(не) измена, (не) развод

Глава 1

Для новых покупателей действует программа лояльности: скидка 20% на все остальные мои книги в течение трех дней после покупки

- Егор, я тебе не изменяла. Это твой ребенок.
- Не морочь мне голову, Лера. У отца с четвертой группой крови и матери с первой не может быть ребенка с первой.
- Я не знаю, как так получилось.
- Это твои проблемы.
- Давай сделаем тест на отцовство.
- Не вижу смысла.
***
Он уехал работать на другой конец света, оставив меня с новорожденной дочерью, которую не хочет признавать своей. А я – ни замужем, ни в разводе! – пытаюсь встроиться в новую реальность, похожую на театр абсурда...

- А теперь еще раз и спокойно, пожалуйста, - попросила Рита. – А то ни фига не понятно, но очень интересно.

Я покосилась на спящую Марусю, села в кресло и поняла, что сил моих больше нет. Все это напоминало триллер, где героиня просыпается в незнакомом доме рядом с незнакомым мужиком, уверяющим, будто он ее муж, а она точно знает, что в жизни никогда его не видела. Захотелось закрыть глаза, уйти обратно в сон и не просыпаться.

- Ладно, давай я, - пришла на помощь Рита. – У Егорчика четвертая группа, у тебя первая, а у Маньки…

- Тоже первая, чего по законам генетики быть не может.

Я на самом деле закрыла глаза и увидела все это так, словно отмотала пленку на неделю назад…

Двенадцать часов мучений остались позади. Маруся благополучно появилась на свет. Пожилая тетечка-неонатолог торжественно выкатила ей две апгаровские десятки – почти как орден.

- Умничка девочка, - одобрила то ли меня, то ли ее. - Сейчас возьмем немного крови из пуповинки на анализ. Проверим, нет ли резус-конфликта. И группу заодно. Это экспресс-тест, три минуты – и готово.

У меня был отрицательный резус, у Егора положительный, поэтому несколько раз за беременность я сдавала кровь на антитела, все было в порядке.

Папаша держал дочку на руках и блаженно улыбался. Я тоже улыбалась – расслабленно и счастливо. Но через три минуты это царство улыбки разлетелось вдребезги от озадаченного «хм».

- Люба, дай другой тест, - попросила врач акушерку.

- Что-то не так? – испугалась я.

- Наверно, бракованный, - пробормотала она, сдвинув брови.

Но и второй результат не развеял ее удивления.

- Вы не будете возражать, если мы и вам тесты сделаем? – спросила она нас с Егором. – Уточним?

- Можете сказать, в чем дело? – нахмурился Егор.

- У ребенка первая группа, - после паузы ответила врач. – В карточке написано, что…

- Твою же мать! - процедил он сквозь зубы и бросил на меня косой взгляд. Не просто косой, а похожий на удар лезвием. – Мне двадцать раз делали. Четвертая группа плюс. Ну давайте, берите.

Биолог без объяснений сразу понял, в чем дело. Я хоть и была от всех этих дел очень далека, но общее представление тоже имела.

Не могло быть первой группы крови у ребенка, родившегося от матери с первой и отца с четвертой. Только вторая или третья. Вот так и палятся неверные жены.

Прикол в том, что Егору я не изменяла. Да, он у меня был не первым. И даже не вторым. Но последние мои отношения закончились еще до нашего знакомства. Мы встречались девять месяцев и четыре года были женаты. Вот так и поверишь в мифическую телегонию – ересь, вливающую, что каждый половой партнер женщины, особенно первый, оказывает влияние на наследственные признаки ее потомства от нового партнера. Ну или что меня усыпили, изнасиловали, а я и не заметила.

Бред, абсурд!

Наши анализы только подтвердили то, что и так было известно. У меня первая отрицательная, у Егора четвертая положительная.

- Прекрасно… - он отошел к окну.

- Егор, это твой ребенок, - проблеяла я жалко, как будто оправдывалась. – Я тебе не изменяла. Не знаю, почему так... получилось.

Врач и акушерка переглянулись. Им явно было неловко.

- Мы девочку заберем пока в детское отделение, - сказала врач. – Потом принесем, когда вас в палату отвезут. Вам, наверно, поговорить надо.

- Не надо, - отрезал Егор. – В смысле, говорить тут не о чем. Я пойду.

Дверь за ним закрылась. Марусю увезли. Мне показалась, что я осталась одна на всем белом свете. Родители, подруги, коллеги – все как будто в другой вселенной. А я одна – в пустой и холодной.

Слезы потекли как вода.

- Ну не надо, не надо, - акушерка, совсем молоденькая девочка, погладила меня по плечу. – Все устроится.

Я уцепилась за ее слова, как утопающий за соломинку.

Конечно, устроится. Я ведь точно знаю, что это ребенок Егора. В конце концов, можно сделать тест на отцовство.

Глава 2

Я познакомилась с Егором пять лет назад на дне рождения подруги Веры – он тогда встречался с ее сестрой. Ему исполнилось двадцать шесть, он заканчивал аспирантуру биофака и писал диссертацию. Я после универа работала гидом, водила группы по всяким нестандартным местам.

При первой встрече он особого впечатления на меня не произвел. Да и не имела я привычки интересоваться чужими мужчинами, даже если я была на тот момент одна. Месяца через два мы столкнулись на Московском вокзале. Он откуда-то приехал, а я провожала гостившую у меня приятельницу. Узнала его далеко не сразу. Точнее, вообще не узнала бы, если бы не подошел сам и напомнил, кто он такой.

Егор предложил зайти в «Дю Норд» и выпить кофе. Посидели, поговорили. Он сказал, что с девушкой своей расстался, пригласил куда-нибудь сходить. У меня тоже никого не было, поэтому согласилась. Так мы и начали встречаться. Через месяц оказались в постели, через полгода съехались, еще через два месяца поженились.

Защитив диссер, Егор устроился старшим научным в НИИ системной биологии и медицины. Иногда его приглашали куда-то почитать лекции или провести семинар. Тема у него была расплывчатая: «интегрирование редких видов животных в несвойственные им экосистемы». А если проще, то он изучал жизнь больших панд, переселенных из родных мест.

Когда-то я наивно думала, что панды офигеть какие плюшевые няшечки, так бы и затискала. Оказалось, что это злые, опасные и отчаянно вонючие твари, ласковые только к своим детенышами, да и то не всегда. К счастью, не на собственном опыте узнала, но Егору доверяла. А он их обожал, несмотря на злобность и вонючесть.

Еще до свадьбы Егор признался, что его большой мечтой было поехать в Китай и поработать в пандозаповеднике. Вообще-то это может сделать любой желающий, но за деньги. То есть за то, чтобы раскладывать на одеяле детенышей панды, надо очень даже неплохо заплатить. Проживание и питание тоже за свой счет. Однако редких счастливчиков берут туда именно поработать – в качестве научных сотрудников. Егор подавал заявку, но ответа так и не получил.

Приглашение пришло, когда я уже была беременна.

«Ты серьезно хочешь уехать на два года, оставив меня одну с ребенком?» - неприятно удивилась я.

«Ну почему одну? – кажется, его тоже неприятно удивило, что я не прыгаю от радости за него. – А родители что же? Не помогут?»

Тогда мы капитально поругались. Егора обидело то, что я, по его выражению, «забила болт на его мечту», а меня – что он готов променять жену и новорожденного ребенка на каких-то вонючих медведей.

В итоге от идеи этой он отказался, но холодок между нами так и остался – как от неплотно закрытой форточки.

Когда родители привезли нас с Марусей домой, я не обнаружила некоторых вещей Егора и его документов. И загранпаспорта тоже. А когда выяснилось, что и на работе моего любезного нет, это навело на определенные мысли.

Проводив Риту, я полистала контакты и нашла телефон начальника Егора. Мы с ним не общались, даже не были знакомы, но номер я на всякий случай записала.

- Николай Валентинович, добрый день, - сказала как можно тверже, хотя получилось так себе. – Это Валерия Белова, жена Егора. Вы не могли бы подсказать, где он?

- Простите, а вы что, не в курсе? – удивился он.

- Была бы в курсе – не звонила.

- Так он в Китай улетел в понедельник. В Чэнду. В заповедник панд. Ему приглашение еще зимой пришло, но он отказался. А сейчас согласился. Взял научный отпуск на два года.

- Прекрасно… - убито сказала я.

- Я удивился, как Егор вас с ребенком решил оставить, ведь из-за этого сначала отказался. Но он сказал, что все согласовано.

- Да. Спасибо. Всего доброго, - я нажала на отбой.

Маруся не позволила впасть в истерику – завозилась и начала кряхтеть. Пришлось взять, сменить подгузник, поносить на руках. А там и кормить время пришло. Ребенок – лучший антиистерин. Потому что истерить тупо некогда.

Вот теперь все встало на свои места.

Жена – блядь, нагуляла младенца на стороне, генетика ее разоблачила. Что? Утверждает, будто чиста и невинна? Предлагает сделать тест на отцовство? На хер! И так все ясно. Счастливо оставаться, а я поеду навстречу своей мечте.

В моей парадигме это было так подло, что отказывалось укладываться в голове. Если бы он привел любовницу в нашу спальню и я их застукала, и то было бы не так мерзко.

Окажись я на месте Егора, ухватилась бы за любую возможность, чтобы узнать правду. Чтобы убедиться: ребенок действительно мой. Вот только он этого, кажется, не хотел.

Нет-нет, девочки, я не при делах. Есть табличка групп крови, а все остальное от лукавого. И не надо всякого там ля-ля.

Господи, но это же абсурд! Неужели действительно сраные панды могут быть важнее жены и дочери?

А может, он просто искал формальный повод, чтобы свалить? Не очень-то и хотел этого ребенка. Маруську мы не планировали, случайно получилась.

Ну что ж, сказал тогда Егор кисло, если уж так вышло…

Или не искал повода, но раз получил – грех не воспользоваться.

Не все ли равно теперь. Вроде и известно, где он, а как будто на луне.

