Наследник тьмы. Сердце и слёзы

1. ЕГО ИСЧЕЗНИЧЕСТВО

.

Заглянув на Ту Сторону, вы окажетесь в мире "светлых соседей",

Но в легендах и баладах о прекрасных феях и сиятельнокровных сидах

редко поётся об их темнейших тайнах.

Бегите, пока не поздно!

Но если решились остаться, хотя бы помните,

что в Туансиде - всё не то, чем кажется с первого взгляда!

Прекрасное создание может в любой момент обернуться чудовищем,

а друзья и враги порой меняются местами...

.

Глава 1. Суд и жребий

.

*****

— Всем встать! Суд возвращается в зал! Ваше исчезничество, сиятельнокровных это тоже касается!

Подсудимый демонстративно проигнорировал призыв распорядителя суда. Остался сидеть, закинув ногу на ногу и сплетя длинные бледные пальцы на колене. Всё время совещания суда и вынужденного безделья, он развлекался, поигрывая пальцами правой руки, заставляя свой именной перстень сверкать красными и зелеными искрами. Больше никак не проявляя нетерпение и тревогу о будущем приговоре. И сейчас он всего лишь сцепил кисти в замок, лишив себя игрушки, отвлекающей внимание.

— Что ж, если вы не уважаете наш суд, мы тоже можем игнорировать некоторые правила, — ехидно заметил распорядитель с жезлом, увенчанным змеей в короне — символом мудрого правосудия. — Например, лишить вас последнего слова!

Его речь произвела на сиятельнокровного ровно тот же эффект, что и предложение встать из почтения к судье и анонимным присяжным, скрывающим свои лица.

— Подсудимый лишается последнего слова в свою защиту! — зычно объявил помощник судьи, ударом жезла призывая весь зал в свидетели. Медный гул прокатился по залу. Стоящих зрителей не слишком порадовала штрафная мера, они недовольно шептались, но обвинить суд в предвзятости никто не мог. Выбор был предложен, время на размышление дано.

Место ответчика — просторный светлый квадрат, окруженный низкими столбиками с заклятыми цепями. Сейчас по центру квадрата вызывающе чернело резное кресло чуть-чуть попроще трона — собственность подсудимого, и высокородный преступник с удобством развалился в нём, дожидаясь решения суда. Все обвинения ему уже доказаны за предыдущую неделю слушания, сегодня — только приговор.

Приговор тому, кто покушался на жизнь государя, заранее известен — смерть. Но как важны подробности! И, в конце концов, последнее слово могло хоть как-то прояснить мотивы преступника! Вину он не отрицал, но толком ничего не признал!

— До последнего слова нужно ещё дожить, — негромко заметил обвиняемый. Но его слышали все. — А до вашего официального утверждения способа казни я всерьез рискую умереть от скуки.

Распорядитель трижды стукнул жезлом в медный диск у себя под ногами. Под медью таился специальный резонатор. По звуку это вполне заменяло гонг. Кроме того, только на медном круге еще действовали магические силы, чтобы секретарь мог перенестись за документами в архив или связать язык любому зрителю за непочтение к суду. В остальном зала правосудия и вся городская тюрьма закляты так, что не допускают даже искры чужой магии, подавляя всё, что хоть немного «светится». Для надежности скамья подсудимых еще ограждалась дополнительным железным барьером.

— Склоните головы перед правосудием! Суд входит!

На этот призыв, как ни странно, сиятельнокровный откликнулся наравне со всеми. Верховный судья в роскошной малиновой мантии, увенчанный обручем из золотой змеи с изумрудными глазами, и круг присяжных — двадцать четыре белые фигуры в одинаковых балахонах с капюшонами, не могли разглядеть его лица и взгляда. Они видели только парные шипы короны из переплетенных ольховых веточек, выкованных в золоте.

— Итак, честной народ, продолжим! — объявил судья, когда все снова заняли свои места. — Прошу прощения, что наше совещание о выборе высшей меры наказания несколько затянулось. Естественно, прямая смертная казнь была решительно отвергнута из-за исключительной легкости, несовместимой с серьезностью преступления. Но, хотя времени, казалось бы, ушло достаточно для окончательного решения, мнения присяжных категорически разделились. Мы не имеем единого вердикта. У нас два варианта приговора. — Судья наглядно показал две гербовые грамоты со всеми подписями, но пока без большой печати.

— Желаете отдать решение на волю народа? — не скрывал собственного интереса к ответу распорядитель с жезлом.

Зал оживился. Не такое уж редкое явление, когда свидетели суда доделывали работу за присяжных. Формально это называлось «расширить круг голосов». Но, учитывая государственный вес и резонанс сегодняшнего приговора, принять участие в его утверждении должен «общий глас», весь честной народ.

В реальности — не весь, а лишь те все, кто пожелает высказаться, и кто имеет право голоса в суде. Только «светлые» или «прозрачные» юридически безупречные граждане считаются честным народом. То есть, не заведомые преступники, не родственники и сообщники подсудимого, не дети младше двенадцати, не состоящие в долговом рабстве, включая и долг чести, не те, кому в данный момент предъявлен судебный иск по любому поводу, не лишенные гражданства и так далее. Любого зала для такого процесса мало, придется собирать всех на ярмарочной площади. Это ещё не один час… Судья на это не пойдет.

— Ваше исчезничество, право выбора приговора я оставляю вам, — судья царственно повёл рукой в сторону подсудимого.

2.

*****

Любопытный сельский мальчонка, ещё не доросший до седьмых своих именин, вслед за яркой бабочкой-парусником сошел с проезжей дороги на обочину, где росло колечко грибов. Красавец-махаон никуда улетать не торопился, купался в лучах солнца и внимания. Но, впорхнув в круг поганок с тонкими ножками, вспыхнул солнечным зайчиком и пропал.

— Феи утащили, — понимающе пробормотал малыш. — Порхает теперь над их полянкой в волшебной стране… хорошо ему! Там уже никогда не будет зимы…

При этом малыш успевал размышлять, что круг фей — колечко растущих волшебных грибов, — штука такая же опасная для него, как железный капкан для зайца. Вот бы бросить туда что-то ценное и посмотреть, что будет? Был бы медный грошик или хоть полгроша, он бы не пожалел! Зато увидеть настоящее волшебство… не всем так везет!

