
Аннотация
«Они говорили, что я не достойна его мира. Они ошибались. Я создала свой собственный».
Меня зовут Элизабет Суон. Когда-то я была наивной студенткой, поверившей в сказку о любви с наследником могущественного драконьего клана. Он подарил мне кольцо и пообещал вечность. А потом — предал, женившись на другой ради политического союза. Я осталась ни с чем, если не считать величайшей тайны, которую была вынуждена скрывать.
Семь лет я прятала сына. Семь лет я училась быть сильной, строя свою жизнь, карьеру и крепость из верных друзей. Я стала магистром Даркхолла, и мое имя начали произносить с уважением.
Но прошлое не забывается. Оно вернулось к моему порогу в лице Натаниэля ди Флэми — того самого человека, что когда-то разбил мне сердце.
— Наконец-то я тебя нашёл.
И во мне что-то срывается с цепи. Не страх. Горькая, едкая волна, поднимающаяся из самого нутра. Она обжигает горло, застилает глаза пеленой.
— А я и не пряталась, Натаниэль, — мой собственный голос звучит спокойно, и это спокойствие стоит мне невероятных усилий. — Все эти годы. Я. Не. Пряталась. Я училась. Работала. Строила свою жизнь. Без тебя. — Делаю шаг вперёд, сжимая кулаки так, что ногти впиваются в ладони. Боль не даëт развалиться. — И я не позволю тебе все это разрушить. Я буду бороться. До конца. Ты не сможешь его забрать. Никакие титулы, никакая власть тебе не помогут. Я не позволю!
***********************************************************
Дорогойчитатель! Приглашаю тебя в свой мир. В мир, где драконы правят кланами, а магия течет в крови. Но в первую очередь — в мир, где самые обычные чувства: доверие, предательство, надежда и прощение — обретают магическую силу, способную изменить судьбу.
Буду бесконечно благодарна твоей поддержке звёздами и комментариями, для меня это очень важно)
Добавляй книгу "Наследник огненного лорда" в свою библиотеку, что бы не потерять))
Приятного чтения.
С любовью, Анна Кай
Праздник в родовом замке герцогов ди Флэми был зрелищем, от которого захватывало дух. Воздух — густой коктейль из дымного аромата огненных лилий и сладковатого запаха расплавленного воска с факелов. Призрачные музыканты, чьи тела словно сплетены из сияющего тумана, выводили мелодии из чистого света — струны их арф пели, как первый ветер над склонами вулкана, а флейты вторили шёпоту пламени. Повсюду порхали огненные сферы, меняя цвет от кроваво-алого до ослепительно-золотого, отбрасывая на стены с гобеленами живые, танцующие тени. А в центре зала, на бархатной подушке цвета запёкшейся крови, пылал сердцевиной вулкана Родовой Кристалл. Это был не просто камень, а душой, древний страж и безжалостный судья клана огненных драконов.
Всё здесь — от гулкого камня под ногами до самого воздуха — дышало незыблемой мощью и уверенностью. Той самой, что исходила волнами от герцог ди Флэми, повелителя клана огненных драконов. Он стоял, подобно высеченной из гранита статуе. Его могучая рука сжимала плечо сына с силой, призванной передать незыблемую поддержку, а грива рыжих волос пламенела в свете факелов настоящим живым костром. Гордость, горячая и распирающая, поднималась в нем волной — сегодня его род, его кровь, его вечное наследие получит новое, юное воплощение.
Её светлость, герцогиня ди Флэми, утончённая и прекрасная, словно изделие из старинного фарфора, с затаённым дыханием и лёгкой, почти неземной улыбкой наблюдала за сыном. В её сияющих, золотистых глазах читалась спокойная, непоколебимая уверенность. Она знала — её сын особенный. Знала каждой клеточкой своего существа. Сегодня ему шесть. Сегодня магия рода ди Флэми признает его наследником, будущим повелителем огненного клана.
А маленький Кассиан, облачённый в строгий бархатный камзол, на котором вышитый красный дракон извивался в судорогах чужого величия, казался затерянным и бесконечно хрупким в этом море могущества. Он стоял перед Кристаллом, чувствуя на себе тяжесть сотен взглядов — колючих, оценивающих, любопытных. Взглядов придворных, чьи улыбки были масками, воинов с холодными глазами, магов, в чьих зрачках мерцала мощь, и представителей других кланов, жадно выискивающих слабину. Он понимал всю ответственность этого мгновения, и от этого у него подкашивались ноги. Его ладони были ледяными и влажными, а в горле стоял колючий, проглоченный комок страха. Впервые в жизни он был так одинок и беззащитен под пристальным, пожирающим вниманием стольких глаз.