Глава 3

Еще несколько дней я все же надеялась, что у Егора проснутся хотя бы остатки совести и он как-то даст о себе знать.

Ну да, хрен там плавал. Вот так и разбиваются розовые очки.

Отматывая пленку назад, я пыталась поймать тот момент, когда меня затянуло в эти отношения по уши. Ведь не было какой-то безумной любви с первого взгляда, искр, молний, ядерных взрывов и прочей пиротехники. Именно затянуло, засосало – как в болото. Плавно и незаметно.

Мой предыдущий роман кончился больно. Вот там как раз были и искры, и все прочее. Полыхало так, что плавился шифер на крыше – который в принципе не плавится и не горит. Так же бурно все и закончилось. Макс приревновал меня к какому-то парню в ночнике, отвесил оплеуху, на этом все и умерло. С агонией. Он просил прощения, еще с месяц нарезал круги, и очень хотелось простить, но я сказала себе: нет, нельзя. Если уж поднял руку, единственным этот раз не останется.

Переболела, переломалась и только-только начала приходить в себя, как встретила Егора – во второй раз. В первый и внимания особо не обратила, не до того было. Тем более он был не из тех мужчин, которые сбивают женщин на лету. Не из тех, которые «ах, какой». Симпатичный, но слишком уж серьезный и замкнутый. Что называется, вещь в себе.

Зато с ним было интересно. Мне вообще нравились умные. Он говорил, а я слушала. Не потому, что сама была такой уж дурочкой. Просто биологию в школе преподавали настолько скучно, что я обошла ее по периметру. Моя четверка в аттестате была пустой, как фантик без конфеты. А он знал столько всего интересного, что с ним никогда не было скучно. Ну и все остальное потихоньку подтянулось.

В постели мы притерлись, правда, не сразу. Я привыкла к несколько иному стилю интимного общения. Погорячее. Но если уж выбирать между пожаром с рукоприкладством и чем-то более сдержанным, лучше уж так. Да и выбирать-то никто особо не предлагал.

Сейчас мне было вообще не до секса. Даже представить не могла, что снова захочется, до такой степени выматывалась с Марусей. И это она еще была довольно спокойной, насколько я понимала по рассказам подруг и теток с мамских форумов. Зато есть могла все то время, пока не спала. Какие там графики кормления! Как жаб из мульта про Дюймовочку: поели – можно и поспать, поспали – можно и поесть.

Первая неделя дома четко показала, что время сломалось. Дни куда-то исчезали, но когда я оглядывалась назад, казалось, что прошло как минимум полгода. Если бы не календарь, где вычеркивала клеточки, точно запуталась бы.

Зачем вычеркивала? А по инерции. Как раньше – когда отмечала, сколько осталось до предварительной даты родов. Вернулась из роддома и на автомате продолжила.

К концу второй недели мама, приезжавшая через день, положила передо мной бумажку с номером телефона.

- Что это? – вяло удивилась я.

- Генетическая консультация. Позвони и запишись на прием. Объяснишь, в чем дело, и тебе скажут, сразу приезжать с Марусей или сначала одной. И погугли «бомбейский синдром».

- Что это? – повторила я, как заевшая пластинка.

- А это та самая фигня, которая у Маруси. Скорее всего. Если она действительно дочь Егора.

- Мама! – меня аж подкинуло.

- Ну если «мама», значит, звони. Можешь прямо сейчас. Если тебе это нужно. Откуда я знаю, может, тебя все устраивает.

- Нет, конечно. И что там?

- Там тебе все на пальцах расскажут и возьмут у Маруси анализы. Я узнавала, их далеко не везде делают. Там как раз должны. А если и нет, то скажут, куда пойти.

Мне стало жутко стыдно, потому что все это нужно было сделать самой, не дожидаясь, когда принесут номер на бумажке. Сказали же в роддоме, что это какая-то генетическая аномалия. И в интернете надо было поискать, который, зараза, все знает, и консультацию найти. Но я так отупела от всего этого, что собиралась бы до морковкина заговенья. Тем более Егор все равно уехал и сообщения мои не читал.

Регистратура долго играла в ухо музыку, периодически упрашивая оставаться на линии. Мама держала на руках уснувшую Марусю. Ее суровый взгляд не позволял плюнуть и нажать на отбой. Наконец ответила девушка с насморочным голосом. Я как могла изложила ситуацию.

- У вас есть направление? – равнодушно спросила она.

- Нет. А где его взять?

- У участкового педиатра. Могу записать вас на первое сентября. Успеете за две недели.

- Спасибо, запишите, - я кивнула, как будто она могла меня увидеть. – А приходить с ребенком?

- Разумеется. И с отцом желательно. У всех еще раз возьмут анализы.

- Отец за границей. Надолго.

- Ну… значит, без него.

Убедившись, что я записала дату и время на ту же бумажку, мама расцеловала сначала внучку, потом меня и отправилась домой. Закончив очередное кормление, я уложила Марусю в кроватку и снова взялась за телефон.

Бомбейский синдром? А вот и он. Ой, сколько всего!

Написано было много и заумно. Я тут же запуталась во всех этих зиготах, аллелях и специфических белках. Но суть все же выудила.

Все дело было в редких генах, которые встречаются у одного человека из двухсот тысяч. Когда эти самые редкие люди с редкими генами встречаются, то у их ребенка получается то, что называют бомбейским синдромом или бомбейским феноменом. Группа крови у него может быть какой угодно, по всем генетическим правилам. Однако обычный лабораторный анализ все равно покажет первую – потому что зловредные бомбейские гены блокируют выработку специфических белков. Вот как-то так.

Глава 4

Родишь – узнаешь, что такое счастье. Но будет поздно…

Нет, я, конечно, не была согласна с этим полностью, но иногда вспоминала. Например, когда бросила Маруську на маму и пошла в детскую поликлинику за направлением. Как раз накануне к нам приходила патронажная медсестра и сказала, что его может дать лишь участковый врач.

Стоило мне сказать, что я только возьму бумажку, очередь, которая сладострастно из-за чего-то ругалась, мгновенно объединилась против меня.

Мы тут с восьми утра, с детьми, вопили мамаши и бабушки, глянь, нахалка какая.

Они бы, наверно, порвали меня в клочья, если бы из кабинета не выглянула медсестра.

- Мне направление в генетическую консультацию, - бросилась я к ней.

Очередь зашумела еще громче. Медсестра обвела теток холодным взглядом голодной акулы и пропустила меня в кабинет.

Нет, я их понимала, конечно. И если бы сидела с ними в очереди, тоже возмутилась бы. Но что поделаешь, собственный порезанный палец всегда ближе к сердцу, чем война за справедливость в Гондурасе.

Врачиха, усталая женщина за сороковник, выслушав меня, сначала поджала губы, но тут же отпустила их обратно. Видимо, сообразила, что будь я спалившейся потаскухой, забилась бы тихо под коврик, а не бегала бы по консультациям. Быстро заполнила бланк и отправила в страховой стол ставить штамп. Очередь вдогонку еще раз обозвала нахалкой, но меня это мало тронуло, потому что часть дела была сделана.

Следующие две недели прошли в штатном режиме молодой матери. Кто плавал – знает. Кто нет – тому не объяснишь. Неожиданно Маруське стукнул месяц. Родители приехали с игрушками, одежками и дизайнерским тортиком, после чего выяснилось, что у деточки аллергия на орехи. Мамочка съела кусочек размером с почтовую марку – девочку обсыпало.

А еще я додумалась до читерской хитрости: если на улице шел дождь, выставляла Маруську в коляске на лоджию, а сама спала, положив под ухо радионяню. Так я хотя бы в течение дня не засыпала раньше, чем успевала принять горизонтальное положение. Но тут был свой минус: в те несколько минут, пока ко мне подбирался ночной сон, коварно нападали мысли о Егоре.

Я не хотела о нем думать – но… думалось. Столько времени вместе – прорастаешь друг в друга. Отрывать приходится с мясом и кровью. Особенно когда есть ребенок – общая плоть и кровь. Томилась души, томилось тело. Нет, по-прежнему было не до секса, но не хватало тепла. Не хватало мужчины рядом. Не просто какого-то абстрактного, а того, которого любила. С кем привыкла засыпать, с кем было так уютно и надежно.

Казалось, что надежно…

Тоска грызла, глодала, вытаскивала через горло внутренности, наматывая их на кулак. К счастью, недолго. Приходил сон и спасал меня. До следующего вечера.

Наконец подкатило первое сентября. По большому счету, никакой практической пользы от консультации я не ждала. Ну скажут мне, что у Маруси этот самый бомбейский синдром. И что? Отправить результаты анализов Егору? Отправлю. Он заплачет, раскается и вернется? Нет, нет и еще раз нет. Просто притворится, что ничего не видел. Посмотрит на пуш с экрана, а заходить в переписку не будет. Ничего не видел, ничего не знаю. Я не я и лошадь, то есть дочь, не моя.

Нет, это нужно было мне. Чтобы не просто что-то прочитанное в интернете, а подтвержденное анализами. И чтобы знать, чем может быть чревата такая аномалия для Маруси. Ведь если на самом деле у нее не первая группа, то как быть, если, не дай бог, понадобится переливание?

Когда я уходила в декрет, в турбюро мне надарили много всяких штучек для младенца, в том числе и эргорюкзак, но Маруся для него была еще слишком мало. Наматывать слинг я так и не научилась, поэтому пришлось везти на такси в люльке-переноске.

Врач-гематолог, к которому нас отправили, оказался сравнительно молодым, лишь немного постарше меня. Внимательно выслушал, просмотрел записи в Марусиной карточке, распечатал направление на анализы.

- Очень жаль, что отец не смог прийти. Его генотип – это важно для полной картины.

- Он работает за границей, - пробормотала я, пытаясь проглотить полыхнувшую злость.

- Ну что делать. В принципе, выводы можно будет сделать по вашему анализу и анализу девочки. Сейчас идите в лабораторию, у вас возьмут кровь. Сможете прийти на повторный прием восьмого? Хорошо, я вас записываю. Результаты будут готовы, тогда и поговорим. Можете без ребенка.

