Кровь на моих руках - вражеская.
Она густая и темная, пахнет железом. Я стягиваю грубую повязку на плече молодого солдата, и он морщится, шипит сквозь зубы. Его глаза, молочно-голубые, полны страха и боли. Ему лет семнадцать, не больше. Он один из них. Один из тех, кто три месяца назад промаршировал по улицам моего города, принеся с собой смерть и сталь под черными знаменами Железного Лорда.
- Тише, - роняю я безразличным тоном. - Еще одно движение, и шов разойдется. Не думаю, что ты хочешь снова увидеть собственные кости.
Солдат сглатывает и замирает. Он смотрит на меня с опаской, и я чувствую укол горького удовлетворения. Пусть боится. Страх - единственное, что они нам оставили.
Я работаю быстро и методично, как учил меня отец. Мои пальцы, перепачканные в мазях и чужой крови, сшивают плоть, обрабатывают рану настойкой горчанки, и накладывают чистый лен. Я - целительница. И по иронии судьбы, по приказу того самого лорда Итэра, что лишил меня всего, я теперь обязана ставить на ноги его покалеченных псов.
Закончив, я выпрямляюсь и омываю руки в тазу с холодной водой. Вода мгновенно окрашивается в розовый.
- Следующий, - бросаю я в полумрак лазарета, не глядя на очередь из стонущих тел.
Мой день - это бесконечная череда рваных ран, сломанных костей и тихого отчаяния. Я лечу и своих, и чужих. Но если к своим я прикасаюсь с затаенной болью, то работая с захватчиками, я превращаюсь в механизм. Мое сердце каменеет. Я не даю им ни капли сочувствия. Только свое умение. Этого требует приказ, и это позволяет мне выживать.
Когда последний пациент уходит, опираясь на костыль, я на мгновение прислоняюсь к холодной каменной стене. Усталость тяжелым плащом наваливается на плечи. За окном сгущаются сумерки, окрашивая небо в фиолетовые и пепельные тона. Пора домой.
Я выхожу на улицу, и холодный ноябрьский ветер тут же пробирается под тонкий плащ. Мой город. Вернее, то, что от него осталось. Когда-то эти улицы гудели от смеха, пахли свежей выпечкой и цветами с рыночной площади. Теперь они тихи и пусты. На каждом здании висят чужие флаги - черный шелк с вышитым серебряным волком. Символ лорда Итэра. Железного Лорда, как его называют за спиной. Человека, которого никто не видел в лицо, но чье присутствие ощущается в каждом порыве ветра, в каждом испуганном взгляде прохожего.
Люди стараются не смотреть мне в глаза. Я та, кто лечит захватчиков. Предательница? Возможно. Но также я та, кто может достать редкие лекарства для наших детей и стариков, пользуясь своим положением. Каждый здесь выживает, как может.
Мой дом - маленький, на окраине, чудом уцелевший во время осады. Он пахнет сушеными травами и одиночеством. Я зажигаю лучину, и ее тусклый свет выхватывает из темноты скромную обстановку: стол, кровать, полки с пузырьками и свертками. Мое маленькое королевство. Моя крепость.
Я ставлю на огонь котелок с похлебкой, когда в дверь стучат.
Сердце пропускает удар.
Стук не такой, как у соседки, просящей настойку от кашля. Не такой, как у патрульных, совершающих ленивый обход. Этот стук - три тяжелых, властных удара, от которых, кажется, дрогнули стены.
Я замираю, едва дыша. Мысли мечутся в голове. Кто это? Зачем? Может, тот молодой солдат пожаловался? Или я совершила ошибку?
Стук повторяется. Громче, настойчивее. Тянуть бессмысленно.
Я подхожу к двери и отодвигаю тяжелый засов. На пороге стоят двое. Не простые солдаты в помятой броне. Это личная гвардия лорда. Их черные доспехи идеальны, на отполированных нагрудниках чеканка волка скалится в свете моего огня. Их лица скрыты шлемами, но я чувствую их холодный, безразличный взгляд.
- Даниэла из рода Арэнов? - голос одного из них, искаженный шлемом, звучит как скрежет металла.
- Да, - отвечаю я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал.
- Именем лорда Итэра, вы должны немедленно явиться в цитадель.
Внутри все холодеет. Цитадель. Черная крепость на холме, куда уводят тех, кто больше не возвращается. Логово зверя.
- Зачем? - срывается с моих губ.
Гвардеец не отвечает. Он просто делает шаг в сторону, указывая мне путь в темноту. Приказ не обсуждается.
