(не)наглядное пособие. Сломить дракона

ГЛАВА I. Лотта

Облокотившись о мраморную балюстраду, разделяющую большой просторный зал на две половины – драконью и человеческую, на меня внимательно смотрит высокий блондин. Глаза у него стальные, взгляд тяжёлый. Ну, то есть, обычно тяжёлый. Сейчас на дне зрачков пляшут весёлые чёртики. Так всегда бывает, когда Улав смотрит на меня.

– И пожалуйста, завтра без этих твоих фокусов, ладно? – говорю я. – Завтра утром приведу к тебе первогодок. Ты их сильно не пугай, так, полыхни пламенем пару раз…

– Как скажете, госпожа аспирантка! - Мой собеседник отбрасывает с лица длинную пепельную прядь. Нет, это, положительно, невозможно. Невозможно быть таким красавцем! Черты лица у него правильные, как у древних статуй, под тонкой белой рубахой, сидящей так плотно, будто вот-вот лопнет, перекатываются мышцы. Улав сложен почти идеально, только ноги, как у всех драконов, коротковаты. Но сейчас этого не видно. Зато, когда он улыбается, можно пересчитать его мелкие, острые, как ножи, зубы. Все сорок штук. Кого-то это пугает, а я ничего, привычная. Когда учишься в Академии на драконоведа – или, как у нас любят говорить, драконоведьму, и знакомишься с драконами в виде набора костей, препаратов в формалине, схем в анатомическом атласе, на многие вещи начинаешь смотреть иначе. Даже на попытки тебя соблазнить. А именно этим Улав сейчас и занимается.

– Но как они поймут, что такое драконы, если обойтись «без этих твоих фокусов»? – лукаво улыбается мой собеседник. – Они же так и будут думать, что мы всего лишь безобидные крылатые ящерки…

Я вспыхиваю:

– Это первогодки, Улав! Они всего месяц в Академии. Ещё успеешь показаться во всей красе!

Он берёт меня за руку, слегка сжимает, подносит к губам. Говорит:

– Не беспокойтесь, Лотта. Я сделаю всё… – Целует кончики моих пальцев. – Как вы скажете. Это я, чтобы не потерять форму. А то знаете ли, тут, взаперти… – Отпускает меня. Я ещё пару секунд смотрю на Улава в удивлении и прячу руку за спину. – Значит, завтра утром?

– Я приду в восемь.

Мой собеседник прикладывает ладонь к груди, церемонно кивает и удаляется в узкий дверной проём в стене. Я успеваю заметить, как он одним движением сбрасывает с себя человеческий облик и хлопает крыльями.

– Лотта, вот ты где! – слышу за спиной низкий, с лёгким дребезжанием, голос Макса. – Там тебя фон Штауфен ищет. Мечет грома и молнии, что твой дракон.

Вздрагиваю, стискиваю зубы. Только этого мне и не хватало!

*

Плетусь за Максом по тёмным и запутанным коридорам Старого замка. Их строили лет пятьсот назад, видимо, для того, чтобы враги, прорвавшиеся через первые рубежи обороны, заплутали здесь и сгинули навеки. Сейчас в этой части Академии живут наши драконы, а в бывших казематах свалены ненужные вещи: сломанные столы, испорченные наглядные пособия, тренировочные манекены и прочее, прочее, прочее. Когда свет магического фонаря выхватывает макет дракона в разрезе в масштабе один к трём, у меня от страха ёкает сердце. Вскрикиваю. Макс, поганец, смеётся. Специально, наверно, направил туда луч.

Вообще я терпеть не могу Макса. Он отвечает мне взаимностью. Хотя казалось бы, что нам делить? Мы оба в одной лодке: я – первая девушка, которая с отличием прошла вступительные испытания в аспирантуру, он – первый… ну не то, чтобы простолюдин, таких в Академию не брали, первый неродовитый дворянин, которому удалось пробиться сюда.

Он чувствовал шаткость своего положение: его дед, Ганс Фридрих Зоннефельд, получил дворянство за поставку сукна в армию, и родовитые однокашники считали Макса выскочкой и всячески пытались осадить. Я же, напротив, могла похвастаться десятками поколение сиятельных предков. Да только толку в том, если мама, отправляя меня на учёбу, заложила все фамильные драгоценности, кроме бабушкиного обручального кольца?

Короче, Макс был богат, но недостаточно знатен, я была знатна, но бедна. Если бы мы были героями бульварного романа, наш брак стал бы спасением для обеих семей. В жизни мы с Максом боролись за место под солнцем, как два дракона за одну гору.

И то, что к господину профессору фон Штауфену позвал меня именно он, не сулило мне ничего хорошего.

**

Хорошо, что на этаж, где расположен кабинет профессора фон Штауфена, можно добраться через штатный телепорт, иначе я бы умерла от разрыва сердца прямо на винтовой лестнице. Ну, или просто страшно запыхалась. А так ничего, жить можно.

Стучусь в тяжёлую резную дверь, слышу громкое: «Войдите!», опускаю очи долу и со смиренным видом встаю перед большим письменным столом, заваленным грудами бумаг. В центре красуется карта, которую с большим вниманием изучает мой научный руководитель. Это крепкий сухопарый мужчина лет шестидесяти, с седой шевелюрой, которой могли бы позавидовать молодые, и пышными усами, подстриженными по моде столичных военных. Одет фон Штауфен в чиновничий мундир серого сукна, на груди поблескивают орденские планки.

Почтительно замираю в ожидании, пока меня заметят. Профессор – хотя какой он, хвост и крылья, профессор, сухарь армейский, вот он кто, – был прислан к нам полтора года назад, после того, как Его Величество Людвиг Седьмой собственноручно отправил генерала фон Штауфена в отставку. Официально считается, что за выслугу лет, неофициально… тут показания «очевидцев» разнятся. Как бы то ни было, генерал приехал к нам, в Драхенберг, и принялся наводить здесь, в вольной Академии, свои порядки. Ученики выли, стонали от еженедельных (по счастью, не ежедневных) построений на плацу, как теперь называли замковый двор, но пока что терпели, не бунтовали. Многие дисциплины, то же драконоведение, обрели отчётливый военный характер. Профессор фон Штауфен загорелся идеей использовать крылатых змеев для атак с воздуха.

И именно в это время меня, кабинетную учёную, которая собиралась всю жизнь описывать механизмы поведения драконов в малых группах, угораздило попасть в аспирантки именно к нему.

Профессор продолжает высматривать что-то на карте через лупу. Кашляю, чтобы привлечь к себе его внимание.

ГЛАВА I. Ульрих

Нас везли в экипаже без окон. Десять драконов и дракониц, которых родные продали людям в рабство. Кого-то по приговору тинга, кого-то – из мести. Меня – чтобы не замарать лапы убийством. Последний самец из рода Туманного утёса как никак. Все знают – из мира людей возврата нет. Кто туда попал – канул навеки, как в бездну.

Как сейчас помню, это было на рассвете. Нас вывели из пещеры, подняли в воздух и погнали к перевалу Слёз. Поэтичное название, его любят певцы, которые слагают баллады о несчастной любви. Когда слушал их в детстве, представлял себе что-то эдакое, романтическое. Горы, деревья красивые…

Кто бы мне тогда сказал, что я увижу всё это своими глазами?

Нас заставили сесть на большой круглой площадке, лысой, без единой травинки, без единого зелёного листочка. Только унылые серые скалы кругом. В центре площадки красовался большой плоский валун, весь в коричневых потёках. Увидев его, драконицы завыли, драконы заворчали, как вода на раскалённых камнях. Кажется, молчал только я, с недоумением рассматривая это странное место.

Пока не пришли торговцы, мы ещё сохраняли привычный крылатый облик, так что толстые шкуры и огонь внутри защищали нас от холодного осеннего ветра, но едва на площадке показался их предводитель, я получил сигнал обратиться, да такой настойчивый, что заболела голова. Я встряхнулся, тело приняло непривычное положение – передние лапы оторвались от земли, весь вес пришёлся на задние, позвоночник выпрямился и сжался. Хорошо хоть крылья не тянули назад. Кажется, тогда я бы точно потерял равновесие и завалился на спину самым недостойным образом.

Всего несколько секунд в человеческом облике – и я потерял остатки тепла. В меня словно вонзились тысячи тончайших иголок. Руки зачесались. Я поднял ладонь к лицу, осмотрел её. Так и есть, от холода на розовой человеческой коже выступил лёгкий бирюзовый узор из чешуек.

Вой и ворчание сменились всхлипами и стонами. Кажется, только то, что я занялся изучением того, как моё тело отзывается на всё, что здесь происходит, помогло мне сохранить остатки достоинства.

Торговцы осматривали нас по отдельности. Заглядывали в зубы, самцов дёргали за промежность, обсуждали со смехом. Одного, кажется, его звали Урс, ударили кулаком в солнечное сплетение. Урс не ожидал нападения, не успел защититься, и сложился пополам, хватая ртом воздух.

Самок… тут мерзко даже вспоминать.

Я стоял в этом ряду последним, и ждал своей очереди с ужасом. Это ощущение, когда чужие руки шарят по коже, лезут туда, куда не всегда подпустишь даже самого близкого дракона… Я замер, представляя, что всё это происходит не со мной, что это не моё тело. Стало немного легче.

Наконец торговцы убедились, что товар, который им предложили, то есть, мы, вполне стоит внимания. Начался спор о цене. Я ещё не до конца пришёл в себя после «осмотра», меня била дрожь, но я собрался с силами и подошёл к Урсу. Тот уже отдышался, но смотрел на мир мутным взглядом потерянного во времени и пространстве существа. Я положил руку ему на плечо, сказал несколько ободряющих слов. Урс кивнул, расправил плечи. И в то же мгновение что-то обожгло мне бок. Я дёрнулся, жжение стало сильнее, проникло глубже под кожу. Всё ещё не понимая, что происходит, я обернулся, чтобы осмотреть себя – и увидел струйку крови, текущую от рёбер к бедру и дальше вниз по ноге. Перевёл взгляд дальше – чуть поодаль стоял один из торговцев с короткой пикой, на острие которой поблескивала влага. На торговца, не поднимая голоса, ругался один из наших конвоиров-драконов. Кажется, его возмущало, что люди портят хороший товар, чтобы сбить цену.

Жжение понемногу проходило: ранили меня несильно, кровь остановилась быстро, порванная кожа затягивалась практически на глазах. Но даже этого мелкого происшествия хватило, чтобы мои товарищи по несчастью отшатнулись друг от друга и замкнулись в себе. Получить пикой в брюхо или в грудь не хотелось никому.

