— Спасибо! Мы вам перезвоним, — улыбается мне очередная потенциальная работодательница, а я мысленно загибаю девятый палец. Очередной отказ. Три недели собеседований и всегда один итог. — Серёж, проводи Полину, пожалуйста!
Плетусь за хозяином дома по длинному коридору, а сама уже мысленно собираюсь в Малоярославец к деду. Представляю, какая серость меня ждёт. Дед и его пьяные дружки. Мыши в доме, грязь и слякоть с сентября по май и полная безнадега. А в том медленном ритме меня ещё и скорбь шарахнет по полной. Я-то думала загрузить себя работой и учёбой и так пережить потерю, а там меня накроет по полной.
— Как вам наши условия? — Вырывает меня из раздумий отец детей, с которыми мне, возможно, ещё предстоит сидеть.
— Очень хорошие. У вас на редкость милые и воспитанные дети. И дом с участком прекрасны.
— А зарплата? Блок для персонала?
— Выше среднего. Я бы с радостью у вас работала. Мне всё подходит, — улыбаюсь мужчине с надеждой. Эта работа решила бы все мои проблемы. Ну, те, что можно решить.
Мужчина галантно помогает мне накинуть куртку и вдруг вжимает в стену. Чётко осознаю, что это не случайность, и цепенею от ужаса. Его руки скользят по моим бёдрам и сжимают их.
— А если мы с тобой подружимся, красотка, ещё сотку накину, — опаляет меня горячим дыханием и отходит.
Хватаю сумку и выбегаю из дома. Сердце сейчас выскочит из груди. Как же мерзко. Гадко. Хочется срочно помыться. Какое унижение!
— Ты подумай. Мы перезвоним, — доносится в спину, и я как нарочно спотыкаюсь на брусчатке. Боли не чувствую, вскакиваю и выбегаю с участка.
Пробежав до следующего перекрёстка, осматриваю себя, замечаю ссадину на коленке и ладонях и начинаю чувствовать боль. Хорошо, что это отвратительное собеседование было в том же посёлке, в котором я живу, и до дома мне пройтись всего десять минут, а не тащиться через весь город.
Ещё чуть-чуть, и я смою с себя этот кошмар. Двадцать первый век, эра интернета и высоких технологий, а какие-то богачи-дикари думают, что у нас крепостное право не отменили? Урод!
Трясёт всю от возмущения, брезгливости и злости. Подать заявление о домогательствах? Да кто мне поверит?! Подумают, хочу денег стрясти. А агентство меня сразу исключит.
Эйчар легка на помине и звонит, будто чувствуя, что я о ней думаю.
— Да, Ольга Витальевна, здравствуйте!
— Полина, хорошие новости! Ты прошла в Чистые Рощи. С понедельника можешь приступать.
— Нет, я отказываюсь. Мне не подходит. Нет!
— Поль? Ты месяц почти на собеседования ходишь и везде отказ. А тут готовы на проживание. Да и дети уже в школе. Лафа!
— Ольга Витальевна, исключено. А ещё есть вакансии с проживанием?
— Полин, вакансии-то есть, но брать тебя не хотят. А я честно скажу почему. Опыта настоящего по работе с детьми у тебя нет, образования никакого нет, ну а самое главное — молодая и красивая. Ну какая женщина захочет, чтобы такая прелестница в доме жила? Знаешь, сколько таких историй? Не перечесть.
— Знаю, — отвечаю дрожащим голосом. — Поэтому и отказываюсь.
— А-а-а-а. Поняла, — женщина молчит, и я надеюсь на её содействие. — Ну, Полин, тогда в офис. Других предложений у меня нет.
— Если что-то будет, пришлите, пожалуйста!
По интонации менеджера понимаю, что ничего она мне уже не отправит, и мой план по устройству няней с проживанием терпит фиаско. Да и я после сегодняшнего боюсь. Как вспомню… До сих пор чувствую его руки на себе.
Работа в офисе мне никак не подходит, потому что мне не хватит денег на аренду квартиры, оплату репетиторов и еду.
Говорят, цены за последний год так выросли, что мне даже комнату не снять. Не буду же я жить в резиновой квартире с гастарбайтерами.
Может, идея вернуться к деду не такая уж и плохая? Буду ему готовить, устроюсь в «Пятёрочку» и спокойно подготовлюсь к ЕГЭ там? Интернет бы провести. Судя по всему, это единственный разумный выход.
Нет, даю себе ещё месяц на поиск работы, не получится, тогда уеду. К хорошему привыкаешь быстро, вот и я уже не очень хочу возвращаться туда. За семь лет жизни в Москве всё там стало чуждым.
Я все эти годы понимала, что всё, что меня окружает, не наше, что мы здесь временные гости, но семья, в которой мама работала няней, к нам так хорошо относилась, что волей-неволей я начала чувствовать себя как дома.
Захожу на участок, который стал мне за последние семь лет родным, и останавливаюсь у маминого куста роз.
— Мамуль, сегодня опять неудача. Прости, что завалила экзамены! Прости, что не смогла собраться! — Шепчу в пустоту и обещаю себе быть сильной.
Мамочка сгорела буквально за полгода. В феврале ей озвучили страшный диагноз — лимфома Ходжкина. Шансов не давали никаких сразу, но посоветовали клинику в Тель-Авиве.
Я убедила маму бороться до конца, все сбережения, что мама заработала за двенадцать лет, ушли за четыре месяца. Я ни о чём не жалею. Зато я знаю, что мы попробовали всё. А на квартиру я сама заработаю. Да, сдала ЕГЭ намного хуже, чем планировала, потому что мыслями была с мамой на химиотерапии, и не смогла поступить в университет. Даже посредственный. Но, может, и оно к лучшему. У меня есть год, чтобы подготовиться и сдать экзамены ещё раз. А может, забить на юридический и пойти в медицинский?
— Пооооль! — Машет мне мамина хозяйка, у которой я всё ещё живу. Эта семья стала мне родной за эти годы, и естественно, они меня не выгнали, когда мамуля умерла, но не могу же я пользоваться их добротой вечно. Я обещала им к сентябрю что-то найти и съехать, придётся попросить пожить ещё.
— Здравствуйте, — подхожу к веранде и приветствую семью. — Привет, малышня!
— Какой план, Алин? Что ты задумала?
Подруга, что в двенадцать генерировала безумные идеи и развлекала всех своей неуёмной фантазией, что сейчас.
— Мне позвонил Филипп и признался в любви. Я улетаю к нему в Амстердам. Мы будем вместе жить! А-а-а-а-а! — Алька скачет по моей комнате как угорелая, хватает меня за руки и заставляет скакать вместе с ней.
Какая же она счастливая. Так и должна жить восемнадцатилетняя девушка. Влюбляться, радоваться и жить на полную катушку.
Но не всем так везёт. А мне приходится своё горе убирать на дальнюю полку и выживать. Быть сильной и не опускать руки.
— А родители что? Вы же познакомились только месяц назад. У тебя же папа консервативный. А учёба? — Засыпаю её вопросами.
За Алинино обучение в президентской Академии заплатили восемьсот тысяч в год, и вряд ли их вернут за три дня до начала учебного года.
— Воооот! А в этом ты мне и поможешь! — Интригует Алина.
— Каким образом?
— Смотри, — Алина протягивает мне свой студенческий билет, в котором заламинирована моя фотография с загранпаспорта. Я поднимаю на неё глаза и вижу, что она протонировалась и смыла свои светлые пряди, и у нас теперь одинаковые волосы. Нет, не может быть. Она сумасшедшая. — В деканате даже не заметили подмены!
Алина смеётся, а её лицо торжествует от собственной гениальности.
— Ты хочешь, чтобы я училась за тебя? — Озвучиваю безумную мысль.
— Ну да! Круто же? У тебя будет репетиция, считай! Плюс будешь жить у меня, и я тебе отдам пятьдесят процентов своих денег. — Алина открывает своё банковское приложение и показывает мне переводы. — Папа мне перечисляет двести. Сто тебе. Всё честно! По рукам?
— Да это же уголовка, наверное, Алин. А если выяснят? Студенты спалят? Я же под твоим именем буду? А социальные сети? А как ты будешь от родителей гаситься? Нет, невозможно! Это слишком! — Стараюсь призвать её к разуму.
— Да они же в Иран сваливают. А я типа учусь. Я бы забила на учёбу, но они будут за посещаемостью и успеваемостью следить.
— Ну не знаю. А если вы с Филиппом расстанетесь и ты вернёшься? А преподы и студенты уже все знают меня.
— План таков. Если у нас всё хорошо, то ты за меня хорошо сдаёшь сессию, и я перевожусь в Амстердам. Так можно, я уже выяснила. А если у нас не сложится, то ты завалишь мне сессию, тебя отчислят, а в следующем году я поступлю в театральное, как и хотела. И предки убедятся, что «твёрдая» специальность — не моё.
— Алиш, ну это слишком. Я боюсь.
— Поля! Ну ты что? Подведёшь меня? Давай! Ну чего тебе терять? Новая квартира, мои шмотки, универ, тусовки. Активная жизнь начнётся, отвлечёшься хоть. Это то, что тебе нужно. Ну ты же без меня скиснешь одна, — Алина смотрит на меня с грустью, и я понимаю, что одна я просто умру от тоски. — Всё решим, всё продумаем. Круто будет, давай! Решайся! Прям сейчас тебе вещи помогу собрать и поедем ко мне. А послезавтра я уже улечу. Нуууу?
Размышляю над предложением и взвешиваю все за и против. Я смогу оплатить репетиторов и смогу отложить на квартиру. А весной подработаю где-нибудь. С накоплениями я как-нибудь протяну до поступления.
— Я согласна, — бросаюсь в объятия Алины, и наш визг разрывает нам ушные перепонки.
Какая же она сумасшедшая! Но это действительно лучший выход из ситуации. Главное, одноклассников не встретить. Но вроде у нас никто туда и не поступил.
— Алин! Алиииин! Стооооой, Алиииин! — Вопит девичий голос на всю улицу.
Я думаю о том, сколько можно кричать, и продолжаю набирать сообщение своему репетитору. И вдруг до меня доходит, что кричат-то мне. Две недели уже учусь под «псевдонимом», а привыкнуть не могу. И в этот момент перед глазами возникает серое пятно, ногу пронизывает боль, и я понимаю, что сдвинуться с места не могу.
С ужасом осознаю, что по моей ступне проезжает машина. Пытаюсь вытащить ногу, отпрыгнуть, но остаюсь зажёванной! А горе-водитель продолжает туда-сюда перекатываться по моей несчастной стопе.
Кожу жжёт, давящая боль парализует всё тело, а голос… Голоса нет.
— Придурок! Идиот! Смотри, куда прёшь! — Раздаётся визжащий голос за моей спиной, а я по-прежнему молчу и не понимаю до конца, что происходит.
Наконец машина проезжает вперёд, и я падаю, схватившись за свою саднящую лодыжку. Из глаз брызгают крупные слёзы, и у меня начинает мутнеть сознание.
— Девушка! Девушка! С вами всё в порядке? У меня есть аптечка. Я сейчас вызову скорую! Крепитесь! — Рядом со мной материализуется молодой человек с добрыми глазами и старается завладеть моим вниманием.
Пытаюсь что-нибудь сказать, но будто забываю, как говорить, и лишь жалобно постанываю. Смотрю на израненную ногу, на машину, на парня, перед глазами плывёт, и я окончательно теряюсь в водовороте событий.
— Руки убрал, козёл! — Узнаю по голосу Асю, свою одногруппницу, но голоса сливаются в единый неразличимый гомон. Людей становится слишком много, слышу, что меня фотографируют, окликают, но язык по-прежнему меня не слушается.
— Я не специально, девушка! Простите! — Твердит мне тот добряк, и я осознаю, что это он меня и сбил. На таком-то космолёте… А я думала, там миллион датчиков и автопилот.
Внешность обманчива. И добряк меня искалечил, и чудо техники совсем не чудесное.
— Ну всё понятно! Китаец! Хвалёные лидары* не работают. Вот и наехал на девчонку. У тачки разгон до сотки меньше двух секунд. Же-е-е-сть. У неё шансов не было. Хорошо, по касательной прошёл. Она в рубашке родилась. Мажору жопа! — За моей спиной проходят бурные обсуждения, из которых я наконец осмысляю случившееся. — Так им и надо! Напокупают прав! Ничего, присядет мажорчик, подумает! ДПС вызывайте!
*Лидар (LiDAR, Light Detection and Ranging) — это технология дистанционного зондирования, которая использует лазерные лучи для измерения точных расстояний и движения в окружающей среде в режиме реального времени.
— Ээээй! Ты в себе вообще? Аля! Алина! Мезенцева! — Тормошит меня Ася и брызгает водичкой в лицо.
В такой ситуации мне ещё и приходится конспирироваться. Вот встану на ноги и прибью Алинку! И в Амстердаме достану и из-под земли.
— А-а-а-а, — шоковое состояние, видимо, проходит, и я остро начинаю ощущать боль и закусываю палец, чтобы не скулить на всю улицу.
— Дыши-дыши, — подбадривает Ася. — Скорую-скорую! Вызвали?
— Девушка, — водитель присаживается на колени рядом со мной, и я отмечаю даже сейчас, что он просто капитальный красавчик. Как принц из диснеевской сказки. — Я приложу вам бутылку воды? Она стеклянная и из холодильника.
— Руки убрал! Кретин! — Вырывает Ася у него бутылку и прикладывает к моей лодыжке. — Мальчики, окружите его. Чего доброго, сбежит. Полиция уже едет.
— Да я здесь-здесь. Вину признаю, — говорит молодой человек и обеспокоенно осматривает меня. — Крови нет? Пошевелить можешь ногой?
— Н-е-е-е-т, — хнычу и морщусь от боли.
— Прости. Я не знаю, как так вышло. Вот за что не люблю электрокары, их не слышно. Ты в наушниках была?
— В хуюшниках! — Ася продолжает быковать на явно сожалеющего парня. — Ты ей вину то не навязывай, красавчик!
