Наследник Тамерлана

Глава 1. Беглецы из Самарканда

Приветствую вас, дорогие мои читатели, на страницах второй книги дилогии "Ветер времени". Первая книга - "Шахматы Тамерлана" . Приключения Андрея Журавлёва продолжаются...

Это была вторая ночь тревожного ожидания. Рашид сидел на полу, в дальней комнате без окон, прислонившись спиной к шершавой стене и не выпуская из руки сабли. Всё было готово для возвращения домой в двадцать первый век из этого кошмарного кровавого века пятнадцатого. В неровном тусклом свете масляной лампы маняще поблёскивала древняя реликвия, вызывающая ветер времени. Большая хрустальная ваза в форме цилиндра, с сетью воздушных переплетений внутри, упиралась в ладонь изящной кисти руки из тёмного камня. Не хватало только ключа, открывающего дверь в иное время, и китайца Ляо, знавшего слова заклинания. Ключ тоже был у него, поэтому Рашиду оставалось только ждать. Они заранее условились о встрече в доме лекаря, человека, преданного всей душой старшей императрице Биби-ханум. Рашид невольно вздохнул – хоть он заранее знал, какая судьба ожидает любимую жену Хромого Тимура (или Тамерлана, как принято было произносить имя великого эмира в западных странах), но оказалось тяжело поверить расползающимся вчера по городу слухам о том, что Биби-ханум отравлена вместе с младшей императрицей. Рашид посмотрел в сторону забывшейся тревожным сном Сарнай, верной служанки младшей императрицы. Среди разбросанных на мягком одеяле подушек она казалась такой нежной и хрупкой, но Рашид имел счастье убедиться, сколько силы духа в этой красивой женщине, год назад ставшей его женой. Даже во сне Сарнай не выпускала из объятий мирно спящего младенца, в чьих жилах текла кровь великого Тамерлана и её любимой госпожи, подарившей эмиру перед его смертью пятого сына. Бедная Тукал-ханум! Родив мальчика, так некстати для множества других наследников, она подписала себе и ему смертный приговор. И судьба ребёнка была предопределена, в истории о нём не осталось даже упоминаний. Сохранилась только родовая легенда о клятве, данной верной служанкой Сарнай своей госпоже спасти последнего сына Тамерлана. Именно за этим Рашид и пришёл из двадцать первого века – помочь женщине исполнить волю императрицы. («Шахматы Тамерлана», первая книга дилогии «Ветер времени»)

В тишине замерших в беспокойном сне улиц слышался топот копыт, где-то вдалеке бряцало оружие, кто-то вскрикивал, а потом всё смолкало, но ненадолго. По Самарканду – столице империи покойного Тимура, рыскали люди его внука – Халиль-Султана, захватившего власть вопреки воле деда. Не успели пройти торжественные похороны великого эмира, как между наследниками Железного Хромца разгорелась междоусобная борьба за право владеть империей Тимуридов. Первой жертвой этой борьбы стал Тулуйбек – верный телохранитель Тимура, его надёжный щит в боевых походах, заботливый, как нянька, в периоды зимовок и становищ. Не один десяток лет он сражался бок о бок с великим эмиром, завоевав своей преданностью его безграничное доверие и любовь, не меньшую, чем к собственным детям. Тело Тулуйбека покрывали рубцы и шрамы, полученные в боях, но он был крепок, как гранитная скала, и до последнего дня находился рядом со стареющим Тимуром, предпочитавшим походное седло дворцовым усладам. Тулуйбека обнаружили мёртвым на второй день после смерти эмира, и Рашид не сомневался ни секунды в том, что телохранитель был отравлен, хотя кто-то настойчиво распространял слух о том, что у верного Тулуйбека разорвалось сердце от горя.

