(не) Чужая жена

Глава 1. В которой героиня узнает много нового о муже и подруге...

- А куда мне идти?

- Что, нет вариантов?

- В смысле?

- В том смысле, что ты всегда задницей перед всеми крутила. Что, навык подрастеряла?

Я просто в шоке от неожиданных перемен в поведении мужа.

- Антош, о чем ты говоришь? Какой навык?

- Такой! Думаешь, я забыл? Как ты под моего конкурента чуть не легла?

Я смотрю в такие родные синие глаза и мне кажется, что я просто сплю.

Сейчас наваждение закончится и все будет как раньше.

Мой муж приедет с работы, как обычно поздно – он бизнесмен, руководит большой компанией, дел у него много. Антон настоящий трудоголик, но я знала, за кого замуж шла.

Я накрою на стол – люблю делать это сама, и готовить люблю сама. Домработница Лариса у меня не каждый день и занимается только уборкой.

Поставлю свечи в серебряных канделябрах– он предпочитает, чтобы все было красиво.

Мой муж всегда повторяет, что у него идеальный вкус. И с ним не поспоришь.

Вино охлаждается, ужин томится в духовке, десерт тоже готов – я надела новое белье, изящное белое кружево, тонкая работа, и маленький секрет, который ему обязательно понравится, когда он раскроет полы моего нового платья.

- Так, кончай мечтать. Чемоданы можешь не собирать, Лариса все сделает.

- Антон… ты бредишь? Куда мне идти?

- Меня это не волнует. Все. Задолбала. Пошла вон.

Что? Я немею. Никогда в жизни никто со мной так не разговаривал!

Как он посмел?

Поднимаю руку и с размаху бью мужа по щеке.

И тут же получаю в ответ. Он бьет меня кулаком в лицо.

Так сильно, что я отлетаю к стене. И чувствую кровь во рту…

И умираю внутренне.

Антон. Меня. Ударил.

Это шок.

Разом наваливается дикая усталость. Я раздавлена. Мне просто не хочется больше жить.

За что? Почему?

Почему все это со мной?

Я боюсь поднять глаза.

И понимаю, что никакой это не сон. Это реальность.

Жуткая, вывернутая наизнанку реальность.

И не будет никакого ужина при свечах.

Ничего не будет. Только…

Я уже готова покинуть этот дом.  Не могу тут оставаться! Я боюсь его.

Но…Я не могу уйти! Здесь моя дочь, которая спит в своей комнате!

- Антон, а как же… Сашенька?

- Дочь естественно останется со мной. Это не обсуждается.

Что? Но почему? Кто будет заниматься дочерью, пока он на работе? И почему я вообще должна оставлять ребенка? А если он ударит и ее?

Я хочу задать все эти вопросы и не могу. Я боюсь его. Боюсь Антона.

- Ты сама уйдешь или мне тебя вышвырнуть?

Встаю. Я как зомби. Щека горит огнем. Знаю, что завтра там будет огромный синяк. Но это не самое страшное.

Эту боль можно пережить. Но вот другую…

- Ключи от машины оставь. Карточки я твои заблокировал. Оставил одну, на ней тысяч пятьдесят. На первое время тебе хватит, на большее не рассчитывай.

С трудом перевариваю то, что он говорит.

Внезапно меня прорывает:

- Я никуда не уйду. Идти мне некуда! Тут мой дом. Тут живет моя дочь и я…

- Завтра тут будет психиатр. Надеюсь, подробности диагноза тебе не надо объяснять? Остаток жизни проведешь в клинике под присмотром. Хочешь так?

Я смотрю на него, и в голове одна мысль. Это не он! Не мой муж! Мой Антон другой. Он ласковый, милый, немного мягкотелый, он вечно в себе сомневается. Его всегда нужно поддерживать и не только словом.

Мне кажется, что его подменили!

- Ты еще тут? У меня нет времени с тобой цацкаться! Мне надо уходить. У меня встреча.

- Сашенька спит… Как ты оставишь ее одну?

- Не твоя забота. Няня сейчас приедет. Тебя что, за шкирку вывести?

Как сомнамбула иду в прихожую. Открываю шкаф.

Нет. Это все не по-настоящему. Это сон.

Снова захожу в комнату.

- Я… я могу хотя бы попрощаться с дочерью?

- Нет. Все. Я сказал – все! Вали!

Возвращаюсь к шкафу. Надеваю сапоги.

Протягиваю руку к привычному модному пуховичку, потом вижу шубу. Красивое манто из черной норки которое мне подарил отец Антона. Мелькает мысль – я могу его продать! У меня хотя бы будут какие-то деньги на первое время. Всовываю руки в рукава. Еле попадаю.

Хватаю платок. Дизайнерский. Его тоже можно продать. Как и где я буду искать покупателей в тот момент почему-то не думаю.

Сумка. Которая тоже может стать источником дохода. Там паспорт. Кошелек – наличка у меня есть всегда, но мало. Карты он заблокировал.

Пятьдесят тысяч, с одной стороны – вроде бы сумма не маленькая, но учитывая, что мне надо где-то жить... Придется снимать квартиру, я знаю, что риелторы и хозяева требуют оплату за два месяца, плюс комиссия – слышала разговор нянь во дворе.

Тут я вспоминаю о своей заначке! У меня есть еще одна карта. Антон о ней не знает! Я завела ее специально, чтобы откладывать понемногу, а потом баловать мужа приятными подарками.

Мужа! Который вышвырнул меня из дома как котенка…

Выхожу на лестничную площадку. Вызываю лифт. Оглядываю стены. Тут все красиво, с претензией на стиль.

Нашу квартиру в элитном комплексе столицы я никогда не любила. Мне всегда хотелось иметь свой дом, с садом. И ребенку там было бы удобнее. Но Антон сказал, что ездить из пригорода на работу ему тяжело и я смирилась.

Лифт открывается, из него выходит моя подруга, Ленка.

Меня окатывает волна радости – она мне поможет! С ней я могу поделиться своим горем! Я делаю шаг и…

- Господи, он что тебя раньше выгнать не мог? Слабак…
                                           

                                                              ***
 

Я бегу по улице. Бегу до тех пор, пока хватает сил. Задыхаюсь.

В горле ком. Дико болит скула – в том месте, куда муж ударил, кружится голова и колет в боку от быстрого бега.

Я сама не знаю почему так несусь. Словно пытаюсь убежать от боли.

Глава 2. Моя полиция меня бережет...

Карцер? Камера? Обезьянник?

Понятия не имею, где я.

Меня привезли в отделение – или как это называется, я не знаю. Посадили в некое подобие камеры – каменные стены, куцее зарешеченное окошечко, и решетка вместо двери.

Я видела такие в кино.

Точно, их называют обезьянник…

Сижу на лавке. В полной прострации.

Они ведь даже ничего не спросили! Только… паспорт отобрали!

А в паспорте…

В паспорте лежит та самая заветная карточка. Моя. Личная. О которой не знает Антон. На ней порядка двухсот тысяч. Я копила на подарок мужу, хотела удивить в день его рождения…

Что-то мне подсказывает, что карточки в паспорте уже не будет. Или будет, но без денег.

Или я не должна так плохо думать о людях в погонах?

Не знаю, как долго я так сижу.

В какой-то момент меня начинает дико трясти. От холода. От вони. От ужаса.

И очень хочется в туалет. Внизу живота все болит, сводит. Я понимаю, что помимо всех проблем, которые на меня свалились сегодня меня ждет еще и цистит как минимум.

Приходит мысль, что не плохо бы разом покончить со всем этим кошмаром.

Просто… раз и все.

Но тут же накатывает ярость.

У меня дочь! Я должна за нее бороться! И буду!

Начинаю лихорадочно перебирать в голове тех, кому могу позвонить. Кто готов будет помочь.

Папа… если бы был жив папа Антон никогда не осмелился бы на подобное!

Мой папа был чиновником, параллельно занимался бизнесом, я не могла сказать, что папа был олигарх или что-то близкое к этому, в свое время он был богат или силен, и занимал определенную позицию. Его уважали. К нему прислушивались.

Увы, когда папы не стало его окружение как-то очень быстро исчезло с горизонта. Антон не раз и не два ехидно замечал, мол, вот и открылось истинное отношение. Тогда мне казалось, что Антон по-своему прав.

Из папиных друзей остался только Михаил Земцов. Но я знала, что дядя Миша сейчас в Европе.

Своих подруг я после замужества почти всех растеряла. Была только Ленка.

Ленка-лысая коленка, блин. Я представила, что сейчас наберу ей и скажу – ты там с моим мужем мой ужин дегустируешь, а я тут в обезьяннике, помоги…

Господи, почему?

Кому еще я могла позвонить? Попросить о помощи?

Соседки по подъезду, с которыми мы вместе гуляли на детской площадке – там в основном были няни, конечно, но с парочкой мамочек я была знакома. У них влиятельные мужья. Звонить?

Какой стыд, Господи!

Как я могла до этого докатиться? Вот так вляпаться?

Давление в мочевом пузыре становится невыносимым. Еще минута и я просто не смогу встать с этой лавки, меня скрутит спазм. Знаю – такое со мной было как-то в молодости.

Встаю. Подхожу к решетке.

Унизительно до крайности.

- Кто-нибудь! Пожалуйста! Помогите…

Я не кричу. Говорю чуть слышно. На большее нет сил.

Ответом мне лишь гулкая тишина.

Где-то капает вода. Все как в фильмах ужасов.

Но я точно не в кино.

Хотя нет, не совсем тишина - издалека слышится шум беседы, кто-то смеется, ведет дружелюбный разговор. Там есть жизнь. Там нормальные люди, у которых в жизни все хорошо. А тут я.

Василиса Орлова.

Примерная, послушная дочь, которая окончила школу экстерном с золотой медалью. Выпускница факультета экономики ВШЭ.

Личный помощник депутата Московской городской думы. Позже личный помощник руководителя крупной международной компании. Правда, в той компании случился косяк, но… Мой босс того стоил. Не надо было заниматься отмыванием денег.

В остальном я - верная жена, хорошая мать…

Стою у решетки обезьянника и прошу, чтобы меня выпустили…

Господи, за что?

- Кто-нибудь! Пожалуйста! – стараюсь сказать чуть громче, слышу, как за стеной кто-то возится. Кто там я не могу увидеть, зато услышать могу.

