— Они спят, Невилл, — тихо сказала девушка мягким голосом, который звучал для меня словно хрустальный колокольчик. — Но… это хороший сон… Спокойный. Никаких Визенскверов вокруг них сейчас нет. Я несколько раз проверила.
— Луна… Ксенофилиус… — Не смотря на то, что по факту — спасенные люди были для меня чужими, я всё равно был очень благодарен и Луне и её отцу за то, на что они пошли ради меня. И дело тут было совсем не в том, что я размяк, или обрёл внезапное желание всех спасти и всем помочь… Нет. Дело было в том, что как ни крути — а два этих человека являлись кровью Лонгботтомов, а значит я, как наследник рода, не имел права пренебрегать этими людьми, даже если восстановление их рассудка под очень большим вопросом.
В этот момент наконец-то пришла в себя бабушка, и тихим дрогнувшим голосом спросила:
— Где они? Я хочу их видеть. Сейчас же.
— Конечно, конечно! — тут же оживился Ксенофилиус, и радостно произнёс:
— Нам нужно наверх по винтовой лестнице! Только будьте осторожными… Седьмая ступенька… Она иногда исчезает! — В следующий миг он энергично засеменил к узкой, крутой лестнице, ведущей на второй этаж, и поэтому не заметил, как Луна закатила глаза в тот момент, когда он рассказывал нам про своевольную ступеньку…
Мы осторожно поднялись по скрипучим ступеням своеобразной процессией. Августа шла следом за Ксенофилиусом, а сразу за ней следовал я, всё ещё держа в своей руке доверчивую девичью ладошку. Наверху была небольшая, уютная спальня, залитая мягким светом из круглого окна. Воздух здесь был существенно чище и пах сушеными травами и свежестью.
В этой спальне, на двух аккуратно расположенных друг напротив друга кроватях, под легкими одеялами лежали Фрэнк и Алиса Лонгботтом.
Они были невероятно бледны, измождены годами мучений, но… они были здесь, а всё остальное было не важно. Их умиротворённые спящие лица казались мне лучшей наградой за все пройденные испытания, и я с невероятным внутренним наслаждением слушал их ровное глубокое дыхание, которое знаменовало мою пусть небольшую, но самую настоящую победу. Первую победу в этом новом мире.
Бабушка ошеломлённо замерла на пороге и прижала руку ко рту, чтобы удержать рвущийся наружу радостный крик. Её строгий, непроницаемый фасад окончательно рухнул, и в следующее мгновение из её широко распахнутых глаз, хлынули слезы облегчения. Она сделала шаг, потом еще один, ее дрожащая рука аккуратно протянулась, но тем не менее не стала касаться, боясь нарушить хрупкий покой Фрэнка и Алисы.
При взгляде на неё я чётко видел, что пока она смотрела на сына и на невестку, — вся её ярость, унижение и страх — всё это бесследно растаяло, уступив место всепоглощающему, болезненному облегчению и материнской любви, которую не смогли убить даже долгие годы отчаяния и ожидания.
— Фрэнк… Алиса… — прошептала она поломанным чужим голосом, и в этот момент Ксенофилиус тактично кашлянул в кулак, нарушая идеальную тишину этого места. Взглянув на него я увидел, что он куда-то растерял всю свою эксцентричность, и выглядел теперь предельно серьёзным и деловым.
— Мадам Лонгботтом, юный Невилл, — начал он тихим голосом, приковывая к себе наше внимание:
— Фрэнк и Алиса в полной безопасности здесь, но… мой дом, увы, слабо подходит для длительного лечения психологических заболеваний. Как ни посмотри — им нужен настоящий специализированный уход, который здесь предоставить мы не в состоянии.
Я понимающе кивнул, и перешёл к следующей части плана, которая предполагала необходимость убедить Августу в том, что как нам, так и моим родителям, будет гораздо спокойней за пределами магической Британии.
— Бабушка, я очень хочу, чтобы мама и папа однажды вернули своё сознание, но после того, что мы сегодня видели с тобой в Визенгамоте — я думаю, что ты согласишься со мной в том, что на территории Британии им очень вряд ли кто-то сможет помочь. — Августа в это время молча вытирала слёзы, не отрывая своего взгляда от спящих людей, но тем не менее едва уловимо кивнула, после чего я вдохновлённо продолжил рассказ:
— Мы с Ксенофилиусом посоветовались, и он предложил выход из нашей ситуации. Во Франции в Шартре есть госпиталь Святой Женевьевы. По слухам там находятся лучшие целители во всей Европе, которые как раз специализируются на последствиях долговременных ментальных травм и проклятий, подобных Круциатусу. Это… Это наш шанс, бабушка. Реальный шанс попытаться решить проблему.
Августа некоторое время помолчала, после чего медленно повернулась ко мне, и глядя красными от слёз глазами прямо в мои глаза, тихо спросила:
— Франция? Но как? Кто всё это организует? Да и стоит это наверняка очень не мало!
— Все уже организовано, бабушка, — ответил я уверенным голосом, после чего кивнул в сторону Луниного отца, и пояснил:
— Ксенофилиус связался со своим старым другом, который по счастливой случайности является целителем из этого самого Шартра, еще в тот момент, когда готовил документы для Мунго. Тот сказал, что с радостью примет наших пациентов и обеспечит для них лучший уход из возможных. Что касается денег… По понятным причинам я не мог ими распорядиться, поэтому оплатить лечение придётся тебе, ба. Специалисты из Франции затруднились дать точную оценку стоимости их лечения, но на вскидку озвучили мне ценник в полторы тысячи галлеонов.
Бабушка возмущённо набрала воздуха, чтобы начать возмущаться, и именно в этот момент я уточнил:
— Это за 3 месяца полноценного обслуживания по тарифу «всё включено».
Новая информация почти моментально успокоила боевую старушку, после чего она уже куда более миролюбиво сказала:
— Хорошо, с такими условиями содержания — это действительно весьма щедрое предложение со стороны французской больницы. Я как раз не успела в этом месяце подарить денег этой твари Уизерби, так что без малейших затруднений смогу позволить себе оплатить лечение детей. — Она снова посмотрела на Фрэнка с Алисой, и переведя взгляд на Ксенофилиуса, требовательно спросила:
После озвученного намёка воздух в комнате словно застыл от внезапно появившегося напряжения. Радостное оживление Ксенофилиуса практически моментально сменилось неожиданной серьезностью, которая смотрелась на нём несколько… чужеродно.
Его глаза, обычно сияющие фанатичным чудоковатым блеском, стали глубокими и невероятно усталыми, когда он посмотрел на Августу, а потом — долгим, нежным взглядом — на Луну, которая тихо стояла у кровати Алисы, перебирая лепестки светящегося растения.
Наконец он собрался с мыслями и продолжил свою речь:
— Да… Я думаю, что мы всё-таки действительно сможем договориться, но не так, как вы, возможно, подумали. Моя просьба… она не касается золота и даже никак не связана с влиянием вашего имени, хотя оно, безусловно играет весомую роль.
Моя просьба касается будущего… Её будущего. — Кивнул он головой в сторону Луны, которая услышав такое внезапное заявление, подняла голову, а её серебристые глаза расширились от неожиданности и удивления.
