(не)любимый враг

Глава 1 Александра

Сзади ко мне слишком близко прижимается кто-то. Я делаю шаг вперёд, он не отстаёт.

Определить пол несложно: высокий рост и слишком явственный запах мужских духов. Аромат приятный, даже слишком. Но сама наглость этого вторжения заставляет меня закипать.

В какой-то момент чаша терпения переполняется. Я резко оборачиваюсь, готовая выдать возмущённый монолог, но слова застревают в горле.

Холодные насмешливые глаза смотрят прямо в мои, прожигают до самого нутра. Взгляд хищный, лениво-оценивающий..

— Ну что, Саша, готова к тому, что я теперь всегда буду рядом? — шёпот Буйнова касается кожи чуть ниже уха, и мне хочется отшатнуться.

Каштановые волосы чуть взъерошены, словно он только что лениво провёл ладонью по голове вместо того, чтобы расчесаться. Скулы острые, подбородок упрямый, губы изогнуты в привычной ухмылке, от которой у половины девчонок трясутся коленки, а у меня — зубы скрипят от злости. На скулах лёгкий загар, подчёркивающий ледяную серость глаз.

Он выше меня на полголовы, широкоплечий, спортивный, и прекрасно знает, как использовать своё телосложение, чтобы подавлять. На нём простая белая футболка и кожаная куртка, но сидят они так, будто это дорогущий костюм. И всё это, вкупе с наглой уверенностью, сквозящей в каждом его движении, делает его слишком заметным, слишком дерзким, слишком… опасным.

Я ловлю себя на том, что задержала взгляд дольше, чем следовало. Он это, конечно, замечает. Его ухмылка становится шире.

Горячие ладони уверенно ложатся на талию, слишком крепко, слишком по-хозяйски, как будто я уже принадлежу ему. От прикосновения по коже пробегает рой мурашек, не имеющий ничего общего с приятным волнением.

— Отпусти, — шиплю я сквозь зубы, и наступаю ему на кроссовок.

— Не бузи, мелкая, — наслаждается моим бешенством.

Чуть склоняет голову, изучает меня под другим углом, и произносит:

— Привыкай, Касимова. Я теперь рядом надолго.

Боже, какой же он наглый! Каждое его движение, каждый взгляд — сплошная демонстрация того, что он может позволить себе всё. Мало того, что его семья, Буйновы, с моей вечно на ножах, так ему ещё и удовольствие доставляет играть на моих нервах. Даже мой первый день в качестве студентки он умудрился превратить в фарс.

Вот как, скажите, я могу сдержать данное папе слово? Молчать в тряпочку и позволять этому самодовольному типу хватать меня, как ему вздумается? Ага, конечно. Может, ещё блузочку из-под юбки вытащить, чтобы удобнее ему было?

— Иди куда шёл, Буйный, — выплёвываю слова, чувствуя, как щеки вспыхивают от злости. — У тебя здесь нет власти. Так что отвали. Если будешь дальше распускать руки — получишь ответку.

Его пальцы лишь чуть сильнее сжимают мою талию. На губах появляется ядовитая ухмылка.

— Уже боюсь, мелкая. Ты меня укусишь? Как комарик? Или, может, ударишь своим… хм… корявым ударом?

— Откушу тебе ухо, Ван Гог недоделанный! — не выдерживаю, прищуриваясь. — Лучше иди склей кого-нибудь попроще, пока они не поняли, какой ты на самом деле отвратительный. Второго такого шанса у тебя не будет. Разве что ходить потом будешь, завязав хозяйство узлом.

Он хохочет тихо, отчего его смех вибрирует в груди. Наклоняется ближе, дыхание горячее, обжигает кожу возле виска.

— Не завидуй, Сашуль, — тянет он нарочито нежным голосом, и от этого становится только гаже. — Я понимаю, девочкам тоже хочется. А на тебя… ну, кроме меня, никто и не смотрит. Вот ты и нервная. Но если вдруг очень попросишь… я помогу. И научу не падать в обморок от слова «член».

— Пошёл ты! Только через мой труп! — рычу так, что на нас оглядываются. В груди поднимается ярость, и я дёргаюсь, пытаясь вырваться. Его руки словно стальные обручи, держат крепко.

Вокруг толпа давит так, что воздуха почти не остаётся. Максимум, чего удаётся добиться, — это отвоевать пару сантиметров. Но даже эти крошечные сантиметры кажутся победой. Я дышу в спину какому-то незнакомому парню.

Поворачиваю голову, надеясь на просвет, и вижу, как из глубины толпы медленно пробирается какой-то громила. Высоченный, широкоплечий, он рассекает поток студентов, как айсберг холодную воду. С ужасом понимаю, что движется прямо к нам.

Секунды, и толпа толкает Риту в сторону, её крик теряется в шуме голосов, а я остаюсь наедине с ним. Буйнов оказывается вжат в меня так плотно, что дыхание перехватывает.

И ладно бы грудью, это ещё можно было бы пережить. Но бедра тоже прижаты, и там… там точно не фонарик. Это гораздо хуже. От осознания щёки вспыхивают, как в огне.

Извращенец! Он что, и правда возбуждается от наших перепалок? От моих криков, от злости в голосе?

— Отодвинься! — морщу нос, стараясь, чтобы он не заметил, как сердце бьётся слишком быстро. — Мне противно.

А его глаза только темнеют, и ухмылка становится ещё шире.

Я немного лукавлю, когда выплёвываю ему «мне противно». На самом деле, мой предательский организм играет против меня, выставляя на показ всё то, что я хотела бы скрыть даже от самой себя. Дрожащие коленки, сердце, колотящееся где-то в горле, как пойманная птица, дыхание, сбивающееся в хаотические судорожные вздохи. И это я ещё умолчала про тех самых птеродактилей в животе, да-да, именно птеродактилей, потому что бабочки были бы слишком романтичными для встречи с Буйновым.

— А попка у тебя ничего такая, Касимова, — его голос низкий, с ленивой усмешкой, и от этого всё внутри взрывается смесью злости и ещё чего-то, что я категорически отказываюсь называть.

— Не ничего, а идеальная, — поправляю его, даже не моргнув.

— Как я мог забыть, что у тебя самомнение до небес, — он качает головой, будто поражён, но во взгляде видна издёвка.

— Твоё всё равно не переплюну, — я улыбаюсь слишком широко, чтобы скрыть дрожь в губах.

— Моё, в отличие от твоего, подкреплено фактами, — он наклоняется ближе, и я чувствую запах его парфюма. Не дешёвый, тяжёлый, с нотками горечи.

— Ты сейчас о чём? — мои брови взмывают вверх. — О том, что девки трусики скидывают, как только ты рядом оказываешься? Так это потому что они дуры, которых кроме шмоток и путёвок на Бали ничего не интересует. Попробуй не размахивать купюрами, и увидишь, что без денег отца ты пустое место.

Визуализация

Александра Касимова, 18 лет

Первокурсница института государственного управления, активная и дерзкая девочка, такой палец в рот не клади. По крайней мере, такой она выглядит на публике. Сможет ли Вик разглядеть в ней что-то большее?

Виктор Буйнов, 21 год

Третьекурсник, звезда университета, заводила тусовок. Мажор, который любит быструю езду и крутые вечеринки. Терпеть не может Сашу просто за то, что она дочь Касимова, декана его факультета. У их семей давние счёты.

Глава 2 Александра

Исчезает, растворяясь в толпе, а я хватаю ртом воздух, наконец-то способная дышать полной грудью. В горле першит, сердце колотится так, что, кажется, его слышат все вокруг. Какая-то полная фигня произошла только что. Я как будто в параллельной реальности, где нет логики и здравого смысла.

Никогда раньше Вик меня не касался. Никогда. Всё, что у нас было — это словесные перепалки, подколы и угрозы. Я привыкла к его наглым взглядам и остротам, но дальше он не заходил. Мы и пересекались-то редко: пару раз в год, и то на городских мероприятиях под зорким присмотром родителей. Там он был таким же ехидным, но держал дистанцию.

А сейчас… Что. Это. Было?!

Меня бросает то в жар, то в холод. Тошнотворная смесь злости, стыда и чего-то совсем другого, от чего внутри всё переворачивается. Я до сих пор ощущаю фантомное тепло его ладоней, как будто они оставили следы на коже. Мороз по спине от воспоминания о его шёпоте.

Оглядываюсь по сторонам и замечаю девчонку, которая откровенно таращится на меня. Как будто фильм смотрела и не хочет пропустить финальные титры. Она приподнимает руку и показывает большой палец вверх, словно в знак одобрения или поддержки. Я её не знаю, но она явно знает Буйнова. Его здесь знает каждый второй.

И вот теперь вопрос: заметили ли всё это остальные? Не дай бог, рядом оказался кто-то из его фанаток или просто любители разбирать чужую жизнь на косточки. Стоит им связать моё имя с его — и всё, можно ставить крест на спокойной учёбе. Я ёжусь, уже представляя, как на меня будут коситься, перешёптываться за спиной и придумывать всякую мерзость.

Куда, чёрт возьми, делась Рита? Я вытягиваюсь на цыпочки, вглядываясь поверх голов. Люди суетятся, кто-то смеётся, кто-то спорит, толпа гудит, и в этом шуме я наконец ловлю знакомый взгляд. Она всего в пяти метрах, растерянно озирается, но, увидев меня, расплывается в улыбке.

Я машу ей рукой. Начинаю медленно пробираться сквозь толпу, которая неохотно расступается, толкает, давит. Каждый шаг даётся с усилием, но мне плевать, главное добраться до неё. Сейчас мне нужна подруга как никогда.

— Рита, — шиплю ей, — ни за что не отходи от меня.

— Я не специально же. Что он тебе говорил?

— Ничего по делу. Так, обычные наши перепалки.

Ну-ну, Саша, конспираторша из тебя просто атас. Щёки и уши горят так, что, наверное, светятся как маяки. Готова поспорить, это даже на противоположной стороне толпы видно.

— Ага, я тебя как облупленную знаю. Ты издеваешься?

— Просто не хочу вспоминать. Требовал, чтобы пришла сюда через три часа.

— Зачем? — она берёт меня под руку, будто защищает.

— Откуда я знаю, этого он не сказал. Да и плевать. Ещё я к нему не бегала. Не дождётся. Пусть своих карманных собачек по свисту вызывает. Лично я планирую отметить наш первый учебный день в качестве студенток. Ты как?

— Само собой за. Может, всей группой соберёмся?

— Посмотрим. Сейчас разойдёмся по аудиториям, увидим хотя бы, кто у нас в группе.

Мы прислушиваемся к происходящему, но как обычно — стандартные речи про начало учебного года. Никто их никогда толком не слушает. Было бы странно, если бы студенты реально вдохновились перспективой просиживать штаны над конспектами, лабами и коллоквиумами. Найдите мне хоть одного такого фанатика, и я сдам его на опыты учёным.

Если бы не тот факт, что мой папа — декан, я бы сюда даже не пришла. Нашла бы способ провести день с куда большей пользой, чем топтание в толпе.

Ещё спустя полчаса нас наконец-то зовут пройти в большие потоковые аудитории. Мы с Ритой крепко держимся за руки, словно нас может растащить бурное течение из студентов. В итоге оказываемся в аудитории и сразу занимаем места на первом ряду. Раз уж пока это не скучная лекция, можно и засветиться перед преподами.

Я оборачиваюсь, оцениваю публику: придётся провести бок о бок четыре года, стоит заранее составить впечатление. И оно, мягко говоря, неоднозначное. Есть классические ботаны с сияющими глазами и тетрадями наготове, есть нормальные ребята, переговаривающиеся и явно не думающие о науке, есть парочка таких, кто уже успел достать телефоны и листает ленту. Разношёрстная компания, как и ожидалось.

И тут дверь открывается. В аудиторию входит папа. Шум моментально стихает.

— Здравствуйте! — его голос звучит спокойно, уверенно, и даже в моей груди отзывается лёгкой вибрацией. — Меня зовут Касимов Борис Тимофеевич. Я декан факультета государственного управления и права. По всем вопросам, касающимся учёбы, можете обращаться ко мне.

Он обводит взглядом аудиторию, и я машинально выпрямляюсь, хотя дома мы виделись всего пару часов назад. Вдруг ловлю на себе любопытные взгляды соседей по ряду: да-да, ребята, я его дочь, расслабьтесь.

— Сегодня мы с вами не будем долго слушать мои речи. Буду краток. Хочу, чтобы наша с вами учёба была полезной, продуктивной, и чтобы усилия прилагали все стороны.

По аудитории прокатывается гул.

— Прошу ещё минуту внимания, — повышает голос папа. — У нас здесь находятся несколько групп. Каждая из вас должна выбрать старосту и профорга. Общее собрание профоргов будет проходить сегодня в двенадцать часов дня в аудитории А213. Если у вас есть какие-то вопросы, задавайте.

— За какое количество прогулов отчисляют? — спрашивает какой-то парень сзади.

— Если общее количество прогулов превысит сорок процентов от количества занятий. Но я не советую доводить до такого.

— Будет ли проводиться посвящение в первокурсники?

— Да, это ежегодное мероприятие, которое проводит профком. Ещё есть вопросы? — Тишина в ответ. — Тогда я с вами прощаюсь на сегодня.

Папа уходит, а в аудитории тут же поднимается гул, как будто кто-то нажал «play» после паузы.

— Кто хочет быть старостой?

— Я! — тут же откликается одна из девушек, тихая, скромная, но с решительным блеском в глазах.

Я даже не думаю поднимать руку. Староста — это бесконечное терпение и дипломатика. Ни того, ни другого у меня нет.

Глава 3 Александра

— Проходи, мелкая, не стесняйся, — хлопает Буйный по коленке, голос бархатный и властный.

— А ты, наверное, Саша? — ко мне подходит высокая черноволосая девушка, волосы у неё собраны в аккуратный пучок. — Меня Лиза зовут. Я глава профкома.

— Да, Саша, — делаю шаг вперёд, чувствую, как за мной наблюдают.

— Сейчас подождём остальных и начнём. У тебя есть опыт организации мероприятий? — она заглядывает мне в лицо, как будто уже распределяет роли в голове.

— Да, есть. — Говорю коротко, но честно: я умею брать ответственность.

— Супер! Значит будешь полезной. У нас впереди посвящение. — Её губы складываются в улыбку.

Я киваю и оглядываюсь. Людей много, стулья все заняты, а вот у окна свободно, там и останусь ждать. Скину сумку на подоконник. Привычка не класть сумку на пол у меня крепко в голове засела: «у тех, кто так делает, не будет денег» — смешной ритуал, навеянный домом, но почему-то действующий.

Шагаю мимо Буйнова, совсем не собираясь смотреть в его сторону. Игнор — прекрасное оружие. Но Вик на него реагирует плохо: хватает мою руку и тянет к себе. Я плюхаюсь прямо на его колени, чувствуя знакомое тепло от его тела.

— Буйный, — сжимаю зубы, — у тебя что, синдром беспокойных рук? Хватит меня лапать.

Почти все в аудитории поворачиваются и смотрят.

— О, Вик нашёл себе новую девочку, — раздаётся голосок с заднего ряда.

— Никого он не нашёл, пусть даже не надеется, — шиплю в ответ и вцепляюсь ногтями в его запястье. Царапаю кожу, он же делает вид, будто я просто делаю ему массаж.

Пытаюсь встать, но его лапы снова меня держат. В нос бьёт запах его шампуня с ореховой горчинкой.

