять». Разве что моим собственным «ягодкам» приходилось сейчас несладко, когда телега в очередной раз подбрасывала меня на многочисленных неровностях, а затем я снова приземлялась на деревянную лавку. «Ягодки» горели огнём, и усидеть становилось всё труднее. Наверное, будь они помягче, было бы чуть менее болезненно. Да только тельце мне досталось — сплошные мослы.

Но я не роптала. Ещё чего? Мы ведь с Эльвирой Палной направлялись в собственные апартаменты! Ну, не совсем собственные и не совсем апартаменты… Если судить по тому, как Гелеон прощался с нами, то, ей-богу, как в последний путь провожал.

— Удачи, — пожелал он трагическим голосом.

А я вдарила по газам, в смысле — взмахнула поводьями, и покатила в новую жизнь, на прощание ещё раз поблагодарив милейшего господина Лакса.

— Большое вам спасибо!

Он остался стоять на площади, где наши пути разминулись, и махал вслед рукой. Гелеон сделал всё, что мог. Наверное, большего никто бы не сделал. Сейчас главным было не сбиться с маршрута, но господин Лакс заверил, что дорога приведёт нас прямиком к тому самому загадочному строению, и мимо мы не проедем. Как говорится, узнаем его из тысячи. Тем более, никаких тысяч других строений не предвиделось. Скоро мы покинули пределы Самьяра и оказались на пригородной трассе. Тьфу ты, на сельской дороге.

Моя подруга восседала рядом и не меньше моего оглядывала незнакомую местность. Ещё бы, она ж не только впервые путешествовала так далеко, но и могла теперь рассмотреть всё детально благодаря очкам.

— Эльвира Пална, — завела я разговор, — а ты случаем не бывала в том загадочном месте, куда мы направляемся?

— Жюли, я родилась на ферме господина Левальда, — укоризненно произнесла коза. — А потом, сколько себя помню, жила в его поместье.

— Ну, может быть, ты что-то слышала… Отец вёл там какие-то дела три года назад.

— Три года назад меня на свете не существовало, — проворчала рогатая. — А вот почему ты ни сном, ни духом об этом — большой вопрос. Неужели ты совершенно ничего не вспомнила?

— Представь себе, ничего, — ответно проворчала я. — Отец мог лишний раз не упоминать об этом месте, дабы Помпония ничего не прознала. А, кстати, тебе сколько лет?

— Год и пять месяцев, — с гордостью сообщила Эльвира Пална.

— А мне сколько?

Она закатила глаза.

— По козьим меркам, ты стара, как мир.

— Ну, спасибо. И без тебя в курсе. А если точнее? По человеческим меркам, мне сколько?

— Двадцать пять.

— О, так я ещё молодуха! — обрадовалась преждевременно, однако коза поспешила спустить меня с небес на землю.

— Не знаю, в каком мире ты живёшь, но тебя уже давно прозвали старой девой.

Вот тут она попала в самую точку. В том смысле, что я всё ещё жила в том мире, из которого перенеслась в этот. Хотя до сих пор не могла уложить в голове, как же так вышло. Допустим, что всё это не сон, и мне действительно дали шанс на новую жизнь в другой реальности. Но почему я? И как долго это продлится? А как же мои дети в прежнем мире? Смогу ли я вернуться? И что это — действительно дар и второй шанс или всё-таки наказание? Испытание на прочность, которое я должна пройти, чтобы… что?

От этих мыслей голова шла кругом. А вдобавок ещё и шишка на затылке побаливала. Короче, лучше было отложить сложные умозаключения на потом.

Сейчас мы ползли по ухабам. Не слишком торопливо, зато не пешком. Господин Лакс сказал, что доберёмся быстро. Но, полагаю, в его понимании «быстро» могло означать почти любое количество часов. А прибыли мы только на закате. Как и было предсказано, я узнала то самое строение с лёгкостью. Оно стояло рядом с притоком реки, которая протекала через Самьяр. Называлась речка Самьяра, по её названию, собственно, и был назван город. А этот приток был маловодным и в тёплое время года заметно мельчал.

Я спрыгнула с телеги и подошла ближе к зданию. Эльвира Пална последовала моему примеру. С виду строение напоминало давно заброшенный дом, сплошь покрытый мхом и увитый диким плющом. Некоторые деревья находились так близко, что их ветви буквально окутывали строение. Окна в форме полуовала смотрелись темно и безжизненно. Однако каменные стены выглядели вполне добротными.

Строение состояло из трёх частей: основного двухэтажного с двускатной крышей из красной черепицы, высокой башни, скорее всего, хозяйственного назначения, и низкой пристройки, зажатой между двумя озвученными помещениями. То, что здесь никто давно не жил, было очевидным. Однако всё ещё оставалось неясным, чем занимался тут покойный Фальбер Левальд.

Мы обогнули приток и прошли по тропинке, ведущей ко входу. Я достала ключ, который передал мне господин Лакс, и вставила в замочную скважину. Ключ был тяжёлый, громоздкий, как от амбарного замка: с круглой головкой и вырезом на «бородке» в виде креста. Замок поддался не сразу. А как только мы шагнули внутрь, в нос тут же ударил спёртый, густой запах, будто от застоялого белья, а точнее — носков. В общем, тот ещё запашок.

— Такое ощущение, что тут что-то стухло, — прокомментировала Эльвира Пална.

— Ты хотя бы примерно представляешь, что здесь могло быть? — поинтересовалась я, зажимая нос и попутно оглядывая обстановку.

Всюду лежала пыль, но, если не обращать на неё внимание, всё внутри находилось в определённом порядке, хотя вещей было достаточно много. Вдоль стен тянулись деревянные полки. Большинство мест пустовало, на остальных же стояли какие-то кадки, горшки и кухонная утварь. Господин Левальд что-то готовил здесь?..

Глава 10.

— Эльвира Пална! Эльвира Пална! — заголосила я, поддавшись внезапной и необъяснимой радости. — Иди сюда! Тут такое!..

— Я лучше здесь тебя подожду, — ответила моя нелюбительница ступенек. — Не хватало нам двоим задохнуться от это вони или, чего доброго, шеи обеим посворачивать.

— То есть если шею сверну только я, тебя вполне устроит такой расклад? — пробормотала я недовольно, но коза то ли не услышала моего сарказма, то ли предпочла не услышать.

