Глава 1.

Запах дешёвого кофе в ординаторской стоял так густо, что казалось, им можно стены намазать. Кофемашина жалобно гудела и хрипела, как старый мотор. На столе валялись пустые упаковки от печенья, чьё-то недоеденное сэндвич, и фонендоскоп, который кто-то уронил ещё пару часов назад.

— Если я сейчас это не выпью, — пробормотала Лина, держась за стаканчик, — я тут и усну, и никто не заметит. Списывайте меня как оборудование.

— Не вздумай, — фыркнула Соня, плюхаясь на стул напротив. — У нас и так людей мало. Ты добавишься — вообще конец.

Лина усмехнулась.

— Ну да, я ещё и бегать буду сама по этажам.

— Ага, как будто у тебя когда-то был выбор, — Соня пожала плечами. — Я вот вчера чуть не заснула в туалете. Представляешь? Сижу такая, и думаю: «Вот сейчас отключусь — и пусть ищут».

Лина фыркнула.

— Главное — не забудь смывать.

— Смешно… — Соня ткнула её пальцем в плечо. — Будешь знать!

За дверью кто-то громко чихнул. В коридоре раздался стук каталок и раздражённое «будь здоров». Всё как обычно: шум, запах антисептика, движение туда-сюда. Больница жила своей жизнью, независимо от того, сколько Лина хотела спать.

— Ты сегодня совсем будто в тумане, — заметила Соня. — Спала сколько?

— Часа два… может, полтора, — пожалась Лина. — Уже не помню.

— Не считай, — фыркнула Соня. — Зато я чуть не завалилась на посту.

Лина улыбнулась и подняла стакан.

— Тогда поддержим друг друга этим мерзким кофе.

— Согласна, — Соня отхлебнула, поморщившись. — Вкус… как отработка моторного масла.

Лина кивнула.

— Машина виновата. Её давно пора списать. Она хрипит, как пациент с эмфиземой.

— Ага, — Соня покачала головой. — Демон там живёт. И он нас ненавидит.

Лина улыбнулась. Тёплый стакан приятно грел руки, а разговор отвлекал от усталости, от бесконечных звонков и вызовов, которые только-только стихли.

— Слышала, новую медсестру берут? — наклонилась Соня. — Мол, только институт закончила.

— Очередную, которая через неделю сбежит, — покачала головой Лина. — Ну-ну.

— Да ладно тебе, — фыркнула Соня. — Может, хоть эта останется. А то мы тут вдвоём будем всё тянуть: операции, бумаги, каталку, психолога и бубновые танцы.

Лина усмехнулась.

— Главное — без бубна. Не пугай пациентов.

— Эх, — вздохнула Соня. — По сравнению с ночным хирургом я ангел.

Лина хмыкнула.

— Он просто серьёзный.

— Злющий, — уточнила Соня. — Если ещё раз перепутаю документы, убьёт взглядом.

Лина улыбнулась, усталость давила, но она всё ещё могла шутить.

И тут дверь приоткрылась, в щель просунулся Серёжа, медбрат с вечными кругами под глазами.

— Девчонки… — начал он, тяжело вздыхая. — Готовьтесь. Скорую вызвали. Привезут тяжёлого.

Соня закатила глаза.

— Ну конечно, только присели!

Лина поставила стакан, поправила халат и встала.

— Пошли. Как будто у нас есть выбор.

— Да ну тебя, — пробурчала Соня, следуя за ней. — Когда-то он у нас был?

Они вышли в коридор, и Лина ещё не знала, что эта «обычная» ночь перевернёт всё, что она считала привычным.

Коридор был тихим, если не считать треск старых ламп и редкие шаги по кафельной плитке. Лина шла следом за Соней, прихрамывая на больничной обуви — уставшие ноги напоминали, что прошлая ночь была длиннее любой рабочей смены.

— Ты слышала, — Соня наклонилась к ней, — как вчера очередная медсестра чуть не уронила поднос с капельницами?
— Да, — Лина кивнула. — Я стояла рядом, думала: сейчас посыплются как домино.
— А я думала — всё, конец света.

Они улыбнулись, потому что в их работе без юмора никак. Иногда даже самые жуткие ситуации легче переживать, если хоть чуть-чуть посмеяться.

Они шли по коридору, мимо палат, где свет ещё не выключался. За дверью слышались вздохи, тихие разговоры, кто-то хихикал — кто-то от усталости, кто-то от нервов. В таких местах даже мелочь кажется большой драмой.

