Наследники Бездны (реквием Бездны кн.3)

Глава 1. Пролог

Вода была единственной реальностью. Бесконечная, тёмная, пронизывающая до костей. Я плыл от взорванного корабля к берегам Японских островов, обхватив руками скользкие, мускулистые тела, позволив дельфинам нести меня, как когда-то несли легендарного Ариона. Моё собственное тело — это чудо биологической инженерии, совершенствующееся с каждым часом, — работало на автопилоте: мышцы подстраивались под ритм могучего хвоста вожака, лёгкие, заполненные водой, извлекали из неё кислород, кожа анализировала температуру и солёность. Я был пассажиром в собственном теле, а мой разум, наконец-то освобождённый от необходимости выживать, погрузился в пучину воспоминаний.

Они накатывали, как волны. Ами. Её глаза, полные страха и решимости, когда мы впервые обнаружили свою странную связь с океаном. Её тепло в ту ночь перед лучом. Её разочарование и боль, когда я уходил.

«Колыбель». Руководитель экспедиции, объявляющий о конце света. Ощущение, будто ткань реальности рвётся под напором древнего излучения из космоса. Первый ужас, а затем — первое пробуждение силы.

И наша работа. Наша одержимость. «Синсё-мару», «Сёё-мару». Мы, как одержимые, ныряли в бездну, рискуя жизнью, чтобы поднять ржавые ящики с монетами. Мы искали сокровища на дне, словно пираты прошлого, с тем же азартом и той же жадностью. Мы создали «Танака и Танака», мы играли в бизнес, мы думали, что строим будущее.

Как же мы были слепы.

Мысль ударила с такой ясностью, что я чуть не разжал руки. Дельфин подо мной беспокойно щёлкнул, и я мысленно послал ему импульс успокоения.

Я был как лошадь в шорах. Моё сознание было зациклено на простых, примитивных, очевидных путях. Деньги лежат на дне? Значит, надо нырять. Враги преследуют? Значит, надо бежать и прятаться. Я использовал свой дар, как молоток — для забивания гвоздей. А он был целым арсеналом.

Вспышка, тот самый «Судный луч», подарила мне не просто силу плавать или менять лицо. Она подарила мне ключ к самой основе цивилизации «сухих» — к информации. Я мог чувствовать электронные импульсы, как дельфины чувствуют косяки рыбы. Я мог читать данные, как читают книгу, просто коснувшись провода. Я мог стать кем угодно — не только Кейджи Танакой, а кем угодно, чьи биометрические данные были хоть раз оцифрованы.

А что является квинтэссенцией информации в их мире? Деньги. Цифры на счетах. Виртуальные активы.

И тут меня осенило. Осенило с такой силой, что я чуть не задохнулся от ледяной воды.

Мёртвые территории. Китай. Индия. Часть Кореи. Ядерный пожар выжёг там жизнь. Но он не сжёг серверы банков в Цюрихе, Лондоне, Нью-Йорке. Он не стёр кредитные истории и номера счетов. Миллиарды, триллионы йен, долларов, юаней… они ничьи. Они принадлежат призракам. Цифровым теням в системе, у которых нет наследников.

Зачем рисковать, ныряя к ржавым сундукам, когда можно просто… вступить в права наследования?

Мне не нужен был корабль. Мне не нужна была команда. Мне нужен был ноутбук и доступ в сеть. А доступ я мог создать себе сам, став призраком в цифровых кабелях.

Деньги мёртвых, — подумал я, и мысль эта была лишена всякой жути, лишь холодная, очищающая ясность. Они будут служить живым. Они станут топливом для новой цивилизации. Они отомстят тем, кто развязал эту бойню, подорвав сам фундамент их власти — их финансовую систему.

Это была не кража. Это была репарация. Возмездие, осуществляемое самой смертью через мои руки. И для этого мне нужно было всего лишь стать идеальным призраком.