Недолго думая, я схватилась за громадную головку сыра, чтобы снять с полки, и в тот же миг поняла, что погорячилась. Никогда бы не подумала, что это изделие может столько весить. Как-то не доводилось мне таскать такую громадину. Купить триста грамм «Гауды» или полкило «Российского» — одно дело, а стащить с полки неподъёмную сырную бомбу — немного другое. Но где наша не пропадала? Поднатужившись, я кое-как прихватила головку ладонями, потянула на себя, а затем обняла её обеими руками и поплелась на выход.

Хорошо, что не родила, пока поднялась наверх. Семь потов сошло, честное слово. Эльвира Пална встретила меня недоумённым взглядом, к которому я уже начала привыкать.

— Жюли, что это?.. — она уставилась на неизвестный предмет настолько озадаченно, будто у меня в руках настоящая мина.

Грохнув о стол тяжеленным снарядом, я немного перевела дух и оглядела находку. Так и есть — сыр в восковой оболочке. Судя по весу, какой-то твёрдый сорт. Я хоть и пробовала самостоятельно варить сыры, но во всех тонкостях этого дела и многообразии вариантов не особо разбиралась.

— Жюли, ты меня слышишь?

— Слышу, — выдохнула я, ища глазами какой-нибудь острый предмет, которым можно разрезать данное чудо.

Наконец, нашла нож — знатный такой, длинный и прочный, скорее напоминающий тесак.

— Что ты задумала? — окончательно перепугалась козья морда.

— Не боись, суп из тебя варить не буду.

— Очень смешно, — въелась Эльвира Пална.

А я тем временем примерялась, с какого боку лучше начать разделку. При первой же попытке воткнуть нож, лезвие застряло, встретив непреодолимое препятствие. Я принялась давить на тесак двумя ладонями. Подруга моя только охала, наблюдая за действом. Наконец, удалось продавить вглубь, а дальше дело заспорилось лучше. В итоге на столе образовались два громадных сырных полумесяца. На срезе виднелась жёлтая шероховатая текстура, довольно сыпучая. Некоторые кусочки отвалились при резке, оставив неровные впадины.

— Да что же это?! — воскликнула коза. — Какой-то магический артефакт?!

— Тьфу, Эльвира Пална! — всплеснула я руками. — Какой артефакт? Это же сыр! По виду напоминает «Пармезан».

— Кого напоминает? Что ещё за зверь такой?

С минуту я просто хлопала ресницами, пытаясь понять, шутит моя подруга или на полном серьёзе не понимает.

— Ты не знаешь, что такое сыр?..

Эльвира Пална отрицательно замотала головой.

Во дела…

— Сыр — это такой молочный продукт, — стала я объяснять. — Его делают из молока.

Коза продолжала глядеть на меня то ли испуганно, то ли подозрительно.

— Жюли, — наконец, удостоила она меня реакцией, — я хоть и не первый день на свете живу, а тебя не первый месяц знаю, но ни о каком сыре в жизни не слышала. Ты сама только что его придумала?

— Судя по тому, что я вижу здесь, придумала сыр не я, а тот, кто его здесь готовил. То есть мой отец. Мы в сыроварне, Эльвира Пална. Фальбер Левальд занимался здесь производством сыра.

— О, так ты вспомнила?

— Ничего я не вспомнила. Просто исхожу логически из того, что наблюдаю. И никак не могу взять в толк, что могло пойти не так. Сырное производство ведь очень прибыльное.

Рогатая одарила меня очередным недобрым взором, в котором неприкрыто сквозило жалостью, словно разговаривала она с умалишённой.

— Знаешь, — вздохнула Эльвира Пална, — то, что ты заговорила — это ещё куда ни шло. Но то, что ты говоришь, навевает на определённые мысли.

— Догадываюсь какие… — теперь уж и я вздохнула. — Но как же так? Неужели в этом мире ничего не знают о такой вещи, как сыр? Это же древний продукт.

Коза сощурилась и покачала головой.

— Спишу это на то, что господин Левальд делился с тобой своими задумками. Но, как уже выяснилось, не все его идеи были гениальными. А вот этот вот… сыр… Принёс ему одни несчастья. Так что давай просто избавимся от этой штуки и подумаем о том, как тут вообще жить, что делать и чем питаться. Допустим, я могу и травку пощипать. А как насчёт тебя?

— Да у нас же королевский ужин готов! — я указала на разрезанную головку. — Не будем ничего выкидывать! Сейчас продегустируем этот самый сыр. Он как раз прекрасно сохранился.

— Ты же собираешься это есть, — предостережительно нахмурилась коза.

— Очень даже собираюсь.

В подтверждение своим словам я подхватила со стола небольшой отломившийся кусочек и закинула его в рот.

— Жюли, что ты делаешь?! — запаниковала моя подруга и стала колотить меня своими копытцами. — Немедленно выплюнь! Ты обо мне подумала?! Что я буду делать, если ты помрёшь?!

— Да успокойся ты. Между прочим, вкусно. Хочешь попробовать?

Я схватилась за следующий кусок.

— Жюли, прекрати! — не унималась Эльвира Пална. — Ты отравишься! А меня сожрут волки!

— Сейчас я тебя сожру, если не перестанешь орать, — пригрозила ей, прожёвывая третий ломтик.

По вкусу сыр был слегка горьковатый, пряный и почти несолёный. В нём не хватало свойственной пармезану орехово-карамельной нотки. Я, конечно, не большой знаток, да и не всегда в прошлой жизни удавалось баловать себя такими деликатесами. В этом лучше разбирался мой покойный Валечка. Он-то и был настоящим гурманом. Родители привили ему особое отношение к еде и, в частности, к сырам. Валентин объяснял мне, какое большое значение имеют разные оттенки вкусов. От него я и нахваталась таких познаний, а со временем сама начала немного различать те или иные нюансы.

— Знаешь, весьма неплохо, — заключила я. — Но нужно бы доработать рецептуру…

Глава 11.

Для ночёвки я выбрала одну из спален, которая, судя по всему, принадлежала Фальберу Левальду. А вот кому предназначалась вторая комната, я так пока не поняла. Она была скромнее площадью, но просторнее из-за меньшего количества мебели и вещей, словно помещением никто никогда не пользовался. Покойный хозяин для кого-то специально берёг это пространство, и мне стало совестно располагаться тут, хотя сейчас уже никто не мог возразить. И всё равно я сочла неправильным тревожить укромную обитель, а в спальне Левальда нашлось всё необходимое для отдыха.