— Смелей, мой дракон, — тихо, но так отчётливо прошептала герцогиня, и её голос, нежный и прочный, стал единственным якорем в бушующем море его ужаса.
Сделав глубокий, прерывистый вдох, от которого закружилась голова, Кассиан шагнул вперёд. Зал замер в тотальной, давящей тишине, словно все звуки были вычерпаны. Он протянул маленькую, дрожащую руку, и его пальцы, холодные от страха, коснулись гладкой, тёплой поверхности огненно-красного родового кристалла.
И…
Ничего.
Абсолютное, оглушающее, унизительное ничего. Кристалл не дрогнул, не вспыхнул, не ответил ни единой искоркой, ни малейшим намёком на связь. Он оставался всего лишь красивым, бездушным камнем.
Тишина повисла густая, тяжёлая, как свинец, оглушительная в своём немом вопле. Она была громче любого грома, разрывающего небо. Сначала никто не мог понять, мозг отказывался воспринимать очевидное. Потом по залу пронёсся сдержанный, нарастающий гул замешательства. Шепотки, полные недоумения, превращались в громкие, резкие возгласы. Кто-то ахнул, кто-то подавился смешком, полным злорадства.
Кассиан отдёрнул руку, словно обжёгся, хотя Кристалл был лишь тёплым. Его большие, доверчивые глаза, широко распахнутые от наказывающей волны первобытного ужаса, метнулись к родителям. Он увидел, как рушится мир в глазах матери. Её сияние погасло в одно мгновение, уступив место абсолютному шоку и такому леденящей непониманию, что у него перехватило дыхание. Она инстинктивно шагнула к сыну, но всё её существо, весь её взгляд был прикован к мужу, словно ища в нем спасение от этого кошмара.
Гордое, непоколебимое лицо герцога ди Флэми потемнело, будто на него заползла грозовая туча. Его скулы напряглись, а брови сдвинулись в одну грозную складку. В его глазах, обычно ясных и уверенных, бушевала чёрная, немая буря ярости, стыда и вопроса, который он не смел задать вслух.
Вперёд, рассекая толпу вышел верховный жрец клана. Старец с кожей, похожей на потрескавшийся пергамент, и глазами, хранящими пепел тысячелетий. Его лицо было непроницаемой ритуальной маской. Без единого слова, костлявыми, но неумолимо сильными пальцами он взял оцепеневшую, восковую ручку Кассиана, молча проколол его палец остриём ритуального кинжала. Алая капля, яркая, как рубин, выступила на бледной коже. Жрец, не глядя на плачущего мальчика, снова приложил палец к Кристаллу. На этот раз капля не испарилась с шипением, а медленно, нехотя, впиталась в камень, и кристалл слабо, почти апатично, дрогнул, издав глухой, короткий звук — подтвердив лишь одно: родство. Только кровь. Ничего более.
Жрец обернулся к замёрзшему, затаившему дыхание залу. Его голос, усиленный магией, прозвучал сухо, холодно и безжалостно, как удар обледеневшего хлыста по обнажённой душе.
— Кровь ди Флэми течёт в его жилах. Магия рода признает его своим. — Жрец сделал паузу, позволив каждому слову вонзиться в сознание. — Но она не признает его наследником. Закон крови не умолим. Мальчик не первый сын своего отца.
Слова жреца повисли в воздухе, раскалённые и тяжёлые, рождая не ответы, а миллион новых чудовищных вопросов. Кассиан смотрел на родителей, на отца, в чьих глазах буря сменилась ледяным, страшным безмолвием, и на мать, которая смотрела куда-то в пустоту перед собой с выражением невыразимого, немого ужаса, будто заглянула в саму бездну.
И самый пышный, блистательный праздник года, праздник надежды и преемственности, в одно мгновение превратился в тихий, публичный крах всей жизни семьи ди Флэми. Величие рассыпалось в прах, гордость была растоптана, а будущее — разбито вдребезги. И на этих острых, безжалостных обломках, одинокий и ни в чём не повинный, стоял маленький мальчик, на которого рухнул весь этот застывший в ужасе мир.