- Че пищишь, шалашовка? Че те надо? Поссать? Так ори громче!

Я испуганно шарахаюсь от решетки.

Я не могу громче… это унизительно.

Вообще то, что я тут - унизительно!

Всего каких-то пару часов назад я стояла посреди роскошной спальни – Антон настаивал, чтобы кровать была огромной, обстановка у нас в квартире вообще была дико дорогой, все подбирала женщина-дизайнер, которая мое мнение, увы, не учитывала.

Я надела белье одного из самых известных эксклюзивных брендов, рассматривала себя, надеясь понравится мужу…

Теперь я в полиции. В этом белье и… в красивом коктейльном платье, в котором собиралась провести вечер с любимым супругом. Хорошо, что не осталась в пеньюаре! Это было бы совсем жутко.

- Че заткнулась, ревешь что ли? – я не могла понять кто говорит, мужчина, женщина? Скрипучий старческий голос.

- Не реву… Сил нет кричать.

- А… сил нет. А че случилось? Устала что ли?

Молчу. Зачем я вообще ответила?

- Ты, из этих что ли? Ночная бабочка, ну кто же виноват? Че молчишь? Померла?

Я всхлипываю. Ужас. Меня ведь реально приняли за… за проститутку и наркоманку! Я слышала, о чем говорили те мужчины в патрульной машине…

- Слышь, деваха? Тебя хороводом что ли отымели?

Что? Мой отупевший разум не соображал, о чем говорит мой сосед, или соседка.

- Ладно. Был такой китайский мыслитель. Ни Сы. Вот и ты не ссы. Решим твою проблему. Аллё, гараж! – «оно» заорало так, что у меня уши заложило! – Аллё, поумирали что ля? Тут девчонка пи-пи хочет! Аллё! Гараж! Завтра начальству жалобу накатаю! И адвокат мой вам добавит.

У него есть адвокат? Я даже не подумала, что сосед может просто… как это говорят - прикалывается? Наверное.

Послышался шум. Кто-то направлялся к нам. Почему-то вместо того, чтобы обрадоваться – я пугаюсь.

Они ведь не сделают нам ничего плохого?

В коридоре показываются люди. Несколько человек в форме и…

И я вижу…

 О, Господи…

Лучше бы я умерла тут молча.

Того, кто стоит сейчас по ту сторону решетки я до сих пор вижу в кошмарных снах.

Глава 3. Явление героя. Корсар.

Александр Корсаков.

Серьезный бизнесмен, плотно связанный с политикой.

Когда-то он был дружен с моим отцом. Потом их дороги резко разошлись.

Папа считал, что Александр его подставил. И увел из-под носа крупный тендер на котором сильно поднялся. Отец тогда начал сдавать, у него случился первый инфаркт.

Позже именно Александр предложил мне должность его личного помощника. Я думала, папа будет против, но он сказал – иди работай. И добавил, что если я смогу удержаться у Корсакова, меня потом любая компания с руками оторвет.

Работать с ним было не просто.

Все знали, что Корсаков мега-требовательный, суровый, он не терпел ничьих слабостей. Возможно, поэтому был одинок?

 Александр Николаевич постоянно менял секретарей. Но с предыдущим личным помощником работал довольно долго. До меня эту должность занимала дама лет сорока. Такая же суровая перфекционистка и трудоголик, как и Корсаков. Она неожиданно вышла замуж из забеременела. В сорок лет.

Александр вышел на меня совершенно случайно. Мы столкнулись на какой-то конференции. Сразу предложил должность. Пообещал не «жестить» сразу – это было его выражение «не жестить». Я согласилась на эту работу только после разговора с папой. У меня были свои причины.

«Не жестил» он ровно три дня. Потом началось. Но… как ни странно меня это не напугало. Наоборот. Завело! Мне хотелось доказать ему, что я не зря получила школьную медаль и красный диплом.

Корсаков был мной доволен. Регулярно давал премии. А однажды даже… даже попытался пригласить на свидание. Это был странный вечер.

Я до сих пор не могла понять, что именно это было. Но…

Конечно, как мужчина он мне нравился, хотя был прилично старше. Мне тогда было двадцать всего, но я уже успела окончить институт и немного поработать на депутата.

А тут Корсаков. Ему было чуть за тридцать.

Холеный, вальяжный, с бархатным взглядом. Всегда идеально одет. Причесан. Почему-то я запомнила лучистые морщинки вокруг глаз. Когда была жива мама она любила повторять, что это лучики счастья. «Они бывают только у веселых и счастливых».

Не был Корсаков веселым. От слова совсем. Да и счастливым тоже особенно не выглядел. Для меня он был воплощением мужчины-руководителя. Строгий, без эмоций. Его отношение ко мне было предельно корректным, хотя иногда, если случались все-таки какие-то «косяки» в работе, он отчитывал строго. Но никогда не кричал.

А когда пригласил на ужин… мне даже показалось, что он… нервничает, что ли?

Глупость какая, думала я потом. Где Корсаков, и где нервы?

Но его приглашение реально было неожиданным.

                                                                      ***
 

Я так отчетливо запомнила тот день, это было почти четыре года назад…

- Василиса Викторовна, что вы делаете сегодня вечером?

- Я свободна. Если нужно закончить с документами – я могу.

- Нет. С документами не нужно. Я приглашаю вас на ужин.

- Ужин с клиентами? Вы не говорили…

- Нет, - он перебил, хотя делал это крайне редко. – Ужин не деловой. Просто… дружеский. Вы против?

Я тогда вспыхнула, недолго думая, выпалила «не против», решив, что потом буду давать оценку произошедшему. В тот момент мой мозг сломался.

Он заехал за мной ровно в восемь, ждал у подъезда – мы с папой к тому времени жили уже не в загородном доме.

Корсаков сам вел машину, привез меня в уютный ресторан. Небольшой, что  приятно удивило – деловые встречи Александр Николаевич обычно проводил в пафосных местах, а я совсем не любила пафос. Чувствовала себя неловко.

В этом ресторане все было так по-домашнему! Даже то, как сам хозяин – пожилой итальянец  Джеронимо – подошел поприветствовать нас, и тут же наговорил мне кучу комплиментов на итальянском. Я когда-то немного учила этот язык, и ресторатор был приятно удивлен, когда я ответила ему. Удивлен был и Корсаков.

- Вы говорите по-итальянски?

- Совсем не много, как турист не более.

- L'Italia è bellissima. donne italiane-bella… - он легко засмеялся, почему-то я сразу расслабилась и мне стало легко.

- Uomini italiani-bella. – ответила я ему, и мы оба засмеялись.

- Да, Италия – удивительная страна, хотя мне почему-то больше по душе Франция.

- Allons enfants de la Patrie, Le jour de gloire est arrive… - Я спела первые строки «марсельезы», французского гимна, чисто на автомате.

Мой босс снова засмеялся. Кажется, я впервые видела его таким.

- Французский вы тоже знаете как турист?

- Чуть лучше, чем итальянский. Учила в школе. Наша преподаватель считала, что язык запоминается лучше если учить поговорки и стихи. Поэтому я знаю кучу французских пословиц, поговорок, песен, стихов. Но чтобы понимать французов этого, увы, не хватает.

- Чтобы понимать французов совсем не обязательно говорить. – сказав эту фразу он так на меня посмотрел, что я сильно смутилась.

Он… флиртовал со мной?

Корсаков и флирт для меня были абсолютно несовместимы, я решила, что мне просто показалось.

Неформальная обстановка, он мог расслабиться.

Ведь мог же он расслабиться?

Подошел официант.

Босс подсказал мне что следует заказать, объясняя достоинства того или иного блюда.

За ужином он начал расспрашивать как я живу, почему до сих пор с отцом, не переехала в отдельную квартиру, есть ли у меня молодой человек. Потом разговор перешел на другие темы, стал более свободным, дружеским. Он рассказывал о своих увлечениях, оказалось, что больше всего он любит путешествовать, но в последнее время много работы, в отпуске не был давно.

- Я бы показал тебе Францию, Вася, Лазурный берег - Côte d'Azur, Ты была во Франции?

Конечно, я там была, еще с мамой, потом и сама ездила, с Ленкой – папа оплатил ей поездку.

Я даже не заметила, как он стал называть меня на «ты» и без отчества, это казалось естественным.

Глава 4. В которой мы знакомимся с Богиней и не только...

И тут меня словно прорывает! Я начинаю плакать.

Нет. Не плакать! Реветь белугой!

Как Сашка, дочка моя ревет.

Странно при всей ненависти к Александру Корсакову назвать дочь Александрой, да? Но Шурой звали мою любимую бабушку! Так что… Я не думала о нем, когда давала имя своей дочери!

Я вытираю слезы руками, не замечая, что на них грязь, и вся эта грязь остается на моем лице, всхлипываю, чувствуя, что вот-вот мое состояние станет еще более плачевным. Просто по ногам потечет.

Господи, за что ты меня так наказываешь? За что?

- Вы че над девкой глумитесь? Совсем опиздоумели, твари легавые? Ее, бедную, мало что хором выебли, так вы еще ей пописать не даете! Я завтра, суки, в ООН напишу! И в Гаагский суд! Я вас всех натяну!

- Закройся, Богиня! Еще раз услышу…

- Выпустите Орлову, немедленно. – голос Корсакова словно пускает ток по венам. Глубокий бархатный низкий баритон с хрипотцой. Почти бас.

Подобострастный сотрудник органов подскакивает, начинает греметь ключами, потом хватает меня за локоть и выволакивает в коридор.

- Нежнее, товарищ капитан, мы же не хотим, чтобы эта ваша… Богиня, написала в ООН, правда? – я неожиданно для себя вижу лучики счастья вокруг его глаз.

Он смотрит на меня… с теплотой, что ли? Или просто издевается?

Мне хочется умереть. В который раз за вечер.

- Ты, деваха, не говори им ничего! Пописай, а потом требуй адвоката! Это не тебя сюда сажать должны, а тех, кто тебя оприходовал.

Я не могу двинутся с места, кажется, я сделаю шаг и… опозорюсь. Меня колотит противная мелкая дрожь.

Корсаков сурово смотрит на сотрудников полиции, стоявших в коридоре.

