Наваждение

Глава 1

КАТЯ

Он стоит и ухмыляется, как будто ничуть не удивлен, увидев меня. Рома выглядит таким довольным, что я хочу подойти и стереть эту дурацкую самодовольную улыбку с его лица.

Вместо этого я стою как вкопанная и мое сердце так громко колотится в груди, что, клянусь, все в комнате должны это слышать.

Роман Громов.

Воплощение дьявола.

Дьявол с самыми голубыми чертовыми глазами, которые я когда-либо видела, находиться сейчас у нас дома.

Его взгляд задерживается на мне.

Единственное, о чем я могу думать, это когда видела его в последний раз — тепло дыхания на моей шее, которое заставило извиваться от предвкушения присутствия внутри, и то, как он прикусил край верхней губы. Это заставило меня вскрикнуть, не зная, испытываю ли я удовольствие или боль. Когда кончик его достоинства прижался к моей сокровенной части, я вздрогнула, и Рома странно посмотрел, — Принцесса, скажи, что ты занималась этим раньше?

Я заставила себя рассмеяться, пытаясь казаться более непринужденной, чем было на самом деле. В отличие от Громова, у меня не было в этом абсолютно никакого опыта. Я была Маленькой Мисс Совершенство всю свою жизнь. Дочь депутата. И у отца были определенные ожидания от меня.

И никто не пытался залезть мне в штаны. За исключением Ромы, которому наплевать на правила и ожидания.

Неделю назад я приняла решение. Хватит быть синим чулком.

Я уже взрослая, 20 лет все-таки. Отец отправляет меня за границу, где ждет престижная работа и уж точно я туда не поеду с нетронутой девственностью.

Я сама написала ему.

— Скажи мне, принцесса, — прошептал он почти рычащим голосом, — Это не первый раз, не так ли?

— Конечно, нет, придурок, — солгала я, сжав челюсти, выдавливая уверенность, которой определенно не чувствовала, — Ты собираешься меня трахнуть или как?

Голос отца вернул меня в реальность, — Катюш, — сказал он, — Ты знаешь Романа?

Знаю ли я Рому Громова? Мне кажется или мои щёки горят? Наверняка все присутствующие здесь видят, что написано у меня на лице.

Я его знаю только в самом библейском смысле.

Знаю, какой он на вкус.

Знаю, какой у него член, когда он входит в меня.

Знаю, каково это, когда кончаю, впиваясь ногтями в его плечи и цепляясь за тело, словно боюсь, что меня унесет.

Я пробормотала неловкое «спасибо», когда на следующий день выскользнула за дверь, и с ним больше не разговаривала, с тех пор как мы переспали две недели назад, а сейчас он стоит в моей гребаной гостиной.

С точки зрения неловких моментов, это должно быть одним из худших. В голове крутится миллион мыслей. Мой отец знает? Я думаю – Нет! Он уже задушил бы его голыми руками, если бы знал, какие развратные вещи он делал со мной той ночью. Мысль об этом вызывает прилив желания, который я пытаюсь игнорировать.

— Да, — выдавливаю из себя и мой голос чуть громче хрипа, — Я знаю его. Привет, Ром.

— Привет, принцесса, — говорит он и его губы приподнимаются в ухмылке. Образ его надо мной и этих сладких губ в миллиметрах от моих вспыхивает в голове ясно как день.

Стоя рядом с моим таким консервативным отцом, он снова улыбается и подмигивает. Если существует такая вещь, как смерть от унижения, клянусь, я в двух секундах от того, чтобы испытать её.

— Конечно, вы знаете друг друга по колледжу, вы ведь учились вместе — говорит отец, очевидно, не обращая внимания на то, что моё лицо как красная тряпка.

Я с трудом сглатываю и киваю, — Да, пап. По колледжу.

— И ты, наверное, знаешь его маму, — говорит он.

Я была так сосредоточена на Роме, что даже не заметила другого человека в комнате. Громова Милана. Его мама. Она знаменитая модель не только в России, но и за рубежом.

Почему они в нашем доме? Я молча молюсь, чтобы все это было связано с каким-то политическим сбором средств.

— Здравствуй, Катюш, — Милана делает шаг вперед и протягивает руку. Она смотрит на меня с таким милым выражением лица, — Я столько о тебе слышала.

Прежде чем успеваю подумать о том, почему она так смотрит, отец говорит отрывистым тоном, — Мила и я должны сделать объявление.

Я стою парализованная, боясь сделать вдох, наблюдая, как Милана тянется к руке отца и накрывает ее своей, а затем смотрит на него, прямо сияя.

Боже мой.

Это как наблюдать за двумя поездами, движущимися в замедленном темпе к неизбежному столкновению. Я начинаю догадываться о чем хочет сказать отец, но не могу заставить поверить в это.

Глава 2

КАТЯ

— Нам удалось скрыть это от прессы, но мы планируем сделать объявление в ближайшее время, — заявил отец и прокашлялся.

Нет, нет, нет…

— Это может стать шоком для вас, — продолжает он.

Это он ещё приуменьшил, пронеслось в моих мыслях.

— Мила и я встречаемся уже некоторое время. И мы собираемся сыграть свадьбу.

Боже мой. Я потеряла девственность со своим сводным братом.

Меня сейчас стошнит. У меня кружится голова, и я отстраняюсь от всей ситуации, как будто наблюдаю за происходящим снаружи своего тела. Они втроем выстроились передо мной, ожидая моей реакции.

Мне кажется, ещё чуть-чуть и я упаду в обморок. Я только один раз потеряла сознание и это случилось во время одного из приемов химиотерапии матери. Я настояла на том, чтобы пойти, несмотря на ее протесты. Она убеждала что мне нужно учиться в школе, и скоро мне придется бороться за место в одном из престижных университетов. Очевидно, это было предлогом и ее способом укрыть меня от всех бед. Но даже тогда, несмотря на попытки родителей скрыть от меня тяжесть болезни, я нутром чувствовала, что она умирает.

Не отключайся, говорю я себе. Только не перед ними.

— Очевидно, что многое нужно принять, — слышу голос отца со стороны.

— Очевидно, — как попугай повторяю я.

— Рома ты хочешь что-то сказать?

Я прищуриваюсь, глядя на Громова, надеясь, что убийственного взгляда достаточно, чтобы заставить его замолчать, потому что я не знаю, что собирается сказать этот непредсказуемый осел.

Он в ответ ухмыляется и это заставляет меня думать, что ему смешно на всю эту ситуацию.

Вот чёрт. А что, если он знал о наших родителях раньше… Эта мысль вызывает новую волну тошноты.

— Этот город, не такой уж и большой, — говорит Громов, — Все всё про всех знают. Это практически инцест.

Лицо его мамы бледнеет при этом слове, а мой отец просто взглянул на него с недоумением. Если бы я не была так разгневана на Рому, меня бы почти позабавил очевидный дискомфорт отца. Депутат Логинов Николай не из тех людей, в чьём присутствии бросаются такими словами.

— Рома, — говорит Милана резким тоном, — Мы должны дать Катерине и ее отцу минутку.

Последнее, чего я сейчас хочу, это минутка наедине с отцом. Я не хочу слышать его объяснение того, почему или как, черт возьми, ему удавалось держать отношения с этой женщиной полностью в тайне от всех, включая его собственную дочь.

— Мне нужна минутка, — говорю я, собираясь уйти и мое тело двигается само по себе, — Пожалуйста.

Я не слышу, что они говорят и выхожу из комнаты.

Это не то место, где я выросла. Это дом, куда мой отец переехал на постоянное место жительства после смерти матери, а меня отправили учиться.

Я открываю первую попавшуюся дверь в конце коридора. Это офис моего отца, а не ванная, как я ожидала, но понимаю, что не могу вспомнить, где она находится. Как глупо не помнить, где в собственном доме ванная, думаю я. Но ведь это не совсем мой дом.

