Наследство барышни Грекхэм

Вместо пролога

Вагон-салон поезда «Лиран – Дурбан» Императорской железнодорожной компании никогда не пустовал. Даже поздней ночью, когда, казалось бы, пассажирам положено спать. Даже ранним утром, когда стюарды меняли фраки на рабочие куртки и глухие фартуки, чтобы смахнуть пыль со светильников, протереть зеркала, стекла, бронзовые дверные ручки и почистить ковры. Ну а в послеобеденные часы здесь иногда сложно было найти свободное место.
Кресла с мягкой плюшевой обивкой стояли в простенках между высокими окнами, и перед каждым к полу была прикреплена удобная ступенька-подставка для ног. Окна давали много света, отражавшегося в зеркалах на противоположной стене вагона. Так что те, кто хотел провести время с книгой, использовали удобные столики между креслами – освещение было прекрасным.
Но большинство путешественников, направлявшихся из холодной даже в первый месяц лета столицы к теплому морскому побережью, предпочитали живое общение. Вот и сейчас салон был полон. Среди солидных господ и дам особенно выделялась группа молодых людей, которые без стеснения обсуждали самые разные темы, начиная от канонических текстов из книги Единого и заканчивая последними событиями светской жизни Лирана. Другие пассажиры, кто со смехом, кто всерьез вступив в разговор, давали советы или пытались пристыдить бесцеремонных попутчиков.
- Каждый сам вправе выбирать, в кого или во что верить, - небрежно покручивая на пальце изрядных размеров перстень, заметил кудрявый черноволосый и черноглазый юноша в ответ на чье-то «Единый высоко, он все видит». – И это не мои слова, господа. Кто не согласен с указом Его Императорского величества о веротерпимости, может громко и смело сказать об этом.
- Позвольте, в кого же и верить, как не в Единого Всерадетеля нашего? – искренне удивилась миловидная дама, одетая в традиционный дорожный костюм из юбки и жакета кофейного цвета.
- Вера в Единого – основа нашего общества! – горячился немолодой уже господин с лицом, изрезанным морщинами, и мутноватыми от частых возлияний глазами. – Церковь дает народу нравственный стержень, держит в узде низменные инстинкты и…
- …и запугивает нас тролльей бездной, но лично я предпочитаю испытать все земные наслаждения, а уж что будет после смерти с моей дряхлой плотью – плевать, - перебил его молодой человек с типичной для северных мест внешностью.
Светлые волосы, светлые глаза, бледная кожа и крепкий костяк – такими были предки-завоеватели, основавшие когда-то Скелфенгардскую Империю. Теперь она простиралась от холодного Северного моря до теплого Южного, объединив огромную территорию. Лишь благодаря железной дороге из Лирана до Дурбана, крупного порта на юге, можно было добраться за четверо суток.
- Гораздо больше меня интересуют девушки с Кимерита, - поддержал приятеля черноволосый красавчик. – На вид – сущие дикарки, но как танцуют!
- А вам довелось посмотреть? – понизив голос, немедленно спросил немолодой господин. – Это правда, что…
- Томас! – вскочила со своего кресла дама средних лет. – Немедленно уходим, и больше из купе – ни ногой! Пастырь сказал, что иноверцы – зло! Уж если кимеритские ведьмы заколдовали … - тут она словно прикусила язык и, ухватив супруга за рукав, потащила к выходу.
Молодые люди расхохотались. А вокруг сразу же собрались трое мужчин постарше и продолжили расспросы.
- Вы действительно видели танец кимериток?
- Одной или нескольких?
- Это?..
- Это просто танец, господа, и ничего более, - веско ответил блондин. – Моя семья была приглашена в императорский дворец на один из концертов, которые давали девушки из посольства.
Столица вот уже более полугода была взбудоражена внезапным появлением посольства далекого островного Кимерита, которое признал император, но не признала Церковь. Посольство состояло из одних женщин – юных красавиц и зрелых матрон, посвятивших себя Богине, которую они называли Старшей Сестрой. И весь ужас ситуации заключался в том, что Единый Всерадетель по кимеритской версии доводился ей младшим братом. Пастыри Единого бросили императору Алрику Упрямому открытый вызов и проиграли. Посольство осталось в столице, а усердно распускаемые слухи о том, что император околдован, были приравнены к государственной измене. Опровержением занимались тайная полиция, императорская стража и канцелярия внутренних дел.
О кимеритских танцах ходили слухи иного толка – ими девушки якобы привлекали к себе мужчин, пробуждая в них неутолимую страсть и стремление к разного рода безумствам. Бороться с этими слухами оказалось гораздо труднее… Но начало уже было положено – император приглашал на концерты во дворце своих чиновников и членов их семей, которые охотно рассказывали об увиденном всем желающим.
- Говорят, у них на острове совсем нет мужчин, - покачала головой одна из дам, что сидела напротив с вязаньем.
