Не зли ведьму, дракон!

Глава 1

Котел, старинный, медный, до блеска натертый моей же волшебной тряпицей — куском бархата, пропитанного лунным светом и ладаном, — весело бурлил темно-синей жидкостью. Она пахла полынью, ночными фиалками и чем-то неуловимо электрическим – будто перед грозой, когда воздух трещит от напряжения. Каждый пузырек, лопаясь, выпускал мелкую искорку, которая гасли с легким шипением, оставляя в воздухе мимолетный запах озона. Я помешивала состав длинной ложкой из орехового дерева, почерневшего от времени и сотен зелий, отсчитывая ритмичные круги – строго по солнцу, для активации. Двадцать один круг, ни больше, ни меньше. Приворотное зелье удалось на славу. Секрет был не только в точном рецепте из гримуара прабабки Аглаи, страницы которого пахли яблоком, корицей и тайной, но и в лунных ягодах, собранных на прошлой неделе в заповедном лесу за городом, в ту единственную ночь, когда они наливаются синим светом и становятся мягкими, как шелк. Сейчас доварится, когда жидкость сменит цвет с индиго на густой, почти черный сапфир, разолью во флакончики, и на продажу. С руками оторвут, причем в обоих мирах.

Я удовлетворенно улыбнулась, смахивая со лба прядь рыжих волос, посеребренных не годами, а случайным всплеском эликсира молодости пару лет назад, отчего они отливали, как мех лисы в лунную ночь. Ведьма то ли в десятом, то ли в двенадцатом поколении (мои прабабушки до сих пор спорят на этот счет, устраивая на семейных сборищах настоящие магические дуэли на эфемерных полях, где вместо молний сверкают едкие замечания о неверном толковании рун), я знала и любила свое дело. Моя мастерская, она же кухня, была местом силы: полки, гнущиеся под книгами в потрепанных кожаных переплетах, корешки которых были испещрены загадочными тиснеными символами; банки с сушеными кореньями, крыльями бабочек и мерцающим порошком драконьей чешуи; аккуратные этикетки на латыни и привычном для меня русском алфавите, где «Belladonna» соседствовала с «Беладонна, не трогать!». Над плитой висели связки сушеных трав, отчего воздух был постоянно напоен ароматами шалфея, чабреца и чего-то горьковатого, безымянного. На дубовом столе, исчерченном давними порезами от ритуальных ножей, мирно стояла кофемашина, а рядом в медной ступке дремлющим солнцем сверкал кусок настоящего янтаря с заточенной внутри мушкой. На подоконнике сушился пучок зверобоя, перевязанный красной нитью, а рядом мирно заряжался на солнце айфон в чехле с защитным орнаментом, вышитым серебряной нитью.

Мой бизнес процветал. И этому способствовали не только местные магические амулеты, которые я отгружала бородатым гномам-дистрибьюторам раз в полнолуние на глухой лесной поляне (они предпочитали расчет золотым песком или изумрудной пылью, но в последнее время стали благосклонны и к криптовалюте), но и земная реклама. Мой сайт «Ведьмины штучки» с милым, будто ручной работы, дизайном и блогом о «натуральной косметике ручной работы» был в топе поиска. Я вела разные соцсети, где удачно обыгрывала образ эко-девушки и арт-дизайнера, а хвалебные отзывы о «невероятно действенных ароматах, меняющих жизнь» сами лились рекой — ведь зелья и правда работали, просто люди предпочитали верить в силу эфирных масел и позитивного мышления. Я жила на два мира и не стеснялась в каждом из них использовать свои плюсы. Утром могла торговаться с лешим, пахнущим мхом и стариной, по поводу стоимости сушеной мандрагоры, внимательно слушая его скрипучий голос, в котором шелестели листья, а после обеда — встречаться с курьером в яркой униформе, подписывая акты изящной шариковой ручкой, или закупать партию стильных стеклянных флаконов на оптовом складе, виртуозно сбивая цену. В одном мире у меня был магический посох из ясеня, с трещиной, где хранилась молния одного очень неприятного грозового фронта, в другом — премиальная банковская карта с кэшбэком. И оба этих инструмента я ценила примерно одинаково.

