Назад в школу: Перестройка СССР - ТОМ 1 (16+)

Цикл книг Назад в школу - НАЛУС spin-off
Все цитаты являются художественным вымыслом автора, приоткрывающие часть сюжета или события, которые произошли или произойдут в последующих книгах.
Я виноват, виноват на столько сильно, что не имею право просить прощения. На фоне всего содеянного это теперь пустой звук. Я не знаю кем являлся на самом деле, и в кого не должен был превратиться. Ход времени нарушен. Мои воспоминания рушатся, как карточный дом. Кем я был, а кем нет, уже сложно сопоставить.
Я пытаюсь исправить грядущее, но тучи сгущаются на горизонте. Я уже не вижу просвета. Скоро меня поглотит неведенье. Но выход есть, он есть, где-то там впереди, следует только закрыть глаза и довериться чувству.
Кого я обманываю? У меня есть цель, и не важно какой ценой, но я должен предотвратить крах могущественного государства. Пускай обо мне не будут знать, пускай мимо пройдут люди. Пускай. Важен результат, так как они будут жить в сильном государстве. Я попытаюсь, я постараюсь, я сделаю всё что смогу. Я сделаю всё, что в моих силах.
И если у меня это не получится, если я потерплю поражение, то обо мне так же никто не узнает. Возможно, это моя цена, цена той силы, которую я получил во тьме...
Курицын Сергей Михайлович
Двери лаборатории распахнулись и, запыхавшийся на костылях, вошёл молодой человек. Что есть сил, он тяжело дышал. И сжимая зубы, превозмогая тяжесть своих ног, продолжал идти.
— У меня получилось! — воскликнул профессор, с придурковатым выражением на лице.
— О чём ты? — спросил молодой человек, подтягивая костыли. — Только помедленней, я отдышусь, — вздыхая. — Фу-ф!
— Садись, друг мой, — подставляя кресло на колёсиках.
— О, спасибо, — плюхнулся юноша.
— Моя машина работает! — ликовал светловолосый ученый. — Годы работы дали плоды. Представляешь себе?
— Ну, это же замечательно, — тяжело дыша.
— Теперь у человечества появится новое будущее, — улыбался мужчина. — Совершенно новое и продвинутое!
— Проф, так зачем ты позвал меня? — укладывая костыли. — Чтоб объявить об этом?
— Дырявый патефон! Ты же знаешь, что я не люблю, когда ты меня Профом кличешь.
— Ну, так расскажи, зачем мне нужно было ехать сюда в такую рань? Подниматься на третий этаж.
— Почему подниматься? Есть же лифт.
— Лифт? Так, он не работает.
— Чёрт! — хлопая себя по лбу. — Я забыл. Я же вытащил микросхему. Она не пригодилась.
— Зачем?
— Уже не важно, — отмахнувшись.
фрагмент из диалога героя романа,
Муха Денис Игоревич, со своим другом
и учёным, Курицын Сергей Михайлович,
события романа „Альфа:
Не такой, как наш...“ ТОМ 1
https://litnet.com/shrt/Ljrc
Странная штука, это память. Она всегда с тобой и никогда не подводит. Так нам кажется, так мы в это верим. А тут внезапно бабах, и ты никак не можешь вспомнить свои последние действия, которые привели тебя к этой ситуации. Как это произошло? Что послужило причиной всему этому?
Никогда не забуду то, что происходило со мной в момент перехода. Да, я бы назвал это переходом. А как иначе это назвать?
Каждая секунда в этом состоянии была невыносимой агонией. А непонимание причины происходящего доводило до края безумия, едва не дав свихнуться.
В тот момент я ничего не мог вспомнить. Оставаясь в неведенье и в кромешной тьме, я всё же пытался понять, понять всё происходящее.
Первое, что встряхнуло, что дало осознать, что я ещё жив, это был свет, а потом и боль. Вернее, это была яркая вспышка, короткая, словно молния, она пронеслась перед глазами. Ослепительная и обжигающая, она заставила меня вскрикнуть от боли. Но свой голос я не услышал. Будто онемел, потерял дар речи. В тот момент я не мог издать никаких звуков. Мне стало страшно.
— Где я? — первое, что пришло мне в голову и я попытался это произнести вслух.
Казалось, в ушах звенела бездонная пустота, наделённая тишиной и чёрным мраком. Я повторил этот вопрос несколько раз, но себя по-прежнему не услышал, это было страшно. Но потом страх сменил лютый ужас. Я до сих пор не мог услышать самого себя. Но я осознавал себя, я был жив. Это немного успокаивало.
— В каком я состоянии? — внезапно пришла новая мысль. — Я в коме? Я цел? Что случилось? Почему я ничего не вижу? — тревожные мысли только всё усугубляли, наслаиваясь друг на друга в моей голове.
При этом я не до конца понимал кто такой. Учёный, изобретатель, и это было единственным, что давало мне осознание о себе. Воспоминания, словно пузыри, внезапно всплывали на поверхность водяной глади, возвращая мне частички памяти.
Я находился в своей лаборатории. Я испытывал какой-то аппарат, приспособление, или изобретение. Я что-то надел на голову и включил это. Воспоминания, обрывки памяти о моих последних действиях, в голове создавали настоящую кашу. Я никак не мог сосредоточиться. Перед глазами была лишь одна пустота, чёрная и бездонная. Глухая и, мне показалось, бесконечная. Я почему-то подумал о Великой Пустоте, которая была ещё до Большого Взрыва, так её называли учёные, которые изучали эту науку. А ощущение от свободного полёта просто сводила с ума. Я пытался взять себя в руки. Ведь меня куда-то тянуло. Словно сила гравитации как-то влияло на моё тело. Я летел в Бездну!
Помню, как в самом начале последовало странное ощущение полной свободы. Я почувствовал себя в полной невесомости. Мне сложно это сравнивать с чем-либо, я никогда и не был в невесомости. Но это чувство показалось таковым мне в тот момент. А потом, последовало другое ощущение, словно я начал падать. Это было подобно сну, когда ты несешься к земле. Будто мой парашют не раскрылся. И тогда-то я пришёл в себя.
Наверно не сразу, но я осознал, что это было лишь моим сном. Предчувствие подсказывало, что здесь я уже был, но слишком давно, чтоб запомнить его. По началу место, где я пробудился, показалось чуждым и одновременно знакомым.
Память ещё подводила, словно я забыл, что было со мной за последние несколько дней. Я не мог вспомнить деталей, даже как лег спать и почему сейчас, нахожусь в какой-то комнате.
Помню, как напряжённо смотрел в окно. А потом стал осознавать, что стою на ногах, и наверно до этого стоял на них, когда спал. А потом, словно окончательно пробудился, подметил, что это не окно, а окошко, маленькое окошко и я нахожусь в ванной комнате. Тогда-то наличие плитки на стенах и полу показались логичными. Однако я ещё не понимал, где я.
— Это был сон? — сказал я себе. — Странный сон. Не люблю это чувство падения во сне. Ужас, я пришёл в ванную и спал на ходу? Такого раньше я за собой не замечал. А это ванная комната вообще или я в больнице? Почему я в больнице? Со мной что-то случилось? — в голове неспешно стали рождаться беспокойные мысли.
И только после этого мой взгляд перешёл на ещё одно окошко в стене. На меня через него смотрел какой-то мелкий пацан в школьной форме.
— Ты кто такой, мальчик? — спросил я, пытаясь понять обстановку. — Кто ты?
А он, словно зная, что я скажу ему, повторил это своим писклявым голосом одновременно со мной. Я себя не слышал, и это растормошило меня ещё больше. Сон окончательно покинул мои слипающиеся веки. Движение губ этого юнца, они были синхронно с моими.
— Ты что творишь? — повторил я и схватился за собственный рот. — Почему я не слышу свой голос? — в моей голове продолжали рождаться новые вопросы. — Этот мальчишка, кто он такой? Почему он смотрит на меня? Почему он повторяет за мной? Где я нахожусь? — от одного вопроса к другому я напряжённо переходил, не понимая сути происходящего.
Сердце стучалось, как не нормальное. Волнение моментально одолело мою грудь. Сосуды в ушах повторяли ритм моего сердцебиения. Глаза, бегали из стороны в сторону, осматривая плитку на стене. Она казалось мне знакомой. После чего я заметил одну треснутую, и эта трещина мне показалось очень знакомой. А после и сами узоры на них.
— Я был здесь раньше? — пришёл новый вопрос, заставив больше не о чём не думать.
А этот мальчишка продолжал на меня смотреть. Его взгляд пугал, он казался знакомым, вот только я не мог понять почему. Он повторял все мои движения, пока я ошарашено вертел головой стоя на одном месте. Это пугало!
Забавно то, что это не было окном. Я всё это время смотрел в зеркало. А этот мальчик, который подражал мне, был мной самим.
— Это я? — вырвался ещё один вопрос после того, как заметил, что смотрю в зеркало. — Как так? Почему? Как такое возможно? Это действительно я? А почему умывальник расположен так высоко? — последний вопрос заставил меня сделать один шаг назад.
Дверь, что вела из коридора в это место, была приоткрыта. И я краем глаза уловил толстый настенный календарь.
— Дырявый патефон! — вырвалась фраза из моего рта. — Странно. Я так ругаюсь? — спросил я сам у себя. — Снова этот 1986 год! — отвлекаясь от раздумий, я ещё раз взглянул на календарь. — Этот год далеко в прошлом, в моём прошлом. Я не из этого времени.
У меня в голове бушевал хаос, я пытался собраться с мыслями, подвести итог происходящего к логическому объяснению. Но у меня ничего не получалось. Нужно было успокоить свои нервы, и принять всё случившееся, как должное, иначе я точно мог свихнуться.
— Я Сергей. Да, это я помню. Если я уверен, что это уже случалось раньше, что, если я действительно уже пережил события этого года, и не одного десятка лет, что, если я из будущего? — этот вопрос заставил меня призадуматься, а после откинуть все мысли прочь. — Я не из этого времени, — стойкая мысль не давала покоя, пока я смотрел в своё отражение. — Мне с тридцатку лет, но я забыл об этом. Я должен вспомнить. Да!
