Альбина
Я просыпаюсь от его поцелуев на своей коже. Острых, ненасытных. Он впивается в меня, как голодный зверь, и я завожусь, ещё не открыв глаз. Улыбка невольно расцветает на моём лице. Его руки – сильные, настойчивые, чуть шершавые сжимают мой сосок, заставляя выгнуться. Его поцелуи – спускающиеся от шеи вниз, запускают мурашки сладостного томления. Сегодня ровно десять лет. Десять лет этого безумия, и я до сих пор горю. Хочу его.
— Эдик… — мой голос ещё хриплый, сонный, но тело уже проснулось.
Он смеётся, низко, порочно, и его ладонь скользит под простыню, где рука поддевает край трусиков.
— Ты дрожишь, лисичка, — шепчет он в ушко, и это правда. Я дрожу. Как в первый раз. Как будто не знаю наизусть каждую его родинку, каждый шрам.
Я вцепляюсь в него ногтями, отчего он рычит, и дальше – только жар, только безумие, только наше утро.
***
Позже – душ. Он заходит ко мне, обнимает сзади, целует мокрое плечо, когда уже вытираюсь. Ему почти пора в офис, но у нас есть заветные десять минут.
— Не опоздай сегодня, — говорю я, прикрывая глаза.
— Ни за что, — он нежно кусает меня за ушко, и я знаю, он сдержит обещание.
Мы пьём кофе на кухне. Он в дорогом костюме, я – в шелковом халате, который он подарил в прошлом году. Наш ритуал: он наливает мне эспрессо, я кладу ему две ложки сахара. Без слов. Без ошибок.
— До вечера, — целует меня в губы.
— До вечера, — отвечаю, но внутри уже зарождается сладкое предчувствие.
Сегодня наша дата. Десять лет. Он не мог забыть.
***
У меня уже построены планы на день. Мой салон красоты – моя обитель, моё детище. Я погружаюсь в работу, но мысли там, в ресторане, который он наверняка уже забронировал. В шампанском, которое он закажет. В его руках, которые снимут новое платье…
Внезапный звонок нарушает мою рутину.
— Добрый день, ресторан «Монблан». Подтверждаем бронь на двоих, 18:00.
Мои пальцы сжимают телефон. Шесть часов до встречи… Позвонить ему? Нет. Уйти сегодня пораньше? Да. Волосы собрать или распустить… неважно. Главное – он помнит, не забыл. Сдерживаюсь, чтобы не прикусить губу.
— Подтверждаю, — говорю я, и сердце колотится, как сумасшедшее, а улыбка против воли расплывается на лице.
***
Я прихожу домой раньше. Надеваю чёрное шёлковое платье, которое точно сведёт его с ума. Помню, как выбирала его. Заранее. Туфли на высоком каблуке, от них он теряет голову. Эдик любит смотреть, как двигаются мои бёдра, когда я уверенным шагом иду к нему. Духи, которые он однажды лично нанёс мне на ложбинку груди, а потом увлёкся и облизал меня, как мятный пряник. Капля на запястье, растираю, аромат укутывает сладковатым флёром.
Я вся – ожидание.
Такси. Дорога. Сердце бьётся так, будто хочет вырваться, торопится к нему. Я представляю его глаза, когда он увидит меня. Чуть заметный прищур и намёк на улыбку. Его руки, которые схватят меня за талию. Его голос, который прошепчет: «Ты самая красивая, Аля».
***
«Монблан» сверкает хрусталём и золотом уже с улицы. Я вхожу, и знакомый метрдотель смотрит на меня встревоженно. Бледнеет, поправляет галстук. Отводит глаза. В них прячет сожаление. Поджимает губы.
— Ваш столик… — начинает он, но я уже вижу.
В углу у окна Эдуард. Не один. Рядом – девушка. Молодая. Жгучая брюнетка, как часто говорят. Она смеётся, кокетливо кладёт руку на его плечо, поглаживает, а его ладонь…
Его ладонь лежит на её животе.
На её округлившемся животе.
Мир взрывается, поглощает все звуки и запахи. Контузия.
Свет пропадает. Я слышу только бешеный стук собственного сердца. Вижу только её – с моим мужем, сияющую, беременную, в белом платье. И его – моего Эдика, который смотрит на неё так, как смотрел на меня десять лет назад. И как смотрел сегодня утром. Лжец! Слова застревают в горле. Кровь отливает от лица, а руки немеют.
И тогда он поднимает глаза.
Видит меня.
И на его лице – не ужас. Не раскаяние.
Раздражение.
— Альбина… — он встаёт, но я уже разворачиваюсь. Ноги ватные, вот-вот упаду. Плевать. Я хочу на воздух.
Бегу. Мне не хватает сил даже произнести его имя. Моё сердце замерло, рвётся в клочья, кровь не бежит по жилам, а голос не может протолкнуть и звука. Спазм. Не могу дышать.
Бегу на каблуках по осколкам своей жизни. По обломкам той счастливой женщины, которой я была пять минут назад.
Выбегаю на улицу, и первое, что делаю – снимаю туфли. Бросаю их в урну у входа в ресторан. Потом – кольцо. Оно падает в лужу с глухим «плюхом». Желание снять с себя платье вместе с кожей. Не хочу быть мной.
Сколько я так бегу, не знаю, но потом…
Потом я достаю телефон. Мысль пронзает внезапно. Я звоню юристу. Андрей Петрович занимается договорами в моём салоне.
— Алло, это Альбина Морозова, — мой голос звучит словно лёд, хотя внутри – извержение вулкана. — Подготовьте мне все документы на развод. Сегодня.
Кладу трубку. Мне нужно домой. Понимаю, что оказалась в незнакомом месте. Дрожу. Пальцы с трудом попадают по клавиатуре. Ввожу привычный адрес не с первого раза.
И только тогда, когда такси уже увозит меня прочь, я разрешаю себе заплакать. Босая, раздавленная так, что брызги во все стороны. Ошмётки меня ещё способны дышать. Мозг не хочет больше думать.
Капли из глаз обжигают — это не слёзы.
Это напалм, под которым не выжить. Никому.
Альбина Морозова. 34 года. Владелица салона красоты. Примерная жена, хозяйка. Десять лет в браке. Искренне верит, что они идеальная пара. Были...

Карина
Я провожу ладонью по округлившемуся животу, чувствуя под тонкой кожей лёгкий толчок. Его толчок. Мой малыш. Наш. Сын.
— Ты нервничаешь, — шепчу я, прижимая руку чуть ниже, туда, где только что было движение. — Не надо. Мама всё сделает правильно.
Улыбаюсь. Смотрю в глаза любимого.
Эдик сидит напротив, смотрит на меня, но я вижу, как он напряжён. Его пальцы сжимают бокал так, будто хотят раздавить хрусталь. Я не могу удержать внимание на себе долго, это злит. Когтистая невидимая рука рвёт мою душу. Его взгляд скользит по ресторану, цепляется за лица незнакомцев, за окно, официанта — только не за меня. Он такой красивый. Блондин, модная стрижка, голубые глаза, мужественный подбородок. Меня от него ведёт. Даже сейчас, когда в его глазах не страсть, а раздражение. Когда-то он смотрел на меня иначе. Я помню наш первый раз.
«Ты такая… яркая», — сказал он тогда, в тот вечер, когда мы впервые остались одни после переговоров отца с корейцами.
Я засмеялась, наклонилась ближе, позволила запаху духов — чёрный жасмин и тёмная ваниль — смешаться с его дыханием. Дразнила. Прохладный воздух кондиционера сделал мои соски заметными под тонкой шёлковой блузкой. Он оценил.
— А ты такой… одинокий, — ответила я, и он фыркнул, но не отстранился. Глазами он уже был во мне.
Теперь он отстраняется.
— Карина, это было необдуманно, — говорит он тихо, но я слышу в его голосе сталь. — Альбина…
— Альбина уже всё видела, — перебиваю я, сладко улыбаясь. — И, кажется, сделала выводы.
Он хмурится, его пальцы сжимаются в кулак. Я торжествую. Давно пора. Мне было семнадцать, когда я увидела его впервые. Тогда в голове перемкнуло. Захотелось быть с ним. Стала идеальной дочерью для отца. Университет по его выбору, чтобы войти в семейный бизнес. Чтобы быть ближе к Эдику.
— Ты специально позвонила в ресторан от её имени?
— Ну конечно. — Пылающий взгляд его голубых глаз теперь только мой. Обжигает. Волнует.
— Чёртова манипуляторша, — он бросает красную бумажную салфетку на стол, и она падает на тарелку, словно кроваво-красный след. Символично. Без боли эту привязанность не разрезать. Ликую.
Ребёнок тоже был моей идеей. Он хотел краткосрочных отношений. Я же хотела его. Захотела с первого взгляда. Четыре года ожидания. Его жена давно испытывает моё терпение. Несправедливо. Она не любит его так, как я.
Я смеюсь, лёгкий, звонкий смех, который когда-то сводил его с ума.
— Но ведь работает, правда?
Чувственно тяну мохито через трубочку. Бархатная красная помада не оставляет следов. Не свожу взгляда. Знаю, он сейчас представляет мои губы в другом месте. Я готова. Дай знак.
Он не отвечает. Его взгляд падает на мой живот, и я вижу — он в ловушке. В моей ловушке. Мысленно хвалю себя.
Флэшбек. Год назад.
Мы в его кабинете. Он только что завершил с отцом подписание выгодной сделки, и я «случайно» зашла попрощаться после банкета.
— Карина, — он откинулся в кожаном кресле, устало потирая переносицу. — Ты же знаешь, что это…
— Что? — я села на край стола, позволив юбке съехать чуть выше, оголив ажурные чулки. — Неправильно?
— Мне тридцать пять.
— А мне двадцать один. И что?
Он посмотрел на меня. Долго. Потом резко встал, подошёл так близко, что я почувствовала его дыхание на губах. Табак и мята. Я сладко облизнулась.
— Ты играешь с огнём.
— А ты — с водой, — прошептала я, касаясь его галстука. — И знаешь что? Ты уже тонешь.
Он не сопротивлялся. Да и кто бы устоял, когда тебе делают минет на рабочем месте? Я хотела сделать приятное. Тогда он впервые трахнул меня на своём столе. До дрожи в ногах. Сладко. Грубо. Не сдерживаясь.
— Ты не оставишь меня, — говорю я сейчас, глядя ему прямо в глаза. — Не оставишь нас.
— Ты не понимаешь, с чем играешь, — его голос низкий, опасный.
— Понимаю. Лучше тебя.
Я кладу руку на его запястье, чувствую, как под кожей бешено бьётся пульс.
