Не бойся, папа, мы тебя перевоспитаем!

Глава 1

Руслан

Наконец-то...

Двигаюсь от стола вместе с креслом и максимально вытягиваю ноги.

— Вилена Дмитриевна, что там у нас, на сегодня все посетители закончились? — спрашиваю секретаршу, делая паузу перед словом «посетители».

Хотел сказать «попрошайки», но передумал.

Сегодня у меня хорошее настроение. Пусть будут посетителями.

Вилена виляет бедрами, подходя к столу, но это у нее просто такая походка. У нас с ней крепкий рабочий тандем, разница в десять лет и общая офисная восьмилетняя история.

Вилена отлично выглядит и пусть кто-то только заикнется, что мне надо ее сменить на кого-нибудь помоложе. Я бы на его месте не стал рисковать.

— Так, Руслан Каримович... — она заглядывает в планшет. — Были еще две беременные. От вас, — мы понимающе переглядываемся и хмыкаем, — и одна ваша знакомая. По переписке.

— Хмм... Интересно! — постукиваю по столу стилусом. — Вы случайно не спросили у тех двоих, как они умудрились залететь, если меня, так сказать... если я шесть лет отсутствовал?

Вилена загадочно улыбается.

— Они сказали, от огромной любви к вам, Руслан Каримович.

Ну как же иначе. Только от нее.

— И куда вы их отправили? — спрашиваю секретаршу.

— Они пошли по стандартной процедуре. Предложила пройти медицинское освидетельствование, потом тест, потом если он подтвердится...

— Он не подтвердится.

— Естественно, — кивает Вилена.

— И что фигурантки?

— Слились, — хищно изгибает она уголки губ. — «Знакомая», пока шел наш диалог, тоже исчезла. Сама.

Удовлетворенно киваю.

На самом деле девкам повезло, что они не встретились со мной, а прошли фильтрацию Виленой. По моей стандартной процедуре они бы сразу пошли на...

Ладно, не будем портить себе сегодня карму матерными выражениями. Все-таки сегодня особенный день.

День моего триумфального возвращения в кресло генерального директора после того, как мой тесть — пусть земля ему будет пухом! — засадил меня на шесть лет за хищение средств компании и вывод денег в офшоры.

Нашей общей компании, если что.

Вот так я удачно женился на дочери партнера по бизнесу.

Влюбился как дурак в девушку с внешностью ангелочка. Сдувал с нее пылинки и верил в то, что проживу с ней счастливую жизнь. Она клялась мне в любви и обещала родить детей.

Троих.

Сучка.

Партнер подмял под себя мои активы, взял контроль над компанией.

Анька развелась со мной, как только меня закрыли.

Стилус с громким треском ломается в стиснутых пальцах.

— Был еще один ваш потерянный брат в детстве...

Черт, я совсем забыл про Вилену. А она еще здесь.

— Постой, постой, — перебиваю секретаршу, — это за сегодня второй?

— Третий, — поправляет она меня. — Один были с утра, один в обед и вот сейчас еще... Один.

— А, точно, точно, — киваю, — просчитался. Сестер не было?

— Сестры звонили. И писали по электронной почте. Это только первая линия родства. А еще...

— Не продолжай, — морщу лоб, представляя, сколько теперь родственников, настоящих и вымышленных, потянется в мой офис в надежде на дотации. — Будем считать наш первый рабочий день успешно завершенным. Завтра в девять совещание, а сейчас можете идти домой. Спасибо за работу!

Вилена подбадривающе улыбается. Выходит из кабинета, а я забрасываю руки за голову и откидываюсь в кресле.

Хорошо на свободе.

Особенно хорошо вернуться в свой офис на законном основании.

Снова сесть в кресло генерального и выпить в конце рабочего дня чашку крепкого эспрессо... Надо попросить Вилену сделать кофе перед тем, как она уйдет.

— Руслан Каримович, там в приемной какие-то дети, — заглядывает в кабинет Вилена, и вид у нее странно растерянный.

— Что за дети? — разворачиваюсь к ней вместе с креслом, продолжая мечтать о чашке крепкого эспрессо.

Я мечтаю еще и о хорошем сексе, но не стоит посвящать секретаршу в ближайшие планы на вечер.

Вилена мнется, и это на нее совсем непохоже.

— Вам лучше самому посмотреть, — выдает она наконец. Удивленно приподнимаю брови.

— Да что на них смотреть, Вилена Дмитриевна? Я разве детей не видел? Это наверное дети кого-то из наших сотрудников. Вы обзвоните отделы, может они заблудились. И вообще, я считаю лишним приводить в офис детей. Если есть такая необходимость...

— Они говорят, что они ваши, — выпаливает Вилена и отводит глаза.

«Чьи они, говорите?» — хочу переспросить, но наружу вырывается совсем другой вопрос.

Опережает.

Глава 1-1

— Так. Стоять. Каримовы? — поворачиваюсь к Вилене, затем снова к детям. — И ваша мама Каримова?

Все трое, даже мелкая, часто-часто кивают, у меня даже в глазах рябит.

Но это мелочи по сравнению с тем, что творится в моей голове.

Три пары черных и блестящих как спелые маслины глаз смотрят на меня в немом ожидании. А я стою в полном ступоре и лихорадочно пытаюсь сообразить.

Если Анька до сих пор Каримова, это ничего не значит. Она всего лишь после развода не сменила фамилию.

— Сколько вам лет? — спрашиваю пацанов. — Я так понимаю, вы близнецы?

Арс хмуро кивает. Артем щурится, явно подсчитывая в уме, помогает себе пальцами и наконец выдает:

— Пять лет и четыре месяца.

Вцепляюсь пальцами в руки, чтобы себя не выдать. Вилена коротко всхлипывает.

Бросаю на нее предупредительный взгляд.

Все сходится.

Наш прощальный секс перед моей отправкой в колонию был горячим и страстным. Анька обещала меня ждать и любить. Потом прислала то сообщение, а следом пришли бумаги о разводе.

Но по срокам все сходилось.

Что заставило ее оставить моих детей, а главное, сохранить беременность в тайне?

Знает только бывшая. Это мы у нее спросим. Сейчас меня больше волнует другой вопрос.

— А Софийке сколько?

— Софийке три с половиной года, — оттарабанивают в один голос Арт и Арс, и вот тут выдержка мне изменяет.

Отхожу к столу Вилены, поворачиваюсь к детям спиной и яростно растираю руками лицо.

Нет, бля, нет.

Как такое может быть?

Три с половиной года.

Моей дочке три сука с половиной года.

Но я шесть лет в глаза не видел ее маму.

И можно сто раз говорить о тестах ДНК и стандартных процедурах. Но как раз в случае с пацанами эти тесты и процедуры нужны больше. Хотя там сходятся сроки и взгляд Арса не оставляет сомнений.

Девочка. Эта девочка просто моя копия.

Если пригладить ей волосы и не обращать внимания на милое детское выражение личика, то это будет стопроцентный Руслан Каримович Каримов.

У нее даже родинка над правой бровью как у меня.

Она даже моргает как я. Сначала одним глазом, потом вторым, потом обеими.

Какие тесты ДНК, люди?

Но... Три с половиной года?

Она моя, у меня нет никаких сомнений.

Каримова София Руслановна от самого маленького ногтика до кончика любопытно сморщенного носика.

И с парнями тоже предельно ясно. Неясно, почему я о них не знал. Но сейчас все узнаем.

Подтягиваю на коленях брюки и сажусь перед детьми на корточки. Голова немного шальная, но мне просто надо прийти в себя.

Просто надо привыкнуть. Осознать.

Почему Анька так... Что это вообще было? Вот же сучка...

И не расклеиваться, блядь, не расплываться...

— Раз так, давайте знакомиться. Никаких Русланов Каримовичей. Я ваш папа, — прокашливаюсь, потому что какого-то хера внезапно сдавило горло.

Протягиваю мальчишкам руку по очереди.

— Арт. Арс.

Они пожимают.

— И мне! — малышка тянет крошечную ладошку, и я сразу превращаюсь в жалкую сопливую лужу.

Соберись, Каримов, тебе еще бывшую пытать!

Маленькая ручка тонет в моей лапище. Вилена шмыгает носом и отворачивается.

Протягиваю к ребенку руки.

— Пойдешь ко мне? Мы сейчас поедем к маме...

— Мы не можем поехать к маме, — останавливает меня Артем. Его голос подрагивает.

— Почему это не можем? — поднимаюсь с корточек, держа на руках Софийку.

— Мама лежит в коме, — буркает Арсений, и на меня словно обваливается потолок приемной.

Глава 2

Аня

Я лежу в коме.

В реанимационной палате, с кислородной маской на лице. Мониторы подключены к специальным приборам, которые спрятаны под реанимационной койкой.

Людка не стала рисковать и выводить мои настоящие показатели.

— Ты еще та Мата Хари, — махнула рукой. — Твой Каримов как зайдет, у тебя все показатели зашкалят.

Я только вздохнула.

Кофе хочется просто страх как. И в туалет еще.

Представляю, как там сейчас мои дети встречаются с Русланом.

Наши с ним дети...

И потом он примчится сюда...

Стягиваю с лица маску, выпутываюсь из обвивающих меня трубок и сажусь на кровати.

— Нет, Люд, я так не могу. Мне детей жалко! И ты Каримова не знаешь. Ты его просто не знаешь, Люд. Нам... Нам звездец, Люда. Он меня убьет!

Людка долго смотрит на меня, как будто я и правда умерла, а теперь внезапно воскресла и заговорила. Затем складывает руки на груди и говорит.

— А чего ему тебя убивать, если ты и так в коме?

Я растерянно оглядываюсь.

— В смысле, чего? Так кома же ненастоящая!

— Ага, это ты налоговой скажи, — ухмыляется Людка. — И банку. И суду тоже. А! Я еще Горэлектросеть забыла! Для них твоя кома как раз самая что ни на есть настоящая. Напомнить тебе, для чего?

— Не надо, — хмуро качаю головой.

Мой медицинский центр полный банкрот. Люда — моя подруга и по совместительству заместитель.

Мы с ней и разработали весь этот план. Кома — единственный формальный повод для признания моей недееспособности. И одновременно мой спасительный круг.

Она поможет оттянуть процесс продажи имущества и расчетов с кредиторами. Суды в таком случае действуют осторожно — боятся нарушить права лица, которое не может защищаться.

Никто не может взыскать долги и запустить процесс ликвидации. По крайней мере пока не появится законный представитель или опекун.

— Счета у нас арестовали, — начинает перечислять Людка, — налоговая задалбывает, не переставая. Банк грозится выставить здание на торги. Заметь, мать, ты лежишь, а я бегаю! Я подала заявление на реструктуризацию кредита задним числом. Три письма от твоего имени отправила под твоей старой подписью.

Мне уже стыдно, я поднимаю голову и смотрю на подругу чистым незамутненным взглядом. Но она в упор не замечает. Продолжает добивать.

— Сегодня были из горэлектросети, отключили подвал. Я им дала на лапу, чтоб не трогали этаж с операционной. Но у нас семьдесят два часа. Если твой Каримов не даст денег, чтобы оплатить долг за электричество, то я даже не знаю...

— Не даст, — обреченно качаю головой. — Зачем ему мои долги оплачивать? Хоть детей взялся содержать, и то хорошо.

— Ну, я тебе скажу, — хмыкает Людка, — не совсем же он зверь. Если реанимацию отключат, тебе ж типа тоже кирдык настанет.

Бросаю в ее сторону быстрый взгляд.

— А вообще папашка твой редкостный гад...

— Ладно, Люд, — распутываю трубки и укладываюсь обратно, — давай, наверное, капельницу. С ней будет правдоподобнее.

Не хочу с ней обсуждать отца.

Он был тяжелый человек. Тяжелый и сложный. Это из-за него я попала в такую финансовую яму. И еще оттого, что отказалась топить мужа.

Бывшего. Ну почти. Который женился на мне только ради бизнеса.

Ну и что. Зато я его любила. Влюбилась по уши как дурочка.

Теперь у меня есть дети. Трое. Пусть он их и не хотел.

Но папы больше нет, а об ушедших или хорошо, или... Я буду «или».

— Слушай, не нравишься ты мне, — прищуривается Люда.

— Чем это? — поднимаю голову.