Меня звали Ирина Олеговна Харнарская, мне было тридцать четыре года в переводе на земное летоисчисление. Высокая, симпатичная, как и положено ведьме, с зелеными глазами цвета молодой листвы, в которых иногда, при сильном увлечении или вспышке гнева, вспыхивали золотые искорки — наследственный признак рода. В Дартисе, магическом мире, я носила платья, в основном длинные и почти полностью закрытые — из плотного бархата цвета ночного неба, тонкой льняной парчи, вытканной с серебряными нитями-защитами, или темного шелка, шелестящего, как крылья летучей мыши. Это была не просто скромность, а разумная предосторожность: складки ткани идеально скрывали карманы с травяными мешочками, а длинные рукава — браслеты-обереги, холодное прикосновение которых к коже было постоянным напоминанием о бдительности. На Земле же я красовалась в идеально сидящих брючных костюмах, элегантных топах, дерзких мини-юбках… Да в чем угодно! Там я могла позволить себе быть легкой и открытой, ведь главные мои инструменты — телефон с заряженными под все нужды приложениями и банковская карта — помещались в небольшую сумочку от известного дизайнера, купленную, впрочем, со скидкой, потому что на нее была наведена легкая чара привлекательности для продавцов.

Родители, сильные маги старой закалки, на Земле вели совсем иную жизнь. Отец, Олег Харнарский, был успешным бизнесменом в сфере логистики, что, как он шутил, поправляя часы, показывающие время в пяти мирах, идеально наложилось на его талант к пространственным порталам и умению сокращать путь там, где его, в принципе, быть не может. Мать, Елена, блистала на сцене как танцовщица современного балета, ее магией были пластика и грация, заставлявшие зал замирать, — она могла одним движением руки заставить поверить в полет без всяких проволок. Они никогда не были против моей двойной жизни. Напротив, считали это эволюцией.

«Зачем скрываться в тени, когда можно управлять обоими мирами? — говаривал отец, наливая себе кофе из турки, которая сама знала, когда нужно снять пенку. — Главное — не забывай, где какая маска уместна, а где можно наконец снять обе и быть просто собой».

Глава 2

И все было бы хорошо, если бы не один дракон! Лорд Ричард Горрт Дортанас! Умник, решивший, что может командовать ведьмой! Старше меня лет на десять-пятнадцать, что для дракона — сущая молодость, едва вышедший из подросткового возраста.

Это был не просто красавчик с прекрасной родословной, ведущей начало от самих горных королей. Он был воплощением дортнасовского высокомерия: высокий, с волосами цвета воронова крыла, холодными глазами цвета стального скального сланца и профилем, который, казалось, был высечен на монетах его собственного клана. Носил он всегда безупречные, строгие камзолы с высоким воротником, а его плащ никогда, слышите, никогда не покрывался пылью дорог — должно быть, он парил над землей в облике дракона, а приземлялся уже в безукоризненном виде.

Он то и дело наведывался ко мне с так называемыми «инспекциями», всегда без предупреждения. Я чувствовала его приближение по специфическому давлению в воздухе — как перед грозой, но с привкусом пепла и старого камня. Он появлялся на пороге моей мастерской, вежливо, но без тепла поклонялся и запускал свою излюбленную фразу: «Мадам Харнарская, я вынужден произвести плановую проверку в рамках соблюдения Дортнасского эдикта о запрете темных практик».

И начиналось! Он проверял, не занимаюсь ли я чем-нибудь недопустимым, вроде поднятия из могил мертвецов! Как будто я на некроманта училась, а не на ведьму-травницу с дипломом Академии Светлых Наук! Он скептически рассматривал мои закваски из лютика, принюхивался к сушеным мандрагорам (которые, конечно, визжали при его приближении — мерзкие предатели), и особенно тщательно изучал котел с темно-синим зельем.

«И что это, если не попытка поработить чужую волю?» — спрашивал он, указывая на бурлящую жидкость перстнем с фамильным обсидианом.

«Это, ваша светлость, средство для усиления романтического настроения и придания блеска волосам. Двойного назначения. Клиентки его просто обожают», — парировала я, улыбаясь до боли в скулах.