Он протянул Марусе палец, та уцепилась за него и слюняво заулыбалась. А я – за компанию, хотя веселого ничего не узнала.

Когда через неделю я снова вошла в кабинет, Андрей Николаевич – я специально выяснила, как его зовут, - посмотрел на меня как-то странно.

- Скажите, Валерия Сергеевна, вы никогда не слышали о бомбейском синдроме или бомбейском феномене? – спросил он, поглядывая на экран монитора.

- Читала. Но, если честно, не все поняла.

Я потихоньку начала беспокоиться. Может, что-то еще? Еще хуже?

- Не буду вас сильно загружать. Если очень упрощенно, то группы крови определяются по наличию или отсутствию специфических белков, которые обозначают как А и В. У очень небольшого количества людей присутствует особый ген-мутант, подавляющий образование этих белков. Обычный анализ определяет их группу как первую, хотя генетически она может быть любой. У вашей дочери на самом деле вторая отрицательная.

Глава 5

Наверно, я производила впечатление клинической идиотки. А может, и была ею сейчас. Но чтобы осознать то, что он сказал, требовалось время.

Вот так иногда в одну секунду ситуация разворачивается на сто восемьдесят градусов. Прямо полицейским разворотом.

Если бы у Егора была любая другая группа крови… если бы Маруське не сделали анализ сразу после рождения… если бы Егор не использовал эту идиотскую ситуацию с моей якобы изменой, чтобы свалить на край света…

Ну да, конечно, большинство людей за всю жизнь ни разу не сталкиваются с переливанием крови. Но никогда не знаешь, что может случиться. Если бы Маруське вдруг перелили первую группу…

- Подождите, - спохватилась я. – Но ведь первую отрицательную можно переливать всем, разве нет?

- Таким вот бомбейцам можно переливать только аналогичную кровь. Иначе результат может быть фатальным. В Европе такие люди редкость, а в Индии их примерно один на десять тысяч. Поэтому и название такое – там этот феномен открыли и описали. Так вот там люди как раз умирали при переливании, хотя группа подходила.

- И что же делать?

- Кровезаменители лить. Это, конечно, не идеальный выход, но лучше, чем ничего. Я дам вам официальную справку о том, что у ребенка группа крови с антигеном h. Снимите копии, прикрепите к полису, к свидетельству о рождении, вложите в свой паспорт, сделайте девочке что-то типа собачьего адресника или нашивок на одежду. Дай бог, чтобы это никогда не пригодилось. Но лучше перестраховаться, чем потом плакать всю оставшуюся жизнь.

- Спасибо вам большое, Андрей Николаевич, - губы словно превратились в два пельменя и шевелились с трудом.

- Спасибо скажите себе. За то, что решили проконсультироваться. Все остальное – дело техники.

Распечатав два листка, он положил их в файлик и протянул мне.

- Такая группа абсолютно никак не влияет на состояние здоровья, на этот счет не переживайте. Возможные проблемы с переливанием – единственная сложность. Но, как говорится, предупрежден – значит, вооружен.

- Спасибо, - повторила я и встала. – Всего доброго.

Солнце светило совсем по-летнему. Захотелось немного пройтись. Молока для Маруси я нацедила с запасом, так что время у меня было. Вполне могла дойти до метро пешком.

Голова гудела, сердце мелко дрожало, отдаваясь лихорадочным пульсом в висках и в кончиках пальцев.

Спокойно, Лера, спокойно. Все хорошо. Он же сказал: на здоровье такая группа никак не влияет. Ну а дальше моя забота - следить, чтобы информашка всегда была при Марусе. Пока она сама не сможет. Ну а Егор…

А что Егор? Он свой выбор сделал.

Как поступил бы нормальный мужик в такой ситуации?

Хорошо, Лера, если ты утверждаешь, что ребенок мой, давай сделаем все анализы. Но если соврала, тогда где гуляла – там и ночуй.

Причем обычный мужик, а не биолог, точно знающий, какой запрос дать интернету. Если уж моя мама, которая с гуглом на вы и по имени-отчеству, нашла, то Егор – если даже и не знал про этот самый синдром! – сделал бы это за полминуты.

Если бы захотел.

Если бы, если бы… Мерзкое слово. Нет смысла думать о том, что могло бы быть, если бы… Все уже случилось. Результаты я Егору, конечно, отправлю. Но вот хочу ли, чтобы он разразился покаянным письмом в ответ, бросил своих медведей и вернулся? Что-то подсказывало: его миссия в моей жизни завершена. У меня есть чудесная Маруська, спасибо ему за это. Прекрасный производитель, хоть и с таким же битым, как у меня, геном. А вот как отец…

Ну да, отец года, ничего не скажешь. Нужен ли нам такой? Интересный вопрос. А вот денежки точно не помешали бы. Ребенок не птичка небесная, расходов требует ого-го каких. Мои декретные – это слезки, подрабатывать сейчас нет возможности. У Егора в институте тоже были не миллионы, но он получал доплату за степень и очень неплохо в качестве приглашенного лектора. Набегало солидно. У нас была «подушка безопасности» - общий счет, но пока денег хватало, я туда не забиралась.

Посмотреть, что ли, сколько там?

Сюрпрайз, Лера.

«Доступ к счету заблокирован».

Ты удивлена?

Да нет, пожалуй. Какая же ты все-таки сука, Белов!

Я ехала в метро и думала о том, что он очень хитро все устроил. Уехал далеко, денег не дает, и никто не заставит. Пока мы не разведены. А развестись со мной не в его интересах. Потому что придется платить алименты. Платить не хочется. От отцовства не отвертеться – тест ДНК подтвердит.

Меня снова передернуло от отвращения.

Вот и ответ, Мусенька, нужен ли нам такой папочка. Однозначно – нет.

Так, надо сесть и спокойно почитать, как развестись без согласия мужа и в его отсутствие. Я точно знала, что с заключенным развестись можно, если срок отсидки больше трех лет. Одна из моих коллег так разводилась с мужем. А вот если он за границей?

Ладно, выясним.

Мама, узнав новости, вздохнула тяжело, покачала головой.

- Вот честно, Лер, он нам с папой никогда не нравился. Просто старались не показывать.

Глава 6

- Знаете, Валерия Сергеевна, за десять лет практики я пришел к выводу, что самые ужасные подлости прилетают от самых близких. От тех, кому доверяешь, к кому не страшно повернуться спиной. То есть было не страшно. И это не только мое мнение, к сожалению.

Юриста по семейным делам звали Алексеем Анатольевичем. Подогнала его Ритка.

Хороший парень, сказала она. И юрист хороший. Не Левадный, конечно, но тоже неплох.

- А кто такой Левадный? – спросила я почему-то шепотом, чувствуя себя темной деревенщиной. Настолько с придыхом это прозвучало.

- Левадный – лучший спец по разводам, алиментам и прочей семейной шняге, - терпеливо разъяснила она. - Но к нему не попасть, и дерет столько, что у тебя почек не хватит, чтобы продать и его услуги оплатить.

- А этот твой? Ты его откуда знаешь?

- Федькин однокурсник. Бывал у нас часто. Я даже глазки ему пыталась строить, но он тогда такими малявками не интересовался. А потом стало не актуально.

С Риткиным братом я была хорошо знакома. Мы жили в одном доме, и он, будучи на пять лет старше, в младших классах водил нас в школу и из школы. Грозный старший брат – таким я его и запомнила. На юрфаке он выбрал своей специальностью коммерческое право и работал в крупной торговой компании.

- Кстати, Алекс не женат, - добавила Ритка, продиктовав номер телефона. – Точнее, в разводе.

- Рит, это последнее, что меня сейчас интересует, - застонала я. – Единственное, чего я хочу, это развода. Или хотя бы тупо денег.

- И то и другое проблемно, Белова, и ты это знаешь. А что до остального, так ведь жизнь не закончилась. Сейчас ты замордованная ребенком до самой жопы и света белого не видишь, но это пройдет. Захочется любви и ласки. Проверено.

- Чего проверено? – возмутилась я. – У тебя муж есть.

- Ну так на муже и проверено. Сначала такое – на фиг уйди, я не баба, я дойная корова. Купи себе резиновую или жми тихо в ванной, а меня не трогай. А потом внезапно - хоба, мужчинка рядом! Живой, с прибором!

Я невольно фыркнула, представив, как Ритка посылает своего брутального Пашку дрочить в ванной. Сейчас секс и правда казался мне чем-то из параллельной вселенной. А вот насчет более насущной проблемы она была права. Иначе юрист не понадобился бы.

Результаты анализов я Егору отправила. Приложением к посланию, в котором высказала все, что о нем думаю. Потребовала разблокировать счет и добавила, что хочу развестись. Если бы он не возражал, хватило бы его согласия, заверенного в российском консульстве.

Галочки поголубели: сообщение было длинным, в пуш не влезло. Видимо, ему стало любопытно, что я там такого обширного накатала. Но ответа так и не дождалась. Написала еще. И еще. И добилась того, что он меня заблочил. Следующее мое сообщение повисло с одной серой галкой.

Красота!

Мониторинг интернета дал мне лишь то, что алименты можно потребовать и без развода. Причем не только на ребенка, но и на свое содержание, на все время декрета. Но и это, и развод можно было провернуть исключительно через суд. И как быть в том случае, если муж работает за границей и не дает согласия, я ответа так и не нашла.

Алексей Анатольевич оказался довольно интересным мужчиной. В другое время я, возможно, и зацепилась бы. Не до такой степени, чтобы ахнуть и растечься лужицей, но он определенно был в моем вкусе: высокий, поджарый, с жестким взглядом темно-серых глаз. Коротко подстриженные русые волосы казались светлыми по контрасту с ухоженной щетиной на чуть впалых щеках и твердом подбородке. Но улыбка у этого серого волка оказалась неожиданно теплой. Даже если была чисто профессиональной, адресованной потенциальной клиентке.