Следующими жертвами борьбы за наследство Тимура должны были пасть его жёны – старшая и младшая императрицы – Биби-ханум и Тукал-ханум. Одной исполнилось шестьдесят пять лет, а второй – девятнадцать. Обе имели огромное влияние при дворе, и мятежному внуку нельзя было оставлять их в живых. Биби-ханум была правнучкой самого Чингисхана, и покойный Тимур всем сердцем любил женщину, которой был обязан гордым титулом «гурган» – зять великого хана, прислушивался к её мудрым советам, брал в военные походы, доверял воспитание детей и внуков. Не познавшая радость материнства Биби-ханум крепко привязалась к младшей императрице и словно родную дочь оберегала от гаремных интриг. Как только не стало Тимура, твёрдой, безжалостной рукой державшего в страхе своих многочисленных родственников, женщины оказались беззащитны. Рашид тщетно уговаривал их воспользоваться ветром времени, предлагая гостеприимство своего крова в Москве.

– Никогда жёны великого эмира Тимура не станут простыми женщинами, влачащими жалкое существование вдали от своей империи, – сверкая глазами, гордо ответила ему Биби-ханум. – Если такова воля аллаха – мы примем смерть, но навсегда останемся императрицами, и гнев его падёт на головы наших убийц. Спасите только Санджара! – голос женщины дрогнул. – Невинного младенца не должна коснуться страшная судьба, уготованная ему шакалами, осмелевшими после смерти льва.

Сарнай и Рашиду удалось выскользнуть с младенцем из дворца под покровом ночи, вырваться из лап ожидавшей их у потайного выхода засады и незаметными тенями проникнуть в дом лекаря. Когда преследователи поняли, что добыча ускользнула, в городе началась облава. На поиски беглецов Халиль-Султаном были брошены все перешедшие на его сторону воины городской стражи. А утром по Самарканду поползли слухи о внезапной смерти двух императриц – Биби-ханум и Тукал-ханум, и Сарнай весь день оплакивала любимую госпожу.

«Где же Ляо? – с возрастающим волнением думал Рашид. – Неужели ему не удалось уйти от соглядатаев Халиль-Султана, старающихся угодить новому повелителю?» Рашид видел, как изменилось отношение придворных к людям, приближённым к императрицам Тимура сразу после его смерти. Он хорошо изучил за десять лет жизни при дворе эти мимолётные взгляды, косые усмешки, ядовито-радушные улыбки и смертельные объятия. Никому нельзя было доверять, кроме Сарнай, Ляо и верного слуги Фархада, доставшегося ему десять лет назад во время похода Тамерлана на Русь. Смышлёный мальчик вырос в смелого, преданного юношу и столько раз выручал своего хозяина, что Рашид твёрдо решил забрать его с собой в Москву, в двадцать первый век.

Глава 2. Под стенами Кремля

Чёрные клубы дыма стлались над горизонтом, заслоняя зимнее солнце, изредка выглядывающее из-за низких серых туч. Едкий запах пожарища первыми почувствовали кони. Тяжело всхрапывая и встряхивая гривами, они зафыркали, заржали, но не сбавили темпа, подгоняемые криками нетерпеливых всадников. Смёрзшийся снег вылетал из-под десятков тысяч копыт, вспахивающих белоснежную равнину до чёрной земли, заснувшей на зиму. В первом ряду всадников богатым убранством выделялся немолодой мужчина на горячем вороном скакуне, одетый в меховую накидку поверх кольчуги, мягкие кожаные сапоги и круглую, островерхую шапку, отороченную мехом чёрно-бурой лисицы. Повелитель Золотой Орды, великий эмир Едигей вёл войско на Москву. Тёмное, обветренное лицо эмира было хмуро, грозный взгляд прищуренных глаз устремлён к нескольким чёрным точкам, приближающимся со стороны дымящегося горизонта. По обе руки от него, отстав на полкорпуса лошади, мчались эмиры-военачальники, золотоордынские князья и царевичи. Всех их манили белокаменные стены Московского Кремля, за которыми русы скрывали несметные сокровища.

Чёрные точки стремительно приближались к неумолимому войску, и вот уже стали видны пятеро татарских всадников-разведчиков на низкорослых гнедых лошадках.

