Не говори "прости"

Глава 1

— Маха, ты меня поражаешь! Слов просто нет… цензурных, — теперь Геннадий знал, что такое, когда волосы шевелятся на голове. — Он — мразь, Машка! За двадцать лет ни разу о нас не вспомнил, не позвонил… Открытки не прислал, я уже не говорю о том, каково будет нашей матери узнать, что ты собралась к нему.

Имя отца в семье Сотниковых не произносилось вслух. Тамара воспитала и подняла дочь и сына одна, один раз отрезав. На алименты не подавала, а Глеб и не стремился помогать бывшей семье. Ни копейки за все время. Даже когда появилась связь и интернет, Глеб Графит не искал встречи со своими детьми, не интересовался их судьбой.

Еще будучи студенткой, Тамара поехала с подругой на практику в Краснодар, где и познакомилась с Глебом Графитом. «Это была любовь с первого взгляда» — рассказывала она потом, украдкой пряча слезы. Обе подруги нашли свое счастье в чужой стороне. Вышли замуж, детей родили. И обе вернулись в родные края, потрепанные жизнью, с разбитыми мечтами. У Томы двое ребятишек, у ее подруги, Зои, дочка на руках.

Гена только родился, а Машеньке и четырех годков не было, когда Тамара узнала, что у мужа появилась другая женщина. Как говорится, красивая и гордая дорогу перешла. Заявила свои права, что у них чувства, а с ней, Томой, Глеб только ради детей мается.

— Глеб, скажи правду, — встретила его у порога с грудным сыном на руках. Маша интуитивно спряталась за материну юбку, чувствуя напряжение между родителями.

— Прости, это правда. Не знаю, как быть, — развел руками. Он боялся повернуть голову в их сторону, думая, что она заскрипит или отвалится от всплеска эмоций.

Шаркающе прошел мимо, в спальню. Сидел на супружеской кровати сгорбившись, пытаясь найти себе оправдание. Позвал ее несколько раз, чтобы поговорить, но Тома его не хотела слушать. Какое может быть понимание? Скажет «прости», как кошку пригладит против шерсти… Такого унижения она не выдержит, обязательно сорвется. А дети? Сын на руках тянулся к груди, пробираясь к соску через ткань тонкого хлопкового платья. Сильно хватался за отворот, будто хотел вытянуть всех из трясины.

Она всхлипнула, увидев, что все спереди промокло от молока. Из-за переживаний и покормить его забыла… и Маша стоит переминаясь, смотрит на нее голодными глазами.

Вытерев слезы, женщина пришла в себя. Есть ее кровиночки, ради которых нужно быть сильной, не раскисать. Полгода муж ее обманывал, снюхавшись со штукатурщицей на стройке. Веселая хохотушка… А тут она, со своими проблемами, чем детей накормить, во что одеть.

Ей было странно, непостижимо. Как можно любить и потом остыть? Резко, будто никогда не горело и не было слов и обещаний... Забыть о радости, что появилась прелестная дочка, а потом и сына планировали. Вместе.

Тамара собрала кое-какие вещи, детей в охапку и купила билет в один конец.

Тяжело было морально и физически. Время другое, люди попадались разные. Кто-то посочувствует беде молодой матери, а кто-то последнее готов отнять. У нее еще в поезде украли последние деньги, не побрезговали крохами… Всего сто двадцать рублей по тем временам. Кошель выбросили в тамбуре, вывернув наизнанку. Как издеваясь, оставили только одну монетку — рублик… Даже еды купить не на что. Сама пила воду из вагонного водонагревателя, а Машу кормила кислыми яблоками, которые ей отдала сердобольная бабулька.

И снова глаза от нее все отворачивали. Своих проблем много. «Не надо было рожать» — донеслось до слуха.

Тома приехала к матери убитая и потерянная, с потухшим взглядом и утраченной верой в добро и справедливость. Худая как щепка, обесцвеченная.

Выстояли. Помог огород, да небольшая пенсия мамы. Тамара хваталась за любую работу, оставив детей на их бабушку. Через суд развелась и запретила себе думать о нем.

Единственный сын, названный в честь отца Глебом Глебовичем, в свое восемнадцатилетние сменил имя, став Геннадием.

Гена был слишком мал, чтобы помнить об отце, а вот у Маши воспоминания сохранились…

— Понимаешь, братец, — Мария присела рядом и обняла его за плечи. — Не родственные чувства у меня проснулись. Дело в другом.

— Машка, я не отпущу тебя к ним! Одумайся, — мотал головой Гена, не давая запустить ей руку в густые волосы и поворошить, как обычно. Надулся, как обиженный барсук.

— Мне нужно закрыть гештальт. Посмотреть в его бессовестные глаза и понять для себя главное: Как ему живется? Есть там что-то человеческое вообще? Отчего полностью отсутствует инстинкт заботы о своем потомстве? Или прошла любовь к женщине и дети от нее не нужны. Так выходит? — руки непроизвольно сжались в кулаки.

— Просто он — дерьмовый человек, Машка. Что тут понимать? — брат скинул ее руку, обнимающую за плечи. Стал нервно расхаживать по комнате. Пыхтел, выпуская через ноздри злость. — Да и как ты его найдешь? Почти двадцать лет прошло. Будешь бегать по Краснодару и у каждого спрашивать? У нас даже фотки его нет ни одной.

— Ты меня совсем недооцениваешь, Ген. Я нашла через социальные сети нашу сводную сестру. Редкая фамилия Графит… Ее зовут Нина. Хочешь посмотреть? — потянулась, чтобы взять со стола телефон.

— Иди знаешь куда?! — у брата на лице был такой шок, будто ему под ребра кулаком вдарили со всего маху: глаза покрасневшие навыкате, нижняя челюсть отвисла. — Маша, не лезь в это. Очень тебя прошу. Ты ведь пожалеешь, — пытался еще вразумить безбашенную сестру, присев перед ней на корточки. Вглядывался такими же зелеными глазами, посылая сигналы бедствия.

Глава 2

Жаркое солнце лизало белую кожу, пробуя северянку на вкус. Запах жженого асфальта. Шум вокзала. Смуглые бомбилы алчно следят за ее движениями и разочарованно отворачиваются, когда Маша уверенно идет к остановке общественного транспорта.