— Румяненькая ты какая-то, живенькая. Прям персик налитый. Ну никак на кому не похоже, — скептически кривится.

— Ой, какой там персик? — отмахиваюсь, а сама пытаюсь рассмотреть себя в отражении неработающего экрана второго монитора. — Все тело затекло. Маска лицо натирает, в носу сохнет. Глаза пекут.

— Ложись, закапаю, чтобы сосуды не лопнули, — достает Людка глазные капли из кармана. — И бледней давай.

Она капает капли, затем приносит стойку для внутривенных инъекций. Я надеваю маску, Люда распрямляет провода и трубки, чтобы они ровно и красиво висели.

У меня на глаза набегают слезы, когда я представляю, что мои дети сегодня будут ночевать не дома. Успокаивает только то, что они пока маленькие и не совсем понимают значение слова «кома».

Тетя Люда сказала им, что мама заболела и уснула, но она обязательно выздоровеет и проснется. А маленькая Софийка и вовсе решила, что это все как в сказке про Спящую Красавицу.

За грустными мыслями пропускаю шум в коридоре. Только когда распахивается дверь, скорее ощущаю его присутствие каждой клеточкой своего тела.

По коже будто вихрь проносится — все волоски на теле встают дыбом. Лишний раз успеваю порадоваться предусмотрительности своей подруги. Как разумно она не стала выводить на мониторы мои реальные показатели.

Глава 2-1

— Красивая... — шероховатый палец проезжается по моей щеке. Точнее по небольшой полоске кожи, свободной от кислородной маски.

И все. И меня развозит.

Сердце проваливается куда-то под реанимационную койку, ладони потеют.

Так было с самого начала нашего с ним знакомства. Скажет одно слово — и все, и я безвольная тряпка.

— А что ты хотел, Каримов? — слышу возмущенный голос Людки. — Чему ты так удивляешься? Да, представь себе, Аня красивая женщина.

— Я и не удивляюсь, — голос Каримова звучит уже не так близко, теперь он хотя бы надо мной не нависает. — Я понять не могу, как молодая здоровая женщина вот так ни с того ни с сего внезапно впадает в кому. И я, конечно, не медик, но...

— Вот знаешь, Каримов, правильно Анька сделала, что с тобой развелась, — в сердцах заявляет Людмила моему бывшему мужу, — ты каким был, таким и остался.

— Чего? — тянет тот, и его голос звучит угрожающе. — Каким это я остался?

Под ребрами неприятно скручивает. Ой зря она так. Теперь он нам точно денег не даст...

— Толстокожим непробиваемым носорогом!

— Ты, Людмила, мне тут зубы не заговаривай, — неласково обращается он к моей подруге и заместителю. — Аня, конечно, не была Железным человеком. Но и дохлым одуваном ее тоже нельзя было назвать. Ну да, банкротство клиники дело неприятное, но не смертельное!

Я едва сдерживаюсь, чтобы не стянуть маску и не треснуть ею Каримова по лобешнику.

Вот же скотина!

Это я значит дохлый одуван?

— Так как ты говоришь она в кому впала? — тем временем не унимается Каримов.

— К нам в тот день прокуратура пришла с проверкой, — начинает Людка свою речь уверенно, будто отрепетировала. Хоть кто ее знает, может и репетировала. — Банк потребовал вернуть кредит. Мы с Анюткой сидели с ней в кабинете, я принесла кофе. Она молча смотрела в одну точку минут двадцать. Потом сказала: «Ну все. Мы в жопе». И набок завалилась. Диагноз — реактивная кома.

Даже мне под маской неудобно стало от такой откровенной лжи.

— Разве так бывает? — недоумевает Каримов. — Сказала «в жопе» и выключилась?

Вообще мне нравится, как они тут у меня беседуют. Еще бы кофейку попили.

— Слышь, Люд, а у вас кофемашина есть? — Каримов будто мои мысли читает. — Кофе хочется.

Кофе ему хочется. Мне тоже хочется, но я же терплю!

— Есть, — отвечает ему Людка, — только у нас долги, Каримов, забыл? Налоговая, банк, суд. А, еще Горэлектросеть. Откуда у нас кофе? Закончился. Вон свет отключат, будем вообще без света сидеть, не только без кофе.

— А почему в коридоре кофе пахнет?

— Так мы сотрудникам зарплату всю до копейки выплатили. Аня платила из личных сбережений, вот люди из кофейни и принесли. Не смотри на меня так, Каримов, я тебе за кофе не побегу. Ты бы лучше знаешь что, Русик, — у Людмилы подозрительно меняется тон, он становится мягким и просительным, — ты бы одолжил нам денег, а? Нам бы за свет заплатить. А то если отключат, они ж и Аньку отключат вместе с реанимацией...

— С ума сошла? — голос Каримова звенит на самой высокой ноте благородного возмущения. — Ее отсюда срочно перевозить нужно. В нормальную реанимацию.

— А чем тебе у нас ненормальная? — в голосе Людки сквозит настоящая паника.

То, что творится со мной, и передавать не надо. Я уже готова воскреснуть и делать ноги прямо сейчас.

Приоткрываю ресницы. Каримов берет с передвижного столика один из документов и подносит прямо к носу Людки.

— Читайте, Людмила Парафьевна, читайте, если не разучились!

— Я Порфирьевна, — гордо поправляет подруга.

Ну да, ее отца звали Порфирий Анатольевич, очень уважаемый был доктор, к нему съезжалось пол страны. И только такой невоспитанный гопник как мой супруг никак не мог выучить как правильно произносится отчество подруги.

— Один хер. Читайте, как называется ваше заведение. «Центр репродуктивной медицины и женского здоровья». Репродуктивной, Людмила!

— Представьте себе, Руслан Каримович, я с этой документацией работаю! И лучше вас имею представление, как называется наш медицинский центр.

— Все, мне это надоело, — Каримов бахает кулаком о столик и рявкает так, что я от страха подпрыгиваю, и маска немного съезжает. Людке не до меня, поэтому приходится улучить минутку и быстро поправлять самой, пока разъяренный бывший испепеляет взглядом мою бедную подругу. — У вас тут гинекология! Ги-не-ко-ло-ги-я! И я Аньку тут лежать не оставлю, понятно вам? Обеим.

— Какая гинекология, Каримов? У нас официальный хирургический корпус с реанимационным отделением! Все врачи высшей квалификации с лицензией на оперативную практику.

— Так написано же «репродуктивная медицина»! — голос бывшего звучит уже не так уверенно, но все еще грозно.

— Там еще про женское здоровье есть! — зато Людка парирует уверенно. Она явно оседлала любимого конька. — Или ты хочешь сказать, что Анька мужик?

Каримов тяжело дышит, сдувая со лба капли пота. Но видимо понимает, что спорить с Людмилой бесполезно. А она решает додавить.

Глава 3

Руслан

Выхожу в коридор и моментально становится легче.

В груди отпускает, мотор начинает исправно снабжать кровью кровеносную систему. И вообще понемногу отхожу от ступора.

А то когда вошел и увидел Аньку с кислородной маской, опутанную трубками и проводами, в грудине сдавило и сука прям дышать не мог.

Она такой беззащитной показалась, такой хрупкой и несчастной, моя бывшая...

А тут еще Людмила — и зудит, и зудит. Еще и тестя вспомнила.

Лучше бы про детей рассказала. Но на любой вопрос о них она включает режим полной дуры и только непонимающе моргает.

— Я ничего не знаю, Руслан, правда. Это ваши с Аней отношения, ее и спрашивай, как из комы выйдет. Беременная ходила, детей рожала, а больше я ничего не знаю.

И что ей скажешь? Зато про тестя сука красной линией...

На меня и так одно воспоминание о нем как красная тряпка на быка действует, а она его и к месту, и не к месту...

Хорошо, что они детей додумались к бывшей не пускать. Зачем лишний стресс?

Они — это коллектив медцентра. Людка как только мы пришли, сразу детей забрала и куда-то увела.

Кстати, куда?

— А где дети, Люда? — спрашиваю Людмилу. На всякий случай стараюсь не выходить из образа и звучать сурово.

И не могу. Не могу сказать главное слово.

МОИ дети. Хотя я знаю, что они мои, понимаю.

Но еще понимаю, что мне обязательно надо сделать ДНК-тест для установления отцовства. Наверняка эта сучка Анька поставила в свидетельстве о рождении каждого в графе «отец» огромный прочерк.

Она бы их лично поставила, если бы можно было. Собственноручно.

И теперь мне надо попотеть, чтобы доказать свое отцовство.

Я бы, может, и не знал о нем, если бы Анька в кому не впала.

Мне, можно сказать, просто поперло. С этим ее банкротством.

Тесть, сука, помог нежданно негаданно. Если это правда, что он дочь наследства лишил, и она из-за этого в долговую яму провалилась.

В любом случае, моя бывшая официально лицо недееспособное, а значит над детьми нужно устанавливать опеку. И мои юристы в срочном порядке должны всем этим заняться.

— Так где дети, Люд? — переспрашиваю.

— У Анфисы. Вот в этом кабинете, — показывает Людмила на дверь. — Я тебе два раза ответила, Каримов, но ты где-то витаешь в облаках.

— Я не в облаках, я в документах. Прикидываю, сколько всего надо быстро провернуть, чтобы мне детей отдали.

Людка отворачивается к двери кабинета, и я вижу прямо перед собой табличку «доктор Траханкова А.А.».

— Че, правда? — не могу сдержаться. — У вас тут все прям тематически?

Людка поправляет очки и смотрит на меня поверх оправы.

— А что не так? Анфиса Траханкова* ведущий специалист-репродуктолог. Мы с Анюткой ее два года окучивали, переманивали. Еле переманили, — она взмахивает рукой. — Ее весь город знает, ее имя практически бренд.

Хмыкаю.

— Все так, все так. А ты у нас кто, напомни. Стоякова?

— Стоякина, — снисходительно поправляет Людка.

— Походу, девки, я вам всю картину своей фамилией подпортил, — ржу в голос. — У вас директор медцентра из обоймы выпадает. Каримова, так, ни к селу, ни к городу. Был бы я Сперматозоидов, или Яйцеклеткин, была бы в вашем центре полная гармония.

Людмила смотрит на меня с ледяной вежливостью.

— Вот ты каким был, Каримов, таким и остался...

— Каким? — прищуриваюсь?

«Пиздопротивным», — так и рвется из нее. Но счет за электричество сам себя не оплатит, и ледяная вежливость сменяется радушной улыбкой.

— Юморным, Русик! Веселым и задорным, — она открывает дверь и заглядывает в кабинет. — Дети, за вами папа пришел!

Я тоже прохожу плечом вперед и подвисаю от непривычной картины.

Кабинет разделен на две зоны. В одной ширма с гинекологическим креслом, во второй стол с тремя стульями, за которыми сидят дети.

Ну, те самые. Которые типа мои...

Ладно, мои, чего уж там. Двое парней и девочка. Маленькая. Которая вылитый я.

Парни пыхтят, что-то собирают на столе. Девочка старательно возюкает зеленым фломастером по белому листу бумаги.

Стоит мне появится, все трое поднимают головы. От взглядов трех пар детских глаз, прикованных к моей персоне, становится не по себе.

Надо что-то сказать, но язык почему-то прилипает к гортани. Говорил этой злоебучей Людке, что мне кофе надо выпить. За деньги, которые я заплачу Горэлектросети, могла бы и сгонять на улицу в кофейню. Корона бы не упала...

Ну хоть не молчит. Выручает.

— Дети, собирайтесь, за вами пришли, — сообщает жизнерадостно.

— Анфиса, смотри, это наш папа! — Артем первым вскакивает с места.

Глава 3-1

Усаживаю всех по очереди на заднее сиденье и пристегиваю. Мальчишек по бокам, девчонку по середине.

Обхожу автомобиль, сажусь за руль и выезжаю с парковки медицинского центра.

— Может, все-таки заберем у мамы из машины автокресла? — с надеждой спрашивает Артем. — Машина у нее здесь должна быть, на стоянке.

— Мы купим новые, — обещаю мальчишке, глядя в зеркало заднего вида. — Прямо завтра с утра поедем и купим. Выберете какие захотите.

— Так нельзя возить детей, — бубнит Арс. — Нас же полиция сразу загребет.

— Сюда как-то доехали, — отвечаю ему. — И туда как-то...