Августа вопреки моим ожиданиям нахмурилась, и не спешила принимать озвученное предложение. Её пальцы с силой сжали рукоять трости, а сама Августа требовательно произнесла:
— Говорите яснее, мистер Лавгуд. Какое будущее Луны вас беспокоит, и что вы хотите от нас за помощь моим детям?
Ксенофилиус начал нервничать, и переступать с ноги на ногу. Его нелепый жилет вдруг начал казаться не смешным, а каким-то печальным, потертым доспехом чудака-одиночки. Он кинул извиняющийся взгляд на Луну, и продолжил свою мысль:
— Я, мадам Лонгботтом, как вам наверняка известно — веду журнал «Придира», где говорю о вещах, которые большинство из волшебников предпочитает игнорировать. Я вижу множество знаков, которые другие не замечают, и сейчас могу с уверенностью сказать, что времена… времена меняются.
Тени прошлого больше не хотят оставаться в прошлом, и логично предположить, что моя деятельность… мои убеждения… они делают меня идеальной мишенью. И если официальных властей всё устраивает и меня никто не трогает, то тени прошлого не будут гнушаться ничем. — Он глубоко вздохнул, и закончил:
— Я прошу не за себя, мадам Лонгботтом. Я прошу за мою маленькую Луну. Если… если со мной что-то случится…
Он запнулся, и впервые за вечер голос его дрогнул, потеряв последние признаки уверенности. Луна тихонько всхлипнула и быстро подошла к отцу, который воспользовался этим словно спасательным кругом, и обнял её с такой силой, что у меня возникло стойкое опасение, что он её сейчас просто напросто задушит.
Поддержка дочки помогла собраться этому великому магу, после чего он продолжил хриплым голосом:
— Если я паду, то я хочу быть уверенным, что моя девочка не останется одна. Что у нее будет кров, защита, возможность жить своей жизнью, странной и прекрасной, без страха нищеты или преследований.
Я прошу Дом Лонгботтомов взять её под свою опеку. Не как служанку, не как дальнюю родственницу. Как… как почётную воспитанницу рода.
Обеспечить ей достойное существование, образование, защиту вашего имени и вашей магии до тех пор, пока она не встанет на ноги или… или не найдет свой собственный путь, каким бы он ни был.
После этих слов тишина в спальне повисла тяжелым покрывалом. Августа переводила задумчивый взгляд с Ксенофилиуса на Луну и обратно. Я чётко видел, что в её глазах бушевала самая настоящая буря эмоций: привычное недоверие к чужакам и скепсис по поводу его апокалиптических прогнозов боролись с холодной логикой долга и неожиданным уважением к отцовской жертвенности этого чудака.
Она видела, как Луна прижимается к отцу, как её огромные глаза смотрят на неё без страха, но с тщательно скрываемой тихой, глубокой печалью.
Я затаил дыхание, не желая мешать мыслям бабушки, и сам невольно задумался… Мысль о том, что Ксенофилиус действительно может исчезнуть, была пугающей. Луна… Луна была странной, но в этой её странности была своя, особая чистота, которой не хватало в нашем жестоком мире.
Тем временем бабушка медленно подошла к окну, отстукивая своей тростью четкий ритм по каменному полу. Она задумчиво посмотрела на темнеющий сад, на силуэты причудливых растений Лавгудов, колышущихся на ночном ветру, и наконец резко повернулась в нашу сторону.
Она кинула быстрый взгляд на Фрэнка с Алисой, после чего перевела взгляд на Ксенофилиуса, и произнесла серьёзным, но лишённым прежней враждебности голосом:
— Дом Лонгботтомов исполнит возложенные на него обязательства. Ваша помощь моим детям воистину неоценима, мистер Лавгуд, а ваша забота о дочери… Она делает вам честь. — Бабушка сделала небольшую паузу, после чего продолжила:
— Я принимаю озвученные вами условия, мистер Лавгуд. В случае вашей… несвоевременной кончины, Луна Лавгуд станет воспитанницей Дома Лонгботтом. Ей будет предоставлен кров в нашем поместье, полное обеспечение, защита нашего имени и доступ к образованию, соответствующему ее… уникальным талантам и интересам до достижения ею совершеннолетия или до момента, когда она сама пожелает обрести полную независимость. Это мое слово как Регента рода.
Услышав эти слова, Ксенофилиус на мгновение закрыл глаза, после чего на его лице появилось выражение безмерного облегчения. Он поклонился, на этот раз низко и с достоинством, после чего произнёс:
— Я от всего сердца благодарю вас, мадам Лонгботтом, а теперь… теперь, когда мы с вами в расчёте, то можем уже начинать действовать. Нас ждут ритуалы, и время — это та роскошь, которой мы похвастаться не можем.
Он быстро направился к сумкам в углу, и я оценил, что его движения вновь обрели собранность и энергичность, но теперь эта энергичность была сосредоточенной, деловой. Задумчивая Луна осталась стоять на месте, явно до конца не понимая, чему только что стала свидетельницей.
Ксенофилиус тем временем приманил откуда-то небольшой столик, где сноровисто раскладывал различные предметы. Он бросил на меня быстрый взгляд, и приглашающе махнул рукой, призывая к себе.
Я понятия не имел — что мне нужно делать, но бабушка всё решила за меня, и аккуратно подтолкнула в сторону Лавгуда, тихо шепнув на ухо:
— Действуй. внук. Действуй, и ничего не бойся.
Как только я приблизился к кроватям, где безмятежно спали родители этого тела — Ксенофилиус сразу же начал рассказывать лекторским тоном опытного профессора:
— Первый ритуал, который нам необходимо провести прежде, чем отправлять твоих родителей во Францию, называется — Obscuratio Signaturae, или Размытие магической подписи. Цель этого ритуала заключается в том, чтобы сделать ауры Фрэнка и Алисы неотличимыми от фонового магического шума, что полностью исключит их обнаружение для поисковых заклятий.
Основой этого ритуала служит Астральный обсидиан, Lapis Obscurans. — Он поднял темно-синий камень с красиво мерцающими прожилками, после чего продолжил:
— При правильно проведённом ритуале этот камень поглощает и рассеивает уникальные вибрации магического ядра, но без ключа, который находится в тебе, Невилл, этот ритуал не более, чем пустое сотрясание воздуха.
— Ключ? — удивлённо повторил я следом за Ксенофилиусом, на что он вполне себе буднично ответил:
— Ты являешься полноправным наследником рода Лонгботтом, а значит на текущий момент именно ты носитель основной доли родовой магии. Твоя кровь, является идеальным проводником для этого ритуала.
В следующий миг он протянул мне тонкий серебряный стилет с рукоятью из черного дерева, и сказал:
— Stylus Animi, Стилет Души. Не смотря на форму — призвание этого предмета совсем не в проливании крови… Он просто незаменим для фокусировки намерения. Возьми его в правую руку, а в левую вот этот кристалл чистого кварца. Он будет якорем, и своеобразным связующим звеном с магией рода Лонгботтомов.
Я послушно взял протянутый в мою сторону кристалл, сразу же немного поморщившись, как только ощутил его неестественно холодную поверхность. Удивительно лёгкий, но как будто слегка вибрирующий у меня в руке стилет лёг в другую руку, после чего Ксенофилиус подошёл ко мне со спины и положил Астральный Обсидиан прямо на темя, заставив тем самым вздрогнуть от его тяжести и странного холода.
