Коты где-то внизу затянули такую тоскливую, протяжную, многоголосую песню, что и не понять сразу, дуэль там у них или серенада в честь прекрасной дамы. Эти нещадно режущие слух звуки совершенно не добавляли романтики её первому вечеру в статусе супруги. Было слышно, как по дорожке парка проехал экипаж. Должно быть, кто-то из гостей покидает поместье.
Виконтесса отошла от окна. Супруг должен был вот-вот появиться, поэтому она принялась торопливо переодеваться в почти невесомую батистовую сорочку, подготовленную специально для первой ночи. Анна не видела, что муж уже вошел и смотрит на ее отражение в зеркале.
- У тебя красивое тело.
- Откуда ты знаешь? – встрепенулась юная виконтесса, выпутываясь из пены батиста. - Ты ведь не подсматривал?
Он улыбнулся, вспоминая только что увиденное.
- Все, - сообщила она и вышла из-за ширмы. - Я тебе нравлюсь?
Перед ним стоял хрупкий ангел с распущенными длинными волосами, сияющими золотом в свете свечей. Молодой человек едва сдерживался, чтобы не наброситься на Анну с поцелуями. Арман боялся напугать ее, свою теперь уже законную супругу, излишней спешкой.
- Чудачка! Конечно, ты мне нравишься!- сказал он.
Черные волосы, мягкими волнами обрамлявшие лицо, смягчали его несколько надменные черты. Она невольно залюбовалась красотой сияющих светлых глаз мужа.
- Я хочу тебя и очень сильно тебя люблю. Я так долго мечтал об этой минуте! – добавил виконт.
Анна не была готова услышать столь откровенные речи. Она отвернулась, чтобы скрыть свое замешательство.
- Что-то не так? – спросил Арман.
- Меня смущают твои слова, - ответила девушка. – Я ведь воспитывалась в монастыре.
Молодой человек не стал комментировать ее слова. Сердце виконтессы колотилось, как сумасшедшее. Она безумно боялась того, что должно было случиться.
- Пожалуйста, погаси свечи.
- Зачем?
- Я очень прошу тебя, - взволновано сказала Анна. – Погаси.
- Хорошо, если ты настаиваешь.
Девушка кивнула. Виконт выполнил ее просьбу. По тому привычному движению, с каким молодой муж притянул ее к себе, она поняла, что он не раз имел дело с женским полом. Чтобы не испугать, не стал трогать ночную рубашку, только целовал ее губы и лицо. Рукой провел по небольшой аккуратной груди, почти не защищенной тонкой тканью. Анна закрыла глаза. По телу прокатилась теплая волна. Но страхи не давали расслабиться. Когда виконт, наконец, вошел в нее, она глухо вскрикнула. Терпела, закусив губу и крепко зажмурившись.
Утром, когда Арман встал и прошел к кувшину с водой, Анна украдкой посмотрела на мужа. Ее взору впервые открылось его обнаженное тело - мускулистое, с широкими плечами, узкими бедрами и красиво очерченными прямыми ногами. Он заметил, с каким любопытством его рассматривают и едва заметно улыбнулся. Снова лег с ней рядом, поцеловал в губы. Анна положила голову ему на грудь. Поглаживая ее волосы, он вдруг произнес тихо и задумчиво:
- Однажды ты будешь носить моего ребенка.
Они лежали так еще некоторое время – просто молчали и обнимались.
- Хочешь, я принесу вишен? Их собрали сегодня утром. Ты любишь вишни? – неожиданно спросил Арман.
- Конечно, но это может сделать служанка.
- Нет, я сам принесу их тебе.
Виконт встал, надел халат и вышел. Когда он вернулся, его взору представилась более чем неожиданная картина: молодая жена с напуганным видом стояла у стены, неловко прикрываясь своей ночной сорочкой, а его мать тщательно исследовала простынь на кровати. Полотна балдахина неистово колыхались от ее порывистых движений. Арман замер в дверях и нахмурился.
- Что вы делаете, матушка?
- Ну вот, наконец-то, - вместо ответа проговорила графиня. – Всего пара капелек. Я это забираю.
Она стянула простынь с супружеского ложа и вышла, не удостоив невестку даже взглядом. Виконт последовал за ней.
- Графиня, вы объясните, что это значит?
- А вы разве не знаете, Арман, что так принято? Простынь с кровью молодой жены после первой брачной ночи полагается сохранять.
- Так бесцеремонно врываться в спальню – тоже входит в эту традицию?
- Разве я была бесцеремонна? Вот когда после первой ночи с вашим батюшкой к нам в спальню явились его мать, тетки и сестры – вот это было бесцеремонно.
- Это унизительно.
- Ничего, хочет быть графиней – привыкнет, - с ноткой злорадства бросила мадам де Куси.
- В первую очередь Анна хочет быть моей женой.
- Это она так сказала? – усмехнулась женщина.
- Да, она любит меня не за то, кто я.
- Вы наивны, сын. А я ей не верю.
- Почему?
- Потому что она очень юная и бедная. А юные нищие девушки бывают врушки, - пожала плечами графиня.
Пораженный виконт ничего не ответил на слова матери. Графиня же улыбнулась сыну и потрепала его по волосам:
1636 г. Испания. Мадрид
Стройная всадница в кремовой амазонке и маленькой треуголке с пышным светлым пером скакала верхом на белом жеребце. В солнечном свете графиня де Куси казалась отлитой из чистого золота статуэткой – так изысканно и прекрасно она выглядела.
На лесной тропе ее уже ждали. Мужчина на вороном коне. Молодой англичанин, только недавно назначенный послом Англии в Испании, был пленен прекрасной француженкой. Он так не хотел ехать сюда! Но эта дивная блондинка с голубыми, как сапфиры глазами, которую он увидел, только сойдя с корабля, так поразила его, что Испания стала казаться лучшей страной во всем мире.
- Вот и вы, - радостно воскликнул мужчина.
Его конь нетерпеливо пританцовывал на месте. Графиня отнюдь не разделяла восторга своего воздыхателя, но влюбленный мужчина не замечал этого. Она подъехала к нему достаточно близко, чтобы Виктор смог дотянуться до нее и поцеловать. Англичанин страстно терзал ее губы поцелуем, в то время как она думала, как же прекратить эти отношения, и слабо сопротивлялась, сдерживая его пылкость. Рука мужчины гладила под юбкой ее ногу в мягком коричневом сапожке и плотно облегающих тело кальсонах. Конь графини нервно отшатнулся, что дало ей возможность отстраниться от навязчивого кавалера. Зачем она вообще с ним связалась, зачем позволила себе эту глупую интрижку? Видимо сказалась обида на мужа. Тот, занятый дипломатическими вопросами, в последнее время уделял супруге мало внимания. А ей, молодой чувственной женщине, мужское внимание было необходимо, как воздух.
- Когда мы с вами снова встретимся? Я ни о чем больше так не мечтаю, как заключить вас в свои объятья, - говорил Виктор.
- Увы, милорд, иногда судьба противится нашим желаниям. Я не могу вам пока ничего обещать, - улыбнувшись, проговорила она.
- Но почему? Давайте спешимся, прогуляемся. Здесь такие густые заросли, нам никто не помешает.
«Еще не хватало, чтоб меня, как уличную девку, лапали в кустах», - подумала Анна.
Она старалась как-то отвлечь лорда, говорила с ним о событиях при дворе, о том, как его встретил король. Однако политика англичанина интересовала мало, когда рядом была эта красавица.
- Я хочу целовать ваши глаза, ваше лицо, ваши прекрасные руки, - с упоением говорил английский посол.
Мужчина снова привлек ее к себе, настойчиво пытаясь поцеловать. Они не обратили внимания на стук копыт. На дороге показалась кавалькада всадников, и в ехавшем впереди человеке можно было узнать графа де Куси. Он увлеченно что-то говорил своим спутникам, когда увидел жену в объятиях другого. Воцарилась тишина. Графиня повернула голову. На дороге замерли трое всадников. Молодая женщина наткнулась на холодный взгляд мужа. Нарядный, в положенных по рангу орденах… Граф молча смотрел на нее такими страшными глазами, что Анна похолодела. Внутри все сжалось, сердце подскочило и упало вниз. Она растеряно оглянулась, будто ища у кого-то поддержки, несколько секунд глядела на оторопевших мужчин, потом вскинула руку с хлыстом, стегнула лошадь, которая чуть не встала на дыбы, и пустилась вон. Перепуганный конь скакал вперед, унося ее все дальше от ее позора… Арман смотрел ей вслед, склонившись до луки седла, будто на плечи ему обрушилась непомерная тяжесть.
… Графиня приехала домой поздно вечером. Знала, что граф еще не возвращался. В чем была, бросилась на кровать, и лежала, не двигаясь, зарывшись лицом в подушку. Ее служанки не могли понять, что происходит с госпожой. Пытались успокаивать ее, но она только ругалась и гнала их прочь.
Когда ее потрясение улеглось, Анна старательно обдумала случившееся. Конечно, это страшный позор. Что ей теперь делать? Граф наверняка подумал, что поцелуем дело не ограничивалось.
Она давно перестала чувствовать его любовь, такую, какой та была вначале. Но, конечно, это не оправдывало ее безрассудную связь с англичанином.
Была уже почти ночь, когда служанка сообщила, что приехал близкий друг графа де Куси, крестный Армэля, аббат Анри Дюамель-Дюбуа. Анна второпях привела в порядок волосы и спустилась в гостиную. Она была так бледна, что аббат даже сперва подумал, что графиня не здорова.
- Здравствуйте, сударыня. Я по делам в Испании. Вот заехал повидать друзей и крестника. А встретили как-то негостеприимно. Где граф?
- Я не знаю…
Мадам де Куси колебалась некоторое время, потом произнесла.
- Кое-что случилось. Пойдемте наверх. Если он приедет, я не хочу, чтобы он меня видел.
Озадаченный аббат последовал за графиней в ее покои.
- Так что же такого произошло? Что у вас за жуткие тайны? – спросил он.
Анна вздохнула.
- Зря смеетесь. Жути действительно хватает.