В это время рядом с нами на соседнюю полосу выезжает полицейский патрульный автомобиль.

— Быстро пригнулись, — резко бросаю, оборачиваясь назад. Сам чуть притормаживаю, пропуская патруль вперед.

Ну Арсений, ну засранец.

Мальчишки съезжают по спинкам вниз. Софийка, глядя на братьев, тоже ныряет к основанию сиденья.

— Держите сестру, чтобы она из ремней не выпала, — говорю, обгоняя полицейский седан. И отвечаю на упрямый взгляд в зеркале. — Говорю же, с утра поедем за автокреслами. Сейчас поздно.

С нажимом отвечаю.

А сам мысленно ставлю пометку, что просто обязан отправить Кариму Ринатовичу Каримову бутылку лучшего коньяка.

Нет, ящик.

За его выдержку, терпение и фантастическое самообладание.

Я только теперь это начинаю понимать.

***

— Проходите, располагайтесь, чувствуйте себя как дома, — пропускаю детей вперед, держа перед собой дверь широко распахнутой.

Они с опаской оборачиваются на меня, и я подбадривающе подмигиваю.

Хотя тут кто бы мне подмигнул. В последний момент преодолеваю соблазн захлопнуть дверь, развернуться и рвануть обратно к лифтам.

Может и мне впасть в кому?

Пусть Людмила меня рядом с Анькой положит, там у них места много.

Но потом представляю состояние своих бизнес-партнеров.

«Вы не знаете, куда Каримов делся? Куда он пропал?»

«Так он в коме лежит, в гинекологии. У доктора Траханковой А.А.».

Нет, лучше тогда в тюрьме было оставаться.

Секундная слабость проходит, и на смену ей приходит раскаяние.

Анька одна с ними пять лет справлялась, а я уже расклеился совсем. Соберись, Каримов! А то распустил сопли. Все будет заеби...

— А где наши пижамы? — поворачивается ко мне Артем.

— И зубные щетки, — добавляет Арсений.

— Мафу, — говорит Софийка, и мне очень не нравятся ее красные глазки. И подозрительно сморщенный носик.

— Что такое мафу?..

Мой вопрос тонет в захлебывающемся плаче. Малышка рыдает, прижав ладошки к залитому слезами личику, и меня охватывает паника.

Я никогда не чувствовал себя таким беспомощным. Клянусь.

Парни смотрят на меня как на полный отстой. На их лицах читается полное разочарование.

— Что такое мафу? — повторяю вопрос громче. Плач усиливается пропорционально.

— Мафу это ее игрушка, — объясняет Арт, — Софийка без нее не засыпает.

В принципе, я с ними согласен.

Я сука все провалил.

Я должен был обо всем этом позаботиться.

И если в холодильнике у меня есть запас продуктов, сделанный домработницей по заданному списку, то про детские вещи, зубные щетки, а тем более игрушки я тупо не подумал.

Анька бы точно подумала. И позаботилась.

Но от мыслей про бывшую отвлекают всхлипывания Софийки. И связанные с ними открытия.

Раньше меня всегда раздражал детский плач. Всегда и везде.

Они как назло меня преследовали — в самолете, в отелях, в торговых центрах.

Я готов был поклясться, что мамашки с орущими детьми нарочно высматривали меня в толпе, чтобы устроится точно за спиной или где-то поблизости. А их отпрыски, завидев меня, отрывались по полной.

Но сейчас я почему-то совсем не чувствую раздражения, наоборот. Мне так жалко своего ребенка, что в носу непривычно пощипывает. И в горле дерет.

Прокашливаюсь, сажусь на корточки. Подзываю малышку.

— Софийка, хочешь, поедем заберем твою Мафу?

— Твоего, — хором поправляют братья.

— Мафу — это он, — объясняет Арс.

Девочка перестает плакать, отнимает от личика ладошки. Смотрит на меня прозрачными глазами и несмело кивает. Тут же мою шею обхватывают маленькие ручки.

— Папоцька, поехали за Мафу!

И я опять бесхребетная сопливая лужа. Но стараюсь не подавать виду, поднимаю Софийку на руки.

— Поехали, пацаны.

Глава 4

Аня

— Ну не реви ты, не реви, — просит Людка. — Слышь, Ань? А то и я сейчас разревусь.

Она в самом деле начинает шмыгать носом.

— Не могууууу, — завываю, — ты видела, какой он стааааал?

— Ну видела, — вздыхает Людка. — Красавчик, кто спорит.

Она замолкает, а я продолжаю горько рыдать.

Потому что после тюрьмы Каримов стал еще красивее. Я и так его любить не переставала, а теперь точно не разлюблю.

В здании центра уже никого не осталось, все сотрудники разъехались по домам. Мы с Людмилой сидим в реанимации. Я на кровати, Люда рядом на стуле.

— И что мне теперь делать, Люд?

Вопрос вообще риторический, но подруга принимает его как призыв к запуску мыслительного процесса.

— Так может вам попробовать заново, а? Вдруг получится? У вас, в конце концов трое детей...

— Ага, — всхлипываю, — и что я ему про них скажу? Особенно про Софийку. Правду? Ты представляешь, что тогда будет? Он и так меня из-за отца ненавидит, а тогда вообще... — безнадежно машу рукой.

— Так не говори правду, — пожимает плечами Людка. — Кто тебя заставляет?

— И что ты предлагаешь? — вожу пальцем по лежащей рядом кислородной маске.

— Ну... — задумчиво чешет подбородок Людка, — соври что-нибудь.

— Что? — спрашиваю безнадежно.

— Ну например... — Людмила рассматривает потолок. — Вот спросит он тебя, как ты забеременела, ты возьми и спроси его вместо ответа загадочно: «Милый, а ты помнишь, как к тебе проститутка приезжала? В таком-то месяце?»

Я закашливаюсь, Людке приходится стучать мне по спине, чтобы попустило.

— Чего? — у меня даже слезы на глазах выступают. — Это какая проститутка?

— Обычная, Ань, — строго смотрит подруга, — или ты правда веришь, что Каримов все шесть лет дрочил перед твоим портретом, сжимая в мозолистой руке член, а в другой зажав обручальное кольцо?

Если честно, я именно так и думала. А как еще должна выглядеть настоящая суровая мужская любовь?

Ну может не так прям как Людка описала.

Но примерно.

А она озвучила, и я поняла, что нет.

— Нет, — вздыхаю, — никто не дрочил... Ой, в смысле, верность мне не хранил.

— Ну вот. Так ему и скажешь. «Помнишь, проститутка к тебе приезжала? Так вот, это была я!»

— Думаешь, он поверит? — смотрю с сомнением.

— Ты главное стой на своем, — убежденно говорит Людка. — Ночная кукушка дневную всегда перекукует.

Закусываю губу. Ну может... Может и так...

— Ладно, Люд, уже поздно, ты поезжай, — говорю подруге.

— А ты точно решила, что останешься? — спрашивает она.

— Точно, — киваю. — Домой нельзя, на отель нет денег.

— Может все-таки ко мне? — с надеждой смотрит она. — А завтра приедем пораньше, чтобы первыми прийти.

— Не надо мне по зданию центра шляться, — качаю головой. — Мало ли кто увидит. Посадят обеих. Меня за обман, тебя за фальсификацию.

— Не могу я так уехать, — не решается Людмила. — Как я тебя тут одну брошу?

Тут ее лицо озаряется.

— Слушай, а давай коньячку бахнем? Там мне кто-то из пациентов на день рождения принес, так и стоит.

Она вскакивает с места и бежит в соседний кабинет.

— Я вообще-то не очень люблю коньяк, — тяну голову. — У тебя там просекко случайно нет?

— Случайно не перебирай, — Людка возвращается обратно с бутылкой, одноразовыми стаканами, коробкой миндаля в шоколаде и свертком. — Коньяк он сосуды расширяет и нервную систему укрепляет. Шоколад эндорфины поднимает. А это тебе бутерброды с сыром, заваришь себе чай и поужинаешь.

Я чуть слезу не пускаю. Ну как можно пропасть с такой подругой?

Мы садимся прямо на кровати, Людка разливает коньяк. Бутерброды я кладу на подоконник.

— Ну, за здоровье, — бодро произносит Людка и опрокидывает свой стакан.

Я делаю глоток, коньяк обжигает горло, бежит по внутренностям, и там сразу становится горячо.

— Ой, — машу ладонью.

— На, заешь, — Люда протягивает миндаль.

— Я лучше запью, — отпиваю воду из пластиковой бутылки.

— Не умеешь ты, мать, коньяк пить, только продукт переводишь, — ворчит Людка. Но мы так и пьем с ней.

Она вприкуску с шоколадом, я запивая водой. Тут у Людмилы звонит мобильный.

— Охранник с ресепшена, — говорит она удивленно и прикладывает трубку к уху. Внезапно ее глаза становятся как две ксеноновые фары. — Кто? Каримов? К нам идет?

Она вмиг слетает с кровати и начинает метаться по реанимации. Я слетаю вместе с ней.

— Куда ты? — прикрикивает на меня Людка. — Ложись бегом. Там Каримова черти принесли. Какого спрашивается? Надевай маску, Анютка.

Глава 4-1

Руслан

— Ну что, ты допил чай? — в дверном проеме кухни показываются две любопытные физиономии, я едва успеваю сунуть бутылку с коньячелой под стол.

— Да, уже допиваю. Вы идите, идите, пацаны, я сейчас приду.

Я только чуть-чуть плеснул, клянусь. В самый настоящий чай, с лимоном и сахаром.

Потому что Арсений сказал, что чай надо пить с лимоном и сахаром.

С лимоном и сахаром!

Пришлось плеснуть. Мартеля Кордон Блю.

Так, чтобы они не видели, конечно. Я ж не совсем отбитый бухать на глазах у детей малолетних. Но и выдерживать уже не в силах. Я можно сказать на грани.

Моя психика легко выдержала бойню с тестем за компанию. И шесть лет тюрьмы выстояла. С трудом, но как-то перенесла развод с Анькой. А вот один день с собственными детьми меня неслабо подкосил.

И больше всего меня выбивает из седла Арсений.

Это только Анька могла родить такого.

Ни одна женщина в мире не способна родить пацана, у которого бы было лицо тестя, а характером сука он весь пошел в меня.

Весь. Я даже интонации в голосе все узнаю.

Как она так умудрилась, а? Она назло мне это сделала, я ее знаю. Такая изощренная женская месть.

Зато как я теперь их всех понимаю! Всех до единого.

И отца, и бабку с дедом. С обеих сторон.

Понимаю, почему они как по команде по санаториям прятались и в больницы ложились, как только время летних каникул подходило.

Понимаю всех своих партнеров по бизнесу, почему они вечно на говно исходили.

«Этого Каримова проще пристрелить, чем с ним договориться».

Вот только теперь до меня доходит, почему они так говорили. После того, как сегодня с сыном своим познакомился. Особенно после того, как нас остановил полицейский патруль.

И главное, я же крикнул детям: «Быстро пригнулись»! И они даже пригнулись, все трое.

Но тут Арс как начал бубнить: «Я же говорил, нельзя так детей возить, вот теперь нас точно загребут...».

Кого-то еще удивляет, что нас остановили? Меня вообще нет.

Патрульный затребовал водительское удостоверение и техпаспорт. Затем заглянул в салон.

— Гражданин Каримов, вы не знаете, как по закону перевозят детей? — он окинул строгим взглядом съехавших по спинкам детей. — У вас трое несовершеннолетних без автокресел. Это административное правонарушение.

— Так мы как раз за ними едем, — я попытался съехать, но полицейский был неумолим.

Точнее, неподкупный. Начал протокол выписывать.

— Дети какого года? — спросил меня, заполняя поля в планшете.

Я чуть не переспросил, какие дети. Посмотрел на них, почесал затылок. Вспомнил, что они родились через год после того, как меня посадили... Или в том же году...

Начал пальцы зажимать. В небо посмотрел.

— Подождите, я не понял, гражданин Каримов, это вообще чьи дети? — подозрительно уставился на меня полицейский.

Тут меня реально потом прошибло. Я же по документам им реально никто, их в детдом запихнут, пока я опекунство оформлю.

— Да мои это дети, мои, — поднял руки вверх, — спокойно. Я просто путаюсь, ты же видишь, сколько их. Попробуй запомни.

— Он вам кто? — повернулся полицейский к детям.