— Слушай, — Соня вздохнула, — я не знаю, как ты это выдерживаешь. Я бы давно сошла с ума.
— А я? — Лина пожала плечами. — Я просто научилась притворяться, что всё под контролем.

Они подошли к лифту, и Лина невольно посмотрела на монитор вызовов. Экран мигнул — экстренный вызов из приёмного.
— Ну, — Соня указала пальцем, — похоже, это мы.

Лифтовая дверь скрипнула, и они вдвоём вошли. Лифт ехал медленно, каждый этаж словно тянулся бесконечно. Соня болтала о мелочах, чтобы отвлечь себя от привычного волнения перед «тяжёлым пациентом».

— Я всегда думаю, — сказала она, — что в такие моменты лучше не думать вообще. Просто бежать и делать.
— Ага, — Лина усмехнулась. — И надеяться, что всё получится.

Лифт остановился, двери открылись, и перед ними появился приёмный покой. Медики скоординированно двигались, как хорошо отлаженный механизм. В воздухе висел запах антисептика и тонкий химический аромат крови. Никто не паниковал — привычка, тренировка, выучка.

Сирена приближалась, её протяжный вой резонировал в коридорах, отдаваясь тяжёлым эхом. Лина стояла возле приёмного покоя, Соня рядом, держась за спинку стула, пытаясь выглядеть бодро, хотя плечи её дрожали от усталости.

— Девчонки, готовьтесь, — сказала фельдшер, которая везла пациента. — Нашли его в машине, за рулём. Пуля в груди. Состояние критическое.

Лина кивнула, привычно сжимая губы. В голове мгновенно включился алгоритм действий: проверка дыхательных путей, давление, сердце, состояние раны.

— Какие меры принимались по дороге? — спросила она, не отводя глаз от пациента.

- Дыхание рваное, пульс слабый, давление нестабильное — 70/40. Стабилизировали как могли.

Каталка въехала в приёмный покой. Мужчина почти без сознания, дыхание рваное, слабое. Кожа бледная, губы с кровью — возможно, попала в ЖКТ. Лина сразу начала осмотр: дыхательные пути чистые, лёгкие прослушиваются с трудом, сердечный ритм неправильный, опасный.

— Срочно УЗИ органов брюшной полости и сердца, — раздаёт команды Лина. — Анестезиолога сюда! Подготовка к операции!

Глава 2.

Коридор казался длиннее обычного. Лина шла по нему, чувствуя, как каждый шаг отдаётся тяжестью в висках. После операции руки чуть подрагивали, будто мышцы наконец позволили себе расслабиться. Свет ламп бил в глаза, а запахи больницы — антисептик, хлорка, кофе из соседних палат — смешивались в привычный фон, который она давно перестала замечать.

Ординаторская была в конце коридора. Дверь скрипнула, как всегда. Внутри — почти пусто: только пара халатов на спинках стульев, кружки с недопитым кофе и бумажные стопки документов. Лина устало опустилась на стул, потёрла переносицу и глубоко вдохнула.

Заполнить протокол.
Она на автомате открыла бланк на компьютере, пальцы плавно прошлись по клавиатуре.

Но мысли уплыли.

…Дома, на кухне, сейчас, скорее всего, пахнет дешёвым вином. Мама снова будет сидеть у окна, смотреть в темноту, шептать что-то про «если бы он был жив…».

Отец.

Лёгкие, проеденные онкологией. Этот кашель, который Лина слышала ночами. Беспомощность. Последний месяц, когда он почти не вставал. С тех пор прошло всего несколько месяцев, но горло всё ещё сжималось, будто кто-то держал его изнутри.

«Мам… ты же сильная… зачем так?» — шептала Лина иногда, но мама лишь махала рукой:
— Не трогай меня, дочка… я просто… отдыхаю…

Аделина вздохнула. Ей хотелось домой только ради душа и тишины. Но видеть эту пустую квартиру, слышать стеклянный звук бутылки… иногда это тяжело даже после спокойной смены. А сегодня — тем более.

Голова ныла. Плечи тянуло вниз. Она наклонилась ближе к экрану, заставила себя вчитаться в протокол.

Постепенно работа увлекла. Она проверяла показатели: давление, частоту дыхания, количество перелитой жидкости, препараты, время извлечения пули, состояние пациента. Потом несколько раз перечитала строчки, исправляла формулировки.