Она горько усмехнулась. Молодая женщина понимала, что граф не простит ей измену, как бы ни любил ее. В том, что касалось супружеской верности, он был непоколебим. Брак с ним давал ей гарантию обеспеченности. Но если он решит оставить ее… Этого она сейчас боялась даже больше, чем смерти. Ибо незащищенность делала ее никем. Иностранка в чужой стране, где на падшую женщину смотрят с презрением…
Сев за стол, Анна принялась взволнованно теребить пальцами сережку в виде цветка. Разметавшиеся светлые локоны пышной массой ниспадали на ее плечи, укрытые шалью из розового шелка.
В это момент на улице послышался стук копыт. Графиня встрепенулась и подбежала к окну. По дороге к дому скакал всадник. Она узнала фигуру мужа. Повернулась к Анри. Он увидел, как в страхе расширились ее глаза, как вздымалась грудь от участившегося дыхания.
Через несколько минут шаги графа уже слышались на лестнице. Он быстро шел прямиком к двери ее комнаты. Анне хотелось стать невидимой, или провалиться сквозь землю. Он сейчас убьет ее… Иначе и быть не может.
- Помогите мне… - едва слышно проговорила она, умоляюще глядя на аббата.
Анри был осторожным и дипломатичным человеком, и сейчас его не радовало то, что оказался в такой ситуации. Но он слишком хорошо знал своего друга и понимал, чем это все может закончиться.
- Санчо! – позвал граф де Куси, застывший на пороге своего кабинета. – А что тут произошло?
Верный слуга как по команде возник рядом.
- Это графиня… - сказал он.
Арман перевел взгляд на открывшийся ему вид – ящики стола и секретера выдвинуты, содержимое на полу, с полок сброшены все книги. Довольно странно во всем этом хаосе смотрелась аккуратно стоявшая на столе шкатулка с пистолетами, подаренная ему королем Испании. Если учесть, что она хранилась в тайном месте, то ее нахождение на столе действительно вызывало массу вопросов.
- Ты хочешь сказать, что это все сделала графиня? – уточнил граф.
Санчо кивнул.
- Я думаю, госпожа хотела вас убить, ваше сиятельство.
- Ты так думаешь? – повторил граф и нахмурился.
- Она сначала это все разбросала и разбила, - слуга неопределенно махнул рукой, указывая на царивший в кабинете беспорядок. - А потом нашла пистолеты. И я подумал, что она хочет вас убить.
Куси был озадачен.
- Ты уверен, что это сделала графиня? – еще раз уточнил он.
Санчо закивал.
- Да.
- А зачем?
И вдруг Армана словно окатили ледяной водой. Граф молча смотрел на слугу, и в его голове рождалась ужасная догадка… «Она знает…» - стучало в висках.
- Она… что-то узнала, да? – сдавленно спросил он.
- Она видела…
Жестом де Куси прервал слугу.
- А кто-то еще видел?
Тот отрицательно покачал головой.
- Где она сейчас?
- В подвале закрыл.
- В подвале?! Ты с ума сошел?
- Я боялся, что она причинит вам вред.
- Но как ты ее в подвале-то запер? – изумился Арман.
- Просто скрутил руки и оттащил туда.
Вельможа вздохнул и провел ладонью по лбу. Почувствовал, как у него сзади на шее выступил липкий холодный пот.
- Господи,- почти простонал. – А она что?
- Она вырывалась и била меня.
- Ты хоть еду ей относил?
Санчо отрицательно мотнул головой.
Граф попытался сосредоточиться на мыслях о том, как ему выкручиваться из этой ситуации.
- Ладно, тащи фонарь.
До этого преимущество было на его стороне. Он был в выигрышной ситуации. Виноватой была она, а он диктовал условия. Ему в голову не могло прийти, что все вдруг может измениться. Этот глупый момент с герцогиней, которому он сам не придавал особого значения, его жена воспринимает совершенно иначе. И, на самом деле, все это в сложившихся обстоятельствах, а именно в свете его возвращения во Францию и обещания другу поддержать его интриги против королевы и Мазарини, может всерьез угрожать его положению. Знает ли Анри? Когда граф направлялся в подвал, малоприятные мысли, так внезапно заполнившие его сознание, были сосредоточены вокруг одного единственного вопроса: успела ли она сказать об этом аббату? Потом решил, что нет. И утвердился в этом мнении при виде идущего ему навстречу друга.
- О, граф, знаете, мне пришла в голову идея…
Арману сейчас было совсем не до светских бесед.
- Расскажете мне, когда я вернусь, - бросил он.
Куси спускался вниз, упорно избегая встречаться с аббатом взглядом.
- А вы куда?
Дюамель-Дюбуа последовал за графом, и тому ничего не оставалось, как слушать его.
- Вы идете в подвал? Зачем?
- Нужно.
Анри что-то еще говорил, но потом заметил, что друг этого не замечает, и замолчал. Он тоже спустился вслед за графом. Тут же плелся Санчо. Слуга был готов в любой момент ретироваться, поэтому следил, чтобы путь к выходу был свободен.
… Анна устала кричать и биться в двери, поэтому просто сидела и ожидала чьего-нибудь прихода. Она вся продрогла в этом сыром мраке, ощущала, как здесь воняет сыростью и аммиаком, как шуршат в стенах крысы и где-то булькает вода. Графиня вздрогнула, когда услышала шаги за дверью. Кто-то негромко переговаривался, потом дверь медленно отворилась. Свет фонаря сильно резанул по глазам, поэтому мадам де Куси не сразу различила в отблесках пламени двух стоявших у дверей людей. Граф де Куси и аббат Дюамель-Дюбуа молча смотрели на сидевшую на соломе графиню в помятом атласном платье. Ее элегантность и изящество казались живым укором царившим тут грязи и зловонию. Лицо Анри вытянулось от удивления.
- Выходите, - сказал граф.
- Что б вы сдохли! – процедила графиня. – Ненавижу вас.
Она встала, выпрямилась, и, продолжая говорить такие бранные слова, которые используют только бродяги, солдаты или матросы, направилась к выходу. Увидев Санчо, чуть не завизжала от ярости, как дикая кошка.
- Ублюдок! Как ты посмел прикоснуться ко мне! Я прикажу засечь тебя до смерти!
Граф велел слуге удалиться и тот чуть ли не вприпрыжку умчался, слушая летящие ему вслед проклятья.
- А вы, - Анна повернулась к Дюамелю-Дюбуа. – Трус!
Анри перевел взгляд на графа. Лицо того было непроницаемым.
- Как вы теперь жить с этим будете? – вдруг с едким сарказмом спросила у аббата графиня. – Знаете, что ваша герцогиня отсо…
В этот момент Арман вдруг грубо зажал ей рот рукой. Супруга вцепилась зубами в его запястье. Куси не сказал ни слова, лишь поморщился. Он потащил ее за руку к лестнице, шокированный аббат шел следом.
- Еще одно слово и я заткну ваш грязный рот кляпом, - угрожающе процедил граф прямо ей в ухо, рывком притянув к себе.
- Очень не нравится слышать правду, да, ваше сиятельство? - вскинула на него свои сверкающие голубым сапфировым блеском прозрачные очи. В них читался вызов.
В дверь апартаментов графини тихо постучали, затем она открылась, и в проеме появился юный виконт Армэль де Куси де Монмирай.
- Мама!
- Что?
При виде герцогини де Кардона он удивленно остановился. Та стояла у будуарного столика, украшенного инкрустацией из драгоценных камней и серебра. На женщине были надеты лишь ночная рубашка и пеньюар.
- А где матушка? И что вы тут делаете?
Герцогиня вздрогнула. Не ожидала его увидеть.
- Я не знаю, - сказала Бланка растеряно. – Хотела пожелать ей доброго утра, а ее тут нет.
Аббат Дюамель-Дюбуа и герцогиня де Кардона покинули особняк в центре Мадрида в тот же день. Но невозможно было не заметить, как накалена атмосфера, даже несмотря на их отъезд. Что-то неладное произошло во время их присутствия здесь, и понимали это даже слуги. С того самого дня их госпожа вела себя очень странно, то впадая в депрессию, то в мрачном безрассудстве посылая все к чертям. Иногда по ночам она лежала без сна, а по утрам подолгу валялась в постели и вообще не выходила из своей комнаты весь день. Графиня почти ничего не ела, но при этом могла выпить вина. Несомненно, произошло нечто такое, что нарушило ее душевное равновесие.
- Так наша госпожа совсем зачахнет. Того и гляди самоубьется… - говорила кухарка, колдуя над большим сочным куском мяса.
- Такая как она не самоубьется. Ну, разве что из вредности, - отвечал ей кучер.
Граф видел, что творится с женой. Сам он почти не оставался в особняке. Уезжал и играл, проигрывая огромные суммы. А если и был дома, то закрывался в кабинете и пил всю ночь. После одной из таких бессонных ночей, отданных в жертву Бахусу, он услышал крики внизу. Вышел посмотреть и ужаснулся. Его жена избивала служаку плетью для собак. Та рыдала, упав на пол и умоляя о пощаде. Вся спина девушки была в крови, сочившейся сквозь ткань платья.
Граф быстро сбежал по ступенькам и выхватил у графини плеть.
- Хватит, вы ее убьете!
- Тварь, пошла вон, - вскричала мадам де Куси. – И учись подавать шоколад аккуратно!
Видимо девушка опрокинула на платье графиня чашку с шоколадом, когда подавала ей лакомство.
- Как бы я хотела также избить вас и эту похотливую суку! – заявила вдруг Анна, повернувшись к мужу и посмотрев ему прямо в глаза.
Это была не его супруга, а какая-то разъяренная фурия.
… Письмо, адресованное Винтеру, все-таки обнаружилось в кабинете графа. Он оставил его на столе, собираясь в тот же день послать в Англию доверенного человека. Арман сидел в гостиной и разбирал почту, когда графиня тихо вошла, молча показала ему конверт и демонстративно поднесла его к свече. Письмо запылало. Женщина бросила его на поднос и наблюдала, как оно превращается в пепел.
- И чего вы этим добились? – холодно спросил граф.