- Откуда информация о том, что девушку изнасиловали? – буквально рычит он.

- Да это… хм… Александр Николаевич, это Богиня сочиняет. Никто ее не насиловал… наверное…

- Василиса? – он поворачивается ко мне, стрельнув масляным взглядом, делает шаг, я вдыхаю аромат его одеколона и меня ведет. Я понимаю, что теряю сознание.

Краем глаза я успеваю увидеть ту, которую полицейский называл Богиней.

Она реально выглядит как божество. Помоечное божество. Рыжие кудри, обрамляют одутловатое, спитое, синюшное лицо. Губы вывернуты как пельмени, накрашены ярко красной помадой. Веки густо замазаны синим. Свои брови выщипаны, и нарисованы прямые, черные.

Сразу ясно, что Богиня алкоголичка со стажем.

 Хотя одета она странно для алкашки - ярко алое пальто, правда, очень потрепанное, в каких-то диких заплатках, перчатки с обрезанными пальцами.  На голове у нее водружена шляпка с вуалеткой! Да-да! Бордовая шляпка с черной вуалеткой! Конечно, тоже совсем не новая. А на ногах – лаковые сапоги на какой-то чудовищной платформе. Классическая бабка-фрик!

Богиня…

Почему-то подумалось перед тем, как провалиться в забытье – я ведь тоже могу скатиться вот до такого состояния.

Мне кажется, я упаду на пол. Но я падаю прямо в объятия главы холдинга «АК-Корпорэйшн».

                                                                          ***

Словно сквозь вату до меня доносится:

- Мать вашу за ногу, где у вас тут…? Только нормальное помещение покажите, для сотрудников, а не для…

Он кажется мне большим. Очень большим. И очень теплым. Нет, не кажется, он такой и есть!

И руки у него такие… крепкие. Я, наверное, совсем ничего не соображаю, потому что чувствую, как сживаю его бицепс, провожу ладонью.

Мне очень нравится. И вообще – хорошо бы остаться тут навсегда.

Я помню, что у Антона руки гораздо слабее. И сам Антон меньше. Хотя, мне всегда нравилось, что мой муж именно такой, среднего роста, фигура стандартная – не Аполлон, и ладно. Зато весь мой. Был.

А Корсар очень высокий, с ним можно надеть шпильку хоть пятнадцать сантиметров и все равно будешь ему по плечо! Это мы проходили.

Если бы он не был таким гадом и мошенником…

Господи, о чем я только думаю? Идиотка. Глупая гусыня…

А он тем временем тащит меня по коридору. Куда?

Он словно отвечает на мой невысказанный вопрос.

- Сейчас, малышка, все будет хорошо. Обещаю, найду тварей, которые посмели к тебе прикоснуться. Землю жрать будут.

Наверное, Корсар полагает, что я без сознания, но я все-таки все понимаю и слышу.

Только очень сильно кружится голова и живот болит.

Открывается какая-то дверь. В глаза лупит яркий свет.

- Твою ж мать-то… Это сортир в отделении или долбанный Лас-Вегас?

Я усмехаюсь – лексикон у него чуть поприличней, чем у тех гопников, которые сняли с меня шубу.

- Вася, ты как? Василиса Викторовна? Стоять можешь?

Я могу. Наверное.

Он открывает еще одну дверь. Я наконец-то вижу вожделенное мной сантехническое чудо.

Корсаков рычит.

- Хорошо хоть не золотой. Помочь?

Я поднимаю на него глаза.

Он смотрит так…Словно размышляя, пристукнуть меня тут втихаря или… или поцеловать.

Господи, я реально так думаю?

Сглатываю, опускаю голову – он вечно читал все на моем лице. Если и сейчас прочитает, будет очень и очень стыдно.

- Пожалуйста… уйдите… - все, что могу выдавить из себя, стараясь на него не смотреть. Но краем глаза вижу - усмехнулся. Нет. Скорее улыбнулся, одними кончиками губ. По-доброму.

Корсаков? Мне? По-доброму?

Наверное, мое состояние измененной реальности где-то сбоило.

Потому, что он не мог со мной по-доброму. Не после того, что я сделала.

Или…

Господи, он что реально думает, что меня изнасиловали и просто жалеет?

Я всхлипываю, потому что все еще хуже, чем я думала.

Просто жесть – это выражение мой бывший шеф очень любил.

Когда узнал о моем предательстве – ну, это он считал мой поступок предательством, а я считала, что поступаю справедливо! – так вот, тогда первое, что он сказал было именно это.

«Просто жесть, Вася»…

Глава 5. В котором герои целуются. Во сне)

- Вася, черт… я… я бл… извини… Я… никогда себе этого не прощу! Господи, малышка…

Это точно сон!

Я во сне.

Все в порядке. Сейчас проснусь и снова я дома. Жду Антона. Сашулька спит в своей комнате…

Это не может не быть сном!

Потому что Корсар не может вот так вот меня обнимать и вот так со мной разговаривать!

Я его фирму подставила на хорошие бабки! Он тендер потерял, как он сам говорил «лямов» на пятьдесят как минимум!

Я с ним тоже стала так называть миллионы - «лямы». Он меня приучил.

- Вы, Василиса, пока свой «миллион» выговорите, на биржах котировки десять раз поменяются! Упрощайте лексикон! Вам тут не институт благородных девиц!

И я упрощала.

А потом взяла и лишила его этих «лямов».

И это еще не все! Престиж фирмы! Гораздо важнее денег.

Этому меня еще папа учил.

«Деньги можно заработать, а вот репутацию! Ее заслуживают годами! Десятилетиями»!

Кстати, как ни странно, когда отец узнал о том, что я сделала – не сразу, уже, наверное больше полугода прошло, я уже за Антона вышла. Папа тогда от дел отошел, я ему не рассказывала. А вот Антон взял и выложил.

Папа сильно меня ругал. Даже… не разговаривал со мной какое-то время.

Потом уже, когда ему совсем стало плохо, мы помирились. К счастью.

В общем, Корсару я сильно крови попортила, так что…

 То, что он меня обнимает и гладит по голове означает одно – это сон!

Поэтому я закрываю глаза и позволяю сладкому сну полностью меня захватить.

Сон реально сладкий!

Господи, как же хорошо он пахнет!

Ну, то есть не сон, а…Корсар…

У меня даже стон вырывается от блаженного аромата!

- Ты что? Я сделал тебе больно?

- Ты так приятно пахнешь, с ума сойти!

Я это сказала? На самом деле?

Господи, я с ума сошла!

 Но я сплю и во сне можно все!

Наверное, можно даже его поцеловать! Или нет? Не знаю! Пока я им просто подышу.

- Глупенькая… Господи, как же я мог упустить…

Я не понимаю, о чем он говорит. Этот нелепый персонаж моего сна.

Нелепый, но очень красивый.

Во моем сне Корсаков был реально еще красивее чем в жизни.

У него были такие широкие плечи! Приятно было их трогать. И грудная клетка. Крепкая, сильная. Не то, что у Антошки… Хотя мой Антошка тоже был хорош. Вернее, он есть. Сейчас я проснусь, и он будет. Но пока я во власти Морфея можно же еще помечтать?

Я обнимаю его.

Господи, я обнимаюсь с Корсаковым? Пусть даже и во сне, но…

Ладно. Это приятно. Очень.

И… почему бы не воспользоваться сном? Я… мне еще тогда хотелось узнать, каково целовать такого мужчину?

Нет я… я любила и люблю только мужа, Антон прекрасный человек, замечательный мужчина. Ведь изменил он мне во сне, правда?

И я сплю. Значит, поцелуй во сне тоже не будет считаться изменой!

Совсем.

Поэтому я улыбаюсь и тянусь к нему губами…
 

                                                                        ***
 

Поцелуй во сне! Это ведь будет приятно?

Узнать о том, что значит целоваться с таким мужчиной как Корсаков я хотела… да чуть ли не с юности!

Когда он первый раз пришел к нам в дом, мне было лет семнадцать.

Совсем наивная девочка, хотя я уже два года училась в институте. Я в школу пошла рано, два раза перескакивала через класс, в пятнадцать уже студенткой была.

 Корсакову было около тридцати, может чуть меньше. Для меня почти что старик!

Так всегда бывает, для тех, кому семнадцать-восемнадцать все, кто старше двадцати пяти уже практически на пороге пенсии!

Такой вот юношеский шовинизм.

Я реально думала, что Александру столько же лет, сколько моему папе!

Но…  он мне понравился. Просто как… как типаж.

Еще подумала – если таким будет мой будущий муж, я не против. Ну… таким же только помоложе.

Потом я какое-то время стажировалась на фирме отца. Без отрыва от учебы.  Корсаков часто приезжал в офис. Пару раз просил меня сделать ему кофе. А я – наглая! – с довольным видом сообщала, что я не секретарь, а помощник экономиста. И кофе я не варю.

А потом думала – дурында, почему не угостила такого мужчину кофе?

О нем в офисе ходили легенды. Плейбой. Самый завидный холостяк. Мечта всех невест столицы.

О его личной жизни у папы в офисе очень любили судачить.

Периодически ходили слухи что он женится, то на известной актрисе, то на модели, то на какой-нибудь блогерше. Корсаков часто появлялся на мероприятиях с красивыми дамами.

Но не женился.

Однажды я подслушала разговор наших офисных кумушек…

- Такому мужчине я бы дала не глядя!

- Угу. Догнала бы и еще раз дала!

- Ты руки его видела?

- Да что руки! Мне кажется, у него все время стоит, когда он приезжает сюда!

- Ты тоже заметила, да? Интересно, на кого?

- Вообще, детка, вообще! Просто такой темперамент. Тестостерон прет!

- Да уж.

- Я общалась с одной его бывшей… ну, секретаршей. Они переспали. Так вот она говорила, что он просто бог секса! Одни поцелуи чего стоят!

- Да уж, с такими губами целоваться он наверняка умеет!

Я не очень понимала, при чем тут губы, и какие они именно. Слушала дальше.

- Эта верхняя губа, как лук изогнутая! Ох… верный признак!

- Да у него все верные признаки! Поверь!

- Скоро корпоратив, я слышала, что наш Виктор – это был мой папа – пригласил и Корсара.

- Господи, надо сесть на диету, и купить то платье из новой коллекции.

