Наследники Шамаша. Том 3. Хранители Архея

Глава 1. Мальчик по имени Намтар

Мальчик по имени Намтар родился в холодную дождливую сентябрьскую ночь. У въезда в герцогскую резиденцию густо шумела тополиная аллея. По окнам безудержным набатом били дождевые капли. Герцог Атии, отец роженицы, ожидал в гостиной, нетерпеливо измеряя помещение размашистыми шагами. Избранник роженицы спокойно восседал на диване и ожидал. Роды продолжались уже четырнадцать часов, но он не выказал ни тени усталости. Сакрум, повелитель Шамшира, спокойно выслушал все крики и стоны жены, изредка мял кулаки, нашёптывал мрачные молитвы, но не бегал по резиденции и не заламывал руки от отчаяния.

Герцог и Сакрум мрачно поглядывали друг на друга. Многие десятки лет герцогство Атия и непризнанное государство Шамшир были врагами. Теперь их главы стали родственниками при таких неожиданных обстоятельствах. Невиданное дело — дочь могущественного герцога стала избранницей повелителя западных дикарей. Женой по шамширским законам, но не атийским.

Пуповину перерезали, ребёнка обмыли и положили на грудь измученной матери. После пятнадцати часов мучений Атанаис Алистер Праций, старшая дочь герцога, наконец-то смогла перевести дух.

Да, она действительно родила мальчика. Осчастливила повелителя Шамшира и весь его народ. И Сакрум будет растить из него своего наследника, замену себе для так называемого шамширского престола. Девочка была бы ему не нужна. А вот крепкий сын — совсем другой разговор.

Намтар не плакал, а странно поквакивал. Он был настолько крупным, что бедной матери пришлось испытать ещё одну муку — потерпеть, пока ей накладывают швы местные повитухи. Чужие повитухи по главе с Махлой, не покидающие супругу своего повелителя, не умели так аккуратно шить по живой плоти.

Новоявленный отец взял сына на руки и осторожно поцеловал наследника в розовый лобик. За его спиной стояли герцоги Атии, дед, бабка новорожденного и косо глядели в спину своему зятю. Кто бы мог подумать, что их дочь выйдет замуж за кровожадного и беспринципного повелителя шамширцев. Повелителя народа, который десятилетиями резал атийцев. А теперь сын Сакрума стал внуком атийских герцогов.

Герцогиня, Акме Алистер, которой было немного за сорок, взяла на руки мальчика и почувствовала и счастье, и какое-то недоумение. Словно на руках она держала своего собственного сына, но при этом не мучилась долгими часами, производя его на свет.

— Подумать только, Гаральд, — прошептала она мужу. — У нашей дочери теперь тоже есть ребёнок.

— Да, — заулыбался дед, ещё довольно молодой и красивый мужчина, между прочим. — Глаза, как у этого кровожадного убийцы. Я говорю про цвет — карие. А лицом похож на Атанаис. Быть может, у нас получится сделать из него единственного шамширца, который не будет воровать, убивать и резать всё, что попало.

Герцогиня Акме прижала внука к груди, восхищённо улыбаясь. Махла, главная повитуха в Шамшире, заговорила:

— Я заберу его. Наследников Шамшира нянчу я.

— Здесь всё будет так, как скажу я, — холодно ответила герцогиня и подняла на шамширку угрожающий взгляд. Чёрные глаза герцогини налились ярким голубым огнём. — Намтар мой внук. Он родился на Атийской земле. Если вы не согласны, приведите сюда Сакрума, и мы с ним всё обсудим.

Махла отступила, но кинула на герцогиню такой сердитый взгляд, что слуги испуганно разошлись.

Атанаис лежала на спине с закрытыми глазами и дремала. Длинные тёмные волосы, слипшиеся у лба и висков от пота, разметались по многочисленным подушкам. Ей дали успокаивающего отвара, и молодая мать дремала без сновидений. Однако присутствие мужа она ощутила тут же. И сразу очнулась.

Сакрум вошёл в комнату и посмотрел на неё не с нежностью или обожанием. А с гордостью. За себя или за неё — она не поняла, да и не было сил разгадывать эти загадки. Освободившись от бремени, она совершенно обессилела, тело словно переехал табун диких лошадей, швы болели, простыни ещё не успели поменять. Постель будто дымилась после таких долгих родов.

Сакрум подошёл к ней, закрывая от неё свет канделябров, присел на постель рядом, взял её за руку и прошептал:

— В мире ещё не было женщины, которая принесла бы мне столько счастья. Ты родила наследника Шамширу. Ты родила сына мне. Моё будущее, моё продолжение.

Мужчина, высокий и могучий, темноволосый, сероглазый, уже давно не вызывал в её душе затаённого трепета. Все былые романтические иллюзии померкли. Властность и сила, которые раньше вызывали в ней трепет, начали её пугать. Она вновь почувствовала себя его пленницей, как тогда, год назад. Она начала чувствовать в нём угрозу. Всё в ней противилось его прикосновениям и его присутствию. Пусть общество заклеймит её, отец лишит приданного, но она уедет от мужа подальше вместе с маленьким сыном. Да Сакрум даже мужем её не был по атийским законам.

Атанаис тихо произнесла:

— Ты увезёшь Намтара в Шамшир?

— Не раньше лета. Пусть окрепнет, а на улице станет тепло. Тогда он будет готов совершить дальнее путешествие до своей истинной родины. Наконец-то я представлю тебя и наследника своему народу.

«У меня есть ещё несколько месяцев», — с облегчением подумала Атанаис и вздохнула.

Мысли о поездке в Шамшир сводили с ума. Она так хотела остаться с родителями или уехать с сыном куда глаза глядят. На море. Сын бы рос на морском воздухе в вечном тепле, купался в солёной воде и отъедался фруктами. Она бы зарабатывала на жизнь целительством. Но Атанаис понимала, что своими капризами вызовет неудовольствие Сакрума. А за неудовольствием придёт ярость. За яростью война, ибо за неё вступится и герцогство Атия, и королевство Карнеолас. А за её так называемым избранником стояло многотысячное войско шамширцев.