Мне почему-то хотелось помолчать. Голос этого мальчика пугал. Он был слишком детским. Я пытался осознать сколько ему, то есть сколько нам, вернее мне, сколько мне лет сейчас. Но в голове, почему-то ничего не складывалось. Я взволновался, у меня на лбу выступил пот. Холодная влага покрыла виски. Я взялся за полотенце и вытер себя.
— Это из-за волнения я не могу подсчитать свой возраст или у меня мозги первоклашки? — возник вопрос, который никак не успокаивал.
Размышляя об этом, я продолжал смотреть в зеркало. Я видел себя и почему-то в моей голове пробегали разные события. То, что ещё предстоит пережить этому мальцу, то есть мне. А ведь я уже позабыл всё это. Память, как губка, которую смяли, сейчас распрямлялась выдавая одни воспоминания за другими.
— Неужели всё заново? — вновь размышляя про себя. — Эту жизнь можно исправить? А что, если я смогу? Возможно, зная, что будет наперёд, её можно изменить. Но мне придётся пережить всё это заново. Придётся пережить то, что уже было: перестройка, школа, друзья, предательство, первая любовь, студенческое время, армия, и взрослая жизнь. Но это потом. Сейчас он слишком мал, — продолжая смотреть на своё отражение я рассуждал о себе в третьем лице.
Однако я никак пока не мог свыкнуться с происходящим. Ещё бы, не каждый день ты можешь вернуться назад.
— Мне сейчас шесть лет. Да, точно! — добавил я, всё так же мысленно восклицая. — Мне сейчас шесть лет! — уже в слух. — Дырявый патефон! Какой странный голос у меня. Это нормально, я ведь ребёнок, — продолжая говорить самому себе. — Но, я не узнаю его, — опять про себя. — То есть себя, — размышляя дальше.
Как же это странно и необычно — всё происходящее уже случалось, словно некий фильм, который показывают снова и снова. Чувство дежавю стало всё сильней и сильней овладевать мной. А уверенность в осведомлённости ещё не случившихся события будоражили ощущение силы. Ибо сила наша в знаниях!
Но, на смену страху, меня посетили другие мысли. Тогда и пришло осознание, что сейчас я стою у порога начала тех событий, которые сделали из меня того, кем я являюсь сейчас. Верней являлся, до того, как вернулся назад в своё детство.
— Интересно, смогу ли я повлиять на всё это, и получится ли у меня изменить свой путь в лучшую сторону? — спросил я себя тогда, ощутив корыстную сторону своей ситуации. — Но зачем я об этом думаю? Какая разница, что произойдёт? Это ведь просто сон, — пытаясь хоть какую-то найти подоплёку в произошедшем.
В тот момент в голове была настоящая каша вперемешку с винегретом. И конечно же я предполагал, это вполне могло быть обычным сном. И отнестись к происходящему со всей серьёзностью я не мог. Тем временем из зеркала по-прежнему на меня смотрел этот пацан.
— Странно то, что происходящее я воспринимаю, как за обыденное, — мысли вертелись в моей голове. — Странно всё это. Но я словно знаю, что всё это такое. Я попал в прошлое, это я осознал в первую очередь, не сразу, но осознал. Это нужно учесть и взять в оборот. Я знаю, что произойдёт. Я должен всё вспомнить, всю свою школьную жизнь. Откуда я это взял? Почему я отношусь к этому спокойно? Путешествие во времени вообще возможно? Это я сделал? Но я ничего не помню? Видимо последние несколько дней я что-то делал в подвале. Нет, я делал это не в подвале. Я работал на третьем этаже. Я работал над каким-то проектом. А потом бах и всё, — мысли вертелись, возникали новые вопросы, но путного ничего не приходило в голову. — Что тогда я делал? Как я сюда попал? Ничего не помню, дырявый патефон. Ох, эти вопросы будоражили мою голову. Это уже был какой-то дом советов, в котором вот-вот могли разразиться новые вопросы, которые повторяли бы ранее сказанное, но уже по кругу. Так можно действительно свихнуться.
И чем больше проходило времени, тем более внимательно я смотрел в зеркало. Чувство отторжения, неприязнь своего облика постепенно отпускало меня. Я начал свыкаться с ним. Возможно, я что-то вспомнил. Дырявые патефон, как я вообще мог забыть себя в детстве?
— Меня вновь облачает школьная форма, — продолжая анализ в зеркале, сказал я. — Это странное, но приятное ощущение. Всплывают тёплые воспоминания о доме. И об уюте, о безопасности, которые приятно согревают душу. Так забавно, но я помню это. Помню, как из этой школьной формы вырос. А потом мне купили другую — размером побольше. Но это будет потом, уже в другом классе, а сейчас я нахожусь здесь. Мне опять шесть лет. Я маленький мальчик, снова на мне эти чёрные брюки и пиджак того же цвета, — говорил я про себя, оглядывая самого себя в зеркале. — Ещё белая рубашка подогнана под мой рост, — лицом поморщив самому себе в отражении. — Помню, как кололся воротник. В руках я держу букет из гладиолусов для своей первой учительницы, — с удивлением переводя взгляд с отражения на содержимое в моей руке. — Почему именно гладиолусы? Почему не тюльпаны, у нас их было множество во дворе, а в соседнем саду пестрели нарциссы? Ух, ты? Я задаю себе такие интересные вопросы. Я не помню уже всего этого. Но сейчас... — делая паузу. — Но, мама решила, что гладиолусы больше подходят для первой учительницы, — уже вслух, но пока тихо и неуверенно. — А ещё у меня есть яблоко. Оно красное и тяжёлое, утяжеляет мой портфель. Я помню, как мама осторожно клала его мне, с особой любовью и заботой. Она причитала: „Это отдашь Ирине Васильевне“ — договорив, герой замолчал. — Боже мой, это действительно я. И голос, он уже не кажется таким чужим. Боже мой, это действительно я. Я что, действительно попал в прошлое? Я попал в своё собственное тело? Дырявый патефон! А эта фраза „Боже мой“, так говорила моя бабушка. И она ещё жива. Рак, этот недуг ещё не успел скосить её.
Эти детали, как положительный штрих к картине детства. Наверно, так можно было бы описать происходящее, но такого не могло произойти на самом деле. Это невозможно Дырявый патефон!
— Я учёный, и прекрасно понимаю, что такое не может быть возможным, — смотря на своё отражение размышлял я. — Как такое возможно? Как вообще допустимо путешествие во времени? И как объяснить тот факт, что я наблюдаю самого себя из прошлого. Более того, я могу влиять, — продолжая про себя. — Я могу изменить будущее? — было это уже сказано мной в слух.
И мальчишка повторил за мной. Он произнёс это в точности, как говорил я, но уже в слух, произнеся это своим писклявым детским голосом.
— Сказанное мною, явно не произносилось в этом времени, в привычном и нормальном времени. Но, сейчас это было сказано мной. Потому, как уже другой я, тот кто пришёл из будущего, сказал это. Я, новый я, осведомлённый о том, что будет. Выходит, что не только вербально, но и своими действиями я могу повлиять на происходящее. Интересно, а это как повлияет на будущее? Это создаст парадокс или же у меня появится новое будущее?
Страх и волнение внезапно ушли. Интерес к ситуации заставил решать новые задачи, которые я сам себе и поставил. Да, было интересно. Тем временем моё отражение всё больше и больше казалось привычным.
— Опять впервые в первый класс! — теперь уже спокойным голосом. — Это незабываемое, тревожное и волнительное чувство. Что происходит? Я понятия не имею, как очутился здесь, как попал сам в себя. Как это получилось? Почему об этом всём я ещё думаю? Может, это сон? Хороший сон, но, вот только он слишком подробный. Запахи, звуки, детали — слишком много всего пробуждают мои чувства, — продолжая оглядывать ванную комнату, размышлял я. — Странно всё это. Такое не происходило ни в одном из моих снов. В шесть лет такие размышления не были мне доступны. Я взрослый и состоявшийся мужчина, почему я в теле ребёнка? — вернув взгляд на своё отражение. — Я слишком долго стою у зеркала. Я точно нарцисс. Но я за собой такое не замечал. Думаю, это анализ происходящего. Мне нужно смириться и принять всё, как обыденное. Дырявый патефон, я в этом возрасте такими словами никогда не пользовался. Ух, у меня есть преимущество. Я куда умней, чем был. И да, это не сон!
Пытаясь понять причину происходящего, я уже начал винить внезапную травму головы, в которую мог попасть. Может, меня сбила машина, или я сильно повредил голову? Что-то подобное возникало в моей голове. Или, возможно, у меня опухоль мозга? О да, этот вопрос пришёл суть позже и нехило так взбудоражил. Чем ещё можно объяснить, что я вижу себя в детстве, по исходу давности лет? Да ничем. И это восхищало и пугало одновременно.
Перестав копаться в самом себе, привыкая к собственному голосу я наконец стал осматриваться. Передо мной стояло огромное зеркало, и в нём я видел своё отражение. Я узнал себя. Словно память моя стала возвращаться. Но я был в нём ребёнком. Я смотрел сам на себя, и мне кажется, что мне была суждена жизнь простого, но счастливого ребёнка. А ведь я был настоящим милашкой, с нормальной причёской для своих шести лет. Дырявый патефон! Как это возможно? Я пошёл в школу в шесть лет.
Надо было как-то собраться с мыслями, сесть и записать хоть что-то о себе. Кто знает, может, в далёком будущем я издам мемуары — это было бы неплохо, если вдруг стану известным. А почему бы и нет? А что если я смогу, что, если, повлияв на прошлое, используя багаж своих знаний, я стану успешным?