Я закрываю за собой дверь, прижимаясь к ней и закрываясь от мира, позволяя комфорту тишины окутать меня. Стены увешаны фотографиями отца с политиками и важными людьми, улыбающимися в камеру и радующимися, заключающими сделки. А сбоку его стола, на видном месте, словно какой-то трофей, стоит их фотография в серебряной рамке. Мой отец и Милана Громова, прижатые друг к другу щеками, как два подростка, глупо улыбаются в камеру, которую они держат перед собой.

У меня возникает импульс подойти к столу, взять фото и разбить. Смотреть, как стекло разлетается на миллион осколков. Но я так не сделаю… такое воспитание.

При таком идеальном воспитании, как я могла переспать с противоположностью себя? Громов приехал в наш город, как проклятый торнадо. Его репутация опережала его, но ему было на всех пофиг.

Но даже если бы я ничего о нем не знала, мне бы он не понравился с первого взгляда. От него пахло угрозой и пренебрежением ко всему, и он тут же предложил моей лучшей подруге Соне частную экскурсию в его доме. Она отказалась, и он рассмеялся, затем подмигнул и сделал предложение мне. Если бы я могла сильнее закатить глаза, я бы их вывихнула.

В течение следующих трёх лет учёбы, Громов в значительной степени доказал правильность всех предыдущих статей в газетах, написанных о нем, перечисляя нарушение за нарушением — курение, употребление алкоголя, и вечеринки на всю катушку. Но это спускалось с рук, так как были сделаны пожертвования его матери. Ещё он был одним из тех парней, которые могли очаровать кого угодно. Через его постель прошло очень много девушек. Дело в том, что репутация Громова в спальне была выше, чем за ее пределами.

Дверь кто-то пытается открыть позади меня, вырывая из моих мыслей. Сам факт того, что я потеряла с ним девственность, достаточно унизителен, даже не принимая во внимание нынешний уровень нелепости и драматизма, который к этому прибавился. И это случилось всего десять дней назад. Это была одна из тех вещей, которые никогда не должны были случиться.

Я отхожу от двери, и она тут же открывается. И я готовлюсь к неизбежному разговору с отцом.

Но это не он.

Это Громов. И я с силой выдыхаю.

Знаю, что нужно поговорить с ним, но прямо сейчас? Что я такого сделала, чтобы навлечь на себя этот массивный натиск кармического дерьма, который Вселенная швыряет в меня?

Глава 3

КАТЯ

— Привет, сестренка, — говорит Рома, делая ударение на последнем слове. Он закрыл за собой дверь и прислонился к ней.

— Не называй меня так, — огрызаюсь я.

— О, но ты же слышала своего отца, принцесса.

— Ты дурак?

Почему у меня возникает желание дать ему по морде всякий раз, когда я рядом с ним.

Он смеется, — Ты расскажешь отцу, что произошло между нами?

— Заткнись, — шиплю я, прищурив глаза, — Ты знал о них?

Он делает шаг вперед и оказывается в нескольких сантиметрах, так близко, что чувствую, как дыхание согревает воздух, между нами, — Что ты хочешь сказать принцесса?

Кровь приливает к моей голове, — Перестань называть меня так. Или я начну называть тебя мудаком.

Он наклоняется ближе и его губы всего в нескольких миллиметрах от уха, — Ты можешь звать меня как хочешь.

Блядь. Краска стыда заливает мое лицо, и я кладу руки ему на грудь, отталкивая назад, — Да пошел ты.

Смеясь, он проводит рукой по волосам, — Нет, малышка. Я никуда не пойду. Не могу забыть твои стоны подо мной… — его голос пронзительный и хриплый. Звук эхом разносился по кабинету отца, усиливаясь в замкнутом пространстве.

То, что происходит дальше, не соответствует моему характеру. Я просто делаю шаг вперед и ударяю по щеке. Не знаю, кто больше испугался, он или я. Отдергиваю руку, словно только что дотронулась до электрической розетки, в ужасе отступая от него.

Я никогда не делала ничего подобного за всю свою жизнь. Не могу поверить, что потеряла контроль.

Громов подносит руку к щеке и поднимает брови, — Да, милая, — говорит он, — Это я полный мудак.

— Ты знал о том, что наши родители хотят пожениться? — спрашиваю я снова.

— До того, как ты написала мне и умоляла переспать с тобой?

— Мне необязательно было просить, — говорю я, стиснув зубы, — Ты раздаёшь свой член как конфетку, каждой которая попросит.

— Конфетку, которую ты сосала.

Я чувствую, как жар поднимается к моим щекам.

— Что, принцесса? – спросил он издевательски и его взгляд падает на мои губы, — Ты хочешь сказать, что не помнишь?

— Я даже не собираюсь отвечать на твой долбанный вопрос, — мое лицо раскраснелось, как только я вспомнила ту ночь, — Это было временное помешательство. То, что между нами было, это ошибка.

— Не волнуйтесь, принцесса, — он подмигнул и продолжил, — Наша маленькая грязная тайна в безопасности. Я уже это забыл. Ты все равно мне не запомнилась.

Я ощетиниваюсь от его слов и уже собиралась поделиться с ним своими мыслями, когда за его спиной распахнулась дверь.

Рома отходит в сторону, и какое-то время отец с Миланой стоят молча в дверях.

Мое сердце замирает, и я задаюсь вопросом, а что, если они слышали наш разговор?

— Ты тут? — спросил отец хмурясь, — Я уж подумал, что ты ушла из дома.

— Я уверена, что для них на сегодня слишком много новостей, — сказала Милана приторным голосом. Она кладет руку на его плечо, а сама обращается ко мне с Ромой, — Я думаю, что вам нужно какое-то время — это принять.

Громов засмеялся, — Да, верно. Я провел здесь много времени с Маленькой Мисс Совершенство, — он прошел мимо их с заносчивой улыбкой.

— Рома! – попросила она, — Не будь грубым.

— Грубый? – произносит он небрежным тоном, — Вы тут стоите и выслуживайтесь перед нами. Вам разве нужно наше мнение или одобрение? Не смешите.

Морщина на лбу отца углубилась от его слов, и он произнес, — Я не потерплю...

Не думаю, что отец полностью осознает, во что он ввязался. Он считает, что любую проблему можно решить хорошей дозой дисциплины и физической подготовки в военном стиле. Если бы Громову было лет 11, мой отец заставил бы его бегать спринты и отжиматься до тех пор, пока он больше не сможет держать себя в руках. Как бы то ни было, Рома уже взрослый.

Громов остановился и повернул голову в его сторону, — Итак, давайте проясним кое-что прямо сейчас. Если вы хотите выставлять напоказ свою собственную дочь перед камерами, как будто она какой-то свадебный трофей, это между вами и ней. Но я не буду притворяться что мы стали одной большой дружной семьёй.

Я задерживаю дыхание, ожидая реакции отца.

Его гнев редко вспыхивает, но, когда это случается, лучше держаться подальше. Несмотря на мое полное и крайнее отвращение к тому, кто такой Громов, я не могу не чувствовать укол самодовольного удовлетворения, услышав, как он так разговаривает с отцом. С ним никто так не разговаривает. Мне почти кажется, что Громов заступается за меня, хотя знаю, что это не так.

— Рома, — говорит Милана дрожащим голосом, — Нам нужно поговорить об этом. Я знаю, что ты расстроен, но…

Он её прерывает и обращается к моему отцу, — Ах, да. У мамы не самая лучшая репутация. Подумайте об этом, — не оглядываясь он пошёл по коридору и потом я услышала, как хлопнула входная дверь.

Милана смотрит на меня, а потом на отца. Она учащенно начинает моргать и мне сразу становится ее жалко. Она выглядит так, будто отчаянно пытается не заплакать, и становится неловко. Я ломаю голову, чтобы придумать, что сказать, чтобы сделать ситуацию менее неудобной. Как будто это, блядь, возможно.

Я прокашливаюсь, — Уверена… он просто расстроен. И все будет хорошо, — мой голос звучит напряженно.