Сакрум взял её в жёны, не получив на это дозволения герцога и короля. Брак герцогских детей совершался только по согласованию с карнеоласским государем. Но, разумеется, все решения Сакрум принимал сам. Откажи она ему — и он отдал бы её своим Братьям на растерзание.

Их брак не имел юридической силы ни в Атии, ни в Карнеоласе. Его можно было бы оспорить. Заикнись она об этом в присутствии Сакрума, он свернёт ей шею, а ребёнка заберёт. В Шамшире всё решала сила, а не закон. Посему и методы должны были быть иными.

Глава 2. Идущая во тьме

«Моя жизнь в твоём Рождении…» — шёпот вихрем отскакивал от камня и тёк вместе с кровью по жилам стен.

Неспешно ступало Дитя по чёрному коридору, не видя ничего, касаясь стен, чтобы не поскользнуться на мокром полу и не упасть. Ноги ослабели, руки словно покрыла твёрдая корка, но Дитя шло вперёд, задыхаясь, мечтая о глотке воды. Биение сердца слышалось за толщей тёмного коридора. Оно гоняло кровь по жилам этого чёрного камня.

Вскоре Дитя почувствовало дуновение холодного ветерка и заторопилось вперёд. Наконец, узкий коридор закончился, и впереди огромный пустынный зал с уходящей вверх лестницей посередине.

«Иди ко мне, Дитя… — послышался шёпот, прилетевший сверху. – Возьми меня за руку и прими дар мой – я даю тебе Жизнь… Возьми меня за руку и Родись… Родись в иной Жизни, в ином теле, я дарую тебе новое Имя… Гибель твоя станет твоей Жизнью. Ты сошла в гроб свой и была сожжена. Восстань, и пепел станет твоей кровью, ветер – кожей, голос мой – глазами, песнь моя – твоим голосом, я – твоей Колыбелью…»

Дитя медленно подошло к лестнице и начало подниматься, но ступени были столь высоки, что ему приходилось цепляться за следующую ступень изуродованными ослабевшими руками, подтягиваться и стараться не оступиться – вниз сильным потоком текла алая кровь.

Открыв глаза, Дитя зажмурилось — слишком ярким был свет. Тело отозвалось сильной болью в костях. Бок завыл, горло словно начало трескаться.

Оно увидело тень человека. А впереди — далеко простирающее беснующееся войско. Тёмное и кипящее, словно патока.

«Я Ишмерай Алистер Праций, — чудился торжественный девичий голос. — Я пришла сюда с востока, с юга и севера. На этой земле бился мой великий предок, Атариатас Рианор. Моя мать выпустила всю свою мощь против вас, чтобы подарить Архею мир. И подарила. Но чёрная воля Нергала снова направила вас уничтожать мои родные земли. Земли миллионов жителей. Вы явились в Атию за мной, моими сёстрами и братьями. Потому что мы Рианоры. Мы единственные, кто способен принести вам смерть. Теперь я здесь. Не для того, чтобы убивать или воевать. А чтобы освободить вас от чёрной воли вашего хозяина, который мучает вас веками и тысячелетиями. Присягните, и узнаете покой. Ибо я поведу вас в рай! Присягните! Или возвращайтесь к своему господину и сообщите ему, что Рианор идёт в Иркаллу. Чтобы в её чёрные коридоры заглянул луч Шамаша и одел её мёртвый камень в золото жизни!»

Оно услышало голоса, смутно знакомые, приглушённые, раздражённые. Кто-то тихо ругался, и Дитя закрыло глаза вновь – боль сдавливала, голова наливалась болезненной свинцовой тяжестью.

— Я не намерен сидеть в Аргосе, пока все аннабцы не придут и не сожгут остатки Авалара!

— Сударыня Алистер и ты, Сагдиард, ранены. Сударыня и вовсе без сознания целые сутки. У неё повреждено ребро, пальцы ног. Ты разве не видел, какие у неё раны?! И ты не многим лучше!

— Ты видел, на что она способна, Амиль, поэтому больше ничего не боишься, верно? – тон стал угрожающим. – Ты полагаешь, теперь она может уберечь тебя от любой беды? Не она должна уберегать, её нужно защищать и лелеять…

— Ты будешь защищать её, Сагдиард? Что ж, ты прекрасно защитил её. Вместо того чтобы попытаться вытащить её из тюрьмы, ты сам угодил в темницу, едва не погубив и вас обоих!

Дитя ни слова не поняло из этого разговора, оно не уловило и толики смысла из сказанного. Но ему не нравился этот разговор. Звучание этих голосов больно задевало. Ему захотелось, чтобы они навек замолчали.

Дитя с силой закрыло уши ладонями и уткнулось лицом в одеяло, пропитавшееся горьковато-сладким запахом. Запахом человека, который долго лежал на этом одеяле. Чужим запахом.

Дитя услышало чей-то голос, светлый, словно этот день. Оно тяжело повернулось на бок и, собравшись с силами, медленно село. Кровь захлестнула его голову, шёпот оглушительным ветром налетел на неё.

«Враг… враг, Дитя!.. Рядом с тобой враг!..»

Рядом с ней сидело странное существо – с белой кожей и ослепительно-белыми волосами.

Вдруг что-то большое и сильное налетело, сгребло и сдавило так сильно, что Дитя не могло двинуться. Человек, что-то беспорядочно восклицавший, брал его за руки, касался его лица, пытался прижать его к себе, но Дитя отстранялось, отворачивалось, ни слова не понимая из того, что ему говорили. Человек был израненным, с кровоподтёками, ссадинами и крупными ранами, но он был огромным и крепким. Странное тепло вдруг коснулось сердца и поднялось к безмолвному горлу.