Сейчас в памяти всплывают сцены, как родители настаивали на длинной шевелюре, которую мне не хотелось иметь. Ох, эти бразильские сериалы, что стали настоящим хитом! Хорошо, что я родился раньше, ещё до их появления. Иначе, скорее всего, меня бы звали не Сергеем. А именно из-за этой причёски в школе меня обзывали „Гривой“ и „Гривой коня“. О, вспомнил! Да, когда это всё произошло? Пока у меня была нормальная стрижка, и меня ничто не смущало, всё было хорошо. Возможно, я слишком забегаю вперед. Это будет в других классах, постарше.
Но, что, если я смогу повлиять на всё это? Что, если, зная, что произойдёт, я смогу исправить свои ошибки? О, как много вопросов в голове! Надо вспомнить, какие ошибки я делал, и о чём жалел. Что, если это подарок судьбы, и я могу исправить все свои недочёты и огрехи? А как же принцип самосогласованности Новикова? Что если историю изменить нельзя? Но, я могу попытаться.
А если попробовать сыграть в лотерею? Но это будет просто глупо. Я не помню ничего, как же много лет прошло с того времени! В конце концов, какое мне дело до лотереи, если я здесь, в начале своего пути? Куда меня ведёт эта дорога?
И чем больше я размышлял, тем сильнее чувствовал, как переполняет трепет перед новым этапом в моей жизни. Я по-прежнему испытывал волнение, как будто каждый шаг по этой тропе окутан тайной, готовый раскрыться только благодаря мне самому.
Первое сентября, это новый старт, новое дыхание, и в этой неопределенности таится невероятная сила. Я знал, что произойдёт, я это уже пережил. Но что будет, если я буду вести себя не так, как уже прожил эту жизнь. Что, если я буду вести себя иначе? Я ведь уже далеко не ребёнок, и не способен делать ошибок, которые делал в самом начале пути. Я могу куда больше я ведь...
— Серёжа! — прозвучал женский голос из соседней комнаты, который моментально отвлёк героя от глубоких умозаключений. — Хватит любоваться в зеркале. Ты чего так долго? Мы и так на линейку опоздаем. Серёжа, быстро обувайся. И зачем ты взял цветы из вазы? А если намочишь форму. Я сама могла их взять.
— Мама? — озадачился Сергей, с трудом вытолкнув это слово из себя. — Это она, это её голос, — продолжая про себя. — Линейка. Значит сегодня действительно первое сентября. Я помню этот день. Дырявый патефон, сейчас действительно 1986 год. Папа ждёт нас в машине. У него тогда был Москвич четыреста двенадцать. Да! Помню это, белый такой. Мама, сейчас войдёт, моя мама. Воспоминания, они просто ломятся в моей голове, — размышляя.
Я родился в Твери, в городе Калинин, в 1980 году.
А в 1981 году произошёл пожар. Мне тогда был 1 год. Подробностей тех лет я не помню, мне об этом рассказала мать. Ещё бы, в таком-то возрасте что-то помнить…
Мы тогда проживали на территории комбината. Отец получил коммунальное жильё для семей работников предприятия. И пока мои родители копили на квартиру, мы проживали в этом месте.
Десятого ноября 1981 года произошёл взрыв с последующим пожаром на предприятии, где и работал мой отец. Это случилось в здании сортовой мельницы комбината хлебопродуктов. А место нашего проживания находилось недалеко, буквально через дорогу. Можно сказать, что рядом.
Площадь пожара тогда составила более восьми сотен квадратных метров. Очевидцы говорили, что пламя поднялось на высоту тридцати метров. Тогда погибло десять человек, и ещё примерно столько же получили травмы различной степени тяжести.
Моему отцу повезло, он не пострадал. И он оказался героем, спас нескольких человек. Об этом не писали в газетах, но говорили очевидцы. Однако мой отец не считал это героическим поступком, хотя моя мать отнеслась к этому с большим почтением.
Причиной взрыва назвали плохую систему вентиляции помещения, и нарушение техники производства. Она, в свою очередь, и повлекла к образованию и скоплению мучной пыли. Мой отец не раз говорил об этом с матерью, ещё до случившегося пожара. И в итоге он оказался прав. Это очень взрывоопасное вещество. Конечно, я не помню этих слов, в последствии мне об этом уже рассказали родители, когда я немного подрос.
Но, к чему всё это. А дело в том, что в том самом пожаре, который частично успел перебросится на жилые дома, погорело несколько коммунальных квартир. В том числе пострадало и наше жильё. Пламя быстро перекинулось на шторы и мебель. В то время форточка была открыта и ухватившись за тюль, огонь быстро проник внутрь.
В результате этих событий мои родители потеряли документы в пожаре. Не все, но достаточно важные бумаги успели получить сильные повреждения. По крайне мере паспорта уже были не пригодны для обращения. Но, наша семья была не единственной, у кого были такие проблемы.
В тот же год предприятие взялось помогать всем пострадавшим. Ведь все они были сотрудниками, в том числе помогали и членам их семей, которые проживали вместе сними.
И потерянные в пожаре документы были быстро восстановлены. Это были не только паспорта, но и почётные грамоты, аттестаты об образовании и что-то ещё менее важное.
И вот что самое интересное, мне повезло меньше всего. Свидетельство о моём рождении восстановить оказалось не так просто.
Возможно, всему виной был невнимательный чиновник, который допустил ошибку. В результате чего, мой год рождения изменился на 1981. В последствии родители смогли доказать мою истинную дату рождения по медицинской карте, что дало мне возможность пойти в школу в соответствии с правильным возрастом.
Возможно, связи отца как-то сыграли на руку моей семье. И я, как и мои сверстники пошёл в первый класс.
В последствии моё свидетельство о рождении никто так и не исправил. Хотя, мои родители всегда к нему прикладывали справку о моём настоящем возрасте. Странно, наверно скажете вы, и окажитесь правы. Я не знаю почему так происходило. Может на деле всё обстояло иначе. Всё, что я сейчас ведаю лишь мои воспоминания, которые дополняла мне моя родная мать.
По бумагам я оставался рождённым в 1981 году, но в школу у меня получилось пойти раньше, в шесть лет, как предполагалось это реформой образования от 1984 года. Тогда-то мы все в этом возрасте и пошли в первый класс. Это было чем-то новым и увлекательным. Впереди открывалась новая и увлекательная жизнь. А ещё у меня там появились новые друзья.
Но вот что самое интересное, не исправленное вовремя свидетельство о рождении, так и на всех последующих документах, отображало неверную новую дату моего рождения. Но, спустя годы я с ней свыкся. Так что прошу, к моему возрасту мысленно всегда добавлять пару лет.
фрагмент из мемуаров
„Мой путь: история жизни“
ведущий инженер РСФ[1], профессор
Курицын Сергей Михайлович,
первое издание, 2050 год выпуска
[1] РСФ – Российский Союз Федераций.
— Ты должен понять. Твоё поведение, твоя неспособность контролировать гнев погубит тебя, — отчитывал грозный директор школы своего сотрудника. — Курицын, ты хоть понимаешь, что ты наделал. Ты осознаешь груз ответственности за...
— Он ведь жив? — обрывая главного, спросил Сергей. — Если он жив, к чему эти разговоры?
— Ты ему челюсть чуть не сломал, — продолжал грозный мужчина. — Выбито два зуба. Сломано три ребра. Зачем ты его ногами добивал на полу. И на глазах у школьников...
— Он ведь жив? — вновь обрывая.
— Курицын! — насупил брови мужчина.
— Но я же...
— Молчать! Я не закончил! Ты избил его на глазах у других школьников. Какой пример ты подаешь детям? Ты понимаешь, какой отпечаток ты оставляешь?
— Он доказывал, что физика...
— Мне плевать на твою физику! — хватая за воротник Михайловича. — Курицын! Ты избил человека, преподавателя. И ты понесёшь наказание по всей мере дисциплинарного взыскания! Министерство образования в курсе того, что ты сделал.
— Знаешь что? — оттолкнув грозного мужчину. — Я тебя не боюсь! И твоей всратой школы! И твоего всратого министерство! Я стану Великим, вот увидишь. Так что идите вы все в жопу!
— Чего? — усмехнулся директор. — Ты-то?
— Я увольняюсь, Григорий Петрович! Я не намерен больше терпеть это место. Я не желаю пахать за гроши, где тебя ещё, такие как ты, ушлёпок, умудряются отчитывать. Тля! Я не желаю и дальше быть преподавателем в твоей школе, — ткнув пальцем в грудь грозного мужчины. — Я ухожу! И выкинь этот дырявый патефон, что стоит у тебя на столе. Хлам, мусор, утиль!
— Это реликвия моей семьи, Серёжа!
— Всё, я ухожу! — язвительно, на выдохе.
— Ну, и куда ты пойдёшь, Серёжа?
— Во-первых я посвящу себя науке. Я стану Великим! И Вы, директор, ещё будите молить меня вернуться обратно, вернее, ты! А во-вторых, я не Серёжа впредь для тебя. И запомни, я Сергей Михайлович! И точка!
— Больно надо за тобой бегать, Сергей Михайлович, — язвительно подытожил директор.
— А я, в свою очередь, даже не посмотрю вашу... Нет! В твою сторону, тля! — и Сергей плюнул на пол.
— Серёжа, не смей плевать на пол в моём кабинете! — возразил Григорий. — Вытирай!
— Знаешь что, родись я в другом мире, то таких бы дел наворотил. И чтоб я ещё работал учителем! — обойдя директора, Михайлович прошёл мимо стола.
— Куда ты?
— Прочь из этого места! — сказал Сергей и скинул патефон со стола главного.
— Нет! — вздрогнул директор.
— Я всегда хотел это сделать! — добавил Михайлович, идя в сторону входной двери. — Теперь это удел таких, как ты, Петрович! Сам вытирай свой пол, сам убирай скверное отродье!
— Ты куда намылился, Курицын? — возмутился грозный мужчина.
— В отдел кадров, забрать свою трудовую книжку! — ответил Сергей и хлопнул дверью. — Дырявый патефон!