— Отец уже знает, — добавляю я мягко. — И он очень рад будущему внуку. Но расстроен...
Эдик замирает.
Это мой туз в рукаве. Отец поддерживает мою игру.
— Ты…
— Да. И если ты попробуешь сбежать от меня, он разорвёт все контракты. А Альбина… — я наклоняюсь ближе, — …Альбина уже тебя ненавидит. Не простит.
А я ненавижу её. За то, что он никак не хочет оставить её в прошлом. Не хочет выгнать её из квартиры и назвать меня новой хозяйкой. Не спешит ко мне вечерами. Не проводит со мной ночи.
Он смотрит на меня, и в его глазах — не любовь. Страх. Безысходность. Раздражение.
Я опять улыбаюсь.
— Расслабься, любимый. Всё будет так, как я захочу. Тебе это всегда нравилось.
Малыш снова толкается.
Совершенно со мной согласен.
После ресторана оплачиваем счёт и идём к машине. Его мустанг меня будоражит. Секс в этой машине у нас тоже был. Прямо на подземной парковке. Не раз. Эдик умеет быть спонтанным.
Снова вспоминаю сильные руки, наматывающие мои длинные волосы на кулак. Мне больше не надо прятаться на заднем сиденье. Сажусь вперёд.
— Едем ко мне. Вечер в разгаре. Теперь тебя жду только я. И всегда буду.
Он хмурится. Сжимает руль побелевшими костяшками.
Я залипаю на его профиле. Красивый. Хочу укусить его жёсткий подбородок.
— Отвезу тебя и поеду в гостиницу.
Мстит за моё своеволие. Хочет указать моё место.
Больно ли мне? Как всегда. До сквозных дыр в сердце.
Ничего не отвечаю. Пусть сегодня так. Только теперь Альбина знает обо мне. Не простит. Я хочу мгновенно заполучить его, но выжидаю, как львица в засаде.
— Зайдёшь?
И снова злится. Снова оставляет меня одну.
Нас.
•• ••
Книга участвует в авторском ЛитМобе "Агентство (Не)Верность"
https://litnet.com/shrt/T9eO
Альбина
Я не спала всю ночь.
Глаза опухшие от слёз, но больше не плачу. Вместо этого — холод. Ледяной, пронизывающий, как нож в сердце. Оно не желает биться. Ему больно. Мозг отказывается принимать происходящее. До сих пор не верю, что мой любимый мужчина подлец и трус.
Квартира пуста. Слушаю звук часов и не знаю, что дальше. Каждый вдох наполнен сожалением. Эдик не вернулся. Не звонил.
Конечно.
Я сижу на кухне, пью красное вино из хрустального бокала — его любимого, который он берег для «особых случаев». Сегодня — особый. Сегодня я пью за нашу любовь. За то, что она сдохла. Не хочу напиваться. Не люблю похмелье. Сейчас у меня похмелье после десяти лет счастливой супружеской жизни.
В дверь звонят.
Я не двигаюсь. Не хочу никого видеть.
Звонок повторяется. Настойчиво.
— Альбина Морозова, откройте! Надо поговорить.
Голос молодой, женский. Знакомый. Точнее, я уверена, что это она. Любовница моего мужа.
Я медленно иду к двери, распахиваю резко, отчего полы моего красного шёлкового халата развеваются — и вижу её.
— Карина. — Без лишних слов улыбается.
Беременная. В белом пальто, с высоко поднятым подбородком. Глаза — зелёные, наглые. Уверенная в себе.
— Здравствуйте, — говорит она сладко. — Можно войти?
Я смотрю на неё, на её округлившийся живот, на дорогую сумку, которую, наверное, подарил ей мой муж. Хочется оттаскать её за чёрные патлы, чтобы не смела скалиться. Нельзя.
— Нет.
Она склоняет голову набок.
— Тогда поговорим так. Вам нужно съехать.
Я замираю. Ослышалась?
— Что?
— Квартира. Она теперь будет нужна мне. И ребёнку. — Она гладит живот. Его ребёнку. — Эдик согласен. Так будет правильно.
Я смеюсь.
Резко, громко, почти истерично.
— Детка, ты вообще в курсе, что эта квартира — моя? Дарственная от бабушки. Никаких прав у Эдика тут нет. И у тебя — тем более. Спать с женатым мужиком не равно получить приз!
Её лицо меняется. Внутри чувствую небольшое облегчение. Она здесь без ведома Эдика. Молодая совсем. Сколько ей?
— Он… Он сказал…
— Он врал. — Я перебиваю её, наслаждаясь её растерянностью. Специально провоцирую. — Как и тебе, наверное, врал, что разведётся. Что оставит меня. Он умеет убеждать.
Она бледнеет. Мой триумф.
— Он…
— Он использовал тебя, — говорю я мягко. — А теперь, когда ты залетела, он просто не знает, как от тебя избавиться. — Почему я так говорю, сама не знаю. В глубине души понимаю, что Эдик использовал меня. А сам...
Её глаза вспыхивают.
— Врёшь!
— Проверь.
Она дышит часто, губы дрожат.
— Ты… Ты просто злая старая шлюха, которая не хочет отпускать!
Я улыбаюсь. Мимо по всем пунктам.
— А ты — глупая девочка, которая поверила, что сможет отобрать у меня моё.
Она вдруг делает шаг вперёд, её лицо искажается.
— Я заберу и её тоже. Ты даже не представляешь, на что я способна. — Её палец устремляется вглубь коридора.
Я наклоняюсь ближе, так, чтобы она почувствовала мой шёпот.
— Попробуй.
Она резко отстраняется, её глаза горят ненавистью.
— Ты пожалеешь.
— Уже нет.
Я захлопываю дверь перед её носом. Мне легко. Небольшая встряска помогает собраться с мыслями.
Дверь на замок. Чувства тоже.
Наполняю ванну, добавляю пену и включаю аудиокнигу в телефоне. Вместо мыслей погружаюсь в историю, где есть место приключениям и шуткам.
Нужно собрать свою жизнь из осколков. Себя из пепла.
Глоток вина. Улыбка. День становится ярче.
Ненадолго. Словно хрупкий первый лёд на лужах. Наступишь, и звонкий хруст сопроводит твой шаг.
К вечеру усталость берет свое. Хочу спать, но сон не идёт. Организм под влиянием стресса не справляется. Тело ватное. В груди печёт. Дышать сложно. Страх за свою жизнь возникает неожиданно. Пульс зашкаливает.
Инстинкт самовыживания. Мысль приходит неожиданно.
Оказывается, я хочу жизнь. Моя жизнь не заканчивается предательством. Тело изнутри вопит сиреной.
В глазах плывёт, а виски простреливают болью. Некому обо мне позаботиться. И сил нет сделать шаг вперёд. Я одна.
Всё, что могу — вызываю скорую.
Женщина в синей униформе с чемоданчиком в руках измеряет давление. Молодой фельдшер фиксирует цифры и заполняет бумаги. Всё в тумане.
— Алкоголь употребляли накануне? — Строгий женский взгляд оценивает лицо. Знаю. Глаза всё ещё опухшие.
— У мужа любовница. Беременная. — Не знаю зачем, просто произношу это вслух. Кому-то нужно это сказать. Иначе разорвет. Как передутый воздушный шар.
— Федь, погуляй. — Одна фраза, и этот самый Федя послушно скрывается за дверями. — Есть к кому уехать на время? Обстановку сменить?
Вкрадчивый голос. Хочет помочь? Что может излечить мою душу?
Укол. Давление. Впервые.
— Никого нет. Эдик. Был. И работа. У вас есть таблетки, чтобы стереть память? — шепчу, выдавливая улыбку.
— Держите.
В руки упирается картонный прямоугольник. Визитка. Плохо соображаю.
Тепло карих глаз направлено на меня.
— Мой бывший тот ещё козел. Но я смогла вырваться. Здесь могут помочь.
Смотрю на визитку.
«Верность».
Это слово хочется разорвать на мелкие кусочки. Растоптать. Её рука накрывает мою. Ничего не говорит. Слова лишние.
Я снова одна. Засыпаю под воздействием лекарств.
«Верность».
То, что я хочу. Одно слово. В нем так много.
Карина
Я в бешенстве.
Мои ноги сами несут меня к машине. Я сжимаю кулаки и злюсь на неё и на Эдика. Вот же сволочь! Сама ведь тоже хороша. Впредь буду проверять всё, что связано с недвижимостью.
Хочу продумывать свои шаги наперёд. Как и раньше, но эмоции зашкаливают. Гормоны.
Я достаю телефон, набираю номер.
— Макс, мне нужна твоя помощь.
— Опять? — его голос хриплый, словно ещё не проснулся. Мне не откажет. Знаю.
— Опять.
Он вздыхает. Считаю секунды.
— Где?
— У меня. Через час.
Я кладу трубку.
Максим. Мой бывший телохранитель и водитель. Единственный, кто всегда решает мои проблемы.
Потому что умеет.
Хочет помогать.
Наша история простая. Стоило мне познакомиться с Эдиком, как планы начинают строиться сами.
Быть лучшей во всём. Стать его воздухом, огнём. Чтобы все мысли обо мне.
Заканчиваю школу, а сама девственница. Вдруг завтра выпадет шанс, а я не готова?
Максим смотрит на меня с мужским интересом. Давно. Замечаю, но игнорирую. Вот только, кроме него обратиться не к кому.
Максим симпатичный. Сильный, накачанный. Костюм идеально сидит по фигуре. Ему далеко за тридцать. Сердце от него не замирает, жаль.
Прошу помочь с деликатной проблемой. Хочу стать опытной. Для Эдика.
Отказывает. Понимаю, но не принимаю отказ. Я настойчива. И это случается.
В его квартире большая кровать. Мне даже нравится. Каждый новый раз Макс дарит мне новые ощущения.
От воспоминаний в трусиках мокро. Тело помнит. Вот только Эдик уже месяц держит меня на голодном пайке.
«Это повредит малышу».
В своих мыслях не замечаю, как доезжаю до дома. Успеваю принять душ и надеть пижаму. Шёлк. Перед глазами всё ещё стоит Альбина в красном халатике. Сучка. Хоть и старая, но эффектная. Ненавижу.
Звонок в дверь прерывает мои мысли. Максим.
— Привет, малыш.
Проводит ладонью по плечу и прижимает к себе. Хочу оттолкнуть. Не даёт.
Шумно вдыхает аромат. Его любимый — шоколад и кокос. Я играю грязно, знаю, но мне нужна его помощь.
— Привет. Эдик не хочет разводиться.
Шумно выдыхаю. Уже наперёд знаю, что услышу. И каждый раз Максим предлагает себя на роль мужа. Только сердцу не прикажешь.