Дитя отвернулось и, тяжело поднимаясь, медленно отстранило от себя его руку, пытавшуюся удержать.

«Кто этот человек, что смеет дотрагиваться до тебя? – зашептал ветер. – Ты неприкосновенна! Накажи его!»

Дитя оглядело местность тяжёлым взглядом. Здесь было много людей, сильных и вооружённых.

«Ишмерай!..» — принёс ветер странное слово, смутно знакомое, но непреодолимо чужое. И противное.

Дитя почувствовало, что его загнали в ловушку эти люди. Ему хотелось выбраться. Но куда оно пойдёт? В какую сторону? Что-то билось внутри отчаянной бурей и говорило, что оно должно остаться здесь, с этими людьми, и пойти туда, куда пойдут они.

«Кто я?... – шепнул голос, вплетаясь в его разум нежным светом, разгоняющим туман. – Зачем я здесь?..»

«Накажи его!»

Когда человек приблизился слишком близко, Дитя зарычало. Оно медленно пошло на человека, сжав кулаки. Из груди вырывался страшный гром, её заволокло огнём. На языке чувствовался вкус крови. Человеческой крови. Оно медленно подняло руку к человеку, направило на него и резко распахнуло пальцы, раскрыв ладонь. Мужчину подбросило вверх, назад и с силой придавило к земле.

Вопль, полный отчаяния, ужаса и горя пронзил сердце и разум. Одно-единственное слово «нет», исполненное невыразимой боли, лишило сил, и Дитя рухнуло на колени.

…Ишмерай распахнула глаза и поняла, что сидит на холодной земле, а колени раскалываются от боли. Грудь сдавливало сильное жжение.

Глава 3. Благословение Аргоса

Дитя любовалось всполохами серебристого света, прорывающегося сквозь обломы в чёрных стенах. Дитя, ещё не умеющее ходить, подползло к тонкому лучу света и втянуло сладкий аромат. Затхлой и тёмной была колыбель. Порой оно видело тёмно-синие отблески на стенах, и могло глядеть на их мерцающую красоту вечность. Ему хотелось коснуться их.

Оно вскарабкалось на один камень, затем подползло к другому и забралось на него. Оно протянуло к свету руку и услышало яростный шёпот: «Не трогай!»

Не послушалось Дитя голоса и коснулось серебристого луча.

Страшной болью пронзило и охватило его ладонь. Дитя вскрикнуло и отдёрнуло руку. Всхлипнуло и, поглядев на свою ладонь, завизжало: увидело чёрную жижу, вместе с кожей сползающую с его руки, обнажавшую мясо и кости.

Дитя истошно кричало, наблюдая, как калечится его рука, как яд ползёт выше к локтю и плечу. Плакало от боли и ужаса, призывая на помощь кого-то, кого не знало, о ком не ведало. От стены отделилась исполинская тень, полетела и накрыла Дитя, сжав горло.

— Ишмерай, очнись!

Девушка распахнула глаза и поняла, что сидит на полу рядом с камином в короткой нижней рубашке, Александр трясёт Ишмерай за плечи и пытается разбудить. Руку разъедало болью. Позади стоял Амиль, с обнажённым мечом и длинным ночным халатом. Вид у него был на редкость нелепый.

— Что?.. – девушка тяжело дышала и тряслась от рыданий. – Что случилось?..

— Не знаю! — испуганно выдохнул Александр. – Я услышал твой крик, побежал к тебе. Ты держала руку у огня и кричала. Зачем ты это сделала?

Девушка поглядела на покрасневшую руку, пронзённую чёрными линиями.

— Я не знаю… — прошептала девушка, пытаясь вспомнить увиденный ею сон.

— Позови Эвбея… — кинул Александр Амилю, взял Ишмерай на руки, отнёс в кровать, накрыл одеялом, сел рядом и взял её руку в свою.

Прибежали Амиль и Эвбей. Эвбей, сонный и помятый, нёс в руке какие-то склянки. Поглядев на руку Ишмерай, он тотчас начал мазать её густой мазью, затем перевязал.

— Как это произошло? – спросил атиец.

— Я видела сон. Что-то ползло к лучу света, а я наблюдала со стороны. То, что ползло, дотронулось до луча и обожглось. И мне стало так больно… Ничего не помню, ничего не знаю.

Эвбей с Амилем ушли, сообщив ей, что если что-то понадобится, они будут в соседних комнатах. Перед уходом Амиль мрачно взглянул на Александра, но тот и бровью не повёл, оставшись с Ишмерай.

— Прости меня, — прошептала она, досадливо опустив глаза на свою обожжённую руку. – Должно быть, ты так устал от меня, моей неудачливости, оттого, что тебе приходится всё это терпеть.

Александр долго, пристально и неулыбчиво смотрел на неё, а после заявил:

— Вытерплю.

— Знакомство со мной не принесло тебе ни минуты счастья. И чем дальше, тем хуже…

Мужчина молчал. Он не пытался разубедить её, каждое мгновение его молчания наливалось страхом в её сердце.

— Если не пожелаешь идти со мной дальше после возвращения в Архей, если пожелаешь оставить меня, я пойму и не стану осуждать тебя. Никогда не стану. Ты более не обязан и не можешь нянчиться со мной. Это трижды едва не стоило тебе жизни. Я сделаю всё, чтобы уничтожить Кунабулу, и не остановлюсь, пока не достигну своей цели или пока смерть не остановит меня. Теперь я знаю, что у меня есть рианорское наследие…

Александр перебил её:

— Ты подошла к камину и сунула руку в огонь. Это твоё рианорское наследие нашептало тебе сделать это?

— Некоторые люди ходят во сне. Однажды в Аннабе я вышла из своего тела, прошла по дому и отправилась на улицу. Меня позвала Атаргата, и я проснулась.