- Вы можете заниматься политическими интригами сколько угодно. Надеюсь, это однажды приведет к тому, что вы станете на голову короче… Но помогать Карлу да еще и вступать в переписку моим кузеном я вам не дам.
- Что за чушь вы несете… - вздохнул де Куси.
- Я слышала все, что предлагал вам сначала ваш хитрый друг, а потом ваша с ним общая любовница.
- Может, хватит уже, в конце концов? Она мне не любовница!
Графиня смотрела на него холодным и каким-то пустым взглядом.
- Неужели мужчинам нравится делить между собой женщину, как будто лошадь или вещь… - проговорила она, глядя в пустоту.
Граф поднялся, бледный и словно окаменевший, так напряжено было его тело.
- У меня никогда не было отношений с герцогиней де Кардона, - чеканя каждое слово, произнес он.
- Может, вы просто не помните? Вы же столько пьете, - ответила графиня, передернув плечами.
- Как вы вообще смеете мне говорить подобные вещи?
И зачем он пытался ей что-то доказать? Сам не знал. Просто не отдавал себе отчет в том, насколько его поразила эта ее боль, которую Анна и не пыталась скрыть. Не думал, что настолько для нее важен… Особенно теперь.
Граф шагнул к жене и склонился, внимательно глядя ей в глаза. Что он для нее? Возможность быть сиятельной дамой? Заказывать новые платья у самого дорого портного Мадрида, а шоколад – у лучшей в городе кондитерской? Граф всегда был искренне уверен, что именно все это держит ее рядом с ним. Ну еще, безусловно, дети. Никогда в глубине души не верил ни в какую любовь. А она, оказывается, страдала… Или все-таки умело притворялась, лицемерила? Куси стряхнул с себя все эти мысли, и спокойно взял со столика несколько писем.
- Кстати, мы приглашены на бал-маскарад во дворец, - он показал жене красивый, украшенный вензелями конверт.
- Я не поеду.
- Не самое лучшее решение. Надо ехать.
- С таким лицом?
Граф вдруг снова подошел, взял ее за подбородок, приподняв лицо и повернув к свету. Графиня смотрела в сторону, чтобы не встречаться с ним глазами. След от его пощечины еще не прошел. У мадам де Куси была разбита губа, а ближе к подбородку виднелся синеватый след.
- До бала заживет, - бросил Арман равнодушно.
Графиня же вдруг, к своему ужасу, почувствовала, как от его прикосновения ее тело затрепетало, как бывало раньше, в самом начале их отношений. Лицо женщины вспыхнуло. Она опустила голову и быстро покинула гостиную.
На бал-маскарад в королевском дворце, назначенный на день, предшествующий отъезду из Мадрида семьи де Куси, графиня не приехала. Граф, уже больше часа вынужден был отвечать на вопросы любопытствующих, где же его очаровательная супруга. Даже сам король, когда француз засвидетельствовал ему свое почтение, не преминул спросить, почему сеньора де Куси пренебрегла его приглашением. Граф чувствовал себя в глупом положении. И обещал себе, что не оставит этот очередной позорящий его поступок безнаказанным. Дело в том, что накануне вечером графиня укатила в свой арендованный особняк якобы затем, чтобы проконтролировать, как ее вещи пакуют к отъезду. Арман предупредил жену, что на балу она должна присутствовать во что бы то ни стало. Не будь этот ее особняк так далеко от дворца, он бы поехал туда и собственноручно приволок Анну сюда, пусть даже силой.
Гости в удивительных костюмах всех цветов радуги, роскошных и безумно дорогих, украшенных разнообразными бантами, лентами, камнями, расшитых золотом и серебром, сновали мимо него. Но Арману не было ни до кого дела. Хотелось скорее уехать отсюда.
Несмотря на суровость церковных установок в католической Испании, маскарады при дворе всегда отличались особой пышностью. Костюмы и маски скрывали социальные различия и уравнивали всех на время праздника. Вельможа мог появиться в костюме нищего, простая фрейлина - переодеться в королеву. Это был мир, где нет никаких преград и все то, что невозможно в реальной жизни, допустимо в мире масок. Во время карнавала ничего не казалось безрассудным. Благородная дама в маске могла подарить свою ласку простому солдату, и после этого не чувствовать себя опозоренной или униженной. Иначе говоря, под маской можно было стать кем-то другим, примерить на себя любую роль…
1648 г. Фронда в самом разгаре
В последние годы в стране было неспокойно. Франция погрязла в круговороте революционных событий, постоянных восстаний и заговоров против кардинала Мазарини. Чтобы получить помощь, кардинал обратился к начальнику своей охраны шевалье де Монфору. Он слышал, что этот человек когда-то служил на море, а потом – в гвардии Людовика XIII, где зарекомендовал себя, как блестящий и самоотверженный офицер. Вызвав его к себе, Мазарини приказал Монфору разыскать кого-нибудь из бывших сослуживцев и попытаться привлечь их на свою сторону. Кардинал надеялся таким образом получить поддержку хоть какой-то части дворянства. Шевалье отправился в дорогу. Первым человеком, о котором он вспомнил, был граф де Куси. Знатный вельможа, чей род относился к очень влиятельной французской фамилии Монморанси, мог бы стать для Мазарини серьезным союзником.
Во Франции супруги де Куси решили поселиться не в Шампани, а в другом родовом замке графа, расположенном ближе к Парижу, - на берегу Луары, возле Блуа. Когда Монфор остановился у ворот замка друга, привратник поспешил их отворить. Начальник охраны кардинала пустил лошадь шагом. К нему тут же подбежал слуга. Мишель спешился и тот увел коня.
До шевалье донесся лязг клинков. Кто-то дрался на шпагах неподалеку. Мужчина, обогнув шикарные кусты шиповника, вышел на просторную площадку перед входом в замок, и увидел, как на ступеньках граф вальяжно фехтует со смуглым темноволосым молодым человеком. Тот очень старался, но ему оставалось только отражать удары, а не наступать самому.
- Ну же, Рафаэль, я учил вас множеству приемов, используйте их! – говорил граф. – Иначе вам никогда не одержать победу в настоящей схватке.
Как ни старался юноша, ему не удавалось победить графа. Неожиданно в руках де Куси оказался кинжал, и он молниеносным движением метнул его в дерево за спиной Рафаэля. Тот отшатнулся так резко, что граф засмеялся. Как раз в этот момент в шаге от летящего кинжала оказался Монфор.
- Граф, вы сама гостеприимность!
- О, вы уже приехали! – воскликнул Куси.
Казалось, он был искренне рад видеть друга. Мишель заранее предупредил его письмом.
- Обнимите же меня, граф, - тот раскрыл объятья.
Арман подошел и крепко обнял давнего друга.
- Эй, молодой человек, давайте я научу вас драться с этим старым дуэлянтом, – задорно бросил Монфор юноше, топтавшемуся в стороне.
Граф представил своих гостей друг другу.
- Это сын моего давнего товарища дона Линареса Саласара. Рафаэль, познакомьтесь, мой бывший сослуживец Мишель де Монфор.
Обоим невольно вспомнились те многочисленные морские операции, в которых довелось участвовать бок обок. И то, что граф был гораздо старше Монфора, не помешало им стать друзьями.
Увы, образованию морских офицеров в то время уделялось слишком мало внимания. Ни один французский монарх не стремился получить грамотный и умелый офицерский морской корпус. Серьезно занялся этим вопросом лишь в XVIII веке Жан-Батист Кольбер, маркиз Сеньелэ, морской министр Франции. Именно во Франции был впервые в Европе организован отдельный комендорский морской корпус. Во время обучения на полугодичных курсах кадеты знакомились не только с премудростями ведения морского боя, но и видами орудий, особенностями их производства, зарядов к ним. Уже тогда Сеньелэ лелеял мысль о создании первой в мире военно-морской Академии, однако Людовик XIV был поглощен сухопутными делами на континенте, и финансирование данного проекта не состоялось.
Таким образом, становилось понятно, почему ни один из друзей не выбрал морскую карьеру. Позже пути товарищей разошлись, но Куси, когда доводилось бывать в Париже, иногда виделся с шевалье Монфором. Поэтому бывшие друзья не теряли друг друга из виду.
Граф пригласил обоих своих гостей в замок.
- Тебя прислал Мазарини? – тихо спросил он у шевалье.
- Обсудим это.
Граф ничего не сказал.
- Что тут у вас нового? – поинтересовался де Монфор.
- Мой старший сын сбежал в Англию, чтобы воевать на стороне Кромвеля, а младший, окончив Наваррский коллеж, посвятил себя изучению богословия и собирается стать священником, - вздохнул граф. – Для нас всех это стало, мягко скажем, неожиданностью. Но это его выбор.
Подросшая дочь графа де Куси была невероятно прекрасна – изящная, юная, излучающая радость. Но испанский гранд желал, чтобы она стала невестой его сына не только поэтому. Он хотел получить ее для своего Рафаэля вместе с ее богатым приданым и родством с древним и влиятельным французским родом. Поэтому и учил сына, чтобы тот, подчиняясь прихоти своенравной Александрин, скакал вместе с ней на лошадях по полям, слушал, как она поет и играет на клавесине. Только бы находиться рядом, добиться ее расположения, чтобы она намекнула отцу, что он ей приятен.
Рафаэля Саласара Александрин знала с детства. Да, ей рассказывали - когда она родилась, ее отец, охмелев за праздничным столом, пообещал отцу Рафаэля, дону Линаресу Саласару, что дети их поженятся. Но со временем эта договоренность забылась. Ведь во время уговора граф де Куси и дон Саласар были во всем равны, а сейчас семья испанского дворянина в немилости у короля и обеднела. Не вспоминать же теперь о данном двенадцать лет назад во хмелю обещании? Но если бы о нем забыл и сам Саласар… Его приезд вместе с сыном, чтоб познакомить будущих жениха и невесту, стал для графа неприятной неожиданностью.
Александрин держалась с Рафаэлем приветливо, но ни разу не дала понять, что он хоть немного ей нравится. Юноша был ровесником ее брата Армэля. Но хотя он и был видным, высокого роста, хорошо сложенным, однако в крупных чертах его лица ей виделось нечто отталкивающее. Когда Александрин с плачем заявила матери, что никогда – ни через пять лет, ни через десять - не выйдет замуж за Рафаэля, графиня пообещала ей сделать все возможное, чтобы этого не случилось. Тем более что родство с этим хоть и знатным, но нищим испанцем ей было ни к чему.