Дельфины вынырнули в предрассветной мгле, и я увидел на горизонте тёмную полосу — берег Японии. Не убежище. Ступенька к новой жизни, к новым возможностям.

-------
Уважаемый читатель. Я рад, что вы осилили две книги. Спасибо.
Пожалуйста, оставьте комментарии.

Работа над книгой ведется, учитывайте, что это процесс не быстрый.

Глава 2. Призрак в порту

Соленый ветер с залива бился в щели рамы, словно настойчивый гость, и приносил с собой запахи порта — смрад мазута, сладковатую вонь гниющей рыбы, пряный аромат далеких морей. В комнате, пропахшей старостью, пылью и слабой рисовой водкой, царила атмосфера безысходности, ставшая для него новой реальностью. Алексей стоял перед потрескавшимся зеркалом, вделанным в шкаф, и его пальцы с едва заметным усилием воли скользили по собственному лицу, будто по податливой глине, застывшей в нужной, но чужой форме.

Кейджи Танака. Рыбак. Единственный выживший с «Марлина». Сирота. Неудачник.

Он не менял черты радикально — это было бы подозрительно. Он лишь сглаживал, притуплял, добавлял штрихи хронической усталости. Скулы стали чуть уже, отчего лицо казалось впалым. Подбородок — менее упрямым. Кожа приобрела желтоватый, немного болезненный оттенок человека, который много курит, плохо ест и мало спит. Самым сложным были глаза. Их природную, слишком внимательную и острую глубину, он заставил смотреть устало и немного потухше, приглушив в них внутренний огонь. Это была не грубая лепка, а тонкая, ювелирная доводка, стоившая ему немалых усилий.

Слабая волна головокружения накатила и отступила, как всегда после даже незначительной коррекции. Цена. Его тело, это идеальное орудие, протестовало против постоянной игры в прятки с самим собой, против ношения чужой кожи, натянутой, как тесный костюм. Но протест был тихим, привычным, как шум в ушах, который слышишь лишь в полной тишине.

Он провел рукой по щетине — уже настоящей, не иллюзорной. Этот человек в зеркале был жалок. Безобиден. Никчемен. Идеальная маскировка.

«Каждое утро я надевал маску, — промелькнула мысль, холодная и отстраненная, как будто принадлежащая не ему. — Не ту, что меняет лицо, а ту, что меняет душу. Я был Кейджи, несчастным рыбаком, чудом выжившим после кораблекрушения».

Он задержал взгляд на своем отражении. На секунду ему показалось, что сквозь черты Кейджи, сквозь эту намеренную заурядность, проступают резкие, точеные контуры другого — того, кто учился быть океанологом, а стал таксистом, а потом того, кто смотрел на небо с борта Колыбели, когда древнее реликтовое излучение из космоса накрыла землю.

«И я почти начал сам в это верить».

Алексей резко, почти грубо отвернулся от зеркала, разрывая опасную связь с прошлым. Призраку не нужно отражаться. Ему нужно просто исчезнуть.

Публичная библиотека в Йокосуке была его тихим фронтом. Она пахла пылью, старыми книгами и слабым ароматом дешевого кофе из автомата в углу. За одним из потрепанных общедоступных терминалов сидел Кейджи Танака, сгорбившись, как и подобало скромному, небогатому портовому работнику. Но его пальцы на клавиатуре двигались не с неуверенной медлительностью, а с короткими, отточенными, почти механическими движениями.

На экране — не новости и не развлекательные порталы. Сухие, монотонные столбцы данных. Расписания грузовых судов, курсирующих между второстепенными портами. Схемы терминалов с обозначением зон погрузки и старых, заброшенных причалов. Архивные отчеты Береговой охраны Японии о инцидентах за последние пять лет.