— Может, и фиг с ним? Зачем он тебе?
Опять та же песня. Качаю головой.
— Ты же знаешь. Люблю. До дрожи. Хочу быть с ним.
Смотрит в глаза. Боль. Желание оберегать. Не отвожу взгляда. Срабатывает.
— Давай, я его грохну? Я тоже тебя люблю. И тоже хочу быть с тобой.
— Не смей. А вот его жена...
Тяну последний слог. Максим фыркает и гладит мой живот. Улыбается кончиками губ.
— А что с ней?
Назло мне тянет разговор. Проверяет, как далеко я готова зайти. Знает мой характер.
— Я хочу её квартиру. Моему сыну она нужнее. Просто так. Почему всё ей?
Слова сами срываются с языка и обжигают. Он приподнимает бровь.
— Разведётся твой Эдик, квартиру заберёт. С юристом могу подсобить.
И снова не понимает. Злюсь. Иду на кухню и наливаю два бокала красного вина.
— У тебя пентхаус. Зачем тебе ещё квартира?
Усмехается и забирает бокал из рук. Отпивает ровно в том месте, где отпечаток моей помады.
— Дело принципа. Квартира, оказывается, только её. Эдик иногда забывчив, к сожалению.
Снова прокручиваю в голове наши синим диалоги. Нам хорошо, но он всегда напряжён и избегает темы развода. Ему удобно встречаться тайно. Перемены не нужны. Мои чувства не в счёт.
Сижу у окна, пью вино. Беременным нельзя, но мне плевать.
— Рассказывай, — говорит, садясь напротив.
— Альбина Морозова. Не уходит из его жизни, мыслей, из квартиры тоже. Сегодня навестила её. Смеялась мне в лицо. Сука!
— И?
— И мне нужно, чтобы она ушла. Навсегда!
Я смотрю на него. Он красив. Опасен. Безумен, если дело касается меня. Поэтому и бывший телохранитель.
Папа не дурак. Быстро заметил изменения. Уволил. Но это не имело значения. Я всегда получаю желаемое.
— Ты хочешь, чтобы я её…
— Да, — я улыбаюсь. — Я хочу, чтобы она исчезла до окончания бракоразводного процесса. Эдик тянет, что же, нам на руку. Пусть станет вдовцом и наследником.
Дрожь по телу от своих же слов. Я в отчаянии. Глажу живот, успокаиваюсь. Гоню прочь сомнения.
— Запугать для начала?
— Да. Пусть ощутит, каково это. Одиночество. Беспомощность.
— А если не сработает? Эдик может вернуться к ней, чтобы поддержать. Десять лет вместе, как никак.
Я медленно поднимаю глаза. Снизу вверх, как нравится и ему тоже.
— Тогда… Тогда сделай то, что умеешь.
Макс не выдерживает. Встаёт и мерит шагами кухню. Хочет закурить, но замирает в сомнении. Сминает сигарету. В мусор.
— Дорого будет.
— У меня есть деньги. Сам знаешь.
Произношу, но осознание того, что дороги назад не будет, развязывает узел внутри. Принимаю решение. Становится легче дышать.
— Не про деньги речь.
Он смотрит на меня не как всегда. Во взгляде буря. Обида. До сих пор не верит, что выбрала не его?
— Что ты хочешь?
Желваки напрягаются. Еле сдерживает себя. Вижу.
— Ты знаешь.
Я чувствую, как ладони становятся холодными. Конечно, знаю. Он хочет меня.
— Макс…
— Решай.
Замолкаю. Потом киваю. Поднимаюсь со стула и медленно провожу пальцами по ключице, подцепляя бретельку.
— Хорошо.
Про вторую бретельку забываю сразу. Макс срывает с меня пижаму. Деликатен. Не хочет навредить ребёнку.
Я сама хочу. Даю насладиться телом и теплом. Пусть нет любви, но мне хорошо. Получаю разрядку. Знаю, теперь не смогу отказать. Пусть так.
Максим даёт мне отдохнуть. Не уходит. Оба голодны. Заказываем еду из ресторана. Всё повторяется. В крепких руках забываю про Эдика. Растворяюсь в неге.
Карина Волкова, 22 года. Дочь бизнес-партнёра Эдуарда. Впервые увидела Эдуарда в офисе отца, ей было 17. Амбициозна, привыкла получать желаемое. С ней рядом Максим. Телохранитель с военным прошлым. 38 лет. Не женат. Карина стала для него неожиданным поворотным моментом в жизни.

Эдуард
Глупая. Что натворила? Сама же себя навязала. Повёлся! Смазливая, горячая, живой огонь. Проводить с ней время в кровати приятно. Но большее мне неинтересно.
Да, повёлся. Соблазнительная Карина не оставила шансов. Но это лишь секс. Оправданий мне нет. Вот только я люблю Алю. Лисичка моя ненаглядная.
Влюбился с первого взгляда. Просто увидел и не смог дышать. Красивая, яркая, чувственная. С ней всё по-другому. С ней я живу. Для неё хочу быть лучше. И в мои планы точно не входило терять такую женщину.
Впервые забыл про годовщину. Карина голову заморочила со своей беременностью и сюрпризом. Вообще, не понимаю, как она залетела. Мы вроде предохранялись. Мало ли с кем она ещё трахается. Але тащить инфекции не хочу. Был пьян?
Карина рыдала, целый концерт устроила. Обвинения, что не доверяю. Мне плевать было, если честно. Когда узнал про ребёнка — шок. Мы с Алюсиком десять лет женаты и пока не получилось. А тут...
Подумал, прикинул. Ребёнка подниму. Пусть рожает спокойно.
То, что её отец — мой партнёр по бизнесу, смущает, конечно. Некрасиво. Тем более, если учесть наши с ним дела. Отблагодарил, называется. Трахаю его дочь. Ещё и жениться не собираюсь.
В ресторан Карина меня затащила под предлогом сюрприза. Сука. Вызнала, что про наш столик с женой. Подкупила кого-то из официантов? Когда увидел глаза Али, просто взбесился. Карину хотелось хорошенько отшлёпать. Недостаток родительского воспитания.
Карина ликует. Она не раз запускала свою шарманку про развод. Приходилось срочно занимать её рот полезным делом. К тому же в нём она профи. Красные губы на моём члене — тут же простреливают воспоминания. Зовёт к себе. «Жена больше не ждёт».
В голову мысль врезается огненной стрелой. В сердце отчаянно сжимается клубок. Не хочу без Али. Хочу, чтоб ждала. Хочу, чтоб простила и забыла.
Жене нужно время. Я трус. Убеждаю себя, что Аля должна пережить сутки без меня. Слушать не станет. Знаю. Ругались. В гневе она фурия. Страстная. Хочу, как всегда, после ссоры: усадить её на себя. Наши пальцы переплетаются в замок. Она давит, подчиняет, выплёскивает гнев. А я смотрю на её пылающие губы. В момент страсти молочная кожа становится красной, разливаясь от щёк по шее и груди. Брови сходятся на переносице, хотя она это не контролирует. Как наяву представил полные округлые формы груди и аккуратные соски.
Твою мать! Как же я по ней скучаю. В отеле снимаю номер и до позднего вечера придумываю, что сказать. Слов нет. Карину видеть не хочется. Да и вообще её больше не хочется. Доверия нет. Теперь из общего — ребёнок. Хватит. Наигрались.
Телефонный звонок. Затаённая радость, что это жена, сменяется разочарованием. Борис. Мой партнёр. Отец Карины. Морщусь, но отвечаю.
— Борис Аркадьевич? Чем обязан в столь поздний час?
Ослабляю верхнюю пуговицу рубашки и закатываю рукава, прижимая телефон ухом к плечу.
— Знаешь, ждал, что сам позвонишь.
Пауза. Сердце ухает вниз. Словно кипятком облили. Судорожно вдыхаю свежий воздух из открытого окна. Условно свежий. Так и хочется закусить его лимоном. И запить текилой. Мысль нравится.
— Не понял?
Всё ещё делаю вид, что не понимаю, о чём речь. Он знает. Обо мне и Карине. Интересно, давно?
— Карина мне всё рассказала. Я счастлив, что стану дедушкой. Вот от тебя никак не могу дождаться новостей. Дочь рассказала о твоём разводе. Рад, что ты принял верное решение.
Слова режут. Закрываю глаза и снова возникает желание наказать девчонку за дурацкую выходку. Решила поиграть по-взрослому?
— Борис Аркадьевич, боюсь, у нас с Кариной произошло недопонимание. Я люблю свою жену.
Слова легко срываются с языка. Истина прозвучала вслух. Мозг оформил желание — Альбина. Я всегда выбираю свою лисичку.
Тяжёлый вздох на другом конце телефона.
— Эдик... Ты же мне как сын. Я так надеялся, что возьмёшь на себя ответственность и мне не придётся прибегать к крайним мерам.
Вот это и происходит. На подкорке двенадцать лет живёт мысль, что за помощь с меня спросят. Чувствую себя вывалянным в грязи.
— Я не могу бросить Алю.
Голос хрипит, сбиваясь на шёпот. Сама мысль, что меня вынудят жить без любимой — вскрывает мне вены. Не хочу так. Без неё больно. Загнусь сразу.
— Обрюхатить мою дочь можешь? Знаешь, давай обдумай всё. Завтра в офисе поговорим. Альбина хоть и мудрая женщина, но не простит тебе ребёнка на стороне. Всё поймёт? Вряд ли. А когда узнает, что у тебя руки в крови? Не губи свою жизнь и наш бизнес. По финансам Альбину не обидим. Но и благотворительность нам не нужна. Скоро внук родится.
Разговор сворачиваем. И снова я наедине с болью. Загнан в угол. И кем? Девчонкой! Карина из избалованной девочки мгновенно превратилась в расчётливую стерву.
Проворонил в ней этот момент. Сам дурак. Теперь ситуация меняется на глазах. Просить Алю о прощении теперь бесполезно. Карину о пощаде — не вариант.
Перспектива меркнет. Как и краски жизни. С ней дышу. Без неё воздух заканчивается.
Откидываюсь на спинку кресла и вглядываюсь в ночное небо. Из-за смога не вижу звёзд. Зато перед глазами мелькают воспоминания. Те самые.
Выгодный контракт подписан. Мы в ресторане. Борис Аркадьевич хлопает меня по плечу и сжимает руку. Оба навеселе. Идём в бар, чтобы продолжить. Кураж.
Сажусь за руль глубоко за полночь. Дороги пустые. До дома десять минут. Что может пойти не так?
Оказывается, может. Трагическая случайность. Я виноват. Встречная машина оказывается перевёрнута. Как наяву вижу белую косу и женскую руку, свисающие с пассажирского сидения. Водитель жив, но без сознания. Её голубые глаза застыли на мне. Я её последний момент жизни.