Я бросаю последний взгляд на свой маленький, теплый дом. На котелок с ужином, который так и не успею съесть. Обреченно накидываю плащ на плечи, и выхожу на порог, в ледяные объятия ночи и неизвестности.
Они ведут меня по пустым улицам, двое молчаливых стражей по бокам. Я не спрашиваю. Они не отвечают. Я лишь поднимаю голову, и смотрю на черную громаду цитадели, что нависает над спящим городом.
Меня ведут прямо в пасть зверя. И я не знаю, стану ли я его ужином, или новой игрушкой.
Чем выше мы поднимаемся по мощеной дороге к цитадели, тем тише становятся звуки города внизу. Здесь, на холме, властвует только ветер, завывающий между зубцами стен, словно плененный дух. Крепость вырастает передо мной, и я чувствую себя муравьем у подножия горы. Это не просто крепость - это заявление. Заявление о силе, высеченное в черном камне, абсолютное и нерушимое.
Ворота со скрипом открываются перед нами, пропуская внутрь. Если снаружи цитадель казалась просто огромной, то внутри она подавляет. Мы идем по бесконечным коридорам, освещенным факелами. Их свет пляшет на каменных стенах, но не может разогнать мрак, что гнездится под высокими сводами. Здесь нет ни гобеленов, ни картин - ничего, что могло бы смягчить суровую архитектуру. Лишь камень, сталь и тени. Идеальное отражение своего хозяина.
Сон не приносит облегчения. Он рваный, тревожный, наполненный образами ледяных серых глаз, и тихим голосом, говорящим о смерти и цепях. Я просыпаюсь до рассвета от мягкого стука в дверь. Это Элиан.
- Лорд Итэр ждет вас в оружейной зале, леди, - сообщает он, ставя на стол поднос со скромным завтраком - кусок хлеба, сыр и кружка горячего молока.
Оружейная? Я думала, мое "обучение" будет состоять из уроков геральдики, или придворного этикета. Что я буду делать в оружейной?
Быстро ем, заставляя себя проглотить каждый кусок. Мне нужны силы. После вчерашнего ужина я поняла, что каждый день рядом с Итэром будет битвой.
Я одеваюсь в свое простое серое платье - мою броню. Элиан ждет в коридоре, и ведет меня вниз, вглубь цитадели. Мы проходим мимо казарм, где пахнет потом и сталью, и спускаемся по винтовой лестнице.
Оружейная зала оказывается не тем, что я представляла. Здесь нет стоек с мечами или доспехов. Это огромная комната, освещенная магическими светильниками, в центре которой стоит гигантский стол. А на столе - рельефная карта всего королевства.
Она живая. Я вижу крошечные огоньки городов, голубые нити рек, и зеленые массивы лесов. Но большая часть карты покрыта бурыми и серыми пятнами, которые медленно, почти незаметно, пульсируют. Проклятие.
У стола стоит Итэр. Он не один. Рядом с ним - несколько мужчин в военной форме, его генералы. Они обсуждают что-то вполголоса, указывая на точки на карте. Когда я вхожу, все замолкают. Итэр кивком отпускает своих людей, и они, бросив на меня любопытные, но сдержанные взгляды, выходят. Мы остаемся одни.
- Доброе утро, целительница, - говорит Итэр, не отрывая взгляда от карты. - Добро пожаловать на ваш первый урок. Его тема - цена.
Он указывает на две точки на карте в северной провинции. Обе мигают красным.
- Деревня А, Ручьи. Население - двести душ, в основном крестьяне и дети. Деревня Б, Каменный карьер. Население - шестьдесят человек, почти все - опытные рудокопы, добывающие железо для моей армии. Ночью на обе деревни напали твари из ущелья. Связь прервалась. У меня есть один отряд рыцарей, расквартированный между ними. Они могут успеть только в одну деревню до рассвета, когда твари отступят. Вопрос, - он поднимает на меня свои ледяные глаза. - Куда вы отправите помощь?
Я смотрю на карту. Двести жизней против шестидесяти. Ответ для меня, как для целительницы, очевиден.
- В Ручьи, - говорю я твердо. - Там больше людей. Больше детей.
- Неверно, - отрезает он.
- Как это может быть неверно? - вспыхиваю я. - Двести жизней!