— Эй, челове… мальчик! Поди-ка сюда, — окликнул его молодой мужской голос. Стройный золотоволосый путник, явно высокого рода, в чудной богатой одежде поманил юного исследователя колец фей.

Тот сперва инстинктивно дёрнулся бежать за ушедшей далеко вперед отцовской телегой. (Они ехали в город, продавать глиняную утварь собственного производства — посуду, игрушки, свистульки, курительные трубки и колокольчики). Но сердить богатого господина показалось невежливым. Кроме того, чужак стоял так, чтобы отрезать мальчику дорогу к родным. А бежать мимо него, значит, провоцировать ловчий азарт. Это малыш знал по опыту обращения со злыми индюками, гусями, собаками и старшими задирами. Побежишь, тебя догоняют. Так что он почтительно подошел, стараясь не показать страха.

— Угадаешь, в какой руке, получишь конфетку, — пообещал незнакомец.

Брать угощение у чужих, ещё хуже, чем бежать от собаки. Но не сыграть, когда у тебя ничего не требуют взамен, просто невозможно. Нельзя обижать богатого господина. Хотя выглядит он странно — неправильно. Ничем не напоминает пешего путника, но коня или коробки на колесах рядом нет. Богато одет, но почему-то без плаща. И оружия на поясе не видать. Очень странно…

Малыш робко указал на один из сжатых кулаков. Золотоволосый юноша раскрыл ладонь. В ней лежала конфетка в золоченой бумажке, размером и формой примерно как желудь. Неизвестно, что внутри, но выглядит именно как конфета. Мальчик жадно схватил ее и зажал в своем кулачке.

— Благодарю за помощь, мой юный друг! — Странный господин поклонился и спиной отступил в сторону леса. — Прощай! Только ни с кем не делись этой конфетой, съешь ее, непременно, сам…

Малыш во все глаза смотрел, как отступает и бледнеет, становясь прозрачным, богатый незнакомец. Он не наступил в кольцо фей, но явно уходил на Ту Сторону. Стоило моргнуть, и он совсем пропал с глаз. Только облачко желтой пыли, совсем не такой, как белая дорожная пыль, взвихрилось и осело на траву.

— Огден! Вот где ты, проказник! — налетел на сыночка папаша-гончар. — Я уж думал, тебя невидимки утащили! Сколько раз говорить, не прыгай с телеги, не отставай! Пойдем же скорей, поехали! Так до полудня не доберемся, все лучшие места займут!

— Папа, я что-то видел, — хотел рассказать малыш Огги, но отец не слушал его. Тащил за руку, как раз за кулак, в котором так и осталась зажатой конфета. Огден не успел, ни спрятать ее в кармашек, ни развернуть и попробовать. Он машинально перебирал ногами, а сам оглядывался, стараясь подольше не упускать из виду то место, где пропала сначала бабочка, а потом странный путник с конфетами. Но других чудес кольцо фей ему не показывало. А потом Огден и вовсе перестал различать то самое место.

3.

*****

— Прошу, господин судья. Можно ставить печать! — Помощник вернулся в зал, с поклоном положил на стол жребий, полученный из рук невинного ребенка, и золотая конфетка снова превратилась в грамоту на пергаменте.

— Надеюсь, дитя не пострадало? — надменно осведомился подсудимый. — Как? Вы даже не убедились, что угощение будет проглочено при вас и не превратится в опасную «метку смерти», попав в чужие руки?

— Тебе ли… — огрызнулся помощник судьи, но взяв жезл и накинув мантию, снова перешел на официальный тон: — Вашему ли исчезничеству пристало беспокоиться о презренных человечьих детенышах? У вас и для детей нашего народа снисхождения найдется меньше, чем у всех в этом зале!

— Напрасно вы так, Холидан, — преступник изобразил глубокое смирение. — У меня один шанс из двух поселиться рядом с этими «презренными существами», и я заранее оказываю им свое покровительство. Если же судьба изберет иной приговор, я ещё более искренне симпатизирую народу, который не будет раздражать меня своим постоянным присутствием рядом.

— Прекратить перепалку! — стукнул костяным молоточком по столу судья. — Ваше высочество Ясен Холидан, прошу, не забывайтесь, вы при исполнении! Сейчас вы рука правосудия, а не личный враг подсудимого! У него больше нет среди нас личных врагов, он — враг общества!

— Никаких врагов, кроме государя и всего честного народа… как удобно! — сиятельнокровный лениво потянулся. — Я могу, наконец, услышать свой жребий?

— Для этого вам придется встать, — судья тоже поднялся. Щелчком пальцев отправил черное кресло за пределы очерченного цепями квадрата.

Подсудимый в короне освободил свой трон секундой раньше. Выпрямился, оказавшись выше всех в зале, кроме судьи, стоящего на особом помосте. Скрестил руки на груди, не переплетя их, просто обнял себя за плечи. Словно надеялся удержать золотую цепь власти с нагрудным знаком, плотнее прижав ее. А ведь если выбор пал на изгнание, то цепь и корона, равно как и другие знаки отличия, даже именное оружие, самовольно слетят с него, как осенняя листва с дерева.

На лице принца Холидана ясно читалось желание увидеть этот момент поскорее. Но, увы, честный распорядитель суда ещё сам не знал, какой приговор принес. Он ждал, так же, как все. Судья сохранял полную невозмутимость, когда звучно и четко стал читать волю судьбы.

— Его исчезничество сиятельнокровный тан наивысшей ступени, верховенный луннообрядовый правитель Волчьего Яра, Тёмного Лога и сопредельного им Змеиного Хребта, наследный советник Большого Круга, ныне лишенный голоса по причине нарушения присяги государю Туансида, враг власти и народа Тирганн-Туан-Игнис-Оберонэ-Хёлль-Дини-Ши-Корриганрождённый приговаривается властью полноправного суда присяжных из числа доверенных лиц государя к бессрочному заточению в собственный родовой замок Тир-холл на поляне Трёхглазке!

По залу прокатился общий вздох. Даже капюшоны присяжных колыхнулись. Всем, кто услышал приговор, требовалось перевести дух, и судья дал залу эту возможность.

