Не та драконица для ректора

Глава 1. «Смерть от кота — это нормально, правда?»

Если бы мне хоть кто-нибудь, хоть раз в жизни, хоть где-нибудь, например, в очереди за кефиром или на корпоративе, когда я в очередной раз пыталась изобразить, что мне интересна таблица Excel, сказал, что моя тридцатилетняя, в меру скучная, до зевоты предсказуемая и, чего уж там, вполне себе посредственная жизнь обернется полным форс-мажором, и причиной тому будет пушистый рыжий террорист по кличке Барсик, я бы, не задумываясь, расхохоталась ему в лицо. Причем не просто так, а громко, с надрывом, возможно, даже с фонтанирующими брызгами того самого кефира. А потом, вероятно, посоветовала бы очень хорошего специалиста. Психиатра. Желательно, с лицензией и крепкими нервами. Потому что такие прогнозы – это уже диагноз.

Я, Лиза, дипломированный офисный планктон, специалист по завариванию растворимого кофе так, чтобы никто не заподозрил его растворимости, и чемпион по скоростному спуску по карьерной лестнице, естественно, исключительно вниз, где-то между отделом кадров и складом канцтоваров, планировала умереть как все нормальные люди. То есть не от банановой кожуры под кошачьей лапой. И, конечно же, не в тридцать. Мой идеальный сценарий предполагал лет эдак девяносто, а лучше все сто пять. В окружении, если особо повезет, не только кошек – хотя куда ж без них, я их обожаю, но издалека – но и внуков, которые будут спорить, кто первым унаследует мою старую коллекцию значков. Умереть я мечтала от старости. Тихо, во сне. Желательно, после вкусного ужина и просмотра какого-нибудь слезливого ромкома. А не кубарем с лестницы, провожаемая презрительным, полным вселенского превосходства «мяу» соседского тирана, чья рыжая мордашка светилась нескрываемым злорадством. Кажется, я даже успела поймать его взгляд, и там читалось что-то вроде: «Вот так тебе, человечишка. Нечего тут ходить, когда я дремлю».

Все началось до банального, до неприличия просто. Как, впрочем, и большинство фатальных событий в моей жизни, обычно начинавшихся с фразы «Да ладно, что тут может пойти не так?». Был вечер. Обычный вторник. В руке у меня был мусорный пакет, который своим весом явно намекал, что я перекладываю на него слишком много жизненных тягот, а не только остатки ужина. Я шла по лестнице, напевая под нос какой-то прилипчивый, абсолютно идиотский мотивчик из рекламы кошачьего корма. «Твоя киска купила бы Вискас» – ну не ирония ли, а? Кажется, мироздание уже тогда тихонько хихикало в кулачок, готовя мне главный сюрприз.

И вот он. Главный герой моей трагедии, застывший в позе, достойной древнеегипетского сфинкса, только рыжего и с наглыми зелеными глазами. Барсик. Воплощение вселенской наглости, космического самомнения и, конечно же, рыжего меха, который, кажется, был способен вызвать аллергию даже у людей, не страдающих аллергией. Он развалился прямо на верхней ступеньке, как падишах на подушках из шелка, и смотрел на меня своими зелеными глазищами так, словно я была всего лишь недостойной прислугой, посмевшей, о ужас, нарушить его святой, послеобеденный покой. Или, что еще хуже, просто пройти мимо его величественной персоны.

— Брысь, чудовище, — пробормотала я, стараясь придать голосу максимум угрозы, что, честно говоря, звучало скорее как писк напуганной мыши. Я попыталась аккуратно обойти его, прижимаясь к стене, словно провинившаяся школьница. В моем распоряжении оставалось сантиметров десять свободного пространства, не больше. Задача не из легких, учитывая объем мусорного пакета и мою природную неуклюжесть.

