(не)твой

Глава 1. Антон

Солнце слишком ярко светит в глаза, пытаюсь спрятаться и поспать ещё немного, но вместо того, чтобы упасть лицом в подушку, натыкаюсь носом на копну волос. Не глядя уверен — рыжие. Длинные, пушистые, противные такие, вечно в рот и глаза лезут. И хозяйка их тоже противная. Даша. Потому что отношений ей не хочется, хотя я сто раз предлагал попробовать, она только трахаться для здоровья приезжает раз в пару недель, ни на что не претендуя. А я и не против как бы — претендуй, пожалуйста, мне не жалко. Колос вон женился, даже Сава весь в любви ходит, а у меня вроде и есть с кем встречаться, но все, что ей от меня надо, это член и кровать, чтобы до утра остаться.

Иногда она мне даже завтрак готовит, но честно, если бы мы не трахались, решил бы, что она ко мне как к брату относится. А так — дружим. Иногда переходя черту, когда ей хочется. Я не инициирую, давно. У нас месяца четыре уже это дерьмо происходит, и шагов навстречу я, после пяти попыток построить что-то нормальное, больше не делаю. Хочет секса — мне не жалко, девочка красивая, и я не дебил, чтобы отказываться. Но дальше — всё. Она видит, что я похолодел к ней в последнее время, утром убегает часто даже без завтрака.

Мы не созваниваемся, не переписываемся, она просто приезжает, когда ей нужно, и уезжает до следующего раза.

А мне тошно. Смотрю на этих придурков влюбленных и тошно, потому что удивительно, но тоже так хочется. В восемнадцать я радовался случайному сексу и тому, что баба утром мозг не выносит, а в двадцать два как-то бесит уже. Тренер нас взрослыми мужиками воспитывает, поэтому такая херня меня давно не радует. Любить хочу, докатился, Ковалёв.

Поворачиваюсь на спину, спать все равно уже не получится. Тренировка через три часа, надо выпроводить Дашу и пойти в душ. Июнь, а жара такая, что чекнуться можно, из душа вылезать вообще желания никакого.

Боком чувствую, что рыжая возится, просыпаясь. Прогибается в спине, как кошка, трётся задницей об меня, намекая на хорошее пробуждение, но мне вообще не хочется. Красивая девчонка, но от ее безразличия не стоит даже спросонья.

Встаю с кровати, не сказав ни слова Даше, иду в душ, закрываю замок на двери. С неё не станется и в душ за мной запереться, а я не хочу, подгрузился как-то.

Потому что вчера вечером с тренировки шел, а она на скамейке сидит у подъезда, мороженое ест. Я ей сказал уходить, потому что упахался, а она мне рожком рот заткнула и в квартиру за мной пошла. Спросил ее, зачем ей это надо в двадцать лет, нашла бы парня себе, раз я не устраиваю. А она улыбается, говорит на отношения табу у нее, а со мной хорошо раз в пару недель встретиться. Со мной, говорю, давай. А она «ты же наиграешься через неделю, Тош, а мне страдай потом. Не хочу, давай оставим как есть».

Да, давай, конечно, оставим. Меня с ощущением никчёмности, а тебя с тремя оргазмами за ночь.

Я просто не понимаю. То, что у меня серьёзных отношений никогда не было, не показатель того, что я наиграюсь через неделю. Пацаны из команды бабниками похлеще меня были, и ничего, одумались же, влюбились. А я что? Робот? Машина, чтобы потрахаться? Или я для секса норм, а для отношений прям не очень?

Бесит.

Выхожу из душа, в квартире уже пусто. Ушла, молодец, все правильно поняла. Не хочу видеть её, и чтобы приходила тоже не хочу больше. В последнее время все раздражает, особенно эти влюбленные парочки повсюду, ходят, щебечут, а мне хоть на стену лезь.

Нормально вообще в двадцать два загоняться из-за этого? Хер знает, но меня уже больше месяца грузит, что меня никто всерьез не воспринимает.