— Спокойно. Здесь всё равно больше некуда сесть.

— Я и постоять могу, успею ещё насидеться.

— Да ладно тебе, Саш, это он только с виду страшный, а на деле добрый внутри. Ну укусит, если что я его лично огрею чем-нибудь, — Лиза, видимо не замечая моего желания провалиться под стол, пытается сгладить ситуацию и превращает всё в шутку. Её рука легко касается моего локтя. Спасибо, хоть кто-то не смотрит на меня как на интересный экспонат.

Ребята вокруг смеются, явно наслаждаясь моим замешательством. Ну конечно, легко же хихикать, когда не знаешь всей подноготной. Для них это просто забавная сценка, шоу с участием «декановской дочки» и любимчика универа. А для меня — реальная проблема. Я же пообещала папе держаться от Буйнова подальше. И вот как это теперь объяснить?

Тем временем Вик, не теряя времени, запускает свою руку к краю юбки. Горячие пальцы скользят по коже, я от этого словно обжигаюсь, и всё моё тело застывает, не зная, как реагировать. В голове паника: если я сейчас заору, прославлюсь истеричкой на весь факультет. Но если промолчу и позволю ему дальше распускать руки — это будет уже совсем другое клеймо. И пока я застряла между этими двумя вариантами, за моей спиной раздаётся низкий, еле слышный рык. Такой, от которого проходится огонь по коже, а волосы на руках встают дыбом.

«Бежать, надо бежать», — стучит в голове.

Я делаю очередную попытку вырваться, но всё заканчивается ещё хуже. Буйнов просто приподнимает меня и усаживает удобнее, так, что я чувствую… о-о-о…

Поворачиваю голову и встречаю его взгляд, бешеный, прожигающий насквозь. У меня внутри всё холодеет. Я реально не понимаю, зачем он это делает. Это месть папе? Слишком жестоко. Или он просто развлекается, проверяя мою реакцию? Какие бы у него ни были мотивы, это ненормально.

Я-то ведь к нему не лезу. И дело даже не только в обещании отцу. Сцепись я с Буйновым, и всё, толпа будет на его стороне. У него армия поклонниц, он вечно в центре внимания, заводила всех тусовок, плюс влиятельная фамилия. Кто поверит мне, что он перегибает палку? Никто.

Да, я хочу поставить его на место, и это — одна из моих целей. Но я не идиотка, чтобы лезть на рожон без плана. Самосохранение у меня работает отлично. Только вот тело не слушается, реагирует на него предательски, словно я — вовсе не я.

Что у него там вообще происходит, такое ощущение, что воздушный шарик накачивают всё больше. Есть какие-то пределы у этого? Аккуратно пытаюсь сдвинуться, пользуясь моментом, что в кабинет входит кто-то новый. Но Вик сжимает сильнее.

— Не дёргайся, мелкая.

— Так пусти, я встану.

— Сиди пока.

— Будешь своим удавом в кого-то другого тыкать, — выпаливаю, скривившись.

— Ахах, слабо назвать вещи своими именами? — в его голосе ленивое издевательство.

— Тебе-то что. Как хочу, так и называю.

— Невинная девочка Саша, — он растягивает каждую букву, подаваясь бёдрами вперёд.

Так нагло проезжается там, где… О, Господи… Я задыхаюсь от этой близости, ненавидя каждую секунду.

— Рановато делаешь выводы, — говорю на выдохе, чувствуя, как вспыхиваю до корней волос.

— М? — он поднимает бровь и пристально заглядывает в глаза.

Что там этот змей пытается разглядеть? Ничего, кроме неприязни к нему, там нет. Даже если он пытается доказать обратное. А то что я так предательски реагирую на его близость… С этим я справлюсь. Без проблем. Это просто какой-то неожиданный бунт моего организма, решившего, что в мои официальные восемнадцать пора бы уже выкрутить гормоны на максимум.

— Касимова здесь? — в аудиторию вбегает запыхавшийся парень и сразу выцепляет меня глазами.

— Это я.

— Тебя там отец ищет, ты на звонки не отвечаешь.

Выхватываю телефон из сумки. На экране три пропущенных вызова. Чёрт, забыла отключить беззвучный.

— Извините, я отойду, скоро вернусь, — бросаю в сторону Лизы и остальных и буквально выскальзываю из рук Буйнова.

В коридоре опираюсь о стену, пытаясь отдышаться. Колени подгибаются, как будто они из желе, я едва держусь на ногах. Хочется разреветься от бессилия, но я сжимаю зубы. Может, ещё не поздно отказаться от этого профкома? Найду себе замену и буду жить спокойно. Отличная идея.

Глава 4 Александра

Перезваниваю папе, но теперь уже он не берёт трубку. Ничего, не так далеко идти до его кабинета, спрошу лично. Тем более, судя по тому, что народ всё ещё только тянется по коридорам, большинство собраний растягиваются. Значит, я ничего особо важного не пропущу. Заодно и проветрюсь, после всей той вакханалии с Буйновым мне срочно нужно остыть.

И вообще, это ненормально, так реагировать на него. На его ухмылки, на его прикосновения. Особенно если учесть, что мы явно будем пересекаться ещё не раз. Нужно научиться держать себя в руках, иначе он просто не даст мне прохода. Нашёл себе жертву, энергетический вампир чёртов.

Добираюсь до папиного кабинета. Дверь распахивается, и меня едва не сшибает с ног какой-то парень. Вид у него мрачный, злой, как будто только что получил по шапке. Даже плечом задевает. Я делаю шаг в сторону, а он уходит, недовольно бурча себе под нос.

— Пап, — киваю вслед, — ты что, с самого начала года решил включить принципиального препода? Чем этот тебе насолил?

— Как всегда: экзамены вовремя не сдают, потом им на пересдачу некогда ходить, — хмурится папа, перекладывая бумаги.

— Ну, не все же оболтусы. Вдруг обстоятельства?

— Не на спорт надо делать ставки, а на знания, — отрезает он.

— А-а, спортсмен, — понимающе качаю головой.

У папы на эту тему целый пунктик: он терпеть не может тех, кто ради спортивной карьеры забивает на учёбу. Для кого-то это уважительная причина, но не для него. Поэтому каждый год к нему приходят скандалить, качать права, а он стоит на своём.

— Так чего ты мне звонил? — спрашиваю, присаживаясь напротив. — А то я занята немного была.

— Хотел предупредить, что уеду раньше, чем планировал. Надо заехать кое-что купить…

— Опять запчасти? — прищуриваюсь.

— Только маме не говори.

— Она всё равно узнает. Ты же в гараж пойдёшь, спалишься.

— Главное, чтобы ты меня не сдала.

— Я — могила, — складываю ладони крест-накрест на груди. — Не переживай. До дома я и сама доберусь. В цивилизации живём, как-никак.

На самом деле мне даже нравится иногда пройтись пешком. Обычно папа возит меня, и редкость, когда я иду куда-то одна. А не так давно я ещё и права получила. Правда, за руль пока разрешают садиться только за городом, на пустых дорогах. Но это чувство, когда огромная машина слушается тебя, идёт плавно, мощно, а ты держишь её под контролем, оно ни с чем не сравнится.

— Пап, — улыбаюсь, глядя на него, — ты ведь знаешь, что ты у меня самый лучший?

— Конечно. Но ты же не просто так это сказала, а, лиса?

— Ты же дашь мне порулить в выходные?

— Вырастил себе манипуляторшу на голову, — качает он, но глаза улыбаются.

— Ой, ну что ты сразу. Тебе можно покупать всякие непонятные железки для мотоцикла, а мне чуточку порулить — нет?

Папа наклоняет голову и показывает пальцем на щёку. Я моментально подскакиваю, чмокаю его и сияю от счастья.

— Спасибо!

Меня переполняет радость, как будто в животе лопаются пузырьки шампанского. Я буду за рулём! Настроение взлетает до небес. И никакой Вик больше не испортит мне этот день. Пусть хоть десять раз строит из себя короля универа.

Выскальзываю в коридор и иду дальше, ловя на себе взгляды и улыбаясь всем подряд. Кажется, я действительно лечу, а не иду.

Когда вхожу обратно в аудиторию профкома, инстинктивно ползу вдоль стеночки, чтобы держаться подальше от Вика. Он ловит мой профиль взглядом и недовольно хмурится: упёрся локтями в колени, рукой подпёр голову и сверлит меня взглядом, будто изучает трофей. Что, тяжко тебе теперь? Сам виноват, я не просилась на колени. Пусть сидит скрюченный.

Лиза как раз начинает собрание.

— Очень рада приветствовать здесь старичков и новичков. У нас достаточно много общественной работы каждый год, поэтому готовьтесь, оценивайте свои силы. Мы все здесь готовы помочь друг другу и работать как слаженная команда. В случае чего — поддержим, выручим. Поприветствуем наших первокурсников!

В аудитории раздаются аплодисменты, кто-то даже радостно улюлюкает. Шумно, весело, в воздухе чувствуется оживление. Я хлопаю вместе со всеми, но немного смущённо, внимание к себе не очень люблю.

Буйнов, как всегда, не может удержаться и перегибает палку: свистит так резко и громко, что у многих действительно закладывает уши. Кто-то в первом ряду морщится, закрывая ладонью ухо, за моей спиной раздаются возмущённые смешки.

— Вик, всё, хватит, — смеётся Лиза и качает головой, — все оглохнут же!

Он только ухмыляется, довольный произведённым эффектом.

— Давайте начнём с организационного момента, — продолжает Лиза, вновь беря ситуацию под контроль. — У меня здесь есть заявления на материальную помощь. Каждый студент имеет право получить её раз в год. Она небольшая, но всё же может пригодиться. Прошу вас раздать эти листочки всем. Часть можно подписать прямо сейчас, а остальную уже после нового года.

По комнате прокатывается шорох, все начинают подниматься, протягивать руки к столу, завалённому аккуратными стопками бумаг. Я подхожу ближе, беру несколько бланков, чтобы передать дальше, и возвращаюсь к своему месту.

— Всё, все взяли? Отлично, — улыбается Лиза. — Самое главное дело сделано. Как заполните, возвращайте обратно сюда. А теперь о более интересном. У нас впереди день первокурсника. Будет официальная часть, а дальше каждый поток может организоваться сам и поехать, например, на базу отдыха. Я выделю пару человек, которые займутся поиском вариантов.

— В дне первокурсника участвуют все, — добавляет она более строго. — Отлынивать никому не дам.

— У-у-у… — тянет кто-то с задних рядов, и все тихо посмеиваются.

— Тихо! — Лиза поднимает руку. — Так, Вик, Саша, мне показалось, что вы неплохо поладили. Займётесь организацией посвята?

Я в шоке. Нет-нет-нет. Только не это.

— Без проблем, Лиз, — Буйнов сразу откликается и нагло подмигивает мне.

— Спасибо, ребят, вы меня очень выручите, — облегчённо вздыхает Лиза.

Глава 5 Александра

— Мы будем с тобой встречаться в строго отведённое время здесь, в универе. Руки держи при себе. Иначе откажусь, и плевать, как ты будешь выкручиваться.

— Да без проблем, мелкая. Ты быстро передумаешь, вот увидишь.

Его жаркий шёпот касается кожи у самого уха, пробирает мурашками по шее и спине. Словно дыхание костра, горячее, слишком близкое, от которого хочется одновременно отстраниться и задержаться ещё на секунду. Да, он руки убрал, но чувство, что я вплотную прижата к нему, всё равно остаётся.

— Ты совсем без тормозов?

— Кому они нужны? Жизнь слишком коротка, чтобы подчиняться правилам.

Его голос — ленивый, тягучий, с той особой интонацией, от которой у окружающих обычно подгибаются колени. Но я держусь.

— Правила не просто так придуманы.

— То есть ты готова соблюдать их в ущерб себе?

— Такой ситуации со мной не возникнет, — отвечаю слишком резко.

Я убеждаю себя, что смогу держать дистанцию. Что достаточно самоорганизована, холодна и устойчива, чтобы смотреть на всё сквозь призму разума, а не эмоций. Что со мной не случится того, что с другими. С ним будут только рабочие отношения — сухо, ровно, формально. Иначе нельзя: пересуды, шёпот за спиной, злые взгляды его поклонниц. Да и самое главное, то шаткое равновесие, которого наши отцы держатся уже столько времени, нельзя рушить.

Я не из тех, кто считает, что близость допустима лишь после свадьбы, но уж точно не с ним. Буйнову ведь нужно просто галочку поставить: соблазнил дочь врага, вот и всё. Я слишком хорошо помню, как ночами лежала без сна, слушая шаги папы по коридору, когда он переживал из-за очередной подставы. А Вик тогда хитро всё провернул, будто папа взятку взял. Играл грязно.

Он всегда так делает. Если захочет чего-то, то добьётся любой ценой, пусть даже по чужим головам. Но сейчас он просчитался. Я знаю его цель, вижу её насквозь, и поэтому все его уловки будут бесполезны. По крайней мере, я уговариваю себя в это верить. И очень надеюсь, что ему хватит ума быстро понять: со мной его игры не пройдут.

— Не будь такой наивной, Саш, — произносит он мягко, но в глазах сверкает вызов.

— Не будь таким самоуверенным, Вик, — парирую я, едва заметно прищурившись.

Наши взгляды сталкиваются и цепляются, как рапиры фехтовальщиков. Я чувствую, как острый металл холодит пальцы, как в любой момент можно получить укол. Но отступать никто не хочет. Ни он, ни я.

Мир вокруг будто растворяется. Остаётся только он напротив и это напряжение между нами. Противостояние, в котором каждый удар словом, взглядом может стать решающим.

И в этом невидимом поединке я ловлю себя на мысли, что мне не хватает воздуха.

Лиза уже распустила народ, и студенты один за другим, переговариваясь и шурша бумагами, вышли из аудитории. Дверь мягко захлопывалась за каждым, оставляя всё больше тишины. Осталась только она, аккуратно собирая папки и проверяя, не забыл ли кто-то свои вещи, как заботливая хозяйка, которая закрывает дом после гостей.

— Кхе-кхе, Вик, вы обо всём договорились? — тактично прерывает нас, выдернув из этой странной тягучей паузы между нами.

Мы одновременно переводим взгляды на неё. Мне показалось, или он и правда смутился, что кто-то застал наши переглядывания? Забавно, ведь в них ничего особенного не было. Ну… почти.

— Да, — хрипловато произносит он. — Можем приходить сюда, когда будет необходимость?

— Ключи на вахте, если меня не будет. Я предупрежу охранников, — Лиза поправляет волосы.

— Отлично.

— Саша, не стесняйся, здесь все свои, можешь в любой момент обратиться ко мне, если что-то понадобится.

Я улыбаюсь и киваю. Вообще-то я бы предпочла, чтобы здесь постоянно кто-то был. С людьми как-то спокойнее. С ним — особенно.

— У тебя завтра сколько пар? — уточняет Буйнов.

— Вроде три.

— И у меня. Тогда пересекаемся тут в два. Дай мне свой телефон на всякий.

— Телефон? — переспрашиваю я с лёгким недоумением.

Не хватало ещё, чтобы он писал мне ночью или звонил. Но, похоже, придётся.

— Хорошо, записывай, — выдыхаю.

Быстро диктую цифры, а Вик делает дозвон.

— Ну всё, до завтра, — кидает через плечо и выходит из аудитории.

На него посмотреть, так он образец самодисциплины сейчас. И не скажешь, что творил откровенную дичь всего час назад.