Но чудовище, кажется, не просто не подумало двигаться. Оно, очевидно, считало, что весь мир должен двигаться вокруг него, и никак иначе. Оно лишь лениво, с таким королевским пренебрежением, что мне стало обидно до слез, повело ухом, словно отмахиваясь от назойливой мухи. А когда я, с трудом сохраняя равновесие и балансируя на одной ноге, поравнялась с ним, этот меховой диверсант, этот шерстяной террорист, совершил свой коварный, идеально рассчитанный маневр. Он не прыгнул, не бросился, не издал боевого клича. Нет. Он просто лениво, вальяжно так, с выражением лица, будто делает мне одолжение, вытянул лапу. Вытянул лапу, Карл! И поставил мне подножку. Подножку, черт возьми, от кота! Я же не в мультфильме!

Дальше все было как в замедленной съемке, но с привкусом плохого комедийного фильма. Мусорный пакет, мой верный спутник и носитель всех моих бытовых тайн, взмывает в воздух, живописно разбрасывая по лестнице остатки банановой кожуры, яичную скорлупу и, о позор, вчерашние макароны с сыром. Моя нога, которая еще секунду назад была вполне себе точкой опоры, предательски теряет ее, а потом и всякую надежду. Мир наклоняется под немыслимым углом, и я, кажется, впервые в жизни вижу потолок лестничной клетки с такого ракурса.

Последнее, что я осознала с кристальной ясностью, это то, что я забыла выключить утюг. И вот это было действительно страшно. Утюг! А еще мелькнула идиотская, до смешного нелепая мысль: «Интересно, в некрологе так и напишут: "Причина смерти – кот, подножка"?». Или, может, "Пала жертвой рыжей пушистой наглости"? Это было бы до смешного нелепо. И Барсик, вот сто процентов, получит от своей сердобольной, но не очень сообразительной хозяйки дополнительную сосиску за то, что «проводил» соседку. Какой же он подлец!

Удар затылком о бетонную ступеньку был финальным аккордом в этой симфонии абсурда, написанной неизвестным композитором-садистом. Звук, кажется, был похож на хруст арбуза. И потом… Темнота. Не просто темнота, а такая, которая обволакивает, затягивает, словно бархатная бездна.

Но не надолго. О нет, совсем не надолго. Как выяснилось, моя личная драма только начиналась, а пролог, оказывается, был написан рыжим котом. Тьма сменилась странным, густым, золотистым светом, похожим на жидкий мед, который медленно, тягуче обволакивал меня со всех сторон. Я парила в нем, словно пылинка в солнечном луче, и чувствовала себя необыкновенно легкой, невесомой. Боли не было. Совсем. Это было первое приятное открытие.

Передо мной, будто сотканная из этого самого света, стояла Женщина. Именно так, с большой буквы, потому что иначе ее назвать было нельзя. Я не видела ее лица целиком, оно постоянно менялось, расплывалось, словно легкий дым, или блик на воде, но я отчетливо видела ее кожу. Она была покрыта мелкой, идеально ровной чешуей золотого цвета, переливающейся при каждом ее движении всеми оттенками солнечного света – от нежно-сливочного до глубокого медового. Это было… невероятно красиво и одновременно немного пугающе. От нее пахло озоном после сильной грозы, когда воздух становится таким чистым, таким прозрачным, что хочется дышать полной грудью, и почему-то полевыми цветами, нагретыми солнцем. Ромашки, васильки, что-то такое родное и земное, смешанное с чем-то совершенно внеземным. Она наклонилась ко мне, и ее голос прозвучал не в ушах, а прямо в голове – тихий, как шелест старинных, пыльных страниц, перелистываемых невидимой рукой. Он обволакивал, проникал в каждую клеточку.

Глава 2. «Привет, я не дракон. Наверное»

Осознание того, что у тебя нет хвоста, приносит облегчение. Облегчение, девочки мои, это вам не просто "фух, пронесло". Это тщательно дозированный, высокооктановый гормон счастья, который организм, видимо, бережет для самых критических ситуаций. У Лизы Вишневской, мастера презентаций и специалиста по стратегическому планированию из города N, это облегчение длилось ровно три минуты сорок пять секунд. Я засекла. Хватило этого времени ровно на один глубокий, медитативный вдох, один судорожный выдох, напоминающий звук спускаемой шины, и мгновенное осознание, что все, что у нее есть, в разы хуже, чем отсутствие того, чего нет.