Выслушав меня, Алексей Анатольевич какое-то время молчал, разглядывая стол перед собой и покусывая губу.

- Занятная история, - сказал он наконец. – А вам не кажется, что дело не в пандах?

- В смысле? – не поняла я.

- Вы подали все так, что ваш муж хотел уехать за границу работать, но беременность спутала ему все планы. А тут якобы ребенок не его, и у него оказались развязаны руки.

- Подала? – мне стало обидно и захотелось уйти. - Вы так говорите, как будто я… натянула сову на глобус.

- Ох уж эта сова. Бедняга, все только и делают, что ее натягивают. Нет, вы сделали вывод на основе той информации, которая была доступна. Приправив эмоциями. Я смотрю чисто по фактам, и у меня крупные сомнения, что человек, который бросил вас с ребенком сейчас, отказался от работы, узнав о вашей беременности. Возможно, все было не совсем так, как он вам сказал. Или совсем не так. Но это не главное. Главное – что нам с вами делать.

- Нам с вами?

- Ну вы же пришли ко мне за консультацией? Скажу честно, на данный момент я ничем вас обрадовать не могу. Чтобы развестись без согласия мужа, он должен либо быть безвестно отсутствующим, либо заключенным с большим сроком, либо игнорить отправленные ему и полученные повестки. Повестку отправить некуда. То есть можно, конечно, в этот самый заповедник, где он работает, там же имеется почтовый адрес. Но фишка в том, что не будет зафиксирован факт вручения. Безвестно отсутствующим его тоже нельзя признать, потому что местонахождение известно.

- Понятно. Этого я и боялась. А алименты? Без развода?

Глава 7

Из всего разговора с юристом я мысленно подчеркнула для себя два пункта. Нет, даже не то, что ситуация безнадежная и нужно ждать возвращения Егора, чтобы подать на развод и алименты.

То, что самые большие подлости прилетают от близких, и то, что поведение Егора нелогично. То есть мое объяснение этого поведения. Тут и правда было о чем подумать.

Ритка позвонила вечером и спросила, едва поздоровавшись:

- Ну и как тебе Алекс?

- В каком смысле «как»? – уточнила я. – Как юрист или еще как-то? Наверно, хороший юрист, если популярно на пальцах объяснил, почему мое положение безнадежное. Да и в целом симпатичный мужчина. Интересный.

- И, кстати, сейчас у него никого нет.

- Рита, отстань, - попросила я устало. – Если ты хочешь устроить мою личную жизнь, то не надо. Мне пока абсолютно не до того. И потом я просто не представляю, кого может заинтересовать замордованная мамка грудного младенца. Даже не разведенная.

- А вот это ты зря, Белова. И замордованность пройдет, и ребенок подрастет, и развод рано или поздно ты получишь. Если не передумаешь, конечно. Ну а что? Вернется Егорчик и бух на коленочки: прости, Лерочка, я все осознал, у нас диточка, прими меня обратно.

- Прекрати, Столетова, - разозлилась я. - А то сблевану сейчас. На хер нам нужен такой муж и отец, который нас на панду променял. Даже не на манду, это еще понятно было бы. Нет, на панду! Хотя… Алекс твой намекнул, что, возможно, это не единственная причина.

- Алекс не мой, - возразила Ритка, - а причина действительно может быть не единственная. Не удивлюсь, если там какая-то баба замешана. Шерше ля фам – французы на этом собаку съели, просто так трындеть не будут. Ладно, ты только не расстраивайся, Лер. Если что, поможем. С деньгами или еще там что.

- Спасибо, Ритуль, - я растрогалась едва ли не до слез. – Спасибо, дорогая. Для меня это очень ценно. Выкручусь. У меня своя маленькая заначка была, на туфельки и мороженки, пока еще не всю истратила. Родители помогут. А там, может, переводы получится брать, тоже копейка. Хотя я письменно уже давно не переводила.

- Ничего, вспомнишь, - обнадежила она. – У тебя ведь английский и французский?

- Да. Испанский еще, но совсем дохлый. Так, на уровне минимальной коммуникации. Станет Маруська постарше, буду ее с мамой оставлять, хотя бы одну экскурсию проводить. С голоду не помрем.

Я говорила это не только ей, но и себе. Одно дело думать, другое озвучивать. Это более весомо. Сейчас я и правда поверила, что справлюсь без Егора. Люди оказываются в гораздо худшем положении – и ничего, не пропадают.

На следующий день мне позвонили с незнакомого номера. Маруська только начала засыпать после кормления, и я выскочила из комнаты с телефоном. Хотела сбросить звонок, но случайно сдвинула на «ответить».

- Валерия Сергеевна? – спросил смутно знакомый мужской голос. – Это Андрей Силантьев. Генетик. Вы у меня на приеме были.

- Добрый день, Андрей Николаевич, - я сделала выжидательную паузу.

- У меня для вас хорошая новость. Ну как хорошая? Скорее, важная. Я связался с одним медицинским фондом, при котором есть частный банк крови. Частный в том смысле, что не имеет никакого отношения к страховой медицине.

- Бомбейской крови?

- Да. Вам нужно подъехать с ребенком, заполнить анкету. У нее возьмут образец крови и занесут данные в базу. Если вдруг понадобится плановая операция с возможным переливанием, подадите заявку. Плата за пребывание в базе тысяча рублей в год. Детям до восемнадцати лет кровь выдают безвозмездно. Взрослые, если нет медицинских противопоказаний, раз в год сдают свою. Разумеется, если хотите. Это дело добровольное.

- Спасибо огромное! – у меня задрожали руки. – Не знаю, как благодарить.

- Не стоит. Запишите адрес. Завтра сможете подъехать?

- Да, конечно. Во сколько?

- Я там буду в первой половине дня, часов до двенадцати. Успеете? Им нужно направление лечащего врача или консультанта. Чтобы вам не приезжать за ним в консультацию лишний раз.

- Спасибо большое. Часам к одиннадцати подъеду.

- Хорошо. Как приедете, наберите, я выйду.

В такси Маруська мирно спала, а у самого крыльца здания, где располагался фонд, вдруг ни с того ни с сего начала вопить, как пароход, и мне никак не удавалось ее успокоить.

- Это Мария там так поет? – спросил Андрей Николаевич, когда я позвонила ему. – У меня такое стерео, и в трубке, и из коридора слышу. Сейчас приду.

Он вышел – не в халате, а в джинсах и толстовке, будто сразу сбросил лет пять. Отдал мне какой-то листок и подвел к кабинету.

- Давайте я ее подержу пока.

- Она вам все уши порвет, - сказала я с сомнением, но Марусю все же отдала. И та, к моему изумлению, тут же умолкла, только всхлипывала жалобно.

- Дядя педиатр, дядя знает, как с крикунами обращаться, - улыбнулся Андрей Николаевич, перебирая Маруськины пальчиками. – Идите, не волнуйтесь.

Я разговаривала с девушкой в кабинете, заполняла анкету, а сама все прислушивалась, не начнется ли снова ор. Но в коридоре было тихо.

Глава 8

Он действительно позвонил через три дня, но я кормила Маруську и не ответила. И еще раз – когда купала ее. Уложила, плюхнулась в кресло, дотянулась до телефона и написала в вотсап:

«Андрей, простите, кормила, купала, не могла взять».

«Да все понятно. Ничего страшного. В реестр вас внесли, код должны прислать на электронку».

На самом деле код прислали еще утром, но я снова притворилась шлангом.

«Спасибо большое!»

«Да не за что. Здоровья Марусе».

И это все?

А чего ты хотела, Лера? Сама говорила, что тебе сейчас ни до чего. И что никого замученная младенцем мамаша заинтересовать не может. «Здоровья Марусе» - этим все сказано. Он просто хороший врач. Педиатр. Видимо, педиатричку окончил, а потом ординатуру по генетике. Ребенок с редкой аномалией – подошел по-человечески, постарался как-то помочь. А ты, дурища, приняла это за внимание к своей особе. И еще кривлялась сама перед собой: ой, нет, мне ничего такого не надь.

Как скажете, девушка, не надь так не надь.

Это было не разочарование, не досада, а еще один маленький отвалившийся от меня кусочек. Как штукатурка с потолка.

Если отложить притворство в сторонку, то мне хотелось этого интереса. Хоть на минутку снова почувствовать себя не загнанной лошадью, а женщиной, которая может нравиться.

Я встала, подошла к зеркалу, посмотрела на свое отражение. И как будто увидела впервые за последние полтора месяца. А ведь каждый день умывалась, причесывалась. Но словно не видела себя. Не вглядывалась.

Нет, я не превратилась в уродину. Скорее, в старуху. Не внешне, а внутренне. Из зеркальной глубины смотрела бесконечно усталая женщина, которая прожила лет триста, повидала все на свете и во всем разочаровалась. Она уже ничего не ждала. Весь ее мир сжался до размеров детской.

Господи, Лера, но так же нельзя! Вот так и выходят в окно, тупо махнув рукой на все. Да, твой муж подлец, но это не означает, что жизнь закончилась.

Ложись спать. Завтра будет новый день.

Новый день встретил меня проливным дождем. Таким, что соседний корпус был почти не виден за потоками воды. Покормив Маруську, я привела себя в относительный порядок, позавтракала. Загрузила стиралку, запустила робота-халтурщика глотать пыль. Обычная рутина, в которую ворвался скрежет ключа в замке.

Это была мама. Я дала ей ключи, чтобы не звонила и не будила Маруську, но каждый раз при этом звуке вздрагивала. Так уж прошилось на подкорку, что это Егор.

Она была чем-то очень сильно взволнована. Я увидела это, когда она раздевалась в прихожей и пристраивала зонт в сушилку.

- Спит Маруська? – спросила она. – Пойдем на кухню. Расскажу кое-что.

- Кофе будешь? – предложила я.

- Да, давай. В общем, сижу я утречком с телефоном в руках, в вотсапе, собираюсь написать Полине. И вдруг вижу, что наверх подскакивает Егор и что-то мне пишет.