— Так ясно, — парень выдыхает и достаёт свой телефон. — Алло, мам. Я быстро. Срочное дело. Я девушку у Ранхигса сбил случайно. Наверное, тебе надо дать комментарий. Или созвать пресс-конференцию. Жива, конечно. Скорая уже едет. В сознании, да. И полиция едет. А, понял. Да, и ему позвоню. Спасибо!
Кому он позвонит? Что он понял?
Взгляд парня резко перестаёт быть жалобным, и он смотрит на меня как-то подозрительно. Долго, тщательно. Отслеживает каждую мою реакцию, мне аж не по себе становится.
Я одновременно отвечаю ребятам, высказывающим мне сочувствие и поддержку, и не могу перестать пялиться на виновника. Впрочем, наши гляделки взаимны.
Интуиция подсказывает надвигающиеся неприятности. Губы пересыхают, меня потряхивает, голова гудит. Или у меня сотрясение? Да я же не падала, не ударялась, а внутри всё дребезжит.
Улавливаю сирену скорой помощи, и внезапно становится себя невыносимо жаль. Как я буду со сломанной ногой ходить на пары? Кто мне в быту поможет? А вдруг там что-то очень серьёзное, и я вообще ходить не смогу? Мало мне было несчастий…
Карета скорой помощи останавливается у ворот, и фельдшеры на ходу выбегают из раздвижной двери. Студенты расступаются и дают им пройти ко мне.
— Где пострадавшая? — Строго спрашивают и бросаются ко мне.
Начинается стандартная процедура. Они спрашивают, как меня зовут, возраст, прописку, а мне приходится давать данные Алины, потому что рядом одногруппники. А если меня на операцию увезут и там вскроется? Ой, попала! Ввязалась на свою голову в авантюру!
Кажется, именно факт раскрытия меня беспокоит сейчас больше всего. Возможно, это не даёт мне раскиснуть, и я пока держусь.
Фельдшер начинает аккуратно снимать мне ботинок, расстёгивает молнию, я попискиваю и закусываю губу от острой боли. Смотреть боюсь и отворачиваюсь. Там, наверное, места живого на мне нет.
Чувствую, как они крутят мою ногу в разные стороны, разрезают колготы, и кожу резко начинает щипать. Стараюсь глубоко дышать и контролировать панику.
Полицейские мне монотонно представляются, сообщают, что задерживают до выяснения обстоятельств, и сейчас мы поедем писать объяснительную и давать показания. У меня от волнения голова кругом. Вот начнут документы требовать, что я им предъявлю? Студак Алины с моим фото? Хорошо, паспорт свой дома оставила. А если наоборот плохо? Как выкручиваться из этой ситуации? И позвонить некому…
Нет, надо с этим зализанным симпатягой договариваться. Ну что ему, в самом деле? Я, как выяснилось, особо не пострадала. Машина его в порядке. Просто неприятный инцидент на парковке. Зачем ему это всё? Он и близко не догадывается, в какие проблемы меня втягивает.
Оборачиваюсь на своего зловредителя и взглядом упрашиваю остановиться и избавить меня от этой катастрофы, но он и не смотрит на меня. Сам в телефоне и залипает, вот его точно также сейчас могут сбить. И замшевые лорики не спасут его зажиточную стопу от перелома.
Ася спешит за нами с моим несчастным ботинком, и на её лице написано, что так просто она меня не отдаст.
— Это какая-то ошибка! Все же видели, что он на меня наехал! — Растерянно обращаюсь к сотрудникам полиции и свидетелям, пока меня заталкивают в патрульную машину.
— Вот и разберёмся, автоподстава это или наезд. Пешеход обязан убедиться в безопасности перехода, — безэмоционально чеканит полицейский.
— Что? Какая ещё подстава? Это же твоя вина! Признай! Ты же сам извинялся! — Молю мажора о справедливости.
— Пупсик, у меня двенадцать камер, всё зафиксировано. Думала, бросишься под колёса заряженной тачки и найдёшь себе спонсора? Или просто компенсацию на новую сумочку хотела? — Снисходительно улыбается мерзавец. — Просто признай свою невнимательность и не сядешь за вымогательство.
— Вымогательство? Да я тебе слова не сказала! Ась! Скажи им! Кто-нибудь, подтвердите мои слова! Я не виновата! — Взываю к толпе, но все как по команде стихли.
— Она не виновата! Она вообще молчала! Совесть-то имейте! Заберите меня! Ей в больницу надо! — Ася стоит и грозит полицейским моим ботинком и не оставляет надежды на моё освобождение.
Но её просто не слушают. Захлопывают двери, садятся по местам и увозят меня в неизвестном направлении без ботинка.
А этот гад прилизанный ещё имеет наглость мне помахать на прощание. Да ещё и с такой глумливой улыбочкой на лице. Божеее! Какой моральный урод! Носит же Земля таких! Ненавижу!
— Я не виновата! Я… Я ему слова не сказала! Это клевета! Я ничего не вымогала! Я подам на него в суд! — Поворачиваюсь к сержанту и начинаю от волнения тараторить.
— Вот сейчас всё и выясним. Кто и кому и когда что предлагал, — спокойно отвечает потерявший интерес к жизни блюститель порядка. Кажется, у него таких эпизодов за карьеру накопилось выше крыши, и ему совсем не интересно. Никакого участия.
— А почему вы не опросили свидетелей? — Не оставляю попыток достучаться.
— Девушка, не учите нас работать.
Еле сдерживаю мимику на лице, чтобы красноречиво не послать его взглядом на Гоа, и отворачиваюсь.
Нога побаливает, и мне начинает казаться, что фельдшер провёл некачественную диагностику. А вдруг у меня трещина? Растяжение? Связки порваны? Да что угодно?
— Мне нужна независимая медицинская экспертиза!
— Так водитель её пройдёт.
— Да?
— Да. Мы проверим его.
— Я про свою ногу. У меня могут быть телесные повреждения средней тяжести.
Сотрудники многозначительно вздыхают и ничего мне не отвечают.
Машина сворачивает во двор, и я узнаю квартал Алины, в котором живу. Один плюс есть, я недалеко от дома. Вот только как мне это поможет? Правильно! Никак.
Благо, в наручники меня не заключают и даже в обезьянник не сажают, а проводят в кабинет к следователю. Которого на месте нет.
— Садитесь, пишите объяснительную, — утомлённая жизнью сотрудница в форме не по размеру протягивает мне листок и ручку.
— Я заявление хочу написать! На этого вашего лихача!
— Пишите, рассмотрим, — отвечает прокуренным голосом.
— А что писать? — Растерянно оглядываю своих конвоиров и недружелюбную женщину.
— Правду! — Гаркает сотрудница. — Давно мы тебя искали. У нас тут по РУДН три заявления, пять из МГИМО, из педагогического одно и из «Мирэа» с «Ранхигсом» по два. Рецидивистка ты!
— Вы о чём?
— Ой, не строй из себя невинную-то! Сколько парней в июне развела. Поди всё лето попу на морях грела и вернулась. А знаешь, в чём твоя ошибка? Никогда нельзя возвращаться на место своего преступления! Надо было сменить дислокацию. А ты всё у нас крутишься.
— Это розыгрыш? Я никого не разводила! Я вообще не понимаю, о чём вы.
Женщина пренебрежительно машет рукой и выходит из кабинета.
— Документики на пять минут, — говорит мне сержант, — отксерю.
— Какие документики? — Пищу, предчувствуя своё разоблачение. Ещё и чужую вину на меня повесят.
— Паспорт.
— У меня только студенческий с собой.
— Давайте пока его. Паспорт подвезти может кто-нибудь? Родители?
— Нет, — протягиваю студенческий и понимаю, что придётся врать до конца. Но это же полиция. Ой, что делать. — Они в Иране.
— Там же война, — парень становится резко более заинтересованным.
— Закончилась. Они там кино снимают.
— Кино, значит, — сержант раскрывает мой студенческий, внимательно читает и вдруг весь оживает. — Мезенцева? Николаевна? Тот самый что ли? Витька Отчаянный из «Фарта»?
— Ага, — безбожно вру. Надеюсь, дядя Коля не убьёт меня за такую подставу.
— Сейчас вернусь, момент. — Сотрудник спешно покидает кабинет, оставляя меня одну.
В моём понимании «сейчас вернусь» значит через пять минут максимум. По моим же ощущениям прошло часа два. Постоянно в кабинет заглядывают какие-то люди, видят, что следователя нет, и уходят.
Что делать мне? Была бы я более дерзкой, я бы просто ушла, но я терпеливо сижу и жду. Тем более студенческий забрали. А вдруг они меня уже пробили по базе и мне капец? Если ничего не нарушала, может и в базе меня нет?
В туалет хочу, нога ноет, воду всю выпила и сушит, ещё и телефон сел.
Я уже от скуки даже свою объяснительную с рифмой переписала, однако…
Наверное, это психологический приём. Давят на меня, чтобы я со всем согласилась. Нет! Даже если они узнают, что я выдаю себя за Алину, буду настаивать на справедливости.
«Пупсик, признай невнимательность». Фу! Какой гад! Эта фраза будет мне сниться на протяжении жизни. И не стыдно ведь!
От бесконечного ожидания и жуткой нервотрёпки решаю перечитать в сотый раз свою объяснительную и наконец замечаю дикое палево. Я расписалась своей подписью. А как выглядит Алинина, я без понятия.
Ладони тотчас потеют, и я начинаю нервничать. Надо же спалиться на самом тупом. Чистых листов не осталось, и я сижу и соображаю, могу ли встать и взять со стола следователя ещё лист?
А это куда? Убрать в сумку или порвать?
Как я докатилась до этого?
Решаю для надёжности порвать лист на маленькие кусочки и незамедлительно приступаю к уничтожению улик.
Подпрыгиваю на стуле, когда дверь в кабинет открывается и заходит аж четыре человека.
Застываю за своим преступлением и не знаю, что делать.
— Вот, Сергей Дмитриевич, эта девочка, — говорит знакомый мне сержант взрослому мужчине, — ну сами посудите, зачем дочери актёра устраивать такую ерунду. Недоразумение, и всё.
— Здравствуйте! — Здороваюсь на всякий случай и готова молиться на своего сержанта. Может, и в правду обойдётся.
Мужчина постарше лишь кивает мне.
— Да потому что они все повёрнуты на своих социальных сетях. Ради роликов своих и не на такое пойдут. Знаете, чему учат там? Вот так вот знакомиться и учат. А не прокатывает, они просто деньги вымогать начинают. Это она, — уверенно заявляет недружелюбная женщина. Она меня с первого взгляда не взлюбила. — Чёрные ботинки, русые прямые волосы, чёрный пиджак. Подходит под описание.
— Валентина Петровна, да все так ходят. Чёрный ботинки и чёрный пиджак, — заступается за меня сержант, — ну не нужно ей это.
— Ага, не нужно. А Платон Пастернак заявляет, что она обернулась, посмотрела в его сторону, замедлилась и специально попала под колёса. И я ему верю. И уверена, что это та самая июньская мошенница. Я уже обзвонила потерпевших. Один готов приехать на опознание. А у папы актёра мастерства набралась!
Женщина окидывает меня уничижительным взглядом, и я понимаю, что она мне уйти так просто не даст.
— Валентина Петровна, какое опознание? Вы чего? — Удивляется мужчина. — Алина, вас есть кому забрать? Ходить можете?
И что сказать? Может, всё-таки стоит прикинуться больной?
— Ну так… Я без ботинка.
— Оставьте нас, — приказывает своим подчинённым. Дожидается, когда они уйдут, и садится напротив меня. — Алина, проверили мы водителя, он трезвый. Скорость превысил, но и вы, в общем, не пострадали. Пластырем обошлись. В намерения ваши ушлые я не верю, учитывая обстоятельства.
— Да я не специально! Клянусь!
— Заявление на парня писать будете?
— Буду!
— А может, не надо? — Виновато на меня смотрит. — Понимаете, он сын Пастернака, адвоката. Ну того самого. Слышали, может?
— Слышала…
Ох, а парень не промах.
— А мама у него — Екатерина Архарова. Пресс-секретарь. Слышали?
— Слышала.
Да у него бинго прямо. Золотой ребёнок.
— А дедушка… Ну в общем, может сами между собой договоритесь? Я понимаю, что ваши родители захотят наказать виновника. Но зачем? Он тоже неумышленно.
— Он меня обвинил в вымогательствах! Я ему слова не сказала! Это клевета!
— Погорячился…
— А если бы на моём месте была другая? Что бы вы сделали? Повесили бы на неё вину некой июньской мошенницы? — Негодую от несправедливости и социальном неравенстве в нашем обществе.
— Если бы да кабы, да во рту росли грибы, — раздражённо отвечает мужчина.
Завожусь вся от возмущения и в данный момент твёрдо уверена, что хочу быть именно адвокатом. Беспредел!
Только хочу возразить, как вспоминаю, в каком сама положении нахожусь. Отпускают и ладно, надо линять, пока не наговорила себе на административку в лучшем случае.
— Я могу идти?
— Можете!
— А объяснительная?
— Ничего не надо. Считайте, пошли на мировую.
— Хорошо! Всего доброго! А где мой студенческий?
— Вань! — кричит громко, и в кабинет заходит сержант. — Отдай девочке студак. Проводи. И вообще надо придумать что-то. Без ботинка забрали. Совсем дурные. Как домой доберётся?
— Я такси вызову! — Забираю свою корочку и ковыляю на мысочках к выходу.
— Алина Николаевна! — Подбегает ко мне этот Ваня, и я сразу напрягаюсь. Скорее бы сбежать отсюда. — Передавайте папе привет! «Фарт» — мой любимый фильм!
Молодой человек так смущён и рад одновременно, что мне даже стыдно становится.
— Обязательно передам, Иван!
Парень расплывается в улыбке и неловко мне машет. Вот она, привилегированность во всей красе. А Полине Виноградовой досталось бы по полной.