Почему я пытаюсь утешить двух человек, которые только что обрушили на своих детей подобную сенсацию, ожидая, что они будут рады. Ненавижу это признавать, но Громов прав.

— Я в свою комнату, — протискиваюсь мимо них и поднимаюсь по лестнице в свою спальню, не дожидаясь ответа.

Закрыв за собой дверь, я плюхаюсь на кровать. В комнате все старинное, под стать остальной части дома. Фотографии на стенах тщательно подобраны, чтобы показать только самые яркие моменты моей жизни, все награды и вещи, которые отец считает важными.

Я не могла даже подумать о том, чтобы разочаровать отца. Знаю, что живу затворнической жизнью — отец-депутат, образование в частной школе, поступила в один из лучших колледжей страны и работа соответственно будет подстать.

Глава 4

РОМА

Затягиваюсь сигой и никотин попадает в кровь, но я не могу успокоиться. Меня калит вся эта херня.

Я вышел на крыльцо и прислонился к перилам.

Мне плевать на то, что происходит у моей мамы с этим политиком. Она была помолвлена не менее пяти раз и трижды была замужем. Не в первый раз какой-то придурок в костюме и начищенных туфлях приходил и представлялся моим новым «отцом».

Я на взводе, потому что с той ночи не могу выкинуть Катю из головы. Думал, что больше не столкнусь с ней, но мама практически похищает меня и заставляет лететь в Москву. Она объявляет, что обручена и что я должен встретиться с ее новым мужиком. Единственная причина, по которой я вообще согласился сесть на рейс, заключалась в том, что билеты были первого класса и подают алкашку.

Я пью и игнорирую маму во время полета. Как я уже сказал, замужество мамы – это для меня не новость. Так что представьте мое удивление, когда она, наконец, выдает имя счастливчика.

Я сижу в телефоне и чуть не выронил его из рук, когда она сказала фамилию - Логинов. Отец Кати. Я не могу поверить своим ушам.

— Это депутат? Логинов Николай? – спрашиваю я.

— Да. И еще. У него дочь, с которой вы учились вместе, — нервно глядя, она грызет ногти. Я хочу сказать ей, что она ведет себя как подросток.

— Это просто пиздец, — говорю снисходительным тоном. Я пытаюсь быть беспечным перед ней, несмотря на то, как бьется мое сердце, — Конечно ничего страшного. Может просто найти тебе мужика из одного из моих друзей? Это больше в твоем стиле, не так ли? Я думал, ты больше по молоденьким, но теперь ты выбираешь депутатов?

Она почти прошипела, — Ты не испортишь мне свадьбу.

Я не отрываю глаз от телефона, делаю вид, что пишу сообщение, хотя на самом деле не так. Я могу думать только о том, что это отец Кати.

А это значит, что мы направляемся к ней.

Маленькая мисс Совершенство, слишком хорошая девочка. Она почти никому не улыбается и ведёт себя отстранённо с парнями.

Кроме той ночи.

Я приставал к этой девушке больше раз, чем мог сосчитать. Она очень сексуальная. И неприкасаемая. В универе была такая игра, среди парней. Есть оценочные карточки со всеми красивенькими девушками, и каждая со своим собственным «взрывным» рейтингом. Игра называется «Десяточка», но я не играл в неё. Конечно, много кого перетрахал, но следить за оценкой на девчонок — просто тупо. Тем не менее, Катя — это было выигрышное место в этой игре. Дело в том, что общепризнанно, что она не для всех. Ходили слухи, что, возможно, ей вообще не нравятся парни, но она несколько месяцев встречалась с каким-то придурком-спортсменом, возможно, единственным парнем в городе, который не пытался залезть к ней в штаны. Он просто хотел подлизаться к ее отцу.

За последние два года у нас с ней сложились определенные отношения, которые в основном состояли из закатывания глаз и перебрасывания оскорблений. На самом деле, я больше заигрываю с ней только потому, что это весело. Мне нравится, что она смотрит на меня с отвращением и называет мудаком вместо того, чтобы сесть на заднее сиденье моей машины и предложить секс втроем со своей лучшей подругой.

Девчонки пытались заигрывать со мной ещё с тех пор, как я учился в школе. Но Катя отличается от всех остальных девушек. Она никогда не хотела иметь со мной ничего общего, считая меня какой-то грязной шлюхой. Этот факт заставляет меня уважать ее как хорошего знатока характера, поскольку она довольно точна.

Вот почему я был в ахуе, когда получил сообщение от нее с предложением переспать. Я был уверен, что это шутка…

Но когда она вошла в дверь отеля, нервничая, то я не мог поверить своим глазам. Она стояла в черном платье с короткими рукавами, которое свисает ниже колен. На высоченных каблуках, которые делают ее похожей на маму из родительского комитета. И повязка на голове. Какого черта молодая девушка носит повязку на голове?

Я трахал моделей, актрис и светских львиц. Девушка с повязкой на голове и в платье размером с палатку никоим образом не должна освещать мой радар. Но по какой-то причине это самая сексуальная вещь, которую я когда-либо видел…

Я смотрел на нее и в кои-то веки ничего остроумного сказать не смог. Но у моего члена есть собственное мнение. Вся кровь покидает мою голову и устремляется к нему. Очевидно, я питаю симпатию к девушкам, которые носят ободки и странные ультраконсервативные платья, не показывающие тело.

Она подталкивает меня к краю кровати и говорит, — Прежде чем покину этот город, я хочу посмотреть, из-за чего весь этот шум.

Единственное, что хочу сказать — правильные и консервативные девушки, самые дикие в спальне.

Это факт.

И что самое охрененное, то, что я собираюсь переспать с самой неприкасаемой, самой подавленной девушкой в истории мира. Как будто я выиграл в лотерее.

Когда я впервые касаюсь ее губ, это как заряд молнии. Я не могу описать, какая она на вкус. Затем Катя на мгновение отрывается и смотрит. Но когда вновь целует. . . то будто ненавидит и хочет меня больше всего на свете.

Когда дело доходит до самого интересного, она напрягается и смотрит большими от ужаса глазами. У меня достаточно опыта, чтобы понять, что это значит. Я не заинтересован в том, чтобы лишать девственности… это последнее, чего я хочу.

Есть хороший секс, а есть секс, когда память постоянно поселяется в твоем мозгу, изменяет чертов химический баланс, так что ты жаждешь этого, как проклятой дозы. Проникает под кожу как зуд. Вот такой секс.

Эта чопорная и правильная Катя, на следующий день утром, пытается слинять из номера. Она пытается уйти, но я в этот момент просыпаюсь.

Большинство парней трахаются и сразу же засыпают. Но не я. Я лежу без сна, считая минуты, необходимых для сохранения моей репутации, прежде чем я смогу выскользнуть из постели и начать свою жизнь. Просыпаться утром, чтобы посмотреть, как мой секс вот-вот выскользнет из двери, не совсем обычное явление для меня.

Глава 5

КАТЯ

Я провожу пальцами вниз по его груди, и круговыми движениями обвожу сосок. Рома издает звук - животный, глубокий и низкий. Это первобытно, как будто он хищник, а я добыча. За исключением того, что он лежит на спине, а я оседлала его.

Когда он внутри меня, то наслаждаюсь ощущением его толщины, наполняющей все тело. Оседлав Рому, я двигаюсь как наездница.

Его руки скользят по моей талии, дальше вверх к моей груди, и большие пальцы играют с моими твердыми сосками.

Он опять спускается к моей талии и крепче сжимает её. Его толчки становятся короче и чаще.

— Катя, — выдыхает он, — Я сейчас, блять, кончу, — а я уже на краю, так близко, что вот-вот рухну.

Резко выпрямляюсь в постели.

Стук в груди имитирует пульсацию между ног и мои соски твёрдые как никогда.

Что за чёрт… это просто сон.

Серебряный утренний солнечный свет струится через окно спальни, и я не могу поверить, что проспала всю ночь. Последнее, что я помню, это то, как положила голову на подушку, чтобы просто подождать отца с оправданиями.