- И странно, что они решились отправить посольство – разве может их островок представлять для нас интерес? – надменно заметил ее сосед, мужчина в возрасте, одетый кричаще дорого. – Иное дело – Канират, наша высокочтимая Императрица, помнится, тоже приехала с посольством…
- Кроме этого, про неё и сказать-то больше нечего, - под нос пробормотала дама с вязаньем. – Только что наследников родила.
- Так и должна вести себя добрая жена, покорная воле мужа и Единого, - громко ответил ей сосед. – Наша Императрица – образец и идеал, стремиться к которому…
- Еще обязательно добавьте, что женский мозг не в состоянии справиться с науками, поэтому всех образованных дам надо собрать в доме скорбных разумом, - язвительно заметила его соседка с другой стороны – дама постарше в золотом пенсне.
В салоне разгорелся спор, в котором не удавалось поставить точку последние пятьдесят лет – с тех пор, как высочайшим повелением женщинам было разрешено получать образование наравне с мужчинами.
- Здесь становится скучно, - заметил своим друзьям до того молчавший юноша с задорным выражением в зеленых глазах. – Вернемся в купе.
- Студенты, - пожал плечами дорого одетый господин. – Кому мы оставим страну? Таким пустоголовым нигилистам?
Молодые люди действительно были студентами. Но назвать пустоголовыми будущий цвет финансистов империи могли себе позволить только их профессора, да и то – в порыве гнева. Блондина, побывавшего на концерте кимеритских танцовщиц, звали Нильсом Хёндерсоном. Его отец был товарищем министра финансов. Черноглазый красавец, любивший крутить на пальце дорогие перстни, был наследником семейства Тривельски, владевшего контрольным пакетом акций Императорской железнодорожной компании.
Третий молодой человек, что пока предпочитал молчать, выглядел намного серьезнее своих друзей. На первый взгляд в его внешности не было ничего примечательного. Высок, плечист – и что такого? Преображала его открытая мальчишеская улыбка, от которой у девиц случались приступы сердцебиения. Впрочем, улыбался он редко, а учился усердно, поскольку был вторым сыном папаши Страйтекса, основавшего самый крупный в империи банкирский дом «Страйтекс и сыновья».
Русоволосый юноша с беспутными зелеными глазами (от многочисленных подружек он получил прозвище «Зеленоглазый тролль») был среди них единственным провинциалом. Его звали Алексом Грекхэмом, и он действительно чем-то походил на Лукавого (по другим источникам – Ехидного) тролля с известной гравюры гениального Вольфоссона «Супружеская ссора». Художник изобразил на ней сердитого мужа и злую жену с раскрытыми в крике ртами, а между ними довольную физиономию улыбающегося олицетворения зла.
Все четверо учились в Лиранской Академии финансов, успешно сдали экзамены и в каникулы хотели отдохнуть с размахом. Но Алексу не повезло: из дома пришло известие, что младшая сестрица сосватана и выходит замуж, поэтому он должен присутствовать на свадьбе. Приятели же собирались на Кимерит, вслед за прекрасными танцовщицами, возвращавшимися на родину.
- Жаль, что Эрнест не смог пробиться в посольский поезд, - падая на своё место у окна, заметил Нильс.
Будущий железнодорожный магнат аккуратно обошел его и уселся на таком же мягком диване с высокой спинкой, что располагался напротив. В императорском спальном вагоне каждое купе было рассчитано на двоих, а билет стоил вдвое дороже, чем в вагоне первого класса. Но семья Тривельски пользовалась привилегиями, так что Эрнест с приятелями ехали с максимальным комфортом практически бесплатно.
- Там было всего-то пять вагонов, и князь Ракульски лично просматривал даже списки стюардов, проводников и машинистов, - пожал плечами Тревильски. – Покушений, что ли, боится?
- Какие глупости, - возразил Нильс. – Император признал Посольство, издал Указ о веротерпимости и отмене Церковного суда, у пастырей давно нет прежней власти. Не знаю, кому еще могут помешать красотки, чья вера отличается от нашей.
Поговаривали, что на Кимерите все еще жила магия Старшей Сестры. В империи и магию, и память о Богине служители Единого уничтожали с тем же старанием, что и огородники, корчующие сорняки.
- Мы живем в просвещенное время, - поддержал его Алекс. – Хотя лично я все равно предпочту подружку, с которой говорю на одном языке. Она при умелом обхождении и спляшет не хуже.
- Ну да, - хохотнул Эрнест. – И споёт.
- Что б вы понимали, - вздохнул Нильс. – Они… живые. Настоящие. И делают живыми всех, кто рядом. Я помню каждый миг того танца…
- Э, дружище, да ты романтик, - хлопнул его по плечу Алекс. – Познакомлю-ка я тебя с Камиллой.
- Да знаю я твою Камиллу, - отмахнулся Нильс. – Вот Бетинья… с ней бы я хотел свести знакомство.