Вроде я и рада, что всё обошлось, и усвоила урок, и больше в этом фарсе не намерена принимать участие, но злость не отпускает. И так жизнь мне последнее время ясно даёт понять, что справедливости нет, так ещё и это. Добило! Бесят!
Одно хорошо — я настроена сдать ЕГЭ на триста! И буду государственным защитником. Буду помогать людям против таких вот кретинов.
Я настолько зарядилась решительностью, что забиваю уже на свою ногу и ступаю на полную стопу. Как курица ковылять не буду. Отмоюсь, не страшно! В деревне что ли босиком не бегала? Бегала. Проверим на чистоту хвалёные московские тротуары.
— Если ты будешь вопить на всю улицу и колотить меня, пупсик, я пренебрегу своим воспитанием, — строго и самоуверенно говорит мерзавец.
— И что ты сделаешь, голден ретривер? — Не унимаюсь и начинаю дрыгать ногами, а этот кретин перехватывает их и кладёт свою лапу на мою попу. — Руки! Ты что себе позволяешь?
— Рот! — Рявкает и шлёпает меня по попе. В себя что ли поверил?
— А-а-а-а-а! — Кричу на всю улицу от безысходности, но он открывает тачку и закидывает меня, как мешок с картошкой, на заднее сидение и захлопывает дверь.
Пока он обходит машину, вскакиваю и пытаюсь выбраться, но двери заблокированы. Вот дура!
— Пристегнись, — залезает в машину, и эта китайская бричка загорается вся и что-то лепечет на своём. Робот-убийца!
— Я напишу на тебя заявление, Платон! Домогательства и похищения!
— Пиши, — смеётся, будто я шучу. — Где ты живёшь?
— Не скажу!
— Тогда поедем ко мне, — поворачивается ко мне всем корпусом и улыбается. Поражает его наглость. Ведёт себя так, будто мы друзья закадычные. Пустая башка! Ноль нейронных связей! Он даже представить себе не может, насколько низко себя повёл, а теперь делает вид, что ничего не было.
— Вон, розовая башня через дорогу. Я там живу.
— А-а-а. Рядом с академией Генштаба. У вас закаты красивые. Всегда внимание обращал.
Капец! Закаты красивые!
— Мне светская беседа с тобой неинтересна. Избавь от своего общества меня немедленно!
— Алин, — тяжело вздыхает. — Я правда сожалею, что так получилось. Мне никак нельзя было получать административку. И уж тем более огласку. Я понимаю, что у тебя ножка болит и ты понервничала, но я компенсирую. Обещаю. Проси всё, что хочешь! Сертификат в ЦУМ. Выходные где-нибудь. Предлагай.
— Сертификат в ЦУМ? Ты оценил мою жизнь в сертификат ЦУМа? Мда-а-а-а. Довези меня до дома, коль вызвался, и сгинь! Заметишь меня в академии, будь добр, сделай так, чтобы я тебя не видела! Всё! Это лучшая компенсация!
— Моё дело предложить, — отворачивается парень и начинает сдавать назад. В этот момент я смотрю на его огромный экран и вижу, что на нём просто нереально не заметить человека. Там всё подсвечивается, пищит и стрелками регулируется.
Единственное, всё на китайском, но и ребёнок разберёт.
— И как это понимать? — Пролезаю в проход между передних кресел и тычу в дисплей.
Оказавшись рядом с его шеей, перестаю дышать. Фу! Как пахнет вкусно!
— Что именно? — Парень тормозит и поворачивает голову ко мне, и мы оказываемся непозволительно близко друг к другу. Зависаю и рассматриваю его лицо. За что мальчикам дана такая кожа чистая, без пор? А ресницы ему такие густые зачем? Моральный урод не должен обладать такой внешностью. Это обман природы!
Отстраняюсь назад, как от прокажённого, и пытаюсь собрать мысли воедино.
— Твои датчики. Парктроник! Как ты мог наехать на меня?
— Хочешь провести следственный эксперимент? Вот так, — Платон продолжает движение, и я понимаю, что машина очень-очень тихая и нет, она не быстрая. Она молниеносная. — Я не привык к ней. Не рассчитал правильно скорость. Она сбросила, когда тебя увидела, но чуть-чуть тебя задел. Прости ещё раз, Алин. Уверяю, я не собирался калечить такую красивую девушку. Да вообще любую.
Он меня красивой назвал? Так, Полина!
Но я ему верю. Это что-то запредельное. Ускорение на грани фантастики.
— Значит, не надо ездить на таких машинах, если управлять не умеешь! Да ещё здесь всё на китайском, — машу на экран, — ничего не разберёшь!
— А что тут разбирать? — Удивляется парень.
— Китайский!
— Я всё понимаю. Я прекрасно им владею.
— Китайским языком?
— И не только китайским. Я в целом хорошо владею своим языком, — самодовольно сообщает и с насмешкой смотрит на меня.
— За дорогой следи! — Рявкаю на него, дожидаюсь, когда он отвернётся, и прикладываю ладони к горящим щекам. — Можешь записать себе плюсик в карму за китайский.
— Плюсик? Кто сейчас не знает китайский?
— Я! — Напарываюсь на его удивлённое лицо в зеркало заднего вида и пытаюсь оправдаться. — Примерно все, кто не являются китайцами!
— Начни учить, пупсик. Лишним не будет.
— А тебе не будет лишним прекратить меня так называть! Сам ты пупсик!
— Ну вот видишь, у нас уже ласковые прозвища есть. Осталось подружиться.
— Никогда. Больше. Не хочу. Тебя. Видеть! — Цежу. Я всеми фибрами души не перевариваю этого парня. Сочувствую его семье.
— Всё, потерпи буквально минуту, пупсик. — Останавливается у заезда на территорию дома. — Как заехать?
Блин, а никак. Карту мне так и не выдали, потому что этим должен был заняться дядя Коля, а Алина ему не напомнила, ей же не надо, она в Амстердаме. А у меня только магнитный ключ от калитки.
— Останови тут, я сама дойду.
— Ножку об асфальт сотрёшь.
— Ножку я уже об твою бричку стёрла!
— Бричку, — смеётся. — Откуда ты такая свалилась на мою голову?
— Я? На твою голову? — Говорю уже в пустоту, потому что парень идёт открывать мне дверь.
— Иди на ручки, пупсик, — раскрывает дверь и раскрывает объятия.
— Я так дойду!
— Советую всё-таки по-хорошему.
Закатываю глаза и даю себя взять на руки, как невесту.
— Уххх, тяжёленькая, — Выпрямляется парень со мной.
— Экскьюз ми? — Таращусь на него поражённая. Как можно быть таким хамом. И снова задерживаю дыхание. Не хочу его нюхать и признавать, что мне нравится. — Качаться надо!
То есть этот придурок мог мне сразу отдать ботинок, но вместо этого таскал меня на руках? Кретин!
Хватаю ботинок и швыряю в него. Парень обладает какой-то сумасшедшей реакцией и уворачивается, хохоча на весь коридор. От обстрела он смог уйти, а избежать столкновения не смог! Гад!
— Пупсик, ты мне мою бабушку напоминаешь! — Мажор подбирает моё орудие и протягивает обратно.
— Бабушку? Тоже такая же тяжёленькая? — Упираю руки в боки. Кажется, у меня сейчас пар из ушей повалит.
— Такая же строптивая. Знаешь, как женскую истерию лечили в девятнадцатом веке? — Усмехается и внимательно смотрит на мою раненую ногу. Завожу её за здоровую, пряча. Пусть муки совести его замучают!
— Нет! И знать не хочу! Только попадись мне в академии! А увижу твой драндулет гуанчжоуский ещё раз, оболью валерианкой и пшеном посыплю! Понял?
— Ну точно бабуля! — Ржёт и хватается двумя руками за свою заумную голову. — У тебя там молния разошлась на ботинке. Успокоишься. Напиши. Пи-Эл-Ти-Эн в телеге, обсудим возмещение ущерба. — Раскланивается и произносит что-то еле различимое. На китайском, что ли? Позер жеманный!
Дожидаюсь, когда его лифт унесёт окончательно, и захлопываю дверь. Я бабуля строптивая? Придурок!
Первым делом ставлю телефон на зарядку и иду мыть руки. Трясёт всю от эмоций. Это же надо быть таким бесячим.
Отдраить всю квартиру, чтобы успокоиться, полежать в ванной или Алине задать как следует? Её дурацкая идея!
Вытираю руки и бегу звонить. Больше я учиться за неё не намерена. Пусть как хочет, так и выкручивается. Завтра первой электричкой уеду. К чёрту!
Ставлю на громкую и нарезаю круги по гостиной, она как назло не отвечает, хотя в сети была пятнадцать минут назад. После пятой безуспешной попытки забиваю, беру телефон и решаю ванну принять. Всё-таки нервишки у меня не в порядке. Если я не научусь справляться со стрессом, то так и не сдам ЕГЭ больше чем на девяносто.
Залезаю в горячую пенную ванную, и прорывает. Лежу, реву и понимаю, что вся эта затея — полный провал. И не для Алины, для меня. Её отругают и простят, ну, может, работать отправят, а я?
Я понимаю, что моё детство кончилось. Не получится делать вид, что у меня всё хорошо, и проживать чужую жизнь. Было классно. Прошедшие две недели затянули меня в круговорот жизни. Так много новых знакомых, впечатлений, опыта, но всё… Пора в суровую реальность.
Можно считать, что мой отпуск закончился. Пожила в красивой девичьей квартире, поучилась в офигенной академии, пора и честь знать.
Уговариваю себя потерпеть годик, пройти через все трудности, наконец столкнуться со своей потерей лицом к лицу и начать жить свою жизнь. Обнимаю сама себя и погружаюсь с головой в воду.
Если откинуть всю шелуху, то и здесь мне очень одиноко. У Мезенцовых я была в привычной обстановке, и там очень ощущался уход мамочки, но здесь ощущается моё капитальное одиночество. СИ-РО-ТА.
Красивые закаты… Красивые, только я садилась у окна, смотрела на бесконечный траффик, людей, жизнь за стеклом и осознавала, что я тут абсолютно одна. Некому позвонить, некого обнять.
Лучше бы он сбил меня, к маме бы вернулась.
От этой мысли рыдания подступают, и я впервые себе их разрешаю. Шестьдесят девять дней держалась.
Обещала себе не жалеть себя, но сегодня…
Это не просто авария, не просто инцидент. Это показательная подсветка мне. Чтобы осознала всё, приняла и взялась наконец за свою жизнь.
Вылезаю уже из холодной ванны, надеваю халат и иду заваривать себе успокаивающий чай. Может, усну, проснусь утром, и не будет так жалко себя.
Включаю телевизор, не могу выдержать эту оглушающую тишину, и грею руки об чашку. Грустно смотрю на розово-оранжевое зарево за панорамным окном и вздыхаю. Твои закаты не омрачены опустошающей болью, Платон Пастернак. Вот тебе и красиво.
Знакомый рингтон возвращает меня в реальность. Ожидаемо Алина.
— Полька, ну чего ты обтрезвонилась? Привет! Я на велосипеде в Сефору ездила. Амстердам такой классный. Знаешь, совсем другое дело, когда приезжаешь на пару дней и живёшь в городе. Я так счастлива! Сама себе завидую!
Алина, как всегда, гипервозбуждена и болтает без остановки. Испытываю какое-то чувство вины перед ней. Будто я специально и ей жизнь порчу, и ей запрещаю радоваться. Понимаю, что уже никакую взбучку ей не закачу. Неудобно.
— Алиш, я звонила, чтобы сказать, что меня сбила машина. Меня увезли в полицию и хотели повесить на меня автоподставы с целью вымогательства. Чуть не раскрылся наш подлог. И куча всего ещё. Я завтра к деду уеду. Я не могу. Прости.
— Божееее! Ты где? В больнице? Я вылетаю!
— Да нет-нет. Я в порядке. Всё обошлось. Царапина.
— Царапина? — Недоверчиво спрашивает.
— Да.
— И в чём тогда трагедия?
— Как в чём? Всё в любом случае вскроется. Знаешь, меня отпустили благодаря твоему папе. А если бы они узнали, что я это я? Да я бы уже в СИЗО была.
— Не узнали же.
— Алин. Я серьёзно! Ты даже не понимаешь! Меня сбил Платон Пастернак. Тот самый.
— Это ещё кто? Ты же знаешь, я за тик-токеров не шарю.
— Алин, — смеюсь. — Сын Александра Пастернака. Адвокат.
— Ноунейм вообще, — фыркает Алина.
— А мама у него пресс-секретарь МИДа.
— А! Реально? Эту бабу знаю. Ща загуглю, сек. Ну и чего он?
Бабу…
— Он заявил, что я бросилась к нему под колёса, чтобы спонсора найти! Так и сказал! Они бы меня в фарш перекрутили, если бы не обошлось. Витька Отчаянный пришёл на спасение.
— Воот! Видишь, как всё здорово! — Смеётся Алина. — Поль, история не знает сослагательного наклонения. Всё, ничего не случилось. Забей!
— Легко тебе из Амстердама вещать.
— Алина, — строго приказываю подруге, — даже не смей ему отвечать. Кидай в спам и пожалуйся на его аккаунт!
— Не-а-а-а-т, — хохочет Алина. — Ты флиртовать не умеешь, а я сейчас за час его соблазню, и завтра вы уже встречаться будете.
— Алина! Включай демонстрацию экрана и при мне блокируй его. И на аккаунт пожалуйся! — Повышаю тон и требую послушания.
— Да сейчас! Уже отвечаю!
— Алина! Если ты сунешь свой нос не в своё дело, я сейчас же позвоню твоей маме и всё расскажу!
— Да ну тебя! — Растроенно цокает Алина, и даже расстояние в тысячи километров даёт мне прочувствовать степень её разочарованности.
— Включай демонстрацию! Я жду!
Под моим чутким руководством Алина заносит аккаунт этого гадёныша в чёрный список и кидает жалобу за спам, и только после этого я успокаиваюсь. Каприз он исполнит.