Сразу после этого он скомандовал:
— А теперь осторожно встань между кроватями, лицом к родителям и закрой глаза. Дыши глубоко, и постарайся вспомнить всё, что связывает тебя с твоим родом. Вспомни поместье Лонгботтомов, его камни, пропитанные магией предков, в общем всё, что говорит о тебе как о представителе рода Лонгботтом.
«Нужно вспомнить что-то, что однозначно укажет магии на род Лонгботтомов? У меня есть куда более подходящее воспоминание…» — усмехнулся я, и вернулся мыслями к своей недавней встрече с хранителем рода, где он признал меня истинным Лонгботтомом.
Как только я это сделал, то кристаллы в моей руке и на темени стали очень быстро теплеть, что вызвало невообразимое воодушевление со стороны Ксенофилиуса. Он радостно выдохнул и прерывистым шёпотом произнёс:
— Отлично, мой мальчик! Просто замечательно! Невообразимо быстрый отклик… Теперь постарайся не теряя связи мысленно проговорить слова: Sanguis meus, vincula sanguinis. Audi vocem meam, cognosce voluntatem meam. (Кровь моя, узы крови. Услышь мой голос, познай мою волю).
Как только я это сделал, то сразу почувствовал, что камни начали пульсировать, а от них по всему телу стало разливаться удивительно приятное чувство теплоты… Магия рода услышала меня, и от этого ощущения накатывало такое чувство всемогущества, что описать это чувство эйфории я вряд ли кому-то смогу.
Ксенофилиус тем временем пристально наблюдал за прохождением ритуала, и внимательнейшим образом контролировал каждый этап. Спустя несколько мгновений я вновь услышал его напряжённый голос:
— Ты молодец, не поддавайся этому чувству! Запомни, наследник — если хочешь стать истинным главой рода — никогда не прогибайся под призывы родовой магии. Именно ОНА должна служить тебе, а не ТЫ ей. — сделав небольшую паузу, показывая мне всю серьёзность момента, Лавгуд продолжил вести меня:
— Невилл, теперь ты должен поочерёдно направить стилет на своих родителей, и не касаясь им, провести его остриём в воздухе над отцом, а затем над матерью. Во время этого процесса старайся визуализировать, как их яркие, уникальные магические сигнатуры растворяются, как капля чернил в океане.
Вместе с тем ты должен подкрепить свои образы этими словами: Signaturae parentum meorum, obscurate! Dissipate in auras mundi! Obscuratio fiat per sanguinem et voluntatem! (Подписи родителей моих, сокройтесь! Рассейтесь в эфирах мира! Да свершится сокрытие кровью и волей!)
Мне не оставалось ничего иного, кроме как повиноваться, но сделать это было весьма просто, ведь стилет в моей руке словно жил своей жизнью, и направлял меня самостоятельно.
Я провёл им над отцом, представляя, как его сильная, но поврежденная аура теряет четкие очертания, сливаясь с общим фоном комнаты, а затем и над матерью — представляя как ее хрупкое, золотистое сияние становилось размытым и туманным.
— Хорошо, просто замечательно! — прошептал он, когда я закончил. — Это не просто определить, но я чувствую, что что-то… изменилось.
Теперь нужно сразу же провести второй ритуал, который называется Abscissio Vinculorum Sanguinis, или Разрыв кровных узлов.
Цель этого ритуала в том, чтобы оборвать все возможные связи с отделёнными от них биоматериалами — волосами, кровью, частицами кожи… В общем всем тем, что могло быть добыто против их воли и использовано для поиска по крови или иных тёмных ритуалов.
Основой этого ритуала является Cinis Phoenix (Пепел Феникса) и Ros Hermetis (Роса Гермеса — очищенная роса, собранная при первом свете солнца).
Вслед за своими словами он насыпал щепотку мерцающего золотого пепла в небольшую серебряную чашу, куда капнул несколько капель кристально чистой жидкости.
Несколько мгновений ничего не происходило, а потом чаша в руках Ксенофилиуса замерцала мягким белым светом, что вызвало лёгкую улыбку на его лице, после чего он поднял свой взгляд на меня, и произнёс:
— Невилл, отложи в сторону стилет и камни, они тебе больше потребуются. После этого подходи сюда, нам с тобой нужно будет добавить главный ингредиент.
Выполнив требуемое, я подошел к Лавгуду, который вздохнул, и с видимой осторожностью сказал:
— В этот раз к сожалению без крови не обойтись, Невилл. Твоя кровь должна послужить главным катализатором всей реакции и это совсем не зна…
Я прекрасно понимал, почему Ксенофилиус так сильно нервничает. Насколько я помнил — кровная магия на территории магической Британии в это время мягко говоря не поощралась, а тут он прямым текстом говорит, что без её использования никуда. Я решил не заставлять его погружаться в не нужные объяснения и махнул рукой, показывая ему, что всё понимаю, после чего схватил серебряный кинжал со столика и прокол себе палец.
Ксенофилиус не зевал, и тут же подставил светящуюся чашу под мою руку, и тихо прошептал:
— Одну каплю, Невилл… Большего не требуется.
Я без колебаний выдавил каплю своей крови в смесь, на что она сразу же вспыхнула ярко-золотым светом. Ксенофилиус довольно улыбнулся, и передав чашу в мои руки, прошептал:
— Отлично, теперь нужно произнести фразу активатор. Повторяй за мной, наследник Лонгботтом: Per sanguinem heredis, vincula nefanda rumpo! (Кровью наследника, узы нечестивые разрываю!)
Я без раздумий произнёс указанную фразу, сразу после чего чаша в моих руках нагрелась, и теперь содержимое в ней выглядело… цельным. Ксенофилиус кивнул, и протянув мне кисточку из перьев гиппогрифа сказал:
— Обмакни сюда эту кисть и окропи ею родителей, представляя, что на них воздействует поток очищающей силы.
Макнув кисточку, я с удивлением констатировал, что она не намокла, но зато стала излучать мощную энергию.
Я взмахнул ею над отцом, затем над матерью, представляя, как потоки чистого, золотого света омывают их, смывая невидимые нити, тянущиеся из прошлого, обрывая любые магические привязки к их биологической сущности, которые могли быть созданы их врагами. Скорее всего мне показалось, но периодически мне казалось, что я чувствую тихие щелчки разрываемых связей.
— Ты молодчина, Невилл! Теперь закрывающая фраза и всё! Твои родители будут свободны от любых видов слежки! — торжественно произнес Ксенофилиус, на что я выдохнул тихое:
— Fiat! — и мягкий свет в чаше тут же погас. Ритуалы оказались успешно завершены, а я почувствовал настолько сильную слабость, что еле стоял на ногах. Не знаю каким макаром Луна почувствовала моё состояние, но именно её стройная фигурка ловким движением проскользнула под мою руку, и обняла меня, тем самым позволяя остаться на ногах.
— Невилл, что с тобой, малыш?! — тут же всполошилась Августа, на что Ксенофилиус нахмурился, и произнёс:
— Похоже наследник заработал себе слабое магическое истощение… Ну да ничего. Это малая плата за то, что он только что сделал для своих родителей, и к утру он будет как новенький.