- Егор?! – от неожиданности я прищемила клапаном кофемашины капсулу, и та сплющилась. – Тебе?

- Я сама обалдела. Сижу, жду, что напишет. И прилетает что-то такое нежное – люблю-целую-скучаю. И обращается ко мне «Ниночка». Я только успела прочитать, и тут он сообразил, что не туда отправил, и удалил. Вот, смотри.

Она достала из кармана телефон, открыла вотсап и показала мне чат с Егором. Последним было поздравление с Восьмым марта, а потом белая плашка с перечеркнутым кружком: «Это сообщение удалено».

- Ниночка, да?

Маму тоже звали Нина. Нина Ивановна. Так она у Егора в телефоне и значилась, я видела. Промахнулся. Вот так люди и палятся. Случайно. Вот вам и фам, которую теперь можно не шерше. Сама нашершерилась.

Я знала, кто эта Ниночка.

Перед Новым годом Егор показывал мне фотки с корпоратива.

«А это кто? – спросила я, ткнув пальцем в блондинку-Барби с осиной талией и внушительным бюстом».

«Нина Иванова, - как-то слишком уж равнодушно ответил он. – Из нашего отдела».

Но это я сейчас вспомнила то деланное равнодушие, а тогда меня вовсю трепал токсикоз. Сорвалась и помчалась к унитазу.

Нина Иванова и Нина Ивановна – вполне можно перепутать. Особенно если аватарки в одной гамме.

- Ну какая же свинья! – мама встала, отодвинула меня от кофемашины и сама сделала себе кофе. – Сам мутил с бабой, а тебя обвинял, что ребенок не от него. Вот уж точно с больной головы на здоровую.

- Но заметь, мама, - зло рассмеялась я, - панды для него все равно важнее. Не только жену с ребенком на них променял, любовницу тоже.

Может, я и разревелась бы, истерика была где-то на подступах, но тут проснулась Маруся и отвлекла внимание. А потом, когда я в самом буквальном смысле отдала ей часть себя, истерить уже расхотелось.

Кажется, это была последняя капля. Говорят, когда затягивает в омут, надо не сопротивляться, а опуститься на дно, оттолкнуться от него ногами и попытаться всплыть. Сейчас я была на самом дне. Днее не бывает. Ну что ж, значит, пора всплывать.

Но для начала я решила поговорить с этой самой Ниной.

Глава 9

Сказать, что теперь можно жить дальше, было намного легче, чем сделать это.

Я в самом буквальном смысле выживала. Выплывала. Захлебывалась, выныривала, хватала воздух, снова погружалась с головой. Захлестывало то черной злостью, то не менее черным отчаянием. Маруська была моим спасательным кругом. Родители, Ритка, другая моя подруга Мила тоже поддерживали, но именно Маруська держала меня на плаву, не позволяя утонуть, когда начинало затягивать в вязкий ил на дне.

А потом я проснулась однажды утром и поняла, что отпустило. Это было как начало выздоровления после долгой тяжелой болезни. Еще все тело ноет, еще слабость такая, что до туалета бредешь по стеночке, но уже знаешь, что с каждым днем будет становиться лучше. Понемногу, по чуть-чуть, но будет.

Я стояла у окна с Маруськой на руках и смотрела на голые деревья во дворе. И когда только успели облететь? Даже не заметила. Она смеялась и дергала меня за волосы. Я поймала губами ее крохотные пальчики и впервые за последние недели улыбнулась по-настоящему – светло и открыто. Я словно обогнала время: оно еще только шло к зиме, а я уже повернула к весне.

Маруське исполнилось четыре месяца. Родители пришли с непременным тортом: мамина подруга Полина была домашним кондитером и пекла чудесные бенто, ровно на четыре маленьких кусочка. Один мне и им по полтора.

- Не успеешь оглянуться, и Муська тоже будет наворачивать, - говорила мама, фотографируя ее рядом с тортом.

- А потом пойдет в школу, в институт и выйдет замуж, - добавлял папа. – Выпьем за то, чтобы муж у нее был получше папаши.

- Пап, ты не слишком торопишься? – смеялась я.

- Ой, Лерка, ты только что вот так же в пеленках пузыри пускала. Буквально вчера.

Они пили вино, а я яблочный компот. Он немного горчил – наверно, попало яблоко с червоточиной. Когда родители ушли, я села кормить Маруську, потом уложила в кроватку, стояла и смотрела, как она засыпает.

Уже совсем человечек. Вовсю улыбается и хохочет, тянется за игрушками, пытается перевернуться на живот. И балаболит – с таким удовольствием!

А еще она похожа на Егора. И это тоже горчинка от червоточины. Потому что всегда будет напоминать о нем.

Ничего. И это мы переживем, правда, Маруська?

А на следующий день позвонил Алексей.

Я даже не сразу сообразила, что за Алексей такой, пока он не напомнил.

Алексей Анатольевич. Который юрист.

- Валерия Сергеевна, я тут подумал кой-чего на досуге. У вас с супругом переписка в вотсапе сохранилась?

- Ну если это можно назвать перепиской, конечно. Мои послания, которые он даже не читал. Хотя нет, последнее прочитал, но не ответил.

- Ну раз последнее прочитал, значит, и все остальные помечены как прочитанные. Вы их сохраните, пожалуйста. Скрины сделайте.

- А… зачем? – осторожно поинтересовалась я.

- Можно попробовать подать иск на взыскание содержания с его счетов. Если у него остались хоть какие-то счета в России.

- Вы же говорили, что даже иск не примут, - вспомнила я наш разговор.

- Вероятность небольшая, но все же есть. Я поискал, прецеденты были. Тут самая главная проблема в том, что ответчик должен принимать участие в процессе. Хотя бы минимальное, на уровне доверенного лица. Но попробовать можно. Чем вы рискуете?

- Ну как сказать! – усмехнулась я. – Судебные издержки и ваш гонорар – это не так уж мало, учитывая, что я получаю смешные декретные. Нас с дочкой фактически родители содержат, я даже подрабатывать толком не могу.

- Давайте так. Если удастся вытряхнуть что-то из вашего мужа, вы мне заплатите. Нет – значит, нет. Идет?

С одной стороны, все это было так противно. Да и что там можно стрясти с Егора? Был бы он еще миллионером, а то простой кандидат наук, старший научный в НИИ.

С другой… это уже было делом принципа. Точно так же, как позвонить его подстилке. Хотя бы для того, чтобы не чувствовать себя жалкой терпилой.

- Хорошо, давайте попробуем. Что от меня требуется?

- Пока только подписать исковое заявление и доверенность, которая позволит мне представлять ваши интересы. Ну и скрины переписки сделать. Вы где территориально находитесь?

- На Богатырском. Рядом с «Пионерской».

- Почти соседи. Могу завтра вечером заехать. В семь нормально?

- Да, конечно. Спасибо большое.

- Пока не за что. До встречи.

Я тут же позвонила Ритке.

- Столетова, колись живо! Это ты Алекса вашего пнула?

- Что, уже нарисовался? Не, Лер, это Федечка.

- Совсем-совсем Федечка? Сам по себе?

- Ну…

- Ритка!

- А между прочим, Алекс даже особо и не сопротивлялся. Сказал, что еще подумает. Что можно сделать. Хотя все очень мутно. Но попытка не пытка, правда?

Я сильно подозревала, что Ритке больше хочется подкинуть мне личной жизни. Но тут я была как та пуганая ворона, которая боится куста и дует на воду. Уже ведь подумала, что заинтересовала милейшего Андрея Николаевича. Может, и не менее милому Алексею Анатольевичу интересен лишь сложный юридический случай для портфолио. Или как там это у них, юристов, называется?

Глава 10

- Вы только в домофон не звоните, - попросила я Алексея, когда он подтвердил, что едет. – Наберите снизу по телефону, я открою. А то Маруся проснется, и наступит конец света.

Вообще она стала спать дольше и крепче, что ночью, что днем, но я все равно еще ходила на цыпочках, когда она засыпала. Телефон оставляла на жужжалке, носила в кармане. А в другом – радионяню. В халате это было удобно, в джинсах – нет. Поэтому выложила все это на стол, когда Алексей приехал и я пригласила его на кухню.

- Кофе?

- Да, спасибо.

Пока я возилась с кофемашиной, он просматривал бумаги в папке. Мы обменялись, как шпионы: я поставила перед ним чашку, он протянул мне два листка. Первый – доверенность на представление моих интересов в суде, второй – исковое заявление, в котором драматично расписывалась сложившаяся ситуация и требовалось наложить взыскание на банковские средства ответчика.

- Кстати, я тут узнала, что у него была любовница, - я заложила Егора без малейших сомнений. – Правда, сообщение заскринить не удалось, он его удалил.

Я пересказала все, что узнала от мамы. И о своем разговоре с Ниной тоже рассказала.

- Это чисто информация, - покачал головой Алексей. – Тут, как говорится, свечку никто не держал, никаких подтверждений нет. А даже если бы и были… Сейчас ведь речь не о разводе, а о неисполнении обязанностей по содержанию нетрудоспособных членов семьи. Но как эмоциональный штришок может пригодиться. Хорошо, что сказали.

Я подписала бумаги, отдала ему. Повисла неловкая пауза. Мне показалось, что он не хочет уходить вот так сразу, но не может придумать повода, чтобы задержаться.

- Скажите, Алексей, это Федор вас попросил? – подкинула я косточку. - Еще что-то сделать?

- Ну… не совсем, - улыбнулся он. – То есть он спросил, можно ли что-то сделать или полная трында. Я сначала сказал, что ничего нельзя. Потом подумал и решил, что рискнуть можно. Даже если ничего не выйдет, вы, во-первых, подергаете супруга за нервные окончания, а во-вторых, будете знать, что сделали все возможное. Когда нужно кормить и одевать ребенка, вставать в позу «мне ничего от тебя не надо» как минимум глупо и как максимум преступно.

- Знаете, это именно то, что я сказала себе, когда мы с вами разговаривали. Именно поэтому и согласилась. Хотя, если честно, я не верю в успех нашего… безнадежного предприятия.