Наши конвоиры и торговцы ударили по рукам, мешочки с золотыми и серебряными монетами перекочевали к новым владельцам. Драконы собрались, разом сменили облик на крылатый и покинули перевал Слёз. А мы, десять несчастных рабов, остались наедине со своей судьбой.

**

Надевать ошейник меня, как самого строптивого, повели первым. Двое крепких мужчин заломили руки за спину и поволокли к валуну, где нас поджидал некто в чёрном плаще с капюшоном, низко надвинутом на глаза. Как я узнал позже, штатный маг.

Меня завалили на камень, так что я почувствовал спиной каждую неровность, каждый выступ. Холод вонзился в меня не хуже, чем та острая пика, но я почти не обращал на него внимания. Сердце бешено стучало в груди. Почему-то я только теперь догадался, что за потёки украшали валун.

Некто в чёрном склонился надо мной, монотонно шепча, сделал несколько пассов руками. Я дёрнулся туда-сюда в бесполезной надежде высвободиться, но мужчины держали меня, словно клещами.

– Тише, тише, – обычным голосом проговорил маг, и я с удивлением понял, что передо мной женщина. Почему-то это поразило меня сильнее всего. Не хотелось верить, что люди дошли до того, чтобы втягивать в это мерзкое дело своих самок. – Успокойся, и тогда будет не больно.

Я покорно обмяк в руках своих мучителей. Магесса снова зашептала. Я не вслушивался в слова – всё равно ничего не разобрал бы – но в них было что-то нежное, утешительное. Я закрыл глаза, погружаясь во что-то вроде сна.

Разбудила меня резкая боль. Магесса оттянула кожу у меня на шее прямо над яремной ямочкой и полоснула по ней ножом. Я вскрикнул. Она вновь заговорила:

– Не бойся, сейчас всё пройдёт. Это только один раз…

По шее потекла тонкая тёплая струйка крови. Сначала за спину, потом дальше, вниз, на камень и в землю, где смешалась с кровью сотен других драконов.

– Вот так, молодец, хороший мальчик, – сказала магесса. – Потерпи ещё. – Она склонилась ещё ниже надо мной, продела под головой что-то жёсткое и защёлкнула спереди металлический замок. Тело словно молнией ударило, по нему от шеи до кончиков пальцев разлился невыносимый жар, спустя пару секунд сменившийся таким же невыносимым холодом.

ГЛАВА II. Лотта

После разговора с профессором страшно хочется промочить горло в «Золотом змее» или, как его называют в Академии, в «Золотом гаде». Это единственный в Аусбурге кабачок, где обслуживают женщин. Да не в общем зале, а в отдельном кабинете! Приходи с подругами и сиди подальше от сальных взглядов и скабрезных комплиментов, какие любят отпускать однокашники. Но мне сегодня туда нельзя. Раз уж фон Штауфен взялся за мой моральный облик, придётся соблюдать приличия, хотя бы внешние.

А значит, мочить горло я пойду к Эльке, моей бывшей соседке по ученической келье, а нынче медичке в нашем лазарете. Тем более, что у неё точно найдётся что-нибудь покрепче пива.

Так что я прыгаю в телепорт и переношусь в больничное крыло. Эту часть Академии построили недавно, лет пятьдесят назад, в модном тогда новоготическом стиле, так что до ординаторской, где обычно обреталась моя подруга, надо было пройти через длинную галерею, с обеих сторон пронизанную пиками стрельчатых окон. Вид отсюда открывался головокружительный. С одной стороны – заснеженные вершины гор, за которыми Скалистый край, родина драконов. Странное место, овеянное слухами и легендами. С другой можно было хорошенько рассмотреть пёстрый циферблат Часовой башни. И окна моей аспирантской квартиры, да. Когда настало время покинуть общую келью, и выяснилось, что меня переселяют именно туда, в Часовую башню, мы с Элькой придумали систему тайных световых сигналов, но так ни разу ей и не воспользовались. Нам было некогда. Она лечила и спасала, как проклятая, я открывала ученикам двери в удивительный мир драконоведения, стараясь, чтобы они как можно реже попадали к Эльке.

Галерея утыкается прямо в длинный коридор, в котором виднеются закрытые двери палат – узкие по правую руку, для людей, широкие по левую, для драконов. В воздухе тускло светят зачарованные лампы, так что в углах сами собой собираются серые тени.

Эльке сидит в ординаторской за большим, о четырёх резных ногах, столом и что-то пишет от руки. Её начальник, доктор Копферманн, терпеть не может самопишущие перья, считает их новомодной выдумкой для лентяев, и заставляет всех своих подчинённых корпеть над историями болезни и рецептами, пачкаясь в чернилах. В остальном же это славный старикан с лёгкой чудинкой. Всяко лучше фон Штауфена.

Я осторожно устраиваюсь в кресле напротив Эльке. Она не глядя отмахивается, погоди, мол, не до тебя. И я сижу, жду. Пялюсь на зелёную стену ординаторской. Кто бы там, в Министерстве здоровья не определял, в какой цвет красить больничные стены, он несомненно был гением. Злым гением. От этой тошной зелени хотелось поскорее выздороветь, чтобы выбраться из этого болота и больше в него не попадать.

Чтобы не уснуть, прикидываю, как бы рассказать подруге про своего научного руководителя так, чтобы это не выглядело жалобой. Чтобы было ярко, остроумно, свежо.

– Опять твой? – вместо приветствия спрашивает Эльке, откладывая в сторону перо, и трёт запястья.

– Опять, – вздыхаю я и начинаю долгий рассказ о нашем разговоре с профессором.

– Понятно, – говорит подруга где-то в середине моего скорбного монолога. – Палинку будешь? Мне брат прислал.

Морщусь – сладкая фруктовая самогонка из Паннонии мне никогда не нравилась, – но соглашаюсь.

Эльке ровными стопками складывает бумаги, предварительно убедившись, что чернила уже высохли, отодвигает чернильницу и достаёт из необъятных ящиков стола небольшую, похожую на флакон для духов, бутылку и две стопочки к ней.

Она разливает палинку и поднимает тост:

– Ну что, за нас, за девчонок!

Кисло-сладкая, пахнущая сливой жидкость обжигает мне рот, но на сердце разом становится легче. А ведь я даже проглотить ничего не успела. Будто мне нужно было только почувствовать вкус горячительного, чтобы расслабиться.

– За нас, – отзываюсь чуть севшим от палинки голосом. Продолжаю: – Ну вот ты скажи, ты меня лучше знаешь, чем этот сапог неразношенный, что я делаю не так.

Эльке с задумчивым видом доливает свою стопку.

– Ну вот как тебе сказать…

– Прямо. Честно.

– Если прямо и честно, то всё. Всё ты делаешь не так. – Эльке придвигает к себе мою стопку и добавляет палинки и туда, следя, чтобы уровень был одинаковым. Это у неё пунктик такой. – Другой вопрос, что все, кто делают «так», могут быть неправы. Вот раньше как с драконами поступали, даже у нас, в Академии. Как привезут, начинали их ломать. Пороли до полусмерти, не кормили, не давали летать. Крылья подрезали. Или ещё это… Мне мой Копфеншмерц рассказывал…

Эльке за глаза зовёт своего начальника «головной болью», но так, скорее любя. А я печально думаю: не видела ты настоящую головную боль, подруга. Вот мой профессор!..

– … в его молодости было такое развлечение. Брали хороший такой кол с узлами, с ветками, сучками, мазали жиром и засовывали дракону прямо…

Моё лицо кривится от боли. Даже думать о таком невыносимо, а как представишь, что драконы переживали!

– И заставляли превратиться в человека. А дальше сама понимаешь. Размеры разные, длина тела разная. Кровотечение, разрывы внутренних органов. Змей же, не жалко, всё одно заживёт, когда кол вытащишь. Называлось «Дракон на вертеле».

Меня передёргивает. Хотя казалось бы, я изучаю драконоведение, я видела этих бедолаг разобранными на препараты. Вряд ли будет хоть что-то, способное меня удивить. А вот поди ж ты.

– По счастью, сейчас другие времена, – говорит Эльке. – И эти твари крылатые живут у нас в Академии лучше учеников. Мясо им только свежее, летать – да пожалуйста, у нас уже забыли, где и какие сухожилия подрезать. Только подумай сделать что-нибудь эдакое, так эти блаженные из «Свободу драконам» набегут.

Улыбаюсь. Воображаю, как дамочки с бело-зелёно-голубыми зонтиками пытаются штурмовать дубовые ворота Академии. Предлагаю тост:

– За новые времена!

Эльке лукаво улыбается мне. Пьёт. Я возвращаюсь к теме:

– Ну так я-то, я то что… Я ведь всего лишь с драконами… Ну не как с людьми, как с разумными!.. просто разговариваю.

ГЛАВА II. Ульрих

Магесса не соврала: надевать ошейник второй раз не больно. Я выныриваю из транса и вижу перед собой человека в сером, мужчину, который говорит мне: «Ульрих, вот я, Вильгельм, твой господин. Посмотри на меня и прими мою власть». Железный замок защёлкивается на горле. Трясу головой, дёргаюсь, пытаюсь его сорвать. Охранники перехватывают пики. Мне не хочется снова попасть на их острия. Отступаю и замираю.

Магесса хлопает меня по спине, тихо говорит: «Тише, тише! Всё хорошо. Ты будешь в Академии. Встретишь там госпожу Шарлотту Шёнберг, передай ей привет от Катрины, и скажи, что я ей благодарна».

Киваю. Вижу, что один из охранников всё-таки делает выпад в мою сторону, но магесса останавливает его взмахом ладони. Дюжий крепкий мужчина замирает, на лице у него выражение детского удивления.

– В следующий раз подумает, прежде, чем портить имущество Академии, – ухмыляется магесса.

Я ни хвоста не понимаю в том, что она говорит, но стараюсь запомнить все слова наизусть, чтобы хорошенько обдумать, когда будет время.

К ошейнику пристёгивают цепь, и двое серых принимаются тянуть меня к двухэтажному дому с окороком на фасаде. Я вяло сопротивляюсь.

– Иди-иди, змей, – говорит один из этих, беззлобно пиная меня под заднюю лапу. – Мяса дадим.

Сердце моё преисполняется решимости. Перестаю упираться, почти бегу, так что мои провожатые едва не волочатся по площади. Один из них сильно дёргает цепь:

– Да куда ты! Стой!

Замираю. Эти серые падают на камни, ругаются.

Жду, что сейчас мне снова достанется. Может, и без еды оставят. Дома, у Туманного утёса, всегда оставляли без ужина за такое. А эти ничего, встают, стряхивают пыль со штанов, смеются:

– Ишь, как припустил!