— Саша, могу я тебя кое о чём спросить? — Лиза чуть прищуривается, убирая последнюю папку.

— Да, конечно.

— Между вами что-то есть?

Я выпучиваю глаза. Мягко говоря, шокирована. Нет, я ожидала неудобные вопросы про папу, про то, могу ли я на него повлиять, про какие-нибудь льготы. Но это?!

— Тебе показалось, — выдыхаю, чувствуя, как жар приливает к щекам.

— Да? — задумчиво переводит она взгляд в окно. — Прости, просто вы так смотрели друг на друга…

— Ты перепутала неприязнь с симпатией. У нас давние счёты. Но это не скажется на совместной работе, обещаю.

— Уфф, ты меня обрадовала. А то я уже начала думать, как вас развести по разным задачам. Тогда супер. Рада была с тобой познакомиться.

— И я, — улыбаюсь искренне.

Выхожу из аудитории и спускаюсь вниз. Хочется поймать немного тёплого сентябрьского солнца, пока оно не спряталось за хмурые тучи. На улице пахнет осенью, лёгкий ветер гонит сухие листья по асфальту. Плюхаюсь на ближайшую к корпусу свободную лавочку и прикрываю глаза.

— Саш, что вы там так долго? — голос Риты выдёргивает меня из полудрёмы. — Я устала тебя ждать. Давай, поднимайся, мы уже обо всём договорились. Пойдём в сушную через дорогу. Если сейчас разбежимся, вечером будет не собрать всех, а потом тем более. Сама знаешь, у половины будут дела. Так что погнали сейчас. Все уже ушли.

Глава 6 Александра

Когда оказываемся в сушной, сразу становится видно: пришли не все. Ботаники, которых я в тайне надеялась увидеть, явно решили пропустить это дело. Познакомимся с ними на парах. Здесь же собралась шумная и разговорчивая компания, та самая, которую легко представить у костра на базе отдыха: смех, шутки, нескромные рассказы. Похоже, именно они поедут на посвящение.

— Я наконец-то выцепила Сашу, ребят. Знакомьтесь. Она наш профорг, — объявляет Рита, расплываясь в победной улыбке.

— Всем привет! У меня для вас есть новости, — говорю я, сунув руку в сумку и вытащив стопку заявлений.

— Может, не будешь душнить с первого дня? — отзывается какой-то тощий парень в солнечных очках.

— Если для тебя деньги лишние, то без проблем, можешь пропустить эту информацию. А для тех, кому есть куда потратить халявные деньги — держите заявления, — раздаю бумажки тем, кто протягивает руки.

Стол заставлен палочками и коробочками с суши, запах соевого соуса, жареного лука и свежего риса подмешивается к аромату кофе из автомата.

— Вот это крутой подгон, зачёт. Меня кстати Степан зовут, — протягивает руку один из парней, у него уверенная улыбка и сальный блеск в глазах.

Я медлю доли секунды. Физический контакт с незнакомцами мне редко приятен, привычка держать дистанцию, воспитание, осторожность. Но сегодня исключение. Пора показавать, что я умею быть в команде.

Протягиваю руку. Степан ловко переворачивает мою кисть и, вместо стандартного рукопожатия, касается её губами. Такое «приветствие», которое должно быть забавным, на деле ощущается хамским. Рассмеяться, сделать вид, что ничего не было, или дать отпор?

— Саша, — говорю коротко, когда высвобождаю руку.

— Да я уже понял, Саша, — он не отпускает, подмигивает, будто мы с ним уже на короткой ноге. Его пальцы ненавязчиво держат мою кисть, и по запястью пробегает лёгкое раздражение.

Я выдёргиваю руку уже настойчивее, аккуратно вытираю ладонь о юбку, не демонстративно, не театрально. Но внимательные глаза одногруппников это замечают: кто-то хмыкает, кто-то обсуждает шёпотом. Мне неприятно.

— Стёп, тебя отшили, — смеётся рыжеволосая девушка, и сразу представляется. — Я Аня.

Неловкость висит в воздухе. Мне не хочется портить отношения в самом начале, конфликтовать.

— Это мы ещё посмотрим, Ань, — не тушуется Степан. — В первый день не щитово.

Похоже, меня вообще забыли спросить, чего хочется мне.

— Ну-ну. Тебе там не светит, — поддакивает кто-то из ребят.

— С чего ты решила? — Степан морщит лоб, будто перед ним загадка космического масштаба.

Аня переключается на меня:

— Саш, а какая у тебя фамилия?

— Касимова, — отвечаю ровно, без гордости и без стыда.

— Вот поэтому ты и в пролёте, — констатирует она, вынося вердикт.

Не хочу, чтобы моё родство с деканом стало темой обсуждения прямо сейчас. Пусть узнают позже, пусть привыкнут ко мне, но не сегодня.

— А как её фамилия относится к делу? — удивлённо хмурится Степан, и я вижу, как он пытается понять логику Ани.

— У нас с тобой несовместимость фамилий, — придумываю на ходу что-то лёгкое, шутливое. — Типа астрологическое несоответствие, всё против нас.

Все начинают посмеиваться — кто от шутки, кто от того, что Степан явно занервничал. Пусть думают, что я забавная, всё лучше, чем быть объектом обсуждений насчёт папы.

— Да-а? Так ты же не знаешь мою, — возражает он, но голос уже не такой уверенный.

— О, я просто кое-что умею. Типа ведьма. Сразу тебе говорю, несовместимы. Ни имена, ни фамилии, ни знаки зодиаков. Не судьба, — пожимаю плечами.

На лице Степана мелькает недоумение. Видно, что он ждал совсем другую реакцию. Хоть бы не догадался, что я только что его отшила окончательно при большей части группы.

Рита, ой, она едва сдерживает смех — глаза её блестят. Я тихо пинаю её под столом, и она мгновенно делает строгий вид, чтобы никто не заподозрил, что мы тут на грани истерики. Ее попытка переиграть эмоции выглядит ещё более фальшиво, выглядит слишком палевно.

— Кстати, в начале октября будет посвят первокурсников. Будем организовывать его? Есть желающие? — спрашиваю, стараясь звучать бодро.

— А то. Это же самое интересное. Есть идеи? — тут же подхватывает кто-то с конца стола, глаза загораются.

— Я получила задание от профкома продумать варианты. Скорее всего это будут какие-то загородные коттеджные посёлки, — объясняю, перелистывая папку с бумагами. — Но надо будет скидываться.

— Тогда я не смогу, — сразу отказывается одна из девочек. Она аккуратно убирает волосы за ухо, глаза опускаются вниз. — Не потяну.

— На официальную часть могут прийти все, она будет в главном здании, — спешу добавить, чтобы она не выглядела так расстроенно. — Никого не обидим.

— Хорошо, — чуть улыбается она благодарно.

Дальше разговор плавно сходит на ерунду: кто откуда приехал, в какие школы ходил, у кого какие планы. За окнами сушной уже начинает темнеть, улицы подёрнулись сентябрьским сумраком, а внутри тепло. Смех, перебранки, лёгкое чувство, что мы на секунду забыли, что вообще-то ещё только знакомимся.

Часа через два мы с Ритой собираемся домой. Голова чуть гудит от шума и информации. Мы живём в соседних домах. Так что идём вместе. Это так привычно, будто отмотали несколько лет назад, когда каждый день ходили друг к другу делать уроки, обсуждать одноклассников и секреты.

Садимся на троллейбус. Стёкла в нём запотевшие, тёплый воздух смешан с запахом мокрых курток.

— Как тебе группа? — спрашивает Рита, вытаскивая наушники из кармана, но не надевая.

— Пока непонятно. Я их видела всего пару часов, сложно делать выводы, — честно признаюсь. — А тебе?

— Есть хорошие ребята. Совместное веселье сплотит коллектив, — она смотрит на меня чуть искоса. — Саш, а почему ты мне не рассказываешь ничего про собрание в профкоме?

— Да всё самое важное уже рассказала, — пожимаю плечами, отвожу взгляд в окно.

Глава 7 Виктор

Представляю, какое у Касимовой будет выражение лица… кайф. Хотелось бы увидеть это живьём, наслаждение, которое я себе уже мысленно визуализирую. Такой роскоши мне, конечно, не видать сейчас, но я обещаю себе пожрать её эмоции завтра. Мелкая вряд ли так быстро остынет, она слишком живо откликается на меня, точно не останется равнодушной.

Раньше мне на неё было плевать. Она была просто ещё одной «дочкой декана», поводом для шутки в компании: троллил, если пересекались, по инерции и ради развлечения. Достать до самого декана тогда казалось несбыточной фантазией. Но возможности у меня выросли. И теперь не упущу ни одного шанса показать, что Буйновых нельзя публично игнорировать и нельзя с ними не считаться. Мы тоже можем больно ударить.

В голове всплывает старая обида, семейный реликт: когда-то Борис Тимофеевич, тогда ещё преподаватель теории государства и права, завалил моего отца на экзамене и добился его отчисления. Я родился чуть раньше. Помню рассказы родителей: бессонные ночи, крики, разборки, потом попытки восстановиться. Отец не совершил ничего ужасного, просто не успел подготовиться — и жестокость системы сыграла свою роль. Если бы Тимофеевич хоть чуть-чуть смягчил позицию, поставил трояк, но отпустил. всё бы прошло иначе. Но он продолжил давить: три пересдачи, унижение, отчисление. Этот случай отпечатался в нашем доме навсегда: фамилия Касимовых — табу.

Папа вырвался, всё-таки закончил универ, выстроил карьеру налогового консультанта, но память о той ситуации осталась. Я помню, как позже отец нашёл возможность отомстить, но не знаю деталей. А когда пришло моё время выбирать вуз, я упрямо захотел здесь учиться. Папа пытался отговорить, предлагал другие, более спокойные варианты, но я решил: пройду через те же двери, поднявшись выше, докажу, что Буйновых не сломать. Эта цель — мой смысл, моя мотивация. И да, Борис Тимофеевич до сих пор, похоже, помнит нас так же ярко, как и я его.

Два года, и я точно планирую выпуститься именно на его кафедре, чего бы мне это ни стоило. Не потому что люблю мучиться, а потому что месть, если её так назвать, должна быть аккуратной: не сломать, не унизить ниже плинтуса, а доказать свое превосходство в поле, где он чувствует себя главным.

Переворачиваюсь на живот и проверяю телефон. Две галочки, значит, прочитала. Но ответа нет. Хм. Промедление от неё как вызов.

Вик: «Не стесняйся, можешь написать мне всё, что хочешь».

Спустя долгих десять минут присылает мне фото своей руки с оттопыренным средним пальцем. За неимением ничего более интересного, например, её аккуратных сисек или жопки, рассматриваю руку. Пальцы у неё тонкие, ухоженные, с аккуратным маникюром. Не помню, как называется, когда сверху тонкая белая полоска, а сам ноготь при этом розового цвета. Блин, эти женские штучки, никогда не понять, нахрена придумывать маникюру отдельное название.

Представляю, как эта самая рука могла бы двигаться поверх моего члена… и ощущение пронзает низ живота. Член встаёт стойке смирно, больно тараня матрас, я шиплю, поправляя его. Смешанные эмоции: раздражение от её наглости и одновременно какая-то внутренняя тягучая реакция, которую трудно назвать порядочной. Почему именно сейчас так остро? Как будто кто-то внезапно распылил флакон убойных феромонов, и я оказался под дождём этих молекул.

Башню сносит капитально. Утром шел в универ и не собирался пересекаться с ней, но в толпе взгляд зацепился за тонкую шею, за аккуратное ухо с серьгой в виде сердечка, за губы, и дальше всё как в тумане. Очнулся — прижимаюсь бёдрами к упругой попке, и в голове тарахтит набор бесполезных слов.

Придурок, вот и всё. Озабоченный? Не отрицаю. Хочу её — да. Хочу так, что яйца звенят. А когда чего-то хочу, иду к цели. Точка.

Димыч: “Подгребай ко мне, тут Влад.”

Вик: “Сейчас буду.”

Собираюсь буквально за пару минут: натянул худи, кеды, телефон в карман, и уже лечу к Дмитриевым. Если меня зовут так поздно, значит, точно что-то стряслось.

Димыч и Влад Костров — мои лучшие друзья. Мы троица ещё со школы: сколько вместе прошли.

Открывает Димыч в шортах и футболке, за ним в комнате на диване сидит Влад. Вид у него, мягко говоря, не очень. Лицо мрачное, челюсть сжата, руки сцеплены в замок.

— Здорова, — киваю обоим, жму руки. — По какому поводу поминки?

— Мой отец привёл в дом невесту с дочкой, — глухо выдает Костров.

Я аж присвистываю и зависаю. Картина маслом: батя приводит чужую бабу в дом, где ещё год назад была другая женщина. Учитывая, что мать Влада погибла совсем недавно — всего-то чуть больше года прошло — неудивительно, что у него перекосило всё нутро.

— Ёб твою… — протягиваю. — Вот это поворот.

— Ну да, — горько усмехается Влад. — Хотел устроить мне сюрприз.

Вижу, как в его глазах мелькает злость вперемешку с болью. Мы-то с Димычем знаем, что он маму боготворил. После похорон он ушёл в армию, и только недавно вернулся. А тут бац, новая семья на пороге.

— И что дальше? — осторожно уточняю. — Капитулировать решил?

— Взять перерыв, — Влад выдыхает, откидываясь на спинку дивана. — Пока поживу у Димыча. С отцом под одной крышей не выдержу.

— Ну, если что, можешь завалиться ко мне, — предлагаю. — Место свободное есть, сам знаешь.

— Спасибо, — он чуть заметно кивает. — Посмотрим, как пойдёт.

Повисает пауза. В комнате пахнет пиццей, которая уже остыла. Димыч хватает банку пива, протягивает мне. Я принимаю, щёлкаю кольцом и делаю глоток.

— А у тебя какие новости? — спрашивает Влад, явно хочет отвлечься от своих проблем.

Я ухмыляюсь, готовя козырь:

— Я сегодня видел в универе Касимову. Оказывается, Саша у нас теперь первокурсница.

— Ты, конечно же, прошёл мимо? — ехидно тянет Димыч, подливая масло в огонь.

— Ага, — хмыкаю. — Так “прошёл мимо”, что теперь мне с ней организовывать посвят.

Друзья синхронно переглядываются, и на лицах расползаются улыбки.

— Ну ты попал, — ржёт Димыч. — Это же будет цирк.

Глава 8 Александра

Не получаю на своё фото никакого ответа. Вижу, что оно прочитано, две жалкие голубые галочки, и всё. Что за игнор? Сначала нетерпеливо постукиваю ногтём по экрану, потом фыркнув, вырубаю телефон. Зачем тратить на это нервы? Он наверняка и ждёт подобной реакции, миссия выполнена.

Специально оставляю смартфон на тумбочке в спальне, набрасываю халат и топаю на кухню. Хочется сделать что-то простое и домашнее, чтобы порадовать родителей. Моё фирменное блюдо — лазанья, вот её и приготовлю. Открываю холодильник: продуктов для соуса не хватает, помидоров мало, сыра тоже.

Быстро хватаю рюкзак и бегу в магазин. Закупаю всё по списку: фарш, лапшу для лазаньи, томатную пасту, сыр — много сыра, зелень.

Под подъездом встречаю маму, которая как раз возвращается с работы.

— Саш, ты откуда?

— Из магазина иду, — отвечаю, притормаживая.