— Заключенному оставляются его звания и регалии, вплоть до права ношения короны правителя, однако все его земли и замок отторгаются под государственное управление, и позже им будет назначен регент. Под охраной особого отряда из числа Стальной сотни он вправе считать себя свободным в пределах замка. Свободно перемещаться в окрестностях, на территории не более трехсот шагов от порога в любую сторону, для чего крепостные стены либо живые изгороди будут перенесены на соответствующее расстояние.

Охрана границы поручается полковнику Буйлору, назначенному на первые полгода комендантом замка Тир-Холл. На него же возложено соблюдение всех запретов для заключенного.

А именно: запрет личного, письменного, спиритического и общения знаками с кем бы то ни было вне стен Тир-Холла.

Запрет приближаться либо посылать гонцов к родовому камню силы на дне Волчьего Яра, так же и к алтарям на Змеином Хребте и Трёхглазке, и в пещеру Тёмного Лога.

Запрет петь, кроме одного раза в месяц на второй день полнолуния, при соблюдении надлежащих охранных мер вокруг единственного дозволенного места — Пиковой башни.

Запрет содержания любых домашних животных, птиц и всех прочих существ, способных стать компаньонами, слугами либо собеседниками заключенного. Что касается, как ныне живущих, так и призрачных, либо рукотворных магических сущностей.

Запрет упражняться с оружием, даже при соблюдении общих мер безопасности.

Полный запрет на участие в государственных делах, сообщение новостей лишь в рамках, дозволенных протоколом общих отлучений от честного народа.

Полный запрет на азартные игры, даже при безопасных ставках, кроме игр и гаданий с самим собой.

В то же время, заключенный не должен знать ущерба в еде, питье и отдыхе, может пользоваться всеми благами своего замка, и беспрепятственно наблюдать окружающее пространство поверх стен, сколько хватает глаз.

Разрешено пользоваться доступной магией внутри стен замка, соблюдая безопасность для самого себя, для стражи, при условии целостности границ. Все предметы, способные стать оружием или иначе нарушить приговор, будут изъяты либо нейтрализованы.

Разрешено вести личные записи, в том числе зашифрованные, читать, рисовать, развлекать себя прочими способами, без участия музыки и оружия.

4. Пленник Тир-Холла

.

Первые дни, не только пленник, а весь замок Тир-Холл привыкал к новому распорядку. Особенно, первые сутки.

Воины Стальной сотни заняли пристройку на заднем дворе, превратив ее в казарму. Ещё до приезда знатного заключенного из суда, они хозяйничали в замке, под предводительством экспертов, разыскивая опасные предметы, явное и скрытое оружие и средства связи с внешним миром. Несколько часов на подготовку к его появлению дал им сам бывший хозяин Тир-Холла.

Последним желанием подсудимого была конная поездка до замка. Правитель Тирганн справедливо считал, что смертный приговор даёт ему право на последнее желание, и суд с ним согласился. Пусть это только социальная смерть, но прощание с внешним миром для заключенного вполне реально. Этого сиятельнокровный и пожелал: не перенестись в свою тюрьму быстро, а проехать последний раз по земле Великого Леса, в том числе, по части своих бывших владений. Ради этого согласился даже заковать себя в магические цепи.

Тонкая цепочка из заклятого серебра (естественно, цепь для ставленника луны должна быть серебряной, а для солнцеобрядовых правителей — золотой) сковывала запястья, позволяя разводить руки в стороны на полметра, и крепилась кольцом на серебряном поясе, который невозможно открыть без особого ключа.

Как пошутил Тирганн, обряд запечатления ключа и замка, чтобы они стали единственной в мире парой, исключающей любой взлом и отмычки, точно тот же, как на поясах верности. Такие пояса-капканы охотно покупают у местных мастеров ревнивые мужья с Той Стороны, надолго уезжая и оставляя жён без присмотра. Так что в своей абсолютной безопасности конвой может быть уверен!

Полковник Буйлор усмехнулся в усы и повесил ключик в антимагическом чехле себе на шею. Легкие кандалы почти не стесняли движения заключенного, но, безусловно, чувствительно задевали самолюбие высокородного аристократа. И он не мог смолчать, не подчеркнув ещё раз, что пошел на эту немалую для себя жертву добровольно:

— Теперь мы оба на цепи, — заметил пленник. — Но почему-то ваша считается намного менее унизительной! А ведь я целиком полагаюсь на вашу честь, полковник, надеясь, что дома вы сразу же освободите меня. А если нет? Кто проверит? Кому я могу жаловаться на нарушение моих, и без того малых отныне, прав?

— Жалуйтесь государю. Другого начальства, кроме него, надо мной не будет, но ваше дело под личным контролем его величества.

— И кто меня услышит, «покойника», отлученного от всей общественной жизни? — иронично усмехнулся опальный правитель.

— Вас услышат, — хмуро заверил полковник. — Не жалуйтесь заранее на произвол властей! Вам предоставлены намного лучшие условия, чем вы заслуживаете! Если вы сами не сможете связаться с внешним миром, кроме отдельной почтовой линии связи с государем, то за вами, вашим замком, и, невольно, за мной и моими людьми будут внимательно следить и проверять нас не один десяток раз в сутки, заставая врасплох. Так что превысить свои полномочия, нарушить этикет или лишить вас каких-либо разрешенных свобод я просто не смогу, даже если бы очень этого хотел!

— А! Так всё-таки вы ее тоже чувствуете! — заключенный недвусмысленно покачал цепь. — Что ж, меня это, откровенно говоря, радует. В дорогу! В мой, как вы все рассчитываете, «последний путь». Только, очень прошу, не торопитесь. Во-первых, для похоронной процессии спешка не пристала, а во-вторых, это и в ваших интересах.

Полковник сдержанно, по-военному, кивнул, что означало одновременно согласие и поклон, и захлопнул дверцу кареты.

5.

*****

Несмотря на прямую просьбу, в верховой прогулке государственному преступнику отказали. Ему предоставили карету с зеркальными окнами, сквозь которые не видно, кто внутри. Правитель Тирганн желает посмотреть в последний раз на свои владения — пожалуйста. Но суду вовсе не хотелось, чтобы и его видели толпы зевак — мирных жителей и, возможно, скрытых сообщников. Красоваться верхом на своём любимом вороном коне, в цепях и в короне — это уж слишком! Обычная закрытая тюремная карета, запряженная казенной парой — вот катафалк, достойный предателя!