Готовлю себе завтрак и выхожу, обещал перед тренировкой к маме заехать, она ремонт затеяла, с мебелью помочь надо, у отца спина больная, а мамка у меня такая, что и сама потащит все, если никто в первые минуты помогать не прибежит.

Живёт она за городом, ехать минут тридцать, если не пробки, думаю, все успею до тренировки, там не особо много таскать, кажется, диван вынести да пару шкафов.

Доезжаю быстро, топлю по почти пустой трассе далеко за сотку, и уже через двадцать минут улыбаюсь матери. Она у меня замечательная, молодая, красивая, всегда поддержит и даст пинка, если нужно. С отцом отношения чуть хуже, но это из-за возраста. Он на девятнадцать лет старше мамы и мы просто с рождения не были прям друзьями, как с мамой. Он отец, я люблю его и уважаю, но такой трепет только с матерью. Ей сорок всего, ему почти шестьдесят, и хоть на старика он не сильно похож, все же разница немного заметна.

— Привет, ма, — целую в щеку и прохожу в дом, где уже пахнет моими любимыми сырниками, кайф. Жить одному мне нравится, но в такие моменты с удовольствием вернулся бы в дом родителей, — где отец?

— У него процедуры в больнице, опять спина, потом работает, так что сегодня вы, наверное, не увидитесь, — грустно вздыхает, опуская передо мной на стол кружку чая. — Или дождешься?

— Не, мам, я сейчас быстро все помогу тебе и поеду, тренировка, у нас сборы скоро, опаздывать нельзя, — жую сырник, запивая чаем. Знаю, что мама грустит, что видимся редко, хотя живём не слишком далеко друг от друга. Просто у меня тренировки постоянно, а ехать вечером часто сил нет. На полчаса — подразнить только и меня, и её.

— Ты мой занятой мальчик, — гладит по голове и хмыкает, замечая на ней небольшой засос. Даша, блин… — Девушку нашел, или все та же Даша?

— Все та же, ма, — надеялся, что хотя бы у мамы не буду думать об этой херне, но нет. Матушка всегда четко чувствует, что мне нужно и чего не хватает.

— Не хочет с тобой встречаться? — качаю головой. Не хочет, мама знает, да, у нас очень близкие отношения, не вижу ничего плохого. — Ну и дура, — пожимает плечами, — а ты завязывай, Тош. Своё тебя найдет, а чужое отпускай. Не разглядела она тебя, значит, не увидела, какой ты хороший.

Глава 2. Антон

То, что она будет гонять нас, как сидоровых коз, Палыч не соврал. Ольга эта зараза Сергеевна свисток свой изо рта выпускает только чтобы выкрикнуть очередное упражнение, а потом опять свистит, да так громко, что от этого звука башка трещит невыносимо просто.

Мы упахиваемся быстро, жара сумасшедшая, нагрузка ещё бешенее, пот глаза заливает, щиплет, неприятно. Вначале тренировки все пытались пошутить с ней как-то, подколоть, какой-то общий язык найти, прощупать почву, сейчас же сил и желания ни у кого нет, выжить бы и до душа доползти, потому что потом лёд ещё, сдохнуть не хочется.

А тренерша с зубками и коготками оказалась, все замечаем. Голос командирский, тренирует классно, по технике поправляет, чтобы суставы себе не убили да связки не порвали. Но молчит, даже на попытки познакомиться не отвечает, всё, что не касается тренировки — мимо. То ли волнуется так сильно, то ли грымза на самом деле, но четко даёт понять, что она — тренер, мы — подопечные, не больше.

А мы по-другому привыкли, Палыч то с нами как с равными, даже на днюхи иногда приходит, если не в клубе собираемся, их он принципиально не посещает, не любит. А эта деловая колбаса, тренировку закончила, в свисток свой опять подула, оглушая, и, развернувшись, побрела в спорткомплекс, и слова ни сказав.