Бабушка хотела что-то сказать, но Лавгуд махнул рукой, и произнёс:
— Не стоит гневаться, мадам Лонгботтом. Вам с наследником сейчас лучше проследовать в соседнюю спальню и отдохнуть до утра, а я пока подготовлю всё необходимое для успешного переноса…
Я не готов сказать — как именно провёл эту ночь. Моё сознание покинуло меня ещё на середине речи Ксенофилиуса, а потом наступило утро… Как только я проснулся, то сразу же прошёл в комнату к родителям, где первые лучи рассветного солнца мягко пробивались сквозь окна, окрасив комнату в бледно-розовые тона.
Бабушка стояла прямо перед кроватью с родителями, и хоть её лицо представляло из себя аналог каменной маски — в глазах светилась тревожная надежда.
По углам комнаты прямо в воздухе висели расписанные множеством рун диски, которые испускали едва слышное успокаивающее гудение. Кинув на нас внимательный взгляд, устало выглядящий Ксенофилиус с явным предвкушением в голосе спросил:
— Вы готовы? Время переноса вот вот наступит!
Бабушка на это кивнула, не в силах вымолвить даже слова, сразу после чего Ксено развернул свиток точечного портала, и торжественно произнёс:
— Portus Intra Sanctuarium Sanctae Genovefae!
В следующий миг свиток вылетел из рук мага, а в его центре появилась мерцающая точка, которая практически сразу взорвалась мягким белым светом.
Когда в моих глазах пропали остаточные вспышки света, я увидел, что кровати родителей опустели, и больше совершенно ничего не напоминало того, что они вообще тут находились.
В комнате воцарилась тишина, нарушаемая только ровным гудением стабилизаторов. Бабушка закрыла глаза, и по ее щеке скатилась единственная, быстрая слеза невероятного облегчения. Луна прижалась ко мне, и я на полном автомате обнял её за плечи, чувствуя, как дрожит худенькое девичье тело.
Ксенофилиус окинул взглядом опустевшую комнату с усталым, но удовлетворенным выражением лица, после чего тихо сказал:
— Твои родители в безопасности, наследник. Флориан встретил них и уже должен был поднять иллюзорный контур. Он свяжется с вами по поводу оплаты, так что теперь… Теперь… нам всем остаётся только ждать.
Глядя на пустые кровати родителей, я впервые за всё время нахождения в этом мире позволил себе поверить, что я всё-таки действительно в состоянии что-то в нём изменить, главное не торопиться, и продумывать свои действия как минимум на десяток шагов вперёд…
Тишина после успешного переноса висела в комнате тяжелым, но приятным покрывалом. Бабушка стояла, глядя на пустые кровати, а её плечи до сих пор подрагивали от едва сдерживаемых слёз облегчения.
Я чувствовал лёгкую слабость в ногах — из-за остаточного эха от вечернего магического истощения, но всё было не зря. Теперь я мог не беспокоиться за родителей этого тела, и знание о том, что мои будущие действия никак не отразятся на их здоровье… Окрыляло.
Ксенофилиус, как только убедился в том, что портал сработал успешно — устало улыбнулся, вытирая лоб тыльной стороной руки.
В этот момент я заметил, что его эксцентричность куда-то испарилась, оставив лишь глубокую усталость и удовлетворение мастера, выполнившего сложнейшую работу. Заострять внимания я на этом конечно же не стал, но для себя соответствующую пометочку поставил.
Довольно выдохнув, он обвёл нас своим взглядом, остановившись на долю мгновения на Луне, после чего сказал:
— Ну вот и… — но его слова утонули в резком, властном звуке, который в доли мгновения разлетелся по всему дому:
Тук-тук-тук.
Это был не просто стук. Это был удар человека, который был полностью уверен в том, что его запустят, даже не званым. Моё сердце сжалось в болезненном предвкушении надвигающихся неприятностей, а бабушка мгновенно выпрямилась, одевая на лицо каменную маску равнодушия, но я чётко видел, что в глазах у неё мелькнула не просто тревога, а паника дикого зверя, почуявшего капкан.
Ксенофилиус побледнел, но тем не менее пошёл в сторону лестницы на первый этаж. Его собранность испарилась, уступая место рассеянности и неземному взгляду.
— Не выходите, — прошипел он так тихо, что его слова едва долетели до нас. — Ни в коем случае. Спрячьтесь в спальне и лишний раз не шевелитесь. Это… это не простой гость… Шептуны правы… Очень не простой. — Он нервно облизнул губы, а его пальцы запутались в бахроме жилета. — Я… я пойду открою.
Его бормотание стихло, как только он скрылся из виду. Наверху мгновенно воцарилась гнетущая тишина, ведь каждый из нас настороженно замер, пытаясь услышать то, что сейчас будет происходить на первом этаже…
Первое время кроме настойчивого гудения по прежнему парящих стабилизаторов не было слышно совершенно ничего, а потом снизу донёсся голос. Теплый, бархатистый, полный неподдельной заботы и… непререкаемого авторитета. Голос, который знал каждый волшебник в Британии.
— Добрый вечер, Ксенофилиус. Прости за столь ранний и, признаюсь, неожиданный визит. Мне сказали, что именно ты вчера забрал Фрэнка и Алису Лонгботтом из больницы Святого Мунго. Я пришел поговорить с тобой об этом.
«Дамблдор.» — мысленно выругался я.
Ледяная волна опасности прокатилась по моей спине, но я был не одинок в своих эмоциях. Как только снизу раздался голос гостя — бабушка едва слышно ахнула, а её рука с такой силой сжала трость, что я был готов поклясться, что слышал треск дерева. Луна тоже почувствовала наше неожиданно изменившееся настроение, и прижалась ко мне ещё сильнее, словно стараясь сказать, что она рядом.
Как только она это сделала — мой разум наконец-то перезапустился и начал работать.
— Луна, — я резко, но тихо шепнул ей, не отрывая пристального взгляда от лестницы, — Останься пожалуйста здесь, наверху. Не показывайся на глаза Дамблдору, хорошо?.
Я очень надеялся, что мой тон не оставлял места для возражений. Этот злобный манипулятор ни в коем случае не должен увидеть нас вместе, и зафиксировать эту связь в своем извращённом разуме. Она была моей слабостью, моей тайной крепостью, и я не собирался выставлять ее на обозрение главного стратега этого мира.
Луна на мгновение замерла, на ее лице мелькнула тень обиды и непонимания, но затем она всё-таки кивнула. Быстро, покорно, но обещание непременно выпытать у меня все мои секреты в глубине огромных глаз не заметил бы только слепой.
Тем временем снизу послышался тихий голос Ксенофилиуса. Он старался звучать радостно и непринужденно, но фальшь в этой радости была очевидна даже сквозь этаж.
— Доброе утро, директор! Да-да, ваши источники совершенно правы! Я… я просто не мог оставаться в стороне, видя их страдания! И вы не поверите… Я смог найти для них чудесное место, директор! Совершенно замечательное! Вдали от суеты, с чистым воздухом, лучшими целителями… Там им обязательно помогут, и может даже вылечат!