Я соскальзываю с кровати и иду по коридору в ванную.

Сняв футболку, я вздрагиваю от мокрого пятна на спине. Вот это я вспотела… Бросаю её на пол и снимаю джинсы.

Где зубная щетка в этом доме?

Я копаюсь в шкафчике над раковиной в поисках нужного предмета.

Прохладный поток воздуха обрушивается на меня еще до того, как мои уши успевают уловить звук открывающейся двери, и я тут же вздрагиваю.

— Прикольные трусики.

Я оборачиваюсь и вижу Громова в дверном проеме. Его волосы торчат во все стороны, и он без рубашки. На нем лишь пижамные штаны из серого хлопка и ткань настолько тонкая, что цепляется за каждую частичку тела. То, как он выглядит, просто кричит о сексе, особенно учитывая тот факт, что у него стояк.

И я не могу перестать смотреть на это.

Громов замечает и ухмыляется, — Тебе нравится? — спросил он, — Ты можешь попробовать его еще раз, если хочешь. Я не против.

— Ты дурак? — шиплю сквозь зубы, — Ты в моей ванной. И дверь настежь открыта, — и только сейчас до меня доходит что я стою в одном нижнем белье.

Я прикрываю грудь рукой и тянусь к груде одежды на полу.

Он заходит внутрь ванной и закрывает за собой дверь, — Так лучше?

— Это не было приглашением, — шиплю грубо, — Ты нормальный? Убирайся отсюда.

— Ты только что жаловалась, что дверь открыта, — говорит Рома, смеясь, — Я бы не хотел, чтобы кто-нибудь увидел, как ты пялишься на мой член.

— Ты точно дебил, — говорю, стиснув зубы, — Отвернись, я оденусь.

Я почти удивляюсь, когда он действительно это делает, и с трудом засовываю ноги обратно в джинсы.

— Ты уверена, что хочешь надеть их? – спросил он, — Просто, эти трусики не совсем… откровенны. В прошлый раз на тебе было кружево.

Я содрогнулась от того, что Рома видел меня в трусах размером с простынь.

— Я думала, мы договорились никогда не вспоминать этот инцидент. Почему ты все еще здесь? Я сказала тебе уйти.

— Инцидент? Это так теперь называется?

Он повернулся, а я, пользуясь случаем, задержала взгляд на его голой спине. Его мускулы четкие, от плеч вниз по всей длине подтянутого тела. V-образная форма его спины переходит в конус, где талия частично скрыта лентой на брюках. Я делаю паузу, останавливаясь, чтобы проверить его идеальную задницу, вспоминая, как чувствовала ее в своих руках той ночью.

Громов оборачивается и подлавливает меня. Я чувствую, как мое лицо краснеет, а он бросает самодовольный взгляд.

У него все еще стояк, и мне интересно, нормально ли это? Может болен чем-нибудь? Как можно вести диалог с такой эрекцией?

— Ты понял, что я имела в виду … тебе нужно выйти отсюда. Очевидно же, — я указываю на его штаны со стояком, — Ты собираешься что-то с этим делать?

— Ты хочешь помочь мне, принцесса? — спрашивает он с хрипотцой.

— Ага, — с язвой отвечаю я, —Почему ты такой извращенец?

— Как мило, — говорит Рома, отворачиваясь от меня и направляясь к унитазу, —Ты думаешь, это потому, что я считаю тебя сексуальной? Хм… Это утренний стояк, принцесса. Ничего личного.

— Боже мой, ты собираешься отлить здесь, прямо передо мной? – моему удивлению нет предела.

— Я пришел сюда, чтобы отлить, и, поскольку ты настаиваешь на том, чтобы поболтать вместо того, чтобы выйти из ванной… это твое право, —Рома засунул большой палец под пояс штанов и посмотрел на меня, — Хочешь остаться и посмотреть?

— Ты самый наглый и беспринципный человек, которого я когда-либо встречала.

— Дай мне время, принцесса, — говорит он, сбрасывая штаны и я вижу его член сбоку. Не могу поверить, что он только что разделся, как будто меня здесь нет, — Ты еще ничего не видела. А я буду здесь все лето.

Не знаю, угроза это или намек, и знать не хочу. Даже не пытаясь скрыть свое раздражение, я выхожу из ванной и закрываю за собой дверь, наверное, слишком громко. Вернувшись в свою комнату, я решаю держаться подальше от него. Он грубая свинья, которая явно просто пытается вывести меня из себя. И это работает.

Он только что сказал, что я застряну с ним на все лето?

Я знала, что меня отправят в наш загородный дом, но, если он тоже там будет?

После того как я проверила, что ванная освободилась, то быстро сделала все свои дела и спустилась в низ, на кухню.

Глава 6

КАТЯ

— Доброе утро, Катюш, — произносит Милана, когда видит меня, — Тебе хорошо спалось?

Я краснею, вспоминая сон. А точнее кошмар... Хорошо ли я спала? Интересно, смогу ли я когда-нибудь снова уснуть? Как будто моя жизнь превращается в какое-то порно.

Даже если у него самое офигенное тело, которое я когда-либо видела, он вне пределов. И не только потому, что он мой новый сводный брат, а потому что это чёртов Громов. Он грубый, дикий и самый распутный парень, которого я когда-либо встречала в своей жизни.

Я прочищаю горло и отвечаю, — Я отлично выспалась.

Она отпивает из стакана что-то похожее на зеленую жижу. Сейчас семь утра, и она идеальна, даже без макияжа. На ней штаны для йоги и майка, которая обнажает подтянутый живот. Стоя перед ней, я внезапно осознаю, что несколько недель назад я набрала три килограмма.

— Я сказала Колечке, что лучше не беспокоить тебя прошлым вечером, — залепетала она, — То, как вы узнали о помолвке, было… внезапным событием для вас.

Я киваю, — Мой отец дома?

— Он вышел на пробежку. Колечка готовится к марафону.

Я не помню, чтобы мой папа занимался бегом, — А кофе где находится?

— Твой отец больше не пьёт кофеин, но на кухне есть альтернатива на травах. Он намного полезнее для тебя и обладает очищающим эффектом.

Я поворачиваюсь к ней и мой мозг без кофеина отказывается обрабатывать то, что она говорит.

— Значит, в доме нет кофе, — это был не вопрос, а просто констатирование факта.

Милана смотрит на меня и выражение лица такое потерянное, что даже жалко стало, — Блин. Я совсем не подумала. Надо было оставить немного.

— Все в порядке, — я поворачиваюсь и прислоняюсь к кухонной стойке, — Схожу в кафе, здесь не далеко.

Она выглядит расстроенной, как будто она провалила какой-то тест, а у меня нет желания сейчас ее успокаивать.

— Тебе что-нибудь купить? – спрашиваю я, — Булочку или круассан?

Она морщит нос, будто я ей предложила поделиться жиром, — Нет, спасибо.

Я поднимаюсь в комнату за сумочкой и выхожу из дома.

— Ты ко мне? — Громов стоит на углу и небрежно пускает кольца дыма в мою сторону.

— Конечно, нет, — раздраженно отвечаю я, — В доме нет кофе.

— О да, — смеется Рома, — Мама пыталась тебя напоить своим напитком?

— Ты имеешь в виду ту зеленую гадость, которую она пьет? Что это за штука? Она пахнет рыбой.

Громов фыркает, — Это похоже на водоросли. Как молочный коктейль из аквариума.

— Так что это?

Он опять смеется, — Этот напиток заставит тебя не слезать с толчка. Не пей его. Впрочем, может это заставит тебя быть послушной.

— Серьезно? Я знала, что ты не можешь прожить и двух минут, не будучи придурком, — я ухожу, а Громов окликает.

— Что? — спрашиваю срывающимся голосом.

— Вот о чем я и говорю, принцесса, — отвечает он, ухмыляясь, — Тебе нужно иметь охуенное чувство юмора.