Моя маленькая, золотая победа над хаосом – отсутствие лишних конечностей, которые пришлось бы где-то прятать или, не дай бог, страховать — лопнула, как перезревший воздушный шарик. Знаете, такой, который тебе подарили на корпоративе, но он уже неделю висит под потолком и намекает, что праздник кончился.

Я сидела на влажном, пахнущем плесенью и чужими амбициями мху, в полном незнакомом лесу. Мое тело было чужим. Оно не просто не принадлежало мне, оно выглядело как результат пьяного спора между косплей-мастером и продавцом из отдела "Кожа и Рептилии" в местном ЦУМе. Маникюр? Да, длинные, заостренные когти, явно вдохновленные Фредди Крюгером, но почему-то бронзового цвета. А моя кожа? Простите, но это была отделка: модная, чешуйчатая, нежно-бронзовая, которая, судя по всему, обеспечивала отличную защиту, но совершенно не сочеталась с моими старыми джинсами, которые чудом уцелели при трансмутации.

«Лиза, — прошипела я сама себе, осторожно трогая блестящее предплечье. — Ты выглядишь так, будто собралась на встречу выпускников Школы Злодеев».

Мой последний известный адрес — третий пролет лестницы в обычной панельной девятиэтажке города N, где главной проблемой было отсутствие горячей воды в мае и склочный сосед по имени Геннадий, любитель караоке. А теперь? Перспективы, прямо скажем, настолько так себе, что по сравнению с ними даже Лепс с его «Рюмкой водки на столе» кажется вполне желанным элементом декора.

Паника, эта вежливая дамочка, которая на время отступила, чтобы дать мне насладиться отсутствием хвоста, вернулась. И не одна. Она привела с собой отряд специального назначения: ледяные мурашки, барабанная дробь в висках и внутренний голос. О, внутренний голос! В моей прошлой жизни его звали Ирена Петровна, и она была моим непосредственным начальником. Ирена Петровна вернулась, стала еще ехиднее и тут же начала проводить антикризисный брифинг.

— Ты умрешь здесь, Лиза, — прошептала Ирена Петровна-Внутренний Голос, обнимая меня ледяными щупальцами. — Тебя съест что-то мерзкое, волосатое и несомненно ядовитое. Или ты просто споткнешься о корень и сломаешь свою новую, чешуйчатую, такую дорогую шею. И никто, никто не узнает, что причиной твоего феерического фиаско стал рыжий котяра Барсик, который просто решил, что твое любимое ожерелье — отличная игрушка. Какая нелепая эпитафия для несостоявшегося великого человека: «Погибла из-за кота». Стыд и позор!

— Заткнись, Ирена Петровна! — мысленно рявкнула я. Хватит. Если уж умирать, то с достоинством и, желательно, с заранее подготовленным слайдом о причинах и следствиях.

С кряхтением, достойным восьмидесятилетней пенсионерки, а не тридцатилетней специалистки по KPI, я заставила себя подняться. Ноги. Мои новые ноги-ходули. Они дрожали, как моя рука, когда я в первый раз подписывала ипотечный договор. Мне нужны были действия. Нужен был план. О, в этом я была профессионалом! Я же, в конце концов, была мастером по составлению гениальных планов, презентаций и стратегических дорожных карт, которые потом, как правило, благополучно пылились в папках «На Рассмотрение Главным Менеджментом». Что ж, пришло время применить эти бесполезные офисные навыки в суровых полевых условиях.

Итак, достаем ментальный стилус и начинаем чертить.

Цель:Возврат в реальность (или хотя бы в реальность, где моя чешуя не отвлекает при разговоре).

Пункт 1: Анализ Заинтересованных Сторон (Stakeholder Analysis).Найти людей. Или, на худой конец, кого-то разумного, кто не попытается меня съесть или, что еще хуже, завербовать в культ Лесного Бога. Я слишком стара для культов и совершенно не умею бегать в сандалиях.