— Он наш отец, — загробным голосом ответил Арс.

— Это наш папа! Что вы к нему прицепились? — возмущенно ответил Артем и без запинки выдал все даты рождения всех троих. У меня сразу от сердца отлегло.

— Папоцька... — маленькая Софийка улыбнулась, и даже полицейский растекся лужей, что про меня говорить.

— Ладно, поезжайте, — сказал он. — Протокол вам по почте придет. И надо будет вам копии свидетельств о рождении прикрепить, подтвердить, что это ваши дети.

— Обязательно, — я вернулся за руль, — завтра все будет.

Завтра мои юристы с самого утра начнут работу по восстановлению отцовства, и это будет уже не твоя забота, чувак.

В общем, когда мы приехали домой к Аньке, было уже поздно собираться и возвращаться ко мне. Поэтому дети укатали меня остаться ночевать у них.

Я поддался на уговоры, припарковал во дворе машину, забрал коньяк, и мы поднялись в квартиру. На ужин заказали пиццу, и только потом я понял, что теперь проблема стоит с точностью до наоборот.

Теперь у меня нет сменного белья, нет зубной щетки. Мне предстоит выкупать детей, уложить их спать, а завтра решить херову кучу вопросов, связанных с опекунством или...

Или с усыновлением?

Сука, хочу выпить всю бутылку Мартеля и упасть прямо здесь в Анькиной кухне. Я молчу о том, что вся квартира бывшей навевает на меня непонятную тоску.

Я еще не заходил к ней в спальню. Это отдельная история. Мне хватает кухни.

Представляю, как она крутилась здесь возле плиты утром, готовила завтрак в короткой футболке. Я помню, как у нас это было. Она любила, когда я ловил ее возле столешницы и прямо там...

Глава 5

Руслан

— Я говорил, надо переодеться, — смотрит исподлобья Арс.

Говорил.

Не один раз.

Он все время над ухом гудел, пока я ванну мыл.

— Я рукава закатил, — отвечаю Арсению. — Кто знал, что у вас шланг порвется и меня обольет?

Я стараюсь говорить спокойно. И выглядеть спокойным.

Что изменится от того, что я буду биться головой о кафель в ванной? Или начну лупить о стену порвавшимся душевым шлангом?

Тем более, что я его подрезал и обратно насадил. Он надорвался с самого края. Завтра надо заехать купить новый, а пока так сойдет.

Не хочется выглядеть полным дебилом в глазах собственного сына. Но походу таким и выгляжу.

У Аньки в квартире большая угловая ванна-джакузи. Пацаны сказали, что надо помыть ванну, набрать воды с пеной и искупать Софийку.

Я полез мыть. Ебучий шланг оторвался и облил меня с головы до ног.

Теперь я в одних трусах сижу и жду, когда нальется вода.

Трусы, ясен хрен, тоже мокрые, но не сидеть же мне перед детьми без трусов. У Аньки мужских нет, я смотрел.

Сцепил зубы и полез в ее ящик с бельем.

Это было опасное мероприятие. Я же сука на голодном пайке шесть лет... И сегодня вечером у меня были далеко идущие планы.

Я забронировал себе вип-кабинет в стрип-баре «Асселин». Я должен был сейчас смотреть приватный танец грудастой девицы с сочной задницей. И решать, будет у меня с ней продолжение, или я выберу кого-то еще.

А в сухом остатке пришлось рыться в трусах и лифчиках бывшей, причем они все оказались исключительно практичными, бесшовными и гладкими. С бабочками и собачками.

Даже одни были с авокадо.

Но все были женскими. Ни одних мужских труханов я не нашел и вздохнул с облегчением.

Смотрю в интернете видео как купать детей.

Вроде ничего сложного. Намочил, намылил, смыл.

Так зачитался, что не заметил, как за спиной булькнуло. Оборачиваюсь — Софийка уже сидит в ванне, одна голова из пены торчит.

— Подожди, — вскакиваю, — мне тебя сначала намочить надо.

Она прячется от меня за пеной в противоположном конце ванной, и я догадываюсь выключить воду. Зря я столько этой пены набульбенил.

Лезу за девчонкой в ванну, чтобы поймать. Но дно сука скользкое, конечно я наебнулся. Прямо мордой в эту гребаную пену.

Сам виноват, надо было меньше лить. Написано же, два колпачка. А мне показалось мало, и я полбутылки бахнул.

Выныриваю из воды, отплевываюсь. Зато ребенка поймал.

— Стоять, — говорю ей. — Я тебя уже намочил, сейчас будем намыливаться.

Протираю глаза и вижу Артема с Арсением. Они стоят на пороге ванной, Тема держит в руках пакет.

— Это что? — спрашиваю, глядя на пакет с подозрением.

— Это игрушки, — отвечает Арт. — Софийка всегда играет с ними, когда купается.

Не успеваю открыть рот, как он вываливает пакет в воду. Малышка вырывается из моих рук и тянет из воды желтую резиновую утку.

— Папоцька мотли! — показывает мне, сияя от счастья.

— Подождите, — трясу головой, с которой слетают белые хлопья пены, — нахе... зачем купаться с уткой? И вот это зачем?

Показываю на игрушки, расплывающиеся по всей ванной. Мало мне было Софийку ловить, теперь еще их по всей ванной отлавливать? Там и цветные круги, и тарелки, и лопата, и катер. И даже разноцветный слон.

— Мама нас так купала, и Софийку так купает, — раздувает ноздри Арсений.

— Ты не путай, я не мама, я папа, — вылавливаю слона и вручаю Арсу. Катер получает Артем. Уточку предусмотрительно оставляю Софийке. Остальная хрень пока остается в свободном плавании. — Сегодня у всех был трудный день, поэтому будем мыться по ускоренной схеме. Где у вас тут детский шампунь?

***

Затягиваю пояс Анькиного халата и залпом выпиваю оставшийся в стакане коньяк. Дети спят, а я жду, пока в сушильной машине высушатся мои трусы.

Рубашка и брюки сохнут на вешалках, мне с утра явно будет не до глажки. Главное доехать домой, переодеться. Но без трусов ехать не хочется, поэтому жду, пока они высохнут. Благо, у Аньки помимо стиральной машины есть сушильная.

Стягиваю полы халата. Он на меня налез, потому что Анька в нем беременная ходила. Натянулся на мне, конечно, чуть не треснул по швам. Но это лучше, чем та футболка со смайликами на животе.

Это Тема вспомнил про «беременные» Анькины шмотки, когда я в мокрых трусах из ванной вылез. У Софийки свой халат махровый есть с ушками, я ее в него завернул. Сам полотенцем обмотался вокруг бедер.

— А у мамы там пакет с вещами есть, в которых она беременная ходила, — вспомнил Артем. — Может на тебя что-то налезет?

Он притащил стремянку, я нашел пакет, подписанный «Мои беременяшки». И у меня внутри что-то екнуло.

Глава 5-1

Аня

Мне обязательно надо поспать.

До завтра надо хорошенько выспаться. Завтра опять целый день придется лежать с осточертевшей маской на лице и изображать кому.

Вдруг кому-то еще приспичит прийти проверить, как я тут лежу? И с утра Каримов приехать собирался...

А если я не высплюсь и потом вдруг как захраплю? В коме...

Нельзя. Каримов нам тогда точно счет не оплатит.

Вообще не представляю, что он тогда со мной сделает. И за вранье, и за детей.

За Софийку точно шею свернет. Одним движением. И голову открутит. Вон какие у него ручищи стали огромные.

Представляю, как он меня этими ручищами своими берет и...

— Ань, ну чего ты дергаешься? — бормочет Людка, натягивая плед. Мы с ней лежим «валетом» на моей реанимационной кровати. — Давай уже спать, а? С утра твой Каримов припрется, тут до утра осталось-то...

— Не могу, — вздыхаю, — не спится мне.

— Не спится ей, — бубнит Людка. — А что ты днем будешь делать, невыспавшаяся? Нам с тобой завтра пахать, мать, целый день. Тебе в коме лежать, мне от кредиторов отбиваться. Так что спи давай.

Я честно зажмуриваюсь. Так мои дети делают, когда я им говорю, чтобы они засыпали. Но сон не идет, хоть тресни.

Представляю Каримова, который сидит над спящими детьми и задумчиво на них смотрит. Затем переводит такой же задумчивый взгляд на окно, за которым висит желтая половинка луны...

— Люд... — тихонько зову подругу, — слышь, Люд? Как ты думаешь, может ему тоже не спится, а? Может у него тоже сна ни в одном глазу, и он лежит и обо мне думает?

— Кто, Каримов? — Людка зевает и приподнимается на локте. Смотрит на меня с укоризной как на безнадежно больную. — Ань, твой Каримов выжрал мой коньяк и уже десятый сон видит. А ты тут и сама не спишь, и мне не даешь. Ну ты чего, Ань? Анют! Ну не реви!

А я не могу не реветь. Слезы текут, не останавливаясь.

— Они его полюбят, — говорю, глотая слезы, — его полюбят, а меня забудут.

И рыдаю в голос.

— Ну ебсель-мобсель, Ань, — Людка садится на кровати, свесив ноги, — давай, наверное, завязывать с этой комой. Ты один день в ней полежала, а психика уже ни к черту. Представь, что будет, если ты в ней месяц пролежишь?

— Как это завязывать? — от неожиданности даже перестаю плакать. — Ты что такое говоришь, Люд? У нас тогда все отберут и с молотка продадут. За копейки.

— А лучше, чтобы у тебя крыша потекла, да? — не сдается подруга.

— Она и так потекла, — отмахиваюсь безнадежно и тоже сажусь на кровати, свесив ноги.

Люда снова зевает и кутается в плед.

— Как это мы с тобой протупили, что у нас на целый медцентр ни одного дивана нет, а? — смотрит она полусонным взглядом.

— Нам дизайнеры рассказали, что диваны занимают много места и выглядят по-жлобски, — отвечаю ворчливо. — А кресла разгрузят пространство и создадут больше уюта.

— Вот твой Каримов бы фиг их послушал, — поднимает вверх палец Людмила. — Наставил бы диванов и спал сейчас как король. А не как мы с тобой.

— Хоть бы кровати для хирургического корпуса закупить успели, — вздыхаю жалобно.

— Да если бы твой Каримов раньше приехал, чтобы Анфиска не успела кабинет УЗИ и дневной стационар под сигнализацию поставить! — Людка явно хочется выматериться, но сдерживается. — Я бы тогда хоть на кушетке нормально выспалась.

— Перестань называть его моим, — слабо протестую, — он уже давно не мой.

— А чей? — удивляется подруга. — У вас трое детей, Аня. Он твой навеки вечные.

Я понимаю, что она поддержать хочет, но...

— Давай уже спать, — в третий раз зевает Людмила и укладывается на свою сторону.

— Подожди, Люд, — зову я ее.

— Ну чего тебе? — отзывается недовольно.

— Скажи, а такого совсем не может быть... Ну что он... Ну что у него никого там не было за все шесть лет?

— Ань, я тебе сейчас не как подруга, а как доктор скажу. Длительное половое воздержание у мужчин может привести к застойным явлениям в предстательной железе, нарушению сперматогенеза, гормональному дисбалансу. А это знаешь что?

— Что?

— В запущенных случаях — эректильная дисфункция, воспалительные процессы, хронический простатит, снижение либидо. А еще неврозы, бессонница, агрессия. Мне продолжать?

— Не надо, — говорю упавшим голосом.

— Правильно, — сонно договаривает Людка, — а значит в твоих же интересах, чтобы за эти шесть лет там как раз кто-то был. Все, а теперь спать.

Она поворачивается на бок, и уже через минуту до меня доносится мерное сопение. А я еще долго лежу и не могу решить, что лучше.

Глава 6

Руслан

Среди ночи меня будит тихий писк и хныканье, и я некоторое время вдупляюсь, пытаясь понять, откуда оно доносится. И кто здесь, собственно, «мама»?..

Открываю глаза.

Блядь где я? Не в тюрьме точно. Но и не у себя дома. У меня дома некому пищать и хныкать. По крайней мере вчера еще не было кому.

— Хочу писять...

А вот это уже тревожный звонок.

Это не мой внутренний голос, потому что я не хочу. Точнее, хочу, но не настолько, чтобы так убиваться.

