С днём рождения меня

Агата

Мой телефон зажужжал, оповещая о входящем сообщении. Взглянув на настенные часы, я увидела — сейчас половина десятого ночи. Странно… кто же это так поздно пишет? Я взяла телефон и открыла сообщение. Лучше бы я этого не делала.

«Я около твоего дома. Выйди. Хочу поздравить тебя с днём рождения.»

Прочитав это сообщение, я онемела от ужаса. Нет, нет, нет… Только не это.

— Кто там тебе так поздно пишет? — спросила младшая сестра. Лика младше меня на два года.

— Богдан, — ответила я пересохшими губами.

— Правда? — сестра радостно выхватила телефон из моих рук и, прочитав сообщение, с восторгом присвистнула. — Ну и чего стоишь? — нахмурилась. — Беги к нему!

— Я не хочу, — сердце всё ещё колотилось от страха. Ведь я прекрасно знала, что Богдан имел в виду под словом «поздравить».

— Какая же ты дура, — с завистью сказала Лика. — Зачем ты от него бегаешь? Он же такой молодой, красивый, богатый, да ещё и влюблённый!

— Если Полтавский тебе так нравится — забирай, дарю, — я уже устала объяснять сестре, что ненавижу этого парня.

Богдан Полтавский — худший кошмар моей жизни. Мне было шестнадцать, когда мы впервые встретились. С тех пор он превратил моё существование в настоящий ад. Но, чёрт побери, все вокруг считают его безумные поступки проявлением огромной любви. Боже, я бы всё отдала, чтобы избавиться от этого урода.

— Ой, да я бы и рада, — раздражённо сказала Лика. — Но он смотрит только на тебя. Было бы на что, — раздражённо выплюнула она и вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.

Богдан — местный король города, Санкт-Петербурга. Почти весь город принадлежит его семье: магазины, рестораны, отели, торговые центры — всё, на что падает взгляд, принадлежит им. Весь город лежит у ног Полтавских. Главный — Иван Полтавский, отец Богдана. Как и любой любящий отец, он даёт своему сыну всё, что тот захочет. Иван Полтавский — «добрый» бизнесмен, но весь город знает, что он криминальный авторитет, и у него такие же «друзья».

Все знают правду, но дружно молчат. Конечно, жизнь дорога.

Что касается Богдана… Впервые мы встретились, когда мне было шестнадцать, а ему двадцать. Я подрабатывала официанткой в одном из ресторанов его семьи. Это был обычный солнечный майский день, ничто не предвещало беды. Я приехала на подработку и начала смену. К вечеру в ресторан пришли Богдан и его компания — девять человек: пятеро парней и четверо девушек. Всех парней я знала (не лично, а просто в лицо): Богдан Полтавский и его неизменная четвёрка. Девушки, кажется, были «девочками на одну ночь» — не проститутки, конечно, но что-то в этом роде. Я подошла к столику, нацепив на лицо фальшиво вежливую улыбку, и сказала:

— Добрый вечер. Приветствую вас в ресторане «Элеон». Меня зовут Агата, сегодня я буду вашей официанткой. Вы уже выбрали, что хотите заказать?

— Значит так, — сказал парень из компании, блондин. — Несколько бутылок виски Macallan 1926 — которые стоят, на секундочку, семьдесят пять тысяч долларов за бутылку — и шампанское Cristal Brut 1990 — с ценником в семнадцать тысяч.

Я записывала заказ, притворяясь, что это для меня привычное дело, и собиралась уходить, когда подал голос одна из девушек:

— Ой, а я хочу «Секс на пляже»! — куколка надула накачанные губки, явно не понимая, какой качественный алкоголь заказал их спутник, и попросила самый банальный коктейль из всех возможных.

— И его тоже, — мужчина одобрительно кивнул, чтобы я дополнила заказ.

— Хорошо, — дописала я, кивнув, и развернулась на каблуках.

— И давайте побыстрее, да? — осмелев, подала голос желающая выпить коктейль.

— Конечно, — повернув голову, натянуто улыбнулась, но, не удержавшись, тихо пробормотала себе под нос: — Сучка крашеная.

Гортанный мужской смех заставил меня вздрогнуть и замереть. Я бросила растерянный взгляд на блондина, но смеялся не он.

— Ты откуда такая взялась? — повернулась на голос и застыла. Богдан Полтавский собственно.

Чёрт, чёрт, чёрт. Кто меня за язык тянул? Боже, неужели нельзя было заткнуться? Он сейчас уволит меня за то, что я оскорбила его мадам. А я ни в коем случае не могу потерять работу — иначе мы с мамой и Ликой окажемся на улице.

— Простите, — тихо опустила голову, готовясь к увольнению. Но к моему удивлению, брюнет ни слова не сказал.

— Иди уже, — смеясь сказал Богдан.

Я побежала на кухню и попросила другую официантку отнести заказ вместо меня. Она с радостью согласилась, ведь это сулило хорошие чаевые.

Кажется, повезло. Прошло два с половиной часа, но меня не уволили. Смена подошла к концу, и я, собрав вещи, через служебный выход пошла к остановке. Но едва прошла пять метров, как кто-то схватил меня за руку и затолкал в машину. Такого ужаса я ещё не испытывала. Что сейчас со мной будет? Меня ограбят? Изнасилуют? Убьют? Или всё вместе?

— Ну привет, — услышав знакомый голос, я открыла глаза. И не ошиблась — это был Богдан.

— Что... что вы делаете? — испуганно спросила я.

Ответом был жаркий поцелуй в губы. В первые секунды я была в шоке, потом начала истерически вырываться.

— Пустите! — по щекам текли слёзы, я била его по плечу и умоляла отпустить, но хватка была железной. — Пожалуйста, не надо!

— Чего сопротивляешься? — хрипло прошептал Богдан. — Я не обижу. Делай всё, что скажу, и я хорошо заплачу.

— Пожалуйста, нет! Я не проститутка. Я… я девственница.

— Ты чего? — впервые проклятый Богдан обратил на меня внимание.

— Я девственница… — сквозь рыдания, заикаясь, бормочу, закрывая глаза, чтобы не видеть его рожу. — Не хочу…

— Гонишь? — в его грубом голосе слышится удивление. — Какая ещё, на хер, девственница?!

«Обычная, блин! Самая настоящая».

— У меня никогда не было мужчины… — почему-то объясняю ему, в то время как слёзы стекают по шее. — Я не хочу так, не хочу насильно!

— Бля! — выдохнул он и ослабил хватку, освобождая меня от тяжести тела. — Чё сразу не сказала?

Отец

Грустно вздохнув, я пошла к шкафу и открыла его. Так как наша семья не богатая, а точнее бедная, одежды у меня не особо много: пара свитеров и джинсов, несколько футболок, две юбки и одно вечернее платье (и то — это подарок Богдана; все подарки, которые парень присылал с курьером, я всегда отправляла обратно. А вот подарки, которые он дарил лично, приходилось принимать, а то это плохо кончалось).

Посмотрев на содержимое шкафа, я решила одеться максимально скромно. Понимаю, что это меня не спасёт, но с чем чёрт не шутит? Так как сейчас середина июля, погода довольно жаркая, я схватила первую попавшуюся чёрную футболку и джинсы. Переоделась и, причесавшись, сделала высокий хвостик.

Грустно вздохнув, я оглядела свою комнату. Да уж, в этой комнате не было ремонта последние лет сто. Да и вся квартира такая же. И всё благодаря моему "папочке", гари он в аду синим пламенем. Это всё из-за него.

Давайте я немного расскажу вам о своей семье. В нашей семье было четыре человека: я, мама, папа и моя младшая сестра. Я этого не помню, но мама рассказывала, что было время, когда папа был хорошим. Он неплохо зарабатывал, и мы хорошо жили. Но в один прекрасный день папа начал играть, а потом и пить по-чёрному. И тогда началось. Папа проигрывал буквально всё: сначала все наши сбережения, потом машину, а затем и квартиру с дачей. Пару лет поборовшись с его зависимостью и алкоголизмом, мама не выдержала и развелась.

Я очень хорошо помню тот день, когда мама сказала отцу, что разводится с ним. Он сначала не мигая посмотрел на неё, а потом накинулся и начал бить. Бил так, словно хотел убить. А может, действительно хотел. Мне тогда было пять лет, но я всё очень хорошо помню. Мы с Ликой кричали, просили его остановиться. Тогда он замахнулся и ударил нас. А потом вернулся к маме. Отец остановился только после того, как мать потеряла сознание. Наверное, решил, что убил её. Он пару секунд посмотрел на то, как она лежит без сознания, а потом развернулся к выходу и убежал. К счастью, с мамой ничего не случилось. Вскоре она пришла в себя и через две недели окончательно выздоровела.

Где-то через месяц после избиения отец вернулся. Он хотел сделать вид, будто ничего и не было. Но мама не стала ему подыгрывать. Она сказала, что если отец не даст развод и спокойно не уйдёт из нашей жизни, мама напишет на него заявление в полицию. Побои она, к счастью, сняла. Отец расплакался, он упал к маминым ногам и просил простить его. Мама твёрдо сказала — нет. Говорила, что много раз прощала его. Но это не давало никаких результатов.

В тот день отец ушёл. Пару лет мы его больше не видели. Но в один прекрасный день к нам в дом пришли два амбала. Они сказали, что отец проиграл их боссу очень большие деньги и если мама их не вернёт, они убьют всех нас. И весь их вид кричал о том, что они не шутят. Никакие слова мамы о том, что она с отцом давным-давно развелась, не убеждали этих уродов. Они твёрдо стояли на том, что отец сказал, что долги за него отдаст мама.

Мама поняла, что спорить бесполезно, и тогда пошла в банк. Она оформила кредит на миллион рублей (сумма долга отца) и отдала их бандитам. Мне тогда было 14 лет, и я устроилась на свою первую работу, чтобы помочь маме справиться с кредитом. Когда мы наконец выплатили всю сумму, мама собрала меня с Ликой, и мы переехали в Санкт-Петербург. Потому что не было никакой гарантии, что через неделю отец опять не во что-то не вляпается, и нам снова придётся за него отдуваться.

В Санкт-Петербурге мы жили последние два с половиной года. Сняли эту дешёвую квартиру. Я снова устроилась на подработку, чтобы помогать маме и одновременно училась.

Но чёрт побери, это всё ничто по сравнению с Богданом. Кто-то может со стороны решить, что я преувеличиваю. Но клянусь — это не так. Я до смерти боюсь и ненавижу этого парня. И прямо сейчас вместо того, чтобы лежать в своей кроватке, я должна идти к этому уроду. Я даже не знаю, чем для меня закончится этот вечер. Ни на что хорошее я даже не рассчитываю. Но я даже представить боюсь, насколько всё будет плохо.

Спускаясь по лестнице вниз, я мысленно была где-то далеко. Мне хотелось оградить себя от мыслей об этой ночи. Я открыла дверь подъезда и тут же наткнулась глазами на Богдана. Как всегда, одетый с иголочки. Да, люди правду говорят — этот парень оооочень красив. Высокий, немного смуглая кожа, светлые волосы и густые брови, аккуратный нос и тонкие губы, лёгкая щетина ещё больше украшала мужскую красоту. Не парень, а картина, которую хочется разглядывать часами. Но кто бы знал, что за красивым лицом прячется монстр. Именно про таких говорят: не суди книгу по обложке.

Богдан тоже меня заметил и движением руки велел подойти к нему. Втянув побольше воздуха, я пошла к Богдану.


---

Браслет

Я пошла в сторону Богдана. Через тридцать секунд уже стояла рядом с ним. Парень осмотрел меня с ног до головы и скривился.

— У тебя что, нет нормальной одежды? Не могла хотя бы сегодня нарядиться?

Со стороны это звучало как оскорбление и намёк на то, что я нищая, но я знала, что парень имел в виду другое.

Богдану не нравилось, что я одевалась как серая моль и вообще за собой не следила. Парень часто об этом упоминал. Как-то раз он купил полмагазина и отправил ко мне домой. Я, конечно же, ничего не приняла и отправила всё обратно. Это привело Богдана в бешенство — он очень долго ругался на меня за то, что не приняла его подарки.

— Ты прислал сообщение, чтобы я спустилась. Вот и надела то, что первая попалось под руку.

Парень ничего не ответил, но было видно, что он не поверил ни единому слову. Ну да, я не хочу наряжаться для него. До встречи с Богданом (несмотря на то, что денег было мало) я очень много наряжалась и красилась. Как любая другая девушка, любила ухаживать за собой. Но теперь вообще этого делать не хочется.

— Иди сюда, — Богдан потянул меня к себе и начал целовать. А потом потянул к своей машине, начал лезть под одежду. А у меня началась паника. Нет, нет, я не хочу, чтобы ЭТО было с ним. Мне так хотелось закричать, оттолкнуть его, ударить по лицу. Но я ничего не делала. Сама себе ненавидела за это. Но любые мои попытки сопротивления чреваты огромными последствиями — как для меня, так и для всей моей семьи. Я молилась Богу, и Он услышал — телефон Богдана зазвонил. Парень сначала проигнорировал звонок, но звонящий был очень настойчив. Выругавшись трёхэтажным матом, Богдан поднял трубку.