- Лучше потраться на белье. Платье он не заметит, а вот бюстик от «La Perla» не пропустит!

- Это точно! Я слышала у него «пунктик». Он собирает в коллекцию белье своих бывших, которое с них срывает…

Мне показалось, что они шутят. Зачем коллекционировать чье-то не новое белье?

Я бы слушала и дальше. Но меня спугнул в тот раз предмет обсуждений – Корсаков вошел в офис своей походкой льва, охраняющего прайд.

Глава 6. Вася понимает, что сон - это не сон!

- Антош, представляешь, мне такой дикий сон приснился. Жуть! Сначала ты меня ударил и из дома выгнал! Потом меня какие-то бандиты ограбили, то есть не бандиты, гопники, да, точно! Их так называют – гопники! Они манто сняли и сумку украли. Еще и ударили! Ужас, да?  А потом меня еще и в полицию забрали! Представляешь? Я думала, мне полицейские помогут, а они… Паспорт отобрали, сказали – посиди, очухайся. Я и сидела в обезьяннике и так хотела в туалет, прямо умирала! А рядом Богиня…

- Кто? Какая Богиня?

- Это прозвище такое, кличка, ее так полицейский назвал, ну… алкашка какая-то, или бомжиха, но она мне помогла! Позвала их, и они пришли.

- Кто они?

- Господи, что ты такой непонятливы! Они - сотрудники полиции. А с ними представляешь кто?  Корсар!

- Какой еще Корсар?

- Ну ты что, забыл? Не прикидывайся! Корсар! Ну, то есть Корсаков! Александр Николаевич, у которого я работала. Ты меня еще к нему дико ревновал, помнишь?  Он мне помог, заставил их меня из камеры выпустить, потом потащил в туалет, на руках, представляешь? А потом…

О, нет! О том что было потом мужу лучше не рассказывать! Мужья такие сны очень не любят! Вообще мужья не любят, когда их жен кто-то посторонний целует, даже во сне!

А мой Антон ревнивый!

Я тихонько смеюсь, представляя, как буду рассказывать моемй любимому свой сон, когда проснусь и пойду готовить ему завтрак!

Он будет с аппетитом уплетать любимый омлет с беконом, и, конечно, немножко тупить – ну, он всегда с утра не совсем адекватный.

Как он сам говорит – ему надо время, чтобы проснуться. И много-много кофе.

Я раньше варила ему кофе сама, а потом он купил какую-то навороченную кофемашину, сказал, что мой кофе не вкусный, а вот кофемашина варит классно. Ну, что ж… Конечно, кофемашина лучше. Я не спорила. И потом, мне же проще? Зерна насыпала, молоко проверила, воду, кнопочку нажала – вуаля, утренний капучино или латте готов!

Любимый будет пить кофе, а я его развлеку рассказом о своем сне!

В предвкушении, что он будет меня ревновать.

Это же Корсар! Корсаков!

Тот Корсаков, у которого я украла документы для Антона. И который – это я потом узнала – грозился меня даже посадить, причем на приличный срок! Но Антон и его отец Илья Аскольдович, меня поддержали и помогли.

Я снова слышу будильник, открываю глаза и…

Опять вижу уже знакомые стены, дешевая плитка цвета кофе с молоком.

И глаза цвета коньяка.

Корсар.

- Ты еще здесь? Я же тебя п-ф-ф…

- Ты что-то пила? Курила?

Господи, он вообще о чем?

                                                                      ***
 

Смотрю на него, как на… ну, не совсем здорового.

- Я? Я вообще не курю! Вы с ума сошли! –  машу перед его носом указательным пальцем. – Убирайтесь из моего сна! Я вас ненавижу!

- Твою ж мать… ладно, поехали скорее!

Я не хочу никуда с ним ехать, но меня опять накрывает, резкая боль сдавливает виски, в глазах темнеет, и я проваливаюсь в небытие.

Сон перестаёт мне нравиться.

Открываю глаза от резкого толчка.

Сижу в машине.

Вернее лежу.

На груди у бывшего шефа.

- Ой… простите…

Откуда он здесь? Что происходит?

- Василиса, ответь, пожалуйста, ты что-то пила? Курила?

Почему он интересуется? Что вообще происходит? Почему я еду с ним в машине?

И тут меня накрывает.

Антон. Его пощечина. Ленка у дверей лифта. Парень-бандит на улице, выпускающий в меня струйку папиросного дыма. Патрульная машина, полицейские, отбирающие у меня паспорт и сажающие в камеру. Обезьянник. Богиня в алом пальто. Корсар.

Корсар…

Мамочки…

Все это не сон. Все это со мной!

И я хочу умереть…

Я снова реву уткнувшись в грудь бывшего начальника, и где-то на самой окраине моего разума отпечатывается аромат его тела, потому что рубашка расстегнута, и я…

Господи, я прижимаюсь к смуглой коже! И… у меня просто нет сил оторваться. И нет сил посмотреть ему в глаза! Потому что я помню, как мы целовались. Очень…страстно.

И понимаю, что это был никакой не сон! Совсем не сон.

Реальность.

Я поцеловала Александра Николаевича Корсакова, владельца компании «АК- Корпорэйшн», моего бывшего начальника. Не во сне. Наяву.

Господи, какой ужас!

Или… не совсем ужас?

Он ведь был не против?

Боже, о чем я думаю? Что со мной?

Снова чувствую резкую боль – виски давит. Ломит голову. И накатывает слабость. Кажется, у меня давление упало. Такое со мной бывает, редко, но бывает…

Всхлипываю, стараясь чуть повернуть голову, чтобы все-таки не упираться в его… в его голую грудь.

 Зачем он галстук снял? Он ведь всегда ходит только в костюме, обязательно с галстуком. И рубашка всегда застегнута на все пуговицы. А тут…

Почему мне так «везет»? Стараюсь немного отстраниться, снова носом шмыгаю, стыдно как – теперь его рубашка еще и мокрая от моих слез! Хорошо хоть тушь с глаз удалось смыть, а то еще бы черные разводы на рубашке оставила!

- Тише, маленькая, все хорошо. Сейчас приедем в клинику…Серега, ты можешь ехать быстрее, а? У меня тут Армагеддон…

Это я Армагеддон? Почему?

- Александр Николаевич, всемирный потоп, скорее. Армагеддон – это другое!

- Ты поучи жену щи варить! Мы десять минут назад должны были быть в клинике?

- Я ж не виноват, что тут какой-то козел к своему парню на свиданку спешил! Влетел в столб, тачила всмятку, мозги его по асфальту, ну и пробка…

- Что, мозги собирают что ли?

- Видимо! А вообще, я всегда говорю: тише едешь – больше заработаешь, да?

И он резко давит на газ, машина несется вперед, а я вжимаюсь в грудь Корсара, которого целовала совсем не во сне.

Это просто ужас.

- Вася, ну-ну, успокойся, сейчас доктор посмотрит, и все будет хорошо!

Глава 7. В которой Корсар делает неожиданное заявление.

Не успеваю и слова сказать. Корсар обращается к медсестре, очень властно и уверенно – собственно, это его обычная манера общения.

- Оставьте нас на пару минут. Закройте дверь и проследите, чтобы никто не зашел!

Девушка испуганно вспыхивает и выбегает.

Интересно. Он, что, реально меня решил раздеть без свидетелей?

Корсаков подходит ближе, садится на корточки, глядя на меня, и жар снова полыхает по всему телу.

- Василиса, послушай, я понимаю, то, что с тобой произошло ужасно. Ты в шоке. Может быть, даже не очень понимаешь, что я сейчас говорю…

- Я…

- Не перебивай. Какая ты стала… непослушная! Тебя воспитывать и воспитывать! Слушай! Ты теперь под моей защитой, поняла? Так что не бойся ничего. Рассказывай все как было, всю правду, никого не пытайся прикрыть. Я тебе обещаю, что все, кто виноват в твоем состоянии ответят по полной, поняла? Прежде всего этот урод…супруг твой.

Вот тут я реально не понимаю, о чем он?

- Супруг? При чем тут… Антон?

Не хочет же он сказать, что… на меня напали из-за Антона?

Неожиданно он делает движение вперед и… обнимает меня.

И это точно не сон.

И…я не знаю, как на это реагировать.

Я… замужем. Ну, пока еще… И…

Он отстраняется на мгновение, но лишь затем, чтобы быстро взять мое лицо в свои руки и прижаться к моим губам.

Я растерянно открываю рот, а ему только этого и надо.

Он целует меня. Снова.

И это так…так приятно, что моя голова, которая и так кружилась, теперь вообще вертится как будто я на карусели.

Его поцелуй жадный, он словно пожирает мои губы, властно, не оставляя никакой возможности уклониться. А мне… мне почему-то совсем не хочется, чтобы он меня отпускал.

Я наслаждаюсь. Мне так хорошо! Я думаю только о том, как мне хорошо. Я даже не представляла сколько эмоций может подарить один поцелуй! Он делает это так, что ни о чем другом нельзя думать. И я растворяюсь в эмоциях. Я плыву по течению. Думать я буду потом. Когда-нибудь. Это блаженство! Я успеваю только поймать за крылышки одну маленькую, но очень важную мысль. Мне кажется, я вернулась домой. Туда, где мне хорошо, туда, где я могу быть спокойной и счастливой. Мой дом — вот тут. В его руках. С его губами на моих губах. С его ладонями в моих волосах. И я хочу быть тут всегда. Вечно.

Он что-то шепчет. Я не сразу понимаю – что.

И он понимает, что я не понимаю. Отстраняется, тихонько встряхивает меня, заставляя открыть глаза. Я чувствую, что на моих губах играет блаженная улыбка. Которая тает, когда я понимаю, что именно он говорит.

- Что бы ни случилось, я с тобой, поняла? Ты под моей защитой. Ты – моя! Моя женщина, поняла?

Стоп. Я словно мгновенно трезвею. Нет, не поняла! Я вообще-то замужем! И чтобы там ни было у меня с мужем, но, я не готова бросаться на первого встречного! И изменять мужу, какой бы он ни был я не готова! Я… не так воспитана! И вообще, в нашей семье разводов никогда не было! У отца с мамой был крепкий брак, и папа оставался верен маме, даже когда ее не стало! А ведь он был еще молодой! Ему пятидесяти не было! И… как бы там не поступил Антон я… я должна его выслушать, понять, и быть может даже простить, хотя это очень не просто.