— А папа где?

Вот он, щекотливый момент: я понятия не имею, насколько долго папа задержится в магазине автозапчастей, и маме знать это совершенно не обязательно.

— Да у них там на кафедре какое-то внеплановое собрание, — будто бы невзначай говорю я. — Я решила не дожидаться.

— Да что ж такое, первое сентября, а они что-то выдумывают, — мама ворчит, копаясь в сумке в поисках ключей.

Достаю ключи из кармана, пропускаю её в подъезд. Стыдно? Немного.

Разобрав продукты, посылаю папе короткое сообщение:

“Я сказала маме, что у вас внеплановое собрание кафедры. С тебя ещё один день за рулём.”

Он, конечно, возмутится такой наглой манипуляции, но уговорить папу на дополнительный день за рулём, неслыханная удача.

Готовлю лазанью: обжариваю фарш с луком, зелёный базилик щиплю в ладони, варю соус до густоты. Укладываю на противень слои теста, фарш, соус, сыр. В кухне пахнет томатами, чесноком и плавленым сыром.

Пританцовывая, иду к себе и падаю на кровать. Погружение в сон мгновенное: первый день студенчества вымотал сильнее, чем я думала. Просыпаюсь уже утром следующего дня, проспав целых десять часов.

Выбираю одежду на сегодня перед шкафом. Нужно что-то неброское, закрытое, но не монашеское. Чёрная приталенная футболка и белые джинсы — идеальный баланс. Натягиваю кеды, хватает лёгкого макияжа и помады естественного оттенка. Надеюсь, хоть по этому поводу у Буйнова не возникнет комментариев.

Я так переживаю по поводу предстоящей встречи с Виком, что половина информации на парах пролетает мимо.

— Рит, дай сфоткать конспекты, — шепчу подруге после пар, пока ребята собирают свои вещи.

— На, — она без вопросов копается в сумке и вытаскивает тетради. — Ты что, не выспалась что ли?

— Как раз наоборот.

— Ты из-за Буйного так переживаешь? — Рита смотрит прямо в глаза.

— Переживаю — это громко сказано. Но да, я не знаю, чего от него ждать. Не хочу ударить в грязь лицом. Мне нужен бомбический день первокурсника, — говорю я, пытаясь звучать решительно.

— Думаешь, он не будет помогать?

— Это как раз меньшее из зол, — вздыхаю.

— А что тогда? — с любопытством наклоняется она.

— Рит, у меня такое ощущение, что он с катушек слетел, — честно признаюсь.

Она непонимающе морщит лоб.

— Руки распускает, — продолжаю я. — Только вчера два раза облапал. Моё сопротивление для него — что слону дробина. Видишь, во что я сегодня одета? А могла бы быть в платье, пока тепло…

— Не упускай момент, облапай его в ответ, — хихикает Ритка, подмигивая.

— Бодрова, — делаю я кислую гримасу. — Мы в универе, здесь даже у стен есть уши. Мне лишние слухи не нужны. Да и вообще, нет никакого желания, чтобы кто-то нас неправильно понял.

— Ой… Саш, — она покусывает губу, — я понимаю, что у тебя свои стандарты, но тебе не кажется, что Вик как раз близок к ним?

— Не забывай только, что он — Буйнов. Это клеймо похлеще всего остального. Как только папа увидит его рядом со мной, у его хватит инфаркт.

— Это дааа… — Рита вздыхает и кивает. — Ладно, моя хорошая, побегу. Удачи тебе.

Рита уходит, а я оглядываюсь. Ну где там Вик? Так и не обнаружив его на подходе, начинаю раздумывать, не пойти ли сразу в профком.

“Ты где?”

Если не ответит быстро — точно пойду в профком сама.

— Мелкая, ты чего упаковалась, как сосиска в плёнку? — подхватывают меня знакомые руки, и я вздрагиваю. Он появился будто из ниоткуда, и его тень падает на асфальт рядом со мной.

— Блин, Вик, зачем так пугать?

В сердце происходит коллапс на секунду.

— Это инстинкт. Ты стоишь тут такая деловая, спиной ко мне…

— Всё, ставь на землю, — велю я, стараясь придать голосу властности.

— А как же приветственные обнимашки? — он прищуривается.

— Не заслужил, — холодно отвечаю.

Он чуть наклоняется, оценивает меня с игривой хитринкой:

— У тебя, конечно, корона на голове, — насмешливо кивает, — но я не твой паж.

— Вик, тебе нечем заняться? — спрашиваю, отчего-то раздражённо, — Будем до вечера упражняться в остроумии или всё же займёмся делом?

— Не душни, Касимова. Сейчас всё придумаем. От нас не ожидают мероприятий уровня открытия какого-нибудь чемпионата мира по футболу, — отмахивается он легко.

— И всё же я хочу, чтобы этот день первокурсника запомнился всем присутствующим, — говорю я, и чувствую в себе ту самую деловую ноту, ради которой и согласилась быть профоргом.

— Тогда предлагаю конкурс мокрых футболок, — выдает он, смеясь.

— У тебя отчество случайно не Ваганович? — я фыркаю. — Что за шутки за триста?

Мы упражняемся в обмене колкостями, и так, шутя и подкалывая друг друга, доходим до дверей профкома, а там неожиданно тишина и закрытая дверь.

— Сейчас спущусь за ключом, — говорю я, разворачиваясь по инерции, чтобы мчаться вниз.

Возвращаюсь, открываю дверь и пропускаю Вика первым. Как только дверь захлопывается, тот сразу теряет весь свой дурашливый вид. Как будто кто-то махнул волшебной палочкой и произнёс заклинание.

Глава 9 Виктор

Весь её вид сегодня — форменное издевательство. Как, скажите, скрыть то, что выпирает в брюках и даже не собирается падать? Мелкой нет уже минут пять, но я не только не остыл, наоборот, разогнался фантазиями так, что мне бы сейчас в пору не с ней быть, а под холодный душ.

Эти белые джинсы подчёркивают ей жопку так, будто сшиты под заказ, обтягивают, словно вторая кожа. С каждым её шагом ткань натягивается и расслабляется, и я не могу не смотреть. Футболка тоже выполняет свою функцию чисто номинально, тонкая, мягкая, прилипает к телу, обрисовывая всё, что под ней. Представить, какая у неё грудь, не составило труда — я уже это сделал. И теперь воображение играет против меня.

Похоже, если я и дальше хочу сохранять хоть видимость самообладания, нужно накинуть на Касимову паранджу. Или хотя бы плед, как на клетку попугая, чтоб не возбуждался на каждый её вдох.

В аудиторию прохожу первым, хотя это вообще не по плану. Я хотел, наоборот, задержаться и оценить Сашу сзади, но эта хитрая бестия просчитала меня на шаг вперёд.

И тут мысль мелькает, крамольная, липкая, как расплавленный мёд: здесь ведь никого. Что, если я просто возьму и зажму её у стены? Придвину ближе, почувствую дыхание у шеи. Поцелую эти пухлые губки, наконец-то попробую, какая она на ощупь. Вчерашние касания — капля в океане, мне не хватило. Совсем.

Шагаю ближе, не спеша, будто охотник. Тянусь руками, готовясь перекрыть путь к отступлению, но юркая мелочь вдруг подныривает под локтем, отпрыгивает в сторону и фыркает, как сердитый ёж.

— Буйный, я сейчас тебя к батарее привяжу, клянусь. Сколько можно? Мы сюда делом пришли заниматься. Вот и давай, идеи генерируй, а я буду записывать.

Она достаёт блокнот, ручку, раскладывает всё на парте с таким серьёзным видом, будто собралась писать научную статью, а не сценарий посвята. Сама садится подальше, демонстративно, и делает вид, что погрузилась в работу.

Приплыли. Так нагло меня ещё никто не отшивал. Что этой привереде не так? Думает, я шутки шучу? Или отцы наши её беспокоят? Да кто узнает-то? Никто. Покувыркаемся и разойдёмся. Я же не собираюсь жениться, ей-богу. Потом найдёт себе какого-нибудь интеллигентного зануду, которого одобрит её папаша, и всё будет чинно-благородно. Но сейчас-то зачем лишать себя удовольствия?

Подхожу сзади, заглядываю в блокнот. У неё там всё аккуратно: два столбца: “Официальная часть” и “Неофициальная часть”. В первом — “песня”, “поздравление ректора”. Во втором — “бронирование загородных коттеджей”. Серьёзная, мать её, организация.

— Так и быть, помогу тебе, — наклоняюсь ближе, к самому уху. Губами почти касаюсь мочки.

Саша отшатывается, но я вижу, по коже бегут мурашки ровным слоем.

Я не удерживаюсь, забираю у неё ручку, склоняюсь ближе и начинаю диктовать, вполголоса, почти касаясь губами её уха:

— Алкоголь, колонки, музыка. Без этого любая вечеринка будет отстой.

— Нам же отчитываться Лизе, какой алкоголь? — возмущается она, поворачиваясь ко мне.

Глаза сверкают, голос дрожит.

— Ну хорошо, можешь вычеркнуть, — лениво улыбаюсь. — Всё равно каждый сам привезёт, даже если в списке его не будет.

— Вик, нас с тобой разжалуют в принеси-подай, — выдыхает она, глядя прямо в глаза.

И тут время будто останавливается. Губы в опасной близости от моих. Я вижу, как они дрожат, как Саша прикусывает нижнюю, и это движение рвёт остатки моего самообладания.

Я залипаю, отмечаю про себя, что они должны быть мягкими, вкусными, с лёгким привкусом чего-то сладкого, может, чая с малиной. Хочу попробовать. Просто один раз.
Ну дай, Саш, тебе жалко что ли?..

Тянусь медленно, почти не дыша. Всего пару сантиметров между нами, и вот, кончиками губ едва касаюсь её. И будто током бьёт. Шарахает так, что в организме происходит настоящий гормональный взрыв — Хиросима, Нагасаки и апокалипсис разом. Сердце колотится где-то в горле, пальцы дрожат, кровь пульсирует в висках. От меня буквально фонит адреналином и дофамином вперемешку, и я, кажется, даже слышу, как воздух между нами искрит.

Со стороны, наверное, выгляжу полным неадекватом, взъерошенный, с каким-то безумным блеском в глазах, который, будь я на месте Саши, сам бы испугался.

Но растянуть это удовольствие не удаётся. Саша вздрагивает так резко, отшатывается, стул под ней с грохотом отъезжает, она едва не падает, но успевает вскочить на ноги.

— Ты… Буйный, совсем?! — выдыхает, прижимая ладонь к губам, на которых всё ещё, наверное, чувствует меня. У меня внутри становится только жарче. — Что творишь?

— Целую, — отвечаю максимально спокойно, нахально, будто ничего особенного не произошло.

— Не смей! — глаза сверкают, дыхание сбито. — Я против!

Ой ли… А кто ещё вчера, дрожа, вцепился в меня? Кто елозил на мне, а потом сделал вид, будто ничего не было? Я не слепой и не дурак, видел всё, чувствовал каждое движение. Соврать не получится.

— Какие у тебя будут аргументы, моя невинная мелкая? — произношу с нарочитым спокойствием, чуть склонив голову.

Она вспыхивает, как спичка. Щёки заливает румянец, губы дрожат, глаза сверкают так, будто может прожечь дыру в моей наглой физиономии. Ну же, Сашка, удиви меня.

— Ты мне не парень! Никто вообще! — выпаливает она, почти крича. — Я тебя терпеть не могу! Даже не думай ко мне приближаться! Иначе я… я…

— Пожалуешься папочке? — усмехаюсь, чуть прищурившись.

— Ты же сам прекрасно знаешь, что нет, — отворачивается к окну.

Подхожу ближе, не спеша. Нарочито медленно растягиваю слова, чтобы они проникли ей под кожу:

— Так какова будет твоя страшная мстя? Я же должен понимать, чего мне бояться. Пока что все твои аргументы выглядят откровенно слабо. Твоё тело говорит мне совершенно противоположное.

Она сжимает пальцы в кулаки, но не двигается. Только плечи напряжены. Наслаждаюсь этим моментом, каждой её реакцией: дрожью, распахнутыми в возмущении губами, расширенными зрачками. Наступаю медленно, неотвратимо.

Глава 10 Александра

Не знаю, зачем я это ляпнула, язык сам решил, что пора спасать хозяйку. Но, чёрт, как же повезло, что сработало. Я не имею понятия, есть ли у него какая-то девушка. Хотя, если подумать, конечно, есть. Это же Буйнов. С его самоуверенностью и наглым шармом у него целая очередь желающих, и все дерутся за возможность попасть хотя бы в сторис.

А уж появление Лизы — это чистой воды провидение. Знак свыше: не стоит растекаться лужицей перед этим самодовольным типом. Вселенная буквально шепчет — «держи себя в руках, Касимова».

— Мы тебя как раз ждали, — выдыхаю, демонстрируя самую милую, почти ангельскую улыбку из всего моего арсенала.

Лиза улыбается в ответ, а вот Буйнов моментально хмурится, будто ему в кофе соли насыпали. Взгляд исподлобья, как у волка, у которого выдрали из пасти добычу. С таким выражением лица он явно мечтает придушить меня, а потом воскресить, просто чтобы придушить снова. Ну ничего, потерпит. С этим я потом разберусь. Нечего было вообще оставаться со мной наедине. В следующий раз точно потащу Ритку. Пусть сидит рядом, делает вид, что зубрит конспекты, зато у меня будет алиби от Буйновских “воспитательных инициатив”.

— Я забежала буквально на минутку, — говорит Лиза, — забыла зонтик. Вроде обещали дождь. Но могу и задержаться, если нужно.

— Класс! — чуть ли не подпрыгиваю от радости. — Может, подскажешь, что у вас было в прошлые годы, чтобы мы не повторялись?

У Буйного при этих словах лицо вытягивается ещё сильнее. Всё, похоронили его романтические планы на “неожиданное сближение”. Сидит, бука, с видом “мне тут не платят за страдания”. Ахаха, пожалеть его? Даже близко нет. Пусть страдает.

— Так сразу не вспомню всего, — Лиза задумчиво постукивает по парте. — Но у меня где-то были записи. Сейчас посмотрю и скину тебе.

Она садится за компьютер, двигает мышку, морщит лоб, бормочет что-то вроде “так, где же это…”. В комнате тихо, только слышно, как системник гудит и как Буйнов сзади нетерпеливо постукивает пальцами по столу.

— О! Нашла, — наконец радостно говорит Лиза. — По годам даже рассортировано, ещё до меня. Я только поддерживаю порядок. Напиши мне свой имэйл на листочке, — протягивает зелёный квадратный стикер и ручку.

Царапаю почту, стараясь писать разборчиво. Отдаю ей листочек.

— Готово. Ещё есть вопросы? — спрашивает она.

— Даже не знаю, — тяну, делая вид, что думаю.

— Нет! — слишком бодро отвечает Вик.

Кошусь на него. Улыбка самодовольная, глаза блестят, ага, думает явно не о “дне первокурсника”. Животное, одним словом. У него, кажется, в голове вместо мозга инстинкт размножения.

— Ладно, пока, — Лиза улыбается, подхватывает свой зонт и уходит. Дверь мягко хлопает, и сразу становится как-то… напряжённее.

Достаю смартфон, чтобы отвлечься, и открываю присланный файл. Всё аккуратно оформлено: списки, даты, заметки. Сосредотачиваюсь, высовываю кончик языка, перелистываю страницы и пытаюсь запомнить как можно больше. Замечаю, что уже третий год подряд на сцене одно и то же, та же песня, те же конкурсы. Скукотища смертная. Надо хотя бы это поменять.