— Да, — рявкнул Богдан. Ему что-то ответили, и парень нахмурился. — Без меня никак? ... Лёха, скажи мне, родной, а зачем я тебе вообще деньги плачу, если сам должен везде ходить и всё решать? ... Идиот, — выругался Богдан. — Скоро буду, — сказал в трубку и отключил звонок.

Парень шумно выдохнул. Было видно, что происходящее ему сильно не нравилось. Ему очень не хотелось уходить.

— Значит так, ангелочек, — повернувшись в мою сторону, сказал Богдан, — у меня срочные дела, надо отъехать. Но я постараюсь побыстрее всё решить и вернуться. Так что будь готова и жди меня. Кстати, — произнёс Богдан, будто что-то вспомнив. Он пошёл к машине, открыл переднее пассажирское сиденье и достал изнутри что-то. Потом закрыл дверь и подошёл ко мне. В руках Полтавского была красивая бархатная коробочка для украшений. Подойдя ко мне, он произнёс:

— Дай руку.

Но не дождавшись реакции, Богдан схватил мою правую руку, а потом, открыв коробочку, вытащил красивый браслет. Парень ловко застегнул браслет на мою руку.

— Богдан, не нужно было... — начала я.

Но парень меня тут же перебил.

— Ты опять за своё? — Богдан и так был не в настроении, но после этих слов озверел окончательно. — Мне напомнить тебе, что бывает, когда ты меня не слушаешься?

— Нет, — быстро отрицательно качнула головой. — Я могу идти домой?

— Иди, — гневно сказал парень.

Но мне дважды повторять не надо. Развернувшись, я со всех ног побежала в дом.


---

Побег

Когда я поднялась в квартиру, меня будто переклинило. Ну уж нет. Я не сдамся, не буду подстилкой. Рванув в свою комнату, я схватила чемодан и стала кидать туда все свои вещи. Я уже почти закончила, как вдруг в комнату зашла Лика.

— О, ты уже вернулась? — начала сестра, но, наткнувшись на чемодан, уже хмуро спросила: — Что это такое? Куда ты собралась?

— Я тут подумала, — начала беззаботным тоном, — я ведь всё равно в Москву уезжаю. Я хотела поступить в Московский университет и сдала документы, неделю назад пришло оповещение, что я сдала все экзамены и являюсь студенткой университета. К сентябрю я должна была поехать в Москву, заселиться в общежитие. Я решила поехать сейчас, ну устроиться там. Поживу в Москве. Найду работу, зарплата там всё равно будет побольше и буду вам помогать. А пока поживу у бабушки.

— Ты серьёзно? — Лика насмешливо фыркнула. — Ты думаешь, это карга тебя к себе впустит?

Тут Лика была права. Бабушка — это мама нашего отца. И карга — это ещё мягко сказано. Людмила Андреевна — мама отца — была самой мерзкой старушкой, которую я когда-либо встречала в своей жизни. У неё изо рта вместо слов вываливаются помои.

Короче, как-то так получилось, что родители моего отца были интеллигентными, "высшим" обществом, так сказать. Моя бабушка считала себя просто аристократкой. Избалованная дрянь, одним словом. И невестку хотела такую же, как она сама. Но мама и папа встретились, полюбили друг друга и поженились. Бабулечка была просто в ярости. Она рвала и метала, даже как-то раз избила маму, чтобы она исчезла из жизни отца.

Я даже слышала разговор мамы с подругой, как-то раз, когда она рассказывала, что бабушка несколько лет клала ей в еду какие-то таблетки, из-за которых мама не могла забеременеть, а потом клёвала в мозг отцу, что мама бесплодная. Не знаю, как это потом вскрылось, но чуть позже родилась я. Бабушка, как узнала о беременности, сразу выгнала моих родителей из дома со словами, что пока папа не бросит эту — прошмандовку, она его в дом не впустит.

Я помню, что пока была маленькой и папа ещё не ушёл из нашей жизни, бабушка пару раз приходила к нам в дом. И каждый раз это был жуткий скандал. Она придиралась абсолютно ко всему: что в доме недостаточно чисто, что нет вторых и третьих десертов, что мы с Ликой как-то не похожи на папу, что мама нас нагуляла — и тому подобное.

А ещё она унижала отца. Каждый раз она говорила ему, что он без её денег и связей никто. Что папа так и умрёт в нищете.

Я не оправдываю отца, я его ненавижу и никогда не прощу ему годы ада и нищеты, которые из-за него мы прожили. Но мне кажется, именно из-за бабушки отец начал играть, а в результате потом и пить. Он хотел доказать ей, что он и без её денег сможет чего-то добиться, но в итоге случилось то, что случилось.

Так что Лика была права в своих "издевательствах". Бабулечка выгонит меня поганой метлой, если я сейчас появлюсь на её пороге. Но у меня был ещё вариант — общежитие, может, у меня получится договориться, чтобы меня впустили пораньше. Ну или устроюсь на работу и вместе с ещё несколькими девочками смогу снять квартиру. Я слышала, что студенты так часто делают. Главное — уйти подальше от этого города.

— Ну ладно, допустим, — продолжила насмехаться Лика, — а почему вообще на ночь глядя? Подожди до утра, потом пойдёшь. А если с тобой что-нибудь случится?

— Не волнуйся, милая, — подхватив уже собранную сумку, я подошла к сестрёнке и поцеловала её в лоб. — Со мной всё будет хорошо. Ну всё, пока, маме я сама всё объясню, а когда доеду — наберу.

Я быстренько, пока не испугалась и не передумала, пошла к выходу, а потом вышла из подъезда.


---

Плата

Когда я вышла из подъезда, вокруг была тьма и тишина. На улице ни души. Сейчас это играло мне на руку — чем меньше свидетелей, тем лучше. С сумкой в руках я пошла в сторону остановки. К счастью, несмотря на позднее время, там стояло такси, и оно было свободным. Положив сумку в багажник, я села в машину.

— На вокзал, — сказала водителю.

Он кивнул, и машина тронулась с места. Мы ехали около тридцати минут. За это время в машине была полная тишина. Всю дорогу я пялилась в окно, стараясь запомнить каждую чёрточку и деталь города. Вряд ли я когда-нибудь сюда вернусь. Не скажу, что в этом городе были лучшие дни моей жизни, но всё же я его любила. Было очень жаль уезжать отсюда. Но другого выбора не было.

Мы уже почти доехали до автовокзала, как вдруг путь такси перегородила машина. И, по мере того как я узнавала её, глаза расширялись от ужаса. Это была тачка Богдана.

Передняя пассажирская дверь открылась, и Богдан вышел из авто. Он шёл в сторону такси, злой как тысячу чертей. Минута — и дверь с моей стороны открылась. Полтавский, не сдерживая силы и ни капли не нежничая, схватил меня за локоть и вытащил из машины.

— Пожалуйста, отпусти, — проскулила я. По щекам текли слёзы. Боже, это конец. Он убьёт меня. Богдан повернулся лицом ко мне и сказал всего одно слово:

— Молчать.

Уже этого было достаточно, чтобы понять — в живых он меня точно не оставит.

— Разберись тут, — услышала я слова Богдана через пелену слёз.

Только сейчас заметила рядом с ним Лёшу. Алексей был лучшим другом и правой рукой Богдана. Лёша подошёл к таксисту, всунул ему в руку пару тысячных купюр и вытащил мои вещи из багажника.

Тем временем Богдан тащил меня к своей машине, а потом, ни капли не сдерживая силы, втолкнул на заднее пассажирское сиденье. Сам тоже уселся рядом. Чуть позже Алексей сел за руль, и машина тронулась.

Мы ехали около часа, и за это время я не могла перестать плакать. Мои слёзы быстро утомили и разозлили Богдана. Пока что парень ничего не говорил, но я по его взгляду видела, как страстно он мечтает переломать мне каждую косточку.

Машина остановилась рядом с милым двухэтажным домом. Это был не дом Богдана.

Я предприняла последнюю попытку спастись. Как только машина остановилась, я открыла дверцу и выбежала на улицу. Но моя свобода длилась недолго. Уже через два метра Богдан схватил меня за руку и перекинул через плечо. В таком положении мы пошли в сторону дома.

Рядом с входной дверью Богдан остановился и повернулся к Лёше.

— Сегодня переночуем у тебя, — сказал он. — А ты уйди куда-нибудь до утра.

Алексей безоговорочно кивнул и пошёл в сторону машины. А Богдан со мной на плечах вошёл внутрь.

— Помогите! Кто-нибудь, пожалуйста, помогите! — панически закричала я. У меня началась истерика. Вдруг я почувствовала сильный удар по попе.

— Не трать силы зря. Здесь никого нет. Мы наконец-то одни.

Богдан занёс меня в первую попавшуюся комнату и бросил на кровать. Я тут же попыталась подняться и убежать, но Богдан был быстрее. Парень вытащил ремень и молниеносно привязал обе мои руки у изголовья кровати.

— Пожалуйста, не надо! — задыхаясь, шептала я сквозь слёзы.

— Нет, ангелочек, надо. Ты даже представить себе не можешь, как долго я этого хотел.

Сердце билось часто и громко, будто собиралось вырваться наружу. Воздуха не хватало — горло сжалось от ужаса, а тело дрожало так, что я едва могла дышать. Я что-то кричала, но звуки тонули в пустоте, словно комната проглатывала их. Сопротивление оказалось бесполезным — каждая попытка вырваться только усиливала боль и отчаяние.

Он не слушал меня. Не видел моих слёз. Всё происходящее казалось кошмаром, от которого невозможно проснуться. Взгляд его был чужим — холодным, упрямым, почти безумным. В ту секунду я поняла: передо мной не тот человек, которому я когда-то верила.

Его прикосновения были не лаской — наказанием. В них не было ни нежности, ни любви, только боль и гнев, будто он хотел стереть во мне всё человеческое. Я ощущала, как исчезаю изнутри — как всё, чем я была, ломается и превращается в пустоту.

Когда всё закончилось, я лежала неподвижно, не чувствуя собственного тела. Внутри осталась лишь одна мысль: тот Богдан, которого я знала, умер. Передо мной остался кто-то другой — чужой, холодный, страшный.

— Эй, хватит обиженную из себя строить, — говорил Богдан, развязывая ремень. — Нечего было от меня убегать. Вставай, пойдём в ванную.

Но не дождавшись никакой реакции с моей стороны, Богдан подхватил меня на руки и повёл в ванную.

Он опустил меня на плитку, потом включил душ, предварительно сняв с меня всю одежду. Парень взял мыло и начал аккуратно намыливать моё тело. Я не сопротивлялась, молча пялилась на плитку. Во мне что-то умерло. То, чего я так боялась последние два года, сегодня случилось.

— Скажи, если захочешь ещё тёплой воды, — сквозь туман услышала я слова Богдана. Но отвечать не стала.

После душа Богдан занёс меня в комнату и усадил на кровать. Парень надел на меня одну из своих футболок и шорты.

Я всё так же сидела на кровати и смотрела в одну точку. Как вдруг рядом со мной что-то упало. Я перевела взгляд в ту сторону и увидела сто рублёвую купюру.

— Твоя плата за эту ночь, а теперь — пошла вон отсюда, — сказал Богдан безэмоциональным голосом.

— Что? — спросила я пересохшими губами.

— Нет, ты посмотри на неё, — зашипел Богдан раздражённо. — Она ещё и глухая! Говорю — забирай свою плату и проваливай отсюда. Хоть ты и глупая, но думаю, не идиотка. Так что учти: о том, что здесь было, никто не должен знать. Пожалуешься кому-то — закопаю так, что даже с собаками не найдут. А теперь — проваливай.


---

Откровения

Я стояла возле двери нашей квартиры и никак не могла собраться с духом, чтобы войти. Холодный металл ручки обжигал ладонь, но я всё равно дрожала. Тело горело, хотя я была одета: синяки на руках и ногах, всё тело покрыто кровавыми засосами — следы той ночи, которые невозможно было скрыть.

Домой меня привёз Алексей — лучший друг Богдана. Ему позвонил Богдан и приказал вернуться, потому что даже после того, как он выгнал меня из того дома, я всё ещё не могла подняться и уйти. Тело будто онемело, и только спустя минут двадцать Лёша вернулся и привёз меня сюда. Перед уходом он посмотрел на меня — вежливо, но очень серьёзно сказал не делать глупостей. Потом тихо вышел, закрыв за собой дверь.

Я глубоко вдохнула, стараясь собрать в кулак всю дрожь, и вошла в дом. В ответ на звук открывающейся двери из комнаты вышла Лика — моя сестра. В её любимой пижаме, с холодным, как лёд, взглядом. Минуту она оценивающе смотрела на меня, а потом ядовито усмехнулась:

— Значит, Богдан всё-таки догнал тебя? — сказала она с презрением. — И «подарочек» на день рождения преподнёс. Наконец-то справедливость восторжествовала — ты получила по заслугам. — В её голосе звучала смесь злобы, ненависти и какой-то дьявольской радости — триумфа, что годами ждал и наконец достиг.

— Что? Что ты имеешь в виду? — я смотрела на неё растерянно, но внутри уже понимала — это была мерзкая догадка. — Ты рассказала Богдану, что я уезжаю?

