
Благодарю талантливую писательницу и арт-дизайнера StorybookFairy за то, что любезно разрешила использовать ее арт для обложки моей книги.
Дорогой читатель, данная книга находится на сайте Литнет (https://litnet.com/). Если вы читаете ее с пиратского сайта, знайте, что ее скачали без моего ведома и согласия, и я не отвечу на ваш комментарий, даже самый строгий)))
А теперь для хейтеров: писательство - это мое хобби, отдушина и способ рефлексии и психотерапии. Основная любимая работа (далекая от писательства) у меня есть, поэтому мои книги - бесплатны))) Я ищу своих читателей, пусть их будет немного, но они зато мои любимые.
И помните - писательство это труд для мозгов. Одну главу в 8 тыс знаков писатель может создавать в течении дня. И поэтому совет и пожелание - прежде чем писать гадости о книге, создайте сначала свою, выставите ее на сайт (выйдите из зоны комфорта) и почитайте мнение о вашей книге. Могу предсказать, что вам будет неприятно, когда Некто напишет вам гадости (чтобы самоутвердиться).
Но я рада, что на Литнет я встретила много добрых и чутких читателей.
Всех обняла.
Ваша НИНА МОРЕ.
Предупреждение - автор страдает дислексией и дисграфией, поэтому не стоит хейтить за опечатки в словах, лучше напишите, где ошибка, и автор исправит, а вас отблагодарит.
***
Виктор Гистли
Крепкий кофе и третья за час сигарета. Темный кабинет и мой стеклянный взгляд.
Я смотрю в окно, но на самом деле не вижу пейзажа. Перед глазами пелена. И не только из-за дыма, который я выдыхаю в стекло в полумраке. Я ничего не чувствую. Вернее… Я чувствую опустошение и ярость…
Я прокручиваю в уме события последней недели. Они, как вспышки в сознании. Я их призываю сам, мучая, добивая себя, и, одновременно, понимаю, что не могу противостоять им. Я не обрету покой, пока не насыщу то «внутреннее чудовище», которое требует отмщения и крови виновных.
Мучительные воспоминания идут десятым кругом подряд, прожигают дыру в моем сердце еще глубже…
- Лорена, тебе не кажется, что ты проводишь в лаборатории больше времени, чем со своим мужем?
- Виктор, ты говоришь о себе в третьем лице? – ухмыляется, не смотрит в глаза и не отвечает на вопрос. А я опять злюсь и не могу себя контролировать.
- Я просто никак не возьму в толк, - нервно выдыхаю сигаретный дым. - Что там за исследования, которые полностью изменили мою жену! Ты отдалилась, Лорена!
- Виктор, сколько раз я просила тебя не курить в доме! – и опять не отвечает на вопрос, отстраненная… холодная. Надевает бежевое пальто и туфли. Убегает опять, заканчивает разговор, так и не обсудив семейные проблемы.
- Стой, Лорена! – срываюсь с места, останавливаю ее за локоть. Вижу ее равнодушный и пренебрежительный взгляд. - Ты отключаешь меня из реальности? Мои слова – пустой звук для тебя! – цежу сквозь зубы. Но на самом деле мое сердце трещит по швам.
- Отпусти, Виктор! Мне надо спешить, и ты делаешь мне больно! - злится, выдергивая свой локоть.
- Что у тебя с ним? – понимаю, что готов слететь с катушек от ее безразличия и холода.
В ответ она смеется. Нервно красит губы.
- Ты меня знаешь, Лорена, я не буду с ним церемониться… - тихо, устало, но твердо произношу…
- Не трогай Александра! – строго отвечает, прожигая взглядом. - Ты знаешь, что я люблю работу, как и ты свою. Ты всегда знал, какая я! – повышает голос. - Я не обещала тебе, что буду домашней курицей, ждать тебя с горячим ужином и детьми. Так чего ты хочешь теперь?! – сжимает кулаки. - Хочешь менять меня, ломать, чтобы я прогибалась и соответствовала?!
- Лорена, я … - не успеваю договорить.
- Все, Виктор! Я устала! - вешает сумку на плечо, открывает дверь. - Я так больше не могу… - уходит, сильно хлопнув дверью.
Хуже гнева, ревности, злости… может быть только безразличие…
Проклятье! Даже ревность и злость! Я согласен на них. Но не это… Понимаю, что она ушла снова, не помирившись. Вечером я опять буду делать первый шаг и, как всегда, неделю или две она будет меня отталкивать… Но…
Ломается ручка в моей руке, и осколки падают на пол. Это немного приводит меня в чувства.
- Господин Гистли, разрешите?! - в мой кабинет вбегает констебль, тушуется передо мной…
Я удовлетворен, что мои подчиненные трепещут. Мне не нужно их уважение, я знаю этих лентяев достаточно, чтобы понять, что с них требовать. Полная отдача в работе, никакой фамильярности.
Хотя, их пресмыкания порядком раздражают… Но, если бы они показали характер, я бы дожал каждого до их сегодняшнего состояния.
- Господин Гистли, простите… Мы нашли его, - констебль нервно сглатывает… Наверное видит мое состояние.
***
Спешу в повозку. Сегодня я навещу своего «хорошего» знакомого.
Пелена ярости душит. Подчиненные привыкли к моей хладнокровности, бесчувственности и циничности. Не стоит показывать им свою уязвимость. Это временная слабость. Но которая может сотворить непоправимое.
Расслабляю галстук. Тру шрам от ранения напротив сердца. Столько лет прошло, а он все ноет. Сажусь в повозку, сильно жмурюсь.
***
Эмили Вивьен
В определенные моменты жизни, когда у тебя соответствующее душевное состояние, человек может погрузиться в философские размышления о своей жизни, душе и времени.
Неделю назад я начала задумываться об этом. До того дня, мне казалось, что моя жизнь пролетела, я ее даже не заметила. Хотя там был любящий отец, моя летняя практика у его знакомого доктора. Но все это, как миг… Будто, наконец я себя осознала…
Видимо так приходит взросление.
Семь дней назад я сделала своему отцу небольшой подарок. К нам в институт приезжал талантливый художник. Он нарисовал мой портрет в миниатюре. И по моей просьбе выгравировал надпись на кулоне. По моим расчётам, мой подарок должны были доставить отцу вчера или позавчера в нашу квартиру.
- Эмили Вивьен! – голос учителя танцев выдергивает меня из раздумий.