Конечно, простыни не благоухали цветочными ароматами, а одеяло кое-где уже прогрызла моль. Но у нас были стены и крыша, просторная кровать, умывальник в углу и зеркало над ним, шкаф с вещами, в которых я пока не стала рыться, и небольшое оконце с видом на лес. Чуть приоткрыв створку, чтобы поступал свежий воздух, я расслышала убаюкивающее журчание воды, а ещё стрёкот насекомых, негромкие переклички ночных птиц и монотонное кваканье лягушек.

Сердце сжалось от странного и восхитительно чувства, словно я нахожусь ровно там, где должна находиться. Нет, это было вовсе не пугающим дежавю, а именно ощущением умиротворение, будто уже всё в порядке, всё наладилось, а любые проблемы решаемы, потому что моё место здесь, а не где-то ещё. И оттого стало и радостно, и печально. Даже не берусь судить, чего было больше. Любая из мыслей, посещавших меня, ощущалась одновременно и горькой, и сладкой — прямо как переливы вкусов в дорогом сыре, много-много оттенков, совершенно разных, но дополняющих друг друга.

Например, если я всё-таки сплю, то просыпаться мне совершенно не хотелось. Отныне я боялась проснуться и потерять всё, что здесь обрела. А если не сплю, и новая реальность в самом деле происходит со мной, то получается, я сейчас где-то тут, неизвестно где, в пригороде Самьяра, а мои близкие — в другом параллельном мире ищут меня, переживают, нервничают, места себе не находят…

Впрочем, так ли уж мы были близки в последнее время?

При воспоминании о последних разговорах с дочкой и сыном горечи во мне заметно прибавилось. Но я постаралась скорее отмахнуться от неё и лечь спать с добрыми мыслями о завтрашнем дне. Конечно, была вероятность, что я сейчас закрою глаза, а открою их уже том самом месте, где случилось самокатное ДТП. И такая перспектива испугала ещё хлеще, но вместе с тем сильна была уверенность, что этому не бывать, а значит, проснусь я здесь же, в этом доме со своей ворчливой подруженцией.

— Спокойной ночи, Эльвира Пална, — пожелала ей, укладываясь поудобнее на подушке.

Коза предпочла спать в изножье кровати. Она зевнула и ответила:

— Спокойной ночи, Жюли. Надеюсь, утром ты передумаешь со своей безумной затейкой.

— Спи давай, — улыбнулась я и тотчас забылась сном.

А по пробуждении выяснилось, что надеждам Эльвиры Палны сбыться было не суждено, в отличие от моих надежд.

— Вставай, соня! Нас ждут великие дела! — я брызнула на бородатую мордочку водой из умывальника.

Коза недовольно поморщилась.

— Сердца у тебя нет, Жюли, — она покосилась в окно. — Чуть свет, а ты уже поднялась и меня будишь. Чего тебе неймётся?

— Мы ведь собирались на базар. А все базары работают обычно с раннего утра. К тому же надо ещё успеть занять место и прорекламировать свой товар.

— Что сделать?

Тьфу ты! Опять совершенно вылетело из головы, что не всякая современная терминология может быть уместна при нынешних обстоятельствах.

— Продемонстрировать покупателям, — пояснила я. — В общем, давай умываться, завтракать и собираться в дорогу. Путь и так неблизкий.

— Ох, Жюли, твои идеи загонят меня в гроб.

— Скажи спасибо, что не в суп.

Я вернулась к умывальнику и стала приводить себя в порядок. Почему-то в зеркало старалась намеренно не смотреть. Очень кстати оно было мутным и пыльным, почти ничего не отражало, а протирать я его пока не стала.

Чего я боялась?.. Не знаю. Самым правдивым будет сказать — встречи с новой собой. Если к ощущениям в незнакомом теле я уже почти привыкла, то облик мой оставался пока неизвестен. Я разглядела свои золотистые волосы с медным отливом и лёгкими завитками — довольно красивый и редкий цвет. В прошлой жизни такой мне встречался только у обладательниц крашенных волос, но, подозреваю, что прежняя Жюли Левальд вряд ли занималась подобными вещами, а значит колор ей достался натуральный. Правда, ухаживала она за своими локонами из рук вон плохо. Волосы секлись на кончиках, были ломкими, сухими и лишёнными здорового блеска.

Кое-как я умыла лицо холодной водой, сполоснула зубы, обтёрла шею и грудь. Касаться себя было ещё в новинку, однако молодое тело радовало не только давно забытой подвижностью и лёгкостью, но и необычайной гладкостью, красотой и перламутровой белизной, почти нетронутой загаром.

Моё одеяние, конечно, выглядело совсем непрезентабельно. С вечера я кое-как постаралась привести его в божеский вид — постирала в реке и оставила сушиться на улице. Но с ним такого чуда, как со мной, не случилось. Пусть и чистые, но рубашка и передник остались старыми, драными и давно жаждущими обрести вторую жизнь в виде половых тряпок. Но сейчас думать о покупке одежды было непозволительным. Господин Лакс дал мне немного серебряных монет, но пока я не потратила из них ни копейки и берегла на крайний случай. К тому же я не понимала, какие тут цены и насколько этого богатства может хватить. В любом случае деньги тратятся быстро и незаметно, если спускать их на разные финтифлюшки. Я и в прошлой жизни старалась обходиться малым в отношении своих личных вещей, а модницей и вовсе никогда не слыла. Предпочитала практический подход, которым вооружилась и в данный момент.

Ещё у меня не имелось обуви. Я нашла в сыроварне деревянные башмаки с заострёнными носами, явно ношенные и размера на четыре больше нужного. Такую обувку я видела только на картинках, а сын привёз мне из Голландии сувенир в виде таких башмачков. И как-то не представлялось мне, что в этом действительно можно ходить. Оказалось, вполне можно. Не слишком удобно, но вполне практично.

Глава 12.

Раннее утро приветствовало нас трогательной, первозданной красотой природы. Над цветами уже вовсю кружили полосато-жужжащие трудоголики, лес позади провожал шелестением богатых зелёных крон. В воздухе ещё чувствовалась ночная прохлада, но она постепенно уступала место дневному зною. Видимо, в Самьяре совсем недавно была зима, а сейчас пришла весна, которая плавно перетекала в красочное лето.

Я решила разузнать у Эльвиры Палны, как тут обстоят дела с разными сезонами.