— Я не могу оставить тебя, пока ты не можешь позаботиться о себе. Ты держала руку в камине, пока я не прибежал. И ты звала меня. Не говори, что я тебе не нужен.

— Я звала тебя? – прошептала Ишмерай.

— И у меня сердце разрывалось оттого, как страшно ты кричала. Вдруг однажды ты снова будешь звать меня, а я не услышу? Что ты будешь делать тогда?

«Я буду звать тебя всю жизнь. Даже если ты не будешь приходить ко мне», — обречённо подумала она.

Слеза набухла на пушистых ресницах и сорвалась вниз, ударившись о пылающую кожу её щеки.

— Прошу тебя, Александр… — горестно выдохнула она. – Не уходи. Останься здесь сейчас. Мне очень страшно!

Александр залез к ней под одеяло, лёг рядом с ней и прижал к себе.

Удивительное было чувство – лежать рядом с этим человеком, кожей чувствовать его жар, наслаждаться теплом его объятий. Ишмерай лицом уткнулась ему в шею и закрыла глаза. Она вцепилась в него так, словно он был её единственным спасением. С запозданием осознала, что ночная рубашка была настолько коротка, что не доходила до колен.

— От тебя приятно пахнет, — прошептала она.

— У фавнов слишком душистое мыло, — буркнул тот. – Когда они вернутся в Архей, они смогут поднять своё государство только на одном своём мыле. Мыло с розами, лилиями, со всевозможными травами.

Александр тихо бурчал что-то ещё, но успокоенная его теплом Ишмерай крепко заснула, обвив рукой его талию.

Ей снилось, что она сидит на большой светлой кровати с красивым пологом и высоким окном. Спальня просторная, но тёмная. В мрачном углу что-то зашевелилось, и Ишмерай подошла к большой колыбели. Из неё раздавалось беззаботное детское кваканье, но вместо ребёнка она видела сгусток чёрной тьмы. Девушка покачала колыбель, погрузила руку во тьму и погладила её, однако ничего не почувствовала. Тихо запела, и ребёнок затих. Затем подняла сгусток тьмы на руки, прижала к груди и села на постель, тихо запев колыбельную.

Дёрнувшись, Ишмерай очнулась.

Комнату заливал яркий солнечный свет, а рядом посапывал Александр. Его губы были слегка разомкнуты. Он крепко спал, но продолжал сжимать девушку в объятиях. Она улыбнулась и потянулась к нему, поцеловала в щеку. Затем осторожно — в губы.

Его руки дёрнулись, затем медленно и тягуче сжали её. Он приоткрыл глаза и сонно ответил на поцелуй. Ишмерай рукой коснулась его лица и языком провела по его языку. Медленно закинула на него ногу. Александр открыл глаза и улыбнулся.

Глава 4. Акил едет в Сильван

Марк видел огромный пустынный тронный зал Нелейского дворца, покрытый ночной тьмой. Трон возвышался на пятиступенчатом помосте под позолоченным куполом, а на нём лежала королевская корона, которую так не любил надевать отец, но которую ему приходилось надевать на праздники и особо важные приемы.

Марк неторопливо поднялся по ступеням и взял корону в руки. Она была тяжёлая, осыпанная драгоценностями, словно первым снегом. Принц никогда раньше не держал корону и не садился на трон. Он всегда знал, что данные атрибуты предназначены не для него, но для его старшего брата. Однако соблазн был велик.

В зале появилась Ишмерай. Она шла к нему неторопливо, горделиво подняв голову, расправив плечи. Остановившись за несколько шагов до ступеней, она застыла.

— Ишмерай… — выдохнул Марк.

Она была невообразимо прекрасна. Густые волосы вились красивыми волнами, лицо сияло румянцем, глаза сверкали изумрудными звёздами. Губы были полны и красиво очерчены. Только на пальце сверкнуло кольцо, которого он ей не дарил. И такая печаль исходила от неё, что Марку стиснуло сердце.

Он хотел подбежать к ней и обнять, но не мог сдвинуться с места. Ишмерай была совсем другой, более уверенной и грациозной.

«Где же была ты всё это время?!» — прошептал Марк со слезами на глазах.

«Я была очень далеко… — с неизменной печальной улыбкой отвечала девушка. – Я исходила множество земель и увидела множество чудес».

Марк молчал. Он не ведал, что ещё мог сказать ей.

«Как твоя дочь?»

Ишмерай улыбнулась и ответила:

«Беспокойная и взбалмошная, но слушает меня».

«Ты единственная, кого она может слушать».

«Верно. Я видела твою супругу, Марк. Передай ей добрых слов от меня».

Марк в ужасе очнулся. Мучительно вздохнул, протёр глаза.

«Нет! — думал он, успокаиваясь. – Ишмерай не вышла замуж. Просто я слишком сильно этого боюсь, поэтому мне и снятся подобные кошмары. Но даже если жестокие обстоятельства вынудили ее выйти замуж, она все равно вернется ко мне и выберет меня».

За тёмным окном мягко выл декабрь, предвещая праздник Рождества. Улицы Тиры были окутаны в белый саван и посыпаны бриллиантами, озарявшимися чистым огнем при свете факелов. Вьюга танцевала на ночных улицах города, который никогда не спал, особенно теперь, на пороге новой войны.

Марк заснул над отчетом о проделанной работе и готовности войск противостоять Кунабуле, который дописывал для отца. Карнеоласские войска были в два раза многочисленнее, нежели двадцать лет назад, лучше обучены, а дисциплина несколько ужесточилась за последние полгода.

Герцог Атии выставил посты на своих границах, что позволяло Карнеоласу не отправлять туда карнеоласцев и сосредоточиться на своих землях. Разумеется, если опасность будет угрожать Атии, Марк был готов отправить туда все свои войска, однако пока подобной необходимости не было, принц пожелал укрепить границы Карнеоласа. К тому же, бойцы Атии славились куда лучшей дисциплиной. А о выносливости их, самоотверженности и любви к родине слагали легенды.