- Да, господин Леруа, - останавливаюсь, чтобы увидеть его строгий взгляд и перешептывания учениц моей группы.
- Эмили, вы витаете в облаках и сбиваетесь с ритма! Или это ваше врожденное отсутствие слуха? – манерно выдает Леруа со своим необычным иностранным акцентом, заставляя других девушек посмеиваться надо мной. Но мне это вовсе не страшно. Пусть смеются, меня не задевает это… они мне не подруги.
- Эта неделя поистине тяжелейшая, я просто поражен вашей отрешенностью, - разводит учитель руками, явно преувеличивая. Но это его особенность. Излишне эмоциональная натура.
- Только эта неделя? А какую оценку вы дадите мне в дни, предшествующие этой неделе? – задаю вопрос, но будто нахожусь в прострации, меня это действительно от чего-то волнует. Я и сама озадачена. В последнюю неделю я, действительно, чувствую себя иначе.
- В предшествующие дни, мисс Вивьен, вы, видимо, были серой вороной, раз я вас не замечал, - высокомерно заявил мне Леруа и взмахнул указкой, приказывая музыкантам играть дальше.
- Да что же это такое! – вскрикнул Леруа, когда двери танцевального зала распахнулись, и вошла служанка начальницы института. - Я смогу провести это занятие или нет?!
- Простите, господин, - служанка склонилась в поклоне. - Госпожа Шаванель просит мисс Вивьен к себе в кабинет, - тихо произносит, тушуясь перед Леруа.
- Уводи ее! Все равно, она не попадает в такт, - пропел Леруа.
Я склоняюсь в реверансе и спешу в кабинет начальницы института… Мне тревожно… Чувствую, что что-то случилось.
***
- Госпожа Шаванель, разрешите! - я вхожу в кабинет.
Начальница института Флер Шаванель - высокая статная дама сорока лет, очень красивая, но черты лица заострены, что делает ее облик весьма строгим и опасным.
- Входи, Эмили, - она осматривает меня с ног до головы, чему-то ухмыляясь. Присаживается за стол. - Сегодня я получила письмо из твоего города, - она уже не смотрит на меня, вертя в руках конверт. Я вижу в ее взгляде пренебрежение… или мне только кажется…
Молчу, жду ее слов. Она всегда так делает, я знаю. Шаванель нравиться недоговаривать информацию, а еще делать длинные паузы перед важной новостью, важной для ее воспитанниц… Чтобы они изводились в нетерпении, волновались, переживали. Многие начинали плакать и тогда Флер их уничижала, говорила о их неустойчивом душевном равновесии. Но я стою тихо и терпеливо жду.
- Тебе интересно от кого письмо? – опять не смотрит в глаза, вскинув брови. Теперь ее образ кажется мне карикатурным. Но я не подаю вида.
- От отца? – спрашиваю и жду от нее информации. Представляю, как поступила бы на ее месте иная женщина, человечная. Сразу отдала бы письмо и не изводила.
- Отнюдь, Вивьен…- опять долгая пауза. - Как странно… Мне всегда было интересно, почему твоя фамилия отличается от фамилии твоего отца, - улыбается и смотрит на меня. Я знаю, она хочет моей реакции. Но я не собираюсь ее «кормить» своими эмоциями.
- Это было решение отца, - спокойно отвечаю, хотя тревога нарастает. Я чувствую, что произошло что-то страшное. - Я доверяю его решению… значит так было нужно.
- Ну что ж, не буду спорить, - смотрит в окно, играя глазами.
Знаю, что она имеет в виду. Ей хочется думать, что отец считал меня неродной, и поэтому не дал свою фамилию. Пусть думает. Если ей приносит радость эта мысль, то я тоже смогу сложить о ней собственное мнение. Но я знаю… Что отец спасал меня от чего-то. Он ученый, и поэтому не хочет, чтобы его имя как-то влияло на меня…
- Сегодня я получила новость, - начальница смотрит строго на меня. - Твой отец скончался этой ночью, прими соболезнования… - сухо и холодно…
Удар сердца. Несколько секунд я не слышу звуков окружающего мира и почти ничего не вижу.
Невозможно. Хочется закричать, что это неправда! Что этого не может быть. Он был полон сил и энергии, я это знаю. Он не мог умереть… или… он умер не сам…
- Ч-что произошло? – сдерживаюсь изо всех сил. Голос дрожит, а глаза печет. Внутри разбитое сердце. Но боль я выражу потом, когда буду одна…
- Несчастный случай в его лаборатории, - сухая констатация фактов. - Вернее, не его лаборатории… а отдела, где он работал… - Флер смотрит холодно, во взгляде нет сочувствия. Только надменный тон и взгляд. - И это не все…
- Что еще? – спрашиваю… Чем она еще добьёт меня…
- У тебя появился опекун, - ухмыляется. - Очень интересный человек… Причем появился очень быстро.
- Кто он? - я в замешательстве… У нас с отцом нет больше родных… И друзей, которым я была бы близка… даже знакомых…
- Виктор Гистли… - кривится в ухмылке. - Тебе знаком этот человек? – она смотрит с раздражением, а я не успеваю ответить, что впервые слышу о нем, потому что она продолжает. - В прочем, это не важно.
Флер выходит из-за стола, подходит к окну, трогая орхидеи в горшках.
- Если не поступят деньги за новый семестр, мы будем вынуждены с тобой распрощаться, - говорит будто кому-то в сторону, теряя ко мне интерес.
- Госпожа Шаванель… может отец оставлял для меня что-то… Может он успел отправить письмо? – спрашиваю от безысходности.
Внешность Эмили, которую я нарисовала с помощью нейросети. И я довольна)))
Да! Это моя Эмили)

***


***
Виктор Гистли
Немного нарядов, косметики, небольшой набор украшений… Минимализм во всем...
Я рассматриваю вещи своей погибшей жены и понимаю… Что всех их можно уместить в один чемодан.
Раньше мне казалось это прагматичностью, рациональностью. А теперь догадываюсь... или даже осознаю, что Лорена не хотела надолго задерживаться со мной, либо, подсознательно, она была готова к дороге. Она всегда готова была сбежать. И это... больно.
Могло бы быть больно, если бы я что-то сейчас чувствовал.
Прислушиваюсь к себе и понимаю - не важно, чего хотела она, важно то, что я докопаюсь до истины.
«Она была несчастна с тобой», «отпусти ее» - слова Аспена звучат скрипучим звуком внутри.