Вопрос был риторический. Да, я это знала. Когда Богдан меня догнал в тот вечер, мне показалось странным, как быстро он узнал о моём побеге. Да и у него были какие-то срочные дела, которые он пошёл решать.

— Да, это была я, — с самодовольной усмешкой сказала Лика, словно это была величайшая победа.

— Зачем? — моё оцепенение сменилось яростью. — Ты же знала, что Богдан меня очень сильно накажет. Он мог убить меня! — Теперь, думая трезво, я понимала — мне ещё повезло. Я отделалась «лёгкой кровью». Потому что в прошлый раз, когда Богдан поймал меня во время неудачной попытки сбежать, он сказал, что если я уйду ещё раз — «пустит по кругу, а потом убьёт». Тогда он изнасиловал меня сам и отпустил домой.

Лика резко сменила выражение — радость сменилась яростью.

— Лучше бы убил! — с бешенством выпалила она.

— За что ты так со мной? — мой гнев уже утихал, уступая место шоку. Я всегда думала, что у нас с сестрой нормальные отношения. Мы не были лучшими подругами, но и не врагами. Я старалась помогать ей: с каждой зарплаты покупала подарки, когда она была ребёнком — носила ей сладости. Мне всегда было её жалко. Отец у неё никогда не был рядом — когда он ушёл, Лике было всего три года, она его почти не помнит. Мама, пытаясь обеспечить нас, сутками пропадала на работе. Я пыталась заменить Лике родителей, делала для неё всё. Сама ходила в старых вещах, но у Лики всегда была новая одежда на каждый сезон — всё за счёт моих зарплат. Деньги, которые мама давала нам, я старалась отдать ей больше.

И вот теперь — это. Она не просто сдала меня Богдану (если бы сестра была под угрозой и боялась — я бы поняла), нет. Она меня ненавидит. И именно — ненавидит. Сделала это не в порыве злости или ярости, а сознательно, прекрасно понимая, к каким последствиям это приведёт. Более того, она хотела, чтобы это закончилось для меня очень плохо.

— Потому что ты не заслуживаешь его, — злобно закричала Лика. — Как же ты меня бесишь, Агата! Всегда задаю себе вопрос: почему именно ты, а не я? В тебе нет ни красоты, ни ума. Ты только и умеешь, что строить из себя добренькую. Будь ты проклята, идиотка! Я сделаю всё, чтобы ты исчезла, а потом выйду замуж за Богдана.

— Ты… Ты его любишь? — теперь уже я была в шоке. Оказывается, я вообще не знала свою сестру. Раньше думала, что она просто завидует — подаркам, светским вещам, фруктам, украшениям. Но никогда не думала, что это ревность. Ревность к человеку.

— Да, черт возьми, я его люблю, — с жгучей ненавистью ответила Лика. — Люблю с первого взгляда. Хочу, чтобы он был мой. Хочу детей от него. А Богдан даже не смотрит на меня. Разрешает общаться с ним только если разговор о тебе. Если нет — сразу посылает. И да, мать твою, я тебя сдаю. Докладываю о каждом твоём шаге, чтобы самой с ним встретиться и поговорить, — на этих словах она мерзко улыбнулась. — И ты спрашиваешь, знала ли я, чем эта ночь может для тебя закончиться? Да, знала. Я хотела, чтобы он убил тебя. Потому что все уже знают — Богдан ждал твоих восемнадцати. Потом он сделал бы тебя своей, во всех смыслах. А я не могла этого допустить. И тут — подарок судьбы — ты сама решила сбежать. Для меня это был беспроигрышный вариант: либо ты сбежала навсегда, либо Богдан убьёт тебя. Но нет — ты снова спаслась. А ведь было бы так прекрасно! Богдан мог бы тебя убить или, ещё лучше, сдать в бордель с билетом в один конец. Если интересно — все прошлые разы тебя тоже я сдавала...

Я не поняла, как это произошло. В глазах потемнело, а когда пришла в себя — без остановки стала бить сестру, таская её за волосы. Несмотря на то, что Лика младше, она была выше и физически сильнее. Но сейчас во мне проснулась такая ярость, что я чувствовала немыслимую силу. Лика кричала, чтобы я отпустила её, но меня уже мало волновало её сопротивление. Эта су*** ответит за то, что сделала.


---

Мама

Пока я била Лику, она стонала так жалобно и протяжно, словно свинья, которую режут на бойне. Этот звук выворачивал наизнанку, и меня даже мутило от собственной жестокости. Но эта с*** пыталась дать мне сдачи, а я была в таком яростном состоянии, что просто перестала замечать всё вокруг — ни её крики, ни собственные дрожащие руки, ни холод, что медленно поднимался изнутри.

Неожиданно для себя я поняла, что именно так — через этот взрыв ярости — можно выпустить пар, который копился слишком долго. В какой-то момент вся ярость испарилась, словно выгорела дотла, оставив лишь тугую, невыносимую тяжесть — грусть и отчаяние, погружающие меня в бездну безысходности.

Я сидела верхом на Лике, чувствуя, как её тело подо мной медленно расслабляется, словно сдаётся. Дав этой тварюшке ещё одну, последнюю пощёчину, я тяжело встала, разрываясь между ощущением победы и бессмысленности. Подняв глаза, я увидела серый потолок комнаты, и медленно направилась в свою комнату.

Как только я закрыла дверь изнутри, словно заперев не только комнату, но и всю боль, я пошла к кровати и рухнула на неё. Подушка встретила меня холодной и мягкой, она впитала в себя мои рыдания — долгие, безудержные и жгучие. Через слёзы я пыталась выплеснуть всё, что скапливалось внутри — всю боль, ужас, отчаяние и страшное желание исчезнуть.

Я хотела умереть. Не просто уйти, а именно умереть. Чтобы навсегда сбежать от этого мира, где меня изнасиловали, и предала моя родная сестра.

Этот день был худшим в моей жизни. Я словно попала в самый тёмный кошмар, из которого нет выхода.

Если бы Лика не позвонила Богдану, может, я бы смогла сбежать. И всё закончилось бы здесь, сегодня. Но нет — моя «умная» сестра решила, что достаточно настучать на меня, чтобы избавиться от меня навсегда.

А может, так даже лучше?

Во-первых, кажется, Богдан меня отпустил — его слова об этом не могли быть ложью.

Во-вторых, я увидела настоящую сущность той, которую когда-то называла сестрой. Боже, эта тварь даже не пыталась скрыть свой поступок — она гордилась им.

Я не знаю, как это случилось, но в какой-то момент я заснула. Глаза сами собой сомкнулись, и я погрузилась в дрёму, уносящую от боли.

На утро меня разбудил стук в дверь — громкий, резкий, словно удар по стеклу.

— Агата! — прозвучал злой голос матери. — Открой дверь, негодница! Быстрее!

Я с большим трудом поднялась с кровати. Тело гудело от боли, как будто я была битой без остановки. Вчерашнее изнасилование и драка с сестрой оставили на мне свой яркий след — каждая мышца, каждый нерв кричали от страха и боли.

С трудом волоча ноги, я подошла к двери и открыла её.

— Ты зачем сестру избила?.. — начала мама, но, взглянув на меня, побледнела как мел.

Она стояла, не веря своим глазам, и минуты две рассматривала меня с ужасом в глазах.

Она всё поняла. Невозможно было скрыть происходящее.

Богдан не тронул меня — он не бил, не пытался причинить физический вред. Но всё тело у меня было в синяках, от постоянных его захватов — руки скручены до боли, ноги сжаты так, что кожа натиралась до крови. По всему телу — кровавые засосы, как отметины какого-то чудовища.

— Кто это сделал? — мёртвым голосом спросила мама и тут же разрыдалась.

Я тоже не сдержалась и бросилась ей на шею. Мы стояли, обнимая друг друга, плакали, пока слёзы не вымотали наши души.

Потом я взяла себя в руки и начала рассказывать обо всём. Сначала — про Богдана. Потом — про разговор с сестрой. Мне не хотелось жаловаться, но я была так подавлена, что мне нужно было выговориться.

— Я убью её! — прорывался из маминого горла бешеный голос. — Богдан — избалованная мразь, не имеющая к нам никакого отношения. Но Лика… — её голос дрожал от отчаяния — как она могла так поступить с тобой? Ты же её родная сестра, родная кровь! Боже… Она хотела, чтобы он тебя не просто наказал… Она хотела, чтобы он тебя убил!

Мама снова заплакала, но это были слёзы стыда — стыда матери, которая не смогла воспитать в своём ребёнке ничего человеческого.

— Мама, — я прошептала хриплым от слёз голосом, — я хочу уехать из города. Уехать навсегда. Но мне страшно. А вдруг Богдан снова пойдёт за мной и на этот раз убьёт?

— Не волнуйся, милая, — голос мамы стал твёрдым и решительным, — у меня есть подруга в Москве. Ты поедешь к ней, она приютит тебя на первое время. Там начнётся твоя учёба, и я во всём помогу тебе. Успокойся, только не плачь.


---

Старая "подруга "

Полгода спустя

Я сидела на лекции по философии — глубоко сосредоточенная, пытаясь не пропустить ни слова, тщательно записывая конспекты в свою тетрадь. В университете, конечно, всё было намного сложнее, чем в школе, — задания требовали больше размышлений, лекции шли интенсивнее, а преподаватели часто ставили непростые вопросы, на которые не всегда сразу находился ответ. Но несмотря на всё это, я любила учёбу. Для меня это было не просто получение знаний — это был островок спокойствия, спасение от бесконечных тревог и тяжёлых воспоминаний, которые так часто рвались в голову, не давая покоя.

Погружённая в свои мысли и заметки, я вдруг почувствовала, как что-то лёгкое и твёрдое ударилось мне по спине и упало на стол рядом с тетрадью. Не поворачивая головы, я поняла — это кто-то швырнул в меня бумажку. Медленно обернувшись, я увидела знакомое склочённое лицо Башкатова — он стоял в углу аудитории, пытаясь сдержать смешок, а глаза его блестели насмешкой и издёвкой.

— Вот достал, — подумала я, стиснув зубы от раздражения. Этот парень был настоящей занозой для меня. Его постоянные подколки и издевки становились невыносимыми.

Развернув бумажку, я прочла написанное на ней сообщение, и сердце моё сжалось от злости:

"Сегодня останешься после пар и уберёшься во всей аудитории."

Я посмотрела на Башкатова, подняла правую руку и без всяких слов показала ему средний палец — жест, понятный без перевода.

Воцарилась тишина, и тут на телефон пришло сообщение. Это был он, Башкатов.

"Охренела с**? Совсем жить надоело?"*

Не раздумывая, я быстро набрала ответ:

"Это ты охренел, идиот. С какой стати я должна мыть аудиторию? Сегодня твоя очередь."

Прошло буквально минуту, и пришёл новый ответ.

"Ну тебе же не привыкать (ржущий смайлик). Сделай это и сейчас."

Я не стала терять время и написала в ответ:

"Да я мою полы. Представь себе, есть люди, которые в 18 лет живут не за счёт родителей. А ещё мне платят за то, что я мою эти полы. А убирать за тобой г*** я не собираюсь. И если ты напишешь мне ещё хоть одно сообщение, я возьму телефон и пойду напишу на тебя заявление в полицию за шантаж и оскорбление. Твои папочка и мамочка, конечно, тебя отмажут, но думаю, по головке потом не погладят."*

Отправив это, я почувствовала себя немного лучше — хотя на душе по-прежнему было тяжело. До конца пар Башкатов молчал, но я отчётливо чувствовала, как прожигающий взгляд всё время висел у меня за спиной.

Наверное, ты спросишь, почему Башкатов меня так сильно ненавидит? Это долгая история, которую я расскажу, если ты не против.

Полгода назад я всё-таки сумела сбежать из Санкт-Петербурга и переехать в Москву. Всё было очень сложно, но я справилась. Подробности этой истории я расскажу позже, а пока — продолжу.

Когда я приехала в Москву, до начала учебы оставалось ещё два месяца. Чтобы не сидеть без дела, я устроилась на подработку — ничего особенного, просто мыла полы в небольшой фирме. Деньги были небольшие, но мне удалось немного накопить, чтобы к началу учёбы купить себе необходимую одежду и канцелярию.

Вражда с Башкатовым началась буквально с первого дня учёбы. Хотя лично ему я ничего плохого не сделала, он почему-то меня терпеть не мог.

Дело в том, что мы с сестрой и мамой жили в Москве с самого моего детства — до четырнадцатилетия. Когда я пошла в первый класс, у нас с одной девочкой, по имени Алина Вайтман, началась настоящая вражда. Не знаю, почему, но эта девочка решила, что мы с ней — заклятые соперницы. Она постоянно соревновалась со мной во всём: кто лучше пишет, рисует, у кого оценки выше.

Порой это доходило до абсурда: если у меня была пятёрка по предмету, а у Алины — четверка, у неё случалась истерика. Она визжала и кричала, словно её режут.

Но самое страшное началось, когда мы выросли и появились первые интересы к мальчикам. Так получилось, что мальчик, в которого была влюблена Алина, вдруг признался мне в своих чувствах.