— Знаешь, — хитренько говорит Аля, — это работает в обе стороны. Так что забудь про свой Малоярославец и учись. Папа обещал мне новый айфон, если я войду по рейтингу в топ десять нашей группы.
— Может мне ещё в КВН вступить?
— Ну, Поля! Всё равно тебе делать нечего.
— Всё! Аревуар! Пошла к твоему французскому готовиться!
— Я бы на твоём месте готовилась к французским поцелуям с месье Пастернаком, — хихикает Аля.
— Озабоченная! — Сбрасываю звонок и выдыхаю. Вот дурища!
Одни мальчики на уме. Это же надо было умотать к иностранцу в чужую страну и город, которого знаешь всего две недели. И такую афёру замутить. А её родители в Иране ни о чём и близко не догадываются. Ой, Алина, Алина!
Чтобы всё-таки снять стресс, я решаю убрать квартиру и подхожу к делу с особым усердием. Но отчего-то постоянно бегаю к телефону и проверяю уведомления. Сама себе не могу объяснить, что я ожидаю, но чего-то явно жду.
꘎♡━━━━━━━━━━━━━━━♡꘎
Утром тщательно собираюсь на пары и даже делаю укладку. Чем хуже я буду выглядеть, тем больше меня будут жалеть и напоминать об инциденте с этим голден ретривером. А если я приду красивая и здоровая, все забудут обо мне. Да и лишняя эмпатия и внимание чреваты сближением, а я боюсь с кем-то подружиться.
Со всей группой у меня сложились ровные и дружелюбные отношения, но не более. В феврале я их покину, и с этой установкой я и прихожу на пары. Хотя Ася мне очень импонирует и иногда хочется принять участие в активностях, в волонтёрстве, но увы. Мне надо придерживаться сценария.
Однако всё равно каждый подходит ко мне и интересуется о самочувствии. Больше всего меня трогает жест Араика, который принёс мне домашнюю пахлаву. А Ася купила прикольные пластыри с рисунками.
Такая дружная группа — настоящее сокровище, и я заранее начинаю по ним скучать.
Они делятся со мной всеми подробностями вчерашнего и рассказывают, как они меня отбивали и давали показания против этого слизняка.
— Знаешь, что самое возмутительное? — Подсаживается ко мне Ася.
— Что?
— Ни один пост в подслушку не пропустили!
— Правда? Я совсем забыла про неё и не заходила.
— Я самолично кидала посты с фотографиями, диалогами, не пропустили! И Маша с Юлей кидали, ноль, зеро!
— Этот слизняк привилегированный блатной. Он сын лучшего адвоката во всей стране, наверное, и Екатерины Архаровой из МИДа, — многозначительно смотрю на одногруппницу.
— Я уже всё про него знаю, — докладывает Ася, — и что он делал у нас, тоже. У меня брат учится с его друзьями на третьем курсе. Этот Платон дружит с нашим сыном олигарха — Владом Ананьевским и каждый понедельник здесь обедает. Влад раньше был на третьем курсе, сейчас на втором. Ну, в общем, поговаривают, что он наш будущий президент. Поэтому здесь и учится.
— Студенческого совета?
— России!
Ясно. Рептилоиды вошли в чат, а я думала, что Ася прикольная. Но нет, я по всей этой теории заговоров не тащусь и поддерживать эту бредовую беседу более не намерена.
— М-м-м-м! Ясно! — Улыбаюсь Асе и стараюсь сосредоточиться на занятиях, но препод пару не начинает, потому что стоит и болтает с какой-то блондинкой. Она явно его о чём-то упрашивает, наверное, о пересдаче. — Ну, это нормально? Уже десять минут прошло! Неужели нельзя о пересдачах после учебы договариваться?
— Какие пересдачи? Это Ника Овсянникова! Вот она как раз баллотируется в президенты студенческого совета. Я буду за неё голосовать. О, кстати, она тоже подружка этого Платона. Она из той золотой компашки, — докладывает мне Ася.
Да сколько можно? У меня скоро аллергия начнётся на это имя!
Мысленно гипнотизирую доцента, чтобы он уже наконец начал пару, и с радостью отмечаю, что разговор с этой девушкой окончен. Она благодарит Артемия Иосифовича и радостно кого-то зазывает в аудиторию.
Открываю учебник на айпаде, поднимаю голову на кафедру и в ту же секунду закрываю глаза. Что за чертовщина?! Нет, это галлюцинации!
Я, наверное, всё-таки стукнулась головой. Медленно считаю до пяти, распахиваю веки и обламываюсь. Платон Пастернак в нашей аудитории собственной персоной!
Начинаю медленно съезжать по стулу вниз, чтобы он меня не увидел из-за спин студентов, но мои одногруппнички радушно указывают ему на моё место, и он с широченной улыбкой начинает подниматься к нам с Асей на ряд.
— Привет, пупсик! — Садится рядом.
Слов нет! Если я узнаю, что это Алина меня слила, я все её косяки родителям расскажу, начиная с восьмого класса!
Показательно игнорирую личность, которую ненавижу всей душой, и поднимаю руку.
— Да? — Реагирует преподаватель.
— Артемий Иосифович, извините, я плохо вижу. Могу ли я пересесть?
Вспышка! Разряд! Кровь закипает. Везде этот неповторимый, ни на что не похожий запах, резко проникающий в рецепторы, чрезмерно мягкие губы и что-то тёплое, густое. Солёное, металлическое. Кровь!
— Holy shit! — ругается пугало неотёсанное, как джентльмен английский, и отстраняется от меня.
Ну точно позер! У меня в голове только отборный русский мат, а у него «Холли щит»! Тьфу ты!
Смотрю на него волком и пячусь назад. Подношу ладошку к носу, понимаю, что кровь не моя, а его, и дурно становится. Еще и измазал меня! Поцеловать и то нормально не может! Вопросы отпали, он просто криворукий болван!
Парень достаёт платочек и вытирает свою кровищу. Платочек! Кто сейчас ходит с платками? А! Платончик!
Его шёлковая тряпочка в доли секунд становится багровой, и он растерянно смотрит на меня, пока я вытираю лицо и руки влажными салфетками. Навязчивый запах ромашки стирает все следы засранца с моего тела, и я уничижительно на него смотрю. Так тебе и надо, зализанный нахалюга!
На его наверняка кашемировый пиджачок и белые брюки капает кровь, и я понимаю, что мы квиты. У меня ещё и фора. Его шмотьё дорогущее, даже не сомневаюсь, что это «Брунелло Кучинелли», так что мои ботинки удовлетворены. Они отомщены! Смыл кровью свою вину, буквально!
— Ты не могла бы дать мне салфетки? — Жалобно спрашивает парень, а его кровь щедро заливает пол.
— Сядь и запрокинь голову, — приказываю и подхожу к нему. — Не смей меня трогать!
— Спасибо! — Вся его решимость, нахальность и заносчивая самоуверенность испарились, и он смущается.
Протягиваю ему салфетки и понимаю, что они его не спасут. Даю ему вытереть себя и достаю тампон из сумки.
— Дай помогу, — превозмогая себя, дотрагиваюсь до его лица и с трудом ввожу тампон в его породистый нос. — Так-то лучше! Сейчас воды наберу в кулере.
Парень с недоверием трогает свой нос и явно удивляется, когда понимает, что находится в его носу. Закатывает глаза и откидывается на диван. Аж побледнел бедный. Будет знать, как свои конечности распускать!
Возвращаюсь со стаканом воды и обнаруживаю, что мой тампон уже весь красный. Блин! Сейчас так и истечёт весь. Непредумышленного мне только не хватало!
— Надо поменять тампон, — вынимаю из его носа затычку и морщусь, когда вижу сгустки крови. Выкидываю мерзость в урну и вставляю новый. Скорую что ли вызвать? — Вот так. Ты как? В сознании?
— Да всё нормально! Бывает. В десять лет мне на гольфе разбили нос, и с тех пор он довольно хрупкий, — оправдывается Платон и поднимает на меня взгляд. — Что смешного? С каждым могло случиться.
— Не с каждым! У меня вопрос.
— Слушаю, — предельно серьёзно говорит.
— Почему у тебя кровь красная?
— В смысле?
— Была уверена, что голубая. Проверила, ан нет, обычный. Наш.
Парень начинает смеяться, и у него из носа какое-то конфетти из кровяных брызг при этом летит.
— Прости, — смеётся ещё больше, потому что теперь и на мою блузку попадает. — Я всё компенсирую. Куплю тебе новую. И тампоны тоже. Неудобно получилось!
Господи боже! Какой же он бедовый! Тампоны он купит… Ещё чего не хватало!
— Мы в расчёте, — протягиваю ему третий на замену.
— Нет, так не пойдёт! Почему ты не написала?
— Потому что мне ничего от тебя не надо. Заруби себе это на своём хрупком носу!
— Мы теперь скреплены кровью, пупсик, — улыбается, и я тоже не могу сдержать улыбку. До чего он комичный с этим тампоном. — Ну же, давай, соглашайся!
— На что? — Устало спрашиваю. Меня реально уже утомил этот парень. Злость и раздражение к нему как-то поутихли из-за его бедственного положения, но вот его настырность раздражает.
— На свидание, — пожимает плечами.
Совсем сдурел что ли?
— Свидание? Я надеюсь, это наша последняя встреча!
— Одно! Я закрою все свои долги. Успокою свою совесть и оставлю тебя в покое. Если тебе не понравится, конечно.
— Никаких свиданий! — Вспыхиваю. Понравится мне. Ага! Как же!
— Почему? Я тебе так не по душе?
— Да! Я сапиосексуал. Полоумные позеры меня не интересуют.
— Ты по адресу, — играет своими бровями и совершенно не реагирует на мой выпад. Самоуверенный экземпляр!
— Всё! Прощай! У меня пара по философии в другом корпусе. И так опаздываю уже из-за тебя!
— Что проходите? — Подрывается с дивана и подходит ко мне.
— Аристокла, — на автомате отвечаю и направляюсь к выходу.
— Аристокла? Нужна будет помощь с Платоном, ты знаешь, к кому обратиться, пупсик, — подмигивает. — Где пара? Давай подвезу.
Ловелас недоделанный. Закатываю глаза и всё-таки усмехаюсь комичности. Везде меня окружает Платон. Надо в аптеку зайти за антигистаминными.
— Пока! — Решительно прощаюсь и выхожу из кампуса.
Быстро ориентируюсь, как мне добежать до другого корпуса, и направляюсь к злосчастной парковке. Чувствую, что этот немощный следует за мной по пятам, и неприязнь снова начинает нарастать.
— Пупсик! — окликает меня, а я уже придушить его готова за это обращение.
— Я П…— вовремя затыкаюсь и останавливаюсь, как вкопанная. — Что? Ну что? Оставь меня в покое! Молю!
— Позволь загладить свою вину. И за сегодня тоже. Одно свидание. Без каких-либо поползновений с моей стороны. Исключительно платоническое общение, — улыбается, думая, что это забавно. — И всё! Иначе я буду на каждую пару приходить. От меня не скрыться.
Это действительно проблема. Он знает, где я живу. Знает, где я учусь. Да ещё и приходит на пары, как к себе домой. А если он чего доброго не успокоится и меня раскроет?
— Ладно! Я напишу!
— Пиши прямо сейчас. Пи Эл Ти Эн, жду.
Вздыхаю, забиваю его ник в поиске и отправляю стикер.
— Доволен?
— Очень, — улыбается. Достаёт брелок от машины и подходит к чёрной бмв.
Приезжаю уставшая после пар из другого корпуса на севере Москвы и заваливаюсь на диван. Алину отправили в этот вуз, зная, что она не очень старательная, мягко говоря, ученица, а оказывается, нагрузка конкретная. Шесть раз в неделю занятия, хорошо хоть два дня на дистанционке.
Возможно, я очень ответственно подхожу к чужой учёбе, и нужно меньше усердий прилагать, но мне учёба очень нравится. Единственно, я меньше, чем следовало бы, уделяю времени своей подготовке к ЕГЭ. После случая с ДТП я планировала лучше вникнуть в правовые вопросы, но пока это только в планах. Я устаю.
Неоспоримый плюс, конечно, в этом есть. Чем больше дел, тем меньше времени для уныния, а потому я себе расслабляться не позволяю.
Немного отдохнув, переодеваюсь в спортивную форму, раскладываю коврик у окна и приступаю к йоге. Это час отдыха души и тела.
Мой покой нарушает рингтон, и я вздрагиваю. От противного мажора три дня никаких вестей. Не сказать, что жду этого вынужденного свидания, но он же обещал. Подхожу к телефону и с разочарованием и одновременно с облегчением принимаю звонок от Алины.
— Привет! Я тебя на громкую поставлю. Я растягиваюсь, — предупреждаю подругу и возвращаюсь к занятию.
— Шпагаты тянешь для своих не платонических отношений? — Подкалывает меня Аля.
— Иди на фиг! Прекрати его приплетать постоянно. И вообще от него ни слуху ни духу. Воздухан! Убедился, что я успокоилась, и слился. Ну неудивительно.
— А может он нос свой лечит?
— Полагаю, его критические дни уже закончились. Так что это просто слив.
— Слышу нотки разочарования, — смеётся Алина.
— У тебя проблемы со слухом. Ты слышишь только то, что хочешь. Не пишет и замечательно. Мне же легче, не придётся терпеть его общество.
— Ой-ой-ой! Прекращай выпендриваться! Ты запала!
— Чушь! — Буркаю и меняю позицию.
— Ещё скажи, что ни разу не думала о его корне Пастернака, — продолжает стебаться Алина.
— Я в отличие от тебя думаю только о корнях квадратного уравнения. Мне математику повторно сдавать.
— Ой, душнила! Ладно, коль у тебя нет вестей, я пошла. Скучно с тобой!