Внезапно в моменте все вспоминаю. Что я в квартире у бывшей. Что у меня трое детей и третий детеныш спит со мной.

И этому детенышу приспичило среди ночи в туалет. А это уже прям катастрофа, которая может разразиться в любой момент.

За секунду принимаю вертикальное положение и обнаруживаю сидящую Софийку, которая трет кулачками заплаканные глазки.

— Ма-а-ма... пи-и-сять...

Я не такой долбоеб, чтобы тратить время и объяснять, что я не мама, а папа. Потом разберемся. Пока надо определить местонахождение горшка.

Верчу головой в его поисках. Сука почему я не догадался поставить ебучий горшок в комнате? Он вчера был, точно, я сажал на него Софийку. Мне Арс принес.

Но горшка нигде нет, и меня накрывает панической волной. Выставляю вперед обе руки и пробую убедить хнычущего ребенка.

— Подожди, радость моя, не писяй. Папочка сейчас все организует.

Слетаю с кровати, но на полдороге передумываю. Возвращаюсь обратно, хватаю Софийку с кровати, выбегаю за дверь. И чуть не спотыкаюсь о горшок, стоящий прямо посередине коридора.

Так, чтобы мне было видно, стоит.

— Смотри, горшок! — показываю девочке, которая уже собралась реветь во всю силу своих мелких легких.

Подцепляю горшок, вихрем несусь в ванную, и там сажаю на него ребенка. Съезжаю напротив на пол, приваливаюсь к стенке и терпеливо жду.

По большому счету потому что меня от пережитого потрясения не держат ноги. И руки трясутся.

Горшок, сука. Это просто горшок.

Успокойся, Каримов. Даже если бы ты его не нашел, вы бы с Софийкой сходили в ванну. Или ты подержал бы ее над унитазом. Что-то бы придумал.

Но руки все равно предательски дрожат.

Сутки. Я отец неполные сутки, а мне уже вкатали штраф за неправильную перевозку несовершеннолетних, я набил шишку о дно ванны, сорвал душевой шланг и чуть не проебал ночной подъем на горшок.

Кстати, пацаны меня предупреждали. Надо быть полным дятлом, чтобы не сообразить, кто мне под дверь его подсунул.

Но с такими темпами что со мной будет через месяц?

А через год?

Может как-то махнуться с Анькой? Она из комы, а я в...

— Папоцька... — поднимаю голову, передо мной стоит Софийка с горшком в руке. Другой рукой она трет глазик.

— Давай сюда, моя радость, — перехватываю горшок, пока сонный ребенок не вылил содержимое на пол. — Мы его помоем и заберем с собой, да?

Беру девочку на руки, она обвивает мою шею и кладет голову на плечо.

Возвращаемся в спальню уже с чистым горшком, предусмотрительно ставлю его возле кровати. Чтобы был под рукой, мало ли.

— Мафу! — спохватывается Софийка. Оглядываюсь в поисках жуткой игрушки с идиотским оскалом.

Я когда его увидел, содрогнулся, но Арс снисходительно хмыкнул, а Арт терпеливо объяснил, что это популярный и любимый современными детьми монстрик Лабубу.

Ясно что я ничерта не понял, полез в интернет и прочитал, что эти игрушки обошли по популярности айфоны.

В итоге выясняется, что я на нем сижу. Достаем Мафу из-под моей задницы, я вручаю его Софийке.

Малышка прижимает к себе монстрика, укладывается на подушку.

— Папоцька! — требовательно заявляет она, и я сначала не понимаю. А потом до меня доходит.

Осторожно ложусь рядом, и меня обхватывает маленькая ручка.

Мне неудобно. Я лежу, вывернув шею, потому что мне нос и рот забивает мех гребаного китайского монстрика. И то, что он популярнее айфона, его не спасает.

Но я готов так лежать вечность, потому что прямо в ухо сопит моя дочка. Она только что сказала на меня «Папоцька!». И даже если моя шея останется такой навечно, я готов.

Потому что никогда не думал, как это... приятно.

Вот это вот «Папоцька»...

Глава 6-1

— Кхм... кхм...

— А-а-хм-мм...

Какое-то мычание над ухом. Сопение. Шумный вздох.

Я уже помню, что я не в тюрьме. И что я не дома.

Приоткрываю один глаз. Потом второй.

Надо мной склонились две ушастые мордахи. Вглядываются. Внимательно так, пристально.

Первая мысль простреливает — Софийка. С ней что-то случилось.

Лихорадочно шарю рядом рукой — Софийки рядом нет. Натыкаюсь на что-то шерстяное и меховое, нащупываю, подношу к глазам.

Ебучий монстрик. А где ребенок?

Вскакиваю, сажусь на кровати и сразу вижу кудрявую голову малышки, сидящей на горшке у изголовья кровати. Там, где я его и поставил.

Облегченно выдыхаю. Пацаны все это время внимательно за мной наблюдают.

Софийка на горшке зачарованно смотрит в экран... моего телефона. И пока я пытаюсь сообразить, как он у нее оказался, поворачивает голову и довольно сообщает:

— Я писяю!

— Писяй, писяй, радость моя, — рассеянно киваю и смотрю на мальчишек.

— Это я ей дал твой телефон, — говорит Арс и смотрит исподлобья. — Она просто привыкла с утра смотреть мультики.

Оглядываюсь на сидящую на горшке девочку, поглощенную телефоном. Перевожу взгляд на Арсения, который явно приготовился получить нагоняй.

— Ну дал и дал, — киваю. — Мог и мне сказать, я бы сам ей мультики включил.

— Мы тебя будить не хотели, — вмешивается Артем, подчеркивая, что они заодно.

— А как пароль ввел?

— Так палец же...

— А, ну да... — чешу затылок.

В грудине неожиданно теплеет. Надо же, какие у меня дети добрые.

Отца пожалели. Не стали будить. Предпочли спиздить телефон, разблокировать пальцем спящего родителя. Сестру на горшок усадили.

Машинально провожу рукой по стриженой голове. Отросли волосы, надо постричься.

— Но разбудили же? — смотрю на притихших пацанов.

— Так нам в садик, — говорит Артем, и у меня в голове звучит оглушительное «Бум!»

— Стоп, — выставляю вперед руки, — у нас есть садик?

И не верю своему счастью. О да! Это звучит почти как если бы Анька вышла из комы!

Они же детский сад имеют в виду, я надеюсь?

— Вы ходите в детсад? — уточняю.

— Ну да, — хором кивают парни.

Йес! Да! Йа-йа! Си! Дас штимт! О, мадонна мия! Оуи! Шюр! Хай! Такеш! Джи-хо!

Да, я сидел в интеллигентной тюрьме, у нас там хватало лингвистов, и я знаю как сказать «Да!» на более чем десяти языках. И послать я могу так же.

Сегодня мой день начинается определенно удачнее, чем он заканчивался вчера. Если мои дети ходят в детский сад, это значит у меня есть шанс их туда отвезти и оставить до самого вечера.

— А... Софийка тоже? — спрашиваю и затаиваю дыхание.

Мальчишки смотрят на сестру, потом возвращаются взглядами ко мне. Артем смотрит с недоумением, Арсений с подозрением.

— Да, — отвечает Арт, — в ясельной группе.

О, мадонна мия! Оуи! Шюр! Хай! Такеш! Джи-хо! Йес! Да! Йа-йа! Си! Дас штимт!

— Так почему мы сидим и болтаем? — спрашиваю, сбрасывая одеяло. — Поехали!

Поехали.

Автомобиль.

Детские кресла.

Полиция.

«Гражданин Каримов, вы не знаете, как по закону перевозят детей?»

А еще я должен бывшей ящик спирта за конину.

— Нет, стоять, сегодня в садик никто не поедет, — медленно торможу мальчишек, останавливая их за плечи.

— Как это, не поедет? — оборачивается Артемий. У Арсения глаза молча вспыхивают голодным блеском.

Ай ты мой хороший! Я тоже садик терпеть не мог!

Мои гены, и похер, что на тестя похож.

А Тема весь в Аньку, правильный ребенок. Должен же быть в семье кто-то нормальный.

— Значит, слушайте меня. Пока в машине нет автокресел, никто никуда не поедет. Сейчас сюда приедет одна... тетя, — подбираю слово, и парни сразу мрачнеют.

— Что еще за тетя? — спрашивает Артем с нахмуренным видом. Арс добавляет почти с отвращением:

— Она твоя любовница?

Я чуть не падаю в обморок от такой осведомленности.

Это где они такого нахватались? Анька не стала бы детей такому учить, точно тесть. Или теща. Те и не такому могли научить, семейка Аддамс, бляха...

— Спокойно, это моя секретарша. Ее зовут Вилена Дмитриевна, — говорю, стараясь не подать виду как я охренел. — И она не моя любовница. У меня нет любовниц, это чтобы снять все вопросы.

— А мама ее знает? — подозрительно прищуривается Арсений.

Глава 7

Аня

— Анька, вставай! Быстро вышла из комы, слышишь? Анна! Я кому сказал!

Каримов нависает надо мной как кусок горы, упираясь руками о кровать по обе стороны.

— Выходи, сказал, из комы, живо!

Я лежу ни жива, ни мертва, аж маска запотела от страха. Хорошо, Каримов злой как собака, ничерта не замечает. Хоть в чем-то мне везет.

Но если он сейчас схватит меня и начнет душить, тут никакое везение не поможет. Никаких моих талантов не хватит кому дальше изображать.

Хорошо, что у меня Людка есть. Такая подруга не даст пропасть.

Она подлетает к Каримову и начинает его оттягивать от реанимационной кровати.

— Русик! Русик! Что ты делаешь? С ума сошел? Успокойся! Аня тебя не слышит.

— Сейчас услышит, — ведет своей забитой татуировками ручищей бывший, и Люда оказывается отодвинутой к противоположной стенке. А Каримов громко гаркает: — Анна! Немедленно выходи из комы!

Клянусь, если бы я так не задеревенела от страха, я бы послушалась и не то, что вышла! Подскочила бы!

Но я буквально оцепенела, это меня и спасло. А Людка бесстрашно бросается мне на выручку.

— Каримов, ты хочешь, чтобы она в коме навечно лежать осталась? У нее же будет коматозный шок! Немедленно отпусти Анютку!

— А я ее не держу. Пусть сначала из комы выйдет и мне про свидетельства объяснит, а потом обратно ложится, — разоряется Каримов.

— Да что ты так разошелся, Руслан? — пытается достучаться Люда.

Я просто лежу и беззвучно молюсь про себя.

— Вот, ты это видела? — Каримов шелестит какими-то бумагами. Он ненадолго замолкает, в реанимации повисает тишина, и становится слышно только его тяжелое дыхание.

Он больше не нависает надо мной, и я тоже могу тихонько подышать.

— Что я должна увидеть? Да объясни ты толком, не маши у меня перед носом этими бумажками. Я же за тобой не успеваю, — возмущается Люда.

— Вот! Читай! — Каримов тычет пальцем в цветные листы, и я сквозь приоткрытые ресницы узнаю бланки свидетельств о рождении детей.

Людка надевает очки и внимательно вглядывается в бланки.

— Что именно я должна прочесть, Русик? — уточняет она у втягивающего носом воздух Каримова. — Ты хоть намекни.

— Да я тебе прямым текстом говорю, читай, кто их отец, — в горле у Каримова даже булькает от возмущения.

— Каримов Руслан Каримович, — читает Людмила, наклоняясь к самому бланку и придерживая руками очки. Смотрит на Каримова поверх оправы. — Ты издеваешься?

И оборачивается ко мне.

— Нет, ты посмотри на него. Его в свидетельства о рождении вписали, а он еще и выкобенивается.

— Вот именно! — гневно выкрикивает Каримов. — Тихушницы! Втихаря меня в целых три свидетельства о рождении вписали, а мне сообщить никто даже не подумал! Это по-вашему нормально?

И тут моя Люда, моя спокойная уравновешенная Люда взрывается.

— Ах вы ж посмотрите на нашего принца! В известность нашу бусинку не поставили, никто нашу бубочку известить не соизволил. А ничего, что ты в тюрьме сидел, обделенный ты наш? И надо же, из-за чего крик поднял! Ладно бы там чужой мужик был записан. Какой-то там, Ибрагимов Артур Павлович, так нет же, его записали. Родного отца. А ему все не так. О, характер!

Я чуть зубами не скриплю.