Ставлю галочку, уже представляя, как предложу новую идею, и тут за спиной слышу:

— Ты издеваешься, Касимова, — раздражённо рычит Буйнов.

— Не хочешь ждать — можешь идти, — спокойно отвечаю, не поднимая головы. — Я накидаю список и завтра покажу. Мне одной даже лучше думать будет.

— Может, мне вообще не приходить? — с вызовом бросает он. — Ты тут сама всё сделаешь, а потом скажешь, что мы вместе всё организовали?

О, отличная идея. Прямо подарок судьбы. Меньше контактов, меньше риска потерять голову.

— Я согласна, — пожимаю плечами, даже не поднимая взгляда. — Давай так и поступим. Можешь идти, Вик.

Тишина на пару секунд. Потом:

— Фиг тебе, мелкая, — рычит он, и в голосе появляется металл. — Задумала избавиться от меня?

Я поднимаю глаза, и вот теперь становится реально не по себе. Он приближается, медленно, с таким взглядом, будто я ему что-то должна.

— Ты же сам предложил? — пытаюсь сохранять спокойствие. — Я всего лишь согласилась.

Он усмехается краешком губ, глаза скользят по мне с каким-то ленивым интересом, от которого птеродактили в животе поднимают головы и машут крыльями. Да, Касимова, вот теперь ты влипла по полной.

Присматриваю пути отступления внимательно. Вариантов совсем немного: окно у меня справа, дверь слева, но Вик, словно живой заслон, стоит прямо передо мной. Сижу у окна, значит, уже проиграла. Что этому Буйному в голову шибануло? Связалась на свою голову, иронично улыбаюсь самой себе про себя. Хотела же отказаться от профорга, умная мысль, ага.

Но нет: «Будет весело», — думала я тогда. «Шанс сделать крутое мероприятие, познакомиться с новыми людьми». Да всё это так, только Буйнов в список «новых хороших людей» точно не входит.

— Слишком быстро ты согласилась, Саш. Мне не нравится. Я отзываю своё предложение. Наоборот, мы теперь будем встречаться с тобой почаще, — он нависает надо мной горой мышц, альфач недоделанный. Смотрит так проникновенно.

Я замираю.

— Ну уж нет. Первое слово дороже второго, — говорю твёрдо.

— Мы не в детском саду, мелкая, — отрезает он.

Вик тянет руку сначала к щеке, потом ниже, и у меня по коже пробегает странное, противоречивое тепло. На секунду хочется закрыть глаза и сдаться. Но мозг-то ещё тут, на месте. Не даёт расслабиться.

— Буйный, ты слов не понимаешь, да?

— Неа, — отвечает он хмыкая, — я только поцелуи понимаю.

Ключ-то у меня в кармане, соображаю быстро. Резвой козочкой забираюсь на стол и соскакиваю с другой стороны на пол и бегу к двери. Хоть Буйный тоже недолго думая бросается за мной, но я оказываюсь быстрее.

Дверь захлопывается за спиной. Проворачиваю ключ в замке. Сердце колотится, ладони мокрые. Стою, прижавшись к двери, и слышу его крик:

— Касимова! Открой!

— Ни за что.

— Ты не можешь оставить меня здесь!

Глава 11 Виктор

Долбанув кулаком по двери, убеждаюсь: Саши за ней уже нет. Моментально приходит осознание — она действительно заперла меня здесь. Сказать, что я зол — это мягко сказано. Я в ярости: горячей, клокочущей, такой, что вцепилась в горло железной хваткой.

Сегодня по плану семейный ужин, а я вместо этого неизвестно сколько просижу в этом профкоме. Сжимаю в ладони телефон и набираю мелкую. Сбрасывает. Звоню ещё раз — тот же результат. Как будто специально.

Пишу гневное сообщение:

Вик: “Возьми трубку, Касимова! Или я за себя не отвечаю.”

Две галочки — прочитала. Но тишина. Ни смайлика, ни «ой», ни «открою», ничего.

Можно подумать, какие мы нежные. Слова ей сказать нельзя, прикоснуться — нельзя, пошутить — нельзя. Принцесса на горошине. Деканская неприкосновенная дочурка. Касимова.

Чёрт, а я ведь не шуточки ради это затеял. Такое сопротивление будит самые низменные инстинкты. В груди огонь от нетерпения, качает, будто в зоне турбулентности. Прощупать её границы, найти слабое место, прорвать брешь в этом упорном «нет» и поставить своё клеймо. Сколько она будет бегать от меня? Рано или поздно устанет — это марафон, а не стометровка. Я устал ждать? Нет. Я тренирован. Я готов к осаде.

Вся эта история началась не с Касимовой, а задолго до неё, с её старика. Декан, великий и непогрешимый Касимов, год назад едва не угробил мне жизнь. Тогда всё было по сценарию: показательный разнос, собрание кафедры, разговоры о «недопустимом поведении». Он уже видел, как ставит подпись под приказом об отчислении — и, наверное, кайфовал от этой мысли. Я тогда был пацаном, горячим, без тормозов, но не дураком. Понимал: с такими, как он, по правилам не выигрывают.

Потом всё стихло, но осадок остался. И когда до меня дошло, что старика недавно хотели снять с должности, я даже не удивился. Университет кипел слухами. А он, конечно же, решил, что это дело рук отца, Буйнова-старшего. Поэтому и заклинило его на этом — мания, паранойя, желание отомстить. Я просто попал под горячую руку. Ирония: теперь его дочь — мой личный реванш.

Сажусь на пол, плотно прижавшись спиной к двери, прикрываю глаза. Надо думать, как выбраться. Торчать здесь до утра я точно не собираюсь. Интересно, как скоро охранник появится в этом крыле? Это не самый надёжный способ спасения.

Есть вариант позвать ребят. Димыча или Влада Кострова. У второго сейчас фляга свистит из-за свалившейся на голову сводной сестры, так что лучше его не трогать.

Набираю Димыча:

— Не знаю, чем ты занят, бро, но бросай всё и дуй в универ.

— Что я там забыл?

— Меня заперли в аудитории, а мне срочно надо домой.

— Дай угадаю, ты распускал руки и оказался наказан? — ржёт он.

— Не смешно.

— Очень смешно. Хоть кто-то тебя не только отшил, но ещё и поставил на место. Всё ещё собираешься идти до конца?

— Теперь уверен в этом даже больше, чем раньше.

— Повёрнутый, — вздыхает он.

— Ты уже в машине?

— Блин, дай хоть джинсы с футболкой натянуть, а то ослепнут все от такой нереальной фигуры, — отвечает он и ржёт снова.

— Бля, Димыч, нарцисс долбанутый, давай быстрее, — сбрасываю звонок.

Димыч не зря ходит в качалку как на работу, это точно. Но в данной ситуации мне плевать, в чём он приедет, хоть в трусах.

В ожидании устраиваюсь поудобнее на подоконнике. С улицы доносится гул редких машин. Народу на улице практически нет, даже проорать некому, чтобы спасли. Ладно, в любом случае помощь скоро будет.

Глаза начинают закрываться сами собой. Подъём в шесть утра ради того, чтобы попасть на первую пару, стоит на первом месте в рейтинге самых жестоких пыток для меня. Те, кто придумали начинать занятия в восемь, — настоящие садисты.

Дверь распахивается так внезапно, что я едва не сваливаюсь с подоконника, всё-таки задремал на секунду. В аудиторию заходит Димыч, весь такой довольный, в мятом худи и с вечной ухмылкой, а за ним маячит охранник: пузатый, в форме, явно недовольный, что кто-то его отвлёк от важнейших дел, разгадывания сканворда и лузганья семечек.

Провожу рукой по заспанному лицу, пытаясь привести себя в норму. Циферблат часов показывает: прошло всего полчаса с момента звонка.

Охранник обводит взглядом аудиторию, словно инспектируя:

— Молодой человек, чем вы тут занимались, что вас заперли? Все проверяют кабинеты, перед уходом. Тут у вас и спрятаться-то негде.

— Делом был занят, — недовольно отвечаю я, откашливаясь.

— Оно и видно, — усмехается он. — Сидел бы тут до утра, если бы не друг твой.

— А разве вы не ходите по зданию?

— Хожу, конечно. Только если бы ты проспал мой обход, так и остался бы тут, — отвечает он с важным видом.

— А у вас есть рабочий телефон? — спрашиваю, делая вид, что всё под контролем.

— Имеется. — Охраннику явно не хочется об этом распространяться, но факт есть факт.

— Продиктуйте номер, — говорю, — на всякий.

— Ты что ли снова тут застрять собираешься? — ухмыляется он.

— Кто знает, — пожимаю плечами. — Ситуации разные бывают.

Димыч посмеивается, бросает мне взгляд, полный сочувствия и злорадства одновременно.

— Хорош, тебе просто повезло, что ты не попал в такую ситуацию.

— Просто я не выбираю цели, которые мне не по зубам.

— Кто сказал, что она мне не по зубам?

— Вот увидишь, — провоцирует он.

— Посмотрим. Ты ещё ставки сделай.

— Отличная идея, бро.

— Нахрен такое. Барсова помнишь? — вдруг вспоминаю не такую давнюю историю.

— Ну да, — кивает он, вспоминая того парня, который в своё время поплатился за лёгкое отношение к дамам и потом долго отхватывал.

— Тогда и косяк его помнишь. Его девчонка потом от него долго бегала, и кажется, даже по морде врезала, когда узнала.

— Так у него всё серьёзно было. Не твой случай, — отмахивается Димыч. — Или…

Димыч вцепляется в меня подозрительным взглядом, но я уже натянул покерфейс — никакое «или» в моём случае не предполагается. Для меня это спортивный интерес, азарт, месть долбаному декану — вот что меня греет. Никаких романтических планов, только цель.

Глава 12 Виктор

Несмотря на то что выехал поздно, подъезжаю как раз вовремя. Двор уже залит мягким светом фонарей. Отец только-только заглушил движок и, глядя на меня поверх капота, коротко кивает. Как всегда, без лишних слов. Жмём друг другу руки, крепко, по-мужски, и заходим в дом.

Внутри тепло, пахнет жареной рыбой, домашним хлебом и чем-то цитрусовым, мама опять свои свечи зажгла. Из кухни доносится её голос:

— Привет, — мама подходит и целует сначала меня в щёку, потом отца. — У нас уже всё готово. Вить, позови, пожалуйста, Лену, ладно?

— Ага, сейчас схожу.

Поднимаюсь по лестнице. На стенах фотографии: я с баскетбольным кубком, Лена в школьной форме, мы все на море. Всё то же, ничего не меняется. Лена — моя младшая сестра, на год младше, всегда была упрямая. Мы часто ссорились, но никогда надолго. Я знаю, как она страдает по Кострову. Влад — один из моих близких друзей. Мир тесен.

Тактично стучу в её дверь. Тишина. Заглядываю, Лена лежит, свернувшись клубком, укутанная в одеяло, будто прячется от всего мира. Свет ночника отбрасывает мягкие тени на её бледное лицо.

— Лен, все в сборе, пойдём вниз.

Она не реагирует. Только плечо чуть дёрнулось. Захожу, прикрываю за собой дверь, подхожу ближе. Ложусь рядом, глядя в потолок.

— Что у тебя?

— Всё то же, — глухо отвечает она, не поворачиваясь.

— Может, тебе стоит отпустить его? — говорю спокойно, зная, что вызову бурю.

— Ты просто бесчувственное бревно, Вик. Любить — это больно. Тебе уже двадцать один, но я не видела ни одной девчонки, в которую ты бы влюбился. Может, ты того?

— Офигела? — фыркаю. — Я что, обязан верить во все эти розовые сопли? Сдалась мне ваша драма. Мне и так живётся круто.

— Тогда тебе не понять. — Она резко садится, глаза красные. — Я без него жить не могу. Такое чувство, будто с тех пор, как у него появилась эта Мара, я для него просто пустое место.

— Что делать… прояви гордость. Лена, неужели тебе нравится унижаться? Предлагать себя?

— Нет. Но какие у меня варианты?

— Тут только два варианта. Да — да. Нет — нет. Всё. Но я поговорю с Владом, — произношу, хоть и понимаю, что зря это сказал.

Лена мгновенно оживляется. Глаза блестят, губы дрожат, как будто я пообещал ей чудо.

— Спасибо, Вик! Ты самый лучший! — кидается обнимать.

— Полегче, амазонка, — хмыкаю, отстраняясь. — Я не обещаю, что что-то изменится.

— Да, понятно… — она опускает глаза, но улыбка всё ещё остаётся на лице.

И жалко её, дурёху. Упрямая, добрая, слишком влюблённая. Но я-то вижу, что Влад отдаляется. Ему не до неё. И мне чисто по-братски хочется, чтобы Лена наконец прозрела и перестала цепляться за человека, которому плевать.

Странно, но девушки почему-то часто выбирают страдать. Как будто боль — обязательное условие любви. А для нас всё проще: добиваться — игра, завоевание. Пока интерес жив — действуешь, а как пропал — идёшь дальше. Просто и честно.

— Пойдём вниз? — мягко толкаю её локтем. — Мама уже зовёт.

Семейные ужины — наша традиция. Каждую среду и субботу, без права на пропуск. Уважительная причина отсутствия только одна — смерть. Смешно, но правда. Если не пришёл, мама устроит допрос с пристрастием и будет ворчать до следующей недели.

Мы спускаемся по лестнице. Внизу уютно: на столе стоит картофельное пюре, овощной салат, бокалы уже готовы. Отец листает новости на телефоне, мама поправляет скатерть, ворчит, что мы долго. Всё как всегда.

— Витя, что тебе положить?

— Давай пюре и рыбу.

Мама протягивает тарелку, а я машинально благодарю, набрасываясь на еду.

— Как дела в универе? — спрашивает она, разливая сок. — Остался последний год. Надеюсь, без приключений? Или мне заранее записаться к психологу?

Отец усмехается. Я закатываю глаза.

— Пока всё спокойно. С Касимовым не пересекался.

— Вить, — мама чуть нахмурилась. — Ты уж постарайся не накалять обстановку. Я знаю, ты у меня резкий, да и язык острый, но иногда лучше промолчать.

— Ты же знаешь, что в прошлый раз не я первый начал, — отвечаю, отодвигая вилку. — Мне что, подставлять вторую щёку? Я не терпила.

— Иногда достаточно не вестись на провокацию, — тихо говорит отец, не отрывая взгляда от телефона.

А у меня перед глазами — Саша. Её глаза, упрямо прищуренные, как будто она вызывает меня на дуэль. И как тут не вестись? Она же сама будто специально провоцирует.

— Что-то ты сегодня мечтательный, — мама улыбается.

— Тебе показалось.

— Ладно, вижу, делиться не хочешь.

Я лишь пожимаю плечами и возвращаюсь к еде. Но в голове крутится только одно — Касимова. Её дерзкий взгляд, как она захлопывает дверь, оставляя меня в аудитории одного.

И в груди, там где должно быть спокойно, всё ещё горит.

***

Как-то так выходит, что ни в четверг, ни в пятницу мы с Сашей не пересекаемся. Ей, видимо, фартит: я не уверен, что сумел бы себя контролировать. И честно, не то чтобы я сильно остыл. Поэтому решаю погонять по городу, выпустить пар, а потом заскочу к Димычу.