— Всенепременно, — поворачиваюсь, чтобы уйти, но он снова зовет меня, — Что?

— Вот. Хочешь один? — он держит стаканчик с кофе и протягивает мне.

Я удивлена, но не подаю вида. Подхожу и беру напиток.

Рома поворачивает голову и выпускает в мою сторону струйку дыма, — Это отвратительная привычка, — фыркаю я, — Ты заболеешь раком.

— Я даю кофе, а ты читаешь мне лекции о привычках? Это пиздец какие плохие манеры.

— Спасибо за кофе, — я делаю глоток и смотрю на пустой стаканчик у его ног, — Так ты здесь, в основном, употребляешь кофеин и никотин?

— Сегодня - да, — выдает Рома, глядя неподвижным взглядом, — Но лучше бы утренний секс, чтобы взбодриться.

— Что ж, тогда хорошо, что у тебя есть кофе и сигареты.

Громов пожимает плечами, — Дай мне знать, если передумаешь, принцесса. Я буду готов через пять секунд.

Он докуривает сигарету и поднимает средний палец. Я следую за его взглядом через небольшой передний дворик к тротуару. За забором стоит парень и видна только его голова.

— Как долго этот мужик там находится? — спрашиваю я, поворачиваясь спиной к Громову.

— Достаточно, — отвечает он и пожимает плечами, — Он там был со вчера.

—Зачем ты ему показываешь фак?

— Расслабься, — говорит он, — Они вечно лезут куда им не надо.

— Мне плевать что он тебя фоткает, просто я рядом. У моего отца как раз на носу выборы и я думаю это не то, что ему сейчас нужно, — с сарказмом выпалила я.

— Остынь, принцесса, — отвечает Рома усмехаясь, — Он сделает несколько наших фотографий и уйдет. Мы ему не так интересны… ему нужны наши родители.

— Конечно не интересны, придурок, — говорю, стоя перед ним, уперев руки в бока.

Чувствую себя школьным учителем, читающим ему лекции, но, похоже, ничего не могу с собой поделать, — Парень, который живет на деньги своей знаменитой мамы, да кому ты можешь быть интересным?

Громов смотрит на меня с каменным лицом. Затем он выпускает гигантский столб дыма мне в лицо, заставляя кашлять, и я беспорядочно машу руками. Думаю, что мое кровяное давление зашкаливает при акте агрессии.

— Да? — спрашивает он, наклоняясь вперед и поднося средний палец к моему лицу, — Ты девочка— паинька, заносчивая, занудная девственница, которая так взвинчена, что не может найти никого, кто бы воспользовался ей. Кроме меня, который трахает буквально любую, — он делает паузу, — А потом оказывается, что это самый скучный секс, который у меня когда-либо был.

Я разочарованно рычу, но он только смеется, что еще больше злит меня.

— Что ты собираешься делать, принцесса? — спрашивает он, наклоняясь вперед и его средний палец все еще поднят.

Он меня так разозлил, что я не могу думать. Я просто наклоняюсь вперед и тоже показываю фак. Мы стоим напротив друг друга, прижав средние пальцы друг другу.

Затем Громов улыбается, — Это будут классные фото.

Пиздец.

Глава 7

РОМА

Логинов швыряет газету на стол и на первой странице — фотография, на которой мы с Катей стоим друг напротив друга. Глаза прищурены, губы искривлены и наши средние пальцы почти соприкасаются.

Заголовок страницы гласит:

«КАКИЕ ОТНОШЕНИЯ МЕЖДУ ДЕТЬМИ ГРОМОВОЙ и ЛОГИНОВА???»

Катя стоит напротив меня и её лицо бледное как мел. Она пялится на газету, будто завороженная. У меня есть побуждение достать телефон и сфотографировать ее реакцию, но думаю, что это было бы чересчур. Лицо её отца прямо противоположное — оно почти фиолетовое.

— Очень классное фото получилось, — говорю я, — По крайне мере я сам себе нравлюсь, а вот Катя подкачала, — но я лгу. На фото ее зубы почти оскалены, и она выглядит дикой. Меня это не должно так возбуждать, но клянусь, когда я смотрю на это фото, я чувствую, как в штанах становиться тесно. Вероятно, это не лучшая ситуация, чтобы демонстрировать эрекцию на дочку этого придурка.

Мама смотрит на меня и во взгляде читается злость.

— Рома! — предупреждает она.

— О чем, черт возьми, вы двое думали? — Логинов ударяет кулаком по столу, отчего бумага подпрыгивает.

Я смотрю на Катю, но она по-прежнему не смотрит на меня.

— Коль… — произносит мама.

— Все не так плохо, как кажется, папа, — мягко говорит Катя.

— Не так плохо, как кажется? — он снова сжимает кулак. Ему действительно нужно немного по медитировать, или покурить травки, а то просто ходячий кусок нервов, — Скажите мне! По-вашему, так должна выглядеть, дочь будущего мэра на первой полосе газеты, указывая средним пальцем на сына моей будущей жены?

Наверное, лучше так, чем в заголовке написали бы, что мы трахались с ней. Но я молчу. Мысленно я хвалю себя за превосходный акт самоконтроля.

Катя удивляет меня своим оправданием.

— Я имею в виду ничего страшного, так как это не первая полоса. Это просто небольшая заметка…

Я сдерживаю смех, но у меня плохо получается. Логинов переводит взгляд на меня, —Думаешь, это смешно?

Я закатываю глаза, — Это всего лишь статья в газете. Это не конец света.

Он подходит очень близко. Когда он хватает меня за воротник рубашки, я начинаю злиться.

— Не конец света? — спрашивает он, прищурив глаза, — Ты, заносчивый засранец. Твоя мать позволяет тебе очень многое, ты тратишь её деньги …

Я грубо отталкиваю его руки от себя, — Ты хочешь поговорить об этом? — цежу с отвращением.

— Прекратите! — Катя кричит на нас. Звук ее крика настолько поразителен, что отец смотрит на нее с открытым ртом.

— Что ты только что сказала? – спросил он.

— Я думаю, нам всем здесь нужно успокоиться, — говорит мама, стоя в дальнем конце стола, — Коля, он не твой ребенок. Он мой сын, и я буду благодарна за то, что ты не…

— Не надо Мила… — я поднимаю ладонь в знак, что бы она замолчала.

— Я не хочу слышать, как ты называешь свою мать по имени, как будто она одна из твоих друзей, — бубнит Логинов.

— Тогда хорошо, что у тебя нет права голоса в этом вопросе, не так ли? – спрашиваю я.

— Коля! Я сказала, что это мой ребенок. У нас с Ромой такие отношения. И ты не в праве вмешиваться и менять это.

— Твой ребенок уже взрослый, — говорит он громче, — Не ребенок. И пора начать относиться к нему как к взрослому. Вы оба взрослые и…

Катя снова кричит, закрывая уши руками, — Господи, да прекратите уже этот балаган, — кричит она.

— Екатерина, — сказал Логинов, — Ты не будешь произносить имя Господа напрасно в этом доме.

— Я просто не могу слушать больше ни секунды спора! — кричит она, — Да, мы с Ромой подставили друг друга. Да, это написано в газете. Да, это проблема перед выборами. Мне жаль, что о вашей помолвке было объявлено таким образом. Но ты не думал, что, может быть, тебе следует, было предупредить меня раньше, что снова выходишь замуж? — спрашивает Катя и ее голос становится все более высоким.

Я отступаю назад, скрещивая руки на груди, даже не пытаясь скрыть улыбку. Я не думал, что в папиной дочке это есть. Не могу поверить, что слушаю, как она отчитывает своего отца.

— Я думал, что ты захочешь услышать это от нас двоих и в домашней атмосфере… — начинает он, внезапно обороняясь.

— Да, пап, — говорит Катя, — Я уверена, что именно так везде говорят делать это во всех книгах по воспитанию.