1652 г.
В церкви было очень холодно. Толстые восковые свечи горели чуть потрескивая. Приглушенно пел хор. В какой-то момент воцарилась тишина: священник подошел к алтарю и начал церемонию…
Александрин Соланж де Куси, нежная, трепетная маленькая мадемуазель, наряженная в сверкающий атлас, алмазы и жемчуга, стала баронессой де Брионе тихо и без лишнего пафоса. Свадьба была подготовлена очень быстро, на торжество пригласили только самых близких. Весь день свирепствовала гроза. Природа негодовала по воле Господа, а вот отец невесты был хмур и угрюм по вполне понятным причинам – не такого мужа он хотел для дочери. Она вызвала его гнев, ослушавшись его воли, и мало того - забеременев от своего ухажера. Собственно, это обстоятельство и послужило причиной торопливой церемонии. Граф де Куси даже не пытался сделать вид, что рад за дочь. Но, несмотря на явное нерасположение к нему со стороны отца Александрин, Филипп де Брионе не мог насмотреться на свою девочку-жену. Он безумно любил ее и это невозможно было не заметить.
Когда свадебная процессия приехала из церкви в замок Брионе и гости сели за столы, Арман выглядел безразличным к происходящему и довольно невежливо игнорировал попытки новых родственников с ним пообщаться, всем своим видом давая понять, что все это у него особой радости не вызывает.
Ближе к вечеру, уже отведав практически всех сортов вина, которое подавалось к столу, он стал периодически язвительно подшучивать над теперь уже мужем дочери, норовя поставить того в неловкое положение. Всех, кто хорошо знал графа де Куси, удивляло такое его поведение, ведь он всегда отличался умением вести себя в обществе и невероятным самообладанием. Графиня как могла, сглаживала жестокие высказывания мужа, переводя их в шутку, но при этом сверля его возмущенным взглядом. На помощь ей пришел виконт де Куси, обратив внимание гостей на себя. Он танцевал практически со всеми присутствующими дамами, отпускал остроты и развлекал гостей смешными историями.
- Виконт, вы окончательно выбрали стезю священнослужителя? Неужели вас не прельщают соблазны мира?- кокетливо поинтересовалась Эжени – кузина Филиппа де Брионе, яркая брюнетка с зелеными глазами.
Молодой человек вздохнул и мягко произнес:
- Вы имеете в виду женщин?
Девушка многозначительно улыбнулась и вместо ответа вдруг прямо спросила:
- Сейчас задам безумно наглый вопрос. У вас есть любовница?
Настала очередь Армэля многозначительно улыбнуться и промолчать. Юноша склонил голову, пряча задорно блеснувшие синие-пресиние глаза. Виконт незаметно перевел тему разговора. Он забавлял молодежь, собравшуюся возле него в дальней части зала, рассказывая смешные случаи из жизни Александрин. Правда теперь сестра не так болезненно реагировала на них, как в детстве, а тоже покатывалась со смеху вместе со всеми.
- Армэль, вы еще расскажите свою любимую историю про пони, - бросил граф, заметивший, что его сын сел на своего любимого конька. - Ее уже все выучили наизусть но, может, найдется кто-то, кто не знает. Сам научил сестру глупости и сам посмеялся - бесподобно.
- Граф, вы ужасный ворчун! – притворно надув губки, заявила Эжени. – Давайте, Армэль, про пони!
Виконт пропустил колкость отца мимо ушей.
Видимо плохое настроение было только у графа де Куси. Остальные гости веселились и, как и подобает в такой день, от всего сердца поздравляли новоиспеченных мужа и жену.
Прохаживаясь среди гостей юная баронесса обратила внимание на смешного напыщенного невысокого человечка в парике.
- …Он армянин, - презрительно говорил он о ком-то.
- Кто такой армянин? – поинтересовалась Александрин у мужа.
- Армяне - это такой древний народ, проживающий на Кавказе, - стал рассказывать ей Филипп. - Они внешне схожи с нами, французами. Такие же темноволосые и темноглазые, с прямыми или чуть с горбинкой носами.
- Хм, я француженка. Но у меня светлые волосы и глаза. Когда мне было шесть, я сбежала из дому и отправилась гулять по улицам Мадрида. К слову, до сих пор удивляюсь, как долго взрослые могут не обращать внимания на пропажу ребенка, - повествовала новоиспеченная баронесса. – Я улизнула незаметно, бродила среди домов, каких-то грязных канав и нищих. Потом меня обступила местная детвора – дети простолюдинов. Они удивлялись, что я такая светлая, а они все смуглые и черноволосые. Трогали мои волосы, говорили, что похожа на куклу. Мне было страшно. Правда моя гувернантка меня быстро нашла и отвела домой, строго наказав никому об этом побеге не рассказывать, а то бы ее выгнали.
Вскоре гостям подали десерт – цукаты, персики, желе и прочие сладости. Большим сюрпризом для всех стало необычное для Франции лакомство – горячий шоколад.
- О шоколад! Какая прелесть! Я много слышала о нем, но никогда еще не пробовала, - с восторгом сказала Эжени де Брионе.
- Это графиня любит, я такое не ем, - скептически заметил граф де Куси - Рецепт этой гадости испанцы скрывают, пришлось специально приглашать кондитера из Мадрида.
- Граф, вы приехали на свадьбу дочери чтобы поворчать? – подняла брови девушка.
- Не только. Еще выпить.
- Вы потрясающий мужчина! Обожаю вас!
- Эжени, флиртуйте не так явно, - усмехнулся Арман.
Девушка хихикнула.
Графиня де Куси беседовала в это время с нескольким дамами, рассказывая о том, что впервые попробовала шоколад в Мадриде и с тех пор влюбилась в него. Хотя многие, отведав необычный десерт, недовольно морщились – он оказался совсем не сладким, а скорее горьким.
- Я не могу понять графа до конца. Он закрыт, не улыбчив, ироничен, - говорила Эжени Армэлю.
Виконт хотел что-то ответить, но в этот момент его отвлекла графиня де Шаре – отвратительная пожилая дама, от которой разило так, словно она никогда не меняла исподнего. Эжени удивляло, как у Армэля хватает терпения общаться с ней, да еще и на скучные религиозные темы. И как он не замечает бесстыжего взгляда, которым эта старуха его периодически окидывает!
Кутаясь в шаль, графиня де Куси спешила к карете. Осторожно ступала между лужами, оставленными утренним ливнем. Это путешествие ее уже порядком утомило. Хотелось быстрее приехать, искупаться, выспаться на чистой, пахнущей свежестью постели.
- Эй, мадам...- неожиданно какой-то пьяница грубо схватил проходящую мимо Анну за руку и, развернув лицом к себе, попытался обхватить женщину за талию.
Та не успела опомниться, как подскочивший Монфор взял наглеца за шиворот и одним движением опрокинул на землю. Из-за того что был худощав, Мишель выглядел гораздо мельче пьяного верзилы, но не смотря на это он, казалось, не замечал сопротивления незнакомца, словно тот был не тяжелее грудного ребенка. Анна наблюдала за тем, как шевалье несколько раз ударил плохо соображающего, что происходит, мужчину кулаком в лицо. Она никогда и подумать не могла, что он обладает такой силой...
Когда они, наконец, сели в карету, графиня заметила у Монфора кровь на руке. Кожа на костяшках пальцев оказалась свезена.
- Спасибо, - сказала она, достав платок и принявшись осторожно вытирать кровоточившую ссадину.
Но вдруг шевалье с какой-то злостью резко выхватил у нее платок и сам стал промакивать кровь. Она удивленно посмотрела на него.
- Почему вы злитесь?
- А вы не догадываетесь? - бросил он.
Как же он изменился за последние дни! Стал грубее, решительнее. Из-под его бархатного с кружевами камзола рвалась наружу неуправляемая необузданная сила, обезоруживающая графиню, подавляющая ее.
Заметив, как обеспокоено она на него смотрит, смягчился. Осторожно взял ладонями ее лицо, припал к губам, проник языком, исследуя ее рот. Она замерла. Вдруг все стало расплываться от слез. Она ощутила, как горячая капля, щекоча щеку, потекла по лицу. Когда де Монфор начал целовать ее шею и рванул застежку лифа чтобы обнажить грудь, Анна встрепенулась:
- Ну пожалуйста, не надо! – умоляюще прошептала она.
Он не останавливался, его ласки становились настойчивее.
- Не сейчас! – выдохнула графиня
- А когда?- вдруг поднял он на нее глаза.
- Когда приедем, - ответила графиня и так взглянула, словно сама не ожидала этих слов.
Глаза мужчины зажглись радостью, а на лице появилось выражение какого-то детского восторга.
- Правда? Вы не шутите?
- Не шучу, - тихо проговорила она и вздохнула.
После этого шевалье был словно сам не свой. Мысленно считал часы и минуты до приезда. И постоянно невольно улыбался. В то же время Анна казалась печальной. Она долго не решалась взглянуть на Монфора, хотя чувствовала, что он с нее глаз не сводит.
- Я вас обидел?
- С чего вы взяли? – не поворачиваясь, спросила она.
- Иногда я бываю довольно сообразительным.
Она промолчала, потом вдруг спросила:
- Когда я была у вас дома, приходила какая-то красивая брюнетка. Она вам кто?
- Женщина.
Графиня повернулась и прямо посмотрела ему в глаза.
- Ты с ней спишь?
- Да.
- Давно?
- Да.
- Мог бы и соврать, - фыркнула мадам де Куси.
Уже поздно вечером они подъехали к имению Флер Нуар. Когда Анна вышла из кареты и окинула взглядом дом, он показался ей таким же мрачным, как погода в этот день. Стены были мокрыми, как будто долго плакали. Графиня и забыла, что обстановка может быть настолько убогой. По сравнению с замком на Луаре интерьер Флер Нуара представлял жалкое зрелище.