Сиятельнокровный мог бы успешно иронизировать и над этим обстоятельством, но в карете он сидел один. Весь конвой ехал снаружи, на лошадях. Так что демонстрировать своё остроумие и самообладание было некому. Можно позволить себе настоящую ожесточенную злость и лихорадочные поиски выхода, так свойственные проигравшим. У него впереди около двух часов дороги (если полковник примет к сведению намёк, то два с половиной, а то и все три часа). А дальше — унылое заточение, раздражающее не столько стенами и лишениями, сколько постоянным присутствием железнобрюхих. Их солдатские шуточки и классовую ненависть он себе заранее представляет во всей красе. Не зря из них получаются лучшие тюремщики по всей «земле юности» или «стране вечного лета», как с завистью называют царство Туансид на Той Стороне.

А называют их по-всякому. Светлый народ — не в юридически безупречном местном смысле, а в целом, не различая добрую тысячу народов и рас, уроженцев или подданных Туансида. Светлые — или «фейри», подразумевает и способность их ликов и пальцев светиться магией, и ясновидение, присущее многим, и чисто утилитарное, понятное всем мирам почтение перед древними знатными родами, сродни обращению «ваша светлость» или «ваше сиятельство».

Кроме светлого, благословенного, доброго и честного народа, так же широко в ходу намекающие названия: невидимки, странные соседи, те самые соседи, и просто Та Сторона. Как будто, если так называть, никто не догадается!

Тамошние ученые в своих довольно наивных трактатах чаще объединяют соседей под общим званием «сидхе[1]». В честь первых сидов, древних стражей курганов и обитателей волшебных холмов, с которыми на границах миров люди с Той Стороны сталкивались чаще всего. Не различая, конечно, высших сидов, тем более, их ступени, и общенародную, можно сказать, плебейскую генетику Дини Ши — ведь сейчас трудно найти кого-то в Туансиде, в ком нет и капли крови древней королевы Даны. Здесь это давно уже не признак благородства.

Наиболее придирчивые и разумные ученые мужи, как и многие совершенно необразованные сельские жители используют устойчивое выражение «малый народ», имея в виду малочисленность и редкостные качества, никак не рост. То самое, «малое стадо», избранные, щедро наделенные слишком многими качествами, о которых иные могут только мечтать. Редкий исчезающий вид.

Исчезающий буквально, в двух смыслах: и всё реже встречается открыто, так как рядом с теми соседями даже великим сидам появляться становится всё более опасно. И, способные быстро переноситься на значительные расстояния, исчезая с глаз в одном месте, и появляясь в другом. Не все, правда, умеют исчезать чисто — в мгновение ока, без дыма и пыли, и без вспомогательных талисманов, но соседей впечатляет и самое топорное перемещение. Они ведь даже летать «чисто» не могут! Где уж им использовать карманы в пространстве, сокращать путь через грани или по желанию распадаться на атомы и легко собираться в другом месте. Превосходное физическое развитие, редкая образованность, исключительная красота или, наоборот, уродство и даже вечная молодость на этом фоне дело десятое, вернее, их воспринимают просто частью магии, а вот особым способностям соседей завидовали всегда!

Здесь же людей Той Стороны за глаза называют простаками, а в глаза, естественно, — «гости». Иногда, но намного реже, зовут и соседями. И даже народом Большого мира. А потомков «гостей», кто принял подданство Туансида или, по крайней мере, оставил здесь полукровное потомство, называют симплирождёнными. Лишь немногие из «гостей» перешли границу по честному приглашению, большинство стали жертвой обмана, наваждения, похищения, но не меньше — и жертв собственного любопытства. Становились они потом почетными гостями при дворе правителей, временными долговыми рабами или просто вливались в честной народ, вступали в брак со светлыми или предпочитали таких же «потусторонних», как они сами, все, кто не умер от ностальгии, считались полноправными гражданами Туансида и верными подданными государя. Без особых привилегий и без ущемления прав.

Симплисы — звучит менее обидно, чем простаки, но по сути значит ровно то же самое. И некоторые их потомки веками, на протяжении многих поколений так и остаются симплирождёнными, если не нашлось более славного и колоритного предка для родчества.

У самого Тирганна в роду немало древних королей, причем несколько из них — «гости». В их числе легендарный Хёлль, Ольховый король, первый предводитель Дикой Охоты. Уж его-то никто не назовет «простаком»! Тем не менее, сейчас в путанице предков самым ярким считается наследие матери, одной из дочерей Эквила Великого, владыки лесных вод. А сиятельнокровный он вообще независимо от предков, это личный талант! Но не всем повезло так же.

Многие потомки «гостей», даже через поколения сохранившие их способности, точнее, приобретшие мало новых талантов светлой родни, высоко востребованы в спецотрядах внутренней охраны. В бою, само собой, они скоростью и неуязвимостью не превзойдут детей малого народа. И вынуждены носить доспехи — нагрудники из легкой и сверхпрочной стали, местной ковки. Доспехи почти не мешают драться, напротив, надежно защищают, но никто из способных защитить себя магией, доспехов не носит, и скрыть симпли-происхождение в бою невозможно. Из них, потомков «гостей», и сформировалась когда-то Стальная сотня, личная гвардия государя, ещё со времен короля Атуана.

6.

*****

— Позвольте ваше кольцо… и как прикажете мне называть вас? Отныне «ваше исчезничество» вы можете счесть издевательством, а я не хочу дать вам повод для жалобы! — Только они прибыли в замок-тюрьму, Буйлор избавил своего подопечного от цепей, но стоило им войти в гостиную, полковник занялся обыском. И первым делом потребовал на проверку ожерелье власти и перстень. Длинный драгоценный кинжал работы эльфийских оружейников пришлось сдать ещё в зале суда, сразу после утверждения приговора.

— Называйте как вам угодно, мне всё равно. Лишь бы не просто по имени. Мы не настолько близкие друзья и вряд ли ими станем, чтобы я терпел от вас подобную фамильярность, — надменно повёл плечами Тирганн. Снял перстень и бросил в ладонь полковника.