Он хмурился, явно не веря, но придраться было не к чему — в моих гримуарах и конспектах не было ни единой темной руны. Только рецепты, каталоги и маркетинговые планы. И это, кажется, бесило его больше всего. Драконий ум отказывался понимать, как можно быть столь могущественной и тратить силы на розничную торговлю.

Вот и теперь я почувствовала его приближение к моему дому. В воздухе запахло палёной каменной пылью и сухим, раскалённым ветром с вершин. Давление изменилось — стало тяжелее дышать, как перед вспышкой молнии. Я раздражённо цокнула языком, прерывая на полуслове заклинание консервации зелья, и щелкнула пальцами.

По комнате прокатилась невидимая волна. Айфон с подоконника, дизайнерская чашка с недопитым капучино, блокнот с расчётами маркетинговой кампании — всё это растворилось в воздухе, уплыв в аккуратный пространственный карман, который я ласково называла «шкафчиком для скелетов». На столе вместо ноутбука материализовался увесистый том «Травника Древних Рун», страницы сами собой раскрылись на разделе о лютиках. Из динамика, спрятанного в потолочной балке, зазвучала тихая, меланхолическая мелодия арфы.

Дверь открылась без стука. В проёме, залитый сзади сероватым светом предгрозового Дартиса, стоял он. Лорд Ричард Горрт Дортанас. Его стальные глаза мгновенно, с хищной внимательностью скользнули по комнате, будто сканируя каждую пылинку на предмет изменений.

— Мадам Харнарская, — произнёс он. Его голос был низким, бархатным, но в нём всегда слышался лёгкий скрежет камня о камень.

— Ваша светлость. Какой неожиданный визит, — ответила я, не вставая со стула у камина, где только что якобы изучала фолиант. Сложила руки на книге, демонстрируя полнейшую невозмутимость. На мне было моё самое невинное длинное платье из тёмно-зелёного бархата с высоким воротом.

Он шагнул в комнату, и дверь мягко закрылась за ним сама. Его взгляд задержался на котле, где тихо побулькивало уже готовое, остывающее сапфировое зелье.

— Плановый осмотр. Надеюсь, не отвлекаю от насущных дел? — он слегка растянул последние слова, и его взгляд на мгновение зацепился за едва уловимый, ещё не рассеявшийся аромат земного кофе, витавший в воздухе.

— О, я как раз углублялась в изучение влияния лунных фаз на эффективность корня мандрагоры при лечении мигрени. Увлекательнейшее чтиво, — я похлопала ладонью по книге. В ответ она тихо вздохнула, и между страниц показался бледный, полупрозрачный цветочек.

Ричард молча подошёл к полкам, провёл пальцем в безупречной лайковой перчатке по корешкам книг. Пыли не было. Он обернулся ко мне, и в его взгляде читалось то самое раздражение — раздражение от безупречности, в которой не к чему было придраться.

— И что у вас сегодня в котле, мадам? Опять блеск для волос двойного назначения? — в его тоне звучала плохо скрываемая насмешка.

— Превосходная память, ваша светлость! — воскликнула я со сладкой улыбкой. — Совершенно верно. Партия почти готова к отправке. Может, пробную бутылочку для леди Дортанас? Говорят, у неё великолепные волосы.

Он фыркнул, и из его ноздрей вырвалась тонкая струйка дымка, растаявшая в воздухе. Это было признаком крайнего раздражения. Драконы так плохо контролировали свои пары лишь в моменты, когда их высокомерие натыкалось на непробиваемую стену.

— Благодарю, нет. Моя мать предпочитает естественные методы. Продолжайте в том же духе, мадам Харнарская. И помните, за вами наблюдают.

Глава 3

— Чтоб тебе в ведьму влюбиться! – не удержалась я от проклятия в спину Ричарда, едва щелчок двери отзвучал окончательно. Слова повисли в воздухе, густые и липкие, как только что сказанное заклятие. И тишину мастерской будто пронзила тонкая, звенящая струна — как лопнувшая струна арфы.

Зелье в котле согласно булькнуло, и один особенно крупный пузырёк, лопнув на поверхности, выбросил не искорку, а целый маленький салют из сине-золотых брызг, который на секунду завис в форме сердечка. Я сурово посмотрела на котёл.