— Ох, Жюли, ну, и вопросы у тебя, — тряхнула бородой подруга. — Ты как будто только что родилась на свет, если даже таких вещей не знаешь.

— Просто представь, что так и есть. Очень вероятно, моя амнезия не пройдёт никогда. Так что придётся многое учить заново.

— Я, пожалуй, сейчас не буду спрашивать, что такое «амнезия», и где ты вообще нахваталась подобных словечек, — она сердито фыркнула. — Ну, ладно. Расскажу.

— Буду премного благодарна.

— В Кефлании год составляет двенадцать месяцев…

«Уже хорошо», — подумала я про себя.

— …Которые поделены на два сезона.

«Сюрпри-и-из!»

— …Есть сезон «Холод» и есть сезон «Жара», — продолжала свой урок культурологии Эльвира Пална. — Год начинается в первый день наступления жаркого сезона.

— Дай угадаю, сейчас — как раз жаркий сезон.

— Невероятная наблюдательность, Жюли, — рогатая не упустила случая меня поддеть — ну, коза, чего с неё взять?..

— Значит, недавно отмечался Новый Год… — рассудила я, пытаясь представить новую для себя календарную сетку. — А как называются месяца?

Снова Эльвира Пална не удержалась от горестного вздоха:

— Авриль, маль, жун, жюли… — перечисляла она, а я пыталась как-нибудь запомнить все эти диковинные названия и вдруг остановила Эльвиру Палну, заслышав знакомые сочетания звуков.

— О, так меня назвали в честь календарного месяца! — не знаю, почему, но меня это просто привело в восторг.

— Ну, можно и так сказать, — проворчала коза и всё-таки улыбнулась, а затем добавила с нескрываемой колкостью: — Ты в этом месяце родилась. Сейчас заканчивается месяц маль, так скоро ты состаришься ещё на один год.

— То же мне проблема! — я и не подумала расстраиваться, но как раз в этот момент шибко отвлеклась и совершенно не заметила, как наперерез нашей телеге выскочил громадный белый конь.

Я только и успела натянуть поводья аж до бровей. Жаль, что тут не имелось другой системы торможения, ещё и «ручник» неплохо бы было дёрнуть.

Красавец-конь встал на дыбы прямо перед ошарашенной мордой Ягодки. И если её глаза чуть из орбит не повыскакивали от испуга, то меня чуть Кондратий не хватил из-за очередного ДТП. К счастью, в этот раз пронесло, но осадочек, как говорится, остался.

— Эй! — подскочила я со своего места в гневе и затрясла кулаком наезднику, которого едва ли успела разглядеть. — Смотри, куда прёшь! Тут вообще-то люди едут!

Белый жеребец встал на четыре копыта и недовольно захрапел, а мне наконец представился случай увидеть седока.

Ох, ёлки-моталки! Я таких отродясь не встречала!

Плечи — косая сажень, ростом навскидку под два метра, поджарый, вострый, спина прямая, что кочергу проглотил. Рубашка отбелена-открахмалена так, что я, кажется, даже на расстоянии расслышала, как она скрипит. А волосы!.. Никак со съёмок шампуня пожаловал?!.. Чистый белый шёлк! Не, ну, этот-то уж точно крашеный. Таких в природе не водится. Разве что у альбиносов. Только вот лихач на альбиноса не был похож: глаза у него были совершенно точно не красные, а будто бы золотые. Линзы, наверное…

— Ты как разговариваешь со мной, женщина? — заявил «Белоснеж» (это я так прозвала его сразу). — Я обгонял твою телегу, как положено, с левой стороны, а твоя кобыла не дала мне закончить манёвр. Ты должна была притормозить и пропустить меня.

— С какой это стати? — уткнула руки в боки и сдвинула брови для пущего устрашения. — Ты давно ПДД не повторял?!

Белоснеж вытянулся в лице, а я продолжила наступление:

— Первое золотое правило: не уверен — не обгоняй! Так что подучи матчасть, болван! — я ещё и руки на груди нахлобучила, чтобы он сразу понял, с кем дело имеет.

— Что?.. — по холёному личику прокатилась тень гнева. — Я не позволю крестьянской девчонке подобного тона. Жду извинений.

— Не дождёсси! Ишь, чё удумал?! Извинения ему подавай. Держи карман шире! Тебя вообще неплохо бы… это… коня лишить! — я запнулась, потому что едва не ляпнула «лишить прав», но вовремя дотумкала перефразировать. — Это называется опасная манера вождения. А за такое полагается, как минимум, штраф.

— Ты на солнце перегрелась? — усмехнулся Белоснеж скорее с иронией. — Что ты несёшь?

Тут я почувствовала, что Эльвира Пална уже не в первый раз колотит меня в бок копытцами. Рогатая явно умоляла меня умерить пыл и не лезть в бутылку. Но разве ж могла я остановиться?

В прошлой жизни не сказать, что я блистала за рулём. Валечка, конечно, не шутил на тему «обезьяны с гранатой», но мягко предлагал использовать мои водительские права только в экстренных ситуациях. Да я и сама не особо горела. Общественный транспорт меня в основном устраивал. Но вот уж с чем я всегда справлялась на «отлично», так это с теорией вождения — правила знала на зубок, и сейчас не намеревалась легко уступать, так как была совершенно права. Ну, по законам своего прежнего мира. Но это уже нюансы…

— Уму-разуму тебя учу, — смело выпятила я свою пока единственную гордость — девичью грудь. — Что думаешь, чистую рубашку напялил, и теперь тебе всё можно? Закон для всех един! Даже для таких мажоров, как ты!

Всадник недоумённо захлопал глазами — ух, уделала я его так уж уделала! Ха! Как тебе такое, Белоснеж?!

— Ты, оказывается, не только оборванка, но ещё и хамка невоспитанная, — хмыкнул он небрежно, будто муху стряхнул. — На первый раз прощаю тебя. Но не советую мне впредь попадаться на глаза.

С этими словами наглец припустил своего коня, оставив нас с Эльвирой Палной глотать пыль из-под копыт, пока совсем не скрылся из виду.

Глава 13.

У стражника я выведала, что самый большой базар в Самьяре находится возле ратуши, под башней с часами. Эту башню отовсюду было видать, где ни встань, так что мы с Эльвирой Палной и Ягодкой легко добрались до нужного места.