Алина отключается, и я ложусь плашмя на коврик. Раздражает её озабоченность. Что за повёрнутость на парнях?! Будто больше ничего интересного нет в жизни. Хоть раз бы спросила про свою учёбу. «Платон, Платон, Платон!» — звучит из её уст каждый день. Сама она запала. Он ей уже в десять раз интереснее, чем её Филипп.
Точно! Платон! Надо презентацию доделать.
Сажусь за философию, изо всех сил борюсь с раздражением на имя мыслителя и в итоге вожусь с элементарным заданием намного дольше положенного.
К десяти вечера уже настолько измотана, что запускаю стирку и, не дожидаясь завершения, ложусь спать.
Просыпаюсь с каким-то небывалым приливом сил и решаю сразу встать. Сегодня единственный полноценный выходной, и надо сделать кучу дел и желательно всё-таки отдохнуть. Хотя бы погулять. Ася звала в Лужники, и я размышляю, согласиться или нет. Наверное, всё-таки да. Там какой-то классный парк построили в рамках фестиваля «Москва-2030», и нам чуть ли не домашним заданием задали его посмотреть.
Беру телефон ей написать, и сразу настроение падает.
— Пупсик, прости, что не писал. Был в деревне без связи. Завтра возвращаюсь в город. В два за тобой заеду.
В смысле, в два он за мной заедет? Это что вообще за дела такие? А моё мнение спросить? А может я тоже в деревне. А может я не могу или банально не хочу.
Пересылаю сообщение Алине с эмодзи «фейспалм» и не спешу с ответом. Самое правильное будет минут за двадцать написать, что я занята. Так и сделаю!
Снимаю отметку с сообщения о прочтении и на всякий случай выхожу из телеграма. Всё, я оффлайн и недоступна для этого бесполезного овоща.
Включаю на телевизоре сериал фоном и принимаюсь за завтрак.
Погладив всё бельё, разобравшись со всеми конспектами и убравшись, понимаю, что ещё только двенадцать часов, а я уже весь план на воскресенье выполнила.
Чёрт! И про Асю совсем забыла. Мне всего-то нужно зайти в мессенджер и написать одногруппнице, а ощущение, что мне нужно прошмыгнуть мимо этого вездесущего мажора.
Только открываю приложение, от него прилетает сообщение с пятью вопросительными знаками. Это что за приколы? Так учат общаться наших представителей на международной арене? Абориген! В который раз убеждаюсь…
С опаской поглядываю на его сообщение и не знаю, что делать. И как назло в этот момент звонит Алина.
— Ну что там у тебя? — Интересуется с пристрастием.
— Написал, — сообщаю загробным голосом. — Говорит, что в два заедет. Я не собираюсь выходить. Он меня даже не спросил. Я занята.
— А-а-а-а-а! — Визжит, — как чувствовала! Знаешь, прям проснулась со стойким ощущением, что у вас сегодня свидание! В чём пойдёшь? А куда сказал?
— Ты меня слышишь вообще? Никуда я не пойду!
— Он просто придёт домой. А потом будет ходить на все твои пары, он же уже сказал. Сходи. Поешь в ресторане. Сложно что ли?
Резон в её словах есть. От этого неадекватыша можно что угодно ожидать. Лаконично отвечаю ему, что в два я свободна, и иду нехотя собираться.
Даже не собираюсь прикладывать усилия. Никакого макияжа, никакого парфюма, никакой укладки. И уж тем более никакого особенного образа.
Оказывается, одеться намеренно буднично оказывается сложнее, и я заморачиваюсь не на шутку. В итоге надеваю белые джинсы, серый свитер и кеды. Я бы так в супермаркет пошла. Всё! Большего он не заслуживает!
Для уверенности беру в Алинином гардеробе сумку «Дизель». Хоть что-то у меня должно быть модное.
В лифте по привычке наношу на губы плампер и тут же жалею. Блин! Они будто кричат, что я их намалевала, чтобы его на поцелуи провоцировать! А если сейчас сотру, губы распухнут, и я буду выглядеть, как зацелованная. Еще хуже…
Выхожу за территорию дома и осматриваю припаркованные машины. Ещё и опаздывает. И кто тут невоспитан?
Наблюдаю, как гипсовая голова разлетается на десятки, а может, и сотни мелких осколков, и испытываю абсолютный восторг. Не успеваю я осознать свои эмоции, как замахиваюсь на следующего Платона, и снова чистый кайф.
Только сейчас понимаю, что здесь очень громко играет музыка. Наверное, это панк-рок или альтернатива, я такое никогда не слушала, но как же она передаёт моё настроение.
Бросаю быстрый взгляд на Платона и не могу сдержать улыбку. Он что-то мне говорит, но я не могу прочесть по губам, а услышать его нереально. Но по его жестам и игривой мимике понимаю, что он призывает меня крушить дальше. И я крушу.
Я вхожу в раж, разворачиваясь, и с криком ярости разношу самую большую голову. С первого удара она только трескается, я вкладываю всю свою силу и наношу один удар за другим. Наконец несчастный Платон рассыпается на крошечные частички, и меня прорывает. Из глаз неконтролируемо брызгают слёзы, изнутри вырывается крик отчаяния, и я понимаю, что моя злость не к Платону. Моя злость не к его несчастному электрокару и уж точно не к Алине, это всё боль. Всепоглощающая, непроходимая и не отпускающая боль и чувство дикой несправедливости.
Я начинаю бесконтрольно колотить по посуде, бутылкам, телевизорам и методично уничтожаю Платоньи бошки.
Я уже не сдерживаю себя. Ору, колочу и пинаю ногами для наибольшей эффективности.
“За мамину боль! За её отчаяние! За невыносимую тоску в её глазах! За её непрожитые годы! За моё одиночество! За мою беспомощность! За несправедливость!” — сопровождается словно тостами каждый удар.
Подхожу к огромной овальной вазе, замахиваюсь и представляю, что это голова гнусного отца семейства, что предлагал мне подружиться. Думала, придётся ходить на терапию, чтобы забыть этот эпизод, но нет, меня сразу же отпускает, и я для закрепления результата разношу следующую вазу.
Предметов всё меньше, осталась только мебель, мы переглядываемся с Платоном, он мне кратко кивает, будто мы с ним напарники из крутого боевика, и, волоча битой по полу, подходит ко мне и встаёт плечо к плечу.
Начинает играть какой-то сумасшедше дикий трек, и мы принимаемся за сервант. Платон сильный, и с ним процесс идёт намного быстрее, я скорее для добивания тут, но я смотрю на этот страшный сервант и представляю, что это гадский рак. Получай! Сдохни! Растворись! Сгинь! Мерзкая Лимфома! Ненавижу! Ненавижуууууу!
Я бью и бью, и ору несчастным раскуроченным опилкам, как я их ненавижу, и вслед за Платоном продолжаю наносить удары. У меня уже нет сил, бок покалывает, во рту пересохло, дыхание давно сбилось, но я не останавливаюсь.
Я не успокоюсь, пока всё не разнесу.
Последний комод распадается на уродливые разорванные ошмётки, и я швыряю биту на пол. У меня не осталось никаких сил, падаю на колени, а затем и вовсе ложусь на усыпанный своей болью пол и рыдаю.
Переворачиваюсь на спину и даю остаточным эмоциям выйти. Боковым зрением замечаю, что Платон ложится рядом со мной и смеётся, как чокнутый. Раздражает ли меня это теперь? Абсолютно нет. Я даже не могу осознать всё только что произошедшее, меня переполняют эмоции. Это непередаваемый спектр. Что-то с чем-то.
Я не знаю, сколько я уже лежу и рыдаю, но на смену дикости и ярости приходит покой.
Даю себе время до следующего трека, чтобы собраться и прийти в себя. Теперь я боюсь взглянуть Платону в глаза. Что он подумает? Мне придётся с ним поделиться? Мне кажется, со стороны казалось, что я одержима дьяволом. Совершенно очевидно, что у меня искалеченная душа.
— Я готова, — поворачиваю на него голову и говорю, глядя в серые глаза.
— Проголодалась? — Ловко вскакивает и протягивает мне руку.
— Да, — смущённо улыбаюсь и радуюсь, что он не фокусируется на моём состоянии.
— Что ты предпочитаешь? Куда поедем?
Он сам предлагает мне выбрать? Я думала, у него всё продумано…
С мамулей мы каждое воскресенье выезжали в центр и шли в какое-нибудь новое место. Старались каждый раз выбрать новую национальную кухню. Если нам нравилось, мы ставили флажок и мечтали, как поедем в эту страну. В итоге съездили из всего списка только в Израиль. Вот только фалафель нам категорически не понравился, сколько бы мы ни давали ему шансов. Таковы происки судьбы…
Но сейчас я об этом думаю лишь с грустью и тоской по мамуле. Не знаю, насколько долго будет действовать эффект от этого дестроя, но сейчас мне значительно легче.
— Я хочу плов, — говорю с небольшим стеснением, но я очень хочу плова. Именно его мы ели в последний раз. И мне кажется, что сейчас самое правильное время, чтобы столкнуться со своими воспоминаниями и переживаниями лицом к лицу.
— Плов? — Платон усмехается. — Неожиданно… Хорошо! Какая-то особенная чайхана или просто плов?
— Просто узбекский плов. Мне всё равно.
— Понял. Пойдём переодеваться.
Пастернак посматривает на меня явно с интересом. Даже с любопытством. У меня сейчас нет сил с ним пререкаться. Но самое главное, у меня нет сил делиться. Я безумно голодна, сама вроде согласилась поесть, но уже хочу сбежать от него до того, как он спросит.
Мы встречаемся на улице, и я чувствую острую необходимость остаться одной.
Попрошу высадить меня у метро. Да. Так будет правильнее.
Он вбивает в навигатор адрес и выезжает из подворотни, что практически освободила меня.
— Платон, — обращаюсь к нему на необдуманном порыве, — ты не спросишь, что со мной было?
— Нет, пупс. Захочешь, сама поделишься. Я не лезу туда, куда меня не зовут, — отвечает Платон так ровно и спокойно, что мне резко хочется его обнять.
— Можно я тебя обниму? — Платон явно удивлён, но паркуется у обочины и с очевидной неловкостью даёт себя обнять. — Спасибо! Это было очень мощно! Мне намного легче! Огромнейшее тебе спасибо!
— Я рад, — улыбается и отстраняется. — И рад, что правильно тебя считал. Класс! Здорово, что угодил.
Кажется, он и сам не ожидал настолько мощного эффекта и явно радуется и не может сдержать этого. Он забавный, а ещё, наверное, искренний.
Не успеваю войти в квартиру, как телефон начинает навязчиво трезвонить. Мне даже смотреть не нужно, знаю, что Алина. Касаюсь наушника, принимаю звонок и продолжаю раздеваться.
— Ну сколько можно держать меня в неведении? — Возмущается Аля. — Ну что? Как всё прошло?
— Честно? Очень хорошо. Я даже представить себе не могла, что от встречи с ним мне станет настолько легче, — пока я мою руки, переодеваюсь и прибираюсь в гардеробной, рассказываю Алине в красках про комнату ярости и свои чувства.
— Обалдеть. Ничего себе, я даже о таком не знала. Полечка, я так рада, что ты сумела всё выплеснуть. Могла бы пожала этому Пастернаку руку. Красавчик. Просто хлопаю в ладоши, — Алина начинает действительно хлопать, а я смеюсь.
— Да, в этом плане красавчик.
— А в ЦУМе что купили?
— Ничего. Я же сказала, что мне ничего не нужно.
— А в какой рестик ходили?
— В Узбекистан. Я захотела плова. С мамулей последний раз ела плов. А потом химия и всё, ну ты помнишь…
— Ты этому мажору сказала, что хочешь плов? Ты сдурела?
— Алин, мне всё равно. Я не собиралась перед ним из себя принцессу на горошине строить. Да, мы классно посидели и вкусно поели.
— Ну, допустим. А про папу моего что-нибудь спрашивал?
— Нет. Вообще ни о чём личном меня не спрашивал. Мы на общие темы общались.
— Ну а дальше что? Он тебя довёз до дома, поцеловал?
— Господи, Аля! Нет, конечно! И он меня не подвозил, в такси посадил. Сказал, что у него дела в центре.
— Не поцеловал? Не подвёз? Вообще никаких поползновений? — Разочарованно спрашивает Алина.
— Никаких. Хотя… — Вспоминаю и аж в жар кидает. — Он мне облизал пальцы.
— Чтоооооо? — Орёт Алина. — Кааак?
— Ну он сказал, что я неправильно ем плов, и начал показывать, как есть его руками. Я попробовала и начала жаловаться, что у меня теперь жирные пальцы. И он взял мою руку и облизал их.
— Блядь! Простите меня за мой французский! Я в шоке! А ты что?
— А я поняла, что значит выражение «Я намокла», — стыдливо признаюсь.
— Да бляяяя! Я тоже как бы намокла. Подожди, я пойду воды попью. Охренеть. Во даёт! Дипломатично тебя окрутил!
— Да, — смеюсь смущённо и прикладываю стакан с водой к щекам.
— Ну и что? Вы ещё встретитесь? Может, он ещё что-нибудь оближет?
— Алина! Нет, больше не встретимся. Он сказал, что я ему торчу три свидания за все неудобства. И что я за них успею в него влюбиться, — замолкаю.
— Чтоооо? Так, иди в гардеробную. Открой верхний ящик правого комода.
— Так, — быстро добегаю до гардеробной, — И что?
— Видишь конверт? Это мне Катя Агинина подарила на день рождение курс лазерной эпиляции. Воспользуйся им, тебе нужнее.
— Алина, блин! Сдурела? Я не собираюсь с ним больше встречаться. Он улетает через месяц в Нью-Йорк на стажировку. Я буду постоянно переносить встречи и ссылаться на занятость. Ну и всё.
— На сколько улетает?
— Не знаю. Ну сколько стажировка может длиться? Семестр, наверное.
— А почему ты не хочешь этот месяц с ним повстречаться? Он же тебе нравится, даже не отнекивайся.