На дворе стояло вполне теплое, хоть и очень дождливое лето, но здесь почему-то было чертовски холодно. Может из-за близости воды. В те времена камины строились во всех комнатах дома, так как за городом огонь в камине часто необходим даже летом. Когда в камине в темной и неприветливой гостиной развели огонь, стало намного теплее и светлее. Графиня уселась в одно из старомодных кресел и поднесла руки к огню. Кресло было сырым, как и все в доме – стены, полы, мебель. На каминной полке стояли старинные статуэтки, изображавшие всадников, дам, охотничьих собак.
Чуть позже обходивший дом перед тем, как отправиться спать, смотритель увидел, что на террасе, выходившей в жалкий голый сад, стоит госпожа. На освещаемое голубым светом наконец-то появившейся луны пространство вдруг упал золотистый луч из комнаты, где горели свечи. На террасе появилась мужская фигура. Мужчина подошел к даме, обнял ее сзади, привлек к себе. Он что-то тихо говорил ей, она отвечала. Но слов было не разобрать. Потом слуга увидел, как мужчина склонился, целуя женщину в шею. Она повернулась к нему, и вот они уже страстно целуются, сжимая друг друга в объятьях. За всю жизнь ему не раз приходилось становиться свидетелем человеческого предательства. Пожав плечами, смотритель побрел дальше.
***
– Принесите вина!
– Что вы, граф! Вам категорически нельзя пить! Это вас убьет!
– Ну и что? Зато я не буду валяться здесь, и становиться немощным стариком. Сегодня же проедусь верхом.
– Но это тоже пока нежелательно. Ваше сердце никак не приходит в норму и совсем меня не радует. Приступ может повториться в любой момент с еще большей силой, – говорил доктор. – Мой вам совет – отбросьте печальные мысли. Они не дают вам окончательно выздороветь. А лучше помиритесь с женой и дочерью.
- Не вам мне советовать, что я должен делать, – нахмурился Арман. – Санчо, неси карты. Будешь со мной играть.
Граф раз за разом проигрывал своему слуге и злился все больше.
– Ты точно жульничаешь! – возмущался он.
Санчо в ответ отрицательно мотал головой.
– Почему тогда я опять проиграл?
Слуга пожимал плечами.
– А где Армэль? Давай, зови. Может, хоть его я обыграю.
Но выяснилось, что виконт куда-то уехал еще утром.
Графу было скучно. Замок словно опустел. Раньше, работая в своем кабинете, он то и дело слышал голос графини, которая отдавала распоряжения служанкам или кухарке. Вечером она обычно играла на клавесине и иногда они с Александрин пели, а граф спускался послушать и поболтать с ними. Такие вечера были особенно уютными. А когда Армэль приезжал на каникулы или погостить, брат с сестрой без конца ссорились, ходили удить рыбу или носились на лошадях по полям. Однажды Армэль нашел в лесу бельчонка и принес Александрин. Та его выхаживала, поила молоком. Зверек прожил у них довольно долго, пока девушка не решила отпустить его на волю, чтобы он нашел себе пару, как она объяснила. Вся эта возня порой надоедала графу. Но сейчас он остро чувствовал, как ему этого не хватает. Теперь никто не играл, не пел, не ездил верхом на утреннюю или вечернюю прогулку. Даже Армэль куда-то запропастился. А скоро он вообще уедет в свой приход.
Последующие дни были наполнены суетой и хлопотами. Уезжали и приезжали какие-то люди. Граф руководил устранением последствий пожара. Увы, особняк невозможно было спасти. Дом пришлось сносить, в будущем на его месте будет отстроен новый. Наконец, спустя примерно неделю жизнь вошла в привычное русло.
В гостиной было очень светло от множества свечей. На небольшом столике стояли сладости и фрукты.
– Вы знаете Армэля и Александрин с детства? – спросила Эжени. – А какими они были?
– Граф искал гувернантку, которая бы хорошо владела французским и испанским, – начала рассказывать мадам Перо. – Ему порекомендовали меня. Я знала, что мне предстоит заниматься воспитанием восьмилетней девочки. Когда приехала, увидела графа и графиню, мы обсудили все вопросы. И вот пришло время знакомиться с моей воспитанницей. Александрин в детстве была словно кукла! Представьте – маленькая девочка, пухленькая, розовощекая, глаза в пол-лица голубые-голубые. Но главное – волосы. Если в руку взять – толщиной с кулак, причем как у головы, так и на концах, светлые как пшеница, длиной до середины бедра. Я была очарована ею. Мы с Сандри – ее так называли служанки-испанки – быстро подружились. И во Францию потом я согласилась ехать. Как же оставить такую принцессу? Теперь вот буду заниматься воспитанием ее малыша.
– Малышки, – поправила Александрин. – Я думаю, у меня будет очаровательная девочка, блондинка похожая на меня! Иначе и быть не может!
– А Армэль? – Напомнила Эжени.
– Господину виконту тогда было пятнадцать лет. Я редко видела его, потому что он либо был занят уроками, либо пропадал где-то в обществе старшего брата…
Тут мадам Перо запнулась и как-то испуганно посмотрела на окружающих. Александрин поджала губы. Армэль с осуждением посмотрел на гувернантку сестры. И только Эжени ничего не поняла.
Это был один из обычных вечеров в замке. Пока Филипп де Брионе не поправится, было решено, что они с Александрин останутся здесь. Поэтому здесь же гостила кузина Филиппа Эжени де Брионе. Она являла собой полную противоположность шумной, капризной и язвительной Александрин. Эжени смущалась всякий раз, когда разговор касался каких-нибудь слишком откровенных, по ее мнению, тем. Так было и сейчас, когда в беседе Армэль упомянул, что изучает труды кардинала Ришелье и, ознакомившись с его биографией, узнал, что у того было немало любовниц и внебрачных детей.
– У Ришелье были любовницы? – изумилась Эжени. – Но ведь он священнослужитель!
– Мой крестный, аббат Дюамель-Дюбуа, тоже священник, и что же?
– И у него есть любовницы? – воскликнула девушка.
Армэль расхохотался.
– Но Ришелье был прелатом, высшим духовным лицом… – пробормотала, чуть покраснев, она.
«Хм… В ней величия ни на грош», – пренебрежительно подумала Александрин.
Гордая дочь графа де Куси видела в родственнице лишь мишень для острот, но никак не ровню себе. Однако что бы там ни думала Александрин, в том, что касается внешности, Эжени была далеко не дурнушка. Смуглая, темноволосая, с выразительными зелеными глазами и широкими черными бровями, она выглядела очень ярко. Только вот ее скованность не давала девушке раскрыться. Хотя сквозь эту скромность и просвечивала некоторая бесшабашность.
Все это время Эжени, наоборот, любовалась женой кузена. Волосы Александрин словно излучали сияние, а сама она светилась весельем и радостью. Эжени еще не доводилось видеть таких очаровательных женщин. «Наверное, графиня была такой же в юности», – думала девушка. Хотя то несколько отчужденное спокойное достоинство, присущее графине в общении с не очень близкими ей людьми, тоже восхищало мадемуазель де Брионе. Холодность, сильнее проявившаяся в характере Анны с возрастом, заставляла окружающих уважать ее и немного побаиваться.
– Это не мешало кардиналу быть весьма неравнодушным к женскому полу, – наконец сказала слышавшая их разговор графиня. – Занимаясь политикой и делами церкви, монсеньор не забывал и о земных утехах.
– Я думаю, ему их приписывала молва, – все-таки не могла успокоиться Эжени.
– Ну, с Марион Делорм у него наверняка был роман. Об этом не слышал только глухой.
– Это правда, что она переодевалась пажом и приходила к нему на свидания в садовую беседку? – спросил Армэль.
Графиня пожала плечами.
Роман с известной французской куртизанкой у Ришелье действительно был. Но продлился не долго. Впоследствии они поддерживали чисто деловые отношения – мадам Делорм была его осведомительницей и получала солидное вознаграждение за это. Гораздо более долгие отношения связывают кардинала с его собственной племянницей Мари-Мадлен де Виньеро, герцогиней д’Эгильон, которая даже подарила ему четверых детей.
– А то, что Ришелье предлагал куртизанке Нинон де Ланкло пятьдесят тысяч экю за услуги – тоже правда? – поинтересовался виконт.
– Армэль, откуда я знаю, – бросила ему мать.
– Да, Армэль, это никому не интересно кроме тебя, – вставила Александрин.
И чтобы продемонстрировать, насколько мало ее волнуют амурные дела великого кардинала, перевела тему разговора:
– Матушка, можно я, пока Филиппу не станет лучше, буду спать в твоих покоях?
– Конечно, Александрин, – ответила графиня и снова погрузилась в изучение тканей, образцы которых ей привезли для нового платья.
Армэль недовольно смотрел на сестру.
– У тебя что, нет спальни, несчастная бродяжка? – возмутился он.
– Мне страшно спать одной.
«Неужели она не понимает, что у матери есть своя жизнь? – внутренне негодовал виконт. – Они так никогда не помирятся!»
Юноше хотелось, чтобы у родителей все было хорошо. Он помнил, что когда был маленьким мальчиком, не раз замечал, как матушка утром выскальзывала из спальни отца, как они целовались в коридоре, пока думали, что никто не видит, как граф называл ее порой «моя Суламифь», а она его «мой возлюбленный царь» [1].
─ Графиня, ─ повернулся к матери Армэль. ─ Зачем вам очередное платье? Лучше займитесь воспитанием дочери и объясните ей, что нельзя быть такой эгоисткой!
– Вот сука! – выругалась Александрин, глядя в окно.
На баронессе было светлое длинное одеяние, скрывающее живот. Графиня, только что облачившаяся в платье и рассматривающая себя в зеркале, удивленно взглянула на дочь.
– Что такое?
– Да вот, смотрю…
Анна тоже подошла к окну. Оказалось, к замку подъехали вернувшиеся с прогулки верхом Армэль и Эжени. Ночью прошел дождь, поэтому чтобы не испачкать в грязи сапожки, девушка попросила помощи у виконта. Тот снял ее с лошади и на руках понес к ступенькам. Эжени, одной рукой придерживая платье, другой даже обняла его за шею.