– Русы жгут посады, мой господин! – закричал один из них, не доезжая до Едигея. – Вокруг Москвы всё полыхает!

Едигей в раздражении скрипнул зубами. Сожжение Рязани оказалось тактической ошибкой. Можно было повременить с этим городом, когда основная цель – Москва. Но уж слишком много неприязни накопилось к строптивой Рязани, ещё со времён покойного Ольга Рязанского, хитростью и умением плести интриги, превосходившего самого Едигея. А великий темник считал себя непревзойдённым интриганом. Совсем недавно он выдал ярлык на княжение Рязанью Пронскому князю Ивану, но тот не сумел удержать власть, и княжеский престол вернулся к Фёдору – сыну ненавистного Ольга. Ведя войско на Москву, Едигей не смог удержаться от желания предать город огню. Тем самым выдав свои настоящие намерения раньше времени. Кое-кому из рязанцев удалось опередить ордынское войско, и теперь Московский князь Василий Димитриевич решил оказать «тёплый» приём своему покровителю, эмиру Едигею, сожжением посадов. Щенок возмужал и показывает зубы. Что ж, он ещё много раз пожалеет об этом. Не для того бывший темник Едигей столько лет шёл к власти в Орде, вырывая её зубами, нарушая клятвы и обещания, предавая вчерашних покровителей, уничтожая неугодных царевичей, чтобы какой-то князёк, возомнивший себя повелителем на русских землях, смог подорвать его авторитет. Нужно напомнить щенку, перед кем он должен склонять голову. И если для этого понадобится стереть с лица земли город за высокими белыми стенами – Едигей без тени сомнения сделает это, последовав примеру Тохтамыша, уничтожившему Москву двадцать шесть лет назад.

Тохтамыш! Презренный хан, на службе у которого Едигею пришлось провести столько лет, изображая из себя преданного, верного военачальника, глубоко в душе лелеющего честолюбивые мечты прибрать власть к своим рукам. У Тохтамыша Едигей впервые встретил молодого князя Василия. Тот, будучи ребёнком, «гостил», а по сути находился в заложниках у великого хана после сожжения Москвы. Отец его, Димитрий Донской, вынужден был пойти на такой рискованный шаг, подтвердив тем самым зависимость Московского княжества от Орды и снова начав выплаты богатой дани. Едигей хорошо запомнил, как Тохтамыш усаживал за стол молодого князя по правую руку от себя и величал его «возлюбленным своим сыном». Московские дани вскормили силу Тохтамыша, и он пошёл войной на земли, подвластные Хромому Тимуру, позабыв, что обязан ему своим положением. Когда сцепились между собой в длительном противостоянии два безжалостных хищника – Тохтамыш и Тимур, Едигей вовремя сообразил, на чьей стороне ему выгоднее находиться. Он быстро породнился с Тимуром, отдав свою сестру в его гарем, и стал одним из военачальников Железного Хромца, предав Тохтамыша. С особым удовлетворением Едигей наблюдал за разгромом хана Золотой Орды. Когда Тимур не стал преследовать Тохтамыша по русским землям, а повернул домой после долгого стояния в Елецком княжестве, Едигей понял, что настал тот самый час, о котором он столько мечтал. Золотая Орда слаба, как никогда, Тохтамыш получил убежище в литовских землях, а хан Корийчак, назначенный Тимуром, слабак и пьяница. Едигей отпросился у Тимура, якобы для поездки в Орду для сбора войска, но дерзко обманул его, вытеснил Корийчака в восточные земли и посадил на ханский трон своего племянника Тимур-Кутлуга. К счастью, Хромого Тимура на тот момент больше занимали проблемы в своей империи и подготовка походов на усмирение Кавказа и Китая. Отныне суждено было сбыться честолюбивым замыслам Едигея – Золотая Орда оказалась под его правлением.