С собой только небольшой рюкзак за спиной розового цвета. В руках — полупустая бутылка воды. Она ищет по табличке нужный номер автобуса, чтобы доехать в район отеля, где забронирован номер на одного человека.

Что-то ныло в груди, стискивая бархатными перчатками сердце. Здесь она родилась, но город отторгнул, не принял ее. И вот сейчас Мария бросила ему вызов, как и самой судьбе, потешающейся, скалящейся хитрой улыбкой. Девушка улыбнулась в ответ.

Администратор небольшого отеля проверила оплату. Выдала ключи от комнаты, махнув в каком направлении ей идти. Лучезарно выдав «спасибо», Маша поднялась по узкой открытой уличной лестнице на третий этаж. Прошлась по террасе до нужной порядковой цифры.

Небольшая кровать, шкаф. В углу — поникший напольный вентилятор. На окне — москитная сетка с «пробоинами». Есть дверь в совмещенный с туалетом душ. Ну, что же… Жить можно.

— Привет, Ген. Я заселилась. Доехала нормально. Сейчас немного освоюсь, перекушу и в путь, — сообщила по телефону брату бодрым голосом. — Клоповник? — обвела взглядом стены… — Ты прикалываешься? Вроде нет никаких клопов, — прыснула, понимая, что он ее запугивает. — После первой ночи будет ясно, кто придёт мою кровушку испить. Ладно. Вечером созвонимся! Прикрывай меня, брат. Я валяюсь на пляже Адлера, попивая пина коладу, — напомнила ему версию для матери.

Мария была в хорошем расположении духа. Мысленно поставив себе галочку за первый пройденный этап, вытянула из рюкзака небольшое полотенце и пошла освежиться. Мурлыча песенку, она сушилась феном, найденным на полочке в душевой. В зеркало ей подмигивала красивая девушка со светло-русыми волосами, личиком в форме сердечка и глубокими зелеными глазами. Еще Маша выделялась почти модельным ростом и длинными стройными ногами.

Натянув джинсовые шорты и белую простую футболку, затянула волосы резинкой в высокий хвост. Немного туши на пушистые, но недостаточно темные ресницы. Блеск по губам размусолила. Любимые духи с запахом вишенки по капле за уши и на запястья.

Девушка присвистнула, добравшись по навигатору на перекладных до нужных координат. Окраина. Собаки прячутся от жары в кустах, высунув языки. Облупленная двухэтажка. Мария поймала диссонанс, увидев припаркованные у этого дома полуубитую девятку в соседстве с белой маздой. Двери распахнуты. Играет попса из динамика последней. Молодежь переговаривается и смеется над шутками высокого светлого парня, рядом с которым как маленькая обезьянка подпрыгивает брюнетка… Подозрительно похожая на ее сводную сестрицу.

— Маша! — взвизгнула малолетка. Скакнув на месте, кинулась к ней и давай обниматься.

Неожиданно, конечно. Можно стоять столбом и хлопать глазами, а можно чуточку похлопать шальную девицу по спинке, что Маша и сделала.

«Не-а! Ни-че-го» — Машуля прислушалась к внутреннему своему балансу. Нина никаких эмоций у нее не вызывала, кроме желания отодвинуться, чтобы не прикасалась. Не липла. Чужая. Эта девчонка отняла у нее отца…

— Ребята! Моя сестра приехала старшая, Маша! — тянула ее за руку за собой, перебирая короткими ногами. По росту сестрица едва ей до плеча доходила. В прыжке.

Мама говорила, что они с братом пошли в нее, статные, зеленоглазые, светленькие…

— Маша, это… — мелкая заноза тараторила без умолку, представляя своих друзей. Мария только кивала, не запоминая никого из них… Пока не встретилась глазами с тем, кто выше нее ростом на целую голову.

— Фадей — мой жених, — с гордостью представила Ниночка парня, интимно понизив тональность голоса.

«Понятненько. Сестрица отхватила мажора» — Маша медленно подняла солнцезащитные очки наверх, закрепив «ободком» на макушке. Прекрасно знала, как люди реагируют на необычно-яркий цвет глаз.

«Линзы?» — спрашивают обычно.

«Мамины» — отвечает Маша, смеясь колдовскими глазами.

Фадей ненадолго подвис.

— Привет, — спохватился, понимая, что пауза затянулась.

Маша послала улыбку — самую очаровательную из своих запасов, с ямочками на щеках.

«У-у-у! А мальчик-то поплыл. Жених, называется» — она отвела взгляд, ставший колким и циничным. В голове раздался щелчок, подкидывая интересную идею.

— Папа и мама скоро с работы будут. Пошли, я тебя чаем напою, — теперь дергала ее бесцеремонно в сторону подъезда.

«Ладно. Спишем на возраст» — снисходительно позволила себя «этапировать». Обернувшись, она поймала задумчивый взгляд Фадея, который упирался в стройные ножки и туда, откуда они растут.

«Кобелина!» — вздохнула Маша, и шагнула в проем старого подъезда. Пахло кошачьей мочой и свежей краской. Знаете, противная такая… Маша навсегда запомнила этот запах на кладбище. Еще пахло бедностью.

— Я тебе в свою чашку налью, — суетилась на кухне, мелькая перед глазами, не зная за что схватиться.

— Если хочешь, есть чайный гриб, — показала на какую-то слизь, плавающую в трехлитровой банке. — Мама настаивает.

— Нет, я лучше чая, — Мария свой голос даже не узнала.

Глава 3

Будто со стороны Маша видела его потерянный взгляд и, в то же время, искру радости. Мачеха хватала воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег. Несмотря на свои пухлые габариты, тетка заметалась между дверью и входом в комнату, издавая странные звуки, похожие на «бу-бу-бу».

— Ты меня узнал? — Мария с любопытством рассматривала отца.

Сейчас он не такой большой, как казался в детстве. Выглядит на десяток лет старше. Грубые рабочие руки. Запах табака и кислого пота.

— Маша, как не узнать, если ты — вылитая мама, — опустил глаза и потом снова вскинул уже повлажневшие. — Не заслужил я такого подарка… Ты посиди пока, дочка, я в душ схожу и переоденусь. Только с работы, сама понимаешь, — оттянул рубаху в клеточку одним пальцем за ворот, будто его душила.

Девушка кивнула и прислушалась к шипению. Мачеха отвела Нину в дальнюю комнату и что-то ей выговаривала. Видимо, отчитывала за самоуправство.

Глеб вернулся немного посвежевшим. Налил себе чай. Глубоко вздохнув, набираясь сил, чтобы снова на нее посмотреть.

— Расскажи, как вы живете. Как мама? — руки у него дрожали. Вцепился в горячую кружку, не замечая жара.

— Все хорошо. Живем, учимся, работаем…

Маша в коротких, сухих фразах рассказала, чем Тамара сейчас занимается. Брат в институте на втором курсе юридического. Планирует стать адвокатом.

— А я… В медицину пошла. Вот только выпустилась. Могу у мамы массажистом, или еще куда-то. Пока думаю.

Она поймала взгляд уважения, гаснувший под чувством вины. Его старшие выросли хорошими людьми. Только в этом нет заслуги родного отца.

— Я знаю, Маша, что причинил много боли твоей маме и вам… Расплачиваюсь много лет.

Он задумался, надолго замолчав. Только когда Томы и детей не стало, все вокруг потеряло всякий смысл. Каждый день был похож на предыдущий. Он работал за троих сутками, чтобы забыться. Не понял, как оказался женат на Карине. Потом родилась Нина…

— Тамара очень гордая, не стала подавать на алименты. Но я нашел выход. Брат жены дальнобоем через Пермь мотался почти каждый месяц. Отправлял сколько мог, — громко сглотнул, дернув кадыком.

— Пап, мы никаких денег не получали, — прозвучало тихо.

Мужчина не сразу понял смысл сказанного. Потом дернулся, будто его ударили, сильно приложили. Наотмашь. То ли всхлип, то ли стон вылетел из его губ.

— Как же так?! — схватился за голову и часто задышал. С силой сжал свои поредевшие с проседью волосы и оттянул, словно скальп хотел снять с глупой головы.

Маша неуверенно пожала плечами. Ей на миг стало жалко этого безвольного, не способного отстаивать и защищать свое человека. Он просто плыл по течению, верил во что-то иллюзорное. Простой работяга без лишних заморочек, убивший все здоровье на стройке. Она заметила, как отец немного прихрамывает, чуть подволакивая ногу.

Пожалуй, она достаточно услышала и увидела. Это мама была сильной и стойкой. А он… Подкаблучник, которого ловко взяли в оборот и крутили им как вздумается.

— Маша, мы на пляж поедем с ребятами, — Нина была после материной взбучки более спокойной. Хмурила брови, смотря исподлобья, губы кусала. Наверняка уже пожалела, что позвала старшую сестру в дом.

— Вы идите, — кивнул отец, рассматривая пустым взглядом стену с пионами.

Провожать не вышел, так и оставшись сидеть на стуле, словно силы его покинули.

***

— Карина! — раздался рев, когда за девочками закрылась дверь. — Иди сюда! — его крик, должно быть, слышал весь дом.

Неестественно растягивая улыбку, на кухню вплыла жена. Засуетилась, забрякала посудой.

— Ой, Глебушка, сейчас борща разогрею. Поедим со сметаной…

— Сядь! — стукнул кулаком по столу так, что чашки подпрыгнули, а его чашка опрокинулась, заливая клеенчатую скатерть мутной, ползущей во все стороны «кляксой».

— Карина, где деньги, что я передавал тебе для своих детей? М? — лицо его покраснело, на лбу крупные капли пота стекают до бровей, а потом по вискам рисуют дорожку.

— Так через брата… — начала она выкручиваться, надувая и без того полные щеки. Маленькие заплывшие карие глазки забегали.

— Не ври мне, женщина! — разбрызгивал слюну, и она зажмурилась, понимая, что крупно влипла.

— Да! — нагло вздернула нос и посмотрела, ехидно скалясь. — Нам деньги были нужнее! Я их не жопой ела, а все в семью, — развела руками, растопырив пальцы сосисками.

И только сейчас он заметил, сколько на ней золота. Некоторые кольца уже не снять, так вросли в ее плоть, только распиливать придется. Цепочки золотые в три ряда. Он был слеп и глух. Не замечал с кем живет… Попросту ему было все равно. Чувств к этой хабалке не было, одна привычка.

— Когда я страховку с работы за травму получил, Карин… Деньги поровну поделил, там много было. Зачем? — он выпучил глаза, не понимая, как вообще можно быть подобной сукой. — Ты детей моих обворовывала. Они думали, что ничего от меня… Никогда.

Острая боль пронзила, будто спицей накалывали сердце… Еще и еще. В глазах потемнело.

Глава 4

Смену настроения Нины было видно невооруженным глазом. Она вроде и ей не рада, а послать открыто не знает как. Перед друзьями неудобно, опять же. Представила, растрещала, похваставшись. Облегчать жизнь сестрицы Маша не собиралась.

Смех Нины был навязчиво-громкий. «Фальшивит» — наблюдала за ней Сотникова сквозь очки, растянувшись на песочке у кромки воды, подставляя идеальное стройное тело краснодарскому солнышку. Чтобы не обгореть, в сумочке припасен специальный защитный крем.

Неспешно втирая в кожу средство, Мария ловила на себе заинтересованные взгляды парней и самого Фадея. Когда дело дошло до помазания спинки, к ней подошел один из них, как говориться — «попытать счастья».

— Привет. Я — Сергей, — представился поджарый брюнет. — Давай помогу, — выставил ладонь, ожидая, что она вложит в него тюбик крема.

— Маша, — она серьезно на него взглянула, будто примерялась: «А стоит ли он оказанной чести?». Но все же отдала тюбик и, перевернувшись на живот, подставила спину. Успела поймать голубой взгляд разочарования, будто он ожидал от нее каких-то других действий.

Мелкая сестрица из кожи вон лезла, чтобы перетянуть внимание на себя. Висла на блондине, несла такую глупую чушь, что даже у нее уши в трубочку стали заворачиваться.

— Нинка, так ты куда все-таки документы подала? — спросил один из ее знакомых.

— В кулинарный колледж! — деловито и гордо ответила Нина Графит, словно говорила о должности в Кремле. — Я такие научусь блюда готовить… Стану шеф-поваром в хорошем ресторане.

— Хорошая профессия, — решила похвалить ее Маша, повернув голову. Ее успокаивали размеренные поглаживания мужских рук. Вот только договаривались о спинке, а поползновения перешли на выдающуюся заднюю часть.

— Хватит! Дальше я сама. Спасибо за помощь, — остановила кавалера, вошедшего во вкус втираний.

— Обращайся, красавица, — хрипло ответил Сергей и с разбега кинулся в море.

«Жарко, наверное, охладиться решил» — Маша подавила каверзную улыбку. Но усмешка сама сползла, когда встретилась взглядом с Фадеем. Плотно сжатые губы. Глаза прищурены. Он будто обвинить ее хочет в чем-то.

Всем видом показывая, что ей глубоко пофигу, Мария прикрыла глаза и слушала шум прибоя с криками чаек. Ее перестали бесить звуки голосов. Все вокруг казалось ненастоящим, слишком декоративным. Чужим. Только приехала, а захотелось домой, играть с Генкой в нарды, помогать маме заполнять базу клиентов на компьютере. Придется еще потерпеть неделю запланированного «отпуска».

Мысли вернулись к разговору с отцом и стало неспокойно… Ее не тронуло открытие, что мачеха оказалась подлой врушкой. Она для нее «де-факто» была такой изначально. Нормальная женщина не влезет в семью, где двое маленьких детей.

— Хочешь яблочко? — опять к ней подкатил Серега.

Запах, который она с четырех лет терпеть не могла. Три дня в поезде давилась этими яблоками. И только сейчас ужаснулась той самой правде… Она-то яблоки грызла, а мама глотала слюну, видя, как Маша выбрасывает огрызки.

— Ненавижу. Яблоки, — резко поднялась и, оставив непонимающего парня моргать с зеленым фруктом в руке, пошла в море. Топить свою горечь.

Обратно ехали под мяукающий голос неугомонной Ниночки. Наматывая на палец темные волосы, она шею свернула к водительскому месту, ловя крупицы внимания мажора.

«А ведь Фадей ни разу сам ее не обнимал. О том, что парень является женихом Нины, она слышала только со слов сестры».

Сердце забилось чаще, когда они, подъехав к дому, увидели скорую помощь у подъезда, где жили Графиты. Машина, включив проблесковые маячки, выдала сигнал и пронеслась мимо.

— Это все из-за тебя, гадина! — кинулась на нее с кулаками Карина, с перекошенным от злости лицом, пружиня жирком. — Приехала добить Глеба? Он и так еле дышит… Ты-ы-ы винова-а-ата! Ы-ы-ы, — рассекала по воздуху мельницей руками, прытко нарезая круги вокруг «дылды».

Чисто рефлекторно Маша отворачивалась от ударов, но один раз получила по плечу… Тупая боль дошла не сразу из-за внезапности и шока. Она бы и еще ее достала, поскольку, отвечать шизанутой не собиралась. Вы же не станете кусать взбесившуюся собаку в ответ?

Неожиданно скандалистку перехватил Фадей, закрыв Машу своим мощным телом.

— Прекратите! — рыкнул, хорошенько встряхнув истеричку.

Карина опомнилась и громко завыла, приседая на потрескавшийся асфальт.

— Смотри, кого ты привела-а-а?! — размазывала слезы и сопли по одутловатому лицу, обращаясь к своей дочери, которая не знала, куда себя деть. — Умрет мой Глебушка из-за нее… Умре-о-от.

— Не каркайте, — подала голос Мария, закидывая сумочку на ушибленное плечо. Поморщилась, понимая, что точно будет синяк на ее чувствительной белой коже.

Мачеха театрально лила слезы, покачиваясь, сидя на коленях на земле и подвывая. Тапки с нее слетели и грязные пятки наружу. Молодежь отворачивалась, не собираясь вмешиваться в семейные разборки.

Карина так убивалась, стеная на всю уличу, будто муж уже концы отдал. Вышли соседи. Кто-то просто посмотреть, а кто-то воды ей вынес в стакане.

Мария развернулась и пошла подальше от них, попутно набирая номер скорой помощи, чтобы уточнить, в какую больницу увезли отца с этого адреса.

Глава 5

— Давай я помогу? — белая Мазда Фадея преградила ей путь. Пришлось даже отпрыгнуть с испуга, буквально в десяти сантиметрах от Маши свою тачку тормознул.

Вжавшись в столб, как к единственно прочной опоре, она помотала головой. Осталось до остановки всего ничего. Вон и автобус подходит.

— Что тебе от меня нужно? Поезжай своей дорогой. К невесте Ниночке, например, — так и хотелось махнуть сумочкой по самоуверенной красивой морде.

— Невесте? — переспросил, вскинув брови.

— Что, скажешь, это не так? — она краем глаза проследила, что нужный номер автобуса уже пропустила. Все из-за него, между прочим. Зла не хватает… Чего прицепился как банный лист?

— Нет. Не так, — через приоткрытое окно свисала его большая рука с накаченным бицепсом. — Садись, говорю, — постучал по железу. — Я слышал, как ты звонила и спрашивала про отца. А эти… его жена и Нина, просто любят пострадать. Чуть что — сразу в слезы. Помощи не жди. Говорят, что скорую помощь вызвали соседи, — он задумчиво отвел взгляд вперед. — Глеб буквально дополз, чтобы постучать к ним в дверь. Как-то не вяжется картина с любящей и заботливой семейкой.

У Маши плечи опустились. Ей стало жаль отца. На кого он променял маму? Маленькая крикливая женщина с колючими глазами. В ней столько показного лицемерия и фальши…

— Так, что принцесса? Так и будем стоять или все же в больницу съездим? — мотнул головой, дескать, садись рядом, прокачу с ветерком.

— Если что, у меня перцовый баллончик, — вздернув нос, девушка протопала босоножками. Обогнув капот и открыв дверь пассажирского места, закинула сначала длинную ножку, а потом и вся вошла, плюхнувшись на сидение.

В машине свежо, а там, за окном, раскаленный город, изрядно припекающий на солнце. На светофорах люди еле передвигали ноги под тиканье зеленого человечка. Улицы. Снова улицы. Все мелькало перед глазами, текло в никуда. Под тихую спокойную музыку, Мария, прислонившись лбом, смотрела наружу, отчасти радуясь, что не живет здесь. Она бы не смогла… Северная кровь берет свое. Слишком душно. Слишком не для нее…

— Приехали, — Фадей прервал молчание, отстегивая свой ремень безопасности. — Пойдем ко главному входу. Тебе, как близкой родственнице, должны сказать на ресепшене.

Кукольной красы девушка, с наклеенными ресницами и надутыми губками, поинтересовалась: кто, куда и зачем.

— Моего отца, Глеба Графита, привезли недавно. Если можно, хочу навестить его… А если нет — пообщаться с лечащим врачом.

— Четвертый этаж. Налево, — куколка в белом коротком халатике лучезарно улыбалась Фадею, даже не посмотрев в сторону Маши. — Его перевели из реанимации в палату интенсивной терапии. Значит, все обошлось… — тыкала алыми коготками по клавишам.

— Спасибо, — они сказали одновременно и проследовали к лифту.

***

Глеб смотрел, как по трубке стекает в его вену лекарство. Оно лечило тело, но не душу. Ошибка двадцать лет назад стоила ему семьи и счастья. Чувство потери, которое невозможно заменить другой женщиной и Ниной. Иногда он сомневался, а его ли это дочь? Но просто отметал все эти мысли, ведь больше ничего хорошего в жизни не было.

Конечно же, виноват только он и больше никто! Согласился задержаться и отметить чье-то день рождение. Выпил. Очнулся в общаге, в койке рядом с Кариной, красочно рассказывающей, что лишил ее невинности, домогался… А она, хрупкая, не смогла отбиться. Плакала. Трясла простыней с красными пятнами… На которую его стошнило.

Так хреново никогда не было. Все, о чем говорила штукатурщица, подтверждалось уродливой размазней на белом. Он пытался что-то вспомнить, но перед глазами только белый лист и головная боль долбила в виски.

Тогда Глебу хотелось, как в школе, намочить тряпочку и стереть тот вечер. Вместо пьяного застолья в рабочей каморке, пойти домой, к жене и детям. Сделать для Тамары все, что обещал влюбленным: собаку, кошку, пианино… Детский смех.

Он на утро, вместо этого, принес им горе. Уничтожил все, и себя заодно. Какое-то время откупался деньгами от Карины, отдавая половину зарплаты… А потом она сказала, что беременна.

Глеб соврал про роман и чувства… Пусть лучше так, чем Тома станет считать его насильником, мерзким животным, оскотинившимся в пьяном бреду.

Мужики на работе намекали, что Карина не так проста, как хочет казаться…

Глеб был в ловушке, в волчьей яме, и не видел из нее выхода. Хоть в петлю полезай.

А потом их не стало.

Погремушка сына на полу. Полупустой шкаф.

Он упал на пол и орал как ненормальный, бился лбом. Ногтями краску с пола скреб. Звал Тамару обратно. Прощение просил…

Сосед принес бутылку водки.

Однажды Глеб очнулся трезвый и женатый. На Карине. Так жил, как одноклеточное, на основных инстинктах, забыв про чувства. Остался только неоплаченный долг, который рос с каждым прожитым днем.

Где-то там сын, не помнящий своего отца. Женщина любимая. Дочка с зелеными глазами. В своих мечтах он поехал за ними, чтобы быть рядом, хоть издали. Реальность была иной. Не нужен такой гнилой человек светлым душам. Он снова все испортит, сделает только хуже…

Глава 6

— Что же вы за отцом не смотрите, девушка? У него случился гипертонический криз, — отчитывал врач, устало сняв очки и потирая переносицу. — С его-то здоровьем — поберечься нужно. Не в первый раз… Приступ мы купировали. Прокапаем дня три…

Мария слушала, принимая молча претензии, хотя они были совсем не по адресу.

— Покой, отдых. Витаминов побольше, — перечислял целый список, подходящий под курортное лечение. — Так и доработаться недолго, милочка, — кивнул в знак, что разговор окончен.

— К нему можно? — крикнула Маша вслед.

— Если только ненадолго. Не следует переутомлять излишним общением, — ответил вполоборота и полетел на «крыльях» распахнутого халата дальше.

— Иди, я здесь посижу, — Фадей присел на больничную лавочку и достал телефон, тут же в него уткнувшись.

Маше казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как она винила его во всем. Мысль, на которую ее навел врач, прокручивалась в голове снова и снова. Будет ли ей легче, если Глеба Графита не станет? Однозначно — нет. Он уже хлебнул горя за свои ошибки. Так надо ли добивать своим пренебрежением?

— Пап, это я, — произнесла негромко, присаживаясь на стульчик. — Ты поправляйся. Слышишь? Мы сходим в парк с тобой погулять, покормим голубей… Как в детстве. Помнишь? Ты покупал одно сливочное мороженое в стаканчике на двоих. А когда я уставала, нес меня на плечах. Мне казалось, что достаю до неба… Пап, поспи. Завтра еще приду.

Она хотела дотронуться до грубой руки, на которой был уродливый шрам от пореза. Короткие квадратные, мутные ногти, на кончиках с желтизной. Не дотянулась буквально сантиметрик. Отдернула пальцы, сжав в кулак. Порывисто вздохнув, встала и вышла, прикрыв за собой дверь.

Глеб все слышал. Лежал, стараясь не дышать. Скупая мужская слеза стекла по борозде морщин и упала на подушку. За ней потянулись другие.

«Завтра. Она придет завтра» — успокаивал себя. Нужно собраться и встать на ноги. Есть несколько дней, чтобы побыть с Машенькой и покормить голубей.

— Это тебе, — Фадей протянул ей стаканчик кофе с эмблемой кофейни.

— Спасибо, — Маша замялась на мгновение, но не стала отказываться. Сделав большой глоток, сняла с языка горечь. Подняла на него большие бездонные глаза. — Зачем ты со мной возишься? — прищурившись, еще отпила. Слизала языком каплю, попавшую на нижнюю губу.

— Угадай с трех раз, — он так мило ей улыбнулся, склонив голову набок. Прямо очаровательный котик в два метра ростом.

— Чего тут гадать? Трахнуть меня хочешь, — выкинула недопитый стаканчик в мусорный контейнер. Развернувшись, пошагала к выходу.

Наверное, хорошо, когда есть рядом сильное и заботливое плечо, надежный мужчина, решающий твои проблемы… Где-то, да. Гипотетически есть такие. Водятся в заповеднике. А в жизни они падки на каверзных девиц, из-за которых рушатся семьи и убивается доверие к людям.

Уж лучше не карабкаться наверх, чтобы не упасть и не разбиться об острые камни.

— Стой ты, дурная! — он догнал ее на выходе, опоздав заскочить в лифт. Задыхаясь от быстрого бега по лестнице, подхватил под локоть, дернул на себя. Поймал ее невольный взгляд. — Маша, нельзя судить человека, не зная его. Да, ты очень привлекательна и у любого адекватного мужчины на тебя встанет. Но, черт возьми! Я действительно хочу с тобой познакомиться, понять, что ты за человек…

— Ниночку свою понимай, — Мария дернулась, фыркая недовольно.

Больше себя боялась и своей реакции на красавца. Пора рубить концы, пока ее не унесло в изменчивые дали.

— Что же вы, девушки, все такие сложные?! — психанул, когда Маша выскользнула из его рук, оставив досаду. Что бы он не сказал, зеленоглазка переворачивает с ног на голову.

— Так найди себе простую, и не мучайся, — полоснула без ножа.

Фадей смотрел вслед девушке с кучей надуманных шаблонов и установленных ограничителей. В принципе, она не обязана ему верить… Но все же обидно. Обычно девицы из кожи вон лезут, чтобы привлечь его внимание. Странная Маша.

***

Южное солнце шло к закату. За столиком уличного кафе расположилась разношерстная компания: несколько девушек и четверо ребят. Пили прохладительные напитки, обсуждали свои дела.

— Нин, как твой батя? — спросил Сергей, откинувшись в пластиковом кресле и балансируя на двух его задних ножках.

— Да мамка сказала — ему лучше, скоро выпишут, — махнула рукой девушка и беззаботно снова отвернулась к подружке, с которой смотрели видео в тик-токе.

— Ты отца ни разу не навестила, — Фадей поднес к губам запотевшую холодную бутылку колы. — А вот Маша была…

Маленькая брюнетка напряглась. Втянув щеки, изобразила губами «рыбку». Мать ей весь мозг вынесла из-за сестры, еще он подколол…

— Дура ты непутевая! Уведет Машка богатого парня, как пить дать, уведет, — цокала языком. — Учишь тебя, учишь… Опять слезы лить пойдешь к универу? Думаешь, там козырных парней полно? Да как бы не так! Таких делают поштучно, — щелкнула пальцами. — В мое время и выбора подобного не было… Ух, где мои девятнадцать? Нинка, ты вечно собралась на моей шее сидеть? Вот уж не выйдет! — скрутила фигуру из трех пальцев и сунула ей под нос.

Глава 7

— Что вы несете?! Где она? — едва не вышибив двери, в палату ворвалась Карина.

— Кто, она? Ваша совесть? — Маша выгнулась хищным зверьком, готовым отбить атаку пухлой тетки с разводами пота под мышками и красным от ярости лицом.

Обведя пустую плату мутными глазами, мачеха вновь споткнулась об старшего выродка своего непутевого мужа.

— Забрать его надумали? А забирайте! Больно нужен такой сморчок. Работать толком не может, все ноет: тут болит, там болит, — кривляясь, показывала пантомиму на себе, став еще более мерзкой, если это возможно.

— Женщина, вы почему кричите в медицинском учреждении? Мне охрану вызвать? — следом вошел лечащий врач.

Мгновенная метаморфоза. Лицо скандалистки разгладилось, голос стал елейным и кротким, взгляд — заискивающим. Карие глаза заблестели как масленые.

— Простите, доктор. Испугалась, что с мужем моим… Захожу навестить, а его нет, — показала рукой на пустую кровать.

— Графит на процедурах, — мужчина глянул на нее с сомнением поверх очков. — Завтра надумываем выписывать, а жена только сейчас навестить решила? Дочка каждый день приходит, вас что-то не видно было.

Не найдя что ответить, Карина надула щеки.

— А ты побойчей своей мамки будешь, — хмыкнула Карина, стараясь побольнее ужалить. — Она, когда узнала, что Глеб загулял со мной, слезами залилась, умоляла меня не разбивать семью. «У меня же дети», — опять спародировала и загоготала, разинув рот, давясь слюной.

Стоя спиной к выходу, Карина не видела, что подошел мужчина в больничной пижаме. Стоял, возвышаясь. Слушал. Руки сжал в кулаки, чтобы не сорваться.

Насмеявшись, вдоволь поиздевавшись, мачеха все же заметила Машин взгляд поверх своей головы. Неуклюже пошатнулась, растопырив руки как пингвин.

— Ой, Глебушка! А я тебя ищу. Врач сказал, что ты выздоравливаешь… И то хорошо, — затараторила, «хыкая» на «Глебушке».

— Пошла вон, Карина! Я послезавтра приезжаю домой, и чтобы ни тебя, ни шмоток твоих не было, — впервые у него появились жесткие ноты. — Не уберешься — выкину в чем есть, хоть голой. Нинка пусть у сестры твоей пока поживет.

— Вы глядите, люди добрые! Чего это делается? Жену родную, с которой прожил двадцать лет, на улицу выгоняет, — схватилась за грудь рукой.

— Перед кем концерты ставишь? Здесь никого нет, Карин, кроме меня и Машеньки. «Утке» больничной на твои монологи плевать, ну или ссать она хотела. Все! Пошла отсюда. Кислород не порти, — отодвинул ее одной рукой в сторону и подошел к дочери.

— Маш? — всматривался в лицо девушки.

— Пап, все нормально. Я не удивлена. Только мне жаль, что мама не смогла послать ее куда подальше, — прикусила губу и отвернулась. — И что теперь ты будешь делать, пап?

— То, что должен был сделать давно, родная, но был слишком слабоволен. В голове словно туман. Ведь понимал, что у нее ко мне только сплошная жажда наживы. Поинтересней никого не нашла, вот и присосалась, — поморщился, как от зубной боли. Глеб прекрасно знал, что виноват сам, став безвольной жертвой манипуляторши. По дурости потерял семью… Эх. Сделал вид, что поправляет кровать, украдкой, как ему казалось, смахивал слезы. Обида — женская прерогатива. К Карине осталась только брезгливость и желание вычеркнуть навсегда из своей жизни.

— Мне бы только прощение у Тамары вымолить, — отец положил свою руку поверх хрупкой девичьей, словно это Библия, обязуясь говорить правду и только правду. — А после и умереть не страшно.

Мария задумалась, прекрасно поняв посыл: отец хочет, чтобы она стала тем мостиком, между матерью и им. Вот только нужно учитывать желание матери. Это теперь не та «плакса», которую описывала мачеха. Находясь на грани, у Тамары было плохо с равновесием, у нее выбили почву из-под ног, испинали душу… Сейчас мать — это совершенно другой человек, с закаленной броней и жестким характером. Вряд ли она захочет войти в ту дверь, которую за собой закрыла.

***

— Фадей, пригласи нас к себе. В бассейне покупаемся, музыку послушаем, — Нина ныла как маленькая, будто выронила изо рта соску.

Никто особо не удивился. В их компании Нинка всегда вела себя, как девочка-припевочка капризная.

К большому огорчению Нины, свою колу блондин не допил, а оставил на столике. Потом подошла шустрая официантка и все «лишнее» скидала на поднос и унесла. Нужно срочно придумать что-то другое! Срочно. Фадей стал раздражительным и отстраненным. Не позволяет к себе прикасаться, скидывая ее руки со своих плеч.

— Ладно, вы подъезжайте через час, я за Машей съезжу, — огорошил, оставив стоять пигалицу с открытым ртом.

— Нинка, не выходит у тебя, да-а-а? — Сергей посмеивался в ее сторону. — Уж размечталась о платье белом и кадиллаке. Только это все твои бабские фантазии. Если он и женится, то на такой принцессе, как Маша — красивой, образованной, с хорошими манерами.

— Я видела, как ты по Машке слюни пускал, — оскалилась Нина мелкими зубами. — Хочешь, помогу тебе? Баш на баш? — провела пальчиком по груди парня, делая дорожку вниз. Поддела резинку шорт и, оттянув, отпустила со шлепком.

Глава 8

Нина была решительно недовольна своей жизнью. Отец вечно хмурый и молчаливый, но нужно перед ним лебезить и строить из себя пай-девочку, чтобы выдавал на карманные расходы. Мать, строящая наполеоновские планы за счет нее, достала до зубной боли.

Карина уже спала и видела, как удачно пристроит дочь и будет тянуть из зятька деньги. Благо и жертвенный «баран» нашелся. У Карины на все был план, который она составляла каждый день в своей голове. Мужу говорила, что нужно на ремонт, на шкаф… То, се, другое. Глеб особо не проверял расходование и не запоминал, отдавал дань, лишь бы отвязалась. От перемены мест слагаемых сумма никогда не изменялась…

Накормила женушка с утра и вечером, ужин приготовила и ладно. Сама же Карина любила вкусно покушать, ходила по ресторанам, представляя себя важной особой. Могла прикрикнуть на официантку за нерасторопность и на таксиста вылить ведро помоев, на подобии ролика «вези меня, мразь». Это придавало значимости в собственных глазах. Так Карина восполняла свою внутреннюю ущербность и несостоятельность. Загляни Глеб в ее шкаф, он бы очень удивился, найдя красивые платья с бирками бутиков, сумочки и прочую «необходимую» мелочь. Дома разруха и выцветшие обои, зато у Карины ботинки как две зарплаты ее. Работать Карина не любила, но нужно. Поэтому она устроилась в парк аттракционов билетёром, где частенько подворовывала. А кто с нее спросит? Администратор Нияз давно ходит в любовниках, позарившись на пышные прелести и глупую лесть. Карине удобно управлять женатым мужчиной, он куда более щедрый.

«После приезда Машки, Глеб-то вон как заговорил? Выгнать ее решил из вшивой квартирки» — пылала «праведным» гневом женщина. Сколько проклятий Карина выкрикнула на плешивую голову мужа — не сосчитать. Выдохнувшись, уселась на скрипучий диван и уставилась в никуда. В голове пусто, как в барокамере. Столько лет положено на черствого мужика. Жаль, очень жаль. Но что было делать, когда ты залетела от прораба, а он оказался крепким орешком? Вот и подвернулся Глебушка-хлебушко. Пусть в спальне редкие пятиминутки и доброго слова от него услышишь… Свой же олух, добытый вот этими вот руками.

«Куда идти?» — оглянулась по сторонам. Здесь ее причал, пусть и неказистый.

Чтобы как-то замылить плохое, препротивное настроение, Карина решила нарядиться и походить перед зеркалом, представляя себя королевой. Натянув красное платье-разлетайку, какие некогда носила бывшая эстрадная звезда, неземная красотень вышагивала в ботиночках со стразами, затем танцевала под хит всех времен и народов «Ах, какая женщина…», размахивая руками, аки царевна-лебедь.

— Теперь понятно, куда ты тратила мои деньги. Же-на, — прозвучало как гром среди ясного неба.

Карина вскрикнула от неожиданности, попятилась, хлопая жирно подведенными глазами.

— Глеб? А я тут…

— Вещи собираешь, — кивнул на распахнутый шкаф, битком набитый тряпками. — Десять минут или все сожгу, к ебени, на заднем дворе.

Карина, растеряв боевой запал, вцепилась в янтарные бусы на шее с двумя подбородками. Ненатурально прочистила горло, будто каркала в кулак. Красное платье, что казалось минуту назад шикарным, вдруг стало тесно, оно прилипло к телу от обильно выступившего пота.

— Ты не можешь так с нами поступить! Очнись, Глеб. Ты выгоняешь жену и дочь из дома, — вскрикнула, резанув слух на высокой противной ноте.

— Как когда-то ты выжила мою жену — женщину, которую я любил, Карин? А тебя я не любил ни дня. Ты, как клоп диванный поселилась здесь, не вытравишь. Но если ты сейчас не уйдешь — раздавлю, — показал одну ладонь, прихлопнув сверху другой. — Нинку не выгоняю, она по документам мне дочь, хотя я сильно сомневаюсь, что по крови. Напомни, какая у нее группа и резус-фактор? Можешь не отвечать, и так знаю, что третья отрицательная. Она медкомиссию проходила недавно, для поступления в колледж, я и увидел ее карту, которую в прихожей оставили. Столько лет вранья, Карин. Тебе самой от себя не тошно? — ему хотелось сплюнуть.