– Конечно! Жрать захочешь, ещё не так побежишь.

Наконец мы подходим к воротам. Мои провожатые чуть впереди, я как хороший дракон отстаю от них на два шага. Тот, что дёрнул меня за цепь, стучит дверным молотком, кричит хозяевам:

– Открывайте, мы змея привели!

Нас впускают на двор. Он уже не вымощен камнем, тут пахнет лошадиным навозом, сеном, помоями и – совсем слабо – другими драконами. Мне делается жутко и интересно разом.

Кто был здесь до меня? Куда они делись? Живы до сих пор или сгинули? И чего теперь ждать мне…

Мои провожатые крепят цепи к двум кольцам, торчащим из земли. Чтобы не улетел, значит…

Трясу головой, отступаю, сколько могу, приседаю, пытаясь вырвать их из земли.

– Норовистый, – говорит один как будто даже с восхищением.

– Ничего, наши его быстро обломают, – отзывается второй.

**

Что ж, пока эта Академия мне даже нравится. По крайней мере, тут кормят свежим мясом. Мне бросили половину бараньей туши, я обнюхал её – не протухла ли, сожрал одним махом и уснул прямо на груде костей.

И вот уже меня везут по горному серпантину в железной клетке. В ней можно не превращаться в человека, и я наслаждаюсь этой возможностью. После бесконечного странствия в наглухо закрытом экипаже ни прохладный осенний ветерок, ни жаркое солнце меня не мучают. Я лежу, полуприкрыв глаза, и любуюсь видами.

Конечно, это не то же самое, что смотреть на горы с высоты драконьего полёта, но тоже интересно. Эти ало-золотые склоны, эти обрывы и ледяные пики! Эти дороги, вьющиеся по склонам узкой лентой!

Экипаж, в котором меня везут, выглядит довольно странно. Я не понимаю, что приводит его в движение, но точно не лошади. Иначе мне не разрешили бы остаться драконом: эти нежные животные с сильными ногами боятся даже нашего запаха. А эта штука пыхтит, гудит и лязгает, и из трубы у меня над головой валит пар, а полы моей клетки греются. Но сейчас, осенним днём, это даже приятно.

В Академию мы прибываем в вечерних сумерках. Я уже устал лежать, мне хочется размять крылья и лапы, но размеры моего узилища не позволяют мне даже сесть. Начинаю ворочаться, ворчу. Бьюсь боками о прутья клетки. Вспоминаю своих товарищей по несчастью, которые до сих пор томятся в тесноте, без окон, без дверей, без света и воздуха. Успокаиваюсь.

Всё у тебя не так плохо.

Проезжаем какие-то ворота. Я их не вижу, потому что не могу развернуться и лечь мордой по ходу движения, просто замечаю, как быстро свет сменился на темноту и потом снова вернулся. Экипаж останавливается. Ко мне бросается несколько человек в сером, замечаю среди них одну женщину. Она делает руками пассы, видимо, страхует остальных. Неужели от меня? Но зачем? Я уже так устал, что не способен сопротивляться. Впрочем, если вы так просите… когда двое серых отстёгивают мои цепи от прутьев клетки, выпускаю короткую слабую струйку огня. Прицеливаюсь так, чтобы не попасть в людей. Мне не хочется им навредить. Только припугнуть немного.

Пламя ударяется в невидимую стену и гаснет. Женщина быстро взмахивает руками, и я чувствую, как мощная волна энергии бросает меня на брусчатку двора. Ух, сильная магесса! А с виду и не скажешь.

Бок, которым я проехался по камням, саднит. Но в остальном всё, кажется, в порядке. Крылья целы. Лежу, не дёргаюсь, смотрю одним глазом в небо.

Там кружат тёмные силуэты драконов.

ГЛАВА III. Лотта

Улав стоит в пол-оборота, прислонившись боком к высокой перегородке, разделяющей зал на две половины. Замечает меня, картинно мотает головой, убирая с лица распущенные волосы, тяжёлые и прямые. Волосы как дождь.

Как всегда, когда я прихожу перед занятиями, он почти незаметно вздрагивает, заметив мою форменную одежду. Наверно, если бы дракон заявился ко мне в куртке из человеческой кожи, я бы тоже испугалась. Впрочем, за годы в Академии в моих руках побывали и более пугающие штуки, так что, может быть, на месте Улава я бы в лучшем случае удивилась.

Но он ничего, почти мгновенно берёт себя в руки, делает вид, что пялится на мою грудь. Любой мужчина сделал бы так, вот и этот дракон старается. Опускает взгляд ниже, туда, где у меня на поясе надёжно закреплён кнут.

– Сегодня вы решили поразвлечься, моя госпожа? – говорит Улав вкрадчивым, невыносимо притягательным голосом. На лице его почтительное и в то же время крайне сальное выражение. – Если бы я знал, то подготовился бы получше. Например, не стал бы надевать рубашку.

С трудом удерживаюсь от искушения… – нет, не отдаться прямо на месте, а протянуть пару раз кнутом по спине, чтобы перестал.

Вместо этого спрашиваю спокойно и, надеюсь, холодно:

– Ты готов к занятию?

Дракон неуловимо меняется в лице. Задорный блеск в глазах потухает, улыбка становится мягче. Но достоинства Улав не теряет. Отвечает с лёгким поклоном:

– Да, моя госпожа.

Протягивает мне ладонь. Опять руку целовать собирается. Я отстраняюсь, берусь за кнутовище.

Улав становится серьёзным.

– Я что-то сделал не так, моя госпожа?

Мотаю головой. Не хочется пускаться в объяснения по поводу разговора с фон Штауфеном. Ловлю себя на мысли, что, может, и стоило бы принять ухаживания Улава. Хуже точно не стало бы, зато я получила бы удовольствие. И было бы, за что наказывать.

– Всё в порядке, Улав. Первогодки ждут, давай побыстрее. И без…

– Без фокусов, моя госпожа. Я всё помню.

**

Первая половина занятия проходит как по маслу. Два моих ассистента, из тех, кому в этом году предстоит сдавать выпускные испытания, на двух цепях выводят Улава во двор. Нестройных хор из двадцати голосов ахает и замирает.

Я тоже ахала и замирала, когда первый раз увидела дракона так близко.

Улав стоит, красуется, пока его цепи крепят к двум вбитым между камнями мостовой кольцам. Голову он держит высоко, глазами сверкает. Крылья насыщенного красного цвета с медными подпалинами у суставов плотно прижаты к спине. Гребни на голове и на спине подняты. Само воплощение огня.

Я кратко пересказываю то, что мои ученики перед тем месяц слышали на лекциях. Здесь, рядом с настоящим драконом это укладывается в два десятка не слишком пространных предложений, и приступаю к демонстрации.

Улав по команде распахивает свои огромные крылья и делает несколько взмахов, таких мощных, что с первогодок, стоявших ближе к нам, сдувает форменные серые кепи и шляпки. И ведь я показываю им довольно молодого и не слишком крупного дракона. Улаву не больше восьмидесяти, и в холке он всего на пару дюймов выше меня, а я всегда считалась женщиной среднего роста.

Даю знак остановиться. Дракон моментально складывает крылья и опускает голову. Теперь надо переходить к более серьёзным вещам.

Я вызываю магический щит, для наглядности делаю его видимым. Улав понимает меня без слов и выпускает в мою сторону длинную узкую струйку пламени. Касаясь щита, она растекается по его поверхности и рассеивается в воздухе. Пахнет озоном и палёным рогом.

Первогодки снова ахают, их старшие товарищи смотрят на происходящее с лёгким налётом скуки и усталости на лицах. Конечно, эти двое и сами умеют делать такие штуки.

По моей команде Улав перестаёт изрыгать пламя и ложится на мостовую.

В этот момент я замечаю какое-то нездоровое оживление среди своих учеников. Они беспокойно переговариваются, показывая в одну сторону. Я оборачиваюсь и замечаю фигурку профессора фон Штауфена, мерящего шагами двор Академии. Ой, то есть, плац.

Он приближается, и все мы почти рефлекторно вытягиваемся во фрунт. Да, и Улав тоже. Он, впрочем, не рефлекторно, это я ему просигнализировала, что надо встать и изобразить покорного и ко всему готового дракона.

Профессор встаёт рядом со мной, окидывает первогодок оценивающим взглядом, и отдаёт команду: «Вольно!» Не буквально отдаёт, просто мои ученики по лёгкому движению начальственных усов догадываются, что можно начинать дышать.

А у меня сердце бьётся быстро, но с перебоями, и, кажется, вот-вот упадёт куда-то в желудок. Какую ещё гадость измыслил для меня мой научный руководитель.

– Продолжайте, продолжайте, аспирантка Шёнберг, – говорит мне профессор. – Мне просто любопытно, как вы проводите практические занятия.

**

Оставшуюся половину практики я провожу на исключительно на морально-волевых, про себя молясь, чтобы Улав не выкинул что-нибудь этакое из неприязни к фон Штауфену. Наши драконы вообще не любят профессора. Тот отвечает им взаимностью и регулярно обещает пустить их с молотка на рынке и там же набрать новых, покладистых. Правда, пока всё остаётся на уровне словесных угроз.

– Вы неплохо справляетесь, аспирантка Шёнберг, – говорит мне фон Штауфен после того, как занятие заканчивается и мои первогодки устремляются в столовую на завтрак, а ассистенты уводят Улава в нижнюю часть замка.

Это что, похвала? Неужели я весь вчерашний день зря мучалась подозрениями? Напускаю на себя как можно более покладистый вид и благодарю научного руководителя.

Пронесло, пронесло! Ко мне нет вопросов!

– Но вы ведь понимаете, – ухмыляется в усы фон Штауфен, – что эти драконы достались вам уже подготовленными. Когда-то, десятилетия назад им, метафорически и буквально, обломали рога. Привели к покорности.

А, нет, только показалось. Я всё ещё не понимаю, к чему клонит профессор, но уже чувствую, что мне надо готовиться к чем-то крайне неприятному. А он продолжает:

ГЛАВА III. Ульрих

Мне больше не снится мать, но, когда я открываю глаза и вижу не свод родной пещеры, а хорошо подогнанные друг к другу каменные блоки, сердце пронзает острая боль. Я-то решил, что уже привык к своей судьбе, смирился с ней, и вот поди ж ты…

Квадратное помещение, куда меня привели вчера вечером, освещается единственным магическим светильником, очень тусклым, но моим глазам, привыкшим видеть в темноте, и этого достаточно. Я встаю, расправляю крылья. Цепи звенят в так моим движениям. Места мало, даже не размяться.