- Ничего, - подал голос Страйтекс-младший. – Мы поплывем с ними на одном корабле. Его хозяин чем-то обязан моему отцу и задержит отплытие. Никуда твоя Бетинья от тебя не денется.
- Единый, и дался вам этот Кимерит, - Алекс расхаживал по купе, благо места было предостаточно. – Примитивный народ: рыбаки, пастухи, вместо города – рыбный рынок.
- У Нильса есть важная цель, – хитро улыбнулся Эрнест. – А мне интересно посмотреть на магию их богини…
- Только не притворяйся, что тебя интересуют богини и магия, - фыркнул Алекс. – Тебя послали, чтоб обзавестись связями и оценить местность на предмет постройки железных дорог. Тебя, - он ткнул пальцем в Нильса – чтобы узнать, стоит ли инвестировать в регион. А тебя, Тео…
- Да я и не скрываю, - ответил Страйтекс-младший. – Папаша подумывает открыть там филиал банка, наши суда ходят туда регулярно, и всем было бы удобно.
- А ты нам просто завидуешь, - ухмыльнулся Нильс. – Потому что мы познаем тайны кимеритских женщин, а ты останешься дома на все лето.
- Да какие там тайны? Они такие же, как все, - снова фыркнул Алекс. – Родная бабка моей кузины – с Кимерита. И знаете, ни тролльих копыт, ни хвоста.
Алекс не завидовал. Слишком хорошо знал, как отличаются кимеритские женщины от остальных. Даже малышка-кузина с детства вела себя не так, как остальные девчонки, а в ней ведь всего четверть островной крови. Ее мать едва не умерла от тоски по рано ушедшему мужу, тогда как родная мать Алекса развелась с отцом и вышла замуж повторно… А бабка, чистокровная кимеритка, и сама владела магией, на которую так мечтал посмотреть Эрнест. Алекс не любил вспоминать, но приятели со своими глупостями взбудоражили омут памяти.
- Бабушка, Алекс не верит в Старшую Сестру, - личико всегда смешливой шестилетней малышки сморщилось, из глаз показались слезы.
- Не плачь, малявка. Я ж для того, чтоб больше ты никому не ляпнула – накажут, - неуклюже попытался успокоить девочку он, одиннадцатилетний школьник, уже знакомый с Законом Единого.
- Детка, мы же говорили, что о Старшей Сестре рассказывать никому нельзя, - вздохнула бабка Нинетта, старуха сорока пяти лет.
- И даже Алексу?! – удивилась кузина.
- Никому – это никому, - поддержал старуху он.
- А почему? – наивные глазенки пытались одновременно смотреть на них обоих.
- Дети, садитесь рядышком. Я расскажу вам сказку, - отставив в сторону плошку с ягодой, сложила руки бабка Нинетта.
- Про Каламею и принца-волшебника? – обрадовалась кузина.
- Это девчачья сказка, - буркнул Алекс.
- Это история про брата и сестру. Ох, и неслухи они были, совсем как вы оба. Однажды мальчишка так разозлился на мать, что взял да и сбежал в другой мир.
- В какой другой мир? – набычился Алекс.
Что сбежать нельзя, он уяснил давно. Надо терпеть отчима и противную визгливую сестру…
- В наш, - просто ответила Нинетта. - Это случилось так давно, что ни людей, ни зверей, ни птиц, ни рыб здесь еще не водилось. Не было лесов, морей и рек. Одни голые скалы и огненные бездны. Конечно, нашему беглецу это не понравилось. Он-то привык жить в хоромах, есть вкусно, пить сладко… Играть, опять же, было не с кем. И решил он сделать…
- Игрушечных солдатиков?
Алекс понимал беглого мальца. Старший брат совсем взрослый, с ним не поиграешь. А солдатиков поломала вредная пискля Агнесс…
- Почти. Только получились у него тролли – а что еще могло получиться из огня и голых скал?
- Настоящие тролли?! – не поверила кузина.
- Да, самые настоящие. Вредные, хитрые, страшные, и играть с ними было совсем не интересно. Загрустил наш братец, махнул рукой на созданных и стал уж было собираться в новый мир, когда нашла его Старшая Сестра. Очень скучала она о брате, но когда увидела, что он натворил, сильно расстроилась. Пришлось потрудиться, чтобы сделать мир таким, каким мы его знаем – с лесами, морями, реками, синим небом, высокими горами, всякой живностью. Тролли очень злились, но сестра была намного могущественней брата и загнала их в огненные бездны. А потом брат вместе с сестрой сотворили людей.
- Нас?
- Ну что ты. Наших далеких-далеких предков.
- А в школе говорят, что нас создал Единый.
- Единый или Младший Брат – суть одна, как ни назови. Но был он не один, а с Сестрой. Не хотел, чтобы снова тролли получились.
- Бабушка, это уже сказка? – вмешалась кузина.
- Это правда, детка.
- Погодите, - потребовал Алекс. – Если троллей создал Единый, то как же они стали врагами?