— Вредная, зараза, но задница зачет, — говорит Лёха, он самый старший из нас, ему двадцать семь, но как малолетка ни одной юбки не пропустит, на всех обернется, со всеми пофлиртовать успеет. — Интересно, одинокая?

А я не знаю, почему, но так зло от его слов становится. Хочется рот закрыть, а ещё лучше глаза ему, чтобы не пялился. Задница и правда зачёт… Я фигурку заценил ещё когда от падения её спасал, она мне тогда нежнее показалась, чем сейчас на тренировке, молчаливая такая, растерянная. А тут… терминатор в юбке, ну почти.

Красивая. Правда, очень. Не смазливая, как многие, а красивая. И губы красные, хотя без косметики всякой, свои такие. Кусает часто? От картинки во рту пересыхает. Сглатываю. Какого черта? Мы даже не знакомы толком, а у меня уже фантазии всякие.

Интересно, сколько лет ей? Раз и мастер спорта, и тренер со стажем. Выглядит не больше, чем на двадцать, мелкая, хорошенькая. Наверное, если волосы растрепать и маску эту надменную с лица убрать, то и вовсе больше восемнадцати не дашь. На куклу похожа. Вся такая идеальная. Стрижка как под линейку, макияжа минимум, одежда сидит как влитая, ну точно куколка. Злая куколка.

— Бля, верните Палыча, — стонет Колос лёжа прямо на траве. Все устали, даже самые выносливые, — это что ещё за садюга мелкая?

— А они мелкие все такие, — поддакивает Сава, и мы ржем. Он-то точно знает, какие эти мелкие. Сава эксперт у нас по коротышкам, — они характером рост компенсируют. Да ладно, парни, сработаемся! Нормальная она, жопой чую, просто кусается, чтобы мы борзеть не начали.

О да. Что-что, а борзеть мы умеем. Когда Палыч ногу сломал пару лет назад и на целый месяц выпал, мы новому тренеру, что на замену прислали, тоже зубки показали. Он думал королём тут будет, все уклад наш сменить пытался и свои правила диктовать, но у нас корона на команду побольше оказалась, мы ему-то всю спесь и сбили. Так, что он, поговаривают, вообще из тренерства ушел. Ну и хрен с ним, всё равно это явно не для него дело, подход уж слишком дерьмовый.

Так что Ольга Сергеевна с нами не зря так строго, не зря кусается, понимает, что двадцать три здоровых мужика на шею сядут и не заметишь. Поэтому правильно всё. Пусть кусается. Я не против.

Перед глазами опять картинки всякие, с укусами связанные, трясу головой, отгоняя мысли. Да какого хера? Как будто месяц не трахался. Даша же только утром свалила, что со мной? Странное чувство. Очень. Очень странное. И я не контролирую его. Просто тренерша эта из головы все два часа не выходит, и я не понимаю, что вдруг случилось, что меня вот так заклинило.

Мы ещё минут десять лежим всей толпой, пытаясь отдышаться, между тренировками у нас есть час на восстановление дыхалки, обычно раза три успеваем сбегать покурить. Но сейчас вообще вставать не хочется, упахались все, ещё и жара бешеная.

— Курить охота, а встать никак, — говорит Сава, как будто мысли читает. — Так, ладно, мужики, кто курит, поднимайте сейчас свои телеса, позже не пущу, лёд потом, вонять не должно.

Со стонами поднимаемся, кто курит, остальные лежат счастливые на траве, отдыхая. Надо бросать, тоже буду лежать и никуда не спешить. Как теперь кататься после такого убийства — не представляю. Палыч нас походу реально разбаловал, раз нас хрупкая девчонка за полтора часа так умотала.