Может, перекинуться в человека? Но здесь так холодно, долго мне не продержаться. Оглядываюсь в поисках своей одежды. Кажется, вчера один из тех, в сером, который привёл меня сюда, бросил её в углу. Да, так и есть, мои штаны и рубаха горкой лежат на полу. Длины цепи хватит, чтобы их подобрать. Но вот надеть уже не получится. По крайней мере, рубаху.

Снова ложусь, прикрываю глаза. Думаю, чего мне ждать от этого места.

Кажется, здесь хорошо кормят. На ужин дали несколько ощипанных птичьих тушек. Не подрезают крылья. Иначе как бы смогли летать вчерашние драконы? Никто не тычет пикой под рёбра. Ну да, магесса вчера швырнула меня на мостовую, ну так я сам в этом виноват. Сам нарвался.

Наверно, я смогу здесь выжить. Если мой буйный нрав меня не убьёт.

Я проваливаюсь в полудрёму, мне снится, что я опять в том проклятом экипаже без окон, и рядом другие драконы, испуганные, замученные теснотой и духотой. Кого-то другого, не меня, выбрали на той остановке, и теперь меня ждёт Драконий рынок со всеми его ужасами…

Громкий скрежет металла по металлу. Я выныриваю из страшного забытья, приподнимаю голову – цепи громко звенят – и замечаю, что ко мне пришли двое в сером, не те, что были вечером, какие-то новые. Один из этих двоих женским голосом говорит:

– Вставай, змей, пора знакомиться с госпожой Лоттой.

ГЛАВА IV. Лотта

Столовая в Академии занимает почти целый этаж в новой части замка. Те, кто строил её, отдал честь архитекторам древности, так что вкушать пищу ученикам и преподавателям приходится под низкими округлыми сводами, расписанными золотыми звёздами по глубокому синему фону. Наверно, это должно было настраивать нас на возвышенный лад, но увы, в столовой всегда пахнет капустой, паром и несвежим мужским телом. Так что думать о вечном не получается. Да и скоблёные деревянные столы сплошь исписаны непристойностями. Мы с Эльке тоже когда-то оставили там свои метки. Я обозвала Макса голодранцем, а подруга просто выцарапала на столешнице гигантский член. Эх, вот были времена!

Эльке ждёт меня за столом для преподавателей. Он, в отличие от ученических, накрыт белой скатертью, и еду сюда носят две крепкие девахи в коричневых платьицах и белых крахмальных передниках. Одну из них – я видела своими глазами – профессор фон Штауфен как-то раз ущипнул за зад.

Нам, как самым молодым из преподавателей, места полагаются с краю, подальше от почтенных мужей, и сегодня я очень этому рада. Быстро проверяю, на месте ли мой научный руководитель, и, убедившись, что нет, с рыданиями упадаю на грудь подруге. То есть, конечно, не упадаю и не с рыданиями. Просто быстро рассказываю ей всё, что произошло сегодня утром. Эльке качает головой, вздыхает и выдаёт пару заковыристых ругательств, которые приличной девице её лет знать не должно.

– Вот и что мне теперь делать? – вопрошаю я. – Он всё-таки заставил меня выбирать между людьми и драконами. Пять лет работы виверне под хвост.

– Так вот, как это называлось! Работа с драконами, – не выдерживает и ехидничает подруга. Другой уже получил бы за это ложкой между глаз, а ей – ей всё можно.

Я улыбаюсь. Спрашиваю:

– Вот ты бы на моём месте как поступила?

– Собрала бы вещи и напоследок показала бы твоему фон Штауфену голую задницу.

Представляю себе эту картину в подробностях. Особенно удивлённое и злое лицо профессора.

– А как же другие девушки? Он же сказал…

– Давно ли ты в равноправки записалась? – удивляется Эльке. – Но если тебя это так волнует, пойди да хорошенько помучай этого своего дракона. И тогда следующие поколения будут тебе благодарны. А потом ты сменишь фон Штауфена на его посту…

– Если раньше меня не сожрёт Улав, – говорю я, но уже без особого надрыва в голосе.

– Этот скорее новичка сожрёт. Из ревности. Будет беситься от того, что ты с утра до ночи порешь кнутом какого-то другого дракона.

Нет, всё-таки подруги даны нам свыше, чтобы было легче принимать непростые решения. Вот сейчас поговорила с Эльке, и уже как будто камень с души свалился.

Может, мне и правда стоит принести этого ещё незнакомого дракона в жертву будущему? Уступить одну фигуру, чтобы выиграть партию с профессором фон Штауфеном?

**

Галереей называется часть Академии, перестроенная во время последней реконструкции лет тридцать назад. Она соединяет старую и новую часть замка и используется для занятий с драконами. В основном там отрабатывают боевые заклинания, но во время непогоды, снега, ливней или сильного ветра, там собираются и для обычной практики.

Места под её стрельчатыми сводами хватает всем. Окон в Галерее нет, только узкие бойницы, закрытые толстыми пластинами слюды – дань всё тому же славному прошлому.

Дракон ждёт меня. По всем правилам его цепи закреплены в кольцах на полу, мои ассистенты-старшекурсники, оба в форменных суконных кителях и брюках-галифе, заправленных в сапоги, блокируют его с двух сторон.

Я на несколько секунд замираю в дверях, любуюсь крылатым змеем. А заодно и оцениваю, с кем теперь придётся иметь дело.

Молодой, от того относительно некрупный, в холке будет примерно мне по грудь. Развит гармонично. Под бирюзовой чешуёй перекатываются бугры мышц. Дракон напряжён, вероятно, сильно напуган, от того шейные пластины подняты, гребень вдоль спины налит красным. Демонстрирует решимость драться.

Это плохо. Мне совсем не хочется причинять боль этому прекрасному существу, этому юному совершенству.

Может, плюнуть на всё, развернуться, телепортом унестись в Часовую башню, и будь что будет? Не вечно же будет фон Штауфен занимать своё место, а значит, через несколько лет найдутся другие, кто отменит его глупое решение.

Но если я уйду, дракон наверняка достанется Максу. И тот уж точно не применёт сделать из него «змея на вертеле». От одной этой мысли у меня сжимается всё внутри.

И я спускаюсь по лестнице. Пусть лучше хозяйкой этого бедолаги буду я. Пусть терпит от меня, чтобы не стало хуже.

Нас разделяет десяток шагов. Один из моих ассистентов замечает:

– Осторожнее, госпожа Лотта, он очень норовистый.

Благодарю кивком головы. Натягиваю на руки кольчужные рукавицы, выставляю невидимый щит.

– Ничего, и не таких обламывали! – говорю уверенно, а самой страшно. Ни с Улавом, ни с Улиссом, ни даже с Урд мне ещё не приходилось выходить вот так, один на один. Но дракону об этом знать не обязательно.

Делаю шаг.

Крылатый змей ворчит, пригибает голову. Сейчас или отступит, или бросится на меня. Лучше бы отступил…

Смотрю на своих ассистентов. Оба приподняли согнутые в локте левые руки. Молодцы, щиты надо держать наготове.

Ещё немного сокращаю дистанцию.

Дракон стоит на месте, как вкопанный.

Значит, придётся по-плохому. Скрещиваю мизинец и безымянный палец на правой руке. Под кольчужной рукавицей не видно, а моего противника будет ждать неприятный сюрприз, если он решит плеваться огнём. Хвост и крылья, кто бы знал, как мне не хочется этого! Надеюсь, щита ему будет достаточно.

Ещё шаг. Дракон приседает и бросается на меня. Звенят перед тем, как натянуться, заговорённые цепи. Р-раз – и он врезается в невидимый щит, отлетает – когти мерзко скрежещут по каменному полу. С флангов его зажимают мои ассистенты. Работают слаженно. Может, не зря их фон Штауфен так гоняет?

ГЛАВА IV. Ульрих

Здесь пахнет людьми, драконами, много раз обожжённым камнем, магией и болью. Сочетание, от которого у меня всё переворачивается в брюхе. А эти двое серых, мои конвоиры, как будто и не чувствуют ничего. Зубы скалят, смеются, пока закрепляют мои цепи в кольцах. Как я всё это ненавижу. Так и поджарил бы сейчас обоих. Но нельзя. Надо терпеть, если хочется жить. И я терплю.

А мои конвоиры, эти серые, обсуждают, что пропустили из-за меня завтрак. Мне не хочется есть, но эти разговоры злят ещё сильнее.

Или это не злость, а страх?

Мы ждём, ждём долго.

Наконец в створе высоких тёмных дверей появляется высокая крепкая женщина. Замирает на несколько секунд, спускается по ступеням ко мне. И едва она попадает в луч света, льющегося из мутного окна, я чувствую, как мои шейные пластины встают дыбом, а к спинному гребню приливает кровь. Сердце бьётся быстрее, словно хочет проломить рёбра.

Я с ужасом понимаю, из чего сделан костюм, плотно облегающий фигуру этой женщины. Драконья шкура.

Это не человек, это сама смерть пришла ко мне.

Так вот откуда здесь запах огня и страха!

Но ничего, просто так я им не дамся!

Женщина приближается. Медленно приближается, вкрадчиво. Я чувствую исходящую от неё магию, понимаю, что сопротивление бесполезно. И всё равно делаю резкий бросок.

Ударяюсь о щит, почти как вчера во дворе, но не отлетаю назад, потому что с двух сторон меня держат эти двое серых. Я зажат, окружён, и теперь…

Решаюсь на последнюю попытку. Выдыхаю на эту страшную женщину струю пламени, тут же давлюсь им. Драконье горло способно выдерживать сильный жар – но недолго. А сейчас огонь бушует прямо у меня в глотке, я не могу от него избавиться. С каждым вдохом он разгорается только сильнее.

Мне больно. Больно. Больно.

Я боюсь пошевелиться.

Очень медленно опускаюсь на пол. Ложусь. Как же больно.

Пламя внутри меня гаснет.

Я слышу голос этой странной женщины, такой глубокий, сильный. Она хочет, чтобы я превратился в человека.

ГЛАВА V. Лотта

Да он издевается! Нет, точно издевается!

Дракон чуть отдышался, встал на четвереньки. Цепи, которых хватило бы, чтобы удержать его крылатую ипостась, теперь навалились на по-юношески тонкую шею.

Ещё бы детеныша подсунули и сказали бы: «Ломай!»

Этот дракон совсем юный, едва перешагнул грань совершеннолетия. Худой, жилистый, длинные волосы свалялись колтунами. Лицо измученное, но глаза… Посмотрел на меня всего один раз – и меня словно ножом ударили. Такой скорее умрёт, чем склонится.

