Недоступная Клава

Родителей Валерия не было на его свадьбе с Мариной.

Дмитрий Емельянович и Анна Павловна жили в Ставропольском крае и трудились в совхозе. Летом для них была самая, что ни на есть, горячая пора.

Поэтому молодые сами решили выбраться к ним и отпраздновать свадьбу ещё раз, с многочисленной семьёй мужа.

Марина волновалась перед встречей с матерью Валерия: была наслышана, что большинство свекровей злые и обижают невесток, почём зря.

— Вот, прошу любить и жаловать: моя Марина! — поклонился родителям Валерий, и тут же представил их жене — а это мои родители, Дмитрий Емельянович и Анна Павловна!

— Очень приятно, — опустив длинные ресницы, скромно произнесла Марина.

— Ну, что же вы стоите, Валерик! — спохватилась мать, — с дороги, небось устали! Выпейте с нами чайку, и ступайте отдохните!

— Как это «отдохните»? — раздался задорный голос. В дверях показался старший брат Валерия, Степан. Он подошёл и обнял гостей, — а, нас с женой почему не знакомишь?

— Да успеете ещё познакомиться, — замахала полотенцем на старшего сына мать, — дай людям с дороги дух перевести!

У Дмитрия Емельяновича и Анны Павловны было пять сыновей и две дочки. Всего детей, стало быть, семеро. Но до взрослых лет дожили пятеро — двое деток умерли — семилетний Мишенька упал с дерева, а десятилетняя Малаша утонула в речке. Сейчас с родителями остался только старший сын Степан с женой Клавдией. Остальные должны были подъехать к выходным.

Отдохнуть у Валерия с Мариной не получилось. Соседи, узнав, что приехал младший сынок Дмитрия Емельяновича, наперегонки спешили к его дому, поглядеть на городскую жену Валерия.

— В городе, я слыхал, все девки смолят, — прикуривая у Дмитрия Емельяновича, сказал дед Панкрат. — твоя-то невестка, не из таковских?

— Нет, наша не такая, — заступился свёкор за Марину.

— Ишь-ты! — не верил дед Панкрат. — А Лёнька мой говорит: «все городские курят, и вино хлещут наравне с мужиками»

— Врёт твой Лёнька! А свинья она везде грязь найдёт! — прищурившись, выпустил дым Дмитрий Емельянович.

Дед Панкрат обиделся, что его сына сравнили со свиньёй, и пошёл обратно, к себе.

Пора абрикосов была в разгаре, и на следующий день Валерий повёл молодую жену в сады. Марина, выросшая в городе, была в восторге: она бегала от дерева к дереву и рвала спелые плоды, то тут, то там.

Форма и цвет абрикосов были разнообразные — тут были вытянутые, гладкие, с красным наливным бочком, а там — бледно-жёлтые, мягкие, словно обитые плюшем.

Устав от прогулки, молодые люди решили спрятаться от полуденного зноя в тени старого дерева. Но, чем ближе они подходили к дереву, тем явственнее раздавался звук — какая-то женщина стонала и ахала. Саму её было не видать.

Первым о природе этих звуков догадался Валерий и потянул жену за руку, шепнув:

— Пошли отсюда!

Но Марина остановилась и посмотрев на мужа, тихо сказала:

— Ты что, Валер, а вдруг женщине плохо?

— Я тебя уверяю, — всё так же шёпотом ответил ей муж, — ей хорошо, и даже слишком!

При этом он заметно расстроился. Когда вернулись домой, там никого не было, и Марина стала приставать к мужу:

— Валер, что случилось?

— Ничего, забудь, — успокаивал он жену, — всё в порядке.

— Ты обманываешь! Я же вижу! Вижу, что не в порядке! — настаивала Марина. — Расскажи, что не так.

— Не знаю, может мне послышалось... но мне показалось, что я видел сына деда Панкрата, Лёньку.

— Ну и что? — не поняла Марина.

— А женщина... женщина, похоже, Клава. Жена брата. Точно! Вон, она возвращается!

В окошко было видно, как к дому подходит высокая статная женщина с большой корзиной собранных абрикосов.

— Красивая... — протянула Марина, и тут до неё дошло: — она что? Изменяет твоему брату?

— Я не уверен, что то был Лёнька, но похож...

— Расскажешь брату? — спросила Марина, и тут ей показалось, что кто-то вздохнул совсем рядом.

Однако Валерий, казалось, этого не заметил и продолжал несмотря на то, что Марина приложила палец к губам:

— Боюсь, что он её убьёт. Степан с детства был горячий! Отходчивый, но в пылу может дров наломать. — продолжал рассуждать Валерий, — Покалечит ещё кого-нибудь!

— Значит, видел мою Клавку в садах? С этим убогим Лёнькой? — раздался хриплый голос.

Оказывается, за занавеской отдыхал сам Степан и всё слышал. Именно в это время послышался шум — в дом вошла Клава, и тут же подошла к ведру, — напиться.

Степан выскочил к ней, а за ним и Валерий с Мариной. Увидев мужа с остекленевшими от ярости глазами, Клава, поднёсшая к губам ковш, застыла. На её лице отобразился страх.

Степан сделал к ней шаг, и она, бросив ковш обратно в ведро, рванулась к двери, но не успела: он схватил её за платье и сильно дёрнул. Треснула ткань.

— Что опять не так?! — истошно завопила Клава, — Стёпа, не надо! Христом Богом!

— Убью! — глухо прорычал Степан и дёрнул сильнее.

Клава выскочила из дома, чуть не сбив с ног заходившую из сеней свекровь, а в руках у Степана остался кусок материи.

— Ох, батюшки, Стёпа! — покачала головой Анна Павловна, — что с тобой? Ты на себя не похож! Ты что.. — она посмотрела вслед убегающей невестке, — опять Клаву обижаешь?

Степан в сердцах выругался, и не побежал, а пошёл вслед за женой, быстро удаляющейся в сторону садов. У сарая он схватил вилы.

— Сделай что-нибудь, — легонько толкнула мужа в бок Марина, — убьёт ведь он её. А вдруг и не она это была? Получится, что из-за тебя погибнет женщина!

— Ты права! — посмотрел на жену Валерий, — нужно его остановить!

И он пошёл следом за братом.

Клава добежала до соседнего хутора, который делили три поколения: Дед Панкрат с женой Авдотьей, его сыновья Афанас и Владимир с женами и детьми, да холостой сын Лёнька, которого старики хоть и называли «бедовым», но души в нём не чаяли.

Подбегая к дому Панкрата, Клава постоянно оглядывалась, приходя в ужас оттого, что муж хоть и медленно, но приближался, шёл по её пятам.