- Это неважно, - сложив бумаги в папку, Алексей поднялся. – Главное – что мы… кто?

- Банда, - рассмеялась я.

- Вот именно. Спасибо за кофе. Буду держать вас в курсе.

- И вам спасибо.

Он ушел, я заглянула в щелочку к Марусе, убедилась, что она еще спит, заварила себе чаю. Кофе хотелось страшно, но пока еще он был для меня табу.

Ничего, вот закончу кормить, как напьюсь кофе с шоколадом! И всего-всего наемся, чего сейчас нельзя.

Хотя в последние месяцы беременности точно так же говорила себе: как рожу, спать буду только на животе. Родила – и сразу расхотелось.

Отхлебнула из кружки, откусила половину овсяной печеньки и рассмеялась.

Банда – это было глупо, смешно и… приятно. Я сказала, а он подтвердил. И сразу же песня в голове закрутилась соответствующая. «Дискотека Авария», кажется.

«Потому что мы банда! Мы банда!»

Вот же зараза!

На следующий день Алексей отчитался, что иск приняли на рассмотрение. На самом деле это абсолютно ничего не значило, потому что его запросто могли отклонить на предварительном этапе. Поэтому ни родителям, ни Милке я рассказывать ничего не стала. Ритка и так знала, поэтому ей кратенько отчиталась: ракеты ушли.

Я и правда ничего не ждала от этого иска. Но готова была оплатить судебные расходы только за новое ощущение… нет, наоборот, за отсутствие ощущения того, что я беспомощная жертва. Только сейчас я поняла, насколько сильно это давило, притягивало к земле – как две гири на ногах.

Открыв вотсап, я написала Егору, что, хочет он этого или нет, все равно разведусь с ним, когда вернется. И если даже не вернется, все равно разведусь. Отправила и, только увидев одну серую галочку, вспомнила, что он меня заблочил.

Ну и ладно. Пусть это будет моя декларация о намерениях. Об очень твердых намерениях. Даже если он этого не увидит, значит, останется напоминанием для меня.

А потом выпал снег. Не грязь с дождем, которая тает раньше, чем опустится на землю, а настоящий снег – мягкий, пушистый, покрывший все чистым белым покрывалом. И хотя прогноз обещал, что уже завтра все растает, сегодня я шла по двору с коляской и радовалась. Радовалась, что снег скрыл всю грязь, что все вокруг словно светится. Радовалась его особому, холодному и влажному, запаху. И тому, что надела новое пальто, купленное в конце прошлой зимы на распродаже. Маруська таращилась из коляски на снег и гудела басовито, как шмель: это что еще за новости?!

Мы уже подходили к парадной, когда я услышала за спиной:

- Валерия!

Обернулась и даже не слишком удивилась, увидев Алексея, вышедшего из черной Ауди.

- Добрый день. Что-то случилось?

Глупейший вопрос. Ну что могло случиться? Иск отклонили. Или приняли. Только и всего.

Глава 11

Наверно, это такой архетип – кормить мужчину. Не кофе какой-то там, а именно обедом. Да и вообще кормить кого-то – это связь. Не только грубо материально, но и на более тонком уровне. Уж кому как не кормящей мамке понимать это.

Я уже забыла, что это такое – кормить кого-то. Кроме Маруськи, конечно. Когда приезжали родители или девчонки, пили чай-кофе с конфетками. Понимали прекрасно, что мне не до кулинарии.

Егор был единственным поздним ребенком в состоятельной семье. Когда он родился, его матери было уже под сорок, а отцу за пятьдесят. Мать не работала, обеспечивала своим мужчинам бытовой комфорт. В том числе и свежую еду каждый день. Разогревать у них было не принято. Ну а в нашей семье по-простецки считалось, что щи и борщи вкуснее на второй-третий день. Когда мы с Егором поженились, мне пришлось выдержать кровопролитную битву за право готовить хотя бы на два дня, а не каждый день новое. Я, на минуточку, работала и не могла позволить себе все свободное время проводить у плиты. Особенно учитывая, что полуфабрикаты он тоже не признавал.

Ну а для себя одной я и вовсе не переламывалась – было бы вкусно и нажористо. Закидывала мультивирку, и та куховарила мне супчик дня на четыре и что-нибудь мясное с гарниром. Но сегодня как раз все было свежее, прямо с утра приготовленное. Не стыдно поставить на стол.

Наворачивая грибной суп, Алексей жмурился, как кот, которого впустили в дом с мороза и угостили сметанкой. И котлету куриную с пюре тоже умял с заушным треском. Смотреть на это было приятно. Грело изнутри.

- Спасибо большое, Лера, очень вкусно.

Я отметила «Леру», но ответила сдержанно:

- Да не за что.

- Ну как? - не согласился Алексей. – Очень даже есть за что. Я повар тот еще. Или в кафе иду, или доставку заказываю, или пельмени какие-нибудь варю. Люблю домашнее – но это только у мамы. А мама далеко.

- И где она? – спросила я, собирая тарелки.

- В Саратове. Часто не накатаешься.

- До моих двадцать минут на трамвае. Но пока Маруся не родилась, виделись тоже не слишком часто. Теперь мама через день приезжает помочь. Сейчас уже полегче, а первые пару месяцев и не знаю, как пережила. Какой-то страшный сон.

- Понимаю, - кивнул он.

Господи, да что ты там можешь понимать, скривилась я мысленно. Такого вообще врагу не пожелаешь. Ребенок само по себе непросто, а когда тебя с ним бросают и ты остаешься с проблемами один на один… Мне хотя бы родители помогали, а как справляются те, у кого вообще никого нет?

Я не любила навязшую в зубах фразу «что нас не убивает, делает сильнее», но тут она подходила просто идеально.

Тряхнула головой, отгоняя ее, но следом прилетели другие провокаторы.

Ритка говорила, Алексей один. Учитывая, что он Федькин однокурсник, ему не меньше тридцати пяти. Подозрительно, что никто до сих пор не подобрал. Хотя… нет, он же в разводе.

- Алексей, а у вас дети есть? – спросила словно между прочим.

- Сыну пять лет, - он чуть сдвинул брови, и поперек лба пробежала вертикальная морщинка. – С бывшей живет. Сначала часто виделись, а теперь она снова замуж вышла, и понеслось… Пришлось напомнить, что я не просто юрист, а по семейному праву. Лучше не нарываться. Но все равно на грани войны.

- Как же это противно, когда близкие люди становятся врагами, - вздохнула я.

- Еще как. Так что… я вас правда очень понимаю.

Вот уж точно мы банда.

От этой мысли снова захотелось улыбнуться, хотя момент явно не располагал.

- Спасибо еще раз, - Алексей поднялся. – Пора бежать. Когда дату заседания назначат, я вам позвоню или напишу.

- Хорошо.

Тут из детской раздался Маруськин вопль. Я быстренько переодела ее, взяла на руки и вышла в прихожую. Алексей уже оделся и стоял у двери.

- Пока, Маруся, - он слегка пожал ее пальчики, и та смущенно заухмылялась. – На вас похожа, Лера.

- Да ну, бросьте, - отмахнулась я. – Ничего тут моего нет. Кроме неправильной крови. Не знала бы точно, что родила ее, так, может, и засомневалась бы.

Я понимала, что он просто хотел сказать приятное, и ему это удалось. Когда бабуля с пятого этажа заявила, что девочка буквально обязана быть счастливой, потому что похожа на папу, мне захотелось оторвать ей нос. Ну да, примета такая. Но слышать, что Маруська похожа на Егора, было невыносимо.

- Ну… всего доброго, - Алексей вышел на площадку.

Черт, мне не хотелось, чтобы он уходил. Кажется, все мои благие намерение пошли по одному месту. Во всех смыслах.

Вот так и корми мужчину обедом. Перефразируя еще одну известную фразу, я бы сказала, что не только путь к сердцу мужчины лежит через желудок, но и путь к сердцу женщины - тем же маршрутом. Через желудок накормленного ею мужчины.

Я остановилась на пороге, он стоял на площадке у лифта, который где-то завис. Стоял и смотрел на меня и на Маруську. И на секунду показалось вдруг, что если бы я не держала ее на руках, он вернулся бы и поцеловал меня.

Но тут двери лифта открылись, Алексей вошел в него, а я в прихожую.

Глава 12

Я старалась не зависать в душе надолго. Хоть и лежала на стиралке радионяня, но все равно пока выберешься, пока вытрешься. Убедившись, что Маруська спит крепко, рысью мчалась в ванную и старалась управиться как можно быстрее. А голову вообще мыла, наклонившись над ванной. Хотя и понимала головой этой самой, намываемой в неудобной позе, что дите лежит в кроватке и за лишние полминуты вряд ли случится что-то ужасное.

Мамки такие мамки. Пролактиновая энцефалопатия – залог выживаемости популяции.

Но сейчас я стояла под душем уже минут десять – словно в оцепенении.

Боже, я забыла, какими чувственными, ласкающими могут быть прикосновения теплых водяных струй. А еще - как красиво сбегают капли по коже. Смотрела – но не видела. Потому что было не до того.

Я вообще успела забыть, что такое секс. За всю беременность мы занимались им от силы раза три. Сначала меня трепал токсикоз, а потом Егор говорил, что боится навредить ребенку. Хотя угрозы выкидыша не наблюдалось, врачи интим не запрещали. Сейчас мне казалось, что ему просто неприятно было видеть меня – такую. Разбухшую, с проступившими венами и отекшими щиколотками. За беременность я набрала тринадцать килограммов, но сейчас весила даже меньше, чем раньше. Зато грудь выросла со второго «постиранного» размера до четвертого.

Тебе повезло, говорила Ритка, что обошлось без швов. Не слишком это красиво, даже если зашили аккуратно и зажило без проблем.

Черт, зачем я вообще об этом подумала? Потому что ударило по глазам резкими короткими флешами, как Егор разводил сначала мои ноги, потом пальцами губы, пробегал между ними языком. Легко и тонко касался кончиком клитора, пробирался внутрь – поглядывая при этом снизу вверх. А я наблюдала из-под ресниц. Мне это жутко нравилось и заводило.