Впрочем, я не знаю, каким был в его годы Улав.

Подхожу к нему совсем близко. Приказываю:

– Встань.

Дракон снова поднимает на меня взгляд, но не двигается. Только дышит так тяжело, что видно, как под кожей ходят рёбра.

Мои ассистенты вскидывают руки, ждут команды. Мотаю головой. Хватаю дракона за волосы и тяну на себя.

В его глазах плещется ненависть.

Что ж, так даже лучше. Так будет проще что-то делать.

Он выпрямляется, одной рукой хватается за горло.

– Когда я отдаю команды, ты слушаешься. Понял?

Молчит, будто собирается с мыслями. Резко склоняется ко мне и… плюёт.

Я успеваю отклониться, и слюна попадает мне на куртку. Ассистенты бросаются мне на помощь. Делаю им знак оставаться на месте.

Не отвожу взгляда от дракона. Его чуть потряхивает. Похоже, вся решимость ушла на то, чтобы испачкать мне рабочий костюм.

Несколько мгновений думаю, что делать. Оставлять такое без внимания нельзя. Сразу выпороть? Или для начала обойтись пощёчиной?

Дракон неподвижен.

Левой рукой беру его за подбородок, правой размахиваюсь и бью по щеке. Удар у меня хороший, сильный, да ещё кольчужная рукавица. Кровь веером разлетается в стороны. Дракон охает.

Лотта, Лотта, до чего ты докатилась? Избиваешь юнцов, которые тебе в ученики годятся?

Давлю в себе посторонние мысли.

– Ещё раз повторяю: когда я отдаю приказы, ты слушаешься. Понял?

Он кивает. Делаю вид, что не заметила.

– Вслух, скажи вслух, – подсказывает ему один из моих ассистентов.

– Да, понял.

Кровь из разбитой щеки течёт по шее, забегает под ошейник, спускается ниже. Не могу не смотреть. Мучительное и завораживающее зрелище.

снова беру его за подбородок, но так, чтобы не задеть больное место. Вряд ли другой на моём месте стал бы об этом заботиться. Я – не могу.

Склоняюсь над драконом так, что наши лбы едва не соприкасаются. Тихо говорю:

– Когда отвечаешь, добавляй: моя госпожа. Ты всё понял?

– Да, моя госпожа.

Отхожу в сторону. Даю команду ассистентам:

– В карантин его!

**

Что ж, с обязанностью качественно мучать дракона я справляюсь на отлично, ведь я вспоминаю, что в карантине никого не кормят и не поят без особого указания, только за ужином, отправляя в рот очередной кусочек жаркого.

Получается, я тут ем, а этот бедолага почти сутки просидел в холодных казематах голодным. Наверно, была бы я профессиональной рабовладелицей, мне было бы плевать, что он там мучается. Но я, увы, не профессиональная. Бью и плачу, бью и плачу.

С трудом подавляю в себе желание рвануть в карантин с сырой курицей под мышкой, делаю знак старшекурсникам-драконоведам. Ко мне тут же бросаются дежурные ассистенты. Они обычно дежурят парами в две смены, каждая по половине суток, так что эти про моё утреннее укрощение дракона только слышали, но даже пересказом случившегося явно были поражены.

Отдаю им распоряжение накормить и напоить бедолагу из карантина. На душе становится как будто легче.

Эльке наблюдает за всем этим с нескрываемым интересом.

– И вот что теперь? – Я вопрошаю подругу, глядя в след уходящим ассистентам. – Абсолютно не представляю, как можно мучить того, кто не сделал мне плохого! Да вообще хоть кого-нибудь!

– Первогодки с тобой бы не согласились. Да и Улав тоже, – ухмыляется Эльке.

– Боюсь, это мне сейчас никак не поможет… Он не мой ученик, который бездельничает на семинарах. И даже не скучающий дракон, которому хочется изображать героя-любовника. С этими хоть что-то понятно.

– И ты снова ждёшь от меня чётких инструкций, как поступить? – подруга разом посерьёзнела. – Боюсь, тут я тебе ничем не помогу. Мы всё-таки лечим и спрашиваем, а не ломаем.

В её словах мне слышится упрёк. Заслуженный, аккуратно прикрытый, и всё равно болезненный.

– По доброй воле я бы никогда не стала. Если бы не угрозы профессора…

– Вот у него и поучись. Других вариантов, боюсь, не будет.

Пока Лотта решает, как ей быть, в стречайте новую историю литмоба "Дракон в рабстве"

https://litnet.com/shrt/ltgR

ГЛАВА V. Ульрих

Мне разрешают снова принять драконий облик, и от этого становится немного легче. Понятно, что против двух магов мне это никак не поможет, но человеком я чувствую себя невыносимо слабым, беззащитным. Могу вот только в лицо плюнуть. Ни драться, ни сбежать.

Эти двое серых отстёгивают мои цепи, ведут куда-то по тёмным коридорам. Я не упираюсь. Зачем?

Меня загоняют в незнакомое помещение, более просторное, чем то, в котором я провёл ночь. Здесь нет магических светильников, только узкая широкая полоска окна почти под потолком. Сейчас оттуда льётся жидкий сероватый свет.

Меня снова пристёгивают к кольцам и оставляют в одиночестве.

Закрываю глаза, пытаюсь уснуть. Сегодня меня не кормили, я уже ощущаю лёгкую слабость в лапах, и веки становятся такими тяжёлыми… Но сон, как назло, не идёт.

Я думаю о той страшной женщине, одетой в смерть. Говорили, мне повезло, что я попал в Академию. Что же творится в других местах, если здесь меня избили просто так и теперь заперли в каменном мешке, хотя я не совершил ничего дурного.

И что значит «карантин»?

Ну да, я попытался поджарить их всех. А кто на моём месте поступил бы иначе?

Вспоминаю – и по телу проходит волна боли. Кто бы мне раньше сказал, что маги и так умеют? Могут сжечь дракона изнутри его же пламенем…

Мысли крутятся, крутятся в голове. Я смотрю в окно под потолком. Свет становится чуть ярче. Значит, там уже день. Потом снова бледнеет. Вечер. Потом пропадает. Моё узилище погружается в темноту.

От голода начинает ныть желудок. Язык высох и едва ворочается во рту. Неужели обо мне просто забыли, и я просто сдохну здесь без еды и воды? Хочется рычать, но сил уже нет.

Я наконец проваливаюсь в спасительную пустоту.

И конечно же именно теперь меня начинают будить.

ГЛАВА VI. Лотта

С трудом заставляю себя досидеть до конца ужина и только потом направляюсь в карантин. Стараюсь шагать спокойно, размеренно, чтобы не выдать нервозность. Этого никому показывать нельзя, ни драконам, ни студентам, ни коллегам. Последним – особенно.

Дохожу до винтовой лестницы, ведущей в старую часть Академии. Так опасней, но короче. Ступени тут делались под узкие маленькие ноги людей, живших за пятьсот лет до нас, подвернуть ногу и упасть или просто оступиться – раз плюнуть. Но ничего, я опытная. Делаю большим пальцем несколько кругов по подушечке среднего, и в воздух взмывает небольшой, но яркий огонёк. Его хватит, чтобы смотреть, куда наступаешь.

Пока спускаюсь, в голове крутится мысль: «Куда тебя несёт, дура? На ночь глядя, одну, без защитного костюма!» Старательно забиваю глас разума. Во-первых, не одна. Там будут два ассистента, ребята толковые, щиты поставить сумеют. Во-вторых, если я хоть что-то понимаю в драконах, после утренней демонстрации новенький вряд ли рискнёт пламенем плеваться. А с остальным мы и без костюмов справимся. В-третьих, не так уж сейчас и поздно.

Миную мрачный коридор. Пару раз за шиворот мне падают крупные капли воды. Где-то рядом в тайном туннеле протекает малая речка, которая снабжает Академию водой. Вот вроде бы новое русло её и зачаровали, а всё равно что-то просачивается наружу.

Неприятно. Зато отрезвляет. Разминаю пальцы, припоминаю, к каким привязаны самые важные заклинания. Стучу в дверь карантина.

Под него отведено просторное помещение с низкими потолками с узкой амбразурой окна и полом, который засыпан то ли песком, то ли илом. Здесь прохладно и влажно, хотя вода с потолка не капает. Мои ассистенты стоят, зябко обхватив бока руками, и смотрят на бирюзового дракона, сидящего над полным воды ведром. Рядом валяются две ощипанные куриные тушки.

– Как дела? – спрашиваю у них деловым тоном.

– Не жрёт, – хором отвечают ассистенты. – И не пьёт. Посмотреть бы, вдруг заболел.

В таком месте и правда заболеть – плёвое дело, но что-то мне подсказывает, что на этот раз дело в другом.

– Хорошо, посмотрю, – говорю всё так же спокойно. Тру большим пальцем по подушечке правого. Огонёк втягивается обратно в ладонь. – Светильники сюда.

Один из ассистентов легко взмахивает руками, и ко мне подлетают два светящихся шара.

– Ярче, – командую я и решительным шагом направляюсь к дракону. Тот отступает, звеня цепями. Ну, это ничего, дальше стены не уйдёшь. – Тихо, мальчик, тихо. – Только сейчас понимаю, что утром не сделала главного: не спросила его имя и не проверила ошейник. Ай да я, ай да молодчина! Какой пример ученикам! Позор, аспирантка Шёнберг!

Дракон замирает. В больших золотых глазах – тоска, средние веки полуопущены. Ждёт от меня очередной гадости. Не в этот раз.

– Я должна тебя осмотреть. – Машу ассистентам рукой, приглашаю подойти ближе. Говорю как для диктовки: – Обратите внимание: глаза влажные, блестящие, без гноя, зрачки на свет, – тут я приближаю один из светильников, – реагируют. Ноздри чистые. – Собираюсь с духом, командую дракону: – Открой пасть.

Кажется, он сжимает зубы только сильнее. Не нравится мне это… Опять упирается на пустом месте.

– Я должна проверить твои зубы. Если не откроешь сам, я… – Замолкаю, решая, что делать, применить магию или просто надавить на чувствительные точки на горле. Дракон явно напуган утренним представлением, и теперь не решается огрызаться или плевать огнём. Не дожидаясь продолжения, он сам открывает пасть. Пахнет оттуда скверно: серой, мясом, слюной. На болезнь это, впрочем, не похоже. Продолжаю для ассистентов: – Зубы ровные, количество соответствует норме, дёсны розово-красные, не воспалены, нёбо чистое. Можешь закрыть пасть.