— Помочь… — Голос Дамблдора прозвучал мягко, но в нем явственно прозвучала нота… разочарования? — Это, безусловно, благородная цель, Ксенофилиус. И я ценю твоё… сострадание. Однако, — он сделал паузу, и в тишине она прозвучала громче любого крика, — место Фрэнка и Алисы сейчас в Святом Мунго под постоянным наблюдением специалистов, имеющих доступ ко всем необходимым ресурсам и архивам их лечения.
Только там мы можем надеяться на… стабилизацию, или даже на проблески улучшения. Я лично прослежу за тем, чтобы им оказывался самый тщательный, самый квалифицированный уход и я даю тебе в этом своё слово. Но чтобы это стало возможным — их обязательно надо вернуть. Сейчас же. Ради их же собственного блага.
Это было последней каплей, которая разнесла каменную маску бабушки с грохотом обрушившейся скалы. В следующий миг её глаза метнули молнии, и она не пошла… Она ринулась вниз по лестнице, гулко стуча своей тростью по деревянным ступеням.
— ИХ БЛАГО?! — её голос, хриплый от ярости и сдавленных слёз, громыхал внизу, заглушая всё что можно. — АЛЬБУС ДАМБЛДОР! ДОВОЛЬНО!
Я не колебался ни секунды. При мысли о том, чтобы оставить её наедине с этим манипулятором, у меня случился самый натуральный приступ паники, поэтому больше не раздумывая ни мгновения я аккуратно отцепился от Луны, и сбежал вниз по лестнице, застыв на последних ступенях, откуда открывался замечательный вид на разворачивающуюся сцену.
Ксенофилиус стоял, прижавшись спиной к стене, покрытой странными гобеленами с пепельно-серым от волнения лицом.
В центре скромной гостиной, рядом с низким столиком, где валялся вчерашний выпуск «Придиры» возвышался Альбус Дамблдор. Его длинные серебряные волосы и борода казались почти светящимися в полумраке комнаты, освещенной лишь редкими лучами рассветного солнца и причудливыми светильниками производства Луны.
На нём были одеты тёмно-синие мантии, расшитые звездами, а за полусферическими очками горел пронзительный, невероятно усталый, но непоколебимо твердый взгляд. Он без малейшего страха смотрел на Августу, появившуюся перед ним, словно разъяренная фурия.
Бабушка была не очень высокой женщиной, но в этот момент она казалась самым настоящим гигантом. Она заняла позицию между Дамблдором и лестницей, ведущей наверх, к опустевшей спальне, как последний бастион.
— Ваши загребущие руки, Альбус, — её голос дрожал от с трудом сдерживаемой ярости, — больше не доберутся до моих детей! Никогда! Вы слышите? НИКОГДА!
Дамблдор и не подумал отступать, и даже не изменил выражения своего лица. Вместо этого он попытался мягким голосом сказать:
— Августа… — но бабушка не стала его слушать, а перебила его на полуслове:
— Не смейте называть меня так! Вы потеряли это право, когда позволили Фрэнку и Алисе сгинуть в этой яме под названием «Мунго» на долгие годы!
Скажите мне, Альбус… Когда ваши «великие планы» и ваша «большая картина» оказались важнее жизни и разума двух героев, отдавших все ради победы над Тьмой?! Где была ваша забота тогда, Альбус? Где ваше личное наблюдение и ваше слово? А нигде! Они выполнили свою роль и больше были не нужны! Просто пешки! Пешки, которые отслужили свое!
Каждое ее слово било точно в цель, но пробить непоколебимость этого манипулятора не смогла. Он был искренне уверен, что ради общего блага это были допустимые потери, поэтому на упрёки Августы Дамблдор только лишь слегка опускал голову, играя стыд и смущение.
— Я понимаю твою боль, Августа, — сказал он тихо. — Твой гнев более чем оправдан, ведь я… Я и правда допустил непростительные ошибки и недооценил жестокость наших врагов даже после падения Того-Кого-Нельзя-Называть.
Я не обеспечил им должную защиту, и признаю это… Но сейчас… Сейчас мы можем исправить это. Вернуть их в Мунго — первый шаг к…
— К чему?! — вскричала Августа, и в ее голосе прозвучала настоящая истерика, смешанная с отчаянием. — К тому, чтобы Беллатриса Лестрейндж или кто-то из ее подпевал, купленный новыми хозяевами Министерства, снова нашел их?! Чтобы они стали разменной монетой в ваших новых играх с Тьмой?! Или в играх этого продажного сброда в мантиях, который только вчера оправдал человека, который РЕАЛЬНО творит ужасные вещи?! НЕТ! — Она ударила тростью об пол так, что треснула одна из странных плиток.
— Они уехали, Альбус! Далеко! Туда, где ваше влияние, как и ваше циничное «благо» до них не дотянутся! Они в безопасности, и вы никогда не узнаете куда мы их спрятали! Никто не узнает!
Дамблдор на мгновение закрыл глаза, а когда он открыл их, то к моему удивлению в них не было гнева. Была лишь бесконечная усталость и… тревога. Глубокая, леденящая душу тревога.
— Уехали? — он произнес это слово тихо, как эхо. Его взгляд скользнул по Августе, потом поднялся на меня, застывшего на лестнице. Взгляд старика был не обвиняющим, а… проницающим. Анализирующим.
Он видел мою неестественную бледность и мою усталость. Видел страх Ксенофилиуса, слышал едва уловимый гул стабилизаторов… Его ум, острый как бритва, с лёгкостью складывал пазл произошедших событий с пугающей скоростью.
— Далеко… — повторил он задумчиво, после чего продолжил:
— Я так полагаю — за пределы магической Британии? Смею вам напомнить, что использование незарегистрированных международных порталов, особенно для перемещения пациентов в таком состоянии… Августа, ты понимаешь, на какой риск вы пошли? Нарушение стольких законов в твоём возрасте… Могут иметь негативные последствия для вас, для Невилла…
— Последствия?! — Августа засмеялась, но это был страшный смех, человека, который чуть не потерял всё. — Вы думаете, меня после вчерашнего волнуют ваши законы?! После того, как эти законы вчера с лёгкостью оправдали человека, замешанного в финансировании тьмы?! Эти ваши законы… — она плюнула на пол, — …они служат только сильным и подлым!
— Безопасность твоих детей, Августа, — Дамблдор говорил с подчеркнутой мягкостью, но в его голосе зазвучала сталь, — может быть гарантирована только в рамках системы, которую мы можем контролировать.
За пределами… там слишком много неизвестного. Слишком много сил, о которых мы ничего не знаем. Фрэнк и Алиса… их состояние по-настоящему уникально. Последствия такого сильного Круциатуса… Они могут быть… привлекательны для тех, кто ищет знания о темных искусствах, и о пределах человеческой психики. Я не могу допустить, чтобы твои дети стали… объектом экспериментов.
Эти его слова, сказанные без повышения голоса, упали в гробовой тишине. Даже Августа на мгновение онемела, пораженная леденящей перспективой, которую он обрисовал. Я почувствовал, как ноги снова подкашиваются, но теперь уже от ужаса…
Эксперименты… Эта тварь в человеческом обличье с лёгкостью играл на самом тёмном страхе Августы, на ее материнском инстинкте. И делал это мастерски.