Уходим за спорткомплекс, мы всегда сюда за уголок сбегаем. И не видит никто, и вернуться если что быстро получится. Тренер знает, что мы грешим, орёт часто, особенно после медосмотра, когда пульмонологический тест не лучший приходит, но быстро успокаивается. Сам курит, видели мы, только ему не сказали. Палыч нормальный мужик, не хотим его компрометировать, поэтому киваем, когда взбучку нам за курение устраивает, и больше стараемся не попадаться ему, чтобы не расстраивать.

Достаем сигареты молча, говорить тоже не очень хочется, кажется, даже язык и челюсть болит. Сава уже полгода бросает, но сейчас курит, Лизка узнает, с потрохами его сожрёт. Она уже спалила однажды, что мы за спорткомплекс с сигаретами бегаем, Сава месяц потом не курил, видимо, хорошенько ему никотин отсосали из организма, раз силы воли на целых тридцать дней хватило.

— Интересно, а тренер ваш в курсе, что у него в команде такие раздолбаи, или мне обрадовать его пойти? — звучит где-то рядом, и мы смотрим по сторонам, пытаясь отыскать обладательницу сладкого голоса. Сладкий, правда, лучше, чем когда она на тренировке орала и рычала. Другой совсем, нежнее, что ли.

Она торчит в окне, прямо рядом, в двух метрах. Какого хрена она тут забыла? Там заброшенная комнатушка какая-то была всегда, мы и курили спокойно, зная, что в окно не спалит никто, потому что от роду никто не заходил туда.

Глава 3. Антон

Утро нихера не доброе, потому что встать с кровати оказывается непосильной задачей. У меня сто лет такой крепатуры не было, как сейчас, но это реально ад. Болит так, что жить не хочется, не то чтобы вставать и что-то делать. Кроха эта умотала нас вчера, а потом Палыч добил на льду, чтобы жизнь медом не казалась, видимо. Мы спортсмены, конечно, но не роботы же, в конце концов, сломаться можем. Скоро на сборы ехать в горы куда-то, а если такими темпами продолжим, мы даже до лагеря не доедем. А на сборах нагрузка тоже не слабая, так что поберечь бы…

Ладно, тренерам, конечно, виднее, но сука больно! Ни руки, ни ноги не двигаются, даже задница болит. Про торс я вообще молчу, хотел наклониться поднять подушку, что ночью на пол упала, нахер эту затею послал. Не сегодня.

В голове пусто — радуюсь. Отпустило, походу, как я и думал, от Ольги убийцы мышц Сергеевны. Видать вчера на фоне всех разговоров и мыслей об отношениях у меня всё-таки поехала крыша, что я вел себя странно, сегодня полегче. Да и болит все так, что, если честно, ни о чём кроме этого пиздеца думать не получается. Оно и к лучшему, я вчера себя умалишённым чувствовал, не хочу так снова.

Сегодня опять тренировка, земли нет, зато на льду почти три часа бегать. Уверен, что все мужики дохнут так же, как и я, поэтому тренировка наверняка будет очень веселой, Палыч будет не рад.

Хорошо, что мы почти всей командой дипломы пару недель назад получили. Вставать на учебу я бы просто не нашел сил, потому что даже до душа дойти оказалось той ещё пыткой.

Включаю холодную воду, хорошо… Мышцы горячие остужает, кажется, легче становится. Становлюсь под струи, а перед глазами губы эти алые и глазища зелёные смотрят в упор, как будто напротив меня в душе стоит.

Сука!

Трясу головой и потираю веки, да какого черта? Все ж нормально было, не думал даже… Закрываю глаза — снова она. Как издевается, губы в ухмылке кривит, мол страдай, Ковалёв, я тебе и тут жизни не дам. Ну приехали. Открываю глаза, сосредотачиваюсь, не думаю о ней. Закрываю — добрый вечер. Стоит, смотрит, изучает как будто. Пытаюсь не думать, нихера не выходит. Другие картинки представляю — ноль. Как приклеилась, не денешь никуда.