— И ты тоже, предатель, – пробормотала я, но уголок губ всё же дрогнул. Проклятия, брошенные с искренним чувством, обладали дурной привычкой иногда сбываться в самых неожиданных формах, но сейчас мне было не до предсказаний.

Я хмыкнула, сбросила с плеч тяжёлую бархатную накидку, оставаясь в просторной льняной рубахе и удобных штанах, и окунулась в привычную, успокаивающую рутину.

Сначала травы. Я вынесла из кладовой большую плетёную корзину, полную влажных, пахнущих лесом и землёй растений: стебли зверобоя с жёлтыми цветочными макушками, резные листья мяты, пушистые веточки чабреца. Работа требовала внимания и лёгкой магии. Я аккуратно раскладывала стебли на специальных деревянных рамах, обтянутых сетью из тончайших серебряных нитей. Лёгким движением пальцев я направляла на них тёплый, но не жаркий поток воздуха из камина и тихо напевала старинную песенку-заговор о сохранении силы и аромата. Травы под напевом начинали слегка шевелиться, расправляя листочки, будто потягиваясь на солнце.

Пока они сушились, я занялась обедом. Но и здесь всё было не просто. Каша варилась не на воде, а на лёгком отваре из сушёных яблок и шиповника, в чугунке, который сам помнил вкус десятков подобных блюд. В неё пошла не простая крупа, а особый, выращенный на зачарованном поле у болота, овёс — зернинка к зернинке, серебристого оттенка. Я бросила в кипящую массу щепотку соли и веточку розмарина для ясности мыслей. Салат же был вообще произведением искусства: листья с моего подоконного садика (растущего вопреки всем законам ботаники), огурцы, заряженные на плодородие, и несколько капель масла, настоянного на солнечных камнях.

Между делом я перекинулась парой слов с домовым, который ворчал, что дракон «надышал тяжёлым духом, всю энергетику сбил», и пообещала ему позднее миску молока с мёдом для успокоения. Проверила, как поживает в углу тенелюбивый мох для будущих успокоительных сборов.

Да мало ли дел у ведьмы, когда она одна в своём доме-крепости! Каждое действие, даже самое обыденное, было вплетено в тихую, постоянную магию быта. И с каждым движением — разрезом ножа, перебиранием трав, помешиванием каши — потихоньку таяло и моё раздражение, вытесняемое чувством глубокого, профессионального удовлетворения. Хотя лёгкий осадок от визита лорда Дортанаса, как привкус пепла, всё ещё оставался где-то на задворках сознания.

Вечером, когда тени в мастерской стали густыми и уютными, а запах сушёных трав и варенья повис в воздухе плотным, сладким покрывалом, пространство в углу комнаты заколебалось. Воздух завихрился, заискрился, как поверхность воды, в которую бросили раскалённый камень, и с лёгким хлопком, похожим на лопнувший мыльный пузырь, раскрылся портал. Из него, словно вынырнув из невидимой реки, появилась моя кузина Жанна.

Дочь родной сестры моей матери, она была полной моей противоположностью. Где я предпочитала бархат и лён, она обожала шёлк и парчу, которые шелестели и переливались при каждом движении. Её платье цвета малинового заката было, по меркам Дартиса, довольно коротким, едва прикрывая колени, что считалось дерзкой модой в столичных кругах. Тёмные карие глаза искрились озорством, а рыжие, будто опалённые медным огнём, волосы были собраны в небрежный, но изысканный узел, из которого то и дело выбивались непослушные пряди.

– Иришка, родная! – её голос, звонкий и радостный, мгновенно наполнил собой тишину. – Спасай! Умираю от тоски по нормальной еде! В столице одна суета и эти вечные приёмы, на которых все только и делают, что говорят витиевато и едят микроскопическими порциями!

Она огляделась, сбросила с плеч лёгкий, расшитый серебром плащ, и он сам собой изящно сложился на спинку стула.