Для порядка проведя вдоль цепи, вокруг и внутри кольца сканером магии, убедившись, что красный луч своей интенсивностью не превышает допустимую шкалу опасности, Буйлор уже просто так с интересом рассматривал перстень с редким черным камнем. Прозрачным, если смотреть на яркий свет, но совсем черным при беглом взгляде. Внутри, где сходились грани, мелькала золотая искра, способная вырасти в самостоятельное свечение. Грани при этом играли зелеными и красными сполохами. Изредка — синим.

— Это чёрный алмаз?

— Всего лишь топаз. Оберониум, — ответил пленник.

— Редкой красоты вещь.

— Фамильная.

Полковник удивленно поднял глаза на Тирганна, оторвавшись от игры камня.

— То есть, изначально, кольцо сделано не для вас? В нем не ваша кровь? В таком случае добровольно отдайте для проверки истинный именной талисман, связывающий вас с центрами силы ваших бывших владений.

— Не дам. И я протестую против звания «бывший». Регент моим землям пока не назначен.

— Принимается, — склонил голову полковник. — Но лучше отдайте сами.

— Попробуйте, отнимите! — бросил вызов опальный правитель.

— Зря вы так. Нам это проще, чем вы думаете, — с угрозой предупредил комендант замка.

— Нет, я вполне уверен в ваших возможностях. Просто сделайте. Если посмеете.

Тирганн выжидательно усмехнулся на одну сторону. Но полковник не пошел сразу на открытое противостояние с заключенным.

— В таком случае, покажите из своих рук, — дипломатично попросил он.

Сиятельнокровный с видом крайнего одолжения расстегнул камзол на груди и оттянул цепочку с медальоном, где такой же черный камень обрамляли золотые ольховые веточки — гербовая вязь всех потомков Хёлля.

— Что внутри?

— Не ваше дело. Уровень магии допустимый, что вам ещё нужно знать?

— Кристалл может отражать способности сканера. И скрывать внутри нечто опасное.

Тирганн нажал на края медальона, камень открылся, показав золотое дно, где лежали два крошечных зернышка. Похожие на мелкий гранат, только черные, а не красные. Но внутри тоже просвечивала тонкая «косточка». Прибор проверки магии резко вспыхнул желтым.

— Яд? — уточнил Буйлор. — Вынужден изъять. Самоубийство вам запрещено так же, как и угроза нашим жизням. Так что никакими крайними обстоятельствами ношение при себе яда оправдать не получится. Вы не девица, которой может грозить «участь хуже смерти». Самозащита от нас вам не понадобится.

— О, да, — пленник без возражений вытряхнул зерна в руку полковника и защелкнул медальон. На груди ровно под ним, на солнечном сплетении Тирганна блестела татуировка с символическим изображением луны. Круг, разделенный хитрым подмигивающим профилем молодого месяца, с ухмылкой на одну сторону и одним открытым, другим закрытым глазом. Приблизившись к этому знаку, сканер полыхнул белым так, что мог ослепить исследователя. Но отобрать этот знак силы у пленника невозможно. Связь опального правителя с его престолом ослабнет сама, со временем.

— Настоящее лунное серебро? — поинтересовался Буйлор. — Всегда хотелось знать, что чувствуешь при обряде? Жар? Холод? Уколы лучей в каждой точке печати?

— Ожог. В моём случае — холодом, который жжет так же, как солнце или огонь. Не знаю, что чувствуют те, кто проходит водный обряд, — любезно ответил на любопытство коменданта Тирганн. Вернул себе цепь и хотел снова надеть перстень. Но его остановил один из тюремщиков.

Солдаты Стальной сотни до сих пор молча таращились на знатного пленника, но сейчас один из них, повыше рядового, тощий десятник или сотник, обратился к сиятельнокровному.

— Минуточку! Позвольте поближе разглядеть вашу руку, господин сид? Если можно, раскройте кисть пошире… — он с глубокомысленным видом пересчитал пальцы пленника. Присматривался так, словно надеялся, что их больше или меньше, чем кажется с первого взгляда. — Удивительно! Никаких перепонок! А ведь говорят, ваша матушка… была этой…? Так сказать, имела отношение к водоплавающим?

Солдаты хором заржали. Тирганн тоже сухо улыбнулся.

— Путаете морских дев с речными, — спокойно заметил он, вернув перстень на палец и застегивая камзол. — Впрочем, вам простительно. Перепонки только у мерроурождённых. В кланах Корриганов и Морганов их нет. Или вы желаете убедиться, что у меня нет чешуи? Обратитесь к особым приметам! Этот документ был составлен уважаемыми экспертами еще до суда и заверен печатью.

7.

*****

В небольшой спальне наверху, как и в нижнем кабинете, и в гостиной, где Тирганн, разумеется, знал каждый уголок, всё казалось немного запыленным, давно оставленным и неожиданно возникшим приветом из прошлого. Последние годы правитель жил не здесь. Частично — путешествовал, частично — находил приют в других временных резиденциях. Родовой замок вернулся к нему тюрьмой как недобрый сон. Зримый символ проигрыша и возвращения туда, откуда хотел вырваться.

Но сейчас о неудачах Тир Корриганрождённый старался не думать. Он открыл шкаф и задумчиво обозревал ряды совершенно одинаковых странных брючных пар — куртки и штаны, непохожие ни на что, кроме как на шелковые пижамы. Половину шкафа занимали белые, из тонкого, будто бы лунного шелка, половину — серые поплотнее, но тоже поблёскивающие шелковистой тканью.

Тем, кто совсем не знаком с модой Туансида, такой гардероб покажется очень странным. Они не знают костюмов-хамелеонов — гордости всех лесных народов, и предпочтения большинства приморских и островных держав. Но, всё-таки, на островах некоторые умельцы любят сами творить именные магические наряды, не оставляя всё на откуп фантазии хозяина вещи. И моделируют одежду с царской роскошью и богатейшей вышивкой. Один такой плащ, цвета алой зари, расшитый золотой паутиной, висел в соседнем шкафу, среди длинных балахонов крапивной нити серо-зеленого оттенка, с трудом напоминающих плащи и тоги. А внизу стоял ряд серых сапог, бесформенных и как будто матерчатых, а не кожаных.