Видимо вся буря эмоций написана у меня на лице, потому что Корсаков усмехается, отстраняется, и говорит как-то очень резко, почти зло.

- Ладно, считайте, что вы меня снова не так поняли, Василиса Викторовна. Вы под моей защитой. И вы впредь должны говорить всем, что вы моя женщина, ясно? Просто два слова – моя женщина. Женщина Корсакова. Ясно? Тогда в этой защите сомневаться не будет никто!

Нет, мне не ясно. И я хочу ему ответить, но снова не успеваю ничего сказать!

***

- Александр Николаевич! Дорогой! Здорово! – дверь широко открывается и в смотровую входит громогласный мужчина.

Доктор. Большой. Очень большой.

С огромными руками.

Такими обычно показывают патологоанатомов в кино.

И мне на минуточку даже становится страшно. А вот Корсар явно недоволен. Он же просил нам не мешать! Хотя раздевать меня, похоже, не собирался. Или…

Корсаков встает, поворачивается, говорит вполне дружелюбно.

- Товий Сергеевич! Приветствую. Извините, что пришлось будить ночью.

- Хороший доктор ночью не спит, а бдит! Хороший доктор спит днем, на операции! – он громко смеется.

Я понимаю, что он шутит, но мне все равно жутковато, уж больно он большой. И что он будет со мной делать?

- Так, кто тут у нас? Доброй ночи, красавица. Как звать?

- Ее зовут Василиса…

- Она что, немая у тебя?

Я вижу, что Корсаков слегка шокирован. Не привык, что с ним так разговаривают, но, видимо этому Товию Сергеевичу можно.

- Хм…нет, Товий, она не немая.

- А почему ты за нее говоришь, Саш, а? Непорядок. Я с дамой разговариваю, а он лезет. Ну, красавица? Как зовут?

Чувствую, что челюсти сводит. Но отвечать надо, я ведь, правда, не немая!

- Василиса…. Викторовна…

- Ах, ты еще и Викторовна! Интересно! А лет тебе сколько? Совершеннолетняя?

Я краснею как рак. Да, я иногда выгляжу моложе своих лет. Поэтому все время стараюсь одеться как-то… повзрослее что ли. Никаких кроссовок и кед, только туфли. Никаких джинсов и маек, только платья и юбки…

- Да. Совершеннолетняя. Давно. Мне двадцать четыре года, между прочим.

- Ах, двадцать четыре! «Промежду прочим»… Прекрасно! Молодец, Александр Николаевич. Двадцать четыре. Это хорошо.

- Что, хорошо? – я не очень понимаю, к чему клонит этот странный доктор, смотрю на Корсакова, а он… он что смущается?

Интересно. Надо это как-то… зафиксировать в памяти.

Александр Николаевич Корсаков смущается! Это, наверное, к дождю!

- Ладненько, и что же с тобой случилось, а? Василиса Викторовна?

- Я… меня…

Теперь уже смущаюсь я. Сильно. И рассказывать всю историю при бывшем боссе мне совсем не хочется.

Глава 8. Белье "Агент Провокатор" и не только

Что? Откуда он?..

Понимаю, что мои алеющие щеки говорят за меня.

- Гандон твой мужик, Василиса Викторовна. Гандон. Женщин в принципе бить – последнее дело. А уж таких как ты…

Чувствую, как глаза предательски наполняются слезами.

Ужасно. Стыдно. Обидно.

Сглатываю, пытаясь что-то сделать с комом, который встал в горле.

- Ну, ладно, ладно, прости дядьку старого. Не хотел тебя расстраивать. Но словам моим поверь. Не человек он, а то, что не тонет. Поняла меня? Вот! А к Корсару присмотрись, Корсар у нас мужик правильный. А давление у тебя, экономист, совсем низкое. Ты ела сегодня?

Говорить не могу, головой качаю. Слезы в уши затекают, всхлипываю.

- Так, Настя, возьми анализ, я пойду, успокою нашего работодателя. Да, еще…Половой контакт сегодня был?

Боже, как стыдно!

Качаю головой, закусывая губу.

И тут же с ужасом я понимаю, что, когда я целовалась с Корсаковым, еще в тот первый раз, в полиции – мамочки, я ведь реально с ним целовалась! Два раза! – я так возбудилась, что мое белье промокло насквозь! И теперь там наверняка пятна.

Ужас.

И как я вообще теперь смогу посмотреть в глаза Корсакову?

А ведь мне придется ему в глаза посмотреть! Он ведь не просто так сказал, что я теперь его женщина?

Он вообще ничего никогда не говорит просто так.

Я вздыхаю. Надеюсь, что он уже уехал, ну или по крайней мере больше не будет меня беспокоить сегодня.

А до завтра… До завтра я приду в себя и придумаю, как мне с ним себя вести.

Товий Сергеевич о чем-то говорит с медсестрой, потом подходит ко мне.

- Ну вот что, дорогая, сейчас возьмем анализ крови, обработаем твое личико прекрасное, а завтра посмотрим, как будешь чувствовать себя. Скорее всего отпустим мы тебя домой. Я думаю, ничего криминального с тобой не случилось. Стресс, давление, еще и диеты эти ваши! Голодаете, а потом…

- Я не голодала. Просто…

- Просто, детка, в одном месте короста! Минут через десять принесут ужин. Потом Настя даст лекарства, и спать. Завтра с утра зайду.

- Спасибо вам.

- На здоровье, дорогая, на здоровье.

Он выходит. Я выдыхаю.

Ну все. Вот и закончилось приключение.

Укола в вену я почти не чувствую, стараюсь не смотреть в ту сторону.

Потом медсестра помогает мне подняться, приглашает в соседнюю комнату.

- Там у нас есть душ, вы можете смыть грязь. Потом я помогу вам одеться.

- Я… я сама справлюсь. Спасибо. Только…

Хочу сказать ей, что мне нечего надеть, но она выходит.

Вижу висящее у душевой большое чистое полотенце.

Ладно, могу пока завернуться в него. Когда вернется Настя – спрошу, может, у них есть какая-то одежда? Униформа или… халаты для пациентов?

Не успеваю раздеться, потому, что слышу шум двери – наверное вернулась Настя, и все-таки принесла мне одежду.

Поворачиваюсь.

Да, одежду мне действительно принесли.

Но это не Настя…

***

Белье пригодилось.

Почему-то эта мысль первая приходит в голову.

Не то, чтобы я хочу, чтобы Корсаков увидел меня в нем.

Да я уже вообще не соображаю, чего я хочу.

Нет, не так! Вася, ты просто вообще уже ничего не соображаешь, давай вот честно!

Жила всю жизнь в золотой клетке, от всего дурного отгороженная, сначала папой, потом мужем.

Один раз только свернула с пути истинного, поступила дурно, хотя и верила, что для благой цели. Но…

И вот получила разом! За один вечер, вернее ночь, столько эмоций! Как игрок какой-нибудь идиотской программы с розыгрышами!

Только игроку в финале все-таки рассказывают, что его разыграли!

А мне? Мне кто скажет?

Или завтра с утра мне позвонит Антон и скажет, извини, маленькая, решил проверить тебя на прочность?

Бред.

Стою в одном белье. Понимаю, что ноги мои, без рваных чулок, но все в грязи. И еще понимаю, что я даже не дернулась, чтобы прикрыться.

А он смотрит на меня.

Корсаков Александр Николаевич. Серьезный мужчина. Бизнесмен. Богатый. Известный. Холостой до сих пор. Красивый.

Смотрит.

На верхушечки груди, приподнятые бюстгалтером-бра, прозрачные, с аккуратными вырезами, прямо над сосками, так. Чтобы видно было ареолу.

На живот, пусть не идеальный как у моделей, не рельефный, но красивый, плоский, с аккуратным пупком.

И туда, ниже, на лобок, где перекрещиваются кружевные ленты, видна розовая кожа и самый краешек половых губ – так задумано, чтобы ТАМ выглядело так же как грудь в декольте.

В магазине меня уверяли, что это очень сексуально.

А мне хотелось быть сексуальной для мужа, потому что я чувствовала, что с сексом у нас в последнее время все не очень хорошо.

Нет, для меня в общем, наоборот, было лучше.

Я не любила секс. Мне не всегда было приятно то, что делал Антон. Мне нравились поцелуи, нравилось, когда он ласкал мою грудь – особенно в начале отношений, после свадьбы. Но сам процесс проникновения…

Я часто испытывала боль и дискомфорт.

И никогда не испытывала оргазм. Совсем. Никак. Я вообще думала, что…

В общем, была уверена, что женщины скорее притворяются, когда говорят, что им нравится секс. Им просто хотелось, чтобы мужчины оставались с ними, те мужчины, которые нравятся, которые могут обеспечить комфорт в жизни, статус. А удовольствие… удовольствие приносит общение, поцелуи, время, проведенное вместе, дети…

Какое удовольствие может принести процесс, когда один человек засовывает в другого посторонний предмет и с силой его туда вгоняет?

Я была бы очень рада, если бы секс состоял только из поцелуев и прикосновений. А само проникновение занимало бы - ну, раз уж мужчинам так надо! – минуту, ну две…

Ну, собственно, в последнее время с Антоном так и было. Редко. Быстро. И без всяких ласк и поцелуев.

Он рассказывал, что у него на работе проблемы, что горит контракт, что поставщики и контрагенты подставляют, что конкуренты очень сильно «прогибают».

Глава 9. А теперь Корсар!

Корсаков. Ранее в тот же день…

Адский день на бирже подходит к концу.

Я закрываю глаза. Откатываюсь в кресле чуть назад, ближе к панорамному окну. Кружит снег. Деревья в инее. Дороги черные от жижи.

Люблю зиму и ненавижу.

Я такой. Един в двух лицах. Никто не знает, где я настоящий.

И не узнает.

Это экономически не выгодно, чтобы кто-то знал меня слишком хорошо.

Я этого не допущу.

Даже если появится женщина, с которой мне придется связать свою жизнь – а она появится, потому что наследник мне все-таки нужен, она тоже не будет ничего знать.

Не выйдет за рамки мною написанных правил.

Никогда.