В дверь постучали.

Марк вздохнул. Уже была глубокая ночь, он желал дописать отчет и отправить его с атийским соглядатаем в Кеос как можно скорее. Между тем глаза его тяжело слипались. Он никого не желал видеть. И кто там ещё не спит?

В его кабинет вошел весьма неожиданный посетитель. Сакрум.

— Приветствую тебя, королёк, — усмехнулся тот, тотчас отметив слегка растерянный и заспанный вид принца.

— И я приветствую тебя, Сакрум, — ответил тот, поднялся из-за стола и они пожали друг другу руки.

— Рассчитывал, что слуга объявит, что ты почивать изволишь, — сказал Сакрум, усаживаясь на стул напротив Марка. – Оказалось все наоборот. Слуга дрыхнет сном мертвеца, а хозяин над бумагами корпит. У нас за это шкуру сдирают.

— Мы не в Шамшире. Слуга не виноват в том, что его хозяину пожелалось поработать допоздна.

— Никчемна душа добряка.

— Тувий! – позвал Марк.

Тотчас в его кабинете появился испуганный юноша, которому, должно быть, крепко досталось от Сакрума.

— Да, Ваше Высочество, — выдохнул он.

— Принеси нам горячего вина, мяса и солений. Гость замерз и проголодался с дороги.

Слуга поклонился и поторопился исполнять приказ.

— Как твой сын, Сакрум? — спросил Марк. — Ты едешь из Атии?

— Растёт, — довольно протянул тот. — Жду не дождусь, когда отвезу его в Шамшир показать своему народу. Нечего наследнику Шамшира и Алаштар делать в Атии.

— Атия их родина, — сказал Марк. — Говорят, Рианор сильнее всего там, где родился. Ты же понимаешь, что твой сын тоже Рианор.

— Понимаю, — Сакрум хитро улыбнулся. — Рианор, который вырос в Шамшире, — вот это будет воин!

«Надо как-то предотвратить отъезд Намтара в Шамшир, — подумал Марк. — Надо поговорить с Атанаис».

— Ходят слухи, что ты сбежал за своей невестой обратно в Заземелье, — сказал Сакрум.

— Поэтому ты и прилетел сюда, чтобы убедиться, что это не так?

— Напротив. Я знаю, что если ты сказал, что не поедешь в Заземелье, пока всё не утрясется здесь, ты не поедешь. Честный человек всегда предсказуем.

Марк пропустил последнюю фразу мимо ушей.

— Но тогда почему ты здесь?

— Но где я должен быть? – осведомился Сакрум. – В Шамшире? Мне там пока делать нечего. В Атии? Я устал от мрачного взгляда герцога и натянутой любезности герцогини. Я же знаю, что она готова огреть меня своим голубым огнём в любую минуту. Я мог бы послать в Шамшир Рабинару приглядеть за всем. Но она не согласится. Не хочу её неволить.

— Боюсь, Рабинара не про это. Не про управление государством.

Сакрум помолчал, затем продолжил.

— Рабинара хорошая девочка, но глупая непроходимо. Она позволила себе влюбиться в чужака, своими глазами увидев столько предательств, а когда узнала, что он принц, ей хватило глупости позволить себе любить его дальше и с каждым днём все сильнее. Даже несмотря на то, что он помолвлен с девицей из колдовской семьи и любит эту девицу слепой любовью. Скажи, любишь ли ты Рабинару?

Глава 5. Аваларский танец

Атаргата покинула комнату и смогла занять свои покои уже на следующий день. Жар прошёл, она быстро поправлялась. Её помыли, причесали, переодели, и она довольно плотно позавтракала, разделив свою трапезу с Ишмерай, Амилем и Лейлин. А несколько позже к ним присоединился Александр.

Он вежливо пожелал всем доброго утра, а царице доброго здоровья. Увидев его, Атаргата солнечно улыбнулась и усадила его рядом с собой. Она задавала ему вопросы, а он вежливо отвечал, с достоинством ухаживая за нею за столом.

Ишмерай улыбнулась ему. И Александр затаённо улыбался ей в ответ.

Атаргата непременно намеревалась прогуляться по городу, отчего Ишмерай и Амиль в один голос её отговаривали, но царица желала пообщаться с оставшимися из своего народа. Погода радовалась вместе с царицей, снег таял, а воздух переставал жечь холодом. Весна медленно просыпалась и вскоре должна была вступить в свои права. Конец марта радовал душу необыкновенно.

Фавны танцевали, приветствуя поправляющуюся царицу, а Атаргата грустно улыбалась им, опираясь на сильную руку Александра. Аваларки танцевали резво и огненно, должно быть, ожидая скорое возвращение весны. В Архее фавнов издревле называли детьми луны и лета, поэтому Ишмерай могла понять их радость. От музыки, исполняемой флейтами и барабанами, хотелось непременно пуститься в пляс, и Ишмерай, улыбаясь, притоптывала на месте в своём светло-зелёном платье с низким декольте и слишком облегающей бёдра юбкой.

Разгорячённая музыкой своего народа, Атаргата заявила, что через два дня намерена устроить в замке танцы Весны, посвящённые богине луны. Фавны обрадовались, а Атаргата объяснила, что танцы Весны несут много любви и посвящены любви. Как правило, добавила Атаргата мысленно, обращаясь к Ишмерай, через девять месяцев после этих танцев в Аваларе рождается очень много детей. Эти танцы были любимы мужчинами, ибо женщины наряжались и пускались в бесконечный страстный пляс.

Грядущим танцам обрадовалась и Ишмерай. Ей тоже хотелось станцевать аваларский танец. И станцевать его для Александра.