— Я принял решение, которое, как мне казалось, было наиболее подходящим для…

— Ты держал эти отношения в секрете! – срывается она, — Ты понимаешь, как ты себя ведешь? Ты собирался врезать Роме посреди кухни! Ты не видишь здесь иронии? Мама возненавидела бы тебя за такие поступки, и ты это знаешь.

При упоминании ее матери будто весь воздух высасывается из комнаты. Цвет стекает с лица Логинова.

Но она продолжает, — Ты приведешь их… — она не смотрит на меня, просто указывает в сторону меня и мамы, — К нам домой! К ней домой.

— Она мертва! — кричит он, — Твоя мать мертва уже четыре года!

— Я не хочу об этом говорить, — она смотрит на своего отца с разочарованием и проходит мимо меня, даже не взглянув.

Я стою там с минуту, и тишина в комнате затягивается. Логинов наклоняется над столом, обе ладони вытянуты, и голова опущена.

Мне стало жаль Катю.

Мама смотрит на меня с выражением боли, — Рома… — начинает она.

Я прерываю ее, прежде чем мама успевает сказать, — К черту это дерьмо, — говорю брезгливо, — Я ухожу.

Глава 8

РОМА

Я поднимаюсь по лестнице в спальню, но мне, честно говоря, интересно, ушла ли Катя? Зайдя в комнату, хватаю сигареты и выхожу, но останавливаюсь, когда дохожу до ее дверей. Она приоткрыта немного, и я стою там несколько секунд, решая, хочу ли я что-то сказать. Затем дверь распахивается, и она смотрит на меня с удивлением.

Катя громко вздыхает и качает головой, — Серьезно? Громов, мне не нужна твоя чушь прямо сейчас. Я не в настроении. Я ухожу.

— Хочешь составлю компанию?

Ее идеальная бровь приподнимается, — Ты, блядь, шутишь?

— Нет… Правда, — защищаюсь я.

В ней есть что-то такое, что, кажется, выводит меня из себя.

— Ты хочешь, чтобы сблизились по-братски? — спрашивает она с иронией.

— Я просто хочу выбраться отсюда, — говорю уклончивым тоном.

— Хорошо, — она перекидывает сумку через плечо, и я следую за ней.

На этот раз за главными воротами стоят трое фотографов, которые курят и слоняясь без дела. Но как только мы выходим из дома, они быстро подскакивают и направляют свои камеры на нас.

Катя тихо ругается, — Неужели им больше нечего делать?

— Роман, Екатерина, вы действительно ненавидите друг друга? У вас есть для нас комментарий?

— Занимайся своими делами, — говорит она, — Серьезно? Это все что вы хотите знать? Тогда можете сфоткать нас вместе, будто мы друзья?

Я кладу руку ей на плечо и произношу ухмыляясь, — Улыбайся в камеру.

Поднимаю большой палец вверх, и Катя тоже срывает улыбку с губ, аналогично кладет руку на мое плечо и поднимая большой палец вверх.

Фотографы разочарованно закатывают глаза, и мы быстро уходим. Мы проходим достаточно далеко, прежде чем кто-либо из нас произносит слово. Затем Катя засмеялась. Звук легкий и мелодичный. Я смотрю на нее, потому что не помню, чтобы раньше слышал ее смех.

Когда она прекратила истерику, она посмотрела на меня, — Что?

— Ты смеёшься как сумасшедшая, — а она просто пожала плечами.

Я вытаскиваю пачку сигарет, — Хочешь? — спрашиваю её.

Она качает отрицательно головой.

— Я так понимаю, что вы тоже едите к нам в летний дом? Почему ты слушаешь свою маму, а не поедешь куда-нибудь отдыхать?

— Милана открыла счёт, так вот, если я буду послушным мальчиком, то она его переоформит на моё имя, — говорю я и делаю небольшую паузу, — А правда, что тот дом принадлежит твоей матери?

Она пожимает плечами, — Это было ее любимое место. Когда я была ребенком, мы с мамой отдыхали там каждое лето.

— И он везёт туда Милу… Это хуёво с его стороны.

— Ничего страшного, — отвечает она, но я вижу, что Катя лжет, — Твоя мама кажется неплохая женщина. Но мне тоже, странно, что ты называешь ее по имени.

Мы стоим возле входа в метро, — Ты имеешь в виду, вместо мамочки? – ухмыляюсь на её умозаключение, — А куда мы вообще идём? — я мечтаю покурить, хотя прошло всего десять минут с последней затяжки. Катя заставляет меня нервничать. Или, скорее, я чувствую раздражение из-за того, каково было видеть ее, стоящую рядом со мной, с небрежно перекинутой рукой через мое плечо. А может быть, я раздражён, потому что я не трахался уже десять дней?

— Я не знаю, — говорит она, — У меня не было никаких планов.

— Ты не похожа на легкомысленную девушку. И я могу не ехать в этот летний домик, если тебя это беспокоит.

Мы садимся в метро, и едем черт знает куда. Мы говорим об обычных вещах, ничего серьёзного. Кажется, теперь она меньше раздражается и стала смеяться над историями, о некоторых маминых друзьях, голливудских знаменитостях, и о том, что наша маленькая фотография со средним пальцем, мелочь по сравнению с настоящими скандалами. Она смеется, и это мило.

— А сейчас куда? — спрашиваю я, когда мы выходим на остановке.

— Никаких планов, — Катя пожимает плечами, — Просто не хочу находиться даже рядом с домом. У тебя есть предложение получше?

Я поднимаю руки в притворной капитуляции, — Как хочешь, принцесса.

Она игнорирует прозвище, и мы пошли не спеша, пока не добрались до парка.

— Ты не так уж плоха, — говорю я, — Я имею в виду, для высокомерной суки.

Она смеется, — Не могу поверить, что ты только что меня так назвал.

— Сучка? — спрашиваю я.

— Люди думают, что я стерва?

Честный ответ — да, но я пожимаю плечами, — Кого волнует, что они думают?

Катя смотрит на меня долго и пристально, — Лучше, чем быть избалованным мудаком.

Я ухмыляюсь, — Как скажешь, заучка.

Мы молчим несколько минут, и я не хочу нарушать тишину, которая устанавливается между нами, словно какое-то заклинание.

— А ты? – спрашиваю у неё.

— А что я?

— Чем ты хотела бы заняться по жизни? Или твоя жизнь уже распределена твоим отцом?

Она горько смеётся, — Неважно, чем я занимаюсь. Как ты правильно заметил, всё идёт по плану отца.

Мы подходим к скамейке в парке и садимся плечом к плечу рядом друг с другом. Я осознаю нашу близость, почти касание. Она ничего не говорит, так что мы просто тихо сидим.

Когда мы встаем, чтобы уйти, я тянусь к ее руке, чтобы помочь подняться, но она спотыкается, и мы замираем. Мой взгляд падает на ее грудь. Катя вздыхает, и я зацикливаюсь на ее нижней губе, пока она приоткрывается в замедленной съемке. Катя проводит языком по ней, и я представляю, как эти губы могут быть нежными на ощупь, и тут же получаю стояк в штанах.

Я наклоняюсь и впиваюсь в губы, от чего она издает томный вздох. Ее язык встречается с моим. Она сжимает в руке мою рубашку и притягивает к себе ближе, выгибая спину, прижимаясь бедрами к моему стояку.

Я хватаю ее ягодицы в ответ. Мне плевать, где мы. Я хочу сорвать с нее одежду и трахнуть ее прямо здесь, посреди общественного парка.

Потом также внезапно, как началось… все и закончилось. Она упирается ладонями в мою грудь и толкает, отступая назад. Вытирает рот рукой, словно я прокаженный, от которого ей не терпится избавиться. Я смотрю и пытаясь понять, какого черта она здесь играет, но не могу думать, потому что в моем мозгу не осталось крови. Все, что я знаю, это то, что член сейчас взорвется, а она выглядит так, будто съела тухлое яблоко.

Глава 9

КАТЯ

Летний домик стал моим любимым местом в мире, и он таким же и остался после смерти мамы. Это место будто связывало невидимой ниточкой с ней.

