Не возвращайся

Глава 1

— С вещами на выход! Такси сама себе закажешь, — муж резко распахнул дверь.

Сын рядом, у стены скрючился, кулаки в кровь. У мужа лицо разбито, а я… я не понимаю как мы до этого дошли.

Жуткая ночь! А как хорошо всё начиналось… Всего несколько часов назад мой мир еще не был расколот.

… Я сидела за столом по правую руку от мужа. А вот, кстати, и его рука — незаметно для домочадцев талию мою сжала.

Подавила смущенную улыбку, стрельнула глазами — не заметили ли дети и гости что муж меня лапает?

— Как она тебе? — Паша чуть придвинулся, прошептал мне на ухо.

Взглянула на девушку сына. Муж о ней спросил. Одобряю или нет.

Нашему с Пашей старшему ребёнку 18 лет. Первокурсник. Радость, гордость и по совместительству тот еще разгильдяй по имени Глеб.

Влюбился наш мальчик, уже месяц встречается с сокурсницей.

— Хорошая девочка, — пожала плечами, отвечая на вопрос мужа. — А тебе эта Тамила как?

— Не знаю, Ась. Лучше бы Глебу другую девушку найти.

— Эй, это матери сыновей ревновать должны, а не отцы, — подначила я мужа. — По-моему, они хорошо смотрятся вместе.

Паша также как и я взглянул на Глеба и сидящую рядом с ним Тамилу. Промолчал.

С великой любовью сына я познакомилась неделю назад, Глеб пригласил нас обеих в кафе. И Тамила мне… не понравилась. Красивая, милая, веселая, чуть стеснительная девчонка, а я мысленно на дыбы встала.

Наверное, я бы сглупила и рассказала Глебу о своём отношении к его девушке. Если бы не вспомнила как меня свекровь приняла. 19 лет прошло, а до сих пор помню её выражение лица, будто что-то воняет, а не сын невесту привёл.

Свекровь взревновала.

Я тоже Глебушку к его Тамиле ревную?

Эта мысль отрезвила. Меньше всего хотелось быть грымзой, выносящей сыну мозг. Он так волновался, так хотел чтобы мне понравилась его девушка!

Разумеется, я сказала что Тамила мне нравится. Более того, решила присмотреться к девочке, по-настоящему её принять.

На длинные выходные мы решили уехать в загородный дом, годовщину отпраздновать. Муж пригласил партнёра по бизнесу, его жену и детей. Сыну мы предложили пригласить свою Тамилу.

И она по-прежнему не нравится мне!

Боже, я превращаюсь в свою свекровь.

— Ась, давай Глеба сами с кем-нибудь познакомим, — снова тихо обратился ко мне муж. — Пригласи подруг с дочерьми его возраста, пусть парень присмотрится. Обставь это как-нибудь… ну, как вы, женщины, умеете.

— Он уже на Тамилу запал, пусть встречаются, лишь бы без последствий. Девочка не наркоманка, учится хорошо, ничего дурного она сыну не сделает, — парировала я.

Муж перестал держать маску вежливости на лице, и уже не просто смотрит, а буравит взглядом подругу Глеба. Толкнула его локтём, призывая к порядку. Паша по натуре тот еще тиран, мило улыбаться — не про него.

После ужина мы еще посидели с гостями, но недолго. Все вымотались от активности на свежем воздухе, сытная еда разморила. В спальню я шла, зевая.

— Мам, — меня поймала младшая дочка, — а эта с нами завтра и послезавтра тоже будет торчать?

— Ты про Тамилу? Она не «эта», Лика, нельзя так!

— Что она здесь забыла, — надулась Лика.

Поправила её пижамку с «Паддингтоном», кивнула вопросительно:

— Брат не уделяет тебе время, вот и обижаешься?

— А чего они в обнимку ходят! — мятежно заявил ребёнок. — Я Глеба попросила мне с уровнем в игре помочь, а он вот так сделал, — Лика махнула рукой, — Кыш, говорит, мелочь. А к этой… к Тами-и-иле как прилепился. Говорят о глупостях всяких, а мне — кыш. Пусть домой едет!

— Ревнивица моя, — чмокнула Лику, шлепнула легонько и подмигнула: — Кыш!

— Мам! — пискнула Лика и мы обе рассмеялись.

Уже в спальне после душа повалилась рядом с мужем, привычно используя его плечо вместо подушки. Паша подгреб меня поближе, сам весь в телефоне. Поцеловала его лениво — красивый у меня мужик, все же! Возраст Паше идёт.

Так, не укрывшись, я и заснула. Сны мне не снились, даже спя я продолжила думать про Глеба и Тамилу.

Хочется быть мировой мамой, а не той кто из ревности сына пытается с девушкой разлучить. Но, может, дело не только в ревности? Дочке она тоже не понравилась. Правда, Лика у нас характером в папочку, привыкла что планета ради неё крутится. Глеб вдруг сошел с оси, на Тамилу переключил внимание, и дочке обидно.

Но ведь и Паша не одобряет эту девушку! Может и правда устроить «отбор невест», познакомить сына с кем-то еще, вдруг переключится…

Проснулась я резко, будто от шума. Но в доме тишина. Села на кровати — я одна, Паши рядом нет. Пить охота, солёного переела.

Встала, позевывая, вышла из комнаты, к лестнице направилась. И…

— О-па, — наткнулась на Глеба, выходившего из комнаты, которую я выделила Тамиле. — Молодой человек, я всё понимаю, гормоны, любовь, но в доме твоя сестра, и не все двери с замками.

— Блин, мам, да я просто зашел проведать. Я бы не стал, ты чего. И Тамила… не такая она, — смутился ребёнок. — Её нет, кстати. Наверное, на кухне.

— Я тоже на кухню, а ты спать иди, юный влюбленный, — ущипнула сына за бок, прошла мимо, надеясь что он не обманул и действительно просто зашел проведать свою девушку перед сном.

Глеб решил спуститься на первый этаж вместе со мной.

— Тамилку найду, — шепнул он. — Ей у нас понравилось, от восторга пищала.

— Ох, Глебушка, — улыбнулась через силу.

Первая любовь во всей красе.

— Папа тоже не спит, — кивнул сын на дверь старой гостиной, выполняющей роль библиотеки и кабинета мужа. — Кто-нибудь в этом доме вообще спит сегодня?! — возмутился Глеб шутливо.

Вот и проверим.

Заразившись весельем сына, на цыпочках подкралась к двери, открыла её шире, и… замерла.

И умерла, наверное.

В тот же миг, как увидела. Их увидела.

Сидящего за столом Пашу. А на его коленях — Тамилу, целующую моего мужа. Страстно, со стонами, с руками в его волосах…

Глава 2

Это просто фрагмент из кошмара. Самый жуткий, когда по спине пот стекает и ладони становятся влажными. Тот самый миг, когда я с криком проснуться должна, уткнуться в плечо мужа, ощутить на себе его руки…

Его рука летит в воздухе, блокирует удар сына. Но Глеб в бешенстве, и муж не рассчитал, он другую его руку пропустил — Глеб ударил отца кулаком в губы.

Это будто уличная драка, у сына не голос, а рев:

— Сука! Гандон!

У мужа губы в крови, красная струйка из уголка рта вниз ползет, до подбородка. Он перехватил руки сына, сжал — и Глеб ойкнул от боли.

— Паша, — шагнула в кабинет, позабыв о девушке, которая не просто вечер разрушила — жизнь мою сегодня сломала, я не вижу ее, вижу лишь, как больно моему сыну. — Ты в своем уме? — накрыла кулаки мужа ладонями, ногтями впилась в кожу, в попытке оторвать его руки от нашего сына. — Паша!

Муж отпустил Глеба. Сын покачнулся, но устоял.

Мне это снится, снится…

— Если бы я на отца поднял руку, — ровным голосом выговорил Паша. — Я бы уже в училище солдатскими сапогами землю месил.

— Ты девушку мою трахнул! — заорал сын.

У меня пальцы в кулаки сжались, ногти в кожу впились — больно, но что угодно, лишь бы не поднять ладони к ушам. Нельзя отгораживаться, это мой дом, моя семья.

Я должна это слышать.

— С вещами на выход. Такси сама себе закажешь, — муж распахнул дверь и шагнул из кабинета. — Тамила.

Девушка нашего сына с громкими воплями бросилась мимо него в коридор.

Совсем еще девчонка. Сколько ей, восемнадцать, как и Глебу? И уже такое откровенное, женское белье носит, она трусики снять успела — эта кружевная тряпка дикой кляксой белеет на полу возле стола моего мужа.

— Я с ней! — бросил Глеб. Машинально удержала сына за ворот футболки, потянула к себе.

— Глеб, успокойся.

— Успокоиться? — проорал сын мне в лицо. — Ты видела, что он с ней сделал, мам! Я у нее сам спрошу, мне надо, я должен, — он рванулся из моих рук и вылетел в коридор.

— Глеб! — побежала за сыном. У моего ребенка взгляд дикий, я никогда такого не видела. Выскочила на крыльцо и прикрикнула. — Глеб, не смей!

Он прыгнул в машину. И рванул прямиком к распахнутой калитке, за которой скрылась Тамила.

— Глеб, нет! — побежала по ступенькам. И остолбенела, когда машина сына с размаху протаранила калитку, вырвалась за наш участок, оставив после себя грохот железа и гул в ушах.

— Дыши, — прозвучал за спиной знакомый голос.

А я не могу, не хватает воздуха, открытым ртом его ловлю и не получается.

— На меня смотри, Ася, — потребовал муж и сдавил мои бедра толкнул на себя.

Впечаталась в него, тело к телу, и наша близость вывела меня из транса, оборвал приступ, я задыхаться перестала, полной грудью сделала вдох.

— Это не то, что ты подумала, — сказал Паша избитую фразу, я бы рассмеялась, звонко, по-настоящему, но не могу — в глазах слезы, и я не вижу его лица.

— Ася, что у нас за семья? Какого черта вы из-за этой шалавы кидаетесь на меня? Она мне не нужна. Не собирался я ее трахать. Успокоилась?

— А надо? — из меня вырвался нервный смешок. Сморгнула слезы, и влага на ресницах осела, я в упор посмотрела на мужа. — Ночью. В кабинете. С девушкой нашего сына. Паша… — мне противно с ним говорить. И смотреть противно на расстегнутый воротничок рубашки, узоры татуировки, что драконьим хвостом от шеи тянутся и прячутся в волосах, я видеть не могу массивную золотую цепь с крестом, каждое звено о его кожу греется горячую, он возбужден.

— Она девушка нашего сына, — повторила в пустоту куда-то, ведь муж прекрасно знал об этом, когда ее целовал.

— Она шлюха, Ася, — он взял меня за плечи и встряхнул, заставил смотреть на него. — Она мне сразу не понравилась. И ты об этом знала. Она полезла на меня — я проверял, как далеко она зайдет. Ты мне не веришь? А чему тогда веришь?

Он проверял! Она трусы сняла и верхом на моего мужа уселась, а он мне басни рассказывает про какие-то проверки?

— Веришь мне? — повторил Паша.

— Нет. Своим глазам, — отбросила его руки. Его взгляд поймала — и удивилась, что каких-то пару часов назад я к его плечу прижималась, тепло его кожи собирала губами. — На твоих презентациях куча женщин. Бери любую. За что ты так с Глебом? Почему с его девушкой?

Я спрашиваю спокойно. Ведь дело касается нашего сына. Паша не просто увел модельку с презентации в вип-кабинку, он в нашем доме, с Тамилой… Он прекрасно видел, как сын влюблен в эту девушку.

И целовался с ней.

Может, не впервые.

— Мне не нужны другие женщины, — муж сказал это так убедительно, словно с ума меня свести хочет, заморочить, внушить, что мне все это показалось. Жестокая игра разума, болезнь моего рассудка. — Ася, сколько мы с тобой вместе? Если бы я захотел переспать с другой — я бы не палился перед всей семьей, или ты считаешь меня идиотом?

Не считаю.

Но я видела. И наш сын видел.

— Ты не думал, что дочка войдет? — спросила и зябко повела плечами на ветру. — Ты не думал, — самой себе ответила. — Паш. Уходи.

— Ушел, — он шагнул в дом, отступил с прохода и потребовал. — Заходи, Ася, не мерзни.