Дракон и тут слушается. Подхожу к нему вплотную, ухом прижимаюсь к грудной клетке. Вообще для таких вещей есть слуховые трубки, они надёжнее, но в моём случае можно осмотреть и так. Слышу, как у моего змея ухает сердце. Он растерян, встревожен. Но более – ничего. На секунду задумываюсь, не дать ли и моим ученикам послушать, и решаю, что лучше устроить осмотр Улаву. – Дыхание ровное, хрипов нет.

Остаётся заняться брюхом и выяснить, что там под хвостом. Клоака может воспалиться, и тут у любого пропадёт аппетит. Впрочем, этот дракон не демонстрирует никаких признаков болезни.

Разве что внутри у него всё урчит и булькает от голода.

– Как мы с вами могли убедиться, этот дракон здоров, – заключаю я. – А это значит, что… – останавливаюсь, давая ассистентам возможность высказаться.

– Он просто выделываться, – басит один из них.

– Можно и так сказать.

– Так может, его побить слегка, – предлагает второй.

Дракон дёргается, звенит цепями.

– Можно подвести дракона к воде, но нельзя заставить его пить, – глубокомысленно изрекаю я. Истина избитая, но верная. И не то, чтобы у меня не возникало желания… Ну, не то, что выпороть этого змея… Кнут я оставила у себя в Часовой башне… Но отработать на нём парочку заклинаний. В конце концов, с помощью магии можно завязать ему кишки бантиком, а потом развязать и уложить как было. После такого любой одумается, если раньше не помрёт. Но вместо этого я, как утром, командую: – В человека.

Дракон ворчит, шипит и подчиняется. В этом облике он держится по-прежнему гордо, не гнёт спину, но выглядит как мальчишка, которого зажали в углу перед неизбежной взбучкой. Ещё пытается сохранить лицо, но понимает, что проиграет.

А ещё, в отличие от людей, он не пытается прикрыть пах. Драконам стыд в нашем понимании неведом. Хорошо, что я не первогодка, успела многое повидать за время учёбы, и этим меня не смутить. А вот ассистенты начинают перебрасываться шуточками, оценивая размеры драконьего члена и яичек. Весьма скромные. Впрочем, у любого из этих двоих в таких обстоятельствах, да ещё в холодном подвале, всё бы тоже внутрь втянулось.

С трудом удерживаюсь от того, чтобы произнести эту тираду вслух. Скажешь и назавтра точно прослывёшь ценительницей драконьих причиндалов на всю Академию. А мне этого не надо.

ГЛАВА VI. Ульрих

Помещение, где я лежу, озаряется светом. Хорошо, что я толком не успел открыть глаза. Зажмуриваюсь, выжидаю. Делаю вид, что уже проснулся.

Над головой парят четыре светящихся шара, прямо передо мной стоят эти, серые. Если я выживу, буду до конца своих дней ненавидеть серый цвет.

Один из них держит за ножки пару ощипанных цыплят, рядом со вторым парит в воздухе ведро воды. От одного вида рот наполняется слюной.

Лениво поднимаю голову, принюхиваюсь.

– Давай, змей, вставай. Ужин пришёл, – говорит тот, с ведром. Его товарищ бросает куриные тушки мне под нос.

Мне очень хочется есть, но я вдруг понимаю, что не могу открыть рта. Воспоминания об утренних пытках накатывают тяжёлой волной. Мне начинает казаться, что эти серые принесли мне отраву, чтобы понаблюдать, как я мучаюсь.

Первый взмахом руки направляет ведро ко мне, ставит на пол.

Отшатываюсь.

– Что делать будем? – спрашивает второй. – Так оставим или пойдём к госпоже Лотте?

«Только её тут не хватало», – думаю я и ещё сильнее утверждаюсь в мысли, что меня задумали если не убить, то помучать от души.

– Давай подождём. Если не начнёт есть, позовём её.

Второй кивает.

– Ждать так ждать… Кстати, как тебе сегодняшний ужин?

Он в подробностях описывает каждое блюдо, смакует каждую деталь, так что у меня сводит желудок, но от страха и ожидания боли мутит так сильно, что я могу только смотреть на этих несчастных цыплят.

Первый подхватывает его игру:

– А вот матушка моя любит к празднику каплунов на вертеле! Чтобы, значит, снаружи корочка, а внутри нежные-нежные… огнём их так равномерно…

Да я тебя сейчас огнём равномерно!..

Давлю в себе эту мысль.

– И ещё пирожные такие, с масляным кремом… – пускается в воспоминания второй.

Их разговор прерывает стук в дверь. Первый в два движения отодвигает тяжёлую металлическую щеколду. Судя по характерному запаху, ещё и зачарованную. На пороге моего узилища появляется она. Госпожа Лотта.

Сейчас, когда на ней нет этого жуткого наряда из драконьей шкуры, эта женщина совсем меня не пугает. Она выглядит усталой и озабоченной, во взгляде нет той утренней жёсткости, но она отдаёт приказы так же решительно, как утром. А потом лезет меня осматривать.

Я вспоминаю о торговцах драконами, которые издевались над нами у перевала Слёз, и всё внутри сжимается.

А она светит мне в глаза, требует, чтобы я открыл пасть. Во мне не остаётся ни капли желания сопротивляться, хотя она сейчас без защитного костюма, и я мог бы в одно мгновение превратить её в кучку пепла и костей.

Приходится слушаться.

Она комментирует всё, что видит. Какие у меня глаза, какие зубы – и вдруг резко прижимается к моему боку всем телом.

Замираю. Такое странное ощущение… Эта женщина очень тёплая и – мне так кажется, очень мягкая. Мне всё ещё страшно, но к страху примешивается что-то другое, пока непонятное. Мне хочется, чтобы она никуда не отходила, была рядом, стояла вот так. Сердце колотится всё быстрее и быстрее, это довольно мучительно, но и сладко тоже.

Она отступает, опять говорит о том, что услышала, проводит рукой по моему брюху и снова прижимается. Я уже не боюсь её прикосновений, скорее жду их. Какая она может быть ласковая, почти нежная… и как всё это сочетается в одном существе? Такая забота и такая жестокость…

Она заставляет меня превратиться в человека. Её серые подручные смотрят на меня, тычут пальцами, показывая на мой пах, смеются. Я не понимаю, что их так удивило. Неужели и здесь у людей всё как-то по-другому? Но она заставляет этих двоих замолчать.

Заговаривает со мной. Хвост и крылья, что у меня за характер! Едва обрёл дар речи, как тут же начинаю упираться, ухожу в молчание. Она опять подходит совсем близко, так, что я чувствую её дыхание у себя на лице, опять хватает и дёргает за волосы, но уже не так зло, как утром, и заставляет признаться в своих страхах.

Становится легче.

А ещё рядом с ней в этом холодном и влажном месте меня вдруг обдаёт жаром, будто она вся, как драконы, и сама пышет огнём, будто у неё внутри тоже бушует пламя.

Такое странное чувство…

Она велит мне превратиться в дракона обратно, смотрит, как я ем, уходит с этими серыми.

Я остаюсь один, сытый, но совершенно деморализованный.

ГЛАВА VII. Лотта

Всю ночь не могу уснуть. Ни в первую половину, до того, как часы пробьют полночь, ни вторую.

Говорят, раньше все ложились спать два раза: на закате и в середине ночи. А теперь прогресс, зачарованные светильники, можно самый густой мрак превратить в сияющий полдень. А я, значит, чту обычаи предков. Просыпаюсь, зажигаю свечу, пишу свою диссертацию.

Обычно ночью хорошо, тихо, никто и ничто не отвлекает, мысли сосредоточены на работе, перо само скользит по бумаге, знай, успевай выбирать слова.

А в этот раз всё насмарку. Лежу, взбиваю подушку, которая всё время кажется слишком горячей и слишком жёсткой. То на живот повернусь, то на бок. Не идёт сон! Все мысли там, в карантинном подвале, где сидит этот несчастный дракон.

В душе сумбур, жалость борется с решением исполнить волю фон Штауфена. И когда передо мной змей крылатый, всё вроде бы легко. Такого и ударить не жалел, и заклинанием приложить. Что, у меня с Улавом такого не было? Или с Улиссом? Тот хоть и старый дракон, в ум вошёл, а тоже порой своевольничает. Тогда, конечно, приходится разное в ход пускать.

А этот как в человека перекинется, так у меня сердце куда-то в желудок и ухает. Дитя, ну чистое дитя, не старше моих первогодок. Тех, конечно, тоже приходится в чувства приводить порой, но нечасто, и всё-таки словом, взглядом насмешливым или строгим. Но чтобы силу применять?

Розги у нас на моей памяти запретили. Если в школах ещё порют, в Академии перестали. Без ужина тоже не оставляют. Если, конечно, бурши наши дуэль устроят, хоть обычную, хоть магическую, их охолонут в карцере пару дней. А так давно наказывать прекратили. И вешать больше не вешают, нет у нас больше своего суда, какой, говорят, был ещё сто лет назад. Тогда жизнь и смерть ученика была в руках Академии. Сейчас – не то, но я лично не жалуюсь. Хотя Макса, пожалуй, стоило бы выпороть разок-другой публично, глядишь, мозгов бы прибавилось.

А вот драконы – другое дело. С ними всё можно, даже убить. Но это в крайнем случае, если он человеческой крови отведает. Или, хуже того, мяса. А уж кнут считается делом обязательным, хотя тут я против.

Была против, вздыхаю с тоской. Довыделывалась, Лотта! Будешь как все. Даже хуже всех.

Вспоминаю этот взгляд дракона. Имя у него ещё такое – Ульрих. Как будто из древних легенд.

Испуганный, от страха злой, дурной, норовистый, а всё одно – дитя. И мне надо, любя это дитя, не жалеть лозы, пока не вышибу из него всю дурь, весь нрав.

Да только знать бы, где тут граница, где фон Штауфен остановиться велит?

Лежу, скриплю зубами. Думаю, что делать дальше.

Переводить к другим драконам сейчас нельзя. Они ему быстренько объяснят, что к чему, и противостоять придётся не только ему одному, а сразу всей стае. А мне только этого не хватало.

И в карантине не оставить. Мокро, холодно, темно и тесно. Как подумаю, что он там сейчас, всё внутри переворачивается, хотя этот змей мне пока – никто. Наглядное пособие, объект для опытов.