Я вообще не хотела об этом думать. Не хотела вспоминать. Но тело - у него были на этот счет свои соображения. Оно просто… хотело. Хотело этих похожих на горячий шоколад с чили ощущений, набегающих волнами, от ямки под затылком до пальцев на ногах. Хотело жадно и остро. Желание пульсировало над лобком, просачивалось между губами, смешиваясь с теплой водой. Желание кололось серебряными иголками в подушечках пальцев и отбивало ритм в висках. Дыхание превратилось в рэгтайм: длинный судорожный вдох и короткий рваный выдох.

Прижавшись затылком к холодному кафелю, я закрыла глаза. Пальцы скользнули между ногами – впервые за долгое время вовсе не для того, что намылить там гелем, а потом смыть его.

Да и гель не понадобился – они вошли легко. Скользко и глубоко. Наверно, плоть тайно тосковала по ласке, но не осмеливалась напомнить о себе. Потому что… да, было не до того.

А сейчас вдруг стало до того, да?

Да. Стало. А что?

Наслаждением было таким мучительно острым, что я скулила и хныкала. Хотелось одновременно растянуть его в бесконечность и поскорее свернуть в сверкающую спираль, сжимающую тело в тугую точку. Я представляла, что это не мои пальцы, а мужские. Неважно чьи. Просто мужские. И даже чувствовала его – особый мужской запах, наотмашь бьющий по рецепторам.

Я разлеталась на атомы, растворялась в бегущей воде, а тело вопило: мало-мало-мало, еще-еще-еще! А потом реальность вернулась – или я вернулась в реальность? Как будто на картинку навели резкость. Я опустила глаза и расхохоталась.

Теплая вода и оргазм словно открыли какие-то шлюзы в груди. Молоко сочилось, собиралось крупными каплями, стекало по груди на живот, и в этом уже не было ни капли эротики. К тому же оно еще и пахло противно. За все это время я так и не смогла привыкнуть. Говорила себе, что это никого не интересует. Главное – чтобы нравилось ребенку.

Выбравшись из ванны, я вытерлась и надела лифчик, запихнув в каждую чашечку по прокладке. И ночную рубашку сверху. Расчесала волосы, заплела косу, намазала лицо кремом. Тоже рутина.

С возвращением в страну секса, Лера. Хоть с краешку постоять, вспомнить, что там творится.

Маруська спала. Ночник кидал на стены и потолок тусклые пятна света. Я забралась под одеяло, поворочалась, улёживая берлогу. Так и спала в детской на кушетке. Когда-нибудь придется вернуться в спальню, но сейчас об этом даже думать не хотелось.

Тело все еще плыло. Отвыкшие от напряжения мышцы спины, живота, ягодиц тоненько ныли. Крепатура от дрочки – стыдоба!

Повернувшись на живот, я уткнулась лицом в подушку. Спряталась – как будто кто-то мог наблюдать за мной или подслушивать мысли.

Я вспомнила взгляд Алексея у лифта – пристальный, исподлобья. Не раздевающий, нет. Скорее, изучающий. Пасмурный, темно-серый, как питерское небо в ноябре.

Ну а что ж десять минут назад не вспомнила? Постеснялась?

А что вы думали, господа? Впустить нового мужчину в свою жизнь, откуда еще не до конца выкорчевала старого, это не порно посмотреть.

Он был абсолютно не похож на Егора. Вот вообще ничем. И это мне тоже нравилось.

Хотя сейчас я что-то засомневалась. Он правда мне понравился? Или просто очнувшаяся от спячки самочья сущность искала жертву, на которую можно наброситься? Пусть даже только мысленно?

Все эти мои мысли створожились хлопьями в рваный, путаный сон, в котором я за кем-то бежала, почему-то босиком по снегу, и никак не могла догнать. А когда проснулась, обнаружила, что ноги вылезли из-под одеяла и от окна по ним тянет холодом.

Глава 13

Впрочем, недолго музыка играла. Грубая реальность в тот же день напомнила, что в первую очередь я все же мамка. Потому что Маруся заболела. Стало не то что не до секса – вообще ни до чего.

Когда у тебя появляется ребенок, границы мира резко сужаются, отсекая большую часть того, что раньше было важным. А оставшееся в их пределах становится насыщенным, концентрированным.

Как и любая мама, ребенок которой заболел впервые, я ударилась в панику, потому что чувствовала себя абсолютно беспомощной. Но у меня все усугублялось тем особым страхом, знакомым лишь родителям детей с какими-то отклонениями.

Что, если эта простуда как-то осложнится? Причем до такой степени, что понадобится операция с переливанием крови? Не плановая, для которой можно взять кровь из банка, а экстренная?

С утра Маруся была вялой, капризничала, плохо сосала и категорически отказалась от пюре из брокколи. Конечно, я бы от этой гадости и сама отказалась, но до этого она его хоть и без особой радости, но ела. После дневного сна проснулась теплая, и градусник показал тридцать семь. К вечеру потекло из носа, а температура подскочила до тридцати девяти.

- Не паникуй! – строго сказала по телефону мама. – Ты такая же была. От любой сопли под сорок. Оботри водичкой прохладной. Если не упадет, вызывай скорую.

После двух обтираний меньше не стало. Скорая «на температуру» ехала почти час, в течение которого я буквально бегала по потолку.

Врач, приятный мужчина в возрасте, повторил то, что сказала мама.

- В легких чисто, горло красное. ОРВИ классик. Продолжайте обтирать. Если останется выше тридцати восьми, дайте детский парацетамол. Если пойдет вверх или общее состояние ухудшится, вызывайте снова.

Немного выдохнув, я обтерла Марусю еще три раза с перерывом в полчаса.

Тридцать восемь и три.

Да отстань ты уже, говорил ее несчастный взгляд.

Наконец она уснула. Я плюхнулась в качалку, чувствуя себя запредельно измочаленной. Потянулась за телефоном и увидела единичку сообщения в вотсапе.

Алексей?

Это была фотография какого-то судебного документа. Типа уведомление о том, что дело принято к рассмотрению. Пришло еще днем, но я не обратила внимания, когда звонила маме, а потом вызывала скорую.

«Извини, только сейчас увидела. Маруся заболела. Спасибо».

Отправив, сообразила, что обратилась к нему на «ты».

Ой, да не все ли равно? Сейчас мне точно было на все наплевать.

Ответ пришел быстро.

«Сочувствую. Что-то серьезное?»

«Простуда. Температура высокая».

«Врач был?»

«Да. Сказал, ничего страшного. Спит. А я как лимон выжатый».

Захотелось вдруг ему пожаловаться. У него ведь тоже ребенок. Знает, что это такое.

«Понимаю. Ужасно, когда они болеют. Думаешь, лучше бы мне все это».

«Да, точно».

«Все будет хорошо, Лера».

«Спасибо. Спокойной ночи».

«Спокойной», – к этому сообщению прилагалась забавная спящая черепашка, и я невольно улыбнулась.

И тут же промелькнуло тонкой стрелкой тоскливо-слезливое: не он должен был мне это говорить. О том, что все будет хорошо. Это я должна была услышать от Маруськиного отца.

Должна была. Но не услышу.

И все-таки… неужели Егору настолько наплевать? Ведь он же знает, что это его дочь. Был рядом, когда она родилась, держал ее на руках. Ну ладно, допустим, меня разлюбил, все бывает. Но ребенок – его плоть и кровь!

Я зажмурилась и потрясла головой.

Не буду об этом думать. Просто не буду – и все!

Спала я ужасно. Просыпалась каждые полчаса, прислушивалась. Вставала, измеряла температуру бесконтактным термометром. Она держалась на тридцати восьми, но спала Маруся спокойно, только сопела сильно.

К утру меня все-таки вырубило. В десятом часу разбудила жужжалка: звонила мама.

Ничего себе! Обычно Маруська поднимала меня около семи. Смахнув вызов, я в ужасе подскочила к кроватке и выдохнула с облегчением: лежит, палец сосет. Жива и даже улыбается. Температура тридцать семь и пять. Поела, правда, без особого аппетита, но хоть так. Вот оно, мамское счастье – когда ребенку становится лучше.

Позвонила маме, отчиталась.

- Приеду после обеда, - сказала она. – Ты хоть поспишь немного.

И тут же прилетело от Алексея:

«Привет. Как у вас?»

И снова я невольно расплылась в улыбке.

«Привет. Получше. Спасибо».

«Я же говорил, что все будет хорошо».

Отправила довольно ухмыляющийся смайлик, пошла мыться, завтракать. Прямо летала по квартире. И под нос что-то мурлыкала. Последний раз я пела тыщу лет назад. Со слухом у меня обстояло туго, при Егоре гундеть фальшиво стеснялась.

А когда приехала мама, даже спать не захотелось, несмотря на бессонную ночь. Решила прогуляться немного. Снег вполне ожидаемо растаял, но светило солнце – уже кое-что. Когда я последний раз гуляла одна, без коляски? Наверно, когда шла из генетической консультации, узнав о Марусиной аномалии. Но тогда это была прогулка не для удовольствия – просто пыталась на ходу переварить информацию.

Глава 14

- Максим?

Вот теперь мне по-настоящему стало холодно. Как будто вышла босиком на мороз. Щеку обожгло той давней пощечиной. Кровь капала из носа на асфальт, оставляя круглые, размером с монету, пятна. Капала там и тогда – пять лет назад, рядом с ночным клубом на Фонтанке, а видела и чувствовала я это здесь и сейчас.

- Какая ты стала!

Какая? На пять лет старше. Замученная недосыпом и переживаниями. Забывшая о тебе.

Забывшая? Может, я и хотела забыть, но тело помнило его даже лучше, чем Егора. Помнило – и отзывалось на жадно-восхищенный взгляд, на эту едва заметную хрипотцу в голосе. Словно содрала с поджившей ссадины корочку, а под ней…

Нет! Ни за что! Если бы пришлось выбирать, скорее, простила бы мужчину, изменившего мне, чем поднявшего на меня руку. Слишком хорошо помнила похороны однокурсницы Насти Соловьевой, которую муж столкнул с балкона десятого этажа. Там все тоже началось с пощечины за неудачную шутку.