Прежде мне показалось, что городок малюсенький, а жителей по пальцам пересчитать можно. Но теперь я готова была взять свои слова обратно, потому что на небольшой площади перед ратушей собралось столько народу, что яблоку негде было упасть. Пожаловали все — от простых мирян до важных господ и барышень в дорогих пышных нарядах. Но даже крестьянки, судя по всему, постарались принарядиться в свои лучшие платья. А я снова почувствовала себя замухрышкой на полуразваленной телеге в компании с очкастой козой и флегматичной кобылкой. Хотя даже в сравнении с ними я была прямо-таки не ахти.

Но деваться-то всё равно некуда. Решила отбросить заботы о внешнем виде и по возможности слиться с толпой. Конечно, с моей ковыляющей и тарахтящей повозкой сделать это было затруднительно. Однако я не тушевалась и смело направила Ягодку к торговым рядам. Вот уж что расстроило по-настоящему, так это напрочь забитые места. Как я и думала, торговцы стремились прийти пораньше и занять прилавок получше.

С нескрываемым огорчением я оглядела длинные вереницы деревянных столов, на которых уже были разложены товары самых разных видов — от зелени до сапог. Съестные прилавки старались держаться поближе друг к другу, но и между ними то и дело проскакивала всякая всячина. Ягодка остановилась возле фруктового развала. Наверное, её заинтересовали яблоки с морковкой, а меня интересовало, куда же приткнуться.

— Апельсины! Свежие апельсины! Вкусные! Сладкие! Только что с ветки! — громогласно кричала какая-то женщина, по мне, ещё довольно молодая — не старше пятидесяти. — Лимоны-лимончики! Чистое золото! Покупаем не проходим мимо!

Я ещё раз пробежалась глазами по рядам в надежде углядеть прилавок с молочными продуктами, но таковых вообще не нашлось. Неужто и впрямь в Кефлании не знали ничего, кроме молока? А торговцы свежим молоком, скорее всего, уже распродали свой товар в первые же часы да убрались поскорее восвояси.

— Апельсины! Лимоны! Свежие! Вкусные! — женщина старалась зазывать изо всех сил, но к ней очередь что-то не выстраивалась. — Дочка, — вдруг обратилась она ко мне, а я постаралась сдержать недоумение, — не желаешь апельсинов? Сочные, клянусь Пресвятой матерью. Попробуй.

Торговка протянула мне один апельсин, а я не знала, куда деться. То и дело на меня шикали из-за телеги, мешающей проходу. Хорошо ещё, мы стояли у самого края.

— Ты бы повозку-то свою оставила подальше, — посоветовала женщина, всё ещё протягивая мне оранжевый плод. — Не место здесь телегам.

— Да у меня тут товар тяжёлый. Думала, выгрузить и тогда уж убрать, — призналась я.

Женщина опустила руку и окинула взглядом содержимое повозки.

— А что это у тебя за товар? — поинтересовалась она, не скрывая разочарования.

— Сыр.

— Сыр? — она удивилась, кажется, не меньше Эльвиры Палны.

— Домашний, — зачем-то уточнила я, а торговка меж тем задумалась.

— Где ж ты его взяла?

— Приготовила, — пришлось соврать, но не пересказывать же ей историю про самокат, странноватую конторку Луциуса и нежданное наследство от ни разу не виденного мною папеньки.

Женщина вздохнула и покачала головой.

— Вот уж придумала ты, девочка, так придумала. Ничего не скажешь, — она прошлась взглядом по забитым столам и снова вздохнула. — Прилавки-то все уж заняты…

— Вижу, — согласилась я. — А что же мне делать?

— Ладно, — торговка махнула рукой, — становись рядом со мной, полстола тебе уступлю. Всё равно у меня товара немного.

— Вот уж спасибо вам огромное!

Я так обрадовалась, что едва не кинулась целовать незнакомую женщину. Всё-таки в любом из миров немало добрых людей. А мне так вообще сказочно везло. Оставалось только, чтобы везение моё распространилось и на будущую торговлю.

Быстро перегрузив сырные головки на свободную часть прилавка, я отвела Ягодку с телегой подальше от прохода, а сама вернулась к своему кусочку бизнес-площади и принялась готовить «витрину». Эльвира Пална, разумеется, бдела за процессом и ни на шаг не отпускала меня без своего присмотра.

Я расстелила скатерть, разложила ножи и полотенца, в которые, по моей задумке, собиралась упаковывать проданный сыр. Нарезала половину головки на небольшие кусочки, и тут встал каверзный вопрос — а почём торговать-то?

— Простите… — позвала я соседку по столу, она повернулась, но заинтересовала её не я, а мой товар. При этом женщина не удержалась от очередного вздоха. — А как вас зовут?

— Адель.

— Очень приятно. А меня — Джульетта, но моя подруга зовёт меня Жюли. Кстати, её зовут Эльвира Пална, — я показала на козу.

Торговка слегка переменилась в лице. Я уже что-то подобное замечала в переменах мимики господина Лакса, но его удивление ещё можно было объяснить моей внезапной разговорчивостью.

— Взаимно, — как-то нервно пробормотала Адель.

— А скажите, пожалуйста, сколько у вас стоят апельсины?

— Девять сю за четыре штуки.

Девять сю… Прекрасно. Я хотя бы услышала, как называются местные деньги.

— А лимоны?

— Четыре сю за три штуки.

— Отлично, — прикинула я. Сыр не может стоит дешевле апельсинов и уж точно не дешевле лимонов. А с учётом того, что продукт у меня, как ни крути, элитный, ценник должен значительно превысить стоимость четырех апельсинов и трех лимонов. — Адель, а как вы думаете, вот такой кусочек можно продать, скажем, за сорок сю?

Я показала торговке небольшой ломоть сыра, а она поглядела на меня почему-то с жалостью.

— Можешь попробовать, — наконец, выдала ответ женщина и пригладила моё плечо. — Ты только не расстраивайся, если что-то не пойдёт.

Она улыбнулась. Я тоже постаралась натянуть ответную улыбку, хотя червоточинка в мыслях не заставила себя долго ждать.

Глава 14.

Лёгкость в теле и молодые ноги позволили мне не упустить этого голодранца. Но на восхищения своими новыми физическими возможностями времени не было, потому что и сорванец не собирался так просто попадаться.