— Я не замерзла, — спор глупый, мы оба видим, как я трясусь. Но причина не холод осенней ночи — он, мерзавец, стоит на пороге нашего дома. — Презентации, Паш, — повторила. — Я же помню, какие там ходят девчонки. И как ты пялился на этот силикон. Почему не они, почему Тамила?

— Я не пялился, — муж поморщился. И, показалось, дверью об стену готов шандарахнуть — такое у него стало лицо — рассеянное и злое. — А даже если пялился? — он шагнул ко мне на крыльцо. — Какая разница? Для чего они надевают платья с глубоким вырезом? Чтобы туда смотрели, Ася. Я смотрел. Что дальше? Это преступление? Ты серьезно? Из-за этого поругаться хочешь? Вперед.

— Чего? — я машинально шагнула ему навстречу, меня возмущение душит, я глотаю слова, но пока не кричу. — При чем тут это? Ты целовался в своем кабинете с этой девкой, — язык больше не поворачивается называть ту девчонку девушкой моего сына, я дрожь унять не могу, она захватила все тело. — Ты не только меня, предал, но и сына. Не понимаешь? Она залезла на тебя, оседлала, как… как… ты целовал ее, я же не слепая! Паш, просто уходи.

Глава 3

По пути в больницу мы увидели разбитое авто сына. Покореженное, с треснувшими, а местами и разбитыми стеклами.

Страшное зрелище.

— Господи, — сжалась, не в силах оторвать взгляд от машины.

— Всё хорошо, Ась. С Глебом всё хорошо, — размеренно, как ребёнку сказал Паша.

Отмахнулась, даже отвечать не стала.

Единственное, что хорошо — это то что Глеб не успел далеко отъехать от дома, больница тоже рядом, буквально в двухстах метрах, и скорая быстро сработала. А всё остальное — плохо, несправедливо, гадко.

— Ася…

— Не сейчас, — резко оборвала Пашу.

Не хочу слышать ни про него и Тамилу, ни про извечное «всё хорошо». Мои мысли только сыном заняты.

— Как Глеб? Он жив? К нему можно? — в два шага подскочила к врачу, слыша как за спиной муж благодарит дежурную медсестру за то что дорогу помогла найти.

— Вы…

— Анастасия Рамзина. Я мама Глеба, — протараторила.

Павел встал рядом, приобнял меня. Стряхивать его руку не стала — не до того, но от его поддержки мне не полегчало.

— Как наш сын? — спросил муж.

— Угрозы жизни нет, — сразу успокоил нас врач.

А затем начал пояснять про травмы сына: закрытые переломы правого плечевого сустава, лучевой кости, двух ребер, сотрясение легкой степени, многочисленные ушибы…

— Можно к Глебу? — взмолилась я.

— Он под обезболивающими, но можете зайти. Документы привезли? — обратился врач уже к Паше, а я проскользнула в палату.

Мальчик мой!

Дотронуться страшно, кажется, даже легкое касание ему боль причинит.

Глеб приоткрыл глаза, не спит. Улыбнулся, тут же скривился, закрыл веки. И я смогла немного успокоиться.

Живой — это главное. Переломы срастутся, синяки сойдут, а машина — чёрт бы с ней!

Дверь снова открылась, и в палату вошёл Паша. Как всегда собранный, жесткий, холодный, но муж скинул на миг маску, побледнел, взглянув на Глеба. Нахмурился встревоженно и горько.

— Живой, — выдохнул Паша. — Главное, живой и не покалеченный.

***

Ночь была муторной. Часть её я провела в больнице, допрашивая врача, договариваясь насчет отдельной палаты, расспрашивая про лечение. Затем нам с Пашей пришлось вернуться домой и объясниться с гостями, а также сообщить Лике что брат попал в больницу.

— Мам, можно я помогу? — Лика вошла в комнату Глеба, и я кивнула.

Мы вместе принялись собирать сумку с вещами, стараясь ничего не забыть.

— Я с тобой и папой поеду к Глебу, — приластилась дочка. — А эта где?

Поправлять Лику из-за её хамского «эта» я не стала.

— Она уехала.

— А вещи на месте. Или она сейчас у Глеба в больнице торчит, а потом с нами домой попрётся? — пробурчал ребёнок.

Черт, а жива ли вообще эта Тамила? Помню, она выбежала из дома — неужели в ночной сорочке и без трусов? И была ли она в машине с Глебом?

Не помню. Ничего не помню. Да и плевать на неё.

— Мам!

— С нами она домой не вернется. Обещаю.

Лика сделала вид что повеселела, и продолжила мне помогать. Но вижу — встревожена и сильно, просто умеет себя в руках держать. Очень уж на Пашу похожа наша младшенькая.

Паша, ну как ты мог! Это же ты виновен в том, что Глеб сейчас на больничной койке лежит! Ты, и… немножечко я — виновна в том, что не удержала сына. Видела его состояние, его шок. И должна была догнать, забрать ключи, собой ворота загородить, но не позволить уезжать.

В больницу мы ехали уже втроем, вместе с дочкой. А в коридоре нас ждал «сюрприз» — Тамила, баюкающая чуть припухшую забинтованную руку.

Она заметила нас. Подскочила со скамьи, губы задрожали — на меня не смотрит, только на Пашу.

Не хватало мне еще при дочке скандала!

— Если она хоть слово при Лике скажет — прибью, — тихо сказала мужу на ухо, передернула плечами и вошла в палату Глеба вместе с дочкой.

Пусть Паша разберется сам со своей… этой.

Сильный страх за сына чуть стих, и я снова мыслями то и дело в события ночи сбегаю. Горечью, разочарованием и обидой переполняюсь.

Мне 37 лет. Я прекрасно знаю, что юность позади. Это больно, но это жизнь: при всей моей красоте и ухоженности я проигрываю юным девочкам. В этом я каждое утро убеждаюсь, когда перед зеркалом стою. У меня отличная фигура, на косметологах я не экономлю, но черт возьми, я проигрываю!

Вот только я не думала, что должна соревноваться за своего мужа. Несмотря на проблемы в семье. Павел чуть больше года назад принялся поднимать еще один бизнес, и совсем перестал бывать дома. А когда бывал — мысленно отсутствовал, постоянно на телефоне висел, проблемы решал.

Мне это претило, но Паша не слушал меня, желая империю построить.

И я ревновала. Конечно же я ревновала, замечая его взгляды на других женщин. Но все равно доверяла, верила, что любит меня, что верен. А несколько дней назад у нас всё наладилось перед годовщиной, Паша предвкушал семейный отдых…

Или он встречу с Тамилой предвкушал? Явно, близкие у них отношения, раз она так смело разделась перед ним. Не впервые.

Боже мой! Тамила! Она же в дочери Паше годится…

Едва мы вошли, Лика кинулась к Глебу, без стеснения схватила брата за руку, и он застонал. Глаза открыл.

— Глеб, — хныкнула дочка.

Сын прочистил горло, морщась, и прохрипел:

— Не реви, Анжелика Пална. Мам…

— Сынок, — подавила всхлип, даже улыбнулась, — как же ты нас напугал!

— Прости, мам. Блин, голова гудит, тошнит так.

— У тебя сотрясение и переломы. Как только разрешат — домой тебя заберем.

— А Тамила как? — спросил сын.

— Живая, почти невредимая, — опустила я глаза.

Помню, как сын за ней помчался. За Глеба мне куда как обиднее, чем за саму себя.

— Хорошо, — выдохнул Глеб облегченно.

— Глеб…

— Мам, я всё понимаю, — язык у Глеба заплетается.

В палату вошел Паша. Надо же, не постеснялся. Впрочем, где стеснение, а где мой муж!

— Привет. Ну как ты, сын, — он смело подошел к койке Глеба, который на отца волком взглянул, будто даже слабость прошла. — Устроил ты нам с мамой отличную ночку, юный гонщик.

Глава 4

Глаза дочери расширились. Лика напряглась как пружина…

Слышала или нет? Поняла ли?

— Лика, — погладила свою любимую девчонку по щеке.

Она головой мотнула, но не зло. Даже улыбнулась мне.

— Ругаются, — кивнула она на дверь. — Тебе кофе купить, да? Я схожу, мам, куплю. А ты скажи им чтобы не ссорились.

— Лика, — я вся сфокусирована на лице дочери, чувствую облегчение что не поняла она ничего, усталость страшную, предчувствие. — Всё будет хорошо.

Я выдала эту пустую фразу, сдаваясь.

Дочка кивнула, взяла кошелек из моей руки, и не торопясь пошла по коридору.

А я в палату. Где уже не крики, а тишина. Паша стоит у окна, в подоконник кулаками уперевшись, спина напряженная. Глеб и вовсе словно неживой.

— Паш, сходи с врачом поговори, пожалуйста, — попросила мужа выйти.

Он кивнул, пошел к двери, но рядом со мной остановился.

— Лика заходила. Она слышала?

Покачала головой отрицательно, а затем неуверенно.

— Не знаю, — прошептала.

— Домой вернемся — поговорим с ней, — бросил муж, и вышел, наконец, из палаты.

Поговорить нужно, вот только что говорить — не знаю. Если дочка слышала, что делать? Врать? Рассказать правду? Сказать, что это дело взрослых? Всё — мимо.

— Мам… мамочка… прости, — выдохнул Глеб.

Села рядом с ним. Дотянулась, погладила пальцы на его ладони.

— Я не сдержался, не подумал что Лика может услышать. Я не хотел. Так — не хотел, — глаза у Глеба испуганные.

Сестру Глеб не просто любит — он её обожает. Сначала ревновал нас страшно, отказывался подходить к Лике-младенцу. Затем стал наблюдать и посмеиваться над тем, как дочка ползать училась, говорить, ходить. Прикипал. А лет с трех Лика превратилась в хвостик старшего брата. Глеб ворчал поначалу, но полюбил её безусловно.

— Ты не виноват.

— Виноват. Мам, я капец как виноват перед тобой. Прости, что в дом её привёл. Я такой дебил!

— Ты не виноват! — отчеканила увереннее и спокойнее.

— Я кольцо купил. На разогреве выступал, копил, сам хотел на кольцо заработать, — Глеб будто меня не слышит, делится. — Тебе не рискнул признаться, мы же с Тамилой месяц всего… но я как вы с папой хотел, думал у нас также: раз и навсегда, и незачем время терять. Хорошо что не успел предложение ей сделать. Пошла она!

Села поближе к сыну, гладила его по волосам, успокоить пыталась.

— Очень часто первая любовь — не про «навсегда», а про опыт. Ты еще встретишь девушку, которую по-настоящему полюбишь. Через месяц, через год, через десять лет, но встретишь. Времени у тебя много, мой хороший.

Я говорила, понимая что слова в пустоту уходят. Сыну нужно переболеть, я верю что он справится, но как же обидно за него! Первая любовь изменила не с кем-то абстрактным, а с родным отцом — подобное на всю жизнь запоминается, уязвляет.

— Убиваться по ней не собираюсь, — упрямо заявил Глеб, выслушав меня. — Итак уже опозорился, собачонкой за ней побежал, придурок. А нужно было с тобой остаться. Мам, прости что я такое дерьмо у тебя.

— Ты у меня замечательный.

Скривился. Не верит.

Глеб в принципе в меня пошел: творческий, во всём сомневающийся, компанейский, но доверяющий только самым близким. А вот Лика в Павла уродилась, взяв его властность, категоричность и целеустремленность.

— Глеб, ты точно не станешь глупости делать? — решилась на вопрос. — Тамила здесь, в больнице. Возможно, захочет с тобой поговорить. Она может обмануть тебя, и новую боль причинить. Ты влюблен, а влюбленного легко вокруг пальца обвести.

— Мам, я же сказал что с ней покончено.

— А еще ты спрашивал про неё сегодня, — напомнила.

— Спрашивал. Потому что она в машине со мной была. Какая бы Тамила ни была — я не желал бы стать её убийцей. Живая, и черт с ней, — резко бросил сын.

А у меня камень с души упал, чуть легче дышать стало.

— Ты лучшего заслуживаешь.

— Это ты лучшего заслуживаешь, мама, — Глеб впился в меня требовательным взглядом. — Он втирал мне что на отца руку поднимать нельзя, я помню. И раньше согласился бы. А сейчас жалею что мало ему досталось, сильнее нужно было бить. Но не за свои обиды, а за тебя. Только не говори мне что он мой отец и так нельзя, — повысил сын голос. — Отцы так не поступают, а значит…

Я не выдержала. Закрыла ладонью рот Глеба, не позволяя сорваться страшным словам. Он имеет на них право, я знаю. Но мне было бы больно их слышать, а Глебу — говорить.