Пункт 2: Географическое Позиционирование (Geo-Positioning). Выяснить, где я, черт возьми, нахожусь. Это не Подмосковье. Здесь деревья были такими высокими, что, казалось, они подпирают не просто небо, а сам потолок мироздания. Воздух был густым, как бюджетный борщ, и пах так, будто кто-то вылил на лесную подстилку тонну пряностей, смешанных с запахом дикого животного. Запах… необычный. Надо будет включить его в отчет. *«Environment Assessment: Агрессивно Пряный.»*

Пункт 3: Управление Несанкционированным Апгрейдом (Unauthorized Upgrade Management). Найти способ избавиться от этого косметологического кошмара. Я совершенно не была готова к карьере мифического существа. В моем резюме не было строчки: «Дополнительные навыки: Наличие встроенного холодного оружия (когти), Частичное бронирование (чешуя), Аффилиация с Драконьим Родом (предположительно)». Я сильно сомневалась, что это станет весомым преимуществом при приеме на работу. Хотя… в отдел по работе с самыми проблемными клиентами, может, и взяли бы. Никто не станет спорить с женщиной, у которой вместо маникюра — клинок.

Я сделала несколько неуверенных шагов, цепляясь новыми когтями за скользкие корни. Приходилось смотреть под ноги с утроенным вниманием. Ощущения от ходьбы были стерты, как старая запись на дискете. Лес был зловеще тихим, и эта тишина была не просто отсутствием звука, это была агрессивная тишина. Ни щебета птиц, ни жужжания насекомых, ни даже привычного звука далекой трассы, который бы намекал на цивилизацию. Только шелест этих огромных, чужих листьев, похожий на непрекращающийся, раздражающий шепот.

Глава 3: Академия ждёт! (Но не меня, точно)

В моей прошлой жизни — да, той самой, которую теперь хочется назвать не «прошлой», а «доисторической эпохой безумного благоразумия» — пределом ночного экстрима считалась погоня за скидками. Не погоня в прямом смысле, конечно. Я не выскакивала из квартиры в два ночи, выкрикивая боевой клич и махая картонным купоном. Нет. Мой экстрим был тихим, уютным и слегка депрессивным. Примерно как сериал на Netflix с субтитрами и третьей чашкой какао с маршмеллоу.

Самый осуждающий взгляд, что я когда-либо ловила на себе, принадлежал кассиру из круглосуточного супермаркета — той самой женщине, которую, я уверена, в прошлой жизни звали не Алёна, а Азазель. С глазами, будто вырезанными из бархата ада, и маникюром, которым можно было резать багеты. Она смотрела на меня так, будто я не просто опоздала на скидку на шоколад, а украла у неё последние крохи надежды на человечество.

А ведь всё, что я хотела, — это набор «Пять плиток горького шоколада плюс бутылка сухого красного». Это был мой личный ритуал утешения. Моя терапия, утверждённая не психотерапевтом, а самой жизнью. Потому что, честно говоря, когда мир рушится — у него не хватает приличия хотя бы предупредить. Он просто падает на тебя, как пакет молока с истёкшим сроком, и ждёт, что ты сама всё уберёшь.

— Ах, милая, — внутренне протянула Ирена Петровна, мой вечный внутренний голос, совмещающий в себе качества бабушки-стратега, подруги-садистки и тренера по выживанию в мире абсурда — ты думала, что худшее — это когда закончился шоколад. А вот и нет. Худшее — когда тебя принимают за драконью ведьму, а у тебя даже кофе нет.

Но то была, простите за каламбур, детская забава. Мелкая, уютная проблема. Как переборщить с лаймом в коктейле или надеть чёрные трусы под белые брюки. Неприятно, но не фатально.

Сейчас же на меня смотрели так, будто я лично пришла к ним в дом, вежливо извинилась, съела их детей, потом выложила сторис в Инстаграм с хэштегом #яумамыкулинар и написала в комментариях: «Рецепт в сторис! Подписывайтесь!». В их глазах смешалось всё: страх, отвращение, животная ненависть и, что самое неприятное, какая-то болезненная, почти материнская узнаваемость. Не узнавание человека. Узнавание чудовища. То, что, по их мнению, вылезло из их самых тёмных легенд и теперь стояло перед ними в джинсах с дырками, футболке «Я не ищу проблем, они находят меня сами» и кедах, которые годились разве что для похода в магазин… но никак не для прогулок по пеплу.