Однако этого было мало. Пока Тохтамыш воевал с Тимуром, Московское княжество настолько укрепило свои позиции, что снова перестало выплачивать дань Орде, с каждым годом вовлекая под своё влияние всё больше и больше княжеств, где дружескими посылами, где браками, а где и демонстрацией возрастающего могущества. К тому же брачный союз Василия с дочерью Литовского князя Витовта значительно усилил Русь на западных рубежах. Как не хотелось Едигею заставить русичей снова начать выплаты, но он понимал, что пока ему не под силу это сделать в открытом противостоянии. Вначале проблем хватало с тестем Василия Витовтом. Он дал убежище Тохтамышу, договорился с ним о разделе южных земель и пошёл войной на ставленника Едигея Тимур-Кутлуга, мечтая снова усадить на ханский трон Тохтамыша, пообещавшего признать его главой всей Руси. На реке Ворскла войска Витовта были разбиты наголову, и хотя много русских и литовских князей полегло в этой битве, но поражение Литвы сыграло на руку Москве. Уже задолго до этого сражения князь Литовский, пользуясь родственными связями с Василием, потихоньку начал «откусывать» лакомые куски от земель русских, забирая их под власть Литвы. В год нашествия Тамерлана он прибрал к рукам Смоленск, затем предпринял опустошительные набеги на Рязанские и Псковские земли. По договору с Тевтонским Орденом поделил Новгород и Псков, вопреки интересам зятя. Василий поначалу терпел недружественные выходки тестя, своими действиями вызывая неудовольствие в народе. Кто знает, чем бы всё закончилось для Московского княжества, если бы не Едигей, надолго отбивший охоту у Литвы посягать на чьи-либо земли? Новгород и Псков вздохнули с облегчением, а в скором времени рязанский князь Ольг забрал у Витовта и Смоленск.

Глава 3. Наследник

Едигей был мрачнее низко нависшего над землёй неба, с которого непрестанно сыпались мелкие колючие снежинки, подхватываемые ледяным ветром. К стенам Москвы подойти вплотную так и не удалось. Небольшие отряды предпринимали попытки подобраться через ров к воротам под покровом ночи, но их неизменно встречали градом стрел и потоками горячей смолы недремлющие защитники города. После каждой такой вылазки снова начиналась пальба из пушек, заставлявшая держаться войско Едигея на почтительном расстоянии. Что-то задерживался в пути Тверской князь Иван Михайлович, от которого эмир ожидал существенную поддержку орудиями. К тому же время шло, посольства от москвичей не было, а морозы крепчали с каждым днём. Хотя для привыкшего к кочевой жизни Едигея, суровая зима не была препятствием для осады. Его нукеры, закутанные в шкуры, грелись у костров, выносливые лошади копытами разбивали слой замёрзшего снега, покрывающего землю, и щипали остатки осенней травы.

Но неспокойно было на сердце у бывшего темника. Что происходит в Сарае, столице Золотой Орды, пока Едигей с основным войском находится в землях русских? Слишком много желающих воспользоваться отсутствием эмира и забрать власть в свои руки. С одной стороны нельзя бесславно закончить поход на Москву, а с другой – нельзя потерять влияние в Орде. Едигей знал, что с ним произойдёт, как только появится более сильный противник. Вчерашние союзники-царевичи и князья без тени сомнения предадут его, как он сам поступал неоднократно по отношению к другим властителям.

– Господин! – Едигея отвлёк от раздумий начальник охраны. – Там прискакал десятник Котлубей из отряда князя Бурнака. Привёз с собой старуху, утверждающую, что в её руках судьба твоего правления в Хорезме.

– Что? – нахмурился Едигей. – Котлубею жить надоело или он сошёл с ума?

– Велишь отхлестать его плетью, а старухе отрубить голову?