Я просто не дам ей такого шанса.

Надо встать, выключить ноутбук и ехать домой.

Нет, домой не хочу. Поеду в клуб. Надо немного выпустить пар.

Позвоню Гарику, пусть встретит, подгонит мне компанию.

Тру лицо руками. Да, пожалуй, так и поступлю.

Хотя… Почему-то чувствую, что сегодня мне в клубе расслабиться не судьба.

Принято считать, что интуиция – это женское. Мол, это бабы все всегда чувствуют на каком-то тонком уровне. Я всегда смеялся над этим утверждением. Если бы оно было так, бизнесом бы занимались только женщины. Потому что, в бизнесе, порой, лично для меня по крайней мере, интуиция играет решающую роль. Мне будут говорить, что это выгодно, меня будут уверять, что я получу отличную прибыль, мне приведут сотню примеров того, как зарабатывают на похожих сделках. Но если моя интуиция чуть качнет головой, я откажусь от сделки.

Никогда и никому не говорил об этом. Нет, вру, однажды рассказал. И это чуть не стоило мне моей компании.

Не будем о грустном.

Полчаса – и я в клубе.

Еще пять минут, и Гарик подходит ко мне с двумя красотками.

Они как инь и янь. Высокая стройная блондинка с прямыми волосами, и среднего роста аппетитная кучерявая брюнетка.

- Александр, приветствую.

- Вечер добрый Гарри, как сам?

- Как видишь. Отдыхай.

- Спасибо.

Гарик давний друг. Я помог ему открыть этот клуб и еще несколько, в других городах. Бренд «Ласковый заяц» хорошо знают любители клубной жизни.

Я не любитель. И не профессионал.

Мне просто иногда надо потрахаться, потому что я живой.

Заводить любовницу я не хочу. Мне не нравится когда баба путается под ногами и начинает устанавливать правила.

Иметь постоянную шлюху мне тоже не интересно. Это приедается.

Жениться?

Не смешно.

Когда-то я думал об этом. Когда-то давно. В другой жизни. Один раз.

Нет. Извините.

Пока я к этому еще не готов.

Ну и я не баба, часики у меня не тикают. Я могу и подождать еще пару-тройку лет.

Рука блондинки ложится мне на ширинку. Брюнетка ныряет ладошкой под пиджак, расстегивая рубашку. Я снимаю галстук.

Мы в вип-зоне. Перед нами стекло. Мы видим все, что происходит в клубе. Нас не видит никто.

Я могу трахать их обеих прижимая к стеклу – никто не увидит.

Меня это заводит.

Губы блондинки уже обхватывают мой член. Брюнетка облизывает мои соски.

Я их не трогаю.

Я ничего им не говорю. Предпочитаю, чтобы они проявили инициативу. Пусть отработают. Плачу я хорошо.

Держу блондинку за волосы, пока она делает мне горловой минет.

Хорошо. Но, сука, чего-то мне не хватает.

Это, блядь, как суп-харчо без специй, без перца. Не обжигает. Не горит…

Сука… у меня давно ни с кем не горит.

Мне, наверное, лучше вообще не трахаться…

Видимо, вселенная тут же подкидывает знак – вибрирует телефон.

Личный. По нему звонят всего несколько человек. В том числе один из сотрудников службы безопасности.

Я чувствую, что это именно он.

Интуиция, мать твою.

Еще я чувствую, что сегодня буду трахаться совсем в другом месте, и трахаться в данном случае – не значит вставлять милой девушке до гланд.

- Да, Клим, в чем дело?

Слушаю, охеревая…

Это просто кабздец.

Кабздец!

Через полчаса я в нужном отделении.

Хорошо, что у меня везде есть свои люди. Мы мило беседуем с начальником смены, шутки-анекдоты. Неформальный разговор. Потом слышим ор. Кто-то из задержанных «бузит». Интересно посмотреть.

Мне так – очень интересно!

А еще через пару минут я вижу ее. И слышу то, что приводит в шок.

Клим мне об этом не сказал.

В ее глазах такой ужас…

Твою же мать… девочка… что ты натворила?

Что, блять, я натворил?

                                                                   ***
 

Интуиция не подводит. Мне реально приходится трахаться, но совсем не так, как хотелось бы.

Смотрю на эту несчастную, с подбитым глазом, грязную, дрожащую…

Хотелось бы.

И хочется.

Даже такую, млять, хочется…

Просто до боли в яйцах.

Потому что это мой суп харчо с перцем!

Это мой личный сорт самого лучшего, самого забористого «плана».

Чёрт, траву не курил, кажется сто лет, почему вспоминаю?

Пытаюсь осознать то, что говорят про мою девочку – сколько времени прошло, а я все еще мысленно так ее называю, хотя она не моя, никогда моей не была и…

Я был уверен, что не будет.

Нет, Корсаков. Это чужая головная боль. Пора тебе к этому привыкнуть!

Хрен там.

С недавнего времени снова – моя.

И еще раз хрен. Всегда моя.

Не знаю, блядь, почему.

Ненавижу ее. Так, что жилы тянет…
За то, что сделала со мной. За то, что всегда со мной делала! и делает до сих пор.

Ненавижу, потому, что из-за нее я слабак. Мякиш хлебный. Тряпка.

А я не люблю быть тряпкой.

Понимаю, что ее ведет, сознание теряет. Мне дотрагиваться до нее – все равно, что голыми руками из костра головешки таскать. Или железные прутья, раскаленные добела хватать.

Но деваться некуда.

Глава 10. Ах, Саша, Саша!

Вношу ее в палату, кладу на кушетку, она тут же садится, испуганная как дикая лань.

Знаю, что она давно не девочка, замужем, ребенок… как ей удается при этом оставаться такой… невинной?

Что с ней там этот урод делает? Просто смотрит, что ли?

Нет, блядь, если бы просто смотрел, не было бы ребенка. А дочка у нее есть. Это я знаю.

Даже видел однажды.

Нет, я не гребанный сталкер. Не следил.

Почти.

Случайно увидел их, в парке гуляли. Мелкая – малявка совсем, на Васю похожа как две капли. Слава Богу!

Попросил водителя Серегу тачку припарковать, и смотрел на них. Она меня на заметила даже. Внимания не обратила, так была увлечена своей девочкой.

А у меня…

Сука, ком в горле, и в сердце дыра, размером с третье транспортное… Потому, что подумал – моя могла бы быть эта крошка! Моя…

Я ведь… я ведь даже сперму свою уже в банк сдавал, потому что реал, когда узнал, что моя малышка замуж собралась решил, что точно никакой жены, никогда, на хрен!

Да мне проще было слух пустить, что я нетрадиционный…

Твою ж мать.

А теперь все меняется.

Просто на сто восемьдесят.

Вся жизнь!

Потому что мне придется взять девчонку под свое крыло.

Иначе ей кранты.

Что, маленькая? Любви хотела? Меня старым посчитала, недостойным?

Нашла себе Антона-гандона?

Выгнать бы тебя, дуру в розовых очках…

Понимаю, что не выгоню. Нет.

Буду теперь разбираться с этим. Всю жизнь.

Или не всю?

Собственно… Решу сейчас ее проблемы. Разберусь с гандоном муженьком. А потом… Потом пусть валит куда хочет.

Мне уже не надо.

Я после гандонов объедки не подбираю.

Смотрю в ее глазищи перепуганные. Думала, что я ее раздевать буду.

Оно мне надо?

Даже если и надо…

Не сейчас и не здесь, не когда она в таком состоянии, после такого стресса.

Но объяснить этой дурочке политику партии я должен, хоть она и мало что соображает.

Пытаюсь говорит, но вижу – не «вдупляет» она, от слова совсем.

Что ж делать-то? Как проще ей сказать?

Да хрен, сказать. Показать ей надо!

Чтобы нутром ощутила чья она теперь игрушка! Чтобы знала!

Рывком тяну на себя, слышу слабенький вздох и накрываю ее рот.

Властно. Клеймя.

Пусть после этого попробует сказать, что не знает чья она!

МОЯ!!!!

И все вот это моё!

Обнимаю, но тела ее не чувствую, просто держу как куклу деревянную.

Мне сейчас не ласка ее нужна, не удовольствие получаю.

Права на нее заявляю!

Тавро выжигаю.

И все равно поцелуй сладкий. Потому, что губы у нее шелковые, ягодные, как клубника, которую я до сих пор люблю, как маленький.

И ее до сих пор люблю.

Нет.

Нет Корсар. Не любишь. Нельзя тебе любить. Давно бы уже понять пора – нет любви. А если есть – не для таких как ты.

Для таких как ты бабло. Даже власть не так важна. Власть – эфемерна.

Бабло реально.

Любовь – фейк. Вызубрил ведь уже, как «Отче наш»…

И девчонку эту ты ненавидишь. Она предала и подставила.

Значит и еще раз предаст, и подставит.

Ты должен защитить и себя и свое бабло от такой как она.

Но пока…

Пока ее должен защитить, потому что ее защита тоже в какой-то степени – в большой – с баблом связана. С баблом, часть которого твоя и тебе причитается.

Так что…

Отстраняюсь. Вижу, что она плывет…

Дурочка. Знал ведь, что она будет такая, податливая, страстная, от прикосновения текущая…При этом смущающаяся как девственница.

Что же с ней такое-то? Она вообще в себя придет? Или?

- Василиса? Ты как? Ты в порядке? Как ты себя чувствуешь?

Блядь, я же забыл совсем, что ее… Главное, меня это не волнует. Ну, то есть, ясно, что я в ярости от того, что её кто-то касался, что посмели ей больно сделать. Но мне как мужику вроде как должно быть противно, что в нее кто-то пихал свою грязь… а меня это не парит.

Она для меня все равно чистой бы осталась, несмотря ни на что. Мне главное, чтобы она «кукухой» не поехала после этого. А то сидит. Улыбается как блаженная.

Твою ж мать.

А если она на самом деле тронулась? Тогда что?

Весь мой план по одному месту пойдет?

Если справка будет, что она «невменько»?

Так, «стопэ». Кто узнает, что она «невменько», даже если и так? Клиника моя. Товий – главврач, давний мой приятель, столько с ним прошли…

Он еще с моим отцом работать начинал.

Значит, сейчас главное, чтобы куколка поняла, что она под моей защитой.