– И что это у тебя тут пахнет? Неужели твой фирменный иван-чай с черникой? Или что-то покрепче? У меня новости, от которых волосы встают дыбом. Лорд Ричард Дортанас, – она выпалила это имя, глядя на меня с хитрой улыбкой, – вчера на балу у канцлера целый вечер хмурился и отпускал в твой адрес какие-то загадочные комментарии насчёт «сомнительного блеска для волос». Что ты ему такого сделала?

Я закатила глаза, но сердце неприятно ёкнуло. Щёлкнула пальцами, и на столе появился дымящийся медный чайник и две простые глиняные кружки, которые тут же сами наполнились ароматным чаем. Рядом материализовалась тарелка с ещё тёплыми пряниками, пахнущими мёдом и имбирём.

– Ничего особенного. Просто живу своей жизнью, – буркнула я, пододвигая Жанне тарелку. – А он, как назойливый шершень, всё норовит ужалить. Проверяет, не воскрешаю ли я армию скелетов на продажу.

Жанна фыркнула, отхлебнула чаю и радостно вздохнула.

– О, боги, твой чай – это бальзам для души столичной сплетницы. Знаешь, что поговаривают? – она наклонилась через стол, понизив голос до конспиративного шёпота, хотя в доме, кроме нас и домового, никого не было. – Говорят, наш блестящий лорд Ричард в последнее время проявляет к тебе нездоровый… то есть, очень здоровый интерес. Спрашивал у твоего отца на совете старейшин, как твои дела на Земле. Представляешь? Дракон, интересующийся земной логистикой!

Глава 4

– О, столица сейчас – это просто бурлящий котёл, знаешь ли, – с удовольствием начала Жанна, прихлёбывая чай и закусывая пряником. – После твоего отъезда тут стало скучновато, честно говоря. Ты бы хоть порталом наезжала почаще! Но ладно, слушай.

Она перегнулась через стол, глаза блестели азартом охотницы за слухами.

– Во-первых, помнишь леди Элину из рода Серебряных Рос? Ту, что всегда говорила, что выйдет замуж только за мага, способного остановить время?

– Ну?

– Так вот, она вышла замуж за часовщика! Самого обычного, с улицы Старых Механизмов! У него даже магического дара нет, но он, говорят, собрал для неё хронометр, который на улице показывает одно время, а в их спальне – совсем другое, замедленное. Скандал, конечно, но она счастлива, ходит сияет, а её родители чуть с ума не сошли. Теперь он официально «хроно-инженер», и весь его цех под покровительством рода.

Я не могла не улыбнуться. Это было очень похоже на леди Элину.

– Продолжай, это уже интересно.

– Дальше лучше! Наш общий знакомый, бард Альдо, помнишь, с лютней и вечными печальными глазами?

– Который посвящал оды каждой встречной фее? Как он?

– Так вот, объект его нового обожания – юная драконица из клана Красных Утёсов. А она, представь, терпеть не может поэзию! Обожает геологию и коллекционирует редкие породы. Бедный Альдо теперь штудирует учебники по минералогии и пытается сочинять сонеты… о граните. Получается ужасно, но он упорен. Все в столице ждут, долетит ли его пыл до её каменного сердца, или она швырнёт в него образцом базальта.

Мы обе рассмеялись. Жанна, довольная эффектом, продолжила, понизив голос:

– А самая сочная история – семейная. Старший сын графа Вейта, тот самый чопорный Луриан, который всегда вёл себя как ходячий свод правил…

– Неужели и он?..

– Он сбежал из-под венца! Прямо перед алтарём! Но не куда-нибудь, а в гильдию некромантов-реставраторов! Оказалось, его истинная страсть – не управление поместьями, а восстановление древних фресок и мозаик в склепах. Теперь он счастлив, копается в пыли веков, а его бывшая невеста, говорят, вздохнула с облегчением и укатила путешествовать по мирам. Его отец, правда, чуть драконом не обернулся от ярости прямо в соборе, но что поделать.

– Ничего себе повороты, – протянула я, качая головой. – А у нас тут только дракон-инспектор да сушёные травы.