Ну, Людка, ну кто тебя за язык тянул? И чего ты Ибрагимова приплела?

Каримов, конечно, сразу уши навострил.

— Не понял, — поворачивается к Людке, — это какой такой Ибрагимов? Что за Артур Павлович?

— Никакой, — отчеканивает Людмила, — никакой Ибрагимов, ясно тебе?

— Ну раз никакой, значит сами за свет платить будете, — сердито грохочет Каримов и швыряет на стол счет за свет. Его тяжелые шаги гремят по направлению к двери.

— Да пожалуйста! — кричит ему вслед Людмила. — Вот только ты подумал, что скажешь детям, когда их мать от электричества отключат? Хотя что тебе, у тебя и так руки по локоть в крови.

— Ты чего бредишь, Людмила? — спрашивает Каримов, останавливаясь. — В какой это крови у меня руки? Я за должностные злоупотребления сидел, которые, между прочим, не совершал. И ты это прекрасно знаешь.

Но Людка его не слушает, ее уже несет.

— А ты знаешь, Русик, я Аньке такой памятник отгрохаю, во! — она поднимает руку вверх. — Как Статуя Свободы. Из белого камня. На нем будет высечено: «Ее бывший был жлобом». Будешь ты туда ходить, Русик, каждый день, как на работу, вот такими слезами плакать, умолять тебя простить. Но Анютка к тебе уже не выйдет...

Она рыдает, я тоже лежу, реву. Мне так себя жалко, до жути.

Даже всхлипываю тихонько под маской. Хорошо эти двое так увлечены, что на меня совсем внимания не обращают.

Каримов не рыдает, конечно, но ему явно неловко.

— Хватит тут спектакль устраивать, Людмила, — пробует он урезонить мою подругу, — давай сюда счет. Оплачу я его, только не надо этих дешевых манипуляций.

Глава 7-1

Руслан

— И на что я имею право?

— На все, Руслан Каримович. У вас абсолютно все права, — отвечает Савенко, мой юрист. — Вы являетесь законным отцом, это подтверждено записями в свидетельствах о рождении. А поскольку их мать временно недееспособна, все родительские права и обязанности переходят к вам как к единственному дееспособному родителю.

— Значит я могу их спокойно везти в садик? — уточняю. — И ко мне никто не прие... То есть, ко мне не будет никаких вопросов?

— Сейчас именно вы принимаете решения по месту проживания детей, их воспитанию, обучению и медицинскому обслуживанию. Также вы являетесь их законным представителем перед любыми органами, учреждениями, школами, больницами.

— А опека?

— Опека в этом случае не оформляется, потому что вы — биологический и юридический отец. А мать детей временно не может реализовывать свои права.

— Ну супер, — бормочу под нос. И уже в трубку. — Спасибо, Володя. Я отвезу детей и приеду в офис.

— Мы работаем, Руслан Каримович. Как что-то станет известно, я сразу сообщу.

Отбиваю звонок.

Они молодцы, мои юристы. Работают. Это они меня из тюряги вытащили.

Меня обвинили в злоупотреблении полномочиями, хищении средств компании и выводе их в офшоры.

Все было оформлено так, будто я единолично руководил схемой. И оформлено было красиво: документы с подписями, аудиторские отчеты, свидетели. И даже флешка с «моим личным планом отжима активов».

Смешно. Если бы не было так мерзко.

Конечно, все документы тесть потом «нашел» сам. И благородно передал следствию.

Все это время мои юристы дрались как львы.

Тесть попытался отнять мою долю, но дожать до конца у него не получилось.

Мою долю в бизнесе формально никто не мог отнять полностью — у меня были партнерские доли, контракты и вложения. Мои партнеры, не доверяя тестю, инициировали проверку.

Они наняли внешнюю команду аудиторов и юристов, которые вскрыли махинации: подделки, отмыв, фиктивные переводы, липовые фирмы.

Все это стало основанием для аннулирования приговора и пересмотра дела по вновь открывшимся обстоятельствам.

Как результат — я на свободе.

— Руслан Каримович, все готово, — зовет меня сотрудник детского магазина, куда я приехал за автокреслами.

В итоге по их совету для пацанов я взял два бустера — по правилам можно, если ребенку уже за пять и он подходит по весу. Для Софийки купил полноценное кресло с ремнями — ей рано в эти «подушки для больших».

Мне сразу все закрепили на заднем сиденье, кресло по центру, бустеры по бокам. А пока крепили кресла, я разговаривал с Савенко.

Сажусь за руль и еду за детьми.

Вилену отправляю в офис на такси, сами с детьми выходим к машине. У пацанов при виде бустеров загораются глаза.

— А нам правда можно? — спрашивает восторженно Артем.

— Нас точно в полицию не загребут? — задирает голову Арсений.

— Я консультировался с юристом, — отвечаю самодовольно, — не загребут. Уже можно. Это Софийка у нас мелкая, ей надо полноценное кресло. А вы уже можете в бустерах рассекать.

— Нас мама тоже обещала пересадить, — шмыгает носом Арт, — у нее просто денег не было.

— Поехали, — у меня почему-то портится настроение, — мы и так вон на сколько в садик опоздали.

Загружаю в автомобиль по очереди всех детей. Софийку посередине, парней по бокам. Сажусь за руль, забиваю в навигатор адрес детского сада.

Перед нами выруливает патрульная машина.

— Пригнулись! — выкрикиваю громко. Дети мгновенно съезжают по спинкам кресел.

— Мы же в креслах! — возмущается Арс, выпрямляясь.

— Сори, привычка, — каюсь, подмигивая в зеркало Софийке. — Зато не загребли.

Возле детсада торможу, выгружаю детей в обратном порядке. Из-за забора видно, что детвора с воспитателями гуляют на детсадовской площадке.

Вооружаюсь свидетельствами о рождении, паспортом и двигаю к калитке. Ощущаю себя настолько инородным телом, что в какой-то момент тянет повернуть обратно. Но вид детей, которые попеременно оборачиваются, чтобы убедиться, не съебался ли их новоявленный папаша, заставляют двигать вперед.

И Софийка у меня на руках сидит. Как тут

— Артем, Арсений, что за новости? — воспитательница начинает с наезда. Но затем ее взгляд останавливается на мне. И в глазах появляется хищный блеск. — А вы собственно кто?

— Я их отец, Руслан Каримович Каримов, — протягиваю паспорт и свидетельства о рождении. — Прошу прощения, у нас ЧП. Пришлось немного задержаться. Но не беспокойтесь, дети позавтракали.

— Ну что вы, Руслан Каримович! — воспитательница прижимает руки к пышной — я заметил! — груди, глаза моментально затягивает поволокой. — Ничего страшного! Это вы не беспокойтесь!

— А где здесь ясельная группа? — верчу головой. — Мне надо еще дочку сдать.

Глава 8

Руслан

Не доезжая до офиса вспоминаю, что я сегодня так и не позавтракал. А у нормальных людей уже обед начинается.

Смотрю на часы — лучше я сейчас куда-то заеду, чтобы потом в работу занырнуть и не отвлекаться.

Сворачиваю в первый же ресторан, который попадается по пути. Иду по залу к свободному столику, на который указала хостес.

Все-таки что бы я сейчас ни говорил, шесть лет мне не хватало этого вайба. Офисы, рестораны, деловые встречи, движуха — это мое, я себя здесь как рыба в воде чувствую.

Не то что в тюрьме.

— Руслан? — слышу удивленный оклик. Незнакомый женский голос. Или знакомый?

Оборачиваюсь. Таки да. Таки знакомый.

— Вита?

С Витой непродолжительное время у нас был феерический и зажигательный секс, пока я не женился на дочке своего бизнес-партнера. Тестя, блядь.

На Аньке, в общем. И что бы она там ни думала, к нашему браку я отнесся серьезно. С блядями завязал, с Виткой тоже.

Пусть я поначалу считал, что женюсь по договорняку, но нас неожиданно затянуло в брак абсолютно настоящий. Я влюбился. Как дурак.

А они с папашей меня наебали.

Хотя Анька родила троих детей и на меня записала. И это с наебаловом вообще не вяжется.

Но сейчас Вита смотрит на меня глазами с поволокой, ее ресницы подрагивают как крылья бабочки, готовой броситься на жертвенный огонь.

Короче, совершенно блядскими глазами. В которых горит откровенное и неприкрытое желание.

— Какой ты стал, Руслан! — она не сдерживает восхищения, и мне это конечно же льстит.

Замечаю, с каким явным восторгом она смотрит на мои руки, покрытые татуировками. На мои мускулы, проступающие под одеждой. На хорошо прокачанные ноги.

Не то, чтобы я до тюрьмы был дрыщом. Но в тюрьме особо заняться было нечем. А качалка была, и сидел я там благодаря своим партнерам немного в других условиях.

Так что все эти шесть лет я усиленно тренировался. Результат я вижу в жадном похотливом Виткином взгляде.

И сука шесть лет на ручнике вызывают вполне предсказуемую реакцию.

У меня на нее стоит.

Хоть я не для нее старался. Я с одной единственной мыслью в качалке пахал —чтобы бывшая увидела и слюной захлебнулась. Чтобы хоть на секунду пожалела о своем решении развестись.

А она в коме лежит и нихерища не видит...

— Слышала, ты развелся, — говорит Вита.

— Есть такое, — киваю.

— Так может... — она подходит вплотную, — вспомним былое? Тем более, что я его и не забывала...

И кладет руку на оттопыренный бугор в районе ширинки.

Витка красивая, она в моем вкусе. Ее грудь точно такого размера как я люблю. Талия тонкая, попа круглая. Мне нравилось ее трахать, это я тоже отчетливо вспоминаю на фоне шестилетнего голодания.

Так почему нет? Что меня останавливает?

Наклоняюсь к девушке, беру за подбородок.

— Нам нужен вип, — шепчу хрипло.

— Нет проблем, — сипло отвечает она, — я как раз собиралась поужинать в одиночестве. Пойдем?

Она увлекает меня в сторону приватных кабинетов. Легко поддаюсь, потому что голова с трудом соображает.

Там мы жадно целуемся.

— Каримов, как же я скучала по твоему члену, — стонет Витка, расстегивая ширинку. Я только шиплю, когда она выпускает его на волю.

Подсаживаю ее на стол, задираю подол платья. В ушах шум, в голове туман. Смутно соображаю, что делаю, но сквозь него что-то прорывается. Не дает мне расслабиться и продолжать.

— Русик, нам нужна защита, — воркует Вита.

— Возьми в заднем кармане брюк, — бормочу. Сам пытаюсь расстегнуть то ли пуговицы, то ли крючки на платье. Пальцы не слушаются, заплетаются.

Женская рука ныряет в карман, слышится шелест бумаги.

Смутно мелькает мысль, почему бумаги, а не фольги? Она же презерватив должна открыть.

— Аааааа!!! — раздается душераздирающий вопль. Дергаюсь как припадочный, отстраняюсь от девушки. Ее лицо перекошено, в глазах ужас.

— Ты чего? — спрашиваю ошалело.

Витка разворачивает ко мне рисунок с зеленым чудищем, тычет под нос и орет.

— Это что? Что это такое, Каримов?

— А ты что, не узнала? — несколько раз моргаю, наводя резкость. — Это мой портрет. Чего ты так орешь, я чуть не оглох.

Меня будто по голове шандарахнуло. Оглядываюсь.

Хули ты тут делаешь с расстегнутой ширинкой, с какой-то бабой левой... Каримов, ты совсем охуел? Шесть лет держался, а тут расчехлился непонятно перед кем...

— Ты совсем идиот, Каримов? Я чуть заикой не осталась!

— Так прям и заикой, — отбираю листок, складываю и прячу обратно. Опускаю голову, не хочу смотреть на Витку, пока обратно зачехляюсь. — Еще скажи что плохо нарисовано.

Глава 8-1

Аня

— Ну что, Люд, кто нам что пишет? — спрашиваю у подруги, отделяя дольку апельсина и отправляя его в рот.

Сейчас обед, оставшиеся сотрудники центра расползлись на перерыв, и я могу себе позволить отдохнуть от комы. Сижу на кровати, болтая ногой, и ем принесенный Каримовым апельсин.

Вкусный. Очень. Сочный и сладкий, такой как я люблю.

Мы с Людкой, конечно, так и не поняли, для чего их Каримов приволок целый пакет. Но не пропадать же добру.