– Нищая приживалка, а сколько наглости! – продолжала возмущаться баронесса, но ее мать уже снова стояла у туалетного столика и выбирала веер.
Армэль поставил Эжени на ступеньки, и стоял к ней так близко, что это даже выглядело непозволительно. Они о чем-то говорили.
Наблюдая за тем, как брат взял кузину ее мужа за локоть, Александрин вся извелась и бедняжку даже стошнило. Едва успела отбежать от окна. В ее положении это не удивительно, но раньше с ней ничего такого не происходило. Сейчас же рвало просто мучительно сильно.
Графиня занималась делами, периодически ругала служанок за всякие пустяки, на которые в другое время даже не обратила бы внимания, высказывала недовольство портному, который снова не угодил ей с фасоном платья, критиковала блюда повара. Давно в ней не проявлялись так ярко эти черты ее характера, но сейчас она была как никогда прежде злая, высокомерная, несправедливая. Однажды даже собственноручно высекла провинившуюся девочку-служанку. Все терпели, и относились как-то чересчур по-доброму, словно жалели... Это ощущение униженности от чужой жалости не покидало ее ни на секунду, и она с еще большим ожесточением начинала терроризировать людей. Конечно, все заметили, что муж не проявил особой радости по поводу ее приезда, и покинул ее при первой же возможности. От этого было стыдно. Но гордость не давала показывать свою тоску или вернуться во Флер Нуар. И она с головой окунулась в быт: велела очистить от копоти каминные трубы, заменить шторы в комнатах, стереть фрески, изображающие взятие крестоносцами Константинополя и заменить их на картины из древнегреческих мифов, которые они с мужем когда-то тщательно выбирали.
Граф, направлявшийся в замок после очередной тайной встречи с фрондерами, тоже был непривычно зол и раздражителен. Санчо то и дело поглядывал на своего господина, понимая, что его гложет. А у того все мысли были о жене. Вспоминал, как переживал, что сплетни о нем и мадам де Кардона дойдут до нее. Он тогда все ругал себя за то, что, поддался герцогине, провел с ней полную любовного угара ночь. С тех пор, как только доводилось пересечься где-то, Бланка не давала ему прохода. Она не сомневалась в своих чарах. А то, что случайный любовник, оказавшийся графом де Куси, явно избегал ее, только еще больше распаляло герцогиню. Поэтому она донимала его непрестанно. Не нравилась эта история графу еще и потому, что Бланка была возлюбленной его друга Анри.
А графиня… Изменила ли она ему с Монфором? Он не знал. Но если да, то, выходит, не так уж дорожила она им. Он ее простил за все прежние ее поступки, не напоминал ни разу, что по роду куда выше нее и что она должна с этим считаться. А она вон уже замену ему подыскивает? Да как она смеет! Забыла о своем прошлом? О жалком и нищем прошлом! По сути, он, как муж и повелитель, мог запороть ее за то, что она сбежала, а потом вернулась как виноватая собака, поджимающая хвост. Своевольства и пренебрежения по отношению к себе он не потерпит. Понимал, что изначально сам ее обидел. Но в гневе человек далеко не всегда отдает себе отчет в том, что говорит. А раз ее так задело это, видимо он был прав. Когда подумал об этом, еще больше разозлился, поводья рванул так, что чуть не поранил коня.
Встречать его графиня вышла нарочито спокойная. Слишком спокойная, по мнению всех, кто хорошо ее знал. Держалась, словно принцесса крови или сама королева. Деловито рассказала обо всех переменах, что затеяла по хозяйству, и больше супруги не пересекались – граф занялся приведением в порядок финансовых дел, которые запустил во время болезни, графиня – наведением порядка в замке и хозяйских пристройках. Лишь за ужином они иногда виделись, хотя чаще граф приказывал принести еду в кабинет, где ел, не отрываясь от бумаг. Компанию ему порой составлял Армэль, который все медлил с отъездом в приход.
… Филипп де Брионе остановился перед зеркалом и рассматривал свое лицо. Точнее то, что от него осталось. Когда-то он был привлекательным молодым человеком. Что скрывать, Господь одарил его красивой внешностью. Высокий, зеленоглазый, с темно-каштановыми вьющимися волосами. Теперь он превратился в чудовище. Филипп коснулся пальцами обожженной кожи на левой щеке. Веко было неестественно искривлено и сильно искажало форму глаза. Во время пожара он бросился спасать мальчишку-слугу, застрявшего под обрушившимися досками, но в этот момент огонь так полыхнул, что обжег его лицо и руку.
Барон с ненавистью смотрел на свое отражение и вдруг резко отвернулся от зеркала. Его жена так красива, и скоро она родит их ребенка, их первенца. Детей он хотел много, но теперь… «Я ей больше не нравлюсь», - думал молодой человек.
Даже прикоснуться к Александрин он не решался, думая, что она ненавидит его и вся сжимается внутри от отвращения.
В общении с супругой, да и со всеми остальными Филипп стал теперь очень молчалив и замкнут. Предпочитал читать в комнате в одиночестве, часами бродить по парку или сидеть на террасе в кресле. Отсюда он видел, как суетятся слуги, выполняющие приказания графини, как конюхи выгуливают застоявшихся в конюшне лошадей, как его кузина в обществе виконта де Куси возвращается с прогулок.
Филиппу и невдомек было, что лицо его пострадало не так сильно, как он воображал. Ожог слегка задел бровь, уголок глаза и рта. Но чудовищем, как он сам себя считал, барон не был.
- Матушка, Филипп стал злым. Я не хочу даже заходить к нему в спальню из-за этого, - говорила Александрин, сидя с вышиванием у окна.
Прошел сентябрь, а за ним последовал изменчивый, зябкий, промозглый октябрь. Дождь, почти не прекращаясь, лил с утра до ночи – барабанил по окнам, шумел. И в тот день тоже. Всадник на черном жеребце галопом проскакал через ворота замка. Оказавшись внутри, виконт сбросил промокший плащ, который тут же подхватил лакей.
В комнате было тепло и уютно. Из глубины замка веяло сладким, душистым запахом выпечки. Александрин сидела в постели, утопая в пышных подушках, которыми ее обложили.
- Как вышло, что мой ребенок не похож на меня? Почему именно на Армэля? - возмущалась она.
- Скорее на своего деда. И мальчик, и его дядюшка похожи на графа вот и все, - говорил доктор Биро. - Это обычное явление среди родственников, сударыня.
- Не говорите со мной как с ребенком. Я это прекрасно знаю! – раздраженно ответила баронесса.
Все рассматривали новорожденного.
- Армэль, он действительно так похож на вас! – сказала Эжени, державшаяся с молодым человеком так, словно ничего между ними не произошло.
- Нет, смотрите, он только на свет появился, а уже чем-то недоволен! Он - вылитый граф де Куси! – сказал виконт.
Послышался смех, который затих при появлении графа. Тот взглянул на дочь, гордо вскинувшую голову с массой спадающих по спине светлых волос. Потом перевел взгляд на младенца – лежит голенький, ножками сучит, кулачки сжимает, глаза голубоватые, еще мутные, но то, что волосы темные и брови – уже видно. Просто вылитый Армэль в младенчестве. Что-то потеплело во взгляде Армана. Вон и черноволос в него, вернее, в его мать, от которой темные волосы и светлые глаза ему передались, а от него Армэлю.
Александрин наблюдала. Отец по своему обыкновению был величав и красив. Он всегда возвышался над окружающими, словно не просто владетель замка и земель, не просто господин, а король всего этого. С детства Александрин обожала его, живя в лучах его великолепия и мощи, и никогда бы не могла подумать, что придет время, когда от него будет исходить опасность.
Смотрела холодно, горделиво. Хоть и бледна, и глаза уставшие, но какая красивая! Граф даже загордился, что когда-то породил подобное диво. Ощутил что-то теплое в душе, а потом и некое довольное чувство, что она ему внука подарила. Но от мыслей, что неправ был, когда сомневался, его ли она дочь, никуда не деться. Как же обидел ее! И жену… Подумав о графине Арман помрачнел. Как плохо ей было из-за него, сколько она таила в себе! Может, даже искала утешения у того же Монфора. Он сам довел до этого. Но больше он ее не обидит. Только бы найти слова для разговора с ней…
Анна была одета в белую сорочку с роскошными кружевами, и темную легкую юбку, которая не стесняла движений. Заметив у нее на запястье кровоподтек, Армэль неожиданно взял ее за руку и отодвинул кружево рукава.
- Что это?
Его лицо исказилось от злости, голос стал металлическим. Графиня заметила, какой недобрый взгляд он метнул в сторону отца. Словно только и ждал какого-то повода.
Она мягко отняла руку и объяснила в чем дело:
- Александра схватила, когда ей было больно во время родов, - проговорила графиня быстро.
Виконт даже будто бы разочаровался, но тут же улыбнулся, как ни в чем не бывало.
После приезда, к слову довольно неожиданного, юноша вообще стал слишком внимателен и ласков с матерью.
- Что за приступ сыновней любви?- удивлялась Анна.
И при этом непривычно холоден виконт был с отцом. Иногда мог странно посмотреть на родителя, а когда тот в какой-то момент заметил это и удивленно спросил, что такое, ответил:
- Ничего. Извините, граф.
Графиня глядела на сына с задумчивостью и гордостью. Как он изменился! Все-таки ему было тесно в сутане священника. Его тело – тело воина и наездника – не было предназначено для размеренной жизни духовного лица. Не одну даму он уже поймал в силки густых черных волос, ярких синих глаз, улыбки, светившейся лукавством и чувственностью. Его светлая кожа больше не заливалась румянцем, как только кто-то задавал ему вопрос о его сердечных делах. Еще несколько лет назад Армэль был совсем мальчишкой, теперь как-то незаметно превратился во взрослого мужчину. Но что-то мальчишеское оставалось в его ясных глазах, в улыбчивости – и это сохранится на всю жизнь.
– Виконт, вы в последнее время зачастили к нам. И сегодня так неожиданно порадовали нас своим визитом, – сказала сыну Анна.
– Это потому что я за вами соскучился, матушка.
Графиня перевела взгляд на мадемуазель де Брионе. Не в ней ли крылась истинная причина такой острой тоски по дому, снедавшей ее сына?