Я не отпущу ни одного из них. Я узнаю, что вы создавали и уничтожу это. Уничтожу все, что вы создали вместе…
«Вместе» - от этой мысли, что моя жена проводила с безумным ученым больше времени, чем со мной, ярость вскипает с новой силой. Ревность? Возможно, отчасти...
В основном, это задетое мужское самолюбие. И еще то, что я расцениваю ее действия, как предательство… Хотя, заглушаю эти мысли.
Пытаюсь понять свое внутреннее состояние… Понимаю, что предательством считаю даже ее поверхностное восхищение Аспеном. Ее рвение защитить его. Ее взгляд, когда она говорила о работе...
Восемь лет я пытался стать для нее самым близким… Но наткнулся на холод с первых же месяцев нашей жизни. Раньше считал это тайной, загадкой. Был некий азарт добиться ее расположения… Но теперь осознаю, что я выдохся. Я бился о неприступную стену, так и не найдя отклика.
Я неудовлетворен.
Эти, поистине, наиболее здравые мысли своего самоощущения я отметаю. Мне не до лирики.
Я хочу возмездия.
Я хочу заполнить эту дыру в душе.
Я понимаю, что одержим. Что сросся с этой одержимостью. Желанием заставить страдать Аспена даже с того света. Чтобы он не обрел покой и там, чтобы чувствовал боль. Чтобы он почувствовал, где бы ни был, какого это – отбирать чужое.
- Господин Гистли, я закончила уборку, может вам нужна еще помощь? – моя горничная, пожилая флегматичная женщина, появляется неожиданно, и я возвращаюсь в реальность из состояния саморазрушения.
- Нет, миссис Джексон, можете идти! – говорю безучастно. Я хочу остаться поскорее один.
- Может, вещи миссис сложить в сундук? – интересуется, но сразу притихает, видя мой красноречивый взгляд. - Хорошо… я тогда пойду… Завтра буду утром, как и всегда.
Миссис Джексон уходит… Из прислуги она осталась одна, работает в утренние часы, делая уборку и готовя обед. Остался и ее брат в качестве извозчика. Остальных слуг распустил. После… гибели жены… Мне не хочется никого видеть в моем доме…
Я иду в свой кабинет. Закуриваю опять. Сигареты и кофе – это мой завтрак. Я, наверное, пытаюсь себя отравить ими, заглушая душевную горечь, что наполняет меня изнутри.
Осматриваю свой стол… Трогаю вещи, которые забрал из квартиры Аспена.
Ежедневник, дневник и блокнот. В них записана какая-то дребедень. Пустословные записи научного работника… Но мое внимание привлекли незаметные знаки, над многими буквам в его дневнике.
К этим записям должен быть некий дешифратор. Я полностью уверен, что эти вещи – ключ к разгадке тайн сумасшедшего ученого Александра Аспена.
Присаживаюсь за стол, чтобы в сотый раз попытаться понять логику этих символов. Перепробовал множество вариантов. Но все тщетно. Пока что только у Аспена получается изводить меня даже с того света…
Замедляюсь.
И достаю кулон из кармана. Ловлю себя на мысли, что могу это делать чаще, но останавливаю свои порывы.
Эмили…
Опять разглядываю портрет юной девушки... Черты Аспена я не улавливаю в ее облике. Может, если бы Аспен был моложе, я бы видел отчетливее. Неожиданно, что у шестидесятилетнего ученого такая юная дочь.
Эмили Вивьен. Восемнадцати лет. Прилежная ученица Института благородных леди. Мне удалось выяснить. Аспен происходил из древнего рода, имеющего родство с королем, правда, давно обедневшего рода. Но это все равно позволило ему устроить дочь в данное учебное заведение. Даже под другой фамилией…
Почему фамилия Вивьен? Ты хотел ее спрятать, Аспен? От кого? Или… почему?
Никто не знал о существовании его дочери Эмили. Аспен хорошо ее скрывал… Но не от меня.
О ней больше никто не узнает… Будь спокоен, Аспен… Я сохраню твою тайну… Как никто не узнает больше и о тебе.
Всю информацию об ученом, как и о своей жене я уничтожил…
И теперь мне развязаны руки…
Я сам узнаю твои тайны, Аспен. Я уничтожу то, что ты создал... То, что тебе дорого…
Прячу кулон в карман и беру в руки документы об опеке.
Ухмыляюсь себе… Подделать подпись Аспена, как и его почерк не составило труда. Как и провести все оформление быстро и незаметно. Особого усердия, к своему удивлению, не прилагал. Ведь никому, как оказалось, нет дела до бедных сироток и их дальнейшей участи… Безразличие ответственных сыграло на руку… Горестно, но не для моих чувств.
- Что же делать мне с тобой, Эмили…
***
Эмили Вивьен
Нужно спешить на занятие. Я и так довольно долго просидела в нише. Меня могут хватиться. И мое и так плачевное положение будет еще хуже. Я теперь одна…
Я хочу выбраться из этого института, но, одновременно, понимаю, что мне нужно образование, чтобы прокормить себя в будущем… Хотя, может, мне сбежать?
Мысли о Викторе Гистли, который стал моим опекуном, не дают мне покоя. Даже больше, они пугают меня. Не видя и не зная этого человека, я чувствую опасность от одного его имени…
Я должна спрятаться, избежать этого человека… Я чувствую это.
Бегу быстро по ступенькам вниз. Но неожиданно сталкиваюсь с кем-то.
- Эй, красавица, полегче! – высокий, худощавый мужчина ловит меня, спасая от падения. Но я хочу, чтобы он поскорее отцепился от меня.
- Простите, благодарю вас! – не смотрю ему в глаза. Не хочу. Я узнала этого человека. Я видела его несколько дней назад, выходящим из кабинета начальницы института. Может это ее сын или племянник. Все равно! Но я не хочу связываться ни с ней, ни с ее приближенными.
Эмили Вивьен. Глемт
До Питфола мы добрались за три с половиной часа. Выделенная мне карета была маленькая, одноместная, поэтому часть вещей пришлось оставить в институте в камерах хранения. Я оставила все нарядные платья. Не думаю, что мне придется когда-нибудь их надеть снова… Да и воспитанницам приюта, наверное, не очень понравится такая новенькая.
Как говорила Флер, я должна знать свое место. Поэтому ничего страшного не произошло. Я хочу верить, что справлюсь.