— Вы… вы лжете, — прошептала Августа, но в ее голосе уже не было прежней уверенности. Тень сомнения не почувствовал бы только слепой и глухой человек, а Дамблдор таким не был…
— Я желаю им только добра, Августа, — сказал Дамблдор с непоколебимой искренностью. — Как и Невиллу. — Его взгляд снова устремился на меня, пронзительный и оценивающий. — Должен заметить, что твой внук уже демонстрирует… необычайную силу воли и готовность нести ответственность, но он ещё так молод…
Тут он сделал шаг вперед, и приблизившись к бабушке властно спросил:
— Где они, Августа? Где Фрэнк и Алиса? Пока ещё не поздно, дай мне возможность исправить ошибки прошлого и вернуть их под защиту. Настоящую защиту.
Августа колебалась. Я видел, как дрогнули её губы, как в глазах мелькнула тень отчаяния и страха перед тем будущим, которое нарисовал Дамблдор. Она была загнана в угол его логикой, его мнимой заботой и холодным анализом рисков. Внезапно она повернулась и в поисках поддержки посмотрела на меня.
После такого призыва я уже не мог молчать и позволить ему сломить волю бабушки сейчас, после всего, чего мы добились. Я сделал шаг вниз и встав рядом с Августой, всеми силами стараясь не показывать свою слабость.
— Профессор Дамблдор, — начал я, заставляя себя на всякий случай не встречаться с его всевидящим взглядом. — Мои родители… Они больше не ваша забота, как собественно говоря и не забота Министерства в лице Мунго. Решение принято, и сейчас они находятся в месте, где о них позаботятся лучшие специалисты, недоступные здесь.
Месте, о нахождении которого знаем только мы. — Я кивнул в сторону Августы и Ксенофилиуса. — Ваши опасения… мы их учли и приняли соответствующие меры, поэтому пожалуйста… Оставьте их в покое. Оставьте нас в покое.
Дамблдор перевел взгляд на меня. Его голубые глаза за стеклами очков изучали меня с невероятной интенсивностью. У меня складывалось ощущение, что ещё немного, и он увидит, что я — совсем не Невилл Лонгботтом, а что-то… другое.
— Невилл… — наконец произнес он, и в его голосе прозвучала неподдельная, отеческая грусть. — Ты берешь на себя слишком много и пытаешься играть в игры, правила которых не до конца понимаешь. Последствия таких действий могут быть… необратимыми. Как для тебя, так и для них. — Он кинул быстрый взгляд на Августу, и мягко попросил:
— Августа, подумай ещё раз. Ради всей своей семьи прими правильное решение.
Но бабушка, увидев мою стойкость, снова собралась. Тень сомнения отступила перед яростью матери, защищающей своих детей любой ценой.
— Решение принято, Альбус, — сказала она ледяным тоном. — Они уехали и вы не найдете их. А теперь… прошу вас. Покиньте этот дом. Ваше присутствие здесь… нежелательно.
Дамблдор задержал на нас свой тяжелый, проницательный взгляд еще на мгновение. Его взгляд скользнул по Ксенофилиусу, который съежился под этим взглядом, потом снова вернулся ко мне. В его глазах что-то мелькнуло — не гнев, не угроза. Скорее… тревожное любопытство. Как будто он увидел новую, сложную головоломку, которую ему предстоит решить.
— Очень хорошо, — произнес он с вежливой, но пустой улыбкой. — Я удаляюсь, но помните… Я не оставлю эту ситуацию без внимания, потому что бдительность — залог всеобщей безопасности. Береги себя, Невилл. Опасности… они часто прячутся в самых неожиданных местах. И приближаются как правило… внезапно.
В следующий миг он уже повернулся к двери, и именно в этот момент, когда он уже практически ушёл, из тени лестницы бесшумно выплыла Луна. Она никак не обозначила своего появления, а просто встала позади меня и чуть левее практически вплотную ко мне. Её плечо почти касалось моей спины, без слов говоря, что она здесь, рядом.
Её огромные глаза были прикованы к Дамблдору, и в них не было страха, а только лишь глубокая, бездонная настороженность, словно она видела не человека, а сложный загадочный объект.
Дамблдор, уже взявшись за ручку двери, на долю секунды вдруг замер. Он не обернулся полностью, но я чётко заметил, что на несколько мгновений его голова всё-таки слегка повернулась в нашу сторону, даруя ему возможность уловить появление фигуры Луны, вставшую за моей спиной.
Он не сказал ни слова, но в этой микроскопической задержке, в этом мимолетном, но целенаправленном искоса брошенном взгляде читалось все: регистрация факта, мгновенный анализ, переоценка ситуации. Как бы я этого не хотел, но он всё-таки увидел связь. Увидел новую переменную в загадочном уравнении под названием «Невилл Лонгботтом».
В следующий миг входная дверь бесшумно закрылась, отрезая нас от директора и от его пронзительного взгляда.
Тишина, наступившая после его ухода, была оглушительной. Августа рухнула на ближайший стул, а Ксенофилиус просто сполз на пол прямо там, где стоял. Я же смотрел на закрытую дверь и чувствовал, как ледяная волна страха и гнева накрывает меня с головой.
Он знал. Не все, но слишком много. Он понял, что я вступил в игру, и теперь он увидел её. Увидел рядом со мной человека, который не побоялся выйти и поддержать в момент конфронтации.
«Опасности… внезапны…». Это был не совет доброго дедушки. Это было самое натуральное предупреждение о его собственном, теперь уже прицельном, внимании, и о том, что Луна Лавгуд только что попала в зону его интересов…
Гнетущее молчание после ухода Дамблдора казалось длилось целую вечность. Но наконец Августа всё-таки более менее пришла в себя, и дрожащей рукой опираясь на трость, поднялась со стула.
— Ксено, спасибо тебе, но нам… Нам нужно домой, — прошептала она, срывающимся голосом.
Ксенофилиус лишь беззвучно кивнул, продолжая сидеть на полу, уставившись в одну точку. Луна осторожно коснулась меня рукой и тихо прошептала:
— Он видел, Нев, извини, что не прислушалась к твоим словам, мозгошмыги шептали мне... Впрочем, неважно. Такого больше не повторится…
Я посмотрел в эти глубокие серые глаза, в которых плескались целые озёра переживаний и сожаления, после чего осознал, что вряд ли на её месте поступил бы по-другому.
Поэтому просто притянул её к себе, и глубоко вдохнув цветочный запах, который всюду сопровождал эту удивительную девушку, так же тихо ответил:
— Тут уже ничего не изменишь... Будем надеяться, что последствия окажутся... Не такими критичными, как я себе представлял. — ответил я хрипло, сжимая ее руку в ответ.
Бабушка уже двигалась к выходу, когда я вспомнил об одном очень важном моменте, после чего повернулся к Ксенофилиусу, и произнёс:
— Мой вам искренний совет — не посещайте чемпионат мира по квиддичу. Что-то мне подсказывает, что он пойдёт совсем не по намеченному сценарию, а в свете недавних событий… Вам лучше избегать любых неожиданностей.
— Но… Но как же болезаклинательницы?! Я же хотела… — возмутилась Луна, но я её перебил:
— Болезаклинательницы спокойно дождутся следующего раза, да и слышал я, что на этот матч их не допустят при помощи специальных тотемов… Так что этот матч действительно лучше пропустить. И вообще, Луна… Ты мне совсем недавно кое-что обещала…
Девушка расширила глаза, удивлённая что её слова так быстро обернулись против неё самой, но в следующий миг покорно опустила взгляд, и спокойно кивнула:
— Хорошо, Нев, я сделаю это, обещаю… Но когда ты встретимся в Хогвартсе — ты мне всё-всё-всё расскажешь, понял?!