Едигей хотел было кивнуть, но неожиданно задумался. Хорезм! Ещё одно стратегически и политически важное место, с которым связано столько трудностей. Как только в 1405 году умер Железный Хромец, бывший повелитель Едигея, между его наследниками разгорелась нешуточная борьба за власть. Старик хотел видеть своим преемником Пир-Мухаммеда, внука от старшего сына. Ему готовился передать основные бразды правления, стараясь не обделить других родственников – двух оставшихся в живых сыновей и десятка полтора внуков. Но в действительности сложилось иначе. После смерти Тимура столицу империи, Самарканд, захватил молодой внук Халиль-Султан. Многие эмиры и военачальники не подчинились ему, заняв сторону либо Пир-Мухаммеда, либо сына Тимура Шахруха. Халиль-Султан, очутившись на троне, принялся транжирить имперские деньги, устраивая увеселения и одаривая дорогими подарками свою любимую жену Шад-Мульк – женщину низкого происхождения, против брака с которой был сам великий Тимур ещё при жизни. Поговаривали, что старшая и младшая императрицы покойного Тимура, Биби-ханум и Тукал-ханум, были отравлены не без участия сумасбродной красавицы. Видя, что Самарканд находится в руках молодого неопытного правителя, действующего под влиянием страстей, сын Тимура Шахрух, по наущению переметнувшихся к нему эмиров и мирз, выступил против Халиль-Султана. Однако за спиной у императора собралась сильная коалиция, которую вполне устраивал такого рода правитель. Войска Шахруха были разбиты, но и Халиль-Султан понёс серьёзные потери. Оба родственника временно разошлись, огрызаясь и зализывая раны.

Такой благоприятной ситуацией немедленно воспользовался Едигей, полновластный правитель Золотой Орды к тому моменту, при номинальных ханах. Он вторгся в Хорезм – небольшое азиатское государство более тридцати лет находившееся в составе империи Тимуридов, уничтожил наместника, поставленного Тимуром, жестоко разобрался со всеми недовольными его вторжением и посадил правителем Хорезма золотоордынского эмира. Таким образом Едигей заполучил прекрасный Хорезм, богатый центр торговли и земледелия, известный своими зодчими, поэтами и умелыми ремесленниками. Из Хорезма было удобно совершать опустошительные набеги на Бухару. При грозном Тимуре Едигей никогда бы не осмелился на такое, но теперь, когда империя Тимуридов трещала по швам, почему бы не оторвать от неё солидную территорию. Возможно где-то в потаённом уголке своей души Едигей мечтал когда-нибудь воссесть на Самаркандском троне, но до этого было ещё далеко. А пока к постоянным волнениям и бунтам в Сарае добавились угрозы со стороны всех влиятельных наследников Тимура, не желавших смириться с потерей Хорезма. И тут вдруг какая-то старуха! Откуда ей, живущей среди дремучих русов, известно о связи между Едигеем и этим лакомым кусочком империи Тимуридов?

– Приведи сюда Котлубея со старухой! – наконец, после долгих раздумий велел он начальнику стражи.

Вскоре перед шатром эмира показался десятник Котлубей, ведущий за собой на аркане старую женщину с небольшой плетёной корзиной в руке. Завидев Едигея, он подобострастно рухнул на колени, дёрнул вниз старуху и пополз вперёд, склонив голову к земле. «Немолодой уже воин, а всё в десятниках ходит», – усмехнулся Едигей. Он не слишком жаловал таких, не амбициозных, осторожных, довольствующихся тем, что есть, предпочитая рвущихся к почестям и власти. Правда, слишком ретивым приходилось часто рубить головы, но Едигею нравилось пользоваться их горячностью до определённого, выгодного ему момента.

– Встань, Котлубей, – велел он, – и поведай, зачем ты привёл к моему шатру эту старую морщинистую развалину вместо вереницы прекрасных юных дев?

Десятник поднялся с колен и принялся сбивчиво рассказывать о том, как произошла их встреча со старухой. Едигей внимательно слушал его, с любопытством глядя на старую Веду. Черты лица её огрубели и заострились от старости, кожа была обветренная, изрытая глубокими морщинами. Но из-под седых, свалявшихся в космы волос, повязанных тёплым чёрным платком, на Едигея смотрели умные, проницательные глаза, и взгляд проникал к самому сердцу.