Он шнырял по толпе с маневренностью мыши в лабиринте, а мне приходилось то и дело на кого-то натыкаться. Врезалась с разбегу в какого-то пузатого господина, оттолкнула дамочку, которая заверещала, как резанная. Но я тоже не намеревалась сдаваться. Маленький разбойник учинил такой переполох и нанёс вред моему драгоценному товару, так что, как минимум, за уши его стоило оттаскать.

Он летел по улицам, постоянно петляя по проулкам. Мы уже покинули пределы рынка, народу стало меньше, уже не приходилось прокладывать себе дорогу с боем, но и сильно проще не сделалось. Воришка, похоже, отлично знал все закутки и всё-таки сумел оторваться.

Поняв, что потеряла его из виду, я застыла посреди узенькой улочки, где наверняка бы застряла между стенами, если бы пребывала в прежнем теле. Здесь не было ни торговых лавок, ни людей. Несколько крошечных окон глядели друг в дружку с противоположных зданий, да стояли на земле ящики с неизвестным содержимым, похожие на мусорные. Я прошлась вперёд и назад, задумалась.

Выскочить малец мог лишь на другой стороне проулка, а тут ему деваться было совершенно некуда. Но я совершенно точно видела, как он вбежал сюда, однако очутилась здесь всего на пару секунд позже. Хитрюга, конечно, быстрый, но не супермен же — не вышло бы так скоро удрать.

Проходя мимо одного из ящиков, я заглянула внутрь и обнаружила грязное бельё. Возможно, поблизости была прачечная, или как там это может называться в Самьяре. Ещё раз огляделась и поняла, что, кажется, погоня на этом завершилась. Вдобавок отметила, что мои деревянные башмаки явно не предназначены для забегов — мозоли уже давали о себе знать.

Я было собиралась вертать взад несолоно хлебавши, как внезапно расслышала тихий шорох. Обернулась к ящику. Прищурилась. Вдохнула поглубже. И стремительным движением воткнула руку в бельевые залежи. Очень удачно я схватилась именно за ухо и вытащила беглеца наружу, как рыбу из воды.

— Ай-ай-ай-ай! Больно! — завизжал мальчишка, постепенно становясь целиком цвета спелого помидора, как и его ухо, которое я держала накрепко.

— Ах ты, негодник! — принялась отчитывать малолетнего преступника. — Ты что устроил?! Тебя кто воровать научил?!

— Никто не учил! Никто! — выл мальчишка, безвольно трепыхаясь среди нестиранных тканей. — Пустите, тётенька! Пустите, пожалуйста!

— Отпустить?! Ишь, чё удумал! Отпустить его! Пока всё краденное не воротишь, никуда я тебя не выпущу!

— Пустите! Пустите! Я всё верну!

— Вот и возвращай!

Мальчонок трясущимися руками полез за пазуху и вытащил небольшую коврижку серого хлеба, которая превратилась почти в лепёшку из-за того, как незадачливый вор прижимал её к себе. Он протянул мне свою добычу. Я глянула в полнейшем недоумении. Не знаю, что ожидала увидеть, но совершенно точно не то, что увидела в итоге.

— Ты воровал хлеб?..

— Пустите, тётенька!.. Пустите… Я не хотела…

Теперь-то уж мне стало совсем невесело. Я сдёрнула с сорванца бесформенную грязную шапку и еле сдержалась, чтобы не ахнуть. В тот же миг из-под снятого головного убора по плечам ребёнка рассыпались длинные золотые локоны. А я только сейчас поняла, что сорванец этот — не мальчишка вовсе, а маленькая девочка лет восьми, худющая, бледная, одни глаза торчат на испуганном лице.

Я отпустила несчастное ухо и уставилась на проказницу.

— Что ж ты делаешь-то, малышка? Зачем у честных людей воруешь?

Девочка шмыгнула носом и потёрла красное оттопыренное ухо.

— Никакие они нечестные, — обиженно проговорила она. — У этого торгаша кажный день цены растут. А ежели видит, что покупатель побогаче явился, так и втрое задрать цену может.

— Это его товар, имеет полное право, — настаивала я, хотя в чём-то была согласна с маленькой преступницей — нехорошо торговать в неустановленную цену. — Родители твои где?

— Нету у меня никаких родителей, — проворчала девочка и снова протянула мне ковригу. — На, забирай. Только стражникам меня не сдавай.

— Почему?

— Они в тюрьму посадят. Али ещё хуже — в приют отправят.

— Чего это в приют хуже? — удивилась я.

— В тюрьме хоть кормят, — она глянула на меня исподлобья. — А в приюте работать заставляют, а кормят через раз. Еле сбежала оттудова.

Я поглядела на сплющенные хлеб, на зарёванные глазки маленькой сиротки. Ну, и как тут было не заныть сердцу? Я же сама приютская. Нас, конечно, батрачить не заставляли, и вообще, мне с детским домом повезло. Хоть и не все воспитательницы были ласковыми да приветливыми, но и узурпаторшами не слыли. И всё равно приют есть приют — по-своему дом скорби, где каждый ребёнок мечтает только об одном — найти своих маму и папу да зажить по-человечески, самой обычной семьёй, даже почти неважно какой, лишь была эта семья.

— Тётенька, пустите меня, — продолжала упрашивать девочка. — Не буду я больше хлеб воровать.

— А чем же тогда питаться будешь?

Она пожала худыми плечиками.

— Крыс в подворотнях много. Пропитаюсь.

Крыс… Глаза так и защипало от соли. Душа моя заметалась от ужаса и боли.

Я положила ладонь на дрожащую руку ребёнка и забрала у неё хлеб. Девочка трагически вздохнула, но возражать не стала.

— Это надо вернуть, — назидательно сказала я.

— Можно я пойду? — простонала малышка.

— Ты пойдёшь со мной.

— Что?! — вскинулась она. — Ты обещала не сдавать меня стражникам!..

Девочка бросилась было наутёк, но запуталась в простынях, а я успела её подхватить и вытащила из ящика.

— Пустите! Обманщица! — она принялась колотить меня изо всех своих невеликих сил.

— Успокойся! Успокойся, — я подхватила её за плечики и остановила драку. — Не отдам я тебя стражникам.

Малышка уставилась на меня с ещё большим испугом.

Глава 15.

— Так, сиди здесь тихо и никуда не ходи, — наказала я разбойнице, усаживая её в свою телегу.