Его взгляд был остекленевшим, направленным куда-то сквозь экран, вглубь потока информации. Он не читал тексты — он сканировал узоры, выискивая аномалии в цифровом ландшафте. Частоты патрульных катеров, отмеченные в журналах, сливались в его сознании в точное, предсказуемое расписание их маршрутов. Отчеты о мелких нарушениях — пропущенные сроки осмотра судов, утерянные накладные — указывали ему на бреши в бюрократической броне порта. Система ПРОП (Автоматическая система опознавания судов) мерцала перед ним не просто набором идентификаторов, а живой картой шумов и аномалий, где можно было спрятать один лишний, никому не известный сигнал.

Он видел не слова, а потоки. Не правила, а исключения из них. Он искал «слепые зоны» радаров вблизи скалистых мысов, вычислял окна в несколько минут между сменами охраны, мысленно «прощупывал» устаревшее программное обеспечение на таможенных терминалах, находя зазоры для невидимого клинка.

«Для них это были скучные отчеты, — думал он, перелистывая цифровую страницу с метеосводками десятилетней давности. — Для меня — партитура, и я искал в ней фальшивые ноты, пропущенные паузы, тихие такты, где можно вписать свою музыку».

Один такой «фальшивый звук» — нестыковка в датах списания старого катера — уже привел его к «Марлину-2». Он был уверен, что найдет и другие. Оркестр системы играл громко и уверенно, и ему нужно было лишь расслышать в его громе тихие, почти незаметные диссонансы, которые позволят ему дирижировать этим хаосом по-своему.

Кондиционер в тесном офисе «Сакура Трейдинг» гудел, как умирающий шершень, но почти не спасал от влажной, липкой жары. За столом, заваленным кипами накладных, сидел менеджер Танака — однофамилец, полный мужчина с усталыми глазами и темными пятнами пота на серой рубашке. Он смотрел на Кейджи без особого интереса, оценивая очередного соискателя с «невыразительным» резюме.

«Итак, Танака-сан, ваш опыт... скромен», — произнес менеджер, листая его поддельное досье. — «Рыбак. Грузчик. Ничего особенного».

Кейджи кивнул, опустив взгляд. Его поза выражала легкую скованность, плечи были слегка ссутулены — поза человека, не привыкшего к кабинетам и не ждущего от них ничего хорошего.

«Хай, — тихо ответил он, голосом без эмоций. — Но я знаю порт. Знаю, как там всё устроено... изнутри».

Менеджер фыркнул, раздраженно постучав ручкой по столу: «Все знают, как он устроен. Бумаги, очереди, таможня. Ад на земле».

Вот тут Кейджи и сделал свой ход. Он поднял взгляд, но не уверенный, а скорее внимательный, как бы желая помочь.

«Иногда... небольшие проблемы можно решить тихо, — сказал он, чуть склонив голову. — Например, форма №В-7. Её нужно подавать в синий корпус, а не в зеленый, иначе она зависнет на две недели. Или... если номер контейнера в системе не совпадает с накладной на миллиметр, его заблокируют. Но можно позвонить старику Ода-сану на пост №3. Он поймет и пропустит, если вежливо попросить».

Глава 3. Первая добыча

Ночь впилась в воду чёрными чернилами, и только редкие отблески далёких огней порта дрожали на зыби, словно испуганные светляки. Заброшенный причал, пахнущий гниющими водорослями и ржавым железом, был идеальным местом для того, что должно было случиться. Скользкие, облупленные сваи уходили в темноту, как кости давно забытого чудовища.

«Марлин-2» покачивался у самого конца пирса, его облупившийся бледный борт почти сливался с ночным мраком. Алексей стоял на корме, и его пальцы лежали на штурвале не как у капитана, а как у дирижера, готового начать тихую, опасную симфонию. В кармане его потертой куртки лежали два ключа: физический — от старого, хриплого двигателя, и цифровой — легенда капитана Масару Ёсиды, человека-призрака, вшитого им в официальные реестры всего несколько дней назад.

Он не завёл мотор. Вместо этого оттолкнулся багром от скользких свай, позволив течению и привычке старого катера сделать первую работу. «Марлин-2» бесшумно заскользил в чёрную гладь, как нож в ножны. Только тихий плеск воды о борт нарушал абсолютную тишину.