Они смотрели не на Лизу — заблудившуюся, напуганную, недоедающую девушку, которая всё ещё думает, что Wi-Fi — это одно из чудес света. Они смотрели на Монстра. На воплощение их личного, локального, очень бюджетного апокалипсиса.

«Дочь драконьей ведьмы».

У меня в голове сразу всплыл образ одноимённой рок-группы из восьмидесятых — такой же позёрской, такой же навязчиво драматичной и такой же бездарной, что их второй альбом так и не вышел: фронтмен ушёл в монастырь, басист женился на веганке, а клавишник утонул в супе-пюре на веганской вечеринке. Но селянам, похоже, было не до иронии. Для них это звучало как приговор. Как надпись на улице, где начинаются беды: «Не проходите дальше. Здесь живёт Лиза».

— Это она! Это чудовище! — снова взвизгнул мальчишка, местный генератор паники и, видимо, будущий автор страшилок у костра. Он прятался за юбку матери, а та, бедная женщина, инстинктивно прикрыла его собой, глядя на меня глазами раненой лани. Это было, конечно, драматично. Очень драматично. Просто театр одного актёра… или точнее, одного зрителя, который не понимает, почему на него смотрят, как на главного злодея.

А ведь мой «злодейский замысел» в тот момент сводился к одному: хочу лечь, свернуться калачиком и зарыдать. И желательно с шоколадкой в руке.

— Ну что за драмы! — возмутилась Ирена Петровна прямо в черепной коробке. — Глаза-то какие: будто из дешёвого сериала про ведьм и трагедии. А ведь девчонка и не думает никого есть. Всё, что она хочет — это тишины, шоколадки и туалета. Кстати, дорогая, где тут туалет? Нет, серьёзно — где? Потому что если я ещё секунду простоя так, глядя на эту толпу с подозрением, то начну сжигать не деревню, а их подсознание. А оно и так в плачевном состоянии.

Старик, кряхтя и демонстрируя чудеса старческой координации, поднял с земли обугленную ветку — останки, видимо, очень несчастного забора, который, судя по всему, сгорел ещё до моего появления. Он выставил её перед собой, как если бы это был Экскалибур. Или, точнее, как кусок дров, обёрнутый в мечты о былой славе. Нелепое, жалкое, до слёз смешное оружие против того, кем они меня считали.

Если бы я действительно была «дочерью ведьмы», я бы, наверное, испепелила его одним взглядом. А может, даже не взглядом, а просто тяжёлым вздохом. Но поскольку я была дочерью бухгалтера и историка (людей, которые умели делать страшные вещи — начислять пени и цитировать Древнюю Русь), я могла только испепелить его чувством неловкости.

— О, милочка, — прошептала Ирена Петровна с сочувствием, — если бы ты знала, сколько подобных «Экскалибуров» я видела в своей жизни… Все они кончались одинаково: сожжённой мебелью, плачем на кухне и обещанием «на этот раз точно измениться». И ведь никто не умирает. Просто все делают вид, что умирают. Это такая форма терапии для слабых духом.

— Убирайся, отродье! — прохрипел старик, и по моей спине пробежал холодок, будто кто-то вылил на меня лёд из стакана с недопитым кофе. — Хватит с нас твоей скверны! Ты забрала у нас всё!

— Ага, особенно уют и возможность посмотреть телевизор без комментариев, — съязвила Ирена Петровна. — Дорогая, скажи им, что ты всего лишь потерявшийся налогоплательщик. Это всегда работает. Ну или почти. Особенно если у тебя нет долгов. А у тебя, если что, есть долг за неоплаченный роуминг в другом измерении. Так что осторожнее.

Мой мозг, который обычно отвечал только за выбор идеального фильтра для фото еды и расчёт калорий в батончике «Баунти», лихорадочно искал выход. Что, чёрт возьми, я могла им сказать?

Глава 4.:Почему фамильяр — это не щенок?

Следующие пара дней в Академии Аркана прошли для меня в режиме «осторожная мышь в клетке с голодными, любопытными и до ужаса напуганными котами». Если бы я открыла сейчас в этом мире коучинговое агентство, то назвала бы его: «Как Выжить Среди Тех, Кто Считает Тебя Злом: Руководство для Чайников с Амнезией».