Очень удачно моё транспортное средство приткнулось между двумя домишками. Уж припарковала, так припарковала. Один проход заблокировала начисто, зато телега никому не мешалось по пути на рынок. Ягодка, завидев нового пассажира, недовольно фыркнула. А я мысленно согласилась с ней, что прежде, чем садиться в нашу элитную карету, стоит хотя бы немного умыться. Но куда там? Сегодня и так можно пережить.

— А вдруг меня кто-то заметит? — испугалась девочка.

— Тебя как звать?

Она похлопала глазюками и ответила:

— Эн.

— Эн?.. — я поначалу не поверила.

Что за имя такое? Типа «однажды в одном провинциальном городе N…»?

— Энна, — уточнила воришка.

— Ну, так уже лучше. Стало быть, Анечка, никто тебя здесь не тронет и не найдёт. Просто не высовывайся из повозки. А я пока разберусь со своими делами и скоро приду. Договорились?

Она неуверенно кивнула, но спорить больше не стала. А мне пора было вернуться и оценить масштабы трагедии. Заодно разузнать, у какого именно продавца Энна стащила хлеб. Конечно, товар слегка пострадал при попытке к бегству, когда ему приделали ноги, но в целом остался вполне употребим по прямому назначению.

Я добралась до прилавка, где Адель под зорким присмотром Эльвиры Палны пыталась спасти нашу витрину после покушения.

— Жюли! — всплеснула руками торговка, завидев меня. — Я сделала всё, что могла…

— Нисколько не сомневаюсь. Спасибо вам огромное, — я покосилась на корзину под столом, куда Адель сложила раздавленные практически в смузи апельсины с лимонами и упавшие на землю кусочки сыра. — Вы не волнуйтесь, даже эти плоды можно продать со скидкой.

— Со скидкой? — торговка посмотрела на меня, а затем — на Эльвиру Палну.

Они что, уже спеться успели, пока я за ворами гонялась?

— Ну, в смысле по бросовой цене, — объяснила по-простому. — Скажем, по одному сю за три штуки.

— Ох, не знаю-не знаю… — расстроилась Адель, не очень-то вдохновившись идеей уценённого товара. — А с твоим сыром что делать?

— Просто обрежу пострадавшие части, — решила я. — И тоже впарю подешевле.

Со словарным запасом, конечно, стоило поаккуратнее. Но Адель, кажется, поняла основную мысль.

— Только надо вернуть украденный хлеб, — я показала ей смятую ковригу.

— О! Так ты поймала вора?! — восхитилась она.

— Ну, почти, — аккуратно ушла от прямого ответа. — По крайней мере, награбленное вернула.

— Ох, беда с этими базарными воришками. Глаз да глаз нужен! — сокрушалась Адель.

— По крайней мере, этот больше не побеспокоит. Я ему популярно объяснила, что так делать негоже.

Торговка покачала головой, кажется, не поверив в магию разъяснительных бесед, но прилавок с хлебом она мне показала. Я направилась туда.

Меня встретил сахарной улыбкой дородный мужчина в коричневом сюртуке и в бакенбардах, которым позавидовал бы сам Пушкин.

— Изволите свежайшего хлебушка? Только из печки! — залебезил он, увиваясь вокруг меня с проворностью, трудно сопоставимой с его комплекцией. — Такой милой прекрасной девушке отдам за полцены.

— Благодарю за комплимент, — ну, хоть кто-то умудрился разглядеть во мне красоту — значит, не всё ещё потеряно. — Однако я по другому вопросу. Хотела возместить ваш урон.

С этими словами я протянула лавочнику добытый хлеб.

— Это ещё что такое? — тотчас поменялся в лице господин с бакенбардами.

— А разве не у вас только что украли коврижку хлеба? Вы ведь сами голосили на весь базар.

— У меня, — возмутился дядечка. — Только мой товар выглядит иначе! Лепёшками я не торгую!

— Ну, извините, — развела я руками. — Лучшего предложить не могу. Раз он вам не нужен…

— Как это не нужен?! — господин выхватил у меня предмет спора. — Хлеб мой! Но он в совершенно непригодном виде! Кто-то должен за это заплатить!

— Обратитесь в страховую, — бросила я и намеревалась уже убраться.

Однако дядечка меня так просто не отпустил.

— А ну, стой, оборванка!

Ну, приехали… Только что ведь была милой прекрасной девушкой…

— Ты мне и заплатишь за подлог! — ерепенился торгаш, брызжа слюной.

— Какой подлог? Окститесь, сударь.

— А такой! Откуда я знаю, что это не ты хлеб у меня стащила?! Сейчас как позову стражников — они мигом разберутся! И доказательства вон — непреложные! — он потряс в воздухе несчастным хлебом.

— Да с чего бы мне воровать? Я ж вам сама этот хлеб и вернула.

— Видать, совесть замучила, вот и вернула, — дядечка преградил мне путь и выпятил свой громадный живот, чуть не вдавив меня им в свой же прилавок. — Но я это так просто не оставлю! Либо плати, либо будешь иметь дело со стражниками!

М-да… Вот и делай добро людям…

— Давай-давай, раскошеливайся! — поторапливал этот аферист.

Я уже миллион раз пожалела, что вообще попёрлась к нему. Всё-таки Анечка сказала правду — честности у данного экземпляра немного. Конечно, и у таких воровать нехорошо, но, как ни крути, их всё-таки меньше жалко.

— Сколько? — спросила я, нащупав в кошеле на поясе одну серебряную монетку.

— Пятьдесят сю! — заявил прохиндей.

Я так чуть в обморок-то и не брякнулась.

— А ничего не треснет? За хлеб пятьдесят сю?! Да это грабёж средь бела дня!

— Она меня ещё и обзывает! Вы только поглядите на нахалку, люди добрые! — завопил торгаш во всё горло.

И на его крики тут же стали обращать внимание. Вокруг нас начали толпиться зеваки, с любопытством пялясь то на меня, то на орущего господина. Вот только народного скандала не хватало…

— Что ж это делается-то, а?! — не унимался толстый гад. — У бедного лавочника хлеб отбирать!..

— Ой, ладно-ладно! — оборвала я его и протянула монету. — Сдачу лучше поищи.

Он уставился на мою ладонь в полнейшем шоке. Видимо, никак не ожидал, что у меня деньги имеются. Торгаш ощупал глазами монетку и пробормотал:

Глава 16.