— Из прокуратуры звонили, — докладывает подруга, — и из налоговой тоже.

— Чего хотели? — слизываю с пальца сладкий сок.

— Твоим состоянием интересовались. Не планируешь ли ты из него выходить.

— Не, не планирую, — качаю я головой. — Мне и в коме хорошо.

— Я им так и сказала, — хихикает Людка, — что положительных сдвигов не наблюдается. Как только что-то изменится, я сразу сообщу.

— И правильно, — отправляю в рот последнюю дольку, — потянем время.

— Может получится твоего Каримова раскрутить, и он нам все долги оплатит? — задумчиво говорит Людка. Я закашливаюсь.

Кашляю долго. Так долго, что она тревожно на меня заглядывается, а затем начинает лупить по спине.

— Ты чего? — спрашивает испуганно. — Каримовские апельсины не пошли? Может он их заговорил?

— Не поминай к ночи! — машу предупредительно.

— Так разве сейчас ночь? — удивляется Людка.

— Все равно не поминай, — проговариваю сипло.

Внезапно у нее звонит телефон. Люда достает его из кармана, прикладывает к уху.

— Охрана, — говорит одними губами. И ее глаза округляются. — Кто??? Какого... Ладно, пропускай.

Отключает звонок и хлопает себя по бокам.

— Ну и чуйка у этого черта! Давай, Анют, падай скорее, там твоего Каримова опять принесло. И чего это он сюда зачастил? Прям как на работу...

— А я предупреждала! — срываюсь с места, вытирая руки о простыню.

— Предупреждала, кто спорит. Только про него вспомнили, а он уже тут как тут. И что за человек? — ворчит Людмила.

В четыре руки укладываем меня на кровать, набрасываем маску, расправляем трубки.

Успеваем в последний момент. Людка бросается Руслану навстречу.

— Русик! Ты нас прям балуешь! Зачастил как к себе домой... ой... я хотела сказать, прям как в офис.

— Я вам счет оплатил, — слышу мрачный голос Каримова, и от затылка по позвоночнику пробегает холодок. — Вот, привез квитанцию, чтобы не потерять.

В его голосе я улавливаю что-то еще. Не только угрюмую мрачность. Что-то очень похожее на чувство вины.

Несмотря на то, что мы прожили не так долго, я успела хорошо изучить своего мужа. Потому что когда любишь...

— Не понял, — Каримов упирается обеими руками о кровать и наклоняется надо мной, втягивает носом воздух, — а чего это от Аньки апельсинами пахнет?

Черт. И правда какой-то черт этот Каримов, а не человек.

Ну почему ему вздумалось припереться именно сейчас, когда я захотела съесть этот злосчастный апельсин?

И зачем их было вообще приносить, если их нельзя есть?

Кто коматозникам апельсины носит? Если все их питание — питательные смеси или капельницы...

В общем, одна у нас надежда на Людмилу. И она не подводит. Подлетает к Каримову, отрезает от меня одним ловким маневром.

— Спасибо тебе, конечно, Русик, за электричество. Но это пахнет не от Анютки. И не апельсинами.

— Ты мне зубы не заговаривай, Людмила, — предупреждающе заговаривает Руслан, и я узнаю этот тон. — Я ж не совсем идиот. Вон на мониторе шкурки лежат. Или ты считаешь, что я ослеп?

— Так вот ответы на все твои вопросы, Русик, — находчиво отвечает Людка, — это не апельсинами пахнет, а апельсиновыми шкурками. И не от Анютки, а от всей реанимации. Это я их разложила.

— Ты? — недоверчиво косится Русик. — Но зачем?

— Как зачем? — переспрашивает Людка. В ее голосе звучит искреннее недоумение. — От моли. При борьбе с молью это самое действенное средство. Вот например у тебя дома есть моль, Русик?

— У меня? Нет. Не знаю, — честно признается Каримов.

— Вот! — радостно восклицает Людка. — Хочешь я тебе тоже шкурок принесу?

— Но зачем? — искренне недоумевает Руслан.

— Что значит, зачем? Моль выводить!

— Какую моль! — заводится Каримов. — Откуда у тебя моль в реанимации, Людмила? Что ты мне тут впариваешь?

— Сама не знаю, откуда. Наверное, кто-то из сотрудников из дому принес, — сокрушается подруга так искренне, что мне самой уже верится, что мы бессильны пред стаями этих мерзких пыльных созданий.

К счастью, Каримову надоедает препираться. Он тихо матерится сквозь зубы, хлопает дверью и уходит.

Глава 9

Руслан

Из медцентра выхожу со смешанным чувством. Каждый раз, когда я оттуда ухожу, у меня появляется ощущение, будто я что-то не доделал. Или недоговорил.

Хочется вернуться и доделать.

И каждый сука раз, когда смотрю в честные глаза Людмилы, внутри рождается странное желание.

Схватить ее за шиворот и трясти.

Сам не знаю, почему. Просто вот даже руки чешутся. Я себя мысленно по ним бью, чтобы не схватить ненароком и не начать трясти.

Мне всегда говорили, что у меня хорошо развита чуйка. Интуиция, если по-умному.

И родители говорили. И партнеры по бизнесу говорили.

Конкуренты — те только об этом и говорили. В основном, матом.

В тюрьме тоже говорили.

Я сам это всегда знал, меня моя чуйка не раз выручала. Никогда не подводила. Однажды только я проебался, когда на Аньке женился, когда тестю поверил.

Поверил, что мой брак настоящий. И потом оказался в тюрьме.

Но теперь у меня есть дети, которые мои даже по документам. Выходит, не совсем моя чуйка меня и подвела. Можно сказать, наполовину.

Сейчас внутри все орет и вопит, что надо вернуться.

Может, стоит бывшую потрясти? Вдруг и правда из комы выйдет?

Показывают же в кино, как лежит-лежит в коме, а потом бац, пальчиками шевелить начинает. Может и моя Анька так шевелить начнет?

Или все-таки Людмилу? Ну правда, что у них там в медцентре вечно какая-то херь происходит? То спирт заканчивается, то моль заводится.

Или как там она сказала? Ибрагимов? Артур сука Падлович. Никакой...

И вот как теперь работать?

Возвращаюсь в офис и первым делом направляюсь к юристам.

— Выясните мне все по медицинскому центру моей бывшей жены, — даю задание Савенко. — Какие там имущественные претензии, какой размер долга. Если Анна Каримова временно недееспособна, кто наследует право владения медицинским центром?

— Будет сделано, Руслан Каримович, — слышу в ответ и успокоенный иду к себе в кабинет.

Надо же когда-то начинать работать.

***

— Вилена Дмитриевна, на сегодня можете быть свободны, — говорю секретарше.

Я уже на расслабоне.

Откидываюсь в кресле и вытягиваю ноги, чувствуя как напряжение потихоньку отпускает и тело, и нервную систему.

Но Вилена не уходит, продолжает стоять у порога.

— Руслан Каримович, а кто сегодня забрал детей из садика? — спрашивает, сжимая руками планшет.

«Каких детей?» — чуть не вырывается у меня, но я вовремя затыкаюсь. И мы молча смотрим друг на друга несколько долгих секунд.

Пока я не срываюсь с места.

Сука, я забыл про детей.

— Раньше не могла напомнить? — несусь по коридору, Вилена бежит следом. Я и не знал, что она умеет так резво бегать на каблуках.

— Не хотела, чтобы вы подумали, будто я навязываюсь. Сильно опоздали?

— Сад до пяти, а уже шесть.

Вылетаю из здания бизнес-центра на парковку, запрыгиваю за руль. Вилена падает рядом.

Я не возражаю, мне сейчас просто необходима группа поддержки.

— Руслан Каримович, но никто же не звонил, — поддерживающим голосом произносит Вилена. — Обычно они звонят родителям из садика.

— Правильно, — цежу сквозь зубы, — потому что у них нет моего номера телефона.

И глухо стону, сцепив зубы, потому что понимаю — у детей тоже моего номера нет. И позвонить мне они просто не могут.

***

Я ожидал, что калитка сада будет закрыта на большой увесистый замок. И само здание тоже. Но двери оказались открытыми.

Мы с Виленой врываемся внутрь, только там никого не видно, и у меня сердце проваливается куда-то в бездну. Пока из одной из дверей не выглядывает уже знакомая мне воспитательница.

Вид у нее глубоко оскорбленный, особенно когда она видит Вилену.

— Это как понять Руслан Каримович? — начинает она возмущаться, но я не слушаю.

Прохожу мимо нее в группу и рассыпаюсь на мелкие частички при виде трех одиноких фигурок, сидящих под стенкой на маленьких стульях.

Софийка поднимает голову, ее личико озаряет счастливая улыбка.

— Папоцька! — восклицает она, бросается ко мне, и я чувствую себя последним куском дерьма.

Разве такие чудесные дети достойны такого отстойного отца как я?

Вилена на заднем фоне взяла в оборот воспитательницу и уже договаривается с ней о том, какую посильную помощь окажет наша компания детскому садику отдельно и данной женщине в частности.

А мне стыдно посмотреть в глаза своим детям.

Как я мог их тут забыть?

Отец года, бляха...

Глава 9-1

— И где мне сейчас родить костюмы? — хмуро спрашиваю Вилену. О том, что мне нужен костюм царя подводного царства даже говорить не хочется, иначе сразу начну материться.

Дети сзади сидят молчаливые и притихшие.

— Вот список прокатов карнавальных костюмов, — говорит Вилена. — Первый как раз недалеко. Обещают воплотить самые смелые ваши желания. Заедем, Руслан Каримович?

— Они точно карнавальные костюмы предлагают? — переспрашиваю с недоверием. — Какой-то слоган у них подозрительный.

— Да вроде точно, — Вилена разворачивает ко мне планшет, — называются «Перевоплощение».

С сомнением смотрю в зеркало на своих пацанов.

Я очень смутно представляю себе, как должны выглядеть костюмы морских коньков. Про костюм царя подводного мира вообще молчу.

Все, что мне приходит в голову — это день Нептуна в детском лагере в глубоком детстве. Но я пока не готов заявиться в детсад обмотанным простыней и в резиновых сланцах.

Более менее представляю только Софийку в роли русалочки. И то без малейшего понятия, каким образом они собираются приделать моему ребенку хвост.

Правда, все сомнения оставляю при себе. За шесть лет прогресс мог двинуть далеко вперед. И не только в карнавальных костюмах. Поэтому разворачиваю машину и еду по заданному адресу.

Но в салоне нас ждет полный провал.

— Подводный царь? Это водяной, что ли? — спрашивает менеджер. — Нарисуйте эскиз, купите ткань и мы вам сошьем любой костюм. Только недели через три-четыре, а то у нас очередь.

— Какие три недели, — теряю терпение, — нам на завтра надо. У нас утренник в десять.

— Тогда ничем не могу помочь, — разводит руками менеджер. — Из царского есть только корона.

— А что насчет них? — показываю на детей.

— Есть конь, не морской, обычный, — смотрит по компьютеру менеджер. И поднимает глаза на Вилену. — А костюм русалочки есть на вас. Великолепный костюм. Лиф расшитый блестками, хвост в чешуе...

— Ясно, уходим, — командую коротко и беру на руки Софийку.

— Корону брать будете? — кричит вдогонку менеджер. Возвращаюсь с полдороги.

— Корону давайте. Пригодится.

Мы заезжаем еще в два салона и везде результат тот же. В одном нам предлагают жуткие рыбьи головы, но мои дети в них больше похожи на две обглоданные селедки, а не на морских коньков.

— Так все, хватит, — говорю, отбирая головы и возвращая менеджеру, — пойдем отсюда.

Выходим из салона, достаю телефон. Набираю номер.

— Здравствуй, Раду. Мне нужна твоя помощь. Я могу приехать?

— Руслан? Каримов! Брат! Ты еще спрашиваешь!

И у меня отлегает от сердца.

***

— Здесь живет мой друг, его зовут Раду, — говорю детям. — У него очень большая семья. Он давно звал меня в гости, вот мы с вами и приехали.

Они с недоверием и опаской смотрят на огромный дом, в ворота которого я загнал автомобиль.

Я хоть и знал, что отец Раду — цыганский барон, но сам не ожидал, что их дом окажется настоящим замком.

