Лето в городе — это испытание на прочность. Асфальт плавится, воздух дрожит от жары, а тени от деревьев выглядят так жалко, будто сами мечтают спрятаться от солнца. Если ты влюблён и хочешь произвести впечатление, единственный разумный вариант, конечно же, парк. Там, по крайней мере, есть деревья, которые честно пытаются создать хоть какую‑то тень, фонтан, где можно незаметно смачивать носовой платок и прикладывать его к вискам, как благородный страдалец, и лавочки, чтобы перевести дух и решить, как дальше жить.
Егор, впрочем, планировал не «жить дальше», а сделать предложение. Поэтому вместо платка он прятал в кармане джинсов бархатную коробочку, а вместо того, чтобы купить колу или мороженое (а хотелось отчаянно!), мысленно репетировал речь. В голове от волнения крутилась лишь фраза из случайно увиденного по ТВ фильма: «Я старый солдат и не знаю слов любви…», но он понимал, что так дело не пойдёт. Нужно что-то более возвышенное, романтичное, достойное момента.
Он огляделся. Парк жил своей обычной летней жизнью: дети визжали на качелях; стайки подростков оккупировали скамейки, рассевшись на них с газировкой и чипсами; пожилые дамы неспешно прогуливались, обсуждая что-то важное. Всё это казалось таким обычным, таким земным и в то же время невероятно прекрасным. Именно здесь, среди этого привычного хаоса, Егор собирался изменить свою жизнь.
Соня появилась внезапно, как солнечный зайчик, пробившийся сквозь тучи. Платье в подсолнухах, волосы, собранные в высокий хвост, и улыбка, от которой, казалось, можно было подзарядить смартфон. Она подбежала, запыхавшись, и выпалила:
— Привет! Прости, автобус, на котором я ехала, сломался!
— Ничего страшного, — Егор улыбнулся, и тревога немного отступила. — Главное, что добралась. И я выжил на этой жаре.
День понёсся вихрем. Сначала они отправились на американские горки. Соня визжала так, будто её режут, но после спуска требовала прокатиться ещё раз. Егор, обычно скептически относившийся к подобным развлечениям, неожиданно для себя втянулся и даже начал подначивать её на новые подвиги.
Потом была кола. Два больших пластиковых стакана колы со льдом, которые Егор умудрился опрокинуть, когда фотографировал Соню. Холодная жидкость растеклась по скамейке, оставив мокрое пятно и лёгкий аромат карамели. Соня хохотала до слёз, а Егор только разводил руками, делая вид, что такова и была гениальная задумка.
А ещё были кривые зеркала в сохранившейся с доисторических времен комнате смеха. Егор и Соня смеялись над своими искажёнными отражениями, пытаясь поймать удачный кадр для соцсетей. Они выглядели в этих зеркалах то гигантскими, то крошечными, то с нелепо вытянутыми лицами, и каждый раз это вызывало новый приступ хохота.
К вечеру, когда солнце начало клониться к закату, они нашли укромную скамейку у пруда. Утки деловито спорили о куске хлеба, который кто‑то бросил на берег, а вода отражала последние лучи света, превращаясь в расплавленное золото. Идеальная картинка для судьбоносного момента.
Егор глубоко вдохнул, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. «Соберись! Ты побеждал армии троллей!» — пронеслось в голове. Он опустился на одно колено, достал коробочку и открыл её. Крошечный бриллиант поймал последний луч солнца и подмигнул Соне, словно говоря: «Ну что, берёшь?»
— Соня, я… — он запнулся. Язык вдруг стал ватным, неповоротливым, а слова, которые он репетировал весь день, будто испарились. — Мне очень хорошо с тобой. Нет… я люблю тебя… Я хотел сказать… в общем… станешь ли ты моей…
— О, Егор… Нет. — Её лицо изменилось в один миг. Восторг сменился жалостью, а в глазах появилось то самое выражение, с которым обычно смотрят на больного хомяка, принесённого в подарок. — Ты самый милый, самый добрый и замечательный парень на свете. Но… я всегда мечтала о Принце. Настоящем. Чтобы «на белом коне». С каретой, замком… ну, или хотя бы с приличной трешкой.
Егор непонимающе смотрел на губы девушки. Сейчас ее речь складывалась для него в странную какофонию.
- Я понимаю, наверное это глупо… Но если не требовать карету, то чего вообще требовать от жизни? А ты… ты просто замечательный. Ты замечательный, Егор. Но… Принцы не носят дешевые джинсы… Прости.
Она быстро поцеловала его в щёку, словно ставя точку в разговоре, развернулась и почти побежала прочь по аллее.
Егор все еще стоял на одном колене, чувствуя себя абсолютным идиотом. В ушах стоял звон, а фраза «просто замечательный» била, как бумеранг, возвращаясь снова и снова. Он медленно поднялся, сунул злополучную коробочку обратно в карман и опустился на скамейку. Утки закончили свой спор, последний кусок хлеба исчез в чьём‑то клюве.
Несколько минут Егор сидел неподвижно, наблюдая за тем, как солнце медленно уходит за горизонт. Потом что‑то щёлкнуло внутри. Плечи расправились, взгляд из растерянного стал острым, а в уголках глаз заплясали капризные искорки.
— Ну что ж, — тихо произнёс он самому себе. — «Просто Егор». Понятно. Принц, говоришь? Карета? Ладно.
Он огляделся - аллея была пуста. Даже утки, почуяв неладное, ретировались к воде. Из внутреннего кармана куртки Егор достал предмет, напоминающий изящный стилет для вскрытия писем. Рукоять была из слоновой кости, клинок чёрный, с тончайшей серебряной насечкой, изображающей созвездия, которых не найти на обычных звездных картах.
С усмешкой он взмахнул стилетом перед собой. Воздух затрещал, пространство разошлось со звуком рвущегося шёлка, открывая портал. Оттуда пахнуло озоном, корицей и чем‑то невероятно древним, словно запах старых книг в заброшенной библиотеке.
Егор шагнул внутрь.
Парк исчез. Егор оказался на скалистом утёсе, с которого открывался вид на долину, будто сошедшую с полотна сумасшедшего художника. В небе плыли два солнца, отбрасывая на землю причудливые тени. Воздух был густым и сладким, словно его напитали мёдом.
С грохотом, от которого содрогнулась земля, на утёс приземлился дракон. Белый, как снег, с перламутровой чешуёй, переливающейся всеми оттенками розового и голубого. На шее красовался изысканный ошейник в виде серебряной цепочки причудливого плетения, а глаза, огромные и блестящие, как агаты, смотрели на Егора вопросительно.