Так что приехать сюда на лето не так уж и плохо. Даже если это и означает делать то, что хочет отец. Он будет прилетать и улетать, так что я забираю все это место в свое распоряжение. Надеюсь, Громов не испортит всё.

Я не знаю, где он. После того, что произошло в парке, Рома так и не вернулся домой в ту ночь. И тот факт, что он переспал с какой-нибудь девчонкой, настолько отвратительно, что я ненавижу его. Поэтому, когда Милана сказала, что Рома уезжает на несколько дней в Европу, я была счастлива.

Если мне повезет, может быть… то больше никогда не придется его видеть.

Проблема в том, что я до сих пор чувствую его губы на своих. Тот болезненный поцелуй в парке, который не покидает меня даже сейчас. Мое тело жаждет его, и я ненавижу это состояние.

Я просто должна думать о чем-то другом. Например, как здорово что я здесь. Мне нравится это место с его белыми стенами и просторными помещениями. Мне нравится круглая веранда и маленький балкон за пределами моей спальни, где я сижу и рисую, когда хочу тишины и покоя. Я не хочу, чтобы Громов и Милана вторгались сюда. В то место, которое раньше принадлежало моей матери и мне. Я не хочу, чтобы их присутствие портило мои воспоминания о ней.

Мне нужно выкинуть его из головы. Надеюсь, в субботу его не будет на завтраке.

Я делаю паузу, и мой карандаш завис над листком.

Субботний завтрак с блинчиками — это ежегодная традиция и никому не нужная рекламная акция, которую отец делает в начале каждого лета в семейном кафе в городе. Мы едим блины и улыбаемся, и он говорит перед камерами как много для него — значит это место.

— Екатерина, — неизбежно спросит репортер, — Ваш папа готовит завтрак дома? — а я мило улыбнусь и подниму вилку с кусочком блинчика.

— Он делает это каждое субботнее утро. Блины и горячее какао, прямо как в детстве.

Я всеми фибрами души ненавижу блины.

Карандаш двигается по блокноту и звук коротких плавных штрихов почти как белый шум. Искусство похоже на мою версию медитации. Это то, через что я прошла после смерти мамы, и у меня есть коробки в шкафу, наполненные моими картинами и набросками того времени.

Стук в дверь вырывает меня из мыслей.

Я захлопываю блокнот и засовывая его обратно под матрас.

Рита стоит в дверях, одетая в платье и фартук. Она вторая причина, по которой это место похоже на дом. Рита приглядывала за мной, когда я была ребенком и работала у нас горничной. Она заботилась и о моей матери, когда она заболела. И после того, как мамы не стало, именно она гладила меня по волосам и тихо разговаривала, пока я рыдала, растянувшись на подоконнике в библиотеке, положив голову ей на колени.

Я оглядываюсь на кровать, как будто блокнот, заполненный рисунками обнаженного тела Громова, каким-то образом выпрыгнул из своего тайника и показал себя на всеобщее обозрение

— Катюш, — говорит она, вытирая руки о фартук, — Сейчас два часа дня. Почему ты сидишь в комнате весь день?

Я пожимаю плечами, — Я просто рисую.

Она качает головой и издает кудахтающий звук языком, — Я делаю булочки с корицей и хлеб. Ты должна поесть. А то посмотри на себя, кожа да кости.

Я смеюсь, — Рита, я набрала вес во время экзаменов. Я и так едва могу застегнуть джинсы, — но я все равно следую за ней вниз.

Она цокает языком, пока мы идем, и неодобрительно качает головой, — Едва застегиваешь джинсы, — бормочет она, — Ну и стандарты теперь у вас.

Я села на один из высоких табуретов, окружающих большой остров посреди кухни. Мраморная поверхность покрыта мукой и по столешнице разбросаны принадлежности для выпечки. Рита тянется к одному из кухонных шкафов за тарелкой, прежде чем преподнести мне булочку с корицей размером практически с мою голову, пропитанную глазурью.

— Ешь, — приказывает она, — В мое время, если мы были худым, это потому, что не могли позволить себе купить еду.

Мне не нужно дважды предлагать. Отрывая пальцами кусок, я сую его в рот, и глаза непроизвольно закатываются от удовольствия.

Когда я открываю глаза, то Рита выжидающе смотрит на меня. Одна рука на бедре, а другая держит скалку в воздухе, — Как получились?

— Ты про что? — спрашиваю я, улыбаясь.

— Не дразни меня.

— Это потрясающе.

Она улыбается и возвращается к раскатыванию теста.

— Ты будешь виновата, если в газетах вместо выборов напишут о том, что дочь мэра теперь толстая, — говорю я, запихивая в рот кусок побольше.

Рита фыркает и показывает на меня скалкой, — Никогда больше не позволяй мне слышать это слово от тебя.

— Что? – спрашиваю я.

— Ты знаешь, о чем я говорю. Ты не толстая.

Она возвращается к раскатыванию теста, — Ты все больше и больше похожа на нее, понимаешь?

— А что я такого делаю? — спрашиваю с набитым ртом, представляя себе Машу, высокую и худую, с огненно-рыжими волосами, подстриженными в идеальный боб, и в костюмах, тщательно подобранных по фигуре ее модели. Она пиар менеджер отца и думаю Рита меня с ней сравнивает, — Я совсем на неё не похожа, Маша другая.

Рита пренебрежительно машет мне рукой с ложкой, опускает ее в миску и разливает коричную начинку по тесту, — Я не про Машу. Не глупи. Ты похожа на свою мать.

— Моя мать была элегантной, изысканной, — говорю я, — Я полная противоположность этому. Я пыталась соответствовать статусу. Но после фотографий в газете…

Я знаю, что она их видела. Она вырезает те, которые упоминают меня, и сохраняет их все в альбоме. Она не отрывается от своего теста, — Я видела и того мальчика, нового…

— Он теперь мой сводный брат.

Она скатывает кусочки теста в вертушки и раскладывает на сковороде. А я начинаю опасаться, что Рита готовит их все для меня.

— Ты знакома с Миланой? – спрашиваю я. Интересно, мой отец уже приводил её сюда.

Глава 10

РОМА

— Ты серьезно все лето проведешь с Логиновыми? — спрашивает мой знакомый подвыпившим голосом.

Я едва слышу его из-за шума дерьмовой рок-группы в пивном баре. Это он настоял, чтобы зайти и подцепить каких-нибудь девочек на вечер.

— Серьёзно, — рассеянно отвечаю, но он меня не слышит.

Я пытаюсь вникнуть в ситуацию вокруг себя. Раньше бы я напился и под кайфом трахнул какую-то девчонку, чье имя я никогда не выучу, не говоря уже о том, чтобы запомнить. Сейчас я практически ебаный монах. Я вышел из парка после поцелуя с Катей — раздраженный и чертовски возбужденный, и не собирался доставлять ей удовольствие, появившись в доме ее отца. Так что я завалился в какой-то отель и тупо втыкал в телефон.

Сейчас я просто хочу сбежать от своих друзей-идиотов. Напиваться и накуриваться с ними уже начинает казаться какой-то ерундой.

— А теперь может рванём ко мне домой и продолжим вечеринку там? – кричит друг и поднимает бутылку вверх.

Одна из девушек с пережжёнными белыми волосами, берет меня за руку. Из-за тяжелого макияжа она выглядит старше своих лет, и от нее пахнет пивоварней. Девушка прижимается грудью к моей руке и томно улыбается. В любой другой день я бы воспользовался её, но сейчас просто отталкиваю, — Не сегодня.

Мой друг спрашивает в изумлении, — Какого хрена, мужик?

Я даже не отвечаю. Внезапно чувствую себя трезвым несмотря на то, что выпил четыре стопки водки. Я также чувствую себя жалким здесь, в окружении друзей в этом дерьмовом баре. И ботинки прилипают к полу, который, кажется, был запекшейся грязью, — Позже, — кричу я, зная, что они не станут уговаривать и ухожу. Они слишком заняты с девушками.