Мы с Раду сидели вместе. Про папу-барона я узнал позже, после того, как заступился за парня перед уголовниками, которые хотели его подрезать. Как потом выяснилось, по заказу.

Раду я отбил, уголовников от нас отсадили. Отец его выкупил, потом и я вышел.

Теперь нам навстречу по дорожке бежит высокий грузный мужчина с разведенными в стороны руками и кричит:

— Что ты там стоишь? Скорее, скорее иди сюда, дай я тебя обниму!

Я даже по сторонам оглядываюсь. Это он кому?

Но мужчина подбегает ближе и хватает меня за плечи так крепко, что я чуть не крякаю.

— Это ты Руслан? Это ты спас моего сына? Дорогой ты мой! Мой дом — твой дом, — он отпускает меня и заглядывает в автомобиль. — А это кто такие?

— Это мои дети, — отвечаю, чувствуя необъяснимую гордость.

Оказывается, это так приятно говорить, что у меня есть дети! Ну реально!

Вслед за мужиком на дорожке показывается Раду.

— Каримыч! — подбегает к нам, мы обнимаемся. — Знакомься, это мой папа Золтан. Проходи в дом, там уже стол накрывают...

Он замечает детей, которые выпрыгивают из машины и останавливается. Поднимает брови, смотрит вопросительно.

— Знакомьтесь, Артем, Арсений и София Каримовы, — пытаюсь одновременно достать Софийку и придержать пацанов за плечи.

— Подожди, Руслан, отку... — начинает Раду, но его перебивает проницательный папа Золтан. Он по очереди протягивает руку сначала Арту, потом Арсу.

— Дядя Золтан, очень приятно. Будем знакомы, дядя Золтан. Ай, какая принцесса, какая красавица! — он расплывается в улыбке, подходя к нам с Софийкой.

— У нас завтра утренник, нужны костюмы, — говорю Раду, — а я помню, ты говорил, что у тебя сестры и братья с номерами выступали. Подумал, может, у вас что-то осталось подходящее, во что моих детей нарядить можно будет? И меня заодно. Может, какой-то бы песне их научить. А то эти воспитательницы... Ну сами знаете!

Глава 10

Руслан

— С пацанами понятно, там по срокам все сходится, а вот как Софийка появилась на свет, ума не приложу, — выпиваю залпом коньяк и отставляю бокал.

— Руслан, Руслан, дорогой ты мой, у твоей жены целый репродукционный центр, а ты не знаешь, как твоя дочка на свет появилась, — качает головой папа-барон. — Ты же не отрицаешь, что она твоя?

Он пристально на меня смотрит.

Мы с Золтаном и Раду пьем коньяк на большой застекленной террасе, выходящей в сад.

За ужином я не стал пить. Уже собрался опрокинуть, но поймал взгляд Арсения. И не смог. Он так на меня посмотрел...

Не могу объяснить, что я прочитал в этом взгляде. Темка тоже смотрел, но если он смотрел выжидательно, то в глазах Арса я четко увидел страх.

В голове сама собой начала выстраиваться логическая цепочка.

Тесть любил прибухнуть и устроить теще по его собственному выражению «вырванные годы». Он лишил Аньку наследства, после чего ее медцентр провалился в долговую яму.

Кто знает, какие безобразные сцены наблюдали мои дети?

После такой цепочки рука сама выпустила бокал со спиртным, и больше за весь вечер я к нему не прикасался.

Ни Золтан, ни Раду не стали наседать и настаивать. Как будто мои мысли прочитали...

Теперь можно выдохнуть и дернуть коньяка в хорошей компании.

— Как тут можно сомневаться, — качаю головой, — тут же и так все видно. Я даже тест не делал. Да разве вы сами не видите?

— Видим, Рус, видим, — соглашается Раду, — девочку как с тебя срисовали.

— И все я понимаю, Золтан, — продолжаю мысль, — если Софийке три с половиной, то ясно, что без центра моей бывшей не обошлось. Тут вопрос в, кхм... Ну в общем меня интересует не как, а где. Где они взяли мой биоматериал, если я шесть лет свою бывшую в глаза не видел.

— А ты до тюрьмы никакие анализы не сдавал? — осторожно интересуется Раду.

— Кучу всяких сдавал, но такие точно нет, — мотаю головой.

Золтан задумчиво поглаживает подбородок.

— Подумай хорошенько, дорогой, может в тот период твоя жена приезжала к тебе под видом проститутки?

— Папа, что ты такое говоришь! — возмущенно вскидывается Раду.

— А что я такого сказал? — разводит руками папа Золтан. — Житейское дело.

— Вы правы, это житейское дело, — соглашаюсь с ним, — только ко мне проститутки не приезжали ни в тот период, ни в любой другой.

Золтан недоверчиво за мной наблюдает, его сын заговаривает с решительным видом.

— Хочешь верь, хочешь нет, мы с Русланом не стали пачкаться.

— Ладно, ладно, сынок, что ты разошелся, — успокаивает его Золтан, — я тебе верю. А тебе, дорогой, надо у жены спрашивать.

— Я бы и хотел, — хмыкаю, — с превеликим удовольствием. Только она в коме лежит. Как тут спросишь?

— А ты бы ее выводил потихонечку, — советует Золтан.

— Это как?

— Надо думать. Я слышал, надо с теми, кто в коме лежит, разговаривать. Они же все слышат, типа. Вот будешь ей рассказывать, совета спрашивать, глядишь, она в один прекрасный день и заговорит.

Задумываюсь. Хм. А почему бы и нет?

Надо попробовать. Буду с ней говорить. Расскажу про детей, про Арса с Темой, про малышку. Как она мне «папоцька» говорит.

— А если ей будет неприятно, что я прихожу, — осеняет меня. — Если я у нее вызываю только негативные реакции?

— Эх молодо-зелено... — укоризненно качает головой цыганский барон. — Кто ж ненавистному мужу аж троих детей рожает, в одиночку, еще и разного возраста. А тебе, кстати, не приходило в голову, откуда они тебя так хорошо знают?

— Приходило, — нагло вру. — Только времени подумать не было.

— Ну раз не было, я за тебя подумал, — успокаивает меня Золтан. — И пришел к выводу, что все это время твои дети были очень хорошо о тебе осведомлены.

— Что? — не верю своим ушам. — Как вы сказали, дядя Золтан?

— Говорю, жена твоя бывшая не просто так детей родила, а все сделала, чтобы они знали своего отца. Знали и уважали. А я тебе скажу, дорогой мой, это многого стоит.

— Почему вы так думаете? — шокировано спрашиваю. Но Золтан не спешит отвечать, молча разливает коньяк. Отвечает только тогда, когда все три бокала оказываются наполненными.

Откидывается на спинку, поднимает свой бокал и только тогда продолжает:

— А это не я так думаю, дорогой. Это моя жена так думает. Все наши женщины так считают, а в детских делах они гораздо большие специалисты, чем мы с тобой.

— Но она как-то свою мысль пояснила?

— Конечно. Далила сказала, что Софийка не стала бы так к тебе тянуться, если бы не видела раньше твое фото. И тем более не называла бы тебя папой. А ты женщин слушай, они в этом вопросе лучшие эксперты.

Я и сам это хорошо знаю. И что теперь мне делать?

Глава 10-1

Полицейский патрульный автомобиль выруливает прямо перед нами.

— Пригнулись! — громко командую детям.

— Мы в креслах! — в ответ хором кричат пацаны.

— Точно, — буркаю я, — а схера ли меня тогда останавливают?

Но делать нечего, демонстрирую законопослушность и сворачиваю на обочину, заглушая двигатель.

— Гражданин Каримов? — уже знакомый полицейский заглядывает в салон. — Что за маскарад с утра пораньше?

— На каком основании останавливаете движущее средство? — вспоминаю, что лучшая защита это нападение. — Разве имеют место нарушения? Дети пристегнуты, я трезвый, скорость не превышена.

— А это что? — полицейский показывает глазами на корону, которая лежит на переднем сиденье.

— Это? — беру корону и нахлобучиваю на голову. — Шлем подводного короля. Но я подумал, что так будет слишком ослепительно и не стал шокировать общественность.

— Вы правы, лучше не надо, — полицейский явно еле сдерживается, чтобы не заржать. Снимаю корону и кладу обратно на сиденье.

— Мы в садик на утренник опаздываем, — возмущенно выглядывает из-за меня Артем.

— Мы же в креслах! — бубнит Арсений.

— Ладно, поезжайте, цыганский табор, — отпускает нас полицейский и я газую, чтобы не опоздать.

Сегодня с самого утра нас всей баронской семьей собирали на утренник. Не знаю как насчет морских коньков и русалочки, а то, что мы теперь выглядим как настоящий цыганский табор, тут патрульный попал в самую точку.

Артема и Арсения одели в черные брюки и шелковые рубашки с вышивками и широкими манжетами. На талии Раду им собственноручно повязал яркие пояса-кушаки с кистями на боку.

Мне выдали черную рубашку с золотым орнаментом и широкий пояс. Сверху Золтан лично набросил собственный жилет из плотной ткани, щедро расшитый золотом.

Софийку тоже нарядили как настоящую цыганочку. Сестры Раду окружили ее, мне и не видно было своего ребенка. На нее надели пышную пеструю юбочку в цветах и листиках. Сверху белую блузку с ярким жилетом. Затем пояс-цепочку с монетками.

Расчесали ее кудрявые волосы, надели ободок с лентами, искусственными цветами и монетками, которые бодро звенят, как только малышка встряхивает головой.

— Все помнят слова, или повторим? — смотрю в зеркало на детей главным образом, чтобы переключить их внимание.

— Помним, — неуверенно тянет Арсений.

— Но лучше повторить, — говорит Артем.

Вчера мои дети растерялись, когда Раду принес гитары, а Золтан попросил их спеть. Что угодно, любую песню. Они насупились, а Арс сказал, что у них нет голоса.

— Такого не может быть, дорогой, — сказал ему Раду. — Твой папа и поет, и танцует. А тоже говорил, что не умеет.

— Это правда, меня Раду научил, — кивнул я. О том, что он научил меня в тюрьме, уточнять не стал.

В доказательство мы с Раду оба взяли гитары и спели песню про бедного, но веселого цыганенка «Нане цоха»*.

Золтан подхватил, потом подтянулись братья, их жены, сестры, дети, в общем вся цыганская семья. Мужчины перехватили гитары, заиграли «Цыганочку» с выходом, и мы с Раду дали жару.

Пацаны смотрели на нас, разинув рты, как будто в жизни не видели живых музыкантов. Ну или возможно их впечатлил мой танец, тут сказать сложно.

Но я старался, как мог, все-таки, на меня смотрели мои дети. Хотя я тоже впервые в жизни был в гостях у настоящего цыганского барона. Если не сказать, в мини-таборе.

Зато Софийке понравилось. Она хлопала в ладоши, смеялась и повторяла «Ай, нанэ, нанэ». Потом подбежала ко мне и начала кружиться.

— А вы чего сидите? — крикнул Раду, подмигивая мальчишкам. — Идите к нам.

Они нерешительно переглядывались, пока папа Золтан не крякнул и не поднялся с дивана.

— Давайте и я костями потрясу. Поможете старому дяде Золтану, ребятки?

Так незаметно мои мальчишки втянулись во всеобщий движ, выучили «Нане цоха» и простые движения, достаточные для зажигательного танца.

— Это самые талантливые дети, которых я когда-либо видел! — восторженно восхищался Золтан, и я был ему безмерно благодарен, глядя как горят глаза моих сыновей.

Мои дети так и уснули вповалку все втроем на огромном диване. Мы с Раду затем осторожно перенесли их наверх в выделенную нам отдельную спальню и уложили в заботливо приготовленные кровати.

Может Золтан и был бароном, но принимали нас минимум по-королевски. Так что в роль королевской семьи мы начали вживаться еще со вчерашнего вечера.

Выгружаемся возле детсадиковского забора. Надеваю корону, закидываю гитару на плечо, беру на руки Софийку и двигаю вперед к зданию садика. Мы походу все-таки опоздали, поэтому идем сразу в актовый зал.

— Руслан Каримович? — нас еще издали замечает наша воспитательница. С ней еще какие-то звезды, смотрят на нас, округлив глаза. — Это... это что? — она взмахом руки обводит в воздухе круг. — Вам же было сказано, костюм подводного царя, а вы...