Значит…

Часы бьют, моя аспирантская квартирка ходит ходуном, а голова, кажется, вот-вот треснет. Мысли разом покидают меня, а когда возвращаются, я вскакиваю, бегу мерить шагами свой кабинет, потому что понимаю, что дракона теперь придётся держать при себе, по крайней мере, пока мой научный руководитель не решит, что я со всем справилась. О том, какие слухи пойдут по всей Академии, думать не хочется. Улав с его приставаниями покажется мне так, мелочью.

А значит, мне надо придумать, куда я устрою свалившуюся на меня нечаянную радость. В спальню его точно нельзя. Значит, только кабинет. Попрошу у кастеляна соломенный тюфяк, подушку какую-никакую, одеяло. Если его в человеческом виде держать, глядишь, места на двоих как-то и хватит…

**

Под утро мне всё-таки удалось заснуть, и даже звон колокола поднял меня не с первой попытки.

Ай да я, ай да молодец, поставила купол тишины. Впрочем, даже его не хватает, чтобы заглушить этот невыносимый звук, да и вибрации он не гасит. А жаль.

Просыпаюсь, наскоро привожу себя в порядок, прикидываю, чем бы заняться до завтрака. Сделать Ульриху новый ошейник или поднять ассистентов, чтобы покормили дракона, почистили карантин, а заодно выписали у кастеляна какую-нибудь одежду для него, постельное бельё и что там ещё полагается от Академии.

По зрелом размышления понимаю, что обе вещи можно бы и совместить. Для начала, не сильно торопясь, освежиться, размять спину и посидеть над разметкой для замка на ошейнике. Прикинуть, какие заклинания на него поставить. От побега – это понятно, стандартная формула. Попробует убежать или улететь дальше определённого радиуса от хозяина – и петля на шее затянется, не до смерти, но несколько незабываемых минут удушья дракону будут обеспечены. Мне периодически, не реже раза в год, приходится демонстрировать этот приём на Улаве. Тот потом просит не только ручку поцеловать, но и прильнуть, так сказать, к щеке. И я терплю. Мне ведь нужен послушный дракон для демонстрации.

Впрочем, может быть с новым, с Ульрихом, всё будет по-другому, если я правильно его обработаю? И не так уж плохо задание фон Штауфена?

От воспоминаний о жарком дыхании Улава на моей шее по телу прокатывается волна странных ощущений, возбуждение смешивается в них с беспомощностью и отвращением.

Выпорю! В следующий раз я точно выпорю этого наглеца.

Так, с первым заклинанием всё понятно. Какие поставить дальше?

Вторым надо бы ограничитель. Чтобы новый дракон не мог напасть на меня. Можно увеличить круг лиц, на которых будет распространяться защита… но это потребует больше энергетических затрат. Так что пусть стоит только на меня. Тут нужно что-то изящное, вроде вчерашнего заклинания, которое не даёт дракону выдохнуть пламя. Он уже достаточно впечатлился демонстрацией, так что достаточно будет только намекнуть, что его ждёт в случае нападения.

И третьим тоже ограничитель, но уже другой, чтобы дракон ничего с собой не сделал. Тут попроще. При малейшей попытке наложить на себя лапы он будет парализован примерно на четверть часа. Несмертельно, в отличие от предыдущего заклинания, но тоже просто и эффективно.

ГЛАВА VII. Ульрих

Второе моё утро в Академии. Просыпаюсь от тычков под рёбра. Опять эти серые. Входят, морщат носы.

Как будто мне приятно находиться тут в собственных нечистотах! Мы, драконы, существа чистоплотные, и такого себе не позволяем. Но если уж вы заперли меня в подвале да посадили сразу на две цепи, что уж удивляться?

Серые суетятся, машут руками, кажется, шепчут какие-то заклинания, и моё узилище чудесным образом очищается. Даже дышать становится легче.

Передо мной ставят ведро воды, бросают баранью ногу и пару цыплячьих тушек. И на этот раз я накидываюсь на еду безо всяких уговоров.

– Давай, змей, жри! – почти ласково говорит один из серых. – Потом в кузницу пойдём.

Замираю. Удивляюсь. Это ещё зачем?

Второй как будто слышит мои мысли, ухмыляется.

– Холостить, наверно, будут. Холощёные драконы – они смирные. И на баб не кидаются.

– Ты бы потише, – замечает второй. – Он же всё понимает…

Я успеваю расправиться с бараньей ногой и приступаю к цыплятам, старательно делая вид, что ничего не слышу и вообще разумом не обладаю.

– Да и зачем ему яйца? Всё равно детей не будет, – продолжает второй. – Хороших драконов в рабство…

Тут я не выдерживаю, поднимаю голову и выдыхаю в его сторону тонкую струйку пламени. Больше дыма, чем огня, но серый охает, отскакивает в сторону, пока первый прикрывает его щитом.

– Я же предупреждал, – начинает он, но второй перебивает:

– Глуши его. А я пока…

Дальнейшее растворяется во мраке и тишине. Я проваливаюсь в уютное небытие.

Не знаю, сколько оно длилось: несколько секунд или несколько часов, но пробуждает меня острая, огненная боль в правом боку. Ещё не осознавая себя, дёргаюсь, реву – и слышу звук ломающегося дерева. Только тут я понимаю, что меня ткнули в брюхо пикой, и я её, кажется, сломал.

Боль никуда не уходит, но становится немного тише.

– Ну и зачем? – спрашивает первый.

– Надо было его проучить! – отвечает второй, и всё у меня внутри снова вспыхивает, словно внутренности накручивают на раскалённую кочергу. Серые пытаются вытащить обломок из раны.

Реву. Они отступают в сторону.

– Ты же знаешь инструкцию. Во всех таких случаях докладывать всё преподавателю, – снова вступает первый. – Все наказания драконам – только от них.

У меня внутри всё холодеет. Вспоминаются те несколько страшных секунд, когда в глотке бушевал настоящий пожар. Если наказывать снова возьмётся она…

– А ты так и будешь цепляться за юбку Лотты, да? Как маменькин сынок? – с издёвкой говорит второй. Я снова реву от боли. Остриё пики ходит у меня внутри, раздирая мои многострадальные потроха. – Лучше помоги вытащить.

Первый не слушается, подходит к моей морде, кладёт руку на лоб, и становится легче.

– Давай доложимся госпоже Лотте. Пусть она решает, что делать.

– Чтобы нам взыскание вкатили? Ну уж нет! – Второй продолжает тянуть и дёргать обломок. – Ну уж нет!

И пытка всё тянется, тянется, хотя уже и не настолько невыносимая. Что бы ни сделал тот, первый, то, что я еще не потерял сознание – исключительно его заслуга.

Наконец мой мучитель устаёт. Я замираю, радуюсь, что мне хотя бы не больно. Кровь тонкой струйкой течёт по моему боку, капает на пол, и вместе с ней утекают силы.

– И куда теперь? – спрашивает первый.

– Поведём на кузницу, как собирались.

– А может, лучше всё-таки позовём доктора?

Ответа он не получает. Мои цепи отделяют от колец в полу, меня тащат по узким коридорам, и при каждом шаге обломок копья сдвигается всё сильнее и сильнее. Хочется остановиться, лечь, перетерпеть. Но меня тянут и тянут вперёд.

Кузницу я замечаю издалека. Узнаю не столько по внешнему виду, по дыму, который возносится к небу, сколько по запаху. От неё тянет огнём, жжёным углём, горячим камнем, металлом. Сладкие для драконьего сердца ароматы.

Если не думать о том, что у меня в боку торчит кусок острой пики, а на кузнице, если верить этим серым, меня должны охолостить и тем навеки прервать род Туманного утёса, здесь даже хорошо.

В само здание меня не заводят. Кузнец, крепкий мужчина в длинном кожаном фартуке, раздувает мехами огонь в уличном горне. Что ж, так даже лучше.

Госпожа Лотта, женщина, одетая в смерть, появляется спустя несколько минут. Я настолько сильно боюсь её, что забываю даже о ране, о текущей на камни, которыми вымощен двор, крови. Мне кажется, сейчас она узнает о том, что я пытался напасть на её подручных, и накажет меня сверх того, что было.

Она похожа на яростную дракониху, на глазах которой виверна разорила гнездо с новой кладкой. Глаза горят, одна рука тянется к хлысту на поясе… Я отступаю назад, насколько позволяют цепи, но она словно не замечает меня. Наступает, наскакивает на серых, да так, что воздух трещит, будто перед грозой.

– Вы что, с ума сошли? Вы мне сейчас дракона угробите! Ладно Вилли, от него я и не ждала ничего разумного, но ты, Натан, почему ты не остановил этого придурка?

ГЛАВА VIII. Лотта

После завтрака настроение у меня отличное. Оно и всегда отличное, когда не приходится колдовать на пустой желудок или тащиться к ученикам с утра пораньше на практические занятия. А тут еще и замок для ошейника вышел идеально, хотя я делала его первый раз, не считая практики во время учёбы. Там надо мной тенью стоял профессор Штук и направлял каждое движение. А сейчас я занималась всем сама от начала до конца.

Всё-таки, когда мне не приходится издеваться над ни в чём не повинным драконом, мне нравится моя работа.

Нравилась.

Потому что два придурка одним движением испортили мне всё настроение. Ладно, не два, один придурок. Но второй мог бы и постараться, отговорить его от опрометчивых решений.

Сегодня утром на дежурство заступили двое моих ассистентов, полноватый волоокий Натан и тощий беспутный Вильгельм, которого полным именем никто не звал, естественно. И если Натан был из числа, может, и нерешительных, медлительных парней, которые долго думаю над каждым шагом, сомневаются и чаще отказываются что-то делать, чем творят глупости, то Вилли вспыхивал, как фосфорная спичка. Над бочкой с порохом.

И, как можно догадаться, первый был в числе моих любимых учеников, а второй органично вписался в свиту Максимиллиана.

Неладное я заметила ещё на подходе к кузнице. Характерно поблескивающая на камнях кровавая дорожка наводила на некоторые мысли, знаете. Но я тогда подумала, что это дракон не сдержался и покусал кого-то из моих ассистентов. Я уже приготовилась метать громы и молнии, когда увидела, что мой подопечный стоит на подгибающихся лапах в странно напряжённой позе, и глаза у него характерным образом затуманены.

А из брюха с правой стороны торчат какие-то щепки. Я даже не сразу догадалась, что это. А когда поняла…

– Я напишу на вас докладную профессору фон Штауфену! Поставлю вопрос об отчислении… – Я завершаю длинную тираду, состоявшую преимущественно из выражений, которые не пристало знать фройляйн из привычной семьи. А вот преподавательнице Академии – вполне. – Вильгельм, скажите, что у вас было по анатомии драконов?