Она моя.

О чем я ей и говорю.

А эта дуреха глазами хлопает, краснеет. Что? Так противно быть моей женщиной?

Блядь…

Вернуть бы ее сейчас такую, домой…

Так ее же муж-гандон и на порог не пустит. И что дальше?

Снова в ментовку? Снова по кругу?

Ладно. Понял все.

Не хотите – не надо.

Еще я бабам не навязывался…

Но в любом случае она должна четко понять. Ей НАДО говорить, что она моя.

Это ее гарантия.

Пока не понимает все равно. Но поймет.

Потом объясню подоходчивей.

Что-что, а объяснять я хорошо умею.

Отстраняюсь, понимаю, что весь ее ароматом пропах. Он везде. На пальцах, на руках, на груди, к которой она льнула.

А главное… в голове запах засел.

Хрен выветришь.

Вижу, хочет что-то сказать, но не успевает.

***

В смотровую, куда я принес девчонку, заходит Товий. Главврач, старый друг. Сразу меня «опускает» слегка – ну, ему можно. Ему я разрешаю.

Затем он уводит меня, а я покорно иду, понимая, что Василису сейчас будет гинеколог осматривать.

Нет слов, одни маты, а материться уже тошно!

Если мою малышку еще и заразить успели, суки…

Так. Она вообще-то не твоя, Корсар! Не хрен забываться!

Ты просто сейчас ей поможешь, потому что тебе это выгодно. И все.

На все четыре стороны пусть… Новых ищет себе Антонов-гандонов…

Глава 11. Василиса. Горячий душ.

Василиса.

Горячая вода – какое блаженство!

Набираю мыло из диспенсера, тру себя, тру, тру… Жалко, что мочалки тут нет.

Должна казаться себе грязной после всего, но…

Взгляды Корсакова, то, как его глаза горели…

Ему понравилось?

Что я за дурочка! Еще спрашиваю! Конечно понравилось! Не понравилось бы – не набросился бы на меня.

А мне? Мне понравилось?

Стыдно, очень стыдно, Василиса Викторовна! Но себе уж признайтесь! Понравилось – еще как!

Отвечала на поцелуй так, словно любимому человеку губы свои дарила! И хотелось продлить, до одури хотелось.

И еще - самой себе я этом было очень стыдно признаться – хотелось, чтобы он не просто целовал. Хотелось, что бы трогал, там, везде…

Господи, какая я испорченная! Просто жуть!

Эта ночь словно все перевернула. Или... перевернет?

Смыла с себя всю грязь, выходить пора.

Полотенце беру, а рядом с душевой висит зеркало.

Да уж.

Только не реветь!

Какая же ты у нас, Васенька, красавица!

Скула синяя, под глазом почти черный фонарь, а вот губы…

Губы распухли вовсе не от ударов отморозков. Зацелованные вусмерть!

Никогда такими не были, в этом я уверена. Хотя с Антоном я любила целоваться, но…

Не думать, лучше пока не думать!

Нужно выходить отсюда.

Чувствую, что совсем упаду – так спать хочется. А в чем выходить? Куцее полотенчико?

Ну, а какая теперь разница? Ему, наверное, уже все равно что на мне. Он меня почти голую видел, что ему это полотенце?

Вообще-то он сказал, что медсестру пришлёт, так что…

Да уж. Прислал.

Выхожу и вижу Корсакова – сидит на кушетке, задумался.

Наверное думает – вот, вляпался я в историю! Нашел себе на голову… «гембель» - так папа говорил, я до сих пор не знала, что это значит, видно что-то очень серьезное.

Поворачивается ко мне, смотрит так… словно ему неприятно меня видеть. Ну, я не удивлена – мне себя тоже видеть неприятно было.

Не лицо, а ужас какой-то.

Вроде не болит сильно, но некомфортно. И самое ужасное, что я забываю о том, какая я «красивая» с этими фингалами. Смотрю на него так, как будто все у меня нормально с лицом, а потом вспоминаю и краснею…

И он еще меня целовал такую!

Почему? Неужели… из жалости?

Но, разве из жалости так целуют? Жадно и… до одури приятно!

Смотрю в пол, понимая, что… хочу еще его поцелуев. Дурочка.

Видимо точно меня по голове шибанули хорошенько.

Мне бы думать о том, что муж угрожает дочь отобрать, а я…

Проснется с утра моя заинька, а мамочки нет.

Ох.

Нет, лучше не надо об этом, а то совсем расклеюсь, рассыплюсь как пирамидка из кубиков, которые так любила моя Сашуля строить.

- Я выйду, Василиса. Тут в пакете вещи, новые только из магазина. Наденешь – позови меня, отнесу тебя в палату, поужинаешь, примешь лекарства.

Голос у него такой низкий, глубокий, такой…это, наверное, называется чувственный. Я раньше любила просто слушать его голос. Иногда даже не важно было что он говорит.

Он на совещаниях, общался с руководителями разных филиалов, а я просто сидела и слушала, слушала…

Вышел. А я осталась стоять.

Сердце как бешеное опять заколотилось.

Посмотрела на пакет с вещами – интересно, откуда он их взял?

Когда успел?

Или у него в багажнике всегда валяются пакеты их бутиков? А размер? Или… его женщины все стандартные? Тогда не факт, что я влезу. У меня грудь большая. И попа совсем не девяносто…

Вспоминаю, как одно время читала запоем исторические любовные романы – я тогда ждала Саньку, лежала на сохранении, и девочки в клинике подсадили на это чтиво, делать было нечего – я тоже начала читать.

Попадались очень классные истории. В стиле Джейн Остин, хотя сама Остин для меня была пресноватой. Я любила страсти.

Так вот, раньше считалось позором, если мужчина дарил девушке одежду! Это значило, что она падшая, он принимает ее за содержанку! Это могло нанести непоправимый вред репутации!

В наше время все иначе.

В наше время это даже модно вроде - брать от мужчины любые подарки. Только вот мужчины не так уж охотно их дарят.

Вот что мне в последнее время дарил Антон? Я даже вспомнить не могла, когда он приносил цветы. На мой день рождения? Наверное. А чтобы просто так? Нет. А подарки? Какие-нибудь милые мелочи?

Почему я не просила? Я ведь даже не просила подарков и цветов!

Понимаю, что вот-вот снова устрою Армагеддон, или великий потоп. Не важно. Для меня это одно и тоже.

Конец света для меня уже наступил. Я только не могу до конца в него поверить и понять, что мне со всем этим делать!

Где жить? На что жить? И… как быть с Сашенькой?

Нет. Стоп! Не думать! Иначе…

Да, иначе снова Армагеддон.

Открываю пакет с одеждой. Там…

Боже, какая прелесть! Очень нежный костюм, я так понимаю – кашемир, брючки мягкие и кофточка. Качество отличное и цвет – мятный, нежный, мой любимый. Вижу лейбл и снова краснею – это очень дорого. Очень!

Зачем он так потратился? Нет, я понимаю, что для него это ерунда, но все-таки…

Я в таких магазинах себе ничего не покупала, выбирала что-то попроще. Хотя Антон иногда высказывал мне, что я не соответствую его статусу, но при этом… При этом я не могла сказать, что он сильно много денег оставлял мне на жизнь. Приходилось выбирать, или купить что-то красивое дочери, или мужа вкусно накормить, или на себя потратиться.

Угадайте, что выбирала Василиса?

Может, поэтому Антон и обратил внимание на Ленку? Она старалась себе ни в чем не отказывать. И от мужчин дорогие подарки точно принимала.

Ладно, об это тоже лучше не думать сейчас.

Вообще, утро вечера мудренее.

Корсаков позаботился обо всем, в пакете и новое белье – я усмехаюсь, очень простое без всяких кружавчиков, и без дырочек на стратегически важных местах! Интересно, он специально уточнял каким оно должно быть?

Глава 12. Василиса. Палата номер...

Да уж, приключений на мою голову что-то много.

И еще одно – то, что кажется Корсар собрался меня на руках в палату нести!

Снова мгновенно покрываюсь краской. Да, собственно, я могу уже и не переставать краснеть, просто быть такой все время. Может и синяки на розовом фоне будут гармоничнее смотреться?

О, Вася, ты, кажется, начала шутить? Оживаешь?

Он тянет ко мне руки, а я отползаю подальше.

- В чем дело, Василиса? Иди сюда.

- Я могу сама идти. Правда. У меня с ногами все в порядке.

- Я вижу. Ноги у тебя отличные.

Он это специально делает? Смущает, в краску вгоняет?

- С ногами у тебя все в порядке, Вася, с головой не в порядке.

- Что? – нет, невозможный человек! Просто ужас!

- То! Что слышала! Ты сейчас там шваркнешься в коридоре, и «снова здорово». А я уже всех докторов опустил баиньки. Так что, давай, не капризничай!

- Я не капризничаю! Я могу сама идти и пойду! И вообще. Что вы со мной как с маленькой разговариваете?

- А ты какая? Большая? Большие девочки глупости не делают.

- Какие глупости?

- Такие. Большие девочки ночами дома сидят и по подворотням не скачут, и в «ментовку» не попадают.

И что скажешь? Что я не по своей воле скакала? И кто виноват, что меня в полиции даже слушать не стали?

- Ладно, извини меня. Я тоже устал. День был непростой, а потом…

- Извините.

- Что? – смотрит непонимающе.

- Ну… извините, что вам пришлось со мной…

Он протягивает ладонь и пальцем легонько закрывает мне рот.

- Т-ш-ш… И не надо никаких извинений, поняла? Я сделал то, что должен был сделать. А теперь, давай-ка, иди сюда. Отнесу тебя в палату и поедим. Я тоже голодный как волк.

Двигаюсь к нему. Сердце колотится как сумасшедшее.

- Возьми меня за шею. Обними. Не бойся.

Не бояться? Легко сказать. Он говорит, что голодный как волк, а сам больше напоминает льва, хищник он...

Кладу руки ему на плечи… Такой горячий! Я даже сквозь пиджак это чувствую.

Резко встает, прижимая меня к груди.

- Вот и все, а ты боялась.

- Я не боялась. – смотрю ему в глаза. Прямо и откровенно.

Не боялась я, дурочка, а очень хотела. Чтобы вот так, сильно к груди прижал, как прижимает.