Моя блестящая, выстраданная в муках паники идея с амнезией оказалась палкой о двух, а то и о трех, колючих, магических концах. С одной стороны, она была идеальным щитом, моим непробиваемым плащом-невидимкой от любых каверзных вопросов. Когда ко мне подходил какой-нибудь преподаватель, который выглядел так, будто он преподает заклинания со времен динозавров, и спрашивал что-то вроде: «Леди Лира, вы закончили свой доклад о нестабильности некротических потоков в условиях повышенной солнечной активности, и знаете ли вы, как это влияет на курс золота?», я могла просто растерянно хлопать своими янтарными, хищными глазами, жалобно морщить лоб и лепетать что-то про «туман в голове» и «страшный удар затылком». Это работало безотказно. Меня тут же провожали обратно в мои шикарные покои, обвешивая заботой и прописывая настойки из корня гномьего чистотела, которые, судя по вкусу, должны были не исцелять, а добивать.

Мой личный Целитель, милый старичок по имени Альдебаран, был моим постоянным, хотя и очень навязчивым спутником. Он выглядел, как Санта-Клаус, вышедший на пенсию, но его навязчивость была достойна самого дотошного аудитора. Он проверял мой пульс каждые пятнадцать минут на предмет «магических флуктуаций», словно я была не девушкой, а неисправным генератором, который вот-вот взорвется.

— Леди Лира, — шептал он, прикладывая к моему лбу холодный, светящийся камень, — ваш пульс… он почти идеальный. Слишком идеальный. Вы не слишком спокойны? Не подавляете ли вы свою силу? Подавленная драконья сила — это всегда плохо! Она всегда выходит наружу в форме несанкционированного… поджога.

— Я просто хочу спать, — тихо отвечала я, мечтая, чтобы он ушел и оставил меня наедине с моим травматическим стрессом и запасом шоколада, который я предусмотрительно купила в своем мире. Но, увы, шоколад в этом мире отсутствовал, а Альдебаран оставался.

«Вишневская, — прошипела Ирена Петровна-Внутренний Голос, пока Альдебаран проверял мою ауру. — Ты нашла идеальную работу: тебя кормят, одевают и запрещают заниматься любой умственной деятельностью. Амнистия — это лучшее, что с тобой случалось со времен повышения зарплаты в 2018 году. Только не забудь запатентовать эту методику. И да, старик прав. Слишком много спокойствия. Ты выглядишь подозрительно».

Но, как я уже говорила, была и другая сторона. Я стала местной знаменитостью. Ходячим аттракционом «Чудесное возвращение блудной дочери-катастрофы», и билеты на это представление, похоже, были бесплатными для всех желающих.

Куда бы я ни пошла, меня преследовали взгляды. Но нигде это не ощущалось так остро, как в столовой.

Местные называли ее «Великий Зал», и это было архитектурное чудо, которое, несомненно, получило бы все премии, если бы здесь существовали премии за «Чрезмерную Роскошь и Магический Грандиоз». Зал был таким огромным, что, казалось, в нем можно было бы разместить весь город N вместе с панельными девятиэтажками. Потолок был заколдован. Он не просто показывал небо. О нет. Он показывал настоящее небо в режиме реального времени. Если на улице был солнечный день, то внутри можно было увидеть стайку облаков, которая лениво плыла над головой, отбрасывая на столы тени. Если же на улице была ночь, то над нашими головами мерцали совершенно невероятные, чужие звезды, а иногда даже пролетали кометы, оставляя за собой светящиеся шлейфы. Это было красиво, но очень отвлекало, особенно когда ты пытаешься поймать вилкой кусок мяса, и тут над тобой пролетает метеорит.

Столы были длинными, как железнодорожные составы, и ломились от еды. Здесь не было официантов, потому что зачем они, если есть магия? Если ты хотел суп, ты просто думал о супе, и с тихим, слегка унизительным «пуф» перед тобой материализовалась тарелка с дымящимся борщом или бульоном. То же самое с напитками. В первый день я чуть не подавилась тыквенным соком, когда передо мной из воздуха, с совершенно неприличным звуком, материализовался жареный цыпленок, который выглядел так, будто он был сделан из чистого золота.