Вилли встряхивает белокурыми волосами, смотрит на меня дерзко, так дерзко, что я чувствую: на самом деле он сейчас обоссытся от страха.

– Удовлетворительно, госпожа Лотта!

– Что ж, думаю, мне стоит поставить перед ректоратом вопрос о вашей переэкзаменовке…

Я подхожу к дракону поближе, осторожно касаюсь его бока, пытаясь оценить, как глубоко вошла пика. Мда… Конечно, можно попробовать вытащить самой. Я, в отличие от своего ассистента, знаю несколько действенных приёмов и не менее действенных заклинаний. Но лучше позвать Эльке, потому что…

– Да я всего лишь припугнуть его хотел, – начинает оправдываться Вилли. – Это же змей, на нём всё мигом заживёт.

– Это если внутренние органы не задеты. Что, при ударе в эту область брюха – почти чудо. Так что зажить, может, и заживёт, но слишком велика вероятность перитонита. И тогда…

Тогда дракон, если вовремя не принять меры, сдохнет в мучениях. И в его смерти обвинят меня, семью заставят выплачивать компенсацию… Это если не говорить о том, что я никак не желаю, чтобы этот конкретный дракон сдох. Может, мне и положено сделать из него идеального раба, но я совершенно точно не желаю, чтобы он страдал сверх необходимости.

– Натан, сходи за доктором! – приказываю я. – А ты стой тут и молись, чтобы всё обошлось.

До Вилли, кажется, доходит серьёзность происходящего, он больше не ухмыляется, не изображает, что не боится.

– Где ты взял пику? – спрашиваю я, стараясь, чтобы мой голос звучал строго, без визгливых интонаций. Держусь с трудом, хочется взять этого недоросля за грудки и хорошенько встряхнуть.

– Там, в подвалах. Где пособия свалены. Но я ведь… Он в меня огнём, я хотел проучить, по правилам.

– То есть, ты бросил напарника одного наедине с агрессивным драконом и пошёл шляться по подвалам? – Нет, я сорвусь, точно сорвусь.

– Н-не наедине. Он его сначала оглушил.

Представляю себе флегматичного Натана, который на пустом месте направляет на дракона оглушающее заклинание. Что-то не стыкуется, не совпадают детали головоломки.

– Сам, по своей воле?

– Нет, – под моим строгим взглядом признаётся Вилли. – Я попросил, а он – согласился.

Так и тянет ответить: «В следующий раз скажу, чтобы Натан сразу глушил тебя». Но сдерживаюсь.

Дракон сперва оседает на задние лапы, потом и вовсе ложится на камни. Бока тяжело ходят вверх-вниз, глаза прикрыты мутноватыми третьими веками. Не нравится мне это. Быстрей бы пришла Эльке, без неё даже кровь останавливать страшновато.

– То есть, ты нашёл где-то старую пику и ткнул ею оглушённого дракона, и ткнул так, что она сломалась? – говорю я и с трудом верю, что произношу такой бред. Вот кому, какому драконоведу в здравом уме и трезвой памяти могло бы прийти в голову так поступить? А этот ничего, стоит, смотрит на меня чистыми голубыми глазками.

– Ну да… Я хотел, чтобы он знал, с кем имеет дело. И больше не смел. И вообще, вы же сами, мне рассказывали…

Вот только этого не хватало. Хуже нет «вы же сами».

– Я полностью контролировала ситуацию, знала, до каких пределов жестокости можно дойти, чтобы дать понять, как надо себя вести, но при этом не убить дракона! Ни один торговец змеями не стал бы втыкать в него пику под рёбрами на такую глубину! Есть риск повредить печень, – приседаю, осторожно дотрагиваюсь до бока дракона, – почки, кишечник. Если слева – желудок или селезёнку. Все уколы – строго под кожу. И строго крепким, проверенным оружием, которое не разлетится на щепки от малейшего удара или неловкого движения. Ты это понимаешь?

– Теперь понимаю, – кивает Вилли. Но на лице его не отражается и тени осознания. Интересно, Макс специально подбирает себе таких учеников? Или оно случайно выходит, подобное тянется к подобному?

Наконец появляются Натан и Эльке. Моя подруга зла, но собрана. Молнии глазами не мечет, но взглядом может обратить в камень, как древнее чудовище из легенд. Натан спешит за ней, отдувается, тащит тяжёлый медицинский саквояж.

ГЛАВА VIII. Ульрих

По крайней мере, бок больше не болит, и я могу нормально дышать. Сил, правда, не прибавилось, но это ничего, скоро пройдёт.

Чувство такое странное. Когда этот серый, Вилли, начал рассказывать, что я на него пламенем дохнул, стало страшно. Вдруг она выпорет или что похуже сделает? Потом сразу волной безразличия накрыло. Не всё ли равно, что дальше будет.

А она встала на мою сторону, даром, что в драконью шкуру одета.

И потом вторая пришла, стала меня осматривать. От одного присутствия полегчало. Ещё и говорила так ласково, но тут я не особо доверялся. Женщины, которые говорят ласково, потом норовят надеть на тебя ошейник. И эта тоже не была исключением. Осмотр закончила, погладила по боку, когда обломок вытянули, и как всадит в заднюю правую лапу что-то острое! Не то, чтобы больно, но от внезапности и обиды я рыкнул на неё. Тут госпожа Лотта и эти серые засуетились со щитами. Но я не глупый, я больше огнём плеваться не стал. Да и сил ещё не было.

А эта, вторая, вроде и не испугалась. Говорит:

– Он у тебя с характером! Намучишься с ним, Лотхен!

– Ничего, справлюсь. Скажи, ошейник сегодня можно менять?

– А чего нет? Он, считай, здоров. И ошейник можно, и в человека. Только до вечера лучше не кормить, на ужин можно бульон. Я на кухне скажу. И если что-то подозрительное заметишь, где меня искать – знаешь. На ночь можно и к нам. Но это если боишься.

– Не боюсь. А с этими что делать?

– Хочешь, можно ко мне, пусть поработают на благо медицины. У меня там архивы не разобраны, а Копфешмерц… Доктор Копфер очень любит порядок.

Я ничего не понимаю, но и это звучит успокаивающе. Пусть даже мне собираются менять ошейник. По крайней мере, речь идёт об ужине. И про то, чтобы меня холостить – ни слова.

**

Мне снова меняют ошейник, в третий раз за эти несколько дней. Я так скоро привыкну!

Госпожа Лотта отсылает своих серых подручных, и мы остаёмся в кузнице вчетвером, с доктором, которую называют Эльке, и кузнецом.

Я наблюдаю, как он крепит к полоске кожи новый замок, но уже не дёргаюсь, ничего не предпринимаю. Во-первых, на это нет сил. Во-вторых, не вижу смысла. Пусть эти, которых назвали Натан и Вилли, ушли, одно присутствие госпожи Лотты парализует мою волю. Пусть сегодня она защитила меня, кто знает, что там будет дальше.

А вот кузнец, похоже, боится. Не хочет приближаться ко мне, перебрасывает ошейник чуть не через весь двор. Мне кажется, сейчас он ударится о камень, но нет, госпожа Лотта хватает его на лету. Вот это реакция! И ловкость!

– Эльке, держи щит! – говорит она, потом обращается к кузнецу. – Есть какая-нибудь чаша? Чашка, миска? И ножик… Я свои… не взяла.

Всё необходимое быстро появляется во дворе. Кузнец ставит их на наковальню и отходит в сторону. Неужели я настолько страшный?

Госпожа Лотта мрачнеет, вздыхает, как вулкан перед извержением, и забирает их сама.

Дальше я не помню. Прихожу в себя и чувствую, как на горло давит новый ошейник. Замечаю, что во дворе снова появились эти двое серых, один, кажется, Натан, с большим тюком в руках, второй, Вилли, – с какими-то грязными тряпками.

– Это что? – грозно вопрошает госпожа Лотта, указывая на тряпки.

– Одежда, – отвечает он. – Что кастелян выдал…

– Хорошо. Клади здесь. Матрас и постельное отнесите в Часовую башню. И чтобы я вас сегодня больше не видела и не слышала.

Когда серые удаляются, она приказывает мне:

– В человека.

Подчиняюсь. Слышу, как ахает Эльке.

– Какой он… маленький!

– Ага, – отзывается госпожа Лотта. – Драконёнок почти, – и продолжает тяжело, делая паузы между слогами: – Не-на-ви-жу!

Эльке кладёт руку ей на плечо, я узнаю этот успокаивающий жест.

– Ты ещё можешь отказаться…

Лицо госпожи Лотты словно каменеет.

– Не могу. Ты сама видела. Они его просто убьют. Не со зла, просто от непонимания. Это ведь не Улав, не Улисс. И не наши сушёные ящерицы. Он ещё не сможет правильно за себя постоять.

Они обе оборачиваются ко мне, окидывают оценивающими взглядами. Эльке подходит ближе, трогает мой живот, спрашивает, больно или нет. Отвечаю, пересыпая речь бесконечными «моя госпожа», от которых она морщится, будто я ей тухлятину под нос сунул.

Госпожа Лотта присоединяется к ней, спрашивает:

– Ну как?

– Всё хорошо.

А потом начинается странное. Потому что госпожа Лотта вспоминает вечерний разговор своих подручных в подвале. Говорит, глядя мне в пах:

– Представляешь, эти придурки вчера стали говорить, что у нового дракона член маленький.

Внутри всё сжимается. Вспоминается момент, когда нас осматривали перед продажей в рабство. И ещё слова Вилли про то, что детёнышей мне и не надо. Неужели всё-таки соберутся холостить?

– Да нет, вполне нормальный для его… Сколько тебе лет? – начинает Эльке.

Госпожа Лотта подсказывает:

– Ульрих.

– Сколько тебе лет, Ульрих?

Облизываю разом пересохшие губы. Отвечаю:

– Двадцать один… Моя госпожа…

– Ну вот, для такого юного дракона в самый раз. Аккуратный… – Мне кажется, она сейчас ухватит меня за член. Делаю шаг назад. Но нет, Эльке не предпринимает никаких попыток до меня дотронуться. – Гармонично развитый. Просто кто-то прогуливал анатомию и физиологию драконов…

– Может, их всех на переэкзаменовку отправить? – пожимает плечами госпожа Лотта. – А то скоро им выпускаться… – И, не меняя тона, добавляет: – Кстати, там твоя одежда. Прикройся, а то простудишься.

И я понимаю, что на сегодня мои злоключения, кажется, закончились.

Оставим Ульриха в блаженном неведении, что ждёт его дальше, и заглянем, в книгу "Любовь на цепи" от Совы Люськиной и Екатерины Жданович