Тирганн невозмутимо выбрал один белый костюм, один серый, и прихватил пару сапог. Проверив воду в ванне, сбросил свой черный костюм, похожий на охотничий, только намного более роскошный, с золотым шитьем на камзоле, с кружевными манжетами белоснежной сорочки и узкими элегантными сапогами. Ещё не успев упасть на пол, вся шикарная одежда превратилась в такую же «пижаму», только пыльную и изрядно помятую. Безумно дорогие, но самые удобные на свете костюмы-хамелеоны меняли свой фасон, фактуру ткани и цвет по желанию хозяина, в меру его фантазии. А иногда сами подстраивались под настроение и обстоятельства.

Как всякая именная одежда, имеющая вплетенную «нитку крови», неспособная служить никому другому, хамелеоны стараются всегда защитить хозяина. Но часто делают даже больше, чем от них ожидалось. Они не только идеально сидят по фигуре и выглядят как новые, что с ними ни делай. Они быстро меняются по ситуации. Например, светлый плащ сам потемнеет, скрывая хозяина от погони. Именно поэтому сотканный из паутинного шёлка невесомый костюм, своей внутренней магией, без приказа мгновенно становится тверже стали, если его попробуют проткнуть кинжалом, особенно в области сердца!

Естественно, это удобнее любых доспехов. Тем более, именной костюм никогда не зацепится за ветку или стремя в неподходящий момент, не разорвется случайно на видном месте, не швырнет порывом ветра хозяину плащ в лицо. Именной пояс никогда просто так не лопнет, потеряв оружие, если по нему прицельно не ударят чужой рукой. Именные сапоги не могут натирать ноги, выпускать гвозди, ломать каблуки, терять подметки и творить прочие неприятности, почти неизбежные для обычной обуви, особенно в дальней дороге. Золотые украшения или шляпы не будут сорваны ветром на всём скаку, не потеряются, не провалятся сквозь дыру в кармане.

Если волшебный хрустальный башмачок, уникальный, как отпечатки пальцев, соскочил с ножки неизвестной красавицы прямо в руки принца, это меньше всего случайность!

Что еще более удобно, именные драгоценности и оружие сопротивляется ворам и старается вовремя предупредить об опасности даже мертвецки пьяного или крепко спящего хозяина.

Разве можно считать любую цену за такую верную и преданную одежду хоть немного завышенной?

Зашивать дыры в хамелеонах не нужно, стираются они легко и сразу разглаживается, едва высохнут. Это позволяет обойтись без слуг, и всегда прекрасно выглядеть, так что стоит каждого золотого, потраченного на особый материал и волшебный фасон.

Чего пока не умеют хамелеоны, это превращать камзол в платье, а юбку в брюки. Лунный шелк, предназначенный для белья, легко изобразит верхнюю одежду, но в нем можно замерзнуть, он слишком тонок. А паутинный шелк, напротив, слишком груб для самого легкого наряда. Но должны же быть и у них перспективы дальнейшего развития! Мастера ткачи каждый год соревнуются, показывая новшества, которые удалось достичь. Все модники и модницы с нетерпением ждут их.

После ванны сотворив себе пару белья, новый черный костюм и мягкие домашние сапоги, намного попроще, чем для суда; спрятав в ларец тяжелое ожерелье власти и заменив парадную корону тонким золотым обручем с одним зубцом надо лбом; пленник придирчиво рассмотрел своё отражение в ростовом зеркале. Расправил манжеты, обреченно вздохнул и спустился в столовую, где его ждал обед в обществе коменданта замка.

8.

*****

— Фазаны замечательные, мои комплементы кухарке, — Тирганн допил вино и взял с блюда ещё ножку фазана.

— Не желаете ли добавить соли и перца, господин сид? — услужливо качнулся к нему один из солдат.

— Нет! — резко отказался пленник. Но самозваный прислужник сделал вид, что случайно опрокинул перечницу, и черно-серые крупинки рассыпались по скатерти.

Тирганн так и застыл с бокалом в руке, не отрывая взгляда от молотого перца. Крупинок было двести тридцать… сорок… шестьдесят…

— Прекратить! — полковник Буйлор моментально закрыл глаза рукой и даже отвернулся на всякий случай. — Сейчас не время!

Двести восемьдесят четыре!

— Вы хотели сказать, не при вас? — Очнувшись, заключенный спокойно налил себе ещё полбокала рябинового вина. Обычный транс фейри, когда они вынуждены считать все мелкие припасы — семена, крупу, соль, сахар, пряности, хлебные крошки, даже табак и споры грибов, — всё относительно съедобное, что можно рассыпать, только внешне напоминал безучастное оцепенение. На самом деле, сознание отлично помнит, что ты только что делал, куда стремился, слышит и видит всё вокруг, и сколько угодно может гореть жаждой мести, в то же время не в силах противостоять навязчивому счёту припасов. И тело связано, не может вырваться и делать, что хочет.

— Ещё одна такая шуточка, и я найду момент бросить вам песок в глаза, — так же спокойно, не повышая голоса, предупредил Тирганн солдат. — Сосчитать вы его не сможете, но почувствуете свой родовой изъян зрения буквально!

— Вы не можете угрожать нам!

— Это будет самозащита. Жалуйтесь государю, если хотите. Но потом не обижайтесь на штрафы и увольнения из гвардии.

— Он прав, — сурово поддержал заключенного Буйлор. — Сейчас это было неоправданно. Уберите! У вас будет еще миллион возможностей…

Солдат недовольно сгреб перец со стола до последней крупинки. Лишь тогда полковник открыл глаза и продолжил обед.

— Я правильно понял? — всё так же ровно, словно без всякого интереса уточнил пленник. — Границы поместья очерчены…

— Солью, — хмуро подтвердил полковник. — А чего другого вы ожидали?

— Я надеялся на просо или пшеницу, — непонятно, иронично или всерьез ответил Тирганн. — Они, по крайней мере, привлекают мышей и птиц. Мне запрещено наблюдать иные формы жизни, кроме вас и растений. Но если птиц вызовет оплошность ваших солдат… Это было бы забавно!