— Поэтому и не хочу. Как ты себе это представляешь? Я буквально живу твоей жизнью. Он встречается с тобой, а не со мной. Нет, исключено. А если я западу на него? Нет, так нельзя.
— Ну да… Есть в этом резон. Банально позовёт тебя, а ты ступишь и не отреагируешь.
— С этим легко, кстати. Я у него пупс и всё. Ни разу меня Алиной не назвал.
— Да? — Аля сразу из серьёзной возвращается в свой привычный образ. — Ну повстречайся. Развлекись! Улетит и пофиг. Никто никого ждать полгода не будет. А там лето, каникулы, опять разлука.
— Нет. Я не могу. Я не хочу, я боюсь, я переживаю, что всё вскроется. Хорошо хоть он тебя не гуглил, даже не знал сколько лет. Но всё равно я тобой притворяться не буду.
— Поль, ну что за ерунда? Ты мной не притворяешься. Платону нравишься ты. Твоя суть. Твоя внешность, твой голос, твой смех, общение с тобой. Эмоции от встреч с тобой. Я-то тут причём? Имя? Серьёзно? Это просто имя.
— Алин, мне нужно дедушке позвонить, пока он не уснул, потом поговорим, — заканчиваю разговор с подругой, потому что боюсь её дара убеждения. Она же по сути права, но нет. Я не могу себе позволить общение с ним. Я уже чуть-чуть залипла. Мне нельзя залипать.
Из головы не выходит наше общение и Алинины слова, чтобы как-то отвлечься включаю сериал и несколько часов пытаюсь в него погрузиться.
Постоянно отвлекаюсь и проверяю телефон. Но он не пишет. Даже не спросил, как я добралась. Не то чтобы я жду, но как будто жду.
Алина продолжает бомбить сообщениями и призывает меня лишиться с ним девственности. Начинает напрягать конкретно и я заглушиваю её.
Мою и сушу на ночь голову, вспомнив, что хоть завтра и день на дистанционке, но пар будет много. А вечером у меня репетиторы и я не успею.
К двенадцати я уже еле стою на ногах и ложусь спать.
Просыпаюсь в восемь утра сама, за десять минут до будильника и понимаю, что это была самая спокойная ночь за последние полгода. Давно я так качественно не спала. Кажется, не приснилось ни одного сна и я по-настоящему отдохнула.
Боюсь спугнуть это состояние, но ощущаю воодушевление. Впервые за два месяца мне кажется, что всё наладится. Будто я на кончиках пальцев начинаю чувствовать что-то новое и хорошее. Это чувство совсем хрупкое и еле осязаемое, но даже эти крупицы для меня прорыв.
Даю себе полежать и насладиться обретённым умиротворением. Насладившись, иду готовить завтрак. Когда задумываюсь о том, что я хочу съесть, я даже иначе подхожу к выбору еды. Не могу сказать, что канцерофобия меня отпустила, но, кажется, я теперь ем не из страха перед раком, а из любви к себе. Конечно, ничего не доказано, но слова одного врача меня не на шутку напугали и я заморачивалась и постоянно боялась канцерогенов и прочих вредностей.
Так, Поля, отставить! Предложение заманчивое, но нет! И вообще… Моду взял приезжать, не спрашивая. Кто так делает?
Откладываю телефон и намереваюсь записывать конспект, но что-то в голове переключается, я вскакиваю и со всех ног несусь собираться. Ну что будет от одного раза? Ничего! Просто прогуляю с ним дистанционный день. Ничего криминального. Я не собираюсь влюбляться и залипать! Сто процентов!
Залетаю в санузел, ищу свой станок и ругаю себя, что валялась полтора часа в ванной, а могла бы ноги побрить. Кулёма!
Благо, кожа ещё распарена после ванны и процесс идёт как по маслу. Так! Купальник! А куда он меня вообще отвезти собрался?
Начинаю судорожно искать свою коробку с пляжными вещами и постоянно поглядываю на время, которого остаётся совсем мало.
Разрываю картон, вываливаю все купальники на пол и вспоминаю, какой на мне сидел лучше всех. Опираясь на мою логику, нужно выбрать худший, чтобы этим вторым свиданием всё и закончилось, но мы сейчас не в ладах. И я хватаю самый модный купальник прошлого лета, идущий в комплекте с набедренной повязкой и топом с разлетающимися рукавами.
Примеряю и отмечаю, что оливковый цвет невыгодно подчёркивает мою бледную кожу.
Снова смотрю на время, есть три минуты, чтобы воспользоваться Алининым лайфхаком и нанести бронзер с маслом на тело.
Быстро проверяю погоду и обнаруживаю немыслимые для конца сентября двадцать семь градусов тепла.
Недолго думая, хватаю с вешалки Алинино милое платье в цветочек и балетки. А заодно и сумочку с очками. Она бы одобрила.
В итоге, прособиравшись пятьдесят минут вместо отведённых тридцати, спускаюсь.
Окидываю взглядом парковку, не нахожу ни одной знакомой машины и думаю, что это знак. Зря я согласилась. Да я и не соглашалась, я же ничего не ответила…
Надо как-то естественно развернуться и слинять домой. Дурацкая затея. Не знаю, какая муха меня укусила и я решила, что можно ещё один раз с ним встретиться.
— Пупс! Я тут! — Слышу знакомый голос за спиной, разворачиваюсь и понимаю, что Платон ждёт меня на территории дома, а не за. Ёлки-моталки, как он заехал?! — Подожди, сейчас подъеду!
От этого вездесущего мажора не скрыться, ну как мне месяц гаситься? Надо было всё-таки удодский купальник надеть и с небритыми ногами выйти. Такой пижон точно бы сразу меня слил.
Сконфуженно жду его и разрабатываю различные пути отхода. Может сказать, что я вышла просто предупредить его, что не смогу? Бред, легче было написать! А-а-а-а! Ну что со мной? Этот корнеплод заставляет себя чувствовать разваренной морковкой.
Платон выезжает на красном кабриолете Феррари и останавливается рядом со мной. Обалдеть. Уже одно его эффектное появление сулит мне нарушение всех моих планов.
— Нет, всё-таки я уверена, что тебе дарят тачку за каждый сданный экзамен, — сажусь в салон и дольше положенного пялюсь на него. Он может быть чуть попроще и пострашнее? Волосы переливаются на свету, улыбка слепит не меньше солнца, а очки и льняная рубашка завершают безупречный образ золотого мальчика.
— Привет! У тебя очень красивые волосы, но советую тебе их как-нибудь собрать, а то потом не расчешешь, — игнорирует мою реплику и тянется ко мне, чтобы чмокнуть. Перестаю дышать, лишь бы не утонуть в его умопомрачительном парфюме. Или это его запах? Так, всё! Включаем голову и активируем хладнокровие. — У меня бизнес по сдаче в аренду автомобилей. Никто мне их не дарит за экзамены.
— Бизнес? И как ты успеваешь всё? — Спрашиваю, заплетая косу.
— Ну, стараюсь не тратить время впустую, — говорит человек, который в понедельник в разгар рабочего и учебного дня везёт меня куда-то, где нужен купальник.
— То есть посещение чужих семинаров и расслабленный понедельник — это не пустое время?
— Ты слишком строга к себе, пупс. Не надо так! — Улыбается мне как-то уютно и по-доброму, от чего я заливаюсь румянцем и отворачиваюсь.
— А куда мы едем? — Интересуюсь, когда он съезжает на МКАД.
— Загорать и купаться. Последние тёплые дни. Была в Аляске?
— Да, только вернулась с саммита с Трампом, — ну и вопросы у него.
Платон взрывается от смеха и смотрит на смущённую меня, вместо дороги.
— Ты смешная, пупс! — Говорит, а я зачарованно слежу за его губами и как они произносят «пупс». Алина на меня какую-то порчу навела. Однозначно. — Я о пляжном клубе в парке Малевича.
— Нет, не была. Мне надо лекцию дослушать, — строго говорю ему и достаю свой айпад и наушники. Мы ещё не купаемся, а я уже плыву. Не дело…
Изо всех сил стараюсь создать видимость прилежной ученицы, но мягкий-ласковый и одновременно свежий осенний ветер так приятно ласкает кожу, что я сдаюсь. Убираю обратно планшет и наслаждаюсь поездкой в кабриолете.
Мы мчимся по платной трассе в сторону Рублёвки, а у меня и в правду ощущение, что мы сейчас улетим куда-нибудь отдыхать. Обожаю это чувство нового и неизведанного.
Съезжаем с трассы, и в нос сразу бьёт аромат сосен. Прикрываю глаза и млею в тёплых солнечных лучах.
— Мадемуазель, — протягивает мне руку Платон, помогая выбраться из низкой машины, и я до конца не понимаю, он стебёт меня или ухаживает.
На ресепшн нам выдают полотенца, карты от ящичков хранения и провожают в раздевалку. С каждым шагом за хостесс начинаю нервничать сильнее. Смотрюсь на себя в попадающиеся на пути зеркала и начинаю загоняться из-за своей фигуры.
В раздевалке быстро переодеваюсь и критично осматриваю себя. Попа толстая, живот мягкий, как назло. Ненавижу ПМС, я реально пупсик. А сейчас он начнёт называть меня пупсярой!
Натягиваю юбку с топом поверх купальника, распускаю волосы, но всё равно стесняюсь. Мне, конечно, хочется, чтобы он слился, но будет обидно, если он сбежит из-за моего жира…
Неуверенно выхожу на улицу, прикрываюсь своей сумкой и полотенцем и с непроизвольным восхищением смотрю на Платона. Даже плавки у него безукоризненные и кричат о его статусе. Будто всё Министерство иностранных дел подбирало посадку. Чтобы были не слишком короткие, не слишком длинные, не слишком свободные и не слишком облегающие. Одним словом, идеальные. А молочный цвет только подчеркивает безупречность хозяина.
Как назло, ни одна машина не принимает мой заказ. Перезаказываю, меняю класс уже на разорительный «Комфорт плюс», но всё безрезультатно.
Алина продолжает бомбить сообщениями и просит фотоотчёт со всех ракурсов, неугомонная озабоченная извращенка!
Я же не прошу у неё Филины филейные части!
Еще раз отменяю заказ, пробую и, как загипнотизированная, слежу за поиском. Давай же! Давай!
Минуты идут, а меня так и никто не хочет везти. Я самая невезучая!
— Пупс, ты тут? — Слышу стук в дверь. — Я зайду?
Платон не дожидается моего ответа и входит в женскую раздевалку.
— Сюда мужчинам нельзя! — Смотрю в упор на незваного гостя.
— В особых случаях можно, — медленно надвигается на меня. — И что это за демарш?
Опять умничает…
— Пытаюсь вызвать такси, — показываю ему дисплей своего телефона.
— Ты обиделась на меня? Почему хочешь уехать? — Подходит ближе.
— Не обиделась! Ты доставляешь мне дискомфорт! Снял это лежбище, чтобы развалиться рядом, и пялишься постоянно! Это непозволительно!
— Ты тоже меня разглядывала, — улыбается, — и фотографировала. Я же не возражаю.
— Неправда! Не смотрела и уж тем более не фотографировала!
— Покажи свою галерею, — подходит с озорной улыбкой и блокирует меня у стены.
— Не буду я тебе ничего показывать!
— Пупсик, на воре и шапка горит, — усмехается. — Прощаю. Всё, пойдём поплаваем.
Поглядываю в телефон, ни одно такси так и не соизволило за мной приехать, и я вынуждена терпеть общество наблюдательного корнеплода.
— Ладно! — Делаю ему одолжение. — Но ты больше не будешь на меня смотреть!
— Не могу пойти на эти требования, — пожимает своими мускулистыми плечами.
— Мне не комфортно! — Закрываюсь руками и не двигаюсь с места.
— Ты стесняешься? Меня стесняешься или себя? Это важно, — снисходительно улыбается. Бесит эта его манера общения. Будто с маленьким несмышленым ребёнком разговаривает.
Признать, что я стесняюсь его, тоже самое, что сознаться в симпатии.
— Не стесняюсь я! Я же сказала, что твой взгляд — это пассивно-агрессивный намёк! — Закипаю и раздражаюсь от его улыбки ещё больше. Пусть в ООНе своём так улыбается!
— Ты что, жертва запретограмма? Иди сюда, — хватает меня не по-джентельменски за руку и подводит к зеркалу, — Алина, посмотри на себя. Ты очень привлекательная и женственная. Про твои волосы и глаза с улыбкой я даже не говорю. Я половозрелый мужчина, и я любуюсь, а не пассивно-агрессивно пялюсь, как ты выражаешься.
— Любуешься? — Тушуюсь. Не понимаю, когда мы от взаимных оскорблений перешли к признаниям. Половозрелый… Пастернак он перезрелый, а не половозрелый!
— А ещё говорят, что мужчины не понимают намёков, — наконец отходит от меня и начинает смотреть издалека.
Чувствую, как начинаю багроветь под его пристальным взглядом.
— Я загорать! — Хватаю свои вещи и выбегаю первая из раздевалки.
Сразу же врезаюсь в женщину, извиняюсь и по её надменному взгляду понимаю, что нельзя здесь устраивать детский сад. Перехожу на шаг и пытаюсь отыскать наш шезлонг. Слышу за собой шарканье тапками, оборачиваюсь и перехватываю наглый взгляд Пастернака на своей попе.
— Ты мне обещал! — Грожу ему пальцем.
— Неправда. Моя сторона таких обещаний не давала, — продолжает нагло на меня глазеть. Поклясться готова, что он не любуется, а просто получает удовольствие от моего негодования.
— Я тебя сейчас в бассейн толкну! Намочишь свои дорогущие часы, — наступаю на него и гляжу с вызовом.
— Им ничего не будет, — усмехается.
— Зато твоей льняной рубашке будет! Она больше на тебя не налезет! — В этот момент мне кажется, что я звучу очень грозно, но здравый смысл подсказывает, что я комичнее некуда.
Жутко раздражает это состояние рядом с ним. Я сама не своя. Гордо разворачиваюсь и слышу за спиной всплеск.