Я только усмехнулся, глядя на это воплощение возмущённости, а в следующий миг бабушка уже вытягивала меня на улицу, чтобы сразу же применить трансгрессионные чары и очутиться за много много миль от дома Лавгудов.
Поместье, которое обычно внушало чувство безопасности и защищённости, сегодня казалось уязвимым как никогда. Едва мы переступили порог холла, как в тот же миг из тени материализовался Симми. Его огромные, как блюдца, глаза были полны искренней тревоги и опасения.
— Хозяин Невилл! Молодой господин! — пропищал он, заламывая руки и судорожно озираясь по сторонам, будто стены могли подслушать. — Симми рад вашему возвращению, но… но пока вас не было, тут случилось кое-что нехорошее! Очень нехорошее!
Августа, услышав это утверждение, остановилась как вкопанная. Её усталость мгновенно сменилась привычной боевой готовностью, и она настороженно сказала:
— Говори, Симми. Что случилось пока нас не было?
— Пока вы отсутствовали… кто-то пытался войти через каминную сеть! Три раза! Симми ощутил сильный магический толчок… кто-то настойчиво пытался сломать блокировку! — Заголосил домовик дрожащим голосом. — Но блокировка рода по прежнему крепка! Она устояла под натиском и не пустила нарушителей!
Ледяная волна ужаса прокатилась по моей спине… Пока мы пытались достучаться до этих маразматиков в Визенгамоте и спасали родителей, кто-то уже пытался вломиться сюда, и что-то мне подсказывает, что это было только начало…
Первая промелькнувшая мысль была конечно же о Дамблдоре, но немного подумав я отогнал её, потому что это было слишком прямолинейно для него. Но это совершенно точно был кто-то, кто знал, что в этот момент времени дома никого нет, а значит круг подозреваемых… Невероятно огромен.
Услышав слова Симми — бабушка побледнела еще больше, но боевой взгляд даже не думал гаснуть.
— Хорошо, Симми, ты большой молодец и всё сделал правильно. Продолжай наблюдать, и как только почувствуешь даже малейшее колебание в защите дома — сразу докладывай мне или Невиллу.
— Симми всё понял, Симми сделает! — отреагировал домовик и склонился в почтительном поклоне, после чего растворился в тенях так же бесшумно, как появился.
— Продажные твари, — прошипела Августа разгневанным тоном. — Уже рыщут, как шакалы у порога. Полагаю, весть о… пересмотре опеки разнеслась уже по всему континенту, и на удивление она взбудоражила слишком многих.
Бабушка бросила на меня тяжелый взгляд, и тяжело вздохнув, сказала:
— Иди, внук, отдохни после ритуалов, а я… после сегодняшнего я должна лично проверить всю защиту дома…
Не став дожидаться моей реакции она резко развернулась и зашагала в сторону семейной библиотеки, тихо бурча что-то себе под нос.
Спорить с бабушкой я не стал, тем более, что и сам подыскивал отговорку, чтобы избежать её внимания и остаться одному. Слабость после ритуалов и не хилой эмоциональной встряски до сих пор давала о себе знать тяжестью в ногах и небольшим туманом в голове, но об отдыхе сейчас не могло быть и речи.
Я стремительно поднялся по широкой лестнице на второй этаж, и без раздумий минуя дверь в свою комнату, ворвался в кабинет главы рода. Моё появление не осталось не замеченным, и Сибран тут же на него отреагировал:
— Наследник, — его голос прозвучал низко, чуть хрипловато, но с невероятной четкостью, будто он стоял рядом со мной. — Ты выглядишь… несколько потрепанным, и от тебя так и фонит какой-то сильной магией. Я жду от тебя подробного рассказа, сейчас же!
У меня не было сил на соблюдение ритуалов вежливости, поэтому церемониться я не стал. Опустившись в кресло за столом главы рода, я тут же начал рассказывать про свои недавние приключения без прикрас.
Визенгамот, полностью провалившееся обвинение Уизерби, продажные чиновники, отчаянный план спасения родителей… Я рассказывал всё. Не забыл и про ритуал кровного разрыва с последующим побегом во Францию, ну и конечно же про визит Дамблдора. Я в красках описал всё, что чувствовал во время его визита: холодный расчет, игра на страхах Августы, попытка вернуть контроль над родителями…
А закончил я тем, что описал его пронзительный взгляд, когда он заметил как Луна подошла ко мне и о его последних словах.
Сибран слушал меня внимательно, даже не думая перебивать. Его выражение лица во время моего рассказа менялось от мрачного неодобрения (на рассказе о Визенгамоте) до ледяной ярости (при упоминании Дамблдора). Также я успел заметить странное, жесткое удовлетворение, когда я описывал ему ритуал и успешный перенос моих родителей во Францию.
Когда я замолчал, то на несколько мгновений в кабинете повисла идеальная тишина. Сибран долго смотрел на меня задумчивым взглядом, и что он там обдумывал — даже не берусь предполагать.
— Итак, — наконец произнес он суровым голосом судьи, готового вынести свой приговор. — Ты не побоялся бросить вызов продажному судилищу, хоть и догадывался, что справедливости ты не добьешься.
Тем не менее, благодаря этому ты смог вырвать свою кровь из пасти системы, тем самым перехитрив самого Альбуса Дамблдора, и заставив его пока что отступить. Неплохо, наследник. Для начала — очень неплохо. У тебя очень… не детское поведение, но времена меняются, так что может оно и к лучшему.
Он откинулся на спинке своего нарисованного кресла, сложив руки на животе, и задумчиво продолжил:
— Дамблдор… — Сибран произнес это имя с презрительным придыханием. — Ужасный циник и непревзойдённый манипулятор. Великий Архитектор, строящий свой идеальный мир на костях чужих жизней. Он видит людей лишь как своего рода инструменты для обустройства своей «Большой Игры».
Тот факт, что он припёрся лично… говорит о многом. Ты стал для него не просто мальчиком с проблемной памятью, а самым настоящим фактором. Той переменной, которую он не учел, и из-за которой некоторые его планы… Изменились.
Это… очень опасно, наследник. А в твоём случае — опасно вдвойне, потому что ты оказался настолько туп, что позволил ему увидеть эту твою девчонку — Лавгуд.
Можешь сколько угодно отрицать, но даже мне, портрету, видно — насколько она тебе не безразлична. Связь с ней — твоя слабость, которую Дамблдор обязательно попытается использовать, а если не получится, то сломать.
— Ты смог разорвать кровные узы… Это сильный шаг, имеющий отношение к древней, мощной магии, но этого совсем недостаточно. Недостаточно и тех жалких щитов и оглушительных заклинаний, которым тебя, я полагаю, будут учить в Хогвартсе. Дамблдор держит школу на коротком поводке, и из-за этого там тебя научат разве что… быть удобным.
В следующий момент Сибран резко выпрямился, а его изображение словно начало излучать энергию.