Прошло почти три часа.

Лина наконец откинулась на спинку стула, почувствовала, как болит спина.
— Всё… готово, — пробормотала она, встав, чтобы размяться.

Она решила сразу проверить пациента. Хоть он был в реанимации, душа не отпускала. Что-то внутри тянуло — беспокойство, странное чувство, будто она должна убедиться, что он жив… что он там…

Коридор снова тянулся, но уже другим — гулким, тихим. В реанимации всегда свой воздух: плотный, холодный, пропитанный антисептиком, почти металлический.

Лина толкнула дверь.

— Я к новому пациенту, после операции. Как он? — спросила она у дежурной.

Врач подняла на неё глаза… и сразу стало понятно: что-то не так.

— Лина… тебе… не сообщили?

— О чём? — в груди что-то кольнуло.

— Его перевели. Экстренный запрос. Около сорока минут назад.

Лина моргнула.
— Что?

— Перевод в областной центр. Там… оборудование лучше… — врач говорила неуверенно, будто оправдывалась.

Лину будто ударило.
— Почему меня не поставили в известность?! Он был нестабильным, я его только вытащила! Кто дал разрешение на перевод?!

Дежурная побледнела, отвела взгляд.
— Приказ сверху. Мы… не решали…

Лина почувствовала, как внутри поднимается злость — резкая, горячая.
— Прекрасно… Просто прекрасно, — прорычала она тихо, чтобы не сорваться окончательно.

Повернулась и вышла почти резко, дверь глухо хлопнула за её спиной.

В ординаторской сидела Соня, разбирала бумаги. Лина вошла, и Соня сразу подняла голову.

— Эй… ты чего такая? — нахмурилась подруга. — Ты на себя не похожа. Что случилось?

Лина тяжело выдохнула, опустилась на стул.
— Пациента перевели. Моего. Того, которого мы только что оперировали. И, оказывается, я — последняя, кто об этом узнаёт.

— Ты шутишь?! — Соня аж поставила кружку. — Он же был тяжёлый! Как можно отправлять такого нестабильного пациента?! Это же… — она от возмущения не нашла нужного слова. — Это бред!

Лина потерла виски, чуть закрыв глаза.
— Я сама не понимаю. Такое ощущение, что его просто… забрали. И никто даже не подумал уведомить хирурга, который в прямом смысле час назад держал ему сердце в руках.

Соня внимательно посмотрела на неё.
— Лин… ты его знала?

— Нет, — Лина покачала головой. — Просто… я за каждого пациента отвечаю. И… — она сглотнула, — просто странно всё это. Не люблю, когда так работают.

Соня кивнула твёрдо.
— И правильно. Это халатность. Завтра будем разбираться.

Они ещё немного поговорили: о смене, о документах, о том, как всё «через одно место» работает в ночные дежурства.

Соня пыталась немного разрядить обстановку:
— Слушай, может, пойдём чаю попьём? Ты реально бледная.

— Не, спасибо… — Лина натянула усталую улыбку. — Хочу просто домой.

Смена подошла к концу. Лина переоделась, накинула шарф и вышла на холод улицы. Ночь была влажная, ветер дул в лицо, прохлада будто вытягивала усталость, но не до конца.

Она дошла до метро. Металлические двери станции открылись с гулким звуком. Внутри пахло пылью, резиной и кофе из торгового автомата. Лина прошла вниз по эскалатору, чувствуя, как ноги становятся ватными.

Поезд подошёл быстро. Двери открылись, и Лина вошла, опираясь на поручень. Вагон наполовину пустой. Пожилая женщина, студент с наушниками, пара уставших людей после смены…

И она — с ноющей головой, тяжёлой грудью и ощущением странной пустоты после того, как её пациента забрали куда-то… будто вырвали что-то из рук.

Лина закрыла глаза на секунду.
Думать больше не осталось сил.

Но внутри, под слоем усталости, всё ещё клубилось странное чувство — будто связь с пациентом никуда не делась.
Будто что-то ещё должно случиться.

И поезд помчался в темноту тоннеля.

Холодный воздух ударил в лицо, когда Аделина вышла из метро. Уже поздний вечер, улицы влажные после недавнего снега, фонари отражаются в лужах длинными жёлтыми линиями. Она машинально подтягивает воротник пальто, хотя холод пробирает не тело — внутри всё гудит, словно мотор, работающий без перерыва.

Загрузка...