Из-за плеча поглядываю и лицезрею, как Платон нырнул в рубашке в бассейн и устраивает показательную программу.
Девушки, отдыхающие на шезлонгах у бассейна, словно зрительницы наблюдают, как этот товарищ из сборной хвастунишек пересекает бассейн баттерфляем. Думал меня этим зацепить? Усмехаюсь и возвращаюсь на своё место.
По времени начинается пара по истории, и мне совсем не хочется пропускать. Запускаю трансляцию и слушаю лекцию.
Стараюсь незаметно поглядывать, где там Пастернак, но он всё наяривает. Выдохнется уже когда-нибудь или нет?
Яндекс наконец сообщает, что такси нашлось, но я отменяю заказ. Уже не надо. Я эти деньги лучше на обществознание пущу.
— Ау! — Кричу от брызг, открываю глаза и вижу, как Платон бессовестно трясёт своей мокрой головой на меня. — Когда я тебя называла голден-ретривером, я всё-таки не манеры собачьи имела в виду! Полотенце для чего тебе?
— Пупс, ты чего такая агрессивная? Я, честно говоря, надеялся на более пролонгированный эффект вчера. Но у меня есть ещё в арсенале способы.
— Какие? — Спрашиваю сразу же. Я прекрасно понимаю его сексисткие намёки, но хочу застать врасплох.
Платон лишь ведёт своей бровью и начинает вытирать влажное тело. Снова ругаю Алину на чём свет стоит, она меня запрограммировала! Хочется взгляд отвести, а не можется! С позором себе признаюсь, что я тоже любуюсь. Этот блеск влажной загорелой кожи неотразим.
— Я плавать! — Откладываю планшет и встаю с шезлонга. Мне уже невыносимо с ним рядом находиться. Мне действительно нужно снять напряжение.
Подхожу к бассейну, хочу снять с себя набедренную повязку и топ и замечаю, что он снова пялится. Ухожу в самый дальний угол и раздеваюсь. Сама начинаю нарезать круги по бассейну, как угорелая, а внутри всё еще дребезжит.
Устаю и ложусь на спину, наконец расслабляюсь и смотрю на голубое небо и тёмно-зелёные кроны сосен. Вот дурочка, вместо того чтобы отдыхать и наслаждаться, трачу все ресурсы на борьбу с мажором.
Солнышко начинает припекать, и я жмурюсь от удовольствия. И в этот момент понимаю, что он вчера не слушал меня вполуха, а запоминал. И на следующий же день решил мне устроить мини-каникулы. Это не моя отработка за его неудобства, как он выразился, а забота обо мне?
Просыпаюсь от мягких солнечных лучей и радуюсь новому тёплому дню. Сегодня нам ко второй паре, и я могу вдоволь поваляться в постели и не спеша собраться на учёбу.
Залезаю в телеграм почитать новости и просмотреть уведомления и с досадой читаю сообщение на Московском новостном канале о том, что уже завтра похолодание, а послезавтра в ночь обещают заморозки и первый снег. Не верится, что вчера я ещё купалась, а завтра придётся надеть пальто.
Заморозки… Снег. Надо на кладбище срочно ехать, убраться, пока почва не промёрзла. После пар не успею, в шесть часов уже закрывается, получается, надо ехать сейчас.
Открываю карту и понимаю, что это из загородного дома ездить было неудобно, а сейчас мне всего две станции на метро проехать. Пятнадцать минут туда, пятнадцать обратно. Да я даже успею забежать домой и переодеться.
Не завтракая, одеваюсь, забегаю по пути в хозяйственный и еду навещать мамулю.
На кладбище всегда чувствую умиротворение, читаю плиты, в уме подсчитываю, сколько лет прожили люди, и понимаю, что я не одна. Здесь наглядно показано, сколько людей потеряли своих близких. Кто-то родителей, а кто-то детей и внуков. Я чувствую солидарность и поддержку благодаря трогательным надписям на памятниках.
Многие мне уже стали как родные. Какие-то могилы выделяются своей красотой и ухоженностью оград, другие необычными памятниками, а есть и те, кто врезается в память благодаря невероятно тёплым пожеланиям. Я даже молча здороваюсь с ними.
Дядя Коля обещал заказать маме красивый памятник, засыпать всё галькой и перевезти мамину розу. Ну а пока мы ждём утрамбовки почвы, я везу мамуле её любимые гортензии, которые сама стабилизировала, чтобы они простояли как можно дольше.
Убрав все листочки и прополов землю, сажусь на лавочку у соседней могилы и молчу. Даю себе поплакать и поскучать.
— Мамуль, представляешь, что Алинка опять придумала? Она влюбилась в француза, который учится в Голландии, и сбежала к нему. Помнишь, как ты её каждый раз перед приходом Татьяны Иосифовны заставляла заниматься французским, обещая ватрушки испечь? Пригодился, твои старания не прошли зря, — улыбаюсь. — Коля с Дариной и мальчиками в Иране сейчас. Федарчук его взял на главную роль. Они присылали мне фотографии из мечетей запредельной красоты. Жаль, что ты не поехала с ними и не увидишь их. А я всё-таки учусь. Вместо Алины. В Президентской академии. И мне очень нравится, даже думаю поступить туда, если меня не рассекретят, конечно. Представляешь, что Алинка опять удумала? Так и не выросла, всё хулиганит. А ещё мне очень нравится один мальчик. И я ему нравлюсь. Но он думает, что я Алина, и я не буду больше с ним общаться. Он бы тебе понравился. У него добрые глаза и улыбка. И в МГИМО учится. А ещё он, сам того не зная, очень мне помогает справиться с тоской и болью. Ну, я пойду, мамуль. Не скучай, я теперь буду к тебе часто приезжать. Я живу в Алининой квартире, и мне до тебя близко. Пока, моя любимая!
Достаю солнечные очки, скрывающие заплаканные глаза, и ухожу. Чтобы окончательно не расклеиться, читаю имена на надгробиях. Замечаю бюст статного мужчины и читаю имя: Платон Феликсович Разумовский. Да вы издеваетесь!
На выходе с кладбища бросаю взгляд на колумбарий и выцепляю фамилию Платонов. Плохи мои дела, плохи. Хорошо хоть Пастернаков не обнаружено.
Забегаю буквально на десять минут домой, быстро принимаю душ, чтобы смыть с себя пыль и грязь, и переодеваюсь на учёбу. Настроение, несмотря на грусть, очень хорошее и тёплое, и хочется нарядиться.
Да и жара на улице и в аудиториях. Надеваю белую юбочку в теннисном стиле, поло, беру свитшот на вечер, распускаю волосы и пешком иду на учёбу. Как же классно!
Ругаю себя за такие мысли, но хочется, чтобы Аля вышла замуж за Филиппа и осталась в Амстердаме, а я бы здесь так и училась. Хотя… диплом-то не мой будет. Бред. Надо свой путь прокладывать.
За выходные соскучилась по Асе, и первым делом мы идём с ней в столовую за кофе и перекусить.
Слушаю её болтовню о выходных и клятвенно обещаю всё-таки посетить с ней несколько площадок Москвы-2030.
— А может сегодня после пар погуляем? Последний тёплый день! Давааай! И людей будет меньше, чем на выходных.
— А давай! — Соглашаюсь, и мы с ней на лекциях тихо переписываемся, чтобы обсудить, куда всё-таки пойдём.
Вчерашний полупрогул меня расслабил, и мне уже хочется сбежать с пар и находить с Асей десятки тысяч шагов, но она довольно дисциплинированная и пропускать не намерена. Напоминает мне, что балльная система не поощряет прогулы.
Еле досидев все пары, забегаем в туалет, обновляем макияж и спускаемся в холл.
— На метро или на электробусе? Можно пешком дойти до Ленинского и там сесть на Е10. Сможем выйти в Нескучном или доехать до Музеона, — спрашивает Ася.
— Не знаю даже. Я плохо ориентируюсь, сама толком не ездила.
— Шофёр небось в школу возил? — Улыбается Ася. — О, а вот и твой личный водитель электробуса! Так, давай обойдём от греха подальше, а то снова переедет.
Это она о Пастернаке что ли? Необдуманно поворачиваю голову и вижу знакомую физиономию. Резко отворачиваюсь, делая вид, что я его не заметила, но бесполезно, он спалил и уже идёт нам навстречу, преграждая путь.
Может, он к своим друзьям приехал? Вторник же? Сходится!
— Пупс, привет! Готова?
— Пупс? — Выпучивает глаза на него Ася. — Вы что, встречаетесь типа?
— Да, типа, — передразнивает её Платон.
— Что тебе не ясно, Платон? Я всё сказала! — Отвожу его в сторону и цежу, чтобы Ася не подслушивала.
— У тебя парень есть?
— Нет.
— Тогда в чём проблема? Я же вижу твою симпатию.
— Ну то, что у тебя проблемы со зрением, мы уже в первую встречу выяснили!
— Не пойдёшь со мной кататься, я буду петь серенады под окном. Каждую ночь! Соседи тебя возненавидят, пупсик! — Зловеще шепчет мне на ухо.
— Очень страшно, — смеюсь. — Ну попробуй! С радостью послушаю твой репертуар!
На улице всё меньше людей, всё тише, всё темнее, а мы не можем расцепиться и целуемся на лавочке. Я никуда не хочу уходить, мне хорошо здесь, на коленях у настырного мажора. Никогда бы не подумала…
У меня сердце вот-вот выпрыгнет из груди, мне уже не хватает дыхания, и я мягко отстраняюсь от него.
Платон убирает мне локон за ушко и смотрит на меня с благоговением, гладя по щёчке. В этом жесте столько нежности и теплоты, что я перестаю чувствовать себя одиночкой в этом мире. Чуть ли не мурлычу в его руках от удовольствия и непроизвольно начинаю фантазировать о нашем будущем. Понимаю, что рано, но у меня зарождается стойкое ощущение, что я теперь не одна, что я теперь кому-то нужна. И я на него смотрю и поверить не могу. На той неделе я его убить была готова, а сейчас хочу целовать каждую секунду. Хочу каждую свободную минуту времени с ним проводить. Чудеса…
— Платон, — тихо зову его.
— Что, моя хорошая? — Смотрит на меня внимательно, а у меня сердце ёкает от его «Моя хорошая».
— Кажется, мне не нужно третье свидание, чтобы в тебя влюбиться, — признаюсь ему честно. Хотя бы здесь я должна быть откровенна.
— Вот как? — Улыбается Платон и мягко притягивает моё лицо к себе. — Я не сомневался, просто перестраховался, пупс.
Вот же заносчивый зараза! Мягко пихаю его в твёрдую грудь и сразу же оказываюсь в плену его мягких и тёплых губ. Его горячее дыхание согревает меня, а проворный, способный язык доказывает свою компетентность, сплетаясь с моим.
Я зажигаюсь и не могу остановиться, не могу надышаться им. Уже не стесняюсь забраться руками под свитшот и оглаживать его торс. Я и не думала, что мужское тело может быть таким одновременно твёрдым и нежным на ощупь. В целом это прекрасно описывает Платона. Упёртый, стойкий, но при этом добрый и чуткий.
Я слишком увлекаюсь и забываю, что нахожусь практически у кремлёвских стен, и Платон тут же одёргивает мне юбку. Смущаюсь и подмечаю, насколько он деликатный. Ни разу не позволил себе лишних движений, хотя я у него вся в распоряжении. Это очень располагает.
Я не знаю, сколько уже времени, набережная совсем опустела, ощутимо похолодало, а мы, как два ненормальных, сидим и пялимся друг на друга. Нам даже говорить ничего не надо.
Мимо проносится одинокий велосипедист, и я будто отхожу от чар. Организм настойчиво просит есть и писать. Мы целую вечность катались, гуляли, и я понимаю, что вот-вот лопну.
— Всё хорошо? — Замечает мой дискомфорт Платон.
Елки-моталки, ну вот и сказочке конец. Как мне такому воспитанному парню сказать, что у меня вообще-то и физические потребности есть.
— Мне дико неудобно и стыдно, но я хочу в туалет. Срочно!
— Оу, чёрт, пупс, прости, я не подумал. Мы же даже не зашли никуда поесть. Пойдём.
Радуюсь его адекватной реакции и выдыхаю.
Платон встаёт, протягивает мне руку и ведёт к светофору. Перебегаем дорогу, заходим в Репинский сквер, и я мысленно настраиваюсь на две минуты ожидания. Надеюсь, фудкорт, в котором мы брали мороженое, ещё не закрыт. Хотя уже явно больше одиннадцати.
— А фудкорт не закрылся уже?
— Пойдём. Есть место получше, — отмахивается Платон и быстро пересекает сквер, снова переводит меня через дорогу и заводит в какое-то шикарное заведение.
В фойе шахматный мраморный пол, картины в багетах, витает потрясающий аромат. Посередине стоит лаковый стол с изысканной цветочной композицией. Но я не вижу никаких вывесок, посетителей и ресепшена с гардеробом.
— Добрый вечер, Платон Александрович! Здравствуйте! — Кивает нам ниоткуда взявшийся швейцар в бордовом панбархатном кителе.
— Добрый вечер, Владимир! Это моя гостья Алина. Надеюсь, она будет часто приходить, — улыбается Платон швейцару.
Куда это я буду часто приходить? Пописать сюда?
— Платон, это отель? — Шепчу, не понимая, пока мы дожидаемся латунный лифт с хрустальными бра. Он что, спланировал это всё и снял номер, чтобы что?
— Нет, я здесь живу. Тебе повезло. Ты не описаешься, — смеётся Платон.
— Ты здесь живёшь? — Окидываю ещё раз всю эту роскошь взглядом и забываю, по какой причине сюда пришла. — У Кремля?
— Ну… — Платон заводит меня в лифт и, кажется, стесняется. — Ну да. Живу.
— Охренеть! Я вспомнила! Я смотрела про этот ЖК коррупционное расследование. У тебя интересные соседи.