Я до сих пор помню тот день — как она кричала и орала, узнав об этом. Она бросилась на меня с намерением побить, но я была не из тех, кто сдаётся. Мы дрались, и я дала ей достойный отпор. После этого она больше не пыталась применять силу.

Но начались другие манипуляции. Я уже точно не помню всех её грязных ходов, но самым громким был случай, когда она наняла одного нашего одноклассника, чтобы тот влюбил меня в себя, а в самый ответственный момент бросил и ушёл к ней.

План был гениальным. Мальчика звали Егор, и он мне действительно нравился. Если бы не одна вещь, я бы, наверное, действительно влюбилась в него, и план Алины сработал бы.

Но она спалилась по-настоящему тупо. Один раз я сидела в туалете и читала книгу — я иногда уходила туда, чтобы немного побыть в тишине. В этот момент в туалет зашла Алина с подругами и начала хвастаться своим «гениальным планом».

Я слушала и еле сдерживала дикий смех. Алина утверждала, что Егор влюбит меня в себя до конца месяца, а потом бросит и уйдёт к ней. Не спорю, Егор мне действительно нравился, но чтобы влюбиться без памяти за месяц? Мне показалось, что она считала меня полной дурой.

Я спокойно дождалась, пока девочки выйдут из туалета, и через пять минут зашла в класс. Егор уже был там, увидел меня и улыбнулся, направляясь в мою сторону. И как я раньше не замечала всю его фальшь? После того, как я узнала правду, все его слова, движения, мимика казались до безобразия слащавыми и глупыми.

— Привет, Алина, — сладко улыбнулся он. — Может, после занятий пойдём в кино?

— Прости, Егор, но — нет, — сказала я громко, чтобы все слышали. Класс замер, повернув головы к нам. Алина и её подруги тоже были там. — Ты мне не нравишься вообще. Я думала, ты это поймёшь, потому что я тебе всё время отказываю, но... — я действительно всегда отказывала Егору в приглашениях погулять, просто из желания немного повыпендриться. Он об этом не знал. — Но до тебя это никак не доходит. Короче, больше не подходи ко мне. Ты мне не нравишься, и точка.

Наказания

Так как на работе у меня сегодня выходной (я работаю продавщицей в магазине мебели), сразу после универа я вернулась в общагу и, упав на кровать, отключилась.

Наконец-то первый выходной за последнюю неделю. Сказать, что я уставала, — значит промолчать. Сначала лекции по семь часов в университете, а потом работа до 12:00 ночи. Я спала всего 6 часов в сутки. И отоспаться могла только в свой единственный выходной.

Ну и на этом спасибо. Крышу над головой мне дал университет — живу в общежитии. А работа меня кормит и одевает.

Так вот я заснула в 2:00 дня, а проснулась в 8:00 вечера от звука входящего сообщения на телефон.

Я несколько раз соморгнула и увидела, что сообщение от мамы.

Мама — «Доченька, как ты? Всё хорошо?»

Я — «Да, всё нормально.»

Мама — «Как учёба?»

Я — «Да по-старому. Ничего нового. А как у тебя дела?»

Мама — «Милая, ты только не волнуйся... Но сегодня опять приходил Богдан.»

Я заледенела от страха. Не дышала. Сердце замерло в ожидании ужасных новостей. Дрожащими пальцами набрала сообщение.

Я — «Что он хотел?»

Мама — «Требовал, чтобы я сказала, где ты. Иначе грозился из дома выгнать и уволить меня с работы с волчьим билетом. А под конец — любимая фраза из фильмов: "Я сделаю так, чтобы в этом городе вы не нашли работу."»

Читая эти строки, я умирала и оживала снова. Боже, я не могу позволить, чтобы с мамой из-за меня что-то случилось. Я набрала маме следующее сообщение.

Я — «Мам, может, я вернусь? Я не могу позволить, чтобы ты в своём возрасте оказалась на улице. Он ведь не шутит и добьётся этого.»

Мама — «С ума сошла? Даже не думай об этом. В городе уже каждая собака болтает о том, что когда Богдан найдёт, тебе отправят в бордель с билетом в один конец. Мы и так с таким трудом смогли сделать так, чтобы ты уехала из города. Хочешь, чтобы всё это было зря?»

После этих слов перед глазами пробежали события полугодовой давности.

Полгода назад.

Мы с мамой сидели в моей комнате в обнимку и плакали. Мама обещала, что поможет мне сбежать.

— «Но как?» — спросила её с дрожащим голосом.

— «Для начала нужно найти машину», — строгим голосом сказала мать. — «И ещё нужны будут деньги. Ты поедешь в Москву учиться. Но нужно сменить тебе фамилию, чтобы Богдан тебя не нашёл. Поступим так: ты сейчас поедешь в Москву к моей подруге. Поживёшь там пока неделю или две. А я тут попытаюсь найти людей, которые смогут, обойдя правила, сделать тебе новые документы. Если сделаем всё официально, Богдан потом всё равно узнает твою фамилию, и тогда это не имеет смысла», — мама печально вздохнула, — «Но на это нужны большие деньги. А у нас даже лишней копейки нет.»

Я молча кивала, соглашаясь со всеми её словами. У нас и вправду не было лишней копейки. Буквально всё уходило на аренду квартиры и продукты. Так ещё Лика каждый месяц устраивала истерики, чтобы ей купили новую одежду.

Сестра считала, что мы с мамой работаем исключительно ради неё. Наши желания на НАШИ деньги она даже не учитывала. Как-то раз мама два года не могла купить себе новые зимние сапоги, потому что у Лики каждый раз были новые и бесконечные хотелки, на которые никаких денег не хватит.

Раньше я как-то не обращала на это внимание, но сейчас бешенство берёт от её поведения. Сестре ведь не только на меня, но и на маму плевать. Мы для неё — как бесплатная обслуга (Лика за последние годы ни разу за собой даже чашку не помыла, не то чтобы убраться) и бесконечный мешок с деньгами. А как на людей ей — на нас — просто плевать.

Я думала о бессовестной сестре, как вдруг мой взгляд зацепился за браслет на руке. А может, продать его?

Можно будет заработать неплохие деньги. Ведь одного взгляда на браслет достаточно, чтобы понять, что он стоит целое состояние.

В связи со своей работой официанткой (в ресторане, в котором я работаю, только мажоры) я умела отличать настоящие драгоценности от подделок, так как каждая девушка, посещающая наше заведение, носила очень дорогие украшения.

Так что, глядя на браслет, я понимала, что он настоящий, а не дешёвая подделка из бижутерии.

— «Может, продать его?» — я подняла правую ладонь и показала маме браслет.

— «Откуда у тебя это?» — нахмурившись, спросила мама.

— «Богдан подарил, подарок на день рождения», — коротко объяснила я. — «Давай поступим так: я уеду в Москву, а ты здесь попробуешь продать браслет, а потом скинешь деньги мне на карточку.»

— «Хорошо», — кивнула мама. — «У меня как раз есть знакомый в этой сфере. Значит так — собирай всё самое необходимое. А я попробую найти машину, которая тебе подвезёт.»

Мама работала медсестрой в больнице. Так что у неё были знакомые в самых разных сферах, её бывшие пациенты. Поэтому она очень быстро смогла найти машину.

Мы с мамой решили, что безопаснее всего уйти в два или три часа ночи. Пока на улице никого нет.

Так мы и поступили. В течение дня мы вели себя как обычно, чтобы Лика ничего не заподозрила и не побежала докладывать всё Богдану. Мама в обычное время собралась и поехала на работу, а я сидела в своей комнате, заперев дверь.

Наступил вечер. Мама вернулась с работы, приготовила поесть и позвала нас с Ликой ужинать.

Сестра вошла на кухню, бросая в меня убийственные взгляды, а потом весь вечер демонстративно игнорировала. С*** б****. Совсем охренела мерзавка. То есть по её вине меня изнасиловали, а теперь она ещё и обижается.

Мы втроём сидели на кухне и ужинали, как вдруг сестра упала прямо на стол. Я нахмурилась, собираясь проверить её пульс, но меня остановил мамин голос.

— «Не волнуйся», — сказала мама. — «Это я подсыпала в её еду снотворное. Теперь она проспит до самого обеда и не сможет помешать нашим планам. Если ты доела, иди в свою комнату и собирай остальные свои вещи.»

Я молча кивнула и пошла в свою комнату.

В ту ночь я сбежала из родного города. Мамин знакомый на машине из Санкт-Петербурга привёз меня до самой Москвы. Здесь меня встретила мамина подруга. Мы договорились, что я поживу у неё до начала учебного года. Взамен я буду убираться в доме и присматривать за её маленькими детьми.

Ренат Юсупов

Выйдя из автобуса, я со всех ног бежала в сторону Универа. На занятия я в принципе не опаздываю, но перед их началом мне нужно зайти в библиотеку и забрать кое-какие книги.

Так вот, иду я себе быстренько-быстренько и никого не трогаю. Вдруг слышу за спиной:

— Привет, красотка. Познакомимся?

На автомате оборачиваюсь и на секунду застываю.

За моей спиной стояли три гопника. Выглядели они как тюремщики. Развернувшись, я со всех ног убегаю.

— Эй, детка, тормози, всё равно не уйдёшь, — кричал насмешливо парень, а рядом с ним засмеялись ещё двое. Вот уже как три квартала меня преследуют, и я в отчаянии и панике. Ноги стерты до крови, так как, надевая новые туфли на высоком каблуке, я и подумать не могла, что мне придётся бегать.

— Крошка, куда так торопишься, иди к нам, повеселимся, — говорит уже другой урод, и опять этот страшный гогот, который заставлял меня вздрагивать и ускоряться, несмотря на дикую боль в ногах.

Прибавила ещё шагу, петляя между домами. И, как нарочно, ни одной души на пути. Господи, пожалуйста, помоги мне.

— Детка, а у тебя отменные ножки, ещё не устала? — мне кажется, они специально насмехаются и держатся на расстоянии. Загоняют меня, но куда? То, что со мной играют, было видно сразу.

Довольно мощные парни атлетического телосложения при желании в два шага могли настигнуть меня, но не делали этого, лишь с ленцой шли следом и кидали фразочки, от которых я холодела от страха.

Выскочив из очередного угла, я вышла на дорогу. На ней было бесчисленное количество машин. Вдруг как раз на светофоре загорелся красный свет, и машины остановились. Сама не понимая, что делаю, бросилась к первой попавшейся машине и, открыв дверь, села на заднее сиденье.

— Прошу, провезите всего несколько метров или до остановки, — взмолилась, понимая, что меня с лёгкостью сейчас могут выгнать. — Умоляю, меня преследуют трое парней.

Посмотрела в окно, увидела, что те уроды приблизились к машине. Выйду — и меня тут же схватят.

Когда водитель обернулся в мою сторону... я подумала, что лучше бы попала в руки гопникам.

За рулём сидел Ренат Юсупов. Этот парень учится в моём универе на пятом курсе. И, Господи, о нём ходят такие слухи... Если хотя бы 10 % из них правда, можно с уверенностью сказать: передо мной сидит дьявол.


---

Если в двух словах — Ренат Юсупов — самая большая "знаменитость" в нашем универе. А его жестокости и ублюдочности ходят легенды.

Да, я сама лично видела, как он до полусмерти избил парня, который случайно пролил на его рубашку горячий кофе (хотя если честно, тот парень был тем ещё уродом, многих доставал. Так что когда Ренат избил его, все только обрадовались). Но, Боже мой, я до сих пор прихожу в ужас, когда вспоминаю того парня после избиения. Юсупов выбил ему половину зубов. А потом с могильным спокойствием перешагнул через его обмякшее тело и пошёл к универу.

Хотя на вид и не скажешь, что он такой. Когда я его впервые увидела, то на пару минут даже зависла. Сказать, что парень выглядит как Бог, — значит ничего не сказать. Ренат ооооочень красив. А когда одевает тёмные джинсы, белую футболку с кожаной курткой, то выглядит не хуже любого голливудского актёра. Девушки просто сворачивают шеи, когда он проходит мимо.


---

— Свали из моей тачки, амёба, — сквозь туман из своих мыслей слышу грубый голос Рената.

Подняв голову, я удивлённо несколько раз моргнула глазами. Оказывается, я так глубоко ушла в свои мысли, что не заметила, как машина Рената давно тронулась с места и остановилась около нашего Универа.

Ничего не ответив на это его "амёба", я выскочила из машины и побежала к зданию Универа со скоростью света.

Когда вошла внутрь здания, немного успокоилась. Ух, я жива, Юсупов не убил меня. Достав телефон из сумки, я посмотрела на время.

Чёрт, уже не успею в библиотеку. Ну хорошо, что хоть на пары не опоздала.

Немного отдышавшись, иду к аудитории литературы. Когда вошла внутрь, одногруппники как-то странно на меня смотрели. Но я была так вымотана, что не обратила на это никакого внимания. Пошла на своё место и села.

Как только я это сделала, в аудиторию зашёл учитель литературы и начал пару. Она прошла довольно спокойно. Хотя все 50 минут я чувствовала на себе проницательные взгляды.

А когда пара закончилась и началась перемена, ко мне тут же подошла Оля. Не скажу, что мы с ней прям подруги, но довольно неплохо общаемся.