Завожу движок, и город встречает меня привычной суматохой: пахнет дизелем, из колонок доносится новая версия какой-то старой песни, светофоры мигают. Окна специально оставляю открытыми — ветер бьёт в лицо, волосы встают дыбом, а мысли, как мелкие пчёлы, жужжат: то о ней, то о мести, то о Лене. Скорость держу в рамках приличия — не хочу лишних штрафов, но и не собираюсь тащиться как черепаха.

Лечу по знакомым улицам: здесь уже знаешь каждую выбоину, каждый закуток, и потому чувствуешь себя свободным. Светофор зеленый, я прохожу его легко, музыка на полную. Солнце садится, тёплый оранжевый свет ложится на стекла домов, и на минуту мир кажется таким простым и понятным.

На следующем светофоре останавливаюсь. И тут — глухой, мерзкий бам! Сзади.

Открываю дверь и выхожу из тачки, иду назад, стучу в окно, чтобы посмотреть, кто там. Окно опускается, и передо мной — эти самые серые глаза. Вижу её, и все мои мысли в одно мгновение сдаются: «Да твою ж… Это что за сюрприз такой».

Глава 13 Александра

Я еле выпросила у отца отпустить меня в магазин на машине одну. Это была целая дипломатическая операция — с аргументами, обещаниями и парой жалобных взглядов. И когда он, наконец, сдался, я радуюсь, как будто мне в пять лет подарили настоящую Барби. Хотя нет, это даже круче!

— Саш, только давай без фокусов. В магазин и обратно, — строго смотрит отец поверх очков.

— Конечно, пап. Как договорились, — усиленно киваю, будто это не я вчера едва не врезалась в мусорный бак, когда парковалась за домом.

— Держи список продуктов, — мама протягивает листик, исписанный её аккуратным почерком.

Прячу бумажку в сумку, уже пятясь к двери.

— Позвони, как доедешь до магазина, — напутствует отец.

— И когда будешь выезжать обратно, — добавляет мама.

— Детский сад, блин, — шепчу себе под нос, закатывая глаза. — Обязательно! — уже громче, специально для них.

Папина «Мазда» стоит у самого подъезда, чистая, блестящая после недавней мойки, ждёт именно меня. Я открываю дверцу и провожу пальцами по прохладной поверхности.

— Ну привет, красотка. Прокатимся? — улыбаюсь.

Так, на всякий случай: я не сошла с ума. Просто машины — они живые. Они чувствуют, когда ты нервничаешь, и обижаются, если ты на них орёшь.

Сажусь в салон. Поглаживаю руль, как кота, примеряюсь к педалям, решая, нужно ли подвинуть сиденье. Всё по ритуалу: зеркала, ручник, ремень, ключ.

Двигатель мурлычет, как довольный зверь. Трогаюсь и осторожно выезжаю на проспект. Асфальт блестит на солнце, за окном мелькают люди, витрины, киоски. До магазина ехать минут десять, но честно говоря, я планирую после него немного прокатиться — просто чтобы почувствовать себя взрослой. Папа бы за такое меня точно прибил, но он ведь не узнает.

Радио играет что-то бодрое, я подпеваю вполголоса, ритм совпадает с гулом мотора.

На светофоре притормаживаю, достаю помаду и, глядя в зеркало заднего вида, аккуратно подкрашиваю губы. Идеально. Краем глаза замечаю, как из соседней машины на меня косится какой-то мужчина, недовольно морщится — мол, не место тут для косметических процедур. Вообще-то всё под контролем, мистер Зануда, и красить губы на светофоре не запрещено. Поэтому я показываю ему язык и, когда загорается зелёный, уверенно газую.

Через пару кварталов взгляд цепляется за знакомый номер впереди. Мне кажется, или это тачка Буйнова? Серебристая, та самая примятая фара… вроде да, его. Поддаю газу, чтобы догнать, и начинаю всматриваться в отражение заднего стекла, пытаясь разглядеть его профиль. Любопытство берёт верх, и в этот момент я, классика жанра, замечаю красный слишком поздно.

Сердце в пятки, нога в пол, тормоза визжат, но инерция всё решает за меня. «Мазда» послушно останавливается, но с коротким, унизительным бум целует задний бампер.

— Всё… приехали, — выдыхаю.

Перед глазами проносится вся жизнь: отец с перекошенным лицом, лишение машины на целую вечность. Даже не знаю, чего сейчас хочу больше — чтобы за рулём оказался не Вик, или наоборот.

Слышу, как хлопает дверь впереди. Морщусь, прижимаю ладони к лицу.

— Только не он, только не он, только не он… — шепчу.

Поднимаю глаза, и, конечно, он. Как же иначе. Буйнов. Стоит, руки в карманах, щурится на солнце. И, кажется, получает искреннее удовольствие от момента.

Опускаю стекло, стараясь держать лицо каменным.

— Саша, кто тебя вообще за руль пустил? — в голосе насмешка.

— У меня есть права, между прочим.

— А водить ты так и не научилась.

— Вообще-то я прекрасно вожу, просто…

— Вижу, ага. Выходи давай.

Приходится выйти. Ноги дрожат, коленки будто ватные. Из багажника достаю аварийный треугольник, ставлю его чуть поодаль. Подхожу ближе, осматриваю бампер. Вроде цел. Ну, почти.

— Только царапины. Ты везучая, мелкая, — Буйнов скользит взглядом по моей машине, потом по мне.

— Как посмотреть, — ворчу, щурясь на решётку.

— Я могу помочь, — говорит спокойно.

— Как? — настораживаюсь.

Он улыбается той самой улыбкой, от которой у меня внутри всё переворачивается.

— Подгоним тачку к моему знакомому. Он отполирует так, что и следа не останется.

— И что я тебе за это должна? — спрашиваю с подозрением.

Он делает шаг ближе, запах его парфюма бьёт в нос, тёплый, терпкий, с чем-то древесным.

— Сущий пустяк, Саш, — уголки его губ тянутся вверх. — Ты поедешь сейчас со мной. На целый час ты — моя.

И он произносит это так спокойно, будто это уже свершившийся факт. А я стою, сжимаю в руках ключи, и не знаю, чего во мне больше, злости, смущения или… того самого странного тока, что пробегает по коже, когда он смотрит прямо в глаза.

Ну вот, расплата не заставила себя ждать. А ты что думала, в сказку попала? — ворчит в голове каждый здравый кусочек меня, но разум сейчас — слабый инструмент против двух реальных проблем: царапины и Буйнова.

Я буквально разрываюсь между тем, что выбрать: оба варианта — отстой. Если папа увидит эту царапину, мне не жить: отмазки кончатся, объяснения не помогут. А ехать добровольно куда-то с Буйновым — ну это вообще отдельная категория самоубийства для репутации.

— За нами уже пробка образовалась. Не советую зависать надолго.

Оборачиваюсь — и правда: мы перегородили целую полосу оживлённого проспекта, машины сигналят.

— Ладно, только мне надо вернуться домой максимум через два часа. И желательно с целой машиной.

Он кивает, как будто это совсем мелочь.

— Едь за мной аккуратно, не зевай.

Я делаю, как сказал Вик: следую за ним, держу дистанцию. Минут через десять мы сворачиваем с главной и оказываемся в какой-то промзоне: серые ангары, фонари, лужи с нефтяными разводами, запах сварки. Тоска индустриальная, но здесь куда спокойнее — людей вокруг почти нет, только редкие грузовики.

Из ворот выходит парень в спецовке, у него в руках фонарик. Он оглядывает машину и поднимает бровь:

— Здоров, Буйный. Что везёшь?

Глава 14 Виктор

Даже и не собирался применять на ней эти примитивные приёмы мамкиных пирожков. Это всё для тех, кто без шаблонов ни слова выдавить не может, кто при виде девушки теряет дар речи и краснеет, как помидор. У меня такой проблемы нет и никогда не было.

Но если мелкой нравится думать, что я специально ради неё строю какие-то схемы, подстраиваю ситуации, пусть. Даже забавно. Ещё скажет, что я специально тормознул на перекрёстке, чтобы она не успела затормозить и поцеловала мой бампер. Ну да, гениальный план, просто шедевр стратегического мышления.

Не слишком ли сложная в реализации многоходовочка?

Если честно, мне абсолютно без разницы, каким образом мне удалось заманить Сашу на смотровую площадку. Главное, что она здесь. Рядом. Упускать шанс я точно не хочу.

— Вик, мы точно успеем вернуться вовремя? — ерзает на сиденье, кусает губу, явно нервничает.

— Конечно. Ехать недалеко.

— Мне ещё продукты надо купить, я ведь за ними ехала, — напомнила она, будто я забыл.

— Всё сделаем, Саш. Не кипешуй.

— Если бы не ты, я бы уже заканчивала закупаться.

— Меньше по сторонам надо было смотреть.

— Не смотрела я по сторонам! Я смотрела на… — она осекается, дует щёки и отворачивается к окну.

— Ну-ка, — ухмыляюсь, — на что ты там смотрела? Или на кого?

Она резко краснеет, до кончиков ушей. Угадал.

— Мелкая, ты что, меня высматривала?

— Нет! С чего ты взял? — мгновенно начинает оправдываться, но глаза бегают, взгляд избегает моего.

Попалась. Касимова, теперь я тебя точно не отпущу.

— Показалось, видимо, — делаю вид, что не придаю значения.

Сворачиваю с дороги и паркуюсь у обочины. Несмотря на субботу, на смотровой почти пусто — идеальное место. Сюда мало кто добирается, далеко от центра, зато вид шикарный и тихо. Даже воздух здесь чище.

Саша выходит из машины, прижимает к себе руки, будто ей прохладно, и обводит взглядом панораму.

— Вик, тут так красиво… — в её голосе появляется то самое редкое, искреннее восхищение.

И правда, место классное. Слева густой лес, темнеющий к горизонту. Справа город, вдалеке поблёскивают огни, видно колесо обозрения, тонкую иглу телебашни, шпили замка. Внизу петляет шоссе, по нему бегут машины, словно светящиеся жуки. Даже летом здесь красиво, но осенью — особенно: всё переливается золотом, рыжим и медью.

Я вытаскиваю из багажника свёрнутый плед, старый, тёплый, немного пахнет освежителем из машины. Расстилаю его на самой вершине холма, где трава примята.

— Садись, — киваю.

— Откуда он у тебя?

— Всегда с собой.

— Часто бывает нужен?

— Иногда, — отвечаю спокойно.

— Ясно, — говорит она и отворачивается к панораме, будто что-то обдумывает.

Не понимаю, что именно её задело. То ли тон, то ли сам факт, что у меня в машине плед “на всякий случай”.

— Мелкая? Расскажешь, о чём подумала?

— Вот ещё, — фыркает, как маленький ёж.

Улыбаюсь. Хватаю её за руку и мягко тяну вниз, на плед. Она пытается сопротивляться, но вяло, скорее для вида. Сажусь за ней, притягиваю ближе, устраиваю между своих ног, прижимаю спиной к себе. Она замирает, потом начинает нервно ёрзать, будто не знает, как сесть правильно, чтобы не касаться меня.

Запах её волос бьёт в нос, шампунь с чем-то фруктовым. В груди становится горячо, слишком горячо. Её плечи, тонкая спина, тепло? всё так близко. Я чувствую, как сердце начинает колотиться чаще.

Она нервно поводит плечом, будто ей не нравится такое соседство. Не могу сказать того же о себе. Член встал в ту же секунду, как почувствовал её попу рядом. Так что на её месте я бы не ёрзал так активно.

— Ну всё, хватит, — зажимаю Сашу руками. — Или я за себя не отвечаю.

— Тогда не трогай.

— Замёрзнешь. Ты не одета для долгого сидения тут. Будем греться.

Сидит с прямой спиной, будто специально держит дистанцию. Но я чувствую, как напряглось её тело, как мелко дрожит от ветра.

— И часто ты тут бываешь?

— Да.

— М-м-м… с девушками?

— В основном один.

После этих слов Саша будто немного успокаивается. Плечи опускаются, дыхание становится ровнее. Она осторожно, будто проверяя границы, откидывается на меня.

Какой кайф. От её волос пахнет яблочным шампунем. Я вдыхаю его всей грудью, стараясь запомнить как можно больше деталей. Нутром к ней тянусь. Такая она сейчас… идеальная. Будто специально под меня делали. Ощущается так естественно в моих руках, будто у нас годы практики и притирки друг к другу были. Еле заметно отодвигаю таз чуть назад, чтобы не спугнуть Касимову своей Пизанской башней в штанах. На контактах с ней кожа горит, коротит, вспыхивает. Я явно переоценил свои силы, когда решил, что смогу выдержать полчаса или даже больше вот такого тесного взаимодействия.

По факту руки дрожат от того, как хочется скользнуть ей под худи. Башка кругом идёт. Она ведь не убьёт меня, если я её немного потискаю? Осторожно кладу руку на талию, проверяя реакцию.

— Вик, а как ты узнал про это место?

— Приходил сюда с мамой. Мы живём тут недалеко.

Смещаю руку на край худи, постепенно подтягивая его повыше. Чувствую себя как сапёр на разминировании. Одно неверное движение, и ты труп.

Когда отвечаю мелкой, намеренно говорю так, чтобы за ухом задевать губами. Она почему-то делает вид, что ничего не происходит. Но это мне на руку. Касаюсь полоски живота аккуратно.

— Что ты делаешь? Нельзя, — вцепляется мне в руку, не давая двинуться дальше.

— Я осторожно, Саш, только чуть-чуть хочу потискать тебя… Расслабься.

Не знаю, на что рассчитываю. Мелкая поворачивает голову, а я касаюсь её губ.

Они у неё нежные, пахнут вишней. Такие вкусные. Член в штанах дёргается, болезненно упираясь в ремень. Башка отключается рядом с ней.

— Нельзя нам, Вик. Зачем?

— Потому что хочется. Тебе разве не нравится?

Фиксирую её голову и углубляю поцелуй. Сначала сминаю губы, а когда она, судорожно вздохнув, распахивает их приглашающе, скольжу языком внутрь. Дрожит вся. Да и я не меньше. Коротит по-страшному.

Глава 15 Александра

В этот раз я чудовищно благодарна папе за то, что он позвонил именно в нужный момент. Иначе… я даже не хочу представлять, чем бы всё закончилось.

У меня от поцелуев мозг просто улетел в дальние дали. Где-то там, за облаками, он махнул мне рукой и сообщил: «Разбирайся сама, управление передано сердцу». А оно, как известно, товарищ ненадёжный, капризный и совершенно безответственный. Любит действовать внезапно. И всё могло бы закончиться катастрофой.

Когда Вик коснулся груди, даже сердце засбоило, ударило раз, другой, третий, и пошло вразнос, будто пытаясь пробить грудную клетку. Дыхание сбилось, голова пошла кругом.
Это ведь первый раз, когда меня касаются так. Я знаю, что есть эти условные “базы”. Так вот, до этого я всегда останавливала всех ещё на первой. Поцелуи, не больше. Мне никогда не приходилось особенно напрягаться, чтобы держать себя в руках, холодный рассудок всегда был на страже.

А с ним всё наоборот. С ним будто кто-то выключил внутри тормоза. Все логические цепочки рассыпаются, как карточный домик. Иронично, что именно с ним, с единственным парнем, с которым нельзя, всё идёт не так. С которым даже мысль о каких-либо отношениях кажется абсолютно невозможной.