Город Питфол встречает морозной сыростью. Сейчас весна, но до сих пор промозгло и холодно, а небо затянуто плотными серыми облаками. Питфол весьма неплох. Я бы даже сказала, что он уютный… Но прочувствовать свое отношение к городу не могу. Слишком напряжена предстоящей встречей с руководством Глемта…
Какое-то время едем по дороге, окруженной лесом, пока не упираемся в проржавевшие железные ворота.
- Все, мисс, дальше сами, карета не проедет за ворота, - говорит мне кучер, зажав зубами сигарету.
- Спасибо, Альфред, прощайте! – я беру свой чемодан и выхожу из кареты.
- Постарайтесь здесь выжить, - Альфред осуждающе окидывает взглядом здание приюта. - Тот, кто вас сюда сослал, видимо, желал вам худшей участи.
Машу рукой ему на прощание.
Осматриваюсь и понимаю, что Альфред прав. Место выглядит очень забытым… За промерзшим садом давно никто не ухаживал. Здание обветшало и выглядит аварийным. На близлежащей территории нет качелей для детей… Почему я сразу заметила отсутствие качелей? Всегда их любила. Чувство полета, движения, невесомости. Будто паришь…
Тащу свой чемодан к парадному входу и стучу в дверь приюта, поправляю свой длинный шарф и шапку.
Вздрагиваю, когда дверь распахивается в мою сторону, чуть не задев меня.
- Явилась, - меня встречает высокая худощавая женщина, в сером платье и сером головном уборе, похожим на платок. - Заходи, не стой, как вкопанная.
- Здравствуйте, я Эмили Вивьен, - говорю растеряно, и направляюсь за строгой женщиной.
- Зови меня сестра Зелла, - цедит сестра Зелла… - Ты у нас не единственная новенькая. И тем более, такая же великовозрастная воспитанница. Мы селим вас вместе. Здесь тебе не будет отдельной комнаты и балов с пироженными.
Я молчу и иду за сестрой Зеллой, по дороге встречаем еще несколько таких же «сестер», которые скользят по мне холодным взглядом.
- Это кабинет директора приюта, господина Слага, - вскинув подбородок говорит мне Зелла. - Будь вежливой и учтивой.
Я не знаю как на это все реагировать. Но предостерегающие слова кучера Альфреда заиграли новыми красками.
Толкаю увесистую дверь и вхожу. И сразу попадаю в некий токсичный вакуум…
У камина, протирая многочисленные папки стоит невысокий кругленький мужчина. Он оборачивается на меня и расплывается в кривой улыбке-усмешке.
- Ну здравствуй, Эмили, - прихлопнув в ладоши он излишне дергается к креслам, указывая мне на одно из них. - Я очень рад с тобой познакомиться. Никогда приют Глемт не был озарен такой звездочкой из Института благородных леди, как ты!
Он говорит будто располагающе, но не располагает вовсе. А наоборот, отталкивает. Делаю, как он говорит, и сажусь в кресло напротив него.
Он так странно на меня смотрит... Что я чувствую себя максимально некомфортно. Кожу будто прожигает яд. Я стараюсь придать лицу непринужденный вид, осматриваюсь. Но в душе я хочу сбежать из этого кабинета.
- Эмили, правила приюта ты прочтешь у себя в комнате, - он поправляет свои жидкие волосы, зализанные на бок. - Но ты должна знать, что в моем приюте все воспитанницы очень послушные, - теперь Слаг смотрит на меня многозначительно…
Я киваю ему. И вижу его одобрение.
- Я не терплю непослушания, - театрально грозит мне пальцем, улыбаясь. - Сестры введут тебя в курс дела… а пока скажи мне, - он наклоняется ближе ко мне. - Как так вышло, что тебя вышвырнули из Института благородных леди? – он, определенно, злорадствует и смотрит на меня, так… так… как на кусок мяса?
А у меня все внутри обрывается… Моментально сложилась картина об этом человеке…
Он здесь власть… И я должна быть «послушной», так он сказал. Теперь его просьбы начинают иметь поддекст.
Мне кажется, что я моментально меняюсь внутри. Что-то щелкает… Действительно. Я не благородная леди. Теперь нельзя быть ни благородной, ни леди…
«Постарайтесь здесь выжить! » - сказал мне кучер Альфред…
- Отец умер… И нечем было платить за новый семестр… - пытаюсь скрыть дрожь в голосе. Но дрожат мои колени. Слаг это видит и упивается моим состоянием.
- Нет-нет, милая, - ехидно перебивает меня. - Я знаю, что у тебя есть опекун, - он делает очень хитрый, прожигающий взгляд, так смотрят на недостойных женщин, которых хотят обличить. - Я выясняю всю информацию про своих воспитанниц.
- Я его ни разу не видела… опекуна… - выходит как-то обреченно.
- Ладно, Эмили, - Слаг делает гипертрофированно-серьезный вид, вздергивая подбородок. - Будем с тобой работать. Учти, правила у нас здесь строгие, никаких шуток и плясок, как в твоем бывшем… месте жительства.
Слаг делает вид, что потерял ко мне интерес, но я вижу редкие сальные взгляды, которые он бросает, глядя на меня через зеркало.
- Можешь идти, твоя комната слева крайняя, - теряет ко мне интерес.
Я быстро убираюсь из этого жуткого кабинета и бегу в комнату.
Выживать здесь будет сложно.
В коридоре никого нет, сейчас поздний вечер. Видимо, воспитанницы уже в своих комнатах. На этаже расхаживает одна из сестер. Патрулирует… вечернюю тишину?
Замечаю в ее руках плеть и нервно сглатываю. Здесь бьют воспитанниц? Что же за жуткое место «Глемт»? Действительно, забытое.
Подхожу к двери своей комнаты и тихо стучу, а после открываю. Осторожно вхожу, боясь чего-то. Возможно того, как меня встретит соседка…
В комнате тусклый свет лампы, работающей на старых артефактах. Такие использовали лет двадцать назад… Но, видимо, в Глемте ничего не менялось долгие годы.
***
Виктор Гистли

Больше полугода я живу в гипертрофированном рабочем режиме. Помимо организации работы подчиненных, отчетов, плановых заданий и расследований, я не оставил попытки разгадать тайну Аспена. Как и попытки найти свою жену… Порой мне кажется, что она просто сбежала от меня, подстроив свою смерть. Может быть я сошел с ума?! Не удивлюсь… Ведь я…
Я потерял сон… Бессоница – теперь мое новое состояние. Ночи проходят тягуче и мучительно. Я могу забыться сном на несколько минут, но он будет поверхностный и тревожный.