фрагмент из воспоминаний о взрослой жизни
Курицына Сергея Михайловича, его диалог
с директором школы о произошедшем,
последствие драки с учителем физкультуры,
что стало важным и переломным моментом
в жизни будущего учёного и изобретателя,
события романа „Альфа:
Не такой, как наш...“ ТОМ 5
https://litnet.com/shrt/sHZU
Вот уже совсем скоро начнётся значительное событие. В воздухе витало волнение, как среди учащихся, так и их родителей. Яркие лучи солнца пробивались сквозь листву деревьев, освещая школьный двор, где царила атмосфера ожидания. На асфальте мелом были аккуратно расчерчены линии, обозначающие места для каждого класса. Это было подобно маленькому полю, где разыгрывалась большая и очень важная игра.
Дети, одетые в ученическую форму, собирались в группы. Их голоса заполняли школьный двор, наделяя пространство радостным смехом и шёпотом. Родители, выстроившись в специально отведённом месте, наблюдали за своими детьми. Вспоминая свои собственные школьные годы, не все могли сдержать эмоций. Это был важный день.
На сцене, установленной у входа в школу, царила суета. Ответственный за звуковое сопровождение, с сосредоточенным выражением лица, ковырялся в проводах. Он пытался наладить оборудование. Его руки ловко перебирали кабеля, а время от времени он бросал взгляды на часы, осознавая, что каждая секунда на счету.
Музыка пока ещё не играла, но волнение нарастало, как перед началом спектакля. Каждый участник линейки чувствовал, что вот-вот произойдёт что-то важное, что-то, что запомнится на долгие годы. В этот момент, когда всё было готово, но ещё не началось, в воздухе витала магия нового начала, обещая множество приключений и открытий.
Тем временем герой, стоявший в рядах самых младших, наблюдал за происходящим. За спиной юных первоклашек находились учителя, которые вели интересный разговор.
— Дима, вот тебе нравится Горбачёв? — спросил мужчина в толпе.
— Ха, а чего он мне не должен нравится? — ответил второй мужчина.
— Ну, лично тебе? — продолжал первый. — Уж за год-то уже можно сделать мнение. Ну, давай, — толкая в плечо. — Интересно твоё мнение, друг.
— Тебе-то зачем? — вздыхая, ответил его собеседник. — Зачем ты этот разговор вообще затеваешь? Сейчас не до этого. Скоро начало.
— Пока ещё ничего не началось, — сказал первый и опять толкнул другого в плечо. — Мне интересно, какого ты мнения о нём. Ну давай же, Дима. Мне скучно.
— Ну, если так подумать, — озадачился второй мужчина. — Мне лично нравится то, что он был помощником комбайнёра. Вот это прямо-таки подкупает. Настоящий человек из народа.
— К тому же, он ещё молодой, — добавил первый. — Активно начал. Мне нравится, как он говорит. Мне нравится то, что он делает. И к чему ведёт государство.
— Мне вообще кажется, он куда моложе остальных, — продолжал Дмитрий. — Я думаю, за ним будущее Советского Союза.
— Ну, да, — задумчиво произнёс первый, и потянул носом.
— Игорь, я тебя не понял, — сказал второй. — Что значит „ну, да“? Я что-то не то сказал?
— Нет, всё верно, друг мой, — ответил первый. — Но ещё мы делаем важные дела, мы с Америкой мосты налаживаем, — с восторгом сказал он. — Смекаешь?
— Да, да, скоро у нас ещё будут эти, как их там, зелёные доллары, — добавил Дмитрий, в его словах чувствовался сарказм. — Хватит фантазировать, Игорь.
— Демократия, — продолжал первый, с восхищением выдыхая. — Мы движемся к демократии. Вот увидишь, за этим будущее. Горбачёв приведёт нас к лучшему будущему, чем эти „сосиски сраные“.
— Игорь прекращай критиковать. Не до этого сейчас.
— Но я не критикую. Я говорю, как есть. Мы сейчас на пороге начала светлого будущего. А что, если мы действительно наладим дела со штатами?
— Ладно, время покажет, — неуверенно произнёс второй. — Только директору на стол свои мысли не выкладывай. Он тебя точно не поймёт, Игорь Денисович. Да и вообще, не болтай об этом, даже в стенах школы.
— Успокойся, здесь все свои, — первый принялся шептать.
— Перестань, Игорь! — нервно отреагировал собеседник. — Только лишнее внимание привлекаешь. Ты шептать не умеешь, Игорь. Тебя за версту услышать можно при твоём шёпоте. Замолчи, или говори нормально.
— А ты знаешь, что такое демократия? — продолжал первый. — Дмитрий Григорьевич, ты знаешь?
— Чего ты так официально? — удивился собеседник.
— А ты чего меня Игорем Денисовичем называешь? — в голосе первого чувствовалась серьёзность.
— Я просто хотел, чтоб ты обратил внимание на мои слова, Игорь. Угомонись. Здесь дети.
— Сейчас не те времена, Дима. Грядёт перестройка. Большая перестройка всей страны, — увлечённо начал говорить первый мужчина. — И не известно, что будет завтра. И если у меня будет шанс сбеж...
— Тихо, Игорь! — резко оборвал его собеседник. — Заткнись! Хватит антисоветчину разносить. Молчи!
— Ты не прав, Дима, — всё с тем же тоном продолжал первый. — И это не антисоветчина. Ты что-то путаешь, друг мой.
— Ничего я не путаю, — раздражённо возразил Дмитрий. — Хватит мне про своих родственников рассказывать. А если они не примут тебя? Успокойся, Игорь. Хватит витать в облаках.
— Примут, если я попрошу, — язвительно ответил собеседник. — Не нужно меня учить, у тебя для этого есть школьные часы. Вот там и учи детей своему предмету. А меня учить не нужно. Я уже наученный.
— Твоё дело, Игорь. Делай, что хочешь, но меня...
— Что? — резко перебил первый. — Но тебя не ввязывать в свои дела? Одно и тоже талдычишь. Ничего не хочешь слышать. А я ведь добра тебе желаю, друг. Кто тебя ввязывает? Я просто хотел поговорить. Вот и всё. Чего ты завёлся? Боишься за свою репутацию? Не нужно, скоро не нужно будет.
— Ай, ну тебя, Игорь, отмахнулся второй. — Ты только поболтать и любишь. На своих уроках тоже об этом говоришь детям?
— Нет, Дима, — ответил собеседник. — Лучше ответь, ты мне так и не ответил. Что такое демократия?
— Зачем тебе это? — явно не желая продолжать разговор, ответил второй.
— Ну же, так что такое демократия? — продолжал настаивать первый.
— Ну, вроде как, это свобода, — ответил Дмитрий. — Я знаю, что это. Может ты и прав. А может и нет. Время покажет.
— Тут я с тобой согласен, время покажет, — согласился Игорь. — Мы подождём, но сидеть молча не будем, если начнётся движение.
— Тише, тише, ребята, ничего не слышно! — обратилась преподавательница к одной из групп учеников.
— Ребята, хватит галдеть, — добавил преподаватель мужчина.
Но дети не могли унять своих эмоций. Переполненные впечатлениями к предстоящим событиям, они продолжали шуметь. Руки учеников были заняты цветами. Шелест упаковочной бумаги и плёнки наполовину заглушал голоса первоклашек.
Старшие классы вели себя более дисциплинирована в отличии от младших. Глаза героя тут же уловили двух девочек из них, они стояли по стойке смирно. Одна из них, которых гордо держала знамя. Бахрома ярко сияло на солнце. Слабый ветерок едва перебирал их волокна.
— Эх, было, было время, — подумал Сергей. — Как мы могли это всё развалить? Зачем? Ай, у кого я это спрашиваю, дырявый патефон.
Курицын с трудом сдерживал бурю эмоций, разрывающую его изнутри. Взгляд героя блуждал по школьному двору, где царила атмосфера настоящего праздника. Каждый смех, каждое слово, произнесённое детьми, подобно некому волшебству, переносило его в далёкое детство. Он не помнил деталей, но чувства, эмоции, казались прежними.
Воспоминания, как яркие вспышки, пронзали его сознание. В тот момент, когда он наблюдал за детьми, его сердце наполнилось теми старыми, давно забытыми ощущениями — восторгом, трепетом и лёгкой неуверенностью. Казалось, что время вернулось назад, и он снова был тем мальчишкой, который с нетерпением ждал начала нового учебного года.
— Я и забыл, как мне это доставляло уйму впечатлений, — подумал Сергей. — Я столько позабыл, столько кануло в Лету. Сколько воспоминаний ушло в никуда? Это же надо, как наше память играет в коварную и злую игру. Как я мог это всё забыть?
Каждый смех, каждое радостное восклицание, доносящееся из толпы, вызывало в Сергее прилив тепла. Он чувствовал, как впечатления из прошлого вновь оживают. Сейчас стало казаться, что они были всегда, словно запечатанные в его памяти, они ожидали лишь подходящего момента, чтобы вырваться на свободу.
В этот миг Курицын осознал, что, несмотря на все преграды и трудности, которые он пережил, в его сердце всё ещё живёт тот мальчик. Он до сих пор тот самый мальчик, полный надежд и мечтаний. Он всегда был им и остаётся до сих пор, просто жизнь немного побила его и заставила стремиться к выживанию.
Но сейчас был шанс, шанс на новую жизнь. Эмоции, переполнявшие героя, были настолько сильны, что Сергей едва мог сдержать слёзы радости. А осознание, что он может прожить эту жизнь ещё раз, придавало ему уверенности и сил. Ведь теперь он знал на какие грабли лучше не вставать, оставалось вспомнить на какие именно.
Глаза героя уловили табличку у входа в здание школы: „1 СЕНТЯБРЯ - ДЕНЬ ЗНАНИЙ - ВСЕНАРОДНЫЙ ПРАЗДНИК“
— Я не верю,... — подумал Михайлович, — ...неужели я действительно в этом времени? Припоминаю эту вывеску. Они часто её водружали над входом. Надпись часто возобновляли новым слоем краски. Да, я помню это. Интересно, а смогу ли я спасти это государство? А почему я об этом думаю сейчас? Я же...