— Привет, Агата, — девушка села за мою парту. — Слушай... — она на секунду замялась — А что у тебя с Юсуповым?

— А что у меня с ним? — спросила типа не понимая, о чём она, но в сердце зародился страх.

— Но он же тебя сегодня в универ привёз, на своей машине, — подтвердила подруга мои худшие догадки. Чёрт, значит, студенты видели, что мы с Юсуповым приехали сегодня вместе.

Живя и учась в Москве, я старалась быть максимально незаметной. Конечно, это маловероятно, но я боялась, что если меня кто-то заметит, то может донести обо мне Богдану. А тот уже потом свернёт мне шею.

Но теперь можно с уверенностью сказать: моей жизни "тени" пришёл конец.

Как я уже сказала: Юсупов здесь местная знаменитость, и любая девушка, которая появляется рядом с ним, узнаёт потом весь Универ.

— Да ничего у меня с ним нет, — сказала Оле, которая посматривала на меня, ожидая ответа. — Просто за мной гнались три отморозка, и я остановила первую попавшуюся машину, чтобы он провёз меня несколько кварталов. Владельцем этой машины и оказался Юсупов. Между нами ничего нет, он просто мне помог.

— Ой, не рассказывай мне сказки, — Оля фыркнула. — Он даже Оксане не разрешает садиться в его машину. Более того, за 5 лет учёбы никто не видел, чтобы Ренат разрешал кому-то из девушек садиться в его машину.

После слов Оли я поняла, что у меня ещё одна проблема — Оксана. Вот только её мне не хватало для полного счастья.

У Рената за всё время учёбы не было ни одной официальной девушки. Но рядом с ним всё время появлялась Оксана. Эта девушка училась на четвёртом курсе. И с первых дней появления в университете она, как маньячка, бегала за Ренатом. По сути, она единственная девушка, которая может подойти к нему и уйти живой.

Оксана

Несмотря на мои опасения, день прошёл относительно спокойно.

Но вот моя нервозность повлияла на оценки, так как я всё время отвлекалась на свои мысли. Преподаватели даже пару раз делали мне замечания.

Одногруппники тоже до самого конца занятий бросали на меня взгляды. Кто-то удивлённый, кто-то с насмешкой, а некоторые девушки — с завистью.

А вот Башкатов смотрел на меня с ещё большей ненавистью, чем обычно. Этот идиот решил, что я встречаюсь с Юсуповым?

Тогда понятно, почему он так злится. Если бы я на самом деле встречалась с Ренатом, Башкатов никак не смог бы больше до меня докапываться. Ведь Юсупов не только местная знаменитость, но ещё и ходят слухи, что он связан с бандитами. Откуда такие слухи? Тот парень, которого избил Ренат, подал на него заявление в полицию.

Несмотря на всю свою "знаменитость", Ренат ни разу не пропускал занятия. А в тот день Юсупова не было в универе. А ближе к обеду по универу расползались слухи, что Рената арестовали.

Но на следующий день Юсупов появился на занятиях, как ни в чём ни бывало. На этом моменте его связь с мафией никто не заподозрил. Ну, отмазался от копов и отмазался — это обычное дело.

Но уже через неделю семья того парня, который подал на Рената заявление в полицию, обанкротилась. Причём до состояния нищеты. Хотя их бизнес с каждым днём только процветал, и о возможном банкротстве не было и речи.

Тот парень отчислился из университета, так как учился не на бюджет и договор оплатить больше не мог. А если на чистоту, он был тупым как пень, и в универе его держали только потому, что родители с помощью взяток еле пропихнули его.

Тогда и разошлись слухи, что Ренат Юсупов не только богат, но ещё и связан с криминалом. Оказалось, тот парень — не первый, с кем их семья так легко расправлялась. Они поступали так с любым, кто переходил им дорогу. Более того, оказывается, несколько ушлых бизнесменов, которые пытались отжать бизнес у отца Рената, исчезали бесследно. Вот ушёл утром человек — и больше не вернулся. И всё это по удивительному "совпадению" сразу после того, как они переходили дорогу семье Юсуповых.

Рената и так в универе боялись. Но после того случая люди старались обходить его десятой дорогой.

Так вот, насчёт Башкатова: этот урод весь урок пытался испепелить меня взглядом, полным ненависти. Но в его глазах было не только ненависть, а ещё и злоба. Что, урод, тебе легко было самоутверждаться за счёт слабой девушки, которую некому защитить, НО против парня ты пойти не можешь?

Мне хотелось расхохотаться. Вообще Башкатов — то ещё ничтожество. Он играл не по-мужски — подло и низко.

Конечно, Башкатов не был полным идиотом и старался не палиться в своих подставах, как Алина. Он играл очень осторожно, но тонко и действовал, из-за его пакостей меня несколько раз могли исключить.

Например, один раз, когда учительница попросила его собрать контрольные работы, этот идиот выкинул мою тетрадь. И у меня были большие проблемы с преподавателем.

Потом он "случайно" пролил на мой телефон бутылку воды. И он сломался.

Ещё один раз нас позвали на совещание к декану — явка была обязательна. Но Башкатов сказал всей группе, что сам меня предупредит, но не предупредил. Тогда у меня был жёсткий разговор с деканом. С тех пор он меня недолюбливает.

Я знала, что он делает это всё нарочно, но доказательств у меня не было.

Ну наконец пятая пара закончилась, и можно было идти сначала домой, а потом на подработку. Я вышла из аудитории, но мне вдруг очень сильно захотелось в туалет.

Я пошла в уборную и, заскочив внутрь, сделала свои дела. Вышла из кабинки и, встав перед раковиной, над которой висело зеркало, вымыла руки холодной водой.

Я уже собиралась выйти из уборной, как вдруг туда зашли трое девушек.

С ужасом я узнала в них Оксану и двоих её таких же чокнутых подружек. Это они поймали ту девушку, которая флиртовала с Ренатом, и сбрили налысо.

Чёрт, выругалась про себя. Меня ждёт то же самое? В уме начала подсчитывать свою силу. С Оксаной я смогу разобраться — она ненамного выше и сильнее меня. Один на один я её асфальт закатаю. Но одна на троих — я не продержусь.

Оксана встала напротив меня и начала изучать внимательным взглядом. Несколько раз осмотрела меня с ног до головы. Потом усмехнулась и фыркнула.

— Девочки, это она? — засмеялась девушка. Голос у неё мелодичный. С некоторой хрипотцой, но в то же время очень нежный. Да и сама девушка была очень красивой. Блондинистые, почти белые волосы до самых колен, из которых сегодня девушка сделала красивые кудри. На лице макияж "без макияжа" (ну это когда на лице девушки есть макияж, но если внимательно не присмотреться, то не заметишь). Сама она была одета в милое тёмно-синее платье. На ногах — безумно красивые босоножки. Да ещё на девушке были очень дорогие украшения: кольца, серьги, кулон. Да и сама Оксана была похожа на ангела, который спустился на землю. Если не знать о том, что эта девушка — психопатка, можно влюбиться в неё с первого взгляда. Я — девушка, но даже я восхищена её красотой. Она как безбожно дорогая картина, которую хочется разглядывать часами.

И чего Ренату не хватает? Почему бы ему не начать с ней встречаться? Они были бы идеальной парой. Оба безумно красивые. Да и смотрелись бы они гармонично.

Пока я размышляла, Оксана вдруг пошла в мою сторону. Девушка и её подружки расплылись в оскале гиены.

Я встала в оборонительную позицию. Хотите бить? Бейте. Но вы тоже сухими из воды не выйдете. Всем троим весомый вред я нанести не смогу, но пару царапин точно оставлю...


---

Чулан

Оксана подошла ко мне вплотную и ещё раз осмотрела с ног до головы. Девушка на секунду замерла, а потом расхохоталась.

Она что, пьяная? Оксана смеялась ещё секунд тридцать, а потом вдруг стала серьёзной. Она обернулась к своим подругам и надменно сказала:

— И вот из-за неё — девушка неприлично ткнула в мою сторону пальцем — вы из-за этого дернули меня из салона, устроив истерику? — Оксана ещё раз окинула меня взглядом, в её глазах читалась надменность и высокомерие, словно я не была достойна даже пыли под её ногами.

Ну конечно, на мне же нет одежды и украшений, которые стоят целое состояние. Да и прически с макияжем тоже.

Так как сейчас середина декабря, на мне тёплые штаны и толстовка, которые и близко не выглядят красиво. Но мне нравится: во-первых, тепло, во-вторых — не привлекаю ненужного внимания. Ну и, наконец, сегодня появилась третья причина — одержимая психопатка не набросилась на меня.

— Ну, Оксан... Она же вышла из его машины, — испуганно промямлила одна из её подруг. А я и не знала, что подруги Оксаны так её боятся.

— Кстати, об этом, — Оксана снова посмотрела на меня, но в её глазах по-прежнему не было злобы или ревности, — почему ты сегодня выходила из машины моего любимого? И учти: солжёшь — сверну шею.

— Когда я сегодня шла на занятия, ко мне привязались три придурка. Я выбежала от них на дорогу и села в первую попавшуюся машину. Это и была машина Рената. Он покатал меня всего две остановки. На этом всё, раньше никогда я с ним не разговаривала.

— Точно? — кивнула я и сказала чистейшую правду. Наверное, Оксана это видит, потому что, развернувшись, она сказала своим подругам:

— Ладно, девочки, уходим, нам здесь делать нечего.

Оксана уже шагнула к выходу, как вдруг одна из её подруг сказала:

— Может, пару раз ей личико поправим? — девушка мерзко улыбнулась. — Так, для профилактики, чтобы в будущем даже в машину к чужим парням не села. — Она мечтательно закатила глаза, словно представляла, что бы со мной сделала.

— Слушай, хватит, а? — рявкнула Оксана. Я и её подружки вздрогнули. — Тебе прошлого раза было мало? Я просто хотела запугать ту идиотку, а вы побрили её налысо. — Оксана тяжело вздохнула. — В тот раз я взяла вину на себя, так как это "из-за меня" ты на это пошла. Но в этот раз я вас прикрывать не буду. Не смейте её трогать.

Вдруг Оксана прикусила язык и повернулась в мою сторону. Девушка выглядела так, будто сболтнула что-то лишнее. Она снова вплотную подошла ко мне и сказала:

— Забудь о том, что здесь произошло. Ты ничего не видела и не слышала. Поняла? — я кивнула. — А насчёт Рената... Твою версию я поняла и проглотила. Но если я ещё раз узнаю, что ты крутилась рядом с Ренатом, отдам тебя ей. — Она кинула взгляд на свою чокнутую подружку. — А уж поверь, она придумает, что с тобой сделать. Я же её отмажу.

Оксана с подружками вышла из туалета. Я ещё где-то минуту стояла в уборной и уже собиралась оттуда выйти, как вдруг внутрь вошла чокнутая подружка Оксаны.

Я ничего не успела сделать, как вдруг эта чокнутая бросилась в мою сторону. Она прижала меня к стене, правой рукой зажала рот, а в левой, сжимая маникюрные ножницы, прижала их к моей шее. Эта девушка была на голову выше меня и в разы сильнее, так что ей легко удавалось удерживать меня в этом положении.

— Ммммм, — я замычала ей в руку, и девушка со всей дури ударила меня головой об стену. Перед глазами поплыло.

— Ах ты ж с****, — прошипела она. — Кричать вздумала? — она сильнее зажала мне рот, и стало очень больно. — Значит так, с****, — прошипела она. — Сейчас ты пойдёшь со мной туда, куда я скажу. Только попробуй по дороге пикнуть и привлечь чьё-то внимание.

Она на секунду отпустила меня, но уже скоро развернула к себе спиной и снова схватила. Одной рукой железной хваткой зажала рот, а другой прижала маникюрные ножницы к шее.

— Запомнила, с***? — прошипела она. — Только пикни — сразу перережу глотку.

И эта чокнутая, с силой, как будто была взрослым мужиком, потащила меня по коридорам. С каждым шагом она всё сильнее зажимала рот и прижимала ножницы к шее. Я не смела даже пикнуть от страха, молясь про себя, чтобы хоть кто-то по дороге нас встретил. Но чёрт побери, в огромном университете ни один студент или преподаватель не вышел нам навстречу.

Где-то через три минуты мы оказались рядом с каким-то чуланом. Подруга Оксаны, не выпуская меня из рук, затащила нас в чулан.

Я ничего не успела понять, как в следующую минуту у меня потемнело в глазах. Эта ненормальная со всей дури ударила меня головой об стену. И пока я после удара приходила в себя, она вытащила из сумки верёвку и скотч.

За считанные секунды, словно она делала это не раз, чокнутая схватила мои руки и связала их сзади. Потом запихнула мне в рот свой платок и следом связала его скотчем. А в последнюю очередь крепко связала ноги.

Придя в себя, я изо всех сил начала врываться и громко мычать. А эта ненормальная смотрела на меня и блаженно улыбалась. Она выглядела так, будто смотрела на что-то очень забавное.

Потом, присев около меня на корточки, положила руку на мою щёку и стала гладить.