Она прощала. Говорила, что он хороший, только вспыльчивый. И любит ее.

- Ты здесь живешь?

Так, спокойно. Он об этом не знает. Я переехала уже после того, как мы расстались.

- Нет. Просто по делам.

- А я тут в налоговой был. Смотрю, идет красивая женщина. Неужели Лера Казакова?

Я Белова давно. И хорошо, что ты об этом не знаешь.

- Лер, а может, зайдем куда-нибудь, посидим? Поговорим?

Только спокойно, спокойно. С одной стороны, страх – это хорошо, потому что забил ту непрошеную реакцию тела. С другой – волки всегда чувствуют, когда их боятся. Чувствуют жертву.

- Нет, Максим, извини. Я тороплюсь.

- Ты меня так и не простила, да? – глаза сощурились, в голосе блеснул металл.

- Максим, все в прошлом. Я замужем, у меня ребенок. Не вижу смысла что-то ворошить. Счастливо!

Я нырнула в дверь магазина, рядом с которым мы стояли. Это оказалось «Сырное царство». Я его и в лучшие времена обходила стороной из-за конского ценника. Скучающая за прилавком полная продавщица в сливочно-желтом фартуке уставилась на меня вопросительно. Краем глаза я видела, что Максим так и стоит у входа.

Ждет меня?

Твою же мать!

Я старательно таращилась в витрину, делая вид, что выбираю.

- Девушка, вам что-то подсказать? – потеряла терпение толстуха.

- Да-а-а, - протянула я неуверенно. – Мне нужен твердый сыр, но не пармезан. Чтобы потереть.

- Вот, пожалуйста, - она неопределенно махнула рукой. – Грюйер, Комте, Гранбир, Манчего. Сегодня скидка на Пекорино Романо, это овечий сыр, идеально для итальянских блюд.

- Вот даже не знаю… Сейчас, минутку, посоветуюсь.

Я набрала маму.

- Лер, где тебя носит? – напустилась она на меня. – Я уже сама собиралась звонить. Маруся проснулась, хнычет.

- Да, мам, я скоро. Скажи, Пекорино Романо подойдет для той пасты, которую ты готовишь?

- Чего?! – изумилась она, но тут же сообразила: что-то не так. Какая паста?! Да и голос! – Лер, ты в порядке?

- Не совсем. Так что насчет Пекорино?

- Да бери что хочешь и двигай домой быстрее. Вызови такси.

Я, видимо, совсем от страха ополоумела, если даже не подумала, что можно это сделать. Конечно, с моими доходами только на такси кататься, но Макс не из тех, кто так легко сдается. Пять лет назад мне пришлось сменить съемную квартиру и номер телефона. Хорошо, что он не знал точно, где я работаю. Притащить его на хвосте к дому сейчас – только этого не хватало.

- Да, мам, сейчас вызову.

Я купила сто граммов этого самого Пекорино, которое мне на фиг упало, и вызвала такси по геолокации. Дождалось, когда оно подъехало, выскочила, села в него и увидела, что Макс тоже садится в машину.

Неужели поедет за нами?

Да, поехал. След в след.

- Послушайте, - я дотронулась до плеча водителя, - можете от синей Тойоты оторваться? Я вам чаевые скину в размере поездки.

Он повернулся и, кажется, хотел сказать что-то едкое, но посмотрел на мое лицо и осекся.

- Может, вам в полицию позвонить?

- Какая полиция, - застонала я. – Пожалуйста!

- Ну ладно, попробуем.

Он посмотрел на дорогу, оценил обстановку и потихонечку пополз к светофору, таща на хвосте машину Макса. Подъехал к нему на мигающий зеленый, притормозил, а на желтый рванул прямо под двинувшийся перпендикулярно поток. Я взвизгнула и зажмурилась. Приоткрыла глаза – уф, пронесло. Живы, едем дальше, под соточку. А Тойота осталась за перекрестком.

Водитель свернул в переулок, потом во двор.

«Маршрут перестроен!» - заполошно завопил регистратор.

Попетляв по проездам, машина выехала на улицу, ведущую к моему дому.

- Ну все, чисто, - водила подмигнул мне в салонное зеркало. – Осторожнее надо быть, девушка. Со знакомыми.

Глава 15

Пока я кормила Марусю, мама напекла оладышек с яблоками. Я жадно принюхивалась к запахам с кухни и мысленно просила: Мусь, ну давай быстрее, а? Она чувствовала мою нервозность и сосала плохо. К тому же температура еще не спала до конца, да и насморк мешал дышать. Наконец она наелась, но спать явно не собиралась. Лежала в кроватке и таращилась на мобиль.

- Пойдем, - мама заглянула в детскую. – Побудет одна, ничего страшного.

Она накидала мне на тарелку оладий, достала сметану. Я набросилась на них так, словно не ела неделю. Мама смотрела на меня с недоумением и тревогой. Она прекрасно знала, что вот так я жру, только если случилось что-то очень плохое. Если не очень, то, наоборот, кусок не лез в горло.

- Лер, ты не Егора там случайно встретила? – спросила осторожно.

- Да ну, мам, какой Егор? Нет, хуже.

- Хуже? Кто-то может быть хуже Егора?

- Может. Егор просто мелкая подлая сволочь. Это Максим был.

- Максим? – удивилась мама. – И… что?

Тут я прикусила язык. В самом буквальном смысле, потому жевала, торопилась и говорила. Но это заставило меня прикусить язык и в переносном. Максима мама знала, но не знала об истинной причине нашего разрыва. Я сказала тогда, что он просто достал меня своей ревностью. Без подробностей. Переехала, потому что нашла квартиру лучше. Номер поменяла? Потеряла телефон, симку не удалось восстановить.

Вот же ирония! Макс приревновал к незнакомому парню, который просто пялился на меня. Егор заявил, что Маруська не его дочь. Хотя у меня и в мыслях не было изменять ни тому ни другому.

Я не собиралась говорить маме, что Макс сталкер. Не хотела беспокоить. Обольщаться, будто срубила его с хвоста, не стоило. Может, конечно, я и преувеличивала опасность, но этот жадный блеск в его глазах был мне хорошо знаком. Если он вбивал себе что-то в голову, переубедить его было уже невозможно. В лучшем случае, помешать.

- Ничего, мам. Он просто прилип, как пиявка. Хотел, чтобы мы куда-то пошли, поговорили. Я зашла в сырный магазин, а он у двери ждал. Тогда я тебе и позвонила. Тянула время, думала, что уйдет. Такси вызвала, уехала. Надеюсь, на этом все.

Мама с сомнением покачала головой. Разумеется, она поняла, что я о чем-то недоговариваю, но не стала пытаться вытащить из меня все.

- Эх, лучше бы ты спать легла, - сказала вместо этого. – Давай сейчас полежи. Мятки заварить тебе?

- Нельзя мяту, - вздохнула я. – Ничего нельзя. Так полежу. Спасибо.

Все равно будет беспокоиться, конечно. Но я не могла сделать вид, что ничего не произошло. Не получилось бы.

Я пошла в спальню, легла на кровать – впервые за все эти месяцы. Раньше у нас была спальня и гостиная, почти одинакового размера. Когда я забеременела, мы решили, что гостиная нам не так уж и нужна, и превратили ее в детскую. Вернувшись из роддома, я ни разу больше не ночевала в спальне. Не хотелось ложиться одной в постель, где мы спали в обнимку с Егором, на которой занимались любовью и зачали ребенка. Слишком холодно было, больно и тоскливо.

Но сейчас мне вдруг стало все равно. Наверно, одна негативная эмоция выжигает другие напалмом. Закрыла глаза и попыталась себя убедить, что надо успокоиться. Даже если Макс вдруг меня найдет… кстати, нужно предупредить всех, кто может вольно или невольно навести его на мой след. Так вот даже если найдет – то что? Попытается вернуть силой? Изнасилует? Убьет?

Я выжала из себя какой-то квакающий смешок: мол, что за глупости! Но холодный трезвый голос внутри возразил: с него станется.

Но больше всего я боялась за Марусю. Может ли он причинить вред ребенку? Я не знала. Но что будет с ней, если что-то случится со мной? Отцу она не нужна. Бабушка с дедушкой, конечно, не бросят, но люди в возрасте, с не самым крепким здоровьем.

Сердце снова забилось заполошным пульсом в виски и в пальцы, но усталость, и физическая, и нервная, взяла свое. Меня затянуло в рваную, клочкастую дремоту, когда, вроде бы, видишь сон, но при этом слышишь все, что происходит рядом, и знаешь, где находишься. Тем не менее, отдых придал мне сил и немного успокоил.

Когда я проснулась, уже стемнело.

- Я приготовила ужин, - сказала мама, собираясь домой. – Постарайся лечь пораньше. Если что – звони.

Я обняла ее, и мы с минуту стояли молча.

Надо же, пришло в голову, а ведь десять лет назад могли не разговаривать неделями, даже по телефону. У меня был какой-то запоздалый подростковый бунт. Казалось, что мама слишком опекает, лезет с непрошеными советами, пытается контролировать. Мы крепко поссорились. Я ушла из дома, сняла квартиру вдвоем с однокурсницей Милкой, искала какие-то подработки, чтобы не брать у родителей денег. А потом все стихло, и мы плавно пошли на сближение. Может, совсем уж подругами и не стали, и я далеко не всем делилась с ней, но все равно знала: она всегда поможет и поддержит.

Вечером, уложив Марусю, я позвонила сначала Ритке, потом Миле и обеим сказала одно и то же: объявился Макс. Если что, ты ничего обо мне не знаешь. Вообще ничего.

Обе пытались охать, ахать, выспрашивали подробности, но я чувствовала себя слишком измочаленной, чтобы поддерживать беседу.

Все потом, ладно?