— Хоть ты ещё и очень мал, наследник, но я считаю, что оставлять тебя в неведении, относительно сложившейся ситуации не стоит. Не смотря на то, что тобой двигали исключительно благие намерения защитить свою кровь — выступив против сильных мира сего ты развязал войну.
Война эта пока что ведётся не в открытом поле, а в тиши кабинетов, строчках законов, и в шепоте заговоров. На этой войне, — его голос стал жестким и безжалостным — все средства хороши.
Запомни, Невилл… Тьма не выбирает своих жертв по благородству крови или чистоте намерений. Она просто приходит и сжирает.
Чтобы выжить, чтобы защитить то, что тебе дорого… ты должен знать своего врага. Знать его методы и способы воздействия.
Он ненадолго замолчал, давая мне время переварить его слова, после чего продолжил:
— Я не призываю тебя стать кем-то вроде Пожирателя Смерти, наследник… Кровь Лонгботтомов не для этого течет в твоих жилах. Но ты должен… нет. Ты ОБЯЗАН знать, против чего будешь воевать.
Как создается и снимается Империус, как правильно накладывать и снимать проклятия, как перебороть воздействие на твоё сознание, и даже как использовать собственную тень как щит и меч. — Не увидев никакого отторжения от его слов в моём взгляде, он тут же продолжил:
— В библиотеке этого кабинета есть… специальный раздел, запертый ещё твоим прапрадедом. Этот раздел защищен уникальными чарами, ключ от которых — твоя кровь и воля Главы Рода.
Твоя кровь у тебя есть, а воля главы рода… — Он усмехнулся, коротко и беззвучно. — …такова. Ты получишь доступ, а поэтому налегай на изучение магии, наследник. Всей магии. Не ограничивайся светлыми фокусами из учебника. Только так ты сможешь защитить свой дом, свою бабку, и ту девчонку. Только так у тебя появится шанс выиграть эту войну.
Его слова падали, как удары молота, даруя мне холодную, твердую решимость. Сибран был прав на все сто. Я непозволительно расслабился, сосредоточившись на изучении школьной программы, а ведь мной заинтересован не только Дамблдор и Уизерби…
Дражайшая Беллатриса совсем скоро покинет место своего заключения, и вспомнит о не доделанной работе… А значит к тому моменту я должен быть готов.
Увидев, что мой предок ожидает ответа, я ответил:
— Я понимаю, сэр, и согласен с вами — мой голос прозвучал существенно спокойнее, чем я ожидал. Если бы я действительно был ребёнком с радикальным мышлением, то может и устроил ему истерику, что тёмная магия — она плохая, но я был совсем не ребёнком, а поэтому не смотря на бушующие эмоции, мой разум спокойно анализировал его слова и принимал их.
— На войне все средства хороши, и я не намерен играть в благородство с теми, кто его не знает. Я изучу всё что поможет мне остановить моих врагов.
Сибран долго смотрел на меня, а потом в его ледяных глазах мелькнуло что-то… похожее на одобрение.
— Хороший ответ, — произнес он наконец. — Кровь предков говорит в тебе громче, чем я ожидал. Книги ждут тебя за потайной дверью слева от камина. Для её открытия нужно капнуть твоей крови на изображение геральдического льва.
Я уже сорвался в указанную сторону, но Сибран решил вставить ещё несколько слов:
— Невилл, будь осторожен. Большинство книг в том секторе требуют к себе… избирательного отношения. При входе там находится руководство, и прежде чем приступать к изучению находящейся там литературы — намертво зазубри это самое руководство. Род не перенесёт, если с тобой что-то случится.
И помни: знание — сила. Но сила без мудрости — это прямой путь в пропасть. Не становись тем, с кем борешься. — После этих слов он откинулся назад, и прежде чем его изображение снова стало статичным, он тихо пробурчал:
— Теперь ступай… А мне надо обдумать интересные новости, которые ты принёс для бедного старика…
«Тоже мне… старика нашёл…» — скептично подумал я, и тут же направился в сторону стены с камином. Пока шёл, то с некоторой радостью осознал, что ноги мои больше не дрожали от слабости, и я снова был готов к совершению новых подвигов.
Приблизившись к указанной стене, я внимательно осмотрел её, и практически сразу мой взгляд уткнулся в изображение льва, о котором говорил Сибран.
Каменная кладка на стене выглядела монолитной, но справедливо рассудив, что Сибрану незачем шутить надо мной, я аккуратно рассёк свой палец, и едва касаясь, провёл им по голове льва.
На секунду мне показалось, что лев под пальцем ожил, а в следующий миг по поверхности стены пробежали сложные, переплетающиеся линии едва уловимого тусклого золотого света, которые в конце концов сформировали прямоугольник, и сразу после этого подсвеченная часть стены без единого скрипа, совершенно бесшумно отъехала в сторону, открывая узкий проход в небольшую, заставленную стеллажами комнату-сейф.
В воздухе практически сразу запахло старым пергаментом, пылью и… чем-то металлическим, смешанным с запахом сухих трав. На полках стояло несколько десятков книг в переплетах из странной, тёмной кожи вперемешку с опечатанными воском свитками. При взгляде на это великолепие я представил сколько тут находится старых запретных знаний, и предвкушающе улыбнулся.
Честно говоря — в своих планах я надеялся попасть в такое место в лучшем случае где-то после окончания Хогвартса, когда уже стану относительно самостоятельным волшебником и смогу без лишних хлопот покидать пределы магической Британии, а тут вот же… Прямо под носом находится то, о чём я даже не смел мечтать. Сибран сказочно мне помог, и я сделаю всё от меня зависящее, чтобы эта помощь не оказалась напрасной.
Мысленно прислушавшись к своему состоянию, я пришёл к выводу, что чувствую себя на удивление приемлемо, а значит вполне себе в состоянии ознакомиться с обнаруженной комнатой, поэтому не раздумывая сразу же зашёл внутрь.
Как я уже говорил — это оказалась небольшая, полностью лишённая окон комната. В ней не было совершенно ничего, кроме двух стеллажей с книгами и свитками, а так же одного единственного кресла, на котором лежала тонкая книжица, оказавшейся тем самым руководством, про которое мне говорил Сибран.
Я не был уверен, что способен сейчас хоть что-то досконально изучать, но вспомнив про свою способность — понял, что ознакомиться и вдуматься в руководство я вполне себе способен и во сне, а сейчас мне достаточно просто не спеша пролистать его.
Сказано — сделано. Усевшись в кресло, я развернул перед собой оказавшееся неожиданно тяжёлым руководство, и приступил к вдумчивому пробеганию глазами достаточно убористого текста…
Сколько времени я провёл в этой комнате — мне неведомо, но руководство я пролистал от корки до корки. Временами мои глаза выхватывали отдельные слова, от осознания которых на душе становилось мерзко, но потом я понимал, что это то неизбежное зло, благодаря которому в будущем я буду способен избавиться от зла куда большего, так что я давил на корню всю брезгливость, и продолжал изучать сокровенные знания…
Когда я выбрался из этой комнаты — солнце за окном уже уверенно клонилось к горизонту.
«Надеюсь бабушка там ещё не сошла с ума от моих поисков…» — озадаченно подумал я, и направился в сторону зала, откуда до моего нюха уже доносился приятный запах приготовленной домовиком еды…