— То, что Оксана отпустила тебя, не значит, что отпускаю я. Теперь ты моя личная зверушка, с которой буду делать всё, что захочу. — Она кивнула на меня, связанную. — Это твоё первое испытание. Ты должна показать, что достойна такой хозяйки, как я. — Она снова прогладила меня по голове, как собачку, и стало очень противно. — Сегодня ты переночуешь здесь, в этом грязном чулане, связанная и голодная. Завтра утром я приду и развяжу тебя. А потом мы с тобой придумаем, чем бы ещё заняться.

Она снова счастливо улыбнулась, словно уже сейчас представляла, что со мной сделает.

— Ну, пока, — она поднялась с корточек и с высока посмотрела на меня. — Надеюсь, ты уже ходила в туалет и не описаешься здесь.

Она посмотрела на меня на секунду, а потом со всей дури ударила ногой в живот. Я взвыла от боли, а она мерзко улыбнулась.

Наказания 2

За ночь я несколько раз приходила в себя. Пыталась развязать верёвки, но ничего не получалось. А из-за того, что я всё время плакала и рот был заклеен кляпом, я задыхалась и теряла сознание.

Я провела в этой каморке почти двенадцать часов. Мне очень хотелось пить, а ещё больше — есть. Но больше всего меня бесили верёвки. С*** очень крепко связала меня, так что каждое движение причиняло сильную боль.

Когда я на этот раз проснулась, было уже утро. Я очнулась от звука поворачивающихся ключей. Дверь открылась, и в каморку вошла женщина средних лет. Судя по внешнему виду, это была уборщица.

Увидев меня, она на некоторое время замерла, а потом, выругавшись, кинулась ко мне и начала развязывать.

— Ты кто? — спросила женщина, когда полностью развязала меня. — Откуда ты здесь?

Я не могла ответить — голос был охрипшим от криков, а сил почти не осталось. Хотелось поесть, попить и просто поспать.

Но самое главное — я хотела убить ту суку, что связала и заперла меня здесь.

— Сколько сейчас времени? — хрипло спросила я.

Женщина достала телефон из кармана и, взглянув на экран, ответила:

— Половина десятого.

Отлично, значит эта тварь сейчас в университете.

— Можно воды? — попросила я.

Она кивнула и ушла. Через пять минут вернулась с бутылкой воды и плиткой шоколада.

— Держи, — сказала с нежной улыбкой и протянула мне.

Мне было немного неудобно брать шоколад, но я была слишком голодна.

Выпив и съев всё, что дала добрая женщина, я почувствовала прилив сил.

Теперь надо найти эту тварь. Я встала и поблагодарила уборщицу за помощь.

Потом пошла в сторону телефона той с*** и взяла его в руки. Хорошо, запись всё ещё идёт. Я сохранила её и перемотала на самое начало.

Отлично — здесь слышно, как с*** говорит, что теперь я её зверушка и что она придёт развязывать меня завтра утром.

Положив телефон в карман, я направилась прямиком в столовую.

Оксана, эта с*** и их другая подруга целыми днями сидят там. Я не ошиблась.

Когда я вошла в столовую, эти троицы были там — сидели, болтали и хохотали на всю залу. Эта мразь даже не думает подходить ко мне и развязывать. Ей пофиг, что почти двенадцать часов назад она связала девушку и заперла в каморке.

С*** сидела ко мне спиной и не заметила, как я подошла. Я схватила её за волосы и со всей силы потянула на пол.

Дрянь завизжала во весь голос. Я села сверху, сначала ударила её со всей силы в живот, потом — в челюсть. С*** болезненно простонала.

Но мне этого было мало. Я била её изо всех сил, куда попаду. Кажется, даже несколько раз схватила за волосы и стукнула головой об пол.

Дрянь этого не ожидала и сначала не могла дать сдачи. Когда пришла в себя, сил у неё уже не было.

Пока нас разнимали, я хорошенько её побила.

Очнулась, услышав рядом крики декана. Пелена гнева спала с глаз, и я огляделась. Оксана с другой девушкой суетились вокруг с***, пытаясь помочь ей подняться. Со всех сторон слышались голоса и крики.

Похоже, в столовой собрались все студенты университета.

— Новикова, вы что себе позволяете? — строго спросил декан. Гневно смотрел на меня.

Кстати, с ним я впервые стою так близко. Раньше не доводилось столкнуться с ним лицом к лицу. За полгода учёбы могу сказать — декан у нас очень хороший мужчина. Строгий, но справедливый.

— А вы вызываете полицию, Павел Владимирович, — сказала, глядя прямо в глаза с***.

Она перевела взгляд на меня. Всё лицо этой твари было в крови — я сломала ей нос и разбила губу. Она сначала смотрела на меня кровожадным взглядом, а потом её глаза упали на телефон в моих руках.

Я ещё ни разу не видела, чтобы лицо человека так быстро меняло цвет. С*** побледнела, как стена.

Она умоляюще посмотрела на меня. Глаза говорили: «Пожалуйста, не надо».

Я улыбнулась — этим сказала, чтобы она засунула свои мольбы подальше.

— Какая ещё полиция, Новикова? — прорычал Павел Владимирович. — Вы что, издеваетесь? Не понимаете, что могу вас отчислить?

— Я согласна не вызывать полицию, только если эта тварь, — я указала на с***, — сегодня же заберёт документы и свалит из университета.

Декан был в шоке от моей наглости.

— Я понимаю ваше удивление, — сказал, — но можем пойти в мой кабинет? Без доказательств мне не поверят, а показывать видео перед тысячей студентов мне не хочется.

Декан кивнул, мы с ним и с этой дрянью пошли в кабинет.

Там я показала запись. Декан молча смотрел видео, перематывал на ключевых моментах. Он бледнел с каждой минутой. Когда видео закончилось, поднял на с*** злой взгляд.

— Лариса, ты совсем с ума сошла? — рявкнул он. — Что себе позволяешь, малолетняя дрянь?

— Я… я… — промямлила с***, но ничего в оправдание не смогла сказать.

— Ты отчислена, Лариса, без права на восстановление. Твои документы я выдам прямо сейчас.

Дрянь расплакалась. Слёзы текли по лицу, слова застревали в горле.

— Новикова, — декан посмотрел на меня, — можете идти домой. Я дам вам отгул на три дня. Отдохните, придите в себя.

Я благодарно кивнула и вышла из кабинета. Но домой не пошла — осталась ждать у дверей. Мне ещё многое нужно было сказать этой суке.

Из кабинета доносились крики декана и всхлипы с***.

Через пятнадцать минут Лариса вышла, вся в слезах и с трудом дыша. Из-за истерики не заметила меня и пошла по коридору.

Я пошла за ней. Когда мы оказались в безлюдном месте, я снова схватила её за волосы и ударила головой об стену. Она взвизгнула, но, увидев меня, замолчала. Похоже, я её запугала, чтобы она не лезла ко мне.

— Слушай сюда, тварь, — зарычала я, — ты сейчас уйдёшь из университета. И чтобы я тебя больше не видела. Если ещё хоть раз попадёшься мне на глаза, я отнесу эту запись в полицию и добьюсь, чтобы ты села.

Она снова заплакала, но мне было плевать.

— Поняла? — рявкнула я. Она кивнула.

Не сдержавшись, я со всей силы дала ей пощёчину. Только после этого успокоилась и пошла к выходу.

Сообщение

Мне конец.

На экране:
45 пропущенных. Мама.

Телефон снова завибрировал.
Сорок шестой.

Я не могла не ответить.

— Мам… — шепчу еле слышно, неузнавая свой голос.

На той стороне — пауза. А потом:

— Агата?.. — мама. Её голос дрожит. Не от гнева. От ужаса.
— Агата, милая, ты в порядке? Я… я не знала, что думать. Почему ты не отвечала?! Я уже думала — ты…

Она не договорила. Я услышала всхлип.

— Прости, — прошептала я. — Прости, пожалуйста. У меня… телефон был выключен, и я…

— Господи, Агата… — снова пауза, глубокий вздох. — Я так испугалась, что Богдан тебя нашёл. У меня сердце не на месте. Снился кошмар, будто он тебя увёз.

— Нет, мам, — быстро сказала я, сев на ближайшую скамейку. — Его здесь нет. Он меня не нашёл. И даже не звонил. Всё хорошо. Честно. Он не знает, где я.

— Точно?
— Точно. Мама, я бы тебе сказала. Обещаю.

Она выдохнула с явным облегчением.

— Ладно… Я чувствовала, что с тобой что-то не так. Приснился страшный сон. Ты была в каком-то подвале… Я проснулась и не могла больше уснуть. Начала звонить. И когда ты не ответила…

— Мам… я просто очень устала. Сегодня был тяжёлый день. Даже не день — ночь.
— Всё в порядке. Я справилась. Правда.

— Агата, ты сейчас в общежитии?

— Почти. Уже иду туда.

— Зайди в аптеку. Купи себе что-нибудь тёплое выпить. Возьми что-нибудь сладкое. Ты ведь ничего не ела, да?

— Почти не ела, — призналась я. — Спасибо, мам.

Пауза.

— Всё хорошо, слышишь? Всё уже позади. Ты дома. Всё уже закончилось.
Я с тобой, милая.
Всегда с тобой.

Я не выдержала.
Разрыдалась.

Спрятавшись в переулке, я прислонилась к стене, рыдая, как маленькая.
Потому что если бы мама была рядом — я бы бросилась в её объятия и не отпускала. Никогда.

— Тш-ш… Всё хорошо, — шептала мама. — Ты сильная. Ты справилась.

— Я не могу, мам, — выдохнула я, всхлипывая. — Здесь… здесь такие люди. Иногда мне страшно. Иногда — больно.

— Не надо делать ничего. Только пообещай — ты сегодня ляжешь спать, укутаешься в одеяло и позвонишь мне утром.
Договорились?

— Договорились.

— Я тебя люблю, девочка моя.

— Я тебя тоже, мам.


---

Через полчаса я была в общежитии.
С горячим чаем и шоколадом. Умытая. Одна в комнате.
Я села на кровать и выдохнула.

Запись я переслала себе в облако.
Сделала копии. Удалила с телефона Ларисы.
На сегодня — хватит.

Сегодня я выжила.
Завтра — я снова начну жить.


---

Продолжение главы

Я легла на кровать в одежде и укрылась с головой.
Было слишком тихо.
И слишком страшно, чтобы засыпать. Как будто тьма в углах комнаты шептала: «Ты не в безопасности. Ничего не закончилось».
И всё же…
Тепло от одеяла. Слабая, почти мёртвая батарея телефона.
Голос мамы в голове.
"Ты сильная. Ты справилась."

Я уснула, не заметив как.


---

Проснулась около полудня от вибрации телефона.
Сообщение от номера, которого не было в контактах:

> «Агата. Это Оксана. Нам нужно поговорить. Лично. Без подруг.»

На секунду я застыла.
Пальцы сжались.

Оксана.

Если бы не она, этой истории могло бы и не быть.
Да, она меня не тронула. Более того — остановила свою подругу.
Но и не проверила, ушла, не оглянувшись.

Я положила телефон на тумбочку и закрыла глаза.

Через минуту — ещё одно сообщение:

> «Я не знала, что она это сделает. Я думала, она просто припугнёт. Прости. Я не хочу быть ей больше подругой. Пожалуйста. Встретимся?»

Я вздохнула.
Не потому что простила.
А потому что хотела понять.

Хотела узнать — зачем?
И главное — кто ещё может быть замешан в этом безумии.


---

Сообщение от Оксаны вызвало во мне двойственные чувства.
С одной стороны, внутри поднялась волна облегчения — она не сделала меня врагом номер один. Не устроила месть, не ополчилась против меня со своими приближёнными. Напротив — предложила дружбу.

Но с другой… это и настораживало. Такие, как она, не просто так приближаются к таким, как я. Слишком разные миры, слишком разный масштаб. Я выглядела, мягко говоря, не как королева университета — скорее как её унылая антиподша.

И всё же — приятно. Просто знать, что кто-то не против увидеть во мне человека.

Я выключила звук на телефоне, убрала его под подушку и поднялась с кровати. Было уже далеко за полдень. Есть хотелось мучительно.

На кухне я наскоро пообедала тем, что осталось после вчерашнего — тосты с сыром, чай. Потом снова — душ. Долгий, обволакивающий, почти ритуальный. Я ощущала, как смываю с себя остатки тревоги, пыли, воспоминаний.

После душа завернулась в плед, легла на кровать и, включив сериал фоном, пролистала какие-то дурацкие ролики в интернете. Всё казалось таким пустым — и в этом была своя прелесть. Ни борьбы, ни страха. Только ленивое существование.

Часам к пяти я решила выйти в магазин — в комнате кончился чай, и вообще холодильник пустовал.
На улице было холодно, ветрено, но свежий воздух хорошо прочищал голову. В супермаркете я медленно катала тележку между полками, выбирая чай, лапшу, творог и мёд — всё, что согревало и не требовало долгой готовки.

Когда я вернулась, на кухне уже кто-то копошился.
— О, Агата, ты дома! — раздался голос Маши, одной из моих соседок по комнате. Она стояла у плиты в пижаме и с хвостиком на голове. — Ты где была, мать честная? Мы же думали, уже в полицию идти.

— Я тут... — пробормотала я и улыбнулась, — просто день был тяжёлый.