Она не могла вспомнить день и час, когда улыбка Александра, его взгляд и голос начали подогревать её сердце на медленном и мучительном огне. Но она помнила ту неистовую и дурманящую радость, когда он вернулся с войны в Кедаре, когда он провёл с ней её день рождения, как они поцеловались впервые, когда он танцевал с ней на глазах у Вильхельмины и всех гостей на помолвке Мэйды.

Смотрел ли он на Вильхельмину или любую другую женщину так, как смотрел на Ишмерай? Рискнул бы он жизнью так, как рискнул ради неё на судебном процессе?

Быть может, после возвращения в Архей им было суждено расстаться, но Ишмерай осознала, что время, отпущенное им до этого расставания, она желала провести с ним. Зачем отталкивать его, когда можно наслаждаться каждой минутой, наполненной им? Каждой его улыбкой, взглядом и прикосновением?

Вечером же Ишмерай пришла к Атаргате и сообщила, что желает научиться танцевать также, как девушки её народа. Хотя бы немного. Тотчас Атаргата подозвала аваларку по имени Аймейра, и та, прежде чем начать свой урок, поведала Ишмерай о значении, которое носил этот танец.

То был танец любви, любви свободной и горячей, любви, ведущей к вечному воссоединению двух любящих душ. Нередко окончание танца знаменуется соединением пар, их уединением под покровом ночи и актом любви. Подобные отношения разрешались до брака, однако строго карались, если аваларцу или аваларке вздумается предать свою половину и изменить ей. Поэтому фавны были осторожны в любви и на празднике Весны танцевали только с теми, с кем намеревались провести всю жизнь. Предложением руки и сердца аваларец ставил точку в решении быть вместе с той, с кем танцевал на празднике Любви. Разводы были строго настрого запрещены. Намерение развестись со своей супругой или супругом каралось изгнанием.

— На моей земле разводы возможны и крайне не приветствуются, — сказала Ишмерай. – Однако не караются изгнанием.

— Брак – это святое, — молвила Алмейра. – Это единение душ при шисни и после смерти. Богиня Атарагата любит любовь и любит таинство брака. В свои лунные чертоги Атаргата пускает лишь тех, кто был хорошим мушем или хорошей супругой. Если супруг улетел в лунную ночь раньше своей супруги, он дошидается её в лунных чертогах. И когда супруга воссоединяется с ним, на небе появляется новая свесда. Мы шивем и любим, чтобы воссоединиться в новой свесде и быть со своими вослюбленными вечно. Мы не боимся любить. Мы мошем существовать вне брака всю шиснь, но всё это время мы будем любить. И таинство любви совершится черес два дня. Черес два дня мы будем танцевать и любить.

— И у многих через девять месяцев после этой ночи родятся дети? – отчаянно краснея, пролепетала Ишмерай.

— Верно, — кивнула Аймейра.

— Как интересно… — выдохнула Ишмерай, почувствовав, как загорается. – Так ты сможешь поучить меня?

— Сачем тебе этот танетс? – осведомилась Аймейра.

— Я хочу танцевать перед тем, кого я… кто мне нужен…

— Тантсевать перед тем, кто нушен, недостаточно. Этот танетс обладает своим ясыком. Если ты вслух не говоришь о том, что любишь, ты говоришь это тантсем. Аваларки начинают танетс и если авалартсы присоединяются к ним – они проведут вместе ночь и всю шиснь. Отступать нелься. Либо ты тантсуешь, либо нет.

Корсаж стал ей несколько тесен. Казалось, грудь разбухла от томления.

— Ты шелаешь тантсевать танетс перед тем солнтселиким мушем? – вдруг спросила Аймейра с лукавой улыбкой.

Ишмерай, густо покраснев, кивнула.

— У вас ещё не было воссоединения? – изумлённо вопросила аваларка, и Ишмерай, вспыхнув, скованно ответила:

— У нас это вовсе не принято до свадьбы.

— Какая досада, — последовал ответ. – У многих ис нашего народа свадьбы собираются довольно долго. Поэтому соединяются до неё… Мой тебе совет, тантсуй перед ним и откройся ему для любви Ночью. Быть мошет, у вас это не принято, однако шиснь наша полна опасностей. И лучше успеть вам поклясться друг другу в любви после Тантса. И ты красива, Дитя. Он красив. Той Ночью вокруг вас будет столько любви, что вы не устоите.

Глава 6. Завет Рианора         

Камень пещер сомкнулся вокруг путников ледяным плотным кольцом. Факелы горели надеждой во тьме, и свет, расправляя крылья, парил над отрядом, развевая мрак и прокладывая путь во мгле.

Аваларцы во главе со своей царицей, а также Ишмерай, Александр, Лейлин и атийцы спустились в подземелье через полторы недели после возвращения Атаргаты. Путников было не более ста пятидесяти. Мулы тащили тележки с детьми, женщинами и поклажей, аваларские мужчины ехали верхом, Атаргате же атийцы предоставили хорошего коня, несмотря на то, что царица держалась в седле неуверенно. Но после того как Ишмерай обязалась ехать рядом с ней, Атаргата выпрямилась и приподняла голову, показывая, что она бесстрашна.

В последнюю ночь перед отъездом фавны молились, а люди молча стояли рядом с ними и поддерживали их. С рассветом фавны заперли ворота, свои дома, собрались в замке и спустились в подземелье. На просветлённых лицах их не было горечи и слёз, но была надежда и счастье от встречи с царицей.

Атаргата держалась рядом с Ишмерай и учила её красивым фавнским молитвам.

— Ты Дитя Солнца, а я Дитя Луны, — улыбаясь, говорила ей Атаргата. – Но если ты поприветствуешь молитвой Луну, она будет благосклонна к тебе. Знаешь ли ты молитвы Шамаша?

— Нет, — ответила Ишмерай.