– И еще меня неожиданно назначили помощником епископа и перевели поближе к вам – в Париж. Я буду служить в церкви Сен-Жермен-де-Пре.
«И я догадываюсь, кто этому поспособствовал», – подумал виконт. Ясно, что это дело рук герцогини де Кардона.
- Так что теперь смогу чаще наведываться домой, – улыбнувшись, объявил Армэль.
После ужина виконт, Эжени и Филипп прогуливались в большой восточной галерее замка и беседовали. Улучив удобный момент, девушка вдруг повернулась к юноше и шепнула:
- Я не решаюсь спросить, но мне кажется что-то неладно между графиней и графом уже давно. Сегодня такое радостное событие у них, а они… Словно кошка между ними пробежала.
- А может кот, - отшутился Армэль.
«Кот по имени Мишель де Монфор» - подумал виконт.
Слуга герцогини де Лонгвиль доставил Арману письмо тем же вечером. Графу нужно было, не мешкая, собираться в дорогу. Дело не терпело отлагательств.
«У нас родился внук, а он ни слова не сказал мне. И вот теперь уехал. Значит, это все? Вот так просто все закончилось?», - думала Анна, лежа без сна в постели.
Графиня не знала, что он всей душой противился этому, но вынужден был уехать. Сколько надежд и мечтаний она когда-то связывала с этим человеком! Но теперь он больше не любил ее. А она вдруг вспомнила, как красиво, как неожиданно они познакомились… Как он поджидал ее на лесной тропинке, как они целовались за деревьями, как катались на его лошади…
– Нет, сударь, тут вы лекаря не найдете. Был один. Да помер. Нашли недавно в лесу обглоданный животными труп. За доктором надо в город ехать, – сказал трактирщик, подавая ему кружку вина и тарелку с мясом и овощами.
Арман задумался.
– Эй, француз! – вдруг крикнул кто-то на испанском.
Граф поднял глаза и осмотрелся. В этот утренний час в трактире почти не было народу, поэтому он сразу понял, кто кричал – в дальнем конце помещения сидели двое мужчин.
– Вы мне? Вы кто такие? – спросил хмуро де Куси.
Один из мужчин сделал знак другому, оба поднялись и пересели за стол графа.
– Вы помните меня, сударь? – обратился к нему окликнувший его человек. - Мы виделись в Мадриде. Тогда ваш сын был ранен на дуэли. Потом вы написали для меня рекомендательное письмо и меня взяли на службу во французскую армию.
Теперь граф обратил внимание, что тот одет в подбитый мехом камзол и хорошо вооружен. Лицо иностранца украшала густая темная борода. Тридцатилетняя война не так давно закончилась, но солдат по прежнему оставался главным героем и господином того времени. Элементы военной формы использовались и в мужской и в женской одежде. Поэтому совершенно не удивительно, что мужчина был одет по-военному, хоть и не в военную форму. На его спутнике была кожаная безрукавка и камзол, не отличавшийся изысканностью из-за потертостей и дыр.
– Теперь я вас вспомнил, месье. Как проходит ваша служба? – поинтересовался граф.
– Ушел я с нее еще лет семь назад. На другую службу поступил, но не суть.
Арман смутно помнил русского офицера Григория Миловидова. Во время прошлой их встречи он, кажется, рассказывал, что отец его состоял на службе у царя и был то ли окольничим, то ли боярином.
Миловидов представил графу своего спутника Емельяна Кухтерина – офицера и сына какого-то купца, имени которого Арман не запомнил. Непривычные русские имена вообще казались ему странными. По словам Григория, друг его только приехал во Францию, и язык знает крайне плохо.
Постепенно они разговорились. Граф рассказал, как вернулся на родину. Он бегло говорил на испанском, а когда узнал, что его собеседник довольно сносно владеет французским - перешел на родной язык.
– Эва как он лопочет, как будто поет, – шепотом сказал Миловидову его друг.
– Да, язык у них... тарабарщина, - ответил тот тоже на русском, затем уже на французском с сильным акцентом обратился к Арману. - Граф, а как ваша прелестная супруга? Надеюсь, родила вам еще пару-тройку замечательных детишек?
Но заметив, что лицо Армана помрачнело, добавил:
– Извини, если вдруг что не так сказал. Бабы - они ж все ведьмы! У вас тут, я слыхал, их иногда сжигают. Если разобраться, то выходит, что они все с нечистым связаны. Так что от них все зло. Да и черт с ними. А дети у тебя хорошие. Помню мальчишку такого чернявого, как и ты, и девочку белобрысую. Вертихвостка, все прыгала да смеялась.
Граф с трудом понял, что хотел сказать Гришка на этой смеси ломаного французского и русского.
Еще вчера вечером, продираясь сквозь заросли, граф де Куси, весь перемазанный кровью Монфора, которого тащил на себе, брел, не разбирая дороги. Ему казалось, что шевалье в любую минуту может испустить дух. Вдруг Арман вышел на довольно широкую тропу. Значит, где-то поблизости должна была быть деревушка. На дороге его нагнала грубо сбитая из досок телега.
– Что вы, господин, сюда доктор редко наведывается. Все к Мадин ходим, - сказал ему ехавший в ней парнишка лет четырнадцати. Он то и помог доставить раненого в дом старой женщины – местной целительницы, или «доброй ведьмы», как назвал ее мальчик.
Та не очень-то обрадовалась этому визиту. Но несколько золотых монет моментально изменили ситуацию. Стянув с Мишеля одежду, граф наблюдал, как старуха обрабатывает его раны, что-то нашептывая. В домике было душно от чадивших трав. Ко всему этому Арман относился настороженно. Он привык к услугам врача, но понимал, что эти несчастные крестьяне, скорее всего и не знают, что такое нормальная медицина. Им ничего не остается, как обращаться за помощью вот к таким шарлатанкам. Тогда лекарями простого народа зачастую были именно они – колдуньи, травницы. В то время как в распоряжении знати были лучшие доктора из Салерно и Монпелье [1].
– Вам и самому нужна помощь, месье, – робко сказала девушка, игравшая роль то ли прислужницы, то ли помощницы знахарки.
– Пустяки, – бросил Арман.
Но убедившись, что кровь удается остановить и друг не собирается умирать, по крайней мере, в ближайшее время, граф позволил обработать царапину на плече. Для этого ему пришлось снять камзол и рубашку, обагренные кровью.
– Я принесу вам одежду, – сказал девушка, украдкой рассматривая стоявшего перед ней мужчину.
Ночью постелью графу послужила какая-то лежанка, находившаяся за занавеской в той же комнате, где лежал раненный Монфор.
– Иди, развлеки гостя, – приказала знахарка.
Девушка покорно шмыгнула за занавеску к де Куси. Сквозь дремоту он почувствовал, как кто-то нежно гладит его по щеке, потом по груди и животу. Когда же он ощутил, как расстегивается застежка на его штанах, глаза графа широко открылись, и он уставился на девушку. Той на вид не более шестнадцати лет, но, видимо, развлекать мужчин таким образом ей было невпервой.
Арман не считал себя святым или монахом, но сейчас зудевшая рана, невероятная усталость, а также мысли о произошедшем не располагали к подобному времяпрепровождению. Он прогнал девушку и вскоре заснул.
Утром граф выяснил у женщины, каково состояние его друга и решил, что нужно все-таки найти доктора. Расспросив, как добраться до ближайшей таверны, направился туда.
Шумная нетрезвая компания прибыла вместе с де Куси к Мадин. Старуха тут же выставила на стол свое домашнее вино, оказавшееся редкой кислятиной, и мясо, тоже не отличавшееся изысканным вкусом.
– Вот бы тебе, француз, к нам в Россию. В баньке бы попарились. Ты хоть знаешь что такое баня? А какие у нас бабы! У вас во Франции таких баб нет! У вас вообще баб нет. Одни мадамы да мадемуазели, – тараторил Емельян.
Александрин, подобрав юбки, бежала по ступенькам вниз. Так спешила, что перепрыгивала сразу через две. Огромное полотно уже внесли. Остановившись перед картиной, баронесса принялась стягивать грубую серую ткань, в которую она была завернута.
– Мадам, вы сейчас испачкаетесь! – сказал один из носильщиков. – Картина вся в пыли.
– Ну так разверните сами! – потребовала дочь графа де Куси.
Когда Александрин, наконец, удалось посмотреть, как она получилась на портрете, вокруг нее столпились почти все обитатели замка, включая слуг. Полотно, на котором были изображены граф, графиня и их дети, было выполнено известным художником Филиппом де Шампанем. В центре картины сидела графиня в образе обычной горожанки. На ней был белый чепец и темно-синее платье, лиф которого спереди украшал разрез для шнуровки. Под ним – изящная батистовая сорочка, широкие рукава которой были стянуты тесьмой на манжетах. Из-под чепца виднелись золотисто-пшеничные локоны, красиво ниспадавшие вдоль лица на плечи графини. Она сидела, чуть склонив голову, и улыбалась. Руки Анны слегка обнимали приникшую к ее груди дочь. Александрин была одета так же – в белый чепец и простое платье, только красного цвета. Верхняя юбка ее платья съехала в сторону и в разрезе были видны нижние белые юбки, пышными складками расстилавшиеся вокруг ног юной баронессы. Рядом с дамами стояла большая плетеная корзина с полевыми цветами. Граф стоял позади графини, возле ее левого плеча, на нем был короткий бархатный камзол синего цвета в тон платья графини, и такие же кюлоты. На голове – берет, декорированный пером. Рука графа лежала на эфесе шпаги. Из украшений на нем был лишь перстень с крупным сапфиром. В таком же стиле был одет Армэль, стоявший с другой стороны от графини. Но его малинового цвета костюм был гораздо проще и легковеснее. Юноша походил на сына парижского буржуа. У ног виконта сидел подросший щенок борзой.
– Хм… Ну просто идиллия. Цвета одежды и фон – все сочетается. Но не очень красиво. У него, – Александрин указала на брата. – А у меня прекрасно.
Кто-то хихикнул. Баронесса довольно улыбнулась.