- Им не понравилось в огненных безднах, - пожала худыми плечами старуха. – К тому же зависть кипела в каждом, как лава. Люди стали любимыми творениями, понимаешь? Тролли не смирились, было несколько ужасных нашествий, но ваш Единый к тому времени уже возмужал, многому научился и смог сам загнать их обратно.
- А сестра ему не помогала?
- Она к тому времени убедилась, что брат сможет справиться сам, и ушла, оставив ему этот мир. Но мы помним про нее, мы слышим ее голос, это она дарует нам свою магию…
- Магию? Пастырь говорит, что нет никакой магии!
- А это уже не сказка, шалопай, - Нинетта мельком взглянула на внучку – та заснула сидя. – Ваши пастыри веками уничтожали магов, теперь их почти не осталось. Но ты, возможно, встретишь одного.
- Я? Встречу мага? – не поверил Алекс. – Это уж точно сказка!
- Думай, как хочешь, - махнула рукой старуха. – Но про нас с Лили никому не говори.
Алекс не мог объяснить, как такое вышло. Только что он сидел под навесом в саду рядом со старухой и ее внучкой, как вдруг оказался на другой стороне улицы. Ноги сами несли его домой. И рассказать сказку о брате и сестре никому не вышло. Нинетта заколдовала его, как принц-волшебник из глупой девчачьей сказки…
Но злиться на старуху не получалось. Она, ее дочка и внучка заменили Алексу семью, относились сердечно и искренне, и он платил тем же. А когда действительно встретил мага, пришлось окончательно поверить Нинетте.
- О чем задумался? – негромко спросил Алекса Тео.
- Да так, ерунда. Жалею, что не попрощался с Крисом.
- Он уехал в полк, - пожал плечами друг. – Навестим его по осени.
Нильс и Эрнест переглянулись, оба немного завидовали дружбе Алекса и Тео с известным путешественником Делонже.
Поезд стучал колесами, приближая расставание, до Уотервилля, родного городка Алекса оставалось всего несколько часов. Их приятели провели весело, с вином и разными вкусностями из вагона-ресторана, не затрагивая больше тему Кимерита.
Когда объявили Уотервилль, Алекс, дружески попрощавшись с друзьями до осени, выскочил из вагона и, подхватив свой легкий чемодан, почти миновал перрон, когда услышал:
- Детка, осторожно, держи корзинку.
Сначала Алекс решил, что обознался, но нет.
- Бабушка, смотри, это же Алекс! Алекс!
- Цветок? Мадам Нинетта? Что вы тут забыли?
Нинетта, загорелая сухощавая дама, одетая в скромное летнее платье, выглядела моложе своих лет: сейчас Алекс уже не смог бы назвать ее старухой. Черные глаза смотрели строго, но, увидев его, она сердечно улыбнулась:
- Приехал, шалопай?
Рядом с ней стояла девочка, нет, уже девушка, среднего роста, с нежным личиком, розовыми губами, расплывающимися в улыбке, и большими серыми глазами. Во взгляде читались и упрямство, и радость от встречи, и желание поскорей забраться в поезд… Ему в глаза бросились полудетская шляпка с ленточками и дорожное платье уже взрослого фасона.
- Лили, - голос Алекса невольно смягчился. – Куда это ты собралась?
- Мы едем на Кимерит! – выпалила она. – Бабушку пригласила в гости ее племянница.
Алекс сжал зубы. Как все не вовремя, клятый остров! Клятая свадьба, иначе он бы нашел способ вернуться в поезд и сопровождать кузину вместе с ее бабкой. Но что понесло их в гости именно сейчас? В голове роились плохие предчувствия.
Он бросил вещи на перроне и поднялся в вагон – второго класса, конечно, Нинетта считала каждую медяшку. Проводник уже поставил ее старомодный чемодан посреди пустого пока отсека.
- Я буду ехать на верхней полке, - радостно трещала кузина, пока он распихивал багаж и помогал обустроиться внизу ее бабке. – А потом мы поплывем на пароходе!
- Лили, зачем? – не удержался Алекс. – Все как с ума посходили с этим Кимеритом!
- Поаккуратней со словами, Александер. Это моя родина, - резко сказала Нинетта.
Алекс снова сжал зубы, беспокойство нарастало. Нужно что-то сделать, иначе, не приведи Единый, с Лили что-то случится!
- В поезде едет мой друг, Тео Страйтекс. Все же двум дамам тяжело путешествовать без мужской поддержки. Я сейчас приведу его.
Не слушая возражений, он выскочил из вагона и побежал вдоль состава. Будто от скорости что-то зависело…
Тео сидел один и просматривал свежую газету, Нильс и Эрнест отправились размяться.
- Тео, скорей! – рыкнул Алекс. – Ты мне нужен!
Тот поднялся, не раздумывая и не задавая вопросов.