Один звонок. Борис Аркадьевич приезжает. Не один. Связи. Деньги.
Минус человеческая жизнь. Сломанная судьба. Бумеранг расплаты прилетает прямо в лоб. Теперь я тоже остаюсь без любимой. Один. Изранен и абсолютно беспомощен. Пристёгнут невидимым ремнём к Карине.
Вот только Альбина жива. А значит, у меня есть шанс уберечь её. Лучше в глазах любимой остаться неверным мужем. Хочу уберечь её от грязи моего прошлого. Моя девочка сможет начать новую жизнь.
Эдуард Морозов, 36 лет. Женат. Любит свою супругу Альбину, но не устоял перед дочерью бизнес-партнера. Борис Аркадьевич Волков хранит компромат на Эдуарда. Искренне желает видеть его своим зятем.

Альбина
Утро начинается с кофе. Это неизменно. И с разбитой чашки. Дорогой, подаренный Эдиком сервиз даёт трещину — как и наша жизнь. Символично.
Сгребаю осколки в совок. Рука дрогнула, и капелька крови выступает на подушечке пальца. Смотрю на рубиновую жидкость.
Первая кровь, пролитая за новую жизнь. Или последняя — за старую?
Мысленно благодарю Эдика за бессонные ночи, научившие меня действовать на автопилоте. Открываю ноутбук, чтобы оплатить счета. Первый за квартиру.
Два дня взаперти. Пора жить. Без него.
Отменяю подписку на его любимый журнал о винах и дорогих авто. Пусть любовница оплачивает. С меня хватит.
Заказываю новые замки. Старые ключи в мусор. Каждое действие отдаётся эхом в пустой квартире: щёлк, щёлк, щёлк. Звуки одиночества разлетаются в пространстве.
На балконе находится старая клетчатая сумка. В самый раз. Вещи мужа летят в неё аккуратными стопками. Не хочу дышать его запахом. Долой дорогие парфюмы. Не желаю в своём шкафу видеть его бельё. В нём он был с ней? Снимал носки, когда трахал её?
Смеюсь. Наполняю сумку. Когда вещи перестают мозолить мне глаза, а шкафы радуют простором, вызываю курьера. Адрес доставки — офис моего мужа.
Готово.
В ящике стола, под ворохом старых фотографий пальцы натыкаются на шершавый картон. Визитка. «Верность». Та самая, от врача скорой. Отшвыриваю её обратно.
Я сильная. Я справлюсь.
Судьба, однако, оказывается настойчивее. Проверяю почту, разбираю резюме новых кандидатов. Кресло парикмахера-универсала пустует. Непорядок. Любимая работа напоминает о себе.
Пытаюсь позвонить юристу. Ошибаюсь номером. Мне отвечает приятный женский голос и приветствует по имени. Что за?.. Смотрю на список исходящих звонков. Последний, с кем разговаривала — Андрей Петрович. Точно помню. Нажимала не глядя.
Теперь там другой контакт — Помощь.
Сразу вспоминаю женщину и её спокойный взгляд. Она справилась. Пережила. Переболела. Я тоже хочу. Чтобы больше не больно... Жаль, нет пластыря заклеить рану в сердце.
Мне назначают встречу. Вызываю такси, кутаюсь в тёплый свитер. Удобные джинсы, туфли без каблука. Не хочу привлекать внимание.
Вместо солидной фирмы в деловом центре оказываюсь на тихой, утопающей в плюще улочке. Стою перед тем самым домом, с вывеской «Верность». Ирония? Или знак?
Душа разорвана и не может воспринять это название.
Дверь открывается резко, и на меня почти натыкается девушка. Лет двадцати пяти, в больших солнцезащитных очках, которые не скрывают уродливый фиолетовый синяк на скуле и запёкшуюся кровь на губе. Она смущается, запуганно прячет глаза. Торопливо прошмыгивает мимо, пока я стою и раздумываю. Дверь вот-вот захлопнется.
Внутри всё встаёт дыбом. Ледяной ком в горле мешает сглотнуть. Эта девушка... она похожа на меня. Только на десять лет моложе и на одну пропасть отчаяннее. Моя рука сама тянется к ручке двери.
Успеваю. Дверь оставляет мне шанс в последнюю секунду.
Внутри пахнет кофе и дорогими духами. Это сбивает с толку. Ничего пугающего. Ничего официального. Диваны, мягкие кресла. Вдоль стен много живых растений. Уютно. А я ждала стерильный холл и безликие стены. Снова ошибаюсь.
— Альбина Морозова? Вас ждут, — улыбается девушка-ресепшионист, будто мы с ней старые знакомые. Милая брюнетка.
Морщусь. У меня резкая нелюбовь к брюнеткам. Но иду за ней. Свободная одежда, отсутствие каблуков. Её образ успокаивает. Агрессии нет.
Кабинет психолога прямо. Не единственный. Табличка на двери из матового стекла отливает серебром. Задерживаю взгляд на противоположной двери. Харитонова Ирина Юрьевна. Директор.
Женщина помогает женщинам? Задумываюсь. Дверь для меня открыта.
Вхожу.
Снова мои ожидания не оправдались. Никаких диванов, как в фильмах. Два кресла друг напротив друга, стол, тонкая папка с моим именем. Как они успели? И что там?
У окна стоит мужчина. Изучает меня с вежливой улыбкой. Жестом предлагает выбрать место. Разницы нет, кресла абсолютно одинаковые. Мне нравится паритет.
— Меня зовут Виктор. Давайте знакомиться ближе, — ему лет сорок, спокойные карие глаза, от них расходятся морщинки. Мелкие. Это говорит об искренности.
Протягивает руку. Его рукопожатие кажется мне твёрдым и тёплым. — Для начала давайте определим, с чем вы пришли. Не как клиент к психологу, а как человек к человеку.
Садится напротив. Повторяю в голове его фразу. Киваю.
— Опишите свою ситуацию тремя словами.
Я замираю.
— Измена. Боль. Предательство.
Три стрелы сидят в самом центре моей груди. Каждая подписана. Каждая мешает дышать.
— Хорошо. А теперь три слова, которые описывают вас саму. Не ваше состояние, а вас.
Я сжимаю кулаки. Думаю. Два слова находятся быстро.
— Сильная. Умная... — голос хрипит. Замолкаю. Третье слово не идёт.
— Забывчивая, — подсказывает мягко.
Соглашаюсь. Киваю.
— Забыла, кто она. Давайте напомним.
Он достаёт чистый лист из папки на столе. И ручку и кармана пиджака. Протягивает мне.
— Упражнение простое. Нарисуйте в центре круг. Это вы. Ваше «Я». А теперь отвечайте на вопросы и рисуйте дополнительные детали — что составляет вашу личность, кроме Эдуарда.
Мне кажется, там только я. Ну, может, работа? Скептицизм загибается на корню после первых двух вопросов.
Сначала простые.
— Ваша профессия? Вы кто? Любитель?
— У меня свой салон, — прошептала и вывела рядом с кру́гом первый лучик: «Профессионал».
— Ваше хобби?
Я задумываюсь. Раньше были мы с Эдиком. Походы, кино... всё делали вместе. — Я... люблю вышивать крестиком. Собираю сложные схемы, — вывела второй лучик: «Вышивка: Терпение. Создатель».
Вопросы усложняются. Мозг с удовольствием включается в процесс и генерирует всё больше воспоминаний, ассоциаций.
— Когда вы в последний раз смеялись так, что болел живот? Без него. Когда принимали важное решение, советуясь только с собой? Что вы любите в себе внешне? Ваша главная черта характера? В чём ваша сила?
Альбина
Смена эмоций мне на пользу. Я возвращаюсь домой так же, как приехала. Такси.
Машина уезжает, и я остаюсь одна у шлагбаума. Закрытый двор без охраны. Вечерний воздух прохладен, и я кутаюсь в свитер. В руке зажат тот самый листок — карта моей вселенной. Я разглядываю его при свете фонаря, и каждый лучик кажется мне теперь родным. «Профессионал». «Стратег». «Сильная». Я повторяю это как мантру, иду к своему подъезду и почти не замечаю мира вокруг.
Тень из-за угла второго подъезда оказывается неестественно длинной. И слишком быстрой.
Шаг. Не мой. Сзади.
Звук подошвы по асфальту — чёткий, мужской, неспешный. Я оборачиваюсь. Никого.
Паранойя? Ускоряю шаг, суя листок в карман. Перед глазами встаёт распечатка с тёмной фигурой из кабинета Ирины Юрьевны. Не паранойя. Факт.
Стук. Стук. Стук. Сердце отбивает чёткий ритм, вторит шагам за спиной.
Шаг-шаг. Чётче, ближе. Уже не пытается скрывать присутствие. Гулко отдаётся шорох подошв в звенящей тишине вечернего двора. В горле першит, ноги становятся ватными.
Я не выдумываю. Нет. Каждая клеточка кожи, как и инстинкт самосохранения, кричит: — за мной идёт охота. Он преследует меня, знает, что мне некуда деться.
Ждать? Глупо. Бежать? Сейчас.
Я срываюсь с места, почти не чувствуя ног. Сумочка бьёт по бедру, ключи звенят в кармане джинсов. Бегу к своему подъезду, самому дальнему.
Светящиеся окна кажутся холодными и безразличными. Ключ со звоном бьётся о металлическую дверь. Пальцы скользят по ручке. Наконец-то! Я влетаю в тёмный холл, и сердце делает болезненный кульбит. Лифт? Нет. Он медленный, я слышу, как за спиной хлопает уличная дверь. Лестница!
Я пулей взлетаю по ступеням на второй этаж, прижимаюсь к стене в крошечном закутке. Замираю, пытаясь заглушить дыхание ладонью. Внизу ничего не происходит.
Тишина.
Потом — тяжёлые, размеренные шаги. Они замирают в темноте первого этажа, оценивая обстановку. Слышно, как он дышит — ровно, спокойно.
Дрожь пальцев лишь усиливается. Боюсь даже моргнуть.
Свет уличного фонаря, пробивающийся через витраж, выхватывает на нижних ступенях силуэт в тёмном капюшоне. Лица не видно, только ощущение пристального взгляда, сканирующего пространство. Мрак ему не помеха. Он знает, что я где-то здесь.
Слышу глубокий вдох. Времени нет. Где-то наверху открывается дверь одного из лифтов. Соседи. Но мой преследователь бежит на звук, не успевая обыскать второй этаж.
Я остаюсь незамеченной. Тихонько выдыхаю.
Надолго ли?
Второй лифт. Мой шанс. Моя старая, детская клаустрофобия пульсирует в висках, напоминая о себе, но это единственный путь. Отчаянно рвусь к железным дверям. Дрожащей рукой жму кнопку.
Мне везёт. Лифт на площадке.
Лязг. Двери со скрежетом начинают сходиться. И в щель, сужающуюся до ниточки, я вижу, как тень на лестнице сверху оживает, делает стремительный, почти бесшумный бросок вперёд. Его рука с растопыренными пальцами уже близко...
От страха перехватывает дыхание. Я вжимаюсь в стенку кабины, зажмуриваюсь, мысленно заставляя двери закрыться быстрее.
Бум! Глухой удар кулака по металлу снаружи заставляет распахнуть глаза. Поздно. Не отпускаю кнопку верхнего этажа. Лифт послушно начинает движение. Я в ловушке своего страха. И безопасности. Пока что.
Паника — плохой компаньон.
Стою, прислонившись к холодной стенке, и пытаюсь проглотить ком в горле. Слёзы текут по лицу сами собой. Не от страха. От бессильной ярости. Оттого, что меня, мгногвение назад ощущавшую себя целой вселенной, заставили бежать и прятаться в душевой коробке.
Я заставляю себя дышать. Глубоко. Резко. Рукой давлю на грудь, заставляю воздух выйти. Ещё ничего не кончилось.
Вдох. Ключ в руке зажат так, что костяшки пальцев немеют. Один рывок. Мне нужно всего две секунды.
Лифт с щелчком останавливается. Двери разъезжаются. На площадке пусто. И снова обманчивая тишина. Такая оглушительная, что в ушах звенит. И тогда до меня доносится эхо. Быстрые, тяжёлые шаги. Не мои. Его. Он не стал ждать лифт. Он бежит за мной по лестнице. Уже близко.
Я подскакиваю к своей двери. Ключ скользит, не попадая в скважину. Раздражает. «Давай же!» — рычу я сама себе.
Щёлк, щёлк. Влетаю в квартиру и с силой захлопываю дверь. Поворачиваю замок, цепляю цепочку — всё одним точным движением.
Не успеваю перевести дух.
В ту же секунду ручка с другой стороны с силой дёргается вниз. Раз. Два. Затем на смену ей приходит глухой, сдавленный стон — удар плечом о прочную древесину.
Оба надсадно дышим, разделённые несколькими сантиметрами дерева и металла. Я слышу его через дверь. Слышу, как он бьёт кулаком по косяку — глухой, разочарованный удар. Слышу его сдавленное ругательство. Затем шаги. Он не уходит. Он просто отступает на пару метров. И замирает. Ожидает. Стоит там, в темноте подъезда. Стоит и ждёт.
В глазок не смотрю. Просто знаю, что он там. Не хочу увидеть его глаз крупным планом.
Я медленно сползаю по стене на дрожащих, ватных ногах. Пол холодный. Я сижу в темноте, прислушиваюсь к каждому шороху снаружи.
Страх постепенно перерастает в холодную, острую как бритва решимость.
Я не сдамся.
Он ошибся.
Достаю телефон из сумочки. Мои пальцы ещё дрожат, но я не звонку в полицию. Звоню туда, где меня ждут.
На том конце провода снимают трубку после первого гудка. — Агентство «Верность».
— Это Альбина Морозова, — говорю, и мой голос звучит непривычно: низко и уверенно. — Я подумала. Да, готова. Завтра утром.
Пауза. — До завтра, Альбина. Держитесь. Вы не одна.
Нажимаю «отбой». Снаружи тишина. Возможно, он всё ещё там. Возможно, услышал. Теперь это не имеет значения. Двумя руками тру лицо.
Завтра я уйду. Исчезну. На три месяца потеряюсь для всех.
Начну заново.
Альбина
Самолёт уходит в зону турбулентности, и я неосознанно впиваюсь пальцами в подлокотники. В ночном небе нет намёка на звёзды. Тучи. Ёжусь. Тёплая кофта с высоким воротом помогает спрятать часть лица. Прячусь не от страха полёта — от ощущения. Земля опять уходит из-под ног, только на этот раз в прямом смысле. Начинаю привыкать, хоть и не хочется.
— Всё в порядке? — Спокойный голос справа возвращает в реальность тёмного салона. Александр, мой сопровождающий от агентства. — Это нормально. Сейчас пройдёт. Турбулентность — обычное явление. Небольшая тряска.
Я киваю, стараясь дышать ровнее. У моих ног — рюкзак. Мелочи вроде салфеток и крема для рук.
Он убирает мою ручную кладь на полку одним точным движением, освобождая пространство для ног. Вставать нельзя, горит табличка «пристегнуть ремни», но он жмёт кнопку вызова стюардессы и просит плед до того, как я сама успеваю сообразить, что дрожу.
Он не назойливый нянь, а фоновый телохранитель. Присутствует, но не давит. Отвлекает, но не забивает голову беспрерывным потоком речи. Крупицы заботы и тепла сейчас мне нужны. Я их принимаю.
— Спасибо, — говорю, но голос звучит сипло от недосыпа. Не знаю, когда смогу забыться здоровым сном. Часть меня отказывается спать. Физическое восприятие сна меняется. Засыпать одной — в новинку.
— Кемерово встретит нас прохладной погодой. Всего +3, — сообщает Александр нейтрально. Сейчас это звучит как нечто, на что я могу рассчитывать. Верить. Хотя бы погода не обманет, не будет тешить иллюзией тепла. И в этом есть что-то успокаивающее.
Я закрываю глаза, и меня накрывает волной воспоминаний о сегодняшнем утре.
Флешбек
Утро. Я не спала. Сидела у двери на холодном полу, прислушиваясь к каждому шороху в подъезде. В руке — кухонный нож. Глупо. Бесполезно. Но это давало иллюзию контроля.
Резкий звонок в дверь заставил меня вздрогнуть и вскочить. Сердце колотилось, страх опустился в пятки. В глазах на секунду потемнело от резкого подъёма. Я подкралась к глазку, медлила, боясь увидеть Его в тёмном капюшоне...
И выдохнула. Словно воздушный шарик сдули. Ирина Юрьевна. С двумя мужчинами — представительным красавцем в очках и спортивного вида громилой.
Отворила все замки и впустила визитёров.
— Альбина? Простите за ранний визит. Можем войти? — её голос был бальзамом на душу. Больше не одна. Начала отходить от вчерашнего кошмара.
Они действовали слаженно, как спецназ, пришедший на выручку. Прошли в гостиную, устроившись на диване и креслах. Я же осталась стоять посреди комнаты с ножом в руке. Заторможенность сменилась любопытством.
Юрист — тот самый импозантный красавец — разложил на столе документы и с теплом взглянул на Ирину Юрьевну. Между ними было нечто большее, чем деловые отношения. Теперь я в каждом жесте видела подвох.
Встряхнулась. Наконец, убрала нож, положив его на стол у кресел. Там же лежали бумаги, которые юрист пододвинул мне поближе. В руку легла доверенность на управление моим салоном красоты. На три месяца.
— Мы найдём вре́менного управляющего, вы одобрите кандидатуру. Доходы будут поступать на ваш счёт. Квартиру возьмём под охрану, — его слова были чёткими. Короткие фразы помимо воли проникали в мозг.
— Все вопросы с вашим мужем и бракоразводный процесс — моя забота. Вам нужно только подписать.
«Все вопросы...» Я не хотела сейчас решать все вопросы. Предложение показалось заманчивым. «Бракоразводный процесс...» Снова перед глазами встала брюнетка в белом пальто, которое на ней не сходилось из-за живота. Напоказ. Нарочно. Чтобы ещё раз продемонстрировать.
Ирина Юрьевна мягко положила руку на моё плечо. Вернула в момент «здесь и сейчас».
— Мы предлагаем вам не убежище, не норку, где вы спрячетесь, а работу. На алтайском горнолыжном курорте «Снежная долина» освободилось место администратора. Проживание в отеле за счёт комплекса. Вам нужно только доехать. Свежий воздух, смена обстановки, новые люди.
Я молчала. Голова была тяжёлой, ватной. Чувства были двойственные.
— А если... я не смогу? Захочу вернуться? — спросила и осознала, что это прозвучало как признание собственной слабости.
Ирина Юрьевна достала из сумочки новый смартфон. Простенький, без наворотов. На экране был всего один контакт: «ВЕРНОСТЬ».
— Это ваша «кнопка возврата». Один звонок — и вы в Москве, дома в течение суток. В вашей старой реальности. Со всеми её... проблемами, один на один, — она посмотрела на меня прямо. — Но, милая, зачем вам это? По нашему опыту скажу — ещё никто не захотел вернуться туда, где ему плохо.
Звучало логично. Все хотят туда, где хорошо. А будет ли мне там хорошо? Не знаю. Зато будет безопасно. А это уже немало. И я смогу вернуться в любой момент. Один звонок.
Затем мне сообщили о сотрудничестве с полицией. Оно уже идёт. Данные с камер переданы.
Я кивала, почти не слыша.
— Цена?
Директор агентства, появившаяся эти утром на пороге как призрак, ехидно хмыкнула: — Сначала оцените наши услуги на практике. Все счета подождут. За пределы разумного не выйдем, не переживайте. Через три месяца решите, стоило ли оно того. Наша программа поддержки строится в первую очередь на том, чтобы помочь. Не у всех есть возможность оплачивать услуги наперёд. Кто-то настолько торопится выйти из сложной ситуации, что может оказаться у нас босиком. В прямом смысле. И мы поможем. Если наша помощь покажется вам неподходящей — возместите лишь стоимость перелёта и сеансов у психолога. Хотя... — она усмехнулась, — такого ещё не было. Никогда.
В этот момент зазвонил мой телефон. Эдик. Я посмотрела на имя на экране, на этих людей, предлагающих мне шанс, на нож, лежащий на столе... и впервые за десять лет нажала не «Принять», а «Отклонить». А затем и вовсе заблокировала номер. Простое движение пальца. Тишина.
— Я согласна, — мой тихий голос прозвучал с надрывом. В груди опять сдавило. Не думать о нём!
Альбина
Аэропорт Кемерово встречает нас не просто прохладой, а пронизывающей до костей сыростью. Выхожу из самолёта и быстрым шагом спускаюсь к ожидающему автобусу. Воздух пахнет углём, хвоей и прелой листвой — совершенно незнакомый, сибирский запах.
Ждём мой багаж и выходим из здания. Руки хочется согреть горячим дыханием. Свинцовые тучи не обещают ничего хорошего.
На выходе нас встречает седой, но крепкий мужчина в тёмной объёмной куртке. Глаза пронзительно голубые на фоне загорелой кожи, испещрённой морщинами. Улыбка располагает.
— Альбина, это Егор Кузьмич. Он доставит тебя до места, — Саша по-свойски вручает мою скромную поклажу новому провожатому и пожимает мне руку. Его миссия завершена. — Удачи.
— Я сейчас!
Срываюсь с места и догоняю Александра. Не знаю зачем. Хочу проводить. Он радостно кивает и не останавливает.
Сейчас Александр для меня как мостик, связывающий с Москвой. Со старой жизнью. Ещё немного подержусь, и всё.
Внутри аэропорт напоминает космическое пространство. Останавливаюсь и замираю в потоке людей. Саша всё понимает. Хлопает по плечу.
Он уходит так же незаметно, как и появился в моей жизни. Я остаюсь одна. Вернее, с незнакомым дедом и огромным, незнакомым миром за стеклянными дверями аэропорта.
Пока Егор Кузьмич грузит вещи в свой уставший «Патриот», я на секунду задерживаюсь в зоне для провожающих. Под потолком в невообразимой инсталляции, застыли фигуры космонавтов в состоянии невесомости. Они парят над суетой встречающих, над моими страхами, над всей этой земной грязью и проблемами.

«Будь как они», — проносится в голове. Пари, не смотри вниз.
Судорожный вздох. Сжимаю пальцы, впиваясь в манжеты свитера. Пора двигаться дальше.
Кузьмич ждёт. Открывает мне переднюю дверь, помогает устроиться с комфортом. Проезжаем парковочную зону, а я всё ещё не свожу глаз с аэропорта.

Открываю окно, чтобы сделать глоток холодного воздуха. Облачко пара изо рта вылетает как напоминание. Старое и ненужное превращается в новое.
Интересуюсь, сколько займёт дорога. Ответ не радует. Почти пять часов. Времени полно. Заезжаем в придорожное кафе перекусить и освежиться.
Дорога мерно убаюкивает. Ровный гул мотора, мелькание за окном сначала индустриальных пейзажей, а потом — бесконечной стены темнеющего леса.
Егор Кузьмич к моему облегчению, не пытается лезть в душу. Он говорит о своём. О том, как меняется тайга от сезона к сезону, о клёве на местных озёрах, о том, как зимой склоны Шерегеша покрываются «мерцающей пылью» — идеальным пухляком.
Его голос такой низкий, укачивающий. Я сдаюсь, позволив себе, наконец, закрыть глаза.
Меня разбудил грохот. Нет, не грохот — оглушительный стук дождя по крыше машины. Оглядываюсь по сторонам. Окна запотели. День, но почему-то темно.
Неприятные липкие капли пота на висках. Жарко. Поднимаю спинку кресла и пытаюсь понять, где я.
Мы стоим посреди лесной глуши, залитые потоками воды. Почему я одна в салоне?
Паника ударяет в виски горячей струёй. Хочу выйти на воздух. Мне тесно и душно.
Я тяну на себя ручку и толкаю дверь — та с противным чваканьем упирается во что-то мягкое и неподатливое.
В глаза, за воротник тут же затекает ледяная вода. Жмурюсь и отшатываюсь.
Мгновенная бодрость. Заглядываю в щель, понимаю, что дверь уткнулась в размокшую, почти жидкую землю. Я в ловушке.
Со своего места мне не выбраться.
Тёмная фигура в капюшоне приближается к машине. Поток воды не даёт понять, кто это. Вжимаюсь в спинку сиденья сильнее. Он рядом. Снова толкаю проклятую дверь, когда тёмная фигура упирается в стекло, залитое потоками дождя.
— Не ломай, деваха, дверь-то! — Из пугающей мглы материализуется фигура Кузьмича в прорезиненном плаще. Быстро садится в машину. Капли воды стекают прямо в салон.
Облегчённо выдыхаю. Посреди леса, грязи и дождя я в безопасности.
Хочется рассмеяться своим страхам в лицо.
Мужчина отирает с лица воду. Видит, что я готова слушать.
— Дорогу развезло. Чёртов ливень. До базы рукой подать, километра полтора, не больше. А здесь ни связи, ни проехать.
Оказалось, я проспала весь асфальт. Не заметила, как свернули на злосчастную грунтовку.
Удивляюсь.
Последний отрезок — эта самая просёлочная дорога, которую не успели укрепить перед непогодой. Ещё один маленький шаг теперь под угрозой.
В животе предательски заурчало, напоминая, что я живой человек. Организм не желает понимать и принимать обстоятельств. Егор Кузьмич улыбается.
— Пойдём пешком. Сидеть здесь — до утра промокнешь и замёрзнешь, — заключил он. — А раньше никто и не поедет.
Ему опять приходится выйти под дождь. Достаёт из багажника два сложенных дождевика и мой чемодан.
Снова в салон летит вода с его капюшона. Зябко. Веду плечами и жмусь подальше от источника воды.
Небольшой чемодан летит на заднее сиденье к моему рюкзаку.
— И вот, слухай мою науку, чтоб не увязнуть.
Его «лайфхак» был прост и гениален: две крепкие палки — для опоры и ощупывания почвы. И идти надо быстро, семенящими шажками, не останавливаясь и не позволяя ноге провалиться глубоко.
Смотрю во все глаза. Это не Садовое кольцо! Это тайга!
Переобуться особо не во что. Мои кроссовки вряд ли переживут такой марш-бросок. Но я должна справиться.
Приходится вытащить из чемодана самое необходимое и переложить в рюкзак (документы, телефон, тёплый свитер и смена белья), а остальное оставить в машине. Позже его заберут.
Егор Кузьмич взваливает рюкзак на себя. Сверху дождевик, чтобы вещи не промокли.
Михаил
— Михаил, ты меня слышишь? Голос двоюродной сестры в телефонной трубке льётся ровно, как всегда. Деловая и собранная, но я знаю её тридцать пять осознанных лет, не считая первых трёх не очень осознанных. Слышу лёгкую нотку напряжения.
Ира никогда не просит просто так. Значит, и впрямь что-то важное.
— Слышу, — нехотя отвечаю, откладывая в сторону топор. Вдыхаю свежий воздух. Баня топится на дровах. Смотрю на ровную струйку дыма и гору дров, уже успел наколоть. Тело разгорячено, чтобы не простыть, накидываю тёплую куртку. Масло, металл, запах пота. Мой запах. Моя территория.
Собираюсь с мыслями. Готов слушать.
— Мне нужна твоя помощь. Как владельца базы.
Я мысленно ёрзаю. Выбираю место на крыльце и устраиваюсь поудобнее.
Помощь от сестры всегда была палкой о двух концах. С одной стороны — она моя единственная семья. С другой — её благотворительное агентство «Верность» постоянно впутывается в какие-то истории. Хорошо хоть новый муж у Ирины толковый. Бережёт её.
— У тебя же там сейчас спад, да? Администратор ушла в декрет, — Ира не спрашивает, она констатирует. Она всегда всё знает.
Вздыхаю. Предполагаю, что не откажу. Как всегда.
— Так, — подтверждаю угрюмо. Пусть не радуется раньше времени. — Желающих жить зимой в тайге, работая за копейки, находится немного. Ты и так об этом догадываешься.
Летние работники, особенно кто подрабатывал на каникулах, разъехались по учёбам. Осень.
— Я направляю к тебе человека. Девушку. Ей нужно место. Работу и крышу над головой. На несколько месяцев. Миш?
Хочется застонать внутри. На хрен мне чужие проблемы? Вот именно этого я и боялся.
Очередная наивная городская дура, которую придётся нянчить. Ладонью тру лицо.
— Ира... — пытаюсь возразить, но она меня перебивает. В этом вся она. Не терпит возражений.
Голос смягчается. А вот это уже странно. Что там за деваха такая, что Ира за неё так переживает?
— Миш, я знаю. Но ей некуда больше деться. Она в беде. А у тебя пустует тот самый гостевой домик. Я же знаю. Тот, что подальше от основного корпуса. Для своих.
Молчу. Домик и впрямь хорош. Уютный, отдельный. Я построил его для «своих», для друзей-рыбаков, которые иногда наведываются, для лыжников, и для Иры с Вячеславом. Муж у неё занят бизнесом, но иногда прилетают. Всем забугорьям предпочитают родной курорт. Уважаю.
Сейчас домик пустует. Смотрю в сторону въезда на базу. Он самый первый.
— Ладно, — сдаюсь, потирая переносицу. Всё равно людей нет. Администратор мне нужен.
Сестре я не могу отказать. Никогда. — Пускай приезжает. Разберёмся.
— Спасибо! — в голосе Ирины слышится искреннее облегчение. — Её зовут Альбина. Встретишь в аэропорту завтра? Я пришлю тебе рейс.
— Не, — тут же отказываюсь и удивляюсь, насколько она во мне уверена. — У меня водитель грейдера утром должен подсыпать гравийную дорогу. Ты должна помнить, от трассы небольшой проезд. Дожди подмывают. Егор Кузьмич встретит. На «Патриоте» довезёт.
Мы обсуждаем ещё несколько бытовых деталей. Всё решено.
Девчонка у меня поживёт вдали от проблем. С неё работа, с меня харчи, жильё и обеспечение необходимым.
Не привыкать. Десять лет занимаюсь базой. Насквозь вижу людей. Бремя прошлой жизни.
Я уже почти готов прощаться и класть трубку, как Ирина будто случайно бросают вскользь:
— Да, чуть не забыла... Рейс Москва — Кемерово, прибытие в девять утра. Фамилия у неё... Морозова. Альбина Морозова. Сообщением продублирую. До завтра!
Щелчок. Тишина. Воздух остаётся в лёгких. Забываю выдохнуть.
Я замираю с телефоном у уха. Ирины уже нет на том конце, но я всё ещё держу аппарат.
«Морозова».
Словно ледяной осколок вонзается в грудь. Старая, давно притупившаяся боль отзывается тупым ударом где-то под рёбрами.
Не может быть... Совпадение? Нет, в моей жизни совпадений не бывает. Простая фамилия. Частая.
Но чёрт возьми...
Смотрю в сторону густого леса. Я ещё помню образ Лены. Впервые встретил её там. И после смерти тоже. Двенадцать лет прошло. А я всё вижу свою жену.
Дневное солнце слепит глаза. Яркие осенние краски сейчас кажутся неуместными.
Медленно опускаю пиликнувший мобильник на ящик с инструментами. «Сестра».
День только начинается, но я уже знаю, чем он закончится.
Встаю, ноги ватные. В доме тепло. Закрываю дверь. Открываю тумбочку, где стоит нетронутая бутылка виски. Подарок от того самого друга-рыбака.
В морозилке находится хариус. Малосольный. Строгаю крупный пласт. Немного чёрного перца сверху.
Откручиваю крышку и отпиваю прямо из горлышка.
Острое, обжигающее тепло разливается по горлу. Попадает в желудок, но не может растопить лёд внутри.
Закусываю. Звоню Кузьмичу. Он разберётся.
«Морозова».
Не могу выкинуть эту фамилию из головы. Пью до тех пор, пока мир вокруг не начинает расплываться.
Боль не притупляется. Продолжаю тонуть в алкогольном тумане.
Забываюсь.
Утром просыпаю. Давно такого не было.
Не слышу, как звонит телефон. Телефон так и лежит на улице.
Водитель грейдера прождал полчаса и уехал. Дорога от поворота на базу так и остаётся без укрепления. Её развезёт первым же хорошим ливнем.
Привожу себя в порядок. Проверяю рейс из сообщения сестры. Прибыл.
Звоню Егору Кузьмичу. Толковый мужик. Лес знает. В хозяйстве помогает.
Трубку берёт почти сразу. Шум. Гам. Непривычные звуки после тишины леса.
Он на месте.
Даю задание горничной навести порядок в домике.
Дрова пригождаются. Затапливаю камин у себя. Зябко.
Небо хмурится. Плохо. В воздухе пахнет дождём. Тайга тревожно шелестит под осенним ветром.
Под ноги летят красные листья.
Водитель грейдера отказывается ехать второй раз за день. Уговорить не удаётся.
Питаю надежду, что Кузьмич проедет.
Пообещал Ирине, что помогу. Снова закрываю глаза и морщусь.
«Морозова».
В проёме стоит он. Высокий, широкоплечий, весь какой-то лохматый и дикий. Мокрые волосы спадают на лоб, густая борода скрывает часть лица. Но не скрывает широко распахнутых карих глаз, которые с немым изумлением смотрят на моё голое тело под струями воды.
Мы замираем на секунду — он в дверях, я под струями воды. Дикий, животный ужас, который я не чувствовала даже в подъезде, вырывается из меня пронзительным, душераздирающим криком.
Он аж подпрыгивает на месте и резко отшатывается, как медведь, наступивший на сук.
— Чёрт! Извините! Я не знал! — его голос кажется мне низким, хриплым от неожиданности, и он торопливо захлопывает дверь, будто обжёгся.
Я тут же выхожу из душевой кабины. Дрожащей рукой поворачиваю ключ в замке изнутри.
Сердце колотится так, что, кажется, выпрыгнет из груди. Я прислоняюсь к двери, ощущая слабость в коленях. Мокрые капли стекают с меня на пол.
Кап. Кап.
Прихожу в себя. Прохладный воздух неприятными мурашками пробегает по коже. Хватаю большое полотенце, приготовленное для меня Кузьмичем. Так лучше.
Полотенцем поменьше наматываю вокруг головы. Смотрю на себя в зеркало. Там всё та же прежняя я. Внешне не меняюсь. И нет на лбу позорной надписи: «Мне изменил муж».
Снаружи слышу смущённое бормотание. Верчу головой. Не спешу выходить.
— Егор... Кузьмич! Где этот старый... Я же сказал ему... — он не договаривает. Слышатся быстрые, удаляющиеся шаги.
Я одна? Хочется открыть дверь и убедиться. Но сначала нужно одеться. Чистое нижнее бельё, майка.
Моя одежда грязная. Не понимаю, как быть.
Снова слышу за дверью шаги. Напрягаюсь. Осторожный стук сменяется женским голосом. Мягким и спокойным. Девушка?
— Альбина, вы меня слышите? Это Варя, я здесь помощница. Прибираюсь, помогаю, и так, по хозяйству. Михаил Викторович вас нечаянно напугал. Простите его, он не со зла. Он думал, тут... в общем, извините. Я вам чистое бельё и полотенце оставила у двери. И тёплый халат. Одевайтесь, выходите, обед уже на столе. В доме больше никого нет.
Варя уходит. Я медленно считаю до десяти. Адреналин отступает, сменяясь дикой неловкостью.
«Ну вот. Начало как начало. Скандал с новым боссом в первый же час. Классика жанра».
Я вслушиваюсь. Тишина. Открываю, и, пока за дверью никого не слышно, хватаю аккуратно сложенную стопку вещей. Быстро закрываюсь.
Чувствовать себя в безопасности легче, когда слышишь звук щелчка.
Рассматриваю стопку одежды. Перебираю сегодняшний «гардероб».
Простая, но чистая. Пахнет свежестью и травой. Вдыхаю запах. Приятно.
Тёплый халат оказывается на три размера больше. Огромный и уютный. Я с удовольствием заворачиваюсь в него, как в кокон. Провожу рукой по ткани. Тактильные ощущения мне нравятся.
Набираюсь смелости и выхожу. Я уже не одна.
В главной комнате за столом уже сидит Егор Кузьмич, с аппетитом уплетающий щи. От запаха у меня слюнки текут.
Рядом стоит Он. Тот самый косматый мужчина. Сглатываю.
Теперь при свете и без препятствия в виде мокрой перегородки я могу его разглядеть.
Лет сорока, не больше. Сильный, спортивный. Широкие плечи, но какая-то усталая подавленность во всей его позе.
Он смотрит в окно на льющийся дождь, но взгляд пустой. Оборачивается. Спиной чувствует моё присутствие, а может, слышит мои несмелые шаги.
Наши глаза встречаются.
— Я... извините, — шепчу первая, чувствуя, как краснею. — Я не знала... — сама не знаю, за что именно хочу извиниться.
— Это мне надо извиняться, — перебивает он коротко, но без злости. В его карих глазах читается искренняя досада на себя.
— Мой косяк. Егор предупредил, что везёт новую сотрудницу. Я не думал, что вы уже тут и... в душе. Обычно сам моюсь по вечерам после работы. Зашёл проверить воду... А там вы...
Он говорит немного отрывисто, будто не привык подбирать слова. Страх сменяется любопытством.
— Михаил. Владелец базы. Будут проблемы — ко мне. — Протягивает руку.
Пожимаю в ответ. Горячая, шершавая. Большая. Моя ладонь утопает в его.
Он кивает в сторону тарелки на столе. Вовремя. Желудок поёт рулады.
— Садитесь, ешьте. Завтра со всем разберёмся. Сегодня отдыхайте. Устраивайтесь.
Он разворачивается и выходит в дождь, натянув капюшон. Его внушительная фигура скрывается за дверью.
Егор Кузьмич отрывается от обеда. Хмыкает:
—Не обижайся на него, деваха. Мужик он хороший, но душа закрыта для чужаков, вот и колючий как ёж. Не с людьми — с тайгой он больше общается. Иди, ешь. Варя щи сварила — лучшие на Алтае.
Я сажусь за стол. Руки уже не дрожат. Но внутри уже не страшно, а... странно. Первая ложка супа кажется нереально вкусной. Закрываю глаза.
Противоречивые эмоции внутри.
С одной стороны — тёплая квартира, но неизвестный, расчетливый враг в Москве. Ужас. Боль. Растоптанная жизнь.
С другой — грубая, неловкая, но какая-то настоящая жизнь здесь. Тайга. Необщительный владелец базы. И даже этот нескончаемый дождь и грязь.
Но сердце теплеет.
И Михаил этот оказывается не монстром, а большим, лохматым и, кажется, раненым зверем. Также, как и я.
Я зачерпываю ложку горячих щей. Они пахнут так, как пахнет настоящий дом. И впервые за последнее время мне становится почти спокойно.
Надо хоть поблагодарить эту Варю. Искреннее «спасибо» не жалею и для Кузьмича.
День — сумасшедший. Насыщенный. Мысленно отправляю в копилку жизненный опыт. Сегодня он положительный.
Дорогие мои читатели, с понедельника проды будут дважды в неделю — понедельник и пятница.
В ожидании новых глав знакомьтесь с увлекательными историями нашего ЛитМоба:
Через ( не ) Верность к счастью
Тим (Team) Тац
https://litnet.com/shrt/Scwv

Альбина
День на базе клонится к концу. Егор Кузьмич прибрал со стола и ушёл.
Тишина. Не московская, гулкая и суетная, а глубокая, живая, нарушаемая лишь щебетом птиц за окном и потрескиванием дров в печи.
Дождь становится меньше. Мерное постукивание капель по стеклу.
Решаю осмотреться. Поднимаюсь по скрипучей лестнице на второй этаж своего домика. Небольшой, но уютный.
Комната под самой крышей просторная, но почти пустая. Ничего лишнего. Пахнет деревом. В углу — широкая кровать с пышным простёганным одеялом, у стены — массивный шкаф из тёмного дерева, у окна — туалетный столик с зеркалом в простой раме.
Стопка постельного белья на кровати. С неё и начинаю обживаться.
Взгляд падает на часы. Настенные, с маятником, висящие напротив кровати. Они, наверное, старинные, с римскими цифрами. Красивые.
Стрелки замерли на без пятнадцати шесть. Время на них застыло, будто там закончилась сама жизнь. Возможно, нужен лишь лёгкий толчок, и жизнь возобновит свой мерный ход.
Я непроизвольно передёргиваю плечами. В этой уютной комнате мне спокойно. Проверяю шкаф. Пусто, конечно же. Моих вещей немного, места хватит. Осталось лишь дождаться свой чемодан.
Я жду вечера. Варя принесёт ужин. Я не голодна, но хочу пообщаться. К моему удивлению, приходит Михаил.
Мужчина стучит, но входит сразу, не дожидаясь ответа. Стоит на пороге с охапкой поленьев в руках.
— Печь нужно подтопить. Ночью холодно будет, — бросает мне, не глядя, и принимается ловко закладывать дрова в топку.
Само наличие печи в доме для меня непривычно. Я не умею с ней управляться. Но мне нравится. Тепло. Уют.
Я наблюдаю за движениями Михаила — уверенные, автоматические. В свете разгорающегося пламени его лицо кажется менее суровым.
— Михаил, а мой чемодан? Он остался в машине...
— Утром разберёмся. Я сам съезжу, — отрезает он, хлопнув дверцей печи. — Машину уже вытащили. Утром дорогу подсыпят. Проеду до базы.
Неловкое молчание повисает в комнате, как сумерки за окном. Его вдруг разбивает звонкий голос: — Миша, ты тоже здесь? А, дрова принёс! Простите, что без спросу! — В дверях стоит женщина с подносом в руках. — Думала, вы не против перекусить. Я Варя.
Я, наконец, знакомлюсь с той, чей голос слышала в обед. Высокая, худая женщина, в простом свитере и с очками в роговой оправе на носу. Лет пятидесяти, с умными, внимательными глазами, которые тут же всё оценивают.
Михаил с облегчением выдыхает. Ему не нужно со мной общаться. Он предпочитает уйти, оставляя со мной Варю.
Она резво расставляет на столе приборы. Прошу её составить мне компанию. Соглашается.
— Живу тут с самого основания базы, — рассказывает Варя, пока мы ужинаем. — Миша тогда ещё женат был. — Я даже спросить ничего не успеваю, она меняет тему, словно спохватившись. Лишнее сказала? — Люблю готовить, чтобы вкусно и сытно. А вы что любите? — она смотрит прямо, поправляет очки. Этот взгляд не требует откровений. Предлагает дружбу, поддержку.
Болтаем ни о чём. Ночное небо проясняется. Капли дождя больше не стучатся в окно.
Утром ловлю себя на мысли, что спалось хорошо. Новые события перебивают плохие мысли.
Облачаюсь в тёплый свитер. Выхожу на крыльцо. Хочу почувствовать свободу. Воздух кристально чистый и обжигающе холодный. Первый глубокий вдох пьянит.
Пар изо рта. Улыбаюсь. Знаю, что в любой миг шагну в тёплое нутро дома.
Небо — пронзительно синее. Яркие краски осеннего леса пламенеют в утреннем солнце. Снова глубоко вдыхаю. Впервые за долгое время чувствую себя расслабленно. Плечи расправляются. Это странное, почти забытое чувство.
Вскоре Варя приходит с завтраком и зовёт на обход. Пора знакомиться с местом работы.
Административный домик оказывается небольшим и уютным. В центре базы он выделяется. Круглые брёвна, резные откосы.
Варя, мой гид, оставляет меня разбирать залежи бумаг. Стопки документов горкой высятся на столе. Решаю провести ревизию в ящике стола перед стойкой администратора. И именно там натыкаюсь на старый снимок.
Фотография. Потрёпанная по краям. Молодой, гладковыбритый Михаил с обезоруживающей улыбкой обнимает хрупкую блондинку с ясными, светлыми глазами.
Они смеются, залитые солнцем, счастливые и беспечные. Ему идёт улыбка.
Вглядываюсь в его лицо. Как этот улыбчивый красавец превратился в того угрюмого отшельника? Что случилось с той девушкой? Где она?
В этот момент в дверях возникает тень. Михаил. Его взгляд падает на фотографию в моих руках.
Его лицо словно накрывает чёрная туча. Каменеет. Молча, резким движением выхватывает снимок из моих пальцев. Вздрагиваю от неожиданности.
— Чемодан твой на крыльце. Привёз, — хрипит, засовывая снимок в карман. Голос глухой, будто из-под земли.
— Спасибо...
Я, оправившись от неожиданности, обращаюсь с просьбой. — Михаил, а можно мне экскурсию по базе? Вы владелец, лучше вас никто не расскажет об этом месте.
Он нехотя кивает. Взгляд теплеет. Понимаю, что это место ему дорого.
На крыльце он подхватывает мой чемодан и несёт к моему дому. Короткие фразы долетают из-за широкой спины: — Двадцать гостевых домов. Баня там. Котельная. Общий дом — столовая внизу, на втором этаже живут наши. Кузьмич, Варя, горничная Надя. В сезон — больше народу.
Успеваю лишь вертеть головой вслед за его рукой. Домики для туристов одинаковые. Стоят на расстоянии, но не очень далеко. Общий дом длинный. Вход в центре. Теперь знаю, куда ходить. Не всё Варе бегать с котелками.
— А почему меня не туда поселили? — спрашиваю, указывая на общий дом. Михаил останавливается. Поворачивается и смотрит прямо в глаза.
— Ирина Юрьевна просила. Отдельный дом. Для тебя.
Понимаю, что Михаил перешёл на «ты». Ему так удобнее. Что же. Пускай.
Возвращаюсь в административный домик, пытаюсь погрузиться в работу: сверяю бронирования. Решаю, что нужно осмотреть свободные домики. Нужно знать, куда заселять людей. Проверить условия. Чистоту.
Михаил Викторович Соколов
39 лет. Является владельцем базы отдыха «Медвежий угол». Вдовец. Предпочитает удалённую жизнь в Сибири. Горнолыжный курорт Шерегеш весьма популярен, как и база отдыха в период сезона лыж.

Всё названия и имена вымышлены, совпадения случайны!
Эдик
Палец скользит по экрану смартфона. Вправо. Влево. Сотни, тысячи фотографий. И на каждой — она.
Лисичка моя. Аля.
Наша улыбка на фоне моря. Её счастливые голубые глаза, когда я дарю ей дурацкий букет. А здесь она, засыпающая на моём плече в кино. Помню, как делал это селфи.
Я останавливаюсь на любимом кадре. Она оборачивается ко мне на кухне. Печёт блины и смеётся. Этот кадр выделяется на фоне других. Солнечный зайчик играет в её волосах.
Я глажу стекло экрана, словно могу ощутить тепло её бархатной кожи. Сердце сжимается. Как она?
И снова набираю её номер. Сотый раз? Двухсотый?
«Абонент вне зоны доступа». Эти слова не констатация факта. Это холодный клинок, который входит под ребро с каждым звонком.
Вне зоны. Вне моей жизни. И я ничего не могу сделать.
С трудом отрываюсь от телефона. Решаюсь на отчаянный шаг.
Поеду домой. Поговорю. Упаду на колени. Буду умолять. Выгляжу как помойка, но мне всё равно. Покупаю букет роскошных белых роз.
Банально. Но всё лучше, чем идти с пустыми руками.
Подъезд нашего дома кажется чужим. Лифт лязгает как всегда. Моя жена предпочитает ходить пешком. Избегает замкнутые пространства.
Я сам загнал её в безвыходную ситуацию. Виноват во всём. И жажду спасительного прощения.
Мои ключи не поворачиваются в замке. Сначала думаю, что не туда попал. Недоумённо смотрю на дверь. Этаж наш. Дверь тоже.
Пробую снова. Ничего.
Она сменила замки. Выдёргиваю ключи и с силой бью кулаком по дубовой двери.
Звук глухой, бесполезный. Я чужой. На пороге собственного дома. Хочется биться головой о стену.
Вычеркнула меня. Так легко. А я не могу.
Сажусь в машину. Решаю ждать. До утра, если надо. Отключаю телефон. Не хочу никого слышать.
Но ночь проходит, а моя Альбина так и не появляется. Наши окна тёмные, мёртвые провалы в ячейках города.
Лучи рассвета, а я так и не сомкнул глаз. Мысли мучают.
Решаюсь. Жму кнопку телефона несколько секунд. Экран издаёт знакомое мерцание.
Телефон тут же вибрирует. Карина. Зубы сжимаются сами собой.
«Эдик, мне нужно на приём. Тошнит. Нашему сыну нужен отец. Приезжай».
Смотрю на эти слова с таким отвращением, что вот-вот вывернет наизнанку.
«Нашему сыну».
Фраза, которая должна согревать, служить утешением.
Чувствую себя последней скотиной. «Ребёнок не виноват». Твержу себе снова и снова. Мозг не согласен.
Могу ли я бросить своего сына? «Нет».
Хочу детей только от Альбины. Но мечта рассыпается в труху.
Букет роз отправляю в урну. Мои надежды в мусор.
Встречаю Карину у подъезда. Она вся благоухает дорогими духами, яркая, как всегда. Тянется меня поцеловать.
Я отстраняюсь. Для меня она сейчас — воплощение лжи, в которую я сам же и позволил себя загнать.
Порочная. Фальшивая.
В клинике всё происходит как в тумане. Я — идеальный, обеспокоенный будущий папаша. Держу её за руку, улыбаюсь врачу.
В голове стучит только одна моя же фраза: «Мы предохранялись. Мало ли с кем она ещё...»
И пока Карину уводят на УЗИ, я ловлю взгляд молодой медсестры. План созревает мгновенно.
Подхожу. Говорю тихо, быстро, всовываю в руку купюры. Зажатые деньги в ладошке девушки не дают передумать.
— Мне нужен тест. Неинвазивный. На отцовство. Её кровь уже берут, — киваю в сторону кабинета, — запишите мои данные.
Понятливая медсестра соглашается. Хоть и не сразу. Ведёт меня в процедурную и берёт мазок изо рта.
— Буккальный эпителий, — она смотрит на меня с удивлением, пока её пальцы с ловкостью закручивают пробирку.
Деньги исчезают в кармане халата с профессиональной быстротой. Кивает.
— Готово. — Не смотрит в глаза. Просит заполнить бланк.
«Результаты через три дня».
Уходит.
Я чувствую себя подлецом и спасителем одновременно.
Меня от себя тошнит. Но я лелею крохотную надежду спасти свою жизнь.
Позже, в офисе пытаюсь утопить себя в работе. Не выходит. Цифры и строчки расплываются перед глазами.
Дверь открывается без стука. Борис Аркадьевич.
Он здесь, в моём кабинете, как полноправный хозяин ситуации.
С улыбкой открывает барный шкаф. Разливает коньяк на двоих. Не хочу пить.
Его роскошный костюм и мои помятые за ночь в машине штаны — идеальная метафора нашего положения.
— Альбина, я слышал, исчезла. Куда-то сбежала? — Протягивает мне бокал и поднимает брови в притворном удивлении. — Очень некрасиво, Эдик. Очень неразумно. Создаёт ненужные проволочки, — его голос спокоен, как воздух душным летним вечером. Уже известно, что будет дальше.
В этот момент телефонная трель разлетается по кабинету. Незнакомый номер. Я машинально беру трубку. С радостью оставляю в сторону пузатый бокал.
— «Алло? Эдуард Морозов? Это юрист, ведущий дело вашей супруги Альбины Морозовой. Вы готовы начать переговоры о начале бракоразводного процесса...»
Всё. Это контрольный. В голову.
Воздух вышибает из лёгких. Я не слышу, что юрист говорит дальше. Мир сужается до точки.
Я умираю. Прямо здесь, в кресле своего кабинета. Под взглядом Бориса Аркадьевича.
Мучительно задыхаюсь без неё. Без нашего прошлого. Без нашего будущего.
Голос Бориса доносится будто из-под воды:
—...вот и хорошо. Развяжешься с прошлым. Молодец, думал, будешь тянуть с разводом. — Он отпивает из бокала. Празднует. — Переезжай к Карине. Начинай новую жизнь. Наш общий семейный бизнес требует преемственности. Внук должен расти в полной семье.
Я смотрю на него и не вижу человека. Вижу тюремщика. Петлю. Мой галстук вдруг стягивается удавкой на шее. Я непроизвольно ослабляю узел.
Не помогает.