– У вас такая хорошая красивая семья, – сказала Эжени, взглянув на виконта своими выразительными зелеными глазами.
Армэль промолчал.
– Мне кажется у всех нас одинаковые носы. И еще вы не находите, что отец и матушка между собой немного похожи? – рассуждала Александрин. – Носы точно одинаковой формы. И брови. А эти ямочки у тебя на щеках, Армэль, такие женственные. Ты просто девица на выданье!
Виконт вздохнул и закатил глаза, демонстрируя, как утомили его язвительные выпады сестры.
– Я удачнее всех получилась, – баронесса буквально напрашивалась на похвалу.
– Да куда уж нам, – заметил виконт.
Мадемуазель де Брионе склонилась к Армэлю и шепнула ему чуть слышно:
– Она вас ревнует.
Он нахмурился и слегка отстранился от девушки, сделав вид, что ничего не слышал. Вместо того, чтобы ответить на очередную колкость, Армэль поинтересовался, где его племянник, которого Александрин всюду таскала с собой, возмущая этим няню мальчика. Баронесса ответила, что польщена, что брат печется о племяннике даже больше, чем о своих любовницах.
После этих слов Эжени опустила глаза и поджала губы, что не ускользнуло от Армэля. Александрин всячески пыталась очернить его в глазах кузины Филиппа. К перепалкам между братом и сестрой все давно привыкли, поэтому больше никто не обратил на это внимания.
Армэль тряхнул головой, стараясь отогнать мысли о красавице-брюнетке. Чтобы отвлечься, стал вспоминать другую. Герцогиню де Кардона, которую ласкал на роскошном дорогом шелке. Как просто все было с ней. Они друг другу ничего не должны. Ни то, что с Эжени, которой он не хотел давать надежду, что женится на ней. Не будет ведь этого. Никогда… Виконт тряхнул головой. Тьфу ты, опять эти мысли об Эжени!
Вечер сопровождался вином, сладостями и, конечно, колкостями в исполнении баронессы де Брионе. Армэль и Александрин играли в карты против Эжени и Филиппа. В какой-то момент мадемуазель де Брионе заметила, что виконт обменивается знаками со слугой, прохаживающимся за ее спиной, и переглядывается со своей партнершей по игре. Оглянувшись, она успела увидеть, как лакей пялится в ее карты.
– Что вы себе позволяете! – воскликнула Эжени, возмущенно глядя на заговорщиков – брата и сестру.
– То, что вы даже представить себе стесняетесь, – ехидно проговорила Александрин.
Виконт, которому порядком надоели эти попытки задеть и унизить их гостью, не выдержал:
– Баронесса, вам не кажется, что вас слишком много?
Та прикрыла лицо веером из карт.
– Александрин, сколько вам лет? – вдруг спросила Эжени.
– Семнадцать.
– Вы на восемь лет младше меня. Но почему-то постоянно мне хамите и стараетесь уколоть.
– Потому что я не думала, что мой брат влюбится в такую...
Тут мадемуазель де Брионе резко встала, бросила на стол свои карты и покинула гостиную. Армэль вышел следом за ней, смерив сестру осуждающим взглядом.
Эжени он нашел в ее комнате. Та сидела на кровати. Подойдя к девушке, он сел рядом на пол и положил голову ей на колени. Армэль не двигался. Когда девушка ласково погладила его по волосам, он медленно поднял голову. Лицо его было напряженным и решительным.
– Наверное, так нужно было, чтобы это была ты, – сказал он. – Наверное, само небо уготовило нам встречу.
– Наверное, – тихо отозвалась она.
Ей так хотелось в это верить! Она так хотела любить! Девушка почти всхлипнула, когда виконт резко притянул ее к себе. Ее губы послушно раскрылись навстречу его устам.
– Похоже, нас ждет свадьба карликов, – пробурчала Александрин, наблюдавшая за братом и кузиной мужа через плохо прикрытую дверь.
На следующее утро вернулась графиня.
– Матушка, у меня новость! – Александрин налетела на мать, едва успевшую войти в замок.
– Ты опять беременна? – устало и несколько грубо спросила Анна.
Граф и графиня встретились на конной прогулке. Анна решила перед сном проехаться верхом, чего не делала уже очень давно. Сделал ли граф то же самое нарочно – не известно.
Марсель, кобыла графини, встрепенулась и запрядала ушами, услышав неподалеку знакомое ржание. Конечно, это был Арго – лучший жеребец табуна. Но графине это ржание, естественно, ни о чем не говорило, кроме того, что рядом кто-то ехал на лошади. Она крепче сжала коленями бока своей лошадки, направляя Марсель чуть в сторону, чтобы если что, удачно разминуться со встречным всадником на узкой тропинке. Во время одиночных прогулок графиня предпочитала мужское седло. Оно было гораздо удобнее женского. А когда не перед кем красоваться, то к чему все эти условности?
Арго, почуявший поблизости кобылу, вскинул голову и раздул ноздри, с шумом втягивая воздух. Конь даже ускорил шаг. Вот уже впереди показалась всадница в голубой амазонке. Она гладила кобылу по шее и что-то говорила ей. Когда Арго неожиданно заржал, приветствуя подругу, Анна даже вздрогнула.
– О боже, как вы меня напугали!
– Причем тут я? Это он, – сказал граф.
Его костюм для верховой езды лоснился иссиня-черными бликами.
– Что это вы выехали верхом в такое время? – спросила равнодушно графиня. – Обычно ведь предпочитаете утро.
Ну конечно, заподозрила, что эта «случайная» встреча совсем не случайна.
– Нужно было посмотреть, как проходит уборка винограда. Не думал, что так задержусь.
После той их ссоры прошло несколько дней. Анна мысленно молилась, чтобы он не затронул эту тему снова, хотя бы сейчас. Объясняться и спорить она была совершенно не готова.
– И как в этом году урожай?
Граф пожал плечами.
– Не хуже чем в прошлом.
Встретившись на перекрестке, они одновременно свернули на другую тропинку, хотя графиня рассчитывала, что граф проедет мимо и собиралась продолжать прогулку в одиночестве. Теперь ехали молча. Видимо, оба не знали что сказать.
– Как ваш нос? – вдруг спросил граф.
Анна явственно расслышала в его голосе насмешку.
– Ну, неужели нельзя об этом не вспоминать! – в сердцах воскликнула она.
Еще одно его слово, и она действительно взорвется. Граф опешил от такой реакции и даже разозлился. Отвернулся от нее, нахмурившись. Начал накрапывать дождь.
– Я возвращаюсь, – бросила графиня, разворачивая лошадь.
– Да пожалуйста…
В этот момент ее кобыла, заметно нервничавшая все это время из-за близости Арго, дотянулась мордой до ноги графа и укусила его.
– Черт! – воскликнул Арман.
Анна уже одернула свою Марсель, но было поздно. Укус лошади очень силен. Известны случаи ампутации пальцев после таких травм. На ноге или руке же это грозит образованием довольно глубокой и даже возможно скальпированной раны. Графиня увидела, как муж побледнел и схватился за ногу чуть выше колена. Его рука тут же обагрилась кровью, которая была не видна на черной ткани костюма. Стало понятно, что Арман испытал невероятно сильную боль.
Марсель укусила графа случайно. Скорее она пыталась куснуть Арго. У лошадей это может быть элементом брачных игр или попыткой установить иерархию, показать, кто главнее. Но Арману от этого было не легче. Чтобы добраться до замка, потребуется немало времени. К тому же дождь уже не просто моросил, а лил в полную силу.
Зажимая рану, граф правил конем одной рукой. К удивлению Анны, он не повернул Арго назад, а устремился вглубь леса.
– Вы куда? – она последовала за ним.
Вскоре показался маленький домик, служивший убежищем охотникам или леснику. Графиня совсем забыла о нем. Она до нитки промокла и хоть какая-то возможность укрыться от дождя не могла не радовать. Хотя найти здесь что-то для оказания первой помощи вряд ли удастся.
Так как левая нога графа в прямом смысле слова истекала кровью, ему пришлось спускаться с лошади, опираясь на правую. Сильно хромая, он привязал коня к коновязи, находящейся под навесом. То же самое сделала графиня. Оказавшись внутри, Арман тут же скинул промокший плащ и шляпу, и стал искать что-то в шкафчике. Спирт и чистые полотенца – все, что удалось найти. Анна развела в камине огонь и бросила туда несколько поленьев.
Арман уселся на кровати, укрытой шкурами животных. В домике было тепло и пахло деревом. Настоящий приют охотника.
Разрезав ножом ткань штанов в области укуса, граф увидел, что рана действительно довольно серьезная. Анна взяла со стола баночку со спиртом и обильно намочила ткань. Резкий запах ударил в нос.
– Лошади меня скидывали, лягали. Но чтоб укусить! – наконец прервал молчание ее муж. - Это вы ее на меня натравили!
– Ну конечно.
Когда она прижала пропитанную спиртом тряпочку к ране, Арман буквально взревел от боли.
– Пристрелю ее к черту! Проклятая кобыла! – выдохнул он.
– По-моему тут надо зашивать…
– Нет, еще чего! – граф даже отодвинулся, словно она уже держала наготове иглу.
Лечить графа де Куси всегда было настоящим испытанием для его врача, за что тот получал неплохое жалование. Так как графине никого жалования и даже благодарности не светило, она не стала настаивать.
– Как хотите, – спокойно бросила Анна и просто перевязала рану мужа.
Как любой мужчина, он переносил боль с упрямством героя и капризностью ребенка. Только мужчины могут очертя голову бросаться в самое пекло сражения, но при этом считать себя при смерти во время легкой простуды. Что уж говорить об укусе! Это мало того, что чертовски больно так еще и как-то… унизительно, что ли.
– Это ваша месть? – не унимался граф.
Да, когда ему было больно, он становился еще более ворчлив и раздражителен, хотя куда уж больше… Анна не реагировала на его слова, понимая, что если начнет язвить в ответ, очередной словесной схватки им не избежать.
Граф кое-как стянул сапоги, снял камзол и улегся на шкуры с намерением поспать. Разговаривать с ней значило снова поругаться, а чем-то себя занять нужно. Все равно дождь, похоже, зарядил надолго.