А значит, он мне больше не отец, — этим словам я не позволила сорваться с губ Глеба, но фраза повисла в воздухе, напоминая, что самое сложное еще впереди.

— Я на твоей стороне, — склонилась, поцеловала Глеба в висок.

— А я на твоей. Уходи от него, мам.

***

Паша с врачом всё же поговорил, и в машине, когда мы ехали обратно, пересказал суть беседы. Через 3 дня станет ясно, можно ли забрать Глеба домой, или ему придется несколько недель провести в больнице.

А я даже и не расстроена, кажется. Глебу сейчас лучше в больнице, чем дома.

Лика молчаливая. Хмурится, но на Пашу волком не смотрит… она вообще на него не смотрит, и я гадаю: слышала она или нет, и всё откладываю разговор, на который меня пока не хватает.

— Ты вечером или уже завтра опять к Глебу поедешь, мам?

— До пяти вечера думаю еще раз навестить, но не уверена. Глеб просил не устраивать паломничество в его палату.

— Если поедешь — я с тобой, — сказала Лика и отвернулась к окну.

Так до дома и добрались.

Едва вошли, Лика бросила свою розовую сумочку на стул, и унеслась наверх. А мы с Пашей остались в молчании, как чужаки.

— Я же просила не делать Глебу хуже. У него сотрясение, Паш. Это не просто ушиб пальца, это даже не перелом, это, блин, сотрясение мозга! Но зачем меня слушать, да? Можно же добавить сыну боли, будто он враг, а не плоть и кровь.

— Я не собирался ему хуже делать. Я всего лишь ему как взрослому объяснял, что произошло.

Глава 5

Не понимаю, что за фильм мы включили. Сколько его уже смотрим. Кошусь на дочь — Лика упрямо уставилась в экран. Она сидит рядом, поджала под себя голые ноги и накрыла подушкой живот.

— Ведь ты же не смотришь, — сказала негромко. — Лика?

— М-м-м, — дочка не повернулась, делает вид, что увлечена.

Нет, так не пойдет. Со вздохом взяла пульт и нажала на паузу. За руку потянула ребенка к себе.

— Давай поговорим о том, что ты слышала. Может, ты что-то не так поняла? — я не оправдываю Пашу, мне важно знать, какие выводы сделала дочь.

— Ну мам, — Лика сморщила нос. — Давай фильм посмотрим. Интересный.

— Расскажешь, о чем думаешь — и включим фильм, — предложила.

Лика нахмурилась. Ничего не ответила. Не скажет — поняла. Если Лика уперлась — лучше не лезть, надо подождать, пока дочь сама захочет обсудить.

Щелкнула кнопкой — и на экране снова задвигались фигуры. Взяла кофе, сделала глоток. И прислушалась.

Муж бродит по дому. И этими хождениями меня напрягает. Временами слышу его голос, как он по телефону общается. И ни на чем не могу сосредоточиться.

Еще пятнадцать минут из фильма, в котором я ничего не понимаю. И шаги Паши стихли у нас за спиной. Краем глаза заметила, как дочка выпрямилась, откинулась спиной на диване.

— Мы же его уже смотрели с тобой, — прозвучал голос Паши. — На прошлых выходных.

Лика поджала губы. Не шелохнулась, когда муж обошел диван и присел перед ней на корточки.

— Ну, что такое? — спросил он ласково. — Лика, давай ты сама у меня спросишь, что тебя интересует. И я все объясню. На любые вопросы отвечу. Давай, малышка?

— Мама, добавь звук, пожалуйста, — демонстративно попросила Лика. — Ничего не слышно.

Переглянулись с мужем. Он мрачно усмехнулся. Взъерошил волосы и тронул Лику за ногу, пощекотал пятку. Лика вздрогнула и спрятала стопу под одеяло.

— Мам, — теснее прижалась она ко мне, — где пульт?

— Лика, это несерьезно, — Паша выпрямился и сунул руки в карманы брюк. — Давай поговорим.

— Мы фильм смотрим, — дочь вскинула на него глаза. Снизу вверх глянула, а словно к земле прибить захотела. — Ты вот тут стоишь. И мне экран не видно.

— Ты уже видела этот фильм.

— Ну и что, — заупрямилась дочь.

И Паша отступил, сдаваясь.

— Ладно, — выставил он перед собой ладонь. — Как захочешь обсудить со мной свою обиду — дай знать.

— Я не обиделась, — тихо сказала дочь, когда Паша отошел от нас. — Он с этой Тамилой… — выговорила она и задохнулась, — и на Глеба орал. А эта Тамила… Мама, он теперь с ней будет?

— Нет, конечно, — покачала головой и прижала дочь к себе. — Лика, хорошая моя, как будешь готова — спрашивай меня или отца. Я обещаю ответить на те вопросы, на которые сама знаю ответ. Я всегда рядом с тобой, помни, и не замыкайся в себе. Хорошо?

Дочь замолчала, уткнулась мне в грудь. Просидели так, в тишине, до конца фильма. Через час снова собиралась к Глебу, но передумала. Поедем мы с Ликой — и Паша увяжется с нами, а сейчас ему лучше не маячить перед глазами. Да и я сейчас нужнее дочери.

Вместе с Ликой перемыли посуду, что осталась от вчерашнего застолья. Прибрались на улице в беседке. Перед ужином пошли прогуляться по поселку.

Почему он не уезжает, зачем остался? В доме такая атмосфера, что возвращаться не хочется. Дочь игнорирует Пашу. Я тоже с ним не разговариваю. Пока прибирались, Лика начинала рассказывать о школе и тут же замолкала, стоило отцу появиться рядом. Но ей всего десять, она ребенок. Решать, что нам дальше делать придется мне.

А я не знаю.

Я своими глазами видела его с этой девкой. Он может оправдываться, но я не поверю, он прошлой ночью предал меня, детей. Что же творилось у него в голове, если он сделал такое? Неужели от этой девчонки мозги растерял, прямо дома, при гостях. Это так на него не похоже. Но было. И я не могу стереть нам всем память.

Если бы мы с Глебом не вошли…

Сын его теперь ненавидит. Дочка страдает и злится. Семья в один миг рухнула и неясно, осталось ли что-то, что нужно спасать.

— Холодно, — пожаловалась Лика, когда мы дошли до конца поселка.

— Да, погода испортилась, — поежилась и развернулась в обратную сторону. — Сейчас сделаем какао с молоком. А потом я тебе ванну с пеной наберу, поваляешься.

— А потом? — Лика шагает в ногу со мной. И в этот миг выглядит совсем взрослой. — Когда мы поедем домой, завтра?

— С утра к Глебу, узнаем у врача, когда можно будет его забрать. Но у тебя школа, так что…

— А в нашей квартире кто будет жить? — в волнении спросила дочь и посмотрела на меня. — Мы там останемся? Или там будет жить папа, а мы уедем?

От ее вопроса растерялась. Дочь даже мысли не допускает о том, что все мы будем жить вместе. Для нее отец теперь враг, предатель. худший на свете человек.

— Мам? — требовательно позвала Лика.

— Посмотрим, — ответила уклончиво. — Идем скорее, трясешься уже вся.

Ужинали вдвоем с дочкой — Паше хватило ума не садиться с нами за стол. Потом отправила Лику в ванную, а сама начала собирать вещи Глеба. Когда сына разрешат забрать — сразу поедем домой. А сюда я возвращаться не хочу. Так любила этот дом, но теперь и мне, и детям будет тяжело здесь находиться. Особенно, когда Паша торчит у себя в кабинете. Быть такого не может, но кажется, что там опять эта малолетка, ерзает у него на коленях. Целует его.

Черт.

Тряхнула волосами.

— Во сколько завтра поедем? — прозвучал от порога голос мужа. Паша прислонился к косяку, наблюдает за моими сборами.

— С утра, — бросила сухо.

— Что Лика говорит?

— Ничего хорошего.

— Ясно, — протянул он и шагнул в комнату. — Ася, это глупо. Вы себе что-то придумали и на ровном месте раздули. Погоди, — заметил он, что я хочу его перебить. Присел на постель Глеба. — Я понимаю, как это со стороны выглядит. Тебе было больно, Глебу тоже. Но я уже все объяснил, а моя семья мне не верит. Мне что с этим делать? Я тоже злюсь.

Глава 6

Следующим утром мы вместе с Ликой поехали к Глебу.

— И что, ты вот так лежать будешь целыми днями? — услышала, вернувшись к сыну в палату.

— Надеюсь, не целыми.

— Я тебе планшет привезла, а то валяешься здесь даже без интернета. Ужас, — дочка непритворно ужаснулась. Любые лишения она готова принять, но не отсутствие гаджетов с выходом в сеть. — Мам, — обернулась Лика, — давай Глебку домой заберем, я сама буду за ним ухаживать.

Я покачала головой.

— Рано, — сказала и заставила себя улыбнуться. — И планшет с собой заберем, врач запретил нагрузку на глаза. Так что простите, дети, но никакого интернета.

Лика надулась, будто это её я лишила просмотра фильмов. А Глеб устало кивнул, но под взглядом младшей сестры взбодрился, и тоже сымитировал обиду на жестокую мать.

— Глебка, а, Глебка, — шкодно обратилась Лика к брату, зная как его бесит коверканье имени. — Если будешь долго выздорваливать, я прокрадусь сюда без мамы, и на бинтах цветочки нарисую. И ногти тебе выкрашу в розовый, так и знай! Так что давай-ка побыстрее домой.

— Чтобы ты там надо мной издевалась, мелочь? Мам, кого ты вырастила, кошмар.

Я следила за шутливой перепалкой детей, и улыбку в этот раз не пришлось натягивать, она сама прилипла к губам. Замечательные у меня ребята, всё же. Пусть, разные, но дружные.

В палату вошла медсестра, и Лика всего за 10 минут уговорила её показать, как ставятся капельницы. Дочку я отпустила.

— Утомил я нашу Анжелику Палну. Мам, ты не води её часто в больницу, а то насмотрится, еще врачом решит стать. Пожалей несчастных пациентов. Хотя, нет, — поморщился сын, — врачом она не станет. В бизнес отцовский включится, а там его и заменит. Не то что я. Сын — рэпер — это позор. Может, отец со мной так поступил из-за того, что я музыкантом решил стать? Блин, мам, прости, не отвечай. Зря я эту тему поднял. Ну вот, ты расстроилась.

Покачала головой, и снова попыталась улыбнуться. Но получилось хуже — сын не поверил. А я старалась быть позитивной, старалась забыть о вчерашнем.

О том, что прочитала в Пашином диалоге.

Отправитель был не подписан, номер мне незнаком. Но писала Тамила. И я до сих пор помню каждую фразу:

«Прости меня, пожалуйста. Я не хотела, чтобы твоя семья нас увидела. И чтобы Глеб страдал — не хотела. Как он? Надеюсь, ничего серьезного? Я бы навестила его, но вряд ли Глеб обрадуется мне. Знаешь, а ведь удар по мне должен был прийтись, но Глеб сумел так вырулить, что пострадала не я, а он. Ты вырастил отличного сына. И я бы не хотела, чтобы из-за меня вы ссорились. С ним. И с женой тоже. Хочешь, я встречусь с Анастасией Николаевной, и возьму всё на себя? Скажу, что ты ни в чем не виноват — ей и Глебу. Ты спрашивал, на что я готова — так вот, я готова на всё. Я очень тебя люблю. Это мой новый номер. Тамила»

Вчера я не готова была идти с этим сообщением к мужу, ругаться с ним, обвинять во лжи. Вчера я просто забыла как дышать.

Тамила не хотела, чтобы мы всё увидели.

Тамила готова взять всё на себя.

Тамила любит моего мужа.

Тамила меня по имени-отчеству называет, я бы умилилась, читая, но с трудом сдержалась чтобы телефон мужа не разбить.

Такая великая любовь, что трусики в момент слетают. А мы с Глебом им романтик испортили.

И прогнать бы Пашу взашей, отправить его к Тамиле с чемоданом её порванного шмотья. Но останавливает то, что прогоню — и Паша детей навсегда потеряет. Не сможет наладить с ними отношения после разъезда, не простят они.

И я на распутье. Но как же больно. Как же чертовски больно!

— Глеб, и Паша и я не были в восторге от твоего выбора читать рэп по клубам, но мы твой выбор приняли. Твой папа… не морщись, — мои губы задрожали, но слезы я сдержала, — я не думаю, что Паша хотел причинить тебе боль. Наверное, он в принципе не думал ни о чем, просто делал. Не я это должна объяснять, а он. И, Глеб, я не стану просить тебя простить отца — ты должен сам принять решение. И честно с ним поговорить.

— Он не хочет быть честным, мам. Ты же слышала! Всё на Тамилу спихивает, с себя ответственность снимает. Она сама пришла, сама полезла, сама целовала, сама разделась. А он не виноват, не хотел, не планировал, и холодно наблюдал за всем, — Глеб, судя по всему, Пашу передразнил.

— Как будешь готов — поговори с ним, может твой папа даст тебе правдивые ответы. А ты скажешь ему, какую боль он тебе причинил. И решишь — прощать или нет.

— Такое я не могу простить. Он знал, что я люблю, то есть любил Тамилу. Знал, как сильно. И у него есть ты! Ты же лучше в миллион раз! Ладно, мам, не будем об этом. Я просто скажу вот что: с ним в одном доме я жить не стану. Подлечусь, и съеду к парням, они снимают, вместе разделим аренду. Но если ты решишься уйти — я с тобой останусь на первое время и поддержу. Ты знай это, мам, ты лучшего заслуживаешь.

Когда мы с Ликой ехали домой, я думала об этом самом «лучшем» — мне с восемнадцати твердили, что заслуживаю я гораздо большего чем Паша. Мать уверяла что я должна найти мужчину постарше, и не на 3 года как Паша, а лет на 15, чтобы не простой парень-работяга был, а состоявшийся мужчина.

Пашина младшая сестра смеялась что Паша отхватил жену, которой не достоин. Мы с Аней вместе танцами занимались, и его сестренка видела какие парни на меня заглядывались, гораздо более обеспеченные чем тогда еще студент, снимавший убитую двушку в хрущевке вместе с однокурсниками.

Мои подруги то же твердили: не понимали, как девушка из состоятельной семьи связалась с «голодранцем», и с беременностью меня не поздравляли, а вздыхали, что я сама себя привязываю не к тому мужчине.

Да, все кроме свекрови считали, что я достойна лучшего. А я просто была счастлива любить Пашу, принимать его любовь. И благодарна была за то, что он меня из моей «благополучной» и обеспеченной семьи забрал.

Паша учился, Паша работал, а я была рядом. Растила Глеба, поддерживала мужа в его стремлении к успеху. Стала не экономистом, на которого училась, а ландшафтным дизайнером. Затем у нас появилась Лика. Я продолжала растить детей, поддерживать мужа, подрабатывать… и перестала слышать, что достойна лучшего. Я этому радовалась. Пусть, всегда останавливала подобные унизительные фразы в адрес мужа, но я и правда была счастлива что все, наконец, оценили Пашу.

Глава 7

Он стоит напротив, смотрит на меня и жует губу. Я ответа жду, будто словами что-то можно исправить. Сжимаю его телефон.

Сейчас он как-то объяснит то сообщение. Скажет, что это недоразумение. Упрекнет за то, что я снова подумала о нем плохо. Обнимет, может быть. Или я просто проснусь и все, что случилось окажется всего лишь кошмаром.

Паша сделал глоток кофе.

— Ты в моем телефоне рылась? — спросил. — Зачем?

Вспыхнула. Неужели это сейчас важно? Ему пишет малолетняя девчонка, в любви признается, извиняется, а он даже оправдываться не собирается?

— Рылась, и пусть, — вскинула голову. Мне стыдно, что я до этого опустилась, переписки и звонки — личная территория, и я саму себя унизила. Залезть в телефон к мужу — расписаться в неуверенности. Допускать мысль, что он мне изменяет — дико. Это адские выходные, я превратилась в ревнивую неврастеничку, хуже только рубашки его нюхать, искать на нем чужой запах. — Может, мне раньше стоило этим заняться? — посмотрела на экран. — Время от времени проверять твой телефон. Я бы все узнала отсюда, и Глеб не попал бы в больницу, Лика не встретилась бы с Тамилой, сколько это у вас уже длится? Год? Паш, так ведь этой девчонке тогда семнадцать было, — дошло до меня, и я ужаснулась.

— Ты вообще уже с ума сошла? — муж брякнул чашкой по столу, и остатки кофе вулканом метнулись в воздух, в стороны разлетелись. — Ася, ты в себе? — он приблизил лицо к моему, заглянул в глаза. — Какой год? Я работал. Я открыл фирму. Я для вас зарабатываю, для вас живу и уже достало, что в ответ от тебя придирки летят. Ты сама не думала, что остановиться пора? И не тыкать меня носом в выдуманные косяки. Я, может, потому и пропадал в офисе до ночи, что домой идти не хочется, ведь там ты и ушат дерьма.

Он сказал это и осекся, отодвинулся от меня и растер ладонями лицо.

А я стою, как оплеванная. И не верю ушам.

Да, в последний год мы с Пашей много ссорились, но никогда еще не говорил, что не хочет вечерами возвращаться ко мне. И это так больно сейчас, что слезы на глаза наворачиваются, ведь я же его не ругала, а просто делала замечания, волновалась. Или что, мне уже слова сказать нельзя?

— Извини, — выдохнул муж. — Не то хотел.

— Что хотел — то и сказал, — поморщилась. Посмотрела в окно на Лику — дочка сидит в беседке, уткнулась в планшет. — Паш, так надо было сразу признаться. Что встретил… Тамилу. Это было бы честно. Глеб жениться хотел. А ты с девушкой сына, прямо дома, когда дочка за стеной спит, — в мыслях снова ожила та картинка, и я передернулась.

— Не пойму, это закончится когда-нибудь? — муж мрачно усмехнулся. — Сколько раз мне еще повторять, что у меня ничего с ней не было и не будет?

— А ваша переписка мне приснилась, — покосилась на сотовый, что продолжаю держать в руках.

— Во-первых, Ася. Пароль ты знаешь, но нахрена в моем телефоне лазить? Во-вторых, какая переписка? Там было одно сообщение. На которое я не ответил.

— Или ответил и стер, — прислонилась плечом к стене. — Паш, она там писала, что любит тебя. Что ей перед твоей семьей неловко. Она общалась с тобой, как с близким. А ты продолжаешь врать, что вы не переписывались.

— Я прочитал этот бред и стер, — муж отошел к окну, взглядом нашел Лику. — Ася, девчонке просто хочется денег и красивой жизни. Прикатила из провинции, живет в общаге, в зеркало на себя смотрит и понимает: внешность и молодость — все, что у нее есть. А тут наш парень. По уши втрескался в эту картинку. Она же не дура, просчитала, из какой семьи Глеб и что с него можно стрясти.

— Тем более дико, что ты с ней.

— Так вот именно, — Паша обернулся. — Решил бы тебе изменять — выбрал бы кого-то с мозгами, а не пустышку. Я не в том возрасте, когда из кровати не вылезают и в упор не видят, что рядом кукла без мозгов. Я поговорить люблю. И тебя люблю.

Он сказал это так просто, искренне, что я дрогнула, мне поверить захотелось, что не виноват он ни в чем. И, правда, любит меня.

Шагнула ему навстречу. И машинально посмотрела на вспыхнувший экран телефона. Высветилось сообщение с незнакомого номера, который я запомнила, он в памяти отложился, горящими цифрами высечен.

«Получила 50 тысяч. Это же ты перевел, Паш? Спасибо. Люблю тебя»

Буквы задвоились, запрыгали. Пошатнулась и выронила телефон. Паша наклонился за трубкой, мазнул взглядом по сообщению.

— Для нас, значит, живешь и зарабатываешь, — рассмеялась. — Господи, Паша. Я же почти поверила. Как ты так можешь, тебе, вообще, не стыдно? Ты же в глаза мне врешь.

— Блять, — муж выругался. Швырнул сотовый на подоконник. — Ася, наша дочь ее вещи разрезала — я компенсировал. Все. Больше она в нашей жизни не появится. Хватит об этом? Мы все выходные обсуждаем какую-то пигалицу, я не хочу о ней разговаривать, все, Ася.

Ничего не все. Это только начало.

— Давай о детях поговорим, — кивнула в окно на Лику. — Она же тебя больше меня любила. А теперь в дом не заходит потому, что ты здесь. Глеб после больницы хочет квартиру с друзьями снимать. Что ты им скажешь? То же, что и мне? А дальше как? Силой детей домой потащишь? Ремнем пригрозишь, деньги отберешь у них? Нет, я так не хочу. Тебе, наверное, лучше уйти, Паш, — выдохнула.

Он взгляд в меня метнул, полный удивления, непонимания, раздражения, а я просто остолбенела.

Он — глава нашей семьи. Муж, за которым я была, как за стеной. Почти девятнадцать лет брака, и этому мужчине нравится моя покорность, ласка и мягкость, это его возбуждает, ему крышу сносит знание, что я его, ему принадлежу целиком. И мне это тоже нравилось. Нравилось быть за ним, его тылом, женщиной, которая без оглядки любит и счастлива безусловно, мы все эти годы были с ним заодно, друг другу верили, как себе, наш дом был такой крепостью, которую даже землетрясение не разрушит.

А смялось все в один миг, как фантик, бумажная поделка, один взмах ресниц какой-то малолетней девчонки — и вот уже нет ничего.

Глава 8

До вечера я находилась словно в анабиозе.

Паша ушёл. Это правильно. Он изменил, ему дома дерьмом пахнет, и расставание — единственно верный шаг. Но что же так больно-то!

В тридцать лет мы с Пашей наблюдали как из-за измены разрушилась семья его сестры. Я приняла это близко к сердцу, поддерживала Аню в решении разойтись с мужем. И на себя примеряла ситуацию, понимала — тоже не простила бы, измени мне Паша. Но как-то ночью мне приснилось что не Ане муж изменил, а Паша — мне. В том сне я плакала, выливала на мужа свою боль. А затем бежала за Пашей, моля остаться. Обещала всё простить, лишь бы не уходил.

Сейчас я не во сне, и контролирую себя, не бегу за мужем. Но мне уже не хватает его, мне страшно остаться без Паши. Но и переступить через предательство я не смогу.

— Мам, — в кухню, посреди которой я стояла, вошла Лика. Приблизилась ко мне, и обняла. — Всё будет хорошо. Мы справимся. Папа… он же ушёл?

Не смогла ни слова произнести. Кивнула.

— Навсегда? — губы дочки задрожали.

— Я не знаю, Лик. Возможно.

— Ну и пусть уходит! Мы и сами сможем! — воинственно заявила дочка, и сказала тихо: — Папа мне звонил сегодня.

— И?

— Я пока не готова с ним разговаривать.

Против воли улыбнулась. Я в возрасте Лики не знала таких фраз, не было у меня права быть готовой или не готовой разговаривать с родителями. Я не могла попросить оставить меня одну, заявить о личном пространстве — даже в голову не приходило, что меня смогут услышать. А Лика — она другая, намного сильнее чем я.

Если это финал нашего с Пашей брака, я не стану думать о прожитых годах с сожалением хотя бы из-за детей. Замечательные они у нас.

— Завтра к Глебу вместе? А жить мы где будем, мам? Здесь или в городе?

В городской квартире скорее всего Паша. Приезжать и выгонять его я не хочу, самой перевозить свои и детские вещи — тоже.

— Пока здесь останемся, а то из города к Глебу в больницу долго добираться. А как только твоего брата домой отпустят — решим.

Мы с Ликой выпили какао. Она прочитала пришедшее ей сообщение, снова скривила губы, сдерживая слезы. Значит, Паша написал. Лика никак не прокомментировала сообщение. Не ответила на него. Мы еще немного посидели, и дочка пошла готовиться ко сну.

В свой телефон я боюсь заглядывать. Паша мне не звонил, но писал. Не готова читать его послания. Он мог написать что угодно, вариантов масса: снова солгать, предложить помириться, признаться в измене, попросить развод. И я не знаю, что из этого ударит по мне сильнее.

В постели я лежала без сна. А затем не выдержала, вниз спустилась к чемодану Тамилы. Мне пока не хватает смелости прочитать Пашины сообщения, но от вещей этой девицы я должна избавиться, нечего им делать в доме где живём мы с дочкой.

Но сначала…

Расстегнула его, по обонянию ударил аромат восточного парфюма — сладкий, сексуальный. Не по возрасту такой юной девочке. Но Паше, я знаю, нравятся подобные ароматы.

Преодолевая брезгливость, поворошила разрезанные тряпки. Здесь даже босоножки нашлись, их Лика тоже покромсала ножницами. А вот нижнее бельё Лика резать не стала, тоже побрезговала, наверное.

— Лучше просто выброшу, — выдохнула, мечтая поскорее избавиться от этих вещей.

Закрыла чемодан, и услышала шелест. Снова открыла, и в черной сеточке для мелочей заметила блокнот. Достала его, раскрыла, пролистала и отбросила на ковёр.

Сижу, любуюсь исписанными листами с именем моего мужа, нарисованными сердечками. Тамила нашу фамилию примеряла, тренировала роспись, и всюду имя: Паша, Паша, Пашенька. На пяти листах эти художества, а между — списки продуктов, рецепты и прочее.

— Надо же, — хмыкнула, бросила блокнот в чемодан, закрыла его и вышла из дома.

Я, когда Пашу встретила, тоже его имя в тетрадках писала. И фамилию примеряла, и даже расписываться училась. Мне это быстро пригодилось: познакомились, Паша сразу сделал мне предложение, мы сыграли скромную свадьбу и меньше чем через год у нас родился Глеб.

Я избавилась от чемодана, вернулась в спальню и, свернувшись на кровати, хотела позволить себе тихо поплакать, но не смогла. Больнее мне еще не было, но слёз нет — до того плохо. Так и заснула.

А утром мы с Ликой поехали к Глебу. И в палате сына застали настоящую тусовку.

— Мам, — Глеб приподнялся, улыбнулся нам, Лику к себе поманил.

— Здрасте, тёть Ася, — послышались приветствия от друзей Глеба.

Здесь три самых близких приятеля сына, тоже музыканты. И подружка-одноклассница Вера — девица хипповатого вида с розовыми дредами, которая окуривает палату Глеба палочкой Пало Санто.

— Вера, — вздохнула я. — Сейчас медсестра придет и прогонит нас всех. Туши это безобразие.

— Это святое дерево, а не безобразие, тёть Ась, — Вера подошла, поцеловала меня в щеку.

Я шутливо дернула ее за дреды. Вера стала такой дерзкой внешне, а я её помню совсем ребёнком.

— Вы еще и гитару притащили, — широко улыбнулась я.

— И даже успели спеть. Парни совсем дураки, да? — подлизалась ко мне Вера. — Ничего, все вместе быстро Глеба на ноги поставим. Тёть Ась, вы же запретите теперь ему за руль садиться?

— Верка, ну ты и предательница. Мам, не слушай её!

Так, перешучиваясь, мы провели около получаса. Вера, как обычно, язвила и соревновалась с Глебом в остроумии. Жаль, что сын не в неё влюбился, Вера-то Глеба с детства любит, а он не замечает, записал её в друзья.

— Я провожу, — Лика пошла за друзьями Глеба, и мы с сыном остались в палате вдвоем.

— Ты как, мам?

— Уже знаешь?

— Он вчера заезжал, сказал что поживёт в городе, и сегодня приедет меня навестить. Ты его прогнала?

Даже прогонять не пришлось — сам ушёл. Но это я сыну не озвучила.

— Вы нормально поговорили? — сжала ладонь Глеба.

— Он на своём стоит. Будто я дурак, и ничего не понимаю. Я же, считай, сам их свёл… ай, не будем про них, давай лучше попросим чтобы меня домой отпустили. Я уже нормально себя чувствую.

Глава 9

— Вот такую детскую площадку хочу. Там альпийская горка, — рассуждает Соня и пальцем водит по картинкам. — Что скажешь? Получится на нашем участке?

— Да, — оглядела их сад и улыбнулась. — Места у вас много. Есть, где развернуться.

— Отлично, — Соня аж светится. Мысленно, наверняка, уже прикинула, как тут у них все будет. — Трое детей все-таки. Двойняшки еще совсем маленькие. Но и Макар не откажется поиграть. Кстати, приезжайте как-нибудь к нам, с Ликой. Денису на работе подарили какую-то настойку, мужчины продегустируют, а мы с тобой сангрию.

— Вряд ли, Глеб только после больницы.

Соня понимающе кивнула. Они с мужем и детьми были у нас в ту ночь, когда я застала Пашу. И Соня тактично ни о чем не спрашивает, но вижу по глазам — все знает. Паша рассказал ее мужу, что съехал, они же работают вместе, дружат даже. Мне стыдно и хочется побыстрее свернуть эту встречу.

— Ты знай, если что… — у ворот Соня замялась. — У нас с Дэном тоже был кризис. Ведь мы даже развелись. В общем, если что-то нужно — я готова.

— Спасибо, — тепло ей улыбнулась и села в машину. Покатила к нашему дому и мысленно усмехнулась.

У друзей непростая история, и семью они смогли сохранить. Но у нас с Пашей другой случай. Охлаждение год назад началось, и тогда я мучилась догадками. Это из-за нового бизнеса или муж встретил другую? Он просто помешался на работе, империю захотел, времени у него не было совсем, зато успех невероятный. И количество молоденьких девиц, что вокруг него крутятся в геометрической прогрессии росло. Разговоры не помогали, истерики тоже — муж на меня раздражался, и я злилась от бессилия. Чувство, что Паша отдаляется — оно со мной было постоянно. Наверное, пора заканчивать самой себе врать.

Муж изменяет мне весь последний год.

Поморщилась и заехала на участок.

Лика с Глебом сидят в беседке. Что-то смотрят на планшете, сын держит его здоровой рукой. Вторая в гипсе и уже разрисована цветочками и сердечками — дочка постаралась.

— Ну, как вы здесь? — приблизилась и поставила на стол пакет с покупками. — Не ужинали еще?

— Не хотим, — Лика отмахнулась.

— Холодно, — накинула на них клетчатый плед. — Шли бы в дом.

— Ну мам, тут лучше, — дочка поправила плед на плечах Глеба и прижалась к брату. — Фильм такой интересный.

— Принесешь нам сюда чай? — поднял глаза сын. — И сникерсы.

— Ясно все с вами, — забрала пакет и двинулась к крыльцу. — Никаких сникерсов, сначала ужин.

Разложила продукты в холодильнике и занялась готовкой. Играет радио, я расхаживаю по кухне. Отвлеклась, и лишь когда помешивала соус поняла, что по привычке готовлю на четверых. Муж и сын едят много, и вот у меня полная кастрюля спагетти.

Чем он там, интересно, питается? Точно ведь сам не готовит.

Вздохнула и присела за стол.

Глеба из больницы я забрала, нам пора возвращаться в город. Не можем мы вечно жить здесь, Лика тут школу пропускает, а я словно поощряю. Ехать надо. Только если Паша в квартире — дети с порога развернутся. Позвонить?

Покосилась на сотовый. Муж звонил сам, но я, как и дочь, разговаривать не готова. Я пока не понимаю, что делать.

Разложила ужин по тарелкам, распахнула окно и крикнула:

— Бросайте фильм, паста стынет.

После ужина отправила Лику в комнату, узнавать домашнее задание. В гостиной подсела на диван к сыну.

— Блин, в футбол хотел поиграть, и не смогу, — Глеб огорченно уставился на гипс. — У меня же и выступление скоро. Как я буду с этой штукой?

— А отложить нельзя?

— Ма, ты что? — поразился сын. — Этот нам клуб выбил, надо, чтобы нас заметили.

— Не этот, а папа, — мягко поправила.

— Если не заметят сейчас — то фиг знает, когда возможность появится еще раз засветиться. К нему я больше не обращусь, — упрямо повторил Глеб.

— Перестань, — слабо улыбнулась. — Он твой отец, Глеб.

— Зачем напомнила? — сын поморщился, и я сдалась.

Паша, ну что ты наделал. Дети — максималисты, их доверие вернуть сложно. Сын весь прошлый месяц проанализировал, выискивая, где еще облажался отец. Я тоже.

Откинулась на диване и прикрыла глаза. Тогда, в больнице, сын говорил сбивчиво, торопливо, словно вину чувствовал, что не признался мне раньше. В Тамилу он с лета влюблен, с того дня, как на вступительных экзаменах ее встретил. Днем Глеб по кафе эту девчонку водил, вечерами по клубам, до утра по городу ее катал и возвращался на рассвете такой счастливый, что у меня язык не поворачивался запрещать.

Пусть погуляет — думала. Лето же. В институт поступил. Да и голова на плечах есть, глупостями не занимается, плохо ни себе ни кому-то другому не делает. Знать бы тогда, что за девица эта Тамила. Сын просто на крыльях летал, когда она в начале учебы согласилась стать его девушкой.

В больнице он мне все выложил.

— Я неделю назад к ней в общагу заехал, — сказал тогда сын. — Тамила должна была быть там, пары кончились. А ее соседки по комнате ответили, что ее в институте не было. Меня ведь тоже в тот день не было, мы трек записывали. То есть, Тамила где-то гуляла весь день. Я после общаги к отцу на работу поехал. И, мам, мы на парковке с ней столкнулись, у папиного центра как раз. Тамила сказала, мол, у нее йога в соседнем доме. И я, как придурок, поверил. А потом отец вышел. Она его там ждала. А я не допер.

— Так, ладно, — вынырнула из мыслей и резко поднялась на ноги. Решение приняла, без толку откладывать. Нужно поговорить с мужем. И не по телефону. Потрепала сына по волосам. — Одни побудете? Я отскочу ненадолго. Проследи, чтобы Лика уроки сделала.

— Слушаюсь, сэр, — шутливо откозырял мне Глеб.

Все я делаю правильно. Не можем мы в этом доме торчать вечно. Еду туда — приказала себе, устраиваясь за рулем.

Когда в город заехала — от волнения ладони вспотели, а от сомнений, показалось, меня разорвет. Сын не только про ту встречу с Тамилой рассказал. Было еще кое-что.

— Мне полтора месяца назад пацан знакомый написал, — отчетливо прозвучал в голове голос Глеба. — Сказал, что отец сидит в рестике с какой-то блондиночкой. И они держатся за руки. Я тогда послал его, не поверил. Решил, что он ошибся, и это не папа. А он уперся, говорил, давай сфоткаю. Я сказал, что в морду ему дам, если не заткнется. Идиот я. Надо было попросить фотку.

Глава 10

Закрыла за собой дверь. Выдохнула с облегчением — никаких женских туфелек на пороге, и дома тихо, темно. Опустила плечи расслабленно, та зажатость, с которой я входила в собственный дом, почти ушла.

Поймала себя на этой мысли и спиной к двери привалилась. Я всерьез боялась домой заходить?

Да, боялась. Не хотела бы снова увидеть какую-то девицу верхом на том, с кем я 19 лет прожила. Но чувство страха все равно унизительное, мне противно его испытывать.

Расправила плечи. Обувь скинула, и пошла по коридору. Дома очень тихо. Паша либо спит, либо…

Либо.

Опустилась на кровать в спальне. Паши дома нет.

— И где он в такое время, — пробормотала, будто мне может кто-то ответить. И усмехнулась невесело. — Но я же знаю, где Паша может быть. И с кем. Я же всё это знаю.

Наверное, пора смириться. Сколько там стадий принятия? Не помню, но придется их все пройти.

Девятнадцать лет брака! Боже мой, девятнадцать! А без Паши я жила восемнадцать лет… И эти девятнадцать лет, получается, проиграли пустой похоти, погоне за свежим мясом?

Сижу, пытаюсь осознать наш крах… это же крах? Вот что я должна делать? Смириться, бороться? Мои знакомые возвращали мужей, свернувших налево: бегали по отелям, с любовниц их снимали, про детей напоминали. Иногда у моих приятельниц, прошедших через все эти унижения, получалось вернуть мужа домой.

Другие выжидали, пока благоверный нагуляется. И тоже в половине случаев успешно. Принимали потом провинившихся мужей с букетами-браслетами-клятвами что «больше никогда, бес попутал». Верили. Или делали вид, что верят.

Есть среди моих знакомых и те, кто не захотел в грязи купаться, развелись, переболели. Вроде, успешно. Вроде, не жалуются.

Я не хочу грязи. Мне больно думать что Паша был с другой, и сейчас, возможно, с другой женщиной. Мне это невыносимо.

Но как же тяжело решиться не на многоточие, а на точку. Потому что, мать их, девятнадцать лет рука об руку, в любви и согласии, с планами вместе всю жизнь провести!

И все же, я не смогла так просто смириться.

— Может, Паша съехал, квартиру нам оставил, — прошептала, встала с кровати и вошла в ванную.

В корзине полотенца использованные — Паша дома был.

На столешнице в кухне три стакана, в мусорном ведре контейнер с логотипом ресторана — точно был.

Не съехал он. Просто гуляет.

— Смирись уже, — зло прошипела, сжав кулаки. — Хватит его оправдывать.

Разблокировала телефон, набрала Пашу.

Гудки, гудки, гудки… не отвечает. Ехать обратно?

Паша перезвонил сам.

— Алло, — ответила.

— Привет, ты звонила.

— Звонила, да.

— Ты остыла? Готова нормально поговорить? — спросил Паша устало.

Он в принципе устал или от меня?

— Готова. Ты когда можешь?

— В любое время. Возвращайтесь домой, — последовал твердый ответ мужа.

Усмехнулась. Ну надо же. А я дома. Сюрприз!

— Сейчас возвращаться?

— Я жду тебя и детей, — всё также уверенно прозвучал Пашин голос.

— Паш, я дома. И не заметила, что ты ждешь.

Где он и с кем я не стала спрашивать — вряд ли правду скажет. Но муж, кажется, догадался о моих мыслях:

— В офисе задержался, в пустой дом незачем было торопиться. Не психуй только, минут двадцать подожди, я подъеду. Ася, просто дождись!

Нажала на отбой.

Я дождусь.

Налила себе кофе, обдумывая Пашины слова. Умеет он вывернуть всё в свою пользу: не дома, потому что не к кому было спешить. Но ведь почти год было к кому возвращаться, а Паши все равно не было! Он являлся ночами, объяснял всё новым бизнесом. А когда всё же приходил в адекватное время — был раздраженным, на мои вопросы, просьбы, упреки Паша не отвечал, а рычал.

И секс — его гораздо меньше стало, и это при наших-то темпераментах!

Почти год я терпела, оправдывала Пашу. А сейчас нахожу всё новые и новые зацепки: его раздраженность, отсутствие влечения ко мне, особенно в последние пару месяцев, задержки «на работе»…

Виновник моих невеселых мыслей вошел в квартиру.

— Ася, — позвал Паша из коридора.

— Я здесь.

Через минуту ко мне присоединился муж. Свет в кухне не включил, сел напротив. Может и хорошо что Паша не близко — не учую парфюм другой женщины, не увижу лишнего. Зачем делать себе еще больнее.

— Не успела себя накрутить? Я не у мифических любовниц был, а работал.

— Хорошо.

— Ты успокоилась, надеюсь? Взвесила всё, поняла что насчет меня и Тамилы — бред?

И снова эта чёртова уверенность тона!

— Я успокоилась, — покривила душой. — И приехала обсудить вопрос недвижимости. Ты сможешь перебраться в другую квартиру? Наверх, — кивнула на потолок, намекая на жильё, которое мы купили год назад, чтобы через пару лет Глебу подарить, — или на Амундсена. Те квартиры меньше нашей. Дети привыкли жить здесь. Тут все их вещи. Надеюсь, ты не заставишь съезжать нас?

— Твою мать, — выдохнул Паша, с нажимом провел ладонями по лицу. — Опять та же песня.

— Но если ты откажешься — скандалить не стану, соберу наши вещи и мы с детьми переедем. Решать тебе. У меня нет сил на ругань.

— У меня тоже нет сил, Ась. Ты, правда, из-за этой прошмандовки решила наш брак развалить?

— Я уже слышала эту захватывающую историю как ты спустился вниз по работе, а тут Тамила на тебя запрыгнула, да так удачно языком в рот попала и трусы сняла, — скривилась. — Могу сделать вид что верю. Но ты насчет квартиры-то ответь.

— Точно, я и забыл что моя семья мне не верит, — повысил муж голос и я вздрогнула от удара его ладони по столу.

— Хреновая семья.

— Пиздец, — с отвращением выругался муж. — Мне добавить нечего, а в очередной раз рассказывать те же события я не стану. Хватит.

— Да, Паш, хватит. Так что насчет квартиры?

Муж встал, подошел к кофемашине, принялся готовить свой любимый американо.

— Кажется, я понял. Надоел я тебе, да? Нашла повод, решила не разбираться во всем, плюнула на прожитые вместе полжизни. Разлюбила, захотела уйти, и вот какой удобный повод — муж-мудак. Так, родная?

Глава 11

— Лика, в школу опоздаешь, — в очередной раз заглянула в комнату к дочке.

Лика сидит у зеркала, ноутбук открыт и там видео, дочка смотрит и пытается сделать такую же прическу.

— Помочь? — приблизилась. Закрыла ноутбук и взяла расческу. Волосы у дочери густые и шелковистые, возиться с ними одно удовольствие. В начале сентября Лика хотела сделать красные прядки, как у одноклассницы, но мы с Пашей против были. Зачем портить такую красоту? Достаточно Глеба, который челку выбелил.

— Класс, мам, — Лика подскочила со стула, когда я ее заплела. Покрутилась перед зеркалом. — Девчонки упадут.

— Марш завтракать, — подтолкнула дочь в коридор.

Лика убежала в кухню, а я сунулась в спальню к Глебу. Сын уже проснулся, собирается в институт. Здоровой рукой забрасывает в рюкзак учебники.

— Точно пойдешь? — заволновалась. — Голова не болит? Глеб, сотрясение, нужно лежать. И поменьше смотреть фильмы.

— Я как огурчик, — заверил сын.

— Иди завтракать, огурчик. И таблетки выпей, не забудь, — улыбнулась.

Наверху что-то упало, и я невольно подняла глаза к потолку.

Паша съехал, но недалеко — сейчас он живет прямо над нами. И за последнюю неделю мы сотню раз могли с ним столкнуться в лифте или у подъезда. Но муж уезжает рано, возвращается по темноте, в офисе он пропадает или где — меня это больше не должно тревожить.

Интересно, почему он до сих пор дома?

Сын тоже посмотрел в потолок. И скривился.

— Еще не хватало в подъезде с ним встретиться, — выдал Глеб и шагнул мимо меня в коридор. — Неужели нельзя было снять квартиру хотя бы в другом доме? А лучше на другой улице. В соседнем городе. Или в другой стране. Галактике, — сын злится.

Промолчала.

Та квартира тоже наша, и она должна была достаться Глебу. Через пару лет. На его двадцатилетие. И вспоминать об этом сейчас странно, за одну лишь проклятую ночь рухнуло столько планов, вся наша жизнь к чертям полетела, и я просто стою на распутье. Я делаю все то же самое, встаю и готовлю завтрак, везу детей на учебу, возвращаюсь домой.

А здесь повсюду его вещи. Паша лишь пару костюмов с собой прихватил, ноутбук, документы. Он словно на работе, и вечером вернется домой.

— Из школы меня забирать не надо, мы с Катькой идем к ней, — заявила Лика, когда я высадила ее у ворот. — А потом ее папа меня отвезет.

Кивнула. Катю я знаю, они с Ликой с первого класса дружат, и тут я спокойна. Помахала дочке и порулила к институту Глеба.

— Точно пойдешь на пары? — спросила на всякий случай. И дело не только в его сломанной руке и сотрясении.

Тамила.

Они ведь учатся в одном институте, и как сын переживет встречу с бывшей девушкой — я не знаю. Глеб лишь с виду спокоен, но на душе у него не то, что кошки скребут — там волки воют.

— Мне с пацанами надо встретиться, — сын уткнулся в сотовый. — У нас же концерт скоро. После пар рванем репетировать.

— Глеб…

— Ну что? — сын поднял голову. — Мам, это важно. Если мы хорошо выступим, и нас заметят — я начну на своих треках зарабатывать. И смогу обеспечивать вас с Ликой. Я же мужчина. Я должен.

Он говорит это, и глаза горят, сын, правда, верит в свою музыку. Думает о нас. Отца он уже вычеркнул из жизни, и мне нечего возразить. Паша сам должен стараться, не я его отношения с детьми разрушила.

Но Паша работает. Ему некогда.

Вернулась домой и начала собирать его вещи. От рубашек, футболок и даже боксеров им пахнет, парфюмом, телом. Я этот запах вдыхаю и смириться не могу. Девятнадцать лет брака, и все по чемоданам сложить, разойтись, словно не было ничего. Любви не было.

«Ты не юная девочка, чтобы рубить с плеча, Ася» — сказал он мне, когда я уходила. А я ушла, отпустила его, кажется, вот только легче не стало.

Уборка. На два раза перемыла ванную и кухню, приготовила ужин детям. Лика вернулась сытая и сразу убежала к себе. Глеб приехал с репетиции поздно вечером измученный и бледный.

— Ребенок, нельзя громкую музыку при сотрясении, — высказала. — О чем ты думаешь, Глеб? Подождет твой концерт.

— Другого шанса не будет. И, кстати, надо что-то с моим гипсом придумать, чтобы я не смотрелся на сцене, как инвалид, — сын скрылся в комнате.

— Ты ведь болеешь, — не отстала, шагнула за ним. — Месяц хотя бы подожди.

— Все у меня нормально, — отмахнулся сын. У него телефон затрезвонил, Глеб бросил взгляд на экран и поморщился. Принял вызов и процедил. — Лиза, ты тупая? Просто отвали от меня.

— Ты как с девочкой разговариваешь? — ахнула.

— А чего? — сын поднял на меня взгляд. Он раздражен, из него рвется что-то, чего не было раньше. — Все они шлюхи, мам. Одно только и надо им. Мороженкой угостить и в парке погулять — не хотят они такого. Они деньги любят считать в чужих кошельках. Ладно, я спать лягу. Устал.

Глеб отвернулся и стянул футболку, я тихонько вышла и прикрыла дверь. Прислонилась к стене и потерла переносицу.

Вот что тут ответить? Бедный мой мальчик. Он обозлен, вокруг видит одних лишь предателей, он болеет, ему может стать хуже после этого концерта. А как запретить, что тогда ему останется?

Паша, будь ты проклят.

Двинулась к нему в кабинет с желанием покидать в чемодан все, что от него осталось, чтобы и духу его тут не было. И за Пашином столом застала Лику.

Дочка читает учебник, качается на его стуле. И вытирает глаза.

— Лика… — позвала. — Что такое, доченька?

Она вытерла мокрые ресницы, захлопнула учебник и поднялась. Воинственно на меня уставилась.

— Из этого кабинета надо сделать библиотеку, — выдала. Ударила ладошкой по антикварной тушечнице, что стоит на Пашином столе. — И надо выкинуть все эти штуки. Место занимают. Я пошла делать уроки, — дочка приблизилась, поцеловала меня в щеку и выскочила в коридор.

У меня и самой глаза на мокром месте. Невозможно смотреть на то, как они злятся и скучают по нему.

А он не идет.

Паша хоть понимает, что Глеб с сотрясением выступать собрался?

Глава 12

Она приподняла плечи, словно защищаясь, и ускорила шаг. Будто не услышала меня.

— Тамила! — повысила я голос.

Она, наконец, остановилась. Резко, будто в стену врезалась. Но пару секунд продолжала стоять спиной ко мне, а затем медленно развернулась.

— Анастасия Николаевна, здравствуйте, — прошелестела, избегая смотреть мне в глаза.

Тамила сделала два шага мне навстречу и замерла.

Обе стоим, молчим.

Не знаю, что чувствует Тамила, но судя по тому, как она краснеет и губы кусает — ей как минимум неуютно. А вот мне… зло, наверное.

Да, мне зло. На эту девицу, которая хоть и юна, но уже не ребёнок и за свои поступки должна отвечать. Но больше — на Пашу. Муж так уверенно заявлял, что не изменял, что даже не думал об этом. Но почему же он не предоставил мне доказательства своей невиновности? Потому что настолько горд и обижен? Или потому, что этих доказательств нет?

— Тамила, — обратилась я к ней, и девушка вздрогнула, — надеюсь, ты понимаешь, что Глеба тебе стоит избегать. Увидишь в институте — не подходи к нему, не пытайся с ним играть.

— Я не… я и не собиралась…

— Вот и замечательно. Если у тебя есть хоть крупица совести — моего сына ты будешь сторониться. Если не будешь — я всё равно узнаю, и… я не люблю угрожать, но ради своих детей я на всё готова, и это «всё» тебе не понравится. Ты понимаешь, о чём я?

Тамила подняла на меня взгляд, но отвела его через короткий миг. Кивнула, сглотнула тяжело.

— Я поняла, Анастасия Николаевна. Вы можете не верить, но мне очень стыдно перед Глебом. Он лучшего заслуживает. Я знаю, что сделала ему больно. Мне он, правда, нравился. Но… простите, — пропищала она.

— За что простить?

— Вы знаете, за что. Чувствам не прикажешь, — прошептала Тамила и снова замолчала. А затем её словно прорвало, девица, глотая слова, запинаясь, выпалила: — Я понимаю, что это неправильно. У вас семья, дети… я даже не рассчитывала ни на что, клянусь вам. Где я, и где Паша! Но мы общались, сблизились и, о, Господи, — она спрятала лицо в ладонях, выдохнула шумно, — мы влюбились так, что я даже забыла про вас, про Глеба. Мне должно быть стыдно, но мне не стыдно за наши чувства.

— Хватит. Достаточно.

— Подождите, — она схватила меня за руку. — Вы для Паши в приоритете, он мне прямо сказал — что на этом всё. И я понимаю его, вы же Пашина семья. Но вы бы видели, как он несчастен! Паша ведь любит меня, но ради вас готов отказаться от нас.

Меня колотит. Глохну от боли и гнева. Либо Тамила великая актриса, либо она правду говорит — тихо рыдает, смотрит на меня с мольбой, и… любит. Пашу. Моего мужа.

— Ты смеешь просить меня отойти в сторону и благословить вас?

— Я… да, я прошу. Я смогу сделать Пашу счастливым, — губы Тамилы скривились, она разрыдалась, развернулась и побежала по лестнице прочь от меня.

А у меня по-прежнему нет слёз. Из-за ерунды я плакала тысячу раз, а сейчас, когда по десятибалльной шкале боль ощущается на максимум — не могу.

Я подошла к подоконнику, опустила на него сумочку, прижалась лбом к прохладному стеклу. Как же я хотела увидеть в Тамиле наигранность. Браваду, ложь, хоть что-то, что дало бы мне веру в мужа.

Но я ей поверила.

В то что общались. Что сблизились. Предавали.

Хватит! — приказала себе встряхнуться. Я же не ради Тамилы сюда явилась!

Несколько раз сжала ладони в кулаки, разгоняя кровь. Руки онемели, мёрзнут. Но в Пашин кабинет я должна войти не уничтоженной, а спокойной.

В приёмной я остановилась. Выдохнула, кивнула секретарю, и вошла в кабинет мужа.

— Ася? — Паша чуть привстал, заметив меня. Нахмурился еле заметно, правой рукой собрал с угла стола несколько измятых салфеток и выбросил их в урну под стол.

Так горячо с Тамилой прощался, что пришлось несколько салфеток использовать? Надеюсь, презервативы я здесь не увижу. Или я уже накручиваю себя.

— Проходи, — Паша оглядел свой стол, кивнул мне на диван. — Что-то с детьми? Или ты о нас пришла поговорить?

У меня слова не идут. Опустилась на диван. Чувствую себя немой. Так хочется накричать на Пашу, истерику закатить — я ведь имею на это право — душу отвести. Но истерики мне всегда плохо удавались, я слишком привыкла уважать Пашу. Вся моя жизнь в принципе состоит из привычек: Паша уже с нами не живёт, а я автоматически купила продукты для приготовления его любимых блюд. Много лет я только о нём и детях думаю, буквально целыми днями.

— Ась, может, попросить нам кофе принести? Или чай?

— Нет, спасибо, — голос, наконец, прорезался. — Я пришла поговорить насчет Глеба.

— У него осложнения? — вскинулся Паша с искренней тревогой. — Говори, не томи.

— Ты устроил ему выступление в клубе. Глеб намерен петь, но у него сотрясение. В клубах шумно, а на сцене аппаратура, громкость запредельная, для мальчика это опасно.

— Ась, давай я зайду сегодня и поговорю с сыном.

— Думаешь, он послушает? — улыбнулась невесело. — Паш, я специально не звонила тебе насчет этой проблемы, а приехала. Глеб обозлён, и вряд ли разговор с тобой ему поможет. Он, скорее, назло не только в этом клубе, но и в других выступит, плюнув на здоровье.

— А тебя он не слушает?

— Я пыталась с ним говорить, но опасаюсь давить. Ты можешь поговорить с другом… Васильченко клуб открывает, если я не ошибаюсь?

— Да.

— Попроси устроить выступление не на открытии клуба, а через время, в какой-то другой оживленный вечер. А насчет открытия пусть скажет что, например, партнёр настоял на других звёздах. Или что с аппаратурой неполадки. Или еще что-то. Придумай, Паш.

— Придумаю, — кивнул он. — Но я всё же зайду сегодня. Дети на звонки не отвечают. Пора бы им вспомнить что я не дальний родственник, а отец.

— Паша, ты только хуже сделаешь. Не приходи, — поднялась, мечтая убраться отсюда как можно скорее.

— Почему? Ася, ты хочешь чтобы дети не общались со мной? Настолько сильно ненавидишь меня? — остановил меня голос мужа.

Глава 13

— Вообще, можно уже начинать, — сказала Соня и собрала со стола разбросанные фотографии. — Я специально взяла отпуск, чтобы полностью переключиться на сад.

— Серьезный подход, — улыбнулась. Отпила кофе и посмотрела на часы. Дети на учебе, вернутся не скоро. А оставаться одной сегодня мне как-то не по себе. — Ты торопишься?

— Нет, а что? — Соня закрыла сумку и поставила ее на пол.

— Может, еще по кофе?

— Давай, — она кивнула. Откинулась на стуле. Вижу, хочет спросить, что случилось, но не решается, ждет, когда я заговорю сама.

И я заговорила.

— Знаю, что муж предает меня. Ну, вы сами помните скандал в ту ночь. Своим глазам я верю, но вот здесь, — приложила ладонь к груди и отвернулась к кофемашине, — здесь словно что-то не то. Сомневаюсь и не могу принять правду. Я дура?

— А доказательства предательства есть? — спросила Соня. — Кроме того, что ты их застала тогда?

— Вчера она была у него в офисе, — вспомнила нашу встречу и поморщилась. Паша говорил, мол, спроси, трахал ли я ее, я тебе отвечу.

Но язык не подчинился, я просто развернулась и ушла. Может, надо было спросить. Но не верю, что муж правду скажет, он ведь все время врет. И сознавать это так дико. К чему мы пришли, почему? Начиналось у нас все, словно в сказке.

Я — девчонка из строгой семьи, тогда и шагу не могла сделать без ведома родителей, обо всем им отчитывалась. А он — бедный студент, но очень талантливый, когда Паша на последних курсах учился уже получал неплохие заказы. Но деньги не тратил — откладывал на свое дело.

Мы жили рядом, а познакомились в поезде, когда я вырвалась с группой на экскурсию в другой город. Мы с ним болтали всю ночь, и потом, на перроне, никак не могли расстаться. Это была любовь с первого взгляда, слова, вздоха, мы созданы друг для друга — я поняла сразу.

И не ошиблась. Уже через пару дней Паша сказал, чтобы я переезжала к нему. А я согласилась. Родители тогда чуть с ума не сошли от этой моей выходки, но мне было плевать. За девятнадцать лет я ни разу не пожалела о своем решении.

До недавнего времени. И все равно в голове не укладывается, что муж после всего поступил так со мной и детьми.

— Ты думаешь, что они до сих пор вместе и он уйдет к ней? — спросила Соня, когда я поставила перед ней чашку кофе.

— Я думаю, что она у него не одна, — опустилась за стол напротив подруги. — Паша клянется, мол, с этой малолеткой ничего не было. Но есть там еще какая-то блондинка. И если все эти годы он мне изменял… — не договорила и тяжело сглотнула.

Помолчали. Негромко работает телевизор. В ванной гудит стиральная машина, отжимает белье. Пьем кофе, я с надеждой жду какого-нибудь ответа — сама уже просто не понимаю, что делать дальше.

— Прежде, чем какое-то решение принимать, нужно узнать наверняка, — осторожно начала Соня. — Тебе самой легче станет, если будешь знать точно. Тогда и сомнения уйдут.

— Боль останется.

— Она с тобой долго будет, — кивнула Соня. — Но ты хотя бы мучиться перестанешь, правильно ли поступаешь. Проследи за ним.

— За Пашей? — подалась вперед. Волнение и стыд, которые меня накрыли, когда я в телефоне мужа копалась — они вернулись сейчас, от одной лишь мысли, что я буду следить за Пашей.

Помотала головой.

— А какие варианты? — Соня тоже наклонилась к столу. — Ты ему не веришь. В его словах будешь ложь слышать. Нужно убедиться. Проследи сама или найми кого-нибудь.

Кофе допивали, болтая про будущий сад Сони. Попрощались с подругой, я приготовила ужин, забрала Лику из школы. Вместе с дочкой прошлись по магазинам, и домой вернулись только к вечеру. Глеб приехал из универа, когда совсем стемнело, буркнул, что не голодный и хлопнул дверью своей комнаты.

— С этой гадиной виделся, — прокомментировала Лика поведение брата. — Ух, я бы ей врезала.

— Прекрати, — попросила.

— И ей, и папе, — не успокоилась дочь.

— Лика, — протянула с предупреждением.

— Ну что? — она отодвинула тарелку и вскочила со стула. — Ты тут плачешь, а они там смеются, гады.

— Я не плакала.

— Ага, я ночью все слышала. Пусть им… потолок на голову упадет! У-у-у, ненавижу!

Вздохнула. Сложила руки на столе и спокойно попросила.

— Лика, сядь и доешь, пожалуйста.

— Не хочу, — уперлась дочь. — Я к Глебу пойду. А этот, — ткнула она пальцем вверх, — пусть подавится.

— Угомонись, — потребовала жестко. И тут же смягчилась, сменила тон. — Доченька. Ситуации в жизни разные бывают. И то, что случилось с нами — еще не самое страшное. Главное — не обозлиться. Я хочу, чтобы вы у меня хорошими людьми выросли.

— А папа почему плохой?

— Папа не плохой. Просто нехорошо поступил.

Дочь морщит лоб, соображая. А я не знаю, что ей еще сказать. Паша всегда был отличным отцом, дети его обожали. Но сейчас я могу думать лишь о его предательстве.

— А почему… — начала Лика и замерла. Я тоже.

Звук идет из прихожей, кто-то открывает ключом дверь. Негромкий скрип, за ним приглушенный хлопок. Переглянулись с Ликой.

— Там кто? — дочь нахмурилась.

— Постой, — поднялась из-за стола и вышла из кухни. Свернула по коридору и остановилась.

В прихожей Паша, он уже разулся. Бросил на вешалку пиджак, повесил дипломат. Заметил меня. И потянул носом.

— На ужин мясо с грибами? — угадал он. — Добрый вечер, Ася. Лика, привет.

Дочь остановилась у меня за спиной. Из-за моего локтя выглядывает. Молча смотрит на Пашу. Я растерянно тереблю рукав блузки.

Не ожидала, что муж заявится домой. Еще и дверь своими ключами откроет. Он по-хозяйски свернул в ванную, оттуда послышался плеск воды.

— Ты его позвала? — шепнула дочь.

— Нет.

— Я пошла делать уроки, — Лика задрала подбородок. Скрылась в своей спальни хлопнув дверью, как это сделал Глеб.

Паша появился из ванной, на ходу вытирая мокрыми руками лицо.

— Зачем пришел? — шагнула навстречу.

— Это мой дом, а вы моя семья, — отрезал муж. Приблизился. — Ася, пора прекращать, тебе так не кажется? Почему я должен жить в другой квартире, когда вы здесь? Я хочу общаться с тобой, с детьми. И есть. Покормишь?

Глава 14

Покормишь…

От злости я закипела, едва Паша высказался и вошел в кухню.

Он же не был таким раньше! Наглым, бесчувственным, абсолютнейшим чурбаном — не вёл он себя так! Таким был мой отец, но никак не Паша.

Паша на руках меня носил. Работал в сумасшедшем ритме, но несмотря на рождение Глеба, не стал настаивать, чтобы я учебу бросила — он нашел еще одну работу, и мы наняли няню.

А с первой значимой прибыли муж устроил нам путешествие мечты. Пашке не нужен был Париж, и номер-люкс, из окна которого видна Эйфелева башня — всё это муж ради меня затеял, ходил со мной по экскурсиям, фотосессиям… Наверное, он просто любил меня. Мне есть что вспомнить — за 18 лет счастливых моментов можно насчитать тысячи тысяч.

Но еще есть последний год, девятнадцатый. Должно быть, именно из-за него я и разозлилась на Пашино «покормишь». Сколько было подобных этому вечеров, в которые Паша приходил с работы поздно, зло, рывками снимал галстук, рубашку, бросал их на пол и закрывался в душе. Надолго. Торчал там, а я несколько раз подогревала ужин, чтобы горячим накормить уставшего мужа.

Но Паша выходил из душа, кивал мне, и шел в свой кабинет. А на мои просьбы идти к столу в лучшем случае отвечал, что не голоден, отмахиваясь. В худшем — раздраженно морщился и просил не мешать.

А сейчас пришел вдруг. Покормить просит.

— Ася, — позвал Паша.

Я разжала кулаки, пытаясь успокоиться. Пойти бы и душу хоть раз отвести! Вывернуть ему на голову кастрюлю с ужином, разбить несколько тарелок и на дверь указать! Но… не могу.

Пару раз стукнула пальцами по двери в комнату дочери, приоткрыла дверь и заглянула.

— Лика, зайка, твой папа…

— Пошёл он! — буркнула дочь. — Мам, не начинай, плиз. Не говори мне все эти фразы из тупых киношек, что папа нас любит, и ваши проблемы нас не касаются.

— И не собиралась. Но твой отец здесь. Ты можешь сидеть в комнате, а можешь поговорить с ним, высказаться или помириться. Если готова, — постаралась, чтобы голос звучал мягче.

— Не готова, — голос Лики дрогнул, но плакать она не стала.

Я закрыла дверь, заглянула к сыну и получила тот же ответ, что и от Лики.

Может, мне было бы легче от того, что дети мою сторону приняли, если бы они сами не страдали из-за ссоры с Пашей. Плохо им — и Лике, и Глебу. Тяжело, обидно, зло. Им не хватает отца, но обида и упрямство пока сильнее.

Ну что ж, теперь пускай Паша сам старается наладить то, что разрушил.

Я шла в сторону кухни, а Паша как раз вышел мне навстречу, видимо, чтобы с ужином поторопить.

— А дети?

— Не голодны, — ответила негромко. — Я тоже не стану ужинать. И тебе, Паша, здесь не ресторан. Спустись вниз, сверни на Карла Маркса, и поужинай в «Шанхае». Или доберись до «Аполло», там ты уже был, кормят неплохо, и компанию себе без труда найдешь. В общем, тебе пора.

Пашин кадык дернулся, нахмуренные брови сошлись на переносице. Я подбородок вздернула, одновременно хваля себя за то что смогла отпор дать, и ругая за то что отпор недостаточный. Привычка — вторая натура. Но я пытаюсь.

Муж смолчал. Шагнул, пытаясь обойти меня, но я преградила Паше путь.

— Дети не готовы с тобой разговаривать.

— Ася…

— Не ходи! — понизила я голос.

— Ася, отойди. Я не собираюсь ссориться с Глебом и Ликой, и силой их в кухню тащить не стану. Но попытаться поговорить с ними я должен.

— Паша!

— Ася, они и мои дети, — муж отодвинул меня со своего пути и вошел в комнату Лики.

Я подорвалась было за ним, но остановилась. Заставила себя остаться в коридоре — если ворвусь в спальню дочери и примусь выгонять Пашу — лучше не станет.

Вышел Паша через несколько минут — бледный, растерянный. Бросил на меня рассеянный взгляд, потер виски и подошел к двери в комнату Глеба.

— Паша, не нужно. Оставь их, дети не готовы, — снова попросила я, но просьба в пустоту улетела.

Паша постучал, сразу вошел, и…

— Уйди! — услышала я выкрик сына. — Пошёл отсюда на хрен! Свали!

— Ты как со мной разговариваешь? — рыкнул Паша. — Глеб, пора быть мужчиной, а не сопляком. Давай поговорим как взрослые.

— Я на дебила похож, которому можно навешать херни, и я схаваю?

Я быстро вошла в комнату сына, и застала их с Пашей друг напротив друга, словно на ринге. Сын взбудораженный, раскрасневшийся. Злится, кричит, но голос дрожит как у ребенка.

Я потянула Пашу из спальни сына, не знаю, откуда силы взялись, но их оказалось достаточно чтобы вывести мужа в коридор.

— Я же просила! Паш, ты ведь не идиот. Не можешь не понимать, как сильно по Глебу ударил. В том числе по его самооценке. Ну не можешь ты не понимать этого! — оттащила Пашу от спален, отпустила его руку и встала напротив, беспокоясь и злясь еще сильнее. — И не дави на «взрослость» Глеба, подожди, когда сын захочет с тобой разговаривать, и… перестань лгать, — выдохнула. — Тогда, возможно, вернешь его уважение. А продолжишь давить и сказки рассказывать — будет лишь хуже.

— Блять, — Паша прислонился спиной к стене, запрокинул голову и пару раз стукнул им по стене, закрыв глаза. — Что у нас за семья такая, Ась? Я не идиот, да. И знаю, как всё выглядело. Выглядело, а не было на самом деле — разницу стоило бы уловить. Я что, дерьмовым мужем был? Дерьмовым, блять, отцом? Всех вас обижал постоянно, принижал, врал, забивал на вас? Почему и ты и дети даже мысли не допускаете что я говорю правду? Почему не позволяете мне выговориться, не хотите правду выяснить? У меня такое чувство, что все в этом доме только и ждали подходящего момента, чтобы меня выставить.

— Классно ты ответственность перекладываешь, — прокричала я шепотом. — Супер, Паш. Молодец! Мы такие ужасные, раз выслушать тебя не можем. А ничего что мы пытались тебя слушать? Но ты же ни в чем не виноват…

— Потому что это, мать твою, так! — рявкнул Паша.

— Но раз ты не виновен, почему же мы только слова слышали? Почему же ты доказательства предоставить не хочешь?

Глава 15

Он что-то показать мне хотел, но не успел. Из комнаты вышел Глеб. Здоровой рукой сын сжимает сотовый и на отца смотрит почти с ненавистью.

— Это ты сделал? — Глеб остановился напротив. — Ты подговорил своего друга, чтобы нам концерт отменили? Он только что звонил и сказал, чтобы мы на хер шли!

— Не ври. Концерт не отменили, а перенесли. Поправишься — и выступите, — спокойно ответил Паша.

— Гонишь! — со злостью выплюнул сын. — Это из-за Тамилы, да? Так забирай, папа, мне не нужна эта шлюха!

— Глеб, успокойся, — шагнула к сыну.

— Он это специально, мстит за то, что я был с ней, — не услышал Глеб. — Или это она тебя подговорила?

— Хватит пороть дерьмо, — Паша поморщился. — У тебя сотрясение, я попросил, чтобы концерт перенесли. Через месяц, в выходной…

— Да подавись своим клубом, понял! Нравится все за всех решать, да? Плевать мне на тебя, я сам найду зал, и мы выступим, а ты иди, трахайся со своей Тамилой!

— Ты что несешь? — рыкнул Паша и подался к нему.

Втиснулась между ними, между мужем и сыном, они оба на взводе и, кажется, что сейчас передерутся.

— Паша, уходи, — ладонью уперлась в грудь мужа. — Ты же видишь, только хуже становится.

— Где вы с ней встречаетесь, в гостинице? — завелся Глеб. — Там над тобой все ржут, ты же для нее старый дед! Она высосет из тебя все деньги и кинет, потому что ты старый и скоро станешь импотентом!

Паша замахнулся, и я с силой толкнула его в грудь.

— Уходи! — выкрикнула.

— Да, катись к черту!

— Глеб, тихо! — распахнула дверь и вытолкала мужа на площадку. Он зарядил кулаком в стену с такой силой, что я вздрогнула, выругался и побежал по лестнице вниз.

Щелкнула замками, запираясь. И схлопала дверь в комнату Глеба. Спустя пару секунд раздался грохот тяжелой музыки. В коридор вышла бледная Лика.

— Ушел? — спросила дочь одними губами.

Кивнула.

— Не вернется?

Не знаю. Привалилась спиной к двери и потерла влажный лоб. Хуже нет ада, когда сын готов на отца с кулаками наброситься. У меня их ругань в ушах стоит, а перед глазами лица, искаженные злостью.

— Мамочка, ты не переживай, — подошла ко мне Лика, крепко обняла. — Пусть идет к своей Тамиле.

А ведь Паша что-то показать мне хотел.

Погладила дочь по волосам. Постучала в спальню Глеба и зашла.

— Убавь музыку! — пришлось крикнуть, чтобы сын услышал.

Он лежит на постели, смотрит в потолок.

Сама подошла к компьютеру и выключила звук на колонках.

— Глеб, потерпит твой концерт, — развернулась. — Сначала вылечиться надо. Ты ведь уже взрослый и понимаешь, какие могут начаться осложнения.

— Он не о моем здоровье волнуется, — бросил Глеб. — Просто его бесит, что мы с Тамилой встречались.

Вздохнула.

Я знаю Пашу и вижу по нему, что та девчонка не важна ему, я это чувствую. Но вижу и обратное, он был с ней в кабинете той ночью и в офисе я ее встретила на днях. Тут что-то не так, и мне разобраться нужно, убедиться.

— Устал ведь, ложись спать, — попросила и вышла в коридор.

Еще час сидела в комнате дочки, Лика рассказывала про одноклассника, который ее задирает. В спальню ушла только в полночь, легла и прижала подушку к животу.

Я не привыкла одна. Кажется, что повернусь — и он рядом, и я прижаться смогу, а он обнимет во сне, притянет к себе. Куда он поехал? В квартиру ведь не поднялся, он вниз спустился.

Ворочалась до утра, задремала лишь перед самым будильником. А потом началось обычное утро. Завтрак и машина, развезла детей на учебу и припарковалась возле кафе. Кофе и сок, лента новостей в телефоне.

Надоело, ничего не понимаю.

Откинулась на стуле, заблокировала сотовый и всмотрелась в черный экран.

Может, мне в зал надо записаться? Фигуру подтянуть. Изменить питание, больше бывать на свежем воздухе. Может, была бы я красивее — муж не посмотрел бы на девушку сына?

Бред…

Вряд ли дело в этом. Изменять — решение Паши, просто понравилась ему эта молоденькая девчонка.

Экран вспыхнул, взглянула на имя, что высветилось и приняла вызов.

— Давненько тебя не слышно, — прощебетала на том конце Лиза. — Рассказывай, как дела.

Сразу пожалела, что ответила на звонок. Лиза жена Пашиного знакомого, несколько раз мы вместе ужинали, но дружбы у нас с ней не получилось. Она слишком навязчива.

— Все хорошо, — ответила бодро. — Дети учатся, я работаю.

— А что Паша?

В ее голосе мне послышалась издевка. Помолчала, подбирая слова.

— Паша тоже работает, — ответила осторожно. — Слушай, мне уже бежать надо…

— Прямо сейчас видела его с деловым партнером, — хихикнула Лиза. — Смазливая такая девчонка. В ресторане сидят. Ну прямо голубки. Решила тебе сказать. Совести у Пашки совсем нет. Она же ему в дочки годится.

Лиза говорит, и мне от ее голоса нехорошо. Я словно вживую представила мужа с Тамилой, как они сидят рядышком и смотрят друг другу в глаза. Дышать стало трудно, к горлу подступил ком.

— Я думала, подойти или нет? — болтает Лиза. — Ну каков мерзавец, в открытую, при живой жене…

— В каком они ресторане? — перебила.

Лиза довольным тоном назвала адрес. И наказала:

— Езжай и задай ему. А девке волосы повыдергивай, мужик женат, а она липнет. Дрянь малолетняя.

Отключилась и поднялась. До ресторана добралась за двадцать минут.

И успела.

Дверь открылась, когда я подъехала. На крыльцо вышел Паша, следом и она. Тамила. Мне так больно видеть их вместе, к глазам подступают злые слезы. Он врал, что нет между ними ничего, они встречаются.

Я умираю.

Они подошли к машине, сели в салон. Никуда не поехали, а я все сидела, смотрела. Мне видно их головы, я вижу, что Паша с этой девкой не целуется, но может еще рано, сначала покатят в гостиницу?

Надо спросить. Да. Сейчас он не отвертится, не сможет нагло врать в глаза, я их застукала. Снова. И теперь он во всем признается, я не уйду, пока не услышу правду.