Его сознание, отточенное неделями наблюдений, было теперь живой картой. Он видел не воду, а невидимые маршруты. *Вот там, за мысом, через одиннадцать минут должен пройти ярко-оранжевый патрульный катер береговой охраны, его радар, настроенный на поиск крупных целей, равнодушно проскользит над маленькой, низкой деревяшкой. А вот здесь, между двумя складами, — «слепая зона» камеры №47, её объектив уже много месяцев смотрит в заляпанное паутиной и солью бетонное ограждение.*

Он вёл лодку по этим теням, по этим прорехам в броне системы. Двигатель он завёл лишь тогда, когда между ним и портом легла широкая полоса непроглядной тьмы. Даже тогда он не дал полных оборотов. Старый мотор урчал приглушенно, вполсилы, и этот звук тонул в ночном шепоте океана.

Я был не капитаном, а тенью, скользящей по воде, — промелькнула у него мысль, холодная и ясная, как ночная вода. Мой корабль был призраком, а его капитан — легендой, написанной в пыльных архивах.

Он обернулся. Огни Йокосуки были теперь лишь тусклым пятном на горизонте, похожим на рассыпанные бусины. Впереди лежала только тьма и бескрайняя, равнодушная гладь океана. Он взял курс в никуда, и в этом «никуда» была его первая, настоящая свобода. Не свобода бегства, а свобода охоты.

Призрак вышел на промысел.

«Марлин-2» лег в дрейф, послушно покачиваясь на мерной океанской зыби. Где-то внизу, под килем, на илистом дне, должен был покоиться его первый трофей.

Алексей достал из водонепроницаемого кейса ноутбук. Основную работу — просеивание тонн архивных данных страховых компаний и газетных вырезок — он проделал на берегу. Он уже знал имя своей цели: «Тихая Волна», исчезнувшее три года назад судно с экипажем из двенадцати человек. Дело было закрыто поспешно, по статье «гибель без вести» — идеальный кандидат.

Сейчас ему была нужна не информация, а точность.

На экране была оффлайновая карта с наложенными на нее слоями данных: приблизительные координаты последнего сеанса связи «Тихой Волны» (размытый красный круг), карта течений за последние три года (синие стрелки), отметки о других найденных обломках в этом районе (желтые точки).

Он не подключался к сети. Он проводил последнюю рекогносцировку, сличая цифровые данные с физическим миром. Его взгляд скользил от экрана к водной глади, мысленно корректируя курс «Марлина-2» с учетом всех собранных воедино факторов.

На берегу я нашел имя в архивах, — думал он, внося поправку в курс. Здесь, в море, я нахожу саму могилу. Бумага дает мне цель. Вода — путь к ней.

Он работал как криминалист, соединяющий разрозненные улики в единую картину. Каждая пометка на карте, каждое изученное течение сужало поисковое поле, превращая огромный район в конкретную точку, куда он сейчас направил свой катер.

Это был не поиск. Это был вывод на цель.

Он закрыл ноутбук. Цифровая подготовка была завершена. Координаты введены в навигатор. Теперь начиналась вторая, главная часть операции — встреча с прошлым лицом к лицу.

«Марлин-2» замер на воде, его старый дизель смолк, подчиняясь команде. По расчетам Алексея, они были в эпицентре размытого красного круга на его цифровой карте. Он щелкнул выключателем штатного эхолота. Ленивая зеленая линия поползла по экрану, монотонно вырисовывая рельеф дна: пологий склон, покрытый илом. Ни тебе резких обрывов, ни признаков металла. Пустота.

Слишком гладко, — промелькнула у него мысль. Слишком уж правильным был этот подводный пейзаж, будто кто-то старательно замазал следы катастрофы.

Он откинулся на сиденье, закрыл глаза, отсекая визуальный шум. Довериться железу, слепому и глухому, было безумием. Он доверился себе.