Если так будет продолжаться дальше, я закроюсь в своей комнате и перестану выходить оттуда до тех пор, пока не найду в себе силы как-то разрешить этот конфликт внутри. Это необходимо, если я хочу не сойти с ума.

— Ладно, поехали, — выдыхаю, отгоняя остатки жара. — Только скорее. Ещё за машиной возвращаться.

Мы едем в супермаркет. Вика я почти не слышу. Голова всё ещё гудит от недавнего, сердце работает в аварийном режиме. Я хватаю тележку, делаю глубокий вдох и пытаюсь вернуть контроль.

— Давай я помогу, — говорит Вик. — Скажи, что нужно, я принесу. Так быстрее выйдет.

— Эм… Давай, хорошо. Мне нужны яблоки. Голден делишез. Шесть штук.

Буйный кивает и уходит к фруктам. Я стараюсь идти быстро, не глядя по сторонам. Просто идти по списку. Молоко, йогурт, макароны, овощи.

Спустя несколько минут возвращается Вик, гордо протягивает пакет:

— Держи.

Я смотрю на яблоки и не могу сдержать улыбку.

— Они плохие.

— В смысле? Нормальные яблоки, что с ними не так? — искренне удивляется.

— Ты хоть иногда ходишь в магазин за продуктами?

— У нас обычно заказывают доставку. Если привозят не то — заменяют и всё.

— Оно и видно. Верни это обратно. Без яблок тогда.

Он хмурится, переводит взгляд с пакета на меня.

— Они же жёлтые. Видишь?

— Да.

— Значит, перезрели уже. Будут мягкие, сладкие, с привкусом муки. Невкусно.

Буйнов уходит обратно к прилавкам, а я вздыхаю. Вот и нашлась ещё одна фундаментальная разница между нами. Мы — обычные. Средний класс. А он из другой жизни. Где за тебя делают, решают, выбирают. И сегодня, похоже, я впервые показала ему, как живут “обычные люди”.

Возвращается без яблок.

— Что-то ещё нужно? — голос суховат, но в глазах мелькает что-то вроде… уважения? Или, может, смущения.

— Давай ты лучше просто составишь мне компанию? — спокойно отвечаю, глядя в список.

— Не понял, ты меня что, списала со счетов сейчас? За один косяк?

— У меня нет времени на то, чтобы ходить туда-сюда. Иначе я опоздаю, и у папы появятся вопросы. Лучше узнай, можем ли мы сразу поехать за машиной, хорошо?

Он закатывает глаза, уходит немного в сторону и достаёт телефон.

Я тем временем методично загружаю тележку: хлеб, яйца, немного мяса, йогурты для мамы. Всё привычное, рутинное Пока я раскладываю продукты, пульс постепенно выравнивается.

Вик возвращается.

— Всё готово, можем ехать.

— Сейчас, — говорю, проверяя список. — Мне чуть-чуть осталось, вода только.

Он берёт у меня тележку. А я смотрю на него краем глаза. И не могу понять, чего во мне больше: раздражения, смущения или того странного волнения, от которого снова начинает гореть кожа.

Загружаю водой доверху. Когда тележка уже под завязку, мы двигаемся к кассе. Очередь небольшая. Неловкое молчание между нами будто тянется вязкой жвачкой.

На кассе я машинально раскладываю продукты. Пока кассир пробивает чек, я уже тянусь за телефоном, но Вик опережает меня: спокойно достаёт свою карту, прикладывает к терминалу, и звучит короткий писк — оплата прошла.

— Вик… — начинаю, но он будто не слышит. Просто берёт пакеты и уходит к выходу.

Догоняю его у двери, тяжело дыша.

— У тебя номер телефона привязан к банку? Я всё верну, — говорю быстро.

Буйный не отвечает. Молча сгружает пакеты в багажник, будто я невидимка.

— Вик, ты не должен был платить, — настаиваю, чувствуя, как злость и стыд смешиваются внутри. — Родители перевели мне деньги. Я не хочу быть должной.

Он захлопывает багажник.

— Не парься, мелкая. Ты мне ничего не должна.

— Это так не работает, — встаю прямо перед ним.

— Забудь, — бросает коротко.

— Вик, но ведь не ты заработал эти деньги! — срываюсь, не выдерживаю. — Они твоего отца. С чего он должен оплачивать что-то для меня?

Всё происходит мгновенно. Его глаза, обычно светлые, становятся почти чёрными. В них появляется что-то опасное, дикое. На секунду мне кажется, что он что-то сделает со мной.
— Касимова, — произносит он тихо, но в этом тоне металл. — Ты считаешь, что знаешь меня?

Прежде чем успеваю что-то ответить, он резко сокращает дистанцию и прижимает меня к багажнику.

От неожиданности вырывается короткий вдох. Он слишком близко.

— Так вот, — говорит он низко, — нихрена подобного.

Он отходит первым. Отпечаток его ладони остаётся на моей талии. Обходит машину, садится за руль, и дверь с глухим стуком захлопывается.

Я стою, не двигаясь. Что это сейчас было? Зачем он так вспылил?

Я сжимаю ремень сумки и медленно обхожу машину с другой стороны. Сажусь рядом. Вик молчит, смотрит прямо вперёд. Челюсть напряжена.

Я открываю рот, но он, не глядя, говорит:

Глава 16 Александра

На повороте к дому понимаю: всё, отмазаться не выйдет. Уже издалека вижу знакомую фигуру папы у подъезда: руки в карманах, взгляд тяжёлый, настороженный. Стоит, как гаишник на посту, будто ждал только меня, чтобы устроить допрос с пристрастием.
Желудок неприятно сжимается, ладони моментально потеют.

— Саша, ключи, — коротко, без приветствия, протягивает руку.

— Держи, — кладу ключи на раскрытую ладонь, стараясь не смотреть ему в глаза.

— Мы с тобой договаривались, — медленно произносит он, — что ты съездишь только туда и обратно.

— Так и было, — выдыхаю, уже заранее готовясь врать.

— Четыре часа ты ездила? — прищуривается.

— Пробки были. И в самом магазине тоже народу полно. А то ты по выходным никогда там не был, — выстреливаю быстро, на автомате, как будто от зубов отскакивает.

Он складывает руки на груди, делает шаг ближе.

— Был. И прекрасно представляю, что и как. Поэтому потрудись объяснить, где ты была столько времени.

Всё. Допрос начался. Чувствую себя как на ковре у декана, стоишь, мямлишь оправдания, а внутри всё сжимается от стыда и злости одновременно. Папа включает любимую пластинку строгого препода, а я снова — маленькая девочка, пойманная на шалости.

— Сказала же уже, — не сдаюсь, но голос предательски дрожит.

Ни за что не признаюсь, с кем была. Даже под страхом лишения ключей от машины до конца жизни. Если узнает, что это был Буйнов, — всё, хана. Там и до домашнего ареста рукой подать. И ведь ему плевать, что мне уже восемнадцать. У папы всегда «дочь — значит ребёнок».

Он обходит машину, внимательно осматривает кузов, прищуривается, проводит пальцем по капоту. Сердце в пятки. Кажется, он что-то заметил.

— Ну да, — начинаю первой, чтобы сбить волну подозрений, — я заехала на мойку. Что плохого? Зато теперь наша красотка чистенькая, приятно посмотреть. Блестит, как новая.

Папа поднимает взгляд, чуть приподнимает бровь.

— И сколько я теперь должен?

— Нисколько. Мне просто захотелось. Приятнее же на чистой машине ездить, — стараюсь улыбнуться, но, кажется, выходит жалко.

— Хм… — он качает головой. — Странно всё это.

Он снова обходит машину кругом. Я будто стою под прожектором. В горле пересыхает, дыхание поверхностное.

А ведь правда — следов от царапины нет, даже намёка.

Пока папа осматривает бок, я открываю багажник и начинаю суетливо шуршать пакетами, пусть видит, что я занята делом.

— Всё по списку купила, и даже чуть больше. Но не переживай, денег хватило. Поможешь донести?

— Конечно. — Он берёт два больших пакета. — Давай, бери самое лёгкое, за водой я потом вернусь.

Блин блинский! Вот именно за водой возвращаться не надо! Сердце снова ухает вниз. Если он подойдёт к багажнику, а там хоть что-то покажется странным — всё, конец.

Я стараюсь идти медленно, чтобы выиграть хоть пару секунд. Дома дверь открываю сама, лишь бы отвлечь внимание.

Возвращаемся с пакетами, и я с замиранием сердца жду — сейчас войдёт, посмотрит на меня, и начнётся вторая волна. Но, как ни странно, он появляется быстро. Фух. Кажется, пронесло.

Я прислоняюсь к стене на кухне, пока он перекладывает продукты. Внутри — облегчение и слабость. Одни проблемы от Буйнова.

Я машинально достаю яблоко, начинаю его чистить и думаю, как вообще теперь отвертеться. Сказать, что занята? Что заболела? Или просто не прийти? Но вспоминаю, какой у него был вид — довольный, уверенный, будто всё уже решено.

И от этой мысли внутри холодеет. Если Вик что-то задумал, значит, просто «посиделками» это точно не закончится.

Времени всего неделя. Может, предложить родителям куда-то уехать? — мелькает мысль в голове, и на секунду я представляю себе идеальный побег.

С Виком мы по-прежнему встречаемся каждый день после пар: репетиции, разбивки, репетиции снова. В корпусе шумно — гитары, смех, кто-то репетирует сценку, кто-то пробует куплет. Мы выбираем голос для ведущего, договариваемся с техником по колонкам, агитируем старшаков участвовать в поздравлении первокурсников.

Активистов оказывается достаточно много. Так что будут у нас и песни, и сценки. От дискотеки отказались. Будет колхоз. Тем более что слышала, у отца одного из старшекурсников свой клуб, можно договориться.

На выходные тоже забронировали номера и домики на базе отдыха за городом. Так что в первые выходные октября поедем туда. Осталось сообщить об этом родителям, но это чуть позже, и я откладываю разговор.

— Вик, можно тебя на минутку? — зову его в перерыве.

Он подходит и опять хватает за талию. Я отскакиваю, чтобы показать, что так нельзя. Вокруг нас куча людей: ребята снимают видео, кто-то репетирует шуточные диалоги, световой техник перекидывает провода.

— Что ты себе позволяешь? Вокруг нас куча людей.

Он усмехается, опуская взгляд на мои губы, и в этом взгляде та самая его наглость, что раздражает и вместе с тем действует странно.

— Дальше что? Не вижу никакого криминала. Я же тебя не засосал с языком. А мог бы, — опускает взгляд на губы.

— Ну уж нет! — я увеличиваю дистанцию, опасливо оглядываясь, чтобы никто не видел. — Я вообще тебя предупреждаю: в субботу не смогу никуда идти с тобой.

Вик щурит глаза.

— Почему?

— У меня с родителями планы, — говорю твёрдо. — Никак.

Он тянет ко мне руку.

— Кис-кис, подойди поближе.

— Вик, ну я же просила, что за дурацкая привычка лапать меня? Мы даже не пара! Заведи себе уже девушку, в чём проблема?

— Не хочу. Мне и так неплохо, — заводит мою руку себе за спину, так что я вынуждена придвинуться ближе.

— А меня ты спросил?

— Пока что рано спрашивать, — отвечает он и подмигивает. Всё это раздражает до зубовного скрежета. Непонимающе смотрю прямо в глаза этому невыносимому парню. Он раздражает, бесит, будоражит.

— Я тебя спрошу, когда ты будешь готова, — протягивает он.

— К чему?

— Потом увидишь, — загадочно улыбается.

Глава 17 Александра

Я с ужасом смотрю на внушительный мотоцикл, на котором восседает Буйнов. Он будто сошёл с обложки журнала, весь этот образ настолько киношный, что мозг отказывается воспринимать происходящее как реальность. На нём кожаная косуха, подчеркивающая широкие плечи, тяжёлые ботинки, блестящий чёрный шлем под мышкой. Даже перчатки есть, идеально подогнанные, с вытертыми швами. И, конечно, флёр самоуверенности, который сбивает с ног. Куда же без него.

Сердце колотится, как ненормальное. И я не могу понять, от чего именно, от страха за жизнь, которая, возможно, оборвётся, стоит мне сесть на этого железного монстра, или от гормонального всплеска, потому что, чёрт возьми, выглядит он так, что я не могу отвести взгляд. Колени подкашиваются от одной только мысли, что мне придётся обхватить его руками.

Я оглядываюсь на дом, чтобы убедиться, что никто из родных не выглядывает из окна. Сердце бьётся в горле, ладони влажные, и всё внутри протестует. И всё же я подхожу ближе осторожно, будто к дикому зверю, который может укусить, если сделаешь неверное движение.

— С ума сошёл? — говорю тише, чем хотела, потому что голос дрожит. — Ты хоть знаешь, как это небезопасно, ездить на мотоциклах?

— Я не буду превышать, мелкая, — ухмыляется он, поправляя перчатку. — Давай, закидывай свою попу за меня и погнали.

— Ни за что, — складываю руки перед собой. — Я не буду так рисковать.

Он тяжело вздыхает, ставит мотоцикл на подножку, и, не спеша, поднимает крышку багажного отсека. Выуживает второй шлем и протягивает мне.

— Держи.

Я принимаю его с опаской. Провожу пальцем по гладкой поверхности: новая, блестящая, пахнет пластиком.

— Вик, откуда у тебя второй шлем? — прищуриваюсь. — Ты что, всё время кого-то катаешь?

Он приподнимает уголок губ, и от этого движения по спине бегут мурашки.

— Только тебя, Саш.

— Тогда откуда… — моргаю, ошеломлённая. — Ты что, специально его купил?

— Саш, хорош зависать и бесконечно спрашивать, — раздражённо усмехается. — Ты ждёшь, чтобы нас тут кто-то из твоих увидел?

Эта фраза срабатывает лучше любой угрозы. Я машинально оглядываюсь по сторонам. Окна дома, двор, соседняя машина у подъезда. Боже, если кто-то увидит… папа же просто взорвётся. Представить страшно. Испугавшись этой перспективы, позволяю Вику надеть на меня шлем.

Когда он наклоняется ближе, его пальцы касаются моей шеи. Лёгкое движение, почти невинное, но от него по коже будто пробегает электрический ток. Шлем застёгивается с щелчком, но я едва слышу его, всё внимание на том, как тепло его дыхания обжигает кожу. Замечаю, что и его самого будто тряхнуло. Он резко отстраняется, сглатывает, и кадык на его мощной шее дёргается.

— Готово, — коротко бросает, пытаясь вернуть себе самообладание. Затем садится на мотоцикл, опускает визор и, не глядя, шлёпает ладонью по сиденью сзади, приглашая.

Я стою, как вкопанная. В голове крутится мамино «Никогда. Саша, никогда не садись на это чудовище». Папа ведь тоже любит мотоциклы. Но он попал в аварию, и после этого мама запретила даже подходить к ним. А я тогда поклялась, что сдержу слово. И вот я собираюсь нарушить то, что когда-то обещала.

Подхожу ближе, чувствуя, как дрожат руки. Металл мотоцикла тёплый от солнца, пахнет бензином и кожей.

Сажусь сзади неуклюже, стараясь не задеть его ногой, и понимаю, что руки-то девать некуда. Ладони зависают в воздухе, и сердце колотится уже где-то в горле.

— Смелее, мелкая, — говорит он, глядя вперёд. — Иначе свалишься на ближайшем повороте.