Вылетаю из душа так быстро, как только могу, учитывая боль во всем теле, натягиваю трусы на мокрое тело и иду на кухню, чтобы позавтракать. Окно открыто, от ветра мурашки, хорошо так, не жарко почти. Отвлекаюсь на готовку, если подгоревшую яичницу с сосисками можно назвать готовкой, пока завтракаю, залипаю в телефон, и опять про Кроху не думаю. Тарелку мою без мыслей, протеиновый коктейль болтаю тоже без всякого, а когда падаю на диван от невыносимой в мышцах боли и глаза закрываю — опять она.

Как издевательство, наваждение какое-то.

У меня крыша едет? Надо мозгоправу сдаваться? Прийти, сказать, помогите, я, кажется, помешался на девушке, с которой толком не знаком. Так, что ли?

Не понимаю нихера, бешусь уже на себя самого, потому что, что за дерьмо вообще. Не могу избавиться от неё, она просто перед глазами стоит и смотрит на меня с лёгкой улыбкой, а я как обезумевший каждую чёрточку лица рассматриваю, как будто запомнить пытаюсь.

Отвлекает от нее только телефонный звонок, на экране фотка Даши. Что ей надо? Вчера только ушла от меня.

Первые секунд десять слушаю звонок, думая, стоит ли отвечать, но потом все таки поднимаю трубку. Мало ли, что случилось у неё, она обычно никогда так скоро не появляется.

— Антош, — мурлычет в трубку, и я закатываю глаза. Ясно. Можно было всё-таки не брать. От этого приторного «Антош» можно диабет заработать, потому что искренности в нем столько же, сколько во мне сейчас энергии. Ноль.

— Даш, что-то срочное? — хочу срулить разговор и не слушать, как она соскучилась, сейчас это особенно раздражает.

— Да, очень срочное! Товарищ хоккеист, не хотите пару шайб в мои ворота закатить, а то как-то грустно без вас, в прошлый раз было мало очень…

Блевать от нее тянет. Как встречаться со мной, так ей не хочется, а как шайбу забить, так я первый. Она что, мстит мне за всех девушек, которых я использовал? Так хватит уже, я давно все понял.

— Вызови себе шлюху, Даш, и трахайся столько, сколько влезет тебе.

Бросаю трубку и думаю, что надо немного поспать. Режим сегодня идёт по одному месту, все к херам болит, я не готов делать зарядку и утреннюю пробежку, ещё надо как-то вечернюю тренировку пережить.

Перед сном ещё несколько минут рассматриваю Ольгу Сергеевну, которая из мыслей не уходит, а потом засыпаю, уже не видя картинок. Хотя бы тут от нее отдохну…

Но отдохнуть не получается, я только проваливаюсь в сон и она возвращается. В этих чертовых лосинах, задницу обтягивающих, и с губами своими нереальными. Я не понимаю, как такое бывает, что они сами по себе красноватые, но желание вгрызаться в них зубами, а потом языком зализывать просто бешеное.

Сквозь сон чувствую, как член просыпается, в отличие от меня, я с такими картинками просыпаться вообще не хочу никогда. Потому что Оля во сне не кричит, не гоняет меня с отжиманиями, она подходит близко и гладит меня по торсу, переходя к паху, и сука, опять кусает эти губы, на которых я реально помешался походу.

Ольга Сергеевна во сне на колени передо мной становится, в голову долбит сумасшедшее удовольствие, в глазах искры летают. Походу мне реально потрахаться надо, подрочить хотя бы, потому что я как в реале ощущаю, как она трусы с меня снимает и языком горячим по члену проводит.

А я шиплю, сука, так хорошо, руку вниз опускаю, чтобы волосы на кулак намотать, но почему-то вместо шелковистой гладкости в руке ощущается какая-то кошка пушистая.

Какого хера?

Открываю глаза и со стоном зажмуриваюсь, потому что на коленях передо мной не Оля, а Даша, удобно сидящая на полу и отсасывающая мне с улыбкой. Надо было не давать ей ключи, это было пиздец какой херовой идеей.