Как же невыносимо трудно сидеть на лекции по продвинутой фитоалхимии, когда всë твоё существо — сплошное ожидание! Сердце колотится, словно птица в клетке, пытаясь вырваться из груди и ускакать куда-то за дальние холмы, к пыльной ленте дороги, ведущей к границе Аэтерии. Профессор Вернон, седовласый старец с бородой, напоминающей перепутанные корни мандрагоры, монотонно бубнит что-то о симбиотической связи лунного лотоса и фаз серебряного светила. А в голове у меня — только он. Натаниэль.
Просто произнести его имя про себя — беззвучно, одними губами, — и по телу разливается пьянящее тепло, будто сделала глоток зелья из солнечных ягод. Два года. Порой мне кажется, что все это — лишь иллюзия, наваждение, слишком прекрасное, чтобы быть правдой. Я, Элизабет Суон, дочь разорившегося барона, чьи родовые земли давно заросли чертополохом. Скромная целительница, чей удел — тихие, пропахшие пылью и пергаментом библиотеки. И он… Наследник клана Огненных Драконов. Сама стихия огня, закованная в облик невероятно красивого мужчины.
Два года. Целых два года прошло с тех пор, как лучший боевой маг выпускного курса, живая легенда Академии, заметил в толпе нескладную первокурсницу-целительницу с потрёпанным фолиантом в руках. Я до сих пор помню, как он подошёл ко мне у фонтана Огненной Саламандры в академическом саду. Как его пальцы, способные призывать пламя, испепеляющее целые орды тьмы, так бережно взяли мою руку. Как его обычно суровые, пронзительные карие глаза, в которых читалась вековая мощь его рода, смягчились, отражая моё растерянное, испуганное лицо.
Он красиво, почти старомодно ухаживал. Каждое утро на моем столе в общежитии появлялся новый цветок, сплетённый из чистой магии огня — алый пион, нежная роза, хрупкий тюльпан. Они не обжигали, а лишь согревали ладонь, источая едва уловимый аромат. Он часами сидел со мной в библиотеки, пока я штудировала фолианты по анатомии, и его присутствие было тихим, ненавязчивым теплом за спиной. Он защищал меня от любых насмешек, хотя я, честно говоря, редко их замечала, слишком погруженная в свои зелья и руны. Он был настойчив, но никогда не был навязчив. И однажды, глядя в его глаза, я поняла, что больше не хочу и не могу сопротивляться. Я сдалась. И это было самое лучшее поражение в моей жизни.
— Если ты и дальше будешь смотреть в окно с таким блаженным лицом, Вернон решит, что ты под воздействием паров возбуждающих трав, — шутливо шепчет Алиссия, моя подруга и соседка по комнате, выдёргивая меня из грёз.
Вздрогнув, отворачиваюсь от окна, за которым так призывно манит к себе свобода.
— Я не блаженствую, я… анализирую магические свойства облаков! — отшучиваюсь и пытаюсь придать своему лицу серьëзное выражение учёной дамы. Получается отвратительно. Уголки губ предательски подрагивают, пытаясь сложиться в глупую улыбку.
— Он возвращается скоро, — шепчу подруге.
Алиссия закатывает свои огромные зелёные глаза, но я вижу, как её губы растягиваются в почти незаметной улыбке. Ей приятно моё счастье, даже если она и считает его слегка безумным.
— Знаю, знаю, ты повторяешь это, как заклинание, уже неделю. «Самый лучший мужчина на свете» Только смотри, Лиззи, не обожгись, имея дело с огнём.
— Его огонь меня никогда не обжигает, — парирую я уже заученной шуткой, в то время как низкий перезвон магических колоколов возвещает об окончании лекции.
Собрав свои пергаменты в потёртую кожанную сумку, я чувствую, как предвкушение сжимает сердце ещё туже. Но ему придётся подождать — впереди практическое занятие по сложным заклятьям регенерации.
Аудитория здесь кардинально иная: белые, почти стерильные стены, пахнет антисептиком, мятой и озоном от магии. Профессор Одли, суровый мужчина с телом воина и лицом, испещрённым шрамами, оставленными клинками отступников, входит чеканным шагом
Его взгляд, холодный и оценивающий, скользит по нам.
— Сегодня отрабатываем сращивание сложных костных тканей на магических манекенах-фантомах. Без сантиментов. Ваш пациент не будет кричать, но его «боль» проявится в сбоях ауры. Ваша задача — не только исцелить, но и не нарушить энергетику, — его голос режет воздух, как скальпель. Он взмахивает рукой, и перед нами возникает устрашающее практическое пособие — фантом молодого солдата с ужасной рваной раной на бедре, из которой свисают клочья мяса, а осколок кости торчит наружу, белый и неестественный.