- Моя кузина едет с бабкой на троллий Кимерит! – отрывисто бросил Алекс. – Ты должен присмотреть за ними, Тео!
- Присмотрю, - спокойно ответил Страйтекс-младший.
Алекс потащил его за собой. Лили вместе с Нинеттой стояли у окна в своем вагоне. Алекс вскочил в поезд и представил им Тео. Приветствия заглушил истошный первый звонок, Алекс начал говорить другу, что его родственницам нужен надежный попутчик, чувствуя, как тревога отпускает.
Он успел, теперь все должно быть хорошо.
- Ты умница, Алекс, - вдруг похвалила его Нинетта. – Иди, а то твоему чемодану сейчас приделают ноги.
- Спасибо, Алекс, - кузина от души чмокнула его в щеку. – Мы скоро вернемся, ты еще будешь в Уотервилле.
- Я пока останусь с дамами, - внушительно сказал Тео.
Алекс выдохнул, попрощался и сошел под второй звонок. Вокруг его багажа действительно крутился какой-то тип, притворявшийся носильщиком. От пары слов, что не приняты в приличном обществе, тот мигом испарился.
В это время в вагоне второго класса Тео смотрел на Лили.

Глава 1

Бывают в нашем провинциальном городке вечера, когда все безмятежно. Солнце, уставшее за день, греет мягко, без натуги. Вода в каскаде фонтанов на главной улице журчит умиротворяюще, и даже у торговой пристани не услышать ни натужных гудков груженых барж, ни ругани матросов.
Уотервилль, как долька померанца, лежит на берегу Карвины, слегка обмелевшей к концу лета. Ее сине-серые волны тягуче-лениво накатывают на песок в паре метров от набережной. Набережная и фонтаны – главные достопримечательности нашего городка. По вечерам там прогуливаются и престарелые матроны, и семейные пары с детьми, и юные девицы под присмотром гувернанток, и солидные господа.
Возвращаясь со службы, обязательно встретишь одного, может двух знакомых, которые с недоумением проводят взглядом барышню в строгом костюме – белой блузке, серой юбке и жакете, несмотря на жару. Когда-то и я могла гулять вечерами без забот…
Но дома ждет мама, и любимое кресло на веранде, увитой виноградом, плющом и клематисами, и сад, прекрасный сад, на котором отдыхает взгляд, пресыщенный столбцами цифр на рабочих бумагах.
Дом, оставленный нам с мамой покойным отцом, когда-то стоял на самой окраине Уотервилля, но теперь город разросся, во многом благодаря стараниям моего деда, дяди и кузена. Дед - Криспин Грекхэм - начинал с торговли лесом, построил первый завод по производству только что появившегося искусственного камня, а потом стал брать крупные подряды на строительство. Кстати, набережная облицована тем самым искусственным камнем с завода Грекхэма. Чуть позже семейное дело подхватили его сыновья – старший Ладислаус и младший Эдриан.
Эдриан, мой отец, умер, когда мне было около четырех лет. Я помню его очень смутно, только как светлый образ… О причинах смерти мама распространяться не любит, родственники тоже предпочитают помалкивать. Когда папы не стало, мама отдалилась от остального семейства, полностью погрузившись в заботы о своем саде. А к нам переехала ее мама, тоже недавно овдовевшая бабушка Нинетта. Она вела дом, учила и воспитывала меня, но к другой бабушке – Мимозе, вдове деда Криспина – ее никогда не приглашали.
Сворачивая на Генеральскую улицу, где наряду с каменными стояли и вполне добротные деревянные дома с мансардами, небольшие лавочки и известная на весь город пекарня пирожницы Ханны, я вспоминала, как мы ходили сюда с, мир ее праху, бабушкой Нинеттой. Когда расплачусь с оставшимися долгами, обязательно поставлю вместо простого креста добротный памятник.
Осталось пройти совсем немного, улочки становятся уже, дома сплошь одноэтажные, их почти не видно за деревянными заборами в рост среднего мужчины. Наш – видно. Наш забор – живой, из непролазных кустов колючего шиповника, а за ним яркие куртины и клумбы, цветы в которые мама подбирает в одной тональности: желтая клумба из рудбекий, гелиопсисов, подсолнечников и георгин, голубая – из дельфиниумов, колокольчиков, вероники, льна и лаванды, красная – из роз всевозможных сортов и оттенков… И лилии. Много лилий. Белых, розовых, желтых, бордовых, персиковых…
Домик, увы, выглядит не так ярко и празднично, как сад. Если бы он почти полностью не оброс с одной стороны виноградом, с другой – клематисами, а где-то и белым шиповником, можно было бы заметить и трещины на штукатурке, и слегка покосившиеся оконные рамы. Но я люблю и старое крыльцо, и деревянную крытую веранду со скрипучими половицами, и нашу уютную кухню-столовую с кружевными салфетками на горке с посудой и пузатым, еще бабушкиным, медным чайником.