— Пупс, — смеётся Платон. — Ты смотришь такое? Никогда бы не подумал, — выходит из лифта и сразу подходит к двери. Прикладывает карту.
— Ты многое обо мне не знаешь, — многозначительно говорю с сожалением.
Скоро моя тыква лопнет, и сказка закончится. И сейчас я это ощущаю явнее некуда.
— Прошу, мадемуазель, — заводит в квартиру и указывает на дверь.
Аромат, обстановка, материалы — всё не просто тяжелый, а тяжелейший люкс. Чёрт. Не знаю, почему я решила, что он попроще. Может, его китайская телега или простота в общении меня убедили в некой демократичности. Нет, я, конечно, осознавала, кто он, но, видимо, не до конца.
Ой, вляпалась. И взаимно же. Уверена. Мою руки дорогущим мылом, смотрюсь на себя в зеркало и выйти боюсь. Ну не по Польке шапка…
— Спасибо! Спас! — сконфуженно благодарю его.
Платон стоит, прислонившись к стене, скрестив руки, как Атлант, и смотрит на меня с хитрецой.
— Ну, раз уж мы у меня, может, останешься? — Обескураживает меня непристойным предложением.
— Я девственница! — С испугу выдаю.
— А… Да? — Мешкается. — Ну, я же не предлагаю дефлорировать тебя. Можем фильм посмотреть или расследование коррупционное.
Дефлорировать? Боже… Вот же умник.
— Уже поздно. Я вызову такси.
— Позволь тебя отвезти? Не хочу сейчас заканчивать этот вечер. — Говорит так нежно и аккуратно, что всё моё возмущение по поводу продолжения и дефлорации стихает.
— С радостью соглашусь, — улыбаюсь.
— Возьми куртку, мне кажется, что тебе холодно, пупс, — Платон заглядывает в гардеробную и накидывает на меня бомбер. Я сразу же растворяюсь в его запахе и пьянею. Берёт меня за руку и выводит. — Пупс, я тебя даже не покормил. Заедем куда-нибудь?
— Алло! Чего ты мне не отвечаешь весь день? — Алина начинает звонок с наезда.
И так настроение упало хуже некуда, ещё претензии от подруги выслушивать. И так стыдно за себя. У меня траур, а я размениваюсь на такие мелочи.
— У меня было пять пар и ещё в Академии был фестиваль. Некогда.
— Ты всегда мне отвечаешь! Филипп на занятиях. Мне скучно. Поговори со мной. А что за звук? Ты в ванной?
— Да, ты на громкой связи, у меня вечер ухода за собой.
— Ты не в настроении что ли? — Докапывается Алина.
— Да! Я дура!
— Поля, что такое? — С тревогой спрашивает Алина.
— Я пошла вчера на ещё одно свидание с Платоном. Точнее, он вынудил пойти. Но было классно. Очень. Мы катались на катере, потом гуляли по центру, ели мороженое, и я встретила Макса…
— Что? — Вскривает Алина. — И что? Он тебя спалил?
— Спалил. Он был с Лерой и кричал на всю улицу, махал мне, звал. Ну я и поцеловала Платона.
— О-оу! И?
— И мы целовались часа три. И я ему сказала, что влюбилась. Дура! А потом я захотела в туалет, уже было поздно, и он говорит, что в кафе идти не надо, есть место получше. И привёл меня к себе домой. Мы были буквально в двух минутах от его квартиры. Он всё спланировал!
— Тааак. И?
— Ну я сначала ничего не поняла. У меня мозг отключился. Он мне предложил остаться у него. Я запаниковала, призналась, что девственница. Он что-то про дефлорацию пошутил и повёз меня домой. И на прощание…
— Что? — Слышу по Алининому голосу, что она посмеивается надо мной, и становится совсем стыдно.
— Нуу… Ну у нас был петтинг. Я испытала оргазм.
— Да! Да! Да! — вопит Алина. — Наконец-то! И?
— Ну и я так засмущалась после. Сказала, что я доступная в его глазах.
— Что за бред? Господи, Поля! А он?
— Сказал, что ничего подобного. И так не подумал бы, даже если бы мы переспали в день знакомства. И что ему эта неделя вечностью показалась. Мы договорились сегодня встретиться, а в итоге игнор. Он просто хотел меня трахнуть. Не удалось, и всё. Я дура. Влюблённая дура.
— А ты ему писала?
— Нет. Только отвечала на его сообщения смайликами.
— На какие? Если он тебе писал, то это не игнор.
— Ну, он на ночь написал, что засыпает с мыслями обо мне. И днём написал, что очень занят, но думает обо мне.
— Глупая! Это не игнор! Он запал!
— Ага, конечно… Просто держит меня как запасной вариант. Понял, что раз я девственница, то развлечься не получится, и слился. Он же обещал встретиться, а сейчас уже почти десять. Всё понятно.
— И ты расстроилась?
— Очень…
— А ты ему подрочила?
— Что? С ума сошла? Нет, конечно!
— Ну вот и ответ. Ты ему не дала ничего взамен. Это нечестно. Да и вообще… Как можно было не проверить его корень? А вдруг всё в ботву ушло? А ты уже влюбилась! Кто так делает? Всегда-всегда сначала надо проверить, стоит ли влюбляться. Это база, Поля!
— Ну, теперь это уже не имеет значения. Знаешь, это и к лучшему. Видела бы ты дом, в котором он живёт. Где он и где я? Не вариант вообще. В любом случае я просто временное развлечение для него. Пока не улетел. Но вчера мне казалось, что всё совсем не так. Мы разговаривали много, делились друг с другом личными моментами. Я думала, мы выстраиваем отношения, узнаём друг друга. А… Ещё вспомнила. Он сказал, что его бабушка с дедушкой живут в Сером доме Правительства. А я, что мечтаю там побывать. Ну и он сказал не форсировать отношения. Да я не намекала на то, что хочу с ними познакомиться. Просто хочу на экскурсию. Я не особо придала значения его словам. А сейчас понимаю.
— Ну и хрен с ним! Сойдёмся на том, что у него недоразвитый пастерначок, и забудем. Да?
— Да, — горько соглашаюсь. — В конце концов я сама этого хотела. Аль, подожди, вторая линия. Аля! Это он!
— Так! Отключаюсь. Не выдавай свою радость. Ровно ответь. И без претензий! И проверь корень, если встретитесь!
— Ой, всё, — смеюсь и сбрасываю звонок. Настроение в миг улучшается. — Алло!
Чувствую, как заливаюсь румянцем и вся горю. Это как получить доставку счастья. Елки-моталки! Я по-настоящему влюбилась…
— Пупс, привет! Прости, что поздно звоню, — слышу ласковый голос Платона, и на душе тепло и радостно становится. — С куратором засиделся. Только из универа выхожу.
— М-м-м. Да ничего страшного. Понимаю.
— Ты уже спать ложишься? Хочу тебя увидеть.
Умела бы я делать сальто, сделала бы.
— Я думала выпить какао и лечь спать, да.
— М, пупс. Жаль, — вздыхает Платон. — Эх, сам виноват. Тогда поеду в зал и тоже спать сразу.
Молчу и улыбаюсь. Мне нравится, что он делится своими планами, не играет и искренне сожалеет, что не успел со мной встретиться.
— А хочешь со мной какао выпить? — Предлагаю и чувствую, как горят мои щёки от смущения. Божечки, я его в гости зову…
— Через десять минут буду.
Ношусь по квартире как угорелая и стараюсь всё раскидать аккуратненько.
На ходу отписываюсь Алине, что я позвала его в гости. Она, разумеется, против не будет, но знать должна.
В гардеробной хватаю чистый домашний костюм из тонкого трикотажа и переодеваюсь за доли секунд.
Из отражения зеркала на меня смотрит разморенная долгим пребыванием в ванной и возбуждённая от предвкушения скорой встречи девушка с болезненным блеском в глазах. Я себя не узнаю. Кажется, даже неприлично показываться в таком виде.
У меня всё на лице написано. Всё. Я отчаянно влюбилась. Разве так бывает? Что со мной не так? Один вечер поцелуев, один оргазм, и я сдалась. Расчёсываю волосы и понимаю, что не всё так просто. А ещё много ярких впечатлений и переживаний. И безумное первое свидание, которое освободило меня. И его чуткость, и его забота. Да даже наша ругань. И та… Приятная. Уже нет смысла врать себе.
Загружаю посуду в посудомоечную машину и слышу звонок в дверь. В горле тут же пересыхает, и я залпом выпиваю стакан воды.
Пока иду до прихожей, прикладываю руки к щекам и похлопываю, чтобы хоть как-то прогнать выдающую меня красноту и унять волнение. Как-то у меня сердце плохо работает для восемнадцати. Хорошо, что на следующей неделе диспансеризация. От греха подальше надо сделать ЭКГ.
— Привет! — Распахиваю дверь и не сразу узнаю Платона. Впервые вижу его в тёмной одежде и джинсах. Он другой сегодня. Не голден-ретривер. Даже дерзость какая-то присутствует.
— Привет! Я могу войти? — Интересуется Платон, и до меня только доходит, что я застыла в проёме и пялюсь на него. Пропускаю его, закрываю дверь, и мы, как два магнита, подрываемся друг к другу. Его сумка с грохотом плюхается на пол, и даже этот грохот не способен заглушить бешеный стук сердец. Он у меня отчётливо отдаётся где-то в ушах. При соприкосновении наших губ удовлетворённо мычу от удовольствия и прижимаюсь к нему непозволительно близко. — Тоже соскучилась?
— Да-а, — отвечаю и отстраняюсь, пугаясь своего желания. Вчера ещё такого не было. Кажется, что сегодня я бы не смогла отказаться от его приглашения заночевать…
Нет-нет-нет! Нельзя! Не форсировать, главное — не форсировать.
— Где я могу руки помыть? — Спрашивает Платон, поглаживая мне щёку пальцем и не давая мне до конца вырваться.
— Здесь, — киваю на дверь в гостевой санузел.
У меня явно какие-то проблемы, ведь даже руки я ему помыть спокойно не могу. Стою и любуюсь, как он намывает свои аристократичные пальцы, и только и думаю о том, будет ли сегодня вчерашнее представление исполнено на бис.
— Пупс, я жутко голодный. Какао — это классно, но мне надо поесть. Подскажешь, откуда заказать, чтобы максимально быстро что-то привезли?
Вспоминаю, что мы с Алиной ждали доставку почти два часа из ближайшего ресторана, и соображаю, что ещё ему предложить.
— Может, в «Самокате» что-то или в «Лавке»? Всё остальное доставят не очень быстро.
— Если у тебя приличная вытяжка и ты не против, я бы пожарил себе мяса.
— У меня? Пожарить? — Вот это прикол. Не так я представляла наше питьё какао. На самом деле какао — это же только предлог.
— Да. У тебя же есть сковорода? Или гриль?
— Сковородка-гриль есть. Ты сам пожаришь? — Уточняю, до сих пор не веря в это мероприятие.
— Да. У меня даже стейк с собой. Доставку привезли в универ.
— Хорошо, пойдём. Я тебе помогу.
Пока он достаёт мясо и накаляет сковородку, докладываю Алине обстановку. Что-то я обескуражена.
— А тебя он отжарить не хочет? — Алина заводит свою шарманку, а я тем временем завороженно наблюдаю за Платоном.
Господи, шеф Габриэль из «Эмили в Париже» был нашим с ней крашем в десятом классе, и у меня сейчас такие навязчивые флешбэки из сериала происходят.
Он закатывает рукава своего пуловера, и я действительно хочу быть этим стейком. Как он его натирает и бережно с ним обращается. Я ревную!
— Да ты профи, — говорю, когда он замечает мои взгляды.
— Есть немного. В семнадцать лет проходил практику в ресторане в Париже.
— А-а-а, — сглатываю слюну и закусываю губу. — У меня есть свежий розмарин. Надо?
— Конечно! Здорово.
Бегу к подоконнику к своим горшочкам с травами и приношу ему нужный. Кажется, у Алины они здесь для декора растут, но почему бы их не пустить в оборот. Тем более мяту я и так уже общипала для чая.
Глаз оторвать не могу, когда он выключает огонь и поливает раскалённым в сковороде маслом стейк. Каждое его движение выверено и отточено. Также уверенно он и меня вчера доводил до кондиции.
Накрываю на стол и с каждой секундой чувствую нарастающее возбуждение. Понимаю, что он мне очень нравится. Слишком сильно.
Не знаю, как сесть, чтобы хоть немного унять своё желание и беспокойство. Скрещиваю ноги, становится только хуже, и я начинаю ёрзать на стуле и изводить себя ещё больше.
— Попробуешь? — Протягивает мне Платон вилку с насаженным куском, и я, как загипнотизированная, тянусь к его руке.
— Очень вкусно, — отвечаю, уже не смея поднять на него глаз. Он на меня так смотрел, пока я жевала, что у меня все внутренности скрутились.
— Еще? — Спрашивает низким голосом, и я уже мечтаю, чтобы он расправился с этим куском мяса и переключился полностью на меня.
— Ага, ещё, — делаю глоток воды и снова тянусь к нему. Моё «ещё», по-моему, ясно дало ему понять, чего на самом деле я хочу ещё.
Когда он доедает, встаю и чувствую, как у меня подкашиваются колени. Убираю тарелку в посудомойку и боюсь обернуться. А вдруг он скажет, что ему уже пора.
— Хочешь какао? — Убого пищу. Я не знаю, как себя вести.
— Нет, в другой раз, — Платон встаёт из-за стола, и я замираю. Неужели действительно сейчас поедет домой? Он споласкивает свои руки, обводит глазами кухню-гостиную и направляется к дивану. — Иди сюда, пупс.
Нерешительно подступаю к нему, хочу сесть рядом, но он нехарактерно резко для себя обхватывает моё бедро и тянет меня на себя. Поддаюсь смелому порыву, перекидываю ногу и сажусь сверху. Я вчера весь вечер провела на его коленях, но сейчас это недопустимо откровенно.