— Черт возьми, — прошептала я тогда, — почему в моем мире не изобрели мануально-материализующийся фастфуд?

К цыплятам из воздуха я еще могла привыкнуть. К взглядам — нет.

Мое появление в Великом Зале было хуже, чем появление главы корпорации на вечеринке для младшего персонала.

Как только я переступала порог, наступала тишина. Оглушительная, звенящая тишина, в которой был слышен только мой собственный неловкий хруст. Студенты замирали с ложками на полпути ко рту. Преподаватели прекращали вести свои ученые беседы о природе маны, которые, судя по всему, длились с тех пор, как была основана Академия.

Ирена Петровна немедленно включала свой саркастический комментарий: «Входи, Лиза. Ты — гвоздь программы. Посмотри на себя, ты выглядишь как принцесса, сбежавшая из цирка. Или как модная икона. Определись уже!»

Я ощущала, как сотни глаз буравят мою спину. Это был настоящий цирк эмоций.

Секция А: Опаска и Ужас. Это были, в основном, первокурсники и младшие преподаватели. Они смотрели на меня с широко раскрытыми глазами, словно я могла в любой момент испепелить их десерт одним неосторожным чихом. Я даже слышала, как кто-то прошептал: «Она опять сожжет нашу секцию?»

Секция Б: Плохо Скрываемое Злорадство и Осуждение. Это были, по-видимому, те, кому настоящая Лира сильно насолила до своего «исчезновения». Эти люди смотрели на меня так, словно надеялись, что амнезия продлится недолго, и я снова совершу какой-нибудь эпический проступок, за который меня, наконец, исключат. Их взгляды говорили: «Подождем, пока ты забудешь, что у тебя амнезия, и совершишь что-нибудь по-настоящему драконье».

Глава 5: Ректор, вы меня пугаете

Если я думала, что стала местной знаменитостью после своего «возвращения», то после призыва Фенрира я превратилась в живую легенду, ходячий апокалипсис и главную причину ночных кошмаров всей Академии. Моя жизнь, которая и так напоминала американские горки без страховки и с просроченным техосмотром, теперь сделала мертвую петлю, пробила потолок и устремилась в стратосферу абсурда. Я была той самой новостью, которую все боялись, но которую невозможно было перестать обсуждать.

Фенрир, который, как выяснилось, был не просто Пожирателем Судеб, а крупным ценителем выпечки и придирчивым гурманом, следовал за мной повсюду. Вернее, не совсем следовал в традиционном понимании. Он был скорее моим личным, очень большим и очень заметным спецэффектом. Он то материализовывался из воздуха у меня за спиной, заставляя меня подпрыгивать и ронять книги, то сворачивался клубком у камина в моих апартаментах, и тогда мириады звезд в его серебристой шерсти отбрасывали на стены танцующие созвездия и мерцающий свет, который, по идее, должен был быть очень романтичным, но на самом деле был просто пугающим.

Его присутствие изменило всё. Теперь студенты не просто расступались передо мной в коридорах — они буквально испарялись, вжимаясь в стены или ныряя в ближайшие классы.

— Слава богу, — прошептала я однажды, когда целый отряд старшекурсников, завидев нас, дружно телепортировался через закрытое окно. — Хоть кто-то уважает моё личное пространство.

— Лиза, ты добилась власти, — саркастически заметила Ирена Петровна. — Теперь ты можешь спокойно ходить на обед. Никто не сядет за твой стол. Наслаждайся одиночеством на вершине пищевой цепочки. Это называется «эффективное управление коллективом через страх». Надо взять на заметку.

Преподаватели при виде меня бледнели, старательно делая вид, что изучают узор на каменной кладке или пытаются понять, почему их волшебные часы отстают на три века. Даже самые наглые говорящие портреты замолкали, когда мимо проходили я и мой личный «космический зверь». Я стала ходячей зоной отчуждения.