– Да уж, про твоего «инспектора» отдельный разговор, – хихикнула Жанна. – Но это ещё не всё. Знаешь, почему лорд Ричард такой… ну, цепкий? Поговаривают, его самого недавно пытались сосватать одной очень настойчивой фрейлине из императорского дворца. Родители чуть ли не договорённости имели. А он в ответ будто бы заявил, что пока не наведёт порядок и не искоренит «сомнительные полумерные практики» на своих землях, ему не до брака. И все сразу подумали… – она многозначительно посмотрела на меня.

– Все подумали, что это отмазка, – закончила я за неё, чувствуя, как внутри всё съёживается. – И что я – его личное «оправдание» для отказа от выгодной партии.

– В общем-то, да, – вздохнула Жанна, уже без улыбки. – Так что, Ира, будь осторожна. Ты для него теперь не просто ведьма с котлом. Ты – его публичный предлог. А когда дракону нужно сохранить лицо, он может быть очень изобретателен. И очень упрям.

Она отломила ещё один пряник, и наступило молчание, нарушаемое только потрескиванием поленьев в камине.

Жанна ушла поздно вечером, снова порталом, оставив после себя лёгкий запах столичных духов и ощущение приятной, хотя и тревожной, сумятицы. Я проветрила комнату, но слова о Ричарде как о «публичном предлоге» всё ещё висели в воздухе, словно назойливая мошкара.

Сон накатил быстро, как тёплая волна, унося с собой дневные заботы. И снился мне… Ричард.

Не грозный инспектор у порога, а странный, почти что бытовой кошмар. Мы сидели в моей же мастерской, за столом, заваленным не гримуарами, а моими же флакончиками. Лорд Дортанас, в своём безупречном камзоле, с невозмутимо-важным выражением лица, методично опорожнял один пузырёк за другим. Он отпивал моё «двойное зелье» для волос и романтического настроения, жевал пряники с имбирём, которые я предлагала Жанне, и при этом внимательно, с видом дегустатора на официальном приёме, изучал этикетки.

— Слишком сладковатый финал, мадам Харнарская, — произнёс он во сне, отставив пустой флакончик с блеском для волос «Сапфировая ночь». — И чувствуются ноты не столько лунных ягод, сколько… земной клубники из супермаркета. Подозрительно.

— Это сезонное предложение! — попыталась я возразить во сне, но звука не было.

Ричард лишь хмыкнул, вытер губы белоснежной салфеткой (откуда она у него взялась?!) и потянулся за пряником в форме звёздочки. Во сне его стальные глаза были не такими холодными — в них играли отсветы пламени камина, делая взгляд почти… задумчивым.

— А этот кондитерский изыск, — отломил он кусочек, — обладает недюжинной магической плотностью. Идеально для восстановления сил после долгого полёта. Вы не думали о поставках в гарнизон драконьей стражи?

И самое нелепое — во сне я не злилась. Я наблюдала за этой абсурдной сценой со смесью удивления и растущего, неконтролируемого смеха. Этот надменный дракон, уплетающий мои пряники и критикующий зелья, которые сам же объявлял сомнительными, был до крайности нелеп. И, странным образом, менее опасен.

Глава 5

Через два дня затишья, нарушаемого лишь шелестом сушащихся трав и мирным постукиванием ложки о край котла, в мастерскую впорхнуло приглашение. Не письмо, а именно впорхнуло — сложенное в форме изящной птицы из пергамента с серебряным тиснением. Оно парило под потолком, пока я не щёлкнула пальцами, после чего развернулось прямо в воздухе, открыв официальный текст с гербовой печатью самого императора Дартиса. Меня приглашали на ежегодный Весенний Благодарственный Бал.

Вечером я с удовольствием погрузилась в подготовку. Из самого дальнего гардероба было извлечено платье — не утилитарное бархатное, а струящееся, цвета глубокого ночного неба, усыпанное вышитыми серебряными нитями созвездиями, которые от малейшего движения переливались мягким светом. Волосы, уложенные в сложную, но воздушную причёску, украшала скромная, но безупречная диадема из лунного камня — фамильная реликвия, которую мама когда-то принесла из своего «земного» мира.

Я снова щёлкнула пальцами, но на сей раз не для того, чтобы что-то спрятать, а чтобы открыть портал. Пространство передо мной раскололось, явив вид на сверкающие мраморные ступени императорского дворца, залитые светом волшебных фонарей.