Сначала это было похоже на медитацию — попытка расслабиться и ни о чем не думать. Потом — на попытку услышать тишину. И лишь затем, когда его собственное дыхание замедлилось до ритма океанской зыби, он начал посылать.

Это был не звук, не луч радара. Скорее, расширенное ощущение, сгусток воли, выпущенный в толщу воды. Он не знал, как это описать. Он просто чувствовал, как его сознание, подобно сети, раскидывается во все стороны, опускаясь сквозь толщу воды, касаясь илистого дна.

И в ответ пришло Эхо.

Не четкая картинка, а смутный, искаженный образ, возникший где-то в подкорке, за глазами. Глухая, тяжкая масса, враждебная естественным изгибам дна. Не камень — металл, проржавевший и холодный. И углы. Ломаные, неестественные, геометрически четкие линии, врезавшиеся в мягкий грунт. Обломок. Остов.

Его тело отозвалось раньше разума — легкий спазм в мышцах предплечий, едва уловимое, металлическое послевкусие на языке, будто он лизнул батарейку, мурашки по коже, будто он дотронулся до чего-то мертвого. Его плоть, преображенная Лучом, узнала присутствие иной, насильственной смерти в царстве жизни.

Он открыл глаза. Эхолот по-прежнему показывал умиротворяющую, пустую равнину.

Технологии показывали пустоту. Моя плоть чувствовала присутствие смерти.

Глава 4. Святилище в стальном чреве

Воздух в каюте «Марлина-2» был прохладным, сквозь приоткрытый иллюминатор вползал ночной бриз, шевеля края бумажной карты на столе. Лёгкая, почти живая качка была постоянным напоминанием — его убежище не было привязано к земле.

Алексей медленно провёл ладонью по шершавой, покрытой сколами поверхности стола. Его «лаборатория» была до смешного аскетична. На столе, намертво привинченном к полу качающейся каюты, лежал его арсенал — утилитарная коллекция предметов, купленных за наличные в разных магазинах городка в разные дни: два дешёвых ноутбука, чьи корпуса были исцарапаны до анонимности; стопка SIM-карт в фабричных блистерах, каждая в своём временном имени, как патроны в обойме; портативный модем, обмотанный чёрной термолентой для маскировки светодиодов. Никаких блестящих приборов или паутины проводов. Всё это можно было купить в любом магазине электроники и так же легко, за десять минут упаковав в водонепроницаемый мешок, отправить на дно при малейшем намёке на опасность.

Он решил выбрать этот старый катер для своей временной базы. Заброшенные склады привлекали внимание — бомжей, мародёров, случайных патрулей. А «Марлин-2», затерянный среди десятков таких же ржавых посудин, был частью пейзажа, таким же незначительным, как чайка на причале. Но эта незначительность и была его главной защитой.

Порт был моим лесом, а этот старый катер — норой, — мысленно констатировал он, нажимая кнопку питания на одном из ноутбуков. Призрачный синий свет экрана озарил его неподвижное, отрешённое лицо. Я мог свернуться клубком в его стальном чреве, пока мир шумел на поверхности.

Его пальцы, холодные и сухие, легли на клавиатуру. Ритуал начинался.

Синий свет экрана делил каюту на две реальности — призрачную цифровую и тусклую физическую. Алексей не печатал — его пальцы парили над клавиатурой, опускаясь для коротких, выверенных до миллиметра движений. Он прошёл через цепочку из трёх прокси-серверов, его соединение было таким же неуловимым, как след косяка рыбы в мутной воде.

На виртуальном столе лежали двенадцать цифровых профилей. Ито Масару. Ямамото Хикари... Он называл их «апостолами» — первыми вестниками новой веры. Его веры в уязвимость систем.

Работа была кропотливой, почти бюрократической. Используя данные из найденных паспортов и судовой роли, он методично восстанавливал доступ к их почтовым ящикам через стандартные процедуры «забыли пароль». В мусорных папках электронной почты он, как археолог, откапывал старые уведомления от банков. В архивах полузаброшенных соцсетей, которые всё ещё поддерживались на плаву инерцией алгоритмов, находил ответы на контрольные вопросы: кличка первой собаки, девичья фамилия матери, название улицы, где вырос.