На фоне заиграла музыка. Она моментально отвлекла героя от размышлений. Звучали до боли знакомые слова.
Буквы разные писать, тонким пёрышком в тетрадь,
Учат в школе, учат в школе, учат в школе.
Вычитать и умножать, малышей не обижать,
Учат в школе, учат в школе, учат в школе.
Вычитать и умножать, малышей не обижать,
Учат в школе, учат в школе, учат в школе.
— Помню её, — продолжал свои размышления Сергей, по-прежнему прибывая в своём ряду одноклассников. — В последующие годы я её сильно возненавижу. Ну, нельзя же каждый раз крутить одно и то же. А может и нужно. Может это я не прав? Почему же я стану относиться так к этой песне? Зачем я вообще об этом думаю? Нашёл, что вспомнить.
Прозвучал громкий колокольный звон, который моментально заставил героя отбросить все свои умозаключения. Курицын резко повернул голову к источнику звука. Вид перегораживали букеты цветов, которые держали его ровесники. Но присмотревшись, старательно огибая преграду взглядом, вытянувшись на носочках, он смог разглядеть происходящее.
Огромный красный бант украшал звонкое металлическое изделие. Громко резонируя среди высоких строений школы, трезвон многократно усиливался и возвращался во двор вместе с эхом.
Девочка с огромными белыми бантами, казалось, что уверенно, сидела на плече мальчика старших классов. Одной рукой она из-за всех сил и колошматила этим колокольчиком в воздухе. А второй рукой юная особа, обхватив за шею парня, старалась удержаться на высоте.
Малышка ярко улыбалась всей округе. Первоклассница с большими белыми бантами на голове, продолжала звенеть, пока мальчик проносил её по всему школьному двору. Это ознаменовала начала учебного сезона.
Родители прослезились. Это было очень трогательным моментом.
— Кто она? — подумал Сергей. — Эта девочка очень знакома мне, — продолжая свои размышления. — Странно, почему я так волнуюсь? Что со мной не так?
И глаза Курицына уловили ещё кого-то в толпе. Колона школьников старших классов располагалась напротив. Мелом отчётливо было подписано „5-Б“ на асфальте.
— А это лицо, оно тоже мне знакомо, — вновь подумал герой. — Откуда? Я должен вспомнить кто это. Я что-то припоминаю из всего этого, а что-то напрочь забыл. Я должен, я обязан вспомнить всё. Кто он, кто? Кто?
Кто-то из рядом стоявших накрыл Михайловича цветами. Потом ещё кто-то зацепил его, дети сдвигались в определённом направлении. Педагог женщина указывала направление.
— Ребята не спешите, идите, не бегите, — звучал голос учителя. — Идите друг за другом. Не бегите, мы все успеем.
— Что происходит? — спросил Сергей, осматривая свой букет из гладиолусов. — Вроде, целые.
— Мы идём в класс, — ответил ему рыжий мальчик.
— Это ведь Гоша, — вновь подумал герой, двигаясь за остальными. — Мой друг. Пока ещё нет, но будет им. Но, я не помню, почему мы перестали дружить после школы, — двигаясь в общей колоне. — Я Сергей, — представился он.
Некоторое время спустя, Сергей, уже со всей толпой, поочередно входил в свой класс. Ещё одно короткое мгновение и герой уже сидел в своём классе. Расположившись на последней парте в правом ряду, он сидел, ожидая начало урока. Рядом было дверь, что вела в центральный зал. Ученики ещё заходили внутрь, а родители Михайловича стояли у входа, любуясь сыном.
— Почему я сел сюда? — спросил он сам у себя. — Но я здесь сидел и в прошлый раз. Лучше ничего не менять, пока не менять. Что-то важное должно случиться, — озадаченный своими мыслями, размышлял Курицын.
— Когда закончится твой первый урок, мы вместе пойдём домой, — сказала мама.
Отец гордо смотрел на сына. Его короткая бородка и усы хорошо отображали моду того времени. А ровная выправка моментально давали понять, что он военный.
Сергей повернулся в их сторону и улыбнулся. На парте лежали цветы.
— Не забудь подарить их Ирине Васильевне, — сказала мама.
И, словно одумавшись, герой полез в портфель. Ещё секунда-другая и он держал в руке яблоко.
— Вот ты моя умница, — вновь сказала мать. — А я про него уже забыла.
— Успокойся, — одёрнул её супруг. — Он самостоятельный мальчик, всё сам поймёт.
Отец держал мать за руку, продолжая смотреть на сына восторженным взглядом.
— Я не так часто видел папу, — подумал Михайлович. — Он много работал. Особенно когда Союз развалился. Или до того? Я помню, что он ушёл уз жизни до того, как я окончил школу. Это я точно помню, вроде бы. А какова причина? Я забыл? Я забыл когда. Как же так? Может я могу это предотвратить? Слишком много переменных, слишком много этих „может“, я должен сосредоточиться и сделать всё последовательно. Иначе я точно дров наломаю. Сейчас в моей голове бушуют разные воспоминания. Как же сложно удержать это в голове.
Тем временем ученики, окружив учительницу, стали одаривать её цветами. Герой, схватив букет и яблоко, направился в том же направлении.
Эмоции, которые переполняли его не давали мыслить здраво. Сама Линейка прошла не заметно, впечатления валили через край. Спустя некоторое время Курицын сидел за своей партой. Второй место пока ещё пустовало. Все хотели быть как можно ближе к учителю.
Входная дверь в класс заскрипела. В помещение вошла девочка, в её руке был пышный букет. Она быстро подошла к учительнице и вручила его. Огромные банты ученицы, казалось, были размером с её голову.
— Извините, Ирина Васильевна, — запыхавшийся появился родитель. — Бант дочки запутался в колокольчике. Еле-еле распутали, так не хотелось резать волосы.
— Ничего страшного, я только начала знакомство, — ответила женщина, указывая на последнюю парту, где сидел Сергей. — Как видите, дети уже заняли все места.
Девочка подошла к нему. Она кивнула головой и села рядом.
— Что-то важное должно случиться, — сказал про себя Михайлович. — И это случилось. Это была она! Дырявый патефон, это была она! Она! Это ведь она! — повторил он ещё раз про себя. — Это она звенела первым звонком, — продолжая прогонять мысли в своей голове.
Входная дверь закрылась. Учительница вернулась к доске. Теперь весь класс был в сборе. И сосредоточив всё внимание на себе, Ирина Васильевна приступила к проведению первого урока.
— Как тебя звать, мальчик? — спросила соседка по парте.
— Сергей, — ответил Курицын. — А тебя как?
— Мелиса, — ответила она.
— Странное имя, — подумал про себя Михайлович. — Такие имена не давали девочкам в Союзе. Наверно они приехали из-за границы. — Очень приятно познакомится, — сказал он и протянул руку.
— О, — удивилась девочка. — Будем дружить! — сказала соседка по парте и пожала руку в ответ.
— Не плохо так, — вновь про себя. — Учебный год только начался, а я уже обрёл двух друзей. Гоша и Мелисса.
И как только Курицын произнёс её имя, он почувствовал необоснованную тревогу. Сердце в его груди учащённо забилось. Волнение заставило выступить капелькам пота на его лбу.
Начался урок. Учительница представилась и что-то ещё стала говорить. Но герой её сейчас не слушал. Он не мог отчётливо и внимательно сосредоточить своё внимание на уроке. Это имя, которое заставило его взволноваться, оказалось очень знакомым.
— Не только имя, но и лицо, — боковым зрением рассматривая профиль соседки по парте, вновь принялся размышлять герой. — Когда мне было двенадцать лет, ещё в моём времени, я влюбился в одну девочку, — стал про себя говорит Курицын. — Она жила в нашем дворе. Но у меня никогда не хватало смелости просто позвать её поиграть или прогуляться. Мне кажется, это было моей самой первой любовью, — продолжая смотреть на профиль соседки по парте. — Она так похожа на неё. Но потом появились они — хулиганы из соседнего двора. Они часто любили гонять детей, младше их по возрасту. И однажды это девочка решила дать им отпор, так как сама играла с детьми помладше. Вроде это был 1993 год. Да, вроде это был этот год.
Урок продолжался. Учительница что-то писала на доске. А герой всё никак не мог оторвать взгляд от своей соседки по парте. Она ему напоминала её, ту девочку, которая навсегда осталась в его памяти. Он пытался вспомнить больше деталей, стараясь уловить те события, зацепиться за них и, наконец, вспомнить.
— Мне кажется, но я ещё тогда влюбился в неё, — размышлял Курицын. — Дырявый патефон, а ведь я начинаю терять себя. У меня пробуждаются детские впечатления и чувства. Или нет? Не понимаю своих мыслей. Это мои эмоции или мои же, но меня шести лет? Не понимаю. Всё кажется таким странным и новым, и чудесным, — осматривая класс. — Как будто я здесь впервые. Но я проучился в этой школе, пускай это только начальные классы, но эта школа. Я здесь учился десять лет, а сейчас она мне заходит, словно я здесь в первый раз. Эмоции, мои детские эмоции, от них не убежать. Надеюсь, они не будут вставлять мне палки в колёса. Мне хоть не придётся заново читать и писать? Хорошо, хорошо, всё хорошо, только не нужно паниковать, — попытался успокоить себя Сергей. — Лучше попытаться вспомнить то, за что я сейчас пытался зацепиться.