— Границу вашей тюрьмы, господин сид, не сможет при всём желании пересечь даже комар, — возразил комендант замка. — Участок полностью зачищен, а по краю тройная защита: соль, заколдованный круг и проточная вода. Можете сколько угодно смотреть через стены на видимую часть Трёхглазки и на лес, но для вас местность всегда будет безжизненной, сколько бы людей и животных там ни бродило.

— Благодарю за разъяснения. Я могу после обеда лечь спать?

— Разумеется. В пределах дозволенного вы свободны. Этот замок всё ещё ваш, а мы здесь только гости!

Заключенный молча кивнул, отметив, как полковник подчеркнул слово «гости». Лучше и не скажешь! Только этих нарушителей границ никто не звал и уж тем более, не тащил сюда силой или обманом.

9. Граница

.

Опальный правитель Тирганн не только хотел избавиться на время от общества своих надзирателей. Он действительно верил, что сможет забыться хотя бы кратким сном. Последнюю неделю в столичной тюрьме он почти не спал. Мысли не давали покоя.

Вернее, сон не давал забвения. Государственный преступник не мог сказать, во сне или наяву кружат перед ним одни и те же картины.

Драка перед самым арестом в коридоре возле покоев государя с двумя дюжинами его гвардейцев. Режущий блеск магической сети, сломанная шпага… Если бы не проклятая слепота железнобрюхих и не рассыпанная горсть черных зёрен, далеко раскатившихся по дворцовому паркету по всем темным углам, только бы его и видели! И последний удивленный взгляд государя: один?

Да, в покоях он был один, никаких сообщников и подкупленных слуг! Ему не нужны были помощники для осуществления своего дерзкого плана. И всё бы получилось, если бы… Эти мысли и воспоминания вне зависимости от воли арестованного постоянно сменялись перед глазами. Тем настойчивее и ярче, если он засыпал и не мог прогнать их. Но такой сон не давал ни крупицы отдыха.

Не рискуя применять к себе даже легкое сонное заклятье или пользоваться порошком забвения, когда в замке полно чужаков, Тирганн просто отдался на волю усталости. В этот раз заснуть ему удалось. Но сон был возмутительно краток. Во сне он всё-таки ехал верхом через лес. Нёсся во весь опор, не обращая внимания на ветки, они сами убегали с его дороги, не касаясь безумного всадника. Он мчался на знакомую поляну с невысоким камнем посередине, похожим на сидение с низкой спинкой. Там спешился прямо на берегу родника, и пока конь пил…

Сон прервался. В мечтах Тирганн уже раскрыл объятья, ожидая, что в них впорхнет та, что ждала его на поляне. Но… очнулся в собственной постели. Так резко, словно его швырнули туда с потолка. И, пытаясь понять, что случилось, растерянно обводил взглядом стены.

О, дьявол! Блокировка мысленной связи! В замке всюду должна быть сигнализация! Что, ему даже во сне не вырваться из тюремных стен? На лице он еще чувствовал дыхание ветра от быстрой скачки, а в глазах мелькала рябь солнца бьющего сквозь листву. Всё это ему теперь недоступно. Уж тем более, — встреча с той, кто наверняка уже знает, где он. Но сюда не пробиться ни лазутчику, ни гонцу, ни известию. Пока не пробиться. Что ж, придется ждать полнолуния.

А сейчас он согласен и на пустой сон без видений, лишь бы только забыть, где он. Лишь бы только не искать мучительно неведомую ошибку, из-за которой он сейчас в заточении, а не в тронном зале, назначает новых министров. Как же это?.. Нет-нет, не сейчас!

*****

Во второй раз пленника разбудил холод. За окошком спальни уже вечерело. Он спустился в нижний кабинет и хотел разжечь камин. Но стоило чиркнуть длинной соляной спичкой, как его руку перехватил неизвестно откуда явившийся рядом полковник Буйлор.

— Позвольте вам помочь, господин сид.

— В чем дело? Разве я приговорен мерзнуть? Или смотреть на огонь мне тоже запрещено?

— Нет, камин в вашем полном распоряжении. Огненная почта для вас перекрыта, но на всякий случай, любая ваша игра с огнем должна проходит под присмотром. Зажечь?

— Расхотелось, — пленник резко встал. — Пойду, прогуляюсь.

— Желаю удачи. Когда подать ужин?

— В десять.

Тирганн стремительно вышел во двор замка, под открытое небо. В заколдованном круге оно выглядело как настоящее. Только без единой птицы или летучей мыши. Зато звезды никто не смог отнять! Сейчас вечерняя прохлада стала его союзником, охлаждая разгорающуюся ярость.

Заключенный вполне оценил скрытое ехидство в пожелании коменданта. Удача ему пригодится. Если он неосторожно подойдет слишком близко к границе, будет вынужден ходить вдоль нее бесконечно долго, не в силах вырваться из ловушки, считая миллиарды крупинок соли.

10.

*****

Триста шагов в любую сторону… Эксперты, кто готовил замок к новой роли тюрьмы, не обманули. Стены, прежде очерчивающие обширные сады, чей край и не увидишь с внутреннего дворика замка, сжались до небольшого двенадцатиугольника. И с высоты в три человеческих роста понизились до полутора метров. Каменную стену из ракушечника почти всюду заменили живые изгороди терновника, самшита и диких роз. Часть стены и арка ворот остались только рядом с казармой железнобрюхих. Туда, мимо пустых конюшен и псарни, мимо прочих хозяйственных пристроек ходить даже не хотелось. Там рядом и семейный склеп, но в него есть вход изнутри замка.

Заключенный бродил среди клумб, кустов, прудов и фонтанов, стараясь вовремя сворачивать, едва завидев впереди белую линию на земле. Пока граница смутно белеет, и он не в силах различить ни одной крупинки соли, эта дорожка для него не опасна. Ещё если бы светлых не тянуло как магнитом ко всем опасным для них россыпям! Требуется огромное усилие, чтобы отвести взгляд. Глаза сами так и норовят поддаться гипнозу.

Единственный способ — вообще не подходить близко. Или, напротив, подойти вслепую как можно ближе, и надеть бессчетные шоры. Эти штучки, похожие на половинки темных очков, торчащих горизонтально, отсекают нижнюю часть обзора. Если нарочно не наклоняться и не смотреть себе под ноги, шоры защитят от случайного взгляда вниз и от транса. Но переступить несчитанную границу так и так не получится.