— Я научу тебя…

По подсчётам Амиля в Архея они должны были оказаться со стороны Орна через две-три недели. Остальные пути были завалены.

Ишмерай старалась не обращать внимания на грозное недовольство Амиля и на ту неприязнь, с которой он смотрел на Александра. Должно быть, он обо всём догадался. Но Ишмерай было всё равно. Ибо после их первой ночи они не расставались почти ни на минуту. И все последующие ночи провели в любви.

Они просыпались в объятиях друг друга, дарили друг другу долгие нежные поцелуи, прикосновения, придавались своей пылкой истомной любви, завтракали, выходили прогуляться, порой девушка ему пела, а вечером Александр вновь заключал свою Ишмерай в объятия, и они погружались в сладостные минуты хрупкого и нестерпимого счастья.

Глаза мужчины счастливо сияли, он весело смеялся и наслаждался обществом своей возлюбленной. Ишмерай не знала, что он умеет быть таким. А она никогда не знала, что может так любить. Лица атийцев озарялись улыбками, когда они видели дочь герцога – дивно похорошевшую за последние дни, без чёрных линий на руках и шее, которые вдруг исчезли, весёлую и сияющую.

У неё выросли крылья и истомно ныло сердце. Она была безоблачно счастлива и старалась не думать о Кунабуле. Она отдала себя Александру полностью, без оглядки и теперь не могла с ним расстаться. Они стали неразделимы, как неразделимы звезды с луной, а весна с летом.

Она чувствовала над собой, слабой и трепещущей, его безграничную власть, абсолютную, монархическую, и с благоговейным восторгом, почти со страстной собачьей преданностью принимала её, готовая броситься на кол, на терновник, разодрать свою душу в клочья, лишь бы с ним всё было хорошо, лишь бы он был здоров и весел. Она никогда не думала, что можно полюбить так сильно, что можно забыть всё и всех, даже себя, даже свои беды, всё в мире, кроме человека, кому она целиком и полностью отдала свою душу, растерзанную, разорванную, растрёпанную, но всё ещё живую и сильную, и он принял её, отдав взамен свою.

Каждую ночь она умирала от любви, утром воскресала, чтобы потом умереть вновь. Поцелуями изучила она его тело. Его комната стала для них другой стороной неба. Как только Ишмерай запирала дверь, она оказывалась в недосягаемом для посторонних мире, полном чудес и счастья, где никто не смел мешать им, где от любви кружилась голова и разрывалось сердце, где нельзя было думать о тьме прошлого, где будущее казалось золотистой радугой, где был Александр.

С Марком всё было иначе. Она знала его с детства, давно привыкла к нему и была влюблена в него, должно быть, с их первой встречи, однако осознала это только два года назад. Никто и ничто не препятствовало их любви, а свадьба их казалась вполне естественным исходом их многолетней дружбы.

Отношения с Александром всегда были непредсказуемы. Их обоих бросало то в пламя, то в лёд, они сближались, отдалялись и сближались снова. Но, несмотря на кабрийцев, на Вильхельмину, Бернхарда, Хладвига, костры и угрозу смерти, они вновь и вновь находили друг друга.

Ишмерай не ведала и боялась гадать, к чему придут они в своих чувствах и каково их будущее. С тех пор как не стало Марка, она боялась загадывать наперёд. Каждый взгляд Александра, подаренный ей, каждое слово и каждое прикосновение были слишком ей дороги. Но каждый шаг, приближающий их к дому, всё чётче рисовал перед ней вероятность их скорой разлуки. До чего радостным он стал, как только отряд выступил в путь. До чего ярко сияли его глаза. И до чего сильно, должно быть, измучился он вдали от родного дома.

Тоннели были тёмными, извилистыми и узкими. Амиль сказал ей, что из Архея герцог привёл их этим путём, однако правая, самая короткая ветвь развилки обвалилась, и им оставалось идти по другой. Она была короче, чем другая, ибо на свет Божий выводила быстрее, однако продолжалась очень длинным путём, по горам, по каменистым полям, мимо глубоких холодных озёр. Атийцы почти не имели представления о том, каков должен быть этот путь, но из наблюдений других разведчиков, эта дорога спускалась к Орну.

— Это хорошо, что мы прибудем в Архей со стороны Орна, — рассуждал Амиль. – Там мы сможем немного отдохнуть и набраться сил.

— В Орне хорошо знают моих родных, — ответила Ишмерай. – Акил и Атанаис учились там. И Августа, воспитанница моей матери, работает там. Ах, Амиль, как только я ступлю на землю Архея, боюсь, я лишусь чувств от счастья!

— Буду откровенен, мы тоже лишились надежд на возвращение… — улыбнулся Амиль. – Вернуться домой, не выполнив приказ герцога, — слишком тяжкий позор.

— И вовсе нет! – негодующе воскликнула Ишмерай. – Я более не позволю отцу обращаться так с теми, кто верно служит ему… Но ты так и не рассказал, где вы были и что делали.

Глава 7. Я люблю тебя

Ишмерай сидела на краю огромной пропасти и любовалась прекрасной долиной, которая переливалась всеми оттенками новорождённых изумрудов и малахитов. Золото накрывало долину, даруя ей сияние. Реки лазурными змейками опоясывали её, и Ишмерай захотелось искупаться в них. Она закрыла глаза и вдохнула горный воздух, подкреплённый ароматом апреля – поры возрождения и новых надежд. Одна неделя…

Ещё несколько дней, и они прибудут в Орн.

— Встань с камня сейчас же! – услышала хмурый голос. – Простудишься!

Александр взял её на руки, пересадил к себе на колени и оглядел округу.

— Чтобы я больше такого не видел, — рыкнул он. – На камнях она сидит!

— Хорошо-хорошо, — промурлыкала та.

Он был так красив и силён, так заботлив и нежен. Как будет жить она без него? Как отпустит его от себя?