И в этом коротком забытьи я вижу жену. Я пытаюсь найти ее. Каждый раз ловлю за руку, но на меня оборачивается незнакомая женщина в странной одежде… Я теряюсь и отпускаю ее руку.
Мое желание отмщения никуда не исчезло. Я ненавижу Аспена. Ненавижу за то, во что я превращаюсь по его вине. Может я утрирую, и это вовсе не его вина, но моя… Но он не смел посягать на мое. «Лорена была несчастна с тобой» - его слова гудят в голове, принося физическую боль. Как он смел! Или это ему сказала моя жена? Лорена была душевно с ним ближе, чем со мной?
Смотрю на себя в зеркало и не узнаю себя. Более того, я не хочу на себя смотреть… На того монстра, что смотрит на меня из зеркала, ведь я знаю его мысли… Я не могу это остановить. Я не могу остановить свое саморазрушение… Этот процесс необратим.
Хватаюсь за старый шрам напротив сердца. Он опять болит. Тру его до выступающей крови, откидываясь на спинку дивана… Одновременно, вспоминаю, про кулон в кармане.
Открываю его и снова смотрю на портрет девушки. Невинный взгляд, глубокий, юный. И я отвлекаюсь от боли старой раны. Боль заглушают новые ощущения.
Я направил письмо начальнице Института благородных леди, с просьбой отправить Эмили Вивьен в самый отдалённый приют, с самыми жесткими условиями, и прислать название приюта мне письмом.
Письмо я сжег, не читая.
Аспен хотел воспитать свою дочь в нежных условиях. Свое берег и отдавал самое лучшее. Но чужое погубил, перед этим отобрав, отдалив от меня.
"Твоя дочь, Аспен, в приюте для сироток… Ты сам виноват в этом… Знаешь ли ты, об их участи, Аспен?" От этой мысли на миг становится не по себе. Но я их пресекаю на корню.
Убираю кулон. Кладу его в коробку и задвигаю в ящик. Я не могу смотреть в глаза девушке с портрета…
Этот невинный взгляд убивает…
- Я мог поступить с тобой намного хуже! - зло говорю, обращаясь к… кулону…
Я схожу с ума… Нервно ухмыляюсь… И снова курю, выпуская дым в потолок, закрываю глаза…
Письмо с названием приюта я сжег специально. Чтобы не было соблазна еще больше вредить дочери Аспена… Или…
Не хочу задумываться.
Темный кабинет давит на сознание. Я забываюсь недолгим полусном-полубредом.
С тех пор, как я приказал отправить Эмили в приют… Мне кажется, что мне в этом бреду снится Аспен. Он осуждает меня, я чувствую, просит вернуть ее… Может это моя совесть? Ну нет… Совести у меня нет. Я циничен до мозга костей.
На работе все по-прежнему. Я требую полной отдачи от подчинённых. Потому что сам выкладываюсь на все сто процентов. Периодически ловлю на себе сочувствующие взгляды инспектора.
Не надо сочувствия…
Вы и не догадываетесь, какой я монстр…
Я достаю кулон из ящика вновь… Распахиваю его и снова вижу портрет. Сильно сжимаю его в руке.
- Ты не убежишь, Эмили… Пришло время, тебе платить по счетам за своего отца.
***
Эмили Вивьен
Занятия закончились, и я спешу скорее в комнату, поговорить с Ниной. Очень резко вбегаю, так, что Нина пугается и роняет сумку, из которой выкатывается три яблока и небольшой мешочек с деньгами.
- Нина? – озадаченно смотрю на нее. - Ты решила… - оглядываюсь на дверь и перехожу на шепот. - Сбежать?
Нина кивает, закидывая яблоки обратно в сумку.
- Но… это опасно! - не знаю, почему я отговариваю Нину… Наверное, потому что сама не могу решиться на побег. А еще эта горькая мысль, что мы с Ниной расстанемся… или, еще хуже, что ее накажут за побег.
- Эмили, у меня нет выбора, - Нина складывает сумку под подушку. - Мне нельзя больше здесь оставаться… Поворачивается. Я вижу, какая она бледная.
- Что произошло? – подхожу к ней, а Нина сникает…
- Слаг хочет отдать меня ревизору… - говорит какие-то жуткие вещи…
- Что значит отдать? – я в растерянности. - Ты ведь не вещь, - говорю, а сама вспоминаю намеки Слага в мою сторону…
- Вещь, Эмили... Мы здесь все – вещи Слага… И девочки для битья у сестер, - Нина берет меня за плечи. - Бежим отсюда, Эмили, со мной! Вместе!
- Нина, я... - я не знаю, что сказать, я трусиха… - Я не смогу… я…
- Нас ждет здесь только учесть быть проданными каким-нибудь мерзавцам…
- Нина, может, можно что-то решить? – говорю, а сама не хочу ее отпускать, но знаю и понимаю, что оставаться ей в приюте больше нельзя…
Нина отступает. Понимаю, что она все для себя решила.
- Завтра на рассвете... я убегу, - Нина умоляюще смотрит, ее глаза блестят. - Бежим вместе, Эмили…
- А как же, Анна? Я не смогу ее бросить…
- Хорошо... - Нина грустно улыбается, отступая.
В этот вечер мы больше с ней не разговариваем. Я сама виновата. Я не поддержала Нину в ее решении. То есть, не высказала поддержки. Она одна со своей проблемой… А мне страшно ее терять.
Я долго не могу заснуть… Слышу, что и Нина не спит…
- Нина, - говорю тихо. - Как доберешься до своей «пристани», сообщи мне… - говорю это и засыпаю…
***
Эта ночь выдалась нереально тяжелой. Длинная-длинная ночь… Сон был мучителен и реален.
Я будто прожила некую иную жизнь, наполненную болью и отчаяньем.
Мне снилось, что мое лицо и руки в кровавых трещинах. Я смотрела на себя в зеркало и видела обезображенное лицо в шрамах. Я надевала маску, которая должна была их скрыть. Я будто смотрела на себя со стороны…
Виктор Гистли. Тот же день. Но многими часами ранее.
Просыпаюсь… И первая мысль: «Я спал?»…
Нет… Показалось. Я опять забылся в своих видениях, которое подкидывало больное воображение...
Я устал, как никогда, но вместе с этим, раннее утро принесло новые чувства и эмоции, которые я прежде не ощущал. Тру свой шрам, но он не так сильно ноет, как вчера.