— Итак, хулиганы! Да. Они самые. Припоминаю, как эти негодяи обступили её и начали обзывать. Это было низко. Будущие мужчины решили проявить свою силу, пускай словесно, над младше их по возрасту девочке. В итоге довели до слёз. Это гнусно и низко. Уроды! А где был я? А я наблюдал за всем происходящим из квартиры напротив. Да, я припоминаю это. Но этого ещё не случилось, это произойдёт позже, через семь лет. Наверно правильно сказать через шесть с половиной лет. Да 1993 год. И почему я это сейчас вспоминаю? И когда она искала помощи, внезапно её глаза зацепили меня в окне. И это придало не малой так уверенности мне, словно я поймал тот самый, свой шанс. Я почувствовал себя настоящим рыцарем! Я возомнил себя спасителем! Героем почувствовал себя. Глупо, конечно. Мне показалось, на тот момент, что я особенный! Дурак! Я почувствовал силу. Мне показалось, что сейчас я могу сдвинуть целую гору, и что я непобедим. Наивный юношеский максимализм. Через это мы все проходим, учимся на своих ошибках, становимся умней. Особенно когда получаем по голове за это. Странно, но чем больше я проговариваю про себя всё это, тем больше вспоминаю деталей. Невероятное чувство, это любовь, которое делает нас сильнее и наверно, куда лучше. Помню, как спустился во двор. Нет, я не спустился, я бежал как угорелый. Представлял себя великаном, который сейчас их разгонит. У меня была уверенность, что они испугаются. Да, это я сейчас припоминаю. Забавно вспоминать. Припоминаю запах в подъезде, сладкий такой, кто-то пёк печенье или булочки. А я всё мчался, мнил себя непобедимым. А если не испугаются моего грозного выражения лица, то я их одним махом откину в соседний двор, — ещё размышлял Курицын, пытаясь не подавать виду, что продолжает смотреть боковым взглядом на девочку-соседку по парте. — Но это не произошло. Увы. Тогда я получил хороший урок, — задумчиво герой сделал паузу. — Да, они меня избили, сильно избили. Хорошо отделали. Но я старался, я пытался спасти её. О чём я думал? Дурак! Переломов, конечно, не было. Но я хромал, почти весь год, после побоев. Я помню, как они меня били. А я ничего не мог поделать. Вроде тогда весна была, ночью прошёл дождь, после которого остались огромные лужи в нашем дворе. Припоминаю, как увидел намокшие полы штанов этих хулиганов и их грязные до черна кеды. Я лежал в той самой луже. Помню мою вымокшую кофту. Мне стало страшно, за то, что я испачкал её, ведь меня обязательно будут ругать за это дома. Но, я радовался, что они отстали от неё. Это так согревало, — размышлял Сергей, делая вид, что слушает преподавателя. — А она спряталась за какую-то деревянную конструкцию. Вроде это была детская площадка, да это был грибочек на ней. Она спряталась за грибочком на детской игровой площадке. Помню её невероятные косички. Хулиганы потеряли её из виду и не знали где она. А я знал. Я видел, как торчали её косички из-за грибочка. Этот взгляд, который не передать словами. Она выглядывала, она смотрела на меня. Она не убежала. Она хотела помочь, но понимала, что справиться с ними, сил ей точно не хватит. Невероятно, я это всё позабыл. Но сейчас это, как цунами, оно просто нахлынуло на меня. А эти парни, они явно были старше меня на лет пять, они всё били и били меня. Из моего носа текла кровь, а я думал о кофте, — усмехнулся герой, но тут же прикрыл рот рукой. — Но я не плакал, мне было приятно помочь ей. Да, периодически я отвлекался от кофты и думал о своём героическом поступке. Я чувствовал себя рыцарем, который спас даму сердца. Глупо, конечно, но так я себе это представлял. Страшно было только получить подзатыльник дома за кофту. Странные у меня были приоритеты. Но это явно не было моей фобией.
— Хотя, если так порассуждать, всё верно, — размышлял герой. — Меня же могли ещё посадить под домашний арест, если не на неделю, так на две. А то и вовсе на целый месяц. Или нет? Месяц, наверно это слишком много. Да, что-то я загнул. А для нас — мальчишек, это было равносильно тюремному заключению на год-другой. Так что это меня пугало, а не эти старшеклассники. А они вообще учились в школе? Да, они учились в нашей школе. Припоминаю, — и герой опять усмехнулся.
— Ты чего, Серёжа! — прошептала Мелисса, бросив взгляд на Курицына. — Тише! Ирина Васильевна рассказывает очень интересно. Ты её разве не слушаешь?
— Поперхнулся, — ответил Михайлович. — Слушаю, конечно, слушаю. Очень интересно. Я просто поперхнулся. Извини.
— Ага, — кивнула головой девочка и вернула свой взгляд на учительницу.
— Да это точно она, — продолжая удерживать взгляд на соседке по парте. — Такое редкое имя. И она ещё слишком юна, но я узнаю эти черты лица. Это точно она. Я вообще не помню себя в первом классе. И вот это странно. Ладно, нужно вернуться к воспоминаниям. Я должен понимать к чему готовится. Может что-то из этого берёт начало с первого класса? Кто знает? А эта девочка, тогда в 1993 году, тогда попыталась их отбить. Это было эпично! Я помню, как она начала швырять в них камни. Кому-то даже в голову попала, рассекла бровь. А потом они резко убежали. Вроде за ними дворник ещё погнался. Суматоха была лютая. А ещё помню, когда они убегали, кричали имя девочки и то прозвище, которое было у меня ещё в школе. Да, у меня было прозвище, оно потом появится. Конечно! Когда я буду чуть постарше — у меня появится прозвище. Интересно, а это всё как-то можно исправить? Ладно, как там они меня называли? Они меня называли как-то неприятно, грубо. Вроде бы, это слово было...
— Грива! — донёсся протяжный голос позади Михайловича, отвлекая его от размышлений. — Ты куда пошёл? — с призрением в каждом слове. — Стоять!
— Что? — обернулся герой.
И Сергей заметил, что уже не сидит за партой. И он уже не находится в классе. Герой стоял где-то во дворе многоэтажного спального района. Здания, что окружали его, казались знакомыми.
— Так это же мой двор, — подумал он. — Странно, с трудом я его узнаю. А кто меня позвал?
— Грива! Ты куда пошёл! — вновь прозвучали эти слова, злость исходила из каждого слога.
Говоря о том, что дети могут быть более жестокими, чем взрослые, нужно учитывать несколько факторов. Именно они влияют на их поведение и восприятие мира. Дети, это не взрослые, они способны на ошибки, на зависть обиду и грубость. Я хочу указать на пару моментов из них, что именно имеет связь. То, чего я не знал и не понимал, когда был сам ребёнком. Одна проблема, некоторые не ведают, что творят и доводят ситуацию до пика. Что, в свою очередь, ломает жизнь не только объектам их насмешек, но и им самим.
Во-первых, дети находятся на этапе формирования своей личности и моральных норм. Они ещё не полностью осознают последствия своих действий и могут действовать импульсивно. И, не задумываясь о том, как их слова или поступки могут повлиять на других, проявляют свою жестокость. Но дети не жестоки, нет-нет они не такие. Это лишь отсутствие понимания, которая может проявляться в жестоких шутках, насмешках или даже физическом насилии. В отличии от взрослых, которые могут воспринимать это, как более осознанные и преднамеренные действия. Это наше отношение к тому, как ведут себя дети, но не их отношение к нам. Для них это игра, своя мораль жизни.
Во-вторых, дети часто подвержены влиянию окружающей среды. Они слушаются авторитета, котором может стать любой, включая семью, сверстников или медиа. Если они видят или слышат о жестокости в играх, фильмах или даже в повседневной жизни, они преображаются. Дети могут начать воспринимать такие действия как обыденность, как правильную повседневность. Для них это и становится той самой нормой жизни. В этом контексте жестокость может стать способом самовыражения или способом привлечь внимание к себе.
Кроме того, дети могут не иметь развитых навыков эмпатии, которые помогают взрослым понимать чувства других людей. Это может привести к тому, что они не осознают, как их действия могут ранить других. Вот почему, происходит проявление жестокости без чувства вины.
Наконец, стоит отметить, что жестокость детей часто является отражением их собственных страхов и неуверенности в себе. Иногда они могут проявлять агрессию, как способ справиться с собственными переживаниями. Или же для того, чтобы утвердить себя в группе сверстников. Своего рода дикий и животный инстинкт, всё для того, чтоб стать вожаком стаи.
Жестокость детей может быть связано с их эмоциональной незрелостью, с недостатком опыта и влиянием окружающей среды. Важно помнить, что жестокость — это не врожденное качество, а поведение, которое можно изменить с помощью воспитания, обучения и поддержки.
Ну, это сейчас нам, взрослым, легко сделать вывод. А тогда, когда ты сам такой же, это воспринимается иначе.
Будь-то вы ребёнок или подросток, вы все такие. Вы ещё несамостоятельные, и это бьёт через край. Некоторых цепляет так, что они это выплёскивают наружу.
У меня было прозвище, которое дали сверстники. Из-за длинной шевелюры, ну таким меня хотели видеть родители, меня часто обзывали. Если быть точным, так хотела моя мама, ей нравилась такая причёска. Желание матери оказала влияние на отца, потому он поддержал её. А это всё влияние бразильских сериалов, которые только начинали набирать оборот.
В итоге одноклассники дали мне это прозвище. Никому не нравилось то, как я выглядел, а мать говорили, что это сейчас модно.
Но стал я Гривой не сразу, до этого меня обзывали более аляповатыми словами. Помню одно из них, на мой взгляд обидное и грубое прозвище, называли меня - Грива Коня. Иногда я мог получить оплеуху за эти патлы. Но объяснить это матери я не мог. Она и так была убита горем...
фрагмент из мемуаров
„Мой путь: история жизни“
ведущий инженер РСФ[1], профессор
Курицын Сергей Михайлович,
первое издание, 2050 год выпуска
[1] РСФ – Российский Союз Федераций.
— Этого не может быть, — испуганно произнёс Сергей, продолжая отступать назад.