— Почему ты пристально разглядываешь меня? – удивлённо спросил мужчина. Её мужчина.

— Запоминаю твоё лицо, чтобы оно шрамом запечатлелось на моей памяти, — грустно прошептала Ишмерай, вздохнула и поцеловала его губы.

Она целовала его так, словно от этого поцелуя зависела её жизнь. Ее длинные распущенные волосы упали ему на лицо, он запускал в них руку, касался ее лица и шеи, он прижимал ее к себе со всей силы, они дышали друг другом, а когда Ишмерай, забывшись, начала покусывать его губы, он лицом прижался к ее шее и начал истомно целовать ее.

«Хватит, довольно!» — подумала она, совсем опьянев, приподняла голову его к себе, коротко нежно поцеловала и обняла, зажмурившись от боли.

— Мы скоро будем дома… — прошептал он.

— Да. Немного отдохнём в Орне, потом я хочу заглянуть в Атию, в Кеос…

— А потом мы с тобой поедем в Полнхольд. И там поженимся.

— Ты хочешь пожениться в Полнхольде? – Ишмерай поглядела на него.

— Да. В небольшой церкви рядом с моим имением. Моя тётка с ума сойдёт от счастья. Уверен, они с сестрой меня уже похоронила. Я так хочу познакомить тебя с ними.

Ишмерай улыбнулась и тихо сказала:

— Большая честь для меня.

— Я буду очень рад, если ты полюбишь их.

Ишмерай поглядела ему в глаза и почувствовала, как сердце её начинает биться быстрее.

— Я с удовольствием съезжу с тобой в Полнхольд, выйду за тебя замуж там, где ты скажешь, познакомлюсь с твоей семьёй. Но может случиться так, что сначала мне придётся поехать в Кунабулу. Должно быть, ты уже понял…

— Я всё понял, — помрачнев, ответил Александр и поднялся на ноги. – Я всё понял ещё на площади в тот день, когда меня собирались казнить, когда ты, которую я уже считал погибшей, вдруг появилась и начала разбрасывать стражу одним взмахом руки. И я сразу понял, что сделает с тобой король Карнеоласа и его советники. Они разорвут тебя за ту мощь, которой ты обладаешь. И чтобы этого не случилось, я намерен защищать тебя от этих стервятников.

Ишмерай невесело рассмеялась и осведомилась:

— Как это?

— Я буду везде сопровождать тебя. Я поеду за тобой в любую сторону, в любой край. Даже если теперь тебе вздумается вернуться в Аннаб, я поеду за тобой. Полагаю, даже Кунабула не так темна, как этот проклятый город.

Ишмерай тихо засмеялась и прошептала:

— Ты представлял когда-нибудь, что скажешь мне такие слова?

— Нет, — пожал плечами Александр, коснувшись её волос, не сводя с неё взгляда. – Но теперь я счастлив, что говорю тебе это. Я счастлив, что поехал в Заземелье, исполняя поручение твоего отца, и я счастлив, что, разлучив нас, судьба свела нас снова в таких далёких землях, при таких удивительных обстоятельствах. Лишь об одном жалею – что мы не открылись Аннабу раньше, что продолжали лицемерить и изображать из себя двух неприятелей. Но теперь всё позади. И я более не намерен скрываться. Вся жизнь моя теперь связана с тобой.

Ишмерай уткнулась лицом в его грудь и прослезилась. От страха и любви. Он взял её лицо в руки и прошептал:

— Что случилось?

— Я боюсь за тебя.

— Мы через столько прошли. Должна же нам быть за это хоть какая-то награда.

— Какую награду ты хочешь получить? — усмехнулась Ишмерай, вытирая слёзы.

— Что бы ты стала Ишмерай Сагдиард. По закону.

— Ишмерай Сагдиард Алистер Праций, — с удовольствием мурлыкнула та.

— Слишком длинно, — Александр поморщился. — Мадам Сагдиард. В самый раз.

— А какую награду получу я?

— Покой и размеренную жизнь, — ответил Александр. — Никаких демонов и мыслей о Кунабуле. Только обо мне. И о нашем будущем.

— Эгоист… — усмехнулась Ишмерай, целуя губы возлюбленного.

— Ты даже не представляешь, какой!..

Отряд остановился на привал вечером, и Ишмерай с Атаргатой направились к ручью. Царица отказалась от помощи девушек и пожелала взять с собой только одну подругу, чтобы та помогла ей помыться.

— Скажи мне, Атаргата, ты когда-нибудь слышала шёпот в своей голове? — спросила Ишмерай.

— Чей шёпот?

— Я не знаю. Просто шёпот. Много шёпота, много голосов. И все они темны. Они доносятся до меня тёмным эхом, постоянно что-то говорят.

— Они угрожают тебе? – светлые брови Атаргаты нахмурились.

— Два года назад мне являлся Калиго и угрожал мне. Но когда меня увезли в Кабрию, голоса пропали. Вернулись незадолго до суда и с тех пор почти не отпускали.

— Нет, Ишмерай, я не слышу голосов в своей голове. Лишь твой. Полагаешь, Кунабула говорит с тобой?

— А она может говорить со мной? – спросила Ишмерай, невесело усмехнувшись. – Если так, то дело дрянь. О чём ей говорить со мной?

— Не тревошься, дитя Солнтса, — улыбнулась Атаргата. – Я буду сащищать тебя.

— Ты себя защити, — усмехнулась Ишмерай, не переставая слышать голоса, которые густым туманом клубились в её голове. Сегодня они были на редкость беспокойны.

Страшная боль вдруг окатила её голову, когда Ишмерай помогала Атаргате одеться. Она пришла словно ниоткуда, схватила её и сдавила горло и лоб, окатив тело обжигающим огнём. Ишмерай застыла и услышала тёмные голоса, отчётливые, словно кто-то стоял рядом с ней и шептал ей в ухо: