Олег
Ключи звякнули в кармане, когда я остановился возле почтовых ящиков на первом этаже панельной девятиэтажки.
Обычно я проверял почту раз в неделю — в основном там лежали счета за коммунальные услуги и рекламные листовки.
Но сегодня что-то заставило меня заглянуть в ящик под номером «32».
Среди обычного мусора — предложений с кредитами, скидками, сантехникой — оказался небольшой конверт.
Самый обычный, канцелярский, какие продают в любом магазине за три рубля. На лицевой стороне аккуратным женским почерком выведено: «Кравцову Олегу Петровичу».

Кто в наше время письма пишет?
Все через мессенджеры общаются, электронную почту. Бумажная корреспонденция — это прошлый век, разве что пенсионеры еще так делают.
Повертел конверт в руках. Бумага обычная, офисная. Почерк, похоже, женский, каллиграфический. Палочки ровные, буквы одинаковой высоты.
Любопытство взяло верх — вскрыл, развернул сложенный вдвое листок.
«Твой брат избивает меня и детей. Помоги. Анна».
Я застыл посреди подъезда, держа в руках этот проклятый листок. Перечитал еще раз. Потом еще.
— Чушь какая-то, — пробормотал я, оглядываясь.
Сергей?
Мой старший брат, гордость семьи, успешный предприниматель? Тот самый Сережа, который никогда голоса не повышал, жене цветы дарит без повода и детей в Диснейленд возит? Сережа избивает семью?
Это звучало как бред сумасшедшего.
Чертов лифт опять сломался. Пришлось подниматься на восьмой этаж пешком, и каждая ступенька отдавалась болью в пояснице.
В тридцать два уже чувствуешь себя развалиной — спасибо авиазаводу. Каждый день над чертежами горбатишься, плечи затекают, спина ноет.
Дома я достал записку при нормальном свете — перечитал. Почерк определенно женский, аккуратный. Но это просто не могло быть правдой.
— Это розыгрыш, — сказал я своему отражению в зеркале прихожей. — Полнейший бред.
Но кто мог так меня разыграть?
У меня нет врагов — коллеги уважают, с соседями отношения нейтральные, друзей немного, но все серьезные люди.
Подобные шутки не в их стиле.
К тому же, кто знает про мою семью так много?
Пошел на кухню, включил плиту, поставил разогреваться вчерашний борщ.
Руки делали привычные движения — автоматически нарезали хлеб, доставали сметану из холодильника, но мысли были совсем не о еде.
«Соберись, думай логически», — приказал я себе, помешивая борщ.
Первый вариант: эмоции. Может, супруги поругались, и Аня в сердцах написала глупость, о которой сейчас жалеет?
Такое бывает — люди в момент злости говорят и делают всякую чушь. Возможно, Сережа накричал на нее или хлопнул дверью, толкнул плечом, а она восприняла как «избиение».
Второй вариант: проблемы с психикой. После родов женщины иногда… ну, бывает у них. Послеродовая депрессия, гормональные сбои.
Может, она преувеличивает обычные семейные конфликты, видит угрозу там, где ее нет.
Третий вариант: месть. У Ани могли быть обиды на Сергея — не связанные с физическим насилием — и она решила его «наказать», написав такую записку.
Обиженные женщины способны на многое.
Каждое объяснение звучало разумнее, чем… чем то, что не укладывалось у меня в голове.
Налил борщ в тарелку, но есть не хотелось — аппетит пропал начисто. Оставил почти нетронутым, прошел в гостиную.
Сел в кожаное кресло — подарок родителей на новоселье пять лет назад. Единственная дорогая вещь в моей скромной квартире.
Остальная мебель из IKEA, самая простая.
Я закрыл глаза, позволил воспоминаниям унести в детство. Мне семь лет, местная шпана отобрала новую машинку — подарок на день рождения.
Пришел домой в слезах, размазывая сопли по лицу. Серега, которому тогда было одиннадцать, молча выслушал мой рассказ, взял за руку и повел во двор.
Не просто машинку вернул — так поставил обидчиков на место, что больше ко мне не приставали. Вообще никогда, до самого окончания школы.
Один раз показал, кто тут старший, и все поняли: трогать Олега и Сережу Кравцовых себе дороже.
— Никого не бойся, — сказал тогда. — Если что, я всегда рядом.
В школе он был звездой. Капитан волейбольной команды, отличник, любимец девочек и учителей. Все хотели с ним дружить, все им восхищались.
А я был «братишкой Сережи Кравцова» — серой мышью, нелюдимым зубрилой-математиком.
Но Серега никогда своими успехами не кичился. Помогал с уроками, когда я не понимал что-то — в химии и биологии я полный профан.
Учил кататься на велосипеде, терпеливо придерживая, пока не научился держать равновесие.
Анна
Я быстро шла от парка, все время оглядываясь. Дыхание спирало. Что я наделала? Господи, что я наделала!
Если Сережа узнает… если он узнает!..
Машины мужа во дворе не было — значит, еще на работе. «И слава Богу, — подумала я, — есть время прийти в себя».
Дети уже были дома, свекровь забрала их из школы и сада, но остаться с ним не смогла.
Войдя в лифт, я взглянула на себя в зеркало и увидела в отражении измученное бледное лицо, красные от слез глаза и растрепанные волосы.
Так нельзя показываться детям.
Я достала из сумочки влажные салфетки, стерла следы слез, поправила волосы, расправила куртку. Попробовала улыбнуться, но получилось криво, как-то неестественно.
Попробовала еще раз.
«Так-то лучше», — сказала я себе.
Репетировала: «Привет, мои дорогие! Как дела?» Пойдет, никто даже не заметит. Никто не должен догадаться, что я только что чуть не предала семью.
А ведь это и было предательством. Я рассказала семейные тайны чужому человеку. Да, Олег — деверь, но все равно чужой.
Муж никогда мне этого не простит.
Я глубоко вдохнула, а затем выдохнула. Поднявшись на этаж, привычно звякнула ключами в замке и вошла в квартиру.
Из детских комнат до меня донеслись голоса детей — Вика вслух считала, а Артем, пыхча и приговаривая, во что-то играл.
Я только успела повесить куртку, как в коридор выскочил сын и крикнул:
— Мама пришла!
Я подхватила его на руки, зарылась лицом в его мягкие волосы.
— Как дела, солнышко? Что делаешь?
— Строю замок для принцессы! — Слезая с рук, гордо объявил он и потянул за собой в детскую. — А ты где была? Мы тебя ждали.
— На работе задержалась, — легко соврала я. — А чем занимается Вика?
— Говорит, математика не получается.
Я прошла в детскую. Вика сидела над тетрадью, сосредоточенно что-то считая. Кудряшки растрепались и лезли в глаза — точь-в-точь как у меня в ее возрасте.
На розовой щечке красовалась синяя полоса от ручки.
— Привет, моя умница. Помочь?
Вика подняла голову, и я увидела в ее глазах напряжение, которое, на мой взгляд, было вызвано вовсе не математикой.
— Мам, а папа скоро придет? — тихо спросила она.
— Не знаю, родная. Может, задержится на работе. А что?
Тут мне показалось, что в глазах дочери промелькнула надежда. Мое сердце сжалось от боли. Говорят, что дети всегда все понимают и чувствуют.
И особенно на них отражается настроение матери.
Пока дети были заняты, я прошла в ванную — единственное место в доме, где я могла расслабиться на несколько минут.
Заперев дверь на замок, я закатала рукава, чтобы вымыть руки. На левом запястье желтел старый синяк — Сережа схватил меня за руку, когда я неправильно поставила тарелки в посудомойку.
На правом плече под кофтой тоже темнело свежее пятно — вчерашний «урок» за то, что забыла купить ему сигареты.
Достав из аптечки тональный крем, я принялась маскировать следы «воспитательной работы» мужа. Аккуратно замазала синяки и растушевала границы.
Теперь в зеркале отражалась обычная усталая женщина, а не жертва домашнего насилия.
Спина все еще болела там, где он толкнул меня в стену три дня назад. Взяла из аптечки две таблетки обезболивающего, запила водой из-под фильтра.
Лекарства кончались быстро — приходилось покупать без рецепта в разных аптеках, чтобы не вызывать подозрений.
На кухне я принялась готовить ужин — спагетти с мясным соусом, любимое блюдо мужа. Руки совершали автоматические движения, а голова была занята воспоминаниями.
Когда все это началось? Кажется, после рождения Вики. До этого Сережа был идеальным мужем — цветы без повода, романтические ужины, нежные слова.
Я думала, что нашла принца из сказки. Он даже ходил со мной на партнерские роды, три дня не отходил от моей постели, кормил с ложечки, читал книги вслух.
Привозил цветы каждый день — разные, чтобы в палате всегда пахло весной.
Но после выписки из больницы мужа как подменили, он стал раздражительным и придирчивым. Говорил, что я плохо слежу за ребенком, в доме беспорядок, а я располнела и стала некрасивой.
Первый удар был «случайностью». Двухмесячная Вика плакала всю ночь, я качала ее на руках, но никак не могла успокоить.
У Сережи на следующий день была важная встреча, нужно было выспаться, и, конечно, от детского плача он никак не мог уснуть.
В один момент он вскочил и попытался вырвать ребенка из рук, но я не отдала — испугалась, что он может навредить ей.
— Дай сюда, ты не умеешь! — рявкнул он и оттолкнул меня.
Падая, я ударилась спиной о комод. Острый угол врезался между лопатками, в глазах от боли заплясали искры, а за ними брызнули и слезы.
Олег
Воскресный семейный обед у родителей — традиция, от которой никто не смел уклоняться. После той странной встречи с Аней в парке я ехал туда с особым рвением.
Мне нужно было внимательно понаблюдать за Сережиными домочадцами, найти подтверждение или опровержение тем сомнениям, которые посеяла во мне дурацкая записка.
И вот я уже стоял у родительской квартиры. Дверь открыла мать в цветочном фартуке.
— Олежка! А я уж думала, не приедешь. Сережа с семьей уже час как здесь.
Родители всегда относились к нам по-разному. Не то чтобы меня обделяли вниманием, но радость за достижения брата будто была немного ярче.
Сережа — первенец, долгожданный сын, который оправдал все их ожидания. Меня хвалили за хорошие оценки по физике, за то, что помогал отцу чинить машину, за аккуратность.
А Сережу — за проявления лидерских качеств, за то, что он «настоящий мужчина», за успехи, которыми можно похвастаться перед соседями.
Войдя на кухню, я почувствовал потрясающий запах жареной курицы и фирменного маминого пирога с яблоками.
Сергей сидел во главе стола в белой рубашке, рядом примостилась Аня, низко опустив голову, и резала хлеб детям.
Вика и Артем сосредоточено жевали курицу.
— О, явился. — Брат поднял голову от тарелки. Голос был ровный, но глаза такие холодные, что мне стало не по себе. — А мы уж думали, не захотел к родителям ехать.
— Работа задержала, — ответил я, садясь на свободный стул.
— Да какая у тебя работа в выходные, — засмеялся отец. — Это Сережа круглосуточно на телефоне.
— Чертежи правил…
— Бизнес не ждет, — перебил брат. — Вот вчера с заказчиком говорил до одиннадцати вечера. Хочет изменения в проект внести. А сроки поджимают.
— Ну и что, внесешь? — спросила мать.
— Конечно. Клиент платит — мы делаем. Только теперь придется рабочих в две смены ставить.
Он рассказывал спокойно, обстоятельно, но ни разу не посмотрел в мою сторону. Играл роль образцового сына при родителях.
— А у Олега как дела? — спросил отец. — На заводе-то как?
— Да нормально. Новый лайнер проектируем.
— Пассажирский?
— Грузовой. Для дальних перевозок.
— Ишь ты, — отец оживился. — И какая грузоподъемность?
— До ста восьмидесяти тонн. Если все получится.
Сергей хмыкнул.
— Если получится. А если не получится?
— Тогда будем другой проектировать, — ответил я, не понимая претензии.
— Удобно. Ошибся в расчетах — ничего страшного, попробуем еще раз. А у меня каждая ошибка в деньги выливается. Реальные деньги.
— Сережа, не зли брата, — одернула мать. — У каждого своя работа.
— Я не злю. Просто говорю, как есть.
Анна за весь разговор не сказала ни слова. Только периодически поправляла детям салфетки на груди и резала мясо на кусочки.
Двигалась осторожно, как будто боялась привлечь внимание. Когда она потянулась за солонкой, рукав кофты немного задрался, и я заметил желтое пятно на запястье похожее на старый синяк.
— Анечка, а у тебя как дела на работе? — обратилась к ней мать.
— Хорошо, спасибо.
— А зарплату повысили? — поинтересовался отец.
— Нет, пока нет, — смущенно ответила Аня.
— А что повышать-то? — вмешался Сережа. — Там и так работы кот наплакал.
— Но Ане нравится, — заступилась мать.
— Нравится — пусть работает, кто запрещает-то? — хмыкнул Сережа. — Только серьезным делом это назвать сложно.
Аня съежилась еще больше, а я почувствовал, как закипаю изнутри. Вот так он ее и унижает — постоянно, при свидетелях.
— А что, по-твоему, серьезное дело? — не удержался я.
Сергей наконец посмотрел на меня прямо.
— То, что деньги приносит. Настоящие деньги. На которые семью содержать можно.
— Не все деньгами меряется.
— Да? А чем тогда? — он снова усмехнулся. — Красивыми словами? Высокими идеалами?
— Хватит вам, — вмешался отец. — За столом не ругаются.
— Мы не ругаемся, пап, — сказал брат. — Просто обсуждаем жизненные приоритеты.
Он снова переключился на родителей, стал рассказывать про планы на лето. Образцовый муж и отец собирается везти семью в Турцию, присматривает отель, изучает программы для детей.
А я смотрел на Аню. Она кивала в нужных местах, улыбалась, когда требовалось, но глаза оставались пустыми.
Как будто она физически присутствует, а духом где-то далеко.
— Вика, а как дела в школе? — спросила мать внучку. — Учишься хорошо?
— Да, бабуля. Стараюсь.