— Я сейчас это не говорил! — уже про себя добавил профессор. — Это не я сказал. Мне не подвластно моё тело.Я где сейчас? Я ведь школьник, я в первом классе, почему я здесь? Но, здесь я старше. Это воспоминание? Почему я отступаю назад? Я боюсь? Почему? Кого я боюсь? Его? А где я сам? Я только голос, мене нет здесь? Это не я сказал, это не я отступаю, это другой я, я из прошлого. Но, где я? Дырявый патефон, я лишь голос. Что происходит?
— Я кому сказал, стоять, тля! — с призрением на своём обличии, произнёс подросток и плюнул к ногам героя. — Ты куда намылился!
Подул прохладный ветер задувая за шиворот. Это заставило вздрогнуть Курицына. На него смотрел высокий молодой человек, явно настроенный на что-то не хорошее.
— Тля? — после повторил учёный про себя. — Так это было твоим словечком? Плохо помню это время. Сейчас драка будет?
Сзади подошли трое парней. Двое из них тут же схватили героя за обе руки, а третий потянул назад за волосы.
— АЙ! — воскликнул Михайлович, вырвался хриплы голос с надрывом. — Отпустите! Не надо!
— Так не честно, — подумал профессор внутри мальчика. — Ану отпустите его, то есть меня! Эй!
— ТИХО! — более грубым голосом. — ЗАТКНИСЬ! — грозно заявил подросток в школьной форме, по-прежнему стоя перед героем. — Я же говорил, мы вернёмся, — добавил он, отходя от стены, которую покрывали разноцветные граффити.
— Почему я стою как истукан? — спросил себя учёный. — Почему я не могу дать отпор? Почему я ничего не делаю? Что со мной не так? Сколько сейчас мне лет? Это другое время. И это явно не Союз. Почему я не в первом классе? Одни вопросы и никаких ответов, дырявый патефон.
— Грива Коня! — повторил хулиган, продолжая подходить. — Грива! — вновь добавил он, удерживая улыбку, приоткрыв вид на свои жёлтые зубы. — А я говорил, что ты пожалеешь, — оскалив улыбку. — Что, думал, мы больше не вернёмся? Забудем про тебя? — договорив высокий хулиган начал смеяться.
Остальные, подхватив настрой негодяя, стали хохотать вместе с ним. Теперь хохот шёл от всей банды.
— Хорошо держат, — подумал профессор. — Странное ощущение, словно это не я, а лишь...
— Где живёт эта девчонка? — смотря в глаза Сергея, спросил главный, отвлекая от размышлений попаданца внутри мальчика. — ГДЕ ЖИВЁТ ЭТА ДЕВЧОНКА? — закричал он, выплёскивая слюни из-за рта. — Где... — делая небольшую паузу, — ...она... — вновь пауза, — ...живет! Где живёт эта девчонка!
На негодяя растерянно смотрел Курицын младший. Он не знал, что сказать, а может и знал, но сейчас молчал.
— Грива, смирись, рано или поздно за такое, мы изобьём эту дуру, — продолжал высокий хулиган. — И пускай это произойдёт у её дома, чем в поле или на стройке. Так ей окажут помощь, и она запомнит навсегда, что швыряться камнями нельзя в старшеклассников, — разминая костяшки рук, говорил он. — Так у неё есть шанс выжить.
— Какой благородный гад, — вновь подумал учёный, которого по-прежнему пока не слышал мальчик. — В мазать тебе, жаль я не могу этого сделать.
— А наказание обязательно последует, — продолжал главный. — Нас нужно уважать, с нами нужно считаться. Ты хоть знаешь, как меня зовут? Грива, а?
— Какой он старшеклассник? — озадачился попаданец внутри мальчика. — Он куда старше выглядит. Второгодник что ли? Или куда хуже? И почему ты меня не слышишь, Сергей, очнись, вмажь ему! Ай, всё бесполезно. И зачем я здесь?
— Нет, — смотря в глаза хулигана, ответил Михайлович. — Я не знаю Вас.
— Да, я так и сказал в прошлый раз. Дырявый патефон, это что мои воспоминания? — пробежали мысли профессора.
— Вас? — удивился негодяй. — Я на столько взрослый? Ну, хорошо. Так запомни своего палача, тля! — сказал хулиган и, шмыгнув носом в себя, сплюнул на асфальт содержимое из соплей и слюны.
Ребята, что держали Сергея, ещё смеялись. А главный обхохатывался, предвкушая злостную расправу над слабым.
— Запомни своего палача, тля! — повторил он. — Я Лёша, Лёша-клоун. Так меня называют во дворе. Я иногда могу шутить, да так задорна, — и он улыбнулся, — что другие животы надрывают. Да, ребята?
Банда негодяя, державшая мальчика, продолжала смеяться, они кивнули ему головами в ответ. Но Сергея никто и не думал выпускать. Михайлович по-прежнему смотрел в глаза своего карателя.
— А иногда я бываю суровым, — продолжал высокий подросток. — Да таким суровым, что животы болят, — сказал он и ногой ударил героя чуть ниже пояса.
— АЙ! — скорчил лицо Курицын, зажмурил глаза и опустил голову. — Ай! — уже более тихо повторил он. — Ай-ай-ай! Больно! — едва сдерживая слезы, пустив лишь одну. — Очень больно! — сводя коленки. — Ай! Ай! — корчась в агонии.
— Как же не хорошо! — уже про себя, добавил учёный. — Это низко, бить между ног. Это удел слабака. Так и ещё сами какие бугаи, а он ещё ребёнок. Да, они тогда меня хорошо так избили, — размышлял он, продолжая оставаться невольным наблюдателем за происходящим. — Уроды! Били всей толпой. Лёша, ты гнусный слабак. Я тебе отомщу! — пока ещё лишь в своих размышлениях, злился профессор. — И месть моя будет очень сладкой!
— Ой, — усмехаясь, Алексей прикрыл себе рот. — С ростом попутал, нужно было выше бить, — сказал он и засмеялся. — Полурослик.
Другие ребята, державшие Сергея, ещё смеялись. Они обхохатывались, щуря веки. Издевательства над младшими доставляло этим извергом настоящее удовольствие.
— Это хорошо, что ты не гном, а то в нос бы зафигачил, — никак не утихали издёвки от хулигана. — И вообще, где твоя кирка? В минералах застряла? — добавил он и стал смеяться, как никогда раньше. — Где же твоя шахта, гном?
Превозмогая неугасаемую боль, мальчик корчил лицом. Напрягая своё тело, он ещё сопротивлялся ей. Стараясь не показывать, насколько ему не хорошо, он сомкнул свой рот, плотно стиснув зубы. Продолжая тихо мычать, Михайлович ещё бился в агонии. Но крепкая хватка старших парней, не давала ему большой свободы. Он смиренно, но отважно принимал всё происходящее, яростно ненавидя своего оппонента. Гнев подогревал котелок его эмоций. Но старшие по возрасту пугали своим ростом и силой.
— Да пройдёт, пройдёт, — добавил хулиган. — Отпустите его. Пускай отдохнёт. Впереди будет ещё интересней. — У меня сегодня какое-то интересное настроение.
Другие парни разжали хватку и отступили назад. Главный подошёл к Курицыну и спокойно посмотрел в глаза своей жертвы.
— Яйца болят? — спросил он, не выдавая никаких эмоций в этот момент. — Сильно?
Сергей неуверенно кивнул головой. Алексей продолжал сверлить его взглядом.
— Понимаю, это больно, — добавил он, схватив Михайловича за воротник. — Ничего, до свадьбы заживёт.
И спустя секунду-другую главный с ненавистью ударил кулаком в лицо мальчика. Разводы перед глазами, Сергей пошатнулся, но не упал. Воротник Курицына младшего оставался в крепкой хватке негодяя.
— Нравится? — радостно произнёс Алексей. — А так? — нанося ещё один удар по лицу Михайловича. — Может ещё? — и он нанёс ещё один удар.
Опять разводы и почувствовалась тупая боль, она шла от головы, устремляясь по спине, уходя в ноги. Было сложно стоять, пока разводы ещё не утихали. А хулиган нанёс новый удар. За ним последовал ещё один. Он по-прежнему держал мальчика за воротник и неустанно бил его по лицу. Казалось, ярость главаря банды не знала предела.
— Видимо, тогда меня, хорошо так отдубасили, — подумал профессор, наблюдая всё происходящее из глаз мальчика. — Ещё бы, они крупней и больше него, верней меня. Точнее, меня в прошлом. Это вообще не равный бой, да это и боем не назовешь. Линчевание меня и точка. Странно, что я забыл про всё это. Больно, это факт. Но, сейчас я чувствую это. И почему сейчас, почему я сейчас это вспомнил? А сейчас это когда вообще? Сейчас явно не 1986 год, наверно это 1993 год? Это моя вторая стычка с ними, они только недавно били меня и вот опять. Да, повезло мне, везунчик я, — всё размышлял учёный. — И почему я не дал отпор ему тогда? А, ну конечно же, я тогда не умел драться. Мне всего двенадцать лет. А сколько им? Я наверно в восьмом классе, а те ребята куда старше, они не выглядят старше на пару лет. В школе-то всего десять классов. А они куда старше. Но, они школьники. Хотя, кто школьник? На этом здоровяке только форма школьная, — смотря на хулигана. — Форма на нём по швам трещит, это явно не его размер. Он что, забрал её у кого-то? Вот урод! Интересно, а что с ними потом станется? Такие долго не живут. Бумеранг всегда возвращается. Всегда!
— Ну, молчишь? — спросил главный и опять ударил Михайловича. — Где она? — и он опять нанёс удар. — Где она живёт? — продолжая бить после каждого вопроса. — Дебил! — и опять новый нанёс удар. — Где она живет? Ты думаешь, мы не узнаем? Не от тебя, так от других. В чём суть твоего молчания, тля? Героем себя возомнил? — сказал негодяй и опять ударил.
— Я не знаю, — испуганно ответил мальчик, схватившись за своё лицо. — Пожалуйста, не бейте меня. Я не знаю где живёт эта девочка. Вы не к тому прис... — и Михайлович замолчал, — ...подошли, — добавил он. — Я не знаю где она живёт.