Каждый успешный вход был не взломом, а легальным прохождением через калитку, которую охраняли бездушные алгоритмы, а не люди. Система покорно впускала его, узнавая в нём «законного владельца».

Затем наступала фаза переводов. 50 000 иен здесь. 120 000 там. Суммы достаточно мелкие, чтобы не насторожить автоматизированную систему безопасности, но достаточно весомые, чтобы подтвердить жизнеспособность концепции. Он выводил средства с национальных счетов, которые сами по себе превратились в бессмысленные цифры. Но валюта, привязанная к ним — доллары, евро, иены на транзитных счетах, — сохраняла свою ценность в уцелевших офшорных юрисдикциях. Именно эти валютные остатки и были его настоящей добычей. Деньги уплывали в цифровое небытие, на счета-призраки, зарегистрированные на подставные фирмы в офшорах, которые пережили своих создателей.

Они были моими учебными манекенами, — думал Алексей, наблюдая, как на экране появлялось очередное «Перевод выполнен успешно». Я отрабатывал на них каждый жест, каждый клик, доводя ритуал входа до автоматизма, до мышечной памяти.

Это не было воровством в привычном смысле. Это было ритуальное действие, крещение в новой реальности, где смерть стала формальностью, а цифровой след пережил плоть. С каждым подтверждённым переводом его уверенность росла, превращаясь из надежды в холодную, железную уверенность. Он не взламывал систему. Он учился говорить на её языке, а система, слепая и глухая, покорно отвечала ему зелёными галочками.

Успех с двенадцатью «апостолами» был точечным, локальным. Он доказал, что японская система протекает, как старый деревянный корпус. Но Алексей жаждал большего. Его цифровые щупальца, управляемые всё более сложными скриптами, поползли по уцелевшим сетям, сканируя серверы коммерческих банков в регионах, не тронутых прямыми ядерными ударами. Он находил отделения с дырами в безопасности, устаревшие системы, забытые бэк-двери, оставленные когда-то для служебного доступа. Это были ручейки, и он был готов пить из них месяцами, накапливая ресурсы.

Но однажды его сканер, пробиваясь через частотные помехи, наткнулся на сигнал, который был иным. Это был не хлипкий, фрагментированный сервер регионального отделения, а мощный, стабильный, глубокий поток данных. Зашифрованный, рассеянный по десяткам спутниковых каналов, но... живой и непрерывный.

Алексей замер, его пальцы застыли над клавиатурой. Он потратил несколько часов, просто анализируя метаданные, трассируя маршруты, строя карту этого цифрового Левиафана. Картина, складывавшаяся по крупицам, была невероятной. Глубоко в горном массиве, в бункере, защищённом от всего — от радиации, от электромагнитных импульсов, от времени itself — продолжал работать главный кластер серверов Народного Банка Китая. Цифровое сердце уничтоженной экономики, от которого давно отсоединили тело, всё ещё билось в полной темноте, выполняя свою бессмысленную теперь работу.

Он откинулся на спинку скрипящего кресла, и в тишине каюты, нарушаемой лишь бульканьем воды за бортом, прозвучал его собственный, чуть хриплый от долгого молчания голос:

— Они смогли защитить свои деньги лучше, чем свои города.

Фраза повисла в воздухе, наполненная горькой иронией и странным, леденящим восхищением перед этим чудовищным абсурдом. Он искал ручейки, а нашёл целый океан, скрытый под землёй. Океан, в котором утонули сотни миллионов жизний, но чьи цифровые тени продолжали хранить несметные, никому не нужные богатства. Он смотрел на экран, где мигал курсор, и понимал — его охота, его тихая возня с японскими счетами, только что перешла на совершенно иной, планетарный уровень.