Шоры Тирганн не взял. А, впрочем!.. Что ему терять? Есть случай кое-что проверить.

Заключенный пошел напрямик к самой ограде. Стоящие по углам этого отрезка границы стражи молча поклонились ему, но Тирганн уже не замечал их. Он ничего не видел, кроме белых крупинок, тускло светящихся в полумраке. Да, предположение подтвердилось. Учитывая протяженность границы, пленник не просто стоял, а медленно шел вдоль соляной дорожки, не владея собой и не чувствуя, сколько времени прошло. Только краем глаза отметил, что один стражник подбросил на границу еще лопату соли из открытого рядом с ним мешка. Другой симплирождённый зачерпнул лопатой часть соли с дорожки. Ага, количество крупинок будет постоянно меняться. Вот в чём страховка, чтобы он никогда не смог их сосчитать!

Решив проверить до конца, что будет, если поддаться магии границы, Тирганн не пытался вырваться из капкана. Вероятно, он очень долго ходил туда-сюда вдоль этого участка границы. Не будь здесь стражей, он бы пошел по кругу, вдоль стен. Но каждая новая горсть соли заставляла его начинать счет заново. Таким образом, стражники могли пропустить его на углу или заставить повернуть.

Замкнутый круг вечного транса разорвался, когда кто-то набросил ему на глаза черную повязку. Пленнику показалось, что он потерял сознание. Но через пару секунд он очнулся и понял, что всё ещё стоит во дворе замка.

— Уже десять, господин сид. Вам подан ужин! — сказал кто-то из стражников. Заключенный пока не трудился их различать.

— Благодарю. — Сняв с глаз защиту, глядя вверх и сориентировавшись, в какой стороне замок, Тирганн пошел прочь от непреодолимой границы.

*****

— Что вы хотели доказать? Что вы умнее нас? И рано или поздно подберете ключ к границе? — поинтересовался за ужином полковник Буйлор.

— Меня интересовали чисто физические ощущения, — спокойно возразил пленник. — Что будет делать мой разум, столкнувшись с неразрешимой задачей? Как скоро он отключится? Дотяну ли я до десяти вечера или свалюсь раньше?

— Зачем так истязать себя, господин сид?

— Да ведь это единственный оставленный мне способ побега. Как я заметил, вы контролируете даже мои сны! А транс фейри невозможно преодолеть, но невозможно и помешать мне забыться в нем. Если при этом «аттракционе безумной математики» я не помню, кто я и где я, не чувствую хода времени… это золотая возможность коротать дни и часы моего заключения. Насколько я понимаю, вы не можете мне этого запретить!

— Не могу, — признал Буйлор. — Я и не собирался. Но никто не предполагал, что вам понравится то, что считалось на редкость изощренной пыткой!

— Всё относительно, господин полковник. Смена одной пытки на другую иногда — лучший отдых!

Комендант замка оценил мрачную иронию своего подопечного.

Тирганн бросил на тюремщика острый взгляд, приглушив блеск глаз веками. Он сейчас отнюдь не шутил… но и не сказал всей правды. Впрочем, даже признав перед судом свои действия в покоях государя, всей правды он не сказал и там. А кому и когда он полностью открывался? Возможно, что никогда. Он привык доверять только себе.

11.

*****

Первая ночь в домашнем заключении прошла беспокойно. Правитель Тирганн долго не ложился, меряя шагами свою спальню. Часто он подходил к открытому окну, смотрел на далекую щётку леса и часть открытой равнины перед ним. Стены не скрывали того, что творится снаружи, это скрывала магическая граница.

Не слышно было криков ночных птиц, не кружили над благоухающими в саду цветами серые бражники. Не квакали лягушки в прудах, среди розовых водяных лилий, которые всплывали и открывались только в сумерках, а утром снова ныряли на дно пруда, уходя от света, как скромные ночные купальщицы. Тирганн был уверен, что сквозь границу не может пробиться волчий вой, но чувствовал, что лес на Змеином хребте полон им этой ночью. Он кончиками нервов угадывал тревогу волков, хоть и не слышал их.

Неестественная тишина давила на грудь, не давая дышать, как перед грозой. Снаружи вдоль стен замка, прямо под окном спальни пленника роились блуждающие огоньки. Их было меньше десяти. Но желто-зелёное мерцание уверяло, что там всё-таки есть несколько живых душ, заинтересованных в том, что происходит в замке. Те, кто никак не может преодолеть границу, но стремится к этому, просвечивает сквозь нее в виде тусклого огонька. Скорее всего, хоть Тирганн не зажигал свечи или ночника, его спальня тонет во мраке, но снаружи за стенами кто-то видит, как мечется, а потом надолго замирает такой же золотистый с прозеленью огонек в его окне.

Кто же там ходит?

Праздные зеваки из крестьян? Охотники, случайно забредшие сюда, узнали новость о возвращении хозяина Тир-Холла и заинтересовались подробностями? Некто, кто хочет передать послание заключенному и действительно ищет способ преодолеть границу? Или, напротив, те, кто пришли убедиться, что он надежно похоронен в собственном замке?

В любом случае, их там шестеро, и огоньки то сходятся, то расходятся. Возможно, они переговариваются между собой, или одни зрители уходят, другие появляются. Ему всё равно не узнать, кто там. А ведь если бы его доброжелатели поняли, что их видно из окон, то могли бы двигаться так, чтобы подать ему сигналы. Но если они это поймут, скоро поймет и полковник. И помешает им гулять под стенами. Да и откуда у врага общества доброжелатели?

Кроме игры огоньков, далеко-далеко на краю сознания знакомый мелодичный голос звал его: «Тир… Тир!..» Но никак не мог пробиться. И Тирганн ничего не мог ответить.

Блуждающие огоньки давно погасли, а пленник всё стоял у открытого окна и смотрел на видимую ему часть поляны Трёхглазки. По сути это три больших поляны среди леса, соприкасающиеся в одной точке, как трилистник. Замок стоит по центру одного круга, и другие «глазки» скрыты за лесом. Смотреть было не на что, но Тирганн не двигался и не смыкал глаз. Наконец заметив, что горизонт уже сереет, скоро рассвет, пленник бросился на застеленную кровать и провалился в слепой сон до утра.