Мой фамильяр, в свою очередь, вел себя не как вселенское чудовище, призванное для уничтожения миров, а как избалованный, но очень умный пес, который сидит на высококалорийной диете. Он не говорил словами, но его мысли были кристально ясными в моей голове. Это была постоянная, несмолкающая радиостанция, настроенная исключительно на частоту «Еда».

«Эта куриная ножка выглядит одиноко. Ей нужен друг. В моем желудке», — сообщал он мне телепатически, когда мы проходили мимо столовой.

«Хозяйка, смотри! У того мага булочка. Он ее не ценит. Он держит ее неправильно. Давай спасем булочку от недостойного хозяина, пока он не уронил ее и не осквернил свою карму крошками».

Кстати, о недостойных хозяевах и титулах. Я поняла, что у моего вселенского чудовища, строго говоря, нет имени, которое можно было бы использовать в быту. То есть, имя-то у него было — Фенрир, Пожиратель Судеб, Бич Миров, Разрушитель Иллюзий и еще с десяток пафосных титулов, от которых у меня сводило челюсть. Но обращаться к нему так постоянно было все равно, что называть кота «Ваше Пушистейшество, Повелитель Дивана и Покоритель Лазерных Указок». Нужно было что-то попроще, для домашнего использования. Что-то, что не привлекало бы внимания магической инквизиции.

— «Как насчет Бобика?» — мысленно предложила я, когда мы шли по коридору.

В ответ я получила образ вопросительного знака, состоящего из скопления туманностей, который медленно вращался в моей голове.

«Что есть… бо-бик?» — прозвучал в моей голове его недоумевающий ментальный голос. В его тоне была такая вселенская печаль, что мне стало стыдно за мои земные стандарты.

— «Ну, это такое... милое имя для... большого и верного друга», — попыталась выкрутиться я. — «Шарик? Тузик? Звездочет?»

В моей голове возникло четкое ощущение, будто он попробовал эти звуки на вкус, как испорченное молоко, и с отвращением выплюнул. «Эти звуки тусклые. У них нет вкуса звезд. Они пахнут мокрой землей и... разочарованием, которое испытывает маг, проваливший экзамен по трансфигурации».

Он был прав. Нельзя называть живую галактику «Бобиком».

В тот вечер, когда он снова свернулся у камина, и мириады звезд в его шерсти закружились в медленном танце на стенах моей комнаты, я поняла, что мои дурацкие шутки неуместны. Он был не просто питомцем. Он был осколком ночного неба, живым воплощением космоса. Смотреть на него было все равно, что заглядывать в бездну между галактиками.

— «Знаешь, — тихо сказала я, протягивая руку и едва касаясь его призрачной шерсти, которая ощущалась как холодный шелк. — Я буду звать тебя Люциан».

В моей прошлой жизни это имя означало «свет», «несущий свет». И это было именно то, чем он был для меня сейчас — путеводным светом во тьме этого безумного мира. Пусть и светом очень голодной, ворчливой и булочко-зависимой звезды.

— Люциан? Свет? — фыркнула Ирена Петровна. — Повелитель Углеводов. Очень символично. Лиза, в этом мире ты призываешь звездного волка, а даешь ему имя в честь фонарного столба. Но ладно, сойдет. Главное, чтобы не реагировал на „Кис-кис-кис“, иначе весь его пафос будет потерян.

Он поднял свою огромную голову и посмотрел на меня своими глазами-галактиками. Впервые в его мыслях не было еды. Только тихое, глубокое, как космос, принятие и признание.

— «Люциан», — прозвучало в моей голове, и на этот раз звук был правильным. Он сиял. Он был теплым. Он был моим. Он был Люцианом, моим личным Пожирателем Судеб, который просто очень любил кексики.

Именно из-за очередной гастрономической просьбы Люциана я и оказалась влипшей в самую большую неприятность со дня моего прибытия.

На утро после церемонии призыва меня разбудил не будильник, а настойчивое ментальное поскуливание.

«Хозяйка. Мне снился сон. О розовых облаках с сахарной пудрой. Я думаю, это знак. Это предвестник скорого пиршества. Я ощущаю сильные вибрации углеводов».