Я в своем кабинете, оглядываюсь по сторонам. Будто я так давно здесь не был…
Иду в душ и включаю ледяную воду. Несколько минут стою под обжигающими холодом струями, жмурюсь, и в голове проносятся образы моего недавнего забытья…
Девушка со шрамами на лице… Но она все равно красива, будто разбитая и небрежно склеенная фарфоровая кукла…
Резко прихожу в себя, я вспоминаю еще одну девушку, похожую на фарфоровую статуэтку… С невинным взглядом...
Быстро одеваюсь и отправляюсь в дорогу… Сегодня мне нужно многое успеть…
Добираюсь до Института благородных леди. Не люблю такие места. Но, что поделать, сам усложнил себе ситуацию, сжигая письмо. Пока что только я сам себя наказываю.
- Госпожа Флер Шаванель у себя? – спрашиваю служанку, которая пугается при виде меня и судорожно кивает, указывая на лестничный пролет.
Могу ее понять.
Если сам не хочу видеть человека с глазами монстра в отражении зеркала.
Иду за служанкой, она дрожит, останавливается у кабинета и пятится назад.
Стучу и сразу распахиваю дверь. Вижу начальницу института госпожу Шаванель с неким молодым человеком. Они пугаются от неожиданности, ну допустим, что только от неожиданности, и Флер нервно кивает своему гостю на дверь.
Худощавый молодой человек проходит мимо меня к двери, опасливо рассматривая. Одного взгляда на него мне достаточно, чтобы понять, что это молодой любовник-содержанка начальницы института.
Ну что ж…
Флер поправляет прическу и расплывается в улыбке. Подходит ко мне, поднося руку для поцелуя.
- Ах, господин Гистли! Чем обязаны неожиданному визиту самого занятого сыщика королевства?
Целую ее руку, почти не касаясь губами, чувствую резкий запах духов.
- Госпожа Шаванель, я бы хотел уточнить у вас место нахождения Эмили Вивьен, – говорю прямо, как есть, не хочу увиливать.
Флер делает удивленный вид, поджимает губы и направляется к своему столу.
- Присаживайтесь, господин главный сыщик, - указывает мне на стул возле своего стола. - Чаю, кофе или, может, такие серьезные мужчины предпочитают чего покрепче? - она игриво поднимает бровь, расплываясь в улыбке.
- Прошу прощения за мой неожиданный визит, но у меня очень мало времени, - говорю почти учтиво, но ее общество и откровенный флирт утомляют.
- А слухи о вас не врут… - Флер оглядывает меня с головы до ног. - Вы, действительно, выглядите, как «великий инквизитор», - улыбается, и это порядком начинает выводить.
- Я припоминаю, что отправляла вам письмо с новым адресом вашей подопечной… - она облизывает губы. - Которую вы сами просили сослать в самый, скажем… неблагоприятный для хрупкой юной леди… приют… - Флер прищуривается, бросая томный взгляд. - Что-то поменялось? Вы передумали? Пересмотрели свои обязанности опекуна?
- Скажем так, что я погорячился, - с губ слетает какое-то мое признание… Но внутри я раздражен тем, что она тянет время и говорит много лишних слов...
- Адрес, госпожа Шаванель! - выходит в приказном тоне, и женщина приходит в чувства.
- Господин Гистли… - она бегает глазами по столу и отрывает листок из блокнота. - Я, право, не знаю, стоит ли вам говорить о месте нахождения Эмили. Она хоть и моя бывшая воспитанница, но я беспокоюсь за ее участь, ведь вы сами… - вздрагивает от того, что я подхожу ближе.
- Адрес, госпожа Шаванель! - я смотрю на ее дрожащий подбородок. Я знаю, как моя энергетика может подавлять.
- Раз уж оно так все сложилось, - Флер записывает адрес. - Можете забрать личные вещи Эмили из камер хранения, она многое оставила… потому что...
- Окажите мне услугу, госпожа Шаванель, - говорю тихо, и Флер внимает каждому слову. - Организуйте доставку вещей Эмили в усадьбу Гистли… и пришлите счет на мое имя за эту оказанную услугу, - вытаскиваю листок с адресом из ее дрожащей руки. - Всего доброго! - я удаляюсь из кабинета, оставляя растерянную начальницу института.
Быстро сбегаю по ступенькам вниз и читаю адрес приюта. Хмурюсь…
Приют Глемт в городе Питфол. Я слышал о нем… И не могу сказать, что слышал что-то хорошее об этом приюте, как и о его директоре...
Быстро занимаю место и отдаю распоряжение кучеру. В груди нарастает тревога. Такого давно не было. Это меня сейчас не удивляет, почти. Я подумаю об этом после. И разберусь в своих чувствах позже… Или вовсе упущу этот момент. Сейчас это не важно.
Но чувствую, что у меня мало времени, и я должен успеть…
***
Попадаем в Питфол за пару часов. Я приказал не жалеть лошадей в этот раз. Мельком оцениваю город и, кажется, будто он очень знаком, но вызывает у меня нехорошие чувства.
Еще хуже обстоит дело с приютом.
Спрыгнув со ступенек кареты, направляюсь к главному входу и открываю дверь. В коридорах тихо, но замечаю бегающих женщин в серых балахонах. Направляюсь дальше по коридору, в поисках кабинета директора. Но слышу громкий крик и звуки ударов. Что-то внутри сжимается, и появляется нехорошее предчувствие, что я опоздал…
Понимаю, что звук доносится из цокольного этажа и быстро направляюсь туда.
И то, что я увидел, заставило прийти в замешательство и ярость…
Две старые женщины держат беззащитную юную девочку, опустив на колени, а третья бьет ее по лицу.
- Я не виновата... – всхлипывает девушка. Она в одной тонкой сорочке, хотя в подвале очень сыро и холодно. Ее длинные черные локоны скрывают лицо, но я успеваю разглядеть, кто это.
И в этот миг меня будто бьет молния. А внутри всё обрывается.
Эмили?
- Лживая и неблагодарная дрянь! - громко визжит женщина и снова бьет… Эмили…
Виктор Гистли
Мы покидаем Глемт. И для директора этого приюта я сделаю небольшой прощальный подарок...на память… Но немного позже…
А пока…
Я смотрю на девушку, сидящую напротив.
- Да, я твой опекун, - отвечаю на вопрос Эмили, и вижу, как ее минутный ужас, постепенно исчезает… И она уже смотрит мне в глаза уверенно, совершенно не боясь.