На веранде стоят два кресла, в которых так славно сидеть, глядя в сад, и пить чай. В прохладные вечера можно взять плед, а в такую жару, как сегодня, я ставлю чашку на широкие перила, пусть немного остынет…
- Лили, дорогая, ты уже дома?
Мама… только ей я позволяю называть себя Лили, дорогой и иногда деткой. Для всех остальных мое имя – Лилия. Лилия Грекхэм, и никак иначе. Правда, есть еще кузены, для которых я тоже делаю исключение…
- Да, мам. Я дома.
Она, как всегда, в саду, предается своей страсти - сажать, пересаживать, удобрять, поливать - но раз я вернулась, то и ей пора показаться на садовой дорожке. Моя мама – до сих пор красивая женщина с большими серыми глазами, прямым носом и небольшим ртом капризной кокетки. Правда, от постоянной работы в саду кожа загорела, а руки загрубели… И еще эти морщинки у рта… Она часто улыбается, но в глазах всегда грустинка. На голове – пестрый платок, в руках – рабочие перчатки и небольшая тяпка, подол светлого платья в легкомысленный горошек заляпан грязью.
- Тебе пришло приглашение – возьми на моем рабочем столе, руки были грязные, и я оставила его там.
Там – это в маленькой комнатушке, больше похожей на склад, где мама ведет свой садовый дневник, хранит кучу разных пакетов и пакетиков с семенами, рабочую одежду и небольшой инвентарь. Я со вздохом встала и пошла за приглашением.
Мама поднялась на веранду и прошла следом за мной. Пока она переодевалась, я недоуменно крутила в пальцах карточку лавандового цвета с траурной фиолетовой рамкой.
«Лилия Грекхэм приглашается на оглашение завещания безвременно почившего глубоко любимого…»
- Мама, что это?!
Она выглянула на кухню, увидела, что я держу в руках, и ответила:
- Умер твой дядя Ладислаус.
- А при чем тут я?
- Приглашают всех родственников по папиной линии.
С большинством этих родственников я бы с радостью не имела ничего общего. Одни только тетка Лаванда с бабушкой Мимозой могли довести до слез парой колких замечаний. А ведь были еще и тетка Милисента со своей дочуркой Агнесс… Старшие сыновья тетки Милисенты от первого мужа – мои кузены Демьен и Алекс – пожалуй, единственные нормальные члены этой семьи.
С Алексом нас связывает дружба, начавшаяся еще в детстве. Брат старше на пять лет, но всегда проводил со мной много времени. Развлекал, если было скучно, утешал, если я ревела, разбив новую чашку, был поверенным моих детских тайн… Он часто бывал в нашем доме, тяжело переживая развод родителей. Мне же, рано потерявшей отца, его внимание было не просто важным - необходимым.
Бездумно глядя на карточку с траурной каймой, я вспоминала прочих «родственников по папиной линии». После деда Криспина главой семьи должен был стать дядя Ладислаус, но… случилась какая-то темная история, после которой последовал его развод с теткой Милисентой. Дядя уехал из Уотервилля, лично я о нем больше ничего не знала. После смерти моего отца главой семьи номинально стал Демьен, старший сын дяди. Номинально, но не фактически, потому что был еще несовершеннолетним. А тетка Милисента вышла замуж за управляющего их успешной строительной компании г-на Фридриксена. Плодом этого союза и стала очаровательная Агнесс, которую терпеть не могли сводные братья и я. После заключения второго брака ни Милисента, ни тем более ее дочка не носили фамилию Грекхэм, однако избежать встречи с ними в доме тетки Лаванды и бабушки Мимозы представлялось маловероятным. Их там, в отличие от меня, привечали.
- Твой чай остыл, - напомнила мама.
- Думаешь, дядя Ладислаус оставил что-то тебе или мне? – спросила я и сама же ответила: - Наверняка нет. Значит, и ходить туда незачем.
Я бросила приглашение в мусорную корзину и взялась за чай. Настоящий чай из Канирата – дорогое удовольствие, поэтому я всегда добавляю в заварочник пряные травы из маминого сада. Чабрец, мелиссу, или зверобой, впрочем, перечислять можно долго. И вкусно, и средства экономит, ведь жить вдвоем на жалованье младшего клерка – это искусство, которым я за два с половиной года овладела не вполне.
Все дело в том, что на свой сад мама никогда и ничего не жалела. Диковинные саженцы и семена экзотических растений ей привозили отовсюду. Она первой в нашем городке приобрела новомодные поливальные шланги, с которыми, безусловно, проще, чем с ведрами. К ней приходил хозяин скобяной лавки господин Стетсон с каждым свежим каталогом садовых инструментов. И постепенно все сбережения, которые смог накопить отец, ушли в землю, как уходят грехи людские в бездонное чрево Главного тролля. Справедливости ради надо сказать, что земля в ответ на мамину заботу расцветала, словно по волшебству.