- Это двести ртов, которые нужно кормить, и которые не приносят стратегической пользы, - его голос спокоен, он объясняет мне прописную истину. - Шестьдесят рудокопов в Каменном карьере за месяц добудут руду для тысячи мечей. Эти мечи позволят вооружить новый полк, который защитит пять тысяч человек в южных городах. Я пожертвую двумя сотнями крестьян, чтобы спасти тысячи. Я отправляю рыцарей в Каменный карьер.
- Нет! - кричу я, делая шаг к столу. - Вы не можете! Это не цифры, это люди!
В этот момент я чувствую это. Связь. Она обрушивается на меня волной его холодного, как сталь, решения. Я чувствую тяжесть его короны, ледяное одиночество сотен таких же решений, принятых им за эти годы. Это так ошеломляюще, что у меня на миг перехватывает дыхание.
И, кажется, он тоже что-то чувствует. Его челюсть напрягается, и он на мгновение прикрывает глаза. Он чувствует мою отчаянную, горячую волну сострадания к тем обреченным людям. Мою ненависть к нему.
- Я могу. И я это уже сделал, - он открывает глаза, и в них снова пустота. Он берет с карты фигурку деревни Ручьи и, не глядя, бросает ее в специальное углубление в столе. Красный огонек гаснет. - Урок окончен.
Он смотрит на меня, ожидая моей реакции. Ожидая слез, истерики, проклятий.
Но я не кричу. Я смотрю на пустое место на карте, где только что была деревня, где жили двести человек. Двести душ, стертых с карты движением его руки.
Я понимаю. Это и есть мое обучение. Он не пытается научить меня быть королевой. Он пытается сломать во мне целительницу. Он хочет, чтобы я смотрела на мир его глазами. Чтобы я научилась вырезать по живому.
Я поднимаю на него взгляд, и во мне нет страха. Только холодная, звенящая пустота, которая пугает меня больше, чем его жестокость. Она похожа на его собственную.
- Какой будет следующий урок, милорд? - спрашиваю я тихо. - Научите меня, как сжигать долины?
Мой вопрос, полный яда и сарказма, повисает в холодном воздухе оружейной. Я жду его реакции - гнева, холодного упрека, чего угодно. Но Итэр смотрит на меня, и в глубине его серых глаз я снова вижу ту самую искру мимолетного интереса. Уголок его губ едва заметно изгибается.
- Возможно, - роняет он. - Но не сегодня. Сегодняшний урок окончен. Следуйте за мной.
Он разворачивается, и выходит из залы, не дожидаясь, чтобы проверить, иду ли я за ним. Он просто знает, что я пойду. И я иду.
Мое тело движется почти автоматически, пока разум пытается осмыслить то, что только что произошло. Двести человек. Он стер их с карты, как крошку со стола, и теперь ведет меня дальше, словно ничего не случилось.
Мои пальцы на его руке кажутся мне до странного правильными, словно они всегда должны были быть там. Под моей ладонью его кожа холодна, как мрамор, но я чувствую слабую, едва уловимую пульсацию жизни. Он замирает на одно долгое мгновение, и через нашу связь я ощущаю его шок - не от моего прикосновения как такового, а от того, что он позволил этому случиться. Что он позволил кому-то увидеть его слабость.
Он резко отдергивает руку, словно обжегшись.
- Уже поздно, - его голос снова становится ровным и отстраненным, возводя привычную ледяную стену. - Вам нужен отдых. Завтра тренировка в обычное время.
Он разворачивается и выходит из библиотеки, оставляя меня одну с горьковатым привкусом его боли, и тяжелыми черными камнями на столе.
Но на следующий день все меняется.
Тренировка на плацу все так же изнурительна, но в его действиях больше нет нарочитой безжалостности. Теперь он - требовательный наставник, а не мучитель. Он поправляет мою стойку, объясняет принципы защиты и нападения. Он все еще заставляет меня работать на пределе сил, но теперь в этом есть цель - сделать меня сильнее, а не сломать. Молчаливое признание того, что моя сила - это и его ресурс.
После обеда мы снова сидим над картой. И снова передо мной дилемма. Орки наступают на западе, и есть два перевала, которые они могут выбрать. Один ведет к густонаселенным долинам. Второй - к крепости, охраняющей месторождение редкого металла, необходимого для создания магического оружия. Ресурсов хватает, чтобы укрепить только один перевал.
- Что вы сделаете? - спрашивает Итэр.
Я смотрю на карту. Старая я, целительница, не колеблясь, выбрала бы защиту долин. Новая я, ученица Железного Лорда, видит дальше. Я закрываю глаза, и тянусь к нашей связи – стараюсь почувствовать вес его решения. Ощущаю его холодную логику, но под ней - глухую тревогу за крепость. Этот металл… он критически важен.
- Мы укрепим перевал, ведущий к крепости, - говорю я. - А в долины отправим гонцов с приказом об эвакуации вглубь королевства. Мы потеряем урожай и деревни, но спасем и людей, и стратегический ресурс.
Итэр долго молчит, изучая меня своим пронзительным взглядом.
- Вы учитесь, - наконец произносит он. В его голосе нет ни похвалы, ни упрека. Лишь сухая констатация.
Позже, в библиотеке, я натыкаюсь на странный отрывок в одной из хроник его рода. В тексте, описывающем ритуал бракосочетания, есть строчка, написанная на древнем наречии: «…и невеста принесет дар, равный по цене спасению, запечатав союз своей эссенцией…»
«Эссенцией». Не кровью, не жизнью. Слово кажется мне странным, скользким.
Вечером я спрашиваю об этом Элиана, когда он приносит мне ужин.
- Что значит «запечатать союз своей эссенцией»? - спрашиваю я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более безразлично.
Пожилой мужчина на мгновение замирает. Его лицо становится непроницаемым.
- Это лишь архаичный оборот, леди, - отвечает он слишком быстро. - Поэтическая метафора, означающая рождение наследника.
Я знаю, что он лжет - чувствую это. В его словах нет той спокойной уверенности, как обычно. Есть что-то еще. Застарелый страх.
Эта ложь поселяет в моей душе холодное, тревожное семя. Мне не говорят всей правды. Цена, о которой говорит Итэр, не ограничивается моей свободой и тяжестью его решений. Есть что-то еще. Что-то, чего я должна «добровольно» захотеть, что-то, что они называют «даром».
Мы возвращаемся из библиотеки поздно вечером. Сегодня мы засиделись над картами, обсуждая пути снабжения гарнизонов. Ночь холодная, и пронизывающий ветер гуляет по пустым коридорам цитадели. Я ежусь, обнимая себя за плечи.
Итэр, идущий рядом, останавливается. Я напрягаюсь, ожидая очередного урока или приказа.
Он молча снимает свой тяжелый черный плащ, подбитый мехом. На мгновение он замирает, словно борется сам с собой. Затем делает шаг, и накидывает плащ мне на плечи.
Ткань тяжелая, и она все еще хранит тепло его тела. Она пахнет озоном после грозы, кожей и им. Меня окутывает его запах, его сила, его присутствие.
- Вы дрожите, - говорит он просто, словно это единственная причина его поступка. - Целитель должен быть здоров.
Он продолжает идти, будто ничего не произошло. А я стою посреди холодного коридора, укутанная в его плащ, и чувствую, как по щекам текут слезы. Я плачу не от страха или отчаяния. Я плачу оттого, что этот простой, почти человеческий жест пугает меня больше, чем все его угрозы и жестокость.
Он рушит мои стены, заставляет меня видеть в нем не монстра. И я понимаю, что самая страшная битва ждет меня не на тренировочном плацу, и не над картой. Она уже идет внутри меня.
Я стою посреди холодного коридора, укутанная в его плащ, и не могу сдвинуться с места. Тепло его тела, его запах, сама тяжесть ткани на моих плечах - все это слишком интимно. Этот простой, почти человеческий жест рушит мою оборону эффективнее любой угрозы.
Когда я, наконец, добираюсь до своих покоев, то не снимаю плащ. Я сажусь в кресло у остывшего камина, и кутаюсь в него, как в кокон, пытаясь осмыслить то, что происходит между нами.
Наши ужины превратились в молчаливый ритуал, в напряженную театральную постановку для одного зрителя - Элиана, который бесшумно руководил прислуживающими девушками. У стен, как каменные изваяния, застыли двое гвардейцев. Эта тишина давила, она была полна невысказанных слов и напряжения, оставшегося после наших дневных уроков.
Я научилась читать эту тишину. Иногда она была тяжелой от усталости Итэра, и я чувствовала ее отголоски через нашу связь. Иногда - острой, как натянутая тетива, когда приходили дурные вести с границ.
Сегодняшняя тишина иная. Я чувствую на себе его взгляд, пока делаю вид, что сосредоточена на еде - запеченной птице с травами, которую я, вообще-то, едва попробовала. Он наблюдает за мной, анализирует.
После того случая с плащом, после того, как он впервые назвал меня по имени, что-то изменилось. Лед между нами не растаял, но по нему пошли глубокие, опасные трещины.
Во время смены блюд в зал входит капитан стражи. Его тяжелые сапоги гулко стучат по каменным плитам. Он подходит к Итэру, преклоняет колено, и докладывает вполголоса, но в наступившей тишине я слышу каждое слово:
- Милорд, северная застава докладывает о задержании нарушителей карантина. Трое мужчин - отец и двое его взрослых сыновей. Пытались пронести два мешка зерна и копченую свиную ногу в деревню Уайткрик, что в Мертвых землях.
Итэр слушает с непроницаемым лицом, но я, связанная с ним, чувствую укол его холодного, как зимняя игла, раздражения. Не на этих несчастных - на саму ситуацию. На еще одно проявление хаоса, с которым он вынужден бороться.
- Их семьи остались в деревне, милорд, - добавляет капитан, словно извиняясь. - Говорят, там голод.
- Закон един для всех, - кивает Итэр, и его голос - это голос короля, а не мужчины, что укрывал меня своим плащом. - Наказать по всей строгости. Показательно. Чтобы другим было неповадно.
Капитан кланяется и уходит. Я опускаю вилку на тарелку. Звук кажется оглушительно громким.
- Что они сделали? - спрашиваю я.
Я знаю ответ, но мне нужно услышать его от него. Итэр поднимает на меня свои серые глаза.
- Они пытались накормить своих голодающих родных. Это запрещено. Карантин защищает здоровых от проклятия.
- Они пытались спасти свои семьи! - возражаю я, чувствуя, как внутри закипает гнев. - В чем их вина? В том, что они не дали своим близким умереть с голоду? Какое наказание их ждет за этот акт милосердия?
- Публичная порка и ссылка на соляные рудники, - отвечает он ледяным тоном. - Таков закон. Слабость порождает хаос. Порядок должен быть нерушим.
Что-то во мне обрывается.
- Это не закон, это тирания! - я не узнаю собственный голос.
Он звенит от ярости, и я вижу, как юная служанка, подливавшая мне вино, вздрагивает и проливает несколько капель на белоснежную скатерть.
- Вы называете тиранией порядок, который мешает этому королевству окончательно погрузиться во тьму, - спокойно парирует Итэр, но я вижу, как напряглась его челюсть.
- Я называю тиранией законы, которые не оставляют людям выбора! Законы, которые заставляют их выбирать между верностью своему королю, и спасением своих детей! - я повышаю голос, почти срываясь на крик, и резко встаю. Мой стул с грохотом отодвигается назад. - Вы сидите здесь, в своей неприступной цитадели, и двигаете фигурки на карте, но вы забыли, что за каждой из них стоит живой человек! Вы требуете от них абсолютной верности, но что вы предлагаете взамен? Голод, страх и плети для тех, кто посмел проявить сострадание!
В зале воцаряется мертвая тишина. Служанка застыла с кувшином в руке, бледная как полотно. Элиан, кажется, перестал дышать. Гвардейцы у стены выпрямились, их руки инстинктивно легли на эфесы мечей. Они смотрят не на меня, а на своего лорда, ожидая приказа - ожидая взрыва. Они все ждут, что Железный Лорд сотрет меня в порошок за неслыханную дерзость.
Я тоже жду. Стою, тяжело дыша, и смотрю ему прямо в глаза, готовая ко всему.
Итэр долго молчит. Он откидывается на спинку своего резного кресла, и смотрит на меня с тем самым, новым, всепоглощающим интересом. И в глубине его глаз я вижу то, чего никак не ожидала.
Удовлетворение. Он доволен!
Я чувствую это через нашу связь - волну странного, хищного восторга. Восторга от того, что ему наконец-то бросили вызов.
- Наконец-то, - произносит он тихо, но его голос разносится по всему залу. - Я устал разговаривать со своим эхом.
Он делает знак рукой, и оцепеневшие слуги и стражники, спохватившись, торопливо выходят, оставляя нас одних. Элиан последним закрывает за собой дверь, бросив на меня взгляд, в котором смешались ужас и безмерное уважение.
Когда мы остаемся вдвоем, Итэр поднимается, и медленно подходит к моему стулу.
- Они нарушили закон, - говорит он уже другим тоном, тихим и личным. - Но ваш довод о выборе, которого у них не было, разумен. Казнь или ссылка не решат проблему голода. Они лишь породят ненависть и отчаяние.
Он останавливается рядом со мной.
- Какое наказание предлагаете вы, леди Итэр? Вы, кто так яростно защищает сострадание.