- Зачем вы приехали? Зачем забрали меня? – спрашивает, а в голосе безысходность. Она говорит тихо, но немного дерзко… Определенно, из-за пережитого стресса. - Вы ведь сами отправили меня в приют с самыми тяжелыми условиями! - вглядывается в меня в ожидании ответа. Бросает мне вызов.
Не отвечаю. Бегаю взглядом по ее лицу, смотрю ей в глаза. Но, наверное, красноречиво молчу.
«Знал бы я сам, почему забрал тебя…»
- Куда вы меня везете? – задает новый вопрос. Понимает, что я не отвечу на предыдущий.
На смену ее страхам приходит нечто иное. Эмили берет себя в руки… И меня это удивляет.
Она отворачивается к окну…
Все-таки не выдерживает моего взгляда.
Хрупкая, юная. Невольно рассматриваю ее. Вижу сбитые колени.
Эмили натягивает на них ткань легкого платья, будто чувствует, что я смотрю. А я прихожу в себя…
- Надень это, - стягиваю с себя плащ и отдаю Эмили. Она смотрит скептически, растеряно, но принимает вещь и надевает. Кутается в него, утопая... А еще она постоянно закусывает разбитую губу, стирая рукой с нее капельки крови.
Не выдерживаю, достаю из кармана платок и небольшой флакон со спиртовым раствором, который является необходимым элементом, если ты сыщик.
Не церемонюсь, придвигаюсь к Эмили ближе, и поворачиваю ее лицо к себе за подбородок.
Эмили теряется.
- Что вы делаете? - она скидывает мои руки… Я и забыл, что сегодня ее личное пространство уже нарушено грубым образом… А я никогда не был… нежен… И, видимо, не собирался начинать.
- Эмили, рану нужно обработать, чтобы не было заражения, - говорю спокойно… но строго.
- Не прикасайтесь ко мне! – кричит и злится… И внутри меня вскипает ярость… Не на Эмили… А на директора приюта… Он что-то сделал ей.
- Эмили, у тебя будет заражение крови, поэтому потерпи немного моего присутствия… и не бойся, - последние слова как-то действуют на нее, и она затихает и утвердительно кивает.
Прикасаюсь платком, смоченным в спиртовом растворе, к разбитой губе Эмили, и она немного шипит от боли, закрывая глаза… не хочет на меня смотреть. Немного ухмыляюсь этому. Как человек, я ей не нравлюсь... Поворачиваю ее голову за подбородок немного в сторону, касаясь большим пальцем раны на бледной щеке от пощечины. Чувствую, что Эмили перестает дышать и напрягается, темные ресницы подрагивают.
- Директор приюта… тебя обидел? – не убирая руки от ее лица, осторожно спрашиваю, следя за реакцией девушки. Почему-то с Эмили задумываюсь теперь и о тактичности… Не могу спросить прямо… И, одновременно, боюсь услышать, что тот мерзавец воспользовался положением и причинил зло Эмили… Сейчас я отделяю Аспена от его дочери…
Ненавидеть издали было намного легче… Теперь же… я не узнаю себя сам…
- Нет, - тихий ответ, и Эмили смотрит вниз.
Я отодвигаюсь и стучу по стенке кареты, чтобы кучер остановился.
- Вы куда? – испугано спрашивает Эмили. А я ловлю некое новое чувство… Она боится меня, но, одновременно, не хочет, чтобы я уходил.
- Будь тут, Эмили, у меня есть одно дело, - вижу, что она мне кивает, и я уже почти выхожу, но, зачем-то оборачиваюсь… мне хочется ее успокоить. - Я скоро…
Прохожу в управление розыска, напрямую к инспектору.
Несколько минут нашего диалога и пара телеграмм. И работа отдела Питфол с моим руководством из столицы согласована. Я жму руку инспектору, вижу, что он смотрит на меня с прищуром.
- А мы с вами никогда раньше не встречались? – хитро осматривает меня, поправляя свои усы.
- Не думаю, - сухо прощаюсь с ним.
Мне тоже он показался знакомым, в нашей профессии это не ново. Но это не важно. Важно то, что сегодня для господина Слага и его шайки злобных старух придет конец.
Выхожу из управления, направляясь к карете.
Уходя, я закрыл Эмили на ключ… Ухмыляюсь своей гипер предусмотрительности. Неужели боялся, что она сбежит?
"Кто знает, чего ожидать от сироток из приюта". Понимаю, что только что улыбнулся этой мысли. Голова идет кругом. Встряхиваю волосы руками и сильно жмурюсь, чтобы избавиться от наваждения.
Замечаю недалеко уличного торговца… И удивляюсь себе еще больше, потому что направляюсь к нему, чтобы купить теплый фруктовый отвар и несколько круассанов… для Эмили.
Я мог подумать, что все дело в том, что я пытаюсь загладить вину. Ведь я напрямую причастен к ее боли… Но тут примешано что-то еще… Я не буду разбираться сейчас в этом.
Сажусь в карету, и кладу на колени Эмили пакет с теплой выпечкой и протягиваю напиток.
- Держи, тебе нужно поесть, иначе заболеешь, - чудовище внутри меня затихло... молчит… оно не требует сейчас «крови». А я прислушиваюсь к себе и не понимаю себя. Я сам противоречу своим недавним планам в отношении дочери Аспена…
Эмили очень удивляется моего порыву. Я и сам… в недоумении от себя. Она принимает напиток из моих рук, немного касаясь своими пальцами моей руки. И я ощущаю, на сколько они ледяные...
- С-спасибо, - благодарит, осматривает выпечку. Я понимаю, что она очень голодна.
Судя по внешнему виду воспитанниц, которых я успел заметить, кормят в приюте очень плохо. Что не скажешь про Слага, который лоснится, как сытый кот.
Стоило вспомнить Глемт, как в душе зарождается колкое чувство…
Сожаление? Раскаяние?
Нет! Такому чудовищу, как я, не присущи эти чувства. Они были лишними и в моей профессии…
- А вы… не будете? – спрашивает меня Эмили, указывает на выпечку, грея руки о картонный стакан с напитком.
- Нет. Я не ем сладкое, - отворачиваюсь к окну, чтобы не смущать Эмили пристальным взглядом. Слышу, как шуршит пакет. Выпечка, действительно, вкусно пахнет. Но я не люблю… сладкое.