Вернувшись к своей половинке стола, я решила не терять надежды хоть что-то сегодня продать. Время уже перевалило за полдень, солнце стояло в самом зените, и поток желающих прогуляться вдоль торговых рядов заметно поредел. Видимо, горожане прятались от зноя, но это ведь не значило, что среди оставшихся не найдётся любитель сыра.

Пока зазывала к своему прилавку, не переставала крутить в голове мысль, что не так с моим продуктом в этом мире. Если с Эльвирой Палной уже всё стало более-менее понятно, что она ни в зуб ногой о существовании сыра, то иные жители Самьяра, с кем я имела честь пообщаться, как будто бы что-то знали, но всегда неизменно удивлялись такой вещи.

Попутно я старалась помочь своей соседке по столу и несчастью, чтобы хоть как-то окупить понесённые утраты. Адель здорово удивилась, когда первому же подошедшему к её половине прилавка я предложила шесть слегка побитых апельсинов за пару копеек, в смысле за два сю, а он взял и согласился.

— Чудеса! — восхитилась Адель, когда покупатель ушёл довольный такой выгодой. — Я уж думала всё — на выброс только! А так хоть на булку хлеба хватит. Спасибо, Жюли.

— Не за что, — улыбнулась я, решив не уточнять, за сколько прикупила свою многострадальную буханку.

В лучшем случае моя соседка покрутила бы у виска, в худшем — её бы сердечный приступ хватил. Зато появился отличный момент выведать у неё что-нибудь о сыре в здешних краях: почему им больше никто не торгует на базаре, и что вообще здесь известно об этом продукте.

Но только я открыла рот, чтобы закинуть удочку, как ко мне нагрянул первый за весь день покупатель. По крайней мере, я так решила, завидев, что усатый дядечка уверенно шагает прямиком ко мне. То, что дядечка одет по форме, меня не смутило, и я с готовностью изобразила на лице благодушную улыбку.

— Доброго дня, господин. Желаете сыр? Вкуснейший, высшего качества! Подходите, пробуйте!

Краем глаза я заметила, что Адель слегка побледнела. Может, зависть её взяла? Или так сильно удивилась, что и на мой товар нашёлся желающий? А ещё заметила, что позади усатого высятся двое стражников. Тоже что ли сыру им захотелось?..

— Доброго-доброго, — проговорил дяденька, совсем не по-доброму взирая на мою часть прилавка. — Сыром, значит, торгуете?

— Да-да, именно, — уже чуть менее уверенно ответила. — Хотите попробовать?

Я уже было намерилась отрезать господину небольшой кусочек на пробу, как он вдруг заявил:

— На вас поступила жалоба, девушка.

— Жалоба?.. На меня?

Да за непруха?!..

— На вас, на вас, — подтвердил он, подкручивая усы. — Я вынужден провести проверку вашего товара.

— Погодите-ка, — возмутилась я. — Какая жалоба? От кого?

— Этого я вам сообщить не могу. Такие сведения строго засекречены и не подлежат огласке. Лучше давайте поскорее соберите свой так называемый сыр, и я у вас его конфискую.

— Нет уж, давайте для начала разберёмся! В чём, собственно, состоит жалоба? И кто вы такой?

— Я? — глаза у дядечки расширились до размеров чайного блюдца. — Я главный жандарм Рино Брунс! И слежу за порядком в Самьяре! — он затряс указательным пальцем высоко над головой. — Я не позволю, чтобы в моём городе процветали вредители и жулики!

— Раз вы настолько радеете за порядки, — не сдавалась я, — то у меня для вас есть более достойные претенденты на звание жуликов. А мне уж никак не место в этом списке. Сначала предъявите доказательства, чем вам не угодил мой товар.

— Это покажет экспертиза!

— И что же вы собрались там найти? Кишечную палочку? Стафилококк? Сибирскую язву?

Жандарм, кажется, приобрёл лёгкий оттенок молодой зелени от негодования и злости.

— Она ещё грубит! — взревел он на весь рынок. — Стража! Взять мошенницу!

Двое за спиной господина Брунса тотчас вышли вперёд и двинулись на меня, позвякивая металлическими доспехами. Я застыла от ужаса, не зная, что теперь делать. Бежать? Кричать? Отбиваться от двух здоровенных бугаев?!

— Вы не имеете права… — только и выронила, когда стражники уже взяли меня под белы рученьки и принялись вытаскивать из-за прилавка. — Это же какой-то абсурд… Я ведь ничего не сделала…

— В тюрьму её! — заверещал усатый.

— За что?!

— В тюрьме разберутся!

— Караул! — не выдержала я и закричала, поняв, что это вовсе не дурацкий розыгрыш, и меня действительно сейчас упекут за решётку без суда и следствия!

Эльвира Пална попыталась прийти мне на помощь, стала колотить одного из стражников копытцами, но тот её лишь отпихивал ногой. Адель заохала, заахала, попыталась вступиться за меня.

— Господин Брунс! Пожалуйста, будьте великодушны к юной девушке! — уговаривала она, однако жандарм даже усом не дёрнул.

— Уведите! — громко командовал он с важным видом.

Меня уже выволокли на потеху базарным зевакам, которые с удовольствием следили за скандалом. Им только мобильников в руках не хватало для полноты картины. Но, полагаю, они и при помощи сарафанного радио быстро распространят последние сплетни Самьяра.

— Господин Брунс! — взмолилась я в последней попытке остановить беспредел. — Я правда ни в чём не виновата! Это ошибка!

— А это уже оскорбление должностного лица при исполнении! — заявил жандарм. — За это тебя полагается высечь плетью прилюдно!

От шока я просто потеряла дар речи. Никто и ничего не мог сейчас сделать, никто не мог возразить, а любые доводы лишь усугубляли моё положение. Похоже, действие моей удачи на этом благополучно иссякло.

— Ещё одно слово, и я выдвину вам обвинение в нападении на жандарма! — заявил Брунс.

— С каких же это пор слова расцениваются как нападение? — прозвучал чей-то голос, уверенный и спокойный, и как будто бы знакомый мне.

— Что-о-о?! — затрясся усатый, но тут же притих, когда увидел вышедшего из толпы… Белоснежа!

Точно! Это его хамский голос и наглющая физиономия!

Вот только теперь эта наглость и самоуверенность были направлены на обомлевшего жандарма. Господин Брунс не просто растерялся, его почти парализовало при виде высоченного красавца, который теперь стоял на земле, а не в седле. Но и без коня ростом он почти в два раза превышал зарвавшегося полицая.