Глеб ушел на кухню, чтобы не видеть ее и не слышать. Закрыв глаза, делал глубокие вздохи, успокаивая ноющее сердце. Он повернулся на звук волокущейся большой клетчатой котомки, наподобие той, с которой ездили раньше челноки. Карина была все еще в красном, как яркая птица… «Попугай» — подумал, он.

Никаких эмоций, кроме усталости, Глеб не испытывал. Нет! Правда была тихая радость, что можно домой пригласить Машу пожить столько, сколько она захочет.

Где там младшая непутевая дочь, он не интересовался.

— Нияз, приезжай за мной! Я от мужа ушла… Да. Все ради тебя, дорогой, — позвонила Карина любовнику, обложившись сумками по периметру, сидя на лавочке у подъезда. Вытянув ноги, она блестела на жарком солнце демисезонными ботинками, косо поглядывая на зевак из второго подъезда.

«Пусть завидуют! У них, нищебродов, таких ботиночек никогда не было и не будет».

Соседи любопытно выглядывали из окон, обсуждая между собой интересную новость: «Наконец-то Глеб прозрел и выгнал сумасшедшую бабищу, которая почти со всем домом переругалась. И дочка недалеко ушла…То с одним обжимается, то с другим».

Глава 9

— Ген, я все понимаю, но не могу по-другому поступить. Это будет на моей совести… — они разговаривали по видеосвязи.

— Что-то папкина совесть двадцать лет молчала, — красивое лицо брата заострилось от недовольства, кожа на скулы натянулась.

— У меня есть еще несколько дней, — ворчание Геннадия ее не убедили. — Понимаешь, потом этого времени может и не быть, а изменить что-то уже невозможно. Это жизнь, братишка, ее как в компьютерной игре не поставишь на паузу и нельзя пройти «уровень» дважды. Ты бы видел его в капельницах и разбитого…

— Не дави на жалость, Машка! Нас никто не жалел, — зеленые глаза полыхнули злостью. — Ты бы не поехала, так прожил он без нас хорошо и дальше, не вспоминая.

— Я тебе вечером позвоню, — скрутив губы трубочкой, послала воздушный «чмок».

Чей-то незнакомый номер настойчиво названивал, и Маша решила отчитать спам-звонящего по полной. Только это был не Альфа-банк, не сотовый оператор и даже не мошенники.

— Маша! — голос, который меньше всего ожидала услышать, после того, как послала Фадея у больницы. — Привет.

— Привет, — она встала и прошлась по номеру туда-сюда, меряя шагами длину комнаты.

— Бери купальник и спускайся вниз. Мы тебя ждем. Здесь Нина и ребята. Поедем ко мне купаться в бассейне. Посидим, пообщаемся, — за его голосом слышны разговоры, музыка, видимо действительно находится не один.

— Купайтесь. Я здесь причем? — прикусила уголок нижней губы.

— Маша, поехали! — орала Нинка где-то близко. — Не будь козой вредной. Мы специально за тобой заехали. Ничего не знаю! Ждем тебя у входа.

Отключив связь, Мария вздохнула. С одной стороны, сестра ни в чем не виновата. Это она помогла встретиться с отцом… С другой — интуиция говорила, что нужно не идти на провокацию и отшить назойливую компанию. Победил компромисс, который говорил, что ели не понравится, она всегда может уехать на такси.

Кинув в сумку купальник, солнцезащитные очки, девушка еще раз окинула взглядом помещение и вышла из номера.

Сев в прохладный салон иномарки, со всеми поздоровалась обычным «здрасьте». Выдержала взгляд внимательных голубых глаз. Нина сидела рядом с водителем и щебетала какую-то ересь про то, что вычитала в интернете о глобальном потеплении.

Маша только внешне казалась спокойной и решительной. Ей было не по себе от глупых шуточек, которых раньше не замечала. Рядом сидел Сергей и как будто специально травил самые пошлые анекдоты, над которыми Карина смеялась во все горло. Фадей просто хмыкал, видимо привык… Хотелось открыть дверь и выпрыгнуть на ходу.

— Машуль, что такая кислая? Бери пример с сестры, — опалил скулу с запахом мятной жвачки Сергей.

— Будешь указывать мне как себя вести? Думаешь есть такая кнопка, на которою можно нажать, и я стану по-идиотски ржать? — огрызнулась Мария, и отодвинулась от него, оказавшись впритык к двери.

— Серый, что ты в самом деле пристал? — вступился Фадей, почувствовав ее раздражение, и кинул на парня предупреждающий взгляд.

— Че я?... Только спросил, — забубнил, отвернувшись в окно.

Нина хлопала глазами, поняв, что сестра сейчас в ее огород бросила камень, и не знала — то ли ей обидеться, то ли возразить на «идиотский смех». Пока думала, время было упущено, и они уже подъезжали к высоким воротам, которые разъехались автоматически при нажатии пульта в руках хозяина.

Здесь было человек пятнадцать самых разных людей. Негр, с русским именем Аркаша, в роли ди-джея подавал настроение. Много напитков на любой вкус, закуски, фрукты. Бассейн с кристально чистой водой совсем не пах хлоркой.

— В воду не ссать! Или заставлю сожрать свои трусы, — выдавал наставления Фадей на понятном для компании языке. — Цветы мамкины — не трогать!

Через некоторое время Маша расслабилась, вкусив слабоалкогольный лимонный коктейль, который ей вручила сестра, сказав, что «вкусненький». И были танцы в бассейне и на площадке рядом. Брызги. Смех. Все смешалось в сиреневом тумане. Чьи-то чужие руки гладили бедра. Хриплый голос шептал: «Машка, какая ты красивая».

Голос другой отогнал первый. Был звук удара и матерный сленг. Туман становился все гуще, утягивая за собой, поглощая полностью… Марево как живое, из которого торчали голубые глаза и голос Фадея звал:

— Маша! Маша, что с тобой? Кто, блядь ей что налил? Свалили все нахер! Вырубай музон… Машенька, держись. Сейчас приедет врач… Не отключайся! Смотри на меня!

Качели-карусели убаюкивали. Нужно было только за что-то держаться, чтобы не упасть в воронку внизу и Мария держалась за сильную руку.