Зал был подобен огромной драгоценной шкатулке. Под сводами, расписанными движущимися фресками, порхали живые огоньки, мелодично звеня при столкновениях. Музыка лилась из невидимого источника, то нежная, как шепот ручья, то страстная, как полёт дракона. Воздух благоухал цветущими лианами и дорогими духами.

И я окунулась в этот праздник с головой. Мой первый танец был с пожилым, но невероятно галантным графом-иллюзионистом, чья белая борода трепетала в такт шагам, а на плече у него сидела крошечная фениксова птичка. Потом меня пригласил молодой учёный из Академии магических наук, который, кружась, взахлёб рассказывал о своих исследованиях магических свойств росы, и я с радостью делилась своими наблюдениями о сборе трав по утрам. Затем был забавный и немного неуклюжий сын посла из далёкой горной страны, который старательно выводил меня в танце, смущённо улыбаясь.

Я смеялась, легко парила в вихре вальса, ловила восхищённые и доброжелательные взгляды. Здесь не было инспекций, подозрений или тяжёлого взгляда стальных глаз. Была только музыка, свет, лёгкость бытия и приятная усталость в ногах от танцев. В этот миг я была просто Ириной Харнарской — успешной, красивой, свободной женщиной, радующейся музыке, обществу и своему месту в этом сияющем, волшебном мире. Я чувствовала, как с каждым тактом с плеч спадает привычная нота настороженности, и на её место приходит чистая, искренняя радость.

После очередного танца, ещё на вздохе от смеха и лёгкого головокружения, я направилась к столику с прохладительными нектарами. И тут, сквозь узорчатую толпу гостей, мой взгляд машинально выхватил знакомый, всегда безупречно прямой силуэт.

Ричард. Лорд Дортанас.

Он стоял чуть поодаль, возле колонны, утопающей в тени, и был поглощён беседой. С ним была женщина — высокая, статная брюнетка в платье цвета воронёной стали, расшитом, казалось, настоящими чешуйками. Она что-то говорила, слегка наклонив голову, а он слушал с тем видом сосредоточенного внимания, который я видела только во время его «инспекций». Какое-то замечание брюнетки заставило его губы дрогнуть в чём-то, отдалённо напоминающем улыбку. Он что-то ответил, и она рассмеялась — низким, бархатным смехом, который, казалось, идеально гармонировал с его баритоном.

Он никого не замечал вокруг. Ни блеска зала, ни музыки, ни меня. Он был полностью захвачен этим разговором, этим союзом тёмного бархата и холодной стали.

Всё то лёгкое, воздушное, что накопилось во мне за вечер — смех кавалеров, музыка, ощущение полёта в танце, — разом сдулось, как мыльный пузырь, тронутый ветром. Радость сменилась странной, тяжёлой пустотой под рёбрами и резким, кисловатым привкусом во рту от только что выпитого сладкого нектара.

Зачем я здесь? Зачем наряжалась, смеялась, кружилась? Всё это вдруг показалось наигранным и нелепым. Глупой попыткой доказать что-то самой себе в мире, где существуют такие безупречные, самодостаточные пары, как они там, у колонны.

Я больше не хотела ни танцевать, ни улыбаться, ни ловить восхищённые взгляды. Резко развернувшись, я прошла сквозь толпу к ближайшей нише, предназначенной для приватных отъездов. Не оглядываясь, резким, почти грубым движением я провела рукой по воздуху, разрывая ткань реальности.

Щелчок портала прозвучал глухо, заглушённый громом музыки. И вот я уже стояла посреди своей тихой, тёмной мастерской, где пахло травами и остывшей золой в камине. Сияющее платье цвета ночного неба вдруг показалось просто тряпкой, нелепой и неуместной. Диадема болезненно сдавила виски. Я сорвала её с головы и швырнула на стол, где она со звоном покатилась, погасив своё внутреннее сияние. Тишина дома, которую я обычно любила, вдруг оглушила своей густотой и бессмысленностью. Бал был далеко, а здесь, как и всегда, была только я, мои зелья и тяжёлый, невысказанный осадок на душе.