Кладу руки на его талию, осторожно, будто дотрагиваюсь до раскалённого металла. Я стараюсь касаться как можно меньше. Мотор гулко вздрагивает, вибрация проходит сквозь всё тело, и я, не успев осознать, уже чувствую, как внутри всё дрожит, и не только от страха.

Мотоцикл срывается с места так резко, что я отшатываюсь назад и, взвизгнув, вцепляюсь в него не хуже клея: руки вжимаются в поясницу, пальцы вгрызаются в куртку, между нами не остаётся и миллиметра.

Слышу краем уха его смех и ощущаю, как он прибавляет газ. Мотоцикл рвётся вперёд, мир вокруг превращается в размытую ленту: дома, столбы, проблески неба. Страшно так, что я инстинктивно зажмуриваюсь и дышу поверхностно. Если я выживу после этой поездки, мысленно обещаю ему, выскажy всё, что думаю. И ещё пару вещей, которые обычно не говорю вслух. А пока вопрос, куда мы вообще едем, остаётся при мне, бессмысленно его задавать, ведь на такой скорости он вряд ли услышит.

Решаюсь открыть глаза только через минут десять. Оглядываюсь. мы внезапно уже за городом: поля, редкие домики, полосы берёз и просеки леса мелькают по сторонам. Скорость приличная, и мне понятно: если я крикну, он не остановится. Поэтому сжимаю его рёбра изо всех сил, надеясь хоть как-то привлечь внимание. Эффект нулевой: он сосредоточен на дороге, руки уверенно держат руль. Внутри меня всё вибрирует от беспомощности и восторга одновременно.

Он тормозит только тогда, когда мы въезжаем во двор дачи: земля шуршит под колесами, пыль поднимается дымкой, и наконец рёв мотора затихает. Я снимаю шлем и вскакиваю на ноги, чуть не теряя равновесие. Ноги дрожат. Рефлекторно опираюсь о Викa, потому что без опоры упала бы мигом.

— Ноги дрожат, — говорю, глядя в его довольное лицо. — Чего улыбаешься?

— Хотел бы я, чтобы они дрожали от кое-чего другого, но это потом… — отвечает он невозмутимо.

— Фу, пошляк! — пихаю его, но губы невольно растягиваются в улыбке.

Он смеётся, показывает идеальные белые зубы. и честно, иногда кажется, что у этого парня вообще нет недостатков, кроме характера.

— Где мы? — спрашиваю, оглядываясь: вокруг аккуратно подстриженный газон, пара садовых лошадок, клумбы, ухоженная беседка.

— Это фамильное гнездо Буйновых, сейчас используемое как дача. Чувствуй себя как дома, — говорит он с гордостью. — Зато нас тут никто не побеспокоит. И я ещё вчера привёз всё для шашлыков. Любишь?

Глава 18 Александра

Оглядываюсь по сторонам, но раковины не вижу. Кухня большая, но не такая, как в современных домах, здесь всё по-домашнему, чуть старомодно, с деревянными шкафчиками, массивным столом.

— Где? — спрашиваю, растерянно крутясь на месте.

— Там, за печкой, — откликается Вик, не оборачиваясь.

Прохожу дальше, и действительно, нахожу небольшой уголок с умывальником и старомодным краном, над которым висит аккуратное полотенце с вышивкой. Под раковиной стоит ведро, рядом — корзина с овощами, ножи, деревянная доска. Всё чистое, ухоженное, видно, что сюда постоянно приезжают.

Открываю кран, вода бежит прохладная, с лёгким запахом железа. Пока начинаю промывать помидоры и перцы, раскладываю их в большую миску, решаюсь спросить:

— Почему вы не покупаете себе дом в каком-нибудь крутом посёлке? Здесь ведь всё достаточно просто.

Слышу, как он возится за спиной, гремит решётками, достаёт что-то из пакета.

— Потому что родителям здесь нравится. Этот дом — часть семейной истории, — отвечает спокойно.

Я немного удивляюсь. Почему-то казалось, что его семья — те, кто выбирает стекло, хром, дизайнеров и автоматические ворота. Нет, мне и правда здесь хорошо, уютно даже, дом производит впечатление, будто я тут много раз была. Такое место, где по утрам пахнет кофе и мятой, где босиком можно выйти на крыльцо и не бояться испачкать ноги. Это не вяжется с образом того самого Виктора Буйнова — богатого, наглого и уверенного в себе парня, которого я видела в университете.

— Здесь жили родители твоего отца?

— Это дом моих прабабушки и прадедушки с его стороны.

— Так он очень старый, — оглядываюсь на потолочные балки, покрытые лаком, и стены, где виднеются старинные гвозди и неровные швы.

— Ему больше ста лет. Не бойся, за ним ухаживают, ремонтируют. Так что он точно не развалится в ближайшее время, — ухмыляется.

Я замираю, чувствуя, как по коже бегут мурашки. Откуда он знает, о чём я подумала? Кажется, он видит это по глазам, слишком точно ловит мои мысли. Неловко, но и странно приятно.

— Идём на улицу? Только нож захвачу, — говорит он.

На улице воздух свежий, прохладный, пахнет дымом. В беседке от навесной лампы мягкий жёлтый свет ложится на стол, где я раскладываю овощи и принимаюсь их нарезать. Ветер треплет занавески, где-то вдалеке кричит птица, и в этом всём есть то самое спокойствие, которого мне вечно не хватает.

Вик тем временем у мангала: разжигает угли быстрыми, уверенными движениями. Искры летят в воздух, отражаются в его глазах. Он сосредоточен, и в такие моменты — настоящий.

Я нанизываю мясо на шампуры, запах маринада заполняет всё пространство, щекочет нос. Остаётся только дождаться, когда угли прогорят. Подхожу ближе к Вику и останавливаюсь рядом, чувствуя жар от мангала.

— Не замёрзла? — спрашивает он, скользнув взглядом по моим рукам.

— Нет, я же двигаюсь, — отвечаю, хотя щёки и правда обжигает ветер.

— А то у нас есть баня.

— Настоящая баня? — оглядываюсь и действительно вижу в глубине участка маленький домик с трубой.

— Хочешь попариться?

— Не уверена. Ты умеешь её топить? — поддразниваю, но в голосе больше любопытства, чем сомнения.
— Умею. Не стоит сомневаться в моих способностях, мелкая.

— Да я просто… — начинаю оправдываться.

— Просто думаешь, что я избалованный мажор? — перебивает он, глядя прямо в глаза.

И тут меня накрывает. Стыдно ужас как. Щёки мгновенно вспыхивают. Уровень неловкости просто зашкаливает. Я же и правда думала так, хоть и не вслух. Сейчас он выглядит совсем иначе. Не как тот парень, что сидит, закинув ногу на ногу, и ухмыляется каждой второй девчонке.

— Иди сюда, — вдруг говорит он тихо и, не дожидаясь ответа, обнимает, притягивая к себе.

Объятие неожиданно тёплое. Его грудь горячая, пахнет древесным дымом и чем-то едва уловимым, вроде хвои. Он делает вид, что неловкости вовсе не было, и за это я ему чертовски благодарна. Не высмеивает, не давит.

А я стою, и у меня странное ощущение, будто все мои привычные колючки осыпались. Я не спорю, не ерничаю, не пытаюсь держать дистанцию. Просто стою, как беспомощный котёнок, который впервые за долгое время почувствовал, что его приютили и обогрели. И почему-то не хочется вырываться.

Он меняется. Или, может, просто впервые показывает ту часть себя, которую тщательно прятал за бравадой. И чем больше я узнаю его таким, настоящим, спокойным, внимательным, тем сложнее притворяться, что всё это мне безразлично.

Мне страшно даже подумать, но, кажется… он мне начинает нравиться. Кошмар. Хуже и быть не может.

Пусть лучше Вик и дальше вёл бы себя как полная задница, давал мне больше поводов, чтобы я отталкивала его, оставался тем нахальным, самоуверенным типом, каким я привыкла его видеть. Тогда всё было бы в порядке, как и должно быть. А сейчас как будто почву из-под ног выбили.

И что мне теперь делать с этим?

Я поднимаю голову и сталкиваюсь с его внимательным, обжигающим взглядом. Он будто снова читает меня, как открытую книгу. В груди всё переворачивается. Догадывается ли он, о чём я думаю? Что именно сейчас, в этот самый момент, я борюсь с собой, со страхом, с желанием, с какой-то неуместной надеждой?

Его взгляд скользит вниз, к моим губам. В этих глазах — жар, нет, не просто желание, а нечто более глубокое, властное. Такое, от чего у меня пересыхает во рту и подгибаются колени. Это не взгляд мальчишки, это — вызов, и мой организм, к несчастью, отвечает на него слишком живо. В животе тепло, расползающееся всполохами огня. От него никуда не деться. Я чувствую каждый миллиметр воздуха между нами.

Реакция пугает. Я не должна так реагировать, не на него, не здесь. Но чем больше он молчит, просто глядя, не отрываясь, тем сильнее во мне нарастает желание стереть эту черту, дотронуться, проверить, что будет. Мысли о поцелуе больше не кажутся запретными. Наоборот, от одной лишь мысли о его губах всё внутри замирает, будто я стою на краю чего-то необратимого.

Глава 19 Виктор

В тот день я и правда не стал давить на мелкую. Видел по глазам, она не готова к чему-то большему, чем просто обниматься и целоваться. Да и если честно, сама атмосфера тогда была слишком хрупкая, как стекло. Но, чёрт возьми, держать себя в руках было адски сложно. Она сидела напротив, играла пальцами с краем стакана, опускала взгляд, и я ловил себя на том, что хочу снова притянуть её ближе. Только расстояние через стол и спасло Касимову.

Я довёз её домой в целости и сохранности. Даже высадил специально подальше, чтобы батя её случайно не увидел и не устроил концерт.

Но вот что я знаю точно, посвящение будет жарким. “Софрино” я знаю как свои пять пальцев: и где мангалы, и где спрятаться, если кто-то решит разлить “лишнее”, и где можно посидеть у костра, чтобы никто не мешал. Место давно стало культовым у нашей компании, туда ездят оторваться, отдохнуть, и, если повезёт, забыть обо всём.

Домики на базе стоят в ряд, окружённые соснами, и пахнет там хвоей, дымом. У меня уже забронирован один из лучших, с верандой, где удобно сидеть с чашкой кофе утром и с бокалом чего покрепче вечером. В компании со мной пара старшекурсников, назначенных “следить за порядком”. Да уж. Эти следят, как кот за холодильником, вроде рядом, но толку ноль. Я до сих пор не понимаю, как руководство университета даёт убедить себя, что всё проходит спокойно.

Скорее всего, преподы просто рады избавиться от обязательства самим торчать там с нами, ведь им нельзя участвовать в веселье. А наблюдать со стороны — тоска смертная. Так что пусть, как говорится, молодёжь развлекается.

К счастью, официальная часть проходит без сбоев. Первокурсники бодро отрабатывают свои выступления, никто не опаздывает, даже микрофоны не хрипят. К вечеру у всех довольные лица, усталые, но счастливые.

После завершения нас с Касимовой вызывает к себе ректор.

— Виктор, Александра, выражаю вам благодарность за организацию мероприятия. Рад, что у вас получилась слаженная команда.

— Нам тоже понравилось организовывать ребят, — улыбается мелкая, хитро поглядывая на меня. — Да, Вик?

— Мхм, — хриплю в ответ. — Отличный опыт.

И мысленно добавляю: надеюсь, единственный.

Не то чтобы я не хотел проводить с ней больше времени, наоборот. Просто не здесь, не под этим бесконечным университетским контролем. Тут невозможно остаться наедине, а смотреть на неё и не прикасаться — то ещё испытание. Нам ведь не сто лет, чтобы довольствоваться взглядами и случайными касаниями.

— В качестве компенсации за потраченное время, — говорит ректор, — разрешаю вам официально пропустить два учебных дня. Только предупредите кураторов.

Вот это уже другое дело. Мысленно я тут же прикидываю варианты, два дня наедине, без дедлайнов и лекций. Может, удастся вытащить Сашу куда-то подальше, где никто не помешает.

После ещё десятка рукопожатий и “спасибо” я уже держу Касимову за руку. Цепко. Не отпускаю.

— Поедешь на базу со мной.

— Да я и на автобусе могу, — пытается спорить. — Там Рита же ещё.

— Отлично. Бери свою подружку и едем.

— Ты точно не против? — уточняет, чуть прищурившись.

— Точно, — ухмыляюсь. — Что только не сделаешь, чтобы ты наконец перестала быть на стрёме.

Когда все добираются до “Софрино”, начинается лёгкий хаос: кто-то тащит сумки, кто-то уже ищет, где розетка для колонки, кто-то орёт, что забыл мясо в холодильнике. Солнце садится, воздух густеет от запаха дыма и жарящегося шашлыка, играет музыка.

Касимова, разумеется, не желает расставаться с Ритой, эти две держатся друг за друга, как сиамские близняшки. Что ж, пусть пока. Я стою у стола, где расставлены напитки, и замечаю момент, когда она отвлекается. Ловко наливаю ей коктейль, лёгкий, фруктовый, почти безвредный на вид, но с таким градусом, что расслабляет даже самых осторожных.

— Держи, — протягиваю стакан, — тост за то, что мы всё это пережили.

— Что там? — придирчиво нюхает она, поворачивая стакан.

— Сок.

— Вик, не ври. Я же попробую и всё почувствую.

— И немного мартини, — признаюсь, будто это не преступление.

Саша делает маленький глоток, забавно морщится от лёгкой горчинки, а потом делает ещё.

— С “немного” ты явно перепутал, — ворчит, но всё равно отпивает ещё.

— Саш, не увлекайся, — шепчет Рита рядом и косится на меня.

Я уже успел договориться с Максом, он должен отвлечь Риту, дать нам минуту или две. Через минуту он появляется и крепко жмёт руку:

— Здоров, — бросает он, оглядывая девушек с одобрением. — Какие тут у тебя красотки, Буйный. Не против, если я украду у тебя одну?

— Я не танцую, — сразу же раскусила нас Рита, отмахиваясь и прижимая к себе телефон.

— Рит, ну не стоять же стену подпирать весь вечер, — уговаривает её Саша, и та, стиснув губы, нехотя отходит.

Пользуюсь моментом, беру Сашу за руку:

— Ну что, потанцуем?

Она приподнимает стакан.

— Так допивай.

Провожаю её в центр танцпола. Музыка нарастает, световые пятна снуют по лицам, и я ловлю себя на том, что в хорошем смысле удивлён, она танцует бомбически. Бёдра покачиваются уверенно, руки вверх, улыбка на губах, и вдруг тонкая полоска кожи появляется между футболкой и джинсами. Я слышу, как в груди что-то щёлкает, и уже одно это заставляет меня с трудом контролировать себя.

И тем не менее кладу руки на её талию, прижимаюсь к ней сзади, так что она по-любому чувствует, что происходит у меня внизу. Поэтому она вздрагивает и косится на меня. Но я не даю ей ни обернуться, ни сбежать.

Так и продолжаем покачиваться, пока мелодия не заканчивается.

— Вик, тут душно, я выйду проветриться, — слышу её голос.

— Давай только ненадолго?

— Пара минут.

Пять минут проходят, десять. Я сканирую взглядом народ, замечаю, что она не возвращается. Сердце начинает тупо колотить, раздражение растёт, но я всё еще пытаюсь верить в то, что она просто задержалась с подружкой. Внутри, правда, шевельнулось плохое предчувствие.