Сад Флоранс Грекхэм стал третьей достопримечательностью Уотервилля. Поэтому нередко мамины знакомые просили ее показать садик своим гостям. Когда я в шутку предложила брать за это чисто символическую плату, чуть не довела мать до слез. А в результате я плачу по счетам, и просвета все не видно…
- А как дела на службе? Ты выглядишь уставшей, - с легким беспокойством сказала мама.
- Все очень хорошо, не волнуйся.
Не говорить же ей, что старшие клерки сваливают на меня свою работу, а главный счетовод спит и видит мое прошение об увольнении. Не дождется. Я Грекхэм, я справлюсь. И плевать на косые взгляды и рассуждения о том, что барышня из приличной семьи работать не должна.
- Я и не волнуюсь, детка. Ведь ты у нас финансовый гений, ты всех их... как ты говоришь… пере-вы-под-рассчитаешь!
Финансовым гением мама называет меня потому, что я с детства могу «перевыподрассчитать» (словечко Алекса) что угодно. Даже умножить два трехзначных числа в уме. Математика давалась так легко, что даже начальница нашей Уотервилльской женской школы, вручая аттестат, сказала: «Чрезвычайно одаренная девица». Ну а потом – опять же благодаря Алексу – я поступила в Академию банковского дела и финансов в Лиране – столице империи. И закончила ее почти три года назад.
Хорошие были времена… Из сада потянуло легкой прохладой. Мама спросила про ужин и, когда я отказалась, ушла строчить заметки в своем садовом дневнике. Хорошо, что она не стала спорить и настаивать, чтобы я все-таки пошла на это оглашение.
Телефонная трель разбила мой едва наметившийся отдых на мелкие осколки. Признаю, цивилизация нуждается в подобных вещах. В Лиране я пользовалась телефоном по несколько раз на дню, но здесь, дома, вечерами… Звонки нервировали, а установка вылилась в кругленькую сумму.
Пришлось брать ссуду в банкирском доме «Страйтекс и сыновья», в филиале которого я и служу младшим клерком, униженно вымаливая у господина управляющего самый маленький процент. Управлял нашим филиалом один из сыновей - Тео Страйтекс. Странный тип. Лучший друг Алекса еще по Академии. Взял меня на службу исключительно по протекции. Но в последнее время казалось, что странности господина управляющего, его нелюдимость, строгость со служащими, нетерпимость к дамам постоянно усиливались. Во всяком случае, дав поунижаться вволю, Тео разрешил мне взять ссуду. Расплачиваться пришлось полгода.
Я медленно шла к аппарату с тайной надеждой, что кому-то надоест ждать. Но абонент был настойчив. Сняв громоздкую трубку, услышала, как на другом конце провода жизнерадостный Алекс весело прощался с кем-то, одновременно здороваясь со мной.
- Эй, Цветок, как дела, как жизнь? Передавай мой поклон тетушке Флоранс.
- Непременно. У тебя что-то срочное? Я очень устала.
- О Единый, Лили, чем ты занимаешься на службе? Ведь Тео обещал мне, что даст тебе самую легкую работу младшего клерка.
- Об этом поговори с ним, а не со мной.
- Непременно поговорю. А сейчас о новостях: недавно мы с Демьеном осиротели.
- Соболезную.
- Да брось, Лили, ты же знаешь – никто из нас никогда особо не любил отца, а уж после того, как он бросил мать, оставив нам в наследство господина Фридриксена и сводную сестрицу, никаких чувств и вовсе не осталось.
- Да, но…
- Словом, Лили, я бы хотел, чтоб ты присоединилась ко мне в ресторане «У Моник». Так что, дорогуша, одевайся, причесывайся, сделай себе приличное лицо, наконец…
- Ты хочешь сказать, что обычно я хожу с неприличным лицом?! – пришлось перебить кузена, пока не заговорился окончательно.
- Нет, что ты, с очень, очень приличным! – быстро пошел на попятный Алекс. – Но у меня же горе! И ты должна поддержать своего любимого братца, так что жду, – и он повесил трубку.
Алекс любит оставлять последнее слово за собой. И вместо того, чтобы в тишине посидеть на веранде и насладиться закатом, мне пришлось одеваться, быстро делать прическу, благо короткие волосы позволяли слегка взбить их и зафиксировать парой заколок. А про «приличное лицо» он зря сказал. У меня красивая гладкая кожа и мамины глаза, пусть терпит такой, какая есть. Даже губы не подкрашу.
Предупредив маму, куда иду, я накинула на плечи легкий шелковый палантин и вышла из дома. Вокруг по-прежнему царила безмятежность, до ресторана я добралась примерно за двадцать минут. С госпожой Моник мы были на дружеской ноге, зарабатывая на жизнь самостоятельно. Только ее осуждали меньше – все-таки вдова, дело досталось в наследство от мужа. А я – девица. Это в столице на работающую барышню из хорошей семьи давно глядят без неприязни. Иное дело провинция…
За столом, на который мне указала госпожа Моник, помимо Алекса, находился и его друг господин Страйтекс. Я подошла с деревянным выражением на лице. Оба вежливо поднялись, Алекс отодвинул стул, а Тео учтиво поцеловал руку со словами:
- Барышня Грекхэм.
Будто мы не виделись сегодня днем! Пришлось слегка склонить голову и улыбнуться.
Затем я уселась, и мужчины продолжили свой разговор так же непринужденно, как и до моего появления. Я чувствовала себя довольно неловко. Тео Страйтекс целует мне руку… Хотя… сейчас я для него не служащая, а кузина друга.
В небольшом помещении уже зажгли лампы, создающие лишь какое-то подобие освещения, на крошечной эстраде было пусто, как и за большей частью столиков. Уотервилльцы еще чтили наставления пастырей Единого, одна из заповедей которых звучала примерно так: «Посвящай дни свои труду, а вечера семье и Единому». Особенно в будни.
И когда Тео быстро свернул свое общение с Алексом и коротким кивком головы попрощался с нами обоими, я была ему благодарна.
- Не слишком-то ты торопилась, – заявил мне двоюродный братец, как только мы остались одни. – А я хотел, чтобы вы с Тео поговорили.
- О чем мне с ним разговаривать? Ты вызвал меня сюда, чтобы я поддержала тебя в твоем якобы горе, а сам…
- Лилия, нужно обсудить наследственное дельце.
- Какое еще дельце?
- Мы с Демьеном отказываемся от наследства почившего папаши.
- Ты шутишь?! Нет, видно, наследство совсем ерундовое, - догадалась я.
- Обижаешь. Все же он был достойным сыном деда Криспина. И в столице развернулся гораздо шире, чем можно себе позволить в провинции.
Интересно, если Алекс так хорошо знал о делах отца, почему раньше никогда о нем не говорил?
- Я не желал и не желаю иметь с ним ничего общего. Демьен со мной согласен – мы не возьмем ни одной медяшки из этого наследства.
- Благотворительность?
- Папаша и так отписал в благотворительный фонд восемьдесят процентов активов. Нет, я хочу, чтобы наследство взяла ты.
- Алекс, а что вы пили с господином управляющим? Не настойку водяных грибов? Говорят, от нее отключается мозг.
- Цветок, выслушай меня. Я поднял все свои связи в Лиране. Папаша был весьма предусмотрителен. Он предвидел, что мы с Демом откажемся от его денег. В этом случае его наследницей становится вдова младшего брата – твоя мать.
- Нет, Алекс, только не мама! Она же все спустит на сад!
- Вот поэтому я и прошу тебя принять наследство. Не отказывайся, я же знаю, как вам с тетушкой Флоранс нужны деньги.
- Но ведь есть еще тетка Лаванда и бабушка Мимоза!
- Поверь мне, они не бедствуют. Дед прекрасно обеспечил обеих, да и Демьен постоянно делится прибылью.
- А… ваша мать?
- Какое отношение матушка имеет к наследству бывшего мужа? Они развелись, скандалить ей никто не позволит.
Я промолчала, признавая справедливость его слов. Да, наследство, пусть даже совсем небольшое, нам с мамой не помешает. Я бы расплатилась с долгами и, возможно, наняла бы расторопную вдову Энгле вести дом, а ее парня Эрика – в помощь маме по саду. И могилу бабушки Нинетты пора в порядок привести, и дом давно требует ремонта…
Алекс много раз предлагал свою помощь, но я всегда предпочитала выкручиваться сама. Теперь он, кажется, нашел такой способ, придраться к которому невозможно…
- Ну, так ты решилась?
- А если я откажусь?
- Будешь дурой. От твоего отказа выиграет только попечитель благотворительного фонда.
- Не знаю… Наверное, ты прав, если все на самом деле так, и завещание прямо указывает на маму…
- Вот увидишь, прямее некуда! Ты согласна?
- Ну, наверное… – протянула я, не веря в реальность происходящего.
- Тогда отметим это событие! – и Алекс махнул рукой официанту, после чего нам принесли два больших фужера игристого вина. Мы выпили за наследство, и я стала собираться домой – ведь завтра в контору!
- А, не переживай, – с умилением глядя на меня, сказал кузен. – Я отпросил тебя у Тео на завтра. Потом зайдешь к нему, обговоришь насчет сроков отпуска, я надеялся сделать это сегодня, но ты так долго собиралась, что он ушел.
- Тебя так с одного бокала развезло? Какой отпуск? Как отпросил???
- Очень просто. Взял и отпросил. А отпуск тебе нужен для того, чтобы оформить и получить наследство. Ведь для этого нужно ехать в Лиран. Но шшшш! Я тебе этого не говорил. Все узнаешь в пятницу!
- В Лиран? Алекс, у меня нет сейчас таких денег…
- Мы с Демьеном дадим тебе взаймы в счет будущего наследства. Привыкай. Ты теперь богата.