— У тебя всегда всё сложно, — фыркнула она, но не со злобой, а скорее, с привычной иронией. — Сейчас будет пельмени. Хочешь?

— Ага. Очень.

К вечеру вернулась и Лера — вторая соседка. Она, как обычно, ввалилась с громким:
— Люююди, я принесла чипсы и сплетни!

Комната наполнилась их привычным гомоном. Кто-то жаловался на преподавателей, кто-то — на метро. Кто-то ржал над мемами. А я просто сидела в кресле с чашкой чая и слушала. Не участвуя. Но и не чувствуя себя лишней. Впервые за несколько дней — как будто возвращалась в свою жизнь.

Отдых

Оксана скрылась в здании университета, оставив за собой лёгкий аромат дорогих духов, шлейф загадочности и ещё больше вопросов, чем ответов.

Я осталась стоять у входа, всё ещё ощущая странную смесь облегчения и тревоги. С одной стороны, радовало, что она не устроила мне показательное унижение при всех. С другой — её вежливость, почти извиняющийся тон и эта… внезапная, будто бы искренняя готовность подружиться настораживали до мурашек.
Зачем ей это? Зачем королеве факультета, идеальной, красивой, богатой девушке, вроде Оксаны, дружить с такой как я?
С замученной, неуклюжей первокурсницей, с синими кругами под глазами, растрёпанными волосами, в куртке с рынка и кедах без шнурков?

Это выглядело... слишком нелогично.
Слишком показательно, чтобы быть просто добрым жестом.
Не скрывается ли за её улыбкой какой-то зловещий план?

Я вздохнула и посмотрела на стеклянные двери университета. Сквозь них просматривались знакомые силуэты студентов, кто-то торопливо входил, кто-то лениво выходил с кофе в руках.
На автомате я уже было сделала шаг вперёд, собираясь пройти через турникет. И вдруг резко замерла на месте.

— Подожди… — прошептала я, — что я вообще здесь делаю?

Меня будто обдало холодной водой.

Декан же дал мне отгул! На три дня!
Он сам сказал: "Идите домой, отдохните, придите в себя."
А я? Как идиотка, встала по будильнику, позавтракала, добралась до университета… и зачем?

Разве я настолько привыкла жить в напряжении, что забыла, что у меня впервые есть законное право выдохнуть?

Мой рюкзак внезапно стал тяжелее.
Плечи опустились.
И в голове родилась мысль, которая одновременно пугала и соблазняла:
«Может, пойти домой? Просто… домой. Выпить какао. Закутаться в плед. Посмотреть что-то бессмысленно милое. Побыть собой».

И да, у меня есть этот шанс.

Я развернулась и пошла обратно.
Пусть Оксана идёт в свой мир идеальных улыбок и золотых кулонов.
А я — в свой, где можно хоть на пару дней не быть жертвой, не быть бойцом, не быть на страже. Просто быть.


---

Я шла по улице, чувствуя, как напряжение, как сжатая пружина внутри, медленно начинает отпускать. Сегодня был один из тех редких дней, когда можно просто… не бороться. Не отвечать на чьи-то вопросы, не смотреть по сторонам в поисках угрозы, не держать себя в тонусе каждую секунду.

Город вокруг жил своей обычной жизнью: проезжали машины, кто-то спешил по делам, торговки зазывали в ближайший цветочный — и всё это не имело ко мне никакого отношения. Никакого. И это ощущение было таким странным… и таким приятным.

По пути домой я зашла в небольшой супермаркет. Купила себе какао, печенье, баночку кукурузы (зачем — сама не знаю), пару мандаринов и шоколад — просто потому что могу.
Пока стояла в очереди, поймала себя на мысли, что в голове всё ещё крутится лицо Оксаны. Её взгляд, голос, странная мягкость, с которой она ко мне подошла…
И всё же, что ей нужно?
Нет, ну может, у неё и правда раскаяние? Может, после случая с той девушкой и с Ларисой в ней что-то щёлкнуло? Но... с чего бы ей вдруг меняться?

Или она просто присматривается, ищет, с какой стороны подойти?
Чёрт, я уже начинаю параноить.

Вернувшись в общежитие, я открыла дверь и с облегчением поняла, что комнаты пока пустуют. Девчонок не было — видимо, они ещё на парах. Это даже хорошо.

Сняв куртку, я скинула рюкзак, заварила себе какао и села на подоконник, поджав ноги.
Тишина.
Сладкий запах шоколада.
Маленький уют в мире, где всё всегда слишком громко.

Потом был душ — долгий, горячий, расслабляющий. Потом сериал на фоне — что-то лёгкое, без особого смысла, с красивыми людьми и глупыми диалогами. Потом разговор с мамой.
На этот раз — тёплый.
Она уже успокоилась, не плакала, даже шутила. Сказала, что любит меня. Что гордится.
— Я так испугалась, что Богдан нашёл тебя, — прошептала она почти виновато.
Я усмехнулась.
— Нет, мам, не нашёл. И не найдёт.

После разговора я чувствовала себя легче. Гораздо. Мы просто... поговорили. Как мать с дочерью, а не как потерявшая рассудок женщина с беглянкой.

Ближе к вечеру вернулись мои соседки — шумные, живые, по-своему милые. Я притворилась, что смотрю сериал, а на деле просто слушала, как они смеются, спорят, делятся глупостями. Их было приятно слышать. Даже не хочется признаваться, но в какой-то момент я улыбнулась. Просто оттого, что они — есть. Просто потому, что сейчас всё спокойно.

Когда стемнело, я залезла под плед с чашкой нового какао, откинулась на подушку и, наверное, впервые за долгое время чувствовала себя в безопасности.

Завтра? Завтра будет новый день.
А сегодня — день тишины.


---

Я не заметила, как уснула.

Проснулась среди ночи, в комнате горел только свет от уличного фонаря, пробивающийся сквозь щель в занавесках. Соседки уже спали. Тихо посапывали в своих кроватях, одна из них даже постанывала — видимо, снился сон.
А мне снился сон, в котором я была дома, в нашей питерской квартире. Мама варила кофе на кухне, а в окне шёл снег. Всё было… слишком спокойно. Такого не бывает. От этого сна осталась странная тоска.

Я снова улеглась под одеяло, поджав колени к груди. Как-то пусто стало вдруг.

Долго ворочалась, уставившись в потолок. Прислушивалась к чужому дыханию, к далёкому звуку проезжающей машины, к скрипу старого шкафа в углу. Всё это напоминало, что я здесь. В Москве. В этом общежитии. Среди чужих людей.
И всё-таки… может, не совсем чужих. Не таких уж и враждебных.

Наутро я проснулась до будильника. Обычно я с трудом встаю, особенно зимой, но сегодня… было чуть легче. Наверное, потому что вчера я позволила себе просто выдохнуть. Хоть на день. Хоть на миг.

Я быстро оделась — в обычные чёрные джинсы, мягкий свитер, сверху пальто. Умылась, собрала волосы в пучок, проверила, на месте ли телефон, и вышла.
Зима начинала ощущаться по-настоящему — воздух был свежий, с налётом мороза. Люди спешили кто куда, снег хрустел под ногами, и даже старый дворник у подъезда улыбнулся мне. А я, не ожидая от себя, кивнула ему в ответ.

Ваня

Я шла по улице, и зимний воздух бил по щекам, словно холодная вода, но это ощущение было одновременно бодрящим и странно приятным. Москва, казалось, жила своей обычной жизнью: машины шумно проносились мимо, где-то далеко слышались гудки, в воздухе пахло свежим снегом, смешанным с кофе из ближайших киосков. Снежинки, лёгкие и почти прозрачные, кружились вокруг, садились на мои волосы и пальто. Я будто впервые за долгое время могла дышать полной грудью.

Казалось, что весь город живёт вне меня, и это ощущение свободы было почти болезненным. Никто не требовал внимания, никто не следил за каждым моим шагом, и я могла позволить себе быть просто… собой. Подумать только, три дня каникул. Редкая роскошь в мире, где каждое мгновение нужно было либо защищаться, либо прятаться, либо держать оборону.

Я шла, оглядываясь на лица прохожих. Кто-то спешил по делам, кто-то лениво держал в руках кофе, кто-то разговаривал по телефону, смеялся и не замечал, что вокруг идёт настоящая жизнь. В моих глазах всё это выглядело почти театром — люди, случайные встречи, машины, которые резко тормозили, чтобы пропустить пешехода, запах свежей выпечки из мини-пекарни на углу. И я была частью этого театра лишь как зритель, тихий и незаметный.

Я шла по улицам Москвы, чувствуя, как мороз приятно щиплет щеки, а воздух пахнет свежей зимой, снегом и жарким кофе из уличных лавок. Сердце невольно забилось быстрее, когда я увидела его. Ваня стоял возле витрины небольшой кофейни, держа в руках термокружку, и улыбался так, что я почти растаяла.

— Агата! — окликнул он, и его голос, тёплый и привычный, словно мягкое одеяло, заставил меня забыть обо всём на свете.

— Ваня… — выдохнула я, словно боясь, что слово может разрушить этот момент.

Мы обменялись лёгкой улыбкой, и мир вокруг будто сжалился: шум машин стал приглушённым, люди спешащие по своим делам — ненужными, запах кофе — только фоном, снег — словно белая рамка, выделяющая нас среди всего города.

— Как давно мы не виделись, — сказал он, слегка наклонив голову, — может, сходим куда-нибудь?

Я кивнула, сердце бешено колотилось, и снова почувствовала ту детскую радость, что испытывала раньше, когда просто гуляла с ним по городу. Мы вошли в кафе, небольшое и уютное, с тёплым светом и запахом свежеиспечённых круассанов. Внутри было тихо, мягкая музыка на фоне, и я поняла, что впервые за долгое время могу просто дышать.

Мы сели за столик у окна. Ваня заказал горячий шоколад для меня и капучино для себя. Я с трудом сдерживала улыбку, разглядывая, как парят пары дымка напитков, как мягкий свет ложится на его лицо. Он говорил что-то о фильмах, которые недавно посмотрел, а я слушала, ловя каждое слово, как если бы это была музыка.

— Ты смотришь на мир иначе, чем я, — сказал он вдруг, взглядом, который проникал глубже любого слова. — Это… приятно.

Я почувствовала лёгкий прилив тепла. Приятно — это слишком мягкое слово, чтобы описать то, что я испытывала. Радость? Удовольствие? Страх потерять это мгновение? Всё вместе.

Мы обсуждали книги, рассказывали маленькие истории о детстве. Я смеялась, а он — сдержанно, тихо, но так, что смех отзвучивал эхом в моём сердце. В какой-то момент он дотронулся до моей руки, легонько, почти случайно, и я ощутила странное электричество: тепло от его прикосновения, смешанное с морозным воздухом улицы, будто весь мир остановился на этой секунде.

После кафе мы пошли гулять по парку неподалёку. Снежинки ложились на волосы, на ресницы, на его тёмные перчатки. Мы болтали о пустяках: о кошках, которых видели на улицах, о старых фильмах, о том, что нравится и чего боимся. Я ощущала себя неуклюжей и одновременно свободной. Свободной просто быть собой рядом с кем-то, кто не кричит, не угрожает, не требует.

— Знаешь, — сказал он тихо, — я всегда хотел, чтобы у нас было время именно так. Без лишнего, просто мы.

Я кивнула, пытаясь удержать эмоции. Внутри что-то щёлкнуло — желание довериться, довериться полностью, даже если это страшно.

Вечер плавно перешёл в сумерки. Огни города отражались на мокром асфальте, создавая ощущение, что мы идём по звёздной дорожке. Мы смеялись, вспоминали нелепые моменты из прошлого. И когда подошёл момент расставания, он слегка прикоснулся к моей руке, и я почувствовала, как мир снова сжимается в маленький миг, полный тепла и опасного спокойствия.

— До завтра? — спросил он, едва улыбнувшись.

— Да… — выдохнула я. И хотя завтра всё могло измениться, сейчас я просто хотела запомнить этот вечер навсегда.



Я шла по улицам Москвы, но вдруг сознание словно отскочило назад, два года назад, к моменту, который казался одновременно далеким и невероятно близким. В моей памяти всплыл тот день, когда мне было шестнадцать. Неделя прошла после того, как я впервые столкнулась с Богданом и ощутила странное раздражение и тревогу, смешанные с любопытством. И вдруг в моей жизни появился Ваня.

Ваня… Он был старше меня, чуть выше, с прямой осанкой, как будто каждый шаг был выверен заранее. В его улыбке было что-то одновременно лёгкое и уверенное, что заставляло сердце колотиться быстрее, а грудь наполняться теплом, которого я давно не чувствовала. Когда он подошёл и тихо поздоровался, внутри меня что-то щёлкнуло — как будто открылась дверь, которую я боялась открыть.

Он предложил сходить на свидание, и я — такая наивная, такая счастливая, такая красивая в собственных глазах — сразу согласилась. Моя радость была почти детской, искрящейся, как солнечные блики на снежной дороге, по которой мы шли, смеясь. Я чувствовала себя живой, свободной, существующей в моменте, который, казалось, длится вечно.