Сама не понимаю, что со мной творится. Что он со мной творит?

Я ведь до сегодняшнего вечера о других мужчинах вообще не думала! И не смотрела ни на кого! И вообще…

У меня был Антон, Антошка! Мой любимый и единственный! Пусть и не без недостатков – но мой! Все остальные – табу!

Я и о Корсакове не вспоминала. Почти.

Он как раз был для меня главной запретной темой.

Главным моим разочарованием в жизни.

Как я сначала была им очарована и так же сильно потом разочарована. Причем два раза. Сначала из-за того, что было с папой. Потом, когда мы стали работать вместе я снова начала думать о нем, как о герое, как о настоящем мужчине. Пока не узнала обо всех его делах.

И снова он упал с пьедестала. И мне было очень больно тогда, почему-то… Больно расставаться с идеалом.

И еще…

Меня задевало и беспокоило не только то, что он оказался плохим человеком. Я поступила с ним дурно. Я совершила подлость. И это меня волновало больше всего. То, что я пошла на этот шаг. Даже несмотря на то, что намерения у меня были благие – все равно.

Я ведь, получается, опустилась на его уровень? Или… даже ниже?

Он играл в грязные игры в бизнесе. А я… Я предала его доверие.

- Я бы снова заплатил за то, чтобы узнать твои мысли.

- И потратились бы зря. Ничего там интересного. Думаю о том, что вам тяжело.

- В смысле?

- Я тяжелая. А вы меня таскаете весь вечер.

- В каком месте, интересно, ты тяжелая?

Опять щеки горят. В каком! В том самом на которое он так пялился, когда я в белье стояла.

- Хочешь правду? Я бы тебя еще подкормил. А то совсем как дитё. Не зря Сергеич решил, что ты несовершеннолетняя!

Ага, подкормил! Я поверила! Вон, Антон все время меня доставал – отрастила задницу, когда на фитнес пойдешь! Надо что-то с фигурой делать…

- Что молчишь?

- Ничего.

- Ясно.

Он выносит меня в коридор, а я понимаю, что пакет с вещами остался на койке.

- Там… вещи…

- Не волнуйся, вещи принесут. Там ужин остыл уже, вот это обидно. Но, думаю, мы с тобой такие голодные, что мы и холодное поедим, да?

- Мне все равно. Я вообще есть не хочу.

- Тебя что, муж твой еще и голодом морит? Он тебе, что ли, втирает, что у тебя с фигурой проблемы?

- Ничего он мне не втирает и вообще…

Хочу сказать, что это не его дело, но успеваю прикусить язык. Кто я такая, чтобы так с ним разговаривать? Он вообще-то мои личный ангел-хранитель на сегодняшний вечер, так что...

Корсар молчит. Я понимаю, что, наверное, он обиделся. И мне стыдно.

- Простите меня. Я…

- Все нормально, Василиса…Викторовна.

Мы поднимаемся по лестнице, нас встречает сестра, показывает палату. Корсаков просит принести мои вещи.

Палата большая. Есть даже журнальный столик с креслами, и там накрыт ужин.

И еще в палате две кровати.

То есть… Корсаков, что тут спать собирается?

Он опускает меня в кресло. Садится напротив.

- Ну, налетай, Вася! Давно я не пробовал больничной еды, очень давно.

Еда на больничную мало похожа. Скорее, диетические блюда из ресторана. Пахнет вкусно и, вопреки его опасениям, все горячее.

- Эх, еще бы выпить, но нельзя.

Я понимаю, что реально дико хочу есть, но…

- А вы, что, собираетесь тоже тут спать?

Не могу удержаться и задаю вопрос, который меня мучает.

- Тебя что-то смущает?

- Что-то? Вы серьезно?

Я хлопаю глазами, не понимая, он так шутит или… И снова меня накрывает дикой волной стыда – я позволила ему так себя целовать… Вообще не удивительно, что он ничтоже сумняшеся собирается спать со мной в одной палате! Скажи спасибо, что кровати разные!

Глава 13. Василиса. Предложение.

Молчу. Не знаю, что сказать. Что-то надо говорить?

Я думаю, он шутит. Он же шутит?

Он вообще любитель пошутить. Очень остроумный мужчина.

Нет.

Совсем нет.

То есть, он умел шутить раньше, у него отличное чувство юмора, и…

- Я не шучу, Василиса. Мы поженимся. Только… не строй, пожалуйста, романтических иллюзий. Это нужно для дела. Я тебе позже все объясню. Когда ты выспишься и придешь в себя. Поняла? Спи.

Наверное, у меня такое выражение лица, что Корсар понимает, насколько он облажался.

- Да уж… Не надо было мне все это говорить. Извини. Засыпай, Василиса!

Как он предлагает мне спать после того, что я услышала?

Вообще, после всего?

А можно мне опять доктора и капельницу?

И вообще…

Можно мне вернуться в тот момент, когда я думала, что все это сон? Тогда все было гораздо проще, как ни странно…

Я даже сказать ничего не могу! У меня в горле ком стоит и в груди все сдавило и… так плохо, что нет сил больше!

Понимаю, что глаза застилают слезы и ничего с собой поделать не могу.

- Прости, ну, прости меня, маленькая, я идиот…

Киваю головой, зажимая рот ладонью. Именно… Идиот!

Кретин несчастный! А еще считается взрослым разумным мужчиной!

Он придвигается ближе, обнимает меня.

А я, вместо того чтобы оттолкнуть прижимаюсь, утыкаюсь в плечо ему и реву.

- Тише, тише, малышка, ну все… Ну, прости меня я…

Если он сейчас еще скажет, что пошутил, я не знаю, что я с ним вообще сделаю!

- Все, все, тихо… Ложись спать! Все будет хорошо, я тебе обещаю! Ты теперь под моей защитой, поняла? Никто тебя не обидит! Не волнуйся ни о чем! Девочку твою мы заберем…

Что? Он серьезно? Правда? Это не шутка?

Смотрю на него во все глаза, умоляюще, понимаю, что похожа сейчас, наверное, на мультяшного котика обиженного! Вижу, как уголки его губ поднимаются.

- Не переживай, дочка будет с тобой. И вообще… я твоему Антону… жизни теперь не дам, после всего этого…

Обнимает меня снова, прижимая. Мне хочется верить, что он говорит правду, что Саша будет со мной.

А Антон…

Я все-таки еще думаю, может, у него было какое-то помутнение? Я ведь знала, что у него проблемы в бизнесе, слышала разговоры. Он последние несколько недель был не в себе. Поэтому и на меня срывался.

Потом прощения просил. Пару раз.

Но, я старалась понять – ему тяжело. И мать его все время меня пилила, что я мужа должна слушать, что я должна молча все переносить, что он серьезными делами занимается, что у него в голове бизнес, проекты, акции, деньги…

Я все это понимала.

Вот только мой отец в свое время тоже имел  бизнес большой, помимо этого он и депутатом был, и пост важный занимал. Но никогда он с мамой не вел себя так. И вообще, всегда говорил, что все дела должны оставаться за порогом. А дома – только семья, жена и дочь.

И даже когда у него были проблемы, когда мамы уже с нами не было, ни разу он не позволил себе на меня сорваться, грубо со мной говорить, что-то мне высказать…

Я ведь старалась Антону обеспечить надежный тыл! Показать свою любовь! Неужели так плохо старалась?

- Василек, ты спать у меня будешь сегодня?

Почему-то от его слов по телу дрожь, и горячая волна накрывает.

Не знаю, как получается, но мои губы касаются его губ. Или это его губы первыми мои находят?

Он целует меня. Опять.

И это другой поцелуй.

Очень нежный. Трепетный… Наверное, таким должен быть самый первый. Он ласкает меня губами. Я таю от его сладости. Так хорошо…

И так мало!

- Спи, малышка, завтра будет не самый простой день. Я с утра уеду на работу, ты будешь здесь под присмотром. Потом я тебя заберу.

- Спасибо.

- Тебе спасибо.

Хочу спросить – за что мне? Неужели за то, что устроила ему этот ночной марафон?

Но уже не отвечаю.

Сон действительно меня уже кроет.

А потом вижу лицо, тот самый беззубый, смеется, надо мной. Бьет меня по лицу, один раз, второй, третий. И вот уже это не он, а Антон – лупит меня со всей силы, и кричит, что я неблагодарная тварь, проститутка, шляюсь по ночам где попало, потом вместо мужа лицо Ленки, которая смеется надо мной, говорит, что я дура, дальше своего носа не вижу, что она с моим Антоном переспала еще раньше, чем я его женой стала, и вообще…

- Вася! Василиса! Проснись! Да, проснись же…

Выныриваю из дикого кошмара прямо в объятия Корсара. И снова реву на его плече…

- Тише! Успокойся! Т-ш-ш…

Реву, и вспоминаю слова мамы, что мужчины женские слезы не очень любят. Что им нужны веселые и счастливые женщины…

Да уж.

Я тогда точно никому не нужна.

- Тише, маленькая, что ты? Кошмар, да? Ну, все-все…

Киваю, в шоке от сна. Неужели мне теперь еще и всякие ужасы будут сниться?

- А ну-ка, двигайся… Давай!

- Что? – не могу удержаться, потому что реально шокирована тем, что он собирается сделать!

Корсаков молча сам двигает меня, устраивается рядом – да уж, теперь я жалею, что тут такие большие кровати! Прижимает меня так, что я оказываюсь у него на груди.

- Давай, успокаивайся и спи. Я с тобой.

Легко сказать, успокаивайся! Когда его горячее тело так близко!

И от него так приятно пахнет. И вообще… с ним так уютно. Реально можно успокоиться и…

И тут я чувствую кое-что, от чего мне совсем, совсем не спокойно!

- Вася, не дергайся! Спи!

- Я… я не могу так. Это… неправильно.

- Глупая. Все правильно. Не бойся. Спи.

А у меня внутри все дрожит. Он… он возбужден. Почему? Это ведь точно не может быть из-за меня? Только не из-за такой меня – избитой, ревущей, и вообще… Я понимаю, что я не самый лучший объект для желания. Но тем не менее.

- Хочешь, я тебе сказку расскажу? Жила была одна хорошая девочка, и звали ее Василиса прекрасная…

- Василиса была премудрая…