— ЛЖЁШЬ! — прокричал высокий хулиган. — ГОВОРИ НЕМЕДЛЕННО! — перейдя на крик.
— Да что с тобой не так? — возмутился профессор внутри мальчика. — Плохо, что мы не можем поменяться ролями, я бы ему врезал. Сергей, ты чего, дай в рожу этой мрази. Ну, конечно, ты меня не слышишь. А этот мальчик первоклашка, я слышал его. Но не всё время. Может моё время ещё придёт? Нет, я хочу вернуться туда, где я могу управлять своим телом. И он со мной взаимодействовал. А этот не реагирует. Почему я не могу врезать этому уроду? Я только могу наблюдать и чувствовать всю ту боль, что он доставляет нам. Дырявый патефон! Дай мне контроль над этим телом, мальчик? Проклятье! Ух, давно я так не выражался, дырявый патефон. Давно я так не злился. Я сейчас, как тот мальчишка, который иногда просыпается в моей голове. Но этот меня не слышит. Верните меня в 1986 год. Зачем я в 1993 году? Нет, я не хочу сюда. Союз развалился. Я должен предотвратить это. А иначе зачем я здесь? Чтоб понять? Чтоб осознать? Но, что? Чтоб осознать, то, что будет, если я не исправлю прошлое? Я запутался, явно всё это не нормально. Кто я, и откуда? Я ведь взрослый, состоятельный мужчина. Какого лешего я это терплю? Дырявый патефон! Какого лешего? Это я сказал? Давно, явно давно я так не говорил. Моя память возвращается. Память того времени. Не забыть бы себя состоятельного.
Перед высоким хулиганом стоял наш юный герой. Молодой человек отважно смотрел в лицо своего врага. Он старался не подавать страху, пытаясь удерживать себя в полном спокойствии. Лицо его было в кровоподтёках, оно болело и ныло. Курицын младший ещё держался, он по-прежнему стоял на ногах. С трудом операясь на них, Сергей тщился показать выносливость, надеясь, что его за это отпустят.
— А ты стойкий сегодня, Грива Коня! — толкнув ногой мальчика, сказал высокий хулиган.
Герой, теряя равновесие, плюхнулся в грязную лужу. Позади него раздался новый хохот злыдней-сотоварищей Алексея. Они с полным призрением надрывали свои животы. Не переставая голосисто ржать, извергая из себя мерзкий хохот. Парни заполнили всё в округе своим невыносимым гулом.
Сейчас никто не спешил на помощь. Никого из нормальных взрослых не было рядом. А может просто они избегали стычки с этими нехорошими ребятами. Или же просто в этот момент никто не проходил мимо, оставив мальчика наедине с извергами.
— Но ничего, лежачего тумаки быстро исправят, тля! — добавил негодяй, с усмешкой смотря на свою жертву.
От удара ногу Сергея резко свела судорога. Мальчик скорчил лицо от дискомфорта, пытаясь выпрямить ногу. Но очередной удар Алексея усилил боль.
— Да я действительно не знаю, — ответил мальчик, увернувшись от очередного удара. — Перестаньте, я не знаю, где она живёт! Пожалуйста, не бейте меня.
— Врешь! — возразил Алексей. — Всё ты знаешь! — продолжая бить. — Это я ещё в полсилы. Потом, как ударю, так нога твоя переломится. Говори, а то не сможешь домой уйти, придётся ползти, тля!
— Нет, я не знаю где она живет, — ответил Сергей, поджимая ноги. — Честное слово, честное пионерское.
— Плевать мне на пионеров! — злобно ответил высокий хулиган. — Пионеров больше нет! НЕТ ИХ! — прокричав, опять выплеснув порцию слюней из своей пасти. — Теперь есть только мы!
— Это лужа! — сказал профессор. — Давай поднимайся, Сергей. Ты упал в лужу. Поднимайся, Сергей. И кому я это говорю? Он ведь меня не слышит. Дырявый патефон, ну почему ты меня не слышишь? СЕРГЕЙ! ПОДНИМАЙСЯ! СЕРГЕЙ! — пытаясь кричать. — Всё бесполезно.
— Вот ты урод! — огрызнулся Алексей и начал обходить свою жертву. — Или ты скажешь, или ты получишь пней вместо неё? — хватая героя за длинную шевелюру. — Так тебе нравится больше? Бабские волосы, можно косички вить. Или трепать! — резко потянув на себя.
— АЙ! — выкрикнул мальчик. — Не надо. Я не знаю.
Хулиган продолжал тянуть героя за волосы. Распрямляя на своём гнусном лице улыбку подлеца. Негодяй измывался дальше, не ослабляя своих действий.
— Врешь! Я вижу, как ты врешь мне, — скалился садист.
Приспешники главаря банды продолжали смеяться над происходящим. Они не принимали участия, пока оставались лишь наблюдателями.
— Сука! — наматывая волосы себе на кулак, с полной ненавистью произнёс Алексей. — Или ты скажешь или тебе конец, тля! Я размажу тебя об асфальт. Я заставлю тебя пить из этой лужи. Ты будешь лизать нам подошву, сука!
— БОЛЬНО! — закричал мальчик. — ОЧЕНЬ БОЛЬНО! — хватаясь за натянутые волосы. — Пожалуйста, нет! Отпустите! Ай! Ай! Ай!
— Я не хочу тратить на тебя время, ты меня бесишь, малявка, — не утихал негодяй. — Фу, ну ты, как баба! Подстригись! — выпуская волосы из своей руки, хулиган подло ударил ногой в спину героя. — Сука! — сквозь оскал выдохнул он. — Тля, ты тратишь моё время! И чего я трачу его на тебя? Скажи, где она живёт, и мы уйдём.
— Но, я не знаю, не знаю, действительно не знаю! — ещё сильнее поджав ноги, ответил Михайлович. — Я действительно не знаю, где она живёт. Пожалуйста, отпустите меня домой, — молил мальчик, оглядываясь в сторону компании изверга.
— Грива Коня, ты что удумал, мнишь себя героем? — разгневанно произнёс хулиган. — Я тебя накажу. Как и обещал, я тебя накажу. Ты вспомнишь, где она живёт. Или отведёшь нас туда.
— Но я действительно не знаю, где она живёт! ЧЕСТНОЕ СЛОВО! — с надрывом прокричал мальчик.
— ЗНАЕШЬ! — в ответ прокричал хулиган. — Ты чего на меня голос поднимаешь, тля?
— Нет! — попытался ответить профессор, но понял, что его никто не слышит. — Ой, я уже путаю, где я, а где этот мальчик. Вообще-то этот мальчик я сам. Как же сложно всё. Ну, почему я не могу ему врезать? Дырявый патефон! — напряжённо размышлял учёный, осознавая, что он по-прежнему остаётся лишь наблюдателем в теле Курицына младшего. — Я что вообще не могу взять под контроль самого себя? Я действительно был такой тряпкой? И плевать, что они старше. Сейчас бы врезал этому Лёше.
— Думаешь, спасаешь её от участи? — продолжал негодяй. — Хочешь принять все удары на себя? Ладно, тогда мы на тебе отыграемся, Грива! И отыграемся по полной! И мне нравится говорить с тем, кого следует наказать. Ты вот-вот и описаешься, и тогда я тебе дам новую кличку, ты станешь Саниной Гривы Коня. И поверь мне, ты будешь молить о прощении. Потом передашь ей при встрече, как тебе хорошо было, тля! — зазывая жестом руки своих сотоварищей. — А там, может быть, сядешь в инвалидное кресло. Мне плевать. Ну, это если ножки твои не будут брык-мак. А если кому скажешь о нас, то знай, после этого тебе будет конец. Я найду тебя! Морду я твою запомнил. Понял меня?
— Это не честно, — подумал учёный. — Как-так? В каких условиях я рос? Вашу мать! Ох уж эти девяностые. Я позабыл об этом. И я так давно не выражался. Я должен прийти в себя, это сон, — пытался себя успокоить профессор.
— Я не слышу ответа, тля? — злобно произнёс хулиган.
— Понял, — ответил Сергей. — Пожалуйста, не...
— И учти, будет больно, очень больно, — продолжал главный, обрывая слова мальчика. — Да, ребята?
— Ага! — ответили они хором, окружив молодого человека.
— Хватит быть учтивым с мусором. Сегодня твоя жизнь изменится. Ты будешь другим. Ха-ха-ха! — запугивал Алексей свою жертву. — Грива Коня! — с ухмылкой смотрел на молодого человека высокий хулиган, пока вокруг Курицына выстраивалась его небольшая банда. — Что, страшно? Не хочешь говорить, не говори. Уже не важно, что ты скажешь. Отыграемся на тебе по полной. Ужин стынет, а мы здесь с тобой прохлаждаемся. Да ребята?
— Ага, — вновь ответили товарищи хором, приступив к разминке ног.
— Ты упустил свой шанс, — продолжал главный. — Но, ты подумай, может вспомнишь, пока мы будем тебя избивать. А мы будем бить хорошо! Мы это умеем. Но, ты размышляй. Да! Мы тебя изобьём, сильно изобьём, — разминая свои ноги. — Не так, как бы поступили с этой дурой, но ты получишь сполна, — говорил Алексей, вновь разминая костяшки рук. — Ты мужик, тебя можно бить в полную силу. Так-то крепись, герой, — сказал он и сплюнул опять на асфальт.
— Дырявый патефон! — продолжал свои размышления учёный. — Сейчас они меня начнут бить толпой, — продолжая про себя. — Наверно будут последствия, раз я позабыл про это. Сергей, голову прикрывай и живот! И кому я это говорю, он меня вообще слышит? Это сон, я уверен в этом. Это мой сон. Иначе, как объяснить эту дурацкую временную рокировку ролей. Я должен проснуться. СЕРГЕЙ, НЕ СПИ! ДЫРЯВЫ ПАТЕФОН! ПРОСНИСЬ!