Навья дочь. Книга первая

Пролог

Пролог

Две высокие фигуры в темных, длинных плащах появились у кромки дикого, старого леса. Тяжелые капюшоны надежно прятали лица путников, а от любопытных глаз, если бы вдруг подобные оказались поблизости в этом глухом месте укрывала молочная дымка густого тумана. Фигуры медленно двинулись к каменной стене, еле различимой среди лесной поросли.

— Ну и местечко же тут… колоритное, — с явным недовольством нарушил тишину один из путников, — прямо-таки в лучших традициях…тоска и унылость. Даром, что обитель божья, — озираясь по сторонам заметил неугомонный странник и насмешливо пробасил, — «оставь надежду всяк сюда входящий».

В вязком мареве сизой пелены тумана с большим трудом можно было разглядеть и собственные ноги, не то, что дверь, незатейливо прорубленную прямо в монолите камня. Однако путники, уверенно зашагали в направлении скрытого входа, не оставив и толики сомнений о случайности своего появления тут.

— Не юродствуй! – грубо оборвал товарища второй путник, напряженно запахивая полу плаща. – Мнением твоим, заметь, никто не интересовался. Вот и шуруй себе спокойно, да помалкивай, а то мелешь языком попусту, да все не впрок, - сердито добавил он. Остановившись у двери, путник сперва откинул капюшон, а затем занес массивный кулак для стука.

Но стучаться не пришлось. Створка распахнулась самостоятельно, предъявив путникам старуху безобразнейшего вида. Согнутая в три погибели, сморщенная и такая древняя, что казалось, будто она вот-вот осыплется к порогу трухой. Шамкая беззубым ртом, и совершенно не скрывая негостеприимного свирепого взгляда, старуха прошипела:

— Нечистые отродья Преисподней, — прошипела и сплюнула под ноги путникам.

— И вам от всей души — здрасте, - хохотнул один из путников, отвесив легкий реверанс старухе.

— Ах ты паскуда нечестивая! — задохнулась гневом старуха, — да как ты посмел…нехристь поганая! — злобно клокотала она, — как вы оба посмели осквернить святую землю своей греховной скверной! Гореть вам в Геенне Огненной! — выпучив блеклые глаза зашлась криком ископаемая развалина. От ее бестолковых воплей где-то в лесу снялась с ветки потревоженная сова и с глухим уханьем унеслась подальше.

— Ух ты, — восхищенно откликнулся один из путников, — какими прелестными прозвищами вы нас. Вот вам крест, буду носить их с гордостью и всем и каждому рассказывать, кто изволил меня ими наградить, — насмешливо заметил «нехристь». - Добропочтенная невеста Христова, – слегка наклоняясь, ласково обратился к старухе не званный гость, – позволь тебе напомнить, о том, что гнев является одним из семи смертных грехов. Ira furor brevis est [1]…

— О смертных грехах, нехристь, я поболее твоего знаю! – зло выплюнула старуха. - Все они от нечистого, Владыки вашего и Отца! – припечатала она, буравя путников взглядом, но дверь при этом не закрывая.

— Сестра Агата! — внезапно за спиной воинствующей монахини раздался неожиданно звонкий, мелодичный голос, — эти господа прибыли по личной договоренности с инокиней, — с укором добавила она, — к слову, уже давненько их ожидающей.

Нехотя, но древняя привратница все же посторонилась, пропуская путников. Однако окатила их таким взглядом, полным ненависти и презрения, что один из путников даже запнулся на пороге. Второй же, наконец откинув капюшон, лучезарно улыбнулся старой монахине, демонстрируя ей белоснежные, острые клыки. Увидев их, монахиня в неистовстве закрестилась и скороговоркой запричитала молитву, во все глаза пялясь на жуткого незнакомца.

— Милейшая леди, вам не следует так сильно волноваться! – развязно заявил клыкастый – старухе, — божественным пламенем мы не вспыхнем! — протискиваясь мимо монахини наглый путник еще раз лучезарно улыбнулся ей, намеренно оголяя клыки и нарочно хлестнув полами своего плаща, от чего старая монахиня затряслась и принялась креститься пуще прежнего.

— Настоятельница попросила меня сопроводить вас к ней, чтобы вы не заплутали в лабиринте наших коридоров, — пряча улыбку спокойно сказала подошедшая, совсем еще юная служительница святого места. — Прошу вас, господа, следовать за мной, –поторопила она путников, двигаясь ко входу в один из темных коридоров монастыря.

— Вот зачем нужно было ее цеплять? – недовольно прошептал один путник — другому, — мы тут и так на птичьих правах, да еще и по такому делу…а ты их задираешь. Эта инокиня нас принять скрепя шестеренками согласилась, а коли откажет, что тогда, а? Об этом, ты братец мой не изволил подумать! — отчитывал клыкастого его спутник. Клыкастый в ответ промолчал. Слегка обогнав своего товарища, он обратился к сопровождавшей их послушнице:

— Скажите, сестра, а у вас в обители все такие любезные, как сестра Агата. Поправьте меня, если я вдруг ошибаюсь, но кажется невестам Христовым надлежит быть и добродетельными, и благочестивыми, как в деяниях, так и в помыслах! – не унимался наглый гость.

Монахиня мягко улыбнулась, будто безобразничавшему ребенку, но ответила: