— Давно надо было тебе сказать, — Владимир и не подумал отстранять от себя жгучую брюнетку с удивительно красивым и надменным лицом.
— Насколько давно? — лисьи глаза Люси опустились на его руку, обнимающую талию новой певички и восходящей звезды.
Людмила вспомнила, что видела недавно ее ролик с дурацкой песней, и переключила, даже недослушав. Бездарность! У Люды голос, как у оперной певицы, но муж запрещал ей петь, говорил, что Люся Гроза — только его «девочка», персональный Карелинский допинг. Он нашел ее на шоу талантов в Воронежской области. Восемнадцатилетней Грозовой Владимир казался принцем. Они двадцать один год вместе, хотя в «долго и счастливо» никто вокруг не верил. Слишком порочен круг шоу-бизнеса, где Вова был известным продюсером.
Людмила — не красавица, хотя в тридцать девять лет выглядела максимум на двадцать девять. Чистая кожа без единой морщинки. Слишком длинный нос, большие губы, которые в длину улыбались от «уха до уха». Глубоко посаженные серые глаза. Каштановые волосы с рыжеватым оттенком. Она почти не пользовалась косметикой, ведь Вова полюбил ее такой. Естественной. Говорил, что эти смазливые, силиконовые, переделанные дуры совсем не прельщают. Выходит, врал.
И вот это случилось. Муж, которому она была маленькой спутницей-луной, кружась вокруг его оси… стал чужим. Его поманила новая звезда, с холодным светом голубых, совершенно пустых глаз.
Людмила даже забыла, зачем пошла к мужу в студию. Обухом по голове приложило, когда она увидела их вместе. Контузило. Только глупо моргала и продолжала не менее глупо улыбаться, испытывая шок.
— Какая разница? Все знали, Люсь… Ты одна, как не в себе, — он повернулся и что-то прошептал на ухо девице. Та понятливо кивнула и, махнув блестящими, как вороново крыло, волосами, собранными в высокий хвост, прошествовала мимо, бросив на нее короткий взгляд.
Людмила прикрыла глаза. Она явно прочитала в выражении глаз соперницы презрение, смешанное с жалостью.
— Виталина тоже? — болевое ощущение в груди начало разрастаться. Ей невыносимо было представить, что их дочь знала о любовнице Владимира и промолчала. Люся понимала, что будет дальше и выдохнула со свистом. Повернула к себе сумку, висевшую сбоку на плече, и стала искать ингалятор, который сможет купировать приступ астмы.
— Дай сюда-а-а! — после минуты наблюдения за ее копошением, и тем, как женщина прерывисто дышит, муж не выдержал.
Вырвав сумку из рук, просто высыпал все ее содержимое на пол. Вот так и чувства Люси он вывалил в грязь. Не случайно, не вдруг… Владимир прекрасно осознавал свои действия, что унизил жену, оглушил своим признанием. Все так просто.
— Дыши, мать твою! — тряхнул ее, рявкнув со злостью, и больно ткнул в ее губы горлышком спрея, заставляя разжать зубы. — Будешь истерить и выкидывать фокусы, я тебя в психушку закрою, поняла?
Людмила разомкнула рот, не отрывая от него глаз, из которых лились слезы. Нёбо обожгло лекарством, и она сделала первый вздох. Легкие будто иглами протыкали. Люся дышала с хрипом. Ее трясло. Хлопковая блузка прилипла к коже спины, ставшей липкой от пота.
— Мы разведемся, Люда, — с досадой посмотрел на ее разбросанные вещи в своем кабинете. — Куплю тебе небольшую квартиру. Одной зачем большая? А пока, сиди на жопе ровно, Люд. Никаких интервью!
Вот он и обозначил, что с дочерью уже все обсудили, куда выселить мать из дома. Вита всегда была папиной дочкой, такой же яркой и пробивной. Она вела свой блог и деньги зарабатывала с шестнадцати лет. «Слава Богу, не певица» — радовалась Люся, которой не нравилась эстрадная «богема» выскочек. Но меньшее зло было все же злом. Дочь отдалилась, витая в своем интернетном мире, живя в нем. В восемнадцать лет Виталина даже сыграла виртуальную свадьбу с другим блогером, и у них стала типа семья на расстоянии. Они устраивали друг другу параллельные походы по магазинам, обеды, ужины… Что там еще, Люся даже думать не хотела. Виртуальный брак прожил полгода и «молодые» так же публично развелись, обвинив друг друга во всех грехах. Теперь Виталина страдает на публику, получая просто немыслимые деньги от поклонников.
Это было за пределами понимания Людмилы. Владимир дочь поддерживал, а она — нет. Поэтому…
— Ты как? Врача вызвать? — прозвучало почти с заботой.
Ей вспомнилась реклама успокоительного средства. Ребенка одевают, обувают на улицу и спрашивают:
— Точно не хочешь?
— Нет! — уверенно заявляет малая.
И уже полностью экипированные, они выходят на лестничную площадку и тут дите заявляет, что хочет в туалет.
Так и Владимир несколько раз переспросил: точно ли ей уже «нормально»?
Хотелось закричать ему в лицо, что нормально уже никогда не будет. Никогда!
Люся не помнила, как доехала до дома. Ее отвез водитель Карелина.
— Сережа, ты тоже знал? — спросила она мужчину средних лет. Он давно работает у Вовы… Сколько она себя помнила.
Сергей посмотрел на нее через внутреннее зеркало. Все стало понятно без слов. Ее снова пожалели… Брошенку, которую променяли на молодое тело и красивую мордашку.
Люда ходила по дому. На автоматизме начала собирать вещи. Успела на работе договориться об двухнедельном отпуске. Хотелось попросту сбежать.
«А куда?» — Люся так и присела, наминая кофточку в руке. У нее никого нет, от слова «совсем». Родительское жилье она давно отписала племяннику. Есть дедовский дом в деревне, так там, скорее всего, полная разруха.
«Куплю тебе квартиру» — вспомнила она, что сказал Владимир, и всхлипнула.
Как бы поступила умная женщина? Засунула свою гордость куда подальше.
Видимо, Люся не очень умная. Она пододвинула к себе сумку и еще раз проверила, что положила документы во внутренний карман.
***
— Ты же обуза, недоразумение! Работаешь за копейки и рада, что живешь за счет отца. Давно надо было от тебя уйти. Все жалел. Ты же у нас такая ранимая, неприспособленная...
Шумный зал ее оглушил, Людмила растерянно катила за собой чемодан, осматриваясь по сторонам. То, что она застала мужа с любовницей — это судьба, которая подала ей знак: пора что-то менять. Этого же знака Люся сейчас ждала, не зная, как ей быть дальше.
Краем уха она уловила последние аккорды гитары.
— Мне мама в детстве выколола глазки, чтоб я в шкафу варенье не нашел. Хватит на меня глазеть, дамочка, — аэропортный музыкант отложил гитару и потянулся за бутылкой воды. — Да шучу я! — продолжал с ней беседу, хотя женщина просто молчала, разглядывая его странный наряд: поверх футболки не первой свежести, накинута рубашка в клеточку. На лохматой, нечёсаной голове — синяя кепка с эмблемой этого летного заведения. — Вы думаете, почему меня не гонит отсюда охрана? — раскинул руки, но его неподвижный, слепой взгляд оставался на месте. — Я здесь давно работаю. Чемоданы раньше проверял. Вот одно из багажа и рвануло прямо в руках. Ослеп, как видишь… Жалеют меня, подкидывают иногда работенку. Только жалость для любого нормального человека — оскорбительна. Лучше буду на гитаре играть, — он снова схватил инструмент, растопырив пальцы.
Люся охнула, прикрыв рот ладонью, заметив, что у мужчины не хватало на обеих руках мизинцев, но при этом он играл на гитаре. В раскрытом футляре лежала мелочь и несколько купюр небольшого достоинства.
— Сыграй «Ветер перемен». Сможешь? — она порылась в заднем кармане джинс и положила тысячу рублей к остальным деньгам.
Убрав ручку, села верхом на ребро чемодана, начиная тихонько барабанить по его бокам в такт первым звукам.
Люся запела.
Ей казалось, что вокруг стало тише и как-то уютней, что ли. Гитарист, прикрыв веки, заулыбался. Мелодия парила волшебным образом, поднимаясь все выше и выше. Женщине показалось, что впервые у нее выросли крылья за спиной. Она почувствовала себя той птицей, что выбралась из клетки и расправила крылья.
Еще несколько секунд была тишина. Потом послышались хлопки. Люди покрикивали «браво!». Люся опомнилась, будто вынырнула из сна. Она смущенно опускала голову, прячась за водопадом каштановых волос.
— Удачи тебе! — выкрикнула она музыканту, уходя подальше от собравшейся толпы.
***
Карелин целый день был занят, думать о жене не было времени. Потом он поехал со своей молодой любовницей на квартиру, которую ей снимал. Двухэтажные апартаменты в элитном районе, его «звездочке» очень нравились. Он помнил, как она радовалась, скакала козочкой, восторженно комментируя каждый угол.
Потянулся было за телефоном, но одернул себя. Больше не нужно прятаться, выкручиваться, придумывая для Люси отговорки. Можно спокойно насладиться красивой и ласковой девочкой…
Малышка убежала «пудрить носик» в ванную, а он плеснул себе коньяка и… Никакой радости по поводу того, что скоро развод — не испытал. Нет, он, как честный человек, на улице бывшую не оставит. Зная ее сумасбродный характер, еще чего доброго в одних трусах уйдет, с гордо поднятой головой. А оно ему надо? Чтобы за спиной шушера разводила сплетни, что Владимир Карелин — подлая скотина. Больше двадцати лет брака не выкинешь просто так на помойку. Пожалуй, он ей денег добавит. Да. Пару миллионов положит на счет, чтобы не дулась.
Вдруг перед глазами встала, как наяву, Людмила. В своей мешковатой юбке чуть ниже колена, блузке, с дурацким бантом на груди, как училка начальных классов… В серых глубоких глазах — тоска всей вселенной, словно он заточку ей под сердце воткнул. Не по себе как-то стало. Дорогой алкоголь не в то горло пошел. Вова закашлялся, раскрасневшись как рак. Замахал руками, когда «звездочка» кинулась к нему на шею.
— Иди в кровать, мне позвонить нужно, — сухо бросил и пошел на кухню воды хлебнуть.
Стерильная чистота. Нет ничего пожрать. В холодильнике только минералка, аж десять бутылок. Он достал одну, свернув резьбу, отпил жадно, не щадя горло от холода. Еще держа стеклянную бутылку, пожамкал экран, выискивая среди ленты вызовов нужный.
Пошли гудки. Никто трубку не брал.
«Специально выеживается, сука! Строит из себя страдалицу» — психанул, когда и с третьего дозвона ему не ответили. — «Ну и хрен с тобой!».
Срывая по пути галстук, поднимался по лестнице в спальню, где безбожно фальшивя, напевала куплет из своей новой песни любовница.
У Владимира впервые случилась осечка. Он смотрел в потолок, пока звездуля наглаживала волосатую грудь и лепетала глупости, что он устал, переутомился, из-за жены нервы сдали.
Сна ни в одном глазу. Пока певичка, натянув на глаза маску для сна, сопела тонким носом, он осторожно выбрался, скинув ее тонкую руку. Вова сам не знал, зачем снова звонит жене. Теперь уже бывшей.
— Серега, приезжай за мной. Я на квартире. Домой мне надо… — позвонил водителю, график у которого был ненормированный. Оно и понятно, с таким бизнесом, праздники и выходные в семье — только снятся.
— Люся что-то говорила? — тер покрасневшие глаза. Поделал для шеи зарядку, помотав головой.
— Ничего такого, — отчеканил водитель.
Карелин еще думал что-то спросить, но за всю поездку так мысль и не сформировалась толком.
Первое, что бросилось в глаза — ключи, небрежно лежащие в прихожей. Брелок в форме хрустального красного сердечка, окружил алыми бликами все вокруг, словно кровь растекалась по глади полки. Вова передернул плечами.
— Люся, ты дома? — первым делом прошел в их спальню, но нашел лишь помятую кровать. Открыл шкаф и понял, что вещей стало меньше. Нет ее любимого серебристого платья на вешалке. Сняв плечики, на которых оно раньше висело, подошел к постели и медленно на нее опустился.
Вздрогнул, когда заметил сиротливо лежащий на тумбочке кружок обручального кольца. Сгреб его на ладонь и прищурился. Под ногой ощутил что-то инородное. Убрал ступню. Пригнулся. Люсин телефон! Провел по экрану, который тут же засветился заставкой их фото без всякой блокировки: Люся, Виталина и он были на море… Да. Лет пять назад. Вита там смешная, с африканскими косичками. У жены нос обгорел. Люся светилась счастьем и смотрела… Она смотрела на него с любовью, положив руку на плечо.
Небольшой городок, каких полно в нашей необъятной стране, третий день пугал Людмилу дождем. Кутаясь в короткую куртку, она стояла под козырьком ресторана, смотрела по сторонам: куда податься? Ноги в кроссовках уже промочила. Нужно допрыгать по лужам в сторону дома.
— Не местная? — из заведения вышел полноватый мужчина, примерно пятидесятилетнего возраста, чтобы покурить. Ощупал ее внимательным взглядом. Так только в малых населенных пунктах пристально рассматривают людей, детально. В столице никому ни до кого дела нет.
— Приехала недавно, — подтвердила его догадку Люся.
— У нас тут места хорошие, — начал расхваливать мужик. — В музей сходи…
— Была, — кивнула женщина, пряча улыбку. Насмотрелась она чучел животных местной фауны, каких-то макетов городища, предметов быта старины. — А работа в вашем городе есть?
— Работа? — он снова ее осмотрел, еще более тщательно. — Посудомойка нужна. Пойдешь? Питание за счет ресторана.
— Пойду, — недолго думая, согласилась Люда. Денег у ее в обрез. Расчет получила при увольнении на карту. Сняла всю наличку в краевом центре и зачем-то приехала сюда на автобусе. Город, как город — не хуже и не лучше других. Устала от переездов. Хватит. Сняла она здесь жилье — комнату у бабульки в частном доме. Заплатила за месяц вперед. Средства скоро закончатся, а жить на что-то нужно.
— Заходи, все оформим честь по чести, — галантно распахнул перед Люсей двери новый начальник, представившийся Аркадием.
Работа была монотонная, знай себе тарелки, да кастрюли намывай. Для бокалов и чашек хозяин расщедрился на посудомоечную машину. Остальное Люся вот этими самыми ручками до блеска драила. Взяла еще подработку — полы намывать в конце рабочего дня.
«Утомленное солнце нежно с морем прощалось. В этот час ты призналась, что нет любви» — негромко напевала, махая шваброй и качая бедрами под такт песни.
У нее была радость. Вчера дали аванс, и Людмила купила подержанный смартфон. Смогла зайти на госуслуги и подать заявление о разводе. Заплатила госпошлину — шестьсот пятьдесят рублей. Легко на душе стало, спокойней. Нужно отпускать прошлое. Прощать пока не получалось. Люся плакала ночами от обиды. На мужа. На дочь. Но понимала, что поступила правильно. Не стоит разменивать свое время и жизнь на тех, кто этого не ценит. В погоне за их одобрением, можно потерять себя…
Люда так увлеклась, что не заметила Аркадия. А обнаружила она его, когда пятилась и впечаталась в преграду. Отпрыгнула и, с перепугу, как даст мокрой тряпкой по ногам.
— Люся-а-а! Прости, что испугал… И схватил тебя… Ну, это… чтобы ты не упала, — посмотрел на свои запачканные брюки и вздохнул. — Почему я не знал, что ты поешь? Люсь, а спой еще что-то… — перевернул ближайший стул к себе спинкой и оседлал, свесив руки перед собой. Карие глаза лукаво поблескивали.
***
— Михаил Александрович, все починим, все подмажем… — перед хмурым губернатором распылялся мэр, аж очки запотели.
— Ты, Анатолий Иваныч, не понял. Месяц назад надо было устранить аварию. Дождался, когда жители жалобы писать начали. И теперь чего? Волшебный пендаль, Анатолий Иваныч, работает очень продуктивно, — кивнул головой на копошащихся работников аварийной службы. — И мне твои отговорки совсем не нужны.
— Исправим! — танцевал вокруг разрытого котлована мэр так, что чуть вниз не свалился. Вовремя его к себе подтянул Барский, схватив за рукав.
— Ладно, придется мне остаться у вас до завтра. Номер в гостинице подготовь, — обернулся к помощнику и тот выразительно зыркнул на проштрафившегося мэра. Последнему оставалось только кивнуть: «Все будет!».
— Михаил Александрович, отдохнуть не хотите? Грозу послушать? — утер платочком пот со лба, преждевременно радуясь, что скорее всего утрясется и его не попрут с должности.
Губернатор вскинул брови. Посмотрел на вечернее небо в багровом закате и выразительно уставился на местного чиновника: «А не дурачок ли ты часом, Анатолий Иваныч?»
Худенькая женщина пела, что у беды глаза зеленые. Пела, будто душу рвала. На клочки. На молекулы. Красиво это делала, жилы вытаскивая наружу… Даже такому прожжённому цинику, как Баринов.
Теперь Михаил знал, что у беды глаза серые и волосы с рыжим оттенком. У нее длинные тонкие пальчики с коротко подстриженными ноготками. Ножки стройные и небольшая двоечка.
Он только к концу песни челюсть подобрал. Чертовка приложила руку к груди. Легкий поклон и вот нет ее. Исчезла, словно мираж растворилась. А осадочек остался.
— Откуда здесь такой талант? Узнай мне все, — дал указание своему помощнику.
— Эм… Привести ее к вам в номер? — надышал в ухо исполнительный секретарь.
— Не пойдет, — мэр жевал шашлык из свинины руками, облизывая жирные пальцы. Вытянул из овощной нарезки кружок помидорки, закинул в рот. — Многие пытались Люсю под себя подмять, хороша, зараза, — махнул рукой в сторону небольшой сцены.
«Ну у него и слух!» — подумал Михаил. Помощник умеет говорить «точечно» только для его ушей предназначенное.
— И что? — Баринов подпер кулаком скулу.
— Одному чуть глаза не выцарапала, другому перцовым баллончиком все лицо залила. Гроза — одним словом, умеет за себя постоять! — поднял вверх указательный палец. Потом опустил глаза в свою тарелку, дескать, даже если правильно, но все равно осуждаем членовредительство.
— И ты, Анатолий Иванович… Пытался? — процедил, чувствуя нарастающее раздражение. Утер губы бумажной салфеткой. Скомкал ее и бросил на стол.
— Что вы?! Я — женатый человек! Как можно? — замотал головой мэр, еще бы перекрестился для верности. — А вам, Михаил Александрович, ничего не мешает, — ляпнул и прикусил язык.
Губернатор был вдовцом, два года назад супругу похоронил после продолжительной болезни. Дети взрослые, все при деле. Один он, как бобыль, никто постель не согреет. Да и не думал Баринов о женской ласке, весь в работе… До сегодняшнего дня.
Вдруг захотелось прикоснуться к чему-то прекрасному, этому манящему цветку с голосом ангела. Он — живой человек, в конце концов! Сколько бы ни хорохорился, пустоту внутри себя заполнить было нечем.
Потом говорили про насущные проблемы. С аппетитом отведали мяса. Кухня действительно работала «на высоте».
В номере Баринова, на кровати, уже лежала тонкая пластиковая папка. Он открыл ее. Присвистнул. Далеко райская птичка залетела. Не от хорошей жизни, наверное. Лет Людмиле больше, чем показалось на первый взгляд, но это даже плюс…
А вот, что интересно! Муж подал в розыск и дочь пилит слезные ролики, выставляя родительницу… Дословно подчеркнуто красным: Мама слабоумная, не приспособленная к жизни. Глупая. Обидеть может каждый. Верните за вознаграждение!
«Ебанутые! Как собаку ищут. Не удивительно, что сбежала» — решил Миша.
Последний листочек подмазал бальзамом душу: «Людмила Карелина подала на развод. После развода хочет взять девичью фамилию — Грозовая».
***
Владимиру не нравилась последняя запись. Коряво, не так, как хочется. Довел звездульку до слез придирками, сам не понимая, чего взъелся. Выше своих способностей брюнетка все равно не прыгнет. Можно подогнать звук, где нужно вытянуть, обрезать, наложить… Все раздражает. Карелин снова сорвался на звукорежиссёре и статистах.
Ему принесли бутылку воды, и та не помогла… Будто горит где-то в печени, жжется, щиплется роем бешеных диких пчел. Нервы. Неправильное питание. А откуда взяться правильному? Это Люся для него готовила котлетки на пару и отварные овощи. Выходило очень даже вкусно. Йогурт сама заквашивала, соки выжимала… Эта чучундра что может? Только жопой трясти, да газировку жрать. Бесит. Бесит. Бесит! И не стоит больше на вертихвостку.
Правда, дурочка пыталась ему что-то подсыпать. Карелин вовремя заметил и за волосы мерзавку оттаскал. Потом пожалел бедняжку и купил ей машину красную, какую хотела.
Любимка сделала вид, что простила. Он сделал вид, что больше не сердится. Предупредил, чтобы больше не химичила, у него сердце коротнет от дозировки возбудителей.
Владимир сжал кольцо в кармане и подумал о жене. Людмила всегда его понимала. Любила. Баловала. Могла легкой рукой головную боль снять, сделав массаж. Зачем он с ней захотел развестись? Ему без Люси хуже.
В полиции одни остолопы сидят. Типа, ваша жена подала на развод, и вовсе она не пропала, просто видеть вас не желает. Сами со своими семейными проблемами разбирайтесь.
Людмила подала на развод — звучало очень неправильно. Он сам хотел. Потом перехотел. Сели бы, обсудили, как цивилизованные люди. Вот где она сейчас? У Владимира от злости заскрипели зубы. Как представил, что ласковая женушка кому-то другому запускает руки в волосы и пальчиками водит, выпуская ворох мурашек. А потом губы подставляет для поцелуя… Поет нежным голосом.
Последнее предположение окончательно добило. Карелин ушел из студии, махнув рукой: «Делайте, что хотите!». Нашел в своем кабинете коньяк и сделал первый глоток прямо из бутылки. Вынул из кармана тонкий обруч золота, перекатывая его на ладони. Сжал в кулак.
Люсю нужно возвращать! Хватит. Набегалась.
Людмиле прямо с утра домой доставили большой букет чайных роз. Она как раз тесто завела на пирожки. Вытерла руки об передник и не спешила принимать из рук курьера подарок, нетерпеливо топчущегося у калитки. Вытянула открытку из середины. Раскрыла.
«Спасибо за чудесный вечер, Гроза. Это в знак благодарности, за музыку в моей душе».
Люся, подумав немного, решила принять цветы с романтичным посланием. Она предположила, что это были те, приезжие, о которых говорил Аркадий вчера перед выступлением. Хозяин ресторана был как-то особенно взволнован и суетлив. Над поварами буквально за спиной стоял, лично контролируя каждое блюдо «на выходе».
Для Люси это был обычный вечер, ничем не отличающийся от других. Зал битком забит, все столики заняты. В дальнем углу особенно тесно. Гроза всегда мысленно представляла оградительное стекло между ней и посетителями. Так спокойней.
«Почему бы и нет? Все равно скоро уедут, а ей приятно» — запустила кончик остренького носа и вдохнула нежный цветочный аромат.
Для букета нашлась трехлитровая банка. Открыточку Люся поставила на комод, прислонив к фарфоровой кошке с трещиной на боку. Пошла дальше постряпушки делать. Сегодня у Люды выходной и ей некуда спешить. Обжаривая на сковороде последнюю партию пирожков с капустой, она услышала, что опять гости заявились. Отключив электрическую плитку, посмотрелась в зеркало. Пригладила рукой волосы, собранные в аккуратный пучок, и пошла узнавать, кого там еще принесло.
— Добрый день, Людмила. Разрешите представиться, — симпатичный мужчина в дорогом костюмчике, с портфелем, ей вежливо улыбался. — Леонид Севастьянов, адвокат по бракоразводным делам, к вашим услугам, — протянул ей руку.
— Люся… Ой, Людмила Грозовая, — она очень удивилась, и от неожиданности пожала ему руку тоже. — А я… Не нанимала адвоката. Или вы…
— Нет-нет! — Леонид выставил перед собой ладонь в форме протеста. — Я именно ваш адвокат, милая леди. И мы с вами обдерем Карелина до нитки, — он хищно сверкнул белыми зубами. — Разрешите пройти в дом? — потянулся через заборчик и сдвинул защелку шпингалета. Зашел, не дожидаясь приглашения.
— Подождите, но у меня нет таких денег, чтобы вам заплатить, — Люся семенила рядом, не до конца понимая, откуда взялся этот Севастьянов. Вдруг мошенник какой-то?
— М-м-м. Пирожки! С чем? — уселся за стол, будто его приглашали. Покрутил головой, куда бы пристроить свой кожаный дорогой портфель. Не найдя ничего лучшего, просто поставил на пол к табурету, на котором сидел.
— С капустой, — Люся решила проявить гостеприимство и поставила на стол перед ним тарелку и миску со сметаной. Воткнула в нее чайную ложку. Разлила по чашкам чай, заваренный с листочками малины.
— Очень вкусно! — адвокат трескал пирожки, только за ушами пищало. — Вот моя визитка, Людмила. Понимаю, что сейчас для вас предложение оказалось неожиданным. Когда мы отсудим у вашего бывшего мужа полагающееся вам по закону имущество и средства, я претендую лишь на скромную компенсацию… Естественно, после получения! Один процент, — выдал, не моргнув глазом. Он следил за ней как коршун, предвидя каждое возражение, каждую морщинку сомнения считывая с лица.
«Один процент от «всего» — это не так уж и много» — Гроза обвела взглядом маленькую кухоньку с дощатым полом, старые занавески на деревянном окне с потрескавшимися рамами. Пожив в стесненных условиях… Нет, она не жаловалась, конечно! Но разве за двадцать лет брака она не заслужила ничего? Сейчас у нее есть голос, а завтра что? Никакой опоры к старости…
— Хорошо, я согласна, — кивнула адвокату, который довольным котом облизнул сметану с губ.
Пройдя несколько метров от дома Люси, Севастьянов воровато оглянулся. Вынул из кармана сотовый телефон и позвонил «кому надо»:
— Людмила согласилась. Понял, Михаил Александрович. Буду держать вас в курсе.
— Ты зачем про мать такие вещи говорила? Совсем что ли мозги в своих тик-токах растеряла? — сегодня он сорвался на Виталине.
Чувство с утра на покидало Карелина, что будет еще хреновей, чем сейчас. В боку постоянно покалывало, помочиться так целая свистопляска со слезами и матом. Владимир решил, что у него простата воспалилась и пора сдаваться врачам. Еще дочь всякую чушь набалтывает про Людмилу, будто тормозов совсем нет… или совести.
— Что я такого сказала? — девушка вновь сменила образ и теперь фиолетовые волосы были заколоты в два хвоста по бокам. Одну прядь она наматывала на палец с черным глянцевым маникюром.
— Включить ту запись, где ты говоришь, что культурная мать за всю жизнь ничего не нажила, а теперь от большого интеллигентного ума стала побирушкой? Якобы, ты вот ничего не заканчивала из институтов, а имеешь все, что захочешь… Вита, это убожество! Понимаешь? Край чего-то… — поднял руку с указательным пальцем и «перстом» указывал наверх… Должно быть, искал края ее быдловатости.
— Ну-у-у, па-а-ап! Ты же сам говорил, что приходил адвокат и требовал…
— Твою же… — Владимир еле удержался в цензурных рамках. — Это наше дело, дочь. Мы сами разберемся! Чтобы удалила всю хрень. Поняла?
— А то что, папочка? — она нагло ухмыльнулась, придвинувшись к экрану так, что стало видно радужку ее бесстыжих глаз. — Накажешь меня? В угол поставишь? Читай по губам: Мне. Плевать!
Рассмеялась, запрокинув голову, широко открыв рот так, что видно было язык и задние жевательные зубы.
Карелин еще долго сидел, прикрыв глаза ладонью. Впервые ему было стыдно за то, что воспитал, потакая ее капризам. Люся первое время била в набат, даже скандалила, что он ее совсем не слышит. Испортил ребенка деньгами, идеалами… Которые совсем по мнению, Люды в идеалы не годились — проститутки пафосные, именуемые себя великими певицами. Он только отмахивался. Домахался. Все ценности Виталины — бабки, шмотки, тусовка. Не удивится бы, если принимать что-то начала. Два аборта. Последний был непонятно от кого и имел плачевные последствия. От его милой девочки только оболочка, а в начинке звенящая пустота.
Люсе не говорил. Берег. А, может, боялся увидеть в ее глазах собственный провал, как отца и осуждение.
Сам-то каким примером стал? Когда Витка узнала, кто у него любовница, просто сказала:
— М-м-м. Крутая.
И все.
Адвокат его действительно удивил и сбил с толку. Жена сама подала на развод. Сама! Его тихая, заботливая, скромная и покладистая Люся, смотревшая ему в рот, кинулась в крайность. И откуда у нее средства, чтобы нанять лучшего из лучших? Севастьянов не проигрывает. Никогда. Снисходительно бросил ему на стол список требований. А вот второю бумажку любовно положил, даже края ребром ладони пригладил.
У Карелина шерсть дыбом встала, и он просто онемел. Полный и подробный компромат на него. Сколько в налоговую недоплатил, как сдавал некоторых своих певичек в эскорт толстосумам… Много чего. Эта информация не только поставит на нем крест, но и скинет с Олимпа на самое дно. Владимир лишится всего, даже свободы.
Его милая, прекрасная Люсенька раскатала его в лепешку. Размазала.
— Здесь подпишите, — ткнул пальцем адвокат.
Карелин одним росчерком, передал больше половины всего, что имеет Грозе. Дом, который обустраивала Люся по своему вкусу, полностью ей отошел, как и восемьдесят процентов его медиа компании. Если жена пожелает, может снять Вову с директорства.
— Нужно сдать анализы, — врач брезгливо стянул перчатки и кинул в мусорную корзину. Побрызгал на руки антисептиком, будто Карелин чумой заражен. — У вас, похоже, венерическое заболевание.
— Чего-о-о-о? — вытаращил он глаза и посмотрел вниз на спущенные штаны.
— Такое бывает от беспорядочных связей, — доктор уже не смотрел в сторону мужчины и выписывал направление в лабораторию.
«В смысле, беспорядочных? У него только звездочка…»
Вокруг Люси образовался вакуум. Нет, она продолжала петь для публики, но была словно одна, отрезана от остальных людей. Даже Аркадий как-то странно на нее смотрел и тут же отводил глаза. Вечером никаких атак поклонников не наблюдалось. Как отрезало.
После первого букета роз пастельных оттенков, через неделю был второй. Открытка тоже присутствовала:
«Для прекрасной Людмилы от скромного почитателя ее таланта».
Адвокат как-то скоренько смог довести развод до конца и лично привез свидетельство о расторжении брака.
— Надеюсь, Володя будет теперь рад, — она убрала документ в старенький комод.
Севастьянов от произнесенного имени, сморщился как от зубной боли.
— Раздел имущества тоже прошел тихо-мирно. Решение почитайте, — торжественно опустил бумажку на стол. — Грозовая перевернула страницу на решение суда. Чем больше читала, тем шире становись лисьи глаза. Вот тебе и квартирку небольшую! У Карелина проснулась совесть? Ничего себе, «дары!». Она стала владелице компании?
— Ничего не понимаю, Леонид… Вы его утюгом пытали? Не мог Вова… — растерянно положила лист на стол, укрытый скатертью.
— Я так хотел получить один процент от ваших богатств, что был убедителен, — он сдержанно улыбнулся. — Как все оформим, я вам свои банковские реквизиты напомню, хотя они прописаны в нашем соглашении.
Люся проводила взглядом в окно молодого адвоката. Потерла большим пальцем бровь. Ей можно теперь совсем не работать, денег столько, что хватит на сытую старость. Но бросить петь, все равно что перестать дышать. У нее с тех пор ни разу не было приступа астмы. Господи! У нее же теперь целая студия звукозаписи. Гроза может…
Людмила вспомнила, что в той студии и любовница бывшего мужа голосовые связки рвет. Стало не по себе. Люсю прошиб озноб, хотя она закуталась в теплый длинный кардиган. Вспомнились надменные, почти черные глаза, уверенная походка хищницы.
«Надеюсь, Вова будет счастлив?» — плакать себе запретила. Сколько можно? Разошлись пути – дороги. Как только она получит свою компенсацию, поедет в Москву и заставит с собой считаться.
— Есть кто дома? — выкрикнул басом какой-то мужик.
«Снова цветы?» — подумала Люся, увидев в руках большого пришельца, топтавшегося у калитки, букет лилий.
— Здравствуйте, — Люда вышла, напряженно всматриваясь в странного курьера.
Здоровый медведь! Пришлось голову задрать, чтобы встретиться с синими глазами. У Люси все свернулось внутри в пружинистое кольцо. Незнакомец смотрел на нее так, будто давно знал и более того… Он видел перед собой свою женщину. Еще бы произнес: «Почему без носков? Простудишься!» — рассматривал ее голые ноги в уличных резиновых практичных сланцах.
— Меня зовут Михаил. Пройдемте, Людмила, в дом. Разговор есть, — выдал тоном, не требующим возражений.
На маленькой кухне стало тесно. От мужчины просто разило силой и властью. Михаил сидел и смотрел, как искала посудину, для еще одного букета. Вздохнул. Встал и вынул позапрошлые, начинающие вянуть розы и вытянув из ее рук чудесно пахнущие белые лилии, водрузил их вместо прежнего букета.
— Я потом воду поменяю, — пообещала Люся и медленно опустилась на скрипнувший стул, сложив как школьница ладони на коленях.
— Людмила, — он хмуро ее рассматривал, пробуя правильно подбирать слова, чтобы не испугать еще больше. Вон как побледнела и кусает губы. — Ты взрослая и умная женщина. Понимаешь, что к чему…
— К чему? — решила уточнить Люся, пальцы ее непроизвольно скрючились, сминая шерсть кардигана.
— Мы будем встречаться, как свободные и ничем не обремененные люди. Раз в неделю или как получится, Гроза. Понимаю, что ты ждешь ухаживаний и разной рода романтики. У меня нет на это времени, — разговор принял деловой оборот, привычный для Баринова.
— Адвокат был от вас, — тихо проговорила Люся, больше для себя.
— Это мелочи, — губернатор прокатился взглядом по более чем скромной обстановке. — Жилье нужно другое. А сейчас, пойдем в спальню. — Под ее ошарашенным взглядом, расстегнул пуговицы пиджака. Снял его и повесил на спинку стула.
Люся успела заметить, какое подкаченное тело, у Михаила. Большие руки, которыми можно гвозди забивать. Весь массивный и очень самоуверенный.
— Нет! — выкрикнула Грозовая. — Уходите сейчас же! Или я…
Синеглазый прищурился, словно спрашивая: «Или, что?»
— Позвоню в полицию! — подскочила и выставила на него пальчик, раскрасневшись от негодования.
Бугай поднял брови и посмотрел на нее, как на встревоженного хорохорящегося воробушка. Неожиданно рассмеялся. Заливисто так. От души. Ржал аки конь громко.
Люся покосилась на чугунную сковороду с макаронами, стоящую на плите.
Баринов быстро оценил ситуацию. Напугал девчонку своим нахрапом и лежать бы ему контуженным среди макаронным изделий, если бы не реакция бывшего десантника. Миша отпрыгнул в сторону, выставив руку вперед, чтобы лицо не задело. Мало ли… горячее.
Оба в шоке. Тяжело дышали, не веря, что подобное произошло. На белой рубашке гусеницами прилипли «рожки», иные их собратья отпадали, оставляя желтые масляные пятна.
— Ой, — сказала Люся и орудие всех обиженных домохозяек выпало из рук, хорошо, что не на ногу, глухо сбряцав об пол.
Конечно, Грозовая знала, кто перед ней. Трудно не узнать человека, который улыбался с самого большого городского билборда, обещая сделать жизнь жителей еще лучше — Михаил Александрович Баринов, губернатор, собственной персоной.
— Люсь, ты не пострадала? — начал отряхиваться, смахивая с одежды рукой ее ужин. — Черт! Прости дурака. Слишком долго ждал этого дня… — досадливо запыхтел. Неуклюже двинул плечом настенную полочку и с нее на комод упала жестяная тяжелая банка с чем-то сыпучим, сбив фарфоровую кошку. Они вдвоем инстинктивно бросились ее ловить. Статуэтку не поймали, зато он обхватил тонкое запястье. Так и замерли в присядке друг напротив друга.
Зрачки затопили синюю радужку глаз. Михаил с трудом себя сдерживал, чтобы не впиться в сочные полураскрытые губы. У него кортеж из трех машин в конце улицы для «конспирации», через три часа заседание. А Баринов пялится на женщину в растянутой кофте и не может заставить себя отодвинуться.
Люся осторожно вывернула свою руку из захвата. В серых миндалевидных глазах укор и неяркий огонек интереса. Она прекрасно понимала, что играет с огнем. Мужчина сильный, да еще при власти. Но что-то подсказывало, насильно к сексу не принудит. Баринов поддержал под локоть, помогая подняться. Осмотрел «поле битвы».
— Дам тебе время свыкнуться с мыслью, Люда, что мы теперь вместе. До встречи, — содрал свой пиджак, чуть не опрокинув стул и вышел, громко хлопнув дверью.
Обернулся, открывая калитку. Посмотрел на хитрое лисье лицо в окно, с поджатыми губами.
«Придется еще побегать» — вздохнул губернатор и размашистыми шагами, стараясь не запачкать обувь в грязи, добрался до «своих».
— Завра же, чтобы здесь лежал асфальт. На этой улице и вокруг, — сурово глянул на помощника, выпучившего глаза на заляпанную рубашку.
— Понял, — кивнул секретарь. Выскочил из машины, чтобы вынуть из багажника запасную рубашку. Быстро распечатал новую упаковку. Навесу «выгладил» небольшим ручным отпаривателем. Открыв дверцу, протянул белый хлопок барину. Пока Михаил переодевался, успел отправить указания соответствующим службам.
— Остановку ишо! — крикнула бабулька, тащившая мимоходом за собой тачку на колесиках с разным хламом. — А то даже крыши нету, мокнем почем зря… — ворчала, шлепая по темно-серой жиже калошами.
Скорее всего, женщина торговала своими овощами и солениями у трассы. Точка их кучкования аккурат у остановки маршрутного автобуса находилась.
— Слышал? — пробасило начальство изнутри автомобиля.
— Угу. Еще вышку сотовой связи, новый детский сад и спортивную площадку… Чего мелочится-то? — ворчал себе под нос чиновник. Дорого им обойдется неожиданное увлечение Баринова.
Люся прибралась, заметая беспорядок. Посмотрела на кошку, которую даже скотчем не восстановить и осколки отправила в пакет с мусором.
Налила себе кофе и жевала сухое печение, думая о госте. Обманывать себя не нужно. Михаил ей понравился… Этакий большой медведь, идущий напролом так, что ветки трещат. У него же на лице написано: Пришел. Увидел. Победил. Как сказал, так и будет.
Что Баринов ей предлагает? Стать любовницей, постельной утехой раз в неделю? Разве Люся Гроза об этом мечтала?
Странно поворачивается к ней судьба: сначала задом, теперь…
Предательство Владимира Люся восприняла болезненно, чувствовала себя какой-то неполноценной, страшненькой… никакой. Пренебрежение дочери так и вовсе снизило самооценку ниже плинтуса. Людмила винила только себя. Упустила. Не хотела быть навязчивой. Слишком слабо сопротивлялась, доверившись словам мужа: «Смотри, девочка идет к успеху, нашла свою стезю. Не мешай. Сама-то ничего не добилась, дай хоть ей развиваться». Да, дочь развилась вот в «это» — Люся смахнула слезу и попробовала посмотреть еще одно видео, где дочь кривляясь несла какую-то несусветную чушь. Неожиданно, выскочил красный значок, что ролик заблокирован. Еще и еще. И так каждое из Виталинкиных «праймов». В итоге, Грозовую совсем выкинуло из канала, сообщая, что аккаунт удален.
«Вот те раз!» — удивилась женщина. Она прекрасно понимала, что значит этот канал для дочери, с миллионом подписчиков.
***
Тем временем, Вита в кабинете отца билась в истерике с совершенно неадекватным лицом, исцарапанным в кровь. Она выла, раскачиваясь маятником, повторяя, как заезженную пластинку:
— Папа, помоги-и-и!
Вова помог. Приехал врач и вкатил ей лошадиную дозу успокоительного. Карелин на руках донес безвольное тело девчонки до машины и позвоним одному знакомому в клинику.
— Слушай, моя Витка с катушек слетела. Ты подержи ее пока у себя? Как бы чего не сделала с собой или не натворила глупостей.
Он иногда пристраивал артисточек, слишком увлекшихся допингом или севших «на бутылку». Если и этот «путь исправления» не помогал. Во втором шансе смысла нет, билет на выход. Сколько не лечи, прежними уже не станут.
Карелин осунулся, посерел лицом. Препараты, которые приходилось колоть от половой инфекции отразились на нем не лучшим образом. Он предъявил звездуле публично обвинение и попросил отправиться к специалисту. Сказал публично, при работниках. Краем глаза заметил, как дернулся хореограф и звукооператор уронил штатив, разбив осветительный прибор.
— Всех без медицинской книжки через неделю — уволю. Если купили, тоже уволю! — рявкнул и даже в сторону брюнетки в откровенном наряде не посмотрел.
Ее уже ждали собранные вещи и расторжение контракта. Певичка ему поднадоела, а тут «жирный» такой повод нашелся. Конечно, девка закатила концерт: «Не виноватая я!». Да, кто будет слушать? Нет ни желания, ни нервов. Охране приказано больше не впускать. Чемоданы ее встречали подальше от входа, рядом с мусоркой.
Вечером Владимир сидел и смотрел на свадебную фотографию в рамочке. Здесь Люся такая неземная и очень счастливая, светится, даже глазам больно… Или это слезы щиплют зрачки?
Любил ли он ее в тот момент? Может, и любил, сейчас не помнит. Обожание молоденькой неопытной девушки ему очень льстило. Голос ее успокаивал. После пришла привычка, что Люся рядом, она всегда под рукой, если ему плохо или настроение нет. Смешно наморщит свой длинный нос и споет кавер-версию: «От улыбки треснул бегемот, обезьяна подавилася бананом. Темный лес закрылся на ремонт и улитку придавило чемоданом. И тогда наверняка, мы напьемся коньяка…» — пританцовывая, делала слабоалкогольные коктейли, разбавляя коньяк апельсиновым или яблочным соком. Потом лезла с обнимашками и целовашками. Настроение возвращалось.
Господи, такая она была забавная…
М-да. Была.
Променял верную и светлую женщину на заразную шлюшку. Это даже хорошо, что Вова несколько месяцев уклонялся от супружеского долга, находя самые разные причины. Люсю уберег. Врач точно определил срок его «болячки» по стадии распространения.
Только бы она вернулась и восприняла его последнее увлечение, как ошибку. С кем не бывает? Да, были и другие интрижки. В его среде — это норма. Все перетрахались. Есть, артисты, кто держится особняком от основной массы, снисходительно посматривая на всю остальную шушеру. Теперь он их понимал. Только вот, сам оказался той самой шушерой. Сам, без чужой помощи выбрал такое существование.
«Где ты, Люся?» — грустил Карелин. — «Нашла, наверное, себе какого-то лесоруба или кузнеца, который ей подарит кованую розу из нержавейки. Или слесаря с пивным пузом, и штопает ему дырявые носки. Эх, Люся! Я бы тебя простил. Со справкой от врача о женском здоровье…»
Какого было его удивление, когда утром перед домом остановилась презентабельная машина с тонированными стеклами. Легкой птичкой из нее выпорхнула женщина в белом кашемировом пальтишке. Россыпью рыжие волосы по плечам. Постукивая каблучками высоких обтягивающих сапог, направилась к воротам и нажала кнопку звонка.
«Это же Люда!» — чуть не подавился кефиром Владимир, с трудом узнавая в красавице свою бывшую архивную клушу.