***
Эмили Вивьен
Никогда я не испытывала столько противоречивых и противоположных эмоций одновременно.
Особенно, когда мы с Виктором Гистли сейчас молча едем в карете. И он все время смотрит в окно, в каких-то своих раздумьях, и больше ничего мне не говорит. И от этого мне не по себе.
Он спас меня сегодня от сестер, от Слага. Забрал из приюта, наказал директора… Но перед этим сам отослал меня в Глемт. Со мной там за полгода могло произойти страшное намного раньше… Почему он вдруг решил меня забрать? Может это некий рассчет? Столько вопросов я хочу ему задать... Но чувствую, что он не ответит ни на один.
Да еще теперь и вся эта забота. Теплый напиток и выпечка… Медицинская помощь от разбитой губы… И вспоминая в этот момент, что он прикасался к моему лицу… Я не могу сказать, что мне было неприятно. Это и удивило. Наверное, сегодня со мной было много плохого, и я отталкиваюсь от этого максимума, и все остальное, что немного лучше, оцениваю, как нечто нормальное и даже хорошее...
Украдкой посматриваю на Виктора, пока едем. Но только украдкой, потому что боюсь, что он увидит.
Высокий и серьезный.
Слаг и сестры, определенно, его испугались, когда увидели. Черные волосы челкой упали на его лоб, закрывая голубые, как лед, глаза. Виктор задумчив и напряжен. Он хмурится, потирая подбородок… И я становлюсь такой же напряженной. В пространстве кареты висит тяжелая тягучая атмосфера… Мое моральное состояние не выдерживает нависшей тишины. И я нервно тереблю края плаща…
Его плащ… Мне в нем тепло. И меня в нем окутывает легкий запах сигарет, смешанный с парфюмом… Что это? Бергамот и иланг-иланг? На удивление, приятно. Этот плащ - опять некая забота после того, как Виктор сам распорядился увезти меня в «тюрьму» Глемт из Института благородных леди…
Ах да… Институт… Вот уж точно, куда я не хочу возвращаться.
Мне опять очень хочется есть. Это все от ароматной выпечки рядом со мной, которую я не ела долгое время. Пакет так и манит… Но есть сейчас мне очень неловко… Как представлю, что сейчас буду шуршать пакетом в этой давящей тишине.
Даже в Институте нам не были положены такие угощения. Как говорили нам - мы должны беречь фигуры. Быть худыми и стройными, как тростинки… Видимо, богатым лордам нравятся немощные барышни, падающие в обморок. Мне было это чуждо. А в приюте было еще скуднее: каша на воде по утрам, в обед - жидкий суп-пюре из картофеля, на ужин - чечевица и морковь… А на десерт – возможность избежать гнева сестер…
Если верить словам Виктора… А я верю, почему-то… То сегодня приют избавят от сестер и от Слага… Вспоминая последнего, становится дурно… Особенно, когда вспоминаю его руки, которые меня касались, хватали за бедра, рвали платья. Я их физически еще ощущаю... Еще его мерзкое предложение. Его слова и оскорбления. И то мое чувство безысходности… Он рвал платье своими мелкими ручонками! И если бы я не остановила его… тогда... тогда...
Чувствую, как мои ладони крепко сжимают, и я распахиваю глаза.
Я вижу Виктора перед собой, опускаю взгляд и понимаю, что он крепко держит мои дрожащие руки в своих.
Смотрю на него снова… не понимаю… Почему…
- Эмили… - он всматривается мне в глаза… с беспокойством? - ты сильно жмурилась и крутила головой… тяжело дышала… Ты что-то вспоминала? – он серьезно смотрит на меня, все также сжимая мои ладони в своих теплых руках, немного наклоняясь вперед в мою сторону.
Я и не поняла, но, кажется, вспоминая жуткие приставания Слага, я забылась и не контролировала себя, и пыталась избавиться от наваждения…
- В-все хорошо… Просто… видимо… тяжелый день, - говорю все это спокойно… Беру себя в руки, как и учили в институте.
«Нельзя показывать паники!»
«Нужно держать лицо в любой ситуации! »
За всё мое сегодняшнее поведение: как я кинулась к Виктору в руки от сестер, как веду себя сейчас - как нелепое беспомощное существо… Меня бы осудили в обществе…
Не знаю почему… Мне стыдно рассказывать Виктору про Слага. Будто это как-то очернит меня.
«С леди не должно было происходить подобных вещей!»
Все это внушали мне во время учебы в Институте благородных леди… А если и произошло нечто плохое, то виновата сама девушка…
«Значит дала повод! » - вспоминаю слова педагога.
Неужели меня беспокоит, что подумает обо мне Виктор. А еще, глядя на то, что он держит мои руки… Мне что? Хочется, чтобы он не отпускал?
Я быстро вытаскиваю свои руки из его ладоней… Пряча в плащ… Не нужно искать в нем поддержки. Это неправильно и абсурдно. Он многое недоговаривает. Он, может быть, так же опасен. Это просто я, подсознательно, тянусь к нему в поисках защиты. Потому что он оказался в нужный момент и сыграл роль спасителя… Но он сразу дал понять, что ему на меня плевать. А я не должна показывать свою беспомощность. Я должна быть сильнее.
А сейчас… Наверное, нужно плыть по течению, хотябы сегодня, и только потому, что я умираю от усталости… А, после, нужно как можно скорее покинуть Виктора Гистли.
Виктор смотрит на меня задумчиво. Он хотел что-то сказать, но передумал… И это почему-то разочаровывает...
За окном мелькает новая улица, и карета останавливается возле усадьбы.
- Мы приехали. Идем, Эмили, – Виктор первый выходит из кареты и подает мне руку.
Спускаюсь, немного опираюсь о подставленное плечо и вижу впереди высокий двухэтажный дом, немного скрываемый деревьями.

Сейчас туман и сыро. И от этого создается ощущение таинственности, которое обволакивает местность…
Проходим в дом. Здесь тепло и уютно… Но присутствует ощущение пустоты и одиночества.
«У дома нет души» - как сказал бы мой папа…
Сразу после входной двери находится просторная гостиная, она имеет потолок до второго этажа. По центру гостиной стоит длинный изогнутый диван, перед ним низкий газетный столик. Все в темных шоколадных тонах с локальным и декоративным освещением из классичеких ламп-артефактов. За диваном вижу широкую лестницу на второй этаж, который в виде бельэтажа… и сразу же видно двери комнат с первого этажа, сквозь перила.