Снаружи я ловлю такси, которое отвозит меня в Барвиху.

Дом пуст и звук моих шагов эхом разносится по полу.

Интерьер выглядит нелепо. Все белое —мраморные полы, стены, диван с хромированными ножками на белом ковре.

Войти в мою отремонтированную спальню прошлой ночью было большим сюрпризом. Белая кровать в центре комнаты и таким же кристально чистым покрывалом, которое практически ослепляет. Я подумывал о том, чтобы нанять маляров, чтобы покрасили все это место в черный цвет, но решил, что это слишком много усилий.

Не белое в этом доме только картины. Какое-то дерьмо современного искусства, которое мама повесила на стены, чтобы люди думали, что она больше, чем просто модель. Будто она ценитель искусства и у нее есть вкус. Весь этот фарс из-за статусности в обществе.

Она может притворяться, сколько хочет, но я-то знаю правду о прошлом мамы и о моем отце, которого она так отчаянно пыталась похоронить. Я напоминаю, что независимо от того, сколько наград она получит и насколько изменилось общественное мнение о ней, мама все равно не может уйти от прошлого.

Я лег на кровать, даже не сняв ботинки. Мама просто отдаст в химчистку дизайнерское покрывало, которое, я уверен, сплетено только из лучшего шелка, привезенного из Монголии, или еще откуда-то.

Завтра я уезжаю в летний домик Логиновых. Мама потребовала моего присутствия. Мы все будем сидеть и притворяться одной большой счастливой семьей, завтракая перед камерами. Я собираюсь притвориться, что приспосабливаюсь к жизни с отчимом и его идеальной дочерью.

О которой мне тяжело даже думать.

Просто пиздец…

Глава 11

КАТЯ

— Она полная сука, да? — спрашивает Кристина, чавкая жвачкой, — Скажи мне, что она не идеальна, ну хотя бы, между нами.

Рита права, солнце согревает мою кожу, и присутствие Кристины поднимает настроение.

Этого почти достаточно, чтобы стереть чувство надвигающейся гибели, думая о отце и прибытии Миланы сегодня вечером. Я не знаю, когда приедет Рома, и не хочу знать. Я даже не осмелилась спросить отца, когда он позвонил и сообщил о приезде.

Я как параноик. Мне кажется, отец чует мою ненормальную тягу к Громову. Как будто я какое-то животное в течке.

Я вздыхаю, нанося лосьон на ноги, — Милана…я думаю она хороший человек, — отвечаю коротко на вопрос подруги.

Кристина откидывается на полотенце, лежащее на причале, и спускает лямки со своего купальника.

— Хороший человек? — спрашивает она, изогнув бровь, — Твой отец жениться на известной модели и это все, что ты можешь сказать? — она эффектно опускает на кончик носа солнцезащитные очки, — Мне нужны подробности, абсолютно все до последней детали.

— Я думаю, она не стерва. На самом деле она какая-то… скучная.

— Как это?

— Она стелиться под моего отца, — говорю я, — Может это и есть любовь, я не знаю.

— Продолжай, — приказывает она, — Твой отец, властный придурок, который обращается с ней так же, как с тобой, и…

Меня раздражает, что Кристина сравнивает нас с Миланой, как будто мы обе какие-то бесхребетные существа, только что растоптанные волей моего отца.

— Знаешь, я нечасто видела их вместе. Но они выглядят… счастливыми.

Она хмыкает в ответ, — Счастливые? И это все? У тебя в доме сама Громова Милана, и все, что я получаю из информации, это счастье двух сердец. Ты знаешь, что я хочу грязи.

Я выдыхаю. Ну конечно, что еще нужно людям для сплетен.

— Она супер… эффектная и красивая.

— Красивая, — ровно повторяет Кристина.

— И не любит кофе, — говорю я, — Она вообще не пьёт кофе, а вместо него пьет какую-то болотную жижу.

— Я ее уже ненавижу, — подытожила подруга.

Теперь я не могу не улыбаться, — Рома назвал её коктейли тиной из аквариума.

Уши Кристины навострились при звуке его имени, и я тут же пожалела, что упомянула Рому. Я никому не говорила, что мы с ним переспали. Он останется моим грязным маленьким секретом.

Я возьму его с собой в могилу. Может быть, даже в буквальном смысле, если он продолжит вести себя как придурок.

Чувствую, что Кристина смотрит и ее очки снова сдвинуты на кончик носа. Она смотрит поверх них, изучая меня, как своего рода образец, — Рома? — невинно спрашивает она. Она вытягивает его имя, будто смакуя.

Я закатываю глаза и громко фыркаю. Переворачиваюсь на живот главным образом для того, чтобы избежать зрительного контакта с ней. Боюсь, если я посмотрю, то она сможет прочитать мои мысли. Я придаю своему голосу небрежность, которой определенно не чувствую. Хотя мне не нужно изображать отвращение, которое естественным образом просачивается в мой тон, — Рома. Ее сын.

— Да, точно, — говорит она, — Чуть не забыла. У нее есть сын.

Не может быть, чтобы Кристина, с ее склонностью к бульварным журналам и сплетням, почти забыла, что у Громовой Миланы есть сын. Она умирает от желания спросить, и я это чувствую. Должно быть, она видела нашу фотографию, которую миллион раз перепостили в сети.

Она перекатывается на бок и опирается на руку, положив локоть на причал, — Расскажи мне все.

Я открываю рот, намереваясь высказать ей то же пренебрежительное, усеченное дерьмо, что и об Милане, но вместо этого вырывается поток слов, словно что-то вне моего контроля, — Он такой… придурок, — говорю я, — Он думает, что он главный, понимаешь? У него есть пирсинг и татуировки. Без обид, я имею в виду… — я смотрю на цветы, набитые у неё на бедре, и она смеется.

— Продолжай, — говорит Кристина.

— Курит как паровоз. Это отвратительно. У него напрочь отсутствует чувство приличия.

— По твоим словам он просто дьявол како то, — хихикает она.

— Вот именно. Он просто высокомерный, нахальный придурок. Он практически переспал с каждой девушкой в городе, — и закатывая глаза, продолжаю, — Причем они сами на него бросаются. Как будто он лучший хрен в городе.

— Или он вроде какая-то знаменитость? — дразнит меня подруга.

—В каком месте он знаменитость? Его мама – да, а он просто ничто.

Кристина морщит нос, — Разве он не участвовал в каком-то реалити-шоу?

— Он? Разве будет сам Громов участвовать в реалити-шоу? Это не похоже на него. Думаю, он счел бы это ниже своего достоинства. Но фиг знает. Он непредсказуем. Свободный как ветер.

Подруга уклончиво пожимает плечами, — Это не имеет значения. Но то, что ты его терпеть не можешь, это очевидно.

— Да уж, — твердо говорю я.

Образ того, как он смотрит на меня, спрятав лицо между моих ног, вспыхивает в моей голове, и в сею же секунду становится жарко.

— Значит, ты ненавидишь своего сводного брата? — спрашивает она.

— Заткнись. Он мне не сводный брат, — бурчу в ответ.

— Твой отец женится на его матери. Это делает его твоим братом. Понимаешь…по определению.

— Нет не понимаю, — говорю я, повышая голос. Я знаю, что начинаю защищаться, и говорю себе успокоиться, но не могу, — Я его совсем не знаю. Мы не брат с сестрой.

— Ты взвинченная какая-то. Тебе нужно переспать с кем-нибудь, а то кидаться скоро начнёшь, — засмеялась она.

Я тут же думаю о Громове, и мое лицо краснеет. Пожалуйста, не позволяй моим щекам быть ярко-красными и я тихо молюсь.

— А что насчет парня, с которым ты встречалась? — спрашивает Кристина, — Паша вроде?

Я хихикаю, — Это был не Паша.

Она пренебрежительно машет рукой, — Да все равно как его зовут.

Мы встречались три месяца, хотя я почти сразу поняла, что он полностью одержим политикой. Как мой отец.