Когда подходит моя очередь, я на секунду закрываю глаза, отогнав навязчивый образ улыбки Натаниэля, и погружаюсь в магию. Внутри все затихает. Мои пальцы вспыхивают мягким серебристым светом. Я не вижу раны — я вижу целостную карту тела, его изначальный, здоровый слепок. Я не латаю дыру, я напоминаю телу, каким оно должно быть, мягко направляя потоки жизни. Сломанная кость послушно начинает срастаться, будто невидимая рука лепит её заново. Теперь мышечная ткань, вены и артерии — они тянутся друг к другу, как нити, сплетаясь в единый узор. Последней, с лёгким шипением, затягивается рваная рана, оставляя после себя лишь розоватый рубец, который вскоре должен исчезнуть.
— Нестандартный подход, мисс Суон, — раздаётся рядом голос профессора Одли. Он склоняет голову набок, его цепкий взгляд изучает мою работу. — Вы не вправляете и не сшиваете. Вы… убеждаете плоть вспомнить себя. Впечатляюще. И ваш резерв позволяет такое точечное воздействие.
Я краснею под его тяжёлым, оценивающим взглядом. Его похвала — не лёгкий комплимент, а гиря, возложенная на плечи. Она вызывает не гордость, а удушливое чувство ответственности. Профессор Одли, знаменитый военный целитель, ещё в начале года отобрал меня, единственную третьекурсницу, в свою элитную группу для прохождения практики в императорском госпитале. Я не могу его подвести.
Выйдя из аудитории, с облегчением вдыхаю свежий воздух.
— Ну что, герои целительного фронта, подкрепимся? — Каэл, наш вечный шутник, с гримасой трëт живот. — Хорошо, что обед у нас всегда после профессора Одли. Его учебные пособия не дают шансов моему желудку!
Познакомимся с нашими героями)))

Элизабет Суон. Талантливая адептка целительского факультета Императорской Академии Магии.

И это тоже Элизабет. Юная и влюблённая.

Натаниэль ди Флэми. Наследник главы клана Огненных Драконов. Возлюбленный Элизабет Суон.

Нат. Красивый и суровый

Алиссия Лизарт. Лучшая подруга Элизабет. Адептка целительского факультета Императорской Академии Магии .

Элиона ди Спаркс. Негласная Королева Императорской Академии Магии и родная племянница Императора Аэтерии. Из Клана Золотых Драконов.
Я просыпаюсь от того, что солнечный свет уже разлит по спальне, тёплый и бархатистый. Прижимаюсь щекой к груди Ната и заворожено слушаю ритм его сердца — мощный, ровный, такой живой.
— Мне уже пора, — родной голос, хриплый от сна, раздаётся прямо над моим ухом, а сильные руки крепче сжимают меня, словно не в силах отпустить. — Дела ждут.
В горле встаёт горький, знакомый комок. Я знаю. Он — наследник, будущий глава клана Огненных Драконов. Его обязанности вплетены в саму ткань его бытия огненными нитями. Но понимать это умом и чувствовать, как он уходит, оставляя меня одну — совсем разные вещи.
— Понимаю, — шепчу, прижимаясь губами к его коже, вдыхая родной, согревающий душу запах.
Мой дракон приподнимается на локоть, и его карие глаза, обычно столь пронзительные, сейчас мягкие и невероятно серьёзные. Горячие пальцы касаются рубинового кольца на моей руке.
— Сегодня я сообщу родным о своём решении. О нашем решении.
Моё сердце замирает, затем принимается колотиться с бешеной силой. Восторг и панический страх смыкаются в смертельных объятиях.
— А вдруг… Они… они не примут меня, Нат. Дочь разорившегося барона, без капли драконьей крови. Простая целительница… — мой голос предательски дрожит.
— Мне нет дела до мнения других, — отрезает он, и в его глазах вспыхивает тот самый огонь, что способен обращать в пепел целые армии. — Ты — моя судьба. Единственная. Если клан потребует выбирать… я выберу тебя. Без сомнений.
Натаниэль так ярок в своей готовности, так абсолютно искренен, что у меня перехватывает дыхание. Он не лжёт. И от этой истины становится одновременно невыносимо светло и жутко.
Он провожает меня до наёмного экипажа. Его прощальный поцелуй — долгий, сладкий, с горьковатым привкусом разлуки. Он словно пытается передать мне всю свою уверенность, всю свою силу через это прикосновение.