Мы пошли в маленькое кафе недалеко от парка. Дверь открылась, и запах свежего хлеба, горячего шоколада и лёгкой пряности мгновенно окутал нас. Солнечный свет, преломляясь через окно, играл на его волосах, на моей куртке, на лицах прохожих, создавая ощущение, что мы существуем в каком-то идеальном мире, где не было боли, угроз и страха.

Тридцать роз

Я тяжело дышала, опершись локтями о край стола в своей комнате общежития. Сердце глухо стучало в груди, словно барабан в далёком, чужом ритме, а щеки сковывала горячая дрожь. По ним текли слёзы, которые я даже не пыталась вытирать. Маши и Леры уже не было рядом — они ушли в ванную мыться, оставив меня одну в этой полутёмной, почти душной комнате. Лёгкий запах чая с липким привкусом пота висел в воздухе, а из открытого окна слышался приглушённый шум улицы — тихие шаги, редкие голоса, далёкий гул трамваев.

Я всё ещё слышала их голоса, их разговоры в коридоре, но мне казалось, что это происходит где‑то очень далеко. Мои мысли были внутри меня самой, и в них был только один крик — страх. Страх за маму, страх за Лику. Хоть я и поссорилась с сестрой, хоть мы отдалились, но она всё ещё была сестрой. А мама… мама была всем, что у меня осталось в этом мире.

И мысль проникла ко мне неожиданно — странная, как холодный камень в груди. Я могла бы вернуться. Вернуться к ним. Вернуться домой. Но тогда… тогда я знала, что мама сделает последнее — пакончит с собой. Эти её слова звучали в голове как приговор: «Если ты вернёшься — я уйду. И больше никогда тебя не увижу».

Я сжала кулаки так, что ногти впились в кожу, ощущая боль. Но это было не важно. Сердце сжималось от ужаса. Я понимала: за этими словами скрывается не только угроза, но и реальная правда. Мама готова была пойти на всё, лишь бы уберечь меня от возвращения. Но готова ли я была уберечь её от себя самой?

Я закрыла глаза и вдохнула дрожащим, но глубоким вдохом. Слезы падали на стол, оставляя тёмные следы. И где‑то внутри, в глубине, проснулось нечто странное — холодная тревога, которая мешала мне дышать.

Я хотела спать. Мне хотелось забыться. Но тело сопротивлялось. Страх не отпускал меня даже в сон.

И он пришёл.

Сначала — лёгкое ощущение тяжести, словно невидимая рука сжимала грудь. Потом — образ. Тёмный, тревожный, как будто вырванный из глубины кошмара: Богдан. Он стоял в тени, его глаза горели, а голос отдавался эхом, холодным и жёстким. Я видела его, слышала его, но он не говорил. Он просто смотрел.

За этим образом следовал другой — мама. Она стояла на краю обрыва, а под ней зияла бездна. Её руки протянулись ко мне, и слёзы её были моими слезами. Лика — за ней, крича и плача, теряла равновесие, как будто её тянуло вниз.

Я открыла глаза. Комната вокруг меня стала мутной, тёмной, хотя за окном уже рассветало. Сердце билось так сильно, что казалось — сейчас вырвется из груди. Я знала: кошмары придут. И они будут всю ночь.

Я открыла глаза, и первое, что почувствовала — это тяжесть. Не просто тяжесть сна, а тяжесть ночи, которая не отпускает, даже когда свет проникает сквозь шторы. Он был холодным, бледным, как рассвет, который пытается пробиться через бетон и шум города. Я лежала неподвижно, прислушиваясь к собственному дыханию. Оно было неровным, прерывистым, и сердце стучало слишком быстро.

Я была в своей комнате в общежитии. Здесь было тихо. Но за стенами уже начинался новый день: в коридоре звучали приглушённые голоса, кто‑то переминался с ноги на ногу. Я слышала Машу, мою соседку, как она тихо разговаривала с Лерой, их голоса будто дрожали от раннего холода.

Я не хотела вставать. Мне хотелось спрятаться в эту постель, забыться, но тело не слушалось. Оно всё ещё дрожало от ночных кошмаров. Сны всё ещё жили во мне. Богдан. Мама. Лика. Они стояли в темноте, окружённые холодом, и смотрели на меня так, будто знали то, что я боялась вспомнить.

Я села на кровати, обхватив колени. Холод пола пробирал до костей, но я не шевелилась. Я боялась пошевелиться. Боялась, что движение вырвется за пределы сна и принесёт с собой ещё больше страха.

Я вдохнула. Страх всё ещё был здесь. Он не отпустил меня. Я почувствовала, как он сидит внутри, тихий, но неотступный.

Мой взгляд упал на окно. Улица уже наполнялась светом, холодным и прозрачным. Город просыпался. Слышался шелест ветра, далекий шум машин. Всё вокруг будто жило своей жизнью. Но для меня этот день начинался в страхе.

Сегодня закончились три дня каникул, которые мне дал ректор, и пора было возвращаться в университет. Четверг. Я вздохнула и, не спеша, встала с кровати. Комната ещё пахла холодным утренним воздухом, чаем и влажной тканью. Маши и Леры уже не было — они ушли в столовую, тихо переговариваясь в коридоре. Я тихо собрала вещи, накинув на плечо сумку, и направилась в сторону выхода.

Университет встретил меня привычным шумом: звон металлических дверей, стук каблуков по плитке, разговоры студентов. Я шла по коридору, ощущая лёгкую тяжесть в груди — остаток ночных кошмаров всё ещё висел надо мной, как тёмная туча. Решила пройти через кафетерий за чашкой кофе — холодного латте, который я любила за его вкус и свежесть.

Кафетерий был полупустым. Несколько студентов сидели за столиками с ноутбуками, кто-то читал, кто-то молча поглощал завтрак. Я подошла к стойке, улыбнувшись баристе, и заказала свой латте. Когда мне протянули стакан, я направилась к столу рядом с окном. Но в этот момент из‑за спешки и собственной рассеянности задела край стола. Стакан опрокинулся, и холодный кофе пролился на кого‑то.

Я замерла, а потом обернулась — передо мной стоял Ренат. Высокий, строгий, в чёрной куртке, с закрытым, холодным взглядом. Кофе стекал по его руке и капал на штаны, оставляя тёмные пятна. Его лицо оставалось без эмоций, но глаза были напряжены.

— Прости, — выдавила я, хватаясь за салфетки и пытаясь вытереть пятно, но он резко поднял на меня взгляд. Это был взгляд, от которого становилось холодно, как если бы в комнате выключили свет.

— Ты вляпываешься в проблемы только когда я рядом, или это твоё обычное состояние? — спросил он тихо, но так, что я слышала каждое слово.

Я хотела ответить. «Прости, прости», — это вырвалось из меня, но он уже не слушал. Его шаги были лёгкими, но твёрдыми, он прошёл мимо, не сказав больше ни слова, и исчез в толпе студентов.

Вихрь подозрений

Прошёл почти час с того момента, как я получила букет. Час — и этот странный, чуть сладковатый аромат роз всё ещё висел в комнате, словно невидимая вуаль, окутывающая всё вокруг. Он проникал в лёгкие, прилипал к коже, и в нём было что‑то тревожное, словно цветы хранили чужую мысль или предупреждение. Я сидела на краю кровати, скрестив руки на коленях, и чувствовала лёгкий страх. Не панический, не всепоглощающий ужас, но холодок, который пробегал по спине и оставлял ощущение, что сейчас что‑то произойдёт. Страх — тихий, но отчётливый. Страх перед тем, что Богдан, тот самый человек, который однажды сломал мою жизнь, может узнать обо мне и прийти.

Я медленно поднялась с кровати и подошла к окну. За стеклом город уже просыпался. Утро было прохладным, и лёгкий ветер колыхал занавески. Город жил своей рутиной: где‑то далеко стукал трамвай, внизу доносился шум машин и редкие голоса прохожих. Но для меня всё это звучало как далёкий фон — внутри себя я слышала только одно: этот тихий, сдержанный страх.

Я знала, что не могу оставлять всё как есть. Нужно было проверить. Не прямыми словами — слишком опасно раскрывать свои мысли. Но хотя бы узнать, есть ли он рядом.

Телефон лежал на столе, и я медленно подняла его. Нажала на контакт «Мама». Трубка поднялась уже с третьего звонка. Я услышала её тёплый, немного сонный голос.

— Агата? Как ты, милая?

— Всё нормально, мам… — я старалась, чтобы голос звучал спокойно, без дрожи. — Просто решила позвонить. Соскучилась.

Мы заговорили о пустяках: о том, что она готовит на ужин, как погода, про новости по работе. Она рассказывала, что вчера в магазине были скидки, а в парке у дома цветут клены. Я слушала, но внимание моё было рассеянным. В голове роились вопросы. Где он? Чем занимается? Есть ли он здесь, в городе, или действительно уехал?

Я пыталась спрятать тревогу за лёгким разговором. Но напряжение внутри росло. Я готовилась задать вопрос, который мог бы показаться невинным, но для меня был важен.

— Мам… он приходил к тебе? — спросила я мягко, почти шёпотом, будто боялась, что её ответ может быть услышан кем‑то рядом.

В ответ последовал короткий вздох. Я услышала, как мама на мгновение замялась.

— Был позавчера, Агата. И больше нет, — сказала она спокойно.

Я кивнула сама себе, хотя она этого не видела. «Позавчера» — это давняя встреча. Но почему она была единственной? Почему Богдан не появился раньше, или сегодня? Что он делал эти дни? Мои мысли начали запутываться. И это не просто любопытство — это было ощущение, будто кто‑то невидимый наблюдает за мной, проверяет каждый мой шаг.

— Он сейчас в Петербурге? — спросила я, стараясь не звучать настойчиво, будто говорю о погоде, а не о том, что волнует меня до дрожи.

— Да, милая, — ответила мама, в голосе прозвучало лёгкое удивление. — Видела фото у общего знакомого. Он там с утра.

Фото. Оно могло многое значить. Мама, конечно, не лгала, но что, если это лишь случайный фрагмент правды? Если он всё же где‑то рядом?

Я опустила телефон, прижав его к груди. В комнате стояла тишина, и я услышала, как в самом сердце моих мыслей закрадывается тревога. Я ещё раз посмотрела на букет. Лепестки казались живыми, будто внутри них скрывался чей‑то тихий шёпот.

Я знала одно: проверка началась. И Богдан — первый в списке.

Взгляд мой снова упёрся в букет — и не оторвать. Казалось, он хранит в себе какую‑то тайну. А в моей голове всё вертелось одно и то же: Богдан.

С одной стороны, он точно мог бы это сделать. Всё, что он когда‑то сделал со мной, говорило о том, что он умеет причинять боль, умеет играть чужими эмоциями. Он был способен на многое. Этот букет… мог быть предупреждением. Или даже издевкой. Его стиль — не прямо нападать, а оставлять знаки, которые мучают изнутри. Может, это его способ напомнить обо мне? Проверить, как я отреагирую?

Но с другой стороны… Богдан всегда действовал по‑другому. Он не любил игры, не был человеком, который станет шифроваться, прятать свои действия за загадочными жестами. Его манера была грубой, прямой — он приходил и брал то, что хотел, не оставляя намёков. Он не был поэтом, чтобы посылать цветы. И букеты — это вообще не про него. Это слишком… мягко. Слишком красиво для него.

Ещё один момент — он сейчас в Петербурге. Да, мама подтвердила. Но мы оба знаем, что Богдан умеет появляться неожиданно. И в одно мгновение. Он не обязан быть где‑то надолго. Если захотел — мог оказаться здесь. Просто так, без предупреждения.

Я закрыла глаза и представила, как он идёт по улице с этим букетом. Смотрит на меня и улыбается. Нет, это не похоже на него. Но что, если он решил играть в чужие правила? Что, если этот букет — не просто символ, а тест? Испытание?

Я пыталась взвесить все «за» и «против». В голове роились мысли: он мог бы, он не мог бы. Он не любит загадки — но в то же время он всегда был тем, кто наслаждается контролем. Может, этот букет — способ проверить, контролирую ли я себя?

В конце концов, я пришла к выводу: это вряд ли Богдан. Он слишком прямолинеен для таких игр. Но исключать его полностью нельзя. Потому что он — одна из тех фигур в моей жизни, которая оставляет следы. И эти следы могут быть куда глубже, чем я готова признать.

"""""""""

Утро наступило тихо, почти беззвучно. Лёгкий запах дождя всё ещё витал в воздухе — ночь прошла влажной, и улицы Москвы, кажется, сохранили это ощущение свежести. Я открыла глаза и на мгновение лежала, ощущая тяжесть вчерашних мыслей. Букет всё ещё стоял на тумбочке, словно молчаливый свидетель. Его присутствие не давало мне покоя, но вместе с тем — он не пугал. Скорее, навевал странную тревогу, которую я не могла до конца понять.

Я поднялась, потянулась, ощущая лёгкий холод на коже. На стекле окна ещё блестели капли росы, отражающие первые солнечные лучи. В комнате стояла тишина, только где‑то вдалеке звучал тихий гул города, готовящегося к новому дню. Я села на кровати и посмотрела на букет — цветы казались живыми, как будто хранили в себе чей‑то замысел. Лёгкая дрожь пробежала по спине, но я отмахнулась — нужно было начать день, не застревая в догадках.

Загрузка...