— Я напишу, как только будут новости, — обещает мой дракон, и его рука ещё на мгновение задерживается на моей.
Дорога пролетает в тревожных думах, но когда колеса стучат по знакомой, ухабистой дороге, на душе понемногу становится спокойнее. Наш дом. Небольшой, немного обветшалый, но такой родной. Дверь распахивается, и навстречу мне, вихрем, вылетает Лукас.
— Лиззи! — мой пятилетний брат влетает в меня с разбегу, и я едва удерживаю равновесие, обнимая этот тёплый, взъерошенный комочек. — Ты приехала! А я вчера Клауса обыграл в шахматы! Вчистую!
Я смеюсь, целую вихрастую макушку, пахнущую солнцем и травами. Наш старый мраморный лось на лужайке, прозванный почему-то Клаусом — постоянный и вечно проигрывающий соперник Лукаса.
— Наверное, ты его запугал своим королевским гамбитом, — говорю я, и он радостно кивает.
На пороге появляется Шарлотта. Всего на восемь лет старше меня, в своём простом сером платье она выглядит одновременно и молодой, и невероятно мудрой. В руках она держит деревянный меч, который Лукас выронил в порыве восторга.
— Элизабет, дорогая, — еë лицо озаряется тёплой улыбкой. Мы обнимаемся. Она не заменила мне мать, но стала чем-то большим, чем просто мачеха — подругой, опорой, самой здравомыслящей частью нашей семьи.
Шарлотта — дочь простого торговца, без впечатляющего магического резерва смогла получить диплом Императорской Академии магии. Только так женщина в Аэтории может добиться самостоятельности и независимости. Я помню, как она появилась в нашей жизни. Мне было пятнадцать. Мой отец, всегда такой холодный и отстранённый со мной и мамой, буквально боготворил молодую жену. А после рождения долгожданного наследника, еë влияние на барона Гориана Суон усилилось стократ. И Шарлотта использовала это влияние с умом. Именно она уговорила отца позволить мне поступить в Академию, хотя он видел меня лишь в роли замужней дамы в каком-нибудь захолустье. Именно она, пользуясь своими знаниями, совершила несколько удачных сделок и спасла наше баронство от полного разорения. А после смерти отца смогла добиться права опеки над нами с Лукасом, и не дала этому дому превратиться в обитель скорби.
— Как дела в Академии? — спрашивает Шарлотта, пока мы сидим за чаем, а Лукас увлечённо строит крепость из домашнего печенья.
— Все хорошо, — отвечаю я, и мои пальцы сами тянутся к рубину на моей руке. Я ещё не готова говорить о Натаниэле. Не сейчас. — Профессор Одли хвалит мою технику.
— Он строгий, а значит, его похвала дорогого стоит, — кивает Шарлотта, её цепкий, деловой взгляд смягчается. — А у нас здесь прогресс. Старые виноградники на Восточном Хребте наконец-то отошли. Я заключила контракт с мастерами из долины. Скоро, Лиззи, очень скоро наше вино будут подавать на столах самых знатных домов, а то, глядишь и при дворе.
Я смотрю на неё с восхищением. Она никогда не сдаётся. Она взяла запущенные земли, которые все считали безнадёжными, и видит в них будущее. Её уверенность заразительна.
— Лето неумолимо приближается, — продолжает Шарлотта разламывая свежую булку хлеба. — Мы с Лукасом скоро уедем в поместье. Дела баронства требуют моего присутствия. Ты с нами? Или у тебя есть планы на каникулы? — Её взгляд, умный и проницательный, мягко скользит по моему лицу.
Судорожно перебираю складки своего платья, ощущая, как рубин жжёт кожу.
— Я… я останусь в столице. Профессор Одли взял меня в свою группу. Я же рассказывала… — бормочу, избегая прямого взгляда.
— Помню, — кивает Шарлотта, её губы трогает лёгкая, понимающая улыбка. Она подливает мне чаю. — Практика в императорском госпитале. Ответственно и очень почётно.
Нервно киваю, чувствуя, как по щекам разливается краска. Да, госпиталь. И Натаниэль, — кричит во мне все существо. — Он — главная причина.
— Я горжусь тобой, Лиззи, — говорит Шарлотта тихо, но так, что каждое слово достигает самой глубины моего сердца. Её рука ложится поверх моей, и я чувствую шероховатость еë кожи от постоянной работы с бумагами. — У тебя светлая голова, доброе сердце и настоящий дар. Не позволяй никому — абсолютно никому — заставить тебя усомниться в твоей ценности.